Даркоувер (№3) - Повелительница ястреба

Ромили с мрачным видом направилась к буфету и достала с полки две корзинки с вышиванием. Девушка вздохнула — с ручкой она научилась управляться, почерк у нее ровный, красивый, а вот иголку в руках держать не могла.

— Сейчас я еще раз покажу вам новый шов, — сказала Калинда и, не выдержав, зажала руку мальчика своими пальцами, пытаясь выровнять выводимые буквы.

Тут Ромили укололась иголкой и ойкнула.

— Это просто позор, Ромили. Тебе уже скоро пятнадцать, совсем невеста, а не можешь научиться обращаться с иголкой… Ну, Раэль, если очень постараешься, то все может получиться куда лучше, поверь мне!..

— Может, лучше оставить его в покое? — робко заметила Ромили.

Калинда метнула на нее недоуменный взгляд, потом вновь занялась мальчиком.

— Ну, что ты здесь написал?

Ромили приблизилась и осторожно заглянула в тетрадь. Написанное сразило ее, как, впрочем, и гувернантку.

«Я очень хочу, чтобы мой брат Руйвен вернулся домой».

— Немедленно порви это! Быстро!.. — приказала Калинда, и, не дожидаясь исполнения, сама вырвала листок и смяла его. — Если твой отец увидит… Ты же знаешь, он строго-настрого запретил упоминать его имя. Он забыт, его больше не существует.

— Я не упоминал, — ответил мальчик. — Я просто написал, что пришло в голову. Все равно он мой брат, и я буду говорить то, что хочу. Руйвен, Руйвен, Руйвен — ты где?

— Тихо, тихо, Раэль! — воскликнула Калинда. — Мы все… — Она словно споткнулась и замолчала, однако Ромили ясно услышала, как воспитательница закончила фразу про себя: «Мы все скучаем по Руйвену». Уже понизив голос, Калинда добавила: — Хорошо, можешь закончить с правописанием и заняться верховой ездой.

Раэль тут же зашвырнул букварь в парту и помчался к двери. Ромили с завистью поглядела ему вслед, потом с мрачным видом принялась разглядывать вышивание. После долгой паузы Калинда наконец подала голос:

— Конечно, ребенку трудно понять… Ваш брат Дарен приедет домой в середине лета. И то хорошо — Раэль очень скучает по нему. Теперь, Ромили, следи за моими пальцами — клади стежки вот так. Три раза вокруг иголки и протягивай. И протягивай… Вот видишь, когда захочешь, у тебя получается очень неплохо.

— Ну, так шить легко. Просто удовольствие!.. — поделилась Мэйлина, разглядывая наполовину вышитый рисунок, под ее ловкими пальчиками уже почти раскрылся яркий цветок.

— Как тебе не стыдно, Ромили? Мэйлина уже успела вышить с дюжину наволочек для приданого. Теперь она подрубает простыни…

— Послушайте, — сказала Ромили и отошла к стене. — Разве я нуждаюсь в вышитых наволочках? На диванных подушках сидят, а не разглядывают, что на них вышито. Мне кажется, когда я выйду замуж, пусть лучше муж смотрит на меня, а не на вышитые цветы на простынях.

Мэйлина хихикнула и покраснела. Калинда воскликнула:

— Что ты говоришь, Ромили! Это же просто ужас какой-то!.. — Потом она вдруг улыбнулась. — Когда у тебя будет собственный дом, ты поймешь, как важно наполнить его красивыми вещами.

«В чем я лично глубоко сомневаюсь», — решила Ромили и вновь взяла пяльцы. Мэйлина между тем занялась отделкой узорчатой каймы — здесь золотые нити переплетались с ярко-синими.

Да, это хорошо, согласилась Ромили, глядя на ловкие пальчики сестры, но почему этому придается такое большое значение? И сколько приходится тратить сил! Конечно, даже подседельная подушка должна выглядеть красиво. И попона тоже… И колпачок для ястреба, но зачем все это пышное разноцветье, эти бьющие в глаза крупные распустившиеся бутоны? Вот что ей не по душе.

— Ты пропускаешь мимо ушей все, что я тебе говорю, — попеняла воспитательница. — Я поговорю с лордом Микелом — может, наш домоуправитель даст тебе уроки по ведению приходо-расходной книги, а может, ты освоишь с ним более сложные расчеты. Ты быстро решила задачу. Тебе действительно надо учиться, развивать свой умишко, он у тебя очень даже приспособлен к усвоению знаний.

— Брать уроки у управляющего? — раздался голос от порога. — Это полная чепуха, местра. Ромили уже взрослая девица, чтобы оставлять ее наедине с мужчиной. Тут пахнет скандалом. И что за нужда для леди уметь вести бухгалтерские книги?!

Ромили подняла голову — ее мачеха Люсьела вошла в классную комнату.

— Если я научусь разбираться в подсчетах, — ответила Ромили, — я могу быть уверена, что никакой бесчестный слуга не обманет меня.

Люсьела улыбнулась. Это была маленькая полная женщина, волосы ее чуть вились. Одета она была так нарядно, словно получила приглашение от королевы на чаепитие в саду.

— Моя приемная дочь, думаю, нам удастся найти тебе такого мужа, чтобы ты не испытывала необходимости в подобном контроле за слугами. — Она наклонилась и поцеловала Мэйлину в пухлую щечку, потом похлопала Ромили по голове. — Что, Раэль уже убежал заниматься верховой ездой? Надеюсь, солнце сегодня не такое яркое и не повредит ему. — Женщина вгляделась в вышивку Ромили. — О дорогая, это никуда не годится! Дай-ка мне иголку, дитя, ты держишь ее словно скребницу для лошадей. Смотри, иголочку следует держать вот так. Видишь? Теперь мы сделаем аккуратный узелочек — это же очень просто, стоит только правильно взять иголочку.

Ромили кивнула. Домна Люсьела по отношению к старшей падчерице была сама доброта, только она никак не могла взять в толк, почему та совсем не похожа на Мэйлину. Разве что лицом, да и то сходство очень отдаленное.

— Ну-ка, сделай еще один стежок, а я посмотрю. Старайся делать, как я…

Ромили тут же оттопырила мизинец.

— Вот видишь, так намного лучше. Я же знаю, ты очень способная, и пальчики у тебя ловкие, надо только захотеть и заставить их трудиться. Твои письменные работы выглядят куда лучше, чем у Мэйлины, только тебе не хватает терпения и старания. Калинда, — обратилась она к гувернантке, — я пришла спросить, не пора ли сделать перерыв? Кстати, Раэль уже ускакал из усадьбы? Ну, хорошо, мне, собственно, нужны только девушки. Надо разобраться с платьями для верховой езды, они понадобятся, когда к нам приедут гости на Праздник середины лета.

Мэйлина взвизгнула от восторга.

— У меня будет новое платье, матушка? А какого цвета? Оно будет из бархата, как у настоящих леди?..

— Нет, моя дорогая, твое сшито из габардина. Бархатное — тяжелое и предназначено для более старших, — ответила Люсьела.

Мэйлина недовольно заворчала:

— Все-то мне достается что похуже. Все платья грубые, сшитые из лоскутьев. Да еще мешковатые, огромные…

— А ты вырастай побыстрее, — мягко ответила Люсьела. — Какой смысл нынче шить тебе по мерке, когда ты так быстро растешь? К тому же ты самая младшая в семье, так что радуйся, что на этот раз тебе сошьют новое платье. Тебе бы следовало донашивать за Ромили, вот только, как за ней ни следи, она в несколько месяцев превращает добротную одежду в кучу тряпья, которое и молочнице-то носить не к лицу.

— Лошадь предназначена, чтобы скакать, а не для того, чтобы влезть на нее в пышном наряде и жеманно улыбаться конюху, — сказала Ромили.

— Ах ты дрянь! — Мэйлина поджала губы и ткнула локтем сестру в бок. — Да на тебя, как на палку от метлы, никто и не взглянет.

— А уж на тебя, хрюшку, все будут пялиться! — огрызнулась Ромили. — Только не рассчитывай на мои обноски, потому что так разъелась на медовых пирожных, что ничего на тебя не налезет. Никак мимо кухни пройти не можешь!..

— Девочки! Девочки! — всполошилась Люсьела. — Нельзя же так. Что за выражения? Я пришла попросить, чтобы вас освободили на сегодня от занятий, а вы что затеяли? Желаете целый день провести в классной комнате?

— Конечно нет, матушка, — быстро согласилась Ромили.

В свою очередь Мэйлина угрюмо буркнула:

— А пусть она не обижает меня.

— Нет-нет, никто не будет тебя обижать, — поспешила заверить ее Люсьела. — Пойдемте, пойдемте, портнихи уже заждались.

— Я вам больше не нужна, ваи домна? — спросила Калинда.

— Нет, можете отдохнуть, местра. Мне кажется, вам просто необходимо перевести дух после утра, проведенного с моим выводком. Только сначала пошлите слугу — пусть посмотрит, как там Раэль. Ему тоже надо примерить новый камзол, но это потом. После верховой езды…

Сердце Ромили, когда она спускалась за приемной матерью в комнату, где их ждали портнихи, сжималось от самых мрачных предчувствий.

Комната представляла собой светлый, наполненный воздухом зал. Широкие окна, вдоль стен и по углам зеленеющие плодовые деревья — и никаких комнатных цветов! Леди Люсьела была практичная женщина и повсюду разводила исключительно полезные растения: целебные травы, пряности, овощные культуры. Ее вкусы и круг интересов едва ли заходил дальше рассуждений об оборках и кружевах, и после нескольких столкновений по этим вопросам, которые позволила себе Ромили, ей пришлось прикусить язычок. Вот почему девушка с тревогой ожидала, что же такое соорудили портнихи под руководством мачехи. Но когда она увидела свой наряд — темно-зеленый бархат, искусно подогнанный, подчеркивающий стройность ее фигуры; никаких украшений, кроме белого воротничка; цвет очень подходит к ее серо-зеленым глазам и медного тона волосам, — сердце зашлось от радости.

— Ой, как красиво! — Ромили всплеснула руками. — Даже не верится, что это для меня.

— Конечно, дорогуша, ты же должна быть прилично одетой, когда поедешь на охоту. Ты не можешь быть хуже других, когда на Праздник середины лета приедут гости из «Высоких скал», — сказала Люсьела. — Им надо будет показать, какая ты замечательная наездница. Я думаю, тебе следует ездить на более подходящей для дамы лошади, чем старый Ветрогон, пусть даже ты и приручила его. Я уже подсказала Микелу, чтобы он подобрал тебе коня.

Изумление падчерицы развеселило Люсьелу. Девушка помогала отцу объезжать трех чудесных, черных, как ночная мгла, скакунов, доставленных из ленартских поместий. Именно эти кони стали украшением конюшни «Соколиной лужайки». Неужели отец позволит ей оседлать одного из этих красавцев! Девушка на мгновение представила себя восседающей на вороном жеребце с Пречиозой на руке — и непроизвольно бросилась к Люсьеле. Крепко обняла стареющую женщину, чем несколько перепугала ее.

— О, благодарю, благодарю вас, приемная матушка!

— Какая радость видеть тебя столь похожей на благородную даму, — сказала Люсьела и улыбнулась, увидев Ромили в новом платье. — Теперь сними его, дорогая, платье еще надо дошить. Дара, Дара, — обратилась она к швее, которая поправляла наряд на полной груди Мэйлины, — здесь чуть отпусти и здесь — неприлично молодой девушке выставлять на обозрение все свои округлости.

Мэйлина надулась.

— Ну почему все мои платья болтаются как мешки? Что я, ребенок, что ли? Вон у меня какая фигура, не то что у Ромили.

— Конечно, — согласилась старшая сестра, — титьки у тебя, как у деревенских девок. Ты вполне можешь наняться в кормилицы. — Она критически оглядела округлую фигуру сестры. Та огрызнулась:

— Любое платье висит на тебе, как на вешалке. Ты можешь обойтись старыми штанами Дарена. И так выглядишь как мальчишка, особенно в мужских кожаных бриджах. Совсем как одна из этих… из Ордена Меча…

— Ну, девочки, — миролюбиво сказала Люсьела. — Ромили, не смейся над сестрой, она растет куда быстрее, чем ты, — в этом все дело. И ты, Мэйлина, веди себя потише — Ромили уже выросла, и ваш отец вполне определенно выразился, что ей уже не к лицу скакать на лошади по-мужски, тем более носить штаны и сапоги. Она теперь станет настоящей леди, на которую во время летнего праздника будут любоваться гости из «Высоких скал». О-о, здесь устроят соколиную охоту и собачий гон… Возможно, сам Алдаран из Скатфелла с сыновьями и дочерьми явится сюда и даже господа из «Сторновых высот».

Мэйлина завизжала от удовольствия — обе дочери Скатфелла были ее ближайшими подругами. В зимнее время, когда снежные заносы отрезали «Соколиную лужайку» от дома Скатфеллов и «Высоких скал», они не могли видеться. Ромили, в общем-то, было все равно — Джесами и Джеральда были ее ровесницами, однако во всем походили на Мэйлину, такие же сочные и полные… До смерти пугались лошадей, на которых они ездили, и заботились больше о нарядах для верховой езды и орнаментах, украшавших седла, чем о самих скакунах или мастерстве выездки. Старший сын владельца «Высоких скал» был одних лет с Руйвеном, они были лучшими друзьями. Люди из Сторна все взрослые, большинство из них женаты. Наедут с детьми…

Может, ей выпадет удача участвовать в скачках вместе с отцом и Дареном, который тоже приедет домой из монастыря Неварсин? Может, позволят в первый раз выпустить в полет Пречиозу?.. Собственно, это даже не плохо, если при гостях она будет носить женские наряды и скакать в дамском седле. Действительно, зачем на праздник надевать сапоги и бриджи, подшитые кожей? Гости побудут и разъедутся, а Ромили докажет, что является примерной дочерью. Она и в дамском седле не подкачает — сидит в нем как влитая. Пусть мачеха и отец порадуются… Кто знает, может, подобное послушание зачтется?

Что-то напевая про себя, девушка вернулась в свою комнату, чтобы переодеться. Ромили собиралась пойти на конюшню, вывести Ветрогона — заодно можно присмотреться к вороным скакунам. Может, и в самом деле взять с собой Раэля, когда отправится прогуливать Пречиозу — та будет сидеть на луке седла на длинной бечевке? С собой придется захватить кусочки мяса, чтобы вовремя награждать ее. Как иначе можно выдрессировать хищную птицу?.. В комнате она сразу принялась разыскивать сапоги и бриджи, доставшиеся ей от Руйвена, однако их нигде не было.

Она хлопнула в ладошки, чтобы подозвать служанку, убиравшуюся в ее помещении. На звук появилась старая Гвенис.

— Няня, в чем дело? Где моя одежда для верховой езды?

— Твой отец строго-настрого наказал, — ответила Гвенис, — а леди Люсьела добавила, чтобы я немедленно выбросила бриджи и рубаху. Они до того износились, что и для мальчишки, помощника Девина, уже не годятся. Пока твои новые наряды не будут готовы, ты можешь надеть старые платья, моя радость. — Она указала на юбку и блузку, разложенные на кровати. — Если хочешь, девочка, я помогу тебе одеться.

— Ты все выбросила? — рассвирепела Ромили. — Да как ты посмела?!

— Зачем бранишь меня, любовь моя! Разве могла я не подчиниться леди Люсьеле? Сама подумай… А что, юбочка вполне тебе к лицу, даже если и немного будет жать в талии. Посмотри, я еще вчера, как только леди Люсьела приказала, все приготовила.

— Как я могу скакать на Ветрогоне в этом? — Ромили смяла одежду в комок и швырнула в угол комнаты. — Он не приучен к дамскому седлу. Я тоже ненавижу его! Верни мне бриджи!.. — бушевала девушка, но няня с печальным видом покачала головой.

— Я не могу, моя хорошая, твой отец строго-настрого наказал… Больше тебе не придется скакать в мужских штанах. Пришло время, тебе же в самый канун летнего праздника стукнет пятнадцать, мы уже должны подумать о женитьбе. Ну какой мужчина захочет взять в жены девчонку-сорванца, которая мчится на коне в мужских штанах, словно шлюха или одна из этих сумасшедших из Ордена! Послушай, Ромили, это же просто неприлично. Такая большая девочка — а что выделываешь? Убегаешь из дома и всю ночь торчишь в соколятнике!.. Тебе пора понять, что ты благородного происхождения и у тебя масса обязанностей. Теперь, если желаешь прокатиться на коне, одевайся как подобает. И не мели больше глупый вздор.

Ромили со страхом глянула на старую нянюшку. Вот какое наказание выдумал отец! Куда более тяжкое, чем порка, куда более жестокое… К тому же ей было хорошо известно, что приказы отца никогда не оспаривались. И против чего в этом случае можно протестовать?.. Против юбки? Глупо… Все вроде по справедливости. Пришла пора забыть ребячьи забавы… Что здесь можно возразить? И то, что подобное решение было сродни тому, как она поступила с пойманной птицей, впервые пришло ей в голову. Вот и ее начали приручать, вот она, если так можно выразиться, дрессировка. И все вроде по обычаю, по установлениям древних, никем и никогда не оспариваемых…

«Лучше бы он выпорол меня. Наконец, он должен был напрямую поговорить со мной. Ведь я тоже человек!.. А не отдавать меня в руки Люсьелы, чтобы дать ей возможность сделать из меня настоящую даму…»

— Этот наряд испугает моего коня! — крикнула Ромили. — Он меня и близко к себе не подпустит. Я его не надену!

Она принялась пинать ногами ненавистные тряпки.

— Вот и хорошо, моя радость. Лучше останься дома. Зачем тебе эти скачки? Пора вести себя как юная благородная дама, — примиряюще сказала Гвенис. — Ты и так слишком долго торчишь на конюшне, надо заняться и домашними делами. Пусть с ястребами и лошадьми возятся твои братья.

Пораженная, Ромили едва проглотила комок, застрявший в горле, посмотрела сначала на нянюшку, потом на раскиданную по полу одежду.

— Что-то подобное я ожидала от Люсьелы, она ненавидит меня. Так можно обращаться с Мэйлиной, не понимающей, что такое настоящий конь. Но я никак не могу поверить, что и ты с ними заодно, няня!

— Твои упреки несправедливы! — уныло пожаловалась Гвенис. — Как ты можешь так говорить о своей мачехе?! Послушай, Ромили, я редко встречала женщину, которая бы по-доброму относилась ко взрослым падчерицам. Чтобы благородная дама одевала приемных дочерей лучше себя, да еще при этом сознавала, что вы обе куда более красивы, чем она?.. Зная, что наследником является Дарен, а ее сыну не на что рассчитывать и ему будет уготована судьба недестро?[9] Я такую не встречала. Послушай, Ромили, твоя мать тоже бы выбросила мужские штаны из твоей спальни, она бы никогда не позволила тебе гонять сломя голову по лесам и ущельям. Как ты можешь говорить, что леди Люсьела ненавидит тебя?!

Ромили по-прежнему упорно смотрела в пол. Взгляд ее буквально ел одежду. Как ни крути, а няня была права: вряд ли кто относился к ней с такой добротой, как Люсьела. Было бы куда лучше, если бы она открыто выказала свою ненависть. А так что она может поделать против доброты? Против нее не попрешь, не поборешься, а что там внутри — кого это интересует…

«Она меня в конце концов придушит своей заботой, и я ничего не смогу поделать».

Пречиоза напрасно будет ждать ее — неужели Гвенис всерьез думает, что она оставит ястребицу на попечение этого ленивого подростка? Или даже самого Девина?..

«Так что же делать? Разорвать все в клочья? То-то радость будет Люсьеле! Как же, заботишься о ней, заботишься — и все напрасно. Никакой, мол, управы на Ромили нет. Тут же найдут управу. И кто от этого выиграет?»

Трясущимися от ярости руками девушка принялась натягивать ненавистную габардиновую юбку. Ничего, что жмет в талии — Ромили холодно отвергла попытки Гвенис помочь ей. Лучше скакать в этом идиотском наряде, чем бросить верховую езду! Однако пусть они не думают, что она так легко сдастся.

Она еще им покажет! Даже в этих тряпках.

Закипая от злости, Ромили спустилась во двор, направилась в конюшню. Рядом стояла соколятня… Раза два она споткнулась, запутавшись в длинной юбке. Как же дамы ходят в подобных одеждах?! Мелкими шажками, степенно? Она тоже попыталась так пройти и тут же снова споткнулась. Да, подложила ей свинью Люсьела… Подманила нарядным бархатным платьем, а потом лицом в грязь. И ударчик подсластила — послала вместо себя Гвенис. Какая деликатность! Даже словом не обмолвилась, что бриджи и сапоги тю-тю!..

В соколятне Ромили первым делом натянула охотничью перчатку, потом подошла к жерди, на которой сидела привязанная Пречиоза, и усадила ее на запястье. Погладила ястребицу по груди специально приготовленным для этой цели перышком — руками птичьего оперенья касаться нельзя. Пречиоза почувствовала ласковые прикосновения и пошевелилась. Девушка едва удерживала руку — все-таки ястребица грузная, тяжелая птица. Ромили начала успокаивать ее, потом положила руку, на которой сидела Пречиоза, на подпорку. Наконец подозвала к себе Кера:

— Приготовил свежее мясо для Пречиозы?

— Да, дамисела. У меня есть голубь, ему только что свернули шею. Я его специально отложил для ястреба. Всего-то минут десять прошло, — ответил парень, и Ромили недоверчиво понюхала тушку, затем подвесила ее к поясу.

Птица, почуяв запах, вновь заволновалась, задвигалась. Ромили направилась к выходу, длинный подол мешал идти нормальным шагом. Девушка вышла во двор, освободила ястреба, потом покрутила приманкой над головой. Пречиоза встрепенулась и, внезапно сильно оттолкнув руку хозяйки, ударила крыльями, взлетела в небо и уже оттуда камнем пала на добычу, брошенную на булыжники двора. Ромили тут же оттащила ястребицу, потом свистнула в особый свисток и позволила хищнику несколько раз клюнуть добычу.

Очень важно было научить ястреба подчиняться этому сигналу — в ее сознании этот звук должен был соединиться с разрешением наброситься на добычу. Пречиоза, взлетев, вновь уселась на руку Ромили. Девушка протянула голубя Керу и сказала:

— Теперь ты. Я хочу посмотреть, как она летает.

Тот послушно взял приманку, тоже покрутил ею над головой; вновь Ромили сняла колпачок — Пречиоза взмыла в небо и по свистку пала на тушку. Этот прием был повторен дважды, потом Ромили позволила птице доклевать голубя. Наконец, водрузив на голову хищника черный колпачок, отнесла ее в сарай и там посадила на жердь. Снова и снова она принялась ласкать Пречиозу перышком, шептала глупые, но такие приятные слова, хвалила ее. Их сознания опять слились, и Ромили отчетливо ощутила, как приятны молодой птице эти знаки внимания. Так проходило обучение… Уже недалек был день, когда ястреб отправится в свободный полет, сам будет искать добычу и возвращаться к хозяину…

— Ступай и оседлай Ветрогона, — приказала Ромили и угрюмо добавила: — Приготовь дамское седло.

Парень отвел глаза в сторону.

— Простите, дамисела, ваш отец распорядился… Такой сердитый он был…

Ага, вот еще добавок к выброшенным бриджам и сапогам. Конечно, все это вместе куда человечнее, чем варварская порка. Отец никогда бы не додумался до этого — здесь чувствуется опытная пухленькая ручка. Так и кладет стежок за стежком… Ромили воочию увидела эту сцену — вот Люсьела жалуется отцу: такая большая девушка, а часами не вылезает из конюшни, и от соколов ее не оторвать. Ты ей все прощаешь, смотри, если что случится!.. А случится обязательно, и даже если не случится, то сколько будет разговоров. Не лучше ли мне заняться ею, я быстро сделаю из нее настоящую даму…

Ромили уже почти была готова броситься на слугу, гнев застил глаза… Потом опомнилась. Ну и ладно, все равно любому уважающему себя скакуну дамское седло оскорбительно. Ветрогон просто не дастся… Вот и Пречиоза, почуяв, что хозяйка на грани взрыва, тоже взъерепенилась. Девушка усилием воли подавила злость и спокойно сказала:

— Хорошо, оседлай кобылу.

Как бы там ни было, а она сегодня обязательно проедется с Пречиозой — пусть та привыкает и к рыси, и к галопу. В любом случае лучше заняться делом, чем дуться от бессильной ярости.

Пока Ромили скакала верхом, она без конца размышляла над своим положением. Мысли были хлесткие, ясные… Обратиться к отцу? Бесполезно… В этом деле он во всем положился на Люсьелу. Новый наряд для верховой езды сразу прояснил направление, в котором дует ветер. Как ни крути, но очевидно, что недалек день, когда ей совсем будет запрещено садиться на лошадь. Все будет обделано аккуратненько — Люсьела заявит, что отец желает подобрать ей достойную коняшку. И ездить она должна по-дамски, мелкой рысцой; а сидя на дамском седле, нельзя будет возить с собой ястреба — там нет на передней луке приспособления, на которое можно было бы посадить Пречиозу. Следующим шагом будет попытка уговорить ее вообще не появляться на конюшне и в соколятнике, потом и совсем запретят — Люсьела заявит, что благородной даме там делать нечего. Ей только надо приказать, и оседланную кобылу подведут к крыльцу.

Что Ромили сможет с этим поделать? Она же еще несовершеннолетняя — пятнадцать исполнится только летом.

Зачем в таком случае боги наградили ее лараном, если только мужчинам дано свободно пользоваться этим даром? Ромили едва не заплакала. Почему она не родилась мужчиной? Вот, к примеру, если спросить Люсьелу об этом, то ответ будет дан немедленно. Зачем, переспросит она, женщине этот дар? Ну конечно для того, чтобы передать его сыновьям.

Значит, она всего лишь некий передаточный механизм для переноса дара от неизвестного мужа к его сыновьям? Она много раз задумывалась о детях — ей очень хотелось иметь таких симпатичных карапузов. Припомнился Раэль, когда он был еще совсем малыш. Такой пухленький, с очаровательными складочками на ручках и ножках, слюнявый, улыбающийся… Похожий на куколку… Но отказаться от всего, что составляло ее жизнь — а значит, от самой себя, — не выходить за порог дома, превратиться в ленивую, отъевшуюся бабу, какой стала Люсьела, заниматься исключительно детьми?.. Слишком высокая цена — даже за такую замечательную награду, как ребятишки. Ромили неожиданно разрыдалась — тут же выругала себя за слабость, ведь ее сомнения тотчас передадутся лошади и ястребу. Нет, нюни распускать нельзя!..

Ей следует выждать. Не терять голову. Возможно, когда отец остынет, ему самому станет не по себе — тогда и следует попытаться втолковать ему всю бессмысленность подобного обращения с дочерью. Внезапно у Ромили родилась идея — на праздники, за несколько недель до середины лета, в «Соколиную лужайку» вернется Дарен. Он хорошо к ней относится, к тому же он законный наследник поместья, может, он встанет на ее сторону и повлияет на отца? Ромили на скаку погладила ястребицу перышком — пусть успокоится, жизнь не такая уж плохая штука, чтобы по каждому поводу взмахивать крыльями, — и, развернув кобылу, помчалась домой. В сердце затеплилась надежда…

3

За десять дней до Праздника середины лета, в канун дня рождения Ромили, в «Соколиную лужайку» вернулся Дарен.

Первым увидел приближавшихся всадников Раэль — в это время вся семья завтракала на воздухе. Погода стояла прекрасная, и с террасы открывалась широкая панорама. Вся обширная долина Кадарина была как на ладони. Раэль в тот момент как раз потянулся за вторым куском хлеба с медом. На мягкие попреки матери, что ему бы следовало не вертеться, вести себя за столом прилично, он без слов отвернулся от стола и положил хлеб на перила ограды. В этом месте над балконом нависали редкие ветки иви — огромного дерева, верхушка которого возвышалась над крышей замка.

— Мама, взгляни-ка, — позвал мальчик. — Там какие-то всадники поднимаются вверх по тропинке. Они направляются сюда, разве не так? Папа, ты их видишь?

Макаран нахмурился, поднял чашку.

— Тихо, Раэль. Я же разговариваю с твоей матерью. Нехорошо перебивать взрослых…

— Это же Дарен! — теперь уже вскрикнула Ромили и подбежала к перилам. — Я узнаю его лошадь. Я встречу его внизу!..

— Ромили! Сядь на место и доешь, — начала Люсьела, но девушка уже мчалась к выходу.

Толстые косы били по плечам. Вот уже позади длинный пролет лестницы. Сзади послышался дробный перестук каблуков Раэля. Она засмеялась, представив застывшую с разведенными руками Люсьелу: «Что за безобразие? Ну зачем же так скакать?» На ходу девушка облизала липкие от меда пальцы и выскочила во двор. Тут ее догнал Раэль — мальчик подбежал к входным воротам и с разбегу повис на них. Его звонкий голосок сразу начал созывать слуг, чтобы те поскорее раздвинули створки.

— Там мой брат Дарен — он уже совсем близко… Ну, что же вы!..

Тут же набежали радостно возбужденные слуги, принялись вытаскивать брусья, с помощью которых на ночь запирали ворота. С внешней стороны уже долетало лошадиное ржание. Раэль без конца распоряжался, мешался под ногами. Как только тяжелые створки начали расползаться, он выскользнул за ворота и принялся махать руками.

— Это же Дарен. С ним еще кто-то… Ромили, взгляни. Побежим, встретим их!..

Но сестра внезапно остановилась, смутилась. Как-то сразу ей стали мешать косы, отброшенные за спину, грязные пальцы и рот. Она быстро вытерла руки о шкуру вертевшегося у ног дворового пса, потом достала платок и, послюнявив его край, стала тереть щеки и подбородок. Что за блажь на нее накатила? Почему вдруг подобные пустяки взволновали ее?.. Разве только из-за Дарена или еще и друг его, пока невиденный, незнакомый, смутил ее?.. Наконец всадники въехали во двор. Дарен спешился, и Раэль бросился ему на шею, повис, затараторил что-то быстро, глотая звуки — не разберешь… Старший брат засмеялся, обнял мальчика, затем направился к Ромили и обнял ее.

— Как ты вытянулась, уже совсем невеста…

— У нее скоро день рождения!.. — выпалил Раэль. — Что ты ей привез?

Дарен рассмеялся. Он был высок и строен, тонок в талии. Рыжие волосы завивались в кудряшки — словно папаха, надвинутая на глаза. Лицо бледно, по-видимому, от долгих занятий в монастыре Святого Валентина в Снегах, на которых ему приходилось просиживать часами.

— Я совсем забыл, что у тебя день рождения, сестра, — признался Дарен. — Ты меня не забыла? А подарок к празднику я все-таки везу.

— Для меня самый лучший подарок — твой приезд, — ответила Ромили, и легкая тень грусти мелькнула на лице. Она любила Дарена, но Руйвен был ей куда ближе. Однако он больше никогда не вернется домой. Никогда, никогда… Ненависть к проклятым Башням, которые похитили у нее брата, всколыхнулась в душе. Даже слезы на глаза выступили…

— Папа и Люсьела завтракают, — сообщила она. — Поднимемся на балкон, Дарен? Прикажи коридому[10], чтобы он распаковал сумы и отнес вещи в твою комнату.

Она схватила брата за руку и уже было совсем поволокла к лестнице, однако тот осторожно высвободил руку и повернулся к своему спутнику, который уже слез с коня и отдал поводья слуге.

— Прежде я хочу познакомить тебя с моим другом, — сказал он и, вернувшись, подтащил незнакомца поближе к сестре. — Алдерик из Кастамира… Старшая из моих сестер Ромили…

Молодой человек был еще выше Дарена, его темно-рыжие как медь волосы приблескивали на кончиках золотистыми светлыми искорками. Глаза серые, глубоко посаженные, лоб высокий, чистый… Одет он был бедновато, не в пример разряженному Дарену. Тот как законный наследник «Соколиной лужайки» был облачен в бархатный, украшенный вышивкой и меховой опушкой камзол. На плечах Алдерика болтался поношенный плащ — создавалось впечатление, что этим нарядом пользовался еще его отец, а то и дедушка. Местами были видны искусно наложенные заплаты.