Даркоувер (№3) - Повелительница ястреба

Лицо богатыря отразило сильнейшую муку. Наконец он успокоился и вновь погрузился в сон. Ромили тоже свернулась клубочком и закрыла глаза.

Прошло несколько минут, и вдруг она почувствовала, как сильная, тяжелая рука коснулась ее тела, потом обняла.

Она принялась отбиваться. Орейн, не открывая глаз, мягко успокоил:

— Ах, парень, не бойся. Ты просто не понимаешь… Ты так похож на Каролина в ту пору, когда мы оба были мальчишками. У него были такие же рыжие волосы, он был такой же робкий, скромный, но, когда требовалось, умел быть мужественным.

Ромили начала бить крупная дрожь. Он вовсе не об этом, вовсе не о пакости! Он не знает, он ничего не знает. Но это все равно. «Все будет хорошо, я так и скажу ему — все будет хорошо!»

Теперь она не отталкивала его руку — было в его прикосновениях что-то волнующее, манящее, чему нельзя — и не хотелось! — противиться. Истинная доброта и тепло, что ли… В них не было и намека на те отвратительные, бесстыдные ласки, которые позволял себе дом Гарис, или наглые, грубые ухватки Рори…

Она подвинулась к нему и обняла за плечи, положила голову ему на плечо.

— Все будет хорошо! Успокойся, Орейн, все наладится. — Ромили прижалась к его щеке, прошептала: — Орейн, ты знаешь? Я… я… — Выговорить последнее слово она не могла, всхлипнула и положила его руку на свою грудь. Он тут же сел на постели, замер, потом его лицо вспыхнуло.

— Адское пламя! — хрипло, с трудом выговорил он и отпрянул. — Ты девица!

Тут же вскочил с кровати, начал натягивать на ноги задравшуюся ночную рубашку, при этом старался не смотреть на девушку. Ромили почувствовала жгучий стыд, обиду — дрожь не проходила, только теперь ей вдруг стало противно. Ее отвергли!.. Даже из самых лучших побуждений. Во рту скопилась горечь. И не выплюнешь ее, не проглотишь…

— Госпожа, дамисела, тысячу извинений. Покорно прошу прощения. Никогда мне и в голову не приходило. Батюшки, не могу поверить, ты — женщина, дама… Аварра, милосердия! — И, немного успокоившись, сообразив в конце концов, кто есть кто по происхождению, спросил: — Кто же ты?!

Ромили бурно зарыдала и сквозь всхлипы с трудом выговорила:

— Ромили Макаран.

— О великие боги! Еще хлеще! Какая фамилия!.. — Орейн хлопнул себя по ляжкам, потом, спохватившись, бросился к ней, укрыл одеялом. — Только без крика. Не дай Бог, кто услышит. Леди, прошу вас, я вас пальцем не трону, только не шумите.

— Какой, к черту, шум! — рыдая, выругалась Ромили и закричала еще громче: — Забудьте, что я леди.

— Рад бы, да не могу, — ответил Орейн, сел рядом с ней, обнял за плечи. — Ведь мы же друзья, не так ли? В любом случае останемся друзьями… Прости меня, девонька, не надо плакать. Тихо! — цыкнул он, и Ромили замолкла. — Я так понимаю, — продолжил Орейн, — раз ты переоделась мальчишкой, значит, у тебя были на то причины. — Он вытер ей нос. — Вот так, вот так, ты же хорошая девочка, не надо плакать, радость моя. Лучше расскажи все, что с тобой случилось.

Часть третья

«Меченосица»

1

Снег падал все утро, и с рассветом Каер-Донн укрылся белым одеялом. В то же время было на удивление тепло, по закоулкам уже начало припахивать прелью и каким-то особым ароматом подступающей весны.

Ромили не могла справиться с печалью, когда с первыми лучами солнца Орейн вежливо предложил ей собрать свои пожитки.

— Здесь тебе не место, — просто сказал он.

«Говорил мне отец, что только безумцы или совершенно отчаявшиеся люди рискуют отправиться в горы зимой. Я же пересекла главный хребет во время солнцеворота, угодила в самую середку. Вот и не надо было! Надо было слушаться папочку!.. Стоит только взглянуть на Орейна, сердце кровью обливается. Смотрит, как побитая собака!..»

Теперь он обращался к ней исключительно учтиво — дамисела, госпожа; случалось, по привычке еще срывался и хотел было шлепнуть ее по плечу, однако спохватывался и касался нежно, слегка, как принято в танце. Ромили чуть не плакала от злости — как ей хотелось вернуть прежние дни мужской дружбы. Даже непристойные шуточки Аларика вспоминала с тоской. Кто бы подсказал, посоветовал, пинками прогнал на конюшню?.. Как женщина она оказалась не нужна Орейну, а к прежней жизни возврата больше нет.

— Сюда, пожалуйста, дамисела…

Девушка тут же огрызнулась:

— Меня зовут Ромили. Орейн, я совсем не изменилась, ну, может быть, чуть-чуть, но какое это имеет значение для нашей дружбы!

Он моргнул — совсем как побитая собака — и, не отвечая, поднялся на крыльцо. Ромили засеменила за ним, вздохнула — вот и доставил он ее на постоялый двор, принадлежавший Ордену Меча. Теперь ее здесь запрут — начнется: дамисела, госпожа!..

Орейн будет оберегать ее от малейшей опасности. Разве позволит ей отправиться в поход, вновь пережить незабываемые приключения? Хотя бы взял ее в жены… Не возьмет… Ну, я тоже унижаться не буду.

…Женщина с суровым лицом, сильными руками, которым более пристало орудовать вилами, чем тряпкой или веником, пригласила их в прихожую. Ромили с удивлением отметила, что она была немногословна и предложила войти совсем не так, как это принято в обществе, однако Орейн как ни в чем не бывало заявил:

— Будьте добры сообщить госпоже Яндрии, что с ней хочет поговорить ее кузен.

Он изъяснялся как настоящий вельможа, с интонациями, принятыми в благородных домах. Правда, если хорошенько вслушаться, становилось ясно, что этот богатырь привык чаще упоминать Зандру и все девять преисподних, чем вести светские беседы.

Женщина подозрительно — не скрывая неодобрения — глянула на него, потом указала на лавку и предложила:

— Подождите здесь.

Она еще раз мрачно оглядела посетителей, словно те были парой уличных попрошаек, от которых можно ждать чего угодно, и вышла из зала. Когда дверь в коридор приоткрылась, Ромили услышала доносящиеся оттуда женские голоса. Удивительно, что к болтовне примешивался звук, напоминающий удары молота о наковальню. Ромили невольно заглянула в открывшуюся щель — снова лязг металла. Уж не сражаются ли там?.. Ромили затаила дыхание — просто не могла оторваться от щели. Все двери закрыты, все спокойно… В это время с противоположной стороны послышался шум. Девушка обернулась — две молодые женщины в малиновых рубашках, просторных мужских штанах и сапогах вошли в прихожую и, не обращая внимания на сидящих там Ромили и Орейна, под ручку направились в коридор. Волосы их были убраны под красные шапочки. Своим обликом они мало напоминали женщин, которых мачеха Ромили Люсьела причисляла к дамам, — обе были широкоплечи, у одной руки как у доярки, и вели они себя на удивление раскованно.

Через несколько минут в прихожую вышла нарядно одетая, ослепительно красивая женщина — ей было, как и Орейну, около сорока. В висках уже поблескивала седина.

— Привет, родственничек, — запросто обратилась она к лорду Орейну. — Что у тебя приключилось?

В ее речи слышался акцент жителей равнины, который все время пытался скрыть Орейн.

— Что привело тебя, да еще зимой? Королевские дела?.. Как он сам?

Женщина легонько обняла Орейна и чмокнула в щеку.

— Хорошо, Алдонес бережет его. Он сейчас у Алдаранов… У меня к тебе две просьбы, Яни.

— Две? — Седеющие брови поползли вверх, на лице обозначилось насмешливое недоумение. — Прежде всего, кто это с тобой, парень или девушка? Или он — она — сам не знает?

Ромили опустила голову, пытаясь скрыть смущение. Эта беззлобная шутка показала, что ей лучше помалкивать.

— Ее зовут Ромили Макаран, — тихо сообщил Орейн. — Не смейся над ней. Она проделала с нами весь путь — это зимой, в Хеллерах, — и никто из нас, даже я, не догадался, что она девчонка. Она разделила с нами все тяготы, все опасности — ни слова жалобы. Никаких капризов… В пути она приглядывала за сторожевыми птицами. Никогда бы не подумал, что женщина способна приручить их. Без нее мы бы потеряли стервятников, а она эдак ловко… Сразу все сообразила… Наняли ее присматривать за птицами и животными, и с той поры мы с ними забот не знали. Я-то считал, какой способный парень, а теперь даже не знаю, что думать. Вот привел ее к тебе…

— Значит, обнаружил, что она не парень, и прибежал сюда за советом? — улыбнулась Яндрия. Затем она посмотрела на Ромили. — Ты бы не хотела рассказать о себе, девочка? Что привело тебя в горы, да еще в мужской одежде? Уж не искала ли ты отвергшего тебя любовника? Послушай, нам не нужны девицы, которые могут бросить тень на наш Орден. Да, мы воюем, но мы не лагерные шлюхи, да будет тебе известно! Почему ты сбежала из дома?

Резкий тон заставил Ромили ощетиниться. Она ответила также громко:

— Я покинула дом, потому что отец отобрал у меня ястреба, которого я приручила, и подарил его моему брату. Я посчитала, что это нечестно. Кроме того, я не хотела выходить замуж за наследника Скатфелла, который хотел, чтобы я занималась рукоделием и каждый год рожала ему детей.

Глаза Яндрии сузились.

— Ты что же, не желаешь выходить замуж и рожать детей?

— Нет, дело не в этом! — возразила Ромили. — Просто я очень люблю ястребов, лошадей, гончих… Вообще всякую живность… Если я выйду замуж… — Она бы никогда не поверила, что сможет когда-нибудь выговорить подобное. — Я хочу выйти замуж за человека, который полюбит меня такой, какая я есть. И ему должно быть небезразлично, кого он решил назвать женой. Я хочу выйти замуж за храбреца, который сумеет понять, что если жена скачет или охотится с ястребом, то в этом нет никакого унижения его достоинства. Тем более чести… Но пока я действительно не собираюсь замуж, по крайней мере в ближайшее время. Я хочу посмотреть мир и кое-чего добиться… — Она запнулась.

Ромили выпалила все это невнятно, торопливо, волнуясь. Ее бросило в жар — неужели эта величественная женщина решит, что перед ней всего лишь взбалмошная, капризная девчонка? Может, так оно и есть?.. Ну что ж, что сказано, то сказано, и, если госпоже Яндрии ее исповедь не понравилась, она вновь сбежит, переоденется парнем и будет пробираться в Башню Трамонтана.

— Я не прошу у вас милости, госпожа Яндрия, и лорд Орейн знает об этом лучше, чем кто-либо другой.

Яндрия рассмеялась.

— Меня зовут Яни, Ромили. И не стоит обращаться за свидетельством к Орейну, он ничего не понимает в женщинах.

— С тех пор как он узнал, что я женщина, Орейн еще больше мне по душе. Вы не правы, если обвиняете его в чем-то недостойном… — Ромили задело последнее замечание и смех хозяйки.

Яни весело уточнила:

— Я его ни в чем не обвиняю, я имею в виду то, что с того момента, как он узнал, кто ты, он будет видеть в тебе только существо, обязанное носить юбки, заниматься вышиванием, сидеть дома. Он жизни не пожалеет, чтобы защитить тебя, но чтобы скакать в седле… в мужском, разумеется? — Ромили кивнула, и Яни продолжила: — …охотиться с ястребом — этому не бывать. Ты только взгляни на него — он никогда не простит тебе, что ты оказалась женщиной. Такой был бойкий парнишка — и на тебе! Разве не так?

Лорд Орейн шумно вздохнул, отер пот со лба.

— Ты всегда была со мной бесцеремонна, Яни, но все же тебе следует признать, что леди Макаран не пристало путешествовать с грубыми — я бы сказал, необузданными — людьми, которыми я командую. Тем более жить с нами в одном лагере. Может, стоит и обо мне подумать?..

— Ну да, если не принимать во внимание тот факт, что сорок дней она тебя устраивала как спутник и напарник… — На этот раз Яни ответила брату довольно сухо. Даже глаза у нее чуть сузились. — В одном ты безусловно прав — здесь для нее найдется местечко. Если она умеет обращаться с лошадьми и ястребами — милости просим. Конечно, если она согласится жить по нашим правилам.

— Как же я могу согласиться, если я не знаю, что это за правила? — возмутилась Ромили, и хозяйка опять засмеялась.

— Она мне нравится, брат. Можешь уходить, она остается у нас. Не бойся, я не кусаюсь. Подожди-ка, ты же сказал, что у тебя два дела?

Орейн кивнул.

— Все дело в сыне Лиондри Хастура, Каролине. Он учился в монастыре, в Неварсине, мы захватили его как заложника — не могу объяснить, при каких обстоятельствах, будет лучше, если ты не будешь этого знать. Я дал слово, что верну парнишку в Тендару в знак перемирия, когда откроются горные перевалы. Но сам я ехать не могу… К тому же деликатность ситуации заключается в том, что в любом случае мальчишка должен быть доставлен в целости и сохранности. Чтобы ни один волосок не упал с его головы — необходимо избежать самой возможности провокации, а подложить мне свинью — ну, и ты знаешь, кому еще, — охотники найдутся.

— Да, — согласилась Яни, — тебе ехать, конечно, нельзя. Твоя грешная голова при всех ее завихрениях куда лучше смотрится на плечах, чем на пике какого-нибудь солдата Лиондри. Что ж, ради тебя мы доставим мальчика в Тендару — я сама могу сопровождать его. Лиондри определенно не помнит меня, ведь в последний раз мы с ним виделись на детском празднике — танцевали вместе… Я тогда носила длинные локоны… — Она улыбнулась. — Сколько лет теперь Каролину? Думаю, восемь, девять…

— Двенадцать, так, кажется… — ответил Орейн. — Парень просто замечательный. Очень жаль, что он оказался впутанным в эту историю, но без него я и мои люди отдали бы Богу душу, так что у Каролина есть причина вернуть мальчика в целости и сохранности.

— Хорошо. — Она пожала плечами. — Я отвезу его на юг, как только откроются перевалы, а пока ты можешь доставить его сюда. — Она опять рассмеялась и обняла Орейна. — Теперь, родственничек, ступай — что скажут обо мне люди, если узнают, что я принимала здесь мужчину? А для тебя будет еще хуже, если узнают, что ты любезно разговаривал с женщиной.

Орейн шумно завздыхал, начал оправдываться:

— Ну что ты, Яни?.. — Однако вскочил он резво и уже от порога, смущенно глянув в сторону Ромили, сказал: — Желаю всего хорошего, дамисела.

На этот раз она не решилась поправить его. Если он не в состоянии перешагнуть границу, тем хуже для него. Он сейчас сам на себя не был похож — весь съежился, оробел. Где же тот бравый великан, с которым они устроили драку в таверне? Напомнить, что ли? Вряд ли этот щепетильный вельможа правильно поймет намек, тем более под пристальным взглядом своей сестрицы.

Когда дверь за Орейном закрылась, Яни спросила:

— Так что же случилось? Он пытался овладеть тобой, обнаружив, что ты женщина? Вел себя недостойно? До смерти перепугал тебя?

— Все было совершенно не так, — запротестовала Ромили. Сама не зная почему, она вдруг начала защищать Орейна. — Наоборот, я думала, что он знает, что я женщина, поэтому так добр ко мне и тоже хочет меня. Я вовсе не распутная… — защищаясь, попыталась объяснить девушка. — Однажды я едва не убила мужчину, который хотел меня изнасиловать.

Ее бросило в дрожь, она зажмурилась, вспомнив Рори. Ей казалось, что она уже освободилась от тех грязных минут, зачеркнула в памяти ту страшную брачную ночь, однако ничуть не бывало — все это до сих пор было с ней, отравляло душу.

— Орейн совсем не такой. Он добрый, и я… Я хотела всего лишь утешить его, приласкать. Мне казалось, ему этого так не хватает! К тому же он мне по сердцу…

Яни опять засмеялась, и Ромили подумала: что же здесь смешного? Однако возразить не посмела. Женщина ласково заглянула ей в глаза.

— Я так понимаю, ты еще девственница?

— И не стыжусь этого! — вспыхнула Ромили.

— Какая ты колючая! Ладно, сможешь жить по нашим правилам?

— Решу, когда вы сообщите мне, что это за устав.

— Ну, прежде всего все мы сестры, вне зависимости от происхождения. Сможешь ли ты быть нам сестрой? Ты должна напрочь забыть о сословных предрассудках — никаких «моя леди», «дамисела» здесь быть не может. Никого не волнует, где ты родилась — в благородном доме или в бедной хижине. Ты должна выполнять любую работу и не требовать к себе особого отношения. Если ты только полюбишь мужчину, то видеться с ним дозволяется тайно и — главное — соблюдать приличия, чтобы никто не посмел бросить нам обвинения в распутстве. Предупреждаю, мы не грязные девки, которые крутятся возле военных лагерей… Большинство из нас дают клятву в походе соблюдать полное целомудрие, хотя в этом отношении мы никого не принуждаем.

Все это звучало словно в сказке — именно эти условия были ей больше всего по душе. Никакого насилия, не давши слово — держись, а давши — крепись.

— Ты смогла бы дать такую клятву? — спросила Яндрия.

— Охотно.

— Кроме того, ты должна дать обет, что твой меч в любую минуту готов защитить каждую из наших сестер. В мирное ли время, на войне ли. Ты обязана будешь покарать любого мужчину, кто покусился бы на честь твоей сестры.

— Клянусь! — неожиданно для самой себя торжественно ответила Ромили и, тут же смутившись, добавила: — Но мне не верится, что даже с мечом в руке я смогу кого-то наказать. Я в этом ничего не понимаю.

Теперь Яни рассмеялась от души и обняла девушку.

— Этому мы тебя научим. Дело нехитрое… Ступай отнеси вещи. Этот дурень Орейн хотя бы догадался покормить тебя или он так спешил от тебя избавиться, прогнать за пределы лагеря, что совсем забыл, что женщины тоже изредка хотят есть?

Ромили хотела возразить, ей неприятно было слышать, как хозяйка подшучивает над братом, но в ее словах не содержалось ни намека на злопыхательство. Тем более что так оно и было. Она тоже рассмеялась…

— Я так сильно проголодалась… — призналась она.

Яндрия взяла один из ее узлов.

— Ой, у меня же конь в гостинице остался! — воскликнула Ромили.

Яни кивнула.

— Я пошлю кого-нибудь из сестер за ним, а пока пойдем на кухню. Завтрак давно закончился, но хлеб и мед мы там отыщем. Потом мы проколем тебе уши, чтобы ты вдела в мочки особые серьги, так, чтобы любая женщина могла сразу догадаться, что ты одна из нас. Вечером ты примешь присягу. Сначала только на год, — предупредила Яни. — Затем, если тебе у нас понравится, — на три. Когда проживешь среди нас четыре года, сможешь решить: останешься ли ты навсегда или захочешь устроить жизнь по-другому — завести семью, вернуться в родной дом.

— Никогда! — воскликнула Ромили.

— Ладно, до этого далеко — оперившегося ястреба мы пускаем в полет. А пока ты можешь пользоваться мечом одной из сестер. Если ты, как утверждал Орейн, искусна в обращении с ястребами и конями, мы будем рады тебе еще больше. Наша старая конюшая Мхари этой зимой умерла от горловой лихорадки, а женщины, которые ей помогали, отправились с войском на юг. Среди оставшихся в обители нет никого, кто мог бы прилично скакать на лошади, так и вылетают из седла. Ты не смогла бы их обучить? У нас есть четыре жеребенка, их уже надо объезжать, и большой табун пасется в Тендаре.

— Я участвовала в скачках возле «Соколиной лужайки», — заявила Ромили, но Яни предостерегающе подняла руку.

— Ни у кого из нас здесь нет ни прошлого, ни семей. Даже имен. Я предупредила тебя — ты уже не Макаран…

«Ладно, — решила девушка, — как бы я теперь ни звалась, я все равно Ромили Макаран из замка „Соколиная лужайка“. Мне бы не хотелось кичиться родословной, но никто не может запретить мне гордиться предками. Вот только с животными вышла неувязка — не такой уж я большой знаток. Так, нахваталась от опытных людей на холмах.

Ромили молча последовала за хозяйкой.

«По-видимому, у нее тоже были знатные предки, пусть даже она отказывается говорить об этом. Ведь она на детских утренниках танцевала с Лиондри Хастуром… Может, поэтому Яни так осторожна, может, поэтому не хочет вспоминать о прошлом?»

День выдался долгим, хлопотливым. На кухне угостили хлебом с сыром, попотчевали медком, потом она приняла участие в игре, более похожей на рукопашную, только девушки, которые в ней участвовали, не были вооружены. Все участницы чувствовали себя куда увереннее в единоборстве, чем Ромили, — случалось, что она даже не понимала, о чем речь, когда ей пытались объяснить тот или иной прием. Неприятно было чувствовать себя глупой и неуклюжей. Позже, около полудня, женщина с суровым лицом — было ей около шестидесяти, холодный взгляд, толстые выпяченные губы плотно сжаты — вручила ей деревянный меч наподобие того, каким она в детстве играла с Руйвеном и другими сверстниками. Девушке показали несколько приемов, прежде всего оборонительных. У Ромили ничего не получалось, ей было стыдно. В гимнастическом зале было много женщин — или ей показалось, что много, потому что за обеденным столом она насчитала только девятнадцать человек. Их она сразу не смогла запомнить. Позже ей было позволено отправиться с новыми подругами на конюшню — ее конь уже стоял в стойле. Клички лошадей, а также нескольких червинов она вмиг запомнила. После обеда Яни проколола ей мочки ушей и продела маленькие золотые колечки.

— Это только для того, чтобы дырочки остались, — объяснила ей Яни. — Когда уши заживут, ты получишь знаки Ордена, а пока тебе необходимо постоянно двигать эти колечки и следить, чтобы ранки все время были чистые. Три раза в день мой их горячей водой, настоянной на листьях торна.

Вечером ее поставили перед строем, и она дала обет верности женскому Ордену Меча. Она была связана клятвой до следующей весны. После торжественной церемонии новые подруги обступили ее и начали расспрашивать, кто она, откуда. Ромили растерялась — как же отвечать, если сама Яндрия запретила распространяться на эту тему? Ромили, прикинув, отвечала уклончиво, общо, но никто не обратил на это внимания. Вообще, здесь было весело. В конце концов Ромили преподнесли латаную-перелатаную ночную рубашку и отправили спать в удлиненную комнату, где в ряд стояло шесть кроватей. Ей показали свободное место — в комнате, оказывается, жили девушки ее возраста и даже моложе.

Впечатлений за день набралось столько, что Ромили подумала, что она никогда не уснет, но стоило голове коснуться подушки, глаза закрылись сами собой. Когда же девушка проснулась, ей показалось, что она только что легла, однако на раздумья времени не оставалось.

В первые дни Ромили ничего не успевала — все вокруг нее летело с такой скоростью, что только держись. По-видимому, борьба давалась ей с трудом — тут еще преподавательница отдавала команды таким грубым и сердитым голосом, что сердце екало. Вот что удивительно — однажды, когда Ромили послали на кухню, где она передохнула и почувствовала себя почти дома, тренерша по ближнему бою заглянула туда и попросила налить ей чаю. Звали женщину Мерина. Они так дружески поболтали!.. Ромили задумалась — никто не злился на нее, просто во время занятий нельзя нежничать. Здесь, как решила Ромили, не пансион благородных девиц, а школа самозащиты — и не только физической, но и нравственной и духовной. Мир жесток, вот почему на занятиях нечего замыкаться на переживаниях, а надо трудиться в поте лица. Уроки фехтования давались ей легче — тут пригодились несколько приемов, которым обучил ее Руйвен. Он иногда занимался с сестрой, когда ей было лет семь или восемь. Отца забавляли ее попытки научиться владеть мечом. Позже он запретил ей эти игры — даже наблюдать не позволил. Теперь детство как бы возвращалось…

Лучше всего — совсем как дома — Ромили чувствовала себя в конюшне. Этим, собственно, она занималась всю жизнь — мыла коней, чистила седла и полировала их с помощью масла.

Однажды, когда она работала на конюшне, с улицы донесся шум, лязг оружия, топот сотен ног. В тот же момент в помещение влетела девушка и закричала:

— Ой, Роми, побежали… Королевская армия марширует по улице. Ух, сколько их! Мерина разрешила нам посмотреть. Как только откроются перевалы, Каролин начнет поход на юг.

Ромили бросила намасленную тряпку и побежала за подругой. Лилия, Марга и Ромили застыли в дверном проеме — улицу заполнили конники и пехотинцы. Шли они отрядами, по четверо в ряд и громкими криками приветствовали Каролина.

— Смотрите, смотрите, вон сам Каролин, — раздалось в толпе, собравшейся на тротуаре. — Вот едет под знаменем.

Ромили вытянула шею, чтобы лучше видеть, однако ей удалось только на мгновение охватить взглядом лицо высокого человека — аскетический профиль совершенно не напоминал Карло. Еще миг — и теперь девушка могла видеть только роскошный алый плащ, рыжие волосы.

— А кто это рядом с ним? Ну, великан… — опять раздалось в толпе.

Этого человека Ромили смогла бы узнать даже в темноте.

— Это же Орейн, — ответили любопытствующему. — Говорят, он один из сводных братьев Каролина.

— Ой, я его видела! — воскликнула одна из девушек. — Он навещал Яндрию. Утверждают, что она его родственница, хотя не знаю, правда это или нет.

С отрешенным видом, испытывая чувство сожаления, наблюдала Ромили за проходящей армией. Воины в доспехах, кольчугах, всадники в нарядных латах, лес знамен, вымпелов, штандартов, громкие крики во здравие короля — жизнь, мало напоминавшая рутину повседневных занятий в Ордене. Ромили тянуло туда, хотя разум подсказывал, что и в походном лагере, разбитом, как говорили в толпе, на лугу возле Каер-Донна, тоже властвовала дисциплина и порядок, — все-таки… Дохнуло чем-то знакомым — ночевками в поле под открытым небом, когда слева к ней прижимался маленький Кэрил, а справа храпел огромный Орейн; ощущением опасности — слаще этого Ромили в своей короткой жизни ничего не испытывала; усталостью, чертыханием мужиков… Чудесными видами, рассветами и долгими горными закатами, когда тьма заполняла долины и медленно, осторожно поднималась снизу… Звездными ночами, рождавшими восторг и жажду иного, лучшего бытия, — как смешны были мелкие дневные неприятности, грубости Аларика перед лицом хора светил…

Боже, Боже, зачем ты лишил меня всего этого, почему не дал пинка и не прогнал на конюшню, с какой целью лишил решимости, разнежил, погрузил в сон? Что теперь вспоминать!.. Ромили резко повернулась.

— Пойду, — сказала она подругам, — закончу работу. Что я, коней не видала? Король такой же человек, как и все остальные, Хастур он или нет.

Через пару дней Ромили вызвали к Яни, и, когда девушка вошла в комнату, она увидела Орейна и сидящего рядом с ним Кэрила.

Орейн обратился к ней с приветственным поклоном, которым воспитанный человек должен встречать благородную даму, а мальчик сразу бросился к девушке и обнял ее…

— Ромили! Я так по тебе скучал. Ну, ты теперь настоящая женщина, смотрите-ка, как вырядилась! Вот и ладушки, теперь я буду разговаривать с тобой, как с дамой, а то я всегда мучился, глядя на твой мужской костюм.

— Дом Каролин, — ровным голосом позвала его Яндрия, и мальчик послушно повернулся.

— Я слушаю, местра.

Он использовал вежливое обращение к женщине, стоявшей ниже по социальной лестнице.

— Лорд Орейн уполномочил меня сопровождать вас в Хали, обеспечить вашу безопасность и вернуть отцу. У нас две возможности… Я предпочитаю обращаться к вам как к человеку, умеющему держать слово, и спросить вашего согласия на тот или иной вариант, вместо того чтобы принимать решение за вас. Достаточно ли вам лет, чтобы серьезно выслушать меня, честно ответить, дать слово и сдержать его?

Мальчик вмиг посуровел. Это было смешно, но Ромили удержалась от неуместной улыбки. Лицо у Кэрила стало таким же, каким оно было во время исполнения мессы в церкви монастыря Святого Валентина в Снегах.

— Я слушаю, местра Яндрия.

— Все очень просто. С одной стороны, формально вы заключенный, и я обращаюсь с вами как с пленником. В конце концов, мы только женщины, не можем обеспечить должное наблюдение, и в один прекрасный момент вы убегаете…

— Со мной такое уже бывало, — вежливо ответил мальчик. — У меня была гувернантка, которая обращалась со мной много хуже; чем любой монах в монастыре.

— Отлично, — кивнула Яни. — Предпочитаете ли вы быть нашим пленником или вы дадите нам слово, что не будете пытаться сбежать от нас? В этом случае вы поедете в седле рядом с нами и наравне разделите все удовольствия этого похода. Предупреждаю, дорога далека и очень трудна. Если вы выберете второй вариант, тем самым вы значительно облегчите нашу задачу. Нам не надо будет каждую минуту пялить на вас глаза, привязывать к кому-нибудь из нас на ночь. Я без колебаний положусь на слово Хастура, если вы дадите мне обещание не убегать.

Он ответил не сразу, сначала некоторое время разглядывал ее, потом неожиданно спросил:

— Вы враг моего отца?

— Нет, — улыбнулась Яни. — О вашем отце, мой мальчик, я знаю только то, что говорит народ. Кому я точно враг — так это Ракхелу, но ваш отец его друг, поэтому как я могу доверять ему? Я не буду настаивать, чтобы вы брали на себя какие-либо обязательства. Я имею дело с вами, дом Каролин, а не с вашим отцом. Только с вами!

— Ромили поедет?

— Думаю вручить вас под ее опеку, тем более что вы уже совершили вместе труднейший переход. Конечно, если вы не будете возражать.

Теперь Кэрил улыбнулся.

— Я мечтаю о том, чтобы быть рядом с Ромили. А насчет слова чести — охотно обещаю, что не буду пытаться бежать. У меня нет никакого желания в одиночку скитаться по Хеллерам. Обещаю вам, местра, беспрекословно выполнять ваши распоряжения до той поры, пока меня не передадут отцу.

— Вот и хорошо, — сказала Яндрия без тени улыбки. — В свою очередь, я даю слово, что буду обращаться с вами так, как если бы вы были одной из моих сестер. Вот моя рука, дом Каролин.

Они пожали друг другу руки, после чего мальчик попросил:

— Нет нужды, местра, называть меня домом Каролином. Это имя полноправно принадлежит прежнему королю. Хотя он и является врагом моего отца, но я с ним не враждую. Зовите меня просто Кэрил.

— Тогда ты зови меня просто Яни.

И Яндрия рассмеялась.

— Теперь ты наш гость, а не пленник. Роми, проводи его в комнату для гостей и устрой там. Орейн, — обратилась она к двоюродному брату, — мы отправимся завтра. Если погода позволит…

— Спасибо, кузина. И вам, — добавил он, повернувшись к Ромили, и отвесил ей церемонный поклон.

Девушка с сожалением подумала, что всего лишь несколько дней назад он бы попросту обнял ее, хлопнул по плечу… «Чтоб мы больше никогда не встретились», — обидевшись, подумала она.

Из Каер-Донна они выехали на заре и больше часа скакали по дороге, пока наконец из-за крутолобой мрачной горы не выползло гигантское багровое светило. Лик его был подернут туманной дымкой. Кэрил ехал на пони, подобранном для него Яни, рядом с лошадью, на которой восседала Ромили. Сзади шестеро амазонок, ведущих в поводах еще двенадцать свежих скакунов. Их следовало перегнать на юг для армии. Для какой — никто не уточнял, а Ромили благоразумно не спрашивала.