Стена деревьев неумолимо приближалась. Медленно, но верно лес подбирался к обрыву. Вечности спешить некуда, однако время, отпущенное нам, таяло, словно весенний снег под лучами яркого солнца.
      – Обидно так глупо и бессмысленно умирать. – Свен присел рядом.
      Мефисто находился так близко, что казалось, стоит только протянуть руку – и дотронешься до блуждающего острова.
      – Да, – по инерции отозвался я, хотя думал совсем о другом. Близился рассвет – начало нового дня и одновременно конец чьей-то жизни. – И вправду глупо.
      – Но когда-то ведь надо? – Старый друг даже сейчас пытался шутить.
      – Это точно.
      За последнее время мы должны были погибнуть несколько раз. Фортуна может долго улыбаться избранникам, но в конечном итоге ей надоедает неблагодарное занятие – и она обращает взор в другую сторону.
      – И до конца не дошли.
      – Какого конца? – Я не сразу понял, что он имеет в виду.
      – Ну, цель похода. Мы же не на прогулку отправились? Фаса дала под твое начало утангов не просто так. Наверняка имелись причины.
      – Да, имелись, – не слишком уверенно согласился я.
      – Вот о чем я и говорю. Погибнуть в самом начале пути – не то что в шаге от победы.
      Я мог бы сказать, что никакой цели не было и в помине. Мы путешествовали в компании утангов, выступая в роли безмозглой приманки, но не стал этого делать.
      Правда – не всегда благо. Иногда лучше сказать полуправду или промолчать. Даже когда речь идет о старом проверенном друге.
      – Хотя, если разобраться, может, оно и к лучшему, – добавил Свен.
      – Что? – Я никак не мог уловить направление его мыслей.
      – В самом начале погибнуть.
      – Ты же минуту назад говорил обратное.
      – Я ошибался. Если бы меня спросили: Свен, выбирай, когда хочешь умереть? В самом начале пути или во время решающего штурма? Когда победа почти в руках и только что водруженное знамя гордо развевается над крепостью неприятеля? Так вот, я бы выбрал первый вариант. А ты?
      – Что? – Наблюдая за назревающей ссорой дроу и орков, я слушал вполуха.
      – Лично ты что бы выбрал?
      – В каком смысле?
      – Ты меня вообще слушаешь?
      – Да.
      – И думаешь о другом?
      – Нет.
      – Тогда отвечай. – Шутки остались в прошлом, теперь Свен говорил серьезно.
      – Хорошо, отвечаю. Будь моя воля, я бы вообще никуда не пошел. А насчет того, когда лучше всего умирать… По мне, так нет разницы. Одинаково плохо.
      – Наверное, ты прав. Только они думают иначе. – Свен кивнул в сторону Айвеля и Олитунга.
      Непримиримые враги продолжали обмениваться угрозами. Но слова уже ничего не значили. Это лишь фон, не более. Нечто наподобие раската далекой грозы или едва уловимого гула водопада. Его до сих пор не видно, но чувствуется: вода где-то рядом. Стоит только дойти до поворота – и перед глазами предстанет величественное и прекрасное зрелище, от которого перехватит дыхание.
      – Да, они думают иначе, – эхом повторил я.
      Капля-слеза, не выдержав собственного веса, сорвалась с листа, устремившись к земле.
      Напряжение достигло предела, готовое порваться от малейшего дуновения ветра или просто от выдоха.
      Слеза упала на землю, брызнув в разные стороны веером мелких бриллиантов.
      И когда один из орков, не выдержав гнетущей задержки, решил броситься вперед, произошло неожиданное.
      Четверо гоблинов-разведчиков, до сего момента безучастно взиравшие на происходящее, выстроились в линию, встав за спинами орков.
      Никогда бы не подумал, что эти закоренелые трусы решатся на столь отчаянный шаг. И тем не менее они сделали это. Не представляю, какими соображениями руководствовался Кламст, решив ввязаться в чужую войну. Но после того, как у Олитунга появились союзники, шансы его партии значительно выросли.
      Начиная с определенного момента, происходящее напоминало старинную игру «дайсо». На специально размеченной доске выстраиваются фигуры в соответствии с рангом. Сильные – в центре. Слабые – по краям и в тылу.
      Гоблины держали по метательному ножу в каждой руке. Итого – восемь штук. И еще на поясах – минимум по шесть заточек у каждого. А если учесть, что они неплохо владеют этим оружием и по приказу старшего выбирают одну общую цель, то…
      Не будь Динкса, сомнений в исходе предстоящего поединка не возникало. Это был именно тот случай, когда количество преобладает над качеством.
      Но маг по-прежнему находился здесь. Более того, он продолжал как ни в чем не бывало сидеть на земле спиной к участникам намечающейся резни. Создавалось впечатление, что происходящее его не касается.
      Я не имел даже смутного представления, какими способностями обладает имур. Но точно знал: чтобы сотворить более или менее приличное заклинание, необходимо определенное время и энергия. Невозможно просто вскинуть руку вверх и, грозно сверкнув очами, поразить врага молнией или огненным шаром.
      Прикажи Кламст своим соплеменникам метнуть ножи в мага – и Динкса не спасут никакие заклинания. Восемь кинжалов пронзят его плоть, превратив в подобие огромного ежа. Глупого мертвого ежа с железными иглами на спине.
      Наверняка это будет занятное зрелище. Гордый имур погибает от руки презренного гоблина. Какой жестокий и несправедливый удар коварной судьбы.
      – Ты думаешь, они… – Свен повернулся ко мне, но я отмахнулся:
      – После. Сейчас не до того.
      Мое внимание было приковано к предстоящему поединку. Не знаю, какое заклинание творит Динкс, но положению имура явно не позавидуешь. Впрочем, Айвель, Лам и Валд опытные бойцы. Они умеют сражаться и наверняка постараются в первую очередь защитить мага.
      – Защитить мага, – пробормотал я.
      – Что? – Деятельной натуре Свена претило ожидание.
      Ни в детстве, ни в более зрелом возрасте он не отличался усидчивостью.
      – Нет. Ничего. Просто мысли вслух.
      Вариант, когда все погибнут, а Динкс в конечном итоге выживет, меня не устраивал, поэтому я встал и громко, так, чтобы все слышали, произнес:
      – Стоп!
      Нелегко совладать с решительно настроенной толпой. Еще труднее отдать приказ воинам, опьяненным ненавистью и жаждой крови. Одному мне бы ни за что не справиться с возникшей проблемой, но четверка утангов оказалась решающим аргументом.
      Можно пасть в честном бою. В такой смерти нет ничего постыдного. А выступить в роли беспомощного цыпленка, придушенного вальяжным котом, просто так забавы ради… Нет, на это никто не согласится.
      Все, кроме Динкса, повернулись в мою сторону. Удивление, испуг, ярость, ненависть – вот неполный перечень чувств и эмоций, застывших на масках-лицах.
      – Что это значит?
      – Дроу не станут участвовать в бойне.
      – С чего это вдруг? – Олитунг был искренне удивлен.
      – Потому что я так решил. Командующий волен поступать как пожелает.
      Оспорить его приказ – значит открыто высказать неповиновение. А столь тяжкий проступок во время войны приравнивается к измене и карается смертью.
      В отличие от орка Лам промолчал, хотя мог бы сказать многое. Впрочем, его красноречивый взгляд, полный презрения, в пояснениях не нуждался. Однажды имур спас человека от наемного убийцы. Но тот благородный поступок он совершил не по велению сердца, а всего лишь выполняя приказ. Затем телохранитель пришел в лагерь людей, чтобы помочь своему господину расправиться с остатками лучников. Не исключено, что в глубине души Ламу претила роль палача, но приказы не обсуждаются.
      Я спокойно выдержал взгляд имура. Отныне мы квиты. Никто ничего никому не должен. Каждый бьется сам за себя.
      – Честь… – начал было темный эльф старую, как мир, песню, но я бесцеремонно оборвал его, процитировав клятву:
      – Я, законнорожденный дроу, принадлежу Хрустальному Принцу, обязуясь сопровождать его до тех пор, пока этого потребует моя честь.
      – А…
      – Не уверен, что ради личной мести стоит нарушить однажды взятое на себя обязательство.
      – Ты…
      – Я всего лишь напоминаю о клятве. Выбор за тобой. Поступай так, как подсказывает честь дроу.
      Сейчас я обращался только к принцу. Валд проиграл дважды. Поэтому обязан выполнить любой мой приказ.
      Еще одна ловушка захлопнулась. Пренебречь ради личной мести данным словом означало нарушить клятву. Это понимали не только я и Айвель, но и все остальные.
      – Один дроу вмешался в честную дуэль, предательски выстрелив из лука, второй с легкостью раздает клятвы, а затем преспокойно их нарушает. И все как попугаи не перестают твердить о какой-то мифической чести. – Олитунг издевательски ухмыльнулся. – При случае надо посоветовать Тилемским пиратам посадить в клетку вместо птицы какого-нибудь дроу.
      Несмотря на оскорбления, Айвель выглядел спокойным. Ну или почти спокойным. Только подчеркнуто медленные жесты и плавная походка выдавали принца. Я знал по личному опыту: хочешь справиться с яростью – не делай резких движений, дыши глубже и, главное, не спеши. Иначе кроваво-красная волна затопит сознание – и забудешь обо всем на свете. Единственное желание – во что бы то ни стало убить врага – ослепит и лишит разума. Тогда бой будет проигран, проигран заранее.
      – Ты мне ответишь за все. Не сейчас, но чуть позже. – Дроу не говорил, а с ненавистью выплевывал слова.
      – С удовольствием! – Было очевидно, что орк пребывает в отличном расположении духа.
      Несмотря на отчаянное положение нашего отряда, лично у него имелся повод для радости. Пускай маленькой, но все же.
      Для начала он сотрет в порошок имуров, а затем…
      Вообще-то не стоит загадывать, но, прежде чем проклятые деревья скинут их в пропасть, Олитунг успеет посчитаться с заносчивым эльфом. Напрасно глупый человек надеется на утангов. Когда терять нечего, каждый волен поступать по своему усмотрению. А сломать хребет паршивому выскочке необходимо во что бы то ни стало. Долги нужно возвращать сторицей.
      – Хорошо. Валд, мы уходим. – Темный эльф не стал прощаться с телохранителем, им нечего было сказать друг другу.
      Лам победил Айвеля на дуэли, после чего гордый принц имуров присягнул на верность человеку. Вчерашние враги могли забыть прошлое, став союзниками, но прихоть Хрустального Принца развела их в разные стороны. Порой на войне случается и не такое.
      – Нет. – Одной из фигур дайсо надоело выполнять чужие приказы, и она решила сыграть по собственным правилам.
      – Что?! – От удивления Айвель застыл на месте. – Что ты сказал?
      – Я остаюсь.
      «Если принц в очередной раз упомянет честь дроу, это будет просто смешно», – устало подумал я.
      – Но ты… Ты же не можешь. – Впервые за все время нашего знакомства я видел Айвеля растерянным.
      – Могу.
      Потухший взгляд и мертвенно-бледное лицо Валда говорили больше, чем любые слова. После того как он вмешался в дуэль, выстрелив из лука в лицо орка, на сердце дроу легла тень: жаба со стальными глазами. Не исключено, что от этой твари можно было бы со временем избавиться, но стена леса неотвратимо надвигалась, а Валд не хотел ждать. Он должен умереть прямо сейчас. В битве. И никакие слова уже не изменят этого решения.
      – Хорошо. – Айвель понял – спорить бесполезно. – Поступай как знаешь.
      – Поступай как знаешь, – эхом отозвался я, предоставив воину сделать собственный выбор.
      Было очевидно: он не изменит принятого решения и не исполнит приказ. Дроу можно убить, но нельзя заставить подчиниться. Поэтому я отпустил его. Каждый волен умирать так, как захочет. Жаль, что не многие способны на это.
      Не знаю, как остальные, но Айвель не оценил моего жеста. Принц подошел к своему господину и, встав справа от меня, демонстративно скрестил на груди руки. Уверен – в душе он презирал меня, а себя считал заложником чести, вынужденным бросить товарища на верную смерть из-за нерушимого кодекса дроу.
      Айвель отличный боец. К тому же он молод, красив, наверняка пользуется успехом у женщин. Благодаря происхождению получил хорошее образование. Но при всем этом не жил, а скорее играл в жизнь. В придуманную реальность, где все без исключения подчиняется кодексу чести дроу. Блестящей золотой монете, на поверку оказавшейся дешевой фальшивкой.
      Мир живет по собственным правилам. И ему нет дела до какого-то кодекса. Любой владелец самой дешевой грязной таверны в два счета отличит подделку от настоящего золота и расскажет о жизни больше, чем царственная особа. По той простой причине, что он стоит ногами на земле, а не витает в облаках призрачных иллюзий.
      В том, что Валд оказался в двусмысленном положении, виноват только он – и никто более. Излишняя самоуверенность, азарт и гордыня предопределили падение дроу. Наверняка у него хватило ума, чтобы осознать эту простую истину. Ведь в противном случае, руководствуясь «кодексом чести», необходимо последовать примеру Айвеля, бросив имуров на произвол судьбы.
      Но Валд остался, чтобы умереть. Старуха с косой легко разрубит любой, даже самый запутанный узел. Один точный удар – и все кончено. Неоплаченные счета аннулируются, а проблемы исчезают вместе с последним судорожным вздохом.
      И что, пожалуй, главное, проклятая жаба теряет власть над его сердцем.
      Он будет мертв и свободен.
      Свободен и мертв.
      Навсегда.
      И ради этого, ради свободы, можно поступиться всем.
      В том числе и безвозвратно утерянной честью дроу.

      – Ты ненавидишь Хрустального Принца так сильно, что готова умереть, лишь бы отомстить?
      – Да. – Лежа в траве, так, чтобы ее не заметили со скалы, Ита наблюдала за стремительным развитием событий на противоположной стороне.
      – Но за что? Откуда взялось это дикое ненасытное, всепожирающее чувство?
      Толинеля не интересовала кровавая драма, разворачивающаяся на глазах. Гораздо больше его занимала странная девушка.
      – Тебе не понять.
      – Разве это так сложно?
      – Напротив, очень легко.
      – Не вижу смысла в последних словах.
      Ей стало ясно – отделаться общими фразами вряд ли удастся.
      – Ты слишком долго прожил на свете, утратив связь с реальным миром. Увлекшись поиском Смерти, даже не заметил, как умер. И теперь, словно щенок, гоняющийся за собственным хвостом, бегаешь по кругу, ища несуществующий выход.
      – Интересная мысль. Обязательно поразмышляю о ней на досуге. Только при чем здесь твоя ненависть?
      – Может, поговорим об этом чуть позже?
      – Боишься пропустить финал? До него еще далеко. Самые нетерпеливые крысы понимают, что ловушка захлопнулась, и напоследок спешат порвать глотки друг другу. Это не так интересно, как может показаться на первый взгляд.
      – Не боюсь, просто… – она запнулась, пытаясь подобрать нужные слова, – ты смотришь на обычные вещи не так, как остальные, и оттого не замечаешь главного.
      – Позволь узнать, чего же?
      Снисходительная вежливость художника начинала ее раздражать.
      – Ненависть ниоткуда не берется, она изначально существует внутри каждого. Она сводная сестра Страха и вечно презираемая падчерица королевы Любви.
      – Королевы? Даже так?
      – Именно так и никак иначе. Холодной равнодушной красавицы, изредка прикидывающейся этаким добрым трепетным ангелом. Хотя на самом деле царственная особа – всего лишь жестокая шлюха.
      – Любовь? – Толинель не удержался от улыбки. – Жестокая шлюха?
      – Да. Жестокая, потому что мучает того, чьи чувства не разделяет. А шлюха – по той простой причине, что рано или поздно уходит к другому.
      – Интересная теория.
      – Это не теория, а жизнь.
      – Скорее смерть.
      – Как угодно. – Ите порядком надоел разговор ни о чем.
      Пока никого не было, художник молчал, а как только на противоположной стороне появились враги и началось что-то по-настоящему интересное, вдруг воспылал желанием узнать несущественные подробности ее личной жизни. Ита отвернулась, ясно давая понять – ей это неинтересно и разговор окончен. Однако Толинель так не считал.
      – Значит, именно ненависть к дроу в конечном итоге задушила твою любовь?
 
       «Ее возлюбленного убил дроу. Не в открытом, честном бою, а трусливо из-за угла. Сильный добрый человек умер, даже не успев ничего понять. Его сердце остановилось в тот самый момент, когда он спешил на свидание к возлюбленной. Люди, обнаружившие тело, утверждали, что убитый лежал на спине, широко раскинув руки, словно пытаясь обнять отвернувшееся от него небо, и в уголках его губ навеки застыла какая-то по-детски умиротворенная улыбка. С тех пор глаза Иты потемнели от гнева, став черными. Она возненавидела и прокляла всех предателей, посвятив свою жизнь войне». (Книга первая. «Цвет крови – серый».)
 
      Ему не стоило этого говорить. Не нужно было лезть в чужую душу, пытаясь разбередить старую рану, тем более изображать из себя всезнающего умника.
      – Ты ищешь смерти? – Сузившиеся от бешенства глаза и резко очерченные от напряжения скулы сделали Иту похожей на дикую кошку, приготовившуюся к прыжку. – Вдруг последняя стрела судьбы поможет ее найти?
      Трагедия, разворачивающаяся на той стороне пропасти, моментально отошла на второй план. Чужие грязные руки бесцеремонно вскрыли давно зарубцевавшуюся рану, почему-то решив, что могут безнаказанно покопаться внутри.
      – Нет, не ищу. Она всегда рядом. – Толинель спокойно отнесся к всплеску ярости собеседницы. – Ненависть вовсе не падчерица Любви, она ее прямая противоположность. Она черная королева, а Любовь – белая. Ты родилась от союза человека и эльфийской женщины. Дети от смешанных браков появляются на свет очень редко. Только истинное чувство может привести к зачатию ребенка. С самого рождения тебя окружало так много любви, что ты не смогла вместить ее полностью. Ребенок, однажды объевшийся конфет до болей в желудке и рвоты, надолго теряет интерес к сладостям. Твоя всепоглощающая ненависть к расе темных эльфов и к Хрустальному Принцу связана не с тем, что один из дроу убил твоего мужчину, а отец пал от стрелы лучников, вставших на сторону Хаоса. Все гораздо страшнее и проще: твоя душа устала от любви. Она ей больше не нужна. Белая королева исчерпала себя, уступив место черной. Ненависть хлынула в образовавшуюся пустоту, заполнив все без остатка. Ее так много, что она сочится из твоих пор ядом, отравляющим окружающих. Ты отчаянно борешься с Хаосом, но обманываешь себя. На самом деле тебе безразлично, с кем бороться и кого ненавидеть. Главное – сам процесс.
      – Закончил? – равнодушно спросила Ита.
      Ее вспышка ярости миновала так же стремительно, как и пришла. Глупо злиться на сумасшедшего. Художник, мягко говоря, не в себе. Это настолько очевидно, что не требует доказательств. Белые и черные королевы, какая-то по-детски наивная классификация ненависти и прочее скорее напоминают бред, чем рассуждения взрослого здравомыслящего человека.
      – Почти.
      – И что же осталось на сладкое? – Ита даже не пыталась скрыть иронию.
      – Положи руку на мое плечо.
      Они лежали рядом, поэтому выполнить просьбу не составляло труда.
      – Зачем?
      – Твоего мужчину убил дроу – из-за того, что люди и темные эльфы не поделили Балтийскую долину – плодородные земли, лежащие на границе спорной территории. А отец погиб на войне, которую начали не лучники Хрустального Принца и даже не он сам. Ты уверена, что имеешь причину для ненависти, но я докажу, что это не так. Пустота. Боль. Отчаяние. Невосполнимая горечь утраты. Вот чувства, которые испытывают, теряя близкого человека. У тебя всего этого не было и в помине. Черная королева подчинила очередную жертву своей воле, сделав послушной рабыней. Пешкой, без колебаний следующей в заданном направлении. Я не обманул тебя насчет отравленного ножа ассидов и крыльев смерти. Умолчал лишь о том, что спустя некоторое время крылья исчезли. Как будто Она передумала. Никогда прежде я не видел ничего подобного.
      – И для чего ты мне все это рассказываешь? – Начиная с определенного момента Ита уже не верила ни единому слову.
      Она спокойно отнеслась к неизбежности приближающейся смерти и не испытала особой радости, услышав, что угроза миновала. Ненормальный художник с больным воображением мог придумать все от начала до конца. Единственное, на что он способен, – мгновенно перемещаться в пространстве. В этом заключалось его главное достоинство. Именно поэтому Ита до сих пор оставалась с ним.
      – Положи руку на мое плечо, и я покажу, что значит по-настоящему ненавидеть.
      – Мы не закончили наши дела здесь. Почему ты хочешь отправиться в другое место?
      – Я никуда не хочу отправиться.
      – Тогда к чему…
      Устав от ее вопросов, Толинель закрыл ладонью глаза спутницы.
      Ита резко отбросила руку наглеца – и увидела, что находится неподалеку от пылающей деревни. Столбы густого черного дыма поднимались наверх, закрывая чуть ли не полнеба. Несмотря на то что солнце стояло в зените, казалось, на землю опустились сумерки.
      Печальный художник стоял рядом, держа спутницу за руку. Происходящее очень походило на сон. Окружающий мир был слегка смазан и лишен четкости. Как будто на глаза неожиданно навернулись слезы.