Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Эпоха рыцарства

ModernLib.Net / История / Брайант Артур / Эпоха рыцарства - Чтение (стр. 18)
Автор: Брайант Артур
Жанр: История

 

 


      Хотя отказ государства принять независимость Шотландии оставался камнем преткновения. В июне 1319 года, после примирения короля с Ланкастером, в Ньюкасле было собрано войско. Все графы присутствовали там: Пемброк, Суррей, Херефорд, Арондел, даже Ланкастер и его брат Генрих «Кривая Шея». Из Пяти портов прибыл флот, осадные орудия, которые включал в себя корабль с подъемным мостом, чтобы штурмовать стены города, и передвижной подкоп «свинья» со спрятанным штурмовым отрядом внутри. Убежденный новым согласием в Англии, папа гарантировал субсидии из фонда крестовых походов, чтобы финансировать экспедицию, которая должна была, наконец, наказать Брюса за святотатство. Хотя она ничего не достигла. Сенешаль Уолтер продолжал удерживать Берик с помощью фламандского инженера Краба, поднявшего камнемет на стены, который «отправил английскую свинью к поросятам». И вместо того чтобы двинуться на помощь городу и дать возможность английскому рыцарству отомстить за Бэннокберн, шотландский король послал Дугласа через западные марки угрожать Йорку, где он чуть не захватил королеву Изабеллу вместе с королевским казначейством и судьями. 20 сентября в Митоне-в-Свейделе горцы Дугласа нанесли поражение армии, которую северный архиепископ наспех собрал у держателей монашеских домов Йоркшира, чтобы защищать свою столицу. Во время «белой битвы» или Митонского капитула, как ее назвали из-за нескольких цистерцианских сановников, принимавших участие, мэр Йорка был убит, а Хранитель свитков заключен в темницу. Затем со своими трофеями, включавшими все серебро архиепископа, захватчики двинулись на замок Ланкастера в Понтефракт.
      Результат был именно таким, как предвидел Брюс. Граф поспешил на юг спасать свои владения, а король и остальное войско, чувствуя, что их предали, сняли осаду Берика. За три дня до Рождества Эдуард заключил двухгодичное перемирие с шотландцами, которые получили все, чего добивались, за исключением формального признания национальной независимости, что англичане уж никак не могли допустить. И хотя папа издал еще одну прокламацию об отлучении Брюса и призвал его и шотландских прелатов в Авиньон, он получил гораздо больше, чем ожидал. В апреле 1320 года, собрав парламент в монастыре города Арброт, шотландцы дали ему ответ с всесокрушающей логикой и красноречием, присущим их нации.
      Записанная по-латыни от имени общины и скрепленная печатями восьми графов и почти всех крупных магнатов, Арбротская декларация была первым значительным призывом к национальной независимости в современной истории. Она открывается описанием прошлого шотландского народа, как «многими победами и неустанными трудами» они обрели «жилища на западе»; как, «атакуемые вновь и вновь норвежцами, данами и англами», они оставались «свободными от всякой повинности», живя под правлением «ста тринадцати королей из своего монаршего рода без какого-либо чужеземного вмешательства», и как, «обитая на краю мира», они в числе первых приобщились к христианской вере. Затем, продолжает декларация, «безжалостный князь Эдуард, король Англии, отец того, кто теперь правит», пришел «под личиной друга и союзника... против народа, не подозревавшего зла и обмана и еще не привыкшего к войнам» и подчинил его с помощью «кровопролития, насилия и грабежа... невзирая на возраст, пол, религию или священный сан», пока «от этих неисчислимых зол, с помощью Того, кто излечивает и исцеляет раны», они не были освобождены сильной дланью их короля, лорда Сэра Роберта, «который во имя избавления народа и наследства своего стойко сносил труды и лишения, голод и опасности». Ничто не могло поколебать их преданности человеку, который охранял их свободы, хотя, если бы он сейчас отступился от начатого дела, то они:
 
      «...незамедлительно изгнали бы его как недруга и губителя прав своих и наших, и избрали бы другого короля, способного нас защищать. Ибо доколе хоть сотня из нас останется в живых, никогда и не в коей мере не подчинимся мы владычеству Англии. Ведь не ради славы, богатств или почестей мы сражаемся, но единственно во имя свободы, кою каждый добрый человек утратит лишь вместе со своей жизнью».
 
      Заканчивается декларация призывом к папе убедить английского короля дозволить им жить в мире «на этом узком клочке земли под названием Шотландия, за пределами которой нет обитаемой земли». Результатом декларации стало то, что папа отложил процесс курии против Брюса и советовал Эдуарду заключить мир.
      Не только Шотландия разрушала все, что делала Англия, довершала начатое и вопиющая безответственность ее короля. На короткое время вскоре после того, как Ланкастер капитулировал, Эдуард проявил редкое старание в государственных делах, поднимаясь, по словам одного епископа, рано утром «вопреки обыкновению» и выказывая «сердечное сочувствие» прелатам и магнатам за столом совета, и даже иногда высказывая что-нибудь полезное в обсуждениях. Но такое улучшение было кратковременным. Теперь у него появился новый фаворит – очень скупой молодой маркграф, барон по имени Хью Деспенсер, чей отец, с давних пор служивший Короне, навлек на себя подозрение магнатов, поддержав Гавестона в его противостоянии Приказчикам. Семья Деспенсеров не была, по меркам маркграфов, очень знатной, ведя свой род от управляющих бывших графов Честера. Хью, который был членом королевского двора Эдуарда, когда тот был еще принцем Уэльским, и был посвящен будущим королем в рыцари, женился на старшей сестре и сонаследнице последнего Клэра графа Глостера. После гибели Глостера при Бэннокберне, Деспенсер поссорился со своим зятем из-за раздела наследства, от которого он благодаря поддержке короля требовал львиную долю, включая графство Гламорган. Эдуард, который никогда не любил или ненавидел наполовину, безумно влюбился в него и осыпал знаками внимания. Когда он был управляющим королевского двора, молодого человека обвиняли в подрыве любого другого влияния и тем, что король бегал за ним «как котенок за соломинкой».
      К весне 1321 года алчность Деспенсера и негодование маркграфов разрушило центристскую партию и привело к междоусобицам в Южном Уэльсе, которые Эдуард I в свое время пытался предотвратить. Разъяренные использованием фаворитом королевских прерогатив, чтобы посягнуть на их права, крупные лорды марок под началом графа Херефорда и Мортимеров вторглись в земли Деспенсера и опустошили их. Их поддерживал Ланкастер, сам маркграф. Когда король приказал Херефорду и его сторонникам уйти, его открыто проигнорировали, в то время как Ланкастер на том основании, что в королевском суде не дождешься правосудия, созвал парламент лордов северных земель в Понтефрактском аббатстве, на котором Деспенсеры были официально осуждены. Гражданская война распространилась из Уэльса в Англию, и в июле, с тем чтобы, как они выражались, «поддерживать всеобщий мир... чтобы покой и порядок людей более надежно охранялся», вооруженные маркграфы вошли в Лондон и расквартировали свои войска в пригороде. Предупрежденный Пемброком, который единственный оставался верным ему, что, если он не изгонит Деспенсеров, магнаты нарушат свою клятву преданности и выберут вместо него другого правителя, король через две недели капитулировал. 19 августа в его присутствии лорды в парламенте приговорили Деспенсеров к высылке за «присвоение себе королевской власти, отчуждение сердца короля от его народа и за то, что препятствовал встречам магнатов с королем».
      Однако, как с Гавестоном десять лет назад, одно дело было заставить короля выслать человека, которому он отдал свое сердце, другое – принять меры к тому, чтобы король не вернул его обратно. Маркграфы же вскоре отправились по домам, так как не могли удерживать своих слуг так долго вдалеке от дома. И так как Эдуард сделал все, что хотели его подданные, и все еще был их помазанным королем, общественное мнение вновь переменилось к нему. В октябре один из союзников, лорд Бадлесмер, нанес большое оскорбление королеве, воспрепятствовав ее въезду в замок Лидс. Это было уже чересчур, и когда Эдуард осадил замок и повесил его констебля, возникло всеобщее чувство, что маркграфы зашли слишком далеко, а он единственный вел себя как подобает королю.
      В том январе Эдуард действовал так решительно, что напомнил своего отца. Вновь обретя поддержку наиболее умеренных магнатов, он атаковал маркграфов в Уэльсе. Перейдя Северн в Шрусбери, к концу месяца он заставил Мортимеров капитулировать, в то время как колеблющийся Ланкастер бездействовал на севере. Тогда, после покорения замков Ладлоу, Херефорда, Глостера и Беркли, он убедил архиепископа Кентерберийского объявить высылку Деспенсера незаконной. В это время его главный противник совершил фатальную ошибку. Хитростью вовлеченный «королем дипломатии» графом Морея в секретную переписку с Шотландией, в которой он фигурировал под льстивым прозвищем «Король Артур», Ланкастер согласился признать Брюса королем в обмен на помощь шотландской армии. Пригласив их лукавого врага вторгнуться в пределы Англии, он отвратил от себя лордов пограничных земель и сыграл на руку королю.
      Не оказав помощи Мортимерам в опасный час, Ланкастер оказался совершенно один. Только Херефорд оставался, зайдя слишком далеко, чтобы отступать. Провозгласив их обоих предателями, воззвав к народному ополчению и назначив на май заседание парламента в Йорке, король отправился в поход против мятежных вассалов. 16 марта 1322 года при попытке перейти Ур Ланкастер был перехвачен на Бургбридже наместником Западных марок, сэром Эндрю Харклаем, в сопровождении воинов и лучников из Уэстморленда. Херефорд был убит, а Ланкастер, как всегда находившийся в замешательстве, взят в плен несколько часов спустя преследовавшими его королевскими войсками. Представшему перед королем в главном зале своего собственного замка Понтефракт графу было запрещено говорить что-либо в свою защиту, как когда-то Гавестону. Его приговорили к смерти и без промедления обезглавили в присутствии глумящейся толпы.
      Отомстив убийце Гавестона, Эдуард прибыл на заседание парламента в Йорк. Судьба ему благоволила; его шерифы хорошо знали свое дело. Представительное собрание магнатов, рыцарей от графств, горожан и церковных поверенных отменило Ордонансы на основании того, что Приказчики действовали без короля, а потому не могут рассматриваться в качестве настоящего парламента. Так как «власть нашего господина короля» была «незаконно ограничена к ущербу его величества и имуществу Короны», они постановили, что «каждый род ордонанса или провизии, созданный властью или какой бы то ни было комиссией подданными... относящийся к королевской компетенции» должен быть признан «недействительным и незаконным и не имеющим законности и силы». Вместо этого было записано, что все дела, затрагивающие «имущество короля и его наследников» должны «впредь гарантироваться и вводиться в парламенте нашим господином королем с согласия прелатов, графов и баронов и общин королевства, как это было в прошлом» .
      Йоркский статут был попыткой укрепить королевство не с помощью компромисса, воплощающего лучшее от двух противоположных принципов, как Мальборосский Статут юного лорда Эдуарда после баронских войн, но отказа от всего, за что боролись магнаты. Он отверг не только различие между монархом и Короной, сделанное в декларации 1308 года, но и коронационную клятву Эдуарда защищать справедливые законы и обычаи, установленные общинами. Вместо этого лишь правитель должен «создавать, защищать и укреплять» такие законы в парламенте. Единственной функцией «прелатов, графов, баронов и общины королевства» было «согласие». Статут возвращал управление государством к благосклонной отеческой опеке короля над своими подданными, которая хорошо помогала и была действенным методом в достижении определенных соглашений ранних лет царствования Эдуарда I, но с которой его преемник, будучи слишком ленивым, безответственным и легко поддающемся чужому влиянию, справиться не смог. Статут говорил о справедливом и активном короле и усердных подданных. Но в Статуте не была сделана попытка согласовать вопрос с тем, что же случится, если король не будет справедливым и активным, а народ не пожелает быть послушным.
      Хотя как и Ордонансы, которые он аннулировал, Йоркский статут передал власть, которую он восстановил, в руки короля в обрамлении парламента, даже если этот парламент ничего не мог сделать без него. И, в отличие от Ордонансов, он признал Общины как часть того парламента. Война с Шотландией и нужда в деньгах сделали скромных представителей графств и купеческих городов необходимыми. В двадцать лет правления Эдуарда II их созывали по предписанию не менее чем на двадцать пять парламентов.
      Король победил Ланкастера и маркграфов, но он все еще не покорил шотландцев. Еще раз летом 1322 года он назначил сбор войск в Ньюкасле на 22 июля. Вновь он встретился с Брюсом на поле боя. 19 июня он покинул Карлайл, чтобы совершить набег на Аллердейле, взять выкуп с аббатства Фернесс и сжечь Ланкастер и Престон, вновь перейдя границу с обычными трофеями и данью 24 июня. Когда, наконец, в августе Эдуард дошел до Мельроза и Эдинбурга, шотландский король отступил за Форт, опустошая страну и эвакуируя местных жителей. Как и прежде, он был уверен, что система снабжения англичан не справится с задачей, что и произошло. Брюс оставил сражаться за себя вересковые заросли и долгие шотландские мили. После двух недель в бесплодной опустошенной земле Лотиана, Эдуард вернулся в Англию, предав огню Драйбургское аббатство и разграбив Холируд и Мельроз. Единственным трофеем, полученным в кампании, была увечная корова. «Самая дорогая говядина, – ворчал граф Суррея, – какую мы когда-либо видели».
      Затем Брюс свершил свою месть. 30 сентября 1322 года он вновь пересек Солуэй и вторгся в пределы Йоркшира с востока, чтобы опустошить усадьбы Кливленда и одинокие деревни Северного Рединга. На самого короля Эдуарда, возвращавшегося домой мимо Барнардского замка, неожиданно напали и побили при Биланде, где капитан его охраны, Джон Бретонский, был взят в плен. Он и его сводный брат, граф Кента, единственные спаслись бегством в Бридлингтон, а оттуда морем в Холдернесс. Между тем горцы Брюса преследовали англичан до ворот Йорка, требуя выкуп за земли вплоть до Беверли и вновь разграбив Рипон.
      После этого англичане, жившие на северных землях, выполнили все условия, какие смогли. Архиепископ Йоркский уполномочил глав цистерцианского ордена заплатить за себя выкуп самим, епископ Даремский договорился с шотландцами, и даже доблестный Харклай, победитель при Бургбридже и теперь граф Карлайла, подчинился неизбежному и, разыскав Рэндолфа в Лохмабене, предложил провести мирные переговоры между двумя странами. В их основе должно было быть признание короля Роберта и его женитьба на английской принцессе в обмен на компенсацию в 40 тысяч марок, предоставляя Эдуарду выполнить условия в течение года. Харклай сделал предложения открыто и имея за собой поддержку пограничных лордов, но они были представлены его королю, до сих пор страдавшему от поражения, как измена. По его приказу Харклая схватили и повесили как предателя.
      Хотя Эдуард уничтожил своего самого преданного слугу, это не принесло ему никакой пользы. В течение нескольких недель ему пришлось из-за положения на границе послать своего представителя в Берик. 30 мая в Ньюкасле между двумя странами было заключено перемирие на тринадцать лет. Спорный вопрос о признании Брюса королем остался открытым, Роберт подписался как король шотландцев, а Пемброк и Деспенсер поставили свои подписи от имени английского короля. Это была единственная возможность спасти север от полного краха. По договору, Англия также согласилась не создавать никаких преград примирению шотландцев с папством. После этого Рэндолфа послали в посольство в Авиньон, где он добился от папы признания его суверена и независимости его страны. Два года спустя в Корбейле он добился возобновления так называемого «старого союза» между Францией и Шотландией. Любое перемирие или мир между Францией и Англией или Англией и Шотландией, к обоюдному согласию, должен был завершиться, как только Англия нападет на ту или другую страну.
      Борьба короля Роберта за признание в конце концов завершалась. Хотя последнего признания со стороны Англии еще не последовало, перемирие позволило Шотландии не опасаться вторжения и дало шанс восстановить расстроенную экономику. «Должно быть, все было сожжено в этот год или другие», как говорили. И вопрос престолонаследия теперь также, казалось, решен, так как в марте 1324 года королева неожиданно родила сына, которого назвали Давид. Два года спустя в Камбускеннете состоялся парламент, и присутствовавшие на нем представители шотландских городов обещали королю десятую часть всех доходов страны до конца его жизни. Он даже смог построить себе загородный дом в Кардроссе на Клайде с застекленными окнами и расписанными комнатами, где ввиду ухудшающегося здоровья он проводил много времени, охотясь и ходя под парусами.
      Англия также выиграла от прекращения столь дорогостоящей и бесславной войны. Это дало возможность Деспенсерам начать восстанавливать власть Короны. Хотя и не желая нагреть руки, они были полностью связаны со своим царственным господином, и их благополучие зависело от его силы. Их средством справляться с недостатками Эдуарда было не ограничивать его привилегии, но использовать их так, чтобы сделать королевскую исполнительную власть столь эффективной, что личная неспособность короля управлять больше не играла бы никакой роли. Пемброк умер в 1324 году вскоре после переговоров о перемирии с Шотландией, и Деспенсеры, старший из которых теперь стал Графом Винчестера, получили почти неограниченную власть. Они использовали ее, а они были способными и активными людьми, не только для того, чтобы выстроить огромное личное княжество в Южном Уэльсе от Милфорд Хейвена до Чепстоу, но и чтобы усовершенствовать управление. Так как Приказчики ограничили королевское право пользования Гардеробом, стараясь сделать его, как казначейство и канцелярию, в большей мере общим, нежели личным институтом, подотчетным парламенту, они сделали все возможное, чтобы возродить мощь другого королевского департамента, Королевской Палаты (первоначально – королевская спальня, так же, как Гардероб – был настоящим гардеробом), которую младший Деспенсер контролировал, будучи управляющим, и которая, заняв место Гардероба, все больше управляла королевскими имениями и их доходами. С ее третьей королевской печатью, sigillum secretum,минуя личную печать, ставшей, так же, как и большая печать, государственной, Деспенсер и рьяные чиновники Королевской Палаты издали целый ряд королевских приказов и писем, принесших максимальное количество дел и доходов под их контроль. Одновременно новый казначей, Уолтер Степлдон, епископ Экзетерский, осуществил реформирование в казначействе и его регистрирующих методах, чтобы усилить права Короны и ускорил обустройство счетов: «чтобы разбирать дела нашего народа более быстро для их спокойствия и нашей выгоды» , как говорит предписание. Именно этому аккуратному прелату, построившему прекрасный неф Экзетерского собора и основавшему Экзетерский колледж в Оксфорде, Англия была обязана перекомпоновке памятных свитков казначейства. Этот институт должен был стать утверждением силы и целостности английской административной системы в то беспокойное время.
      О том, в какой мере страна нуждалась в твердой руке, можно судить по записям лондонских коронеров. Люди прибегали к силе по самому пустячному поводу. В понедельник 19 октября 1321 года, во время вечерни, оруженосец графа Арундела по имени Томас Черч, ехавший верхом вместе с компанией по Теймз-стрит, сбил с ног женщину с ребенком на руках. Из-за того что носильщик попросил его ехать осторожнее, Черч обнажил свой меч и, нанеся человеку смертельный удар, умчался прочь, прежде чем прохожие смогли задержать его. Несколькими неделями позже лавочник с Броуд-стрит, разбуженный в полночь проходящим мимо гулякой, нанес ему сильный удар по голове своим посохом и оставил умирать на улице. Другой житель Лондона запустил ломом в бродячего певца, мешавшего ему спать, и сам был убит ножом, который убегавший музыкант всадил ему в грудь. А уличный торговец морскими угрями, выкинувший кожицу на дороге напротив домов двух купцов на Кордвейнерс-стрит, был забит до смерти, когда упал во дворе церкви Святой Марии ле Боу, где попытался укрыться от преследователей. Группы подмастерьев и студентов-юристов сражались на улицах мечами; заключенные совершали массовые побеги из тюрем; в графствах магнаты оружием запугивали монашеские собрания, дабы те выбрали кандидата на ту службу, которая им нужна; на барона Казначейства напали и убили на главной королевской дороге. Хотя все эти случаи характеризовали привычную для той эпохи жестокость, беспорядки с каждым днем становились все сильнее. Так же, как и готовность людей обмануть Корону и силой лишить соседей их прав. В средневековом государстве, когда король был слишком слаб или не способен управлять, анархия всегда была реальной угрозой.

* * *

      Попытки Деспенсеров восстановить экономику и порядок в государстве не принесли им популярности в Англии. Гордые аристократы, с детства не расстававшиеся с оружием, могли стерпеть власть только одного человека – короля. Если же слабовольный король отдавал бразды правления фавориту, то, будь это выскочка, как Гавестон, или наследственный магнат, как Деспенсер, этот королевский любимец обязательно вызывал ненависть. Король должен был править лично, если не хотел спровоцировать раскол в королевстве. Внешне Эдуард для своего народа воплощал идеальный образ монарха: величественной фигурой он напоминал своего отца. Несмотря на все проблемы, столь часто возникавшие во время его правления, он все еще был весьма популярен среди простых людей, чьим грубоватым развлечениям он так любил предаваться в своем хартфордширском убежище, и которые были столь далеки от него, что не могли осознать его неадекватность. Но те, кто ежедневно общался с королем, видел или слышал рассказы о его ребяческом, легкомысленном и недостойном поведении, были глубоко потрясены, ведь для средневекового человека почти непоколебимой была вера в наместника Бога на земле – короля. Начали распространяться слухи о том, что Эдуард был незаконнорожденным или же подменен в детстве. Начала быстро расти ненависть к фавориту и к непристойной страсти его господина. Говорили, что одного короля было достаточно, а трех – уже чрезмерно.
      Хотя оппозиция молчала, требовалось только время и благоприятная возможность, чтобы противоречия обострились. Управление стало тираническим; никто не смел противостоять королевским желаниям, отмечал хронист из Малмсбери. Исполняя функции правосудия, Деспенсер совершал самые серьезные мирские преступления, характерные для средневековья, лишал наследства на землю незаконными способами, «не испрашивая согласия на то пэров этих земель». Осенью 1323 года с помощью своих друзей, опоивших тюремщиков, из Тауэра по веревочной лестнице сбежал один из самых опасных его врагов, Роджер Мортимер Уигморский, и затем нашел убежище во Франции. Примерно в это же время до Эдуарда дошел призыв от нового французского короля, Карла IV, требовавшего от английского короля принести оммаж за его фьефы Гасконь и Понтье. Как и раньше, сложность возникла из феодальных взаимоотношений, которые не являлись проблемой до того, как начали развиваться национальные чувства во Франции и Англии. Английский король не мог заставить себя признать, что его суверенитет над французскими провинциями, унаследованными от его предков, был менее абсолютным, чем над всем его королевством, а его французский кузен и его министры равно твердо решили расширить свое господство над всеми до сих пор независимыми фьефами, которые по географическому и языковому признакам были частью Франции.
      После беседы со своим советом Эдуард добился шестимесячной отсрочки, упирая на то, что он не может спокойно покинуть свое королевство в его нынешнем нестабильном состоянии. Но к тому моменту, когда он должен был появиться в Амьене, чтобы принести оммаж, в Гаскони возникла ситуация, идентичная той, что привела к войне между Францией и Англией во время правления его отца. Зимой 1323-1324 годов, предав огню новый французский форт и повесив французского барристера за вторжение в свою юрисдикцию, сэр Ральф Бассет, английский сенешаль Гаскони, не ответил на призыв французского короля явиться в суд города Тулузы, чтобы держать ответ за свое нарушение норм права. Когда в июле 1324 года английский посол в Париже отказался выдать преступного сенешаля и попросил дальнейшей отсрочки принесения оммажа, французский король поступил так же, как и его отец тридцать лет назад, объявив Гасконь и Понтье конфискованными в соответствии с феодальным правом и послал армию в Ажене и другие районы герцогства. Французские каперы и слабость военно-морского флота помешали Эдуарду выслать подкрепление своим гарнизонам, поэтому все, что он мог сделать в своей бессильной ярости, – арестовать французских торговцев в Англии и освободить от своих обязанностей французских слуг своей жены. К сентябрю его сводный брат, граф Кента, был вынужден сдать Ла Реоль и согласиться на шестимесячное перемирие, чтобы спасти то, что осталось от Гаскони.
      Супружескую жизнь Эдуарда и Изабеллы трудно назвать идиллической. Королева сильно переживала по поводу его страсти к Деспенсеру. Их взаимоотношения были так натянуты, что поговаривали даже, что «король носит нож в рукаве, чтобы убить королеву, и говорили, что если бы у него не было никакого оружия, он загрыз бы ее собственными зубами». Уволив ее придворных дам и поставив на их место жену своего фаворита, Эдуард окончательно испортил отношения с Изабеллой.
      Но все же она была сестрой французского короля, поэтому Эдуард и Деспенсеры приняли предложение папского нунция послать ее во Францию, чтобы умолять о возвращении земель. Изабелла ухватилась за возможность спастись от своего унизительного положения. Однако все, чего она добилась, было продление перемирия до лета 1325 года. Таким образом, король Карл не только удерживал в своих руках Ажене в ожидании решения своего суда, но настаивал на личном присутствии Эдуарда или же его четырнадцатилетнего наследника при принесении оммажа за оставшуюся часть Гаскони. И так как, опасаясь за безопасность своего столь непопулярного фаворита, Эдуард не мог покинуть страну, молодой принц был послан во Францию, чтобы получить урезанный фьеф своего отца. Оттуда его мать отказалась отпустить его домой, тем самым бросив вызов Эдуарду и его министрам.
      Поступив таким образом, королева положила начало мятежам в Англии. Все жаждали свергнуть Деспенсеров и все обратились против короля. В Понтефракте деревенские жители собрались у могилы Томаса Ланкастера, который спустя три года после своей неоплаканной смерти стал популярным мучеником; начали появляться слухи о чудесах, свершаемых у его мощей, и даже появились требования канонизировать графа . Даже больше чем алчность и деспотизм королевского фаворита, страну шокировала его безжалостность. В парламенте в конце года от имени «общины» представлялись жалобы на незаконное заключение в тюрьму, коррупцию, деспотические лесные законы и серьезные ошибки правосудия; особенно сильное негодование вызывал обычай оставлять тела повешенных мятежников на неограниченно долгое время без христианского погребения. В Париже изгнанники-англичане стекались ко двору королевы, среди них был и Роджер Мортимер, который вскоре стал не только ее советником, но и любовником. И хотя это вызвало такой скандал, что после протеста со стороны папы Изабелле пришлось покинуть Париж и искать прибежища в Геннегау, это сыграло ей на руку. Ведь там она обрела даже более благоприятную базу для своей кампании против мужа, предложив графу Геннегау, который также был правителем Голландии и Зеландии, выдать замуж его двенадцатилетнюю дочь Филиппу за ее сына, будущего английского короля, в обмен на корабли, людей и деньги, необходимые для вторжения в Англию.
      Когда новости о случившемся достигли Эдуарда и Деспенсеров, они приказали привести в состояние защиты морские границы и прибрежные замки и созвать военные комиссии. Но они не посмели созвать войско, так как знали, что бароны пойдут против них. Даже граф Кента и кузен Эдуарда граф Ричмонда встали на сторону королевы. Когда в сентябре 1326 года Изабелла и Мортимер приплыли из Дордрехта в сопровождении английских изгнанников и гегенаусцев, жителями Пяти портов не было предпринято ни одной попытки перехватить их, так как они ненавидели фаворита, которого король сделал их наместником. Высадившись в Оруэлле, завоеватели без всяких препятствий дошли до Бери Сент-Эдмундс и Кембриджа, где к ним присоединилось большое число магнатов и джентри, включая старшего сводного брата короля, Томаса Бротертона графа Норфолка, Генриха «Кривая Шея» – брата и наследника казненного графа Ланкастера, – и Адама Орлетона, епископа Херефордского, старого противника королевской власти. В то время Эдуард и Деспенсеры ретировались в Тауэр, откуда сыпали прокламациями с требованиями национального объединения и предложениями награды за голову Мортимера. Но никто не обращал на них ни малейшего внимания, и в середине октября, обнаружив, что «все люди королевства» примкнули к их врагам, они бежали на запад. 11осле чего поднялась лондонская чернь, схватившая последнего казначея, епископа Экзетера Степлтона, и обезглавившая его ножом мясника на мостовой Чипсайда.
      К концу месяца армия королевы прибыла в Глостер, где к ней присоединились валлийские маркграфы и северные лорды. Несколькими днями позже с помощью жителей города Мортимер захватил Бристоль, где старший Деспенсер искал убежища. Представ перед своими собратьями-магнатами, он был приговорен к немедленной смерти. Ему сказали следующее:
      «Этот суд не дает тебе никакого права защищаться, потому что ты сам создал такой закон, когда человек может быть приговорен без права оправдаться. Теперь этот закон относится и к тебе, и твоим приверженцам. Ты – объявленный вне закона предатель, так как прежде ты был изгнан с одобрения короля и всего баронства... Силой и против закона этой земли, присвоив себе королевскую власть, ты советовал королю лишить наследства и уничтожить его вассалов, и в особенности Томаса Ланкастерского, которого ты казнил безо всякой на то причины.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47