– Я вижу, у тебя есть некоторое влияние на Камаля.
Дженроза резко подняла голову, посмотрев прямо на Коригану.
– В смысле?
– Вы с Камалем не только друзья.
– Ты шпионишь за мной? – Дженроза поставила вопрос ребром.
– Вы сейчас в МОЕМ королевстве, Дженроза Алукар, – грустно улыбнулась Коригана. – Здесь не происходит ничего, о чем я не знаю. А о твоих отношениях с Камалем Красных Щитов среди моих соплеменников известно всем. Хотя не могу сказать, знает ли о них Линан. По-моему, нет.
– Это не твое дело.
– Ну, само по себе не мое. Но я озабочена тем, как это может подействовать на Линана, если он узнает, что вы с Камалем любите друг друга.
– А кто говорил о любви? – покраснела Дженроза.
– Я скажу о ней, даже если ты не признаешься в этом самой себе. Не думаю, что Линан влюблен в тебя, но я верно полагаю – одно время он считал, будто любит тебя?
– Об этом тебе следует спросить его.
– Но я спрашиваю тебя.
– Возможно, одно время он так и думал.
– И то, что он, вероятно, больше так не думает, не помешает ему ревновать к Камалю. Разлюбить – это одно, но когда предмет твоей любви любит другого – это тяжелый удар.
– Я не могу изменить того, что мы с Камалем… стали… испытывать друг к другу.
– Тогда ты скажешь о ваших чувствах Линану?
Дженроза зашагала прочь от Кориганы.
– Я уже сказала, это наше дело и больше ничье.
– Хотела бы я, чтобы так оно и было, – бросила ей вслед Коригана, но Дженроза не ответила.
За приозерной деревней властвовала настоящая зима. Скот сбился в кучу, опустив головы под холодными южными ветрами. Отряд из десяти верховых четтов, сбившийся в кучу с подветренной стороны невысокого холма, желал бы сидеть сейчас в хижинах или вокруг одного из сотен бивачных костров. Четты эти были из разных кланов и не разговаривали друг с другом. Камаль держался в стороне от них, и погода, по-видимому, совершенно на него не действовала.
– У вас нет доспехов, заслуживающих подобного названия, – говорил он им. – А то, что вы называете копьями – не более чем дротики. Лошади ваши хорошо обучены, но не очень-то хорошо скачут вплотную друг к другу. Вы не кавалерия.
Несколько четтов вызывающе на него посмотрели.
– Повторяю, вы НЕ кавалерия, – отчеканил Камаль. – Видите вон тот одинокий стреловник в трехстах шагах к северу?
Четты оглянулись через плечо. Один-двое кивнули.
– Съездите туда на своих лошадях и вернитесь.
– И все? – спросил один из четтов.
– Пускайте лошадей только шагом.
Шесть минут спустя группа вернулась, все такая же замерзшая. Их лошади выглядели еще менее довольными.
– А теперь проделайте это снова, быстрым шагом.
Чуть меньше чем через шесть минут они снова вернулись. В то время как четты выглядели такими же несчастными, как и до того, даже еще больше сбитыми с толку, их лошади, казалось, более сознавали окружающее.
– А теперь – на то же расстояние рысью. Когда вернетесь, проскачите его кентером. А потом галопом.
К тому времени, когда они закончили три пробежки, и лошади, и всадники несколько согрелись; проделанные упражнения также обострили их интерес.
– Еще раз, – велел Камаль. – Быстрым шагом. Выстроившись в один ряд и не более чем в трех шагах друг от друга.
На этот раз он внимательно следил за тем, как они едут. Ему никогда не доводилось видеть никого, кто сидел бы на лошади более естественно, чем четт, а связь между четтом и его кобылой казалась чуть ли не телепатической, но вот вместе четты скакали с куда меньшей упорядоченностью и изяществом.
– У вас сложности с сохранением близкого расстояния, – уведомил он их, когда они вернулись.
– Нам стало тесно, – сказал один из четтов.
– Привыкайте к этому. На этот раз держитесь на том же расстоянии, но двигайтесь рысью.
В итоге получилась еще большая дезорганизованность. Камаль заставил их снова проехать быстрым шагом, и на сей раз кобылы и всадники сумели добраться до стреловника, сохраняя нечто похожее на ровный строй. И тогда он велел им проделать маневр кентером. Кавардак.
– А теперь еще раз, но снизьте аллюр до рыси.
Вышло получше, и теперь уже всадники начинали понимать, в чем смысл смены аллюра и постоянного расстояния. А их лошади привыкали скакать неподалеку друг от друга.
– Давайте попробуем проскакать галопом! – взволнованно предложил один из четтов.
– Рано пока, – твердо сказал Камаль. – На сегодня достаточно.
– Но мы же только-только начали! – пожаловался тот же юноша.
Камаль невольно усмехнулся. Ему нравился их энтузиазм. Он знал, что в грядущие дни и недели он им очень даже понадобится.
– Я сказал, что на сегодня достаточно. Возвращайтесь сюда завтра, в то же время.
Четты кивнули и разъехались.
– Так вот, сабля – интересное оружие, – сказал Эйджер. – И полезное, когда сражаешься верхом на лошади. Но когда ты пеший, есть оружие получше.
Собравшаяся перед ним группа четтов смотрела и слушала с острым интересом. Как и в группе Камаля, они были из разных кланов. Новость о победе Горбуна над Катаном распространилась с быстротой степного пожара, и они хотели узнать, как же он это сделал. И им также было любопытно, что у него в принесенном с собой мешке.
– Но четты же не сражаются пешими, – возразил один из них.
– Пока, – пробормотал про себя Эйджер, а вслух сказал: – Уроки, которые я вам преподам, пойдут на пользу, если вы будете драться стоя, верхом, согнувшись или ползком. – Он показал на заговорившего четта. – Тебя как зовут?
– Орлма.
– Подойди сюда, Орлма.
Орлма нервно посмотрел на своих сотоварищей, но выполнил просьбу Эйджера. Эйджер бросил мешок на землю и извлек из него два деревянных меча, один похожий на саблю, а другой покороче и пошире по сравнению с ним.
– Гладиус, – произнес Эйджер, и четты услышали в его голосе нечто, похожее на благоговение.
– Этот будет потяжелей любой сабли, какую я держал в руках, – отметил Орлма, вертя в руке учебное оружие.
– К тому времени, когда я закончу обучать всех вас, собственные сабли будут казаться вам легкими как перышко. Нападай на меня.
Четт усмехнулся.
– Я не повторю ошибки Катана, капитан Горбун.
– Рад это слышать. А теперь нападай.
Орлма осторожно двинулся вперед, держа саблю чуть выше уровня пояса, слегка приподняв острие. Он ожидал, что противник отступит перед его более длинным клинком, но Эйджер вместо этого ждал его чуть ли не скучая.
– Хорошо ею владеешь, не так ли?
Четт нахмурился и занес саблю над головой для рубящего удара. Но прежде, чем он успел что-либо сделать, Орлма почувствовал, как твердое острие деревянного оружия Эйджера ударило его в грудь, и воин упал.
– Еще раз! – приказал Эйджер.
Четт кое-как поднялся на ноги, снова выставил перед собой саблю и помедлил, желая посмотреть, станет ли атаковать Эйджер. Эйджер атаковал. Увидев удобный случай, Орлма повернул запястье и взмахнул саблей, метя горбуну в живот. Эйджер отступил на полшага, дав сабле просвистеть мимо, а затем сделал выпад, снова угодив противнику в грудь.
– Я разберусь, как ты это проделываешь, – пообещал Орлма, вторично подымаясь с земли.
– Не трудись, – посоветовал ему Эйджер. – Я сам тебе скажу. Стань, где стоял.
Четт выполнил приказ. Эйджер встал перед ним на расстоянии удара.
– Может ли любой из вас промахнуться на таком расстоянии? – спросил он остальных четтов. Все покачали головами. – Теперь медленно начинай свою атаку, – велел он своему противнику. Орлма откинул руку назад, а Эйджер просто ткнул перед собой так, чтобы острие его гладиуса остановилось над сердцем четта.
– Чтобы ударить меня, противник должен сделать два шага со своей саблей. А мне надо сделать только один. Вот в этом-то и состоит преимущество колющего оружия над рубящим.
– Но когда ты побил Катана, то дрался саблей, – указал один из четтов.
– Это потому, что я умею драться пешим, а Катан – нет. Если у вас только сабля или тесак, всегда делайте свои движения как можно, менее длинными. Чтобы убить врага, совсем не обязательно отрубать ему голову. Перерезанная артерия справится с ним ничуть не хуже, и почти так же быстро. Что еще важнее, для победы в бою не обязательно убивать врагов; можно вывести их из строя, а прикончить потом. Обнажите сабли. – Эйджер проверил три клинка. – Как я и думал. Вы затачиваете их ровно.
– Это единственный способ сделать их достаточно острыми, – сказал Орлма.
Эйджер обнажил собственную саблю и предложил Орлме попробовать наощупь ее лезвие.
– Оно неровное.
Горбун извлек из мешка короткую ветку и положил ее на два камня.
– Переруби ее своей саблей, – предложил он Орлме.
Четт размахнулся как можно выше и со свистом опустил клинок. Тот врезался глубоко в ветку. Он потянул оружие на себя, высвобождая его, а затем поднял ветку, показывая остальным, насколько глубоко он врубился в нее.
– Будь это тело врага, сабля разрубила бы его до самых почек! – похвалился он.
– Ах как верно, – усмехнулся Эйджер. – Положи ее обратно.
Теперь Эйджер взмахнул собственной саблей. Клинок вонзился далеко не так глубоко, но и вышел из деревяшки без всякого труда, а оставленный им разрез получился широким и рваным. Эйджер поднял ветку.
– Будь это тело врага, такой удар уничтожил бы ему не только почки. Подобную рану нельзя исцелить, и моя сабля выходит с легкостью.
По кучке зрителей пробежал пораженный шепот.
– А теперь я хочу, чтобы вы пошли и сделали себе деревянную саблю и короткий меч. Сделайте их к завтрашнему дню, и мы начнем ваше обучение.
После вечерней трапезы Линан отошел от бивачного костра и своего круга друзей. Он обнаружил, что ему спокойней в одиночестве, и это открытие как-то приводило его в замешательство. Он вырос одиночкой, так как заботливая опека Камаля создавала лишь легкое и иногда угрожающе отдаленное присутствие, но во время бегства из Кендры в Океаны Травы Линан научился полагаться на постоянное товарищество и защиту со стороны Камаля и Эйджера, Дженрозы и Гудона. Он по-прежнему искренне переживал за них, но все больше ощущал потребность отделиться от спутников, сохранять некоторую дистанцию между своей прежней жизнью и нынешней.
Свет костра отражался от его жесткой, бледной кожи, и юноша провел пальцем по голубой жилке на одной из рук. Он нащупал пульс и, понимая, что это нелепо, все же испытал немалое облегчение. Линан знал, что никакой он не вампир, но все же инстинктивно понимал, что он более и не совсем человек. Он не переставал гадать, сколь много в его новообретенной уверенности – его изменившейся натуре – вызвано кровью Силоны. Ему хотелось быть существом, созданным им самим, основанным на его собственном опыте и приобретенных знаниях, но он не мог отделаться от мысли, что присущие Силоне целеустремленность и мрачная потребность в изоляции в какой-то мере передались и ему.
Он наблюдал за своими гревшимися у костра спутниками. Непринужденно улыбающийся Гудон наклонил голову поближе к голове Эйджера. Между этими воинами образовалась прочная дружба, и Линан увидел некоторое их сходство по духу – соединение внешнего цинизма и принятия существующего миропорядка. Рядом с Эйджером сидела Коригана, которая, чувствовал Линан, так же, как и он, разрывалась между двумя натурами. Возрастом не намного старше его, она уже хорошо знала обычаи монарха. В ней присутствовала некая яростная решимость, которая немного пугала его, но являлась чем-то таким, что он теперь узнавал и в себе самом.
И потом была Дженроза – по-прежнему казавшаяся ему прекрасной, несмотря на свою знакомость. Она уже не прикрикивала на него и не шутила над ним при других. Когда она смотрела на него, он видел в ее глазах печаль и чувство вины за свой поступок, которые спас ему жизнь, сделав его тем, чем он стал. Он не знал, как сказать ей, что она поступила правильно, и ему приходило в голову, что он и сам точно не знал, правильно ли она поступила. А рядом с Дженрозой сидел Камаль, отец-не-отец, опекун и товарищ, советник и опытный воин. Между ними теперь возникла напряженность, и Линана это печалило.
Глядя на спутников, Линан вдруг увидел, как Камаль и Дженроза подержались за руки. Контакт был недолгим, но внезапное осознание поразило Линана, словно удар в живот. Он перестал дышать.
«Нет. Это невозможно».
Пара быстро переглянулась, соприкоснувшись взглядами в соединении столь же коротком и интимном, как и держание за руки.
Линан отвернулся от костра и зашагал в ночь.
– У нас есть новые мечи, которые ты просил сделать, – сообщил Гудон Эйджеру. – Пока еще только горстка.
– Уже? – удивился Эйджер. Кузницы проработали всего три дня.
– Мы бы изготовили их еще вчера, да первая отливка треснула.
– Можно посмотреть на них?
– Конечно. Надо сходить в деревню.
Друзья извинились перед остальными и ушли. Когда они удалились от тепла костра, Эйджер поплотнее закутался в пончо и с завистью посмотрел на Гуцона, шагавшего так, словно стоял знойный летний вечер. Ему думалось, что к такой штуке, как холод, он не привыкнет никогда. Дыхание его превращалось на ночном воздухе в пар. Сделавшаяся ломкой трава хрустела у них под ногами, и этот хруст был единственным звуком, кроме доносящегося издали мычания скота.
Они прошли между стреловников, ловя на себе взгляды со стороны других бивачных костров. Эйджер не видел никого во-круг, но каким-то образом чувствовал тяжелое присутствие тысяч четтов, окружавших их.
«Здесь, должно быть, столько же народу, сколько проживает в городах Спарро или Даавис, – подумал он, – но с таким же успехом эти люди могли бы быть призраками».
Приблизившись к деревне, Эйджер услышал шум горнов и стук молота, свирепое шипение разливаемой в формы стали. Звуки сплошь механические, неуместные здесь, в Океанах Травы. Впереди он увидел желтый отблеск расплавленного металла и гневное рдяное пылание горячих углей.
Прежде чем они достигли горнов, Гудон отвел его к хижине. Новое оружие аккуратно стояло у деревянной рамы. Эйджер увидел короткие мечи и нетерпеливо схватил один за хвостовик.
– Когда они будут закончены?
– Скоро. Рукоять мы делаем из кости, а поверх нее обматываем кожей и жилами. Как тебе?
– Трудно сказать, пока рукоять не закончена, но вес, похоже, какой надо. – Эйджер вынес меч из хижины и поднес к глазам, внимательно изучая клинок при свете луны. Клинок был неотшлифован, но казался плоским и тупым. – Над ними нужно еще немного поработать, но, думаю, они получатся отличными.
– Будь у нас побольше времени, мы могли бы проковать их, но чтобы получить нужное тебе число, пришлось удовольствоваться отливкой.
Эйджер хмыкнул. Не выпуская из руки хвостовика, он приложил острие меча к большому камню и наступил на клинок. Острие чиркнуло по камню, выбрасывая в воздух снопы искр.
– Прочный. – Он рубанул лезвием клинка по камню и с удовлетворением вслушался в звук. – Клинок совсем не хрупкий. Хорошая работа. – Эйджер вернул незаконченный меч обратно. – Вернемся к костру. А то я замерзаю.
– У тебя будет время привыкнуть к этому, – усмехнулся Гудон.
– И от этого мне полагается почувствовать себя лучше?
– Надеюсь, что нет.
Они прошли уже полпути обратно к костру, когда Гудон вдруг остановился и, нахмурясь, чуть склонил голову набок, словно к чему-то прислушиваясь.
– Что случилось? – спросил Эйджер.
– Что-то не так.
– Что именно?
– Сам не…
Раньше, чем он успел закончить фразу, из непроглядного мрака, окружавшего их, поднялись темные фигуры. Эйджер увидел отблеск лунного света на стали. Без единого крика или боевого клича незнакомцы разом набросились на них. У Эйджера хватило времени выхватить саблю, но ее вышибли у него из руки прежде, чем он успел замахнуться. Он бросился вперед, прямо под ноги ближайшему из неизвестных, и они вместе рухнули на снег. Он вцепился пятерней в лицо врага, нащупал что-то мягкое и изо всех сил надавил пальцами. Раздался пронзительный женский визг. Эйджер скатился с тела и зашарил по земле в поисках сабли. В воздухе свистнул клинок; он снова откатился и услышал, как лезвие вонзилось в землю там, где только что была его голова. Резко ударив ногой, он отбросил саблю врага, а затем тяжело поднялся на ноги. Ему тут же заехали по уху кулаком. Эйджер вскрикнул от боли, пригнулся и бросился вперед, но нападавший ушел с линии атаки; Эйджер споткнулся, снова упав наземь, перевернулся на спину – и сделал это как раз вовремя, так как увидел надвигающийся на него силуэт с высоко занесенной саблей. А затем силуэт дернулся и упал, и Эйджер увидел, как Гудон круто развернулся навстречу уцелевшим противникам.
Ругаясь на чем свет стоит, Эйджер вторично поднялся на ноги, подобрал саблю павшего врага и присоединился к Гудону. Они разделились, тесня напавших в разные стороны. Луна оказалась у Эйджера за спиной – и он ахнул от удивления.
– Катан! – прошипел он.
Четт попытался отступить, но Эйджер рассвирепел и удвоил усилия. Их клинки высекали искры в ночи. Эйджер сделал выпад, еще один, пытаясь действовать острием, но Катан оказался слишком проворным. Эйджер парировал удар в шею, перенес правую ногу назад и молниеносно развернул корпус. И услышал, как клинок Катана, нацеленный в его сердце, свистнул мимо. Лезвие его сабли ударило четта в бок и дернулось в руке, проламывая грудную клетку. Катан громко втянул воздух, удивленно поднял взгляд на противника и упал как сноп. Сабля Эйджера выскользнула из раны легко, словно выходя из ножен.
Эйджер резко развернулся и увидел, как Гудон вытирает клинок о пончо лежащей у его ног убитой женщины.
– Это был Катан. – Эйджер показал на труп вождя.
– И жена Катана, – добавил Гудон.
Вместе они подошли к первому убитому.
– Сын Катана? – спросил Эйджер.
Гудон кивнул.
– Ни отец, ни сын не отличались мастерством в сабельном бою. А вот женщина отлично владела саблей. Лучше меня.
– Как же ты ее победил?
– У нее из одной глазницы хлестала кровь, – хмыкнул Гудон.
– А-а… – Эйджер бросил позаимствованную саблю и нашел свою. – Как по-твоему, кого они собирались прихлопнуть? Тебя за поддержку Кориганы или меня за унижение Катана на глазах у двух кругов?
– Или Катан хотел в какой-то мере лишить поддержки Коригану и Линана?
– По собственной инициативе?
– Никак не выяснить. – Гудон пожал плечами. – Ты не ранен?
– Ухо онемело и в голове звон, как от боя колоколов.
– По крайней мере, ты не слышишь, как свистит воздух в твоем перерезанном горле.
Тут появились другие четты; многие несли факелы. В скором времени их окружила небольшая толпа.
– Нам следует идти дальше, на случай, если появится еще кто-то из клана Океана и решит отомстить, – тихо посоветовал Гудон.
Вскоре они оставили толпу позади.
– Если Катан охотился на нас с целью ослабить положение Линана, – размышлял Эйджер, – и был лишь одним из многих недовольных вождей, то они могут попытаться убить самого Линана.
– Верно.
– Ему нужны телохранители.
– Верно.
– А телохранителям нужен капитан. Некто, знающий, как мыслят четты. Тот, кто выберет в свой отряд только самых преданных воинов.
Гудон обдумал предложение.
– У тебя есть какие-то мысли насчет того, кто бы это мог быть?
– Уверен, у тебя какие-нибудь найдутся, – сказал Эйджер и добавил: – Думаю, тебе не придется искать далеко.
ГЛАВА 11
Ариве было холодно у себя в опочивальне. В камине пылал огонь, через восточное окно лился утренний свет, но она все равно мерзла. Камеристки уложили ей волосы, затем одели ее. Когда закончили с платьем, были надеты также кольца и тиара, а также венок из звездовок – единственных цветов, которые цвели зимой. И, наконец, камеристки осторожно повесили королеве на шею Ключ Скипетра и Ключ Меча. Кто-то постучался, и дверь медленно открылась. В проеме появилось лицо Харнана Бересарда.
– Ваше величество?
– Можешь войти, Харнан. Я закончила одеваться.
Он сделал несколько шагов в опочивальню и охнул, глядя на нее.
– Ваше величество! Вы… – Он несколько раз открыл и закрыл рот, но так и не смог произнести ни слова.
Арива повернулась к секретарю. Ее платье – слои бело-золотистой шерсти – прошуршало по деревянному полу. Харнан пораженно покачал головой. Если бы зима могла быть воплощена, подумалось ему, она выглядела бы, как его королева. Высокая и бледная, суровая, болезненно прекрасная. Вся, кроме глаз, взгляд которых блуждал.
– Что случилось? – спросил он.
Арива кивнула камеристкам, и те поспешили удалиться.
– Я правильно поступаю? – спросила она.
Харнан моргнул. Он никак не ожидал, что королева огласит подобный вопрос.
– Ваше величество?
– Выходя замуж за Сендаруса. Это правильный поступок?
Харнан беспомощно развел руками.
– Вся Гренда-Лир в восторге. Все рады за вас. Безумно рады.
Арива выглядела разочарованной, но кивнула. Харнан покраснел, понимая, что ответил как-то не так, но он не знал, какой ответ будет «тем».
– Чего ты хотел?
– Уведомить вас, что прибыл король Марин.
– А… Хорошо.
– Он хотел узнать, не пожелаете ли вы принять его сразу же.
– Пусть сперва поздоровается с сыном, – покачала головой Арива. – Они несколько месяцев не виделись друг с другом. А у меня и после свадьбы будет много случаев поговорить с королем… с моим свекром. – Она сглотнула.
– Как пожелаете. – Харнан поклонился и двинулся к выходу, но заколебался. У него возникло невольное ощущение, что ее не следует оставлять одну.
– Есть что-то еще? – невыразительно спросила Арива.
– Нет, ваше величество. – Он снова поклонился и направился к двери. Та открылась прежде, чем он добрался до нее, и в опочивальню вошел Олио. Харнан встретил его появление неслышным вздохом облегчения.
– Д-доброе утро, сестра, – весело поздоровался Олио.
– Я правильно поступаю? – сразу же спросила она и у него.
Олио бросил взгляд на Харнана; секретарь поднял брови, но ничего не сказал, а затем вышел.
– В чем?
– Не валяй дурака, – резко сказала она, а затем закрыла глаза. – Извини.
– Ты любишь Сендаруса? – осторожно спросил Олио.
– Всем сердцем.
– Значит, ты волнуешься о королевстве.
– Я его королева, – кивнула Арива.
– Но ты еще и женщина. Никакое королевство не требует, чтобы его правительница сохраняла целомудрие. – И он улыбнулся своему выбору слов, отлично зная, что с целомудрием как раз сложностей не возникало. – Или безбрачие.
– Но замужество не с кем-либо из Двадцати Домов?
– Наша мать тоже вышла не за кого-то из Двад… – Олио со стуком закрыл рот и мысленно обругал себя.
– И произвела на свет Линана.
– Но ты-то в-выходишь не за простолюдина, – возразил Олио. – Ты выходишь замуж за принца.
– И вступая в брак, заключаю союз.
– Невозможно з-заключать союз с покоренной п-провинцией.
– Выходя замуж за Сендаруса, я поднимаю Аман с колен. Ему больше не нужно преклоняться перед Кендрой.
– М-может, это не так уж и плохо.
Арива посмотрела на него с чем-то, похожим на отчаяние.
– Ты это серьезно?
– Да, если Гренда-Лир хочет быть чем-то большим, чем Кендра.
– Хотелось бы верить. Но я все гадаю: а не выдумываю ли я всяческие оправдания моей любви к Сендарусу?
– М-могущество Двадцати Домов д-должно быть снижено. А привнесение новой королевской крови поможет это сделать. – Его слова, похоже, не убедили Ариву. Он подошел к ней и взял ее руки в свои; они оказались удивительно холодными на ощупь. – Хоть я и не думаю, что на Тиире есть кто-то, равный тебе, Сендарус, подозреваю, к этому ближе всех. Ваш союз усилит королевство, уж в этом-то я уверен.
Арива наклонилась и поцеловала брата в щеку.
Тот застенчиво улыбнулся и, отступив на шаг, развел ее руки в стороны, чтобы как следует рассмотреть ее.
– Ты ве-великолепна.
– Я чувствую себя заледеневшей, – тускло ответила она.
Олио озабоченно поглядел на нее, но она отказывалась встретиться с ним взглядом.
– Ничего, согреешься, когда рядом с тобой будет Сендарус, – утешил он, надеясь, что это окажется правдой.
Дворцовый служащий, которому Харнан поручил проводить Марина к сыну, терпеливо ждал аманитского короля у входа в гостевое крыло. Марин, вместе с несколькими помощниками и телохранителями, стоящими рядом, все еще разглядывал город из окна дворца. По выражению лица короля слуга видел, что тот изумлен увиденным. Он был недалек от истины, но происходящее в данный момент в голове короля было потоком более сложных чувств.
«Вы только посмотрите на величину этого местечка! Я знал, что оно огромно, но и понятия не имел, до какой степени». Его собственная столица, Пилла, считалась одним из самых больших городов на континенте, но по масштабу была несопоставима с Кендрой. «И мой сын женится на ее хозяйке».
Он покачал головой и грустно улыбнулся самому себе. Кендра произвела на него такое сильное впечатление, что он запросто мог ошибочно принять ее за все королевство, и впервые понял, отчего граждане Кендры могли стать надменными. «Их гордость не назовешь беспочвенной».
Он услышал, как служащий вежливо кашлянул. Отвернувшись от панорамы города, король проследовал за провожатым в крыло для гостей, где снова остановился. Каменные стены по обе стороны от него высились, словно горные склоны. Потолок казался таким далеким, что мог быть чуть ли не небом. Он заметил, что спутники его охвачены ничуть не меньшим трепетом. «Мы должны казаться этому писаришке неотесанными сельскими мужланами», – подумал Марин.
– Ну, может так оно и есть.
– Ваше величество? – не понял писец.
Марин покачал головой.
– Где мой сын?
– Покои принца неподалеку отсюда; не последуете ли за мной…
Они проходили через залы с гобеленами во всю стену, мимо настенных росписей и фресок, пестрящих цветами, как летний луг. Вокруг сновали служащие и придворные, а иногда и знатные особы, безмолвно кивая в знак приветствия. Они миновали стену, часть которой состояла из сплошного куска стекла, и на один захватывающий миг гости увидели залив Пустельги, лежащие за ним земли и огромную, раскинувшуюся на переднем плане Кендру, вписанную в пейзаж, словно картина в раму.
Наконец служащий замедлил шаг возле галереи, пересекавшей их путь под прямым углом, свернул налево и остановился перед большой двустворчатой дверью. Постучавшись, он открыл створки и посторонился, давая войти Марину и его свите.
Сендарус, окруженный слугами, помогавшими ему одеться, выглядел, словно фруктовое дерево, атакованное стаей птиц. Принц стоял спиной к двери. А в другом конце залы, неотрывно глядя в окно, стоял Оркид.
– Кто там? – не оборачиваясь, спросил Сендарус.
Никто из слуг не узнал Марина, но все догадались, кем он должен быть, и отошли от принца, чтоб тот сам мог обернуться и посмотреть. При виде отца лицо его расплылось в широкой улыбке, но Марин приложил палец к губам – и озадаченный Сендарус ничего не сказал. Марин подошел к Оркиду и, встав у него за спиной, посмотрел через его плечо туда же, куда и он. Вдали виднелись самые высокие горы в Амане, нечеткие и темные на фоне горизонта.
– Скучаешь по дому? – спросил Марин.
Оркид кивнул.
– Все больше и больше. – Он нахмурился. Голос походил на голос Сендаруса, но был более глухим, более низким. Канцлер оглянулся через плечо и увидел Марина. Челюсть у него так и отвисла.
– Ну здравствуй, брат, – сказал Марин и раскрыл объятия.
Оркид вскрикнул от радости и обнял брата, колотя его по спине.
– Владыка Горы! – воскликнул он. – Владыка Горы! Я знал, что ты сумеешь!
Марин столь же горячо обнял его. Они отстранились, но по-прежнему держали друг друга за руки.
– Наш корабль причалил меньше часа назад. Шторм задержал нас за четыре дня пути до Кендры.
– Я уж думал, мы утонем, – добавил голос из свиты Марина.
– Амемун! – дружно воскликнули Сендарус и Оркид.
Старый аманит поклонился им.
– Во плоти, и не благодаря морским богам.
– Амемун преувеличивает, – возразил Марин. – Через день шторм закончился.
– Через два дня, – огрызнулся Амемун. – И я ничуть не преувеличиваю.
Братья все еще держались за руки, словно боялись, что если разожмут их, то не увидятся друг с другом еще двадцать лет. Сендарус подошел к ним и положил руку отцу на плечо.
– Ну, теперь ты здесь, целый и невредимый.
– Даже морские боги не помешали бы мне явиться на твою свадьбу, – ответил ему Марин. Оркид отпустил его, чтоб король мог обнять сына. – Так какая же она?
– Арива?
– Да кто же еще, мой мальчик! Амемун в своих донесениях расписывал мне ее в самых восторженных выражениях. Я им, конечно же, не верю.
– Она замечательная, отец. Это самая прекрасная женщина на Тиире. Самая…
– Довольно! – воскликнул Марин, подымая руку. – Теперь и ты говоришь, словно Амемун, а одного такого достаточно, спасибо.
– Вот и все уважение, которого я добился у твоего отца после десятилетий верной службы, – пожаловался принцу Амемун.
– Амемун и Сендарус говорят об Ариве чистую правду, – сказал Оркид. – Она исключительная особа.
– Вот тебе я верю. – Марин кивнул. – Ты смотришь на все настолько мрачно и равнодушно, что если уж ты говоришь об исключительности этой кендрийской королевы, то она, должно быть, и впрямь единственная в своем роде.
– Ты сам увидишь ее на свадьбе сегодня вечером, – заверил его Сендарус.
Марин кивнул.