ГЛАВА 1

Осенью, когда знойные летние ветры уже стихли, а свирепые зимние бури еще не грянули, Океаны Травы – несомненно, самое тихое место на континенте Тиир. Иногда случайно налетевший ветерок негромко шелестит золотистым морем, но этот звук не громче, чем проклятье умирающего врага или шепот влюбленного. Даже насекомые прекращают гудеть и зарываются глубоко в землю, дожидаясь весны и новых дождей.

В этот день солнце, еще не утратившее своей летней силы, поднялось высоко над равниной, заставляя воздух над землей переливаться, словно шелк. Единственный водопой на много лиг вокруг сделался всего лишь илистой лужей, и окружающее его кольцо грязи пересекали следы сотни животных. Из этого источника пила семья караков с обвисшими от жажды ушами. Жара заставила их потерять осторожность – они не уловили запаха степной волчицы, которая внимательно наблюдала за ними из зарослей кустарника всего в пятидесяти шагах от источника.

Волчица кралась за ними следом больше двух часов, постоянно держась позади, дожидаясь случая напасть и утащить одного из детенышей. Она чувствовала, что время настало.

Матка зашла глубже в грязь и принялась кататься по ней, оставив детеныша без присмотра. Волчица смерила взглядом расстояние, внимательно отмечая, насколько далеко от группы отошел крупный самец-секач, и напрягла мускулы.

А затем раздался звук – настолько глухой, что она сперва ощутила его как вибрацию в почве. Караки тоже что-то почувствовали и навострили уши, раздувая ноздри. Секач хрюкнул, и стадо поспешило присоединиться к нему; самцы помладше заняли свои позиции на флангах и в тылу.

Звук нарастал в неподвижном воздухе, словно раскат далекого грома. Волчицу он озадачил. Много лет назад, когда была едва ли не детенышем, она слышала что-то подобное, но не помнила, что же это означает.

Караки занервничали. Детеныш, на которого нацелилась волчица, взвизгнул и бросился бежать, оторвавшись от группы. Волчица снова напряглась, готовая воспользоваться растерянностью стада.

И тут появились всадники. Из-под копыт их сивых скакунов летели комья грязи; лошади пронзительно ржали, когда удила глубоко впивались им в губы. Всадники кричали. Градом падали стрелы и дротики. Вот рухнул один молодой карак, затем еще один. Пытавшейся защитить детеныша матке копьем проткнуло шею.

Волчица ошеломленно наблюдала за происходящим. Намеченного ею детеныша поразили две стрелы, и он взвизгнул в последний раз. Замешательство волчицы сменилось внезапным и сильным гневом. Она выпрыгнула из кустов и бросилась не к убитому караку, а к всадникам.

Горбун Эйджер Пармер раскраснелся от волнения. Из его уст вырвался безумный смех. Он развернул коня вправо и извлек свое короткое копье из бока еще дышащего карака. Подняв глаза, Эйджер увидел, как Линан загнал карака и пронзил его дротиком. Принц поймал взгляд и усмехнулся во весь рот. Эйджер снова рассмеялся, очень обрадованный тем, что бледный юноша снова начал наслаждаться жизнью. К Линану присоединился его четтский друг и опекун Гудон, и они вместе погнались за новой добычей. За ними рванул еще один всадник, вернее – всадница; Эйджер узнал в ней четтскую королеву Коригану. Он восхищенно смотрел, как она управляла своей кобылой одними коленями, оставляя руки свободными для стрельбы из крепкого изогнутого лука.

Внимание Эйджера привлекло нечто, промелькнувшее на периферии зрения, и он увидел как молодая карачка рванулась к высокой траве. Пришпорив лошадь, он погнался за ней. Карачка увидела его и свернула в сторону. Эйджер выругался вслух: теперь придется бить копьем между лопаток, куда попасть гораздо труднее. Он дождался, когда кобыла окажется достаточно близко к самке карака, чтобы заставить ее споткнуться, и вонзил в беглянку свое оружие. Та хрюкнула, передние ноги ее подкосились; она перекувырнулась, рухнула в грязь, выдирая копье из руки Эйджера, и перестала двигаться.

Эйджер издал победный клич. «Уже второй! Камаль наверняка пожалеет, что не отправился на охоту!»

Он проверил, нет ли поблизости еще караков, быстро спешился и прикончил добычу ножом. А затем услышал звук, издаваемый отнюдь не караком. Резко развернувшись, он увидел, как из травы на поляну выскочило что-то длинное и серое, величиной с половину четтской кобылы. Оно пробежало под одной из лошадей и, молниеносно распахнув широкую пасть, вспороло ей брюхо. Кобыла пронзительно заржала, взбрыкнула. Ее всадник тяжело упал на землю и оказался придавлен.

«Боже мой! – подумал Эйджер. – Это же степной волк!»

Зверь не стал дожидаться и приканчивать свою первую жертву, а помчался дальше, нырнув под брюхо другой лошади. Наездник увидел мчащегося волка и попытался развернуться но волк оказался слишком проворным и цапнул лошадь зубами за шею. Из порванного горла хлынула кровь, животное рухнуло наземь; увлекая так и оставшегося в седле хозяина. Волк прыгнул на павшую лошадь, порвал горло человеку и метнулся в сторону.

Эйджер не верил своим глазам – так быстро двигалась эта тварь. Остальные кони теснились, прижимаясь друг к другу, инстинктивно пытаясь найти защиту друг у друга, но люди знали – это как раз худшее, что могли сделать скакуны – и отчаянно пытались развести их в стороны, чтобы дать хоть какое-то место для маневра.

Эйджер выдернул из тела карачки копье и вскочил на собственную кобылу, после чего попытался заставить ее броситься на волка – но та лишь пятилась и выкатывала глаза. Волк бросился к сбившимся в кучу скакунам, пытаясь отыскать возможность прорваться в самую гущу. Мимо уха зверя просвистел дротик, а затем и стрела.

Одна лошадь вырвалась из общей группы, и Эйджер увидел, что на ней скачет Коригана. Волк зигзагом рванул прочь от нее, а затем направился к зарослям травы, с легкостью обогнав кобылу королевы. Коригана выпустила короткую белую охотничью стрелу. Та с резким звуком ударила в землю всего в шаге впереди от волчьей морды, и зверюга развернулась обратно к водопою. Лошадь без колебаний последовала за волком, и четты издали восхищенный крик. А затем он сменился криками ужаса, потому что волк внезапно обернулся и цапнул за одну из щеток над копытами. Лошадь споткнулась, и Коригана перелетела через ее голову, врезавшись в землю плечом. Прижав к груди лук, королева перевернулась. Волк не обратил на нее внимания и набросился на несчастное животное, расчленив его двумя движениями жестоких челюстей.

К этому времени из массы топчущихся на месте скакунов сумел выбиться и Гудон. Он не целясь метнул дротик, надеясь отвлечь внимание волка от своей королевы. Это сработало. Волк прыгнул, и зубы его щелкнули всего в пальце от лица Гудона. Четт выхватил длинный меч и отчаянно попытался развернуть лошадь, но волк снова оказался чуть ли не быстрее, чем видел глаз, и очутился уже позади Гудона. Кобыла перепугалась, встала на дыбы, и Гудон тяжело упал наземь, где и остался лежать, не шевелясь. Волк взвыл, чуть ли не радостно, и бросился на потерявших лошадей всадников.

И тут раздался другой вой, более ужасающий, но издал его не волк. От главной группы отделилась третья лошадь, и Эйджер увидел, что скачет на ней Линан.

– Нет! – закричал Эйджер. – Линан, нет!

И с такой силой вонзил шпоры в бока своей кобылы, что лошадь действительно тронулась вперед – но он знал, что все равно не успеет остановить своего принца.

– Ему не следовало уезжать туда! – заявил Камаль, неопределенно махнув рукой в сторону горизонта. Несколько стоявших поблизости четтов отступили за пределы досягаемости рук этого великана.

Дженроза подавила улыбку.

– А где именно следовало быть Линану?

– Да здесь, конечно, обдумывать свой следующий шаг. А он вместо этого шастает где-то с Эйджером и Гудоном – которым обоим полагалось бы знать, чем ему лучше заниматься!

– Охоту эту затеяла Коригана. А она не из тех, на кого можно не обращать внимания.

Камаль с кислым видом огляделся кругом и понизил голос.

– Она, может, и королева этих четтов, к которым нас занесло, но Линан по рангу выше нее. А он ведет себя так, словно это она наследница трона Гренды-Лир.

– Он обзаводится друзьями.

– У него и так есть друзья.

На этот раз Дженроза не смогла удержаться от улыбки.

– В самом деле, Камаль, я знаю, что вид у тебя очень внушительный, а Эйджер – отличный боец, но если Линан хочет отвоевать принадлежащее ему по рождению право, то нужно, чтобы на его стороне выступали не только мы трое.

Камаль хмыкнул и снова принялся сверлить взглядом горизонт.

– Может, оно и так…

– Кроме того, Линану нужно восстановить уверенность в себе. После боя с наемниками Рендла он ни разу не садился на лошадь. И он заслужил право хоть ненадолго освободиться от забот.

– А разве мы все его не заслужили?

– Ты мог бы тоже отправиться на охоту.

– У меня есть дела поважней.

– Например, стоять здесь и жаловаться, что у Линана есть дела поважней?

– Именно, – кивнул великан.

Он услышал смех Дженрозы и не захотел повернуться к ней лицом, но все равно не смог сдержать усмешки.

– Должно быть, я иной раз говорю как дурак, – тихо произнес он через некоторое время.

– Нет, совсем не как дурак. – Дженроза мягко коснулась его руки.

Камаль повернулся к ней. Ему хотелось взять ее за руку и прижать эту руку к своей груди.

– Полагаю, ты права.

– Обычно так и бывает. Но насчет чего именно – в данном случае?

– Насчет Линана. Ему нужно вырваться из лагеря. Он так долго болел, что прогулка верхом, вероятно, пойдет ему на пользу. Надеюсь, с ним все в порядке.

Дженроза увидела в его глазах большую любовь, которую он питал к своему принцу. Когда Линана ранили так тяжело, что он находился на пороге смерти, она случайно услышала, как Камаль говорил с ним, и впервые по-настоящему поняла, что он относился к принцу словно к родному сыну. И тогда же впервые заподозрила, что она, возможно, испытывает к Камалю нечто большее, чем уважение и дружеские чувства.

– Я беспокоюсь о нем, вот и все, – добавил Камаль. – Все время о нем беспокоюсь, особенно с тех пор, как…

– С тех пор как произошла эта перемена?

Камаль кивнул.

– Я знаю, у тебя не было выбора. Если б ты не дала ему кровь той лесной вампирши, он бы умер от ран после столкновения с наемниками Рендла. Ты спасла ему жизнь, Дженроза. И хотя мы знаем, что это изменило его кожу, его реакцию на свет, нам неизвестно, как именно эта кровь повлияла на его рассудок.

– С ним все будет отлично, – сказала Дженроза и расслышала сомнение в собственном голосе. На этот раз ей пришлось выдавливать из себя улыбку. – Да в любом случае, что такого с ним может случиться, когда рядом Эйджер и Гудон?

Волк ринулся на Коригану. Та отбила его наскок неловко нацеленным ударом позаимствованного у Гудона меча. Зверь увернулся и кинулся вновь. Споткнувшись о тело Гудона, Коригана повалилась навзничь, Волк напрягся для последнего броска, и она поняла, что ей предстоит умереть.

Волк прыгнул.

И вдруг его отшвырнуло в сторону. Коригана сперва не поняла, что именно случилось. Рядом с ней поднялся столб пыли и произошла дикая свалка, волк выгнулся дугой, силясь цапнуть зубами кого-то, схватившего его сзади. А затем она узнала кендрийского принца. Его белая фигурка накрепко приникла к волку. Коригана охнула и вскочила на ноги, готовая броситься спасать принца – а затем потрясенно сообразила, что спасать его вовсе не требуется. Каким-то образом он заваливал волка наземь. Королева увидела, как руки Линана обхватили волка за шею и потянули на себя. Раздался тошнотворный хруст – и зверюга обмякла, вывалив из громадной пасти язык.

Чья-то лошадь резко остановилась, упершись копытами в землю, и горбун Эйджер, с готовым к удару копьем в руке, оказался на земле рядом с Линаном, оттаскивая его от волка.

Какой-то миг никто не шевелился. Эйджер сжимал копье, Коригана сжимала меч, а Линан стоял над мертвым волком, дыша так же ровно, как всегда.

– Как ты это сделал? – в изумлении спросила Коригана. Он ничего не сказал, лишь изумленно смотрел на свои руки.

– Линан? – попробовал вывести его из оцепенения Эйджер. – Это же степной волк. Он силен, как Камаль. Как тебе удалось сломать ему шею?

Линан освободил подбородок от ремешка широкополой четтской шляпы. Его белая как слоновая кость кожа сверкала от пота. Он прищурился от яркого света и покачал головой.

– Не знаю. – И встретился с обеспокоенным взглядом Эйджера и озадаченным взором Кориганы. А затем увидел Гудона.

– О нет! – застонал он и опустился на колени рядом с другом.

Коснувшись пальцами горла четта, Эйджер осторожно приложил к его груди ладонь и объявил:

– С ним все в порядке.

Линан облегченно вздохнул.

– Принеси мне немного воды.

Принц сходил к кобыле Эйджера и вернулся с флягой. Горбун смочил водой платок и похлопал им Гудона по лбу, затем вылил немного воды ему на губы. Они дрогнули, и он позволил Гудону глотнуть немного воды.

– Ох… Все боги ненавидят меня, – пробормотал четт. И моргнув, посмотрел Эйджеру прямо в лицо. – Я в аду.

– Пока еще нет, – хмыкнул тот.

– Что случилось? – слабым голосом спросил пострадавший и попытался сесть. Эйджер обхватил его рукой за плечи. И тут он увидел волчицу. – Это ты сделал?

Эйджер покачал головой и кивнул на Линана.

– Это сделал наш юный принц.

– Метко стреляешь, – Гудон улыбнулся Линану.

– Он сделал это голыми руками, – уточнил Эйджер.

Глаза Гудона расширились.

– Такую тварь не смогли свалить и трое самых сильных наших воинов.

Линан неловко поднялся. Он не знал, куда деть руки.

– Что со мной произошло?

Никто не мог ему ответить.

ГЛАВА 2

Оркид Грейвспир, канцлер Гренды-Лир, нашел свою королеву стоящей в южной галерее дворца. Не застав Ариву у нее в гостиной, он сразу понял, что обнаружит ее здесь. Ему подумалось: есть некоторая ирония в том, что она, как и ненавидимый ею брат Линан, приходила сюда, когда ей хотелось побыть одной. С миг он постоял в ведущих на галерею двустворчатых дверях, изучая ее взглядом.

Арива была высокой и светловолосой, с прямой, как каменная стена, спиной. Красоту она унаследовала от матери, покойной королевы Ашарны, но характер ее был странной смесью материнской мудрости и отцовского эгоистического упрямства. Оркид еще не нашел способа воздействовать на нее, что ему неплохо удавалось с ее матерью.

Эта мысль заставила канцлера печально улыбнуться. После смерти Ашарны ему пришло в голову, что на самом деле это она умела получать от него то, что ей было нужно – и придавать этому такой вид, будто дело обстояло совсем наоборот. Но молодая королева была для этого слишком прямолинейна и еще не научилась замысловатым приемам своей матери по части тонкой лести.

Арива стояла, пристально глядя на тянущийся за королевским городом Кендрой порт и залив Пустельги. Тиару свою она держала в правой руке, и несущий прохладу южный ветерок слегка колыхал ее длинные волосы.

Оркид вежливо кашлянул в кулак и подошел к ней.

– Мне нужно немного побыть одной, канцлер, – не глядя на него, сказала она.

– Нам всем это нужно, ваше величество, но из всех людей вы меньше всего можете себе это позволить.

Он увидел гримасу раздражения у нее на лице.

– Когда вы так говорите, мне слышится голос моей матери.

– Она была мудрейшей из женщин.

– Возможно, не столь уж и мудрой.

– Как так?

– После того, как умер мой отец, она вышла замуж за Генерала и породила Линана.

Оркид глубоко вздохнул. Он так и подозревал, что ее нынешнее настроение связано больше с Линаном, чем с другими государственными делами.

– Задним числом мы все мудры, – промолвил он.

– Да, – кивнула она. – Это было несправедливо с моей стороны. – Она повернулась лицом к нему. – Не правда ли, странно, что, говоря об отце Линана, мы всегда называем его «Генерал»? Почему не «Простолюдин» или просто «Элинд Чизел»?

– Потому что он был самым великим генералом, какого когда-либо видела Кендра.

– А Ашарна была самой великой королевой, какую когда-либо видела Кендра?

– Несомненно.

– Тогда почему же мы не называем ее просто «Королева»?

– Со временем, возможно, и будем так называть. Но, возможно, вы превзойдете ее, ваше величество. И может быть будущие поколения станут колебаться, кого же из вас следует называть просто «Королева».

– А кого всего лишь «мать Королевы» или «дочь Королевы»? Мне не нравится, как это выглядит. Я не хочу быть более великой, чем Ашариа.

– А следовало бы. Если вы не станете стремиться быть самым великим монархом, какой когда-либо бывал в Кендре, то перестанете выполнять свой долг.

Оркид завороженно наблюдал за тем, как щеки ее залил румянец розетемской ярости.

– Да как вы смеете!..

– Теперь мне удалось привлечь ваше внимание? – резко перебил он ее.

Арива со стуком захлопнула рот. На лице у нее все еще оставался румянец, но уголки губ изогнулись в улыбке, которую ей оказалось трудно подавить.

– Именно так вы и разговаривали с моей матерью?

– Нет, ваше величество. Она была моей наставницей во всем.

Арива услышала в голосе Оркида искреннюю печаль и почувствовала к нему жалость.

– Значит, тогда вы мой наставник?

– Нет, королева Арива. Я ваш канцлер. И нас ждут дела.

Она снова устремила взгляд на город. Листва деревьев, заполнявших сады и парки самых богатых граждан Кендры, сделалась красно-золотой, окрашивая город великолепным цветом.

– Не могу отделаться от мыслей о Линане. Я искренне верила, что он навеки умер и погребен, и когда тот наемник…

– Джес Прадо, – с некоторым отвращением произнес Оркид.

– …Прадо сообщил мне, что он все еще жив, у меня возникло такое чувство, словно это я умерла.

– Понимаю. Я ощутил то же самое. Но нас все равно ждут дела.

– Я хочу чтобы меня избавили от него, Оркид. Мне хочется освободить мое королевство от его влияния, от его заразы.

– Он безвреден, ваше величество. Его занесло далеко к четтам, немногочисленному народу, живущему в степи и не знающему ни городов, ни армий.

– Нет, ты не прав. Пока Линан жив, он никак не может быть безвредным. Самая мысль о Линане все равно что язва, и, подобно язве, будет все разрастаться, если ее не вырезать. Он – мул, рожденный от королевы и простолюдина. И цареубийца.

Оркид глубоко вздохнул.

– Этот вопрос вам следует обсудить со своим Советом. Вам многое следует обсудить с Королевским Советом.

– И что же, по-вашему, мне посоветуют? Возможно, то же, что и вы?

– Ваше величество, возможно, я и мог бы обладать подобным влиянием на Совет, если б не был аманитом. Советники во всем вас поддержат, но могут дать рекомендацию, выходящую далеко за рамки моих скромных возможностей.

– О, теперь вы меня дразните, – пренебрежительно бросила она. – Мать полагалась на ваши советы так же сильно, как и я. К тому же большинство советников смотрит теперь на аманитов более благожелательно.

– Потому что вы выходите замуж за одного из нас? Может быть. Арива сосредоточенно нахмурилась.

– Наверное, вы правы. Я созову Королевский Совет обсудить этот вопрос.

– Уверен, советники помогут вам выбрать правильный курс. – Добившись того, за чем пришел, Оркид повернулся к выходу. Он велит Харнану Бересарду, личному секретарю королевы, немедля созвать Королевский Совет. Ариве требовалось усиленно потрудиться для избавления от уныния, вызванного новостью, принесенной Джесом Прадо.

– Оркид, – окликнула его Арива.

– Ваше величество? – обернулся он.

Арива провела языком по губам, казалось не решаясь заговорить.

– Есть еще что-то?

– Мой брат, принц Олио. Вы заметили в нем в последнее время что-нибудь… странное?

– Странное? – Оркид задумчиво опустил взгляд. – Он кажется чрезмерно усталым.

– И больше ничего?

Оркид покачал головой. Принц Олио? С тех пор, как во дворец прибыл Прадо, он почти не думал об этом юноше. Не упустил ли он что-то важное?

– С его высочеством что-то стряслось?

– Не знаю. Возможно мне просто мнится.

– Что именно вас тревожит, королева Арива? Я помогу, если сумею.

– Он меняется, – быстро произнесла она, словно на самом деле не хотела произносить этих слов.

– Меняется?

– Он не такой… ну, не такой милый, каким был когда-то.

Лицо Оркида отразило его удивление.

– Милый?

– В смысле мягкий, нежный. Он часто кажется мрачным.

– Сожалею, не заметил. Если желаете, я немного разузнаю.

– Да, – кивнула Арива, – но так, чтоб он ничего об этом не проведал.

Оркид поклонился и снова повернулся к выходу.

– И еще, Оркид. Я, может, и согласилась созвать Совет, но мое решение насчет Линана останется неизменным. Я хочу, чтобы его разыскали. И убили.

Олио находился в длинном темном помещении, заполненном тысячей коек, и на каждой койке лежал ребенок. Он посмотрел на первую – сыпь молочницы. Девочка лежала с полуоткрытыми глазами, и зрачки у нее настолько расширились, что почти вовсе не проглядывало белков; она втягивала воздух в легкие короткими тяжелыми вдохами, словно больная собака. Олио положил правую руку на лоб девочки, а левой рукой крепко сжал Ключ Сердца. Он почувствовал мягкое прикосновение мага к своему плечу, и сила хлынула через ключ в его тело, а затем в тело девочки. Сыпь испарилась, глаза закрылись, дыхание сделалось ровным, когда она погрузилась в глубокий целительный сон.

В груди у Олио появилась дыра – маленькая, словно заостренный кончик пера, но он видел прямо сквозь нее. С соседней койки раздался стон. На ней метался мальчик, расчесывая обезображивающие его лицо и руки нарывы. Олио возложил правую руку на один из нарывов; через него снова хлынула сила. Нарывы растворились, мальчик глубоко вздохнул и улыбнулся ему. Олио улыбнулся в ответ, а затем заметил, что дыра у него в груди стала шире.

Крик боли со следующей койки. Олио увидел еще одного мальчика, весь торс которого изрезали ожоги, а кожа сделалась черно-красной. Олио исцелил его. Дыра в груди расширилась, став величиной с древко копья.

Теперь все помещение наполнилось стенаниями страдающих детей. Они хлестали по нему, словно волны бушующего моря.

– Иду, иду, – успокоил он. – Дайте мне время.

Он переходил от койки к койке, исцеляя всех детей подряд, а дыра у него в груди сделалась настолько большой, что перерезала его пополам, вся ее окружность теперь уже была не видна. Олио совершенно вымотался, но дети все еще нуждались в нем.

Он все шел и шел вдоль коек, леча больных, и все это время его медленно разъедало – до тех пор, пока он, добравшись наконец до конца, не увидел, что правая рука у него замерцала, сделалась полупрозрачной, а затем вообще исчезла.

Он посмотрел на последнюю койку. На ней лежал Линан, маленький Линан, с белым и раздувшимся от пребывания в морской воде телом, с выеденными глазами, с губами, от которых остались лишь обрывки кожи.

– Брат, я исцелю тебя, – сказал Олио и возложил руку. Но никакой руки у него не было. От Олио остался лишь воздух и свет.

– О нет! – воскликнул он. – Только не сейчас! Раздувшееся тело Линана зашевелилось, и Олио увидел, как черви поедают плоть его сводного брата.

– Нет! – завопил он и повернулся бежать…

…и упал. Голова его столкнулась с чем-то твердым. Глаза открылись, и он увидел, что лежит на полу в собственных покоях. Олио застонал и попытался встать, но смог вместо этого лишь скорчиться в спазме рвоты, так ничего и не извергнув.

– О боже!..

Он оттолкнулся руками от пола и привалился к постели. В голове что-то стучало. Он прижал ладони к вискам, затем к челюсти. Во рту пересохло как в пустыне, его целиком заполнял распухший язык.

Он попытался снова встать на ноги, но согнулся пополам, так как барабанный бой в голове достиг крещендо. Он посидел на краю постели, пока этот грохот не поутих, а затем подошел к умывальнику и плеснул на лицо холодной водой. Полученный шок, казалось, в какой-то мере смыл боль.

Кто-то постучал в дверь.

– В чем дело? – проговорил он заплетающимся языком, почти совсем беззвучно.

– Ваше высочество, здесь прелат Фэнхоу хочет вас видеть. – Голос принадлежал слуге Олио. – Впустить его?

– Конечно, впустить! – крикнул в ответ Олио. Сколько раз надо втолковывать этому болвану, что Эдейтору Фэнхоу никогда не следует препятствовать заходить к нему? Он поднял взгляд на дверь, уловил свое отражение в зеркале над умывальником. И сперва не узнал увиденного лица.

– Нет, подожди! – попытался крикнуть он, но смог лишь что-то прохрипеть. Да и все равно было уже поздно. За дверью послышались шаги поспешившего привести прелата слуги.

Он плеснул еще воды на лицо и снова посмотрел в зеркало. Глаза красные, а кожа такая бледновато-желтая, что походила цветом на старинную слоновую кость. А из-за двухдневной щетины он выглядел как разбойник, а не принц королевства.

В дверь снова постучали, и она открылась. Вошел прелат Фэнхоу и закрыл за собой дверь. Олио втянул голову в плечи.

– Ваше высочество, с вами все в порядке?

– Просто устал, Фэнхоу, – кивнул Олио.

– Рад это слышать. Мне зайти попозже?

– Да, – слабо произнес Олио, а затем быстро поправился: – Нет. Нет, останьтесь.

И встал, выпрямившись, чтобы прелат увидел его лицо. Эдейтор побледнел.

– Ваше высочество! Что с вами?

– Мне плоховато спится.

– У вас такой вид, словно вы месяц не спали.

Олио заставил себя улыбнуться.

– Действительно н-настолько п-плохо? Надо б-буцет п-перестать есть эту дорогую дворцовую еду.

Эдейтор не ответил на его улыбку.

– Вы хотите сказать, пить это дорогое чандрийское вино.

Веселое выражение на лице Олио исчезло, сменившись смесью потрясения и гнева.

– Как вы смеете!..

– Если мне нельзя сказать это вам в лицо, принц Олио, то кому же можно?

– В-вы слишком м-много на себя б-берете…

– Несомненно. Вы пили прошлой ночью?

– Не понимаю, какое вам д-дело до этого.

Эдейтор ничего не сказал. На лбу у прелата выступил пот, и его почти одолело тоскливое сосание под ложечкой, убедившее Эдейто-ра, что принц и вправду пил.

– Я даже не люблю вина, – продолжал миг спустя Олио. В голосе его теперь звучал притворный гнев. – И редко пью. Я не могу… – Он дал голосу стихнуть.

Эдейтор сглотнул.

– Не можете удержаться, ваше высочество?

– Я совсем не это хотел сказать! – выпалил Олио. – Если рта не можешь раскрыть, не п-предъявляя мне н-нелепых обвинений, то лучше уж вообще не раскрывай его.

Эдейтор развел руки жестом, который мог бы сделать взывающий к суду.

– Мой господин, я не собирался оскорблять вас…

– По вашим словам этого не скажешь.

– Я НЕ СОБИРАЛСЯ оскорблять вас. Мы с вами вместе участвуем в великом эксперименте во благо нашего королевства, и я вас уважаю и восхищаюсь вами больше, чем каким-либо другим известным мне человеком, но когда вижу вас таким – это разрывает мне сердце. – Эдейтор снова сглотнул, на этот раз – сдерживая слезы. Тон принца сильно уязвил его, но он стыдился проявить это чувство.

Олио зевнул и оперся рукой о умывальник. Рукав его окунулся в воду, и он рассеянно посмотрел на него.

– Это я тебя оскорбил.

– Нет, ваше высочество…

Олио взмахом руки велел ему замолчать.

– Н-не возражай. Мы не можем позволить себе притворства друг с другом. – Он на миг закрыл глаза, и когда открыл их, то они показались Эдейтору вдвое краснее, чем раньше. – Возможно, я и п-по-творствую иной раз своим слабостям, д-друг мой, но прежде я тебе не солгал. Мне плохо спится. Я вижу ужасные сны. Вино помогает мне заснуть. И оно же помогает забыть сны, когда я все-таки засыпаю.

– Сны о ваших исцелениях?

У Олио побелело лицо.

– Откуда ты знаешь?

– Мы имеем дело с великой магией, ваше величество. Те, кто занимаются ею, часто страдают от последствий. Некоторые из магов, поручившие мне помогать вам, жаловались в точности на то же самое. Сны эти всегда заканчиваются плохо, горем и неудачей.

– Да, да. Именно так.

– И вино тут не поможет, – тихо добавил Эдейтор.

Олио провел пятерней по волосам. Ломота в висках ослабла, но не прекратилась.

– Клянусь тебе, Эдейтор, дело не в вине.

– В вине или же в магии, но вам нельзя продолжать в подобном духе.

– Н-но все те больные! Что они будут делать?

– Исцеляться сами, как часто и поступают. Когда мы открыли клинику, то должны были лечить только умирающих, и только умирающих от несчастных случаев, а не от старости. Я знаю, что вы лечите всех детей, какие к нам приходят.

– Я не м-могу вынести в-вида их страданий.

– Мы все страдаем, ваше высочество. Таков, в конечном счете, наш жизненный удел. Но если вы будете и дальше помогать всем, кого к нам приводят, то боюсь, настанет время, когда вы никому не сможете помочь, даже тем, кто сильней всего нуждается в вашей целительной силе.

– Ты прав, – вздохнул Олио. – Сегодня утром я сам себя не узнал. И сны становятся все хуже. Они всегда заканчиваются… – он не смог договорить.

– Чем, ваше высочество?

Олио покачал головой.

– Н-неважно. – Он снова улыбнулся. – Обещаю п-позаботить-ся о себе, Эдейтор. Я отдохну. И буду больше спать.

– Думаю нужно не просто выспаться, – предупредил его Эдейтор. – Вы должны какое-то время не пытаться больше исцелять. Вам надо прекратить пользоваться Ключом Сердца.

– Прекратить пользоваться им? Ты это наверняка не всерьез.

– Никогда не говорил серьезней. Именно он источник ваших кошмаров и недомоганий.