18

Озлобленный презрением, которое читал в глазах людей, Амбрус вошел в частные покои регента в цоколе крепостной башни. Когда-то он свободно расхаживал здесь как человек, обладающий авторитетом… Разве его отец не был правителем города? Теперь приходилось проходить украдкой и каждое мгновение быть готовым к тому, что кто-то потребует сказать, что ему тут нужно.

С каждым днем он все больше сожалел о своем решении. Раньше он полагал, что это умно и дальновидно, если он будет сотрудничать с пришельцами. Разве Белфеор и его спутники не располагали огромной властью? А их чудо-оружие, а их восхитительные машины в курящихся горах! Он был настолько убежден в правильности своего решения, что не ощутил никакой вины, когда отец бросился с башни, — а только сочувствие к упрямому старику, который не хотел приспособиться к изменившемуся миру.

Но теперь…

Вместо того, чтобы привечать его и осыпать подарками, которые могли бы соблазнить других последовать его примеру, они презирали его, отсылали прочь, а в последнее время попросту перестали замечать. Он был совершенно один. Никто не хотел его дружбы.

Несколько часов назад он говорил с членами своего бывшего рода. Инициатива исходила от них, и он надеялся, что они, может быть, захотят снова принять его. Ничего подобного. Хотя они разговаривали с ним сугубо вежливо, в голосе их был сарказм, а в глазах — пренебрежение. Без особой необходимости они не обменялись бы с ним ни словом.

— В этом году первое весеннее новолуние наступает поздно, — говорил Гуртон Кноль, и лицо его стало кислым. — В прошлом году подготовка к Королевской Охоте прошла как обычно, и он убил короля своими молниями. Соревнование оказалось фарсом, но внешняя форма в известном смысле все же была соблюдена. В этом году мы уже много раз посылали к Белфеору людей из-за Королевской Охоты — и остались без ответа. Он отправил претендентов на работу в курящихся горах и сказал, что они должны забыть о тренировках с планерами. Люди из древних родов недовольны, они говорят, что Белфеор понасмехался над богами, как делали и наши предки накануне изгнания в неприветливые страны дальнего севера. И еще они говорят, что если он будет поступать так и дальше, то боги снова раздуют солнечное пламя, и люди будут сожжены, и на этот раз пощады никому не будет.

Услышав страшные слова, преподнесенные таким серьезным тоном, Амбрус встревожился.

— Что вы хотите от меня?

— Пойди к Белфеору. Спроси его, какие приготовления к Королевской Охоте проведены в этом году. На наши вопросы он отвечать не хочет, так, может, он выслушает тебя.

Это поручение и привело сюда Амбруса.

Весна обещала быть необычайно теплой; с полей и холмов в округе уже исчез снег, а две недели назад с юга прибыли первые караваны. Конечно, не тепло было причиной, что Амбрус обливался потом, когда постучал в дверь кабинета Белфеора. Когда-то это был кабинет его отца.

За дверью слышались голоса, и поэтому пришлось постучать еще раз, громче, прежде чем Белфеор брюзгливо рявкнул: «Войдите!» Амбрус вошел.

У Белфеора были Паргетти, светловолосый нервный человек, его товарищ с самых первых дней, и женщина по имени Янна, со светящимся алым ртом и жестким взглядом, которая привела в Карриг остальных людей Белфеора будто бы из разбойничьих логовищ в горах. На столе лежала уйма бумаг, по поводу которых они, очевидно, и дискутировали.

— Чего надо? — рявкнул Белфеор. — Не люблю, чтобы меня отрывали.

Амбрус подтянулся и попытался принять достойный вид, как у отца. Твердо посмотрел узурпатору в глаза.

— Меня послал мой бывший род, — сказал он. — Я должен узнать, какие проведены приготовления к Королевской Охоте, как того требуют закон и обычай.

— Убирайся и перестань мне докучать, — бросил Белфеор и повернулся к Амбрусу спиной.

Паргетти откашлялся и сказал:

— Э-э… Белфеор, ты знаешь, это не умно. Учитывая местные традиции, тебе действительно надо бы…

— В этом году не будет Королевской Охоты, — сказал Белфеор.

Амбрус отшатнулся, не веря своим ушам.

— Что? — выпалил он.

— Ты меня слышал, — ответил Белфеор. — За кем там охотиться? Эти проклятые паррадайлы мешали нашей работе, и я приказал осенью либо разогнать их, либо перестрелять. А теперь уходи и забудь об этом глупом суеверии.

— Берегись! — вскричала Янна. Белфеор развернулся на стуле и увидел, как Амбрус с искаженным яростью лицом, сжав кулаки, бросается на него. Он вскочил и рванул из-за пояса пистолет.

— Вон! — заорал он. — Сматывайся, если не хочешь быть зажаренным, как твои дражайшие паррадайлы!

Совершенно сломленный, Амбрус, пошатываясь, вышел.

Остаток дня его дух, словно гонг, отзывался эхом паники. Что же станется с Карригом, если не соблюдаются древние традиции? Он был не очень умен, и прошло изрядно времени, прежде чем он осознал правомерность отцовского упрека — он-де неспособен к регентству. Прав его отец был и в том, что человек не может освободиться от возлагаемых на него богами обязанностей. Разве не был причиной его глубокого падения разрыв с кланом, в котором боги поместили его?

Город как целое также имел обязанности, и одной из важнейших являлась Королевская Охота. Отменять ее значило издеваться над богами. А ведь каждый знал, как человечество было изгнано из более прекрасного мира, потому что насмехалось над богами.

Месть богов могла заставить себя ждать, но она была неминуема. Он помогал Белфеору — как же он мог надеяться избежать их гнева?

Вечером того же дня он принял решение и сделал то, на что не отваживался уже много месяцев: пошел в город. Идти пришлось одному. Даже двое личных слуг оставили его после добровольной смерти Бависа Кноля.

О боги! Как переменился Карриг!

А горожане не забыли его. Даже дети на улицах узнавали его и бежали следом, бросая в него грязью и выкрикивая его имя. Еще не пройдя и половины мили, он понял, что его предприятие потерпело неудачу. Если он пойдет дальше, они, возможно, нападут на него в темном переулке и забьют до смерти. Когда к банде ребятишек присоединились подростки, кидаясь уже не только грязью, но и камнями, он обратился в бегство и, ослепленный комком грязи, который попал ему в лицо, налетел на человека, только что вышедшего из кабачка.

— Полегче, мой юный друг, — сказал незнакомец и ухватил Амбруса за локоть, не давая ему упасть. Потом приказал ребятишкам, чтобы они перестали безобразничать и расходились по домам.

— Но это же Амбрус, изменник! — крикнул один из подростков.

Незнакомец отпустил Амбруса и сказал резко:

— Вы довольно отделали его. Теперь убирайтесь, пока я не погладил мечом ваши задницы!

Амбрус вытер с лица грязь и увидел, что его спаситель — широкоплечий, крепкий мужчина, атлетически сложенный, несмотря на седые волосы и морщинистое лицо. Дети с неохотой подались назад и то и дело оглядывались, но незнакомец, расставив ноги, смотрел им вслед, пока они наконец не исчезли за углом.

— Я не могу достойно отблагодарить вас, сударь, — униженно сказал Амбрус. — Но ребята не виноваты. Это родители научили их называть меня изменником.

— Значит, ты — юный Амбрус, так? — спросил седовласый. — Да, я слышал о тебе подобные речи. Но «изменник» — серьезное обвинение. Я только недавно прибыл в город с караваном и мало знаю о причинах такого к тебе отношения. И я предпочел бы видеть доказательства измены, прежде чем примыкать к толпе, которая швыряет камнями. Но что привело тебя — одного — в город, если люди так плохо о тебе думают? Разве ты не из знатной семьи — со слугами и со стражей, которые должны тебя охранять?

К своему удивлению, Амбрус выложил незнакомцу абсолютно все — без утайки.

— Никакой Королевской Охоты! — сказал седовласый удивленно, но Амбрусу показалось, что в его голосе прозвучала удовлетворенность. Зачем кому-то радоваться подобному известию? Судя по одежде, этот человек был наемником, а отмена празднества сулила ему лишь сокращение жалованья. Но для дальнейших гаданий времени у Амбруса не было: его спаситель желал вернуться в кабачок и настаивал, чтобы парень его сопровождал.

Амбрус воспротивился, объяснив, что на него наверняка накинется какой-нибудь пьяница. Но незнакомец отмел все возражения.

— Только не здесь! Тут большинство моих попутчиков. Если нужно, они тебя защитят. Пошли!

И он потащил Амбруса в кабачок.

Все было так, как и обещал незнакомец. Хотя несколько местных посетителей, завидев Амбруса, и разразились яростными воплями и хотели накинуться на него, достаточно было знака седовласого — и каждый из драчунов увидел напротив себя двух незнакомцев, загородивших дорогу. Амбрус дивился, кем же это может быть его новый приятель, если столько людей, не задумываясь, выполняют его приказы.

— Давай на стол! — приказал седовласый. — Расскажи этим людям, что только что рассказал мне!

Внутренне содрогаясь, Амбрус взобрался на стол. Он не делал тайны из своей былой верности Белфеору, но подтвердил, что не будет соучастником кощунства. Он полагал, что раз узурпатор пришел к власти законным путем, ибо убил короля, значит, он собирался следовать обычаям и традициям. Однако теперь он узнал, что паррадайлы истреблены или изгнаны из курящихся гор, — и он сожалеет о своем заблуждении и не хочет больше иметь дела с бандой Белфеора.

Наступило глубокое молчание. Оно было прервано седовласым, — он хлопнул в ладоши и объявил, что они выслушали откровенное признание в заблуждении и потому следует его принять. Со всех сторон, помедлив, отвечали кивками, а кто-то призвал проклятие богов на Белфеора, чем вызвал согласный рев. Амбрус в доказательство своей искренности повторял и повторял проклятие со всем пылом.

— Хорошо! — сказал седовласый незнакомец. — Но, боюсь, это еще не все, друг Амбрус! Слишком глубоко ты увяз, чтобы так легко смыть дерьмо со своих рук. Но возможно, что из твоих прегрешений можно извлечь пользу. Давай-ка посоветуемся, как тебе лучше всего использовать доверие, которое все еще питает к тебе Белфеор.

Амбрус удивленно сказал:

— Сударь, вы утверждаете, что чужой в этом городе. Почему же вас так сильно интересуют наши дела?

— Я человек, который ненавидит несправедливость, где бы она ни повстречалась, — ответил седовласый. — Садись, друг Амбрус, выпей с нами и давай обсудим, что нужно делать.

19

— Если бы ты не вскочил вовремя, этот варвар тебя точно задушил бы, — сказала Янна.

Белфеор откинулся на стуле.

— Амбрус? — сказал он. — В противоположность своему отцу, Амбрус глупенький трусишка. У старого Бависа Кноля мужества было на двоих. Говорят, последние восемнадцать лет он держался у власти благодаря довольно подлым приемам, но никто никогда не называл его трусом. Он пытался даже мне отдавать приказы — мне! Естественно, когда он заметил, что его угрозы божественной местью не производят на меня впечатления, то бросился с башни, но Амбрус не проявил даже такого, ложного, мужества.

— Я думаю, ты втянешь нас в большие неприятности, — сказал Паргетти.

— Неприятности? — спросил Белфеор с иронией. — Какие еще неприятности? Все идет как по маслу! Мы отправляем больше руды, чем наши партнеры когда-либо…

— Я не об этом говорю, — прервал его Паргетти. — Ты можешь смеяться над угрозами божественной местью, но для этих людей она — абсолютно реальна. И то, как ты насмехаешься над их суевериями…

— Пошел ты со своими уроками, полученными в Корпусе! В следующий раз ты еще скажешь, что Корпус прав, предоставляя эти варварские миры самим себе, — недовольно засопел Белфеор.

Паргетти покраснел.

— Ты знаешь, как обошелся со мной Корпус! И все только потому, что я встал и сказал, что думаю об их позиции по отношению к потомкам беженцев с Заратустры, и осудил практику предоставления уймы населенных миров банде грязных варваров. Но все же с ними нужно считаться, — ведь нет никакого смысла преднамеренно создавать себе дополнительные проблемы, не правда ли? Ты охотно выслушиваешь меня, когда я говорю о неиспользованных ископаемых этой планеты, но если я даю тебе разумные советы об обращении со здешними людьми, ты смеешься надо мной.

Его голос возвысился, стал гневно-настойчивым. Несколько раздосадованный этой вспышкой, Белфеор пожал плечами:

— Ну хорошо. Расскажи нам об этих людях.

Паргетти задержал дыхание.

— Вот и послушай! Естественно, это правда: благодаря политике Корпуса эти люди отрезаны от всех цивилизаций и опустились до такого примитивного уровня, что их вряд ли можно считать людьми. И тем не менее у них есть свои надежды, религиозные догматы и амбиции, и мы обязаны с ними считаться.

— Послушайте-ка этого проповедника! — съязвил Белфеор. — Не знал, что эти дикари так тебе по душе, Мирд!

— Забудь это имя! — прикрикнула Янна и нервно оглянулась, словно опасалась, как бы кто не подслушал.

— Помолчала бы ты! — отрезал Белфеор. — Наш друг Паргетти наставляет нас о жизни местных уроженцев. Пусть выговорится, — пока что в его россказнях не было ничего стоящего, может, сейчас изречет нечто важное!

— Подумай о нашем положении! — воскликнул Паргетти. — Нас сто два человека, разбросанных по городу, по рудникам и по посадочной площадке. Здесь, в городе, мы находимся среди семнадцати тысяч жителей, а со всей округи сюда на весенний праздник устремляются крестьяне. Как они отреагируют, когда узнают, что ты, недолго думая, протрубил отбой Королевской Охоте? А люди, которые пришли с караванами с юга? Они будут в ярости. Ведь их привлекла сюда Королевская Охота, и если твой приход помешает заключению торговых сделок… Даже без приезжих соотношение сил тут сто семьдесят к одному. Ты об этом подумал?

Белфеор небрежно вытащил пистолет, которым отпугнул Амбруса.

— В одной из этих штук достаточно заряда, чтобы поджарить сто семьдесят человек, — сказал он. — Если не разбегутся, как делали до сих пор. Черт побери, Паргетти, может, ты боишься? Или ты врал, когда говорил, что если я сделаюсь законным правителем Каррига, то могу проворачивать дела без всяких помех?

— Ты вообще слушаешь, когда я что-то говорю? — взбесился Паргетти. — Правители этого города — только наместники богов, и чтобы доказать, что боги и впредь одобряют их правление, они ежегодно обязаны подвергаться определенным ритуалам и символическим актам, из которых один — умерщвление паррадайла. Они считают, что их жизнь сплетена из божественных сил и актов свободной воли, и они хотят, чтобы их правители подчинялись тем же законам, которые уважают они сами.

— Стой! — Белфеор холодно взглянул на него. — Это совсем не то, что ты говорил, когда планировалась операция! Ты говорил, что все проще пареной репы; ты говорил, что туземцы будут слепо повиноваться всякому, кто законным путем придет к власти.

Паргетти в отчаянии воздел руки к небу.

— Но тут-то совершенно другое! Это же очевидно, что ты не можешь за одну ночь изменить суеверную природу этих людей! Ты хоть что-то понимаешь в менталитете примитивов?

— Белфеор, я думаю, что в одном очень важном пункте Паргетти прав, — медленно сказала Янна. — Тебе следовало бы сделать то, о чем он говорит. В конце концов, до сих пор он был всегда прав.

Белфеор грохнул ладонью по столу. Он начинал злиться.

— Теперь послушайте! Паргетти, ты спрашиваешь, думал ли я о нашем положении. Я задаю тебе тот же вопрос. Ты забыл, что эти идиоты с «Волчьей акулы» сбили какой-то звездолет? Мы не знаем, кто это был, — он вошел в атмосферу и сгорел: но что же это могло быть еще, как не патрульный крейсер, который пришел, чтобы сменить какого-то агента, может быть, доставить замену для Герона? Конечно, Корпус не сразу сможет выделить корабль для проведения расследования, но рано или поздно он все-таки заявится. И прежде чем это произойдет, мы добудем и оттранспортируем весь более или менее расщепляющийся материал, сможем выполнить договоры о поставке и еще часть продать на свой собственный счет. В этом смысл всей операции, не правда ли? Это означает, что нам придется подгонять туземцев и повысить нормы. То, что мы до сих пор заработали, едва покрывает вложенные денежки; сейчас речь идет о том, чтобы получать прибыль. Почему же, ради всего святого, ты хочешь потратить время на какое-то дурацкое суеверие, если наша единственная и первостепенная задача состоит в том, чтобы добывать и отправлять то, что можно добыть, пока это возможно?

— Провести Королевскую Охоту и поддержать настроение туземцев — не пустая трата времени! — возразил Паргетти. — Это — страхование жизни!

— Ну так валяй! Делай свое маленькое шоу для туземцев — это все, что я могу тебе предложить. Правда, не знаю, где ты для этой охоты найдешь паррадайла, — я ведь приказал удалить их из гор.

— Прежде чем такое делать, проконсультировался бы с Паргетти, — сказала Янна. — Для чего вообще это было нужно?

— Они мешали! — сказал Белфеор. — Затрудняли работу плановиков. Ведь невозможно было ни одной пещеры обследовать, чтобы не напороться на кого-то из них!

Паргетти был бледен.

— Ты нас подвел, — сказал он и встал. — Ты нарушил местную традицию! Ты знаешь, на чем основывается законность власти регента. Если не подтвердишь ее победой на новой Королевской Охоте, они не будут признавать тебя правителем. Пойду договариваться с Гуртоном Кнолем о Королевской Охоте, возможно, это даст нам отсрочку. Но я не могу ничего обещать. Предполагаю, что твоя глупость и непрофессионализм делают мятеж неизбежным!

Белфеор был настолько ошарашен взрывом темперамента обычно смирного Паргетти, что только хлопал глазами.

— Хорошее известие, — проговорил Лангеншмидт в микрофон передатчика.

— Рассказывайте, — сказал Бжешка.

— Я говорю из одного кабачка в Карриге. В Дайомаре Сли раздобыл для меня несколько надежных людей в качестве слуг и сопровождающих. Организовал нам место в караване. Он свое дело делает здорово и заслуживает занесения благодарности в личное дело. Пошли мы как группа наемников в охране каравана и двадцать дней назад прибыли сюда. К счастью, в этом году весеннее новолуние пришлось на позднюю дату, и мы успели изучить обстановку, а она именно такая, на какую мы надеялись. Не знаю, в курсе ли Белфеор, но он сидит на бомбе с часовым механизмом. Он настолько вопиюще нарушает местные обычаи, что даже отступники, примкнувшие было к его банде, осознали свою ошибку. Давеча я вышел из кабака и натолкнулся на Амбруса, за которым бежали с камнями какие-то ребята. Знаете, кого я имею в виду?

Бжешка кивнул:

— Изгоя — сына бывшего регента, так?

— Точно. Так вот, он только что услышал из собственных уст Белфеора, что Королевской Охоты в этом году не будет, и он так озлобился и испугался мести богов, что с опасностью для жизни удрал в город, чтобы распространить это известие. Я привел его в кабак, сразу поставил на стол и заставил все рассказать, чтобы все услышали эту историю. Это было точно то, чего мы хотели. Сейчас взбудоражен весь город. Каждый ждет ночи новолуния; если Белфеор не объявит об открытии Королевской Охоты, они будут штурмовать крепость и разорвут его в клочья, невзирая на энергетические пистолеты. Будет кровавая бойня, но это означает, что мы сможем ограничить наше вмешательство до минимума… Впрочем, вероятно, проведав, как настроены горожане, — Белфеор отменил свое решение. Во всяком случае, Гуртону Кнолю, нынешнему главе рода Паррадайл, было дано поручение все-таки организовать Королевскую Охоту. Но уже слишком поздно… Будет фарс, и все это знают. Имея опыт прошлогодней Охоты, когда Белфеор, недолго думая, подстрелил паррадайла энергетическим пистолетом, другие претенденты восторга не испытывают. Вместо того, чтобы тренироваться для Охоты, они строят планы мести Белфеору — когда работа в рудниках оставляет им для этого хоть какое-то время. Между прочим, что касается рудника, то я побывал там сам и внедрил парочку своих людей в качестве агентов. Там создана целая система по обогащению руды, все агрегаты импортированы нелегально. Насколько я могу судить по анализу проб, отправляется руда с уровнем очистки от восьмидесяти до девяноста процентов. Производительность, должно быть, составляет от четырех до пяти тонн в день, а это — уйма расщепляющегося материала.

— Мы беремся за это дело, — сказал Бжешка. — Как только добудем откуда-нибудь крейсер, он разведает систему Циклопа. А каковы перспективы с… э-э… вмешательством богов?

— Все идет по плану. Работаю над этим каждую свободную минуту. Извержение, вероятно, погребет половину Каррига, но Белфеора не будет среди тех, кто снова встанет на ноги.

20

Даже самое весомое опровержение никогда не сможет поспеть за слухом, который надо опровергнуть. Лангеншмидт с удовлетворением наблюдал, как еще раз подтверждалась эта древняя мудрость.

После того, как благодаря Амбрусу разлетелся слух, что Королевской Охоты не будет, Белфеор, изменив свое решение, по сути дела, добился лишь того, чтобы даже те, кто страстно желал его возвращения к традиционным обязанностям регента, стали иронизировать над пародией на Королевскую Охоту, организуемую в этом году. Было ясно, что узурпатор действует под нажимом, а не в силу искреннего желания исполнить долг перед богами. Даже неграмотные забитые крестьяне, пришедшие в город на праздник, удостоверились, что он не правомочный правитель Каррига, а богохульник-тиран, которого следует свергнуть. Горожанам же, чтобы прийти к такому выводу, понадобилось два года.

Новоприбывшие, хотевшие заключать традиционные пари на участников Королевской Охоты, обнаружили, что букмекеры не расставляют столов; над дверями домов и лавок выставлялись гербы всех древних родов, кроме герба правящего рода пришельцев; наиболее смелые горожане окунали праздничные гирлянды в черную краску и вывешивали их рваными клочьями — знак глубокого траура.

Атмосфера враждебности, нависшая над городом, сгущалась, и не только потому, что Белфеор навлек гнев богов. Из-за залежей радиоактивных руд в вулканической цепи Карриг получал более высокую дозу облучения, нежели остальная территория планеты, но местные жители адаптировались к этому, и хотя число мертворожденных было гораздо выше, чем на юге, не задумывались над этим.

Но теперь, когда они уже второй год были вынуждены без соответствующей защиты от излучения работать на руднике Белфеора, мертвые младенцы или уродцы рождались то и дело, и как только Лангеншмидт распространил слух, объяснявший это явление проклятием богов, он разнесся как пожар.

Не удовлетворившись этим, Лангеншмидт продолжал искать возможности дискредитации Белфеора. Граждане Каррига придавали большое значение знамениям и пророчествам, — это он помнил хорошо. Несомненно, развитие событий ускорилось бы, устрой он несколько чудес…

У подножия крепости стояла старая, высеченная из камня статуя Ларсо-Венга, божества Счастья, которое пользовалось большой любовью. По обычаю, торговцы и купцы перед завершением сделки шли к статуе, касались ее руки и клали рядом жертвенный дар. Так часто поступали даже иностранцы-караванщики, а из речных судовладельцев ни один не преминул нанести статуе визит, прежде чем доставить груз вниз по реке, к побережью.

Утром, после того, как Лангеншмидт счел, что время для знамения наступило, к статуе божества явились судовладелец и рулевой бота, который должен был доставить к побережью груз солонины и шерсти, — явились, чтобы коснуться ее руки и испросить успешного рейса. Взглянув на лицо бога, они в удивлении узрели, что каменные щеки — мокрые. Из глаз идола сочились слезы.

В тот же день на рыночной площади обезумел один граат. Еще минуту назад животное спокойно стояло с грузом на спине, пока хозяин торговался о цене тюка войлока; в следующее мгновение граат с пронзительным воплем вздыбился и начал лягаться во все стороны. Потребовалось шестеро сильных мужчин, чтобы связать животное и держать до тех пор, пока не удалось его приколоть.

Взбешенный хозяин немедленно поддержал мнение оказавшегося рядом наемника. Что правда, то правда! На этот Карриг свалились все беды! Разве не оплакивал город бог счастья?

Какая-то повариха, работавшая в доме рода Твивит, опустила в восьмиметровый колодец ведро, чтобы набрать воды, а когда вытянула, то оно было полно крови. Она с воплем уронила его, примчалась уйма слуг, чтобы поглазеть на происшедшее, и после того как они удостоверились в нормальных свойствах колодезной воды, то сошлись во мнении, что столько чудес за такое короткое время может означать только одно…

Когда вести об организованных им знамениях достигли кабачка, где расквартировался Лангеншмидт, то он был ошарашен и очень обрадован тому, насколько при передаче из уст в уста улучшился поданный им материал. Колодец во дворе усадьбы Твивит (куда он бросил красящее средство) был будто бы полон трупов тех, кого палачи Белфеора убивали и кидали в колодцы в течение зимы. Люди также клялись, что сумасшедший граат на рыночной площади человеческим голосом извергал проклятия в адрес Белфеора.

Через два дня, накануне новолуния, на руднике взбунтовались каторжане. Прежде чем энергетическое оружие, примененное весьма щедро, восстановило спокойствие, один из надзирателей был брошен в дробилку. И даже после этого люди продолжали работать в черепашьем темпе, пока не явился сам Белфеор и не заверил их, что Королевская Охота состоится и их отпустят посмотреть состязания. Согласно донесениям двух доверенных людей, которые были у Лангеншмидта среди рудничных, Белфеор был крайне возбужден, нервничал, орал и оскорблял своих помощников.

Вечером стало известно, что он вызвал к себе Гуртона Кноля, вероятно, чтобы обсудить вопросы ритуала, — но к этому времени Лангеншмидт уже разыграл козырную карту. Его помощники уже два часа оповещали людей, что Белфеор прогнал паррадайлов из курящихся гор. За кем же он собирается охотиться в этом году?

В прошлом году Амбрусу было нипочем стоять у парапета крепостной башни, едва ли в пяти метрах от того места, где бросился навстречу смерти его отец.

Но в этом году…

Старательно избегая взгляда своего дядюшки Гуртона, который в церемониальном одеянии стоял возле Белфеора, он смотрел на заходящее светило в западной части курящихся гор. Теплый воздух прозрачен, а мелкие облачка окрасились розовым.

Белфеор, кажется, утратил былую самоуверенность. Лицо его потемнело от едва сдерживаемой ярости и лоснилось от пота. Паргетти пытался приглушенным голосом успокоить его, но это только усиливало раздражение Белфеора. В конец концов он заорал:

— Долго нам еще стоять здесь, словно куклам?

Гуртон Кноль искоса взглянул на него.

— Пока не появится Вечерняя звезда.

Белфеор вытащил платок и вытер лоб.

— Дурацкая трата времени! — пробурчал он. — Что нам с этой звезды? Думаю, надо начинать.

Паргетти сделал еще одну попытку успокоить его. Белфеор отмахнулся.

— А что произойдет, если не будет ни одного паррадайла, которого я мог бы убить, а? — настаивал он. — Учитывает это ваш глупый ритуал?

Гуртон Кноль мрачно молчал. Амбрус сжал кулаки. Как он мог ослепнуть настолько, что примкнул к этому спесивому богохульнику? Он покраснел от стыда. Чтобы быть подальше от человека, к которому он испытывал теперь только отвращение, он сделал шаг назад. Тяжелый церемониальный меч ударил его по ноге.

Слуги, священники и мудрецы, стоявшие в приписываемом традицией порядке, беспокойно переступали с ноги на ногу. Солнце скрылось за черными силуэтами вулканов.

— Кажется, я вижу Вечернюю звезду! — прошептал остроглазый молодой служка, напряженно всматриваясь в небо.

В тот же момент между курящимися конусами показалось что-то черное. Оно постепенно приближалось, и вот уже можно было разглядеть, что это, — и спутать его ни с чем было нельзя. Все разразились воплями: