Масоны в России - от Петра I до наших дней

      Критическая проверка историографических версий, вот уже на протяжении более чем полутора столетий предлагаемых исследователями для объяснения дела Н.И.Новикова, а также знакомство с первоисточниками показывают, что ближе всех к его разгадке подошли дореволюционные исследователи М.В.Довнар-Запольский, Я.Л.Барсков и Г.В.Вернадский. Двум первым из них удалось показать, что никакими невинными овечками, в чем пытался уверить читателей А.Н.Пыпин, московские розенкрейцеры никогда не были, как не был невинной жертвой самодержавия и сам Н.И.Новиков. Таинственные документы, фигурировавшие в его деле, отмечал в этой связи М.В.Довнар-Запольский, до нас не дошли, но из показаний самого Н.И.Новикова "ясно, что сношения с великим князем выражались не в одной только пересылке книг и, очевидно, имели какую-то политическую подкладку"
      [651]. Этой "подкладкой" были, как установил Г.В.Вернадский, тайные сношения московских розенкрейцеров с их берлинским начальством и наследником Павлом Петровичем. Московских масонов, подчеркивал Г.В.Вернадский, погубили "сношения с цесаревичем и его берлинскими друзьями"
      [652].
      Известно, что Екатерина II и ее сын не ладили друг с другом. Причин тому было много, в том числе и чисто человеческого плана. Несходными были и политические устремления матери и сына. В отличие от Екатерины II, воспитанной на идеях французского Просвещения, воспитание Павла Петровича происходило в другой обстановке и совершенно ином духе. С детства он был окружен масонами и воспитывался ими в соответствующем духе. Что побудило Екатерину II поручить воспитание сына масону Никите Панину - об этом можно только догадываться.
      Важнее другое: добрых чувств по отношению к матери и ее царствованию своему воспитаннику он так и не внушил.
      Навязчивым стремлением русской аристократической группировки, начиная с 1760-х годов, было введение в России конституционного правления. Уже сразу же после воцарения Екатерины II в 1762 году Н.И.Панин попытался навязать ей разработанный в узком масонском кругу свой конституционный проект (конституция Н.И.Панина), который, однако, государыня решительно отклонила. Неудача не обескуражила Н.И.Панина и его единомышленников. Взоры их обратились теперь к сыну императрицы наследнику Павлу Петровичу, в лице которого они видели будущего законного, в отличие от узурпировавшей трон Екатерины II, монарха, управляющего вверенным ему царством на основе "непреложных государственных законов". "Вельможная группировка, - пишет О.Ф.Соловьев, - не собиралась складывать оружия, делая ставку на приход к власти по достижении совершеннолетия в 1772 году цесаревича Павла Петровича". Идеологическим и организационным средством, способствовавшим реализации этой цели, аристократическая группировка "считала масонские ложи, которым придавалось возрастающее значение как во внутриполитическом, так и в международном плане, учитывая связи с организациями ордена в других странах" [653]. Крайне важно в этих условиях было как можно прочнее привязать Павла Петровича к ордену, в связи с чем встает вопрос о масонстве самого наследника. Посвящение его И.П.Елагиным произошло, скорее всего, летом 1777 года и, во всяком случае, не позднее 1779 года. Как полагал Е.С.Шумигорский, известие это может считаться наиболее правдоподобным [654].
      Косвенным доказательством принадлежности Павла Петровича к братству вольных каменщиков могут служить его масонские портреты со всеми орденскими регалиями на фоне статуи богини Астреи. Два из них находятся в Москве и один в Стокгольме. Не исключено, впрочем, что, как полагают некоторые исследователи, портреты эти могли быть написаны уже после смерти Павла Петровича по заказу самих масонов и, следовательно, в таком случае никакой доказательности не имеют [655].
      Осенью 1781 года Павел Петрович отправился за границу. Сопровождали его масоны А.Б.Куракин и С.И.Плещеев. Сохранилось предание, что именно в эту поездку могло состояться еще одно масонское посвящение Павла Петровича.
      Случилось это, якобы, в Вене в 1782 году [656].
      Как бы то ни было, должность великого провинциального мастера - первая по своему значению, учрежденная для России на Вильгельмсбадском конгрессе 1782 года, так и осталась вакантной. Полагают, что сделано это было специально, ибо должность эту берегли для Павла Петровича.
      Конечно, прямых доказательств тесной связи Н.И.Новикова с вельможной оппозицией, кроме того, что руководители ее Н.И. и П.И.Панины (после их смерти ее возглавили братья Воронцовы) были в то же время и высокопоставленными масонами, в деле Н.И.Новикова нет. Но это еще не значит, что связи этой и не было. Особый интерес в этой связи представляет новый конституционный проект уже известного нам графа Никиты Ивановича Панина и его секретаря, известного драматурга Д.И.Фонвизина 1774 года. Сам проект до нас не дошел, известно только введение к нему - политическое завещание Н.И.Панина [657].
      О содержании его мы можем судить только по сведениям, сообщаемым в сочинении потомка Д.И.Фонвизина - известного декабриста М.А.Фонвизина "Обозрение проявления политической жизни в России", более известное, как его "Записка"
      [658]. Из записки этой следует, что речь здесь действительно шла об ограничении самодержавия выборным дворянским сенатом.
      Время работы над проектом М.А.Фонвизин относил к 1773-1774 годам. По другим сведениям, он был составлен немного раньше - в 1772 году, когда, согласно рассказам отца М.А.Фонвизина, братья Панины якобы планировали государственный переворот с целью низложения Екатерины II и возведения на престол Павла Петровича [659]. До самого заговора дело, впрочем, не дошло. Не был, судя по всему, представлен Павлу Петровичу из опасений гнева со стороны императрицы и сам конституционный проект.
      После того, как 31 марта 1783 года Никита Панин умер, его сочинение вместе с другими бумагами оказалось у его брата Петра Ивановича. И тот, и другой, как уже отмечалось, принадлежали к числу вождей тогдашнего русского масонства. Петр Иванович продолжил дело брата, сочинив в 1784 году в своем селе Дугино дополнение к "Рассуждению" Никиты Ивановича - так называемое "Прибавление к рассуждению, оставшемуся после смерти министра графа Панина"
      [660]. Кроме того, П.И.Панин составил два проекта Манифеста по случаю ожидавшегося масонами восшествия Павла Петровича на престол и письмо с объяснением причин, побудивших его на составление этих бумаг. Начинается оно (само письмо датировано 10 октября 1784 года, село Дугино) так: "Державнейший император Павел Петрович, Самодержец Всероссийский, Государь Всемилостивейший! Вашему Императорскому Величеству сведомо, что покойный мой брат ..." и т.д. [661] Обращение П.И.Панина к Павлу Петровичу как к императору (и это при жизни Екатерины II!), интриги, которые плели вольные каменщики вокруг наследника - какие еще нужны доказательства того, что отнюдь не одна только издательская и общественная активность масонов была причиной гонений на них?
      Судя по всему, Петр Иванович был гораздо более решителен, чем его брат.
      Однако и он не решился передать составленные им бумаги Павлу Петровичу.
      Ознакомиться с ними тот смог только в 1789 году, уже после смерти П.И.Панина.
      Тем не менее, буквально за два дня до своей кончины Петр Иванович все же рассказал о нем Павлу Петровичу, горячо убеждая его в необходимости преобразования государственного строя России на конституционных началах. И, к удивлению своему, нашел в его лице заинтересованного слушателя [662].
      На этом, впрочем, все и закончилось. А ведь могло быть и иначе, узнай об этой масонской интриге императрица. Впрочем, полной уверенности, что Екатерина II так ничего и не узнала, у нас нет. Во всяком случае, такой авторитетный исследователь, как Н.С.Тихонравов был уверен, что Екатерина II все знала и подлинной причиной ареста Н.И.Новикова как раз и был "конституционный акт, представленный великому князю Павлу Петровичу Паниным, одним из друзей и покровителей мартинистов" [663].
      Существовал ли в действительности "масонский заговор" 1772-1774 гг.
      мы не знаем. Известный исследователь О.Ф.Соловьев считает, что да [664].
      К этому же склонялся и Н.Я.Эйдельман. Екатерина II, по его мнению, своевременно узнала о заговоре и умело сорвала его, не подав и вида. Павел Петрович же во всем сознался и был прощен [665].
      Важную роль в деле Н.И.Новикова сыграло уже упоминавшееся нами и попавшее в руки Екатерины II письмо герцога Карла Гессен-Кассельского к И.-Г.Шварцу от 1782 года. Из него, между прочим, следовало, что, говоря словами Екатерины II, "князь Куракин употреблен был инструментом к приведению великого князя в братство" [666]. В напечатанном в 1784 году типографией И.В.Лопухина "Магазине свободнокаменщическом" (т.1, ч.1) помещена, в частности, масонская песня со следующим многозначительным обращением к Павлу Петровичу: "С тобой да воцарятся блаженство, правда, мир! Без страха да явятся пред троном нищ и сир. Украшенный венцом, ты будешь всем отцом"
      [667].
      Безусловно, прав был поэтому историк С.П.Мельгунов, который отмечал, что Павел I "более, чем кто-либо из царей, был связан невидимыми нитями с масонством" [668]. Очевидно, что существование в 80-е годы в России "прусской партии" в лице Павла Петровича и московских розенкрейцеров, пытавшейся играть роль внутренней консервативной оппозиции к Екатерине II, не должно вызывать больших сомнений.
      В 1786 году, когда умер прусский король Фридрих II и преемником его стал Фридрих-Вильгельм II, берлинские розенкрейцеры, или, вернее, их заправилы (Бишофсвердер, Теден и Вельнер) фактически оказались у власти. Начался период так называемой "реакции" в Пруссии и гонений на просвещение. О том же мечтали, судя по всему, и московские розенкрейцеры. Разница была лишь в том, что немецкие братья уже вошли во власть, русские же их единомышленники еще только готовились к этому. "Это не значит, писал Я.Л.Барсков, - что было полное сходство в мистике и политике тех и других. Есть основания думать, что в политике у русских братьев было больше искренности и бескорыстия, нежели у прусских. Общим же было то, что в Москве и Берлине мистика тесно сплелась с политикой" [669].
      Как раз к этому времени (1785 год) относится поездка главы московских розенкрейцеров Генриха Шредера в Берлин за инструкциями. Однако когда Г.Шредер вернулся в 1786 году в Москву, о вовлечении в орден Павла Петровича нечего было и думать: в то время, как Г.Шредер отсутствовал, Екатерина II нанесла ряд ощутимых ударов по розенкрейцерам. Резко ухудшились из-за финансовых (но не только) недоразумений и отношения Г.Шредера с "головкой" московского масонства: Н.И.Новиковым и Н.Н.Трубецким. Это побудило берлинское руководство отозвать Г.Шредера из России. Вместе с ним для "дальнейшего успеха в орденской науке и получения новых степеней" отправился весной 1787 года в Берлин и Алексей Кутузов [670].
      Как полагал Я.Л.Барсков, поездка Г.Шредера в Берлин в 1785 году была посвящена вопросу "о цесаревиче" [671]. В каком плане хотели использовать берлинские начальники ордена Павла Петровича, хорошо раскрывает дневник Г.Шредера, который он вел во время этой поездки [672]. "Лифляндию следует присоединить к Пруссии", "сделано было много замечаний о присоединении (к Пруссии, разумеется - Б.В.) Крыма", - читаем мы здесь о его беседах с руководителем ордена Бишофсвердером.
      Нет сомнения, что московских розенкрейцеров берлинские начальники ордена рассматривали исключительно как инструмент, с помощью которого предполагалось включить Россию в сферу прусской политики. Отсюда и особый интерес берлинских братьев к Павлу Петровичу как будущему императору Российской империи. "Великий князь был бы, наверное, очень хорош в хороших руках", - цинично констатировал другой берлинский руководитель ордена Вельнер. Дотянуться до Павла Петровича из Берлина можно было только через Москву, используя тайные масонские каналы.
      И такая негласная связь Берлина с наследником была вскоре действительно установлена. Речь идет о поездках архитектора Василия Баженова к наследнику престола Павлу Петровичу с тайными поручениями от московских розенкрейцеров.
      Сам В.И.Баженов был ревностным масоном [673].
      Полагают даже, что созданный им дворцовый ансамбль в Царицыне представлял собой ничто иное, как воплощенную в камне масонскую идею [674].
      Первая поездка В.И.Баженова в Петербург состоялась зимой 1784-1785 гг., причем пользовавшийся доверием наследника архитектор якобы сказал Н.И.Новикову:
      "Ведь эта особа ко мне давно милостива и я у нее буду. А ведь эта особа и тебя изволит знать. Так не пошлете ли каких книжек?". После совета с С.И.Гамалеей и бароном Г.Шредером, а также князьями Н.Н. и Ю.Н.Трубецкими решено было послать Павлу Петровичу "Избранную библиотеку для христианского чтения" (М., 1784) и "О истинном христианстве" Иоганна Арндта (М., 1784)
      [675].
      В.И.Баженов исполнил поручение. Павел Петрович, по его словам, книги принял. Что же касается состоявшейся беседы, то ее В.И.Баженов предпочел изложить на бумаге, и бумага эта почему-то страшно напугала С.И.Гамалею и Н.И.Новикова. Страх их был так велик, что они, якобы, даже хотели сжечь отчет В.И.Баженова, но почему-то не сделали этого, а познакомили с ним князей Трубецких, барона Г.Шредера и ряд других избранных братьев. Подлинник же его Н.И.Новиков оставил у себя. Самое любопытное в этой истории, что "экстракт"
      из отчета В.И.Баженова о своих беседах с наследником российского престола был отдан барону Г.Шредеру и отвезен им в том же 1785 году в Берлин для ознакомления с ним берлинских начальников ордена [676].
      Это был уже явный "криминал" в деятельности братьев, явная прикосновенность их к большой политике.
      О чем шла речь во время беседы Василия Баженова с Павлом Петровичем, мы не знаем. Предполагают, однако, что скорее всего масоны предлагали Павлу Петровичу вступить в их орден. Впервые эту идею, по свидетельству князя Н.Н.Трубецкого, выдвинул в свое время И.-Г.Шварц. Это же подтверждает и письмо Н.И.Новикова А.А.Ржевскому от 14 февраля 1783 года [677].
      В 1786 - начале 1787 гг. розенкрейцеры сделали еще одну попытку завлечь великого князя в свой орден. По их согласному решению В.И.Баженов отвез Павлу Петровичу еще две масонских книги: "Таинство креста" на немецком языке и "Краткое извлечение лучших изречений" Фомы Кемпийского (М., 1787).
      И на этот раз Павел Петрович был весьма милостив с Василием Баженовым и подарок принял. Содержание состоявшейся беседы наследника с В.И.Баженовым, так же как и после его первой поездки в Петербург, было изложено им в специальной записке-отчете для братьев. "Бог с вами, только живите смирно", - якобы закончил цесаревич разговор [678]. Пересылалось ли на этот раз содержание этого отчета в Берлин мы не знаем.
      Третья поездка В.И.Баженова к великому князю пришлась уже на зиму 1791-1792 гг. На этот раз встревоженный подозрениями Екатерины II Павел Петрович встретил В.И.Баженова не очень ласково. "Я тебя люблю, - заявил он, - и принимаю как художника, а не как мартиниста. Об оных же и слышать не хочу.
      И ты рта не разевай мне об них говорить" [679].
      Характерно, что в центре этой масонской интриги стоял именно Н.И.Новиков.
      Именно ему было предложено В.И.Баженовым послать наследнику масонские книги.
      Возвратившись в Москву с докладной запиской о встрече с Павлом Петровичем, В.И.Баженов опять-таки приносит ее не кому-нибудь, а именно Н.И.Новикову.
      Новиков же собственноручно делает и экстракт из докладной записки для берлинских братьев. Конечно, Н.И.Новиков не забывал при этом и советоваться с избранными братьями, но то, что главная роль во всей этой истории принадлежала именно ему - не подлежит сомнению. А между тем наши историки все еще спорят: почему из масонов больше всех пострадал именно Н.И.Новиков? "Новиков, - писала Екатерина II, как бы отвечая на недоуменные вопросы историков, - сочтен умным и опасным человеком" [680].
      Поскольку в центре масонской интриги оказался ее сын, императрица потребовала объяснений и у него, предъявив ему обнаруженную в ходе обыска у московских масонов записку В.И.Баженова. Павел Петрович все отрицал. "Вы, Ваше Величество, - отвечал он матери по-французски, - вероятно, заранее сказали себе то же самое, что приходило мне в голову, когда я читал документ, который Вам угодно было мне доверить ... Только сумасшедший или дурак, я так полагаю, способен впутать меня во всю эту историю без явно клеветнических, лакейских намерений" [681]. Г.А.Лихоткин попытался было поставить под сомнение, что Екатерина II показала сыну именно записку В.И.Баженова, предположив, что это вполне мог быть и другой документ - донос протоиерея Архангельского собора в Москве П.Алексеева, однако убедительных доводов в пользу своей точки зрения не привел [682].
      Конечно же, никакой клеветы на Павла Петровича записка не содержала.
      Будь это так, став после смерти Екатерины II императором, Павел I наверняка сгноил бы В.И.Баженова или другого предполагаемого автора записки П.Алексеева в тюрьме, но ничего этого, как мы знаем, не произошло. Что касается Екатерины II, то очевидно, что у нее не было намерения раскручивать и дальше эту историю, так как она явно выводила следствие на Павла Петровича и его ближайшее окружение. Следствие по "масонскому следу" было остановлено императрицей едва ли не на самом интересном месте.
      Принципиально важен для понимания сути дела Н.И.Новикова характер предъявленных к нему (указ А.А.Прозоровскому от 1 мая 1792 года) предварительных обвинений.
      "1. Новиков осмелился печатать и торговать такими книгами, коих по указу нашему не только продавать, но и печатать запрещено. 2. Новиков и его товарищи завели больницу, аптеку, училище и печатание книг ... не из человеколюбия, а для собственной корысти. Уловляя пронырством своим и ложною как бы набожностию слабодушных людей, корыстовались граблением их имений, в чем он неоспоримыми доказательствами обличен быть может" [683].
      Но самое важное в этом указе - так это первоначальное намерение императрицы предать Н.И.Новикова "законному суждению, избрав надежных вам людей; по окончании же во всех судах того следствия и заключении должны они представить вам их ревизию. Вы же препроводите на решение в Сенат" [684].
      Вывод, который из этого следует, может быть только один. Арестовали Н.И.Новикова, конечно же, не за "политику". Политика в его деятельности обнаружилась уже потом, в ходе допросов. Это-то и побудило государыню отказаться от своего первоначального намерения судить Н.И.Новикова законным порядком.
      Несомненно, политическая составляющая дела Н.И.Новикова сильно усугубила его вину. Но не менее, а быть может и более важным преступлением московских масонов в глазах императрицы была все же их практическая и, прежде всего, издательская деятельность. Екатерина II могла терпеть и долго терпела самих масонов с их чудачествами вроде клятв, посвящений, алхимии, каббалы и прочего.
      Но никакого практического масонского "дела" она терпеть не хотела. Главной же деловой фигурой в ордене розенкрейцеров в это время был, как мы уже знаем, Н.И.Новиков. Правда с формальной точки зрения сам орден уже как бы и не существовал. Основательно придушена попечением императрицы была и его издательская деятельность. Но книгопродавческая деятельность Н.И.Новикова, в том числе и запрещенными изданиями, по прежнему продолжалась. Печатались, хотя и в более ограниченных масштабах, и новые книги. Иными словами, "враг"
      в лице московских розенкрейцеров был хотя и основательно потрепан, но все еще не сломлен. Окончательно добить его - в этом, собственно, и заключалась главная цель ареста Н.И.Новикова. Именно "добить", ибо будь это по другому, Екатерина II, конечно же, не ограничилась бы одним Н.И.Новиковым. Но в том то и дело, что в том состоянии, в котором находился орден к 1792 году, никакой серьезной угрозы правительству он уже не представлял. Опасность, да и то гипотетическая, в смысле восстановления прежней издательской деятельности розенкрейцерского кружка, могла исходить только от Н.И.Новикова.
      И действительно, с его арестом деятельность московских розенкрейцеров фактически прекратилась, хотя тайные масонские связи и отношения, конечно же, по прежнему сохранялись. Но и они в условиях фактического запрета масонства после 1792 года стали давать ощутимые сбои. Характерный пример трагическая судьба посланца московских розенкрейцеров в Берлине Алексея Михайловича Кутузова, отправленного в свое время в Берлин своими московскими начальниками с целью познания "масонской науки". С одной стороны, это спасло А.М.Кутузова от печальной участи его младших коллег В.Я.Колокольникова и М.И.Невзорова.
      С другой - сразу же лишило его финансовой поддержки со стороны московских братьев. После 1792 года ни один из них не захотел помочь умиравшему в Берлине с голоду "брату".
      "Скажите мне, любезный друже, - писал 9 сентября 1797 года А.М.Кутузов своему приятелю И.П.Тургеневу, - что сделалось с нашими общими друзьями, и чем имел я несчастие заслужить такое от них нерадение. Сколько мне ни болезненно мое несносное положение, но признаюсь, что и они в глазах моих не менее жалости достойны. Всякому со стороны смотрящему человеку покажется, что я умышленно принесен в жертву, хотя впрочем и не знаю, что они лишением моей чести и, конечно, моим разорением могут приобресть. Противу моея воли отправлен я ими - довольно, кажется, доказательств моея к ним дружбы и повиновения. За сие ли в награду теперь ими совершенно я оставлен до того, что и самая моя крайняя нищета их не трогает". "Я в такой крайности, - сообщал А.М.Кутузов в своем другом письме на имя некоего Вегетуса (февраль 1797 года), - что иногда бываю без пищи. Все уже продано или в закладе; остались одни только книги, до которых - ибо суть собственность всего нашего общества, не коснулся и в самой моей крайности" [685].
      Лишь тот, кто всем существом своим стремится к истине, способен предпочесть нужду и голод альтернативе выгодной продажи ценнейших книг из масонской библиотеки. Трагическая судьба А.М.Кутузова, отмечал Я.Л.Барсков, "тяжелый камень на совести московских братьев Злато-розового креста; редко расходятся между собой "слово" и "дело" до такой степени, как разошлись они на этот раз. Забыт был братьями не только розенкрейцер, но умный и добрый человек с золотым сердцем" [686]. 27 ноября 1797 года всеми позабытый Алексей Михайлович скоропостижно скончался в Берлине от горячки.
      Что касается российских "братьев", то смерть его осталась незамеченной ими. Сами братья в это время, можно сказать, торжествовали, радуясь увидеть на троне в связи со смертью Екатерины II своего "масонского царя". И действительно, едва вступив на престол, Павел I уже 7 ноября 1796 года приказал немедленно освободить Н.И.Новикова из крепости [687], разрешил находившимся в опале князю Н.Н.Трубецкому и И.П.Тургеневу вернуться в Москву, причем последний был даже пожалован должностью директора Московского университета. Не забыл Павел Петрович и о М.И.Невзорове. 16 апреля 1798 года последовал императорский указ "содержащегося в здешнем сумасшедшем доме студента Невзорова в рассуждении выздоровления его отпустить в Москву к сенатору Лопухину с тем, чтобы он за него и поведение его отвечал" [688].
      Кроме того, Павел I демонстративно приблизил к себе многих видных масонов:
      князь Н.В.Репнин, князь А.Б.Куракин, князь Г.П.Гагарин и других. 12 ноября 1796 года князь Н.Н.Трубецкой был пожалован в сенаторы, а в ноябре того же года другой видный деятель московского масонства М.М.Херасков - в тайные советники.
      В 1797 году, приехав для коронации в Москву, Павел I приказал объявить великому мастеру московской ложи "Трех мечей" профессору Маттеи, чтобы он позаботился о созыве в назначенный день собрания всех главных московских масонов. Приказание это было исполнено. Явившийся на него император обратился к собравшимся с речью, причем не как государь, а как "брат". Смысл этой речи состоял в том, не признают ли они за лучшее, учитывая опыт трагических событий во Франции, прекратить на время свои собрания. На это масоны отвечали, что не видят в этом необходимости, и только провинциальный великий мастер рижской ложи барон Унгерн-Штернберг якобы поддержал государя. Павел I остался очень доволен его выступлением и, обращаясь к профессору Маттеи и другим масонам, заявил: не собирайтесь более до моего особого повеления [689].
      Освобожденный по приказу Павла I Н.И.Новиков сразу же уехал в свою деревню.
      "Он прибыл к нам, - вспоминал впоследствии С.И.Гамалея, - 19 ноября поутру, дряхл, стар, согбен, в разодранном тулупе" [690].
      Павел I же, желая до конца излить на него свое великодушие, распорядился в начале декабря 1796 года срочно вызвать Н.И.Новикова в Петербург. 5 декабря Н.И.Новиков был уже в столице, где сразу же был принят императором. Поскольку Н.И.Новиков к этому времени, можно сказать, был разорен, Павел I, желая успокоить его, якобы сказал: "Я даю тебе мою руку и слово, что и копейка твоя не пропадет - дай только время и верь моему слову". Времени императору, как мы знаем, не хватило и "надежды моего родителя, - с горечью была вынуждена констатировать в связи с этим дочь Н.И.Новикова Вера Николаевна, - остались неисполненными" [691].
      Хорошо знавший Н.И.Новикова архитектор Витберг рассказывал впоследствии, что Павел I якобы просил у Николая Ивановича прощения за поступок своей матери и даже встал перед ним на колени [692].
      Верится, впрочем, с трудом. Более вероятен слух о том, что Н.И.Новикову была предложена должность директора Московского университета [693].
      Назначение, однако, не состоялось и Н.И.Новиков опять возвратился в свое Авдотьино. В 1805 году он попытался было опять вернуться к своей просветительской деятельности, о чем свидетельствует его намерение взять в аренду типографию Московского университета за 11 тысяч рублей в год [694].
      Сделка эта, однако, так и не состоялась.
      С этого времени и вплоть до своей кончины 31 июля 1818 года Н.И.Новиков почти безвыездно прожил в своем имении, всецело погрузившись в хозяйственные дела. Но убеждений своих он не оставил. Более того, наряду с И.А.Поздеевым, он играл роль духовного лидера тогдашнего русского масонства. Вместе со своим другом С.И.Гамалеей Н.И.Новиков работал над составлением из масонских сочинений "Библиотеки высокохвальных свободных каменщиков", или "Библиотеки герметической", которую он намеревался впоследствии опубликовать. Под старость Николай Иванович сильно ударился в религию и всерьез уверял своих слушателей, что "все науки сходятся в религии", причем религиозность его, как справедливо заметил Г.И.Вернадский, была насквозь пропитана масонскими и розенкрейцерскими взглядами и привычками [695].
      Любопытным штрихом к биографии Н.И.Новикова может служить его поведение в грозном 1812 году, когда этот старый масон не нашел ничего лучшего, как выкупать у своих крестьян захваченных ими в плен французских солдат и офицеров, платя им по рублю за человека. Все спасенные им таким образом солдаты наполеоновской армии после кратковременного излечения в имении Н.И.Новикова были переданы затем уже после прекращения военных действий полицейским властям [696].
      Вместе с тем, справедливости ради следует отметить, что в отличие от большинства своих братьев по масонскому ордену, Н.И.Новиков в глубине души всегда оставался патриотом своей страны и людей "ненавидящих свое Отечество" (а таких в братской среде было немало), называл не иначе, как "кощунами" [697].
      О том, как далеко заходили эти "кощуны", видно из уже цитировавшегося нами "дневника розенкрейцера" 1780-х годов (Г.Шредера), полного презрения к России и к русским. А между тем, Г.Шредер был далеко не рядовой и вполне ревностный и добропорядочный в глазах братьев масон. Любопытна в связи с этим реакция Н.И.Новикова на предъявленное ему в 1792 году обвинение в напечатании Типографической компанией в 1788 году переводной книжки врача и философа Циммермана "Народная гордость" (2-е издание ее, или вернее второй перевод под названием "Образ народного любочестия" был напечатан в Санкт-Петербурге в 1793 году), содержащей в духе отрицательной философии XVIII века резкую критику такого понятия, как патриотизм и любовь к Родине. Сочинение Циммермана (кстати, одного из ученых заграничных корреспондентов Екатерины II) своим скептическим отношением к разбираемым им в своей книге проявлениям национальной гордости у различных народов, несомненно, сильно уязвил самолюбие многих тогдашних россиян. Книга его, отмечал А.Н.Пыпин, "могла показаться резкой по тогдашним, да и по нынешним русским понятиям" [698].
      А что же Н.И.Новиков? Книгу, заявил он, я не читал "и когда мне из сей мерзкой книги места показали, то по прочтении я ужаснулся, что такая книга у нас напечатана" [699].
      Умер Николай Иванович, как уже отмечалось, 31 июля 1818 года в четвертом часу утра "от удара" на 74-м году жизни, проболев перед этим 28 дней. Похоронен он был в местной церкви во имя Тихвинской Божьей матери напротив алтаря близ клироса [700].
      Отделить Н.И.Новикова - мистика и масона от Н.И.Новикова - просветителя трудно, да очевидно, и не нужно. Гораздо важнее здесь другое. Объективное содержание деятельности Н.И.Новикова и его кружка намного переросло первоначально отведенные им сравнительно узкие масонские рамки и немало способствовало росту общественного самосознания и пробуждению умственных интересов русских людей. В этом, собственно, и состоит историческое значение его деятельности.
      Глава 8.
      Масоны и дворцовый переворот 11 марта 1801 года. Возрождение и расцвет масонства в первые годы царствования Александра I (1801-1810)
      Царствование Павла I, как бы к нему ни относиться, несомненно, гораздо ближе к александровскому времени, чем к царствованию Екатерины II. История русского масонства 1796-1801 гг. только подтверждает справедливость этого положения. Какого либо официального рескрипта о запрещении масонства в Росси в связи с делом Н.И.Новикова не последовало. Большая часть лож (шведские, розенкрейцеры), за исключением елагинских, к которым у Екатерины II было особое отношение, еще задолго до ареста Н.И.Новикова были вынуждены заявить о прекращении или приостановке своих работ. С прекращением в 1793 году по воле императрицы деятельности елагинских лож легальное масонство в России, можно сказать, исчезло [701]. Однако фактически же, согласно данным автора анонимной записки о русском масонстве (1817 г.), составленной в Особенной канцелярии Министерства полиции, масонские собрания в Петербурге прекратились только в 1794 году. В Москве же они продолжались еще дольше - вплоть до 1797 года. По другим сведениям, собрания масонских лож в Петербурге также продолжались не до 1794, а до 1797 года [702].