Если в замок отправляется Руфино - значит, близится финал. Зная "творческие установки" шефа, Соломон предполагал, как далеко может пойти смелый "авангард" в "реабилитации Вечных ценностей". И он потребовал у шефа аудиенции.
      Шеф выглядел смущенным, он явно избегал серьезного разговора с Солом. Но после некоторых уверток ему пришлось выложить все начистоту.
      - Мы водили тебя за нос, старик. Извини, для меня искусство прежде всего. Жаден, жаден, мать родную готов продать... Царство ей небесное... Личные отношения мешают делу. Ты слишком прикипел к нашей красотке, снимая её горячую постельку. Это и понятно - меня самого от твоих шедевров потянуло на сладкое. Но дело прежде всего: Соломон Барсак взбунтовался и фильм досняли другие ребята. - Шеф печально вздохнул. - Надеюсь, ты не в обиде за гонорар?
      - Досняли?! Разе работа с объектом № 1 завершена? - Сол ехидно изобразил удивление. - По контракту осталось пять дней - не верится... Идете с опережением графика.
      - Ну осталось кое-что, - шеф досадно поморщился. - Ты, наверно, в курсе: голубки засели в своем "родовом гнезде", планируя пожениться, как только уладятся все формальности с разводом маэстро. Что и говорить перемена в биографии господина Артемьева весьма впечатляющая: нищий лабух из дикой страны попадает прямиком в европейские аристократы. К тому же Дикси - не из последнего десятка и влюблена по уши. Ловко он охмурил нашу красавицу... Судя по всему, - шеф доверительно понизил голос, - как я сумел убедиться из кинодокументов, у россиян могучий сексуальный потенциал. Непаханая целина. Раньше весь пар шел в идеологию и "военку", а теперь нате, разрешили - вперед! Куда там американским секс-символам!
      - Но ведь они действительно... Как бы это сформулировать, шеф, для твоих ушей поделикатнее, - любят друг друга. Именно так, как здесь талдычил все время этот сипатый толстозадый Руфино. Любят по-настоящему.
      - Это как раз было бы великолепно. Прямо по сценарию. Завершить фильм торжеством великого чувства, стирающего все границы, в частности, социальные, государственные, мировоззренческие... Если Артемьев так прост и романтичен, как тебе кажется, он простит прекрасную Мессалину... Любовь преодолеет и это препятствие, что означает полное духовное возрождение грешницы и нравственное торжество героя... Прямо Лев Толстой... Если, повторяю, маэстро - не плут.
      - Он настоящий влюбленный. Я сам видел.
      - Ну что, что ты такое видел, Сол? Как ловкий парень, прикидываясь простаком, играя в этакого дурашливого героя, прибрал к рукам сердце развращенной, пресыщенной мужским вниманием женщины?
      - Нет... это просто невозможно, - он не лицемерил... Такое всегда заметно.
      - Если бы было заметно, то брачным авантюристам пришлось бы менять профессию. Не делай скоропалительных выводов, Сол. Я знаю - у тебя мягкое сердце... Руфино - человек без сантиментов, именно поэтому я посылаю его в Вальдбрунн, чтобы разведать подлинное положение вещей.
      - Понимаю, он возьмет русского на понт, показав ему кое-какие факты из биографии невесты и проследит реакцию...
      - Да, это проще всего. Расчет или истинное чувство в такой ситуации обязательно обнаружат себя.
      - Ты бы не возражал, Заза, передать миссию Руфино мне? Я завтра же буду у Дикси и постараюсь все разузнать. Что называется, из первых рук, деликатно.
      - Деликатность здесь неуместна, дорогой. Впрочем, отправляйся. Тебе удастся слегка притормозить напор Руфино, чтобы он не зашел уж слишком далеко.
      - "Группа слежения" будет там? Я не должен выполнять прежние обязанности как оператор?
      - Ну, прихвати на всякий случай свои игрушки. Тебе же без них скучно. Признайся, Сол, ты верно и в постель ложишься с камерой, как этот русский со скрипкой?
      - Бывает. Если нет лучшей кандидатуры.
      Хозяева собрались покинуть Вальдбрунн до весны. С утра Дикси сообщила Рудольфу о намерении устроить прощальный ужин.
      - Только, будьте добры, сделайте все как тогда - как в тот день, когда мы впервые уселись за этот королевский стол - цветы, свечи и приборы визави - по самому длинному маршруту.
      Они предполагали чинно поужинать тет-а-тет, навестить Башню и накрепко запереться в своей спальне, вспоминая первую проведенную здесь ночь и стараясь не думать о том, что на следующий день "мерседес-бенц" вернет их в Вену...
      А к обеду в поместье заявились гости.
      От одного имени Соломона Барсака, сообщенного по внутреннему телефону начальником охраны, у Дикси потемнело в глазах. Ей захотелось немедля забаррикадировать подступы к дому, выкатить старинную пушку, стоящую у входа над горкой арбузоподобных ядер, сказаться больной, отказать в визите... Но она распорядилась: "Впустить". Соломон Барсак и прибывший с ним Руффо Хоган! Понятно, откуда залетели эти птички.
      - Что за люди? - удивился Майкл решению Дикси принять гостей. До этого момента она клялась, что их уединение ненарушаемо никем - ни деловыми партнерами, ни друзьями. - Про Сола ты, помнится, говорила много хорошего.
      - Да, он мой давний знакомый и оператор самой лучшей ленты. С другим не встречалась, только слышала имя. Известный теоретик кино. По-видимому, речь пойдет о каких-то контрактах.
      Но вот они появились в гостиной, светски раскланиваясь и шумно восхищаясь имением, и у Дикси сжалось горло, а сердце, почуяв неладное, заметалось подобно попавшему в западню зверьку. После короткой официальной части Сол намекнул, что хотел бы поговорить с "баронессой" наедине. Дикси отвела его в комнату Клавдии, где все сияло после кропотливой реставрации.
      - Декорации отменные, отменные... Я бы снял в них что-нибудь романтическое. Мюзикл в стиле "Шербурских зонтиков" или "Звуков Музыки".
      - Сол, сегодня двадцать девятое октября. Ты приехал поставить точку в этой истории? - Прямо спросила Дикси, надеясь ещё на спасение.
      - Мне очень бы хотелось, чтобы вышло именно так. Поэтому я здесь. Но Руфино играет на другую команду... Я действительно вышел из игры, Дикси. И они поклялись мне, что оставили тебя в покое... Это была неправда. - Сол внимательно изучал свои ладони, стараясь выложить все самое страшное. Здесь "работали" другие люди. У них есть все про вас с Артемьевым...
      Дикси закрыла глаза, не желая верить услышанному и думая лишь о том, что лучше бы ей вовсе не рождаться на свет. Сол тронул её плечо:
      - Если Артемьев серьезно любит тебя, он простит... Они, то есть фирма, хотят завершить все прощением. Триумф победившей Великой любви. Но для этого они решили хорошенько испытать вас на прочность: сразить твоего музыканта неопровержимыми фактами. Шеф, судя, конечно, по себе, решил, что Артемьев авантюрист, торопящийся заграбастать тебя, а в придачу - весь Вальдбрунн...
      Дикси не слушала. Теперь, когда это случилось - компромисс, заключенный с совестью, все же всплыл на свет, грозя уничтожить расцветшее счастье, она поняла, что давно ждала беды. Считала дни, вздрагивая от каждого телефонного звонка. Жестокие кредиторы явились к должнице в последние часы истекающего срока. Она без сил опустилась на диван.
      - Я должна была рассказать ему все... Боже, почему ложь вырастает на самом гиблом месте... Я вывернула наизнанку всю свою душу - всю... Пропустила только историю с этим проклятым контрактом...
      - Давай, детка, ещё не поздно. Умоляю, - чем скорее ты сделаешь это, тем лучше... Ведь Руфино может опередить тебя... - Сол встряхнул Дикси за плечи. - Смелее, действуй, я позову сюда Майкла. Только не надо бояться: он сильно любит тебя и сумеет понять.
      Ожидание показалось Дикси вечностью. Она застыла с закрытыми глазами, моля прощения у кого-то всезнающего. Верующей она так и не стала, но все же обращалась к Нему: "Прости и помилуй меня, Господи... Прости и оставь его мне. Оставь мне моего Микки.."
      - Я видел пленки, Дикси. - Майкл неслышно вошел и сел в кресло у окна - напротив нее, но не рядом - раздавленный, униженный, чужой. - Руфино Хоган рассказал мне о твоем контракте.
      - Единственное, что я скрыла от тебя. У меня не хватило мужества говорить про то, что стало для меня невозможным, отвратительным, гадким... Завтра конец... У меня были трудные времена и я полагала, что не делаю ничего плохого. Позволила снимать за деньги то, что и так делала для порно-студии... Мы развлекались с Чаком...
      - Я видел пленки про нас.
      - Они поклялись, что отменили слежку!
      - Я должен поверить, что тебя убедили мерзавцы?
      - Они представили доказательства, убрали Сола... Да, я поверила. Мне так хотелось в это верить...
      - Бедная, наивная, обманутая девочка... А знаешь, что шептал мне этот тип с толстыми ляжками, - что ты специально "продала" фирме нашу историю, разыграв страстную любовь. За рекламу, так необходимую в твоей профессии. И в надежде на то, что я навсегда покину эти места, оставив тебе Вальдбрунн...
      - Майкл! Гадость, гадость - это же мерзко! Ты поверил?
      - Нет. Конечно, нет - ведь я ещё жив. Поверив, я бы умер на месте - от разрыва сердца или отравления души...
      Дикси все ещё сжимала ладони, сомкнутые для молитвы. Но аудиенция с Всевышним завершилась. Центром Вселенной для неё сейчас был Майкл. Дикси понимала, что должна рухнуть перед ним на колени, умолять простить её, выпрашивать жалость и хоть какое-то сострадание. Но не могла шелохнуться.
      - Что теперь будет? - прошептала одними губами.
      - Не знаю. Все изменилось, Дикси... Одна фальшивая нота может испортить прекрасную музыку. Здесь целая какофония... Глумливые "петухи", разрушившие гармонию.
      Майкл не обвинял. Дикси физически ощущала боль, превозмогая которую, он говорил с ней.
      - Я упоминал, кажется, что не считаю себя фотогеничным. Особенно без брюк и со скрипкой. Это трудно забыть, Дикси. Даже если поверить, что сенсационный фильм не появится в кинотеатрах... Ты выглядела очень убедительно... Я бы отдал тебе приз за лучшую женскую роль. Подвенечное платье, свечи, горящие фанатическим блеском глаза... И в постели...
      - Это тоже у них есть?
      - Все. У них есть абсолютно все.
      - Мы расстаемся? - Дикси удивилась, что смогла выговорить эти слова.
      - Выходит, так, - Майкл подошел и сняв с шеи шарф, который всегда носил на груди, набросил на её плечо. Он вышел, засунув руки в карманы и что-то насвистывая. Дикси не узнала мелодию. Как жестоко иногда мстит судьба за самую малость, пустяк! Дикси ещё могла бы что-то изменить, если бы тогда, давным-давно, внимательней относилась к урокам музыки.
      В комнату ворвался Сол и сделал то, что должна была сделать перед Майклом Дикси - рухнул перед ней на колени.
      - Детка, детка, его нельзя упускать! Он заперся у себя в комнате. Такой способен на все! - Сол сжимал её бессильно лежащие на коленях руки. Нужен шок. Поверь мне: клин клином вышибают. Ну встряхнись же! Это твой единственный шанс! Постой на Башне, просто сделай вид, что решила покончить счеты с жизнью... И подожди, я приведу его и он вынесет тебя на руках!
      - Нет, Сол. Это уже было. Такое не повторяется. Башня отыграла свое. Я уезжаю.
      Решение пришло к Дикси внезапно. Ее охватило острое желание нестись в автомобиле по темной дороге неведомо куда. Куда глаза глядят. Подальше отсюда.
      - Эх, ты, совсем расклеилась! - Сол подхватил с её плеча шарф, до боли сжал руку и строго сказал: "Через пять минут стой наверху. Жди!".
      Соломон меньше всего хотел встретиться с Руфино. Этот гаденыш успел показать кассету Майклу, хотя поклялся миротворцу Барсаку, что предоставит возможность сделать первый ход Дикси. И, конечно, соврал.
      Артемьев, насмотревшись "клипов", объяснился с Дикси. Видимо, очень круто. Теперь, запершись в своей комнате, она собирала вещи и строчила прощальное письмо. Дикси рвалась уехать, а, возможно, задумала и что-то похуже. Музыкант тоже не из породы "ковбоев" и может натворить глупостей. Остановить их способен только проверенный ход - хорошенькая, запатентованная мелодрамами, встряска. Как профессионал, Сол знал силу деталей, особенно таких символических, как этот шарфик. Поднявшись на Башню, он привязал его к металлическому парапету - легкий шелк призывно взметнулся в порыве сырого ветра.
      Через минуту Сол ломился в комнату Майкла.
      - Господин Артемьев, умоляю, выслушайте. Я виновник этой затеи с контрактом. Но меня провели. Нас всех подставили.
      Артемьев распахнул дверь, не пропуская гостя в комнату.
      - Клянусь своей жизнью, Дикси была уверена, что слежка отменена, что вы в безопасности! Она любит вас, Майкл... Я так боюсь за нее. Она поднялась на Башню... - Сол понял, что плачет, заметив холод в глазах Майкла. Оглядев комнату, Артемьев быстро достал из ящика и положил на стол какие-то листы, подхватил скрипку и рванулся к двери.
      - С дороги! Теперь моя сольная партия... Хотя я предпочел бы дуэт.
      Сол замер, лихорадочно соображая: кажется, может сложиться отличный финал. Скрипач застанет на Башне Дикси, увидит оставленный ею символ любви и поспешит предотвратить трагедию. Только бы "стервятник" не задержал Дикси. Сол поспешил в её комнату и оторопел: бледная, как изваяние надгробия, она все так же сидела на диване.
      - Скорее, Дикси, скорей к нему - на Башню! Ты же должна была быть там! Дикси, это не игра! Майкл может решиться на самое страшное...
      - Оставь. Я знаю, что мне делать. Хоган сказал, что Майкл плюнул в экран, когда там была наша ночь... И проклял меня, Сол...
      - Идиотка! Руффино - сатана! Он задумал убить вас. Господи, как это я раньше не понял!.. Старый болван!. "Хеппи энд" - ха-ха-ха!... Да они жаждут крови, вашей крови, детка! - с радостью умалишенного сообщил Сол и захохотал. Его истерический хохот, прерываемый всхлипами, сопровождал путь Дикси на Белую башню.
      - Жив, господи, жив! - прошептала она, услышав, как с высоты падают в темный колодец пронзительно-печальные звуки.
      Наверху стемнело. Лишь к западу небосвод, особенно высокий и чистый, сквозил прозрачной синевой. Там, на фоне этой помеченной бледными звездами синевы, возвышался Майкл, прижавшись спиной к каменному столбу. Он играл реквием - реквием умершей Любви. Тема Моцарта, переплетенная с "Прогулками над ночным садом"! Он насвистывал её, когда покидал комнату Клавдии и значит - избрал смерть.
      Белая рубаха, вздувшаяся парусом, распахнута на груди. На шее, кровавым шрамом, алеет шарф. Концы ткани всхлипывают на ветру, подчиняясь голосу скрипки. И во всем - в последних отблесках ушедшего дня, в сгорбленном, болезненно ломком силуэте, отбрасывающем острый локоть, в срывающемся на хрип плаче струн - прощание, угасание - конец.
      Дикси замерла, боясь вспугнуть возвышающегося над пропастью скрипача. Майкл опустил смычок и, заглянув вниз, отшатнулся. Затем осторожно сделал два шага по металлическому парапету, прижав к груди правой рукой скрипку, а левой придерживаясь за каменный столб. Еще шаг - пальцы едва касаются камня, сохраняя зыбкое равновесие. Крик ужаса застрял в горле Дикси.
      Майкл выпрямился, вздохнул полной грудью, откинув назад подхваченные ветром волосы.
      - Микки... - шепнула Дикси, выступая из темноты.
      Он обернулся, глаза вспыхнули мгновенным восторгом, сумасшедшей радостью, в то время как тело, распрямляясь и наполняясь силой, опрокидывалось назад - в бездну..
      - Дикси!..
      - Возьми меня с собой, любимый... - Она вспрыгнула на парапет и обняла сотрясаемые крупной дрожью плечи.
      Не выпуская скрипку, он сомкнул руки за спиной Дикси. Прижавшись друг к другу, они чудом сохраняли равновесие. Бедром Дикси ощущала холодный камень столба, дававшего опору.
      - Дикси! - выдохнул Майкл страшную боль, раздиравшую душу. - Как хорошо!
      - Все позади, мой единственный, мой отважный, сумасшедший Микки! Как радостно манят нас твои "Проогулки"! - лихорадочно шептала она в его щеку, ликуя, что прощена. Ее ладонь, лежащая на камне, ещё удерживала жизнь.
      - Мы улетим к звездам, Дикси. Мы спасемся. Мы будем вместе всегда...
      Приникнув к его зовущим губам, Дикси разжала пальцы... Мгновение невесомости - замершая в блаженстве вечность. Вечность нескончаемого поцелуя... Навеки обнявшись, они понеслись в лунную ночь, и все оркестры мира грянули небывалое, убийственное крещендо...
      Весна, как и предполагал Рудольф, в этом году оказалась ранняя. "Холода раньше придут - быстрее уйдут" - сказал он в октябре русскому хозяину, встревоженному ранним снегом. И охотно сообщил на его вопрос о крокусах: "Чего-чего, а этого лиха тут хватает. Не успеете и Рождество встретить, а они тут как тут - все пригорки пестрыми лужками покрыты! Радуются солнышку". ....Начало марта, а туристы спускаются с гор словно негры. Что Альпы, что Африка - им все равно. Загорай пока жив.
      "Этим-то все равно - солнце ли, снег. Была бы память светлая, да молитва за упокой души ?крепкая", - старик расставил весенние цветы в каменные вазоны фамильной усыпальницы Штоффенов, постоял, бормоча с детства заученную молитву, слова которой не понимал никогда, а только "сердцем чувствовал". С кряхтением вытянулся, стараясь распрямить сгорбленную спину, и кости подались, вспомнив на миг о том дне, когда восемнадцатилетний кавалерист прогарцевал на вороном коне перед последним представителем династии Габсбургов.
      Покинув склеп, старик прихватил корзинку с крокусами, оставленную на пне недавно рухнувшего древнего дуба, и насвистывая галоп Штрауса, огляделся. Хороший день, теплый: солнечно, звонко от бегущей со всех сторон капели, поля крокусов, желтых, лиловых, белых, покрыли холмы. Со всех сторон тянет медовым духом. А дом после ремонта так и сияет высокими окнами.
      Рудольф остановился, переводя дух на площадке второго этажа, не решаясь присесть в обитое новым изумрудным бархатом кресло. Вот именно так здесь было все пятьдесят, сто, двести лет назад; и теперь, по-видимому, останется ещё надолго. Стол для гостей в большой гостиной уже накрыт, но хрустальную ладью, наполненную цветами, Рудольф хотел поставить сам: такой день! Грустный, благословенно-радостный день!
      Вот и тараторят все без умолку. Всего-то четыре человека, а шуму, как в опере, когда выходит на сцену целый хор и каждый поет про свое. Но здесь, в основном, поздравления! Больше всех говорит крепкий красивый блондин, наверно, из киношных. Не молод, и волосы, конечно, крашенные - так и отливают золотом. Маленький еврей, похожий на обезьянку, помалкивает, опуская печальные, умные глаза... Мадам Дикси - совсем как девчонка: держит мужа за руку, заглядывает ему в лицо, а сама аж светится, словно Вифлеемскую звезду увидела. Хозяин больше молчит и почти ничего не ест. Напрасно кухарка старалась, готовя неведомый "борщ" по русской кулинарной книге. Ну, ничего, окрепнет - неделю как из больницы, четвертая операция. Теперь врачи говорят, что рука будет двигаться нормально. Только вот играть маэстро не сможет никогда. Говорят, все пальцы словно мясорубкой раздробило, - ведь он так и не разжал их, не выпустил свою скрипку... А там струны-то словно лезвия... Вот профессор венский, очень знаменитый, по кусочкам все и собирал.
      Рудольф поставил вазу с крокусами прямо у прибора Барона Артемьева. Так он сам себя назвал, да не в шутку - всерьез. "Безумный барон" - это вроде из какой-то пьесы или из кино.
      - Смотри, смотри, Дикси, - шмель! - обрадовался Барон выбирающемуся из сиреневого цветка черно-желтому пушистому симпатяге. - Значит, и в самом деле - весна! Несмотря ни на что мы не отклонились от намеченного нами графика. "Горько" Дикси!
      ...Накануне господин Артемьев и мадемуазель Девизо заключили брак в Венском муниципалитете, а затем обвенчались в русской православной церкви, той, что находится рядышком с хорошо известным Михаилу российским посольством. Все прошло очень скромно. Соломон и Рут с супругом составили круг приглашенных. А вечером, пренебрегая фешенебельными ресторанами, они отправились в Гринцинг. Полюбовались вечерней Веной с высокой площадки, как тогда, в теплом июне. Но посидеть пришлось в уютном погребке - столики под яблонями появятся здесь лишь через месяц.
      Компания получилась не очень веселая, гости боялись невзначай попасть на больную тему, предпочитая отмалчиваться или говорить пустяки. Новобрачные выглядели усталыми, держась под столом за рукуи и то и дело испуганно заглядывая друг другу в глаза. "Ты как?" - спрашивал взгляд Майкла. - "Все хорошо, любимый, а ты?" "Я люблю тебя и так будет всегда..."
      "Да что уж тут хорошего, - сокрушалась судьбе подруги Рут. - Майкл инвалид, никогда не сможет играть. А Дикси не станет матерью. Это же надо свалиться с башни с трехмесячным малышом в пузе!" Забирая её из больницы, Микки сказал: "В ту ночь мы убили нашу маленькую Клавдию". И ни слова о том, что похоронил в себе скрипача.
      ...Дикси, Майкл и Сол и Алан Герт, прибывшие в Вальдбрунн на следующий день после церемонии бракосочетания, с любопытством разглядывали церемонно поставленные на праздничный стол Рудольфом цветы.
      - Ты, наверно, любишь эти колокольчики за настойчивость и мужество. Ведь они первыми пробивают своими нежными головками снежный наст, веселые, радостные, вопя от счастья: жизнь продолжается! - Улыбнулся Майкл.
      - По-моему, крокусы избрал ты, решив приурочить к их появлению свадьбу. Предлагаю заменить в гербе Вальдбрунна лютики крокусами. Раз уж так все сложилось. - Дикси метнула взгляд на Сола, не ведая о судьбе завещанной ему тетради.
      Алан Герт ничего не понял из многозначительной беседы, уловив лишь оптимистическое утверждение барона.
      - Да, Майкл, жизнь продолжается! Мы победили и ещё здорово отыграемся... - Он с аппетитом проглотил последний пельмень и промокнул салфеткой губы. - Только сдается мне,? во всей этой истории что-то есть... Что-то этакое. - Он неопределенно покрутил рукой у виска, означая, видим, некую выходящую за рамки разумного загадочность. - Всем известно, что я далеко не мистик и презираю все эти "тонкие материи". Но кое-что, для протокола, как говорят, рассказать должен.
      - Погоди, Ал! Мы готовы слушать тебя хоть до глубокой ночи, но Рудольфа беспокоит завершение трапезы. В малой голубой столовой накрыт десерт в сопровождении тончайших вин из наших погребов. Дикси подмигнула гостям, предлагая переместиться в соседнюю комнату. Нелегко все же быть баронессой, сплошные церемонии!
      - Все таки дворец, скажу я вам - это дворец! Не знаю уж, в чем тут штука, а как ни строй декорации, как не ставь свет - такого эффекта не выйдет. - Заметил Сол. - Отблески солнца в хрустале и бледный огонь в камине - невероятно, несовместимо, но создает настроение! А эти старые бутылки и нежненькие, едва народившиеся цветочки так и просятся в объектив... Может, я стал слишком сентиментальным. Так всегда получается, когда чересчур много знаешь о жизни. Начинаешь любить всякую беззащитную мелкоту - букашек, пляшущие на лесной тропинке тени, убегающие солнечные зайчики, распустившиеся на один день колокольчики...
      - Погоди, Сол! Ты помнишь "Берег мечты"? Ага, старина, помнишь! Я тоже. И не собираюсь забывать, будь Дикси хоть трижды замужем. Это ведь настоящее искусство, классика! - Алан с удовольствием закурил, расположившись в кресле у балкона. - Веселые были деньки, и Умберто гений! Н я помню, как не странно, ещё кое-что...
      Был у нас переводчик-индус - длинный такой, оливковый...
      - Господин Лакшми! Деликатный, в белой чалме! - Напомнила Дикси, сидящая на диване бок о бок с Майклом.
      - Да, точно, Лакшми. Однажды он отвел нас к некой слепой ведьме, которая, якобы, умела колдовать. Ну, предсказывать будущее и прочее... Шарлатанка, естественно, грязнуля и сразу за долларами тянется, причем, десятку от единицы запросто отличает...
      - Мне она гадать вовсе не стала, оттолкнула руку и деньги вернула! Зачем аферистке деньги возвращать? Наплела бы, что в голову придет... Возразила Дикси.
      - В том-то и дело! Я, как ты помнишь, с Лакшми вернулся к ней... ? Герт задумчиво дегустировал вино. - Редкий букет. Хотя я предпочел бы что-нибудь посерьезнее.
      Соломон скомкал салфетку и пересел к камину.
      - Простите, у меня что-то нога разнылась. Это все от тех пчел, что мне посоветовала баронесса. Да ещё от Герта... И где ты научился, Ал, туману напускать? Давай короче, ведь самое интересное ещё впереди, а ты вспоминаешь доисторическое прошлое...
      - Извини, забыл, что мы не рекламу сигарет снимает: улыбка до ушей: "Привет, друзья!" - и получай гонорар. Ладно. Недавно встретил этого Лакшми снова. Маленький старикашка, весь в каких-то амулетах. Он консультировал картину "Проклятие богов", как главный мистик и знаток ритуалов. Подходит ко мне и говорит: "Я много думаю о вас, господин Герт, и той юной леди. О том дне, когда мы посетили слепую Гуаре... "Представляете, излагает, будто не прошло двух десятилетий! Она, говорит, давно ушла в обитель теней и сокровенных тайн, оставив мне свои книги...
      Кажется, старик собирался прочесть курс лекций, но я сослался на срочные дела, раздумывая, сколько заплатить доходяге за отличную память.
      "Мне не нужны деньги и даже ваша симпатия. Но я не могу умереть спокойно, пока не расскажу правду. Я переводил тогда откровения Гуаре и не был достаточно честен. Вы смеялись над колдуньей и я боялся за вас. И я не мог тогда правильно толковать её речи... Мудрость избегает скептика.
      - Да, ведь старуха нагадала тогда, что мы поженимся с тобой, Ал. И это в самом деле едва не произошло. До сих пор не понимаю, как у меня хватило духа сбежала от тебя. Словно кто-то дирижировал мной...
      Сол хмыкнул и объяснил Майклу:
      - Дикси была влюблена в вас до безумия, хотя просто не знала, что это за вещь и с чем её едят.
      - Ты получил мой пакет?! Чего же молчал, Сол?
      - Твоя тетрадь принадлежит теперь господину Артемьеву. Все написанное в ней, касается твоего мужа больше, чем любого другого человека на свете.
      - Ну что за ярмарка, господа! Вы не даете мне перейти к главному. Пресек посторонние разговоры Ал. - Старик-индус смотрел на меня как провинившийся школьник. "Я тогда сказал, господин Герт, что Гуаре пророчила вам жениться на юной леди... Мне хотелось сделать вам приятное - вы были такой хорошей парой..." - Герт поперхнулся. - О'кей! Пропускаю воспоминания о наших отношениях с Дикси столетней давности... Так вот этот дряхлый звездочет прошептал, глядя мне в глаза, будто прочил конец света: "Гуаре сказала о вас: их свяжут узы жизни и смерти. И неспроста слепая Гуаре отказалась гадать девушке. Она вернула ей деньги. И сказала: "Мне не дано знать, какой путь изберет будущее. Черная карма и Белая башня решат между собой все. Но это будет нелегкая борьба".
      Ал замолк, обводя глазами присутствующих. Все молчали, не зная, как отнестись к странному рассказу Герта.
      - И ты, конечно, сразу смекнул, в чем дело? - хмыкнул Сол.
      - Ах, я вообще ни черта не понял. Наскоро распрощался со стариком и выбросил из головы всю эту дребедень... Но вот в октябре прошлого года я узнал, что в поместье Дикси возвышается эта чертова Вайстурм! Я треснул себя ладонью по лбу и даже перекрестился. Если честно, я немного струхнул...
      - Ал, у тебя получилась новелла из жизни "славного ковбоя и выдающегося мыслителя Алана Герта". Речь, насколько я понимаю, идет совсем о другом... - Тихо, но настойчиво вклинился Сол.
      - Тогда рассказывай сам ? новеллу о "героическом и мудром иудее Соломоне Барсаке".
      - Увы, я недостаточно красноречив. И от природы скромен. Передаю "микрофон" тебе, Герт. Только переходи сразу к делу.
      - Мне кажется, я знаю, что должен сейчас услышать. - Вклинился в разговор глухой голос Барона. - Я даже уверен, что слышал эту историю тысячу раз, рассказанную голосом Дикси над моей больничной кроватью, затем невразумительным английским Рудольфа. Потом мне все очень красочно пересказала Труда, особенно, про мою руку и госпожу Девизо. Я также слышал по радио о процессе над неким синьором Хоганом, застрелившем режиссера Тино в ответ на оскорбление его личности. И ещё я читал о случившейся здесь истории в парижском журнале и даже видел свое фото. Правда, узнать ни того, ни другого не мог - ни истории, ни себя! - Майкл положил на колени жены свою забинтованную руку и Дикси покачивала её как ребенка.
      - И вот наступил торжественный момент: господин Герт прибыл прямо из Лос-Анджелеса, а Соломон Барсак - из Рима, чтобы рассказать нам всю невероятную правду. - Продолжил макл. - Прошу вас, друзья, не торопитесь и постарайтесь быть как можно красноречивее. Нам с Дикси доставляет огромное удовольствие чудесная притча о нашем воскрешении.
      Алан глубоко вздохнул, сосредотачиваясь, и приступил к рассказу:
      - ...Конец октября. Я ушел из киномира и с головой погрузился в свой маленький автомобильный бизнес. Невеста бросила меня, великие идеи разбежались. Детишки из местного приюта, куда я регулярно вносил пожертвования, подарили мне ко дню рождения надувную куклу. Нет, не из секс-шопа. Настоящую Красную шапочку!
      Звонок Барсака чуть не сбил меня с ног! Пьян, как свинья, подумал я. "Руффино - Сатана! Шеф - преступник! - кричал Сол. - Эта банда жаждет крови. Им требуется два трупа, - два!" Понадобилось минут двадцать, чтобы понять, что за контракт заключила с некой фирмой Дикси и каков замысел финала. "Вот сволочи!" - взвился я. - "На "Оскаров" тянут, бессмертие в истории кино им понадобилось... Мразь, подонки!" Мы изощрялись с Соломоном в ругательствах, а время не ждало, - я-то сидел в Лос-Анджелесе, а в австрийский Вальдбрунн уже отправился из Рима этот монстр-извращенец Руффино... Но Алан Герт на трюковых съемках собаку съел, как и на "психологии", между прочим. - Он с вызовом посмотрел на Дикси. - Живо все прикинул: возможные мотивировки, длительность диалогов плюс время на развитие действия - то есть на дорогу, сборы команды. И понял: поспею лишь к финалу, а если эти стервецы сработают чисто, подстелю героям "соломку" ведь снимаются они без дублеров... Сказал Солу: двигай, старик, в поместье, и действуй по их сценарию. Нигде не отклоняйся, чтобы не спугнуть злодеев. Они ведь ради "высокого искусства" на все пойдут. А сам ты вряд ли сумеешь уладить дело. Не проявляй инициативы, но потяни время. Раньше 23.00 чтобы ни души на Башне не было...