Он прижался ко мне и выдохнул:
      - Кошелек!
      - Вы хотите купить жвачку или пластиковый нос? Не стесняйтесь, Микки, Дикси не обидит мальчика.
      - Кошелек! Мне надо двести, нет, - триста шиллингов!
      - Возьмите все. Вы же все равно собрались меня придушить.
      Мы все ещё стояли в обнимку и для пущего страха Майкл вцепился в мое платье на уровне пупка, притягивая к себе.
      - Фу, простите... - схватившись за лоб, он отступил. - Задурачился, Дикси. Рядом с этой детской площадкой так и тянет нашкодить... Правда, я не умею быть альфонсом. Дайте мне взаймы до Москвы, чтобы я мог не чувствовать себя "совком"... Ну, какой-никакой, а все же - мужичок. Почти барон. Дайте, Дикси.
      Я протянула ему пять сотенных.
      - Хватит?
      - Еще я должен вам... за вчерашний кофе, за оперу, такси... ну, у меня там записано.
      - Вы мелочный и скучный тип, - я решительно повернулась и двинулась к толпе.
      - Постойте! А то я начну кричать и громко ругаться по-португальски.
      - Почему по-португальски?
      - Русский в этом районе вся торговая братия понимает. А португальцев здесь мало. Вот, смотрите: "Ambra di merdi!" - завопил он.
      Тут же из-за кустов выглянул милый молодой жандарм в беретике набекрень, внимательно оглядел парочку и любезно осведомился:
      - Фрау требуется помощь?
      - Нет-нет! Все в порядке. Спасибо, - улыбнулась я и потянула упирающегося Майкла в строну.
      - Что вы такое здесь орали? Это же общественное место, полно детей!
      - Я не орал, а продекламировал. Это значит: "пахнет дерьмом". В любом суде меня бы оправдали. В тех кустах побывали собаки! Кроме того, знаете, почему я ушел из Оперы? Признаюсь: мне хотелось вырваться на сцену и допеть это... - Встав в позу, он исполнил финал арии Альфреда. Несколько хуже, чем Пласидо Доминго.
      - У вас противный голос, - не удержалась я.
      - Неправда, посмотрите, все оборачиваются! - Майкл раскланялся прохожим.
      - О Боже, Майкл! Нас могут арестовать... Послушайте, дайте честное слово бойскаута или кто там у вас - коммуниста, что будете вести себя прилично. С вами дама в вечернем платье! Задумайтесь, Микки!
      - Анита Экберг у Феллини в вечернем платье купалась в фонтане!
      - Далась она вам! Это заслуга режиссера, сумевшего использовать индивидуальность актрисы настолько удачно, что люди из-за железного занавеса спустя тридцать лет постоянно упоминают её имя!
      - Гениальный режиссер. Волшебная женщина. Чудесный фонтан! Ах, как студент Артемьев мечтал, до злых ночных слез, прогуляться у Треви, посмотреть "Сладкую жизнь" целиком, а не отрывки в разных телепрограммах! Я бы отдал все, чтобы вытащить мокрую Аниту из-под струй и катать её по ночному Риму... Вам не понять, Дикси. У дикарей свои причуды...
      - Перестаньте злиться. Я не внучка Клары Цеткин и понимаю, что мать нашей Клавдии Бережковской, то есть баронессы, неспроста сбежала от большевиков.
      - Это потом, - махнул он рукой.
      - Для бесед у камина? Тогда скажите сразу - она была достойной русской буржуйкой или легкомысленной шансонеткой?
      - Клавдия Бережковская была хорошей певицей. И абсолютно аполитичной, синеглазой барышней.
      ...Мы обходили парк, рассматривая аттракционы и выбирая подходящий, с учетом возраста, экипировки и личных пристрастий. Меня влекла вода, совсем как Аниту Экберг. Но признаваться в этом теперь не хотелось. Майкла тянуло в воздух - ко всяким летучим парашютикам и каруселям. И мы оба "запали" на "крутые виражи". Желающих, кроме нас, не было. Парень, обслуживающий аттракцион, взял у нас билетики и с сомнением оглядел "прикид". Но ничего не сказал. Конструкция из металлических рельсов и труб высотой с трехэтажный дом, напоминала экспонат выставки модернистов 30-х годов крученый металл, а в нем, в лабиринте извивающихся рельсов маленькие санки на двоих. Мы с трудом втиснулись в "авто" - Майкл у руля, я за его спиной, и пристегнулись ремнями. Парень отошел к стенду и нажал кнопку. Мы понеслись с грохотом и лязгом вагоноремонтного цеха. Я зажмурилась и вцепилась в плечи кузена.
      - Держитесь лучше за поручни, я могу вылететь, - гаркнул он сквозь лязг.
      И тут мы действительно рухнули. Чертовы шутники! Оказывается, закрученная дорожка имела неожиданный провал, в который наша посудина загремела с шумом металлолома, сбрасываемого экскаватором на свалку. Я лязгнула зубами, чуть не прикусив язык, и сильно ударила колено о спинку переднего кресла.
      Мы выгрузились под насмешливым взглядом парня, радостно улыбаясь, нырнули в кусты, и только тут зло посмотрели друг на друга. Майкл согнулся в три погибели, потирая зад. Я занялась коленями. Мы ныли и охали, как побитые собаки, изнемогая от желания подраться.
      - Это вас, дорогой друг и товарищ, потянуло продемонстрировать мужскую доблесть!
      - Я только сопровождал даму, рвущуюся к острым ощущениям.
      - Уж слишком острым, - на моем колене, под рваной дырой тончайших колготок, алела ссадина. Я жалобно ойкнула, вытянув ногу.
      - Колготки оплачивать не стану. Вы уже здесь, наверно, не в первый раз раскалываете таким образом своих кавалеров, - буркнул Майкл. - И вон, глядите-ка - подол платья оторвался! Это не от Версачи ли? Ах, очень сожалею... Но вы уже в Оперу явились в рваном... Бедный мой, хрупкий, нежный копчик!
      - Я в рваном? - раненым коленом я пнула кузена под больной зад.
      Он взвыл, но, ловко извернувшись, ухватил мою ногу. И крепко держа за щиколотку, серьезно предупредил:
      - Следующую пытку выбираю я. В конце концов, я гость, и оплачиваю билеты!
      Но смотрел Майкл как-то так, что ногу я не выдернула, а лишь слабо покачнулась, теряя равновесие. Он опустился в траву, склонясь над моим ранением и вдруг прильнул к нему губами:
      - Это всего лишь антисептическая предосторожность. Надо слизнуть грязь. Вы разве не катались на велосипеде и не имеете опыта падений?
      Я не ответила. Может, это ему, а не мне Сол дал указания поухаживать? Во всяком случае, давненько никто не лизал мне поцарапанные коленки в темных кустах парка аттракционов.
      Майкл тоже приумолк и посерьезнел. Не глядя друг на друга, мы вышли на запах гамбургеров и с удовольствием съели по одному, запивая пивом. Порция мороженого взбодрила меня окончательно.
      - Ну что, вы завершили ужин? Нам пора, - поднялся Майкл.
      - Как? А обещанные качели? - огорчилась я.
      - Не качели. Я присмотрел для вас нечто подходящее. Чуть хуже, чем Федерико для Экберг.
      Вокруг "Ниагары" собралась толпа и даже выстроилась очередь за билетами. Но Майкл протолкнулся вперед и тут же вынырнул с жетонами.
      - Вы показали им советский паспорт?
      - Нет, я сказал, что сопровождаю голливудскую звезду, а нас снимают скрытой камерой. Вы знаете, что это за штука?
      - Понаслышке. Только, чур, я сяду впереди!
      Большая надувная лодка вначале раскачивалась на бурной порожистой реке под фонограмму бьющихся волн и завывание ветра, а потом, подкатив к самому краю водопада, обрушивалась вниз с водяным потоком. Зрители восторженно визжали под каскадом брызг. Несколько секунд покачиваний в спокойном озерке - и вы снова на суше, ловко подхваченные из лодки ассистентами аттракциона в мокрых тельняшках.
      Я села впереди, сжав руль и сложив на коленях свой платок. Майкл устроился сзади, и наша лодка начала покачивания на "порогах". Со всех сторон путешественников старательно обдавали водяными струями, так что в миг я поняла, что промокла до трусиков. Вдобавок Майклу удалось выхватить гребень из моей прически и теперь мокрая грива металась из стороны в сторону. Момент падения с водяной кручи, куда более мягкий, чем на железках, все же вызвал замирание в животе, и я вдруг подумала, что все эти игрушки - наивные заменители секса. Или дополнители? Что, например, станут делать вон те подростки в передней лодке, визжащие в обнимку от водяного массажа - пойдут прижиматься в машину? Или, может быть, что-то происходит у них уже сейчас?..
      - Прошу на берег, фрау! - протянул мне пятерню с причала "матросик".
      Но мой кавалер выпрыгнул первым, и не успела я глазом моргнуть, как он нес меня на руках, хохочущую, отбрыкивающуюся и абсолютно мокрую. В публике зааплодировали. Майкл раскланялся во все стороны с причала, я успела заметить вспышки магния, кто-то из туристов даже нацелил на нас объектив видеокамеры, а хозяин аттракциона вручил мне надувного гуся в бескозырке.
      Ускользнув от постороннего внимания в тень "Ниагары", мы осмотрели наши потери. Мое платье треснуло сбоку по шву до бедра, с волос капало, костюм Майкла безвозвратно погиб. Он сильно дрожал и без очков казался, как и все близорукие, беззащитным.
      - Н-накиньте платок! - заикаясь, Майкл помог мне закутаться в почти сухую шаль.
      - Г-где ваши очки?
      - Очки и паспорт во внутреннем кармане, там безопасно и сухо. Жаль, что нельзя отправить к ним вас.
      - Да, надо скорее найти машину.
      - Моя гостиница рядом. Я не насильник и недостаточно опытен, чтобы спровоцировать вас на грехопадение. Смелее, Дикси! - он посмотрел на меня босую (туфли пришлось снять), мокрую, и заметил:
      - Не хватает белого котенка на голове - это по Феллини.
      - А по Артемьеву - пусть будет этот утенок. - Я приспособила резиновую игрушку на темя. - Как?
      - Лучше, гораздо лучше! Просто Маэстро не довелось встретить вас. В отличие от меня. Посему я могу быть признанным более одаренным, чем Феллини. Одаренным вами, Дикси.
      В гостинице Майкла портье посмотрел на меня с усталым безразличием ко всему привыкшего человека, имеющего трудную профессию, и обещал вызвать такси в 35-ый номер через час.
      Мы прошествовали по пустому, освещенному неоном коридору, и без труда проникли в означенный номер. В маленькой комнате с узкой кроваткой были разбросаны немногочисленные вещи хозяина, которые он тут же кинулся от меня прятать. Особенно кусок недоеденной копченой колбасы в промасленной бумажке на прикроватной тумбочке. Майкл метался, оставляя на ковролине мокрые следы.
      - Можно мне пройти в душ? Здесь есть горячая вода?
      - Ах, конечно! И возьмите одеяло, Дикси, я ужасно боюсь за вас.
      Я эгоистично нежилась под горячей водой, забыв о том, что в комнате мерзнет в своем черном костюме родственник, которого мне надлежало привести в состояние "лирической лихорадки". Платье хорошенько отжала в махровом полотенце и развесила на сушилку, обмоталась одеялом и, почувствовав себя почти как дома, явилась на обозрение хозяина.
      Майкл успел спрятать носки, подобрать газеты и выставить на стол бутылку. Он надел джинсы и белую футболку, и, кажется, избегал смотреть на меня.
      - Нам надо немного выпить. Это русская водка. Хорошая. А закусывать нечем. Только вот крекеры.
      - Подойдут, - сказала я, заняв единственное кресло.
      Майкл разлил в стаканы понемногу белой жидкости.
      - За знакомство! - и разом выпил.
      Я следом лихо опрокинула свой стакан, слегка прикусила крекер и как ни в чем не бывало спросила:
      - Костюм пропал?
      - Вы его больше не увидите. Вечная память старику.
      - А вдруг придется снова жениться?
      - Уеду в Африку и пойду под венец в набедренной повязке. Кстати, мне очень идет. Я заметил, что вы специально не прореагировали на водку, там 40o. Вы пьяница или интригуете?
      - А я заметила, что у господина Артемьева под ватными плечами прятались крепенькие свои. Таскали вы меня на руках как перышко. Вы спортсмен или шпион?
      - Ни то, ни другое. Хотя сильные руки - это профессиональное. С ногами у меня хуже. Поэтому я и бегаю по утрам, конечно, периодически.
      Майкл налил ещё водки и повертел в руках стакан:
      - Дикси, вы сегодня два раза назвали меня Микки. Я показался вам достаточно молодым или недостаточно умным?
      - Просто вы были похожи на Микки. Микки Маус, Микки Рурк...
      - Микки Артемьев - хорошая компания. Дикси, вам не кажется, что у нас уже есть основания перейти на "ты". В русском и французском это очень важно. А ведь в нашем поместье мы будем говорить по-французски... Я уже начал учить, вот послушайте: "Еnchante de te rencontrer ici, ma scer!" Сноска: Очень рад встретить тебя здесь, сестра.
      - Хорошо, брат. Переходим на родственные местоимения.
      - Нет, нет. Руки перекрещиваем, пьем до дна - и поцелуй. Процедура "на брудершафт" - разве вам неизвестно? Мы же в Австрии!
      - Никогда не приходилось. Вы будете руководить. Так... Теперь пьем... Уф!
      На этот раз я не смогла перевести дух от большого глотка водки и тут же чуть не задохнулась, попав под губы Майкла. Но он лишь прикоснулся ко мне и так замер, ожидая моей реакции. Я же не торопилась, стараясь распробовать вкус его губ. Это очень важно - первое впечатление. Горячие, сухие, ждущие. Я отстранилась и села на место.
      - Когда ты уезжаешь?
      - Послезавтра.
      - Хорошо. Я вряд ли смогу полететь вместе с тобой для посещения могил предков, - мне надо вернуться в Париж, получить российскую визу от коллегии по делам наследств. И тогда я позвоню тебе. У тебя есть в Москве телефон?
      Он взял гостиничный блокнот, написал телефон и адрес, вырвал листок:
      - Не потеряй, кладу в твою сумочку.
      - Мне бы хотелось, Майкл, чтобы завтра ты сводил меня кое-куда. Местечко недорогое. Думаю, тебе не придется влезать в долги. Хотя... знаешь, у меня идея. Через неделю ты чертовски разбогатеешь и сможешь вернуть мне деньги. Честное слово, я же не могу отпустить тебя домой в джинсах!
      - Отглажу костюм - и в самолет.
      - Только не это! Где он? - я распахнула дверцу стенного шкафа и вытащила оттуда мокрого испуганного, сжавшегося в углу монстра.
      Попытка оторвать рукав не удалась. Зато с меня соскользнуло кое-как намотанное одеяло. И тут зазвонил телефон - портье сообщал, что такси ждет. Я быстро натянула почти сухое платье, туфли на босу ногу, обернулась платком и выскочила из ванной.
      - Присядь на минуту, - Майкл был необычайно торжественен.
      Я опустилась в кресло, он положил мне на колени свой пиджак и раскрыл перочинный нож:
      - Приступай. Человечество смеясь расстается со своим прошлым!
      Нож с треском вонзился в очень прочный, отчаянно сопротивляющийся материал.
      Кромсать костюм кузена не доставило мне никакого удовольствия, видимо, агрессивность вообще не мое амплуа. Старая ткань поддавалась с трудом, обрушив на меня лавину сентиментальных ассоциаций. Стало жалко и этого куска материи, сопровождавшего некогда юного Михаила под венец, и ушедшей молодости, и России, вынуждавшей своих граждан всю жизнь таскать на своих плечах чью-то производственную неудачу. Или, как говорят русские, ? халтуру.
      Моя рука, сжимавшая нож, ослабла и я с мольбой посмотрела на родственника:
      - Обещай мне, Майкл, что позволишь сестре проявить о тебе заботу. В конце концов, это голос крови, твердящий о помощи ближнему...
      Растроганный Майкл не отказался встретиться со мной утром для приобретения отдельных мелочей мужского гардероба.
      МЕНЯЕМ ИМИДЖ
      Мы направились в универсальный магазин на Мария Хильферштрассе, отличавшийся большим выбором и вполне умеренными ценами.
      Заполучив пару светлых туфель, Майкл с радостью расстался со своими тяжелыми черными ботинками. Но оставлять их в урне не захотел, пытаясь забрать с собой. Кто знает, может быть, они дороги ему как память о каком-нибудь важном событии. Русская душа полна загадок.
      Не совсем поняла я и реакцию гостя на мое предложение посетить отдел мужского платья: Майкл растерялся, умоляя меня "не делать этого". Было такое впечатление, что муж отговаривает супругу сделать аборт.
      - По-моему, ты слишком остро воспринимаешь процедуру приобретений.
      - Просто я редко этим занимался и ещё не привык. - Майкл виновато заглянул мне в лицо. - Что, со мной совсем невозможно появляться на людях? Эти джинсы так ужасны?
      - Отличная туристическая одежда. Ты же видишь, все приезжие так ходят, даже американские миллионеры. - Успокоила я кузена. - Но ты же не можешь вернуться в Москву без костюма. И вообще, таким же как прилетел. Особенно после того, как стал наследником барона.
      Майкл смутился и опустил глаза. Он совершенно не умел скрывать своих чувств, я поняла, что с уст кузена едва не сорвался комплимент. Ему трудно давалась середина между робостью и самоуверенностью, которую невозможно было не различить под маской самоиронии.
      - Я, действительно, никогда не буду таким, как был всего два дня назад... - признался он, глядя на носки своих новых туфель. И добавил, покачавшись на мягких подошвах: - Кажется, я начинаю себе нравиться.
      - Ну, тогда завершим этот процесс, отсекая всякие сомнения, - взяв Майкла под руку, я мягко ввела его в страну портновских чудес - отдел мужской одежды. - Посмотри на себя в зеркало и запомни. Что скажешь?
      - Симпатяга, - скорчив гримасу самому себе, Майкл отшатнулся от зеркала.
      - Когда я приодену тебя, как задумала, ты не сможешь оторваться от своего отражения. Хочешь, поспорим на самый большой фонтан в нашем поместье?
      - А, знаю! В какой-то комедии Бельмондо, изображающий супермена, в порыве самолюбования чмокает свои бицепсы:? что, мол, за обаяшка такой!
      - Помню, помню! Фильм назывался "Великолепный". Я тогда была школьницей и с удовольствием смотрела французские фильмы. Ведь на самом деле герой Бельмондо был каким-то затравленным сочинителем. Но он придумал сам себя - великолепного победителя - и стал им.
      - Потому... потому что в него влюбилась очень славная девочка... печально дополнил Майкл и тут же протянул мне пятерню:
      - По рукам! Я доверяюсь тебе, мудрейшая! А фонтан останется коллективной собственностью.
      Мы стали потрошить стойку с мужскими костюмами. Майкл выбрал роль придирчивого пижона и даже осмеял пару предложенных мной моделей. Но минут через пятнадцать, сообразив, что ему предстоит перемерять весь имеющийся здесь ассортимент, кузен взгрустнул.
      - Ладно, начнем все сначала. Хватить дурить, дело серьезное. Расслабься и думай о чем-нибудь возвышенном. Это совсем не больно. Перехватила инициативу я.
      Играла тихая музыка, любезные продавщицы, предложив свою помощь и получив отказ, скрылись. Я накинулась на стойки с летними костюмами, рубахами, пуловерами. Конечно, это серийное производство, ширпотреб. Но как похорошел Майкл...
      Когда размышляешь об инстинктах женственности, почему-то не сразу вспоминаешь о желании преобразить своего ближнего. Это изначальное, врожденное, материнское. Мы провозились часа два. Все прошло бы значительно быстрее и удачнее, если бы этот ершистый полуеврей не мучил меня своими бесконечными комплексами. Он и брюки при мне менять стеснялся, поджидая, пока я покину кабинку.
      - А на пляжах чопорной Вены, не нудистских, обычных, совершенно запросто разгуливают голые женщины и мужики. В то время, как пятиюродный брат прячет свои волосатые бледные ноги от родной сестры, - бубнила я в задернутую занавеску примерочной.
      - Почему это бледные, я загорал! - огорчился он и из кабинки высунулась длинная, жилистая, и вправду загорелая нога. - Это потому, что я всю зиму в трусах по улице бегаю. И очень горжусь своими ногами.
      - Они волосатые и рыжие.
      - Это очень мужественно.
      - Тогда покупаем "бермуды", - припугнула я скромника.
      - Позвольте ручку, мадемуазель! - ? сказал он на сносном французском и шаркнул по старинке, представляя новый костюм.
      - Неплохо. Совсем неплохо... Правда, серый костюм к рыжему... ? засомневалась я.
      - Причем тут ноги? Это, кажется, не шорты?
      - А голова? Ведь ты не будешь всегда ходить бритым, словно новобранец или каторжник.
      - У меня чудесный тициановский цвет волос. Темный каштан. Ну, не очень темный. Прост ещё плохо заметно.
      - Нет, примерь лучше бежевый. Может, как-то смягчит твою ирландскую масть.
      Я заметила, что наши диалоги привлекли скучающих продавщиц, то и дело появлявшихся поблизости.
      - Дорогая, скажите, пожалуйста, какой цвет волос у этого господина? втянула я симпатичную худышку в наше представление.
      - Шатен, - пробормотала та, взглянув на затылок Майкла, и опустила глаза.
      - А я?
      - Фрау имеет цвет "коньяк".
      - Если у меня "коньяк", то у господина "оранжад", - категорически завершила я спор.
      Мы купили бежевый, слегка мешковатый, костюм и светлые брюки с пуловером, в чем я и вывела Майкла на улицу, придерживая пакет с его джинсами и новыми вещами. Уже по пути, заглядевшись на витрину, вернулась, игнорируя сопротивление кузена, и приобрела спортивную сумку, куда были засунуты джинсы, покупки, а также мой шерстяной жакет, прихваченный для вечера, который я наметила провести на открытом воздухе.
      Но до вечера было ещё далеко, а сопровождать Майкла в музей мне совсем не хотелось. Пообещав, что в следующий его приезд мы основательно прочешем все венские художественные достопримечательности, я затянула Майкла в прохладный сквер. С приятной усталостью заезжих туристов мы расположились на удобной скамейке в тени большого платана. Рядом в цветнике разбрасывала водяные веера крутящаяся брызгалка, над которой повисла милая, какая-то игрушечная, радуга. Мимо нас с шумом пронеслись подростки на роликах и вновь обрушилась тишина - с шелестом капель, птичьим пересвистом и отчетливым детским лепетом играющих поблизости малышей. Две шести-семилетние девочки что-то настойчиво объясняли мальчишке с велосипедом на прелестном, легком венском диалекте. Потом одна из них пышноволосая худышка, ринулась по аллее, прижимая к груди четырехцветный мяч. Ноги в белых гольфах и кожаных сандалиях едва касались гравия малышка летела сквозь золотисто-зеленую тень и солнечные зайчики прыгали в её длинных развевающихся прядях. У меня заняло дух от какого-то давнего воспоминания, которое никак не хотело проявляться, а лишь заставляло тревожно колотиться сердце. "Боже! Как хорошо быть девочкой, легконогой, доверчивой, радостной... Как весело бежать в майской свежести, в алмазных брызгах и солнечной пыли, в кудряшках, веснушках, в неведении и предчувствии, неся перед собой, подобно этому пестрому мячику, свою такую бесконечно долгую, так много обещающую жизнь..."
      Пальцы Майкла коснулись моего локтя:
      - Какая летучая девочка, вон та, промчавшаяся с мячом. У меня такое чувство, что я подсмотрел кусочек твоего детства... Ты точно так же носилась по аллеям какого-то весеннего парка, не замечая восторженно следящих за тобой старческих глаз. Нет, умиленно. Есть такое слово?
      - Да, носилась. Но, кажется, я всегда, от самого рождения, ощущала какую-то свою особенность. Мне нравилось, когда мной любовались и поглядывали в мою сторону.
      - В тебе уже сидела актриса. Но детям, думаю, вообще свойственно ощущать свою исключительность. До того несчастного момента, пока в полный голос не завопят комплексы... Я тоже очень нравился себе, ощущая смелость, силу, доброту и ещё нечто... нечто отличающее меня от других. Какое-то иное умение видеть, слышать... - Майкл встряхнулся, отгоняя воспоминания. Впрочем, это быстро прошло. Вундеркинд Микки стал заурядным неудачником. Только это опять тема для вечернего чаепития в нашем поместье...
      - Как и то, что куколка Дикси и не заметила как повзрослела и проскочила мимо своего счастья...
      Я поднялась, накидывая на плечи жакет.
      - Нам пора. У меня совершенно удивительные планы на сегодняшний вечер. - Я загадочно улыбнулась и предупредила Майкла. - Только, чур, не занудничать и не думать о грустном. Играем водевиль.
      Это я внушала скорее себе, потому что содрогалась от брезгливости при мысли о шпионящей за нами скрытой камере. Накануне я сообщила Солу, что намерена повести кузена в Гринцинг. Он обещал "сесть на хвост" у остановки автобуса, поднимающегося в гору ровно в шесть часов. До этого места мы мирно тащились на трамвае № 38, старом, вольяжном, полном трезвона и веселых бликов на темном полированном дереве.
      Майкл вертел головой по сторонам и на его подвижном лице отражалась сложная гамма чувств от восторга до сожаления.
      - У тебя кислый вид. Укачивает в венских трамваях?
      - Мне жаль тех, кто должен ездить на других.
      - А также российских путешественников, не посещавших Гринцинг, подхватила я, давно решившая потрясти Майкла. - Мы, счастливчики, весь вечер будем скорбеть и о них.
      До появления Сола оставалось полчаса и мне почему-то до тошноты не хотелось подыгрывать ему. В конце концов, я почти уже богатая женщина и могу расторгнуть договор с "фирмой". Завтра же займусь этим. А сегодня придется подчиниться, тем более, что ничего кроме невиннейшей дружеской встречи Сол не увидит, какую бы чуткую аппаратуру он ни настроил.
      Я повезла Майкла в Гринцинг - район фешенебельных вилл и кабачков молодого вина, разбросанных на покрытых лесом, садами и виноградниками холмах. Мы поднялись на автобусах довольно высоко к смотровой площадке, с которой открывался вид на вечернюю, раскинувшуюся в голубоватой дымке Вену. Темная лента Дуная причудливо пересекала город. Прямо от террасы полого спускались вниз кустистые заросли, полные распевшихся птиц.
      - А это и есть Венский лес, - показала я на темнеющие внизу кроны могучих деревьев.
      - Как? Тот самый? - Он просвистел первые такты известного вальса, того, что в фаэтоне, несущемся по голливудскому павильону, насвистывал Шани в старом фильме "Большой вальс". Свистел Майкл классно и на нас с улыбками засмотрелись толпящиеся у парапета туристы.
      - А ещё деньги занимаешь! Мог бы хорошо зарабатывать, лентяй! Здесь принято петь и играть на улицах.
      - Заметил. В переходах метро. Я не смог бросить этим мальчишкам мелочь. Они, вероятно, студенты консерватории.
      - Ага, коммунистическая гордыня. Ты побоялся обидеть их честным заработком.
      - Нет, мизерным. Как всю жизнь оскорбляли меня.
      - Смотри! - Показала я на латунную табличку. - Смотри, о чем здесь сообщают: "На этом месте тайна снов открылась Зигмунду Фрейду".
      - Знаешь, - Майкл поднял лицо к темному небу. - Однажды кто-то привинтит табличку на Белой башне в Вальдсбрунне... Не спрашивай, что будет на ней. Не знаю.
      Он знал! Честное слово - знал! Тогда я поняла это и мурашки пробежали по моей спине...
      ПОДАРОК МИККИ
      На вершине холма мы нашли чудесный хойриген, что означает "вино этого года" и представляет собой незатейливый ресторанчик в сельском стиле, угощающий молодым вином. Деревянные столы под только что отцветшими яблонями, запах наливающихся соком трав, огромное - зеленоватое на востоке и шафранное к западу небо, дешевое вино в кувшине и деревенская закуска.
      Майкл казался усталым, оглядывая окружающие просторы с грустью человека, проездом навестившего родные места. В рубахе с открытым воротом, с наброшенным на плечи тонким светлым пуловером, он выглядел помолодевшим и совсем европейцем. Поблескивающие металлической оправой очки, тонкие сильные кисти, барабанящие по голым доскам стола и пристальный взгляд исподлобья. Мой спутник нравился мне, тревожа любопытство.
      Только теперь я поняла, что провела в универмаге два часа не из родственных чувств или абстрактного человеколюбия. Я одевала Майкла для себя, чтобы смотреть на него вот так - с чувством удовлетворенного женского тщеславия. А ещё - на зло Солу и его "фирме", ожидавших увидеть рядом со мной Квазимодо или жалкого старика.
      - Ты так странно смотришь, Дикси. Решаешь, на кого я больше похож - на Пьера Ришара или Мастрояни?
      - Это давно ясно: на Дастина Хоффмана, к которому я неравнодушна. - Я тронула его за руку, но он тут же убрал её под стол.
      - Кажется, дядюшка из Москвы здорово проголодался.
      Накормить! Как же я не сообразила.
      Я диктовала и диктовала названия блюд полненькой девушке в национальном костюме, уставшей и все время путавшейся. Но совсем скоро наш стол покрылся закусками. К сожалению, ничего серьезного здесь не готовили. Холодный язык, паштеты, заливное, салаты, мясные рулеты, холодная телятина, сыр и, конечно, графин белого вина.
      Ах, как он ел! Пренебрегая этикетом, заглатывая целые куски, сверкая на меня счастливыми глазами.
      - Все. Теперь я буду жить, - с облегчением откинулся насытившийся Майкл на спинку скамьи. - Замки, универмаги, покупки, Опера, Ниагара... Ты замучила меня, Дикси. У меня зверский аппетит от стресов.
      - А ещё от того, что пять дней ты жевал кусочек русской колбасы с крекерами.
      - Были шпроты и шоколадка. Но ведь прошла целая вечность. Давай выпьем за нее! Смотри - уже звезды проклюнулись!
      Мы звонко чокнулись простыми, как в деревенской харчевне, стеклянными стаканами и выпили, глядя друг другу в глаза.
      В тени яблоневых ветвей его глаза казались черными, цыганскими. Наверно, ещё потому, что излучали какую-то притягательную, колдовскую силу... Нет, это не был хорошо известный мне зов самца и не сластолюбие гурмана, взирающего на красивую вещицу, которую хочется присвоить. Но странный родственник, ещё позавчера бесивший меня своей нарочитой нелепостью, казался мне загадочным и даже влекущим. Магия майского вечера? Эффект одиночества? Ожидание сюрприза от скупердяйки Фортуны или просто пьянящий коктейль венского леса с молодым вином?
      - Ты, наверно, нравился девочкам, когда учился в школе. Не вертлявым самовлюбленным дурочкам, а серьезным - с книжками под мышками.
      - Все наоборот. Я, насколько помню, сначала не нравился никому, а потом - сразу всем... После того, как блеснул на школьной вечеринке с показом фокусов... Бабушка подарила мне толстую книгу, в которой наш главный маг раскрывал секреты своих трюков. Я разучил несколько пустячков, и хотя от волнения почти все делал плохо, имел бешеный успех. И знаешь, от чего? У меня был черный цилиндр и атласный плащ, сшитый из сатина бабушкой. И главное, ? черная маска!
      - Так тебя даже не узнали?
      - Разумеется, сразу узнали. Но как раз в то время у нас были все без ума от вышедшей на экраны оперетты, которая называлась "Мистер Икс". Так меня и звали до самого десятого класса. А чудная девочка с раскосыми татарскими глазами и длинными черными косами, падающими вдоль спины, избрала меня своим героем...
      - Так это была твоя первая любовь?
      - Могла бы быть. Могла бы. Но я не догадывался, что тетрадные листочки со стихами, которые я регулярно обнаруживал в своем портфеле, принадлежат Альфие... Они так и хранятся у меня, а девочки уже нет...