16

Наутро мы пустились в путь – прочь от болот, к прохладным, чистым холмам. Подсознательно я надеялся отыскать более привычный пейзаж: цветы и траву, собак, кроликов и диких кабанов. Я знал, что людей здесь нет, но все равно мечтал о знакомых образах.

Тем не менее мы очутились в мире, населенном практически одними динозаврами. В пасмурном небе без малейших усилий парили гигантские птерозавры. В кустах копошились крохотные четвероногие динозаврики. Повсюду маячили их крупные собратья, смахивавшие на ожившие горы, деликатно похрустывавшие листьями папоротников и кустов, в изобилии росших вокруг.

Цветов нигде не было и в помине – во всяком случае, ничего знакомого я не нашел. На макушках некоторых бочкообразных растений торчали перистые вайи.[4] А вообще унизанные шипами и червеобразными отростками рыхлые, мясистые растения внушали омерзение и отвращение, как порождения чужой планеты.

Не было даже знакомых мне деревьев, не считая изредка встречавшихся высоких стройных кипарисов и мангров, плотной стеной окружавших любое мало-мальски заметное озерцо или ручей, впиваясь в мокрую землю скрюченными хитросплетениями корней, будто сотнями крепких одеревеневших пальцев. Пожалуй, знакомыми выглядели еще и пальмы, хотя некоторые просто поражали своими размерами. Их голые чешуйчатые стволы вздымались на недосягаемую высоту, где перистые широкие листья овевал влажный теплый ветер. Нигде ни травинки, ни зернышка – лишь шуршавший камыш да уродливый рогоз. Порой они покрывали водоемы настолько плотно, что их поверхность казалась почвой, и обнаружить ошибку было можно, лишь провалившись по колено или даже глубже.

Ночевали мы на деревьях, хотя, насколько я мог судить, динозавры спали в ночные часы, как и мы. Но мы были совершенно беззащитны перед свирепыми тварями вроде тираннозавров, от которых могли лишь убегать и прятаться – а потому не хотели испытывать судьбу.

За первые дни пути мы не видели ни одного тираннозавра, хотя их трехпалые следы попадались довольно часто. Аня требовала, чтобы мы двигались по их следу, который шел параллельно более глубоким отпечаткам, оставленным утконосыми динозаврами. Порой когтистые лапы ступали поверх следов утконосых.

Вокруг хватало и других хищников. Например, стремительных двуногих тварей ростом значительно выше меня. На бегу они вытягивали хвосты параллельно земле и алчно хватали передними конечностями мелких динозавров, а те жалобно пищали и свистели, когда клыки и зубы карнозавров рвали их плоть.

Как только поблизости появлялся плотоядный ящер, мы с Аней ложились на землю. Не имея никаких средств защиты, кроме собственной наблюдательности и ума, мы не могли поступать иначе. Они к нам даже не подходили – то ли не видели, то ли решали, что мы несъедобны, уж и не знаю. А выяснять мне как-то не хотелось.

Однажды мы видели полдюжины трицератопсов,[5] осторожно утолявших жажду у берега речушки. Каждый из них, размером с четверку взрослых носорогов, был вооружен тремя длинными рогами и массивным костяным воротником, росшим из затылка. Неуклюжие, угловатые твари ужасно нервничали. И было от чего: с противоположного берега в речушку с плеском вбежала пара двуногих карнозавров – не тираннозавров, но все равно больших, зубастых и злобных.

Посмотрев в ту сторону, трицератопсы сбились в кучу, выстроившись плечом к плечу, опустив головы и направив свои длинные рога на хищников, будто ряд пик или грозный частокол. Карнозавры с фырканьем и ворчанием потоптались на месте, оценивая ситуацию. Затем развернулись и устремились прочь.

Я был близок к разочарованию. Мне вовсе не хотелось наблюдать жестокую, кровопролитную битву динозавров – просто кто бы ни победил, мы непременно смогли бы поживиться остатками мяса. Используя свои примитивные сети и палицы, мы могли охотиться лишь на мелких динозавров и мохнатых зверьков, так что изрядный кусок мяса нам бы не повредил.

На вторую ночь пути я проснулся от ощущения опасности. Царила непроглядная темень. Мы с Аней полулежали в развилке дерева. На ночлег мы расположились на самой большой высоте, где ветки еще выдерживали нас.

Мы были не одни. Я уловил исходившую от кого-то – или от чего-то – угрозу, но ничего не видел в кромешной тьме. По ночам здесь было тихо, не считая звучавшего постоянно и ставшего привычным неумолчного зудения насекомых. В меловом периоде не было ни воя волков, ни рыка львов – по ночам бодрствовали лишь предки полевых мышей и белок, но эти старались не производить никакого шума.

В облачном покрове вдруг образовался просвет. Луна то ли уже закатилась, то ли еще не всходила, но землю озарил багровый свет звезды, впервые увиденной мной в неолите. В ее кровавом сиянии блеснули два злобных глаза, смотревшие на меня, не мигая.

Помимо воли мое тело перешло в сверхускоренный режим. И как раз вовремя – змея метнулась ко мне, разинув пасть, готовая вонзить в меня ядовитые зубы.

Я видел ее обвившееся вокруг ветви тело, видел, как пасть ее разверзлась, видел истекавшие ядом зубы, видел, как она вздыбилась и метнулась ко мне – все это разыгрывалось перед моими глазами в замедленном темпе. Лишенные век глазки с ненавистью взирали на меня.

Выбросив вперед правую руку, я поймал змею. Она была настолько велика, что мои пальцы охватили ее лишь наполовину. Ее длинное мускулистое тело, двигаясь по инерции, едва не сбило меня с ветки на далекую землю, утопавшую во мраке. Но я уцепился за ветку ногами и свободной рукой, хотя и ударился спиной о ствол с такой силой, что невольно зарычал.

Прижимая большим пальцем нижнюю челюсть гадины, я отстранил ее от себя на расстояние вытянутой руки. Извиваясь, сворачиваясь кольцами, она пыталась вырваться. Проснувшаяся Аня мгновенно оценила ситуацию и схватилась за дубинку.

Я с трудом встал на одно колено, опасаясь, что бившаяся змея свалит меня с ветки.

– Ложись! – приказал я Ане.

Как только она подчинилась, я перехватил гадину поудобнее и изо всей силы ударил о ствол. Ее голова стукнулась о дерево с сильным, приятным слуху треском. Я снова и снова колотил ее о дерево. Змея перестала извиваться, а скоро и шевелиться вообще, безвольно повиснув у меня в руке. Я отшвырнул труп гадины прочь. Он полетел вниз, ломая ветки, и наконец грохнулся о землю.

– Весточка от Сетха? – приподняв голову, спросила Аня. Голос ее упал почти до шепота.

Я пожал плечами, хотя в темноте она моего движения не видела.

– Кто знает? Тут масса змей. Наверно, они охотятся на ночных млекопитающих, которые живут на деревьях. Может, мы просто забрались не на то дерево?

Аня подобралась ко мне поближе, и я ощутил, как она дрожит. С той ночи мы спали по очереди.

Теперь я понял, почему всем людям досталось три инстинктивных страха: страх темноты, страх высоты и страх перед змеями.

17

Держа путь в гору, все дальше от болот, мы с Аней постепенно начали обзаводиться примитивными орудиями труда. Кремень нигде не попадался, но зато я подобрал булыжник себе по руке и каждый вечер трудился над ним, обтесывая о другие камни, чтобы сделать лезвие более-менее острым. Аня выискивала прямые ветви, а вечером обжигала их кончики на костре, чтобы получить более-менее прочные острия.

Меня тревожила необходимость разводить каждый вечер костер. Разумеется, нужно было готовить ту жалкую пищу, которую удавалось раздобыть. В другую эпоху костер потребовался бы, чтобы отпугивать хищников по ночам, пока мы спим, но в этом веке миром правили рептилии, а не млекопитающие, и я опасался, что огонь может привлечь обожавших тепло пресмыкающихся, а не отпугнуть их.

Да и о Сетхе забывать не следовало. Развести костер здесь наверняка некому, кроме нас с Аней. Всякому обладателю техники, способной сканировать обширные участки суши, костер укажет наше местопребывание не хуже маяка.

И все-таки мы нуждались в ночном костре – не только ради приготовления пищи и безопасности, но и ради душевного комфорта. Ночь за ночью мы с Аней сидели бок о бок у костра, глядя на жаркую пляску язычков пламени, и размышляли о том, что должно пройти более шестидесяти миллионов лет, прежде чем человек впервые разведет огонь.

На возвышенности, вдали от болот, небо очистилось. Но я по-прежнему не узнавал звезд. Ночь за ночью я искал созвездие Ориона, но напрасно.

Теперь я начал демонстрировать Ане свою охотничью удаль. При помощи сделанных ею копий я добывал мелких динозавров величиной с птицу, а иногда даже ухитрялся забить более крупную дичь, вроде четвероногих травоядных ящеров ростом с овцу.

А однажды вечером я задал Ане вопрос, терзавший меня с момента прибытия в эпоху динозавров.

– Когда ты изменила свой облик… преобразилась в сферу чистой энергии, – мысль, что это и есть истинная сущность моей любимой, до сих пор тревожила меня, – куда ты исчезла? Что ты делала?

В отсветах пляшущего пламени костра ее лицо мерцало и переливалось почти так же, как тогда, когда она растворилась в моих объятьях при падении в ядерный колодец Сетха.

– Пыталась вернуться к другим творцам, – негромко, почти печально проронила она. – Но путь был заблокирован. Я пробовала переместить нас обоих в иное место и время, в любую точку континуума. Но искривитель Сетха был настроен именно на это время и на это место, и мне не хватило энергии, чтобы изменить настройку и перенестись куда-либо еще.

– А ты осознаешь, что делаешь, когда… когда меняешь облик?

– Да.

– Ты можешь сделать это сейчас?

– Нет, – мрачно призналась она. Движением руки обведя наш костерок и обглоданные динозавровые кости на земле, она сказала: – Недостаточно энергии. Ее нам едва хватает, чтобы поддерживать жизнь в человеческом теле. – Голос Ани звучал весело, но под весельем таилась тоска, а может быть, даже страх.

– Значит, ты заточена в человеческом теле.

– Я выбрала человеческое тело, Орион. Чтобы быть с тобой.

Этим она хотела подчеркнуть свою любовь, но пробудила у меня острое чувство вины – это по моей милости она ограничена в своих возможностях и уязвима, как я сам.

Через неделю мы вышли на плоскогорье. Здесь было хоть и ненамного прохладнее, но зато суше, чем в болотах.

Ночь за ночью я смотрел на небосвод, отыскивая созвездие-тезку и пытаясь отделаться от ощущения, что зловещая багровая звезда взирает на меня, будто око разгневанного бога – или дьявола.

Аня всегда просыпалась около полуночи, чтобы заступить на вахту и дать мне поспать. Как-то раз она спросила:

– Любимый, что ты надеешься отыскать среди звезд?

– Ищу себя, – слегка устыдившись, признался я.

– Вон там, – указала она.

Это был не Орион. Это созвездие ничуть не напоминало мне знакомого Охотника. Ригеля не было и в помине. Блистательной красной Бетельгейзе простыл и след. Вместо трех звезд пояса и висевшего на нем меча я обнаружил лишь слабое туманное пятнышко.

Кровь в моих жилах застыла. Даже созвездия Ориона нет в этом заброшенном пространстве и времени! Нам незачем находиться здесь, в такой дали от родных времен. Мы здесь чужаки, изгнанники, забытые богами, гонимые силами, которым даже не можем дать отпор, обреченные встретить смерть и уйти в вечное небытие.

Беспредельная горесть наполнила мою душу. Я чувствовал полнейшую беспомощность, собственную бесполезность, понимая, что рано или поздно Сетх выследит нас и положит конец нашему существованию.

Как я ни старался, отчаяние не покидало меня. Еще ни разу мне не доводилось переживать столь безысходной тоски и муки. Я пытался скрыть свое состояние от Ани, но по ее тревожному взгляду понял, что она прекрасно понимает, как я опустошен и подавлен.

А затем мы вышли к кладке яиц утконосых динозавров.

Она оказалась на плоской вершине пологого холма. По склону холма поднялось такое бесчисленное множество гадрозавров, что их тяжелые лапы протоптали в голой пыльной земле настоящую дорогу.

– Должно быть, ящеры приходят сюда каждый год, – заметила Аня, шагая по дороге к вершине холма.

Я промолчал, не в силах пробудить в своей душе искорку любознательности или энтузиазма, двигавшего моей подругой. Мрачная замкнутость по-прежнему не покидала меня.

Мы должны были догадаться, что ждет нас на вершине, по шумному скрипучему шипению десятков птерозавров, которые хлопали кожистыми крыльями над холмом, закладывая крутые виражи для приземления. Взбираясь по отлогому склону, мы с Аней слышали щелчки их длинных костистых клювов, словно птерозавры дрались между собой.

Я никак не мог уловить какое-то полузабытое воспоминание. Поведение птерозавров что-то напоминало мне, но я никак не мог осознать, что именно. Однако едва мы вышли к вершине, оно оформилось в четкую мысль.

Кладбище.

На голой вершине холма находились сотни гнезд, в которых утконосые динозавры откладывали яйца на протяжении несчетного множества поколений.

Но здесь побывали тираннозавры.

Порыв ветра донес до нас смрад гниющего мяса. Птерозавры хлопали крыльями и шипели на нас. Небольшие когти на передней кромке их крыльев виднелись вполне отчетливо. Только тут я понял, что они ведут себя, как стервятники, слетающиеся на падаль. Я замахнулся на ближайших ящеров копьем, и они взлетели в воздух, паря над нами на широких кожистых крыльях, ожидая, когда мы уйдем, чтобы вернуться к пиршеству.

Аня была готова расплакаться. От утконосых динозавров не осталось ничего, кроме костей и клочков гниющего мяса. Грудные клетки массивных ящеров высились над нашими головами, как выбеленные солнцем шпангоуты потерпевших кораблекрушение судов. Повсюду валялись берцовые кости в мой рост длиной и массивные плоские черепа, почти сплошь состоявшие из кости.

– Смотри! – выкрикнула вдруг Аня. – Яйца!

Гнезда являли собой неглубокие ямки в земле, выбитые лапами динозавров. В каждом лежали продолговатые яйца в локоть длиной. Большинство было разбито.

– Ладно, – я указал пару нерасколотых яиц, бок о бок лежавших на голой земле, – по крайней мере, нашелся обед.

– Ты не посмеешь! – Аня была шокирована.

Я бросил взгляд на птерозавров, все еще круживших над нами, громко хлопая перепончатыми крыльями.

– Это либо их обед, либо наш.

Аня лишь горестно посмотрела на меня.

– Из этих яиц уже никто не вылупится, – добавил я. – А если и вылупится, лишенные защиты матерей динозаврики станут легкой добычей для любых тварей.

Она неохотно согласилась. Я спустился с холма, чтобы набрать топлива для костра, а Аня осталась охранять наш обед от посягательств алчных птерозавров.

Пока я собирал сухие ветки с земли и вытаскивал сучья из кустов, меня вдруг поразила внезапная мысль – тираннозавры слишком рьяно уничтожали гадрозавров. Насколько я мог судить, они перебили всех травоядных ящеров до единого. Это неестественно. Обычно хищники убивают лишь ради еды, позволяя остальным жертвам идти своей дорогой. Неужели тираннозавры действительно умеют лишь убивать? Или их направлял Сетх и его соплеменники?

Неужели они следовали за стадом, чтобы отыскать гнездовую кладку и перебить всех динозавров, откладывавших здесь яйца? Очевидно, вершиной холма пользовались не только те сорок с небольшим утконосых, которых мы видели на болоте. Тут больше сотни кладок – и все они растоптаны тираннозаврами.

Когда я вернулся на вершину с охапкой дров, Аня нашла ответ на мой вопрос.

– Погляди-ка сюда! – Она указала на край одного гнезда.

Бросив дрова рядом с будущим обедом, я подошел к ней.

Следы. Трехпалые когтистые лапы, но куда мельче лап тираннозавров. Размером со ступню человека – а точнее, человекоподобной рептилии.

– Воин Сетха?

– Там еще, – махнула Аня рукой в сторону других гнезд. – По-моему, они целенаправленно били яйца, сохранившиеся после нападения тираннозавров.

– Это означает, что Сетх или ему подобные находятся здесь, в этом времени и месте.

– Но ради чего им нападать на утконосых?!

– Главное в другом, – откликнулся я. – Нас, наверно, ищут.

Вскинув голову, Аня оглядела горизонт, будто надеялась увидеть приближавшегося Сетха и его воинов. Я тоже огляделся. Повсюду, куда ни кинь взор, угнетающее однообразие зелени. Ни цветочка, ни малейшего цветного пятнышка. Даже удушенные камышом реки кажутся гнилостно-зелеными. Вдоль воды колышутся под жарким ветром плотные мангровые и папоротниковые заросли. Здесь можно без труда спрятать целую армию.

И снова меня потрясло, насколько мы беспомощны, насколько бесполезны попытки творцов бороться против Сетха и его племени. Что могут сделать два одиноких человека в мире динозавров? Я тряхнул головой, словно выпутываясь из липкой паутины, но избавиться от подавленности не смог.

Зато Аня была ничуть не обескуражена.

– Надо найти их лагерь или штаб, – заявила она. – Надо выяснить, что они делают в этой эпохе, какие цели преследуют.

– Сначала надо поесть, – с громким голодным вздохом возразил я.

Вернувшись к уцелевшим яйцам, я принялся разводить костерок, ни на мгновение не забывая, что вдали есть наблюдатели, которые могут обнаружить его и засечь наше местопребывание. Но нам все-таки надо питаться, а ни я, ни Аня не готовы есть сырое мясо или яйца. При помощи остроконечной лопаточной кости утконосого я выдолбил в мягкой земле ямку, чтобы скудный огонек не был виден снизу. Но все равно, даже с помощью самого примитивного теплового датчика можно обнаружить костер, ярким пятном выделявшийся в прохладном вечернем воздухе.

– Орион! Скорей!

Стремительно отвернувшись от разгоравшегося огня, я ухватил ближайшую кость, чтобы воспользоваться ею вместо дубины. Аня пристально смотрела на яйца. Одно из них лопнуло. Нет, просто треснуло. У нас на глазах оно распалось надвое, и оттуда на свет выполз миниатюрный утконосый динозавр, неловко переступая на толстых ножках. В нем было не больше двух футов.

Аня опустилась перед ним на колени.

Динозаврик издал тонкое мычание, напоминавшее звук детского жестяного рожка.

– Смотри-ка, у него есть зуб! – сообщила Аня.

– Наверно, он голоден, – вслух подумал я.

Аня тотчас же бросилась к моему костерку и вытащила оттуда пару веток, на которых еще сохранились мясистые листья. Ободрав их, она с руки принялась кормить малыша, который без колебаний стал их пережевывать.

– Она ест! – Аня была в полнейшем восторге, которого я не разделял.

– А с чего ты взяла, что это самочка?

Она пропустила мой вопрос мимо ушей. Теперь съесть второе яйцо нечего было и думать, хоть оно не вскрылось ни вечером, ни наутро. Весь наш обед состоял из одной рептилии размером с крысу, которую я сумел поймать до сумерек, и найденной мной дыни – единственного узнаваемого плода из встреченных нами.

Утром Аня ясно дала мне понять, что не намерена бросать динозаврика.

– Придется его кормить, – заныл я.

– Она питается растениями, – возразила Аня. – В отличие от детенышей млекопитающих, она не нуждается в материнском молоке.

Мне не терпелось покинуть место бойни, предоставив его в полное распоряжение птерозавров. Наша лучшая защита от существ, направлявших тираннозавров, – не останавливаться. Аня согласилась со мной, но в то утро мы едва тащились, потому что динозаврик не успевал за нами. В отличие от обычных зверенышей, он не проявлял никакого интереса к окружающему миру, а просто терпеливо топотал за Аней. Должно быть, принял ее за свою мать, как вылупившиеся утята считают уткой первый подвижный предмет, попавшийся им на глаза.

Аню такое положение дел вполне устраивало. Она собирала для своего питомца мягкие сочные листья и даже иногда пережевывала их, перед тем как скормить маленькому ящеру.

Я нашел на кладбище утконосых динозавров локтевую кость, прекрасно пришедшуюся мне по руке и достаточно весомую, чтобы стать хорошей дубиной. Если мы хотим выжить, то должны обзавестись оружием и инструментами.

Но зачем нам выживать, какие цели преследовать, кроме сохранения своей жизни, мне оставалось совершенно неясно. Ну да, конечно, нам следует бороться против Сетха и попытаться сорвать его планы. Но каким образом справиться с ним и его ордой вдвоем, практически без оружия – это превосходило мое понимание.

Невзирая на мои опасения, Аня вела нас по следу тираннозавров.

– Ящеры Сетха шли с ними, – говорила она, указывая более мелкие отпечатки среди гигантских следов тираннозавров.

– Чуть позади, – уточнил я.

– Пожалуй. Орион, мы должны найти их и выяснить, что затевает Сетх.

– Это будет нелегко.

– Будь это легко, обошлись бы без нас, – улыбнулась она. – Легкие задания нам не поручают, Орион.

Я не смог выдавить из себя ответную улыбку.

– Если они действительно управляют тираннозаврами, то нам ни черта не светит.

Улыбка Ани погасла.

Мы вскоре обнаружили, что следы тираннозавров ведут обратно к болотам, оставленным нами всего неделю назад. От перспективы возвращения в этот смрадный, сырой, парной сумрак я совсем упал духом. Мне хотелось бежать оттуда как можно дальше. Впервые за всю свою жизнь я ощутил неподдельный страх, даже ужас, опасно граничивший с паникой.

Аня не придала моему молчанию и замкнутости никакого значения.

– Вполне вероятно, что лагерь Сетха находится невдалеке от того места, где мы вошли в эту точку пространственно-временного континуума. Быть может, покончив с делами здесь, мы сможем запустить его искривитель в обратную сторону, чтобы вернуться в неолит.

– Вернуться в его крепость?

Она пропустила вопрос мимо ушей.

– Орион, ты только подумай – тираннозавры покинули свое обычное место обитания в низинах, дошли до гнездовой кладки утконосых, перебили их и тотчас же вернулись обратно в болота! Они наверняка под контролем у Сетха.

Я согласился, что гигантские хищники не стали бы по собственной воле выслеживать утконосых динозавров до самого гнездовья, чтобы потом тотчас же мчаться обратно.

В тот вечер мы расположились на ночлег у большого спокойного озера, на чистом пляже, усеянном мельчайшим белым песком, похожим на нежнейшую пудру. Пляж тянулся на двадцать – тридцать ярдов, сменяясь затем зарослями скрюченных узловатых кипарисов, увешанных кружевным мхом. Чуть подальше виднелись рослые кокосовые пальмы и перистые листья папоротников, качавшиеся, как гигантские опахала.

Но песок был отнюдь не гладким. Его буквально испещрили следы бесчисленных динозавров – массивные лапы тяжеловесных зауроподов, птичьи лапки мелких рептилий и грозные когти карнозавров. Они все приходили сюда на водопой – а некоторые еще и находили здесь свой обед.

Когда солнце уже коснулось линии горизонта, окрасив небосклон и воду в нежно-пастельные розовые, голубые и зеленые тона, в небе вдруг искрой промелькнуло красно-оранжевое существо, стремительно нырнув в озеро. Через миг оно показалось на поверхности, сжимая зубастыми челюстями бьющуюся рыбу.

Существо больше смахивало на ящерицу, чем на птицу, – оно имело длинную зубастую морду, длинный хвост, – но оно было оперено, а передние конечности его окончательно превратились в крылья. Однако взлетать птицеящер не стал, а вместо того выплыл к берегу, вразвалочку выбрался на песок и повернулся к закатному солнцу, расправив крылья, будто приветствующий светило солнцепоклонник.

– Ящер не может взлететь, пока не просушит крылья, – догадалась Аня.

– Интересно, каково это создание на вкус, – пробормотал я.

Птица то ли не слышала наших голосов, то ли не видела в нас угрозы, и продолжала спокойно стоять на берегу, подальше от набегавших на песок ласковых волн, просушивая перья и переваривая свой обед.

И вдруг до меня дошло, что мы можем поступить точно так же.

– Хочешь рыбы? – поинтересовался я у Ани.

Она сидела у кустов и кормила динозаврика. Это создание было способно есть весь день напролет.

Не дожидаясь ответа, я забрел в спокойную воду, переливавшуюся алыми оттенками отраженного в ней заката. Птицеящер щелкнул клювом и заковылял подальше. Всего минут за пять я сумел загарпунить копьем двух рыб и с радостью предвкушал смену диеты.

Аня тем временем набрала листьев для динозаврика и вдобавок горсть ягод. Детеныш слопал ягоды с явным удовольствием.

– Если они ей не повредят, то, наверно, для нас они тоже съедобны, – проговорила она, когда я принялся разводить огонь.

– Не исключено, – согласился я. – Я попробую одну и посмотрю, что из этого получится…

Вдруг динозаврик тоненько чирикнул и поспешил к Ане. Вскочив на ноги, я вгляделся в сумрак леса, обступившего озеро. Никаких сомнений – оттуда слышался хруст веток и тяжкий топот.

– Кто-то сюда идет, – торопливо шепнул я Ане. – Большой!

Тушить костер было некогда. До опушки слишком далеко, чтобы успеть добраться до деревьев. Кроме того, опасность надвигалась именно оттуда.

– В воду! – бросил я, устремляясь к озеру.

Аня задержалась, чтобы подхватить динозаврика. Он был неподвижен, как статуя, но явно оттягивал ей руки своим весом. Я перехватил малыша у Ани, сунул оцепеневшее создание под мышку и с плеском побрел прочь от берега.

Мы спешили поскорее дойти до глубокого места. Я держал утконосого так, чтоб он не захлебнулся; он слегка извивался, но страха перед водой не испытывал. А может, его куда больше пугала тварь, которая брела по лесу? Вода в озере оказалась чересчур теплой и ничуть не освежала; будто купаешься в бульоне.

Мы уже зашли по шею. Динозаврик почти без уговоров перебрался ко мне на плечо; придерживая его одной рукой, я брел по воде бок о бок с Аней, чтобы в случае необходимости подхватить ее.

Лес уже погрузился в глубокий мрак. Деревья вдруг раздвинулись, как занавес, и оттуда появился исполинский тираннозавр; догоравшая заря окрасила его чешую в кроваво-красный цвет.

Ящер сделал два шага по направлению к нашему костру, огляделся и устремил взгляд в озерные воды. Сердце мое упало; если он видит нас и хочет сожрать, ему достаточно подойти и сцапать нас чудовищными зубами. Где вода покроет нас с головой, ему будет лишь по колено.