Орион (№3) - Орион в эпоху гибели

Свечение сгустилось, обретая четкие контуры, словно изображение в наведенном на резкость телескопе, и Сетх устремил на меня безжалостный, полный ненависти взор.

"Скоро, Орион. Теперь весьма скоро. Я знаю, где вы, и ниспошлю обещанную кару. Погибель твоя будет медленной и мучительной, гнусный примат!"

Я рывком сел.

– Что было? – спросила Аня, тоже садясь. – Что ты видел?

– Сетха. Он знает, где мы. По-моему, мы обнаружили себя, пытаясь войти в мысленный контакт с творцами. Мы попали в расставленную им западню.

6

Остаток ночи мы с Аней решали, что делать дальше. Увы, выбирать было почти не из чего. Можно остаться здесь, хоть Сетх и знает, где мы находимся. Можно попытаться бежать дальше в леса в надежде, что он нас не отыщет. При любой попытке войти в контакт с творцами поток нашей мысленной энергии оповестит Сетха о том, куда мы ушли, словно яркий луч лазера в ночной тьме. А если нам не удастся связаться с творцами, мы останемся практически беспомощны перед противостоящим нам чудовищем и его грандиозным могуществом.

Мы так и не приняли никакого решения. Куда бы мы ни устремили взор, повсюду маячил мрачный, гибельный призрак. Наконец, когда свет зарождавшегося дня тронул край небес, Аня устало вытянулась на оленьей шкуре, закрыла глаза и погрузилась в тревожный сон.

А я сел у входа в пещеру, привалившись спиной к жесткому камню, и принялся осматривать поросшее растительностью, загроможденное валунами дно котловины. С того места, где я сидел, была видна река, которая неспешно несла свои воды к югу, и небольшой участок берега по другую ее сторону. Отсюда любого врага можно увидеть как на ладони. И даже малейший шорох будет подхвачен и усилен природным рупором котловины.

Несмотря на сияние солнца, тлевшая головешка кирпично-красной звезды не сходила с утреннего небосклона. Один лишь ее вид леденил кровь в моих жилах; ее там быть не должно. Чуждая этим небесам звезда словно бы возвещала весть, что все идет не так, как следует.

Потом я увидел, что Нох и прочие выбираются из пещер. Старик явно окреп и набрался силенок. Его грудная клетка стала шире, под кожей перекатывались тугие узлы мышц. Даже худосочная Рива чуточку располнела и стала привлекательнее. Рубцы на ее спине поджили, остались лишь постепенно бледневшие лиловые синяки.

Спустившись по крутому склону на дно котловины, я догнал Ноха по пути к реке. Его макушка едва доставала до моего плеча, при разговоре со мной ему приходилось щуриться из-за яркого света восходившего солнца, но от прежнего униженного вида не осталось и следа.

Бок о бок мы подошли к реке и справили нужду на глинистом берегу – равны хотя бы в этом.

– Пойдем сегодня охотиться? – осведомился Нох.

– А как по-твоему? Надо ли? – вопросом на вопрос ответил я.

– У нас осталось много мяса от добытой вчера козы, – проговорил он, дергая себя за клочковатую бороду, – но по пути домой в грязи на берегу реки я видел отпечатки лап большущего зверя. Таких мы раньше не встречали.

Он отвел меня к тому месту, где заметил отпечатки, оказавшиеся следами медведя, и притом крупного. Мне казалось, что разумнее держаться от подобного зверя подальше. Судя по величине отпечатков, если этот пещерный медведь встанет на дыбы, то окажется не менее семи футов росту. Массивные лапы, оставившие такие следы, легко могут перебить человеку хребет с одного удара. Я описал Ноху облик медведя, его неистовый нрав и рассказал, насколько он опасен в схватке.

К моему изумлению, рассказ Ноха не обескуражил, а, напротив, только раззадорил. Теперь ему не терпелось выследить медведя.

– Мы можем его убить! – твердил он. – Если все мужчины соберутся вместе. Мы можем выследить его и прикончить.

– Но чего ради? – недоумевал я. – К чему подвергать себя опасности?

Нох снова подергал себя за бороду, подыскивая разумное объяснение. Я догадывался, что у него на уме. Ему хотелось убить медведя, чтобы доказать себе, а заодно и женщинам, что он могучий охотник. Король леса.

Но вместо этого он заявил:

– Если зверь настолько опасен, как ты говоришь, Орион, то он ведь может ночью заявиться к нам в пещеры и напасть на нас! Куда опаснее не убивать его, чем охотиться на него.

Я ухмыльнулся. Нох наконец-то начал проявлять самостоятельность мышления; рабская покорность уступила место неукротимости охотника. Может быть, он еще станет вождем.

И тут мне в голову пришла новая мысль. А что, если этот медведь – орудие Сетха? Огромный пещерный медведь может перебить половину нашего маленького племени, если ночью внезапно набросится на нас.

– Ты прав, – сказал я. – Собирай мужчин, и пойдем по следу медведя.

Со мной отправились все восемь мужчин племени. Каждый взял с собой по два грубо сработанных копья. У меня через плечо висел лук и полдюжины стрел, связанных пучком. У некоторых охотников имелись примитивные ножи – серповидные обломки кремня, которые удобно было держать в руках. Аня тоже хотела пойти, но я умолил ее остаться с женщинами, чтобы не разрушить едва-едва установившееся и пока шаткое разделение труда.

– Очень хорошо, – она с неудовольствием вздернула подбородок, – я буду сидеть при женщинах, а все удовольствие достанется тебе.

– Организуй пристальное наблюдение за окрестностями, – предупредил я. – Не исключено, что этого медведя подослал Сетх – просто для отвода глаз, чтобы увести мужчин подальше от пещер.

День выдался долгий и тяжелый, а мне еще приходилось постоянно быть начеку. Если этот пещерный медведь не забрел в здешний лес случайно, то могут появиться и другие. Но, несмотря на усердные поиски, мы нашли следы лишь одного животного.

Цепочка следов тянулась вдоль реки. Мы брели по берегу под лиственным навесом обступивших поток деревьев. Пестрые пичуги щебетали среди ветвей, а насекомые мелькали перед глазами, словно обезумевшие от послеполуденного зноя солнечные зайчики.

Крон взобрался на высокую покосившуюся сосну и оттуда крикнул:

– Река круто заворачивает вправо, а потом делается очень широкой. Будто… А-а-а!

Его внезапный вопль напугал нас. Юноша яростно молотил ладонями воздух вокруг головы и одновременно пытался сползти со своего насеста. Приглядевшись повнимательнее, я обнаружил, что его окружила туча злобных пчел.

Я опрометью кинулся к дереву. Соскользнув, Крон сорвался и обрушился вниз, по пути ломая нижние ветки. Одолев последний десяток футов одним прыжком, я подставил руки, на мгновение задержал его и вместе с ним грохнулся на землю, неподобающе шлепнувшись плашмя. От удара я лишился дыхания, а мои руки пронзила такая боль, будто их выдернули из плечевых суставов.

Пчелы, злобно жужжа, устремились вслед за парнишкой.

– В реку! – скомандовал я.

Все вместе мы изо всех сил устремились к реке, словно за нами гнались демоны, и, забыв о достоинстве, плюхнулись в холодную воду, а разъяренные пчелы зависли в воздухе свирепым облаком, сулившим жгучую боль. Ни один из моих спутников не умел плавать, но все тотчас же последовали моему примеру, когда я нырнул с головой.

Затем из воды высунулись девять голов. Все фыркали, пуская фонтанчики изо рта – мокрые волосы залепили глаза, – и отчаянно махали руками, отбиваясь от крошечных истязателей. Но мы зашли в реку достаточно далеко, и рой завис в нескольких ярдах от нас, все еще заявляя о своих правах жужжанием, но больше не преследуя нас.

Минут пять мы простояли в реке, погрузив ноги в ил и едва выглядывая из воды. Наконец недовольные пчелы вернулись к своему улью, расположенному у верхушки кроны дерева.

– Все еще думаешь, что я бог? – спросил я у Ноха, снимая со своего носа мокрый стебель кувшинки.

Тут все расхохотались. Старик покатывался со смеху, указывая на Крона. Лицо юноши распухло от укусов и стало пламенно-пунцовым. Конечно, это не повод для смеха, но мы истерически хохотали до колик – все, кроме несчастного подростка.

Мы еще ярдов сто брели по течению, пока не решились выползти на берег. Крон явно страдал от боли. Я усадил его на бревно, сфокусировал свое зрение таким образом, чтобы видеть крохотные жала, застрявшие в опухшем лице и плечах юноши, и принялся их вытаскивать, пользуясь вместо пинцета собственными ногтями. Он всякий раз охал и дергался, но в конце концов я извлек все жала до единого, после чего намазал ему лицо мокрой глиной.

– Ну, как ты чувствуешь себя теперь?

– Лучше, – жалобным голосом вымолвил он. – Грязь холодит.

Нох и остальные все еще хихикали. Лицо Крона было замазано таким толстым слоем глины, что остались видны лишь глаза да рот.

Солнце уже склонялось к западу. Я сомневался, что мы успеем при свете дня отыскать медведя, не говоря уж о том, чтобы убить его. Однако меня заинтересовало данное Кроном описание реки за излучиной.

Поэтому мы пошли прямиком через лес, покинув берег. Идти здесь было нелегко из-за густого подлеска. Нашу незащищенную кожу ранили колючки и обжигала крапива. Мы продирались сквозь кусты около получаса, прежде чем снова увидели реку – широко разлившуюся и превратившуюся в озеро.

А на полянке у воды сидел наш медведь, пристально вглядываясь в подернутую легкой рябью воду. Мы застыли, почти не дыша, под прикрытием густых кустов ежевики. С реки веял ветерок, унося наш запах прочь от чуткого нюха зверя, который не подозревал, что мы рядом.

Огромный медведь размерами и бурым цветом шерсти напоминал барибала.[1] Если б мы поставили Крона на плечи Ноха, стоявший на задних лапах медведь все равно оказался бы выше. Мне бросилось в глаза, что ледяное прикосновение реальности остудило пыл моих охотников. Сзади кто-то громко сглотнул.

Такой же точно медведь однажды, в другом тысячелетии, убил меня. Неожиданное воспоминание заставило меня поежиться.

Не замечая нас, медведь встал, осторожно зашел в воду и застыл, как статуя, устремив взгляд в глубину. Несколько секунд он хранил полнейшую неподвижность, потом вдруг одной лапой молниеносно ударил по воде, и в воздух взмыла большая серебристая рыбина. Солнечные блики заиграли на чешуе и разлетевшихся брызгах, потом рыбина шлепнулась на траву, забив хвостом и отчаянно разевая рот.

– Ты еще не раздумал завалить медведя? – прошептал я на ухо Ноху.

Тот прикусил нижнюю губу, со страхом глядя на зверя, но все-таки энергично затряс головой. Мы потратили слишком много времени, чтобы вернуться с пустыми руками, предъявив женщинам лишь укусы на измазанном глиной лице Крона.

Не нарушая молчания, я жестами заставил людей выстроиться полукругом и припасть к земле. Потом медленно, чтобы не привлечь внимания поглощенного рыбалкой медведя, снял лук с плеча и развязал пучок стрел. Дав остальным знак не шевелиться, я тихо, осторожно пополз вперед – хотя передвигаться подобным способом пристало скорее змее, чем опытному охотнику.

Я понимал, что такими стрелами не попадешь даже в огромного пещерного медведя, если не подобраться к нему вплотную. Я полз, не обращая внимания на впивавшиеся в тело шипы и колючки. В небе не прекращали свою веселую перекличку птицы, да сварливо стрекотала белка среди ветвей могучего дерева.

Один раз медведь вскинул голову и оглянулся. Я распластался на земле. Он невозмутимо вернулся к рыбалке. Второй молниеносный удар – и еще одна великолепная форель сверкнула в воздухе, приземлившись рядом с первой.

Я медленно встал на одно колено, прицелился и натянул тетиву до предела. Громадный медведь был так близко, что промахнуться я не мог. Тетива зазвенела. Стрела вонзилась между ребрами медведя, пронзив толстую шкуру.

Зверь рявкнул – легкая рана лишь рассердила его – и развернулся. Я вскочил на ноги и пустил еще одну стрелу. Медведь поднялся и встал на дыбы, став чуть ли не выше меня. Я целился ему в глотку, но стрела, будучи кривой, в полете отклонилась, попав зверю в плечо. Должно быть, она наткнулась на кость, потому что срикошетировала, как пуля от брони.

Вот теперь зверь разъярился по-настоящему. С громким ревом, от которого закладывало уши, он опустился на все четыре лапы и ринулся на меня. Я развернулся и побежал, надеясь, что у моих охотников достанет отваги не броситься врассыпную и атаковать медведя с двух сторон, когда он промчится между ними.

Они меня не подвели. Следом за мной зверь вломился в кусты, и восемь перепуганных, взвинченных мужчин с воплями вогнали свои копья в его бока. Медведь взревел и повернулся к новым врагам.

Дело обернулось для нас скверно – копья сломались, разлетевшись в щепки. Хлынула кровь. Рев зверя заглушал крики ярости, издаваемые людьми. Мы кололи бедное животное, пока оно не превратилось в окровавленную груду меха, содрогавшуюся на покрасневшей, скользкой земле. Я прекратил его мучения ударом кинжала – лишь тогда пещерный медведь наконец перестал биться и умолк.

Все мы просто повалились на землю и несколько секунд не двигались, дрожа от изнеможения и мало-помалу приходя в себя. Мы тоже были окровавлены с головы до ног, но, похоже, то была кровь нашей жертвы. Пострадал только один из нас – охотник по имени Пирк сломал предплечье. Невзирая на его вопли, я вправил кость, а затем наложил лубки из ствола молодого деревца и сделал из лиан перевязь для руки.

– Аня умеет делать лечебные припарки, – сообщил я Пирку. – Скоро твоя рука заживет.

Он кивнул. От боли лицо его было белее мела, а бескровные губы сжались в тоненькую ниточку.

Тем временем остальные уже занялись разделкой туши. Нох непременно хотел унести с собой его череп и шкуру, желая показать женщинам, что охота прошла успешно.

– Когда мы повесим этот ужасный череп над пещерами, ни одна тварь не осмелится угрожать нам, – провозгласил он.

Уже опускались сумерки, когда я вдруг ощутил, что поблизости кто-то есть. Разделка медведя продвигалась медленно. Мы с Кроном набрали сучьев и развели костер. Вот тогда-то я и понял, что во мраке вокруг собираются чужаки – и не звери, а люди.

Встав с земли, я чуточку отошел от костра, чтобы приглядеться к теням, мелькавшим среди листвы, бессознательно опустил руку и выхватил кинжал из ножен на бедре.

– Что там, Орион? – вскинулся наблюдавший за мной Крон.

Приложив палец к губам, я призвал его к молчанию. Семеро мужчин оставили работу и посмотрели на меня, потом с беспокойством устремили взгляды в сторону теней.

Тут листья раздвинулись; оттуда выступил человек и важно оглядел нас. Свет костра придавал его лицу красноватый оттенок и плясал огоньками в глазах. В руке одетого в шкуры пришельца было копье, которое он упер древком в землю. Ростом он был не выше Ноха и прочих, но сложен явно лучше, широк в плечах и куда более уверен в себе. И заметно старше их: его длинные волосы и борода почти совсем поседели. Окинув взглядом нашу импровизированную стоянку, он не упустил ни малейшей детали.

– Кто ты? – спросил я.

– А вы кто? – откликнулся он. – И зачем вы убили нашего медведя?

– Вашего?!

Воздев свободную руку, он описал в воздухе полукруг.

– Вся земля вокруг озера – наши угодья. Здесь охотились наши отцы и отцы наших отцов, как до них поступали их отцы.

Из тени на свет выступили еще десять-двенадцать мужчин, которые тоже были вооружены копьями. С ними пришли пять молчаливых псов. Прижав уши, они угрожающе взирали на нас желтыми волчьими глазами.

– Мы пришли сюда совсем недавно, – проговорил я. – Мы не знали, что здесь охотятся другие.

– Зачем вы убили нашего медведя? Он не причинял вам вреда.

– Мы шли за ним от своей стоянки, которая находится далеко отсюда. Боялись, что он нападет на нас ночью, когда мы будем спать.

Охотник тяжело вздохнул, чуть ли не застонал. Я осознал, что подобная ситуация нова для него, как, впрочем, и для нас. Что делать? Сражаться или удирать? А может, поискать третий путь?

– Меня зовут Орион, – сообщил я.

– А я – Крааль.

– Наша стоянка на расстоянии дневного перехода вверх по реке, в долине вещающего бога.

Это известие заставило его приподнять брови. Не давая ему времени на вопросы, я продолжал:

– Мы пришли сюда совсем недавно, лишь несколько дней назад. Мы бежали из сада.

– Удрали от драконов?! – опешил Крааль.

– И от ищеек, которые летали по воздуху, – вставил Нох.

– Орион убил дракона, – с гордостью изрек Крон, – и освободил нас от хозяев.

Настороженность в единый миг покинула Крааля. Его товарищи тоже оживились. Казалось, напряжение покинуло даже собак.

– Много раз я видел, как драконы захватывали людей, чтобы те служили им. Ни разу не слышал, чтобы человек убежал от них. А уж убить дракона!.. Вы должны нам рассказать об этом.

Пришельцы приблизились к костру и, отложив копья, расселись среди нас, чтобы послушать наше повествование.

7

Я не проронил почти ни слова. Нох, Крон и даже пострадавший Пирк наперебой излагали изумительную историю о том, как я в одиночку убил охранявшего их дракона и вывел их в Рай, на свободу. На исходе ночи мы разделили на всех принесенные каждым охотником кусочки вяленого мяса и орехи, и беседа возобновилась.

Подкрепляясь, мы продолжали рассказывать друг другу о совершенных подвигах и пережитых опасностях. Пришедшие с отрядом Крааля собаки изрядную часть ночи бродили где-то сами по себе, но под утро вернулись к костру, вокруг которого сидели их хозяева.

Охотники никак не могли наговориться. Крааль поведал нам, что его собственная дочь с мужем были похищены драконами, много лет назад совершившими набег на их деревню в поисках рабов.

– Они посчитали меня за мертвеца, – сказал он, открывая грудь, чтобы продемонстрировать нам изукрашенные узловатыми шрамами ребра. При свете костра рубцы казались багровыми и до сих пор не отболевшими. – Мою жену они убили.

Один за другим охотники рассказывали свои истории. Так я узнал, что ящеры Сетха время от времени совершают набеги в леса Рая и уводят людей в рабство, чтобы те трудились в саду на берегу Нила.

Мое первое впечатление о саде Сетха оказалось совершенно ошибочным. Это вовсе не Эдем. По сути, истинный Рай – в здешних густых чащах, где человек волен бродить, где ему вздумается, и охотиться на дичь, которой полно в лесах. Но дьявольские чудовища Сетха уводят людей, лишая свободы первобытных охотников, заставляя их делаться рабами-земледельцами.

В пересказываемые из поколения в поколение легенды об Эдеме вкралась путаница – людей изгнали из Рая в сад, и не ангелы, а дьяволы.

Очевидно, рептилии-рабовладельцы позволяли своим рабам размножаться в неволе. Ребенок Ривы родился в рабстве. В ту ночь я узнал, что родители Крона и большинство мужчин моего отряда подневольно трудились по саду. Ноха и еще пару других увели из Рая маленькими детьми.

– Мы охотимся на тварей полевых и лесных, – сонным голосом сказал Крааль. Глаза его блеснули в пробивавшемся сквозь листву холодном свете луны, – а драконы охотятся на нас.

– Надо сражаться с драконами, – заявил я.

– Нет, Орион, это невозможно, – устало покачал головой Крааль. – Они чересчур велики, чересчур проворны. Их когти срывают мясо с костей. Их зубы сокрушают кости.

– Их можно убить, – настаивал я.

– Это не для нас. Есть вещи, которые человеку не под силу. Надо принимать вещи такими, как они есть, а не предаваться пустым мечтам.

– Но ведь Орион убил дракона! – напомнил Крон.

– Может, оно и так, – отозвался Крааль тоном человека, слышавшего и не такие байки. – Пора спать. Довольно болтовни о драконах. Хватит и того, что после восхода нам придется сразиться друг с другом.

Он произнес это совершенно равнодушно, без сожаления или восторга, как совершенно очевидную истину.

– Сразиться друг с другом? – эхом откликнулся я.

Крааль уже укладывался, стараясь устроиться поудобнее среди корней дерева.

– Да. Какая жалость! Ваши рассказы мне по-настоящему понравились. И еще мне хочется посмотреть на то место, где живет ваш вещающий бог. Но завтра мы будем драться.

Я одного за другим оглядел всех собравшихся: их двенадцать, нас девятеро, считая меня.

– Но зачем нам драться?

Терпеливо, будто несмышленому дитяти, Крааль пояснил:

– Это наши угодья, Орион. Вы убили нашего медведя. Если мы отпустим вас без боя, остальные тоже придут сюда и будут убивать наших зверей. Что тогда станет с нами?

Лежа рядом со мной, он повернулся так, чтобы изувеченный бок оказался сверху, и пробормотал:

– Поспи, Орион. Завтра нам драться.

Крон подошел ко мне и, наклонившись, прошептал мне на ухо:

– Завтра они увидят, каков ты в бою! Под твоим предводительством мы перебьем их всех до единого и заберем эту землю себе.

Улыбнувшись, он перебежал на ровное местечко возле валуна и устроился на ночлег.

Один за другим все уснули, один лишь я бодрствовал среди храпевших охотников. Ну, по крайней мере предательства они не опасаются. Ни одному из них даже в голову не пришло, что кто-нибудь отважится перерезать горло спящему.

Я встал и, подойдя к берегу озера, прислушался к плеску воды. Где-то среди деревьев ухнула сова – священный символ Афины. Я знал, что прообразом для мифов об Афине послужила Аня, а Золотой бог, несмотря на его безумие, вдохновил людей на создание легенды об Аполлоне.

А я? Так называемые боги, которым еще предстояло сотворить меня в отдаленном будущем, нарекли меня Орионом и послали охотиться за своими врагами на просторах пространственно-временного континуума. В Древнем Египте меня называли Осирисом, умиравшим и возрождавшимся. Среди снеговых пустынь ледникового периода меня помнили как Прометея, ибо я пришел к умиравшей от холода и голода горстке людей и научил их разводить огонь и выживать в опасном суровом мире.

А кто я теперь, в этом времени и в этом месте? Вскинув голову, я посмотрел на звезды, рассыпанные по черному бархату небес, и тут же встретился взглядом с тусклым алым оком зловещей звезды, яркостью своей превосходившей Луну. От ее света на землю даже падала моя тень. Этой звезды не было ни в одних небесах, виденных мною прежде. Я чувствовал, что она как-то связана с Сетхом, его ящерами и порабощением первобытных людей.

На мгновение меня вдруг охватило желание снова попытаться вступить в контакт с творцами. Но я медлил, опасаясь снова привлечь внимание Сетха. Стоя на берегу озера, я слушал шелест ночного ветерка в листве деревьев и всем сердцем желал, чтобы творцы сами попытались связаться с нами.

Но ничего не произошло. Снова послышалось уханье совы, и звук этот показался мне полным горечи хохотом.

Я предпочел остаться на берегу озера, а не возвращаться к угасшему костру. Крааль настаивал на том, что мы должны драться, и я ни капли не сомневался, что дело отнюдь не кончится каким-нибудь безобидным ритуалом, не требовавшим кровопролития. С рассветом начнется битва, и мы пойдем друг на друга, вооружившись копьями и кремневыми ножами.

Если только не удастся придумать чего-нибудь получше.

Я провел не один час в мрачных, зловещих раздумьях. С озера поднялся серый туман, мало-помалу принявший деревья в свои холодные объятья, целиком скрыв их и поглотив звезды. Луна посеребрила его своим блеском, и весь мир обратился в зябкую, зыбкую, лишенную очертаний чашу, наполненную холодным серым сиянием, лишь изредка слышалось уханье совы или жутковатый вой волков где-то вдалеке. Собаки Крааля отзывались лаем, заявляя, что здесь их территория.

Туман уже поднимался, и небосвод на востоке окрасился нежно-розовыми тонами, когда я ощутил, что кто-то медленно идет в мою сторону среди окутанных туманом деревьев, направляясь к берегу. Это оказался Крааль. Он приблизился ко мне, не проявляя ни малейших признаков страха или замешательства, и окинул взглядом гладь озера. Поредевший туман рассеивался, как страх перед темнотой, изгоняемый лучами восходившего солнца.

Крааль указал на зазолотившийся горизонт в том месте, где вот-вот должно было выглянуть солнце.

– Похититель Света подходит все ближе.

Взглянув в направлении, которое он указывал вытянутой рукой, я увидел тусклую красноватую звезду, мрачно рдевшую в разгоравшихся небесах.

– А Истязателя почти не видно, – добавил Крааль.

– Какого истязателя?

– Ты разве его не видишь? Совсем рядышком с Похитителем Света, только очень тусклый…

Тут я впервые разглядел, что рядом с красной звездой, которую Крааль назвал Похитителем Света, виднеется еще одна точка света – блеклая искорка, почти неразличимая для глаза.

– А что означают эти имена? – поинтересовался я.

– Ты что, не знаешь о Похитителе Света и Истязателе? – удивленно воззрился на меня Крааль.

– Я пришел издалека, моя родина гораздо дальше, чем место, откуда Нох и его компания.

Задумчиво глядя вдаль, Крааль поведал мне легенду о Похитителе Света. Боги – а среди них и бог Солнца, самый могущественный из всех, – ничуть не Заботились о своих творениях. Они видели, как люди сражаются за жизнь – более слабые, чем медведи и волки, всегда голодные и холодные, – и повернулись к ним спиной. Похититель Света, младший бог, сжалился над человечеством и решил подарить людям огонь.

У меня перехватило дыхание. Легенда о Прометее! Это ведь я принес огонь в дар первым людям, затерявшимся в сердце края вечных морозов и снегов в ледниковом периоде. Крааль излагал историю на диковинный лад, но его слова почти точно отражали жестокое безразличие так называемых богов.

Похититель Света знал, что единственный способ принести огонь людям – это похитить его у Солнца. Поэтому каждый год тусклая красная звезда ворует у Солнца чуточку его света. Вместо того чтобы оставаться в ночном небе, как остальные звезды, она потихоньку прокрадывается в дневные владения Солнца, с каждым днем подбираясь все ближе к нему. Наконец, добравшись до Солнца, крадет немного огня. Потом вновь прячется в ночном небе, где в темные годины отдает свет людям, яркостью своей затмевая Луну.

Это была легенда о Прометее, превращенная в поэму о звездах. Рассказ Крааля имел смысл лишь в том случае, если бы вокруг Солнца вращалась другая звезда – тусклый красный карлик, орбита которого лежала бы далеко за пределами Солнечной системы. Но ведь Солнце – одиночная звезда, сопровождаемая свитой планет. Во время всех моих путешествий по пространственно-временному континууму это было так, а не иначе.

До сегодняшнего дня.

– А при чем тут Истязатель? – будто со стороны, услышал я собственный вопрос.

– Когда Похититель крадет огонь у Солнца, бог Солнца и прочие боги гневаются, – продолжал Крааль. – Истязатель терзает провинившегося, снова и снова пронзая его внутренности, круглый год, и так будет всегда, до скончания веков.

"У сопутствующей звезды есть собственная планета, обращающаяся вокруг нее", – сообразил я. С Земли кажется, что она проникает сквозь звезду, то исчезая, то показываясь с другой стороны. Истязатель, пронзающий внутренности Похитителя Света, уподоблен стервятнику, выклевывавшему печень у Прометея, прикованного богами к скале.

– Вот так нам был дан огонь, Орион, – промолвил Крааль. – Это случилось давным-давно, задолго до того, как дед моего деда начал охотиться у этого озера. Звезды показывают нам, что произошло, чтобы напомнить о нашем долге перед богами.

– Но, судя по твоим словам, боги отнюдь не доброжелательны к нам, – отозвался я.

– Тем более надо уважать и бояться их, Орион. – С этими словами он зашагал прочь, обратно к костру, с видом человека, выложившего неоспоримый аргумент.

К тому времени солнце уже поднялось над озером. Охотники пробудились. Ворча и потягиваясь, они облегчались у двух деревьев. Потом, поровну разделив остатки пищи, нашедшейся у людей Крааля и у моих, они запили ее водой из озера, принесенной Кроном и Пирком в кожаных мехах.

– Теперь время биться, – объявил Крааль, подбирая с земли свое длинное копье.

Его люди выстроились за ним, сжимая в руках копья, а мой отряд сгрудился у меня за спиной. Собаки, сонно щурясь, лежали на земле, свесив из пастей розовые языки. Но их глаза не упускали ни одного движения.

– Вас двенадцать, а нас только девять, – сказал я.

– Тебе следовало привести больше мужчин, – пожал плечами Крааль.

– У нас больше нет.

Он махнул рукой, видимо давая понять, что это мои трудности, а не его.

– Чем драться всем, – предложил я, – давайте устроим честный поединок, один на один.

– А какой с этого прок? – приподнял брови Крааль.

– Если победит ваш боец, мои люди уйдут домой и больше сюда не вернутся.

– А если мой боец проиграет?

– Тогда и вы, и мы можем в мире охотиться на этой земле. Тут довольно дичи и для нас, и для вас.

– Нет, Орион. Будет лучше перебить вас всех и на том покончить. Тогда мы сможем взять еще и ваших женщин. А все остальные племена, которые придут сюда, будут знать, что это наша земля и они тут охотиться не должны.

– А как они об этом узнают?

Он искренне изумился столь наивному вопросу.

– Конечно, мы насадим ваши головы на колья, как же еще!

– Предположим, – не сдавался я, – а если мы перебьем всех вас? Что тогда?

– Вдевятером, считая двух мальчишек и одного калеку? – рассмеялся Крааль.

– Я убил дракона, – с ноткой стали в голосе проговорил я.

– Это ты так говоришь.

– Убил! Убил! – закричали мои охотники.

Взмахом руки я заставил их умолкнуть, не желая, чтобы началась драка из-за спора о моей доблести. У меня вдруг промелькнула мысль, которая могла оказаться полезной. Я попросил Крона принести мне лук и стрелы.

– Ты знаешь, что это? – спросил я, держа их перед Краалем.

– Разумеется. Никуда не годится против копья. Лук – оружие для засады, а не для схватки лицом к лицу.