Не медля ни мгновения, они уселись в седла и помчались по наезженной дороге сначала вдоль песчаной косы, потом наверх, на высокий берег по отсыпанному гравием всходу. Встретивший их вверху лес оказался редким – печальные клены с начавшими краснеть листьями, тоненькие березки и старые, трухлявые тополя с гнилыми ветвями. То и дело встречались крошечные, заросшие до самой середины тиной озерца. Изредка, на вершинах низеньких холмов, попадались крепкие молодые дубы, степенно шевелившие на ветру сочной листвой. От одного, заслышав топот коней, прыснули подальше от дороги несколько молодых кабанов, подбиравших желуди. В низинах, у озер, плотными группами росли небольшие осины и усыпанные ягодами рябины и боярышники.

Солнце садилось быстрее, чем скакали кони. Неожиданно к самому закату подобралась тучка, и лучи светила скрылись за ним. Остались только размазанные по багровеющему небу отсветы самых разных цветов – от темно-голубого до желто-розового. Рощи по краям дороги мгновенно уплотнились и наполнились мраком. К.реке подул крепкий прохладный ветерок, в траве на обочинах заголосили сверчки. Через некоторое время Дальвиг, натянув поводья Дикаря, остановил свой маленький отряд и скомандовал привал на длинном лужке между двумя рощами.

Поужинав вкусной, жирной и свежей похлебкой, захваченной в таверне и разогретой на костре, они укутались в теплые одеяла из овечьей шерсти. Хак немедленно и громко захрапел, но к Дальвигу сон не шел. Беспокойство держало его в напряжении: раз за разом выслушивая от разных людей рассказы о бродящем у реки чудовище, он беспечно усмехался, однако теперь вдруг поддался страху. Казалось, что из любой тени вот-вот может вывалиться жуткая громадная фигура с острыми когтями на длинных лапах. Дальвиг достал из-за пояса Жезл и стал легонько гладить его выпуклости, однако они оставались холодными. От этого Эт Кобоса прошиб знобящий пот. В темноте чудовище может подобраться сколь угодно близко, если будет достаточно осторожным или бдительность человека ослабнет. Конечно, нет никакой уверенности, что злое создание окажется здесь. Кто знает, где ему вздумается побродить? Что его может привлечь сюда – если только костер? Однако стоит потушить огонь, Дальвиг лишится последнего помощника. Раз чудовище орудует по ночам – значит в темноте оно прекрасно видит. Не стоит с ним тягаться вслепую!

Снедаемый противным, доводящим до мелкой дрожи страхом, Дальвиг вскочил на ноги и принялся метаться около костра туда-сюда. При этом он резко разворачивался и менял направление движения, словно надеялся внезапно обнаружить за спиной врага или заставить свой страх потеряться и отстать.

Что за чудовище подстерегает его здесь? Пришло совсем недавно, будто нарочно, для того чтобы испортить сон ему, Даль-вигу. Он застыл, пораженный внезапной догадкой. Как там говорила Хейла про дро? «Думаешь, ты убил его? Нет, для дро что башка, что палец – все едино. Они очень злопамятны. Прямо сейчас дро может превратиться в дерево и подкрадываться к твоему костру…» Может быть, слова он вспомнил неточно, но смысл был именно такой.

Дальвиг нервно оглянулся, но увидал лишь озаренные оранжевым светом костра ближайшие деревья и непроглядную тьму за ними. «Превратился в дерево…» Если случилось невероятное, и по округе бродит именно дро, смертельно обиженный на человека, посмевшего срубить ему его тупую башку, он будет в образе дерева. Среди камней – он камень, в воде – вода, в лесу – дерево. Чего боятся деревья? Ответ прост и лежит на ладони: огня! Метнувшись к костру, Дальвиг быстро выбрал из большой кучи хвороста три толстых, сухих и длинных сука, положил их отдельно и сам уселся рядом. Некоторое время он сидел неподвижно, вслушиваясь в ночные шорохи, треск костра и стук собственного сердца, потом ему в голову пришло, что даже такое тупое существо, как дро, может учиться на своих ошибках. После двух неудачных попыток разделаться с Дальвигом чудовище может стать более осторожным. Возможно, прямо сейчас он сидит в глубине одной из рощ и ждет, когда человека наконец сморит сон. И тогда…

Для приличия поерзав, громко позевав и потянувшись, Эт Кобос наконец расслабился и завалился на бок. Потом он осторожно подвинулся таким образом, чтобы правая рука находилась как можно ближе к заготовленным палкам. Изображая глубокий сон, он мерно дышал и поглядывал на небо сквозь полуприкрытые веки. Иногда он осторожно запрокидывал голову, чтобы взглянуть назад.

Некоторое время все было спокойно. Тихо потрескивал костер, посылающий в темное небо похожие на светящихся шмелей искры и клочья дыма, смахивающие на маленьких призраков. Хак во сне храпел и причмокивал. Эти звуки постепенно стали убаюкивать и Дальвига. Несколько раз он смеживал веки так надолго, что почти задремывал, и заставлял себя открыть глаза с большим трудом. Главное при этом было не вздрогнуть, не замахать руками – это могло бы отпугнуть чудовище или сделать его осторожнее. Впрочем, чем дальше, тем больше Дальвиг убеждался, что все страхи выдуманы и нет никакого злого монстра, горящего от нетерпения напасть на лагерь спящих путников. Решив, что не стоит мучить себя, лишая драгоценного сна и отдыха, Эт Кобос осторожно повернулся на бок, спиной к огню. Едва заметное свечение языков угасающего пламени выхватывало из темноты то низко склоненную ветвь, то плотную черную листву куста, одиноко торчащий сухой стебель гигантского тысячелистника. Ветер, казалось, вздыхает и пыхтит, будто в кустах ворочается еж. Дальвиг нахмурился и встрепенулся: какой же это еж?! Сквозь пыхтение и шорохи он явственно услышал бормотание.

– Вот он, вот он! – тихо и медленно говорил кто-то, осторожно пробирающийся к поляне. В дрожащем басовитом шепоте слышались нетерпение и радость. – Гаденышек! Ух-пух-пах! Отрубил ручищу, расколотил ее на кусочки, не найдешь, не соберешь! Отсек головищу, негодяйка, упала она в реку, уплыла быстро-пребыстро, не найдешь, не приставишь! Ох, теперь я его! Ох, разорву! Ох, растопчу! Ох, не помилую!

Из ночи на освещенное костром пространство мелкими шажками выбралось нечто, напоминающее здоровенную бочку, кое-как сделанную нерадивым бочаром. Бока у нее были кривые, шишковатые, низ шире, чем верх. Корявые, похожие на ветки старой-престарой сосны лапы торчали далеко вперед и шевелились, будто нащупывали в темноте жертву. Только заслышав первые слова чудовища, Дальвиг уже узнал его: дро, злопамятный, вредный монстр! Каким-то образом он догадался, где следует караулить своего обидчика, а может, стал действовать наудачу и был вознагражден? Как бы там ни было, враг, заметно уменьшившийся в росте, но не лишившийся ни капли злобы и мстительности, подбирался к костру, чтобы нанести смертельный удар. Наверное, теперь он решил быть хитрым и осторожным, чтобы не нарваться еще раз на острие Вальдевула, но по какой-то причине не смог сдержаться и бормотал вслух. Дальвиг осторожно завел за спину правую руку и подвинул сразу все три сука так, чтобы их концы очутились в огне. Не спуская взгляда с приближающегося дро, он слушал веселый треск пламени, накинувшегося на сухое дерево, и боялся, как бы эти звуки не заставили чудовище насторожиться. Нет, чем ближе дро подбирался к жертве, тем громче он бормотал и громче шумел. Наконец, оказавшись совсем близко, на расстоянии полудюжины человеческих шагов, дро замер и согнул лапы, готовясь напасть. В тот же момент Дальвиг проворно вскочил на ноги и прыгнул назад, за костер, размахивая при этом факелами. Сучья с негодующим урчанием, оставляя за собой хвосты пламени и искр, описали горящими концами в воздухе дугу. Пораженный такой внезапной переменой, дро застыл на месте и только бестолково лупал глазами-плошками, занимавшими половину его новой, такой же маленькой и уродливой, как старая, головы.

– Человечишка! – только и смог выдавить из себя монстр. На мгновение Дальвиг почувствовал себя беззащитным и пожалел, что не взял, как обычно, Вальдевул. Дро по-прежнему возвышался над ним на целый локоть, а уж в ширину был больше раза в три! Однако на меч надежды не было – можно отрубить ему лапу, но он снова удерет и потом улучит-таки удобный момент выследить и убить. Нельзя дальше полагаться на везение, следует разобраться с этой опасностью раз и навсегда.

– А-а-а! – заревел тем временем дро, уже не таясь и разводя лапы-ветки во всю их немалую длину. – Маленький-малюсенький карлик! Вот теперь ты узнаешь, как тягаться с могучим, большим Великаном! Уж я тебя помучаю, послушаю твои сладкие писклявые вопли!

Не обращая внимания на горящие сучья в руках Дальвига, дро протянул к нему лапы. Раздался протяжный скрип, с которым они стали вытягиваться, чтобы. позволить хозяину дотянуться до жертвы, не сходя с места. Дальвиг метнул в цель первый факел и ловко отпрыгнул назад, уворачиваясь от столкнувшихся одна с другой конечностей чудовища. Горящий сук перекувырнулся в воздухе и с глухим стуком воткнулся дро в складку на плечах, между двумя непонятного назначения шишками. Раскрыв пасть, похожую на гнилое дупло, чудовище снова застыло на месте. Глаза его вращались, пытаясь заглянуть вбок, но голова, похоже, не могла поворачиваться по причине отсутствия шеи. Огонь быстро охватил дро, будто он был сухим деревом. Пляшущие оранжевые языки резво разбежались по плечам, взобрались на макушку. Со стороны казалось, что у дро внезапно выросли ярко-красные волосы, стоящие гребнем.

Не дожидаясь, пока дро опомнится, Дальвиг схватил в обе руки оставшиеся факелы и поднес их к лапам чудовища, все еще вытянутым вперед. Множество пальцев, похожих на кривые сучки, тут же объялись пламенем, и теперь враг загорелся уже со всех сторон. Задрожав, дро взмахнул лапами вверх и вниз. Будто горящая мельница машет своими крыльями, подумалось Дальвигу. Поляна и окрестный лес теперь были озарены огромным живым костром. Задрожав, дро оглушительно заревел от ужаса и стал топтаться на месте, колотя горящими лапами горящую башку и плечи. Огонь громко гудел и, кажется, от всех этих движений только сильнее разгорался. Чудовище снова принялось размахивать лапами по сторонам и побежало прочь. Дальвигу даже показалось вдруг, что враг его превратился в неуклюжую огненную птицу, которая пытается с разбега взлететь в небо! Озаряя окрестности оранжевыми сполохами, оставляя за собой шлейф багровеющих, выписывающих в воздухе кренделя искр, дро продрался сквозь кусты и исчез за деревьями. Все вокруг было затянуто легкой дымкой: ветки кустов тлели, а на верхушках дальних деревьев и в небе мелькали отсветы. Хриплый рев, перемежающийся диким верещанием, как у раненого кабана, долго еще будоражил ночь.

Дрожащий Дальвиг напряженно всматривался в темноту, которая наступила вскоре после «отбытия» дро. После яркого света глаза видели плохо, и костер почти совсем уже потух. Откуда-то из темноты раздался сонный и испуганный голос Хака:

– Ой, чего это было?

– Не беспокойся, – пробормотал в ответ Дальвиг. – Тебе просто приснилось.

Попытавшись потереть кончик носа, ужасно зачесавшийся, он обнаружил вдруг, что пальцы крепко сжаты в кулаки. Все тело походило на моток туго натянутых веревок и никак не хотело расслабиться. Только что пережитый страх и радость одержанной победы переполняли Дальвига и рвали его на части. С одной стороны, ему хотелось возликовать, запрыгать по поляне и вопить от радости, а с другой – неплохо было бы забраться под одеяло с головой, сжаться в комок и поскорее обо всем забыть. Дрожа и стуча зубами, Эт Кобос опустился на корточки и с завистью посмотрел на Хака, который спокойно перевернулся на другой бок и снова уснул. Ему ни за что не прийти в себя так быстро!

Уснув только под утро, Дальвиг встал поздно, разбитый и хмурый. Победа над дро теперь казалась ему чем-то далеким и не очень важным. Хак, несмотря на свою всегдашнюю привычку давить подушку, пока его не поднимут насильно, уже поднялся и готовил на костре кашу. Выдав ему по привычке порцию легких тумаков и ругательств, Дальвиг без аппетита позавтракал и лениво обошел лужок в поисках следов ночной схватки. Тут и там валялись обгорелые кусочки, похожие на дерево, но твердые, как камень. Кусты уже распрямили смятые ветки, и только несколько сломанных указывали, что недавно здесь прошла массивная туша чудища. С десяток листов были обуглены по краям, а в развилке толстых сучков застрял кусок, похожий на закопченную слюду. Повертев его в руках, Дальвиг решил, что это кора, покрывавшая тело дро и окаменевшая с восходом солнца. Сунув ее в мешок на поясе, он вернулся к костру, чтобы велеть Хаку складывать вещи.

После стычки с дро их ждала долгая, однообразная и скучная дорога. Никаких опасностей за пятнадцать дней! Четыре из них мимо тянулись поля, рощи и ручьи Белоранны; изредка попадались деревни или уединенные крошечные хутора. Проклятие, владеющее этой страной, ослабевало с каждым днем, так что скоро Дальвиг мог зажигать огонь заклинанием и чистить свою одежду и коней с помощью Волшебной Порхающей Щетки. Почти на самой границе им встретились один за другим два маленьких города – скорее даже это были простые крепости, со временем обросшие за каменными стенами поселениями крестьян и оставивших службу солдат.

За следующую неделю, выехав за пределы Белоранны, Дальвиг и Хак миновали владения трех князей, которые считались независимыми от короля, хотя и платили ему небольшие налоги. Здесь деревни попадались чаще, но выглядели они беднее, чем белораннские. Крестьяне ходили в отрепье, хороших домов не было вовсе, а стоявшие вдоль дорог коровы казались поголовно больными. Леса стали гуще, тесня поля к самым околицам, то и дело с дороги в ложбинах виднелись мертвые кочковатые пустоши болот, окруженные густым приземистым осинником.

Замки князей стояли на высоких холмах, как неумолимые стражи, поставленные надзирать за окрестными деревнями. Все три были маленькими, похожими друг на друга как две капли воды. Низкие стены с угловыми бастионами окружали высокую центральную цитадель, на шпиле которой обязательно полоскался громадный флаг с каким-нибудь страшным зверем. Серые, грубо вытесанные камни покрылись мхом чуть ли не до самой кромки стен, часовых видно не было, опущенные ворота вросли в землю. Однако рядом с забитыми грязью и сорняками рвами всех трех замков обязательно торчали колья с надетыми на них человечьими головами в разной стадии гниения. Увидев скалившиеся черепа, Дальвиг почел за лучшее объезжать замки стороной – мало ли чего. В деревнях он покупал скудную простую еду, платя за нее самыми мелкими монетами, какие только мог найти. Местный люд, видно, отродясь не видал золотых денег, поэтому после первой неудачной попытки расплатиться золотым Эт Кобос решил не пугать несчастных блеском благородного металла. Пастухи и земледельцы, продавая мясо и крупу, никогда не поднимали взгляда, непрестанно кланялись и говорили смиренным шепотом. В конце концов Дальвиг был рад, что покинул эту унылую страну.

Пришла осень, начавшись месяцем Желтых Листьев. Ночами становилось все холоднее, но Дальвиг редко проводил их под открытым небом рядом с Хаком. Стоило слуге уснуть, Эт Кобос отходил от лагеря на несколько шагов и ждал, когда дудочка Хейлы позовет его из далекой Зэманэххе. Сейчас, когда песчинки в часах Пещеры подарков все еще падали из верхней половинки в нижнюю, Дальвиг еще не мог сам откликаться на зов. Просто, услышав его, он вынимал свою Дудочку и сам вызывал Хейлу. Когда она приходила, любовники разбивали палатку и до самого утра наслаждались друг другом. На прощание Хейла шептала Дальвигу о любви, а тот отвечал ей счастливой улыбкой.

На двенадцатый день пути, когда кроны деревьев пожелтели почти наполовину, а трава почти вся сделалась сухой и серой, у одного из ручьев, несшего мутную из-за частых дождей воду, дорогу перегородил легкий забор. У открытых ворот стоял добротный дом из толстых кедровых бревен с узкими окнами и крытой медью крышей. Граница Империи Энгоард.

Суровый солдат с морщинами у глаз и вислыми седыми усами приказал Дальвигу спешиться, назвать имя и приготовиться к обыску. С неба капал мелкий дождь, и солдату не терпелось обратно в дом, за стол, есть кашу с мясом вместе с остальными. Дальвиг привычно соврал ему, что везет деньги от короля Германна Одиннадцатого купцам Шатхайпала за новые ковры, поставленные для королевского дворца. Солдат лениво заглянул в сумки и без интереса потыкал пальцем в кучи золотых монет.

– Не мало ли охраны для этакого сокровища? – мрачно пробурчал он, поеживаясь от холода под кольчугой.

– Я поклялся именем Белого Воина, что довезу их в сохранности! Это будет моим подвигом, ведь тарпалусов, на которых раньше рыцари доказывали свою смелость, больше нет! – пафосно воскликнул Дальвиг и постарался прожечь пограничника яростным взглядом фанатика. – Белый Воин не может допустить, чтобы я провалил это задание!

Солдат скривился, будто у него внезапно разболелся зуб.

– Должно быть, белораннский король совсем спятил… В Тегаме и Байдезе множество крестьян, недовольных налогами, ушло в леса. Войска не очень-то торопятся их выловить – ждут, когда зима заставит бунтовщиков вернуться по домам. Так вот, этой голытьбе плевать, на ваши клятвы, сударь, так же, как на вашего Белого Воина.

Дальвиг попытался изобразить гнев, но кричал как можно тише и ругался как можно мягче, не желая стать причиной большого скандала. Солдат, еще немного поворчав, мельком глянул на бумагу (ее Дальвиг наколдовал по образцу верительной грамоты, найденной в вещах покойного графа Гердоманна), вернул ее обратно и потребовал в качестве пошлины целых пятьдесят монет. Без всякого интереса выслушав вялые возмущения Дальвига, пограничник выдал ему пропуск в виде овальной бронзовой пластины.

– Если у вас спросят, кто вы такой, проведите пальцем по краю и назовите свое имя. Пропуск тотчас же превратится ненадолго в золотой. При выезде из страны вернете… – Выполнив свой долг, солдат поспешно побежал в дом, даже не попрощавшись с путником. Очевидно, белораннцев здесь не особо жаловали.

Вот так просто и быстро Дальвиг проник в Империю, которую считал злонамеренной по отношению к себе. Он отсутствовал больше двух месяцев и вызвал травлю Черных магов, но сам, видимо, уже был забыт. Сначала он не мог поверить, что так легко преодолел границу. Ему чудились изощренные подвохи, магические шпионы, следующие по пятам, отряды мрачных Очистителей в белых мантиях, скачущих по дорогам с одной целью – поймать бывшего Высокого Эт Кобоса, снюхавшегося с врагами.

Вместо этого безо всяких помех, пользуясь выданным на границе пропуском, он миновал бунтующие владения Тегам и Байдез. Эта дорога вела к дому, но сначала Дальвиг решил побывать в нескольких городах вроде Крайла и Шатхайпала, не принадлежащих Высоким. Мимо мелькали деревни, наполненные войсками, с виселицами, дыбами и плахами на площадях. Солдаты Императора и отрады личных войск Высоких разбирались с непокорными крестьянами. К иностранцу, да еще и с четырьмя конями, в хорошей, хотя и несколько истрепавшейся одежде, командиры этих отрядов относились благосклонно, даже иной раз предлагали сопровождение.

Погода тем временем стала особенно мерзопакостной, как это всегда бывает ближе к середине осени. Серые низкие тучи день за днем укрывали небо и солнце от человеческого взора, безжалостно поливая землю дождем. Злой и порывистый ветер играл им, рвя пелену струящейся вниз воды в клочья и бросая то вперед, то назад. Бывали дни, когда капли дождя летели чуть ли не вдоль поверхности земли, отказываясь падать! Дороги в этой части Империи по большей части были грунтовыми и даже самые наезженные из них вскоре превратились в реки жидкой грязи, в которых тонули телеги, кони и пешеходы. Ночевки на улице стали жестоким испытанием. К счастью, чем сильнее Дальвиг углублялся в Энгоард, тем чаще встречались ему таверны и постоялые дворы, а путников в это время года было немного. У хозяев придорожных заведений всегда находились койки для людей и стойла для их коней, только брали они за это неслыханно много.

Скорость продвижения путешественников упала до двадцати льюмилов в день – и это без остановки на обед. Когда особенно сильный ливень или вышедшая из берегов река заставляли задержаться в таверне, выходило и того меньше. Одно из озер, лежавших на пути, прорвало дамбу и смыло дорогу, из-за чего Дальвигу пришлось ждать целых три дня, пока Белые маги усмирят стихию и помогут восстановить насыпь.

Две недели ушло на то, чтобы достичь первого свободного города, Сайдана, лежащего в землях Высокого Эремгана. Он был, пожалуй, самым маленьким и бедным в западном Энгоарде. Около пяти тысяч жителей обитали в каменных и деревянных домах, разбросанных по берегам заболоченного озера. На юге виднелось семь вилл, поражавших безвкусием архитектуры и запущенностью разбитых вокруг них парков, а в центре города лежал необычайно тихий и безлюдный рынок. Пара десятков продавцов – вот и все. Некоторые из них мокли на улице под непонятной мелкой моросью, не то дождем, не то спускающимся с неба на землю туманом, другие спали или скучали под навесами. Рядом стояли мрачные, вонявшие мокрой плесенью и пустые таверны: одна побольше и две совсем маленькие.

Пробыв в Сайдане всего час, Дальвиг пришел в ужасное уныние. Уже долгое время он не виделся с Хейлой, опасаясь вызывать ее в землях Империи, и теперь невыносимо скучал по теплу ее тела, словам о любви и жарким объятиям. Они так пригодились бы в такую погоду! Однако деваться было некуда, ибо в Сайдане Эт Кобоса ждало важное дело. Вечер он коротал не один, а в компании подозрительных личностей из тех, которые первыми попадают под проверку стражи в случае убийства или ограбления. После ужасной ночи, проведенной в компании с блохами и клопами, плевавшими на отпугивающие заклинания, Дальвиг покинул Сайдан в компании четверых наемников.

Это были люди, давным-давно забывшие родину и родню, не имевшие никаких привязанностей и предпочтений, кроме золота и вина. Подобного рода публика обязательно дожидалась в тавернах своего часа. Высокие нанимали их, чтобы держать в страхе крестьян и соседей, деревни вербовали для зашиты от разбойников или охоты на появившихся в лесу оборотней. Наемники делали все, о чем их просили, лишь бы за это было заплачено. Никаких принципов – вот что было их главным принципом. Только одно они ценили дороже денег – свою шкуру.

Кинт Бородавка был человеком среднего роста и возраста, носил новые кожаные доспехи, легкий бронзовый шлем с шестигранной верхушкой и белый шерстяной плащ. Лицо его можно было бы назвать незапоминающимся, если бы не здоровенная сморщенная шишка на переносице, за которую он получил свою кличку.

Кроди имел привычку недобро скалиться к месту и не к месту и, как говорили, именно поэтому к тридцати годам лишился уже большей части зубов. Дремучая тупость и звериная хитрость сочетались в нем в равных пропорциях. Плоское лицо украшали пегие мелкие веснушки, а волосы постоянно лоснились, как намазанные салом. Перед другими Кроди гордился почти новой стальной кольчугой и дубовым щитом, на котором какой-то умелец вырезал похабную картинку.

Ергазз приветливо улыбался всякому, кому вздумалось посмотреть на него. При первом разговоре он доверительно поведал Дальвигу, что является внебрачным сыном Высокого Эт Наргобе, от его наложницы из далеких юго-восточных степей. И правда, лицо у него было не по-здешнему смуглым, а глаза – чуточку раскосыми. Несмотря на «благородное происхождение», экипирован внебрачный сын был хуже других. На грязном кафтане неопределенного цвета был криво надет нагрудник из кожи с небольшой стальной пластиной посередине – вот и весь его доспех. Штаны покрывали здоровенные заплаты, меховая шапка была готова рассыпаться от ветхости. Кроме короткого меча грубой ковки, Ергазз был вооружен странным ножом, похожим на большую ложку с заточенными краями. Предназначение его быстро выяснилось: оказалось, внебрачный сын вынимал этим ножом у убитых глаза, которые бережно складывал в мешочек на поясе. В Крайле, по его словам, жил один странный колдун, который платил за сушеные глаза хорошие деньги… Судя по плачевному состоянию одежд и худобе лица, а также пустому мешочку, убивать врагов Ергаззу не приходилось давненько.

Последним членом маленького отряда стал Бальядер, пожилой уже человек, более похожий на спившегося философа, чем на воина-наемника. Из-под его маленькой круглой шапочки торчали длинные волосы, аккуратно заплетенные в две тонкие косицы, нос был тонким, с выразительно загнутым книзу кончиком. В усталых, вечно воспаленных глазах Бальядера плавал туман непонятных мечтаний и размышлений, о которых он был не прочь поведать вслух. Поверх бронзового панциря философ носил нарочито потрепанную, дырявую накидку с капюшоном и прорезями для рук, пояс его был сделан из веревки, а на ногах он носил онучи и деревянные сандалии. Вооружен он был так же необычно – длинным посохом, выточенным из ствола дерева, с массивным кривым корневищем на верхнем конце. Во время знакомства Бальядеру было очень нехорошо, потому что предшествующим вечером он выпил слишком уж много. Вместо того чтобы с благодарностью согласиться на предложение Дальвига, которого привел Кинт, старик налетел на него, как старый, драный коршун.

– Ты! Словно рожденный ночью демон, предлагаешь вернуться к черному ремеслу убийцы! Ты тянешь мне золото, заставляешь взять и обагрить руки кровью невинных, чтобы потом я мучился, терзаемый собственной совестью…

Дальвиг, совершенно не ожидавший такого ответа, в смущении отшатнулся и собирался было выбежать из тесного полутемного зала. Не успел он повернуться, Бальядер проворно подскочил вплотную и зашептал, дыша в лицо сильным сивушным запахом:

– Сколько ты даешь, искуситель?

Бальядеру пришлось покупать коня, дрянного одноглазого жеребца, который был немедленно наречен Оком Истины. Теперь он шагал рядом с Дикарем, давая седоку возможность продолжить начатую во время знакомства тему.

– Ты набрал нас, юноша, чтобы повести к насилию и убийствам, ведь так? Ты так молод и не понимаешь, что это – самое мерзкое в нашем несовершенном мире. Видел ли ты смерть наяву? Познал ли ее отвратительный лик? Понял ли, что гибели не заслужил ни один человек на свете, даже самый законченный негодяй? Одумайся, разгони нас, пока мы еще не успели далеко отъехать от таверны. Потрать деньги на веселье, безбедную и бездумную жизнь на берегах теплых южных морей, на любовь продажных женщин, на вино, на что угодно!

– Как проникновенно ты вещаешь! – восхитился Даль-виг. – Но одно меня смущает: почему ты согласился вступить в мое войско, если так ненавидишь убийства и войну?

– Мой грех – слабоволие, помноженное на пристрастие к вину. Я не стесняюсь открыто признавать свои пороки, и Бог-Облако у себя на небе видит это. Искушение, предлагаемое людьми вроде тебя, сильнее меня. Тут уж ничего не поделаешь! Достоин жалости тот, кто не может устоять перед соблазном, – но во сто крат хуже тот, кто эти соблазны подает!

Сначала опешивший Дальвиг пытался спорить с философом-пьяницей, но тот, воздевая к небу скрюченный подагрой палец, продолжал твердить свое, будто и не слыша возражений. В конце концов Эт Кобос незаметно отстал от вошедшего в раж Бальядера и обратился к Кингу.

– Может, посоветуешь, что делать с этим нудным болтуном?

– Старина Болтунер всегда таков, сколько я его помню, – меланхолично ответил тот. – Затыкается только тогда, когда начинается драка или когда смертельно пьян. Можно было бы его не брать… но посмотри на эти длинные сильные пальцы! Своим уродливым посохом он запросто расплющит и шлем, и башку под ним. Уж я-то это точно знаю, сам видал! Говорят, раньше он служил в войсках самого Императора до тех пор, пока вдруг не свихнулся и не стал нести эту чушь. Если б не пьянство и болтовня, быть бы ему сейчас генералом!

За два дня они добрались до следующего города, Райнона. Там Дальвиг обменял свои доспехи, сделанные кузнецом в Шереганне, на гораздо лучшие, из черненой стали, с наложенными на них заклинаниями легкости и устойчивости к ржавчине. Кираса, налокотники и поножи, конический шлем с забралом из крупноячеистой сетки. Кроме того, он купил и щит из ясеня, с умбоном и окантовкой из той же стали.

В Райноне к отряду присоединились еще пятеро наемников, схожих друг с другом мрачных костоломов в коже и кольчугах. Здесь же Дальвиг купил телегу, загрузив ее едой и кучей других нужных припасов.

Еще через три дня за облысевшими рощами, на вершине холма, крутобокого, как гора, они увидели похожий на старую скалу замок Беорн. Дальвиг вернулся домой.