Война и Мы - 1941: работа над ошибками. От летней катастрофы до «чуда под Москвой»

Борис Петров

1941: работа над ошибками. От летней катастрофы до «чуда под Москвой»

В истории каждого государства есть даты и события, которые оставили неизгладимый след и глубокой болью отзываются в народной памяти. Для нас такой датой является 22 июня 1941 г., когда нацистская Германия вместе с союзниками напала на Советский Союз. Советский народ, поднявшись на Великую Отечественную войну, вынужден был защищать свою свободу и независимость. Для разгрома агрессора потребовалось почти четыре года. Долгий путь к победному 1945-му состоял не из одних успехов. Начался он с горьких неудач и поражений 1941 года.

Патриотический подъем советских людей, их стойкость и самопожертвование, непоколебимая вера в победу соседствовали с трусостью и паникерством, неразберихой и беспомощностью. Одни, жертвуя жизнью, дрались до конца, другие, поддавшись панике, смалодушничали, бежали с поля боя и сдавались в плен. Различия в стойкости войск, в боеспособности частей и соединений снижали общую устойчивость обороны, облегчая противнику прорывы и окружения.

Красная армия в начале войны потерпела поражение. Она оставила огромную территорию и понесла большие потери. За три недели агрессор продвинулся в глубину до 600 км и вторгся в Россию. Смертельная угроза нависла над страной. Несмотря на драматические условия прорыва стратегического фронта обороны советских войск, который трижды удавалось осуществить противнику в ходе летне-осенней кампании 1941 г., Красная армия сумела остановить агрессора и создать предпосылки для перехода в контрнаступление, переросшее зимой 1941/42 г. в общее наступление.

При написании книги использованы некоторые материалы: Анфилова В.А., Еременко Т.Л., Кисилева В.Н., Невзорова Б.И., Соколова А.М., Тимоховича В.И., Циганкова П.Я., Чекмарева Г.Ф., Шинкарева И.И.

Введение

1. Военная доктрина Советского государства. Отечественные военно-теоретические взгляды на ведение войны

Взгляды на характер войны в период образования и становления Советского государства. Для понимания существа предвоенной теории и разрабатываемой на ее основе военной доктрины следует обратиться ко времени образования и становления Советского государства.

Легкость, с которой большевики взяли власть в октябре 1917 года в России, вскружила голову советским лидерам. Казалось, пройдет еще не так много времени, и пожар русской революции распространится, по меньшей мере, на все страны Европы. Нужно только оказать материальную и военную поддержку пролетариату этих стран, и победа революции в мировом масштабе будет обеспечена уже в ближайшее время. В октябре 1918 года Ленин пишет Троцкому и Свердлову: «Международная революция приблизилась за неделю на такое расстояние, что с ней надо считаться как с событием дней ближайших»[1].

Особое место в планах и практических шагах советских руководителей в направлении инициирования мировой революции занимают проблема армии в революционной борьбе, вопросы военного дела, пути повышения эффективности политических шагов с помощью вооруженного насилия.

Считалось, что совпадение целей войны Советского государства с задачами мировой революции обеспечит поддержку борьбы Красной армии пролетариатом и трудящимися массами капиталистических стран. Борьба Красной армии будет сочетаться с восстаниями, гражданскими войнами рабочих и трудящихся в тылу противника[2].

Пробным камнем стала Польша. Марш на Варшаву и дальше к границам Германии, предпринятый летом 1920 года по инициативе Ленина, имел, как писал Троцкий, цель «прощупывания штыком буржуазно-шляхетской Польши». Находясь под впечатлением успешного наступления Красной армии на Варшаву, вечером 23 июля 1920 года Ленин отправляет шифровку в Харьков Сталину: «…Зиновьев, Бухарин, а также я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может, также Чехию и Румынию»[3].

Двумя месяцами позже, в сентябре того же 1920 года, Ленин скажет, что наступлением на Варшаву мы поможем советизации Литвы и Польши, революционизированию Германии.

Поражение Западного фронта в войне с Польшей не смутило «вождя мирового пролетариата». На IX конференции РКП(б) в заключительном слове Ленин говорил, что даже неудача в Польше не должна остановить нас: «Мы на этом будем учиться наступательной войне. Будем помогать Венгрии, Италии, рискнем таким образом, что с каждым удвоенным шагом будем помнить, где остановиться»[4].

Видный государственный и военный деятель председатель Реввоенсовета Республики Л.Д. Троцкий, будучи убежденным, как и Ленин в том, что Октябрьская революция является предвестником мировой пролетарской революции, так до конца своих дней не избавился от «революционной чесотки». По предложению Троцкого в 1918 году в Германию были направлены крупные денежные суммы для революционной пропаганды и ускоренного «созревания» сознательности масс. Инициатива Троцкого сформировать в 1919 году два-три конных корпуса на Южном Урале, с последующей отправкой в Индию и Китай для «стимулирования» революционных процессов, поддержана не была[5].

Троцкий рассматривал проблемы мировой революции не только в теоретическом плане. Ему принадлежало немало идей прагматического характера. Выступая 29 июля 1924 года на заседании правления Военно-научного общества, Троцкий сделал несколько оговорок о том, что Красная армия не ставит задачи вызвать революционный взрыв в других странах, сосредоточив свое внимание на необходимости создания «Устава Гражданской войны», которым могли бы руководствоваться лидеры пролетарских революций. По мнению Троцкого, «Устав Гражданской войны» должен стать одним из необходимых элементов военно-революционной учебы высшего типа»[6].

Для Троцкого поражение революции в Германии стало указанием, что мировая революция требует длительной и тщательной подготовки. Время политических экспромтов прошло. Нужны «уставы» не только для Гражданской войны. Однако неизбежность грядущего «мирового пожара» по-прежнему не вызывала у Троцкого сомнений.

Одним из наиболее последовательных проводников ленинской линии на мировую революцию был М.В. Фрунзе, человек, безусловно, талантливый, наделенный высокими организаторскими способностями. Не имея профессиональной военной подготовки, окончив гимназию и три курса Санкт-Петербургского политехнического института, Фрунзе тем не менее достиг высших командных высот в Красной армии[7]. В первые годы после революции Фрунзе уже входил в руководящее ядро партии, в когорту соратников Ленина.

Находясь в горниле Гражданской войны на Восточном фронте в 1918–1919 годах, ему было не до проблем мировой революции. Вернулся Фрунзе к этой теме в 1920 году, будучи уже членом комиссии ВЦИК и членом комиссии ЦК партии. В статье «Россия и Антанта», написанной им 17 августа этого года, читаем: «Буржуазная Европа стоит вплотную перед опасностью крушения шляхетской Польши и создания на ее развалинах новой рабоче-крестьянской республики… всякому ясно, что «Красная Польша» означает неизбежность создания «Красной Германии»; а покраснение последней приведет к окончательной победе мирового коммунизма»[8].

Из заявлений партийных руководителей о том, что «мы находимся во враждебном капиталистическом окружении», следовало, что войну придется вести со всем буржуазным миром. О неизбежности такой войны и пишет далее Фрунзе: «Диктатура пролетариата означает самую беззаветную, самую беспощадную войну класса трудящихся против класса властителей старого мира – буржуазии… Между нашим пролетарским государством и всем остальным буржуазным миром может быть только одно состояние долгой, упорной, отчаянной войны не на живот, а на смерть… И нужно вполне осознать и открыто признать, что совместное параллельное существование нашего пролетарского Советского государства с государствами буржуазно-капиталистического мира длительное время невозможно.

Это противоречие может быть разрешено и изжито только силой оружия в кровавой схватке классовых врагов. Иного выхода нет и быть не может»[9].

О том, к какому виду военных действий должна быть готова Красная армия, у Фрунзе сомнений нет: «На вопрос о характере военных задач, могущих встать перед нами, т.е. должны ли они быть строго оборонительного характера, или Красная армия республики должна быть готова в случае нужды к переходу в наступление, – из всех предшествующих соображений вытекает совершенно определенный ответ… «победит лишь тот, кто найдет в себе решимость наступать, сторона, только обороняющаяся, неизбежно обречена на поражение». Самим ходом исторического революционного процесса рабочий класс будет вынужден перейти к нападению, когда для этого сложится благоприятная обстановка… Пролетариат может и будет наступать, а с ним вместе, как главное его оружие, будет наступать и Красная армия.

Отсюда вытекает необходимость воспитывать нашу армию в духе величайшей активности, подготовлять ее к завершению задач революции путем энергичных, решительно и смело проводимых наступательных операций…»[10]

Из всех приведенных выше высказываний Фрунзе вытекает следующий вывод: Красная армия должна готовиться к наступлению. В соответствии с предполагаемыми действиями войск определяются и задачи Генерального штаба: «Указанный выше активный характер грядущих военных столкновений предъявляет целый ряд практических требований нашему Генеральному штабу. Необходимо поставить работу высших штабов так, чтобы Красная армия могла выполнить свои задачи на любом операционном направлении и в любом участке возможного грядущего фронта. Границы же этого фронта в ближайшую очередь определяются пределами всего материка Старого Света»[11].

Важное значение Фрунзе придавал «организованной в государственном масштабе военной пропаганде» и в первую очередь морально-психологической подготовке личного состава в духе решения предполагаемых задач. В речи на совещании военных делегатов XI съезда РКП(б) 1 апреля 1922 года он задал вопрос и сам на него ответил: «…как должно происходить воспитание Красной армии – в духе ли подготовки к возможному наступлению или на почве оборонительной… С точки зрения первого момента я считаю вреднейшей, глупейшей и ребячьей затеей говорить теперь о наступательных войнах с нашей стороны. Если мы будем трубить об этом в газетах, на широких собраниях и т.д., то это будет глупо и вредно для дела, и марксист на это пойти не может. Но тут есть и другой момент – планомерная систематическая работа. Она ведется Коммунистической партией среди рабочего класса и крестьянства, а нашими политическими работниками и командным составом – в своих частях. Должны они или не должны говорить о том, что в известной обстановке, при известных условиях мы можем пойти в наступление за пределы нашей земли? Я отвечаю: должны. Наш комсостав и армия должны это знать. Нельзя в этой части воспитание вести в духе оборончества»[12].

В то же время в высказываниях Фрунзе появляются нотки сомнения, связанные с изменением международной обстановки. В феврале 1922 года Фрунзе говорил: «…в ближайшем будущем мы едва ли можем ожидать нападений на нас крупных государств и союзов этих государств»[13].

К 1925 году Фрунзе уже приходит к твердому убеждению о невозможности осуществления мировой революции в ближайшие годы. По этому поводу он отмечал: «Факт несомненного укрепления капитализма во всех крупнейших западно-европейских странах и странах Дальнего Востока… Мы… имеем факт несомненного роста германского народного хозяйства, несомненнейшего улучшения материального положения населения. То же самое можно сказать и про все остальные страны. Я уже не говорю про страны торжествующего капитализма, в первую очередь Северо-Американские Соединенные Штаты и Англию. Особенно крепко чувствует себя американский капитал…

Таким образом, обстановка, существующая сейчас, дает нам возможность сделать следующие выводы: во-первых, что перспективы революции сейчас несколько отодвигаются; во-вторых, что сейчас международное пролетарское движение не может ставить себе непосредственной задачей овладение властью в той или иной стране, и, наконец, в-третьих, что рабочее движение во всех этих странах должно сейчас войти в фазу подготовки к будущим боям»[14].

В феврале этого же года в речи на общем собрании курсантов, командиров и политработников Московского гарнизона в Большом театре Фрунзе скажет: «За последние годы характер международного пролетарского движения, несомненно, изменился. Если четыре года тому назад и позднее буржуазно-капиталистический мир стоял перед угрозой немедленной пролетарской революции, то теперь эта возможность отдалилась. Международное рабочее движение не справилось с задачей ликвидации капитализма сейчас же после империалистической войны. Теперь оно вступило в новую фазу, фазу накопления революционных сил и подготовки к грядущим боям»[15].

Фрунзе умер в конце октября 1925 года в 45-летнем возрасте. После смерти Ленина к власти в партии и государстве пришел И.В. Сталин. Он был прагматик и не особенно верил в идею мировой революции. Через несколько дней после XIV партконференции Сталин подверг Троцкого резкой критике, высмеяв его теорию перманентной революции[16]. Он пойдет другим путем. Чего не удалось сделать Ленину и Фрунзе, удастся ему – Сталину.

К концу 1920 года в Красной армии находилось под ружьем 5,5 млн человек[17]. В условиях разрухи, в которой находилась Россия[18], содержать такую армию было невозможно. К октябрю 1922 года Вооруженные силы уменьшились до 800 тыс. человек. Однако тяжелое экономическое положение страны не позволяло иметь и такого количества войск. Поэтому на 1 октября 1924 г. лимит численности Вооруженных сил был установлен в количестве 562 тыс. человек[19]. Это был самый низкий уровень численности армии за всю историю советского и постсоветского периодов. Ситуация напоминает сегодняшнюю, но в более сложном виде, когда экономические возможности государства не позволяют иметь миллионную армию, а ее сокращение в отличие от 20-х годов требует больших денежных средств.

2. Формирование военной доктрины и развитие теории военного искусства в 1920–1930-х годах

В советской военной литературе понятие «военная мысль» появилось в 1919 году, когда по инициативе М.В. Фрунзе создавался военный журнал Туркестанского фронта с аналогичным названием.

В годы Гражданской войны было положено начало обсуждению общетеоретических основ военной доктрины. В полемике по этому вопросу, развернувшейся на страницах журнала «Военное дело», участвовали видные военные теоретики старой армии – преподаватели Академии Генерального штаба, военных школ и курсов[20].

Заслуживает внимания статья Фрунзе «Единая военная доктрина и Красная Армия», написанная им в июле 1921 года. В ней дается общее определение военной доктрины:[21] «Единая военная доктрина есть принятое в армии данного государства учение, устанавливающее характер строительства вооруженных сил страны, методы боевой подготовки войск, их вождение на основе господствующих в государстве взглядов на характер лежащих перед ними военных задач и способы их разрешения, вытекающие из классового существа государства и определяемые уровнем развития производительных сил страны»[22].

Вполне очевидно, формулировка военной доктрины носит общий декларативный характер и применима к любому государству. Фрунзе не наполнил ее конкретным содержанием. И не случайно. Не был ясен главный стержень доктрины – ее направленность, кого считать основным противником.

Заметный след в военной науке оставил Л.Д. Троцкий, длительное время возглавлявший военное ведомство Советской республики. Его обращения, статьи, многочисленные документы, подписанные им как председателем РВСР, различные материалы, отражающие вопросы строительства Красной армии в период Гражданской войны, будь они использованы военными теоретиками, безусловно, оказали бы позитивное влияние на становление и развитие теории строительства Вооруженных сил. Однако нетерпимое отношение к нему со стороны И.В. Сталина и претензии последнего на роль создателя Красной армии наложили табу не только на всю информацию, связанную с именем Троцкого, но и на разработку этой части военной науки. В результате теория строительства Вооруженных сил, не получив своего четкого научного оформления, стала разрабатываться в рамках теории военного искусства. Ряд вопросов вообще оказался за пределами внимания военной теории, и это оказало негативное влияние на строительство армии и флота.

Во время Гражданской войны предпринимались публикации оперативных документов. В 1918 году были изданы приказы и распоряжения главнокомандующего Восточным фронтом И.И. Вацетиса[23]. Отдельные документы других фронтов печатали во фронтовых военных журналах. Делались первые теоретические обобщения опыта организации и проведения операций[24].

Первые шаги советской военной мысли в области тактики принадлежат известным теоретикам старой военной школы А.И. Верховскому, С.Г. Лукирскому, П.И. Изместьеву и др. Вопросы тактики рассматривались с позиции опыта старой армии в Первой мировой войне[25].

В истории советской военной мысли 20-х – начала 30-х годов большое место занимало обсуждение отдельных работ военных историков и теоретиков. Первыми подверглись критике работы профессоров Военной академии им. М.В. Фрунзе – А.А. Свечина и Б.И. Горева. Несмотря на заслуги А.А. Свечина в разработке теории стратегии и оперативного искусства, ему в вину ставилось то, что его военно-исторические труды имели существенные методические ошибки. Еще в начале 20-х годов вышла его работа «История военного искусства»[26], благоприятно встреченная военными теоретиками старой школы.

В чем же считалась ошибочность исторической концепции А.А. Свечина? В предисловии к «Истории военного искусства» он написал, что в основу своего миропонимания в области истории он положил исторические взгляды немецкого историка Л. Ранке, а военной истории – Г. Дельбрюка[27]. В вину Свечину ставилось то, что он не упоминал ни единым словом ни об историческом материализме как методе изучения общественных наук, ни о работах Ф. Энгельса и В.И. Ленина по истории войн и военного искусства. Мало того, профессор Свечин явно пренебрегал марксистской методологией в разработке военно-исторических и теоретических вопросов.

Военно-исторические взгляды Свечина критиковались на Первой Всесоюзной конференции историков-марксистов[28], подвергались шельмованию на заседании Военной секции Коммунистической академии 16 декабря 1929 г., в дискуссии в Военной академии РККА им. В.И. Фрунзе по работам Б.И. Горева[29] и на заседании пленума секции по изучению проблем войны Ленинградского отделения Коммунистической академии 25 апреля 1931 г.[30]. Обструкции труды Горева подверглись за то, что в них ленинизм не рассматривался как новая ступень в развитии марксистской мысли и недооценивалось военно-теоретическое наследие В.И. Ленина.

В целом дискуссия, как и положено, выявила необходимость глубокого изучения этого наследства, всесторонней разработки ленинского этапа в марксистской военной мысли, полного преодоления антимарксистских взглядов в военной истории и теории.

В становлении и развитии советской военной теории значительное место отводилось изучению опыта прошедших войн. В середине 20-х годов были опубликованы первые фундаментальные работы по истории Первой мировой войны[31]. Несоизмеримо больше внимания уделялось ее изучению во второй половине 30-х годов[32].

Штаб РККА (Генеральный штаб) подготовил и опубликовал статистические материалы по войне и документы по некоторым операциям. Вышли авторские труды обобщающего характера по отдельным операциям, использованию транспорта в 1914–1918 гг. Среди них работы Н.С. Корсуна, А.М. Зайончковского, А.К. Коленковского, Е.З. Барсукова, А.В. Ветошникова, А.В. Томашевича и др.[33].

Однако исследование Гражданской войны приняло несколько однобокий характер. Проблемы военного искусства оказались менее исследованными. Не публиковались источники по этой тематике. Сама тематика исследований часто не отвечала действительной значимости операций в войне, а связывалась чаще всего с определенными лицами. Поэтому обобщение приняло несколько однобокий характер. Исследовались главным образом действия кавалерии, и в особенности Первой конной армии. Так, в указателе оперативно-тактической литературы, вышедшем в 1935 году, значится по одному разделу семь работ, посвященных действиям Первой конной армии, в то время как действиям пехотных армий в Гражданской войне – всего две работы.

В целом выводы из обобщений опыта войн закрепились в уставах и наставлениях и использовались в практике подготовки войск. В 1925 году вышел Полевой устав РККА, а через четыре года был издан новый Полевой устав (ПУ-29).

Помимо Первой мировой и Гражданской войн, в конце 30-х годов проводились исследования локальных войн и начавшейся Второй мировой войны. На основе этого были сделаны выводы для теории и практики Вооруженных сил. В докладах и выступлениях на совещаниях высшего командного состава армии в апреле и декабре 1940 года отмечалось, что опыт, приобретенный Красной армией в военных столкновениях 30-х годов, был ограниченным, так как боевые действия проходили в специфических условиях, необычных для Европейского театра военных действий, и по масштабам использования сил и средств носили локальный характер.

Вместе с тем сторонники научного подхода к анализу начавшейся Второй мировой войны увидели в действиях германской армии новые черты: более высокие темпы наступления, чем в Первую мировую войну, завершение преследования благодаря наличию подвижных средств борьбы, обеспечение непрерывности управления благодаря наличию современных средств связи[34].

Советская военная теория считала, что начавшаяся война приобретет мировой размах и исключительно ожесточенный характер. Применение автоматического оружия и боевой техники, обладающей большой разрушительной силой, приведет к значительным людским и материальным потерям. «В среднем, – указывал известный советский военный теоретик С.М. Белицкий, – основная масса личного состава действующей армии должна будет меняться через 4–8 месяцев большой войны»[35].

Одной из самых сложных и важных проблем, которая находилась в центре внимания советской военно-теоретической мысли, являлась проблема начального периода войны, под которым понимался промежуток времени от начала военных действий до вступления в войну главных сил противоборствующих сторон. Сущность начального периода виделась в борьбе за опережение противника в развертывании главных сил, завоевание стратегической инициативы, достижение важных стратегических преимуществ в ведении войны.

Считалось, что решение задачи могли обеспечить: содержание (особенно в приграничных районах) более многочисленной, чем прежде, армии мирного времени, которая могла бы составить ядро главных сил; заблаговременная всесторонняя подготовка инфраструктуры, особенно железных и автомобильных дорог, обеспечивающих быстрое развертывание главных сил; детальная разработка плана мобилизации, сосредоточения и оперативно-стратегического развертывания; создание соответствующих органов управления этими процессами; сосредоточение в районе границы специальных мотомеханизированных и авиационных соединений, призванных с началом военных действий сорвать мобилизацию и сосредоточение главных сил противника; инженерное оборудование ТВД; создание системы ПВО территории страны; организация прикрытия государственной границы, обеспечивающего беспрепятственное проведение мобилизации, сосредоточение и развертывание войск; заблаговременное скрытное проведение частичной мобилизации и сосредоточения войск.

К числу наиболее интересных трудов относится работа Г.С. Иссерсона «Новые формы борьбы» (1940 г.), в которой автор исследует опыт боевых действий в Испании и начавшейся мировой войны. Он сделал важные обобщения и выводы о формах и способах развязывания современных войн и ведения операций в начальный период войны.

Существенный вклад в развитие теории глубокой операции и оперативного искусства в целом внес Е.А. Шиловский. Его труды «Операция» и «Основы наступательной армейской операции» (1938 г.), «Прорыв и его развитие» (1940 г.) стали наиболее востребованными книгами старших и высших командиров[36].

Вопросам боевого и оперативного применения бронетанковых и механизированных войск посвящены работы генералов А.И. Штромберга «Самостоятельные действия танковых и моторизированных соединений» (1939 г.) и А.В. Кирпичникова «Конно-механизированная группа в развитии прорыва» (1940 г.). В своем труде А.И. Штромберг на основе опыта начавшейся Второй мировой войны показал место и роль танковых частей и соединений в операции, особенности их ввода в прорыв и действий в оперативной глубине. А.В. Кирпичников на основе опыта Первой и начавшейся Второй мировых войн сделал вывод, что конно-механизированная группа является прежде всего средством фронтового командования, показал роль, место и задачи этой группы во фронтовых наступательных операциях в качестве эшелона развития успеха[37].

В 1938–1939 гг. в Академии Генерального штаба проводилась дискуссия по отдельным вопросам начального периода войны. В работе, подготовленной Генеральным штабом, отмечалось, что основной характерной чертой современных войн является внезапность нападения. Война начнется неожиданно, без предварительного объявления. Система дипломатических нот и переговоров заменяется системой внезапных налетов авиации, вторжения моторизованных и механизированных войск[38].

Теоретические положения о применении Вооруженных сил в начальный период войны проверялись на практике оперативных игр и маневров. В феврале 1934 г. проводилась оперативная игра высшего начальствующего состава ВВС на тему «Совместные действия Военно-воздушных сил с наземными войсками в начальный период войны». На маневрах, состоявшихся в августе 1937 г., отрабатывалась тема «Действия авиации фронтов и авиационной армии Главного командования в начальный период войны и в условиях развертывания операции фронта». В феврале – марте 1938 г. проводились маневры на тему «Действия военно-воздушных сил фронта в начальный период войны в зимних условиях».

В начале 1941 г. состоялись оперативно-стратегические игры на картах (2–6 и 8–11 января). Разыгрывался начальный период войны: вариант нападения «западных» и обороны «восточных». В играх широко использовались механизированные корпуса и конно-механизированные группы (армии).

На протяжении всего межвоенного периода внимание военно-теоретической мысли было сосредоточено на том, чтобы с началом войны ввести свои главные силы в сражение раньше противника и в более выгодных условиях, надежно захватить стратегическую инициативу. Подобные теоретические взгляды имели место и на Западе и отрабатывались в основном при проведении оперативных учений. Так, в 1933 г. в Польше была проведена военная игра, в ходе которой было отработано вторжение на территорию Советского Союза под предлогом обеспечения прикрытия развертывания Вооруженных сил. В 1934–1936 гг. в Германии, Польше, Италии и Франции также отрабатывались действия армий вторжения с прорывом их на территорию противника с целью уничтожения войск прикрытия. Изучалась возможность рейдов мотомеханизированных соединений при поддержке конницы в тыл противника для срыва мобилизации и сосредоточения его главных сил. Исследовались способы нанесения массированных ударов авиации по важным политическим, административным, военным центрам и объектам. Основной упор при этом делался на внезапность нападения и быстрый захват стратегической инициативы.

3. Нарастание военной угрозы и возможные условия вступления Красной армии в войну

Политическое руководство Германии с приходом к власти партии национал-социалистов во главе с Гитлером не скрывало, что уничтожение Советского государства считается важной составной частью грядущих походов по завоеванию Европы. Все более обострялось положение на Дальнем Востоке. Япония уже давно строила планы захвата советского Приморья.

Рост масштабов военно-политических событий, в особенности быстрый разгром французских и английских войск летом 1940 г., свидетельствовал о неизбежном в скором будущем столкновении СССР с Германией. Правительство СССР довольно четко осознавало необходимость скорейшего наращивания темпов подготовки Советского государства и всего общества к войне.

В первую очередь нужно было осуществить техническую реконструкцию Вооруженных сил. Первый пятилетний план строительства армии был принят в 1928 году. Уже к 1930 году объем промышленного производства достиг 180% от довоенного уровня. 1932 год стал переломным в танкостроении. В этом году танковая промышленность выпустила почти полторы тысячи танков и танкеток. За годы первой пятилетки производство самолетов возросло в 2,7 раза по сравнению с 1928 годом. Объемы реконструкции выглядят впечатляюще и показаны в таблице.

Рост вооружения и боевой техники Красной армии в 1928–1935 гг.[39]

Не остались без внимания и слова Фрунзе, сказанные им за полгода до кончины: «…нам нужно беспощадно разбивать эти иллюзии, этот детский лепет о том, что в современной мировой обстановке нам можно обойтись маленькой кадровой армией». Численность Красной армии в 1928 году была увеличена с 562 тыс. чел. до 617 тыс. Во все последующие годы она быстро росла. Так, в 1935 году численность Вооруженных сил была уже 930 тыс. человек, а к 1 января 1938 года достигла 1 513 400 чел.[40], на 31 августа 1939 года – более 2 млн[41].

Быстрый рост численности Вооруженных сил, а главное, оснащение их современной боевой техникой и вооружением потребовали теоретических разработок о характере их применения. К середине 30-х годов советскими военными теоретиками М.Н. Тухачевским, В.К. Триандафиловым, А.И. Егоровым и др. была разработана «теория глубокой наступательной операции». Как определяет Военная энциклопедия, сущность ее состояла в одновременном подавлении обороны противника средствами поражения на всю глубину, в прорыве ее тактической зоны на избранном направлении с последующим стремительным развитием тактического успеха и оперативным путем ввода в сражение эшелона развития успеха (танков, мотопехоты, конницы) и высадки воздушных десантов для скорейшего достижения поставленной цели[42].

Непременными условиями успешного проведения «глубокой операции» считались: завоевание господства в воздухе, наступление на широком фронте с решительным массированием сил и средств на направлении главного удара, изоляция района наступления ударной группировки от резервов противника путем нанесения по ним авиационных ударов и высадки воздушных десантов, а также воспрепятствование подвоза материальных средств его атакованным войскам.

«Теория глубокой операции» во второй половине 1930-х годов проверялась и конкретизировалась на маневрах и военных играх в Белорусском, Киевском и других военных округах, а также на военно-стратегической игре, проведенной Генеральным штабом РККА в 1936 г.

По оборонительным действиям крупных объединений, прежде всего фронтового масштаба, никаких серьезных разработок не проводилось. Оборонительная тематика не поощрялась.

Надежды на революцию в Германии быстро таяли в связи с ширившимся в этой стране фашистским движением. Упования на то, что партизанское движение в Западной Украине и Белоруссии вызовет восстание в Польше, тоже не оправдались. Руководство страны оказалось перед необходимостью выработать новую военную доктрину. И ею стала давно пропагандируемая М.Н. Тухачевским классовая стратегия войны малой кровью на чужой территории.

19 июня 1931 года М.Н. Тухачевского назначили заместителем председателя РВС СССР и начальником вооружений РККА. С этого момента в Красной армии началось гонение на оборонческие тенденции и их носителей. Именно в начале 30-х годов с подачи Тухачевского был ошельмован, запрещен и предан забвению выдающийся военно-философский труд профессора А.А. Свечина «Стратегия».

Одним из первых в мае 1937 г. маршал М.Н. Тухачевский, как уже говорилось, имеющий самое непосредственное отношение к разработке предвоенной военной доктрины, попал в мясорубку репрессий, будучи обвиненным в шпионаже. Обладая феноменальной памятью, в ходе следствия он написал обширную записку о военных замыслах Гитлера, возможных направлениях вторжения немецкой армии и характере действий Советских Вооруженных сил[43]. Показания маршала Тухачевского дают возможность представить, какой виделась высшему политическому и военному руководству Советского Союза в 1937 году предвоенная Европа, каким представлялся расклад сил, характер будущей войны.

«Максимум, на что Гитлер может надеяться, – писал Тухачевский, – это на отторжение от СССР отдельных территорий. Из всех территорий самой вожделенной для него является только Украина, где и следует ожидать удара главных сил германской армии. Что же касается Белорусского театра военных действий, то он только в том случае получает для Германии решающее значение, если Гитлер поставит перед собой задачу полного разгрома СССР с походом на Москву. Однако я считаю такую задачу совершенно фантастической»[44]. Но дальнейший ход событий показал, что Гитлер поставил перед собой именно эту «фантастическую» задачу. Тухачевский упорно настаивал, что «все равно главные интересы гитлеровской Германии направлены в сторону Украины. Из этого должен исходить, это должен учитывать наш оперативный план»[45].

И что характерно, эта точка зрения Тухачевского становится главенствующей в советской военной доктрине, в нее твердо верил Сталин. Разработанные накануне войны последние «Соображения по стратегическому развертыванию Советских Вооруженных сил» основным определяли именно юго-западное направление, на котором ожидался главный удар немецких войск. Соответственно, Киевский Особый военный округ, прикрывавший это направление, имел наибольшее количество сил и средств.

Для наступления войск Красной армии Тухачевский также считал главным юго-западное направление. «При выходе Украинского фронта, – писал он, – примерно на линию Брест-Литовск – Львов перед его командованием встанет основная задача нанесения главным силам противника удара совместно с главными силами Белорусского фронта.

…Таким образом, театр наступления южнее Полесья является выгодным для наступления к району решающего столкновения в центре Польши»[46].

Как вредительство со стороны Тухачевского расценивалось его настойчивое отстаивание концепции ускоренного формирования танковых соединений за счет сокращения численности и расходов на кавалерию. С резким осуждением такой концепции выступил на суде С.М. Буденный. Однако накануне войны в спешном порядке началось формирование механизированных корпусов, основу которых составляли танковые соединения.

Как известно, М.Н. Тухачевский был расстрелян в июне 1937 года. Его имя стоит первым среди авторов «теории глубокой операции». Сущность этой теории Тухачевский взял за основу советской военной доктрины, принципиальные положения которой не менялись до начала Великой Отечественной войны. С полным основанием Тухачевского можно считать автором «Основ стратегического развертывания Советских Вооруженных сил».

28 ноября 1937 года был утвержден план развития и реорганизации РККА на третью пятилетку (1938–1942 гг.). После его утверждения Генеральный штаб приступил к разработке основ стратегического развертывания РККА. Доклад по этому вопросу был написан от руки 24 марта 1938 года лично начальником Генерального штаба Б.М. Шапошниковым и направлен наркому обороны маршалу К.Е. Ворошилову[47].

Согласно этому документу, вероятными противниками считались:

а) блок фашистских государств и их сателлиты на Западе,

б) милитаристская Япония на Востоке.

Главный противник определялся на Западе. К нему относились Германия и Польша. Исходя из этой угрозы, рассматривались два варианта развертывания главных сил Красной армии.

Первый – к северу от Полесья

«…С переходом наших войск в наступление и нанесением главного удара к северу от Полесья, – говорилось в докладе, – нужно учесть, что главные силы германской армии можно встретить, по всей вероятности, в районе Свенцяны – Молодечно – Гродно… Наиболее выгодно нанести главный удар по обоим берегам р. Неман с задачей разгрома сосредоточивающихся здесь германо-польских сил и с последующим выходом наших главных сил в район Вильно, Гродно, Волковыск, Новогрудок, Молодечно.

Прорыв фронта противника позволил бы развить нашу операцию ударом по германской группировке на территории Литвы или нанести удар по барановичской группировке поляков. Фланги ударных армий намечалось прикрыть армией, наступающей от Полоцка, и армией, ведущей наступление от Слуцка на Барановичи, а также резервами как фронта, так и Главного Командования.

Прикрытие развертывания армии возлагалось на кавалерийские корпуса, которые должны были вести разведку на Молодечно и Новогрудок, а затем, после прорыва фронта, вводились для развития успеха…»

Второй вариант – развертывание наших главных сил к югу от Полесья. Основные силы должны быть развернуты на фронте Новоград-Волынский – Проскуров для удара на фронте Луцк – Львов, имея в виду выйти в район Ковель, Львов, Броды, Дубно, с дальнейшим наступлением на Люблин.

«…Балтийскому флоту:

– уничтожить боевой флот Финляндии, Эстонии и Латвии;

– захватить и укрепить острова Гогланд, Б. Тютерс, Лавансари, Сескар…»

Основы стратегического развертывания на Востоке заключались в том, чтобы не допустить вторжения японских войск в пределы советского Дальнего Востока, нанести им решительное поражение в Северной Маньчжурии и удержать за собой побережье Тихого океана, Сахалина и Камчатки.

Предполагалось, что для сосредоточения войск и начала решительного наступления потребуется 35–45 дней (учитывались возможности железнодорожных сообщений). Однако в докладе оговаривалось, что если бы мы вступили в войну до окончания полного сосредоточения японской армии, то наше превосходство в авиации и танках позволило бы нам, не ограничиваясь активной обороной, вести небольшие наступления на забайкальском, благовещенском и приморском направлениях.

«…Сосредоточив большую часть наших сил, что примерно займет 45 дней, мы можем перейти к решительным действиям в Северной Маньчжурии, имея основной задачей разгром японских войск в Северной Маньчжурии…»

Докладная записка была рассмотрена 13 ноября 1938 г. на Главном военном совете и одобрена им[48], но еще 26 мая 1938 г., по приказанию наркома обороны, маршал В.К. Блюхер был полностью ознакомлен с планом развертывания и записал задачи войск на Дальнем Востоке. Кроме того, ему были даны все другие расчетные данные.

После советско-финляндской войны, вхождения в состав СССР стран Балтии, Западной Белоруссии, Западной Украины и Бессарабии старый план стратегического развертывания Вооруженных сил 1938 года утратил силу. Поэтому в Генеральном штабе шла разработка нового плана стратегического развертывания Вооруженных сил. В середине 1940 г. был написан первый вариант плана. Считалось, что на нашей западной границе наиболее вероятным противником будет Германия. Здесь и должны быть сосредоточены наши главные силы. Они должны быть развернуты к северу от Полесья.

«…Основная задача Западного фронта – ударом севернее р. Буг в общем направлении на Алленштейн совместно с армиями Северо-Западного фронта нанести решительное поражение германским войскам, сосредоточивающимся на территории Восточной Пруссии, овладеть последней и выйти на нижнее течение Вислы. Одновременно ударом левофланговой армии в общем направлении на Иван-город совместно с армиями Юго-Западного фронта нанести поражение ивангородско-люблинской группировке противника и также выйти на Вислу…»

Основная задача Юго-Западного фронта – создать укрепленные районы на новой западной границе и активной обороной в Карпатах и по границе с Румынией прикрыть западные районы Украины и Бессарабию; одновременно ударом с фронта Мосты Великие, Рава-Русская, Сенява в общем направлении на Люблин совместно с левофланговой армией Западного фронта нанести поражение ивангородско-люблинской группировке противника, выйти и закрепиться на среднем течении Вислы.

Советским войскам на Дальнем Востоке ставились следующие задачи.

Забайкальский фронт – решительным ударом частями 17-й армии уничтожить части японцев, овладеть Солунь и Хайларским плато и выйти на фронт Халан, Аршан, ст. Якэши, имея в виду дальнейшее наступление вдоль Маньчжурской железной дороги на Цицикар и в обход хребта Б. Хинган в долину р. Нонни, прикрыть южную границу МНР.

Дальневосточный фронт. Основные задачи фронта – сосредоточив войска, перейти в решительное наступление с целью разгрома основной группировки противника против Приморья с выходом на линию Бейаньчжень, Саньсин… имея в виду дальнейшее наступление в общем направлении на Харбин; обеспечивать побережье Тихого океана, Охотского моря, Сахалина, Камчатки от возможных попыток японских войск высадить десант.

На документе имеется подпись Шапошникова. Указана также фамилия Тимошенко как наркома обороны, но подписи его на этом плане нет.

В сентябре 1940 г. в Генеральном штабе была окончательно завершена разработка плана стратегического развертывания Вооруженных сил СССР, о содержании первого варианта которого упоминалось выше.

Доклад «Об основах стратегического развертывания Вооруженных сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 гг.» за подписями наркома обороны С.К. Тимошенко и начальника Генерального штаба генерала арии К.А. Мерецкова был представлен 18 сентября 1940 г. на рассмотрение И.В. Сталина и В.М. Молотова[49]. Документ был написан в одном экземпляре лично заместителем начальника Оперативного управления генерал-майором А.М. Василевским.

В докладе рассматривались наши вероятные противники, которые оценивались так же, как и в первом варианте плана 1940 г.

Главные силы Красной армии на Западе в зависимости от обстановки могли быть развернуты или к югу от Брест-Литовска с задачей мощным ударом в направлении Люблин, Краков и далее на Бреслау на первом же этапе войны отрезать Германию от Балканских стран, лишить ее важнейших экономических баз и решительно воздействовать на Балканские страны, чтобы не допустить их участия в войне; или к северу от Брест-Литовска с задачей нанести поражение главным силам германской армии в пределах Восточной Пруссии и овладеть последней.

Далее следуют задачи фронтам и армиям наступательного характера и мало отличающиеся от первоначального плана 1940 г. То же самое и по характеру действий на Дальнем Востоке.

5 октября 1940 г. вышеизложенный вариант плана стратегического развертывания Советских Вооруженных сил обсуждался с руководителями партии и правительства. В ходе обсуждения «Соображений по развертыванию…» было признано целесообразным в качестве основного варианта иметь тот, который предусматривал развертывание главных сил Красной армии в составе Юго-Западного фронта. Поэтому в третьем варианте плана, который 14 октября 1940 г. вновь представили в ЦК ВКП(б) нарком обороны и начальник Генерального штаба, указывалось, что на Западе основную группировку необходимо иметь в составе Юго-Западного фронта. Одновременно признавалось необходимым иметь разработанным и другой вариант плана – с развертыванием основной группировки советских войск в составе Западного и Северо-Западного фронтов.

Итак, в отличие от плана 1938 г., составленного Б.М. Шапошниковым, где главным считался фронт к северу от р. Припять, в новом варианте плана основные усилия советских войск перенацеливались на другое, юго-западное направление.

В то время как Гитлером уже был подписан подробно разработанный план нападения на СССР «Барбаросса», в Москве в конце декабря 1940 г. было проведено совещание высшего командного состава Красной армии по военно-теоретическим вопросам. Ни в их докладах, ни в выступлениях ни разу не прозвучала мысль о возможной в скором времени войне с Германией. Сама Германия в качестве вероятного противника не называлась. Делались лишь ссылки «на иностранного соседа».

Доклады почти не касались вопросов стратегии, в частности стратегической обороны начального периода войны, которая не была разработана на стратегическом уровне, что сказалось самым отрицательным образом уже в первые дни войны. Генерал армии И.В. Тюленев в своем докладе «Характер современной оборонительной операции» был вынужден признать: мы не имеем современной обоснованной теории обороны, которую могли бы противопоставить современной теории и практике глубокой армейской наступательной операции. Тюленев ограничился только рамками армейских оборонительных операций. Однако и нарком обороны Тимошенко не поставил вопроса о стратегической и даже фронтовой обороне. В результате теория стратегической обороны и ведения фронтовой оборонительной операции ограничивалась теми положениями, что имели отношение к действиям сил прикрытия в начале войны. Предполагалось, что в ходе ее войскам не понадобится прибегать к длительной обороне, а тем более в широких масштабах.

Нарком обороны маршал С.К. Тимошенко, выступивший с заключительной речью, высказал следующее мнение: «В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового»[50]. Такой вывод, безусловно, ослаблял внимание к проблемам стратегии, в том числе к начальному периоду войны. Поскольку заключительная речь С.К. Тимошенко была направлена в войска в качестве директивного документа, можно полагать, что она в этой своей части имела негативные последствия для формирования взглядов командного состава на возможное начало войны в случае ее развязывания против СССР.

В январе 1941 года были проведены две двусторонние оперативно-стратегические игры на картах, на которые были привлечены командующие войсками военных округов, начальники штабов ряда округов, командующие армиями. Руководили играми нарком Тимошенко, начальник Генерального штаба К.А. Мерецков, а также заместители наркома, командующие и начальники родов войск и служб.

Соотношение в силах сторон по боевому составу как в первой, так и во второй игре было в пользу противника, особенно в первой игре, в которой создавалась сильная группировка на левом фланге в районе Восточной Пруссии с целью нанесения удара в направлении Риги и Двинска. Последнее обстоятельство дало возможность «западным» удачно решить задачу и выиграть операцию. Последствия этого проигрыша «восточными» сказались немедленно. Начальник Генерального штаба генерал армии К.А. Мерецков был освобожден от занимаемой должности и назначен заместителем наркома по боевой подготовке. Начальником Генерального штаба был назначен командующий войсками Киевского Особого военного округа генерал армии Г.К. Жуков, который и вступил в должность 1 февраля 1941 года.

За два года перед войной удалось добиться не только крупного количественного роста Красной армии и флота, но и качественного улучшения всей военной машины. В 1940 году, по сравнению с 1939 годом, оборонная промышленность увеличила свое производство на 27%. Если ассигнования на армию в годы первой пятилетки составляли лишь 5,4% всех бюджетных расходов, то в 1941 году они возросли до 43,4%. К началу войны промышленность выпустила 2700 самолетов новых типов, 4300 танков, из них около половины новых образцов.

Обладая значительным военным потенциалом, советское военное руководство начинает практические шаги по воплощению в жизнь «соображений по стратегическому развертыванию…». В апреле 1941 года Генеральным штабом отдаются директивы на разработку плана наступательных операций ЗапОВО и КОВО. Так, в директиве Западному Особому военному округу, написанной от руки А.М. Василевским 10 апреля 1941 года, говорилось: «Основные задачи: с переходом в наступление Юго-Западного фронта – ударом левого крыла фронта в общем направлении на Седелец – Радом наступать с Юго-Западным фронтом, разбить Люблинско-Радомскую группировку противника.

Ближайшая задача овладеть Седелец – Луков и захватить переправы через р. Висла… Разработать план первой операции 13-й и 4-й армий и план обороны 3-й и 10-й армий»[51].

5 мая 1941 года Сталин на выпуске слушателей военных академий в Кремле выступил с речью. Он, в частности, сказал: «Мирная политика обеспечивала мир нашей стране. Мирная политика дело хорошее. Мы до поры до времени проводили линию на оборону – до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы.

А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны, – теперь надо перейти от обороны к наступлению.

Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обороны перейти к военной политике наступательных действий. Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать в наступательном духе. Красная армия есть современная армия, а современная армия – армия наступательная»[52].

Незадолго до очередного выпуска академий по инициативе Сталина было проведено совещание Главного Военного совета. На нем были заслушаны доклады Г.К. Жукова, К.А. Мерецкова, И.В. Тюленева, Д.Г. Павлова, Г.М. Штерна, П.В. Рычагова, А.К. Смирнова.

Особое внимание в докладах и в ходе их обсуждения было обращено на вопросы повышения боевой готовности, ведения наступательных операций, концентрации сил и средств для достижения стратегического успеха. Проблема начального периода войны на совещании фактически не рассматривалась. Ни Сталин, ни нарком не обратили внимания на то, что, кроме генерала армии И.В. Тюленева, никто, по существу, не поднимал вопросы организации и ведения современных оборонительных операций.

В заключительном слове, подводившем итоги совещания Главного Военного совета, нарком обороны С.К. Тимошенко подчеркнул необходимость сделать акцент в дальнейшей работе на подготовку лишь к наступательным действиям при явной недооценке роли действий оборонительных.

В соответствии со специальной директивой Генерального штаба, направленной в войска 13 мая 1941 г. после согласования у Сталина, началось выдвижение ряда объединений и соединений из внутренних округов в приграничные районы (16, 19, 21, 22-я армии). Это выдвижение, положившее начало развертыванию второго стратегического эшелона, должно было завершиться в июле 1941 г. За 10 дней до начала войны было принято решение приблизить к границе стрелковые дивизии, находившиеся в тылу западных округов[53]. Одновременно началось отмобилизование запасников в количестве 800 тыс. человек.

Почти вся авиация приграничных округов была размещена на аэродромах вблизи границы. Подавляющая часть окружных мобилизационных запасов вооружения, боеприпасов, горючего и других материальных средств также была сосредоточена на незначительном удалении от границы (в Вильнюсе, Каунасе, Гродно, Бресте, Кобрине, Пружанах, Львове и других приграничных городах и районах) и была захвачена противником в первые дни войны.

15 мая 1941 г. под руководством Г.К. Жукова А.М. Василевским был составлен документ: «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных сил Советского Союза»[54].

«Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск.

Первой стратегической целью действий Красной армии поставить – разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее Брест – Демблин и выход к 30-му дню севернее рубежа Остроленка, р. Нарев, Ловичь, Лодзь, Крейцбург, Опельн, Оломоуц.

Последующей стратегической целью – наступать из района Катовице в северном или северо-западном направлении, разгромить крупные силы врага центра и северного крыла германского фронта и овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии.

Ближайшей задачей разбить германскую армию восточнее р. Висла и на краковском направлении выйти на р. Нарев, Висла и овладеть районом Катовицы, для чего:

а) Главный удар силами Юго-Западного фронта нанести в направлении Краков, Катовице, отрезать Германию от ее южных союзников.

б) Вспомогательный удар левым крылом Западного фронта нанести в направлении на Варшаву, Демблин с целью сковывания варшавской группировки и овладеть Варшавой, а также содействовать Юго-Западному фронту в разгроме люблинской группировки.

в) Вести активную оборону против Финляндии, Восточной Пруссии, Венгрии, Румынии и быть готовыми к нанесению ударов против Румынии при благоприятной обстановке.

Таким образом, Красная Армия начинает наступательные действия с фронта Чижев, Людовлено силами 152 дивизий против 100 германских, на других участках государственной границы предусматривается активная оборона.

…Детально группировка сил показана на прилагаемой карте»[55].

Письменных следов на документе Сталин не оставил. Он был сверхосторожен и осмотрителен.

20 июня 1941 года Г.М. Маленков передал Сталину директиву ГУПП[56]. Ее стали готовить после заседания Главного Военного совета и выступления Сталина перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 г. В ней узловыми были следующие положения:

«Новые условия, в которых живет наша страна, современная международная обстановка, чреватая неожиданностями, требуют революционной решимости и постоянной готовности перейти в сокрушительное наступление на врага… Все формы пропаганды, агитации и воспитания направить к единой цели – политической, моральной и боевой подготовке личного состава, к ведению справедливой, наступательной и всесокрушающей войны… воспитывать личный состав в духе активной ненависти к врагу и стремления схватиться с ним, готовности защищать нашу Родину на территории врага, нанести ему смертельный удар…»[57]

Директива была написана в духе «Соображений по стратегическому развертыванию…».

Обращает на себя внимание тот факт, что в Генеральном штабе усилия направлялись на разработку одного лишь варианта действий наших войск с началом войны, а именно наступательного. Что касается другого, оборонительного варианта плана, то о разработке его вопрос даже не ставился. Разработанный перед войной «План обороны государственной границы 1941 г.» не являлся оборонительным вариантом плана войны, он был планом прикрытия отмобилизования и развертывания Вооруженных сил.

Наиболее сильные Западный и Киевский Особые военные округа развернули основную массу войск в Белостокском и Львовском выступах, которые глубоко охватывали группировки немецких войск на восточно-прусском и люблинско-варшавском направлениях, т.е. представляли удобные плацдармы для наступления. Но в то же время направления, где были наиболее вероятны главные удары противника, прикрывались слабо.

Однако и создание наступательной группировки войск к началу войны не было окончено. Свыше 35% соединений первого стратегического эшелона не прибыли в районы, предназначенные им по плану прикрытия, и находились в пути следования. Второй стратегический эшелон[58] тоже находился на марше со сроком готовности вступить в боевые действия в середине июля 1941 г.

Механизированные корпуса (эшелон развития успеха) не имели оборонительных задач и не были готовы их выполнять. Слабые армии прикрытия, растянутые на широком фронте вдоль государственной границы, при 20% готовности укрепленных районов, не были рассчитаны на сдерживание массированных ударов вермахта.

На направлении главного удара противника севернее Белостокского выступа в полосе наступления 3-й танковой группы оказались самые низкие плотности советских войск. В 11-й армии Северо-Западного фронта они составляли 35 км на дивизию, в 8-й армии 30–40 км, в то время как противник во всей полосе Северо-Западного фронта имел плотность 7–8 км на дивизию, к тому же и численный состав немецкой дивизии был в два раза больше советской.

Катастрофа начала войны была неотвратима. Все рассуждения, что ее можно было предотвратить какими-то своевременными мерами, беспочвенны. Советская военная доктрина того времени носила сугубо наступательный характер. Обороне отводилось слишком незначительное место. Архаичная, времен Первой мировой войны, установка на сдерживание первого удара врага слабыми «армиями прикрытия» оказалась совершенно нереальной, как и теория немедленного «ответного удара» громадной, неповоротливой и плохо управляемой массой механизированных корпусов из глубины, которые были совершенно не готовы к действиям такого рода.

Советские Вооруженные силы накануне войны

После советско-финляндской войны, вскрывшей крупнейшие недостатки в подготовке командного состава, штабов и войск, были предприняты меры по перестройке обучения войск, совершенствованию их организационной структуры, перевооружению армии. Шел интенсивный поиск наиболее рациональных организационных форм всех видов Вооруженных сил и родов войск.

Однако проведение в жизнь запланированных мероприятий сильно осложнялось состоянием командных кадров. Хотя количество уволенных не превышало 7 процентов от общей численности командиров, ущерб был нанесен огромный, так как в первую очередь репрессии коснулись высшего командного состава. В результате были сменены все командующие войсками военных округов, 90 процентов их заместителей и начальников родов войск и служб, 80 процентов руководящего состава корпусного и дивизионного звеньев, 91 процент командиров полков и их заместителей[59]. Проводимое в 1940 г. и особенно в 1941 г. массовое формирование новых частей и соединений привело к огромному некомплекту командного состава. Он пополнялся преимущественно выпускниками военных училищ и курсов младших лейтенантов, а также за счет призыва из запаса, как правило, младших офицеров, не закончивших военные училища.

Несмотря на принимаемые меры, полностью укомплектовать армию командными кадрами до начала войны не удалось. В сухопутных войсках незаполненными оставались 66 900 должностей, то есть 16 процентов от общей численности, а в приграничных западных округах некомплект командного состава сухопутных войск был еще выше и составлял 17–25 процентов. В военно-воздушных силах не хватало 32,3 процента летно-технического состава, на флоте неукомплектованность командирами составляла 22,4 процента. Помимо этого, до 75 процентов командного состава Советских Вооруженных сил имели стаж пребывания в занимаемой должности всего несколько месяцев[60].

Развертывание в короткие сроки большого количества соединений и частей и передислокация войск в новые районы привели к ухудшению учебно-материальной базы и усилили текучесть кадров. В войсках не хватало стрельбищ, полигонов, учебных приборов, наглядных пособий, тренажеров, уставов, наставлений и другой учебной литературы. К примеру, в Киевском военном округе, по свидетельству его командования, стрельбища были примитивными, отсутствовали хорошо оборудованные учебные поля, обеспеченность учебным оружием составляла всего лишь 10 процентов от нормы, а пособиями и стрелковыми приборами – 15–20 процентов[61].

Крайне неблагоприятные условия, в которых протекала боевая учеба накануне войны, привели к тому, что, несмотря на огромные усилия, в подготовке войск, штабов и командного состава оставалось много существенных недостатков. Наиболее слабо были обучены танковые и воздушно-десантные войска, артиллерийские противотанковые бригады РГК и авиация, которые не успели до начала войны закончить формирование и реорганизацию. Главными недостатками в подготовке пехоты, артиллерии, танковых войск и авиации являлись неумение взаимодействовать друг с другом и плохая организация разведки во всех звеньях. Общевойсковые подразделения и части неумело готовили и проводили контратаки в обороне. Слабой была выучка как одиночного бойца, так и подразделения в целом. В артиллерии оказались недостаточно слажены дивизионы и полки. Проведенная в конце мая – начале июня 1941 г. проверка танковых соединений показала, что огневая подготовка снизилась, вождение танков отработано не полностью, подразделения, части, соединения и штабы не слажены.

Штабы тактического звена, особенно стрелковых батальонов и полков, а также штабы артиллерийских, авиационных, танковых соединений и частей плохо организовывали разведку, не умели обобщать данные о противнике и делать по ним выводы. Самым слабым местом в их подготовке являлись организация и поддержание взаимодействия в бою. Штабы не овладели управлением с использованием радиосвязи.

Нарком обороны в директиве от 25 января 1941 г. признавал, что оперативная подготовка высшего командного состава, войсковых штабов, армейских и фронтовых управлений, особенно авиационных штабов, была низкой. Высший командный состав плохо знал боевые возможности родов войск и авиации, поэтому не всегда правильно использовал их на проводившихся в 1940 г. учениях с войсками, на командно-штабных учениях, в играх и на различного рода занятиях. Командный состав не имел твердых навыков в руководстве войсками, особенно в ходе операции, в результате чего управление часто нарушалось. Наблюдалось пренебрежение расчетами, не учитывались пространство и время, мало уделялось внимания вопросам боевого и материального обеспечения. По мнению наркома, часть командного состава оставалась еще на уровне опыта Гражданской войны и пыталась перенести его на современность.

Войсковые штабы, армейские и фронтовые управления имели лишь начальные знания и поверхностное представление о характере современной операции армии и фронта, не справлялись с планированием, не овладели искусством организации тылового обеспечения операции, не умели обеспечить непрерывность управления и восстанавливать его при нарушении. Штабы были слабо сколочены.

Для укомплектования новых формирований весною 1941 г. был произведен неплановый (дополнительный) призыв на действительную срочную службу рекрутов, не призванных в 1940 г. К началу войны многие из них не успели пройти даже курс молодого бойца и принять присягу. Поэтому значительная часть новобранцев оказалась невооруженной. Молодое пополнение использовалось преимущественно для укомплектования танковых и моторизованных соединений приграничных военных округов, формирование которых было начато в феврале 1941 г. Доля новобранцев в общей численности рядового состава многих дивизий достигала 50–60 процентов[62]. Среди них значительную часть составляли коренные жители Средней Азии и Закавказья, слабо знавшие русский язык или не владевшие им совсем. Это значительно осложняло процесс их обучения.

Таким образом, в подготовке советских войск имелось много недостатков, важнейшими из которых были низкая теоретическая и практическая подготовка командного состава, недостаточная слаженность штабов всех звеньев, особенно в танковых войсках, неумение организовывать и поддерживать непрерывное взаимодействие в бою и в операции между родами войск и видами Вооруженных сил. Подразделения и части также не были слажены в достаточной степени. Летчики слабо владели установленным на самолетах оружием, механики-водители танков в большинстве своем имели незначительный стаж вождения боевых машин (в основном 8–10 часов), экипажи плохо знали технику, особенно новую, и не могли самостоятельно устранить даже простейшие неисправности. Командный состав, штабы и связисты слабо владели средствами радиосвязи, зенитчики и летчики не готовились к стрельбе по современным скоростным самолетам противника. Недостатки в подготовке командного состава, штабов и войск усугублялись существенными просчетами в организационном строительстве и техническом оснащении армии.

После советско-финляндской войны шел интенсивный поиск наиболее рациональных организационных форм всех видов Вооруженных сил. Особенно активно эта работа велась в сухопутных войсках, являвшихся главным видом Советских Вооруженных сил.

Штатные боевые возможности стрелковой дивизии Красной армии были не ниже боевых возможностей пехотной дивизии вермахта, однако она уступала немецкой в подвижности, так как имела меньше автомобилей, в противотанковых средствах (54 орудия против 72). Вся противотанковая артиллерия противника имела механическую тягу или самоходные шасси, а противотанковые подразделения советской дивизии – конную тягу, поэтому существенно уступали в подвижности. В стрелковых подразделениях Красной армии в отличие от немецких фактически не было противотанковых средств. Только в стрелковом батальоне по штату полагалось два орудия. В немецких подразделениях на вооружении состояли противотанковые ружья.

Еще в середине 30-х годов в Советском Союзе был разработан образец 37-мм безоткатного (реактивного) противотанкового ружья. Его приняли на вооружение, но затем сняли. После этого в войска начало поступать нарезное противотанковое ружье калибра 14,5 мм, однако перед войной и оно было снято с вооружения, так как ошибочно считалось, что и противник станет создавать такие же «толстобронные» танки, какие производились в СССР накануне войны (Т-34 и КВ).

Существенным недостатком штатной структуры советских стрелковых дивизий являлось малое количество средств противовоздушной обороны. Дивизии полагалось иметь 12 зенитных орудий и несколько зенитных пулеметов. Причиной недооценки наземных средств борьбы с самолетами противника явилась переоценка возможностей истребительной авиации (каждая армия имела 2–4 истребительных полка, то есть 120–240 самолетов), которая, как предполагалось, могла надежно прикрыть основную ударную группировку армии.

Самым же крупным недостатком советских стрелковых войск, как, впрочем, и других родов войск и видов Вооруженных сил, являлась их неполная укомплектованность. Дивизии, входившие в состав армий приграничных военных округов, имели в своем составе до 12 тыс. человек при штатной численности около 14,5 тыс. Особенно отрицательно на боеспособности соединений отразилась низкая укомплектованность автотранспортом (30–40 процентов штатной численности), средствами тяги для артиллерии и радиосредствами. Корпусные артиллерийские полки, а также часть дивизионных, имевшие в качестве средства тяги сельскохозяйственные тракторы, оказались не полностью укомплектованы ими.

Крайне низкой была боеспособность танковых войск, которые в результате неправильно проводимой реорганизации практически оказались расформированными накануне войны и не созданы вновь. Произошло это потому, что осенью 1939 г. из-за ошибочной оценки опыта боевого применения танковых войск в Испании и в других вооруженных конфликтах было принято решение о расформировании имевшихся в Красной армии танковых корпусов. Летом же 1940 г. на основе опыта действий в Западной Европе танковых войск Германии в Советском Союзе приступили к созданию танковых корпусов, которые затем стали называться механизированными.

Отдавая весной 1940 г. начальнику Генерального штаба Шапошникову и его заместителю Смородинову распоряжение на разработку организационной структуры этих новых корпусов, Сталин потребовал, чтобы каждый из них имел не менее 1000 танков. Шапошников, не одобрявший такой состав корпуса, поручил эту работу Смородинову, сославшись на занятость разработкой плана войны. Вместе с тем уже тогда народный комиссар обороны Тимошенко и Шапошников докладывали Сталину, что формирование корпусов привело к недостатку танковых соединений, предназначенных для поддержки пехоты, и нехватке танков вообще. Однако Сталин приказал увеличить количество формируемых корпусов до 9. В феврале 1941 г. началось формирование еще 20 мехкорпусов. Для их укомплектования требовалось свыше 30 тыс. танков, а имелось только 23 тыс. машин всех типов. В результате оказались расформированными все отдельные танковые бригады, большинство из которых имело свыше 250 танков. Они были хорошо укомплектованы, слажены и обучены. Многие из них принимали участие в боях на реке Халхин-Гол, в советско-финляндской войне, участвовали в походах советских войск в западные области Белоруссии и Украины, вводились на территорию Прибалтийских республик, в Северную Буковину и Бессарабию. К тому же были изъяты отдельные танковые батальоны из штатов стрелковых дивизий, что значительно ослабило их боевые возможности и усложнило условия отработки взаимодействия танков и пехоты. Все это привело к фактической ликвидации танковых формирований, предназначенных для поддержки пехоты.

Укомплектованность танками вновь созданных механизированных корпусов составляла в среднем 50 процентов, а многих из них (13, 17, 18, 20, 24-й) – 6–25 процентов. Даже те из них, которые находились в западных приграничных округах и снабжались в первую очередь, были укомплектованы автомобилями и тракторами не более чем на 35 процентов.

Таким образом, для завершения формирования намеченного количества корпусов не хватило танков, хотя по численности их было значительно больше, чем у Германии со всеми ее союзниками. Такое положение явилось, с одной стороны, следствием грубой ошибки в определении количества танков в каждом из соединений. Кстати, моторизованные корпуса вермахта имели не более 300–400 танков. С другой стороны, неправильно было определено необходимое число танковых и моторизованных соединений.

Подобные ошибки имели место и в реорганизации других родов войск. Стрелковым дивизиям, например, не хватало автоматов, полевых и зенитных орудий, авиационным дивизиям – самолетов. Всем родам войск и видам Вооруженных сил недоставало автомобилей, радиостанций, инженерного вооружения и многих других видов военного имущества и снаряжения.

Особенно плохо обстояло дело с укомплектованностью артиллерийскими тягачами, средствами транспортировки горючего и ремонта боевой техники, а также радиосредствами. К примеру, в Киевском Особом военном округе наиболее обеспеченными танками являлись 4, 8 и 15-й корпуса, которые по плану войны должны были составить конно-механизированную группу Юго-Западного фронта. Однако укомплектованность их указанными видами боевой техники была также очень низкой. Так, 10-я танковая дивизия 15-го мехкорпуса, имевшая на 22 июня 363 танка при необходимой численности – 375, насчитывала всего лишь 5 мастерских типа «Б» вместо 53, положенных по штату, 37-я танковая дивизия того же корпуса смогла выступить на марш 22 июня только с двумя батареями артиллерийского полка (8 орудий), так как в остальных не было средств тяги. Все дивизии, как правило, имели по 4 зенитных орудия вместо 12. Многие моторизованные дивизии механизированных корпусов оказались слабо укомплектованными автомобилями для перевозки личного состава или не имели их совсем и представляли собой малоподвижную пехоту.

Техническое состояние советских танков было крайне низким. Из 23,2 тыс. машин к началу войны боеспособными считались только 14,7 тыс. Остальные являлись или устаревшими (пулеметные танки), или неисправными. Для их ремонта недоставало ни ремонтных средств, ни запасных агрегатов. К тому же участие основной части танкового парка в освободительном походе Красной армии в Западную Украину и Западную Белоруссию, в советско-финляндской войне, других вооруженных конфликтах привело к тому, что машины сильно износились и запас их хода, особенно по двигателям, был невелик. Так, в 10-й танковой дивизии у танков Т-28 он не превышал 75 моточасов, а у БТ составлял от 40 до 100 часов. Среднесуточный же расход моторесурса в первые недели войны составил в этой дивизии от 10 до 13 часов. Новые танки были еще недостаточно совершенны, так как их производство только разворачивалось.

Примечания

1

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 50. С. 145.

2

Война и военное дело. М., 1933. С. 27.

3

РЦХДНИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 348. Л. 1.

4

Там же. Ф. 44. Оп. 1. Д. 5. ЛЛ. 127–132.

5

Волкогонов Д.А. Троцкий. Политический портрет. М., 1992. Кн. I. С. 332.

6

Там же. С. 340.

7

В послужном списке Фрунзе на вопросы, какое военное или военно-политическое заведение, а также какую академию или равное ей высшее военно-учебное заведение, когда окончил, стоит ответ: «Самообразование» (Фрунзе М.В. Собрание сочинений. М., 1929. Т. 1. С. 672).

8

Фрунзе М.В. Собрание сочинений. М., 1929. Т. 1. С. 182.

9

Там же. 218–219.

10

Фрунзе М.В. Собрание сочинений. Т. 1. С. 221–222.

11

Там же. С. 223.

12

Фрунзе М.В. Собрание сочинений. Т. 1. С. 461.

13

Там же. С. 370.

14

Там же. С. 40–42.

15

Фрунзе М.В. Собрание сочинений. Т. 1. С. 75.

16

Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. Политический портрет И.В. Сталина. М., 1994. Кн. I, ч. 1. С. 203.

17

Советские Вооруженные силы. История строительства. М., 1978. С. 123.

18

В 1921 году производство продукции крупной промышленности составляло всего-навсего пятую часть, а выплавка стали – менее чем двадцатую от довоенного уровня. (История Второй мировой войны 1939–1945 гг. М., 1973. Т. 1. С. 202.)

19

Советские Вооруженные силы. История строительства. С. 151.

20

Незнамов А.А. Военная доктрина //Военное дело 1918, № 12; Свечин А.А. Основы военной доктрины (тезисы); Он же. Что такое военная доктрина //Военное дело 1920, № 2; Незнамов А.А. Военная доктрина //Военное дело 1920, №4; Изместьев П.И. Основы военной доктрины //Военное дело 1920, № 9, и др.

21

Данная формулировка военной доктрины впервые прозвучала в резолюции Х съезда РКП(б) по военным вопросам, зачитанной Троцким, но 6 последних пунктов резолюции, в т.ч. и о военной доктрине, были подготовлены Фрунзе.

22

Фрунзе М.В. Собрание сочинений. Т. 1. С. 182.

23

Собрание оперативных телеграмм, приказов и распоряжений тов. Вацетиса. 18.7–7.9.1918 г. М., 1918.

24

Тухачевский М.Н. Инженерное измерение операций. // Революция и война (журнал Западного фронта) 1920. Сб. 2. С. 39–55.

25

Изместьев П.И. Краткое руководство по элементарной и общей тактике. Пт., 1919; Лукирский С.Г. Общая тактика. М., 1919; Кузнецов С.А. Общая тактика. М., 1919; Верховский А.И. Тактика. Лекции, читанные на 1-х пехотных казанских курсах в 1919–1920 гг.; Елизаров Н.С. Тактика пехоты. М., 1919, и др.

26

Свечин А. История военного искусства. М., 1922, Ч. 1, Ч. 2. М., 1923, Ч. 3.

27

Там же.Ч. 1. С. 4.

28

Труды Первой Всесоюзной конференции историков 28.12.1928–4.1.1929 г. М., 1930, Т. 2.

29

Против меньшевистского идеализма в вопросах войны и военного дела. М., 1931.

30

Против реакционных теорий на военно-научном фронте. Критика стратегических и военно-исторических взглядов проф. Свечина. М., 1931 г.

31

Царская Россия в мировой войне. Л., 1925, Т. 1; Центральное статистическое управление. Россия в мировой войне 1914–1918 гг. (в цифрах). М., 1925; Зайончковский А. Подготовка России к империалистической войне. Очерки военной подготовки и первоначальных планов. По архивным документам. М., 1926; Петров М. Подготовка России к мировой войне на море. М., 1926, и др.

32

Покровский М.Н. Империалистическая война. Сборник статей. М., 1934; Полетика Н.П. Подготовка империалистической войны 1914–1918. М., 1934; Мировая война в цифрах. М., 1934; Болтин В. Очерки мировой войны 1914–1918 гг. М., 1940, и др.

33

Корсун Н. Эрзерумская операция на Кавказском фронте мировой войны в 1915–1916 гг. М., 1938; Зайончковский А. Мировая война 1914–1918 гг. М., 1938, Т. 1–2, М., 1939, Т. 3; Коленковский А. Маневренный период первой империалистической войны 1914 г. М., 1940; Барсуков Е. Русская артиллерия в мировую войну. М., 1938, Т. 1, М., 1940, Т. 2; Ветошников А.В. Брусиловский прорыв. Оперативно-стратегический очерк. М., 1940, и др.

34

Татарченко Е. Новые черты современного военного искусства // Красная звезда. 1940. 10 июля; Новое в военном искусстве на западе// Красная звезда. 1940. 4 декабря.

35

Белицкий С.М. Некоторые проблемы эволюции войны. Т. 3. М., 1931. С. 214.

36

Академия Генерального штаба. М., 1987. С. 48.

37

Там же. С. 49.

38

История войн и военного искусства. Т. 3, ч. 2. Войны и военное искусство периода вползания и начала Второй мировой войны фашистских стран. ГШ РККА. Рукопись. М., 1939, С. 3–4.

39

История Второй мировой войны 1939–1945 гг. М., 1973. Т. 1. С. 270.

40

Там же. С. 159, 195.

41

Там же. М., 1975. Т. 2. С. 199.

42

Советская военная энциклопедия. М., 1976. Т. 2. С. 574. Во втором томе Военной энциклопедии 1994 г. статья «Глубокая операция» подвергнута существенной правке. В ее начале дается современная трактовка термина «глубокая операция». В исторической части поменяли местами М.Н. Тухачевского и В.К. Триандафилова.

43

См: Военно-исторический журнал. 1991. № 8, 9.

44

Военно-исторический журнал. 1991. № 8. С. 45.

45

Там же. С. 47.

46

Военно-исторический журнал. 1991. № 8. С. 50.

47

Военно-исторический журнал. 1991. № 12. С. 10.

48

Военно-исторический журнал. 1991. № 12. С. 10.

49

Военно-исторический журнал. 1991. № 12. С. 10.

50

Военно-исторический журнал. 1993. № 6. С. 16.

51

Военно-исторический журнал. 1991. № 12. С. 10.

52

РГАСПИ Ф. 558. Оп. 1. Д. 3808. Л. 11–12.

53

Перечнев Ю.Г. Уроки блицкрига. М.,1985. С. 27–28.

54

Военно-исторический журнал. 1991. № 12. С. 11–12.

55

Карта находится в фондах ГОУ ГШ ВС РФ.

56

ГУПП – Главное управление политической пропаганды.

57

Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. Политический портрет И.В. Сталина. Кн. II, ч. 1. С. 154.

58

Согласно постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 21 июня 1941 г., большая часть объединений должна была составить группу Резерва Главного Командования.

59

Военные кадры Советского государства в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. М., 1963. С. 12.

60

Советский Союз накануне Великой Отечественной войны. М., 1990. С. 35.

61

РГВА. Ф. 31983. Оп. 3. Д. 156. Л. 167; Д. 54. Л. 164.

62

Советский Союз накануне Великой Отечественной войны. С. 38.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.