За пятьсот тысяч лет существования его называли по-разному: одни Зондом, другие – Курьером или Странником. А кремнийорганические существа с Орфанского Звездного Скопления, известные своей ленью и медлительностью, прозвали его Торопыжкой.
      Его создатели имени придумать или не смогли, или не захотели. Они никогда не давали имен машинам и приборам, даже таким сложным и дорогим, как тот. Между собой они называли свое детище Ищейкой, потому что его функции в этом и заключались: искать и находить в космосе разумные существа. Довольно редко, но проскальзывало и название Связной, потому что прибор помогал связываться с существами не только близкими к человеческой расе, но и с гуманоидами вообще. Кое-кто называл его Покровителем, Наставником и даже Летописцем.
      И все-таки чаще всего создатели этого уникального прибора, ухлопавшие на свое творение много лет каторжного труда, называли его Ищейкой. Ну чем не доберман-пинчер, взявший след мало-мальски развитой цивилизации? Только в отличие от ищейки-собаки Ищейка-Зонд мог беседовать со своей "жертвой" на чистейшем Истинном Языке.
      Создатели верили, что в один прекрасный день Он вернется и сообщит всей цивилизации, что она не одинока во Вселенной и что кроме малоприятных мельтешащих рачков, которые заполонили планеты, во Вселенной есть еще кое-кто, заслуживающий внимания.
      Но... За полмиллиона лет своей работы Он не нашел никого. В водах сотен миров ему встречались лишь амебоподобные твари, которые не только не понимали Истинный Язык, но и не умели разговаривать вообще.
      На голубой планете, которую Он недавно посетил, примитивные существа царствовали до сих пор. Раз за разом Он высаживался на этой планете, изучая ее обделенных умом и духом обитателей, и пытался приобщить их к Слову. Однако существа упрямо молчали – ни звука, ни эмоций. А однажды они совершенно неожиданно исчезли.
      Растерявшись, Он заглянул в инструкции:
      "Планету необходимо подготовить для новых форм жизни. Старые формы, какими бы примитивными они ни были, должны выжить: каждая тварь есть величайшая ценность для Федерации."
      Любой из людей, оказавшись в подобной ситуации, непременно зачесал бы в затылке. В инструкциях о чудесном исчезновении обитателей планеты не нашлось ни слова. Может, бессловесные существа сделали скачок в своей эволюции, и у них развились способности, в которых им, заранее отказали создатели? А может, представители какой-то другой цивилизации спрятали обитателей планеты с глаз долой до лучших времен? Ответа на свои вопросы Он так и не нашел.
      Едва успев окунуться в омут сухих инструкций, Он увидел, что аборигены появились вновь и даже огласили пространство веселым смехом.
      Скорее всего, бессловесные обитатели планеты совсем не изменились и ничем не отличались от своих предков. Когда их о чем-то спрашивали, они прятали глаза и стыдливо молчали. Должно быть, этим существам просто нечего было сказать.
      В конце концов, виноваты во всем недописанные и недодуманные инструкции. Разве не они спутали ему все карты, не подсказав дальнейших действий? Что же предпринять? Остаться здесь и с ослиным упрямством приручать местных жителей, или лететь на иные планеты и там примеривать на себя вожделенную тогу мессии? Печально вздохнув, он решил выбрать второе.
      В кристаллических закоулках его электронного мозга роились вопросы, но ответы куда-то пропали. Вопросы, злые и неприглаженные, несли в себе опасность: трагическую для беспечных существ, определенную для него и вполне осязаемую для создателей.
      Лишь однажды за пятьсот тысяч лет Он столкнулся с такой опасностью.
      Несколько секунд напряженно шевеля кристаллическими извилинами, Он пытался воссоздать картину тех далеких дней, но ничего не вышло. Что-то в этом скопище искусственных нейронов отказало. А ведь каждый двоечник знает: утерянная информация не восстанавливается.
      Погрузившись в кромешный информационный мрак, лишившись самого ценного – памяти, Он продолжил свою миссию, а вернее, теперь уже бессмысленный и бесконечный путь, который привел его на самый край Нейтральной Зоны. Туда, где уже не распространялись законы Федерации, но и не чувствовалась еще мертвая хватка Ромуланской Империи.

      Джеймс Кирк был счастлив. Счастлив от того, что вернулся домой один, и ничто не мешает ему насладиться радостью возвращения.
      Избороздив галактику вдоль и поперек, Кирк видел столько обитаемых и необитаемых миров, сколько иному офицеру Звездного Флота хватило бы на всю жизнь. Какие только формы бытия не организовал человек! В каких только условиях не цепляется он за жизнь! Насколько многообразны и интересны проявления человеческого гения!
      Капитан видел и мегаполисы, которые могли бы заглотить в свое чрево территорию всей Северной Америки, и деревни, словно сошедшие с пасторальных картинок где-нибудь в чистенькой Швейцарии, и подводные города, и космические города-лаборатории. И все же нет места краше и теплее, чем Сан-Франциско.
      Этот город стал родным для Кирка с первого дня учебы в Академии, когда он и Гэри Митчелл восторженно любовались его холмистыми старыми улицами. После первой своей пятилетней миссии на "Энтерпрайзе" чувства капитана к родному городу и его жителям вспыхнули с новой силой.
      Пресидио, Хайт-Эшбери, новый пригород, застроенный домами для служащих Звездного Флота, – все это пятисотлетняя история, частью которой был и Кирк. Еще утром, расхаживая по своей старой квартире и любуясь видом на бухту, он со щемящей грустью вспоминал те дни, когда после окончания Академии получил назначение на должность командующего по оперативным вопросам. Много воды утекло с тех пор, но и сейчас улицы, пляжи и жители помнят бравого офицера, славного малого Джеймса Кирка.
      Ах, если бы Спок и Маккой смогли провести здесь хотя бы парочку дней!
      С какой гордостью он показал бы им старый Голден-Гейт-Парк, где ветвистые рододендроны, сомкнувшись над заветными тропами, образовали высокие арки, а тенистые лужайки все так же очаровательны, как и много лет назад.
      И только дожди, злые и обильные, помешали бы насладиться красотами самого старого и самого красивого парка в Сан-Франциско. Что-то случилось с погодой... Говорят, это влияние Зонда. Кое-где на планете это творение космического разума наделало столько бед, что власти решили создать специальную комиссию для организации помощи пострадавшим районам.
      Кирку не удалось застать те дни, когда бушующая стихия безжалостно обрушилась на северное полушарие Земли. Однако отголоски тех событий ощущаются до сих пор и, как утверждают ученые, еще долго будут вносить сумятицу во все метеорологические прогнозы.
      Недалеко, на узкой припортовой набережной, из-за куска хлеба дрались чайки. Заметно похолодало. Порывы свежего морского бриза пронизывали до костей, но Кирк не обращал внимания на погоду. Капитан был слишком рад встрече с городом своей юности, с этой набережной, парком, могучими секвойями – со всем тем, что напоминало ему о лучших годах.
      И лишь одна только мысль не давала Кирку покоя в эти безмятежные дни: скоро ли состоится новая встреча со звездами? Очевидно, он просто разучился отдыхать. Все мысли Кирка, его сердце, были там, где нет ни дождей, ни ветра, ни злых криков голодных чаек, а существует лишь вечная борьба с Космосом.
      Подходил к концу короткий отпуск капитана. Сегодня утром Кирк получил сообщение от Командования Звездным Флотом, что открыт новый, неизвестный доселе сектор галактики, и ему вместе со своим экипажем надлежит отправиться туда для изучения. Куратором миссии назначен адмирал Картрайт.
      Сквозь морскую дымку едва пробивались лучи тусклого предполуденного солнца. "Успеть бы на встречу..." – сам себя подгонял капитан, ускоряя шаг.
      Новая миссия, новые планы, новые волнения... Многое изменилось за последние двадцать лет. Вот он уже командует "Энтерпрайзом-А", кораблем, который ни разу за время последней миссии не подвел своего капитана.
      Конечно, это не старый добрый "Энтерпрайз", но, как часто напоминает Леонард Маккой, от этого Кирк не перестал слыть космическим волком.
      Да... многое изменилось. Вот и с клингонами, вечными соперниками Федерации, заключено хоть и хрупкое, но перемирие; более того, успокоились даже ромуланцы.
      Внезапный пронзительный крик чайки спустил капитана с небес на землю.
      Бросив на орущее скопище птиц прощальный взгляд, Кирк засунул руки в карманы и, насвистывая бодрую мелодию, двинулся дальше.

* * *

      Встающее солнце посеребрило спокойную поверхность Кораллового моря.
      Если бы Споку не предстояло надолго покинуть эту романтическую лагуну у Большого Барьерного Рифа, то, возможно, он всерьез занялся бы изучением здешнего подводного мира, великолепием и разнообразием превосходящего любой район Мирового океана.
      В последний день вулканец решил проведать двух своих старых друзей горбатых китов Джорджа и Грейси, которых Институт Океанологии содержит на своей акватории с прошлого-века. Спока всегда восхищали эти гиганты, совершенно непохожие на морских чудовищ, обитающих в неспокойных водах вулканских океанов.
      Стоя на краю недавно выстроенного пирса, Спок с восхищением наблюдал за Джорджем. Кит поднялся высоко в воздух и нехотя, как в замедленной съемке, с грохотом обрушился всей своей гигантской массой на спокойную гладь лагуны. Через несколько мгновений на месте падения взметнулся грандиозный, сверкающий на солнце фонтан воды.
      Оттолкнувшись от бетонного основания пирса, Спок бросился в воду и, широко взмахивая руками, поплыл навстречу водной феерии. Неожиданно вулканец услышал непонятные звуки, гулко разнесшиеся по тихой утренней лагуне. Это не было шумом плещущейся воды. Спок догадался, что слышит "пение" Джорджа. Собственно, это нельзя было даже назвать звуками.
      Вулканец ощущал их всей своей кожей, слышал внутри себя.
      "Голос" Джорджа был чистым и сильным. Каждый, кто находился сейчас в радиусе тысячи пятисот километров от акватории Института, мог чувствовать эти неслышные таинственные колебания.
      Каких-то пятьсот лет назад звуки тысяч и тысяч горбатых китов заполняли всю толщу Мирового океана. Не затихая ни на секунду, "голоса" отдельных китов сливались в единую нескончаемую "песню". Не успевали затихнуть одни звуки, как на смену им появлялись другие. Одна стая китов могла общаться с другой, находящейся на расстоянии до двадцати тысяч километров, то есть, по существу, на обратной стороне Земли.
      Так продолжалось до конца девятнадцатого века. А потом в океанских просторах начали царствовать другие звуки, звуки бесчисленных коммерческих и военных пароходов. Испуская мощные колебания, они делали невозможным общение китов на расстоянии более десяти километров. Очевидно, засоренность океанов звуками машин и привела к массовым самоубийствам китов в двадцатом веке. Дезориентированные, они сотнями выпрыгивали на берег, обрекая себя на мучительную гибель. Не в силах помочь несчастным животным, человек допустил исчезновение китов как вида.
      Из огромной некогда популяции остались лишь двое: Грейси и Джордж.
      Говорят, что простые "песни" Джорджа отогнали от Земли Зонд. Не успев произвести на планете еще больших разрушений, пришелец навсегда ретировался в черную бездну Вселенной. Так, по крайней мере, считает Звездный Флот. Спок же был совершенно другого мнения.
      Все указывает на то, что Зонд, или нечто подобное, уже не раз посещало Землю и раньше. Очевидно, прошлый визит Зонда состоялся в период расцвета китообразных, еще до того, как люди научились фиксировать приближение таких опасных явлений. Когда это было? Пятьсот лет назад?
      Тысячу? Кто знает... Ясно только, что в последний свой визит Зонд нашел совершенно другую планету, и единственными существами, которым было что-то известно о его целях и планах и с которыми он вошел в контакт, остались лишь эти двое.
      Вот почему Спок находился здесь, в акватории Института, в компании своих новых друзей. Не питая особых иллюзий относительно своего успеха, вулканец, тем не менее, многое успел понять и выяснить. Когда его спросили, каким образом он узнал, что Грейси беременна, Спок ответил на удивление скромно: "Она сама мне сказала". "Я узнал это от Грейси", уточнил он затем.
      Бесконечно любопытный, смелый в своих суждениях, вулканец сейчас напоминал того Спока, который чуть было не погиб в подземельях Януса-Шесть, но все-таки добыл бесценную информацию о существовании в заброшенных штольнях кремнийорганических существ.
      Вновь послышался плеск воды и удар пятидесятитонной туши о морскую гладь. И опять ввысь взметнулся грандиозный лазурный фонтан. Казалось, Джордж почувствовал не только присутствие Спока, но и его мысли.

* * *

      Сидя среди развалин древнего, давно покинутого города на одной из бесплоднейших планет, лишь недавно вновь завоеванной Ромуланской Империей, Дайян внимательно изучал поврежденные временем и природными стихиями настенные надписи. Неожиданно наверху послышались чьи-то шаги, и археолог, щурясь от слепящего красного солнца, увидел высокую мужскую фигуру.
      Это был младший лейтенант со сторожевого корабля, неотступно следовавшего за исследовательским звездолетом до самой планеты. "Странно, но я почему-то ничуть не удивлен", – подумал Дайян.
      – Что случилось? – недовольно спросил археолог.
      – Приказ из столицы. Необходимо отозвать все научные миссии.
      – Но с какой целью? – сверкнул зеленоватыми глазами Дайян.
      Он только-только начал свою работу! С каким удовольствием археолог сейчас запустил бы большим увеличительным стеклом в лицо этому младшему лейтенанту! Но... Нужно быть осторожным хотя бы ради сестры, чьи позиции куда более шатки, чем его собственные. Нельзя забывать, что она по-прежнему живет в столице, где интриги, убийства, месть – обычные явления. Шепоток какого-нибудь "доброжелателя" может засадить сестру за решетку и навсегда поставить на ней клеймо неблагонадежной.
      – Мне не сказали, – заявил младший лейтенант не без тени самодовольства. – Поэтому и вам я ничего не могу объяснить. Знаю только, что ваш корабль отходит через час. Поторапливайтесь, или вы останетесь здесь в одиночестве.
      Ухмыльнувшись, младший лейтенант пнул несколько мелких камешков и отправился прочь.

* * *

      Стоя на мостике, доктор Леонард Маккой с восхищением наблюдал за голубовато-белой планетой, мирно проплывающей по главному экрану. Вид этой родной безмятежной планеты никак не вязался с теми событиями, которые испытала Земля совсем недавно. Многие районы на ее поверхности оказались полностью отрезанными от внешнего мира, и транспортным кораблям стоило немалого труда перебросить туда продукты и медикаменты. До сих пор людям советуют кипятить воду, но в целом ситуация в этих районах уже нормализуется.
      Спокойно обстояли дела и на "Энтерпрайзе".
      – На экране выборочные сведения из истории музыки двадцатого века, доктор, – послышался голос Павла Чехова, сидевшего за терминалом и нажимавшего на кнопки клавиатуры. – Важный период в развитии музыки. Самые знаменитые композиторы...
      Прервавшись, Чехов повернул к Маккою дисплей с изображенным на нем списком имен: Шостакович, Прокофьев, Стравинский, Свиридов, Хачатурян...
      Доктор нахмурился и положил руку на плечо собеседника.
      – Кажется, здесь попахивает национальными пристрастиями.
      – Пристрастиями?! – изумленно переспросил Чехов.
      – Но все перечисленные композиторы – русские, мистер Чехов, – заметил Маккой.
      – Это общепринятый факт, доктор. Русский вклад в развитие музыки в двадцатом столетии – самый значительный.
      Нахмурившись, Маккой поднялся с места и облокотился на поручень, опоясывающий центральный мостик командного отсека. Весь вид доктора говорил о том, что ему чертовски надоела искусствоведческая лекция прямодушного русского. Час назад Маккой явился на мостик для того, чтобы воспользоваться соседством с базой данных центрального компьютера Первой Базы и пополнить бортовую фонотеку. Дежурным офицером оказался Чехов, который с энтузиазмом вызвался помочь доктору. К величайшему удивлению Маккоя, почти вся музыкальная выборка состояла из произведений русских авторов, что чуть было не навлекло на Чехова подозрения в славянофильстве.
      – Может, дать компьютеру команду перехода? – спросил офицер. Например, выбрать все поздние произведения Шостаковича.
      – Нет, не надо, – замотал головой Маккой. – Давайте пропустим эту эпоху. Меня интересуют недавние композиции.
      – Как хотите, доктор, – уставился на дисплей Чехов. – Сейчас мы увидим перечень всех более-менее значительных композиторов двадцать третьего века.
      – А-а, это другое дело, – заулыбался Маккой, узнавая многие имена, высвеченные на дисплее. – Вот это, действительно, музыка: Салет с Вулкана, Эванстон, Пеналт, Вигельжевский... Какой еще Вигельжевский?
      – Антон Вигельжевский, доктор, – ответил Чехов. – Это самый знаменитый композитор того столетия в области электронной музыки. А его вариации на темы музыки Прокофьева... Мне не верится, что вы никогда их не слышали.
      Доктор Маккой так и не успел высказать своего мнения обо всей этой электронной абракадабре. Внезапно раздался назойливый зуммер.
      – Наверное, доктор Чэпел! – обрадованно воскликнул Маккой и подскочил к капитанскому креслу. – Я обещал ей экскурсию по новому медицинскому отсеку еще до того, как отправимся в путь.
      Однако это была вовсе не Чэпел. На видеомониторе появилось изображение темноволосого лейтенанта Звездного Флота.
      – Говорит Оперативное управление. Адмирал Картрайт вызывает капитана Кирка.
      Переглянувшись с Чеховым, Маккой ответил:
      – Капитан пока отсутствует. Насколько мы знаем, у него назначена встреча с адмиралом после полудня.
      – Спасибо, – угрюмо поблагодарил адъютант. – Минуточку. – Экран погас, но через минуту лицо молодого лейтенанта появилось вновь.
      – Если все-таки капитан появится, то попросите его немедленно связаться с адмиралом. Конец связи.
      Экран покрылся мелкой рябью, а затем отключился.
      – Что бы это могло значить? – недовольно пробормотал Маккой.

* * *

      – Капитан!
      Из глубокой тени неожиданно раздался голос Зулу. Буквально в двух шагах от Кирка робот-уборщик бесшумно надраивал алюминиевые вывески центрального научного корпуса. Оглянувшись, капитан с удивлением увидел своего рулевого.
      Через несколько мгновений на огромной, залитой солнцем площади Центрального Комплекса Управления Звездным Флотом недоуменно взирали друг на друга два офицера.
      – Где вы были, мистер Зулу? Я весь день пытаюсь войти с вами в контакт.
      – Только не любовался видом на город, – обиженно ответил Зулу. Знаете, не очень-то весело, когда все утро льет дождь. Ну, а сейчас...
      Вроде бы распогодилось. Как насчет экскурсии в Чайнатаун?
      – Вот-вот. Именно поэтому я вас и искал, – широко заулыбался Кирк. Только боюсь, наша вылазка может несколько задержаться: у адмирала Картрайта на этот счет особое мнение. Утром он назначил мне встречу.
      – Что ж, капитан, с вашего позволения я погреюсь на солнышке и подожду вас.
      – Почему бы вам не пойти вместе со мной? – жестом капитан пригласил рулевого проследовать к зданию штаб-квартиры. – Мне совершенно не повредили бы ваше присутствие и поддержка.
      На самом крыльце здания Зулу неожиданно остановился и испуганно посмотрел на Кирка.
      – Конечно, если адмирал не станет возражать...
      – Не станет, – спокойно ответил Кирк, уверенный, что адмирал выбрал именно "Энтерпрайз" для новой и опасной миссии.
      Очевидно, Картрайт хотел поставить капитана перед фактом. Да и как может быть иначе... Ведь не для споров же и словопрений он решил урвать несколько минут своего драгоценного времени и встретиться с каким-то офицером?
      Выйдя из турболифта, Кирк и Зулу быстро нашли приемную адмирала. У дверей их встретила адъютант Картрайта.
      – Капитан Кирк, – любезно улыбаясь, представился капитан. – Явился по распоряжению адмирала.
      Адъютант, молодая черноволосая женщина с суровыми чертами лица, очевидно, с планеты Вулкан, взглянула на гостей строго и даже несколько сердито. Нажав на кнопку, она доложила в микрофон:
      – Сэр, прибыл капитан Кирк.
      – Попросите его, – послышался баритон Картрайта.
      – Проходите, – сурово пригласила хозяйка приемной. – Адмирал давно ждет вас.
      К удивлению гостей, Картрайт был не один. За столом напротив адмирала восседал седовласый президент Федерального Совета. Их нахмуренные лица не оставляли сомнений в том, что Кирк был приглашен сюда по экстренным вопросам.
      – Адмирал, мистер президент, – кивнул Кирк поочередно каждому из присутствующих джентльменов, – разрешите представить вам моего рулевого, мистера Зулу.
      Картрайт лениво взглянул на Зулу и опустил глаза. Президент Совета долго смотрел на адмирала, взглядом выражая недовольство от присутствия постороннего человека, но затем, словно передумав, кивнул капитану и нехотя улыбнулся.
      – Присаживайтесь, джентльмены, – Картрайт указал рукой на пустующие кресла. – Капитан, я собирался встретиться с вами совершенно по другому поводу, но...
      Адмирал поднялся с кресла, подошел к своему рабочему месту и нажал на одну из бесчисленных кнопок на пульте управления. Кабинет наполнился громкими звуками радиопомех.
      – Прошу прощения, джентльмены, но нам не удалось добиться лучшего качества приема. К тому же, был использован засекреченный канал связи, а он довольно слабый.
      Кирк напряженно вслушался в далекий голос, едва продирающийся сквозь шум радиопомех:
      "Обращаемся ко всем нашим друзьям в Нейтральной Зоне! Важное сообщение! Претор мертв..." Джеймс Кирк внимательно посмотрел на Картрайта. Адмирал не отрывал взгляда от президента, а тот, насупив брови, разглядывал зеленое сукно на столе.
      Голос продолжал: "Через некоторое время во всей Империи воцарится хаос. Но среди него может родиться великий мир между нашими народами.
      Донесите это сообщение до всех, кто желает мира. Остерегайтесь тех, кто будет скрывать или искажать исходящую от нас информацию. К сожалению, цензура – единственное, в чем наша Империя достигла совершенства." Помехи исчезли, а вместе с ними пропал и голос.
      – Как давно получено это сообщение? – спросил Зулу.
      – В три часа утра, – ответил Картрайт. Мертвенно-бледное лицо адмирала и темные круги под глазами говорили о том, что он не спал с той самой минуты, как было принято сообщение. Кирк скептически покачал головой.
      – Слухи о скорой кончине Претора ходили уже в то время, когда Гектор был еще ребенком. За время моей службы в Звездном Флоте я тоже неоднократно слышал подобные разговоры. Я допускаю, конечно, что и ромуланцы не вечны... Но Претор всего лишь третий по влиянию.
      – Третий по рангу, но первый по своей власти, – уточнил президент Совета голосом, подчеркивающим серьезность принятого сообщения. Посвященные знают, что Империей, фактически, правит именно Претор. Или правил, если он мертв.
      – Но можно ли верить этому сообщению?
      – Ни одному ромуланцу нельзя верить до конца, – покачал головой президент. – Но источник, который прислал нам эту информацию, без сомнения, заслуживает доверия. Он информировал нас и ранее, и всегда его сообщения подтверждались.
      – В любом случае, – заметил Картрайт, – независимо от наших суждений и пристрастий, у нас нет выбора, кроме как принять к сведению это сообщение и подготовиться к грядущим событиям.

* * *

      Никто в Империи не сомневался в кончине Претора. Доказательством тому служили огромные толпы народа на улицах столицы. Каждый ромуланец стремился попасть в Колонный Дворец, чтобы своими глазами увидеть выставленное там тело правителя и лишний раз доказать преданность режиму.
      Яндра с интересом наблюдала за происходящим из окна своего дома Цитадели, где жила вместе с мужем Тиамом. Давка в беснующейся толпе рыдающих, плачущих и просто любопытствующих горожан начисто отбила у нее желание присоединиться к публичному выражению скорби. Возможно, подумала Яндра, кто-то, действительно, искренне переживает утрату. Немногие готовы лезть даже по головам, лишь бы доказать свою преданность усопшему.
      – За тобой прибудет официальный представитель, – неожиданно сообщил Тиам, стоящий перед зеркалом и прикрепляющий траурный бант к своей униформе. – Я уже приготовил место для их посадки.
      – Какую же музыку я должна играть? – спросила Яндра, стараясь говорить как можно спокойнее.
      – Пилот сообщит тебе.
      Тиам повернулся к жене. У нее забилось сердце и задрожали руки. Яндра вспомнила, как перед самой свадьбой прорыдала несколько дней; стать женой преуспевающего, вхожего во многие круги человека было единственной возможностью снять смертельную угрозу с себя и со своих родственников. Но тогда еще Яндра не знала, что ее мужем должен стать именно Тиам. Ей лишь сообщили, что она выбрана лояльным, влиятельным, с блестящей репутацией мужчиной. "По крайней мере, он красив", – подумала Яндра, когда впервые увидела Тиама.
      – Я думаю, придется играть реквием Лермы, – серьезным голосом продолжал Тиам. – Он занимает в ортодоксальном списке одно из первых мест среди своих современников.
      – Конечно, – согласилась Яндра, подумав про себя, что Лерма – самый чистенький, самый "прилизанный" композитор из известных ей. Даже Претор никогда не возражал против официального исполнения его произведений.
      Значит, ее пригласили играть на похоронах правителя. Ромуланцы повсюду слыли большими мастерами иронии. "Но это, – грустно усмехнулась Яндра, верх иронии." Претор, который при жизни был подлецом и убийцей, Претор, которого даже самые слепые и обманутые пропагандой обыватели обвиняли в сотнях тысяч убийств и таинственных исчезновений сограждан, Претор, который лично послал ее старшего брата в заведомо провальную экспедицию, отрицательный результат которой означал его неминуемую казнь, Претор, который организовал "ритуальное" самоубийство ее родителей и поставил клеймо позора на ее тело, – этот Претор даже после своей смерти тянет к ней костлявые руки и требует, чтобы она посвятила музыку, страсть и вдохновение своему душителю.
      – Это, действительно, большая честь.
      Очнувшись от своих мыслей, Яндра поняла, что уже не в первый раз слышит от мужа эти слова.
      – Думаю, мне не надо напоминать, что лишь благодаря благосклонности Претора я стал администратором средней руки. И кто знает, кем мне суждено стать при его преемнике... Кстати, мне сказали, что из-за твоей близости ко мне обойдены вниманием несколько старых и вполне достойных музыкантов.
      Тиам устремил свой взгляд на жену, ожидая увидеть на ее лице выражение благодарности. Но Яндра казалась безразличной к словам мужа.
      – Что касается меня... – Тиам важно поднял вверх указательный палец и перешел на шепот. – Меня посвятили в... – неожиданно он замолчал и бросил испуганный взгляд на жену. В своем хвастовстве Тиам чуть не перешагнул запретную черту и не наговорил лишнего.
      Яндра оставила последние слова мужа без внимания. Опустив голову, она думала о "большой чести", которую ей оказали. Как Тиам посмел? Неужели он ничего не знает о прошлом ее семьи, о том, что замуж за него она вышла исключительно ради того, чтобы реабилитировать себя и брата? "Представляю, какую злобу это обстоятельство у него вызывает", – усмехнулась про себя Яндра.
      – Почему-то ты не взволнована, – прищурив глаза, заметил Тиам. Кажется, ты, действительно, не понимаешь, какая честь тебе оказана.
      – Я буду играть, Тиам, – тихо и покорно произнесла Яндра. – Даже больше, чем они попросят.

* * *

      Хиран, капитан корабля "Галтиз", совершенно спокойно прореагировал на официальное сообщение о смерти Претора. Лишь придя в свои апартаменты, Хиран позволил себе улыбнуться, и тяжелые черты его лица смягчились.
      – Все-таки они решились сообщить народу, – пробормотал капитан. Неужели они думали, что смогут утаить правду навсегда?
      Услышав позади себя шаги, Хиран обернулся и увидел на пороге своего отсека Ферика, только что назначенного Первого офицера. Неожиданный гость стоял, заложив за спину руки.
      – Однако болезнь Претора они держали в секрете годами.
      Молча кивнув, Хиран стал пробегать глазами высвеченный на дисплее список личного состава "Галтиза". Капитан с удивлением обнаружил, что Ферик прослужил на корабле четыре года. Каким образом могло оказаться, что они проработали бок о бок так долго, а молодой офицер ни разу не попался на глаза? Вероятно, потому, что он сам никогда не обращал внимания на мелочи, на то, что считал второстепенным. Боже, как это странно выуживать по крупицам информацию о своем Первом офицере, с которым, может быть, не раз встречался в коридорах "Галтиза"!
      Ничего не поделаешь, придется теперь довольствоваться натянутыми, вымученными, сдобренными неловкими паузами разговорами с Фериком и вспоминать легкое и приятное общение с добродушной Рэн. Хирану было странно смотреть на список и не видеть имени бывшего Первого офицера даже в числе рядовых членов команды.
      – Да... Предстоящие недели обещают быть интересными... – фальшиво протянул капитан. – Как вы думаете, нас отзовут назад?
      – Все возможно, – пожал плечами Ферик. – Особенно во времена перемен.
      Кругом одни слухи.
      Хиран не ожидал другого ответа. Даже от Рэн.

* * *

      – Ну что, Спок, – произнес Маккой, первым войдя в медицинский отсек.
      – Опять столкнулись с проявлениями интеллекта или просто вымокли?
      – Эту встречу не охарактеризовать никакими словами, доктор.
      – Так расскажите же, расскажите! Вы опять что-то выяснили, не так ли?
      – Конечно, доктор. Джордж и Грейси вполне довольны своей средой обитания, но...
      – Опять про Зонд, Спок? Да?
      – Думаю, доктор, нельзя сказать что-то определенное. В лучшем случае, могу описать свои ощущения и впечатления.
      – Вроде тех, которых вы набрались в Сан-Франциско, после чего стали утверждать, что Грейси беременна?
      – Приблизительно, доктор. Только те, предыдущие впечатления были сильнее, острее, гораздо специфичнее. Очевидно, это из-за особой природной биологической функции, с которой столкнулась Грейси. А Зонд и его действия остались далеко за пределами повседневного опыта китов. Впрочем, такими же непостижимыми и загадочными для Грейси и Джорджа кажутся и наши действия по их транспортации из двадцатого века. Вели я все правильно понимаю, вернее, чувствую, Для китов пришествие Зонда и транспортация сквозь века явления одного порядка. У меня есть подозрения, что Грейси и Джордж не отделяют их одно от другого.