Он полюбовался натюрмортом и взялся за витые ручки подноса. В этот момент в прихожей послышался громкий треск и короткий грохот упавшей двери. В следующую секунду, столкнувшись в дверях, в кухню протиснулись три бандита. - Здесь он, - крикнул один из них и вытащил пистолет. Тема забился в угол и заслонился руками. - Погодь, Дырявый, - донесся из комнаты хрипловатый голос. - Погодь. Не гони. Дай мне помотреть на этого гоношилу. В кухню вошел еще один бандит, на голову выше остальных. Он протиснулся поближе к Теме. - Этот?! Тема в маринином халате, надетом на голое тело беззащитно стоял в углу. Его длинные худые ноги нелепо торчали из-под стыдливо задернутой пронзительно-синей полы. Бандит вытащил пистолет и ударил Тему стволом по лбу. Тема схватился за голову и полы халата разошлись, как занавес в театре. Второй бандит молча опустил пистолет и прицелился. - Постойте, пацаны, - донесся у него из-за спины мужской голос, - у нас к нему тоже базар имеется. Он обернулся. Еще двое бандитов стояли в кухонных дверях. Они были помоложе первых, подстрижены получше и щеголяли, - один золотым кольцом в ухе, другой стальной фиксой на переднем зубе, украшенной рельефным горящим сердцем. - Этот что ли Тунгуса свалил? - глядя на Тему, недоверчиво спросил один из них. Он вытащил пистолет и, ни слова не говоря, выстрелил. Теме показалось, что он сумел увернуться от приближающейся пули, на самом деле бандит просто промахнулся, скорее всего, нарочно. - Тунгуса, - пожал плечами первый бандит, пренебрежительно оглядываясь, он Слона свалил. - Тунгус Слона мазал, - ответил второй. - Не баклань, братва - сказал первый серьезно, - наш он. Второй нахмурился было, но тут, как будто в ответ на прозвучавший выстрел, из прихожей донесся жуткий механический рев. Не сразу стало понятно, что это стрельба. Куски штукатурки, щепки, осколки кафеля полетели в разные стороны, пули с оглушительным звоном пробарабанили по стенке хододильника, по ванне и разнесли вдребезги посудный шкафчик. Тема открыл глаза. В прихожей стояла похудевшая, стройная Марина. На изгибе левой руки она держала спящего Иосифа, в левой руке у нее была последняя модель автомата Калашникова, ствол которого Марина не без труда направляла в сторону от Темы. Автомат экстатически дергался у нее в руке, грохотал, орал, выл, декламировал, извергая неостановимый апокалиптический поток огня. Щепки, осколки фарфора и стекла, сахар, брызги крови и апельсинового сока, какие-то лохмотья и мелкие предметы летели во все стороны. Через несколько секунд патроны в магазине закончились и наступила звучная, опустошающая тишина. Кухня была практически разрушена. Все шестеро неожиданных пришельцев были погребены под ее обломками. Из дымящихся пылью руин торчали щепки, фалды и лацканы, осколки стекла, чей-то вывернутый, затянутый в красную фланель локоть. Марина бросила автомат на пол. - Привет, - сказала она. - Меня выписали. Тема посмотрел на нее настороженно. - Сегодня? - спросил он. - Be cool, - сказала Марина. Перебравшись через холмы штукатурки, Тема выкарабкался из кухни в прихожую. Кутаясь в халат, он выглянул через дверной проем, на лестничную площадку. На лестнице было пусто и прохладно. Утреннее солнце снова светящимся лимонным лоскутком повисло на пыльных перилах. На аккуратных кафельных восьмиугольниках, квадратах, каемках пола лежало выпавшее из почтового ящика вчерашнее письмо. Тема подобрал письмо. "Срочное. Заказное!!!" было написано от руки на административном сером конверте. Тема посмотрел на Иосифа. Он долго рассматривал маленькое розовое лицо с приоткрытым мокрым ртом. - Мне надо переодеться, - сказала Марина и осторожно положила ребенка на кровать, - у нас сегодня свадьба, если ты не против. Иосиф лежал, закрыв глаза, в центре огромной кровати, маленький, как батарейка, и казалось, что окружающая его реальность снится ему и во сне еще только начинает приобретать конкретные, определенные формы. - Сегодня? - снова спросил Тема ошарашенно, - Почему сегодня? Разве сегодня? Он машинально распечатал письмо и развернул серый, испещренный ксерокопированным канцелярским шрифтом листок бумаги с говяжьим довеском печати в углу. - Сегодня, - сказала Марина, разглядывая себя в зеркало. - Разве не во вторник? - спросил Тема, читая казенные слова и пытаясь, одновременно с разговором, придать этим словам какой-нибудь подходящий смысл. - Сегодня вторник, - ответила Марина раздеваясь. - Двенадцатое августа. Если ты не против, - мягко добавила она, стоя полуголая в комнатном полумраке, взявшись за приоткрытую дверцу шкафа. "Уведомление", - было написано в письме, - "Получателю сего, гражданину Кузину Тимофею Львовичу, проживающему по адресу Поварской пер.47/3 кв. 11 (адрес и фамилмия были вписаны размашистым от руки в предусмотрительно оставленный пунктирный промежуток) предлагается (далее слова "в течение месяца со дня получения уведомления" были решительно зачеркнуты и над ними было вписано "до 15 сент. с. г.") явиться в районное отделение Государственной Налоговой Инспекции Центрального района г. С.-Пб. для выяснения вопросов, связанных с ежегодной подачей налоговой декларации." - Нет, не против, - сказал Тема, комкая письмо. Он бросил письмо на пол, комок бумаги запрыгал по паркету. - Я просто день перепутал. Я думал, сегодня воскресенье. Марина открыла платяной шкаф и застыла как вкопанная. В шкафу, на разворошенных стопках постельного белья сидела полуголая Вера и целилась в Марину из пистолета. Марина сразу вспомнила свой неудачный разговор с Темой на втором этаже ночного клуба и снова, автоматически, почувствовала себя бессмысленной, ни к чему не пригодной человеческой машинкой. Ей стало досадно. - Это еще кто? - спросила она брезгливо. - Это моя сестра, - ответил Тема без колебания. - Я же тебя предупреждала, - сказала Марина расстроенно. - Слушай, ты, - сказала Вера, выбираясь из шкафа и поочередно одевая туфли, - отойди в сторону, не суетись и не дергайся, а то я тебе в два счета башку прострелю, икнуть не успеешь. Где мое платье? - огляделась она по сторонам. Она отыскала на стуле платье, бросила его на плечо и попятилась к дверям. - Ты что думаешь, - добавила она, остановившись в дверном проеме - я не знаю, как с этой штуковиной обращаться? Она подумала, оглянулась, протянула руку и аккуратно приставила пистолет к марининой голове. - Отлично знаю, - закончила Вера, с удовольствием надавливая стволом. Марина слегка отвела голову. На лбу у нее обозначилась бледно-розовая двойная окружность. - Ни на кого нельзя положиться, правда? - ласково спросила Вера, заглянула Марине в глаза и неожиданно зябко поежилась. В спину ей, прямо в нежный, поросший пепельным пухом холмик позвонка над застежкой бюстгальтера уперся ствол помпового ружья, добытого Темой из-под ванны. - Брось пистолет, - попросил Тема миролюбиво. - Было у вас что-нибудь? - беспомощно спросила Марина. Вера и Тема заговорили одновременно. - Конечно было, - сказала Вера ядовито. - Все было. Сначала стоя в ванной, потом на кухне, сидя, на столе, потом лежа, потом боком, потом валетом, потом вместе с собачкой, а потом посудным ежиком для полного счастья. - Конечно не было, - сказал Тема испуганно. - Ничего не было. Это правда моя сестра двоюродная. Она из Воронежа вчера приехала. Я ее встретил на вокзале и мы зашли к нам кофе попить, пока метро не откроется. Она у тети Эллы остановилась. Она просто ванну собиралась принять с дороги. Я ее пальцем не трогал. Честно. Вера обернулась и презрительно покосилась на него через плечо. - Кавалер, называется, - сказала она. - У нее муж контр-адмирал, - добавил зачем-то Тема. - Тогда чего ты ждешь? - донесся из комнаты отчаянный маринин голос и Тема сразу же нажал на спуск. Помповое ружье у него в руках испуганно отпрыгнуло от вериной спины, изрядная круглая дыра в которой образовалась, казалось, еще до выстрела, и Вера молча, как сломанная кукла, повалилась на пол с пистолетом в руке. Когда она упала, Тема увидел перед собой забрызганную кровью Марину. Марина мрачно смотрела на него. - Я тебе стихи сочинил, - извиняющимся тоном сказал Тема и свободной рукой достал из кармана аккуратно свернутый рулончик туалетной бумаги, - Всю ночь работал, - добавил он. Марина скептически промолчала. - Честно, - сказал Тема безнадежно. Он бросил рулончик Марине. Рулончик ударился о маринин живот, упал, покатился, разматываясь, по полу и остановился, наткнувшись на опрокинутое верино лицо. Они вместе понаблюдали за рулончиком и снова посмотрели друг на друга. Марина поморщилась, подумала, покосилась в зеркало, наклонилась, подняла свободный конец бумажной ленты и недоверчиво прочитала первую строчку. Тема беззвучно поставил ружье в угол. В этот момент из кухни послышался приглушенный звонок радиотелефона. Сначала засигналила одна трубка. За ней другая, потом третья, четвертая, они все запели на разные лады, словно пытаясь договориться о чем-то с уличными, притихшими было птицами. Младенец на кровати пошевелился, чмокнул раз губами, открыл сонные глаза и негромко просительно захныкал. Машинально сворачивая рулон, Марина быстро присела на край кровати, аккуратно подхватила сына на руки, поднесла к голой груди и принялась кормить. Тема засмотрелся на нее. Утренний неотчетливый свет нежно обволакивал ее и продолговатый, отразившийся в зеркальном фацете блик наискосок пересекал младенческое лицо, задевая краем агатовый завиток неправдоподобно маленького уха, и волнистой чертой поднимался вверх по ее идеально очерченному плечу. - Ладно, - сказала она негромко, - собирайся. А то не успеем.
      Глава 11
      В церкви было сумрачно и прохладно, как в аквариуме, и пахло свечами и антикварным магазином. - Волнуешься? - с любопытством спросила Марину Кореянка Хо. - Ужасно, - сказала Марина, отдала ей Иосифа и стала поправлять фату, округлым классическим жестом высоко заводя за голову руки в кружевных белых перчатках. Она чувствовала необъяснимую гордость, как будто венчание, которое само по себе, в религиозном смысле она в грош не ставила, было исключительно ее заслугой, более того - ее собственным изобретением. Как будто она сама придумала все эти пыльные колонны и пилястры, ангелов с позолоченными крыльями, разнообразно и щедро костюмированных священников, густые, зеленовато-серые кущи за окном, Тему, маму, Антона, Кореянку Хо и самого Бога с симпатичной старомодной торжественностью выглядывающего сквозь витраж из-за алтаря. Она сама ощущала себя в этот момент создателем и единственная ее забота сейчас была осторожность - не погубить все в последнюю секунду неловким движением, не переусердствовать, дать деловитому времени, как подмастерью, самому закончить неожиданно складывающийся шедевр. - Я тоже, - сказала Кореянка Хо и поежилась. Иосиф сонно моргнул. - Подожди, - сказала маринина мама, - ты все испортишь. Дай я. Марининой маме было сорок два года, она была музыкальный редактор в нотном издательстве и бывшая, прошедшая через многочисленные литературно-художественно-музыкально-сценические попойки, алкоголичка. После длительного и успешного лечения она выглядела много старше своих лет. Лицо у нее было слегка циничное, замкнутое, и темные глаза смотрели выжидательно, без особого интереса. - Не волнуйтесь, Ада Николаевна, - сказала Кореянка Хо. - Ты язычник, - сурово сказала маринина мама, неодобрительно покосившись на Кореянку Хо. - Тебе все эти таинства все равно, что туристу Эрмитаж. Смотри и поражайся. - А почему, - спросила мстительно Кореянка Хо, - у вас, у православных, в церкви никогда никого народу нет? Маринина мама огляделась по сторонам. Две старушки, поддерживавшие одна другую выходили через яркий застекленный тамбур на паперть. Служка в черном халате выковыряла огарки свечей из дальнего кандила и тоже вышла боковой дверью в сад. Продавщица в ларьке поправляла расставленные по полкам новенькие иконы. Два приготовленных к отпеванию покойника лежали в боковом нефе на столе, как гонщики на старте, один подле другого в своих открытых целеустремленных гробах. Позади алтаря быстро прошел дьякон. - Бывает, - сказала маринина мама, стараясь, чтобы голос звучал, по возможности, безразлично. - Рано еще. Будний день, кроме того. Тема и Антон стояли несколько в стороне. У Темы с марининой мамой всегда были чрезвычайно сложные отношения. Она до последней секунды надеялась увидеть в церкви кого-то другого, Тема надеялся хотя бы когда-нибудь увидеть в глазах будущей тещи хотя бы тень снисходительности - на симпатию он уже давно не рассчитывал, с того момента, как Марина прочитала маме одно из его стихотворений. Ему еще предстояло знакомить ее со своими родителями, которые, воссоединившись на день по случаю венчания, как всегда опаздывали. К ним подошел священник, величественный, как оперная прима на сцене Байрейта или Ковент-Гардена. Он уже выходил к ним раньше, когда они только приехали и был ужасно недоволен тем, что Антон, в последний момент выдернутый из-за компьютера, был в шортах и в футболке с надписью "666 West". Тема приехал как был, в своем новеньком французском костюме. Антону пришлось разбудить свою старую, еще с медицинских времен сохранившуюся знакомую, спавшую на соседней улице с каким-то писателем с татуировкой на спине и одолжить у нее малиновые безразмерные рейтузы и другую футболку с надписью "Бонго-Бонго". - Регент ногу подвернул, - сказал он, - сейчас ногу ему перевяжут и можно начинать. Вы пока исповедоваться можете и причаститься. - Мне не надо, - сразу сказала Марина. - Мариночка, ты уверена? - настороженно спросила мама у нее из-за спины. - Мама, - сказала Марина, поморщившись. Она обернулась. Мать серьезно смотрела на нее. Марина подошла к ней поближе. - Я знаю, - сказала она негромко, - вечные мучения и все такое прочее: червь неугасимый и зубовный скрежет. Но мне, правда, нечего ему сказать. После интенсивного лечения маринина мать сделалась радикально религиозным человеком. Она всегда была верующей, сначала - богемной, потом интеллектуальной, теперь - ортодоксальной. Еще задолго до того как Марина объявила ей о своем намерении выйти за Тему замуж, мать взяла с нее обещание непременно венчаться в церкви, по всем правилам. Теперь она с удовольствием вернула бы Марине данное ей слово. - Ты необыкновенно легкомысленный человек, - грустно сказала Ада Николаевна, оглаживая атласные маринины рукава, - тебе Василия Великого надо бы почитать. - Мам, - сказала Марина, ласково придерживая руки Ады Николаевны в своих, - правда: не волнуйся. Все будет в порядке. Тем временем Тема вместе со священником отошел в сторону, и они принялись шептаться. Марина настороженно оглянулась на них. Мать впервые за все время посмотрела на Тему с интересом. Тема что-то объяснял священнику. Священник переспрашивал. Тема показывал на пальцах. Священник удивленно наклонялся к нему. Тема доказывал и возражал. Священник слушал. Тема остановился. Священник что-то переспросил. Тема кивнул. Священник повернулся и ушел за алтарь. Марина подошла к Теме. - Что случилось? Вдвоем они отошли в сторону, поближе к столу с гробами. - Я ему все рассказал, - сказал Тема обескураженно. - А он ушел. - В каком смысле все? - спросила Марина недовольно. Тема помялся. - Все, - сказал он. - Про кокаин рассказал и про ЛСД и про грибы, про то, как я мастурбировал, пока ты в больнице лежала. Про заказ рассказал. Сказал еще, что мне иногда кажется, что Бога нет. Сказал, что, - глупо, конечно, только не смейся, - что Нобелевскую премию хочу получить, неважно за что. Рассказал, что я тебя ударил и что мне понравилось - тогда, я имею в виду, тогда. Про кетамин рассказал. Сказал, что... неважно... рассказал, там, одну вещь, короче. Сказал, что мне из пистолета нравится стрелять и нравится, когда попадаешь, особенно если издалека. Про куннилингус рассказал и про то, что я сексуальную ориентацию хотел поменять. - А это зачем? - удивилась Марина. - В помыслах согрешил, - ответил Тема авторитетно. - Про гадалку рассказал? - спросила Марина. - Забыл, - расстроился Тема искренне. - И ты знаешь, - продолжил он вполголоса, осторожно и серьезно, - честно говоря, в этом что-то есть. Он огляделся по сторонам, как будто заново увидев высокие выпуклые иконы, усталых, сосредоточенных, поднимающих чашу ангелов на изгибе свода и частые огоньки свечей неподалеку. - Понимаешь? Исповедь, я имею в виду. Я не знаю, как насчет всех этих песнопений и дыма, но исповедь здорово меняет. Абсолютно, я бы сказал. Это как будто тебя стерли и на начало перемотали. Только не смотри на меня так, пожалуйста. Я действительно так считаю. Возможно, это чисто психологический эффект, я не знаю, но я чувствую себя сейчас совершенно другим человеком. Как будто у меня ум сделался другой. - Ум?! Они помолчали. Что я вообще хорошего в своей жизни сделал? - спросил Тема самого себя, глядя как Антон учит Кореянку Хо отправлять факс с мобильного телефона. Подведем итоги. Он быстро перечислил. Сочинение хорошее в школе написал: "Положительный герой у Беккета". Вправил плечо Кореянке Хо, когда она в люк провалилась. На пляже в Комарово научил какого-то бесхозного ребенка воздушного змея запускать. Рассказал Маринке, кто такой Каурисмяки. Отдал Антону долг. Получил однажды в собесе посылку с гуманитарной помощью для марининой мамы. Помог как-то раз в поликлинике дебилу "Сникерс" распаковать. Священник вышел из-за алтаря и огляделся. В руках у него был обрез. Он увидел Тему и направил обрез прямо ему в лицо. - Так это ты, падла, - крикнул священник библейским басом, - моего братана завалил?!! За секунду до того, как священник выстрелил, Марина успела, ухватив за пояс остолбеневшего Тему, нырнуть под стол с гробами. Крупная шрапнель прогремела по доскам. Стол пошатнулся и упал и гробы соскользнули на пол. Лепестки цветов медленно разлетелись по воздуху. Ближайший к Теме гроб нерешительно перевернулся и из него прямо к Теме на грудь вывалился мертвый Харин и ткнулся ему в плечо наскоро загримированным зеленоватыми белилами лицом. Марина профессионально посмотрела на Харина. - Чудовищная самодеятельность, - сказала она, поморщившись. Священник выстрелил еще раз. Из ближайшего образа со звоном посыпалось стекло, мелкие щепки разлетелись по сторонам и Тема, выбравшийся из-под Харина увидел через дыру в столе, как две крупные латунные гильзы, кувыркаясь, упали на разноцветные плитки пола. Священнник сунул руку под рясу и достал еще пару патронов. Марина поднялась с колен, высоко задрала свое баснословное свадебное платье, вытащила из-за пояса белых колготок пистолет, левой рукой откинула фату с лица и прицелилась. Краем глаза она успела заметить восхищенное лицо спрятавшейся за колонной Кореянки Хо. Фата медленным облаком опустилась позади ее головы. Священник клацнул затвором и поднял глаза. Через минуту они все впятером (если не считать Иосифа, ревниво отобранного марининой мамой у Кореянки Хо еще во время Теминой исповеди и теперь мирно спавшего у нее на руках) вышли из церкви на паперть. Антон, вежливо пропустивший всех вперед и выходивший последним, аккуратно затворил за собой тяжелые церковные двери. Тема отвязал поводок Канарейки от церковной ограды и дал доллар калеке в инвалидном кресле, приглядевшему за собачкой. - Поехали в другую церковь, - озадаченно сказала маринина мама. - Может, лучше в пельменную? - предложил проголодавшийся неожиданно Антон, - Я знаю здесь одну отличную пельменную неподалеку. - Темка, кстати говоря, новые стихи сочинил, - сказала Марина. У Ады Николаевны сделалось после этого заявления болезненное лицо, и она попыталась незаметно отойти в сторону. В этот момент около тротуара остановилась потрепанная машина, из нее по очереди выбрались нарядные темины родители, и машина уехала. - Опоздали? - встревоженно спросил темин отец, оглядывая присутствующих. Здравствуйте Мариночка. Вы похожи на Алису в стране чудес, то есть, я хочу сказать, что вы сказочно хороши. Познакомьтесь, это темина мама. - Лев, как тебе не стыдно, - сказала темина мама, протягивая марине руку, - мы тысячу лет знакомы, еще с твоего дня рождения. Марина достала из-за корсажа рулончик туалетной бумаги, развернула его и стала читать. Длинная лента бумаги длинной горизонтальной волной струилась на утреннем ветру. - Люська - сволочь и проститутка, - прочитала Марина громко. Все, включая нищего у ограды и одинокого прохожего с плоским портфелем в руке, обернулись. Прохожий остановился. - У Линды подозрительная линия рта. Ты уверен, что это именно свадебные стихи? - спросила она Тему, оторвавшись от бумаги. Тема тягостно кивнул головой. Марина продолжила:
      - Алина красится нечеловечески жутко, Регина, как известно, вообще не та. Зинка постоянно требует денег, Наташка не умеет себя вести, У Елены голова похожа на веник, Тамара не умеет считать до десяти, Маргарита - зануда и долго не кончает, С Нинкой вообще не достигнешь блаженства, Короче, я люблю тебя, моя дорогая, Хотя тебе тоже далеко до совершенства.
      - Называется "Суд Париса", - добавила Марина, сворачивая стихотворение обратно в трубочку, - но только название в конце почему-то написано. Все траурно помолчали. Маринина мама сделала вид, что чрезвычайно занята ребенком. Темин отец внимательно посмотрел на сына поверх очков и хотел было что-то сказать, но удержался. - Целуйтесь теперь, - нетерпеливо приказала Кореянка Хо. - Что вы все стоите, как выключенные? Целуйтесь, давайте. Аминь, слава Аллаху. И, в дополнение к вышеизложенному, еще одно предложение, совершенно необходимое композиционнно, как правая часть уравнения, как архимедов противовес, как виттгенштейновский негативный портрет. Когда Казимир Лукьянычу понадобилось накопать червей для рыбной ловли, он попросил об этом соседского Мишку, большого по этой части специалиста. Или, проще говоря: не всякая лодка упирается носом в мыс.