Глава 3

Следующие несколько дней Акорна сильно нервничала, и троим ее опекунам приходилось прилагать огромные усилия, чтобы отвлечь ее и убедить, дав слово чести и поклявшись всем святым, что они больше никогда не оставят ее одну с глупыми незнакомцами.

Прежде, чем они отправились забирать Акорну, Калум, помимо прочих мелких дел, успел взять у торговца на Базе немного семян. Кроме того, ему предложили цветы.

— Существует множество декоративных растений с широкими листьями, которые, кроме того, красиво цветут: они добавят разнообразия вашему маленькому садику на гидропонике, — сказали ему. — Кроме того, они быстро растут.

Конечно, Калум больше интересовался овощами и съедобными растениями, равно как и некоторыми новыми сортами бобовых, однако он взял еще семена люцерны и тимофеевки, заметив при этом, что он хочет сделать приятное другу.

Посадка семян и выяснение способов ускорения их роста при помощи “Галактической Ботаники” из библиотечной программы корабля помогли скоротать время; кроме того, новые растения внесли разнообразие в меню. Акорна читала “Галактическую Ботанику” с не меньшим усердием, чем Калум и Гилл, и вскоре сообщила им, что у нее все под контролем, что она прекрасно справляется с гидропоникой самостоятельно, и что — пусть они, пожалуйста, займутся чем-нибудь другим.

— Как ты думаешь, может ли она помнить такие вещи… видовая память, или что-то в этом роде? — спросил Калум.

Гилл пожал плечами:

— Кто знает? Я сумел провести анализ образца крови, который мы взяли, когда она разбила коленку. Она не принадлежит ни к одному известному виду: совершенно другой генотип. Вот ведь дерьмо! — и он послушно бросил половину кредита в коробочку с надписью “ДОСТОЙНЫЕ СЛОВА”.

— Послушай-ка, а интересно, сколько у нас там набралось? — спросил Гилл; Калум открыл коробочку, высыпав из нее не менее полусотни монеток достоинством в полкредита.

— Конечно, на это много не купишь, но начало неплохое.

— Дядя Хафиз нас устроит, ребята, — уверил их Рафик, сидевший в кресле пилота. Потом он подался вперед: — Гилл, ты помнишь погибший корабль, который мы нашли? Тот, который врезался в астероид до половины?

— А что насчет этого корабля?

— Не принадлежал ли он, случайно, к тому же классу, что и наш?

— На год-два постарше…

— Но того же класса. Ты хочешь сказать то, о чем я думаю? — просияв, поинтересовался Гилл.

— Именно так, дорогой дружище, — расплывшись в широчайшей улыбке, ответил Рафик. — А этот пояс астероидов лежит как раз у нас на пути… ну, чуть-чуть в стороне.

— И мы поменяем опознавательные знаки? — спросил Калум. — Ты полагаешь, мы можем это сделать?

— Немного помощи от дяди Хафиза — и с этим не будет никаких проблем, — заявил Рафик. — Ну что, согласны?

Гилл и Калум переглянулись.

— Что ж, дело того стоит — особенно если дядя Хафиз сумеет найти объяснение тому, где находился корабль после его исчезновения…

— О, в таких делах он дока, — жизнерадостно заявил Рафик и принялся что-то фальшиво насвистывать себе под нос.

— Уж это точно должно сбить со следа ищеек “Объединенных Производителей”, если, конечно, они дадут себе труд искать нас, — заметил Калум, обеспокоено глядя в сторону секции гидропоники, где в это время работала Акорна.

— Это верно, — подтвердил Гилл и поскреб в бороде; потом сгреб ее в кулак. За прошедшее время борода у него отросла до пояса. — Вот же, хотел было хорошенько подравнять ее, но, боюсь, КОП закрыла заодно и парикмахерскую.

— Я тебе подстригу бороду, — вкрадчиво предложил Калум.

— Ни в коем случае, приятель, — Гилл решительно затолкал бороду за пазуху.

— У дяди Хафиза прекрасный брадобрей, — успокоительно заметил Рафик.

— Ну, не могу же я ждать, когда мы доберемся до твоего дяди Хафиза, — пробурчал Гилл.

— Вот увидишь, он тебя поразит, — с гордостью объявил Рафик. Затем он прибавил гораздо менее уверенным тоном: — Только… вот что. Ему не надо знать об Акорне.

— Почему нет? — одновременно спросили Калум и Гилл.

— Он — коллекционер.

— И что же он собирает?

— Информацию обо всем, что происходит — а я совершенно уверен, что он никогда не видел ничего подобного Акорне.

— Разве это не осложнит дело?

Рафик склонил голову набок и пожал плечами.

— Я не просто так называюсь племянником своего дяди. Мы придумаем, что делать. Мы не можем потерять Акорну.

Обмен опознавательного маяка с погибшим кораблем оказался не таким простым делом и стоил им трех дней тяжкого труда. Для начала, сложность состояла в том, что горняцкое оборудование, отлично подходящее для добычи руды, совершенно не было приспособлено для выполнения задач, подобных снятию и установке деталей корабля — а их ремонтное оборудование не работало в условиях вакуума при экстремальных температурах и том огромном количестве пыли, которое находилось на поверхности астероида.

— Если бы не Акорна и не ее способность очищать воздух, — заметил Калум по окончании первой смены, — в этой рубке сейчас воняло бы как в спортивной раздевалке на Играх Третьего Тысячелетия.

— И не забывай про воду, — напомнил Гилл, согласно кивнув. Как правило, при постоянной рециркуляции воздух и вода на корабле приобретали затхлый привкус, от которого невозможно было избавиться. — Акорна, ты для нас — просто сокровище!

Акорна покачала головой, ее темные глаза стали печальными, зрачки превратились в две вертикальных щелки.

— Но так оно и есть, — настаивал Калум. — В чем дело?

— Вы бежали. Мы прячемся. Я… — было видно, что Акорна с трудом подбирает слова. — Если я вернусь назад, вам не надо будет прятаться. Я виновата!

Мужчины переглянулись поверх ее головы.

— Похоже, мы слишком много болтаем, — тихо проговорил Рафик.

— А она говорит так мало, — прибавил Калум, — что мы забываем, как много она понимает.

— Сейчас это неважно, — проговорил Гилл уже громче. — Важно объяснить ей, что она все поняла неправильно; как вы думаете? — Он поднял Акорну на руки и прижал ее к себе. — Ты не виновата, моя дорогая. Помнишь ту глупую женщину, которую ударил дядя Калум? Ты же не виновата, что она глупая, правда?

Акорна сунула пальцы в рот. Ее глаза казались двумя темными омутами. Она не верила Гиллу.

— Послушай, Акорна, — заговорил Рафик. — Нам не понравились эти люди на Базе. Мы не хотели на них работать. Если бы мы никогда… не встретили… тебя, мы все равно не стали бы работать на “Объединенных Производителей”. Верно, ребята?

Уверенное “Нет!”, хором произнесенное Калумом и Гиллом, кажется, отчасти убедило Акорну; по крайней мере, ее серебристые зрачки медленно расширились до нормальных размеров, и она принялась задумчиво жевать предложенный Рафиком шпинат. К концу рабочего дня она уже достаточно оправилась для того, чтобы начать расспрашивать их, зачем они остановились на астероиде, на котором, по ее мнению, не было никаких интересующих их металлов — по крайней мере, в больших концентрациях.

— Это углеродистый астероид, Акорна, — объяснил Калум.

— Ты бы попроще выражался, что ли? Ребенок может и не знать таких понятий!

— Если элементарная астрохимия для тебя недоступна, Гилл, — возразил Калум, — не надо считать, что Акорна столь же непонятлива, сколь и ты. Она знает те слова, которым мы ее научили, и вполне может освоить те, которые нужны для работы.

После этого он продолжил объяснять девочке, что водород и кислород, которые они могут извлечь из этого астероида, обеспечат их запасом воды и воздуха, а также топлива, которое им нужно для того, чтобы добраться до места назначения.

— Я очищаю воздух, — топнув похожей на копытце ножкой, заявила Акорна.

— Верно, — легко согласился Калум, — но мы еще не знаем, насколько ты вынослива, и не хотим, чтобы ты делала что-то, что превышает твои силы. Кроме того, нам нужно топливо…

Через каждые несколько предложений ему приходилось останавливаться и рисовать диаграммы молекулярных структур и схемы преобразований. Акорна следила за этим, как завороженная; Калум продолжал урок до тех пор, пока она не уснула у него на руках.

— Ого! — Калум уложил спящую девочку в ее гамак и выпрямился, расправив плечи. — Ладно, ребята, теперь несколько основных правил. Некоторые вещи нам лучше обсуждать только когда Акорна спит. Она и так слишком умна: если узнает все, то на ее плечи ляжет груз вины, а этого ей вовсе не надо. Кстати, опознавательного маяка это касается тоже: если она не будет об этом знать, то не станет задавать неудобных вопросов впоследствии. Для нее мы здесь только затем, чтобы заправить корабль, понятно?

— Кстати сказать, мы так и не взяли для нее на складе скафандр по размеру, — заметил Гилл. — Возможно, это и хорошо.

Рафик кивнул.

— Вскоре ей нужно будет позволить выходить из корабля вместе с нами. Она может оказаться совершенно неоценимым помощником в поиске и разработке залежей минералов; кроме того, вне зависимости от той пользы, которую это реально принесет нам, Акорне нужно быть нам полезной. Однако пока что — да, лучше, чтобы она не знала о подлинной причине нашей остановки на этом астероиде.

После этого разговора обмен опознавательных маяков занял даже больше времени, чем они ожидали, поскольку работать приходилось только когда спала Акорна; когда же она бодрствовала, их работы сводились к “официально заявленной” добыче водорода и кислорода. Как только все было закончено, Рафик перепрограммировал навигационный компьютер на курс к цели, местонахождение которой он по-прежнему отказывался раскрывать.

По пути к планете, на которой они должны были приземлиться, все трое мужчин отсыпались.

— И что же, все время, пока мы здесь, нам придется оставаться на корабле? — спросил Гилл.

— Возможно, Рафик боится, что, если мы выйдем за пределы космопорта, ты сможешь вычислить звезду, вокруг которой вращается эта планета, — ответил Калум. — Можешь не волноваться, Рафик. В твоих играх с навигационным компьютером не было никакого смысла. Я точно знаю, где мы находимся.

— Откуда? — поинтересовался Рафик.

— Потребление топлива, — хитро прищурился Калум. — Расположение известных звезд. Время. Коррекция курса. Я рассчитал в уме курс и проверил вычисления на портативном счетном устройстве. Мы на четвертой планете от…

— Не произноси этого, — прервал его Рафик. — По крайней мере, я смогу поклясться дяде Хафизу, что о названии и местонахождении его убежища на борту этого корабля не говорили никогда.

— Но почему? — спросил Калум. — В чем проблема? Ко угодно может рассчитать…

— Нет, Калум, не кто угодно! — Рафик возвел очи горе. — Я мог бы целую книгу написать об опасностях путешествия в космосе с математическим гением, который при этом не способен найти дорогу до соседней улицы. Здесь множество самых разных людей, Калум, но есть одна вещь, которая объединяет их всех, и это — сильнейшее стремление остаться неизвестными для властей. Желание, — подчеркнул он, — которое присутствует также и у нас: или вы уже успели об этом забыть? Давайте-ка поступим просто. Вы останетесь здесь, а я отправлюсь к дяде Хафизу и выясню, какой процент он захочет получить за то, что переведет наши акции в галактические кредиты и уладит дело с регистрацией нового опознавательного маяка.

— А, так он, значит, не собирается делать это просто из родственных чувств? — съехидничал Гилл.

Рафик снова закатил глаза и тяжело вздохнул:

— Я вас прошу, просто оставайтесь здесь . Я вернусь так скоро, как только смогу; договорились?

— Если твои друзья так помешаны на секретности, почему же мы не решили все вопросы, связавшись с ними с орбиты? Зачем нужен был личный визит?

Рафик выглядел пораженным:

— Мы столько времени работаем вместе, а вы так и не усвоили правил хорошего тона! Вы, неверные, можете решать такие вопросы и по электронной связи, но Дети Трех Пророков встречаются только лицом к лицу. Так решают дела почтенные, достойные люди. Кроме того, — переходя на более прозаический тон, добавил он, — не существует передач, которые нельзя было бы перехватить.

Он вернулся раньше, чем они ожидали, сосредоточенный, нагруженный множеством свертков, упакованных в полупрозрачную пленку.

— Выглядишь ты не особо радостно. Что случилось? Может, твой дядюшка Хафиз потребовал слишком большой процент с продажи акций? — поинтересовался Калум.

— И как вышло, что ты успел, ко всему прочему, заскочить в магазин? — прибавил Гилл.

— Дядя Хафиз, — поджав губы, ответил Рафик, — больший приверженец традиций, чем я. Он желает встретиться с остальными участниками переговоров, прежде чем начать серьезное обсуждение вопроса.

— Только не с Акорной!

— Власти космопорта зарегистрировали четырех членов команды. Дядя хочет видеть всех четверых. Но все будет в порядке, — успокоил Гилла Рафик, — на самом деле он вовсе не увидит ее. Я придумал, как это организовать. И, кстати, это неплохая идея, которой мы отныне сможем пользоваться.

— Идея, осуществление которой требует многих ярдов полишелка, — изучая содержимое одного из пакетов, заметил Калум. — Хм-м, Рафик, ты не обижайся, пожалуйста, но я уже не раз сталкивался с твоими “неплохими идеями”. Если это будет похоже на тот случай, когда мы пытались проникнуть в пространство Кездета, чтобы заполучить титановую руду, которая просто умоляла о том, чтобы ее добыли и обогатили…

— Это тоже была неплохая идея! — возмущенно возразил Рафик. — Откуда мне было знать, что Стражи Мира Кездета недавно взяли на службу нового сотрудника, который помнит наш опознавательный маяк со времен работы в КРИ?

— Мне хотелось бы знать только одно, — пробормотал себе под нос Калум, — а именно — какой жизненно важный фактор ты не сумел учесть на этот раз?

— Ничего подобного не произойдет, — заявил Рафик. — Просто небольшая смена костюма — и все! Послушайте, мы же не хотим, чтобы кто-нибудь заметил Акорну, верно? Так что нам придется быть даже большими приверженцами традиций, чем дядя Хафиз. Я сказал ему, что изучал Три Книги, отчего он был совершенно счастлив. Потом я объяснил ему, что Первая Книга вдохновила меня на то, чтобы учиться дальше, и что я был принят в нео-хаддиты.

— И что все это должно означать? — поинтересовался Гилл.

— Думаю, что теологическая сторона вопроса тебя не заинтересует, поскольку окажется выше твоего разумения, — не удержался от ехидства Рафик. — А практическая сторона заключается в том, что мои жены носят хиджаб, что окажется прекрасным камуфляжем для Акорны.

Он забрал у Калума белый полишелк и поднял так, чтобы все могли рассмотреть фасон одеяния: многослойный капюшон и еще более многослойное платье. Каждый слой ткани был легким и прозрачным, но, собранные вместе, они превращались в белое облако, которое должно было совершенно скрыть очертания фигуры.

— Как просвещенное дитя Трех Пророков, я, разумеется, не придерживаюсь древних предрассудков, предписывающих женщине закрывать лицо вуалью. В Первой Книге, которую вы, неверующие, зовете Кораном, ничего не говорится о том, что женщина должна скрывать свое лицо. А Второй Пророк совершенно отрицает эту и ей подобные варварские практики, такие как запрет на ферментированные ликеры. Но нео-хаддиты утверждают, что традиция рассказов о Первом Пророке не менее священна, чем слова Книг. Они хотят вернуть самые дикие из древних традиций, включая и ношение вуали. Я привел дядю Хафиза в ужас, но он сказал, что отнесется с уважением к моим религиозным предрассудкам и будет терпеливо ждать, пока я из них не вырасту. Он не будет смотреть на лица моих жен, но они должны присутствовать на наших переговорах.

— Лица… жен ? — переспросил Калум.

Глаза Рафика сверкнули:

— Это самая великолепная часть моей идеи! Я сказал дяде Хафизу, что меня сопровождает мой партнер, неверующий, и две моих жены. Понимаешь ли, это прекрасно согласуется с наличием на борту четырех человек. А любой, кто разыскивает трех горняков и маленькую девочку, скорее всего, даже не заподозрит их в нео-хаддите, его двух женах и деловом партнере .

— На мой вкус, эта затея выглядит рискованной, — заметил Калум. — Ты имеешь в виду, что один из нас останется на корабле, а ты возьмешь какую-нибудь местную девчонку на роль твоей второй жены? А ты уверен, что она не станет болтать?

— Я, хм… не совсем это имел в виду, — ответил Рафик. Вытащив второе платье из белого полишелка, он прикинул его на Калума. — Да. Я довольно точно вычислил твой рост. Только, прошу тебя, не забудь, что идти нужно мелкими шажками и смотреть в пол, как и положено послушной жене нео-хаддита; хорошо?

— Поверить в это не могу! — взорвался доктор Форелль, прочтя отчет об исчезновении “Кхедайва”. — Не могу. Не верю.

— Я тоже не хотела в это верить, — ответила Джудит, — но отчеты не оставляют сомнений, — на ее лице были видны следы слез. — Это так печально… Эти трое милых мужчин и маленькая девочка…

— Если бы это было правдой, это была бы трагедия, — ответил Форелль. — Это был бы конец моих надежд на проведение крупнейшего исследования десятилетия — нет, столетия! Но это не правда. “Объединенные Производители” набирают на службу дураков: я-то знаю это, я сам стою во главе тех, кто изобретает ложь, которой корпорация пичкает глупцов, красивыми словами прикрывая бесчеловечную политику и жестокие директивы, — он бросил на Джудит хитрый взгляд. — Что, девочка моя, вам не нравится, как это звучит? Не нравится, когда я прямо говорю о том, чем занимается наш отдел? Ну, ну, уж вы-то не так глупы, как остальные. Вы должны были заметить, что творится вокруг. Что ж, у меня были свои причины принять эту работу: в наши дни нелегко добиться финансирования чисто научных изысканий, а я, что бы ни говорили мои коллеги по университету, действительно мог создать весьма достойный труд, если бы мне удалось найти источники финансирования моих исследований. А у вас, я полагаю, есть свои собственные причины мириться с тем, что окружает вас в “Объединенных Производителях”.

— Они хорошо платят, — ответила Джудит. — У меня на Кездете остался младший брат. Он еще не окончил школу.

— А когда окончит, — заметил Форелль, — вы, несомненно, найдете еще какой-нибудь предлог, который позволит вам получать их деньги. Они покупают неплохие умы и совращают нас, используя для того, чтобы купить столько глупцов, сколько им нужно. Включая и тех идиотов, которые считают, что “Кхедайв” потерпел крушение, врезавшись в астероид!

— Но сигнал бортового маяка… — неуверенно начала было Джудит.

— Подделка. Не знаю, как они это сделали, я не инженер, но это подделка.

— Это слишком сложно. На корпусе корабля и на двигателях должны быть регистрационные номера.

— Ха! Но ведь никто же не стал выходить на поверхность астероида и искать их, верно? Они просто доверились компьютерным записям.

Джудит молчала. Конечно, та мысль, которую высказал Форелль, была совершенно безумной… но ведь и правда, никто не осматривал корабль, свидетельством того, что это “Кхедайв”, был единственно сигнал бортового маяка…

— Готов побиться с вами об заклад, что это вовсе не “Кхедайв”. Ручаюсь, так оно и есть. Сигнал маяка подделан, и те трое вместе с девчонкой сейчас находятся в совершенно другом секторе пространства и, должно быть, смеются над нами. Но “Объединенные Производители” замнут это дело, поскольку понимают, что ни один суд не станет отстаивать их право на владение кораблем, что бы они ни говорили, так что им легче просто списать корабль и заявить, что эти парни мертвы, чем пытаться подать на них в суд. Но я этого дела так не оставлю! — Форелль посмотрел на Джудит с таким вызовом, словно ожидал, что она будет с ним спорить. — Эта девочка, девочка-единорог, слишком уж заметна, слишком она бросается в глаза, чтобы исчезнуть бесследно. У “Объединенных Производителей” есть заводы и базы по всей галактике. Я намерен оставить постоянный запрос на все упоминания о ребенке с характерными отклонениями строения: все данные будут срочно передаваться на мой личный компьютер. Рано или поздно, но они где-нибудь появятся. Я найду ее, и мы напишем наше исследование, Джудит. А потом я смогу, наконец, расстаться с этими глупцами и занять достойное меня положение в университете. Возможно, я даже получу место руководителя факультета… ну, неважно. Займитесь делом. Составьте запрос, а я его отправлю, чтобы не было сомнений в важности и срочности запроса, чтобы о нем не забыли, но и не задавали лишних вопросов. Наконец-то прикладная психолингвистика сгодится на что-то еще, кроме как делать счастливыми работников КОП!

Джудит подумала, что доктор Форелль обманывает сам себя, однако ей и самой хотелось поверить в этот обман. Однако же, если ребенок каким-то чудом остался в живых, ей вовсе не хотелось, чтобы малышка попала в руки Форелля и подверглась его экспериментам. В итоге, она использовала все свои познания в психолингвистике, составив послание, которым доктор Форелль остался вполне доволен: оно выглядело вполне важным и срочным, однако любой, кто прочел бы его, вероятно, просто выкинул бы этот вопрос из головы, решив, что это “очередная безумная идея Альтона”.