Пролог

Координатная система пространства-времени, использовавшаяся ими, не имеет никаких привязок к Земле, нашему солнцу, Млечному Пути или какой-либо иной точке, которую мы могли бы использовать для определения местонахождения. В любой системе координат, которой мы могли бы воспользоваться, они находятся так далеко за краем карт известной нам Вселенной, что никому не приходило в голову путешествовать туда, даже на корабле с протонным двигателем. А потому — давайте просто скажем, что они находились где-то между “очень далеко” и “нигде”, когда пришел конец пространству и времени, и то, что было прогулочным космическим катером, превратилось в камеру смертников. Они похожи на нас во многом, и не только внешне. Они не хотели умирать, и, если бы могли, постарались бы избегнуть такой участи. Но, так как смерть их была неизбежна, они хотели встретить ее спокойно и достойно, а не корчась в пыточных камерах кхлеви . Однако они пожертвовали бы и последним, что у них осталось — возможностью умереть спокойно и достойно — ради того, чтобы спасти свое дитя, не способное еще даже понять, какая судьба грозит им всем.

У них было время поговорить: по нашему счету времени — несколько часов, пока корабль кхлеви приближался к маленькому катеру, которому некуда было лететь.

— Мы могли бы предложить сдаться, если они пощадят ее , — проговорила Она, глядя на сетчатый кокон, где, свернувшись, дремало их дитя. Счастье, что она так крепко спала: девочка уже слишком хорошо умела говорить, и, если бы она не уснула, им было бы тяжело скрыть от нее правду.

— Они не признают никаких условий, — ответил Он. — Никогда не шли на уступки.

— За что они так нас ненавидят?

— Я не уверен, что они умеют ненавидеть, — возразил Он. — Никто не знает, что они чувствуют. Они не такие как мы, и мы не должны приписывать им свои эмоции. Все, что мы знаем о них — это то, что они делают с нами.

Оба ненадолго замолчали, не желая вслух говорить о том, что делали кхлеви с пленниками других рас. Никто не выходил живым из их плена — но записи того, что происходило после захвата пленников, транслировались кхлеви в трехмерном воспроизведении, с цветом и звуком. Возможно, это было продиктовано чистым расчетом, желанием вселить страх в сердца противников; может быть — просто выражением торжества: так представители более гуманных и гуманоидных рас показывают захваченные вражеские знамена или корабли… Этого никто не знал, поскольку с дипломатами-лингвистами, отправившимися с миссией мира, чтобы заключить мирный договор с кхлеви, произошло то же, что и с пленниками.

— Жестоко… — выдохнула Она, оторвав наконец взгляд от их спящего ребенка.

— Единственное, в чем они проявили милосердие, — сказал Он, — так это в том, что дали нам понять, что милосердия от них ждать нечего. Но с нами этого не случится: к тому времени, как они доберутся до нас, мы уже будем мертвы.

С тех пор, как прошла третья передача кхлеви о пытках пленных, — а было это вскоре после начала того, что в истории, возможно, станет известно как Вторжение кхлеви, — корабли народа, к которому принадлежали Он и Она, не выходили в космос без определенных необходимых средств. Те пленники, которых удавалось захватить кхлеви, как правило, находились вне корабля — или же у них не было времени воспользоваться этими средствами. Остальные же к моменту, когда их тела попадали к кхлеви, уже давно находились за тем пределом, где нет ни боли, ни страданий.

— Но я не хочу уходить, не нанеся им хотя бы одного удара, — проговорил Он, — а потому я внес некоторые изменения в нашу систему двигателей. Должность директора компании по разработке оружия дает некоторые привилегии: эта система была создана совсем недавно, даже корабли Флота еще не оснащались ею.

Его руки были не столь гибкими, сколь наши, однако пальцы работали достаточно ловко, чтобы ввести нужные команды — слишком опасные, чтобы вводить их при помощи обычной системы голосового контроля.

— Когда в радиусе действия этого поля, — продолжал Он, указывая Ей на мерцающую сферу, окружавшую их корабль на дисплее, — появится объект, равный по массе нашему кораблю или превосходящий его, пространство вокруг нас свернется, изменится, распадется, и вся материя внутри этой сферы сожмется в одну точку. Они никогда не узнают, что случилось с нами и с их пограничным рейдером.

Его губы сжались в жесткую линию:

— Мы уже узнали, что они не боятся смерти; быть может, тайна напугает их больше.

— А что произойдет с пространством вокруг нас, когда будет приведен в действие эффект компрессии?

— Этого никто не знает. Это не тот эксперимент, который можно провести на поверхности планеты или в пределах видимости. Все, что нам известно — то, что окажется внутри этой сферы, будет уничтожено. Перестанет существовать, словно его никогда и не было.

Она ничего не сказала: только взглянула на ребенка. Ее зрачки сжались, превратившись в две вертикальных черточки.

— Ей не будет больно, — ласково проговорил Он, видя и понимая Ее горе. — Сейчас мы примем абанье и дадим ей немного в питье. Мне придется разбудить ее, но потом она быстро заснет — как и мы. Да, именно так все и будет: мы просто уснем.

— Что касается нас, то я не возражаю, — ответила Она: это было ложью, но ложью, произнесенной из любви. — Но она только начинает жить. Неужели нет никакого способа дать ей хотя бы шанс? Если мы отправим ее в космос в спасательной капсуле…

— Если мы сделаем это сейчас, они заметят и перехватят капсулу, — возразил Он. — Ты ведь понимаешь, что произойдет потом.

— Тогда сделай это, когда корабль взорвется! — воскликнула Она. — Сделай это, когда мы все будем умирать! Неужели ты не можешь настроить управление так, чтобы капсула отправилась в космос за мгновение до того, как они пересекут радиус действия поля? Так, чтобы они не успели изменить курс и захватить ее?

— К чему? Чтобы она провела свои последние часы в одиночестве и страхе, запертая в капсуле? Пусть уж лучше уснет здесь, в твоих руках, чтобы никогда уже не проснуться…

— Тогда дай ей столько абанье, чтобы она уснула крепко, — проговорила Она. Она почти физически чувствовала, как в эти последние мгновения обострилась ее способность мыслить и принимать решения. — Пусть она спит долго, пусть не сумеет проснуться раньше, чем в капсуле закончится воздух! Если бы только она была достаточно взрослой, чтобы… но нет, она еще слишком мала. Если воздух закончится, она умрет, не просыпаясь. Но, может быть, раньше ее найдет кто-то из нашего народа. Может быть, они слышали наш последний сигнал бедствия. Может быть, они ищут нас. Дай ей хотя бы этот шанс!

Она взяла ребенка на руки и дала ей горькой абанье, смешанной с подслащенным молоком, чтобы девочка смогла проглотить снотворное. Она укачивала девочку, целуя ее лицо и руки, и теплый животик, и маленькие брыкающиеся ножки, пока ребенок не утих, не задышал глубоко и ровно, не уснул, успокоившись, в ласковых руках матери.

— Неужели ты хочешь прямо сейчас уложить ее в капсулу? — воскликнула Она, когда Он склонился над ними. — Дай мне подержать ее на руках еще немного… хотя бы еще немного!

— Я не приму абанье, пока она не окажется в капсуле, — ответил Он. — Я запрограммировал корабль так, чтобы капсула была запущена в самый последний момент перед включением системы.

Возможно, это будет сделано слишком поздно , подумал Он про себя: скорее всего, капсула окажется в сфере действия поля, когда кораблю кхлеви подойдет к ним, и будет уничтожена в момент трансформации окружающего пространства. Но к чему рассказывать об этом Ей? Пусть Она выпьет абанье и уснет, надеясь на то, что у их ребенка есть хотя бы один шанс выжить.

Усилием воли Она расширила зрачки, придав лицу выражение спокойного удовлетворения; Он закрыл капсулу и запрограммировал ее на старт по автоматической команде.

— Это все? — спросила Она, когда Он закончил.

— Да.

Она заставила себя улыбнуться и подала Ему тюбик с искристой красной жидкостью.

— Для нас я сделала совершенно особенный напиток, — проговорила Она. — По большей части, это то самое вино, которое мы пили в День Клятв.

Ему подумалось вдруг, что сейчас Он любит Ее сильнее, чем когда-либо в жизни — чем в любой из тех дней, когда им обоим казалось, что впереди их ждет долгая жизнь.

— Тогда давай снова обменяемся Клятвами, — проговорил Он.

Глава 1

Сперва Гилл решил, что это всего лишь очередной обломок космического мусора — мигающий, вращающийся вокруг своей оси и ярко вспыхивавший отраженным светом. Отчетливые блики скользили по поверхности астероида AS-64-B1.3, где они тянули кабель. Однако что-то в этом объекте показалось ему странным, и он счел нужным поднять этот вопрос, когда вместе с товарищами вернулся на борт “Кхедайв”.

— Объект слишком яркий, он не мог долго пробыть в космосе, — заметил Рафик. Его тонкие смуглые пальцы танцевали над консолью; он одновременно считывал информацию с полудюжины экранов и переводил мерцающие цветные строчки в голосовые команды, подаваемые на внешнюю сенсорную систему.

— Что ты этим хочешь сказать? Что значит — “слишком яркий”? — поинтересовался Гилл. — Вот звезды, например, тоже яркие, а большей частью они тут уже давно…

Рафик поднял черные брови и кивнул Калуму.

— Но сенсоры говорят нам о том, что это металл, причем слишком гладкий, — заговорил Калум. — В том органе, который мы в шутку называем твоим мозгом, осталось слишком много от примитивного мышления твоих предков-викингов, Деклан Гилоглы Третий. Разве по незначительным повреждениям не видно, что данный объект находится в поясе астероидов не более нескольких часов? И, если он находится в данном секторе пространства не более нескольких часов, неужели ты не задаешь себе вопроса, откуда он здесь появился?

— Опять головоломка, да? Но я предоставлю ее решение вам, — добродушно ответил Гилл. — Я всего-навсего самый обычный, простой инженер-металлург. Можно сказать, сын земли с мозолистыми руками.

— Я бы скорее сказал — сын астероидного пояса, — уточнил Рафик. — Кстати сказать, с этого астероида мы мало что получим. Нужно сперва бурить поверхность и брать пробы, прежде чем запускать магнитные захваты… О! Мы его захватили.

На центральном экране появился овальный объект с ровными выемками с одной стороны.

— Посмотрим, что нам скажут сенсоры об этой маленькой загадке…

— Похоже на гороховый стручок, — заметил Гилл.

— Это верно, — согласился Калум. — Остается только выяснить, что в нем за горошины и хотим ли мы посадить их на своем корабле, или лучше будет отправить их куда подальше? Вроде бы, за последнее время в этом секторе не было никаких дипломатических конфликтов — или я ошибаюсь?

— По крайней мере, таких, после которых остаются дрейфующие мины, не было, — ответил Гилл, — тем более, что эта штуковина не похожа на космическую мину — разумеется, из тех типов, которые знакомы мне . К тому же, только идиот отправит космическую мину в пояс астероидов, где никогда не угадаешь, с чем она столкнется и кому от этого будет хуже.

— Высокий интеллект, — пробормотал себе под нос Рафик, — не всегда является отличительной чертой тех, кто предпочитает достигать дипломатических целей посредством мин… Считывание информации, — приказал он компьютеру. — Все параметры. Так… так… Очень интересно!

— Что?

— Я, конечно, могу ошибаться… — Рафик помолчал. — Во имя Трех Пророков! Я наверняка ошибаюсь! Эта штука слишком мала… а в этом секторе нет регулярного движения… Калум, что ты думаешь о данных сенсоров?

Калум склонился над панелью управления; несколько раз быстро моргнул песочного цвета ресницами, следя за сменяющимися на экране цветными строчками.

— Ты не ошибаешься, — наконец объявил он.

— Возможно, вы двое захотите поделиться со мной великим прозрением? — Гилл явно жаждал объяснений.

Выпрямившись, Калум посмотрел на Гилла.

— Твои горошины, — проговорил он, — оказались живыми. С учетом размеров “стручка”, слишком маленького для того, чтобы в нем была автономная система регенерационного жизнеобеспечения, это спасательная капсула, и сигнал, который она передает — это сигнал бедствия, хотя такой код мне никогда не встречался.

— Мы можем захватить ее?

— Нам придется это сделать, разве нет? Будем надеяться… о, отлично. Я не могу определить состав сплава, но он, несомненно, содержит железо — а, следовательно, наши магнитные захваты смогут удержать капсулу… вот так, легче, легче… — обратился Рафик к механизмам, которые он только что привел в действие, — мы же не хотим раздавить ее, верно? Хрупкое содержимое. Обращаться с осторожностью, и все такое… Прекрасно, — пробормотал он, когда капсула оказалась в пустом грузовом отсеке.

— Сам себя не похвалишь — никто не похвалит? — язвительно поинтересовался Калум.

— Я не о себе, я о нашем корабле — о “Кхедайве”. Он проделал прекрасную работу и очень аккуратно обращался с нашим “гороховым стручком”. Теперь его следует перенести внутрь и вскрыть.

На “гороховом стручке” не обнаружилось никаких идентификационных меток из тех, что они смогли прочесть; однако, как решил про себя Калум, длинные строки, вьющиеся по поверхности капсулы, должно быть, были письменностью какой-то неведомой им цивилизации.

— Ну, разумеется, инопланетяне, — пробормотал Рафик. — Столько веков прошло со времен начала Экспансии, столько звезд и планет нанесено на карты — а нам первым выпало открыть разумную инопланетную расу… Нет, не может быть. Это просто украшение — или же незнакомая нам знаковая система, однако последнее мне кажется крайне маловероятным. Полагаю, вы со мной согласны?

— Более-менее, — в голосе Калума не было и тени той иронии, которая прозвучала в тоне Рафика. — Однако же это не кириллица, не новогреческий и не романский шрифт; это не три-лат и не какой-либо иной алфавит из тех, что я могу припомнить… ну, так и что же это такое?

— Может быть, — предположил Рафик, — “горошины” расскажут нам об этом.

Он пробежал кончиками пальцев по изящным письменам, врезанным в металл, и по углублениям на боку капсулы. Герметичное устройство такого размера, что может вместить тело взрослого человека… возможно, это не спасательный модуль, а гроб? Но сенсоры корабля зафиксировали сигнал бедствия и обнаружили внутри “стручка” признаки жизни.

Когда он обнаружил, как открывается капсула, способ этот оказался таким же простым и элегантным, как и ее форма: нужно было просто нажать пальцами обеих рук на три овальных углубления в центре капсулы.

— Погоди, — попросил Калум. — Лучше наденем скафандры и откроем “стручок” в воздушном шлюзе. Мы же не знаем, в какой атмосфере выросло это существо.

Гилл нахмурился:

— Мы могли бы убить это существо, открыв капсулу… Нет ли способа проверить, что там внутри?

— Нет — если мы не откроем капсулу, — жизнерадостно ответил Калум. — Послушай, Гилл, что бы там ни находилось, возможно, оно уже мертво — а если нет, то оно не сможет вечно находиться в герметично закрытой капсуле. Ему придется рискнуть.

Мужчины переглянулись, пожали плечами и надели рабочие скафандры, после чего направились вместе с капсулой в воздушный шлюз.

— Что ж, Калум, — странно стесненным голосом проговорил Рафик через несколько мгновений после того, как капсула открылась, — по крайней мере, наполовину ты оказался прав. В любом случае, это не взрослый .

Калум и Гилл наклонились над капсулой, рассматривая спящее в ней существо.

— И к какому же виду оно относится? — спросил Калум.

— Правда, она — совершенно очаровательная малышка? — тон Гилла был настолько сентиментальным, что Калум и Рафик воззрились на него с изумлением.

— Откуда ты знаешь, какого пола это существо? — поинтересовался Рафик.

— Она выглядит как девочка!

У товарищей Гилла маленькое существо, лежавшее, свернувшись, на боку в позе спящего младенца, подперев кулачком щеку, вызывало те же ощущения. Пышные серебристые волосы колечками ложились на лоб, спускались по спине до острых лопаток, отчасти скрывая бледное тонкое личико.

Трое мужчин стояли и смотрели на малышку, когда она пошевелилась, открыла глаза и попыталась сесть.

— Аввви , — тихонечко заплакала девочка. — Аввви!

— Мы испугали бедную малышку, — сказал Гилл. — Ладно, по крайней мере, очевидно, что она дышит кислородом, как и мы, так что давайте-ка снимем скафандры и отведем ее внутрь корабля. Пусть видит, что мы такие же, как она, а не металлические монстры!

Перенести капсулу вместе с ее содержимым на корабль оказалось нелегким делом. “Бедная малышка” начинала жалобно поскуливать каждый раз, как капсула покачивалась.

— Бедный детеныш! — воскликнул Гилл, когда они снова опустили капсулу на пол. Это движение отбросило серебристые кудряшки со лба девочки. Посередине лба, точно между серебристыми бровями и волосами обнаружился бугорок чуть больше дюйма в диаметре. — Как такое могло случиться? Капсула достаточно мягкая изнутри, а Рафик завел ее в шлюз так аккуратно, словно это была полная корзина яиц… готов поручиться, ни одно бы не разбилось!

— Я думаю, этот вырост естественного происхождения, — заметил Рафик, — и это не единственное ее физическое отклонение. Посмотрите-ка на ее руки и ноги.

Теперь, когда Рафик обратил на это их внимание, остальные двое мужчин заметили, что пальцы на руках девочки были менее гибкими и подвижными, чем человеческие — что и не удивительно, ведь ее пальцы имели только две фаланги. А маленькие босые ступни оканчивались двумя большими пальцами, гораздо более крупными и толстыми, чем человеческие, и расположенными под странным углом.

— Аввви, аввви! — уже громче и требовательнее повторяла девочка. У нее были странные глаза — казалось, они меняли форму; но она не плакала.

— Может быть, это вообще не отклонение, — предположил Калум.

— Что, все еще ищешь разумных инопланетян? — съехидничал Рафик.

— А почему бы и нет? Физически она отличается от нас; мы не можем прочитать письмена на капсуле; и может ли хоть один из вас сказать мне, что значит “аввви ”?

Гилл наклонился и, взяв девочку на руки, вынул ее из спасательной капсулы. В его больших руках она выглядела как хрупкая кукла. Когда он поднял ее на уровень плеч, девочка взвизгнула от ужаса и крепко вцепилась его курчавую рыжую бороду.

— Все совершенно очевидно, — поглаживая девочку по спине, заговорил он. — Тише, тише, акушла, с тобой ничего не случится. Я тебя не отпущу… Что бы это ни был за язык, — продолжал он, — должно быть, “аввви ” на нем означает “мама”.

Он перевел взгляд со спасательной капсулы на Рафика и Калума.

— А в отсутствие “аввви”, джентльмены, — объявил он, — похоже, эту роль придется выполнять нам.

Обнаружив, что борода у Гилла мягкая и приятно щекочет ее лицо, а руки у него добрые и осторожные, девочка успокоилась и притихла. Решив, что после пребывания в капсуле, возможно, довольно длительного, малышка хочет пить, мужчины предложили ей воды. У девочки были зубы — и метке от этих зубов суждено было навсегда остаться на краю кружки. Сделав первый глоток, девочка изобразила на лице недовольную гримасу — по крайней мере, так показалось Гиллу, — но ее организм был слишком обезвожен, чтобы она стала отказываться от воды. Мясо она выплюнула, едва попробовав; крекеры и хлеб ей, похоже, тоже не пришлись по вкусу. Встревоженный тем, что основные продукты их рациона оказались неприемлемыми для девочки, Калум бросился в секцию гидропоники и набрал разной зелени. Девочка схватила латук и сразу запихнула его в рот; потом потянулась за свеклой, которую жевала уже медленнее, затем перешла к моркови и редиске. Наевшись, она вывернулась из рук Гилла и направилась прямиком к заинтересовавшей ее панели управления, где и успела включить сигнал тревоги прежде, чем Гилл успел ее остановить. Калум немедленно занялся устранением последствий этой шалости.

Девочка выглядела испуганной, зрачки ее серебристых глаз сжались в точку, маленькое тело напряглось. Она пробормотала что-то на незнакомом людям языке.

— Нет, малышка, нет, — уговаривал ее Гилл, грозя девочке пальцем. — Ты меня понимаешь? Не надо это трогать.

Он протянул руку, почти коснувшись панели управления, но тут же отдернул ее, сделав вид, что ему больно: сунул пальцы в рот, потом подул на них.

Зрачки девочки расширились, и она проговорила что-то с вопросительной интонацией.

— Нет! — повторил Гилл, и девочка кивнула, спрятав обе руки за спину.

— О, да она очень умная, наша девочка, просто умница, — с одобрением заметил Калум, улыбаясь и гладя пушистые мягкие волосы девочки.

— Может, стоит ей показать наш туалет, как вы думаете? — спросил Рафик, оглядывая нижнюю часть тела девочки, покрытую короткой шерсткой.

— Боюсь, для нее он не подойдет, — возразил Гилл, — разве что она все-таки мальчишка и тщательно это скрывает.

Гилл зарылся пальцами в бороду, что всегда указывало на глубокую задумчивость.

— Она ест зелень, как травоядное животное…

— Она не животное! — кажется, такое предположение привело Калума в ярость.

— Но она ест зелень. Может, нам стоит показать ей секцию гидропоники. У нас там есть грядка, на которой мы сажаем редис..

— А последнюю редиску ты ей сам только что скормил, — в тоне Рафика слышались обвиняющие нотки.

— Она не похожа на кошку или собаку, — продолжал вслух размышлять Гилл. — Строго говоря, хотя она и очень милая девочка, в ней есть что-то… почти лошадиное.

Рафик и Калум принялись с жаром возражать против подобного предположения, но в это время девочка забеспокоилась и начала озираться по сторонам.

— Мне кажется, ей уже невтерпеж, — продолжал Гилл. — Так, может, стоит отвести ее на грядку?

Так они и поступили; девочка чуть наклонилась вперед и справила нужду, аккуратным движением своей странной ножки присыпав это место землей. Потом она огляделась, рассматривая зеленые растения вокруг.

— Может, нам стоило принести ящик с землей к ней? — задумчиво проговорил Гилл.

— Давайте-ка уведем ее отсюда, — предложил Рафик. — Мы ее накормили и дали ей справить нужду; может, теперь она уснет, а мы сможем вернуться к работе.

И в самом деле, девочка спокойно дала отвести себя к открытой капсуле, забралась в нее и свернулась внутри, закрыв глаза. Ее дыхание замедлилось; она уснула. Трое мужчин на цыпочках разошлись по своим рабочим местам.

Однако разговоры о будущем девочки и о том, как разместить ее на их небольшом корабле, продолжались весь вечер, пока команда прокладывала крепящий кабель по поверхности астероида и устанавливала в новом месте бурильную установку. Астероид AS-64-B1.3, возможно, действительно был богат металлами платиновой группы, однако, чтобы добыть эти металлы, нужно было изрядно потрудиться: коэффициент плотности пород оказался гораздо выше, чем ожидалось. В течение вечера то один, то другой горняк облачался в скафандр и отправлялся на поверхность астероида, чтобы выбрать более удобное место для бурения, заменить наконечник бура или очистить инструменты и приборы от вездесущей пыли, которая проникала, казалось, и сквозь абсолютно герметичную упаковку.

— Давайте назовем этот астероид “Анусом”, — мрачно заявил Калум после одной из таких прогулок.

— Калум, я тебя умоляю! — с упреком заметил Гилл. — Не при ребенке!

— Очень хорошо, тогда ты сам его назови.

У них была привычка давать временные имена каждому астероиду, на котором им приходилось работать: в этом было что-то личное, что-то, позволявшее лучше запомнить места работы. Разведка давала астероидам только номера; иногда не было и этого. Многие астероиды, на которых им приходилось работать, были всего несколько метров в поперечнике — слишком маленькие и незначительные для того, чтобы исследовательские группы обратили на них внимание, но достаточно удобные для разработки командой “Кхедайва”. Однако AS-64-B1.3 был крупным астероидом, таким большим, что его еле мог удержать самый длинный из их кабелей: в таких случаях команда предпочитала давать астероидам имя, начинавшееся с первых букв того обозначения, под которым астероид был записан в отчетах исследовательских команд.

— Арахис, — бросил Гилл. Их нежданная гостья снова проснулась, и он как раз кормил ее свеклой; на второе предполагалась морковь.

— Не совсем те первые буквы.

— Ну, первая и последняя как раз дают то, что надо…

— В принципе, да. А что ты так привязался к Арахису?

— Единственный орех на “а”, который я мог припомнить; а этот астероид, похоже, окажется крепким орешком! — хихикнул Гилл; Калум улыбнулся в ответ — правда, довольно кисло. Самый маленький из всех троих, он был единственным, кто мог в полном скафандре пробраться внутрь буровой установки, и из-за пыли ему часто приходилось лазить туда-сюда, так что его не особо веселили шуточки товарищей по поводу AS-64-B1.3.

— Мне это нравится, — заявил Рафик. — Значит, пусть будет Арахис. Кстати, Гилл, раз уж у нас речь зашла об именах — как мы назовем нашу девочку? Не можем же мы называть ее просто “малышкой” или “ребенком”…

— Это не наша проблема, — ответил Калум. — Мы же ведь довольно скоро сдадим ее на Базу, разве нет?

Он оглядел внезапно окаменевшие лица своих коллег.

— Ну, ведь не можем же мы держать ее здесь? Что нам делать с маленькой девочкой здесь, на корабле, предназначенном для добычи руды?

— А ты подсчитал, — мягко заговорил Рафик, — во сколько нам встанет прервать работы на астероиде и вернуться на Базу, чтобы оставить девочку там?

— В данный момент, — оборвал его Калум, — я был бы только рад покинуть астероид. И пусть этот орешек попробует расколоть кто-нибудь другой!

— И что же, мы приведем “Кхедайв” назад с половинным грузом, который даже не окупит наши расходы на экспедицию?

Калум заморгал белесыми ресницами, подсчитывая, что они потеряют и что приобретут при таком варианте развития событий. Наконец, он обреченно пожал плечами:

— Ладно. Нам придется повозиться с ней, пока наши трюмы не будут полны. Только не думай, ты, здоровенный викинг, что из-за своего маленького роста я лучше всего подойду на роль няньки!

— Да брось ты, — добродушно улыбнулся Гилл. — Эта девочка умеет ходить и пользоваться туалетом, а скоро она выучит и наш язык — дети легко этому учатся. Много ли хлопот может доставить одна малышка?

— …“Много ли хлопот может доставить одна малышка”, да? — язвительно повторил Калум, когда они обнаружили, что девочка повыдергивала с корнем половину растений в секции гидропоники, включая кабачки и ревень, крайне важные для очищения воздуха на корабле из-за своих широких листьев.

Рафик провел серию тестов, чтобы узнать, насколько ухудшился состав воздуха вследствие разорения гидропонного “огорода”. Девочка тем временем уснула; пробуждение ее было таким тихим, что они заметили ее только когда она вернулась к ним, жуя листья кабачков. Калум и Гилл заново посадили, полили и подвязали выдранные растения, пытаясь спасти все, что можно. Определенно, ребенок попробовал все, что росло в гидропонной секции, выдергивая те растения, которые ей особенно понравились, и только надкусывая стебли и листья тех растений, которые не пришлись ей по вкусу. Она съела все еще не успевшие созреть овощи, составлявшие обычно диету Рафика; от этого у девочки приключился понос, что огорчило ее саму едва ли не больше, чем троих компаньонов. Они спорили не меньше часа, решая, какую дозу желудочного средства ей нужно дать. Решающим фактором здесь был вес тела, а потому Рафик взвесил сначала девочку, а потом и лекарственный порошок на тех весах, на которых они обычно взвешивали образцы руды. Первую дозу лекарства девочка выплюнула; вторую тоже, на этот раз попав точнехонько на Гилла. На третий раз они зажали ее ноздри, довольно-таки большие для человека, заставив девочку открыть рот, чтобы дышать — и всыпали порошок прямо в рот, вынудив ее проглотить снадобье. И снова девочка не заплакала, но ее большие серебристые глаза смотрели на них с таким укором, что они предпочли бы видеть слезы.

— Мы не можем допустить, чтобы она снова устроила такое, — сказал Гиллу Калум, когда они закончили приводить в порядок свой “огород”. Как раз в этот момент и появился Рафик, желавший немедленно ознакомить их с результатами анализа воздуха.

— Воздух должен был стать хуже — а вместо этого очистился, — он поскреб в затылке, потом постучал пальцем по анализатору, пытаясь определить, исправен ли он. — В воздухе нет ни следа избытка двуокиси углерода — а я думал, что нам вскоре понадобится полная очистка атмосферы.

— Моя мамочка, помнится, на меня что-то вроде клетки надевала, когда я пытался забраться в ее сад, — заметил Гилл.

Они сделали что-то подобное и для девочки, но, стоило им только отвернуться, как она мгновенно освободилась от “клетки”. Тогда вместо этого они обтянули металлической сеткой растения.

Они пытались найти игрушки, которыми можно было бы позабавить девочку, но ни кастрюли и крышки, которыми можно было греметь, ни множество различных ящиков, где можно было устроить уютное гнездышко, ни яркие разноцветные чашки и миски не занимали ее внимания надолго. Ей непременно нужно было, чтобы ею кто-то занимался, что весьма осложняло работу команды.

— Перенесение привязанностей, — напыщенно объявил Рафик.

— В списке моих профессиональных обязанностей ничего такого не значится, — тихо заметил Гилл, когда девочка наконец уснула, обвив руками его шею. Рафик и Калум помогли ему уложить ее в капсулу, постаравшись сделать это со всей возможной осторожностью. Все трое мужчин некоторое время постояли над открытой капсулой, служившей девочке колыбелькой — затаив дыхание, чтобы ненароком не разбудить малышку.

— Кстати, вот и еще одна проблема, — все еще шепотом проговорил Гилл. — Она растет не по дням, а по часам. Скоро перестанет здесь помещаться. К какому же, черт побери, виду она принадлежит?

— Она явно родилась уже более взрослой, чем наши младенцы, — проговорил Рафик. — Но я ничего не нашел о подобных существах — ни в “Алфавитном указателе”, ни в “Энциклопедии”; даже в разделах инопланетной жизни и ветеринарии нет указаний на подобные случаи.