20

Тревис отправился в город, чтобы найти отца. В пути он почувствовал, как утомила его роль вершителя судеб. Он для нее явно не годился: слишком тяжелые решения приходилось принимать.

Если он расскажет отцу об Эми, обратного пути не будет. Тревис не знал другого такого человека, как отец, чья жизнь так неразрывно переплеталась с судьбами детей. Он ни за что бы не отвернулся от своего ребенка, как не бросил бы никогда умирать раненое животное.

Тревис решил посетить свой любимый уголок и провести несколько часов наедине с природой. Пусть отец еще немного побудет в счастливом неведении.

Тревис отправился в горы, вздымавшиеся за его домом, там он остановил машину в конце грунтовой дороги и дошел по тропинке до опушки. Через зеленую лужайку протекал ручей, не пересыхавший и в летнюю жару, его питали талые воды от снегов, почти никогда полностью не таявших на отдаленных вершинах.

У ручья лежал растрескавшийся обломок скалы. За многие века вода бессчетное число раз заполняла его поры, замерзала в них; камень крошился, от него отделялся кусок за куском. Постепенно в огромном валуне образовалось подобие кресла с мягкими подлокотниками из лишайников и пружинистым сиденьем из душистых сосновых игл, защищающих от холода камня.

Всякий раз, когда его что-то тревожило, Тревис приезжал сюда, чтобы подумать в одиночестве. Он часто бывал здесь на рассвете, иногда и в закатные часы. Но, покидая этот уголок, неизменно чувствовал покой и умиротворение: груз тревог и забот переставал угнетать его, верное решение приходило как-то само собой.

На этот раз знакомая поляна купалась в лучах щедрого летнего солнца. Сосны кокетливо хвастались нежными молодыми побегами, наполнявшими воздух стойким терпким ароматом. Белочки и бурундучки, потревоженные его вторжением, бросились врассыпную, но через несколько минут вернулись к прерванным занятиям, убедившись в миролюбии гостя.

Тревис погрузился в раздумья. Предстоял нелегкий разговор с отцом и Шэрон. Тревис предпочел бы, чтобы мать сама рассказала обо всем отцу, но никак не Шэрон. Он не хотел, чтобы у сестры сложилось предвзятое мнение. Если бы Эми решилась приехать, Шэрон могла бы стать важным союзником. Когда появилась на свет Эми, она была уже достаточно большой, чтобы помнить, что в доме не появилось обещанного матерью малыша, и у нее могло сохраниться чувство потери.

Солнце уже светило Тревису в спину, тени деревьев удлинились, заметно похолодало. Оставаться дольше не имело смысла.

Он обещал дать матери время для разговора с отцом и очень надеялся, что она использовала эту возможность. Тревис бы с большей охотой рассказал подробности о жизни Эми, но самому открывать отцу всю правду ему не хотелось. Отец заслуживал полновесных объяснений, а дать их могла только мать.

Тревис побрел к машине. Подчиняясь внутреннему порыву, он заехал домой, проверить, нет ли сообщений от Дианы. К его большому разочарованию, никаких сообщений не поступало. Тревис вышел на крыльцо, собираясь снова уехать, и заметил приближающийся автомобиль Гаса. Тревису было достаточно взглянуть на отца, чтобы понять, с чем он приехал.

— Я рад, что застал тебя, — сказал Гас. Тревис спустился вниз и пошел ему навстречу.

— Хочешь, пройдем в дом, я поставлю кофе?

— Да… пожалуй. — Гас снял свою видавшую виды ковбойскую шляпу и забросил ее на сиденье.

Молча отец и сын вошли в дом.

Гас уселся за кухонный стол, а Тревис занялся кофе. Вскоре кухня наполнилась терпким ароматом. Тревис достал из буфета кружки и разлил кофе, добавив сахар в кружку отца.

Гас сделал большой глоток, потом поставил кружку на стол, прикрыл ладонью:

— Может быть, готовить ты и не мастер, но кофе у тебя отменный.

— Мне повезло с учителем, — ответил Тревис. Он выдвинул стул и тоже сел, вытянув вперед ноги. Они могли бы так сидеть, мирно обсуждая виды на урожай, или говорить о погоде или о покупке новой техники, но разлитая в воздухе напряженность отличала этот разговор от других.

— Мне недостает походов с ночевкой, когда мы говорили маме, что уходим искать заблудившихся животных, — внезапно вспомнил Гас. — Нет ничего приятнее, чем выбраться утром из спального мешка и подставить спину солнышку.

— Мы вполне можем наверстать упущенное. — Тревис дорого бы дал, чтобы прогнать печаль, затаившуюся в глазах отца.

— Я не прочь.

Повисло молчание, которое начинало становиться тягостным. Тревис не выдержал:

— Мама тебе рассказала? — Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Кое-что. — Гас снова отхлебнул кофе. На этот раз он не поставил кружку на стол, а долгим взглядом смотрел на темную поверхность, как будто силился прочитать на ней нужные слова. — Я приехал, чтобы узнать у тебя остальное.

Тревис не был уверен, что может показаться отцу важным, а что — нет, поэтому он начал с самого начала. Он даже сам не подозревал, что из того, что он узнал об Эми, проведя с Дианой несколько дней, может получиться целый рассказ. Тревис рассказал отцу о детстве Эми, о том, как она искала любви и внимания у взявших ее на воспитание людей, но лишь наталкивалась всякий раз на холодную стену равнодушия.

Гас задавал много вопросов, Тревис смог ответить только на некоторые. Но о многом он просто не готов был рассказать, потому что Диана либо сама не знала ответы, либо не хотела делиться с ним тем, что знала.

Тревис не мог сказать Гасу, какого цвета глаза у его дочери. По словам Дианы, у них были похожие улыбки. Он не представлял, застенчивый у нее характер или решительный, нравится ей читать или нет, какую музыку она больше любит, но что важнее всего — он не знал, кто и за что избил ее так, что это едва не стоило ей жизни.

— И что ты об этом думаешь? — спросил Тревис, когда с вопросами было покончено.

— Я никогда не мог понять, почему не в силах забыть об этой крошке, — тихо сказал Гас. — Она была здесь все эти годы. — Он похлопал себя по груди в том месте, где находилось сердце. — Мне казалось, всему виной угрызения совести. Я думал, что она умерла из-за меня…

Боль, звучавшая в голосе отца, пронзила сердце Тревиса. Как же плохо он знал этого человека, хоть и прожил рядом с ним всю жизнь.

— Но ты почти никогда не говорил о ней…

— Я не мог, — покачал головой Гас.

— И что ты хочешь теперь делать?

— Что я хочу, значения не имеет. — Он поднялся и положил пустую кружку в раковину. — Все зависит от Эми. — Гас задумчиво смотрел в окно. — Эми — какое хорошее имя, правда? Когда-то я знал девушку с таким именем. Она была…

Гас взял бумажное полотенце, вытер глаза и высморкался. Когда он снова заговорил, Тревису показалось, что отец разговаривает сам с собой.

— Я знал, что родится девочка, так сразу и сказал Дороти. Мне хотелось назвать ее Дианой в честь греческой богини. В ту ночь, когда мы ее зачали, светила луна необыкновенной красоты. Я такой никогда больше не видел. Мне казалось, и она вырастет необыкновенной. Когда я узнал, что ее нет, часть моей души тоже умерла.

Гас освободился от воспоминаний и обернулся к Тревису.

— Я никогда никому не рассказывал о выборе имени. — Он скомкал бумагу и бросил в корзину. — Как странно, что она выросла с сестрой, которую зовут Диана. Хотя, может, в этом есть какой-то скрытый смысл, высшая воля?

Тревис старался понять, что пришлось пережить отцу, но не мог представить, что может чувствовать отец, лишившийся ребенка.

Почти двадцать шесть лет отец пытался примириться с мыслью о потери дочери. Теперь ему предстояло пережить ложь жены.

— Как ты думаешь, Тревис, она захочет вернуться к нам?

— Не знаю, — искренне ответил Тревис, — ей надо сначала разобраться со своими проблемами.

— А в чем дело? — Гас прислонился к мойке и пристально посмотрел на сына.

Тревис ответил не сразу. Не было смысла притворяться, что у Эми все обстоит благополучно.

— Диана сказала, что разговаривала об Эми с психиатром, у него сложилось мнение, что у нее склонность вредить себе.

— Ты хочешь сказать, она пытается себя убить?

— Не совсем так. Помнишь сына Джека Фейдера, ну того, что постоянно попадал в разные истории.

— Да.

— Вот и с Эми то же самое.

— Я уверен, с этим парнем все было бы в порядке, если бы отец по-дружески поддерживал его, а не хватался за ремень.

— У Эми свои проблемы с приемными родителями, — признался Тревис.

— И все-таки, сынок, я не вижу здесь прямой связи, скажи яснее.

— Эми, словно нарочно, ведет себя так, что это приводит к неприятностям. Иногда ее поступки просто опасны.

— Говори прямо, — попросил отец.

Тревис не знал, как смягчить удар: Гас намеков не понимал.

— Она лечилась от алкоголизма и наркотической зависимости.

Он не стал упоминать об аресте за проституцию, справедливо заключив, что лучше Эми расскажет об этом сама, если сочтет нужным. Самое главное — дать понять Гасу, что она катится вниз и нуждается в их помощи.

В таком городке, как Джексон, наводненном богатой, высокопоставленной публикой, приехавшей отдохнуть и развлечься, алкоголь и наркотики не считались чем-то из ряда вон выходящим, поэтому Гас не слишком бурно отреагировал на слова сына.

— И как она сейчас?

— Диана считает, что с алкоголем и наркотиками покончено, — Тревис колебался, не зная, стоит ли раскрывать отцу всю правду, но с другой стороны, он уже достаточно наслушался лжи. — Есть и другие проблемы, но мне кажется, лучше Эми самой рассказать об этом.

— Как объяснила Диана свое желание разыскать нас?

— Эми нужна настоящая семья — вот ее собственные слова.

— А она не объяснила, почему именно сейчас? — Гас оставался верен себе, пытаясь методично восстановить всю картину.

— Случилось нечто такое, что до крайности испугало ее. Она предпочла найти нас, чем потерять Эми навсегда.

— Твоя мама не хочет ее видеть. — Гас с силой провел ладонью по лицу.

— Знаю, — ответил Тревис.

— Ты говорил с Шэрон?

— Еще нет.

— Нам лучше поспешить, пока мать не опередила нас. Нам понадобится поддержка Шэрон, когда Эми приедет домой.

Тревис почувствовал, что любит отца, как никогда раньше.

— А как же мама?

— Что мама? — спросил Гас, поднимаясь из-за стола.

— Она будет сопротивляться.

— Это не имеет значения, — сказал Гас, направляясь к двери. — То, чего хочет она, больше не играет роли.

У Тревиса возникло чувство, что знакомый и привычный мир не только дал трещину, а безвозвратно разрушен. Как воспримет это Эми, узнав, что была тому причиной?

21

Диана включила свет, повесила сумочку и с облегчением сбросила туфли. Шел одиннадцатый час ночи, а во рту у нее ничего с обеда не было. Голова раскалывалась, спина ныла, и ноги гудели, но, несмотря на все это, Диана улыбалась. Вечером Эми полностью пришла в себя. Врачи не ожидали, что она так быстро пойдет на поправку. Они даже заговорили о переводе ее через пару дней из отделения интенсивной терапии в обычную палату.

Хотя Диана со Стефани старались каждую свободную минуту проводить в больнице, но изнурительные дежурства закончились. В это утро Диана в первый раз появилась на службе и присутствовала на заседании, где обсуждались новые предложения по рекламе. К своему удивлению, она без особого труда смогла включиться в текущие дела.

После совещания Диана отвела в сторону Билла Саммерсби и рассказала ему об Эми. Он вел себя очень тактично, не задавал лишних вопросов и проявил неподдельное участие. Билл пожелал Эми скорейшего выздоровления и выразил надежду, что Диана в ближайшее время сможет вернуться к полноценной работе.

Диана направилась в кухню, снимая по пути жакет и расстегивая блузку. Она оставила жакет на перилах, чтобы позже захватить его наверх. На автоответчике по-прежнему не оказалось сообщений, она отметила это с уже ставшим знакомым чувством разочарования.

Прошло четыре дня, как Тревис уехал, и она не получила от него никаких известий. Он ничего не обещал, но Диана почему-то надеялась, что Тревис обязательно позвонит, если не для того, чтобы поговорить с ней, то по крайней мере поинтересоваться, как идут дела у Эми.

Возможно, он сам ждал ее звонка. На холодильнике Тревис оставил свой домашний и рабочий телефоны и отметил, в какие часы и где его можно застать. «Если мне хочется с ним поговорить, почему бы просто не взять и не позвонить?» — спрашивала себя Диана, но откладывала разговор со дня на день.

Если Тревис не объявится до утра, она сама решится позвонить. И какая вообще разница, кто сделает это первым? У нее есть вполне законное основание для разговора с ним. Она не могла ничего рассказать Эми, пока он не решит, говорить отцу правду или нет. Правда, спешки в этом деле не было, потому что в любом случае она не собиралась ничего рассказывать Эми о Мартеллах, приберегая новость до того дня, пока сестра вернется домой.

Диана заглянула в кухонный шкаф и холодильник в поисках продуктов для ужина, но ничего существенного не обнаружила, кроме консервированных томатов, фасоли и оливок — этим не наешься. Заказывать пиццу ей не хотелось, а в холодильнике внушал доверие только лимонный йогурт. Эми он нравился, а Диана, наоборот, — не могла выносить. Надо ей выбрать как-то время и пополнить запасы, а пока… что же пока?

Она вытащила пакет с воздушной кукурузой и сунула его в микроволновую печь.

Одновременно с сигналом микроволновки прозвенел звонок у входной двери. Диана бросила взгляд на часы. Похоже, свидание у Стефани закончилось значительно раньше. Она вытащила кукурузу и пошла открывать.

— Что-то ты рано, — сказала она, распахивая дверь.

Но это оказалась не Стефани. От удивления Диана отступила на шаг. Она все пыталась представить себе, что будет чувствовать, если Тревис вернется, не сомневалась, что обрадуется, но и вообразить не могла, что ее сердце так неистово заколотится, готовое выпрыгнуть из груди.

— Наверное, мне надо было позвонить, — смущенно улыбнулся Тревис, глядя на ее расстегнутую блузку и босые ноги. — Я мог бы помешать, хорошо, что самолет задержался.

— О чем ты? — не поняла Диана.

— Ты не одна, — Тревис поправил лямку рюкзака.

— Ошибаешься, я только что вернулась из больницы. — Она оглядела себя и наконец поняла, в чем дело. — Ах, вот оно что…

— Это не имеет значения, — сказал Тревис, — просто я хотел сказать, что приехал.

— Ты подумал, что у меня мужчина? — Она не могла сдержать улыбку.

— Возможно, вы со Стюартом решили разобраться в своих отношениях.

— Тебя это беспокоит? — Диана чувствовала, что ее начинает заносить, но не могла остановиться.

— Какое я имею право вмешиваться в твои дела?

— И все же, тебя это задело? — не отставала она.

— Да, — ответил он после долгой паузы, открыто глядя ей в глаза.

— Теперь мы все выяснили, и ты вполне можешь войти.

Тревис прошел мимо нее в прихожую и опустил свой рюкзак на пол. Некоторое время они стояли молча и смотрели друг другу в глаза. Потом он нежно обнял ее, и она доверчиво прильнула к нему. Тревис приник к ее губам, она ответила на поцелуй, и сразу исчезли все его сомнения. Тепло ее тела волновало и притягивало к себе, обещая нежность и наслаждение.

Он взял в ладони ее лицо и погладил большими пальцами щеки, а потом спросил, улыбаясь, почти в точности повторяя ее фразу:

— Теперь мы все выяснили, так что скажи, как Эми?

— Дай мне перевести дух, — попросила Диана. Всю сознательную жизнь она жила по правилам, которые определяли, что ей чувствовать, о чем думать, чего ожидать. И ей было просто и спокойно в этих границах, хотя некоторым образом они и стесняли ее свободу. Для Тревиса существовали другие понятия. Он действовал, повинуясь внутреннему чутью, свобода была для него насущным требованием, воспринималась как должное.

— Ты всегда так… — она старательно пыталась подыскать нужные слова, — так… уверен в себе?

— Я сделал что-то не так?

— Дело не в этом. — Диана закрыла дверь.

— Тогда в чем?

— Я никогда не встречала такого человека, как ты. — Ей было сложно объяснить ему свои мысли и чувства. — Интересно, что бы ты сделал, если бы вернулся Стюарт? — Она собиралась спросить о другом, но вдруг именно это показалось важным.

— Я бы удивился, что ты позволила ему вернуться, зная, что ты чувствуешь ко мне, — улыбнулся Тревис.

— Как ты можешь знать, что я чувствую?

— Об этом говорят твои глаза. — Он шагнул ближе и шепнул: — И мои тоже.

Горячая волна желания прокатилась по телу Дианы, как будто его руки ласкали ее. Как удалось ему зажечь ее всего лишь словами, когда Стюарту не удавалось сделать это в постели?

— Все получается как-то очень уж быстро, — сказала она, приложив руки к его груди.

— Если бы дело было только во мне, ничего вообще бы не произошло. — Тревис снова вскинул на плечо свой рюкзак. — Мне это нужно не больше, чем тебе.