– Значит, в желудке, – Аминат проигнорировал грозный взгляд, – потому как язва ты сибирская! С чем пожаловала?
– С вопросами, старый пень! Сынок-то твой чудит опять, Тентоглюшка снова все Иномирье на уши поставил.
– А мне все равно, что он делает, потому как я от него отрекся.
– От мира этого тоже отрекся?
– И от него тоже, – кивнул отшельник, – вот только мир этот, к сожалению, имеет другое мнение по данному вопросу, причем совершенно противоположное моему, и никак не хочет оставить в покое меня. Я никуда не пойду!
Он положил ногу на ногу, взмахнув полой серого балахона, и скрестил на груди руки, всем своим видом показывая, что не готов к сотрудничеству. Более того – категорически против любых контактов!
– Да тебя никто никуда и не зовет, трус несчастный, – возмутилась ведьма, – но на вопросы-то ты сможешь ответить?
– А что, Тыгдынский автоответчик голос потерял? Или у него память отшибло? – Отшельник зло посмотрел на главного советника короля Полухайкина. Он не мог простить Тыгдыну историю с его назначением на пост министра путей сообщения.
С Тыгдынского коня мигом слетело безразличие, он громко заржал и сердито взмахнул хвостом.
– Да как ты смеешь обвинять меня в некомпетентности? – проревел Тыгдын, взбрыкивая.
– Я тебя еще и в тупости обвиню, – крикнул отшельник, распалив себя воспоминаниями.
– Ты самый асоциальный тип и деградант к тому же! – рассвирепел темпераментный жеребец, но ведьма быстро успокоила его, стукнув сухоньким кулачком между глаз.
– А ну тихо! – крикнула она, проделав ту же процедуру с отшельником. – Ну-ка уймитесь! Тут беда такая, а вы, два остолопа, старые обиды поминаете! А ну быстро отвечай, Аминат, не то хуже будет!
– А чего ты ко мне-то пристала? Ты к этой наглой скотине пристань, он же сам пять лет назад давал ответы Тентоглю на его загадки. Вот пусть этот кандидат на живодерню и вспомнит, о чем его спрашивал мошенник и какие ответы получил!
– Точно! – обрадовалась Гризелла. – Он, когда в трещину провалился, а потом в боковой тоннель юркнул, все кричал, что конь на его вопрос ответил, а значит, он победит. Опять-таки последние дни в Иномирье странные дела происходили – то животное в человека превратится, то предметы без заклинаний свойства свои и сущность меняют.
– Ой, дурень я! – взвыл Тыгдын. Он бы стукнул себя кулаком по лбу, будь у него эти кулаки, – столько запоздалого раскаяния было в его голосе, столько недовольства собой.
– Первый раз от Тыгдынского нахала мудрые слова слышу, – рассмеялся отшельник.
– Я ведь сам ему про оборотней рассказал и про то, как их пробудить ото сна и призвать к действию, – продолжал сокрушаться Тыгдын, впервые не обращая внимания на полное едкой издевки замечание старика.
– Так ты знал? – рассвирепела ведьма.
Конь попятился и приготовился сорваться с места в карьер при первых же всплесках эмоций скандальной старухи. Но Гризелла сдержалась и на удивление спокойно приказала:
– А ну выкладывайте, в чем тут дело!
– Есть в Забытых Землях народ, – начал отшельник. – Народ волшебный – лесные оборотни. Но лесными их зовут потому, что их замок лесок небольшой окружает да волосы у них зеленого цвета, а так к лесу они никакого отношения не имеют. Так вот, народ этот принимает любое обличье, какое только захочет. Перекидываются во что угодно – в камень, в дерево, в людей и животных. Только вот беда – волшебство у них коллективное.
– Это как? – спросила старуха.
– Как если бы ты, Гризелла, летать на метле могла только тогда, когда рядом с тобой я сижу или Тыгдын, например.
– Чур меня! – ужаснулась ведьма.
– Так и они – пока у них королева есть, они волшебники. А стоит только королеву убрать – замирают, в каком бы ни находились обличье, и забывают, кем были раньше.
– И что же, они такие грозные?
– Нет, Гризелла, не очень, когда поодиночке, – вступил в беседу конь.
– Дело говоришь, Тыгдын, – кивнул Аминат, прислоняясь к перилам. Он поерзал, почесывая спину, и с удовольствием крякнул – процедура чесания показалась старику очень приятной. – Поодиночке они слабенькие, – сказал он, с сожалением прекращая любимое занятие, – и больше озорничают, шалости мелкие творят, а вот вместе – сила великая. Особенно если объединить их высокой целью.
– Точно, – согласился с отшельником Тыгдын. – Тентогль меня об этом и спрашивал, а я ему посоветовал найти пропавшую королеву. Даже идея поисков объединит народ в единый организм и в результате даст мощную армию, в составе которой будут не только оборотни, но и подчиненные им народы – вампиры, тролли и прочая мелочь. Королева лесных оборотней пропала давно, а без нее весь народ живет бессмысленно, словно овощи на грядке.
– Это что же у нас получается – стоит только найти настоящую королеву, как Тентогль сразу силу потеряет? – подвела итог Гризелла.
Она нахмурилась, собрав в складки лоб, хотя, казалось бы, куда еще сильнее? Лицо ведьмы сплошь покрывали морщины – и мимические, и возрастные. Она по привычке каждый вечер смазывала лицо сметаной, но то ли в силу возраста, то ли по причине зловредного характера не только не становилось меньше морщин, но и губы делались тоньше, а загнутый крючком нос почти соединился с острым подбородком.
Ведьма шевелила лохматыми бровями, пытаясь вспомнить какое-то давнее событие, связанное с только что рассказанной историей. Она почесала затылок и вскрикнула, запутавшись пальцами в вороньем гнезде мелких перманентных кудряшек.
Отшельник покачал головой и вздохнул, удивляясь, как ему удалось прожить с ведьмой столько лет, но решил, что любое его замечание по этому поводу вызовет новый скандал. Он проглотил вертевшуюся на языке колкость и спокойно сказал:
– И силу потеряет, и армию, и я очень удивлюсь, если он жизнь свою пустую сохранит. Королева оборотней, как я слышал, дама очень решительная.
– И где же эту решительную даму искать? – ни к кому конкретно не обращаясь, произнесла ведьма.
– Ты, Гризелла, отупела, что ли, от постоянной ругани? Или память у тебя от частых воздушных катастроф сдавать стала? Или тебя наконец-то старческий склероз посетил?
– Ты о чем?
– О том, что ты же сама на нее проклятие наложила, – усмехнулся отшельник, довольный тем, что первый раз сумел озадачить ведьму.
– На кого? – удивленно выпучила глаза старуха.
– На королеву лесных оборотней, – хохотнул Аминат и довольно потер руки.
– Я?!
– Ты!
– И кто же она?
– Кваква, – ответил отшельник, – жена нашего рыжего вора, чтоб ему мой перстенек мозоль на пальце натер!
– Ква… Ква… – пролепетала совершенно ошарашенная старуха.
– Ну да. Ты что, не помнишь, как много лет назад одна проказница у тебя одежду стащила? Тебе потом пришлось по синему небу в исподнем лететь.
– Так это получается, что Самсон на Акаве женился?
– На ней. Хотя как можно было заколдовать королеву колдунов-оборотней, я ума не приложу! И не только заколдовать, но и забыть об этом!
– Позвольте заметить, уважаемый Аминат, – донеслось из торговой палатки, – что вы меня тоже превратили в речного рака и забыли об этом на два года!
– А ну цыц! – рыкнул отшельник и злобно посмотрел на трактирщика. Джулиус не только не пропустил ни слова из их беседы, но и не удержался, чтобы не вступить в разговор. Аминат повернулся к ведьме и впервые в жизни похвалил ее: – Я всегда говорил, что ты талантлива, жаль только, что это проявляется, только когда ты злишься.
– Точно, – расцвела от похвалы Гризелла, сразу помолодев на пару сотен лет, – разозлилась я тогда сильно. Что же теперь делать будем?
– Надо поцеловать лягушку – и все, – снова вступил в беседу Тыгдынский конь, – а найти Квакву просто – она в Последнем Приюте, снимает муженька с позорного столба.
– Желаю удачи, – желчно произнес Аминат. – Может, коллективный поцелуй окажется более действенным, чем индивидуальный!
– И он еще меня язвой обзывает! – вскричала Гризелла, лихо запрыгивая на коня. – На себя посмотри, отщепенец!
– Конечно, получила от меня все что хотела, а теперь и обозвать можно, – проворчал отшельник, поднимаясь с крыльца.
– Я все удивлялся, как это лягушке удается заговоренные узлы развязать, – проговорил конь, направляясь к тоннелю. – Теперь-то все понятно! Если она сама колдовской породы, то отшельник тут отдыхает со своими бытовыми заклинаниями. Дальше, думаю, все просто – поцелует ее Самсон, и все.
– Да не все. Не все так просто, Тыгдын. – Гризелла тяжело вздохнула. – Я тогда с лягушачьим заклятием переборщила немного. Девчонка жестоко посмеялась надо мной. Я отыскала девицу после того, как сраму огребла и на все Иномирье прославилась, пролетев в нижнем белье днем по синему небу. Нахалка только посмеялась надо мной и говорит, мол, мне, старой вешалке, платье получше надо справить. Представляешь, какая наглость?! Вот тогда я разозлилась и наложила на высокомерную девицу заклятие. Говорю ей, походи ты в обносках, а я посмотрю. А если снимешь платьице хоть на минуту, то превратишься в жабу, и чтобы принять прежний облик, тебе надо будет выйти замуж за принца. И поцелуй, Тыгдынушка, сработает только тогда, когда супруг ее полюбит всем сердцем. А ты сам знаешь, что насильно мил не будешь.
– Именно поэтому Самсоновы поцелуи не действуют?
– Именно поэтому. Нам надо скорее рассказать им, скачи быстрее, Тыгдын.
– А куда они денутся? Либо они еще там, в Последнем Приюте, либо уже нам навстречу направились.
Глава 6
БОЙ У МУТНЫХ КОЛОДЦЕВ
Последний Приют был небольшим городком, населенным потомками воров, пиратов и прочих нарушителей спокойствия. Городок этот поражал нищетой, неухоженностью и разрухой. Примерно пятьдесят домов выстроились в одну-единственную длинную улицу, которая тянулась вдоль подножия горы. Дома старые, полуразрушенные. Ни один житель этого убогого поселения никогда не брал в руки плотницких и иных подобных инструментов. Более того, такая мысль даже и в голову не приходила горожанам. Они проводили время в праздном безделье, изредка выходя на старых лодках в отделявший Талону от Крепости залив в форме подковы, один конец которой упирался в Последний Приют. Женщины немного приторговывали, но на этих двух занятиях – торговле и рыболовстве – трудовая деятельность жителей заканчивалась.
Город был завален мусором, который никогда не убирался. Горы отбросов кое-где поднимались выше заборов, а у некоторых домов и выше крыш. Порядок в городке навели только один раз – во время свадьбы Самсона, когда тот, вернувшись из Забытых Земель, обнаружил в городе своего детства всех друзей и знакомых, а также готовые к свадебному пиру столы. Королева Марта тогда приказала вычистить это «стойло», как она выразилась. Жители были недовольны, но возражать не посмели, а уж сопротивляться принудительному субботнику – тем более. За ними, приставленные по просьбе Марты, бдительно следили солдаты Брунгильды Непобедимой.
Единственная улица в середине поселка расширялась, это расширение называлось площадью. В центре площади стоял деревянный столб с прибитой к нему перекладиной – любимое место Самсона, где он проводил время, медитируя и размышляя о жизни в ожидании супруги.
Но Самсона и Кваквы в Последнем Приюте уже не было. Дело в том, что отшельник решил немного помочь и снял заклятие с веревок прежде, чем лягушка доскакала до столба. Самсон такой подлости никак не ожидал – привык, что веревки развязывает супруга. Он больно ударился головой о землю и пришел в себя, только когда почувствовал на щеках мощные шлепки огромных лягушачьих лап. Супруга шлепала его по щекам, приводя в чувство. Вор открыл глаза, посмотрел вверх и спросил:
– У меня бред или ты тоже это видишь?
Кваква взглянула на небо и сказала:
– Да, я тоже это вижу.
Три странных существа, одетые не по сезону в длинные пальто, с трудом удерживали черноволосого юношу. Группа крутилась в воздухе и едва двигалась вперед. На лету странные путешественники ухитрялись удерживать пленника и поправлять на лицах очки с темными стеклами.
– Интересная картинка, – пробормотал Самсон. – Среди бела дня летят по небу вампиры. От солнечных лучей спасаются тем, что нарядились в теплые пальто с высокими воротниками, нахлобучили шляпы да очки нацепили. Интересно, как они умудряются одновременно удерживать и зонтики, и Аполлошу?
– Аполлоша! – вскричали супруги, и Самсон, вскочив Квакве на спину, скомандовал:
– За ними!
Кваква понеслась за стайкой вампиров по тропе, что вела в Забытые Земли. Она впервые не возразила мужу, впервые за пять лет семейной жизни.
Забытые Земли начинались сразу за большой пустошью, поросшей ямшаном, полынью и лебедой. Дорога, появившаяся в этих местах благодаря живейшему интересу к винам и водкам и зелью хмельному, что производил отшельник Аминат, пришлась очень кстати, иначе Кваква вынуждена была бы преодолевать овраги, огибать завалы, продираться сквозь густые кусты, и они наверняка потеряли бы вампиров из виду, и тогда бы Аполлоше грозила большая беда. Тогда бы уже ничто не помогло юному принцу.
Вампирам было совсем плохо. Аполлоша – парень сильный и извивался так, что упал бы либо он, либо зонтики. Принц пришел в себя и теперь ухитрялся вести бой в невероятно сложных условиях – в воздухе.
Беда случилась над Мутными колодцами – вампиры все же уронили пленника. Как ни спешила Кваква, она не успела к месту катастрофы. Паренек ударился о каменный бортик и затих. Вампиры опустились рядом. Они с ужасом уставились на распростертое тело юноши.
– Ну и что будем делать? – спросил тот, что был повыше ростом.
– Господин нам головы оторвет, – промолвил другой дрожащим от страха голосом.
– Точно, он сказал, чтобы мальчика доставили живым, – произнес третий, живо представляя, как они валяются с оторванными головами.
– Жаль, он забыл добавить, что мальчик такой большой, сильный и драчливый. Сколько наших полегло, – вздохнул первый вампир, – а могли бы обойтись без жертв.
– Но он сказал непременно живым доставить. Точно головы оторвет! – проскулил третий.
– Не, не оторвет, господин маленький и слабый, – немного подумав, сказал второй вампир, щуплый, но почему-то в самом широком пальто. – Разве только покусает со злости – и все!
– Точно, покусать! – осенило высокого.
– Покусать господина?! – ужаснулись двое вампиров ростом пониже.
– Мальчишку покусать, – объяснил высокий. – Его надо покусать, тогда он хоть и не совсем, но живым будет.
– Стой! – крикнул Самсон, но кровожадный упырь, не обращая внимания на его крик, наклонился и укусил Аполлошу.
Вампиры успели бы взлететь, если бы смогли оторвать вожака от шеи Аполлоши. Но тот так увлекся, что перестал пить кровь, только получив камнем по спине. Это Самсон, соскочив с лягушки, метко запустил булыжник в кровососа.
Самсон и Кваква налетели на похитителей, словно ураган. Самсон ударил одного из вампиров, лягушка мощными шлепками перепончатых лап отшвырнула двух других. Злодеи упали, но быстро вскочили и кинулись в драку. Вообще-то они были трусоваты и нападали, лишь имея большой численный перевес, например сто к одному. Но страх перед неведомым хозяином пересилил обычную трусость, и они дрались яростно, что было немудрено – им не хотелось остаться без головы. У спасителей не было ни серебряных пуль, ни осиновых палок, а удары бессмертные твари переносили хорошо и к тому же сами обладали немереной силой. И неизвестно, чем бы закончился бой, если бы Кваква не крикнула:
– Очки, Самсон! Сдерни с них очки! Они боятся солнечного света!
Она сгребла в охапку сразу всех вампиров и с трудом удерживала, пока Самсон срывал с их носов очки с темными стеклами. Солнечные лучи доделали остальное. Вампиры дико закричали и осыпались вниз тем, чем должны были стать уже давно, – горсткой праха.
– Получилось, – радостно вздохнул Самсон и кинулся к лягушке. – Получилось, Кваква! Какая же ты у меня умница, Кваква! Как же я люблю тебя!
Рыжий чмокнул лягушку куда-то в бородавку. Он испытывал такую радость, такое единение с супругой, что душа его переполнилась счастьем победы, чувством облегчения, сознанием общего дела. И все эти чувства он вложил в один-единственный поцелуй, впервые не думая о результате. Он даже и не вспомнил о том, что целует противную жабу, не задумывался, превратится ли она в женщину. Сейчас ему было все равно. Он целовал любимую, что была с ним и в горе, и в радости, и в ссорах, и в бою. Любимую, которая всегда рядом и в любой момент подставит зеленую спину, чтобы доставить его в нужное место.
И тут случилось чудо – лягушачья шкурка спала и перед ошарашенным вором предстала статная девушка невиданной красоты. Она смотрела на Самсона бархатными глазами цвета лесной травы, длинные ресницы изумрудного оттенка подрагивали, а прямые брови стрелами поднимались вверх, к вискам. Изящные губы округлились, тонкий, немного вздернутый носик вытянулся. Треугольное, сердечком, личико выражало одновременно и удивление, и растерянность. Грива волос тяжелыми волнами спадала на округлые плечи, впрочем не прикрывая точеную грудь.
Самсон облизнул пересохшие губы и, не веря своим глазам, охрипшим голосом спросил:
– Кваква, ты ли это?
– Я, – ответила девушка знакомым голосом Кваквы – несколько высокомерным и недовольным. – Только не Кваква я, я – Акава. И если еще раз ошибешься, то не сносить тебе головы.
– Вон как заговорила, будто и правда королева какая, – присвистнул Самсон, но решил не обращать внимания на такой маленький недостаток. Тем более что супруга никогда не отличалась покладистым характером.
Он даже решил, что не будет замечать длинных ушей с кисточками на концах и зеленых волос. И острые когти, которые жена, словно кошка, выпускала, когда сердилась, он тоже решил не замечать. И высокий рост супруги Самсон тоже проигнорировал, решив, что после пяти лет брака со страшной жабой ему не стоит быть привередой.
Кваква… то есть теперь Акава, потянулась, провела руками по крепкому, стройному телу. Она будто вспоминала его, трогая узкими ладошками. Самсон сглотнул, чувствуя внезапную сухость во рту. А супруга покружилась на носочках, счастливо смеясь. Она вытянула руки и, приподняв над головой тяжелую копну волос, резко отпустила. Волосы зеленым водопадом окутали ее.
Рыжий вор стоял, разинув рот и хватая воздух, который никак не проталкивался внутрь. Лицо его стало свекольно-красным, спина взмокла, а коленки ослабли. Такой перемены внешности он не ожидал, зрелище это выбило бы из колеи и более холодного и спокойного человека, а Самсон спокойствием и выдержкой никогда не отличался.
Он забыл обо всем, даже об Аполлоше, что тихонечко лежал возле каменного бортика, окружавшего Мутный колодец.
Глава 7
СХВАТКА В ПОДЗЕМНОМ ОБЩЕЖИТИИ
Трое друзей быстро летели над лесом. Ковер-самолет несся стрелой, но охваченным беспокойством пассажирам казалось, что они еле тащатся. Приземлившись в лесу, друзья сразу же увидели древесных гномов. Малыши подпрыгивали от нетерпения, рассказывая, как найти вход в подземелье. Из их слов выходило, что место это опасное и гномы туда не суются. Там даже землеройные гномы, на что уж подземные жители, не водятся. В их рассказ постоянно вклинивались эльфы, что только добавляло путаницы. Эльфы рассказывали о каком-то чудовище, которое поедало людей. За это оно было то ли убито, то ли уснуло вечным сном, что, впрочем, одно и то же. Король Полухайкин решил, что разбираться будут на месте, и просто приказал эльфам проводить их к норе.
Дыра в склоне поросшего лесом холма была достаточно большой, чтобы Гуча, Бенедикт и Полухайкин вошли, не наклоняясь. Они долго шли по сырому подземному ходу, пока тоннель не разделился на три одинаковых коридора. У развилки стоял камень, и Гуча, который видел в темноте как днем, прочел следующую надпись:
– Направо пойдешь – богатым умрешь; налево пойдешь – женатым умрешь; прямо пойдешь – никогда не умрешь. Ну и что будем делать? – Он повернулся и вопросительно взглянул на друзей. Ему очень не нравилось, что придется разделиться, но другого выхода он не видел. Полухайкин и Бенедикт тоже понимали это. Обезьяна могла пойти любым из трех путей, и терять время на две как минимум бесплодные попытки, когда малышка Мексика находится в опасности, они не имели права.
– Не по понятиям получается, я это… типа разорваться не могу, – пробасил Альберт Иванович, почесывая затылок – он всегда это делал в ситуациях, требующих большого умственного напряжения.
– А зачем разрываться, Альберт? – воскликнул Бенедикт. – Ходов – три, и нас тоже трое. Разделимся и пойдем в разные стороны!
– А потом будем собирать тебя по запчастям, – проворчал Гуча, не зная, что предсказал развитие событий почти точно.
– А затем, красавчик, что ты лох, и отпускать тебя одного не стоит, – поддержал друга Полухайкин, считавший ангела законченным идиотом, не способным позаботиться о себе.
А еще Альберт считал его кем-то вроде поэта или профессора и потому относился к беспомощности ангела снисходительно. Часто, когда Чингачгук начинал «лечить», как он выражался, Бенедикта за то, что тот совершенно не знает жизни, Альберт вступался за него: «Да ладно, он же это… типа богема». И говорил это король Рубельштадта с долей уважения.
– Вот еще, я налево пойду! – возразил ангел, выбрав тот путь, где обещали скорую женитьбу.
– Кому что, а вшивому баня, – мрачно заметил Гуча, которому все меньше и меньше нравилась эта история.
– Точно, амиго, типа сауны с телками, – дополнил Полухайкин.
– Да перестаньте вы насмехаться, – обиделся Бенедикт. – Я, между прочим, приспособлен к этому миру, полностью адаптирован, и мне ничего не грозит. А если меня и разберут на кусочки, – напомнил он Гуче, – как ты предсказываешь, то просто слетаю в Небесную Канцелярию и получу новое тело!
– Вот тут ты прав, ангелок, – кивнул черт, он совсем упустил из виду это обстоятельство.
– Поскольку вы оба женаты, я выбираю левый коридор, – заявил Бенедикт, приводя железный аргумент в свою пользу.
– Ты, блондин, если постоянно налево ходить будешь, то никогда не женишься, в натуре! – предупредил его Альберт.
– Это почему? – удивился Бенедикт.
– По кочану! Тебе женатые друзья голову оторвут, чтобы культурный отдых от семьи не обламывал, – поддержал шутку Альберта Гуча. – Ладно, шучу, ангелок! Левый коридор твой, а я пойду туда, где от богатства ласты завернуть можно. Так что, Альберт, тебе остается навстречу вечной жизни отправиться.
– Не, а че вы меня от опасности словно молодого оберегаете? – возмутился Полухайкин. – Я вам обоим фору в сто очков дам. Мне и не такое приходилось переживать, а вы меня словно телку малолетнюю бережете!
– Да пойми ты, дурья твоя башка! – воскликнул черт. – Нам действительно тут ничего не грозит. Ну подпортят тело, ну новое в Канцелярии возьмем – и все! А вот тебе, Альберт, вечная жизнь совсем не помешает, так что удачи.
– Ладно, пацаны. – Альберт обнял друзей и шагнул в центральный коридор.
Тропа пошла под уклон, и Альберт Иванович не стал рисковать. Он замедлил шаг, нащупывая ногами место, прежде чем ступить на него. Если он свернет себе шею, то дочери ничем не поможет. Коридор стал выше – это король чувствовал бритым затылком, и уже. А еще этот узкий подземный ход петлял, заворачивался в спираль, резко, почти на сто восемьдесят градусов менял направление.
За одним из таких поворотов Полухайкина поджидала ловушка. Почва ушла из-под ног, и он провалился в пропасть. Он махал руками, но пальцы скользили по гладкой стене, не находя ни одной выемки, ни одного бугорка. Каким-то чудом ему удалось все же зацепиться за торчащий корень, но слабая плеть тут же затрещала, грозя оборваться в любое мгновение.
Альберт Иванович рассвирепел. Это что же это такое? Он спешит на помощь дочке, а какие-то «козлы» ям понарыли! И силач вонзил пальцы в твердую почву. Получилось что-то вроде альпинистского колышка. Полухайкин подтянулся повыше и резко ударил ногой, выбивая в отвесной стене ступеньку. Получив упор, он выдернул пальцы и вонзил в стену на метр выше, потом переставил ногу и выбил еще одну ступеньку. Так, невероятно медленно, как ему казалось, он полз по отвесной стене. В душе его кипела бессильная ярость, Альберт прямо кожей ощущал каждое мгновение, что потерял при падении, а теперь терял при подъеме.
Наконец рука нащупала край провала. Полухайкин подтянулся и, навалившись грудью на кромку, с облегчением вздохнул. Вставать не стал – пошарил руками у самых стен. С одной стороны его пальцы наткнулись на узенький козырек выступа. Пройти по нему мог разве что худенький мальчишка, но никак не огромный мускулистый детина, каким был Альберт Иванович. Но другого пути не было. Альберт мог бы повернуть назад и пойти в другой коридор, но он подумал, что обезьяна – тварь прыгучая, а под потолком, что очень вероятно, может висеть еще один корень, или канат, или еще какая-нибудь лиана, за которую ловкое животное могло зацепиться. Он раньше, в Зелепупинске, любил смотреть программу «В мире животных» и видел, как эти самые обезьяны скачут по деревьям, словно воздушные гимнасты в цирке. Правда, досмотреть программу ни разу не удавалось – телевизор взрывался, но Альберт Иванович мог себе позволить к каждой следующей передаче покупать новый. И он пошел. Пополз по козырьку, вонзая сильные пальцы в стену. Из-под рук сыпалась земля и камни. Они падали вниз, но стука камней о дно он так и не услышал.
Дальше дорога была ровной, но Полухайкин не сразу это заметил, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы удержаться на гладкой стене и узкой тропе над пропастью. Он прошел так, цепляясь за стену, метров десять лишних, и лишь тогда, оступившись, заметил, что ловушка осталась позади. Очень скоро Альберт вышел в огромную пещеру.
Пещера была обитаемой. Стены были расписаны страшными сценами убийств, геометрическими фигурами и картинками, похожими на иконы, только лица на этих иконах были уродливыми. Высокие колонны поддерживали потолок, в котором Полухайкин заметил крышку люка. Заметил потому, что сквозь щели пробивался слабый свет. Других осветительных приборов не наблюдалось.
Альберту подумалось, что он это уже где-то видел. Поразмышляв, он решил, что помещение напоминает ему какой-то фильм, виденный в Зелепупинске.
На полу длинными рядами стояли ящики. Ящики эти были сделаны из дерева и накрыты плотно прилегающими крышками.
– Стволы, – пробормотал Полухайкин, его глаза вылезли из орбит, а сердце лихо подпрыгнуло – просто не верилось в такую удачу.
Полухайкин пошевелил пальцами, будто уже держал в руках пистолет, и на мгновение ему показалось, что холодная сталь холодит кожу.
Альберт Иванович живо двинулся к крайнему ящику. Мечи и дубины порядком поднадоели бывшему новому русскому. Он больше пользовался кулаками, что, надо сказать, было намного эффективнее. Охваченный ностальгией по огнестрельному оружию, Альберт откинул крышку и разочарованно пробормотал:
– Облом, в натуре. Это че – типа гробы?
Это действительно были гробы. В ящике лежал труп, видимо, свеженький, потому что только бледность и отсутствие дыхания отличали мертвеца от живого человека.
Труп открыл глаза и в упор посмотрел на Полухайкина. На остальных гробах крышки зашевелились и с оглушительным грохотом стали падать на гранитный пол. Из ящиков вылезали бледные люди в темной одежде, они вертели головами, выясняя причину раннего подъема.
– Ни фига себе коммуналка, – изумился было Полухайкин, но потом решил, что жилищные условия пещерных жмуриков ему до лампочки. Он снова сосредоточил внимание на ожившем мертвеце, который лежал в первом гробу. Бледнолицый в упор рассматривал Альберта.
– Я тут… это… ищу обезьяну, – сказал король Полухайкин, у него даже и мысли не возникло о том, что ему могут не ответить. – Не пробегала?
– Нет таких, – ответил мертвец и хищно улыбнулся, оскалив острые, белоснежные зубы, – хотя, кажется, я вижу одну.
– Это которую? – Альберт выпрямился и окинул зал острым взглядом исподлобья. Но обезьяны не заметил.
– Это которую мы сейчас есть будем! – оскалился бледнолицый, явив взору Полухайкина острые белые клыки.
И тут Полухайкин вспомнил, в каком фильме он видел подобную пещеру. Фильм тот назывался «Дракула», а жмурики, что, окружая, прижимают его к стене, питаются только человеческой кровью и называются вампирами. Вспомнил также, что они какие-то заразные, и зараза эта передается через кровь. Какая именно зараза, Полухайкин не знал, но решил, что, наверное, СПИД, потому что в том кино жертвы жмуриков сильно болели. Еще он вспомнил, что в том же фильме рассказывали, как от них можно спастись. Альберт снял с шеи большой, в полкило весом, нательный крест. Крест висел на массивной, впору собаку сажать, цепи, и Полухайкин похвалил себя за то, что когда-то в Зелепупинске взял серебряный, не поддавшись на уговоры подружки купить золотой.
– Свежатинка пришла, налетай, братцы! – закричал кто-то, и вампиры толпой кинулась к потенциальной жертве.
Альберт размахнулся, зацепив серебряным крестом троих. Остальные отпрянули, а Полухайкин вытаращил глаза, наблюдая, как поверженные враги корчатся в страшных муках. Кожа на вампирах шипела, пузырилась и лопалась, будто их не крестом задели, а ошпарили кипящим маслом. Через минуту от несчастных остались только горстки пепла. Остальных вампиров гибель товарищей нисколько не огорчила. Они спорили о том, кто первый начнет сосать.
Дальше Полухайкин слушать не стал. Он озверел. Что же это творится? У него дочь в опасности, его кровиночка в руках злодея, а эти ему препятствуют?
И Альберт, намотав цепь с крестом на руку, кинулся в бой. Вообще-то боем то, что происходило в подземной пещере, назвать сложно – это было скорее побоище. Альберт крушил вампиров, бил наотмашь, руками и ногами. С грохотом валились опрокинутые гробы, сыпались на пол выбитые зубы. Исход боя был предрешен.
