Актрисой Анни была превосходной. Она широко раскрыла глаза, изображая крайнее изумление. И тут же схватилась рукой за горло.
      – Неужели вы имеете в виду тех симпатичных парней, которые перегнали моих овец через горы? Вы, должно быть, с кем-нибудь их спутали.
      – Уверяю вас, я ничего не спутал. Где они?
      – Не имею понятия. Недавно уехали, лейтенант. Тут им делать нечего. Сказали, что поищут какую-нибудь работу в буше.
      – А что с раненым?
      Она грустно склонила голову.
      – Вы имеете в виду молодого Крега? Ночью бедняга умер. Бог послал ему легкую смерть – во сне. – Она вытерла глаза передником. – Такой хороший парень был. Из них из всех он больше всего мне нравился.
      – Не сомневаюсь. – Лейтенант в задумчивости прошелся по комнате. – Я думаю, вы не будете возражать, если мы произведем обыск.
      – Нет, ясное дело. Да, кстати, в первой комнате, около двери, вы найдете узел с его одеждой, башмаками и другими вещами. Кажется, в колонии у него есть жена и друзья, которых следовало бы известить о его безвременной кончине.
      Лейтенант Брэдфорд позвал своих людей, и они обыскали весь дом сверху донизу. Затем Брэдфорд поблагодарил хозяйку и покинул трактир, захватив с собой пожитки Крега. Анни проводила его на улицу и там с озабоченным видом проговорила:
      – Вы, наверное, посетите кладбище?
      Лейтенант нахмурился. У него все еще оставались сомнения, так и не рассеянные обыском.
      – Да. Мы непременно посетим могилу Мак-Дугала.
      – Если увидите там его маленькую собачонку, пожалуйста, прогоните ее. Бедняжка так тоскует по своему хозяину. Животные, они такие чувствительные, вы знаете…
      Презрительно фыркнув, Брэдфорд хлестнул своего коня.
      – Поехали, ребята.
      У кладбища они остановились. Лейтенант и сержант Кокс спешились и направились к свежей могиле. На холмике лежала маленькая собака. Весь ее вид выражал горе и отчаяние – хвост опущен, уши прижаты к голове. Таких грустных собачьих глаз солдаты никогда еще не видели. При приближении Брэдфорда и Кокса Келпи задрал мордочку и тоскливо завыл.
      Услышав этот вой, лошади тревожно заржали и стали рыть землю копытами. Солдаты зашептались:
      – Толстуха была права. Эта собака – как человек, все понимает.
      – Мне это ух как не нравится. Когда умер мой брат, его собака четыре дня лежала подле могилы и все выла, выла. А на пятый день околела. Надо отсюда убираться, да поскорее.
      – Тише, ребята, – проворчал лейтенант. Он обошел вокруг могилы, внимательно ее разглядывая. Взял горсть земли, просеял ее сквозь пальцы. И все это время с удручающей настойчивостью собака продолжала завывать.
      – Да заткнись ты, мерзкая псина! – взорвался лейтенант. – Сержант, возьмите ружье и пристрелите эту тварь.
      Кокс в испуге отошел на два шага.
      – Извините, сэр, но я не могу это сделать. Осквернять могилу – не к добру. К тому же бедное животное никому не причиняет вреда. Только горюет по своему хозяину. Мы зря теряем здесь время, лейтенант. Нам надо искать тех пятерых.
      Брэдфорд колебался. Он намеревался вырыть тело для его полного опознания, но, судя по тому, как его люди были встревожены поведением собаки, это могло вызвать открытый мятеж. Во всяком случае, Кокс прав. Само присутствие собаки на могиле – очевидное доказательство того, что в ней действительно находится труп Крега. Лейтенант повернулся и направился к своему коню.
      – Мы отправляемся преследовать остальных. Вперед! – Он вскочил в седло и пришпорил коня. – А ну пошел!
      Келпи встал, отряхнулся и перестал выть. Дождавшись, когда солдаты уедут, спрыгнул с могилы. И вприпрыжку побежал по той же дороге, по которой они ускакали.
 
      Крег лежал посреди мануфактурных и прочих товаров. Здесь ему было почти так же удобно, как на широкой кровати Анни. Фургон слегка покачивало при движении, и это убаюкивало. Крег уснул. Разбудил же его цокот копыт. Затем цокот прекратился, остановился и фургон.
      – Вы Джэкоб Леви? – раздался властный голос.
      – Вы же видите мое имя на фургоне, – ответил Леви. – Не хотите ли чего-нибудь купить? Я мог бы вам продать новую уздечку, лейтенант. Или, может быть, вам надо чай, кофе, шотландское виски? Что вы предпочитаете?
      – С этим потом. Мы спешим. Вы не видели на этой дороге пятерых всадников?
      – Да, видел. Они мчались так, точно по пятам за ними гнался сам дьявол.
      – Спасибо, Леви. Куда вы направляетесь?
      – Обратно в Сидней.
      – Тогда на обратном пути мы вас встретим. Кстати, если мы их поймаем, вы сможете получить свою долю награды. Знаете ли вы еще что-нибудь о них?
      – Вы хотите сказать, что за их головы назначены награды? Лейтенант громко расхохотался:
      – Да еще какие! Пятьсот фунтов за Мак-Дугала, но он, к сожалению, уже мертв. И по двести пятьдесят за каждого из остальных.
      Леви молчал. Крег же, стиснув зубы, вытащил из-за пояса пистолет. Если ему суждено отправиться на тот свет, он прихватит с собой несколько этих ублюдков.
      – Целая куча денег, – наконец произнес Леви. – Знай я, какая за них награда, держал бы их под прицелом своего ружья, пока вы не подъехали бы.
      Солдаты захохотали, а лейтенант сказал:
      – В таком случае ты бы уже был покойником, а твою лавку, конечно, разграбили бы. Ну ничего. Поехали, ребята.
      Они ускакали на запад.
      Леви дождался, когда утихнет стук копыт. Затем повернулся и отдернул занавеску.
      – Солдаты ускакали.
      – Я опять перед вами в долгу, мистер Леви.
      – В долгу за что?
      – Вы могли бы заработать пятьсот фунтов. Эта сумма с лихвой перекрыла бы все, что мы должны вам за одежду.
      – Так, по-твоему, должен был поступить жадный еврей?
      – Жадность не имеет никакого отношения к национальности, религии и цвету кожи. Мой друг Флинн рассказывал, как одна мать сдала своего сына в Дублинский замок, чтобы за полученное вознаграждение купить еды для своих младших детей.
      Леви вздохнул и что-то пробормотал на идиш.
      – Что это означает, сэр?
      – Жадность, честолюбие и похоть – все это лишь разновидности безумия.
      В три часа дня они подъехали к трактиру. Стоя в дверях, Анни Патни окликнула торговца:
      – Добрый день, мистер Леви! Как дела?
      Скорчив унылую гримасу, торговец ответил:
      – С тех пор как я переехал через горы, дела идут не так хорошо, как хотелось бы. Все убытки да убытки.
      – Очень жаль. Но я уверена, что все еще пойдет на лад.
      – Я бы очень хотел разделять вашу уверенность. – Он оглянулся на ворох своих товаров. – Но я сделал одну ошибку, мне не следовало брать столько хрупких вещей.
      – О! – Анни вскинула брови. – Надеюсь, ваш груз не очень пострадал?
      – Да нет, не очень. Только всякие безделушки. А основной товар в целости и сохранности.
      – Хорошие новости! – просияла Анни. – Не выпьете ли кружечку холодного эля?
      – Спасибо, мадам, но я, пожалуй, воздержусь. В нескольких часах езды отсюда есть тихое, уединенное местечко, где я могу остановиться.
      – Тогда поезжайте. Желаю удачи. У меня такое предчувствие, мистер Леви, что ваши дела скоро поправятся. Поверьте мне, вы будете щедро вознаграждены за вашу предприимчивость.
      Он покачал головой, тщетно стараясь скрыть улыбку, и вполголоса пробормотал:
      – Ну и олух же ты, Джэкоб Леви.
      В глубине фургона Крег тихонько засмеялся. У подножия горного хребта Леви свернул с дороги к сосновой роще.
      Остановились они у небольшого ручья. Леви распряг лошадей и отвел их на небольшую полянку, где они могли бы пощипать траву.
      – Можно я вылезу из этой могилы? – спросил Крег, когда Джэкоб, вернувшись, открыл заднюю дверь и раздвинул занавески.
      – Я бы не советовал. По крайней мере пока патруль не проедет в обратную сторону.
      – Пожалуй, вы правы.
      – Ты можешь ходить?
      – С трудом. Но как-нибудь справлюсь.
      – Вот и хорошо. У меня там где-то лежат несколько тростей. Возьми парочку, я помогу тебе выйти, а там ты уж как-нибудь сумеешь зайти в кусты и облегчиться.
      С помощью тростей Крег медленно дотащился до кустов. Леви же стоял на опушке, внимательно следя, не появится ли вдруг лейтенант со своими людьми. Облегчившись, Крег вернулся в фургон и занял свое прежнее место.
      Леви развел небольшой костер и разогрел две банки консервов: одну – с говядиной, другую – с бобами. Разогретую еду он передал вместе с галетами Крегу, добавив:
      – А сейчас я заварю для нас чаю.
      – Спасибо. Чаю я попил бы с удовольствием.
      Крег с аппетитом поел и выпил две кружки чая. Наевшись, он прилег на свое теплое ложе и почувствовал, что его глаза начинают слипаться, как будто он весь день провел в тяжком труде. Несколько минут спустя Крег провалился в глубокий сон, подобный смерти.
      Солнце уже поднялось над деревьями на востоке, когда его разбудил восхитительный аромат копченой рыбы, жареных яиц и крепкого, приправленного ромом кофе. Приподнявшись, он посмотрел на сидящего по-турецки Леви. Старик, улыбаясь, протягивал ему тарелку:
      – Поешь-ка еще. Уже поздно, а нам предстоит долгий путь.
      – Опять настоящий пир, – восхищался Крег, расправляясь с копченой рыбой и яйцами.
      После завтрака Крег вновь забрался в свое уютное гнездо, а Леви тем временем запряг лошадей. Пощипав вволю свежей травы и напившись прохладной воды из ручья, отдохнувшие кобылы, высоко задрав головы, резво поскакали по дороге.
      Уже к вечеру их нагнал патруль, возвращавшийся в Новый Южный Уэльс.
      – Поймали кого-нибудь? – полюбопытствовал Леви.
      – Проклятые ублюдки! Как сквозь землю провалились! Никто, кроме тебя, их и не видел. Так по крайней мере говорят. Врут, конечно. Ведь все они освобожденные каторжники. Смотри, не попади в засаду к разбойникам, торговец. А мы поехали дальше.
 
      Отряд поскакал вперед, поднимая облако пыли. Леви помахал им вслед. Задыхаясь от пыли, со слезящимися глазами, он отдернул занавеску и сказал Крегу:
      – Они ускакали. И больше уже не вернутся. Знаешь, что я тебе скажу, Мак-Дугал. Если хочешь, завтрашний день ты можешь провести со мной на свежем воздухе.
      – Если вы считаете, что это безопасно, я – с превеликим удовольствием.
      – У меня для тебя есть другая одежда.
      – Что это за одежда?
      – Увидишь. Это будет для тебя сюрпризом, – улыбнулся старый еврей.
      Через три дня Джэкоб Леви вкатил на окраину Сиднея. На облучке фургона сидели двое в черном: Джэкоб Леви и его «племянник из Америки», как он представлял Крега. С чисто выбритой головой, с небольшими бачками, в черных брюках, черных ботинках, в длинном черном пальто и ермолке, молодой человек и впрямь смахивал на племянника Леви из Бостона.
      Оставив фургон и лошадей в платной конюшне, услугами которой он обычно пользовался, торговец с Крегом направились в трактир «Кабаний клык».
      Там их встретила жена хозяина миссис Тисдейл – полногрудая, некрасивая, по-матерински заботливая женщина с огромным пучком седых волос на затылке.
      – Вернулись, мистер Леви, – приветствовала она его из-за стойки. – Займете свою обычную комнату на втором этаже?
      – Да, спасибо. И мне нужно еще место для моего племянника – Дава Леви. Он приехал из Бостона.
      Маленькие голубые глазки хозяйки с любопытством обратились на Крега.
      – Стало быть, прибыл из Америки. Но ведь оттуда в последнее время не было кораблей.
      – Он плыл через Англию.
      – Понятно. Постараюсь его разместить. Но это будет стоить денег.
      – Ну и что? – Леви положил руку на плечо Крега. – Для моего дорогого племянника мне никаких денег не жаль.
      – Это очень благородно с вашей стороны, дядюшка Джэкоб, – вставил Крег. – Не пропустить ли нам по кружечке?
      Леви наступил ему на ногу и нервно засмеялся:
      – Он у нас большой шутник, миссис Тисдейл. Ишь ты, захотел пропустить по кружечке. Пошли, племянничек. – Он обнял Крега за плечи и повел его к лестнице.
      – Что-то не так? – спросил Крег, когда они зашли в номер.
      – Ну и шлемиль же ты, мой племянничек. Если бы в баре появился еврей в ермолке, это выглядело бы так же странно, как если бы король Георг выступил перед парламентом без штанов. Надеюсь, она пропустила твои слова мимо ушей.
 
      В эту ночь Крег спал беспокойно, терзаемый кошмарными снами.
 
      Вот он стоит в тюремном дворе, привязанный к столбу, и «кошка» сдирает с его спины куски кожи, завивающиеся, словно стружки, выходящие из рубанка.
 
      Затем он вернулся в далекое детство, в тот день, когда рука констебля схватила его руку с зажатой в ней украденной буханкой.
 
      На его голову обрушивается тяжелая дубина. В сознание он приходит уже в сырой камере. Дурно пахнущий тюремщик со слюнявым ртом и налитыми кровью глазами гладит его мужскую плоть.
 
      – Ох… – Крег проснулся в поту и снова заснул.
 
      Он стоит на коленях на речном берегу. Склонился над Джоном Блэндингсом. И вдруг сознает, что от его удара молодого человека разбил паралич.
 
      И наконец, самый кошмарный сон.
 
      Он незримо витает над кроватью, на которой лежит, распластавшись, его дорогая, его любимая Адди. Она совершенно обнажена. Ее горящие желанием, улыбающиеся глаза, протянутые руки, стоящие торчком груди властно взывают к нему.
      К нему ли? Нет, не к нему.
      Она манит к себе кого-то другого. И вот из тени выходит мускулистый, также обнаженный молодой человек. Крег видит его со спины. Он порывается закричать, предостеречь ее, но не может, и руки не повинуются. Он только в ужасе наблюдает.
      Наконец Адди замечает приближающегося незнакомца. Но к его крайнему изумлению, даже негодованию, она привлекает его к себе, обхватывает руками и ногами. И сладострастно стонет, когда он входит в нее.
      Мужчина медленно оборачивается и смотрит на Крега с усмешкой.
      Никакой это не незнакомец.
      Это Джон Блэндингс.
 
      Проснулся Крег с таким громким криком, что разбудил крепко спавшего Леви. Какой-то сосед рассерженно забарабанил в их стену.
      – Что с тобой? – с тревогой в голосе спросил Леви. – Плохо себя чувствуешь?
      – Нет, просто мне приснился кошмарный сон.
      – Постарайся спать тихо. Не то сюда заявится хозяин. Наутро Леви повел его завтракать в небольшой портовый трактир. Сюда заходили в основном матросы как с торговых, так и с военных кораблей. Они сели за угловой столик, и Крег с удовольствием съел копченую рыбу, пирог с мясом, яйца и говядину с почками.
      – Ты уплетаешь так, будто целый месяц ничего не ел, – пошутила служанка.
      – Только посмотришь на такую красотку, как ты, аппетит сразу появляется, – ответил Крег, имитируя ирландский акцент.
      Прежде чем отойти к другому столу, женщина посмотрела на Крега как-то странно.
      – Что я такого сказал? – спросил он у Леви. Торговец застонал и схватился за голову:
      – А сам-то ты не понимаешь? Неужели славный еврейский парень из Минска или даже Бостона будет говорить с ирландским акцентом?
      Крег схватился за свою ермолку:
      – Вот черт, все время забываю.
      – Что ты собираешься делать? – спросил его Леви. – Не можешь же ты все время путешествовать со мной?
      – Я это понимаю. Кое-какие планы у меня имеются.
      – Расскажи, какие.
      – Пока еще я не успел хорошенько все продумать. Вечером я, может быть, смогу ответить на ваш вопрос. – Он тяжело вздохнул. – Сперва я должен кое-что выяснить. Послушайте, мистер Леви, я могу взять одну из ваших лошадей?
      Леви пожал плечами:
      – Почему нет? Ты уже в таком долгу передо мной, что еще один маленький должок не имеет значения. Я сам тоже должен кое-где побывать. К ужину, надеюсь, ты вернешься?
      – Конечно. И тогда я смогу сказать, что у меня на уме. Леви вместе с Крегом пошел в конюшню и предупредил конюха, что он разрешил племяннику покататься на одной из своих лошадей.
      – Если у вас нет седла, я могу дать его напрокат, – сказал конюх.
      Леви закатил глаза и вручил ему банкноту:
      – Кто бы мог подумать, что после стольких трудных лет я стану жалким филантропом.
      Крег рассмеялся:
      – Успокойтесь, мистер Леви. Ваша доброта и щедрость будут с лихвой вознаграждены. Обещаю вам.
      – Если только на небесах, где мне уже не потребуются английские фунты и гинеи.
      Перед «Кабаньим клыком» Леви расстался с Крегом.
      – Я должен побывать на одном корабле в порту. Застану ли я тебя здесь по возвращении?
      – Скорее всего меня уже не будет, но мы увидимся вечером. Когда он вошел в гостиницу, миссис Тисдейл сидела за стойкой и читала «Сидней газетт».
      – Доброе утро! – приветствовал хозяйку Крег. – Что новенького в мире?
      – Похоже, они собираются сделать нашей валютой какой-то испанский доллар, – ответила она. – Как будто британскому фунту не хватает надежности.
      – Пустая болтовня, – сказал он. – А что еще там написано?
      – Большая заметка о предстоящем замужестве этой дамочки Диринг. – Ее рыхлое лицо приобрело суровое выражение. – Настоящая сука – вот она кто. Но вас это вряд ли заинтересует.
      – Нет, конечно, – произнес Крег, чувствуя, что губы его вдруг словно одеревенели. Когда он притронулся к своей щеке, ему показалось, что он касается посмертной восковой маски. Сердце затрепетало, все поплыло перед глазами, и он вынужден был опереться о стойку.
      Миссис Тисдейл нахмурилась:
      – Что с вами, мистер Леви? Вы так побледнели. Лишь усилием воли Крег заставил себя улыбнуться.
      – Это последствие застарелой лихорадки. Сейчас я поднимусь к себе и отлежусь. Кстати, где я могу купить газету?
      – Если хотите, возьмите мою. Я уже начиталась досыта. Зрение у меня не то, что в молодости. – Она потерла глаза заплывшими костяшками пальцев. – Пойду печь пироги.
      – Спасибо. – Крег свернул газету и сунул ее под мышку. Ему хотелось взбежать по лестнице, но он сдержался. Он и без того натворил уже немало глупостей, надо вести себя, как подобает степенному еврею. Зачем навлекать на себя лишние подозрения?
      У себя в комнате он уселся в изножье кровати и начал листать газету, пока не нашел то, что искал.
 
      СОЮЗ МЕЖДУ БЛЭНДИНГСАМИ И ДИРИНГАМИ
 
      Вчера весь Новый Южный Уэльс праздновал событие большой общественной значимости: бракосочетание между Джоном Блэндингсом и Аделаидой Диринг. Этот союз олицетворяет объединение двух богатейших и влиятельнейших семейств колонии: сельскохозяйственной империи Блэндингсов и овцеводческой империи Дирингов.
      Свадебная церемония и последующий прием были проведены исключительно скромно, в присутствии членов семьи и близких друзей.
      Невеста была облачена в длинное белое канифасовое платье с длинной, до кончиков пальцев, тюлевой вуалью, ее голову украшал венок из апельсиновых цветов. Туфельки на ней были из белого атласа. Вместо букета она держала в руках украшенную розой и красивой закладкой Библию в белом атласном переплете.
      Подружка невесты Дорис Блэндингс, сестра жениха, была облачена…
 
      Бросив газету на пол, Крег прилег на кровать. Он лежал, вперив неподвижный взгляд в потолок.
      Аделаида вышла замуж за Джона Блэндингса? Да это просто какое-то безумие. Такое же безумие, как его ночные кошмары. Как это возможно, чтобы Аделаида вышла замуж, да еще за такого типа, как Блэндингс? Ведь Аделаида любит его и скорее умрет, чем изменит ему. И все же она ему изменила. Неужели «Сидней газетт» стала бы печатать заведомую ложь? Ответ был очевиден: нет, конечно, не стала бы. Он приподнялся, подобрал газету и скомкал ее с такой яростью, словно хотел уничтожить изложенные в ней факты.
      «Сука! Сука! Лживая сука!» – бунтовало его сердце.
      Прожить с женщиной, не разлучаясь ни на час, семь долгих лет и даже не догадываться, на какое вероломство и предательство она способна, – такое трудно себе представить. Она родила ему двоих детей – не это ли самое убедительное доказательство любви? И все же…
      Довести обличительную мысль до конца ему помешало воспоминание о детях. Крег Мак-Дугал был по натуре добрым, честным и справедливым человеком. Более того: он без колебаний отдал бы свою жизнь ради благополучия Джейсона и Джуно. И конечно, ради своей любимой Адди.
      Какое право имеет он требовать, чтобы его любимая жена и дети всю жизнь расплачивались за совершенные им преступления? Он постоянно должен убегать, прятаться от закона, как затравленный зверь, одержимый постоянным страхом; его даже во сне терзают кошмары.
      Крег разжал пальцы, и смятая газета упала на пол. Он опустил голову, и по щекам его покатились слезы.
      «Адди, моя любовь! Мои дорогие Джейсон и Джуно! Все, что произошло, – все это будет лишь вам во благо. Я испытываю боль более сильную, чем если бы мне отрезали руку или ногу, но я знаю, что должен терпеть эту нестерпимую боль».
      На той же полосе газеты, где Крег прочел о свадьбе, его внимание привлекла одна заметка. Он подобрал скомканную газету, разгладил ее на коленях и прочел следующее:
 
      КАПИТАНЫ ЖАЛУЮТСЯ НА НЕХВАТКУ РАБОЧИХ РУК
 
      Для жителей Сиднея отнюдь не секрет, что значительную часть новых иммигрантов составляют матросы с кораблей, приходящих из Лондона, Портсмута и других английских портов. Они вербуются только для того, чтобы получить бесплатный проезд в Австралию. В результате многие суда вынуждены отправляться в обратный путь, не имея полного экипажа. Сиднейское общество капитанов обратилось с настойчивым призывом к матросам, чтобы они подавали заявления на свободные места…
 
      Прервав чтение, Крег записал адрес конторы, где принимались заявления. Затем написал прощальную записку Джэкобу Леви:
 
      Джэкоб, мой дорогой благодетель,
      простите, что я ухожу, даже не простившись с вами, не пожав вашей руки и еще раз не поблагодарив за все, что вы сделали для нас и особенно для меня, который обязан вам своей жизнью. Повторяю, ваша щедрость, благородство и дружеское отношение не останутся невознагражденными. Клянусь в этом той самой жизнью, которую вы помогли мне сохранить.
      Когда-нибудь мы снова встретимся, и я попытаюсь объяснить и оправдать мое скоропалительное решение покинуть гостиницу и Австралию. О том, что так сильно повлияло на мое решение, я не нахожу в себе сил не только писать, но даже и говорить.
      Простите меня, дорогой друг, дорогой брат. С вечной вам благодарностью
      Крег Мак-Дугал.
 
      Он положил записку на подушку Леви и собрал свои скудные пожитки в узел.
      При виде Крега с узлом в руках Питер Тисдейл, дюжий человек с волосатыми руками и длинными закрученными вверх усами, грозно проворчал:
      – Вы покидаете нас, мистер Леви? – Очевидно, он был обеспокоен тем, что за номер еще не уплачено.
      – Да нет, ничего подобного, – улыбаясь, успокоил хозяина Крег. – Я просто иду в прачечную.
      Тисдейл осклабился, обнажив свои щербатые зубы, на одном из которых была золотая коронка.
      – Да, на Пил-стрит неплохая прачечная. Дойдете до угла, повернете налево, пройдете два квартала, затем…
      Крег вежливо выслушал хозяина, поблагодарил и вышел из гостиницы. Он направился прямо в конюшню, где стоял фургон Леви. Прыщавый юнец с рыжими волосами и огромным кадыком чистил стойла.
      – Чем могу служить, сэр? – спросил он, опираясь на метлу.
      – Да мне ничего особенного не надо. Продолжай свою работу. Джэкоб Леви, мой дядя, я уверен, ты его знаешь, попросил меня принести кое-что из фургона.
      – Да. Конечно, берите, что надо… Да. Кстати, – вспомнил парень, – босс предупредил, что вам понадобится сегодня лошадь. Оседлать ее?
      – Нет, спасибо. Мои планы изменились.
      Открыв заднюю дверь фургона, Крег забрался внутрь и при свете висящего на крючке фонаря стал рыться среди одежды.
      «А вот и то, что я ищу!» – обрадовался он.
      Выбрал пару темных шерстяных штанов и голубую шерстяную куртку, украшенную пуговицами с изображением якоря и белой окантовкой. Переодевшись, аккуратно свернул то, что снял с себя. Затем подобрал пару матросских сапог и красную шерстяную шапочку с помпоном, после чего полюбовался на свое отражение в небольшом зеркале на стене.
      «Ты выглядишь, Крег, как настоящий морской волк!»
      Выпрыгнув из фургона, он вышел из конюшни через черный ход. И сразу же направился в порт.
      Едва только он изложил в конторе цель своего прихода, как его тут же зачислили на судно.
      – Будешь матросом на «Подружке сатаны», – сказал ему клерк. – Корабль отплывает сегодня вечером.
      Крег даже удивился, что все прошло так гладко.
 
      Было уже около полуночи, когда «Подружка сатаны» вышла из гавани и направилась к проливу, отделяющему Землю Ван Димена от материка.
      В густой безлунной тьме Крег стоял на корме, держась за поручни; он думал о том, что вместе с исчезновением земли ушла в прошлое лучшая часть его жизни.
      В прошлом остались все, кто был ему близок и дорог, все, кого он горячо любит.
      – Прощай, Адди, – пробормотал он. – Прощай, Джейсон. Прощай, Джуно. Я буду вас любить до последнего своего часа. И даже после смерти, когда растворюсь в вечности.
      «Стало быть, все на свете кончается вот так», – подумал он с грустью, но без горечи.
      Крег Мак-Дугал отвернулся от поручней и обратил взгляд в другую сторону – туда, где его ждала новая жизнь.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ