Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Обольщение по-королевски - Стрела в сердце

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Блейк Дженнифер / Стрела в сердце - Чтение (стр. 1)
Автор: Блейк Дженнифер
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Обольщение по-королевски

 

 


Дженнифер Блейк

Стрела в сердце

Глава 1

Кадриль близилась к концу, когда он вошел в бальный зал. Кэтрин Каслрай, увидев его со своего возвышения, неожиданно вздохнула и замерла.

Вошедший задержался в дверях, со спокойной уверенностью разглядывая присутствующих. Поскольку вечер был в полном разгаре, дворецкий оставил свой пост, и некому было объявить о приходе позднего гостя и взять его высокий цилиндр из черного шелка и забрызганный дождем плащ, тяжелыми складками спадавший с его широких плеч.

Танцующие расходились, освобождая место между входными дверьми и возвышением. Взгляд молодого человека неожиданно остановился на Кэтрин. Он позволил себе полностью разглядеть ее — от сверкающих локонов прически до каймы на бальном платье. Выражение его лица поначалу было напряженным и строго оценивающим, потом оно разгладилось, стало светским, вежливо-ироничным. Сняв цилиндр и засунув его под мышку, он стал пробираться к Кэтрин, идя с ленивой грацией и полным отсутствием какого-либо смущения. Движения его были спокойны, но достаточно энергичны, чтобы продемонстрировать красную шелковую подкладку плаща, развевающегося при ходьбе.

На высокой мускулистой фигуре прекрасно сидел темный, хорошо сшитый костюм, свидетельствующий о достатке. Теплый приятный дождь луизианской осени, стекавший по высоким окнам дома, усеял его темные, коротко остриженные волосы сверкающими каплями, в которых отражалось пламя свечей. Около глаз и рта можно было разглядеть морщинки — следствие сильных ветров, а жаркое солнце сделало его кожу коричнево-золотистой. Зеленые задумчивые глаза, цвета воды в лесном пруду, предполагали глубокие и тайные мысли.

Стоявший слева от Кэтрин, ее муж, Жиль Каслрай, едва заметив нового гостя, прервал беседу с племянником. Странное волнение пробежало по его одутловатому лицу. Тяжело ступая, он осторожно спустился с возвышения и протянул молодому человеку руку.

— Вы, я полагаю, Рован де Блан? — с уверенностью спросил Жиль. — Добро пожаловать в Аркадию! Позвольте представить вас моей жене, сэр. Кэтрин, дорогая, ты уже немало слышала о монсеньоре де Блан…

Кэтрин сделала знак дворецкому принять цилиндр и плащ гостя. Она машинально поздоровалась. Это была обыкновенная учтивость и позже она не могла вспомнить, что сказала ему при встрече.

Рован де Блан склонил голову в приветствии. Она отметила, что поклон был достаточно низким, чтобы проявить уважение, но и не слишком, чтобы заподозрить его в излишней скромности. При приветствии тембр голоса оказался глубоким, а подбор фраз — галантным, без какого-либо флирта. Если он и заметил некую дрожь в руке, которую она подала ему, то оказался достаточно деликатным, чтобы не подать вида. Его рукопожатие было крепким, и в то же время нежным, а движения губ бесстрастными, несмотря на скрытое в них пламя. Брови его были широкими, нос прямым, а глаза смотрели из-под ресниц, словно из густой засады. В резко очерченной форме его рта было какое-то благородство, а твердый подбородок указывал на решительность характера. Кэтрин подумала — если бы в выражении его лица была еще и сердечность, он был бы обворожителен.

Как бы то ни было, он был слишком симпатичен, хорошо воспитан, силен, заметен, опытен. Рован де Блан был слишком близок к совершенству, чтобы можно было чувствовать себя с ним спокойно. В некоторой степени он даже пугал ее.

— Надеюсь, вы мне простите столь позднее вторжение, — говорил гость, одновременно кивая в знак благодарности дворецкому, подошедшему взять одежду. — Пароход «St. Louis Belle» сегодня вечером опоздал. Хотя я получил ваше приглашение на турнир еще в Новом Орлеане, о бале, открывающем торжества, узнал только что, когда приехал к себе.

— Ничего страшного, — ответил, жестикулируя, Жиль. — Вечер был организован стихийно, поскольку несколько человек приехали ранее назначенного времени. В любом случае мы с Кэтрин подумываем о том, чтобы покинуть наш пост.

— Вы очень великодушны! — сказал гость. Его взгляд еще раз задержался на лице Кэтрин, которая царственно стояла перед ним, правда, она была несколько официальна.

Рован вынужден был признать, что леди оказалась совсем не такой, какую он ожидал увидеть. В ее карих глазах совсем не было твердости, а во взгляде — уклончивости. Нежный румянец шелковистой кожи придавал ее прекрасно выписанным чертам необыкновенную свежесть, а влажные, нежно изогнутые линии губ как магнитом притягивали его взгляд. Очарование исходило и от ее волос, заколотых на затылке бриллиантовой шпилькой и тугими блестящими кольцами спадающих вниз. Цвет их был неуловим: то рыжевато-каштановый с темными оттенками, то вдруг светло-каштановый с рыже-золотым отливом. Ее платье из парчи цвета морской волны задрапировывало нежно-округлые изгибы груди; узкую талию охватывал упругий корсет, а колокол юбки струился внизу мерцающими волнами. Длинные гладкие рукава с манжетами придавали ей средневековый вид.

Платье, а также декорации залов были подготовлены к празднику. Позолоченные обои бального зала были почти скрыты гобеленами и флагами давно умерших королей; музыканты, играющие на фортепиано, скрипках, французских рожках и арфах — одеты в костюмы дворцовых шутов. Но все же факелы и тростниковые циновки на полу отсутствовали — Жилю Каслраю хватило здравого смысла не слишком увлечься теперешней модой на литературные излишества сэра Вальтера Скотта.

Тихо и спокойно, в нежном ритме вальса зазвучала старая английская мелодия. Рован мгновенно воспользовался этим: «Если вы действительно закончили принимать гостей, мадам, могу ли я иметь честь танцевать с вами?»

На лице Кэтрин отразилось смущение.

— Нет-нет, я, кажется, уже приглашена на этот танец.

Ее муж повернул голову и уставился на нее с поднятыми бровями.

— Разве, дорогая? Кем?

— Вами, естественно, — сказала Кэтрин, краснея. — Это же будет наш первый танец.

— Чепуха. Не будем же мы до мелочей соблюдать церемонию. Моя подагра съедает меня.

— Тогда я посижу этот танец с вами.

Ее голос звучал решительно. У Жиля было много болезней, большинство из которых были крайне удобны для него. А для нее — при случае тоже полезны.

— Нет, нет. Иди с монсеньером де Бланом. Я не позволю себе лишать тебя удовольствий. Ты же знаешь, я люблю наблюдать, как ты веселишься. И к тому же, я, кажется, слышу звуки сирены, приглашающей к карточному столу.

— Доставьте мне удовольствие…

Просьба была мягкой, но взгляд — непреклонным. Дальнейшее сопротивление могло уже нанести Ровану де Блану обиду.

— Как хотите.

Опустив ресницы, Кэтрин положила свою руку на крепкую руку темноволосого молодого человека, позволяя ему повести себя.

Они легко кружились, соблюдая разделяющую их дистанцию, движения обоих были корректно сдержанны. Но она все же чувствовала себя неуютно от его напряженного взгляда, когда он склонялся к ней в танце. Свежесть сырой ночи смешивалась с теплым мужским запахом, запахом хорошо выглаженного белья и лосьона. Его рука, казалось, оставит отпечатки пальцев на ее талии — так крепко он держал ее, делая повороты. Кэтрин волновало, когда его бедра с хорошо развитыми мышцами касались складок юбки. Чтобы успокоить нервы, она осторожно вздохнула. Сердиться не имело смысла. Она бросила на Рована быстрый взгляд и сказала:

— Вот не ожидала, что такого известного человека, как вы, могут заинтересовать наши ежегодные игры.

— Я никогда не считал себя известным человеком, мадам Каслрай.

— Ваш брат рассказывал о вас. Вы знаете, он гордился вашими подвигами.

— Я знаю! — слова прозвучали довольно резко.

Ее взгляд ускользнул, а затем возвратился к нему вновь.

— Я только имела в виду, что состязания по стрельбе из лука и рыцарские турниры могут показаться скучными. Едва ли это можно сравнить с охотой на индейцев в лесах Амазонки, путешествиями верхом с арабами или поездками в глубь Африки.

— Вы думаете, мне необходим элемент риска, чтобы хорошо развлечься? Полагаю, что он есть и в ваших турнирах.

Убийственная мягкость его голоса отозвалась дрожью в теле Кэтрин, но она не хотела признаваться себе в этом.

— Едва ли сложности наших состязаний могут сравниться с теми опасностями, которым вы подвергались в ваших путешествиях.

Легкая улыбка тронула его губы.

— Риск ваших турниров может стоить очень дорого. Вы забываете о призе, которым будет награжден победитель.

— Мешочек с золотом? Неужели вас это заботит? Состояние вашего отца более чем адекватно этому призу, поэтому разрешите полюбопытствовать, какой каприз движет вами?

Улыбка на его губах замерла. Резкость его слов и тона походили на острие рапиры.

— Теренс рассказал вам довольно много…

Кэтрин уклонилась от его настойчивого взгляда.

— Мы много беседовали с ним.

— Да? — он помедлил, затем, как бы обдумывая свои слова, продолжал: — А говорил ли мой брат перед смертью, как сильно он любит вас? Возможно, он и умер от любви к вам?

Она вздохнула так сильно, что заболело горло. Кэтрин оступилась, и Рован крепко прижал ее к себе, помогая придти в себя. В его крепких мускулистых руках она была, словно в тисках. В панике затрепетав, Кэтрин резко оттолкнула Рована и прошептала: «Нет, никогда на это не было и намека».

— Вы в этом уверены? Возможно, его юношеское обожание так вас обидело, что это заставило его спасать свою честь?

— Все было вовсе не так. Никто не знает, почему он застрелился. Его нашли за озером с пистолетом в руке.

— Тогда почему, — продолжал Рован, — мой брат звал вас «La Belle dame sans merci» — безжалостная прекрасная леди?

На мгновение ей показалось, что свет погас, в ушах застучало. Что-то сдавило грудь — то ли это была боль воспоминаний, то ли корсет, а может быть, железная хватка Рована. Нет-нет, она не упадет в обморок, нет.

— Теренс, ваш брат… — начала она.

— Наполовину брат.

— Да, я знаю, — в отчаянии произнесла она.

— Разве? А почему он говорил, что вы самая безжалостная из всех, кого он встречал, по отношению к себе?

— Не имею понятия. Я никогда не знала, что он так думал обо мне. Я не знала, что он говорил обо мне.

— Он написал об этом и даже гораздо больше в единственном письме к своей матери, нашей матери. Он, очевидно, часто думал о вас. Вы интриговали его. Вы, прекрасная молодая женщина, вышли замуж за больного рехнувшегося старика. Несчастный с улыбкой говорил о «Дворце любви», я правильно это назвал?

— Да, да, — сказала она рассеянно. — Это была игра, которую мы придумали за неделю до турниров, Мюзетта, моя сводная сестра и я. Теренс тоже в ней участвовал.

— Да, вы правы. У него было богатое воображение. Вы представлялись ему проданной невестой, которую ваш отец обменял на богатства жениха, и спрятанной здесь, в Аркадии, как в тюрьме, словно средневековая принцесса в крепости. Его, романтика, привлекала мысль о вашем спасении, хотя он знал, что вас хорошо охраняют.

— Не будьте смешным, — на нее внезапно нахлынула волна раздражения. — Все это совсем не так.

— Нет?

— Более того, я не верю, что ваш брат смотрел на меня, как на объект жалости.

— Не жалости, нет. Скорее всего, это были мечты рыцаря. Моя мать, похожая на него, предположила, что, возможно, он пытался спасти вас и за это был убит?..

Кэтрин услышала в голосе молодого человека нотки презрения.

— Вы считаете это маловероятным? Не могу представить, что он наговорил матери, отчего ей в голову пришла эта мысль. Это слишком уж фантастично. У Теренса было чересчур развито чувство сострадания, но мы никогда не считали его фантазером…

— Что же вы тогда предполагаете? — спросила она, чувствуя, что ее всю сковал гнев. — Грязную интрижку? Месть обманутого мужа?

— Может быть, и так.

Кэтрин вздернула подбородок. Гнев затуманил ее карие глаза.

— Если вы думаете так, то вы совсем не знаете своего брата.

— Вы знаете его лучше? — Его губы тряслись.

— А почему бы и нет. Ведь вы все эти годы лишь изредка приезжали в Луизиану. Мне трудно понять, как человек, все время путешествующий по диким местам Аравии, может рассуждать о романтических порывах другого человека.

— Причины, из-за которых я предпочитаю другие места, ничего общего с романтикой не имеют, — слова прозвучали довольно жестко.

— Я знаю. Ваша мать после смерти мужа оставила вас со своим отцом в Англии, а сама переехала сюда, чтобы завести вторую семью и второго сына, который потом хотел вас выжить.

Сказав это, Кэтрин почувствовала огромное удовлетворение, увидев его удивленный взгляд. Ему явно не понравилась эта осведомленность о его семейных делах.

— Это правда, я был лишним в новой семье моей матери и в ее новой жизни, — спокойно сказал Рован. — Но это было оттого, что во мне была французская и английская кровь, а родился я в Европе, а вовсе не из-за ревности моего брата.

— Наполовину брата, — сказала она, вспомнив, что он поправлял ее.

— Я для него был лишь человеком, имевшим отца-француза. Мы были родными по матери. А что касается того, насколько хорошо я его знал, то я видел своего брата каждый год, когда они приезжали в Англию навестить семью моего деда. И я узнал его достаточно хорошо, чтобы понять, что у него никогда бы не возникло желание покинуть эту землю с ее радостями.

Кэтрин посмотрела на него снизу вверх, и боль отразилась в ее глазах. Вновь нахлынули воспоминания. Воспоминания, которыми она ни с кем не могла поделиться, а меньше всего с этим человеком, с которым они кружились в танце. Песня заканчивалась. Она облизала губы. Наконец произнесла: «Вы приехали не на турнир?»

— Неужели вы думали, что да? Нет. Я приехал увидеть вас, мадам, и узнать, что вы можете сказать о смерти моего брата.

— Ничего. Я ничего не могу вам сказать, — беззвучно прошептала она.

— Я вам не верю, — без колебаний ответил Рован, как только смолкла музыка. Он не спешил отпустить ее. — Это означает, я полагаю, что я буду вынужден остаться на эти игры. Какова же награда за победу? Честь сопровождать вас завтра к обеду и сидеть по правую руку от вас? Уж тогда-то вам не удастся уклониться от моих вопросов.

— Сначала вы должны одержать победу, — отпарировала она. Ее рука свободно лежала на руке Рована, и они шли туда, где стоял ее муж и разговаривал с соседом.

— Я думаю, это произойдет, — ответил он.

Уверенность его голоса была для нее сродни звуку ножа по сковороде.

— Какое высокомерие! Вы ведь еще не встречались с остальными участниками.

— Забавно, не правда ли? — он поднял брови.

— Да! — холодно ответила Кэтрин.

— Не считайте высокомерием возможность исполнения обещанного.

Они были уже рядом с Жилем, и Кэтрин не ответила, да он и не предоставил ей этой возможности. В учтивых выражениях выразив ей свою признательность за танец, он поклонился и оставил ее.

Кэтрин посмотрела ему вслед; на его прямую спину, широкие плечи, подчеркнутые темным пиджаком и легкую походку. Она подумала, что ей должно быть легче от мысли, что Рован де Блан использовал турнир только как предлог приехать в Аркадию. Ей же легче не стало. В конце концов, он открывает список.

Она вдруг возненавидела эти ежегодные игры, соревнования, турниры, которые всегда заканчивались скачками на лошадях из любимой конюшни мужа. Она презирала всю эту помпезность, мишуру, взятую из рассказов Вальтера Скотта. Фальшивое средневековье, обставленное с претензией. На всем этом настоял Жиль, это его шоу, она же к этому не имеет никакого отношения. В этом году Кэтрин хотела отменить игры, но муж и слышать об этом не хотел. Если бы ее желание было выполнено, у Рована де Блана не было бы предлога сюда приехать…

— Что это за человек, так тебя разозливший? — вкрадчиво спросил стоявший позади племянник Жиля. Это был сын старшего брата, Льюис Каслрай, примерно одного возраста с Кэтрин.

Кэтрин открыто посмотрела на его стройную фигуру и ответила:

— Ничего особенного. Почему ты так думаешь?

— Ты так свирепо смотрела на него, словно хотела воткнуть ему в спину нож.

Она дотронулась рукой до переносицы.

— У меня очень заболела голова.

— Дорогая Кэтрин, не смущайся, я видел, как ты разговаривала с ним. — Многозначительная усмешка скривила губы Льюиса. Он настойчиво смотрел на Кэтрин. В его бледно-голубых глазах, как в зеркале, отражался пустой зал.

— Разве?

— Старший брат Теренса, не так ли? Зачем же он пришел?

— Я полагаю, причина ясна, — коротко ответила она.

— О, ты так думаешь? Он ведь знаменитый игрок и очень уж уверен в себе.

— Это уж точно, — с горькой иронией ответила Кэтрин.

— Надеюсь, что завтра мы будем иметь честь наблюдать его поражение. Красивая маленькая сабля ударит кого-то между глаз.

Кэтрин не хотела ни в чем соглашаться с Льюисом, и, надо признаться, это чувство было обоюдным. Самодовольный, жадный, обладающий даром активной злобы, он со дня своего приезда из Англии, шесть лет назад, как раз перед ее свадьбой, принялся досаждать ей. Он презирал их женитьбу и жил в постоянной тревоге, поскольку боялся появления ребенка, который мог бы унаследовать значительное состояние Жиля. Ему не следовало беспокоиться на этот счет, но Кэтрин не намеревалась объяснять, почему. Быстрым жестом Льюис раздраженно откинул назад прядь волос и пригладил свои чудные светло-серебристые волосы рукой.

— Знаешь, — ядовито сказал он, — ты обязательно должна предупредить Жиля, если де Блан причинит тебе какие-то неприятности.

— Я думаю, Жиль сам отвечает за свои поступки. Он ведь пригласил этого человека.

— Пригласить-то пригласил. Только хотелось бы знать, почему. Наверное, вследствие этих обстоятельств…

Кэтрин с болью посмотрела на него.

— Что ты под этим словом подразумеваешь?

— Что же еще, как не таинственную смерть юного Теренса прошлой осенью.

Он широко открыл глаза, почти не дыша, ожидая ее ответа.

Она видела, как жаждал он что-либо узнать, он безумно любил секреты, особенно чужие. От необходимости ответа спасло прибытие еще одного гостя. Мысленно поблагодарив за это Алана Доляней, она приветливо улыбнулась ему.

— Вы упомянули имя Теренса? — спросил Алан. — В последнее время я часто думаю о нем, наверно, в связи с состязаниями. Я скучаю по нему. Он был одним из немногих, кто понимал меня, когда я говорил о книгах.

Племянник Жиля цинично улыбнулся гостю.

— Мы также говорили и о его старшем брате. Рован де Блан сейчас утомил нашу Кэтрин. Мы не позволим ему так себя вести, не правда ли?

Алан был среднего роста и крепкого телосложения. Несмотря на сдержанные манеры, тщательную одежду и умный вид, он был похож на человека, проводившего много времени на открытом воздухе. Об этом свидетельствовал и цвет его лица — багрово-красный. Он был весьма не глуп, достаточно много знал, особенно в моменты ярости.

Покраснев, он нахмурился и обратился к Кэтрин:

— Это правда, мадам?

— Совсем не то, что предполагает Льюис, — коротко ответила Кэтрин.

— Что значит «не то»? — запротестовал Льюис. Алан проигнорировал его слова и продолжал настаивать.

— Рован де Блан причинил вам какое-то беспокойство?

— Просто он меня раздражает, вот и все. Он думает, что на мне каким-то образом лежит вина за смерть Теренса.

— Смешно, — сказал Алан, покачивая головой. — Он же должен знать, что вы самая невинная из всех женщин, стоит только взглянуть на вас, чтобы понять это. Мне поговорить с ним?

— Я умоляю вас не делать этого.

Вмешался Льюис.

— Сомневаюсь, что он вас послушает. Но вы ведь прекрасный фехтовальщик, а насколько я знаю, Доляней никогда не жаловались на отсутствие храбрости. Было бы здорово, если бы вы сделали ему пару царапин, чтобы напомнить о хороших манерах.

Алан с пониманием встретил изучающий взгляд Льюиса.

— Сабли будут тупыми, вы же знаете.

— Только острие, но не край.

— Да, но существуют правила, и их нельзя нарушать, это же закон чести.

Льюис пожал плечами: «Пусть он узнает, что такое настоящий бой».

— А вы?

— Я? Мой конек — хитрость. А фехтование я оставляю таким дюжим молодцам, вроде вас.

— Я попытаюсь сделать все от меня зависящее, — сухо сказал Алан.

— Итак, наш трюк должен быть удачным, — иронично заметил Льюис и, кисло улыбнувшись Кэтрин и Алану, ушел.

— Хлыщ, — пробормотал Алан.

Кэтрин притворилась, что не расслышала, хотя готова была согласиться с ним.

Было довольно поздно, ужин заканчивался, когда к Кэтрин подбежала Мюзетта, сверкая желто-золотым газовым платьем. Она была сводной сестрой Жиля от второго брака его матери и на добрых двадцать лет моложе его. В руках она держала китайскую тарелочку из слоновой кости и доедала последние крошки кокосово-миндально-го печенья. Она была довольно изысканна со своими золотыми вьющимися волосами, окружавшими пикантные черты лица и спускавшимися к плечам цвета слоновой кости. Образец безыскусной артистичности — вот что было типично для Мюзетты.

— Скажи мне быстро, Кэтрин, он достоен нашего двора? — мягко, но многозначительно сказала она.

— Ты имеешь в виду Рована де Блана? — невинно посмотрела Кэтрин на золовку.

— Ты же знаешь, что именно его. Остальных мы сравнивали и обсуждали сто раз. Не притворяйся, я так старалась, почти махала у него перед носом своей танцевальной карточкой, но он никого не пригласил на танец, только тебя. Ответь мне!

— Хорошо, скажу, — голос прозвучал резко. — Я не думаю, что он подойдет.

Мюзетта даже отпрянула, а ее голубые глаза расширились от удивления.

— Но мне он кажется таким ценным кандидатом. Подумай только о европейском блеске, который он может принести с собой. А его знание женщин! А любовь, с которой он, должно быть, встречался во время путешествий! Ты не можешь мне сказать, что тебе не интересно, как он будет отвечать на вопросы.

— Не думаю, что ему будет интересно играть в слова. И я не думаю также, что тебе будет интересно слушать его ответы на твои вопросы.

Мюзетта наклонила голову, ее глаза сузились.

— Ты интригуешь меня, да-да, ты. Что ты задумала?

— Вовсе ничего, — Кэтрин тряхнула головой так, что сияющее облако золотисто-каштановых волос рассыпалось по плечам. — Я только думаю, что с нашей стороны было бы ошибкой обращаться с ним столь беспечно и несерьезно. Он здесь из-за Теренса.

— Ну и что? Если он будет нас о чем-нибудь спрашивать, ответов-то не будет! Их у нас нет. Его имя числится в списках первых участников, он будет состязаться с остальными. А в перерывах, пока будет отдыхать, возможно и примет участие в игре.

Влажный ветер колыхал кружевные шторы на окнах. Кэтрин поежилась от холода. Она сложила на талии руки, покрывшиеся гусиной кожей. Вдруг, нахмурившись, Кэтрин рассказала своей золовке о страстном желании Рована де Блана выиграть завтрашние состязания, чтобы потом иметь возможность задать ей вопросы.


— Ты как обычно слишком серьезно к этому относишься, — сказала Мюзетта, пожав плечами.

— Я очень жалею, что Жиль организовал этот вечер, — невесело сказала Кэтрин.

— И испортил наше веселье? Не будь глупенькой. Клянусь, если бы я не знала тебя достаточно хорошо, то подумала бы, что ты захотела придержать Рована де Блана для себя. Я видела, как ты повисла на нем, споткнувшись.

— Неправда! — несмотря на отрицание, щеки Кэтрин покраснели.

Мюзетта ответила ей довольно безнравственной улыбкой.

— Я сама не прочь прижаться к нему разок-другой. Не могу дождаться, чтобы увидеть его одетым для фехтования. Боже мой, как будут обтягивать его панталоны! Меня уже сейчас бросает в жар, лишь только подумаю об этом.

Глядя, как Мюзетта раскрывает веер и сильно машет им так, что локоны развеваются по лицу, Кэтрин спросила:

— Что бы сказал Брэнтли, услышав это?

— Он бы выдрал себе бороду, нахмурился в осуждении и ушел бы считать свои тюки с хлопком. Если он не танцует со мной, не развлекает беседой, едва ли он имеет право жаловаться, что стреляю глазами по сторонам.

Свадьба Мюзетты была сыграна братом после ее прибытия из Англии. За ней тянулся шлейф скандала из-за неудачного, побега с Гретом Грином. По-видимому, это была не первая ее проделка такого рода. То, что эта партия была ошибкой, было признано всеми, за исключением Жиля.

Кэтрин сказала: «А Перри?» Зазвучала музыка. Так музыканты ответили на знак Жиля, появившегося в зале. Она вынуждена была повысить голос, чтобы быть услышанной из-за вальса Штрауса.

— Дорогой Перегрин, — глаза Мюзетты потеплели, последнее время этот молодой человек развлекал ее. — Я могла бы читать его мысли, если бы он попросил меня об этом.

Сзади послышались шаги, затем тихий голос, сделавшийся от волнения хриплым, спросил: «Мои мысли насчет чего?»

Мюзетта взметнула желтое облако своих юбок.

— Перри, любовь моя, вот и ты. Я ждала тебя. Ты должен сказать свое мнение о нашем новом госте, когда мы будем танцевать. Победит ли он вас всех столь легко, как хвастается?

Минуту спустя они ушли. Кэтрин стояла и наблюдала, как эти двое смешались с танцующими: смеющаяся блондинка и страстный темноволосый молодой человек с серьезным лицом, темными жгучими глазами и влажными алыми губами. Оказалось, Перри решительно отрицал, что его кто-либо победит. Его вычурные жесты были в полном согласии с пестрым шейным платком и чрезмерно длинными волосами в романтическом стиле, который он обожал.

Кэтрин тихонько вздохнула и обхватила себя руками. Мюзетта была так непостоянна! Сейчас она могла быть такой кроткой, а через минуту — сущей ведьмой. Она жила сегодняшним днем, под влиянием эмоций, которым слепо доверяла. Ее мало трогали последствия сказанных ею слов. Через два дня после прибытия, Перегрин Беэкстоун уже не отходил от нее. Увлеченная его страстью, Мюзетта была весьма неблагоразумна.

Возможно, ее муж и не заметит этого. Зять Жиля был очень занятым человеком, на его крепких плечах лежала ответственность за благосостояние Аркадии. Будучи поверенным в делах Жиля, он вел строгий учет всему: каждому акру земли, пущенному под выращивание хлопка, каждому мулу, кобыле, мебели и всякой приобретенной безделушке, каждой вещице, принесенной со склада и каждому съеденному куску. Он был ответственным за продажу хлопка и наблюдал, как с каждым урожаем увеличивается состояние Жиля. Он был на несколько лет старше своей жены, с бородой в стиле Наполеона III, столь модной сейчас. Временами его можно назвать даже назойливым, официозным. Именно Брэнтли Хеннон выдавал Кэтрин ежемесячное содержание и ее личные деньги на булавки. Казалось бы, она должна обижаться на него за то, с какой тщательностью он считал каждую монету, словно вынимал ее из своего собственного кармана, но, естественно, она не могла удержаться от чувства жалости к нему.

На другом конце зала, вдали от движущегося калейдоскопа танцующих, прислонясь к стене широкими плечами, стоял Рован де Блан. Он наблюдал за ней, его темные брови слились в единую линию над глазами.

Кэтрин знала о его присутствии. Она давно чувствовала на себе его пристальный взгляд. В напряженности, с которой он смотрел на нее, было что-то, делающее ее уязвимой и беззащитной. Ей все это не нравилось. В свое время она с большим трудом приняла решение быть хозяйкой Аркадии и женой своего мужа. Она не могла вынести ничего, что нарушило бы такой шаткий баланс ее в этой роли. Она никому не позволит сделать этого. Ни Ровану де Блану, ни даже самому Жилю.

Повернувшись к молодому человеку спиной, она опустила руки, подхватил парчовый колокол юбки со множеством складок, собрала их перед собой, гордо вздернула подбородок и медленно вышла из комнаты.

Рован де Блан нахмурился, наблюдая столь величественный уход. Провокационное колыхание юбок Кэтрин Каслрай вызвало у него желание, что было как неожиданно, так и неудобно. Отблеск свечей на ее плечах, мерцающий шелк ее волос заставили его руки дрожать от желания прикоснуться. Это желание отбросить весь этот толстый слой одежды и открыть тайну плоти было так велико, что он сжал кулаки в надежде заглушить его.

Он начинал понимать, почему Теренс был так ею околдован.

Теренс, такой молодой, идеалист, он был не пара этой женщине, замужней леди с такими богатством и положением в обществе, и с такой необычной красотой. Но Теренс был влюблен, это без сомнения.

Он отразит все ее ухищрения, постепенно откроет ее притворство, найдет ответ — почему из-за нее умер его брат.

Он узнает правду, не имеет значения, сколько времени на это уйдет, и что ему придется сделать для того, чтобы получить ответ.

Он не отречется от своего решения.

И не будет околдован ею…

Глава 2

Ну, дорогая, что ты думаешь о поле? — спросил Жиль. Он расположился в кресле рядом с уютно сидевшей Кэтрин. Поблизости никого не было. Несколько человек поднимались по деревянным ступеням покрытой брезентом трибуны, но большинство все еще выходили группами из дома или из экипажей. Гости кричали, звали друг друга, их голоса эхом отдавались в густом лесу Аркадии. Женщины громко приветствовали друг друга, пытаясь одной рукой держать зонтики, закрывая ими лица от полуденного солнца, а другой одновременно подхватить юбки, стараясь их не запачкать, пока они шли по тропинкам среди свежескошенной травы.

За ними, на фоне ярко-синего, какое бывает только в пору бабьего лета, неба, возвышалась громада — дом в готическом стиле, названный Жилем Аркадией в честь греческих идеалов . Но в его серых оштукатуренных стенах, в расположенных по углам балконах, стрельчатых арках, окнах с витражами, высоком фронтоне, украшенном лиственным орнаментом, не было ничего ни греческого, ни пасторального. Озеро — скорее тихий бурый пруд с отблесками синего неба на поверхности — в унынии лежало позади дома. На дальнем его берегу стояла высокая, полностью отражавшаяся в зеркальной глади башня, зубчатые стены которой заканчивались куполом. Башню Жиль построил для себя как убежище. Соседи расценивали ее как дорогостоящее безрассудство; в какой-то мере она предназначалась для довольно уникальной оранжереи, а вообще было модно иметь столь бесполезное сооружение.

От озера гости шли по лужайке, которая делала веерообразный изгиб к шарообразной лощине. Она была словно настоящая арена, там и была выстроена трибуна.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16