Калеб Сакс тяжело поднялся: кровь капала на землю с его рук. У ног лежала бездыханная лошадь – одна из его лучших кобыл – и ее новорожденный мертвый жеребенок. Все попытки Калеба помочь оказались напрасными; до конца своих дней он не забудет этого ощущения, когда в его руках теплая жизнь превращается в холодную смерть.
      Не в силах смотреть на печальное зрелище, Калеб отвел взгляд и увидел на холме четырех индейских воинов из племени шайенов. Они находились на расстоянии примерно пятидесяти ярдов и, восседая на крупных разукрашенных лошадях, молча смотрели на него. Кроме набедренных повязок и боевой раскраски на них ничего не было; у двух индейцев на голове красовались перья.
      – Ты думаешь, они угрожают нам, Калеб? – спросил Джесс Парнэлл. Джесс был зятем Калеба, и этим утром они вместе отправились на поиск кобылы, поскольку Калеб подозревал, что ее ожидают тяжелые роды.
      – Не знаю. Я собираюсь поговорить с ними. Он вновь посмотрел на кобылу и жеребенка, на сердце лежала тяжесть. Плясунья была его лучшей кобылой. Почему ее смерть совпала с появлением, индейцев? В том, что они словно призраки маячили на холме, Калеб увидел зловещее предзнаменование.
      Не взглянув на Джесса, как был, с окровавленными по локоть руками, он двинулся навстречу индейцам.
      Джесс молча проводил его взглядом, затем подошел к своей лошади и вытащил из чехла ружье. Впрочем, он знал, что оно ему не понадобится – ведь Калеб пошел к индейцам совершенно безоружным.
      В конце концов, в его жилах тоже течет кровь шайенов. Его мать была из племени шайенов, и сам он носил индейское имя Голубой Ястреб – имя, которое вызывало уважение и напоминало о тех давних днях, когда он жил в племени. Но не так уж и много осталось тех, кто мог бы рассказать об этом. После того как молодую жену Калеба убили индейцы из племени кроу, он оставил у шайенов новорожденного сына и отправился мстить. Он действовал в одиночку и сеял смерть среди врагов до тех пор, пока одно только его имя не стало вселять ужас в сердца кроу.
      Все это случилось давно, задолго до того, как Джесс встретил Калеба. А сейчас он не мог ничего сделать. Ему оставалось только стоять и смотреть, готовясь при необходимости прийти на помощь своему тестю.
      Калеб не спеша приближался к незваным гостям и думал о том, что вечерний воздух, насыщенный испарениями жаркого дня, делает их похожими на мираж. Он подошел совсем близко, и на расстоянии нескольких футов фигуры индейцев стали четкими.
      Даже сидя верхом на лошадях и глядя сверху на Калеба, индейцы не могли не заметить, насколько он высок и силен. В одежде из оленьей кожи, с длинными черными волосами, завязанными в хвост, Голубой Ястреб выглядел таким же индейцем, как и они. Тонкий белый шрам перечеркивал почти всю левую сторону его лица – отметка белого человека, которую Калеб получил, когда ему исполнилось шестнадцать. И этот человек стал первым белым, которого убил Калеб Сакс.
      – Что вам надо? – спросил он шайенов на их родном языке.
      – Я – Серое Облако, – подал голос один индеец лет тридцати. Кивком головы он указал на двух своих спутников слева от себя. – Это мои друзья, Быстрая Нога и Медведь.
      Он повернулся направо, к индейцу постарше.
      – А это мой отец, Белый Конь. Мы из племени северных шайенов. Ты – Голубой Ястреб?
      Калеб кивнул, глядя на Белого Коня.
      – Мне знакомо твое имя, но прошло много лет с тех пор, как я жил среди шайенов. Значит, я знал тебя?
      Белый Конь кивнул.
      – Я был молод, как и ты. Мой отец – Сидящий Слишком Долго – помнит тебя лучше. Он до сих пор рассказывает о тебе, Голубом Ястребе.
      В груди Калеба шевельнулось смутное желание ускакать с индейцами и вновь жить среди них, но он отогнал его прочь.
      – Я помню Сидящего Слишком Долго, должно быть, сейчас он очень стар.
      Белый Конь кивнул.
      – Да, он стар и скоро умрет.
      – Печально слышать об этом, – сказал Калеб. Его действительно охватила глубокая печаль, и это было нечто большее, чем просто скорбь по уходящему из жизни человеку. – Но вряд ли ты разыскал меня только для того, чтобы сообщить о своем отце.
      Разговор продолжался на языке шайенов и подкреплялся красноречивыми жестами.
      Белый Конь кивком головы подтвердил слова Калеба и сказал:
      – Прошло три луны с тех пор, как мы побывали у своих южных родственников и там нам сказали, что тот, кого зовут Голубой Ястреб, опять живет на земле шайенов. Теперь мы возвращаемся назад, потому что почти все поселения охвачены сыпным тифом. Многие ужасно кашляют. Многие умирают. Большинство наших родственников уже умерло. Но мне приснился сон, и из-за этого сна я должен был увидеть Голубого Ястреба, прежде чем продолжить путь.
      Калеб вздохнул. 1845 год был очень тяжелым для шайенов. Корь и коклюш унесли почти половину жизней индейцев, обитавших к югу от реки Платт.
      – Я слышал о болезнях. Это печалит мое сердце. Индеец опять кивнул.
      – Их принесли белые люди. Я боюсь за своего сына.
      – Я понимаю твой страх, – сказал Калеб. – Я потерял многих, кого любил, включая двух сыновей.
      Их глаза встретились, глаза людей с родственной душой.
      – Ты говоришь, что приехал сюда из-за сна, – напомнил Калеб.
      В глазах Белого Коня светилось огромное уважение.
      – Да. Но, кроме того, мне захотелось опять посмотреть на того, чье имя Голубой Ястреб. Это поможет мне вспомнить дни, когда шайены были сильными. Но теперь белые люди приходят и убивают бизонов, отнимают нашу землю и приносят болезни, и из-за этого мы слабеем. Но то, что Голубой Ястреб, несмотря на свои годы, все еще такой сильный и высокий, согревает мне сердце.
      Слабая улыбка тронула губы Калеба.
      – Я живу на этой земле уже пятьдесят зим – пятьдесят тяжелых зим.
      Белый Конь, кивнув, перевел взгляд на окровавленные руки Калеба.
      – Кровь на твоих руках из-за рождения жеребенка?
      – И мать, и жеребенок – оба мертвы, – вздохнул Калеб.
      Белый Конь пристально посмотрел в глаза Калеба. Он пытался понять, отчего эти глаза казались такими пронзительно голубыми: то ли от сочетания с темной кожей и черными ресницами, то ли они действительно были необыкновенными. Он никогда не видел у белых людей глаз такой насыщенной синевы. Как странно, что у легендарного индейца голубые глаза – глаза, доставшиеся в наследство от отца-француза.
      – Ты живешь как белый человек, – сказал Белый Конь. – Но так будет не всегда. Кровь на твоих руках говорит это. Ты борешься с самим собой. Я уверен в этом, хотя не очень хорошо знаю тебя. Это видно по твоим глазам. Ты живешь как белые люди, но эта жизнь не для тебя. Твое истинное желание – жить среди нас.
      Калеб выдержал его взгляд.
      – Я отказался от жизни, которой живут индейцы, ради белой женщины.
      Внезапный порыв ветра растрепал волосы Белого Коня. Он отбросил с лица прядь волос.
      – Я слышал. Говорят, ты очень сильно любишь эту женщину. Кое-кто даже помнит, как ты покинул племя шайенов и отправился разыскивать женщину, которую знал еще ребенком.
      – Я готов умереть за нее. Но ты прав. Мое сердце с шайенами. И все же до последнего вздоха моей женщины я буду жить там, где она сможет выжить, хотя стоит мне попросить, и она пойдет со мной, чтобы жить среди шайенов. Я не попрошу ее об этом, потому что это приблизит ее конец. Она не совсем здорова.
      Белый Конь понимающе кивнул.
      – Я пришел сказать тебе, что в моем сне ты опять живешь среди нас. Вместе с нами воюешь против белых. Твое лицо разукрашено, и многие восхищаются тобой как воином. В моем сне ты был один. Мой долг – сказать тебе об этом, чтобы, когда придет время принимать решение, ты знал, что делать.
      Сердце Калеба болезненно сжалось. Как все индейцы, он верил в сны и видения и не сомневался в словах старого индейского воина. Калеб знал, что означает этот сон, и мысль о том, что он останется без Сары, доставляла ему мучительную боль.
      – Ты вернешься к нам, Голубой Ястреб, – продолжил Белый Конь. – Ты умрешь среди индейцев, среди них ты был рожден. Твой дух вернется на землю. Твои слезы смешаются с дождем, твоя кровь впитается в землю, по которой с незапамятных времен скакали на лошадях шайены, твой голос унесет с собой ветер. Ты все еще среди нас, Голубой Ястреб. Ты всегда был среди нас. Наши сердца – одно целое.
      В знак уважения он прикоснулся рукой ко лбу, его примеру последовали Серое Облако и два других индейца.
      Калеб стоял как громом пораженный. Без сомнения, дух Махео послал Белому Коню этот сон и указал, где следует искать Калеба. Иначе как Белый Конь может так хорошо знать его душу? Прошло более тридцати лет с тех пор, как они виделись в последний раз. В юности они едва знали друг друга. Есть что-то сверхъестественное в том, что этот индеец так много знает о Калебе и о его внутренней борьбе. Всему этому могло быть только одно объяснение: Калеба звали духи, звали туда, где он действительно должен быть. Но он не мог уйти. Не сейчас.
      – Спасибо за то, что рассказал о своем сне, – сказал Калеб. – Я буду молиться, чтобы духи оберегали тебя и твоего сына от болезни, погубившей так много людей. Пусть попутный ветер поможет вам быстрее добраться до своих.
      Белый Конь кивнул.
      – Я увижу тебя, Голубой Ястреб. Ты опять станешь шайеном.
      Индеец развернул коня и поскакал прочь. Остальные последовали за ним, но сначала Серое Облако бросил на Калеба долгий взгляд. Он смотрел на него так, как смотрят на святой дух.
      Калеб не отрывал от всадников взгляда, пока те не скрылись за горизонтом. Это произошло так мгновенно, что казалось, их здесь не было вовсе. Калеб опустил глаза на свои руки: засохшая кровь напомнила ему о мертвой кобыле и жеребенке. Вздохнув, он повернулся, но по какой-то причине ноги отказывались ему подчиняться. Наконец он стал медленно спускаться с холма по направлению к Джессу. Его мысли были о Саре. Неужели Махео пытался сообщить, что дни этой женщины сочтены? Нет. Ведь Сара – все для него, все.
      – Какого черта им было надо, Калеб? – спросил Джесс, когда тот подошел. Но, встретившись взглядом с голубыми глазами тестя, Джесс почувствовал, как по спине пробежал холодок.
      – Бог мой, что стряслось?
      Калеб подумал было об объяснении, но, хотя он и любил своего зятя, что он мог ему сказать о том, что произошло? Вряд ли такие вещи стоит обсуждать. И, возможно, не хватит никаких слов, чтобы все объяснить.
      – Просто это был тот, кого я знал, когда жил среди шайенов, – наконец выдавил он из себя. – Он держит путь на север… Узнав, что я где-то здесь, он захотел повидать меня. А теперь давай зароем наших бедняг.
      – И это все? – по глазам Калеба Джесс видел, что тот чем-то встревожен. – Если что-то случилось, скажи мне, Калеб.
      Калеб натянуто улыбнулся. Его тронула забота зятя.
      – Это действительно все. Я просто расстроился, узнав о том, что от кори умерло больше людей, чем я думал.
      Джесс промолчал. Он понимал – что бы ни случилось, лучше оставить Калеба в покое до тех пор, пока он сам не сочтет нужным рассказать об этом.
      Взяв лопату, Калеб принялся копать могилу.
      – Это огромная потеря, – пробормотал он. Его глаза увлажнились. – Я любил Плясунью.

* * *

      Сара оторвала взгляд от корзины с бельем. Солнце быстро садилось за тучи. С запада, из-за горного хребта, надвигалась гроза. Она была рада тому, что белье успело высохнуть. Но теперь ее беспокоил Калеб. Они с Джессом все еще не вернулись.
      Сара торопливо стала срывать оставшееся на веревке белье. Она не переставала удивляться тому, как быстро в этих местах налетает гроза и так же быстро проходит, унося на восток свою ярость.
      Внезапный порыв ветра задрал на женщине юбку. В свои сорок семь Сара Сакс выглядела намного моложе, несмотря на трудности жизни на открытых равнинах Техаса и Колорадо. Ее рыжевато-золотистые волосы все еще оставались густыми, хотя немного потускнели и кое-где в них появились серебристые нити.
      Ее светлая кожа утратила свой матовый блеск: об этом позаботилось солнце прерии. Но она все еще была гладкой, за исключением крохотных морщинок вокруг глаз.
      Когда она смотрела на мужчину, которого любила всю свою жизнь, ее зеленые глаза сияли, как у молодой девушки.
      Да, все это началось в форте Дирборн. Трудно поверить, что теперь это быстро растущий город Чикаго. Сколько воды утекло с тех пор, когда дядя, с которым она жила, привел в дом девятилетнего необразованного мальчика-индейца по имени Голубой Ястреб. Том Сакс оставил у себя раненого мальчика и назвал его Калебом. Сара помогла ему изучить английский язык и обучила манерам, принятым в обществе. В детстве они были словно брат и сестра, затем превратились в близких любящих друзей… и, наконец, стали любовниками. Но влюбленных безжалостно разъединили на долгие годы, и только в 1832 году, тринадцать лет назад, они нашли друг друга. Фактически они жили семейной жизнью всего тринадцать лет, а могли бы тридцать.
      Сейчас все чаще и чаще Сару мучили приступы озноба и слабости, и поэтому всякий раз, когда Калебу случалось повстречать какого-нибудь доктора, направляющегося в форт Бент, он почти насильно заставлял его заглянуть на маленькое ранчо Саксов. Но ни один из докторов не смог сделать точное заключение относительно состояния здоровья Сары. Все как один оставляли какое-нибудь укрепляющее средство, которое, как предполагалось, должно было придать ей сил и энергии.
      Но ни одно из этих средств не помогало, а по их запаху и вкусу Калеб определил, что большинство из них содержит обыкновенное виски. Сара была убеждена, что всему виной наркотики, которые заставлял ее принимать первый муж, Байрон Клаусон, человек, за которого ей пришлось выйти после того, как он убедил ее, что Калеб Сакс мертв. Ребенок Калеба, которого она в то время носила под сердцем, нуждался в отце.
      Забудет ли она когда-нибудь те ужасные годы без Калеба? Благодарение богу, что, несмотря на свое нездоровье, она все же смогла родить ему сына после того, как они вновь обрели друг друга. Джеймс, которому уже исполнилось двенадцать, оказался совсем не похож на отца и унаследовал от Калеба только голубые глаза. Кожа мальчика была светлой, и только летом ее покрывал загар, а чуть рыжеватые волосы выгорали под солнцем Колорадо.
      Сара не переставала благодарить бога и за то, что отыскалась ее дочь – ребенок, зачатый в порыве страсти, когда они с Калебом были любовниками, ребенок, которого выкрал у нее ее муж и отдал в приют. Там девочка и получила свое имя – Линда. Лишь спустя несколько лет Линда впервые увидела свою мать, которая в то время жила в Сент-Луисе. Оттуда они и отправились в Техас, где в конце концов отыскали Калеба с сыном Томом.
      Поначалу жизнь в Техасе складывалась неплохо, но началась война за независимость, и истребление и изгнание индейцев заставило семью Саксов срочно покинуть Техас и обосноваться в Колорадо.
      Теперь они жили все вместе: Калеб, Сара и Джеймс, а рядом с ними – Линда с двумя сыновьями и мужем Джессом. Только Том, сын Калеба, которому было тридцать три года, отправился на поиски счастья в Калифорнию. Там он надеялся оправиться от потери жены Бесс, умершей от холеры в Техасе.
      Наконец вдали замаячили силуэты Калеба и Джесса. Ни один мужчина не сидел на лошади так ловко, как Калеб. Сара видела, как в такт бегу лошади подпрыгивает бахрома на его куртке, даже отсюда она могла различить ту легкость, с которой он держится в седле. Чаще всего он не пользовался обыкновенным седлом, предпочитая ему индейское, из буйволовой кожи, а иногда и вовсе обходился без седла.
      По мнению Сары, Калеб лучше чем кто-либо умел обращаться с лошадьми, но начинать собирать табун в пятьдесят лет было непросто даже такому крепкому мужчине, как он. Все новые и новые поселения отпугивали табуны диких лошадей, из которых Калеб собирался отобрать самых выносливых и красивых для разведения.
      Дела шли не так хорошо, как ему бы хотелось, но для Сары это не имело значения. Ведь несмотря на весь ужас в Техасе, они остались живы и теперь собрались вместе.
      По лицу мужа Сара заметила, что он чем-то озабочен.
      Калеб устало спрыгнул с коня и передал поводья Джессу.
      – Позаботься о нем, пожалуйста, – попросил он.
      – Конечно, Калеб. Жаль кобылу. Калеб вытер со лба пот и вздохнул.
      – Мне тоже.
      Джесс направился к хижине, в которой он жил вместе с Линдой. Сара проводила его взглядом и повернулась к Калебу. Он возвышался перед нею, заслоняя собой заходящее солнце, и она с трудом разглядела его налитые кровью глаза.
      – Жеребенок погиб?
      Его челюсть заметно напряглась.
      – Мы потеряли их обоих.
      – О, нет! Плясунья тоже?
      Калеб в ответ только вздохнул и медленно направился к стоящему возле хижины чану с водой. Смочив водой руки, он стал их энергично намыливать, тщательно растирая мыло до самых локтей.
      Сара молча наблюдала за ним. Она знала, что придет время и муж расскажет все сам. Закончив отмывать засохшую кровь, Калеб сполоснул руки и, зачерпнув полную пригоршню чистой воды из корыта, плеснул себе в лицо. Затем взял полотенце и тщательно вытер лицо и руки.
      – Не знаю, что произошло, – наконец заговорил он. В его голосе слышалась тревога. – Кто может знать такое? Все эти годы я занимаюсь разведением лошадей, и все равно есть вещи, которые я не могу объяснить. Жеребенок лежал неправильно. Мне пришлось самому его повернуть. Черт! Сколько раз я уже это делал? – Он в сердцах бросил полотенце. – И всегда срабатывало. А на этот раз – нет. Не могу сказать, что я плохо старался. Я вытащил его… Красивый жеребенок, но он был мертв. Мы пытались поставить на ноги кобылу, помочь ей, но она лежала и…
      Он пожал плечами и покачал головой.
      – Я чувствовал себя таким беспомощным. Человек думает, что знает все на свете и вдруг сталкивается с такими вещами и понимает, что он абсолютный невежда.
      Сара подошла ближе и с любовью заглянула в голубые глаза мужа, в которых застыла боль.
      – Мне очень жаль. Иногда такое случается. Мы оба знаем это. Но будут другие жеребята.
      В глазах Калеба мелькнуло раздражение.
      – Это я говорил себе и в прошлом, и в позапрошлом году. Но я никак не могу найти достаточное количество здоровых лошадей, чтобы было с чего начать. Как только мне что-то удается, начинаются неурядицы. Такое впечатление, что все здесь против нас.
      – Калеб, мы ведь уже обо всем договорились. Надо благодарить судьбу за то, что мы вместе и никто не болен. Все у нас будет хорошо.
      Калеб отвернулся и уставился на линию горизонта. Далеко на западе чернели горы.
      – Мы уже здесь три года, Сара. Мы выбрали это место, потому что оно рядом с фортом Бент. Мы все работали как рабы, чтобы хоть что-нибудь получилось. Даже Том задержался здесь дольше, чем следовало. Но кажется, что мне так и не удастся добиться того, что было у нас в Техасе.
      – Никто и не ждет от тебя такого размаха, Калеб. Мы выжили… не голодаем. Зимой мы в тепле и… – она осеклась, увидев гневный взгляд Калеба, когда он повернулся к ней лицом.
      – Этого недостаточно, и ты прекрасно это знаешь. Ты не должна так много работать. Мне хочется для тебя большего, Сара. У меня столько планов.
      Он принялся расшнуровывать куртку из оленьей кожи, затем стащил ее через голову, обнажая плоский живот и мускулистую грудь.
      Пятидесятилетний Калеб был высоким, широкоплечим и сильным мужчиной, которому приходилось вести суровый, порой дикий образ жизни, о чем свидетельствовали многочисленные шрамы на его теле. Отметины на груди он получил еще подростком на ритуале Танца Солнца, когда жил среди шайенов; другие шрамы служили напоминанием о сражениях с индейцами племен команчей, кроу и мексиканцами. Особенно резко выделялся тонкий шрам на левой щеке, но, по мнению Сары, он нисколько не портил мужественную красоту мужа.
      – Нет смысла опять говорить об этом, Калеб. Ты знаешь, как я отношусь ко всему этому. То, что произошло в Техасе, уже в прошлом. Я никогда не требовала от тебя роскошной жизни. Все, что мне нужно, – это быть рядом с тобой.
      Супруги представляли собой интересную картину. Он такой высокий, темный и порой грозный на вид, а она такая маленькая, нежная, вся какая-то золотистая.
      – Я знаю, – ответил Калеб. – И люблю тебя за это. Но даже если ты вполне удовлетворена, то для меня этого недостаточно. Это не то, чего я хочу для тебя. Если бы в Техасе меня оставили в покое, я смог бы дать тебе такую жизнь, какую ты заслуживаешь. А сейчас, когда прожито больше половины жизни, не так-то легко начинать все сначала.
      Сара подошла к мужу и нежно обняла его.
      – У тебя есть прекрасные лошади, которых можно отвести в форт на следующей неделе. Линда изготовила красивые стеганые одеяла, а у меня накопилось целых два ящика одежды, которую я сшила за последнее время. В Санта-Фе за нее дадут хорошие деньги.
      Он взял ее за плечи.
      Да, Сара Сакс была искусной портнихой, она даже зарабатывала этим на жизнь, когда жила в Сент-Луисе. Одежда, сшитая ею, была всегда безукоризненна, аккуратна, прочна и красива.
      – У тебя хватает заботы по дому, кроме того, ты обшиваешь всех нас. Мне не нравится, что ты вместо отдыха целыми днями работаешь.
      Она накрыла ладонями его руки.
      – Что произошло на самом деле, Калеб? Ведь дело не только в кобыле, а? Что-нибудь с Томом?
      Некоторое время Калеб молча смотрел на нее. Для него Сара оставалась все такой же красивой, как и много лет назад. Для него она всегда будет той семнадцатилетней Сарой, в которую он когда-то влюбился. Сара не отличалась большим ростом, а сейчас казалась совсем маленькой и хрупкой. С возрастом она не набрала вес, и ее талия была по-прежнему тонкой, а кожа упругой и гладкой. Ее зеленые глаза своим блеском сводили Калеба с ума.
      Временами Сара плакала оттого, что после Джеймса у нее больше не было детей, а ей так хотелось подарить мужу еще хотя бы одного ребенка. Но Калеба это не волновало. Отчасти он даже рад был тому, что их частые занятия любовью не приводят к зачатию.
      – Ты слишком проницательна, Сара Сакс. Ты права насчет Тома. Я все время беспокоюсь о нем.
      Он решил, что будет лучше, если Сара не узнает о его встрече с Белым Конем. Зачем тревожить ее предсказаниями индейца? Если рассказать ей о сне, она будет считать себя виновной в том, что удерживает мужа, вместо того, чтобы дать ему возможность жить среди шайенов. Да, именно так она и подумает. Ведь он действительно скучает по жизни настоящего индейца, но все же Сара для него важнее всего на свете.
      – Том Сакс уже совсем взрослый и может вполне о себе позаботиться, – пыталась подбодрить его Сара. – Я уверена, что скоро ты получишь от него письмо, в котором он сообщит, что у него все хорошо. А может быть, он встретит женщину, которую полюбит, и будет вновь счастлив. Ведь мы все желаем ему этого, не так ли?
      Калеб наклонился и поцеловал жену в щеку.
      – Осталось что-нибудь на ужин?
      – Ты же знаешь, что я всегда держу еду на плите. Может быть, в один из этих вечеров ты вовремя придешь к ужину.
      Он улыбнулся, понимая, что именно этого она и ждет. Они как бы подпитывали энергией друг друга, и это всегда было так. Он выбросит из головы встречу с Белым Конем. Надо жить сегодняшним днем, а думать следует только о том, как улучшить жизнь Сары.
      – А где Джеймс? – поинтересовался Калеб.
      – Читает в сарае. Ты же его знаешь. Он скорее уткнется носом в книгу, чем будет носиться по округе. У него уже вошло в привычку часами просиживать в сарае, где ему никто не мешает, и я больше чем уверена, если ему не напомнить об обязанностях по дому, он вообще и пальцем не пошевелит. Он даже о еде забывает, только и думает о книгах. Одно хорошо – чтение книг сделает его образованным человеком.
      Калеб промолчал. Они с Джеймсом были такими разными, как небо и земля. Он очень любил сына, но между ними постепенно вырастала стена, и Калеб не знал, откуда все это началось. Возможно, между ними не существовало родства душ. Калеб Сакс – индеец, а Джеймс выглядит так, как будто в нем нет и капли индейской крови, и в манере поведения нет и намека на индейское происхождение.
      – А Кейл здесь?
      – Думаю, он где-то с мальчишками-шайенами, – Сара покачала головой. – Этот сорванец разобьет Линде сердце, Калеб. Он такой дикий, и его целыми днями не бывает дома.
      Калеб только ухмыльнулся. Его внук Кейл – настоящий индеец, сын Линды от первого мужа, индейца из племени чероки по имени Ли Белый Камень.
      – Его не следует держать около себя. Не стоит и пытаться, – посоветовал Калеб Саре.
      Калеб Ли Белый Камень был назван в честь своего деда и отца, но, чтобы не возникала путаница, в семье его звали Кейл. Кейл был всего на полгода моложе своего дяди Джеймса. В декабре ему исполнилось двенадцать лет. Кейл так и не узнал своего отца: тот был убит индейцами из племени команчей еще до рождения сына. Спустя несколько лет Линда вышла замуж за Джейса Парнэлла, и у Кейла появился брат по имени Джон – синеглазый, как отец, и красивый дикой красотой своей матери. Пятилетний Джон был для Линды утешением, поскольку Кейл все больше и больше отдалялся от семьи, проводя почти все свое время среди шайенов, поселения которых были разбросаны вокруг форта Бента.
      – Возможно, когда маленький Джон вырастет, он станет настоящей опорой своей матери, – проговорила Сара, входя вместе с Калебом в хижину.
      Их небольшое жилище состояло из одной общей комнаты и крохотной спальни для Калеба и Сары, а Джеймс спал в чердачной пристройке, как раз над спальней родителей.
      Сара сразу же направилась к плите. Калеб подошел сзади и нежно обнял жену.
      – Сегодня был странный день, Сара, – он крепче прижал ее к себе и наклонился, чтобы поцеловать в шею. Слова Белого Коня преследовали его.
      От его прикосновения Сара улыбнулась и повернулась к нему лицом. Их губы встретились в поцелуе. Сара поняла, что муж желает ее. Она всегда безошибочно угадывала его желание и никогда не отказывала ему, не только из чувства супружеского долга, но и потому, что сама получала от этого огромное наслаждение.
      Калеб отпустил ее и улыбнулся той особенной улыбкой, от которой Сара была готова растаять, но где-то в глубине его глаз она распознала затаенную грусть и отнесла ее за счет того, что он очень скучает по Тому и тяжело переживает потерю лошадей.
      Где-то в долине волки, почуявшие падаль, рыли когтями землю, а индейцы, случайно ставшие свидетелями печальной сцены, находились уже далеко отсюда и направлялись на север, где им предстояла борьба за существование и за ту свободу, что еще оставалась у них.

      Теплый ветер дул прямо в лицо Тому Саксу и доносил до него запах Тихого океана. Как приятно нежиться под лучами солнца после изнурительного путешествия через Сьерру-Неваду. Кто бы мог подумать, что здесь – лето. Наверху, в горах, ночами все еще холодно, а кое-где лежит снег, который, возможно, вообще никогда не тает, и с каждой зимой его становится все больше. А тот снег, который все же растаял, потоками живительной влаги устремляется в зеленые долины, превращая их в цветущий рай для фермеров и владельцев ранчо.
      Том смотрел сейчас на одну из таких долин, простиравшуюся перед ним во всей своей красе. Он всей грудью вдохнул в себя воздух, напоенный сладким ароматом. Вот она, Калифорния! Оказывается, она еще красивее, чем он думал.
      Возможно, здесь он начнет новую жизнь. Боль от утраты его возлюбленной Бесс постепенно затихает. Неужели с тех пор прошло уже десять лет? Техас и все, что связано с ним, должны остаться в прошлом.
      Том поправил шляпу, продолжая любоваться великолепной панорамой. Как и его отец, Том внешне выглядел как индеец, но никогда не жил жизнью настоящих индейцев. От отца он унаследовал высокий рост и крепкое телосложение, и была в нем та мужественная красота, которая так привлекает к себе женщин. Его кожа приятного светло-кофейного оттенка, его блестящие длинные черные волосы, его широко поставленные глаза – все притягивало к себе взоры, но горечь и боль переполняли его душу, не давая ей раскрыться навстречу радостям жизни.
      Но нельзя жить одним прошлым. Ему уже тридцать три года, а он все еще никак не может обосноваться на одном месте. Последние пять лет он жил с отцом, помогая семье встать на ноги после выселения из Техаса. Теперь пора устраиваться самому. Благодаря отцу он разбирался в лошадях и вполне мог работать на ранчо. Его взгляд заскользил по выгону с густой изумрудной травой, на которой паслись великолепные лошади. Они были золотыми, как калифорнийское солнце.
      Ему нравились эти лошади. И ему нравилась Калифорния. Здесь можно было бы чертовски хорошо жить. Пока здесь живут в основном испанцы и мексиканцы, но, возможно, недалек тот день, когда сюда хлынут янки. Война с Мексикой еще не закончена, и Том знал, что землю, которую американцы не смогут купить у мексиканцев, они возьмут силой, как взяли силой землю его отца в Техасе.
      Он направил своего коня к выгону. Возможно, на этом огромном ранчо для него найдется работа. Сколько здесь земли! Эти просторы напоминали ему Техас, но здесь было гораздо больше зелени.
      Том спрыгнул с коня и снял куртку из оленьей кожи. Сейчас она ему не нужна. Ему захотелось раздеться до пояса и подставить кожу ласковым лучам солнца. Наверное, в нем заговорила индейская кровь, но все же человеку, который находится в незнакомом месте и ищет работу, лучше быть одетым.
      Том опять вскочил в седло, расстегнул ворот голубой ситцевой рубашки, поправил шляпу и пустил коня рысью.

* * *

      Калеб вбил последний гвоздь в крышку ящика с одеждой. Он сам делал эти ящики и выстилал их внутри оленьей кожей, обращая особое внимание на швы, чтобы в случае дождя одежда осталась сухой.
      Ведь Сара потратила столько сил, чтобы сшить ее, а небрежная упаковка может все испортить.
      Он был недоволен тем, что ради денег Саре приходилось заниматься шитьем. Он беспокоился о ней. Слишком часто на нее накатывалась слабость, а предсказания Белого Коня, которые он сделал два месяца назад, только усиливали тревогу Калеба.
      Неужели всю жизнь ему придется терять тех, кого он больше всего любит? Ведь Саре, с ее слабым здоровьем, так трудно переносить тяготы здешней жизни. Да, в Техасе тоже были трудности, но только вначале. Там ему все же удалось обеспечить Саре жизнь, которую она заслуживает.
      Сейчас жизнь превратилась опять в борьбу за существование. О себе он не думал, но мысль о том, что Саре приходилось так много работать, разрывала на части его душу. Он не мог отговорить жену; Сара настаивала на том, чтобы он отвозил одежду в форт Бент и продавал ее торговцам, направляющимся в Санта-Фе.
      Калеб знал, что если бы он был белым, жизнь оказалась бы для них намного легче. Из-за его индейского происхождения их вынудили покинуть Техас, его индейскую кровь так ненавидел отец Сары, из-за нее их разлучили на долгие годы. И все же он никогда не стыдился того, что он индеец. Он гордился этим и хотел, чтобы его дети тоже гордились тем, что в их жилах течет индейская кровь.
      Но один из его детей не разделял эту гордость. Воспоминания Джеймса о Техасе оставили в его душе глубокие шрамы. Калеб сердцем чувствовал, что Джеймс не рад тому, что его отец – индеец. Он никак не мог сблизиться со своим собственным сыном. Маленьким ребенком Джеймс был неразлучен с Кейлом, но сейчас их пути разошлись. Кейл, гордый своим индейским происхождением, все время проводил дни с шайенами, а Джеймс все больше замыкался в себе.
      – Вот еще несколько вещичек, Калеб, – сказала Сара и стала помогать ему укладывать второй ящик.
      Он посмотрел на нее.
      – Ты сегодня красива как никогда, – искренне вырвалось у него.
      Действительно, для него она всегда была прекрасна, как та цветущая юная девушка, которая когда-то заставляла его сердце биться быстрее. И сейчас его сердце ускоряет свой ритм, когда ночью ее округлые груди прижимаются к его обнаженному телу.
      Он улыбнулся, увидев, как вспыхнули ее щеки.
      – Удивительно, что я все еще кажусь красивой, – проговорила она.
      Он обнял жену за плечи.
      – Мы вернемся завтра.
      Их губы слились в поцелуе. Всего несколько часов назад они занимались любовью, а он опять страстно желал ее.
      – И мы с тобой продолжим то, чем занимались ночью, – добавил он, целуя ее шею.
      – Калеб! – шутливо запротестовала она.
      Он еще крепче сжал жену в объятиях, слегка отрывая ее ноги от пола, и Сара рассмеялась. Потом внимательно посмотрела на мужа.
      – Пожалуйста, не слишком расстраивайся из-за того, что Джеймс недоволен тем, что ему приходится ехать вместе с тобой в форт.
      Сара инстинктивно хотела сгладить острые углы между отцом и сыном. Калеб выдохнул и немного ослабил свои объятия.
      – Теперь, когда Том уехал, я должен оставлять здесь Джеймса, чтобы в случае чего он смог защитить тебя и Линду. Кейл и Джеймс знают, что или оба, или кто-то один из них должен ехать со мной в форт. Смешно, но теперь, когда Кейл постоянно носится по округе с шайенами, Джеймс жалуется на то, что поблизости нет ни одного белого мальчика, с кем бы он мог играть.
      Сара нежно прижалась к нему. Она понимала, какую боль причиняет Калебу то, что его сын, не скрываясь, стыдится своего происхождения.
      – Нельзя заставить человека чувствовать то, что чувствуешь ты, Калеб, – попыталась она утешить мужа.
      Как ей хотелось, чтобы отец с сыном нашли общий язык! Она молилась об этом каждый божий день.
      – Он сейчас как раз в таком возрасте, когда начинают многое переосмысливать, ставить под сомнение… Он хочет постичь все сам, только сам. Не мешай ему в этом.
      Калеб опять глубоко выдохнул.
      – В настоящий момент я больше беспокоюсь о тебе, – он взглянул на повозку с ящиками, потом снова посмотрел на жену. – Мне не по себе от того, что тебе постоянно приходится шить одежду. Да, за нее дают хорошие деньги, но как только у меня будет табун лошадей…
      – Калеб, мы ведь уже обо всем договорились! – Она развязала передник. – Все будет хорошо. Ты продашь одежду, оленьи шкуры и нескольких самых лучших лошадей. И Джеймс поедет с тобой, хочет он того или нет. Я тут написала список того, что нам нужно. А это список Линды. Пойдем, тебе надо поесть перед отъездом.
      Калеб беспрекословно подчинился, удивляясь тому, какую власть жена имеет над ним. Он, такой огромный и сильный, убивавший людей в сражениях, идет за ней, словно бычок на веревочке. Он вспомнил детские годы, когда маленькая девочка по имени Сара учила его английскому языку и хорошим манерам. При этом она частенько поругивала его и всячески командовала им.
      – Отец, ты не видел Кейла? Калеб повернулся к Линде.
      – Разве он не в конюшне?
      – Нет. О, отец, думаю, он уже ускакал в форт.
      Боюсь, что он когда-нибудь останется с шайенами навсегда.
      Калеб улыбнулся.
      – Это не так уж и плохо. Он должен испытать себя и решить, с кем он.
      В голубых глазах Линды отразилась тревога. Линда Сакс Парнэлл пошла в отца – высокая, стройная, с темной кожей и ярко-голубыми глазами. Перед ее красотой не смог устоять Джесс Парнэлл, когда встретил ее в Техасе, но ему потребовалось несколько лет, чтобы преодолеть ее сопротивление и заставить полюбить вновь. Во многом ему помогло его обаяние, приятная внешность, сила и добрый нрав.
      – Придет день, и я потеряю его навсегда, – печально произнесла она. – Каждый раз, когда он уходит из дома, я боюсь, что вижу его в последний раз.
      – Мне кажется, тебе лучше пойти и помочь матери приготовить завтрак, а не волноваться понапрасну, – попытался успокоить дочь Калеб. – Скоро я буду в форте, найду там Кейла и задам ему хорошую трепку. А кто же тогда в конюшне, если не он? Джеймс?
      – Да. И Джон с ними. Забавно смотреть, как он старается помочь своими крохотными ручонками.
      – Он хороший мальчонка, Линда. Я горжусь своими внуками. Они оба будут прекрасными мужчинами.
      Линда встретилась с ним взглядом.
      – И Джеймс тоже, отец. Он выберет свой путь. Я знаю, его поведение раздражает тебя, но будь с ним терпелив. Он найдет свое место в жизни. Знаешь, он тебя очень любит. Он почти боготворит тебя и думает, что ты не одобряешь его, потому что он не индеец, как Кейл.
      Калеб пытливо взглянул на дочь.
      – Он тебе это говорил?
      – Однажды. Он выразился по-другому, но я уловила смысл.
      – Нелепость какая! Он же мой сын! Он волен поступать, как ему вздумается, лишь бы это не причиняло боль другим людям. – Он сокрушенно покачал головой. – Как можно любить человека и не иметь с ним ничего общего. А что, мое раздражение очень заметно?
      – Только в последнее время. Я знаю, ты очень расстроился из-за Плясуньи, но не стоит из-за этого злиться на Джеймса.
      Калеб грустно улыбнулся.
      – Вообще-то считается, что отец должен давать советы дочери, а не наоборот.
      Линда усмехнулась, но улыбка быстро исчезла с ее лица.
      – Отец, можно у тебя спросить?
      Он скрестил руки на груди и нахмурился.
      – Спрашивай, но это не значит, что я отвечу. Она пристально посмотрела ему в глаза.
      – Что было нужно тем индейцам? Джесс сказал мне, что ты говорил с ними и очень расстроился. Джесс думает, что ты огорчился из-за болезней среди шайенов. – Линда тряхнула головой. Она гордилась тем, что лучше всех понимала отца, иногда даже лучше, чем Сара. – Думаю, ты что-то скрываешь.
      Он глубоко вздохнул.
      – Прошло уже больше двух месяцев. Почему ты только теперь об этом спрашиваешь?
      Она пожала плечами.
      – Потому что я знаю – ты не стал бы ничего рассказывать, если бы я спросила слишком рано.
      – Я и теперь ничего не скажу. Это слишком личное.
      – Неужели все так плохо? Он улыбнулся.
      – Нет. Просто грустно. И не говори об этом в присутствии матери. Я не рассказывал ей об этом и просил Джесса молчать.
      – Я знаю. – Она испытующе посмотрела на отца. – Однажды ты опять уйдешь к ним, да? Ты вернешься. Ты хочешь умереть индейцем.
      – Я всегда был индейцем.
      – Ты знаешь, что я имею в виду.
      В его глазах промелькнуло легкое раздражение.
      – Да, знаю. И, возможно, ты права.
      – Не возможно, а права. – Ее глаза наполнились слезами. – И ты, и Кейл. Я не могу винить сына за то, что он стремится к жизни. Он восхищается тобой. И так тебя любит.
      – Я знаю. И я люблю его, даже тогда, когда он убегает, вместо того, чтобы помочь мне. Я его высеку.
      Линда засмеялась.
      – Он слишком большой для этого. Ему нет и двенадцати, а он выглядит на все шестнадцать.
      Калеб ухмыльнулся.
      – Я тоже был таким.
      – Могу себе представить. – Линда направилась к конюшне. – Пойду приведу этих работяг к завтраку.
      В приоткрытую дверь конюшни было видно, как Джеймс с Джоном, смеясь и толкая друг друга, прыгают на сене.
      «Возможно, я все усложняю, – подумал Калеб, – и с Джеймсом все образуется. По крайней мере, сейчас он выглядит вполне счастливым, хотя, наверное, неохотно поедет в форт, где Кейл уже играет с шайенами в индейские игры».

* * *

      Гасиенда оказалась даже больше, чем Том предполагал. Ему преградили дорогу несколько мексиканцев с ружьями, и у него хватило ума не вытащить свой пистолет. Том был знаком с порядками на здешних ранчо. Незнакомцам здесь не доверяли. Никто не должен был без разрешения вторгаться на территорию гасиенды и приближаться к дому владельца.
      В сопровождении мексиканцев, которые вели себя достаточно вежливо, Том подъехал к дому Антонио Гальвеса, который и был хозяином всего этого богатства. Один из провожатых поехал вперед, чтобы доложить о непрошеном госте.
      Том внимательно оглядывал все вокруг. Да, сколько земли, лошадей и людей! Это огромное состояние. Тот, кто этим владеет, – очень богатый человек. Том был рад тому, что знает испанский и знаком с привычками мексиканцев. Этому его научили годы, проведенные в мексиканской тюрьме.
      Из небольших построек выглядывали молодые женщины, видимо, жены и дочери тех, кто работает на ранчо. Том заметил несколько индейских лиц, но не стал разглядывать женщин, даже тех, чьи глаза призывно смотрели на красивого мужчину. Ведь любая из них могла оказаться женой или дочерью его провожатых. В его положении нет смысла проявлять дерзость.
      – Сеньору Гальвесу вообще-то больше не нужны люди, – сказал Тому один из мексиканцев – самоуверенный молодой человек, сразу чем-то ему не понравившийся.
      Том решил: если хозяин ему тоже не понравится, то он просто двинется дальше.
      – Зачем же тогда вы ведете меня к нему?
      – Потому что ты попросил об этом. Я командую этими людьми, но все решения принимает хозяин. Он и только он нанимает и увольняет людей. Как твое имя?
      – Меня зовут Том Сакс. А тебя? Красавец холодно взглянул на Тома.
      – Эмануэль Идальго.
      Он смерил Тома взглядом.
      – Ты не похож на настоящего мексиканца.
      – Я не мексиканец. Я на три четверти индеец. Моя мать из племени шайенов, а мой отец – наполовину индеец.
      Идальго выгнул дугой бровь.
      – Если ты ищешь работу, то ты не туда попал. Сеньор Гальвес использует индейцев только как рабов. Он хорошо с ними обращается. У них есть дома и еда, но они не получают денег и являются собственностью сеньора Гальвеса.
      Том с достоинством выпрямился.
      – Я никогда не был чьей-то собственностью и не буду.
      Идальго усмехнулся.
      – Посмотрим.
      Том нахмурился и решил переменить тему. – Кстати, где, черт возьми, я нахожусь? Я знаю, что в Калифорнии, но где именно?
      – В долине Сакраменто, сеньор, недалеко от Сономы. Это северная часть Калифорнии.
      Они подошли совсем близко к дому, и тут Том увидел темноглазую девушку, наблюдавшую за ним с веранды. Она была совсем молоденькая. Ее красота поразила Тома в самое сердце. Он не мог отвести взгляд от больших красивых глаз девушки, от ее блестящих темных волос, каскадом кудрей спускавшихся до самой талии. Прелестное желтое платье выгодно подчеркивало ее высокую грудь и изящную фигурку.
      – Осторожней, сеньор, иначе хозяин пристрелит тебя, – сказал Идальго. – Это его дочь, и он не спускает с нее глаз. Ее мать умерла, и у нее нет ни братьев, ни сестер. И она не для индейца.
      Тому не понравились его слова.
      – Думаю, что ее отец сам решит, кто достоин его дочери, а кто нет, – раздраженно заметил он. – А как ее зовут?
      Идальго предостерегающе взглянул на него.
      – Это донна Хуанита Розанна Гальвес де Сонома. Ей пятнадцать, и скоро она будет в том возрасте, когда ей можно выходить замуж. И тогда она выйдет за меня, Эмануэля Идальго.
      Брови Тома удивленно поползли вверх.
      – Ты уже просил ее руки, и она приняла твое предложение?
      Мексиканец нахмурился.
      – Нет. Я просто говорю тебе, как все будет. И нечего заглядываться на нее.
      Том улыбнулся.
      – Думаю, что все зависит от хозяина.
      Они остановились перед домом, и Идальго бросил через плечо всем остальным:
      – Вы все можете идти. Я остаюсь до тех пор, пока сеньор Гальвес не решит, как поступить с этим индейцем. Возвращайтесь на свои места.
      Помощники удалились, украдкой бросая взгляды на Хуаниту. Том тоже стал смотреть на нее, не заботясь о предостережении Идальго. Возможно, тот только хвастается и много о себе воображает. Вряд ли он порядочный человек. Такой красавице нужен муж, который будет бережно лелеять ее.
      Он знал порядки этих людей. Девушка – невинна. И останется такой до свадьбы, а выйдет только за того, кого одобрит ее отец. Внезапно Том поймал себя на мысли, что ему не хочется, чтобы ее мужем был кто-то вроде Эмануэля Идальго. Ему была неприятна сама мысль о том, что Идальго будет тем, кто сделает из нее женщину. Том решил во что бы то ни стало добиться здесь работы, но не в качестве раба, а за деньги.
      Из дома вышел коренастый смуглый человек и первым делом прикрикнул на дочь, недовольный тем, что она так открыто разглядывает незнакомца. Девушка улыбнулась Тому и быстро исчезла внутри дома. Том подумал, что в такую жару под платьем у нее, наверное, ничего нет, но тут же укорил себя за подобные мысли. И переключил все свое внимание на ее отца.
      – Вы и есть Антонио Гальвес?
      – Да. И что же ты хочешь?
      – Он ищет работу на ранчо, – встрял в разговор Идальго. – Но он индеец, хозяин. Я сказал ему, что вы не нанимаете индейцев за плату.
      Гальвес бросил на него раздраженный взгляд.
      – Я нанимаю тех, кто того стоит, и неважно, индеец это, мексиканец или белый, – холодно бросил хозяин.
      Том едва удержался от улыбки, видя, как это не понравилось Идальго.
      – Меня зовут Том Сакс, сеньор. Думаю, я стою того, чтобы мне платили. Я вырос на ранчо отца в Техасе. У нас была тысяча акров земли и превосходные лошади. Мой отец и сейчас занимается лошадьми, но не в Техасе, а в Колорадо. Я знаю лошадей и умею объезжать диких мустангов. Могу ездить на аукционы, чтобы помочь выбрать самых лучших кобыл и жеребцов. Знаю, как лечить больных и раненых лошадей и как принять роды у кобылы.
      Гальвес слушал его, кивая.
      – Техас? Наверное, помогал отбирать Техас у мексиканцев?
      – Не думаю, что Техас отобрали. Я там вырос и любил эту землю. Мы дружили с мексиканцами, но они не помогли нам в борьбе против команчей и преступников. Нам самим пришлось защищать то, что принадлежало нам по праву – дом, землю, семью. Меня захватили в плен, и я несколько лет провел в мексиканской тюрьме. Когда меня выпустили, богатый мексиканец, вроде вас, дал мне работу и был добр ко мне. Вот тогда я и понял, что война шла не между народами, а между политиками. Когда американцы отвоевали Техас, его независимость обернулась против моего отца, поскольку он – индеец. Мы вынуждены были переехать. В Техасе у меня была жена, но она умерла. Теперь у меня нет ни дома, ни семьи, у меня нет ненависти к мексиканцам. На войне человек часто не знает, за что он сражается.
      Гальвес опять закивал головой.
      – Я вижу, что ты разумный молодой человек. Мне нравится, как ты рассуждаешь. Чувствуется, что ты говоришь правду.
      Он оглядел Тома с ног до головы, про себя восхищаясь крепким сложением и гордой красотой индейца. Антонио Гальвес разбирался в людях, и этот парень ему понравился.
      – Ты заявил, что разбираешься в лошадях?
      – Сколько себя помню, я имел дело с лошадьми, сеньор. Я приехал в Калифорнию, чтобы забыть прошлое и начать новую жизнь. Пока я не решу, что делать, мне необходима работа. Как только я увидел вашу гасиенду, то сразу подумал, что здесь не помешают лишние руки.
      Гальвес подергал себя за ус.
      – Эмануэль был прав, когда сказал, что большинство моих индейцев находятся на положении рабов. Но они не такие, как ты. Мне нравится, как ты говоришь, как сидишь на лошади. Что за прекрасный конь!
      – Он один из тех, кого вырастил мой отец. А как я уже говорил, мой отец отбирает самых лучших. Но я буду работать только за плату, если нет, то я поеду искать работу в другом месте.
      – Нет, – сказал Гальвес и обошел вокруг Тома и его коня, как бы изучая их обоих.
      Том улучил момент, чтобы взглянуть на окно, где показалось личико молодой девушки, осторожно выглядывавшей из-за кружевной занавески. Девушка улыбнулась, и волна страсти захлестнула Тома. С каким наслаждением он обучил бы это юное создание премудростям любви, сколько радости постарался бы ей доставить. «О, опять эти мысли!» – упрекнул он себя.
      – Я предлагаю тебе сделку, сеньор Сакс, – сказал наконец Гальвес, глядя прямо в глаза Тому. – Я заключил дружеское пари с соседом, владельцем ранчо Хулио Бакой. Пока никто из нас не выиграл. Если ты поможешь мне выиграть, то получишь здесь работу за приличную плату. Том нахмурился.
      – А как я помогу вам выиграть? Гальвес улыбнулся.
      – У меня есть черный жеребец, себе на уме, дикий, непредсказуемый. Ты понимаешь, о чем я?
      Том понимающе кивнул.
      – Я имел дело с подобными жеребцами. Идальго заерзал в седле, стараясь скрыть свое недовольство. Его взбесило то, что, похоже, Антонио Гальвесу понравился этот молодой индеец. От него не ускользнуло и то, что Хуанита не спускает глаз с красивого незнакомца. Да, если бы она была его женой, то дорого заплатила бы за это. Посмела бы она взглянуть на чужого мужчину. О, как он мечтает о том, чтобы стать первым мужчиной Хуаниты Гальвес.
      – Жеребца поймали мои люди, – поведал Тому Гальвес. – Но Хулио заявил, что коня поймали на его территории. Мы пришли к соглашению, что тот, чей работник приручит жеребца, и будет владельцем животного. Пока ни один из моих людей не смог его обуздать. У Хулио та же история. Если сможешь усмирить коня, получишь работу.
      Том радостно улыбнулся.
      – Я принимаю вызов. Я приручу его. Гальвес хмыкнул.
      – А не хочешь ли ты сначала взглянуть на него?
      – Это не обязательно. Я принимаю вызов. Если я проиграю, то просто-напросто уеду отсюда.
      – Эта земля, сеньор, называется «Лехо де Розас» – «Ложе роз». Куда бы ты ни поехал, везде найдешь цветущие дикие розы. Красивая земля, не правда ли?
      – Красивее я еще не видел. – Том опять не смог удержаться, чтобы не взглянуть на Хуаниту. Она поняла, что слова предназначались ей, и смущенно отпрянула от окна. – Я бы хотел работать на этой земле. Я объезжу для вас жеребца. Если хотите, приведите всех своих людей. И сеньора Хулио. Время ограничено?
      – Все нужно сделать за сорок восемь часов. Многие пытались, но только еще больше разозлили коня. Одного из моих людей он чуть не убил. Жеребец очень хитрый и своенравный. Может быть, ты хорошенько подумаешь?
      Том покачал головой.
      – Мне нечего думать об этом. Я сделаю все, как надо. Я учился у отца, а он знает толк в лошадях. Я приручу черного жеребца, и он будет одним из лучших в вашем табуне. Но если я это сделаю, то потребую такую же плату, как ваши опытные работники. Я стою того.
      Брови Гальвеса взметнулись вверх.
      – Ты не из тех, кто бросает слова на ветер. Это хорошо, Том Сакс. У меня здесь особый порядок, и ему нужно подчиняться, в частности, следует держаться подальше от моей дочери Хуаниты. Она очень юная. Если будешь выполнять все требования и делать свою работу, то получишь те же деньги, что и другие.
      – Но сеньор Гальвес, он же индеец! – воскликнул Идальго, теряя контроль над собой.
      Гальвес бросил на него испепеляющий взгляд.
      – Я здесь принимаю решения, Эмануэль. Кажется, ты частенько забываешь об этом. – Он подбоченился. – И кроме того, если он не приручит коня, то вообще не получит работу. Судя по печальному опыту других, думаю, что у него ничего не получится с этим черным дьяволом. – Он улыбнулся Тому и опять взглянул на Идальго. – Дай ему койку и обращайся с ним хорошо. Я договорюсь обо всем с Хулио Бакой.
      Идальго тронул своего коня.
      – Следуй за мной, – процедил он сквозь зубы, обращаясь к Тому.
      – Спасибо, сеньор Гальвес. Я вас не подведу!
      – Посмотрим, – улыбнулся в ответ Гальвес. – Посмотрим.
      Том последовал за Эмануэлем Идальго, размышляя о том, что следует опасаться этого человека. Он не из тех, кто в трудную минуту придет на помощь, и не из тех, с кем можно подружиться. Он из тех, кого следует остерегаться, и, похоже, первой его должна опасаться Хуанита Гальвес.

      Джеймс управлял повозкой, а Калеб гнал небольшой табун лошадей. Так они и добрались до форта Бент. Мало кто обратил на них внимание в толпе торговцев, охотников и индейцев. Джеймс направил повозку к длинному обозу, который готовился отправиться в Санта-Фе.
      – Калеб? А я-то думал, приедешь ты или нет, – воскликнул усатый человек в костюме из оленьей кожи.
      – Я бы приехал пару дней назад, Вилли, да жена плоховато себя чувствовала и закончила шить одежду только вчера.
      Калеб подъехал поближе и спрыгнул с коня.
      Джеймс смотрел на него со смешанным чувством восхищения и негодования. Его отец, возможно, был самым сильным и самым искусным во всей округе; но он ничем не отличался от других таких же индейцев, которых полно вокруг форта. Его отец был индейцем до кончиков ногтей. И это как раз то, что не нравилось Джеймсу.
      Мальчик привстал в повозке, чтобы осмотреться вокруг. Его взору предстала зеленая равнина с разбросанными то тут, то там вигвамами и дымом, поднимающимся от костров. Напрягая зрение, он попытался отыскать Кейла. И наконец увидел его среди мальчишек-индейцев, которые забавлялись тем, что пускали стрелы в соломенное чучело. Они горячо спорили о чем-то, и, казалось, спор мог вот-вот перейти в драку. Но через минуту ребятня уже весело смеялась.
      Джеймс нахмурился. Как может Кейл дружить с этими необразованными индейцами, чья единственная цель в жизни – поймать бизона. Ведь индейцы нападают на белых, и это случается все чаще и чаще. Кроме того, они воюют с индейцами других племен. Дикость какая! Их, похоже, совсем не заботит то, что они не могут осесть на одном месте; они даже не пытаются жить по-другому. Если бы только они изменились, возможно, тогда белым поселенцам было бы легче найти с ними общий язык.
      Но, продолжал рассуждать Джеймс, может быть, белые никогда не изменят своего отношения к ним. Его отец неплохо устроился в Техасе и жил, как все поселенцы, и что получилось? Им всем пришлось уехать, и все из-за того, что в их жилах течет индейская кровь.
      Настроение Джеймса совсем испортилось, и он грустно опустился на сидение. Невероятно, но он ведь тоже индеец. Что за наказание иметь таких родственников! Он ведь не чувствует к ним ни любви, ни привязанности. Он – белый, он давно усвоил, что индейская кровь приносит только несчастья.
      – Эти прелестные платья продаются в Санта-Фе и расходятся, как горячие пирожки, – донесся до Джеймса голос Вилли. – Мексиканки думают, что наши американки знают все о последней моде.
      – Относительно моей жены они правы. Сара родом из Сент-Луиса, как ты знаешь, и многие годы она зарабатывала на жизнь тем, что шила одежду.
      – Да, она прекрасная портниха. Но такая женщина, как Сара, не нуждается в красивом платье, чтобы отлично выглядеть.
      Калеб рассмеялся и подошел к повозке, чтобы снять ящики с одеждой.
      – Джеймс, почему ты не поищешь Кейла? Я уверен, что он где-то здесь.
      Сын неохотно спрыгнул на землю.
      – Он вон там, с теми мальчишками-шайенами, – проворчал мальчик. – Они стреляют в цель и вряд ли примут меня в игру.
      – Ну, ты не узнаешь это, пока не подойдешь к ним.
      – Я лучше останусь и помогу тебе, па.
      Их глаза встретились. Калеб знал причину, но постарался скрыть свое разочарование.
      – Ну, если ты так хочешь. Отнеси эти ящики к повозке Вилли Тейлора. А я пока загоню лошадей и получу с Вилли расписку.
      Он направился к Вилли, внимательно рассматривавшего одну из кобыл, которая мирно щипала траву.
      – Да, у тебя глаз наметан, – произнес Тейлор. – За эту красотку дадут хорошую цену чистым серебром. – Чем больше ты получишь, тем лучше.
      – Я еще привез отличные оленьи шкуры. Возьму их в форт, чтобы там продать. В Санта-Фе на них спроса нет.
      Вилли кивнул.
      – Шкуры еще покупают. А вот бобровый мех… – он покачал головой. – Боюсь, что охотникам придется искать новую работу. Я слышал, что шляпы сейчас обтягивают шелком. Спрос на пушнину совсем упал. Это отразилось на тех, кто управляет в этих местах.
      Калеб огляделся.
      – Что-то не замечаю.
      – Ты еще в этом убедишься, помяни мое слово. Чем больше сюда людей прибывает, тем беспокойнее становятся индейцы. Наступит день, и всей этой торговле придет конец. Хотя для тебя разницы нет, не так ли? Для шайенов ты почти легенда. Я видел, как один из них смотрел на тебя, на знаменитого Голубого Ястреба. Конечно, немногие помнят те дни.
      Калеб грустно улыбнулся.
      – Перестань напоминать мне о возрасте, Вилли. Я стараюсь не думать о том, что многих из тех, кого я знал, уже нет. Но я и сам умирал не один раз. Не понимаю, почему я все еще хожу по этой земле. На моем теле ты не найдешь ни кусочка нормальной кожи – сплошные шрамы.
      Вилли засмеялся и похлопал его по плечу.
      – Тут никто не догадается, сколько тебе лет. Ты сильнее любого из этих напыщенных гусаков.
      При этих словах Джеймс взглянул на отца. Чем старше становился мальчик, тем неправдоподобнее казалось ему то, что Калеб Сакс – его отец.
      – Я погрузил ящик, па, – сказал он. – Ты хочешь, чтобы я помог тебе сделать покупки для мамы?
      – Нет, я сам займусь этим. Погуляй, займись чем-нибудь, сынок. Только сначала привяжи хорошенько лошадей.
      – Хорошо. Могу я помочь мистеру Бенсону? Иногда он платит мне за то, что я помогаю считать шкурки.
      – Давай. Мы отъезжаем через пару часов.
      – Кейл поедет с нами?
      – Конечно. И получит хорошую взбучку за то, что не предупредил мать о своем отъезде.
      Джеймс побежал по своим делам, а Калеб задумчиво посмотрел ему вслед.
      – Отличный у тебя сын, Калеб. И внук. Но они совсем разные, да?
      – Да, – рассеянно проговорил Калеб. – Совсем-совсем разные. Давай составим счет на этих лошадей, Вилли.
      – Дорога на Санта-Фе становится все опаснее, – сказал Вилли. – Что, если Мексика порвет отношения со Штатами? На мой взгляд, Рио-Гранде – самая подходящая граница. Пусть мексиканцы думают, что хотят. Конечно, они не перестанут требовать Техас. Поэтому, мне кажется, что еще одна война неизбежна. И мы получим не только Техас, а и Нью-Мексико, и Аризону, и даже Калифорнию, не говоря уже о Колорадо. Штаты пытаются скупить все эти земли, но мексиканцы не продают.
      – Я сыт войной по горло, Вилли, и не стану в ней участвовать. К тому же ты не прав. Американцы получили Техас, теперь хотят захватить еще больше. Они не имеют права силой отбирать эти земли у мексиканцев. Я боролся за независимость Техаса, а что получил взамен? Вместо благодарности меня прогнали с этой земли. У меня нет к ним симпатии.
      Мужчины медленно прохаживались среди лошадей Калеба.
      – Я не сомневаюсь, что американцы прогонят мексиканских землевладельцев с их земель, Вилли, и отберут у них все, что можно. А как насчет людей с темной кожей? Ведь белые думают, что они вправе распоряжаться их судьбами.
      – Ума не приложу, Калеб. Но ты меня знаешь, я не такой. Человек должен доказать, чего он стоит, и это не зависит от цвета кожи. Ведь ты лучше многих, кого я знаю. Скверно то, что произошло с тобой в Техасе. А твой старший сын сидел в мексиканской тюрьме. Несправедливо было прогонять вас оттуда. А, кстати, где он?
      Калеб вздохнул.
      – Не так уж и далеко. Он отправился в Калифорнию. Это все, что я знаю. Наверное, он уже там. Не дай бог будет война. Наверняка это затронет и Калифорнию, думаю, он скоро напишет и сообщит, где обосновался.
      – Он отличный парень, Калеб. Он сможет о себе позаботиться. У него все будет хорошо, я уверен.
      Калеб кивнул.
      – Том занимает особое место в моем сердце, Вилли.
      – Думаю, ему будет полезно пожить одному. Возможно, он там найдет хорошенькую сеньориту и женится.
      Калеб заулыбался.
      – Хотелось бы…
      Он принялся загонять лошадей в загон. Потом Вилли найдет человека, который перегонит их на юг.
      Вилли Тейлор был опытным проводником и торговцем. Чаще всего он перевозил товары, которые ему не принадлежали, и жил на проценты от их продажи.
      Многие, и Калеб в том числе, безоговорочно ему доверяли и правильно делали, поскольку трудно было найти человека честнее, чем Вилли Тейлор. Кроме того, Тейлору и его людям приходилось постоянно рисковать своей жизнью, ведь они часто перевозили золото и серебро, драгоценности и роскошные ткани.
      Калеб уважал Вилли и дорожил его дружбой. Когда-то Вилли промышлял охотой с капканами, но дело стало невыгодным. А когда в Санта-Фе расцвела торговля, он решил заняться перевозкой товаров. Он никогда не говорил, сколько ему лет, но Калеб подозревал, что где-то около пятидесяти. Вилли был одинок. Несколько лет назад он потерял краснокожую жену и не собирался опять обзаводиться семьей. Он был не из тех, кто сидит на одном месте, поэтому ему вряд ли подошла бы белая женщина. Только индеанка смогла бы понять и приспособиться к такому мужчине, как Вилли.
      Временами Калеб изумлялся тому, что Сара живет вместе с ним. Ведь иногда он покидал ее и уезжал молиться Махео – своему божеству. Да, Белый Конь прав. Он принадлежит к индейцам. Но пока есть Сара, он будет рядом с ней.
      – Как насчет стаканчика виски? – окликнул его Вилли.
      Калеб спрыгнул с коня и пошел рядом.
      – Не откажусь.
      – Мне не нравится то, что я вижу вокруг, Калеб. Все больше и больше индейцев начинают пить виски, и это погубит их. Они превращаются в нищих попрошаек. – Он остановился, схватил Калеба за руку. – Вот смотри. И там. Видишь? – Он указал на торговца, который давал бутылку молодому индейцу. – Он продает виски в обмен на ценную кожу буйволов. Глупые индейцы не знают, что делают.
      Гнев закипал в душе Калеба. Он и раньше знал о том, что многие продают индейцам виски плохого качества. А все больше и больше индейцев привыкают к «огненной воде», которая помогает им забыться и уйти от реальной жизни, полной проблем. Многие пьют, потому что думают, что это поможет им войти в контакт с духами и стать сильнее, но все завершается тяжелейшим похмельем. А будет еще хуже. Чем больше появится здесь белых поселенцев, тем больше болезней и вредных привычек появится у индейцев, и кончится тем, что коренные жители совсем утратят гордость и собственное достоинство. И это будет на руку белому человеку.
      – Я торговец, Калеб, но никогда не стану наживаться на невежестве других. И я слишком уважаю своих краснокожих братьев, чтобы продавать им виски, которое почти ничего не стоит, за ценные шкуры.
      – А как зовут того торговца?
      – Хэнк Таттл. Говорят, он злой, как голодный медведь. Лучше с ним не связываться, Калеб. Бог с ним. На каждого Хэнка Таттла найдется сотня-тысяча других. Это происходит повсюду.
      Калеб придержал коня.
      – Но можно остановить хотя бы одного. Пригляди за конем.
      – К черту, Калеб. Я тебе показал не для того, чтобы ты лез на рожон. Просто хотел рассказать…
      Но Калеб уже направился к Хэнку. Вилли вздохнул и последовал за ним, ведя под уздцы лошадь Калеба. Ничего не подозревающий Хэнк Таттл продолжал бойкую торговлю. Это был довольно рослый мясистый человек с револьвером и огромным ножом за поясом. Выглядел он на несколько лет моложе Калеба. Обнажая в улыбке желтые зубы, торговец протянул бутылку виски очередному молодому индейцу, а взамен взял отличную выделанную кожу буйвола.
      Неожиданно сильная рука схватила его за запястье.
      – Заплати индейцу настоящую цену, – твердо сказал Калеб.
      Торговец оскалился.
      – Кто ты такой, черт побери?
      – Меня зовут Калеб Сакс, и я тоже наполовину индеец. Мне не нравится то, что ты делаешь, мистер. Эти молодые парни только начинают жить, а ты им подсовываешь дрянное виски. Сказал ли ты им, какую выгоду ты имеешь от продажи этих шкур?
      Таттл вырвал руку.
      – Меня не интересует, кто ты такой и сколько в тебе индейской крови. Не лезь в мои дела.
      – Твои дела станут моими.
      Калеб повернулся к молодым шайенам и заговорил на их родном языке. Отобрав у индейца бутылку виски, он с гневным возгласом разбил ее о землю.
      Индейцы недоверчиво уставились на Хэнка Таттла. Тот ухмылялся, уверенный в том, что сумеет справиться с наглым выскочкой. Надо проучить его на глазах у индейцев, и тогда они не придадут его словам никакого значения.
      Неожиданно для всех один из индейцев начал гортанно ругать Таттла на своем языке.
      – Ах ты, мерзавец! Или бери виски, или уходи! – огрызнулся Таттл.
      Молодой индеец схватил буйволиную шкуру и пошел прочь. Большинство индейцев последовали за ним. Те, кто остался, немного потоптались на месте, вопросительно глядя на Калеба, и затем поплелись за остальными.
      Таттл злобно взглянул на Калеба.
      – Сукин ты сын! Знаешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы завоевать их доверие? На этих шкурах я сделал бы себе состояние! Кем, черт возьми, ты себя воображаешь?
      – Я один из них! И не потерплю, чтобы их обманывали, дай им взамен еду, посуду. Зимой они будут голодать, и виски им не поможет.
      Вокруг них стал собираться народ. Всегда найдутся любители поглазеть на драку.
      – Ты это им скажи. Если они настолько глупы, что меняют кожу на виски, то тебе что за дело? Все равно они вымирают, а я им только помогаю.
      Огромный кулак Калеба врезался в челюсть торговца и сбил его с ног. Тот потянулся за револьвером, но не успел и схватиться за него, как Калеб нацелился на него ножом.
      – Давай, Таттл. Глазом не успеешь моргнуть, как я перережу тебе горло.
      Таттл застыл в нерешительности. Индеец был старше, но удар у него очень сильный, кроме того, он вполне может пустить в ход свой нож. Может, лучше не затевать драку?
      Калеб выпрямился.
      – Решай Таттл. Доставай револьвер, а я тем временем прирежу тебя. Или хватай свой нож. Мне все равно.
      – Лучше не рискуй Таттл, – сказал Вилли. Он ухмыльнулся. – Это же Голубой Ястреб, на его счету много трупов. Одним больше, одним меньше – разницы никакой.
      Собравшиеся мужчины возбужденно загалдели, предвидя драку. Всем хотелось поразвлечься. Форт Бент представлял охотникам и торговцам крышу над головой и еду, а вот зрелищ здесь не было, и хорошая драка была бы как раз кстати. Зрители обступили Калеба и Таттла плотным кольцом. Наиболее нетерпеливые стали подзадоривать их свистом и выкриками; кто-то помог Таттлу встать на ноги.
      Торговец вытер рукавом разбитые губы и мрачно огляделся. Ему очень хотелось отомстить обидчику и потешить толпу, но он чувствовал, что сейчас не время.
      – Я не собираюсь с тобой драться, мистер, проговорил он. – Но я этого тебе не забуду. Берегись, я отомщу.
      Калеб приставил нож к горлу Таттла.
      – Уезжай отсюда, торговец. Бент не любит тех, кто продает индейцам виски. Я тоже. И когда индейцы напиваются и нападают на белых, то виноваты в этом такие, как ты.
      К огромному разочарованию толпы, Таттл отступил назад и сплюнул кровь.
      – Мы еще встретимся, – злобно пообещал он. Калеб спрятал нож в ножны.
      – Жду с нетерпением.
      Проталкиваясь сквозь толпу, Таттл пошел к своему фургону. Избегая взглядов собравшихся, он взобрался в фургон и стал медленно выезжать из форта.
      Несколько индейцев, находившихся в толпе, засмеялись и помахали ему рукой вслед. Люди не спешили расходиться, споря о том, стоит или нет продавать виски индейцам. Вилли усмехнулся и подошел поближе к Калебу.
      – После этих разговоров об индейцах и виски ты еще не передумал выпить со мной?
      – По одной, Вилли. И хорошего качества.
      Калеб повернулся и увидел рядом с собой Джеймса. Сын смотрел на него со странным выражением лица.
      – Удар был отличным, па. – Джеймс засунул руки в карманы штанов.
      – Я думал, ты помогаешь мистеру Бенсону.
      – У него для меня не нашлось работы. Можно мне пойти с тобой в таверну?
      – Ты бы лучше сначала отыскал Кейла. Приведи его сюда. Скажи, что я хочу с ним поговорить.
      Джеймс неохотно кивнул. Он смотрел на Калеба, как будто хотел его о чем-то спросить.
      – В чем дело, Джеймс?
      Мальчик посмотрел на молодых индейцев, которые пытались продать выделанную кожу. У него и вправду накопилось множество вопросов, которые он хотел бы задать отцу. Сможет ли он когда-нибудь пить виски? Так ли пагубно виски для него, как для индейцев? Следует ли ему драться, как отец? Как насчет торговца, которого отец выгнал из форта? Не будет ли тот пытаться навредить им, как делали другие только потому, что Сакс – индеец?
      Джеймс надеялся, что все страхи остались в Техасе. Он всегда хотел откровенно поговорить с Калебом, но всегда боялся этого разговора. И на этот раз он только пожал плечами.
      – С тобой все в порядке, па? Рука не болит? Глядя на свой кулак, Калеб усмехнулся. Костяшки пальцев кровоточили, рука немного болела.
      – Я в полном порядке, – он размял руку. – Но, возможно, рука распухнет, и завтра мне будет намного хуже.
      Джеймс повернулся, чтобы идти на поиски Кейла, но Калеб окликнул его.
      – Ты хотел о чем-то поговорить со мной? Я могу не идти с Вилли.
      Мальчик покачал головой.
      – Нет, па. Иди. Я пойду искать для тебя Кейла. «Кейл, – подумал Джеймс, – вечно этот Кейл».
      Он всегда встает на пути и только потому, что он индеец. Странно думать о нем как о племяннике. Разница в возрасте между ними всего шесть месяцев. Они больше похожи на братьев, и Джеймс не сомневался в том, что отец думает о Кейле не как о внуке, а как о сыне. Ревнуя, Джеймс не раз ловил себя на мысли, что отец больше любит Кейла, чем его.
      – Он стал совсем большим, – сказал Вилли. – Он вырастет высоким, как ты, Калеб. Но внешне он похож на мать, даже волосы того же цвета. Когда я вижу вас рядом, то просто не могу поверить, что Джеймс – твой сын.
      Сердце Калеба болезненно сжалось.
      – Иногда я тоже не могу в это поверить. – Калеб вздохнул. – Пойдем выпьем. А потом я отправлюсь домой. Мы славно поработали сегодня утром.
      Тем временем Джеймс бродил среди вигвамов, разыскивая Кейла. Он грустно размышлял о будущем, которое его ждет, и о том, что ему не с кем поговорить по душам. Он чувствовал себя все более и более одиноким, а иногда даже злился на себя за те мысли, которые тяготили его. Он не такой, как все, он не хотел быть индейцем и стыдился своей крови.
      Джеймс хмуро встречал взгляды женщин, которые хлопотали около костров. Он не мог понять, почему эти люди не живут так, как белые. Когда он станет взрослым, он обязательно уедет отсюда и будет вести жизнь белого человека. Он добьется успеха, и никто не посмеет его обидеть.
      – Джеймс! – кто-то окликнул его. Он повернулся и увидел трех мальчиков-шайенов. Они приветливо улыбались ему.
      – Я ищу Кейла.
      – Кейл, – один из них кивнул и что-то сказал на своем языке.
      Большинство этих мальчишек даже не знают английского языка, только имена Кейла и Джеймса. Тот, который ответил, указал на двух подростков, боровшихся в грязи. В одном из них Джеймс узнал Кейла. Индейский мальчик потянул Джеймса за руку и, смеясь, стал что-то говорить. Джеймса охватил какой-то непонятный страх. Они все такие дикие? Неужели они думают, что и он станет таким же?
      Кейл пригвоздил своего соперника к земле, удерживая его коленом и рукой, затем издал победный клич и высоко подпрыгнул. И тут он заметил Джеймса.
      – Джеймс! Как ты сюда попал?
      – Я приехал с отцом. Ему пришлось самому гнать лошадей, потому что тебя не было, чтобы помочь. Отец сердится на тебя за то, что ты убежал, не сказав никому ни слова. Линда тоже очень сердита.
      Кейл беспечно пожал плечами.
      – Дедушка никогда не злится долго, ведь он понимает, что мне нравится быть с шайенами.
      Мальчик стоял потный и грязный, в одних только кожаных штанах. Его длинные волосы были собраны на затылке в пучок. На нем не было голубого ожерелья из перьев, которое считалось священным и которое Калеб получил от своей матери, а затем подарил Кейлу. Очевидно, Кейл снял его и рубашку перед тем, как померяться силой с соперником.
      То, что ожерелье получил Кейл, а не Джеймс, еще раз доказывало, что Калеб отдает предпочтение внуку, а не ему – своему сыну. Джеймс очень переживал из-за этого. С малых лет он желал быть любимым сыном, но, похоже, им был его старший брат Том. А когда Том уехал, все внимание отца переключилось на Кейла.
      – Тебе следует быть с моим отцом. Ты ведь знал, что он собирается ехать в форт. И вообще, какая тебе польза от этих глупых индейцев? – сказал Джеймс.
      Кейл нахмурился и искоса взглянул на своих товарищей. Они улыбались и даже не подозревали, что их оскорбляют.
      – Они не глупые. Зачем ты их так называешь?
      – Потому что это правда. Они не ходят в школу, и некоторые из них уже выпивают. Они даже не знают, что сколько стоит. Несколько минут назад отец подрался с торговцем виски. Глупые индейцы отдавали ценные шкуры буйволов за бутылку паршивого виски. Тебе не следует с ними дружить, Кейл.
      Кейл помрачнел. Они с Джеймсом росли как братья и всегда были лучшими друзьями. Но после того, как их семью вынудили покинуть Техас, Джеймс стал совсем другим. Таким он Кейлу не нравился.
      – Я буду дружить с тем, с кем захочу, – ответил он и подошел ближе. Мальчики в упор посмотрели друг на друга.
      – А как же я? Мне не с кем проводить время. Ты постоянно вместе с ними, – обиделся Джеймс.
      – Ты тоже можешь быть с нами. Почему ты со мной больше не дружишь?
      – Потому что мне здесь не нравится. И мне не нравится быть среди них. – Джеймс отвернулся. – Пойдем, па сказал, чтобы я нашел тебя и привел к нему.
      Кейл схватил его за плечо и заставил повернуться лицом к себе.
      – Я требую, чтобы ты прекратил оскорблять моих друзей. Они к тебе хорошо относятся. В тебе ведь тоже есть индейская кровь, или ты забыл об этом, дядя? – в словах Кейла слышалась насмешка.
      Глаза Джеймса гордо засверкали.
      – Но я совсем не похож на них, и мне не приходится говорить, что я один из них!
      Кейл со злостью толкнул его.
      – Ты мне больше не нравишься, Дядя. Ты ведешь себя так, как будто думаешь, что ты лучше индейцев. Но ты все-таки один из них. Помни об этом!
      Джеймс толкнул его в ответ.
      – Я буду жить своей жизнью, а ты можешь жить своей жизнью! Ты дружишь с ними, потому что думаешь, что из-за этого па будет больше тебя любить.
      Кейл бросился на него, и они покатились по земле. Мальчики-шайены столпились вокруг и смехом и выкриками стали подстрекать обоих драчунов, сами толком не понимая, из-за чего разгорелась драка. Силы Кейла и Джеймса были примерно равны. Сначала они просто боролись, потом принялись колотить друг друга кулаками. Наконец Кейл нанес Джеймсу сильный удар в грудь, от которого тот опрокинулся на спину.
      Джеймс согнул колени и схватился за грудь, ловя ртом воздух. Кейл стоял над ним, ожидая, когда тот встанет. Он был в смятении, ведь он любил Джеймса как брата, но некоторые вещи не мог простить даже ему.
      Отряхиваясь, Джеймс поднялся с земли; в его глазах закипали злые слезы.
      – Я ухожу, – задыхаясь, проговорил он. – Ты можешь идти или остаться, мне все равно.
      Он бросился прочь.
      Индейцы стали хлопать Кейла по спине и поздравлять с победой. Но Кейл с грустью смотрел вслед Джеймсу; он чувствовал, что теряет своего лучшего друга, но не знал, что служит тому причиной. Он попрощался с друзьями и пошел к месту, где оставил рубашку и ожерелье. На ходу одевая их, он подошел к лошади и легко вскочил на ее спину. Кейл решил догнать Джеймса.
      – Садись позади меня. Поскачем вместе, – он протянул Джеймсу руку. – Ну же, Джеймс! Я виноват, но ты не должен оскорблять меня и моих друзей.
      Джеймс сопел, вытирая слезы.
      – Я не обязан водиться с ними, если я не хочу.
      – Правильно. Но ты не должен их оскорблять. Они мои друзья. И твои тоже. Их кровь течет в твоих жилах. Если ты не хочешь этого замечать, то никогда не будешь счастлив.
      Джеймс остановился и посмотрел прямо в глаза Кейлу. Затем он протянул руку, и Кейл помог ему взобраться на лошадь. Они поскакали в форт, чтобы найти Калеба. Калеб первый заметил их и окликнул. Когда они подскакали к нему поближе, он нахмурился, увидев, что они оба перепачканы в грязи. Взглянув в покрасневшие глаза Джеймса, Калеб сурово спросил:
      – Что случилось? Джеймс потупился.
      – Мы боролись с индейцами, – ответил за него Кейл. – Один из них сильно ударил Джеймса в грудь, но Джеймс дал ему сдачи.
      Калеб испытующе посмотрел на внука. Кейл не умел врать. Калеб сердцем почувствовал истинную причину.
      – Никто не пострадал?
      – Конечно же, нет. – Кейл улыбнулся. – Мы с Джеймсом самые лучшие, да, Джеймс?
      – Да, конечно, – вяло подтвердил Джеймс.
      – Ладно, но тебя ждут неприятности. Твоя мама очень сердита на тебя, – сказал Калеб Кейлу. – И мне тоже не понравилось, что ты тайком ускакал этим утром. Чтобы впредь этого не было. А в наказанье получишь дополнительную работу по хозяйству.
      – Да, сэр! – удрученно ответил Кейл. Он тронул лошадь и поскакал вперед.
      Джеймс оглянулся на отца. Знал бы он, почему они дрались. Но как объяснишь ему это?
      Калеб смотрел им вслед. Можно ли любить своих сыновей и внуков больше, чем он? Как объяснить, что никому из них он не отдает предпочтения? Все они разные, но все любимы. Он отдаст жизнь за любого из них.
      Калеб поскакал следом. Он не видел, что издалека за ним наблюдает Хэнк Таттл, решивший разузнать, где живет полукровка Сакс, чтобы расквитаться с ним.

      Толпа мексиканцев, среди которых было несколько индейцев и белых американцев, напирая на деревянный забор, окружила загон для лошадей. В большинстве своем это были люди Гальвеса, но некоторые пришли с ранчо Хулио Бака.
      Огорченный большим скоплением народа, Том нетерпеливо ждал. Сможет ли он обуздать дикого жеребца при таком столпотворении? Он никак не ожидал, что придет столько желающих поглазеть на его поединок с конем.
      Он нервно мял в руках шляпу, стараясь, чтобы никто не заметил его волнения. Одетый во все черное, с красной повязкой на лбу, стройный и мускулистый, Том притягивал к себе взоры. Ожерелье из бирюзы выгодно подчеркивало его смуглую кожу и гордую красоту лица.
      Хуанита Гальвес, которой отец разрешил прийти, жадно разглядывала каждую черточку лица красивого индейца, пользуясь тем, что тот смотрит в другую сторону. Почему он пробуждает в ней неведомые доселе желания? Стоило ей однажды увидеть его, как ее душа потеряла покой.
      Она украдкой взглянула на Эмануэля Идальго. Он ревнует. Это было написано у него на лице. И Хуаните это доставляло удовольствие. Эмануэль ей не нравился. Ей был неприятен его взгляд, его высокомерие. В свое время он тоже пытался приручить черного жеребца, но потерпел фиаско. Девушка была уверена, что теперь он надеется увидеть поражение индейца. Сама же Хуанита страстно молилась, желая Тому Саксу победы.
      Она сидела на повозке рядом с отцом, втайне надеясь, что индеец подойдет поближе. И этот момент настал. Ее сердце радостно затрепетало, когда Том Сакс приблизился к ним. Их взгляды только на мгновение встретились, но Том успел заметить, как лицо девушки полыхнуло румянцем.
      Том старался все свое внимание перенести на Антонио Гальвеса.
      – Так я не смогу ничего сделать, сэр. Я не думал, что будет столько народу, – ему пришлось прокричать все это, так как шум вокруг стоял невообразимый.
      – Что ты хочешь этим сказать?
      – Слишком много людей, слишком шумно. Мне никогда не приходилось работать в таких условиях.
      Гальвес пожал плечами.
      – Все, что тебе надо, – вскочить на коня и проехать на нем верхом.
      Том покачал головой.
      – Я думаю, это не так.
      – Ты передумал? – Эмануэль Идальго посмотрел на Гальвеса. – Возможно, индейцы не такие храбрые и не так хорошо разбираются в лошадях. Еще ничего не началось, а этот парень уже пытается найти отговорку. – Он ухмыльнулся.
      Том перевел на него взгляд.
      – Я не передумал, Идальго. Ты уже доказал, что не в силах справиться с жеребцом. Так что оставь меня в покое.
      Хуанита улыбнулась, увидев, как гневно встрепенулся Идальго.
      – Как ты со мной разговариваешь? Если ты останешься, тебе придется на меня работать. Советую не забывать об этом.
      – Я здесь решаю, кто на кого работает, – напомнил Эмануэлю Гальвес и взглянул на Тома. – Ведут жеребца. Как мы договорились, у тебя сорок восемь часов, посмотри, что можно с ним сделать. Если что-то тебе понадобится, скажи мне.
      Том кивнул.
      – Да, сеньор.
      Жеребца вели двое мужчин на лошадях. Они с трудом удерживали его и пытались криками и свистом заставить подчиниться. Кто-то торопливо закрыл ворота; всадники отпустили веревки и быстро выехали через ворота на противоположном конце загона.
      Жеребец фыркал и недовольно ржал, носясь кругами по загону, подстрекаемый криками толпы. Многие кидались камнями. Рассерженный жеребец, дико вращая глазами, бросился на обидчиков. Толпа отхлынула от забора. Жеребец повернул в другую сторону, и мужчины со смехом и криками вернулись на свои места.
      Том внимательно смотрел на испуганное животное. Что делать с этой беснующейся толпой? Как успокоить жеребца, если один из смельчаков, изловчившись, изо всей силы хлопнул коня по крупу? Жеребец заржал и встал на дыбы.
      И в этот момент животное заметило Тома. Толпа разом затихла. Сердце Хуаниты бешено забилось. Том увернулся от копыт коня и схватил конец одной из веревок. Не спуская с жеребца глаз, он намотал веревку себе на руку.
      – Давай, прокатись на нем, – кто-то крикнул по-испански.
      Том, казалось, ничего не слышал. Он медленно приближался к коню, по-прежнему не спуская с него глаз. Все затаили дыхание.
      – Ну-ну, храбрец, – негромко сказал Том жеребцу.
      – Он вовсе не храбрый, он – коварный, – выкрикнули из толпы.
      Кое-кто засмеялся, но Том упорно приближался к коню, разговаривая с ним на языке, которого никто здесь не знал. Хуанита сидела, стиснув руки и дрожа всем телом. Она опасалась, что Том Сакс, этот красивый индеец, погибнет под копытами дикого жеребца прямо на ее глазах. А Эмануэль, заметивший ее состояние, стал вдвойне желать смерти Тому Саксу.
      Жеребец недовольно фыркал и ржал, мотая головой, но, казалось, немного успокоился от увещеваний Тома. Гальвес довольно улыбнулся, а Хулио Бака удивленно вскинул брови, увидев, что Том пытается встать прямо перед конем. Все были поражены, когда он протянул руку и, не переставая говорить, дотронулся до морды коня.
      Теперь никто не сомневался в том, что в обращении Тома Сакса с лошадьми есть нечто магическое. До него никто так близко не подходил к этому необузданному жеребцу. Гальвес понимал, что совсем немногие обладают таким даром, и Том Сакс, очевидно, один из них. Говорят, что индейцы, обитающие на равнинах, каким-то особым способом приручают лошадей. Наверное, как раз этим способом и действует сейчас Том Сакс. Может быть, люди, подобные Саксу, имеют с животными духовную связь?
      На мгновение все замерли, изумленно глядя, как Том гладит морду коня. Идальго взглянул куда-то в сторону и незаметно кивнул. Тот, которому предназначался этот кивок, вручил стоящему позади себя мальчику несколько хлопушек. Все было оговорено заранее. Идальго не мог допустить, чтобы Том Сакс слишком близко подошел к черному жеребцу.
      Еще мгновение – и раздалось несколько взрывов, которые испугали не только коня, но и людей. Жеребец заржал и встал на дыбы; толпа взбудоражено вопила, тем самым усугубляя и без того сложную ситуацию. Хуанита пронзительно закричала, увидев, что Том так и остался стоять перед вздыбленными копытами жеребца. Он по-прежнему пытался уговорить животное довериться ему.
      – Скажи, чтобы он отошел, – обратилась к отцу Хуанита.
      Гальвес удивленно взглянул на дочь, на лице которой был неподдельный испуг.
      – Он знает, что делает, – ответил Гальвес, с интересом наблюдая за действиями Тома, которому все-таки удалось немного успокоить животное. Но вокруг возобновились крики и свист, и жеребец опять поднялся на дыбы, задев копытом плечо Тома. Удар свалил его с ног. Хуанита с криком вскочила на ноги. Неужели люди так безжалостны, что подобное зрелище доставляет им удовольствие? Жеребец чуть было не опустился передними копытами на Тома, но тому удалось откатиться в сторону. Среди зрителей раздался смех и выкрики. Многие считали, что Том потерпел неудачу.
      Держась за грудь, Том зашел за изгородь, чтобы не подвергать себя дальнейшему риску. Толпа настолько раздразнила коня, что он становился опасным. Тяжело дыша Том подошел к Гальвесу.
      – Так дело не пойдет. Мне нужно сосредоточиться. Вы дали мне сорок восемь часов, сеньор Гальвес. Разрешите мне взять его вон на те холмы, а вы с сеньором Бака будете издали наблюдать за мной. Через сорок восемь часов я прискачу на вашу гасиенду. Сейчас он ничего не стоит. Прирученный, он будет стоить очень дорого.
      Том вытер со лба пот.
      – Ты ранен, – заметил Гальвес.
      – Уговор дороже денег. Пусть только кто-нибудь перевяжет мне плечо и грудь.
      У Хуаниты на глаза навернулись слезы. Идальго весь кипел от негодования. Надо же, она переживает из-за проклятого индейца. Черт, все идет не так, как он задумал. Если индейцу не помешать, он обуздает коня.
      А жеребец тем временем продолжал носиться по загону. Антонио Гальвес распорядился, чтобы позвали Хулио Бака. Он ни на шаг не отходил от дочери, а Хуаните так хотелось хотя бы словечком подбодрить красивого индейца. Боже, как он страдает! Ей казалось, что ему нечем дышать.
      Подошел Хулио Бака, и по знаку Антонио Гальвеса толпа притихла.
      – Сеньор Сакс попросил меня о том, чтобы я разрешил ему остаться наедине с жеребцом. Сеньор Бака и я будем издали наблюдать за ним, – сообщил он.
      Раздались протестующие крики. Всем хотелось быть свидетелями приручения коня.
      – Жеребец убежит, и вы больше его никогда не увидите, – вспылил Идальго. – Его нельзя выпускать из загона.
      Гальвес грозно взглянул в его сторону.
      – Последний раз говорю тебе, чтобы ты не спорил со мной. Здесь я принимаю решения. Сеньор Бака согласен.
      Он распорядился, чтобы привели трех оседланных лошадей и принесли все необходимое для того, чтобы провести на холмах одну или две ночи.
      – И пусть кто-нибудь поможет сеньору Саксу дойти до моего дома. Иоланда перевяжет его, – добавил он.
      Разъяренный Эмануэль Идальго бросился прочь. Гальвес повернулся к толпе.
      – Мы уезжаем. Сеньор Бака и я будем смотреть за индейцем. Думаю, что нам можно верить, а те, кто побился об заклад насчет Сакса, пусть ждут, когда он приедет верхом на черном жеребце.
      Некоторые воодушевились, другие скептически засмеялись, не веря, что индеец успеет обуздать коня за такое короткое время. Многие сочувственно отнеслись к Тому и желали ему удачи, называя храбрецом. Нашлись и такие, которые бросали ему вслед обидные прозвища, негодуя, что он не дал им насладиться зрелищем.
      Антонио Гальвес помог Хуаните выбраться из повозки, и она стала упрашивать отца взять ее с собой.
      – Это не место для молодой девушки. Когда мы вернемся, ты узнаешь, кто победил.
      – Ты не допустишь, чтобы конь убил его, да? Гальвес нахмурился.
      – Мне кажется, ты чересчур беспокоишься за него, дочь моя. Ты ведь даже его не знаешь.
      Девушка смущенно зарделась.
      – Я просто ему сочувствую. Он любит лошадей, и у него все получалось, пока эти ужасные мальчишки не стали палить из хлопушек. Это нечестно.
      – Здесь я с тобой согласен.
      Том шел следом за девушкой, любуясь плавным очертанием ее бедер под голубым кружевным платьем и шелковистой кожей ее нежных рук. Он не слышал, о чем говорили отец и дочь, да и не стремился об этом узнать. Целых два дня он провел на холмах, ожидая весточки от сеньора Гальвеса, и вот сегодня во второй раз увидел донну Хуаниту Розанну Гальвес де Сонома.
      Ему нравилось ее длинное мелодичное имя. Все испанское ему казалось красивым, изящным и благородным. Но, возможно, в данном случае слишком благородным. Антонио Гальвес никогда не допустит, чтобы индеец ухаживал за его дочерью, в этом Том был уверен. Глупо даже думать об этом. Но, возможно, он сумеет доказать Гальвесу, что стоит того, чтобы на него смотрели как на человека, а не как на индейца, хотя, какой в этом толк? Ведь он в два раза старше Хуаниты. Он не имеет права думать о ней, она еще совсем ребенок. Он мог бы подождать, пока она созреет. Эта девушка стоит того. В конце концов, у испанцев принято жениться на молоденьких девушках. Кстати, у индейцев тоже.
      Рассуждая таким образом, он даже не заметил, как очутился в кухне хозяйского дома. Вскоре он стоял без рубашки перед полной мексиканкой, которая старательно перевязывала его раны. Весь левый бок Тома представлял собой сплошной багровый кровоподтек.
      – Ох, как плохо, сеньор. Вам нужен отдых, – сказала женщина.
      – Не могу. Я дал слово. Я не могу подвести сеньора Гальвеса.
      – Тогда ты просто глупый молодой человек. Посмотри на плечо! Оно вздулось и посинело. Ты можешь шевелить рукой?
      Морщась от боли, Том подвигал рукой.
      – Все в порядке.
      – Да, вижу. Только стоит тебе это больших усилий. Этот конь убьет тебя, а ты слишком молод и красив для этого.
      Том улыбнулся и поднял обе руки вверх, чтобы ей было удобнее его бинтовать.
      – Спасибо, сеньора или сеньорита? Пожилая женщина засмеялась; ее огромные груди заколыхались.
      – Уже много лет сеньора, – вспыхнула она. – Посиди и отдохни минутку. Они еще не готовы ехать. Я схожу за водой.
      Тяжело ступая, она вышла из кухни. Том с любопытством огляделся. Огромная кухня была заставлена кувшинами с домашними припасами, которые хранились на полках вдоль стены. На столе лежал свежеиспеченный хлеб. Да, здесь во всем чувствуется достаток. Калифорния – место, где много солнца и еды. Она ему нравилась все больше и больше.
      Неожиданно Том заметил кружевное голубое платье, мелькнувшее в дверном проеме. Он поднял глаза и увидел юное прелестное личико. Пара темных глаз сочувственно смотрела на него.
      – С вами все в порядке, сеньор? – прозвучал девичий голосок.
      Том улыбнулся.
      – Я себя отлично чувствую, сеньорита Гальвес. Благодарю, что спросили меня об этом.
      Хуанита зарделась при виде его обнаженного торса и отошла от двери.
      – Меня не похвалят за то, что я здесь, но мне хочется сказать вам, что вы очень храбрый, и я надеюсь, вы приедете назад на этом огромном коне. Я буду молиться за вас.
      Их глаза встретились.
      – Тогда я уверен, что мне повезет, – сказал он. Девушка улыбнулась, а он посмотрел на нее так, что она вся затрепетала.
      – Я… я надеюсь, что вы не сочтете меня ужасно дерзкой за то, что я говорю с вами наедине. – Хуанита отвернулась. – Я не должна видеть вас без рубашки.
      Целомудрие и наивность делали девушку еще более соблазнительной.
      – Я вовсе не считаю вас дерзкой. Я только думаю, что вы красивая молодая девушка, у которой доброе сердце. С вашей стороны очень великодушно желать мне удачи.
      Хуанита услышала шаги Иоланды.
      – Я должна идти, – девушка круто повернулась, взметнув нижними юбками, и исчезла.
      В кухне появилась Иоланда с ведром воды.
      – Хотите воды, сеньор?
      – Да, спасибо.
      Она сняла с вбитого в стену крюка ковшик и зачерпнула воды, затем наполнила стакан и подала его Тому.
      – Хорошая холодная вода из источника. Том взял стакан.
      – Скажи-ка мне кое-что, Иоланда, но обещай, что никому не скажешь о нашем разговоре.
      Иоланда хихикнула.
      – Вы о чем, сеньор?
      – Меня интересует сеньорита Гальвес. Она помолвлена с Эмануэлем Идальго?
      Женщина нахмурилась.
      – Она еще ребенок и ни с кем не помолвлена, но сеньор Идальго хочет жениться на ней. Все это знают. Но он ей не нравится, а сеньор Гальвес никогда не заставит дочь выйти замуж за того, кого она не любит.
      Том отпил немного воды.
      – А что, если она полюбит того, кого не одобрит ее отец? Позволит ли он ей видеться с этим человеком? Не будет ли мешать ее счастью?
      Иоланда изучающе посмотрела на него и широко улыбнулась.
      – Ты говоришь о себе? Том допил воду.
      – Я не говорил ничего подобного.
      – Тебе и не нужно ничего говорить об этом. – Женщина скрестила руки на груди. – Возможно, сеньор Гальвес не станет мешать ее счастью. Но он очень строгий. И хочет для дочери только самого лучшего. Если человек стоящий, то он одобрит выбор дочери. – Она подмигнула ему. – Я бы одобрила, будь это моя дочь.
      Том улыбнулся, стараясь не обращать внимания на боль в левом боку и надеясь, что там нет ничего серьезного.
      – Будь осторожным. В обращении с дочками богатых мексиканцев нужно придерживаться особых правил. Помни об этом. И остерегайся сеньора Идальго. Если он заподозрит, что ты положил глаз на эту девушку, он сделает какую-нибудь гадость. Он уже сейчас злится из-за того, что тебе доверили приручить жеребца. Я наблюдаю за ним все эти дни, пока ты здесь. Он ведет себя как капризный ребенок.
      Иоланда переставила ведро на другое место и добавила.
      – У Эмануэля Идальго подлая душа. Однажды он начал ухаживать за моей дочерью, Марией. Спросил у меня разрешения и поехал с ней верхом. Немного покатались, а потом он стал к ней приставать.
      Она сопротивлялась, тогда он ударил ее и попытался изнасиловать. Она расцарапала в кровь его лицо и убежала. Думаю, единственная причина того, что он оставил ее в покое, – то, что он побоялся потерять работу. Я хотела пожаловаться сеньору Гальвесу, но Мария упросила меня не делать этого. Она боялась, что Эмануэль скажет хозяину, что она плохая девушка. Сеньор Гальвес иногда гневается на сеньора Идальго, но он доверяет ему и считает хорошим работником. Идальго знает свое дело. Глаза Тома гневно сузились.
      – С твоей дочерью все в порядке?
      – Да. Она встречается с другим молодым человеком. У тебя доброе сердце, раз спрашиваешь о моей дочке.
      Том посмотрел на дверь, в проеме которой недавно стояла Хуанита.
      – Я рад, что сеньор Гальвес не разрешает Идальго ухаживать за Хуанитой. Если он попытается сделать что-нибудь подобное, я убью его, – категорично заявил он.
      Иоланда удивленно вскинула брови.
      – Такие чувства по отношению к девушке, которую ты едва знаешь?
      – Я знаю, что она наивная и доверчивая. Слишком доверчивая для такого негодяя, как Идальго. Мужчина, за которого она выйдет замуж, должен быть добрым и терпеливым.
      Женщина хихикнула.
      – Понимаю, что происходит у тебя в душе, – она посерьезнела. – А почему такой красивый молодой человек до сих пор не женат?
      Том подумал о Бесс. Сколько лет прошло, а он так отчетливо представлял ее себе.
      – Я был женат. Десять лет назад. – Он рассеянно повертел пустой стакан в руке. – Мы были женаты только шесть месяцев. Она умерла от холеры. Это было в Техасе.
      Глаза сердобольной Иоланды увлажнились.
      – Мне так жаль, – она потрепала его за плечо. – Выходит, ты одинокий мужчина, которому следует опять жениться. Новая жена и дети помогут тебе забыть о горе.
      Том грустно улыбнулся и встал, надевая рубашку. Толстая мексиканка успокоила его. Ему было легко и приятно с ней разговаривать.
      – А сейчас я должен заняться жеребцом. Я научился жить одним днем, Иоланда. Никто не знает, что ждет его завтра. – Он застегнул рубашку. – Но я скажу тебе одну вещь. За все эти годы впервые получилось так, что сеньорита Гальвес поразила меня в самое сердце. Мне хотелось бы узнать ее получше, но боюсь, что это невозможно. – Том слегка поморщился от боли. – Спасибо за то, что быстро вылечила меня.
      – Скажешь тоже! Тебе следует показаться настоящему доктору.
      – Со мной все в порядке.
      Вошел Антонио Гальвес и сказал, что все готово к отъезду. Иоланда проводила Тома взглядом и вернулась к своим обязанностям.
      Мужчины вскочили в седла. И сеньор Гальвес, и сеньор Бака привели с собой по одному работнику, которые помогали гнать жеребца на новое место.
      Жеребец отчаянно сопротивлялся, недовольно ржал и брыкался. Лошади работников ранчо в ответ тоже начали тоненько ржать, отказываясь подчиняться седокам. Том не выдержал и достал свое лассо. Он ловко забросил его на шею коня и сильно потянул.
      – У тебя ведь болит плечо. Оставь, они сами справятся, – пытался отговорить его Гальвес.
      – Я хочу быть уверен в том, что он не убежит. – Том прикрепил веревку к седлу.
      Гальвес изучающе посмотрел на него, думая о том, что этот Том Сакс весьма порядочный человек. Как плохо, что он индеец. Но это не помешает ему, Гальвесу, дать Тому работу, он поручит ему приручать мустангов, конечно, если он сумеет обуздать черного жеребца. Эмануэль расстроится, но данное обещание надо сдержать.

* * *

      Сердце Хуаниты переполняла радость и гордость за Тома Сакса, когда два дня спустя он вернулся верхом на черном жеребце. И отца она давно не видела таким сияющим.
      Те, кто поставил на Тома, встречали его радостными криками, а остальным пришлось раскошелиться.
      Эмануэль Идальго бродил вокруг да около мрачнее тучи и утешал себя тем, что наступит день, и он оттеснит Тома Сакса на задний план. И Хуанита Гальвес достанется ему; он первый уложит ее в постель. Так что недолго ходить Тому Саксу в любимчиках у хозяйки.
      С тех пор как Том приехал, Эмануэлю казалось, что Гальвес стал как-то по-другому к нему относиться. Это означало, что индеец постепенно занимает его место. Но Идальго привык быть первым, ему нравилось быть первым. Он заслужил это. Он не допустит, чтобы Том Сакс вытеснил его. Но сейчас Эмануэль ничего не мог сделать. Нужно затаиться и выждать. А пока Том Сакс будет отчитываться за свою работу только перед Антонио Гальвесом.
      – Это надо было видеть! – рассказывал Гальвес собравшимся. – Он кормил его с ладони и все время разговаривал с ним. Когда индеец вскочил на коня, тот только дважды встал на дыбы, а потом спокойно понес на себе седока. О, это было красивое зрелище! Вскоре они приехали обратно, и все утро сеньор Сакс объезжал жеребца, пока тот не стал беспрекословно ему подчиняться.
      Идальго повернулся и пошел прочь.
      – Сегодня ты будешь спать в моем доме, сеньор Сакс, – сказал Гальвес. – Ты с нами пообедаешь, и мы поговорим о лошадях. Я позову врача, чтобы он осмотрел тебя.
      Том соскочил с коня и слегка поморщился от боли.
      – Спасибо. Но сначала я должен отвести на место Храбреца. Думаю, что несколько дней он никого, кроме меня, к себе не подпустит. Кто знает, что у него на уме.
      Гальвес согласно кивнул. Хуанита наблюдала за всем этим из окна. Храбрец. Значит, Том Сакс назвал коня Храбрецом. Храбрый… такой же, как Том Сакс. Хуаните казалось, что время идет бесконечно медленно. Наконец они сели за стол. Врач уверил всех, что Том Сакс поправляется, но ему необходим отдых и несколько дней он не должен скакать верхом. Хуанита вздохнула с облегчением. Она незаметно разглядывала Тома. Сейчас на нем была чистая желтая рубашка и черные штаны с кожаным поясом, украшенным бирюзой, на шее красовалось бирюзовое ожерелье. Длинные блестящие волосы казались мягкими.
      Хуанита украдкой бросала взгляды на его лицо, отмечая твердую линию подбородка, глубоко посаженные и широко расставленные темно-карие глаза, красиво очерченные брови, прямой точеный нос. Ей нравились его манеры и то, что он умеет говорить по-испански.
      Она знала, что отец подробно выспрашивал гостя о его жизни. Сейчас Том тоже рассказал кое-что о своей жизни в Техасе, упомянув и о том, что потерял жену.
      Хуанита сочувственно слушала, но все же втайне надеялась, что он не останется до конца дней верен одной только женщине.
      – Итак, мой отец – наполовину шайен, а мачеха – белая. Я почти что самый настоящий индеец, но у моей сестры Линды больше белой крови, потому что ее мать – Сара. В моей семье все смешалось.
      У отца с Сарой есть еще один сын, Джеймс. Ему сейчас двенадцать лет. Линда замужем, и у нее два сына – Кейл и Джон. Кейл – настоящий индеец, по возрасту такой же, как Джеймс. Джон – очень спокойный ребенок и похож на своего белого отца. Мой сводный брат Джеймс тоже выглядит так, будто в нем нет ни капли индейской крови. Довольно сложно рассказать, кто есть кто в нашей семье. Гальвес засмеялся.
      – Это заметно, – он посерьезнел. – В твоей жизни, Том Сакс, и в жизни твоего отца было много трагичного. Но тот, кто много пережил, если он смог перенести потерю и продолжает жить, сильнее других. Я сам пережил смерть жены и знаю, что это такое.
      Том позволил себе впервые взглянуть на Хуаниту. Весь вечер она ждала этого взгляда.
      – Да, – проговорил он, глядя ей в глаза. – Эта боль остается надолго.
      Казалось, будто он хочет объяснить ей, что чувствует. Как бы ей хотелось поговорить с ним наедине, хотя бы на время избавить его от одиночества.
      Но Том быстро отвел взгляд.
      – Разговор о моей семье напомнил мне, что я должен им написать. Есть здесь кто-нибудь, с кем можно послать письмо?
      – Да, – ответил Гальвес. – Но в это время года придется подождать. Немногие отважатся пересекать сейчас горы. До следующей весны там легко можно погибнуть.
      Том нахмурился.
      – Я не подумал об этом.
      – Посмотрим, что можно будет сделать, пойдем. Поговорим в курительной комнате.
      Том последовал за Гальвесом, чтобы поговорить с ним о лошадях. Когда мужчины, наконец, расстались, наступил вечер. Том устало вошел в свою комнату, тихо закрыл за собой дверь и тут с удивлением обнаружил Хуаниту, стоящую в его комнате. Лампа роняла вокруг мягкий свет, и девушка казалась необыкновенно красивой. Она приложила пальчик к губам и, бесшумно ступая босыми ногами, подошла ближе.
      Тома охватила жгучая волна желания. Как она была соблазнительна в этом ночном одеянии и с длинными, распущенными волосами! Он знал, что под просторным халатом у Хуаниты ночная рубашка, а под ней… Никогда он еще не был так взволнован – даже с Бесс. У него были другие женщины, но такое щемящее, восхитительное чувство он испытывал впервые.
      – Я знаю, что поступаю плохо, находясь здесь, но так трудно поговорить с вами наедине, сеньор Сакс, – едва слышно проговорила она. – Я только хотела сказать, как я горда и счастлива за вас. Я имею в виду черного жеребца. И я хотела сказать, что сожалею о смерти вашей жены и надеюсь, что вы опять будете счастливы.
      Их глаза встретились. Он понял истинную причину ее прихода. Девушка намекала ему, что он ей нравится и она с радостью встречалась бы с ним, если отец ей позволит.
      – Вам не следует здесь находиться, – мягко сказал он и взял ее руки в свои. – Вы – прекрасны и добры, но если вас здесь застанут…
      Хуанита смотрела на него широко распахнутыми глазами, губы ее дрожали.
      – Я знаю. Я только хотела… – Внезапно ее глаза наполнились слезами. – О, я поступила очень плохо.
      Она всхлипнула.
      – Нет, – прошептал Том. – Все в порядке. Как бы он хотел отнести ее на кровать!
      – Если я… если есть способ, чтобы я мог с вами видеться, вы согласны, сеньорита Гальвес? – он всячески хотел показать ей, что не потерял к ней уважения, он знал, что она и понятия не имеет о тех мыслях, которые были у него в голове.
      Хуанита улыбнулась.
      – Да.
      Том наклонился и поцеловал ее в лоб.
      – Тогда вы должны дать мне немного времени и быть терпеливой. А теперь уходите, – прошептал он, выпроваживая ее.
      Перед тем как уйти, она еще раз взглянула на него и смахнула слезу. Том подмигнул ей и улыбнулся. Хуанита выскользнула за дверь и исчезла, словно привидение, а Том закрыл за ней дверь, чувствуя, что его тело горит огнем. Вряд ли ему удастся заснуть этой ночью. Да, он не сомневался в том, что ночь придется провести без сна.

      Зима в Колорадо была суровой. После изнуряющей жары летом было тяжело переносить низкие температуры. Июнь 1846 года принес долгожданное тепло, и это стало огромным облегчением для Калеба, который очень переживал за жену. Ближе к весне Сара тяжело заболела пневмонией и неделями не вставала с постели. Она и теперь все еще была слаба, кроме того, переживала за дочь, у которой зимой случился выкидыш.
      Линде очень хотелось родить Джессу еще одного ребенка, но ее преследовали неудачи: из пяти беременностей это был третий выкидыш. Если бы не суровая зима, Линда, возможно, смогла бы сохранить ребенка, но, увы, все сложилось не в ее пользу.
      И вот теперь целыми днями ярко светило солнце. Сара немного окрепла, а Линда, хоть и оправилась физически, но все еще глубоко переживала утрату.
      Калеб опять подумал о письме, которое они получили сегодня от Тома. Прошел почти год с тех пор, как он в Калифорнии, но снега сделали горы непроходимыми, и весточки от Тома дошли только сейчас. Том так красочно описывал Калифорнию и ее благодатный климат, что Калеб стал подумывать о том, чтобы перебраться туда. Для Сары это будет спасением, она сможет поправить свое здоровье, а Калеб окажется рядом с сыном, по которому очень скучает.
      Тон письма был очень жизнерадостным, а то, как Том описывал донну Хуаниту Розанну Гальвес де Сонома, говорило о том, что он влюблен в нее. Но все же девушка еще слишком молода, и они практически не могут встречаться наедине. Калеб надеялся, что Том найдет способ отстоять свою любовь, ведь ему так нужна женщина – жена, мать его детей.
      Где-то вдали послышался крик совы. Ночь была теплой и тихой, и Джеймс так и уснул за книгой на своем чердачке. Сара лежала в кровати, перечитывая письмо Тома.
      – Калеб, мне кажется, что он влюблен, – сказала она. – Не правда ли, это чудесно? И как здорово, что он приручил этого жеребца. Как бы я хотела, чтобы мы это видели! Судя по письму, Калифорния очень красива.
      – Да. – Калеб быстро разделся и нырнул под легкое одеяло. Он взял письмо из рук Сары. – Красива. И если здесь у нас ничего не получится, то стоит подумать о том, чтобы перебраться туда.
      Сара удивленно посмотрела на него.
      – Калеб! Проделать весь путь до Калифорнии? Муж погладил ее рыжевато-золотистые волосы.
      – А почему бы и нет? – он поцеловал ее в лоб. – Не беспокойся. Я буду заботиться о тебе и постараюсь облегчить путешествие.
      Сара нахмурилась.
      – Я за себя не беспокоюсь. Но ты только начал здесь обживаться, и это земля, которую ты любишь. Калифорния не для тебя.
      Калеб нежно провел пальцем по ее губам. Его голубые глаза светились любовью.
      – Для меня хороша та земля, которая больше всего подходит тебе.
      – Ты убегаешь, Калеб, убегаешь от того, чего действительно хочешь.
      – Я думаю только о тебе. Ведь тебе так тяжело приходится зимой. Кроме того, здесь я не уверен в завтрашнем дне. Сможем ли мы заработать денег через год, через два? Судя по письму Тома, Калифорния – превосходное место для разведения лошадей. Добавь к этому постоянное солнце, которое так необходимо для твоего здоровья. Все же стоит подумать об этом.
      – Здесь тоже много солнца.
      – Но зимой здесь слишком холодно. Нам нужно место, где круглый год тепло.
      Она погладила его по плечу.
      – Калеб, не надо спешить. Я прекрасно себя чувствую.
      – Но несколько недель назад все было иначе. А что будет следующей зимой? – Он поцеловал кончики ее пальцев. – И я знаю, что у тебя болят руки. Мне не нравится, что ты так много шьешь.
      Нежно улыбаясь, она вздохнула.
      – Калеб, ты все время что-то ищешь. Иногда я не могу понять, что именно.
      – Я ищу способ улучшить для тебя жизнь.
      – Нет. Здесь нечто большее. Ты ищешь себя в этом мире. И мы оба знаем это.
      Калеб прикрыл ей рот ладонью.
      – Ни слова больше. Я люблю тебя с девяти лет, – он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Ты – мой лучший друг, Сара Сакс, и я – твой лучший друг. Все, что имеет значение в этом мире, – это то, что мы вместе. Я собираюсь заботиться о тебе столько, сколько смогу.
      – Калеб…
      Он прервал ее поцелуем. Калеб обладал над ней какой-то магической силой. Сара никогда не могла устоять перед его ласками. Каждое его прикосновение и движение вызывало в ней ответную реакцию. Из-за ее болезни они долгое время не занимались любовью. Сейчас же супруги страстно желали друг друга.
      От долгого воздержания огонь желания вспыхнул еще сильнее. Калеб постанывал, целуя жену; его нетерпение достигло предела. Левой рукой он задрал ее ночную рубашку, оголив стройные бедра и плоский живот. Затем нежно целовал ее шею, и Сара тихо прошептала его имя.
      – Ты мне нужна… Я хочу тебя, – прошептал он в ответ.
      Сара погладила его длинные волосы.
      – Я тоже хочу тебя. Я уже выздоровела для этого. Она почувствовала, как кровь прилила к щекам, когда муж обнажил ее грудь и прикоснулся губами к соскам. Он отдал должное каждой груди, словно это были волшебные плоды, а затем спустился ниже, покрывая поцелуями живот Сары. В конце концов он ведь ужасно соскучился по ее телу и теперь наслаждался каждой его клеточкой. Он целовал ее в самые сокровенные места, он знал ее всю. Он был ее первым мужчиной, и Сара считала его единственным, потому что он – единственный, кого она любила.
      Ей хотелось доставить ему удовольствие. Ей нравилось удовлетворять его; взамен она тоже получала огромное наслаждение. Как жаль, что она так долго болела весной. Сколько потеряно драгоценного времени! Сара была уверена, что у Калеба не будет другой женщины, кроме нее. Мысль об этом возбудила ее до предела. Калеб почувствовал это и быстро оказался сверху. Он был крупным мужчиной во всех отношениях, и Сара иногда удивлялась, как он помещается внутри ее.
      Еще секунда – и Калеб доказал, что это все-таки возможно, и ритмично задвигался, унося ее в мир волшебных ощущений. Комната закружилась у нее перед глазами, ей послышались звуки музыки. Калеб что-то прошептал на своем родном языке. Она не понимала этих слов, но они звучали очень красиво. Сара почувствовала приближение оргазма и выгнулась дугой навстречу мужу. Всякий раз, когда они занимались любовью, он заставлял ее испытывать наивысшее блаженство.
      Сара целовала его грудь, не обращая внимания на шрамы, полученные в сражениях и во время ритуала Танца Солнца. Калеб крепко охватил ее, и струя его жизненной силы низверглась в ее глубины.
      – Сара, о Боже, Сара! – прошептал он, зарываясь лицом в ее волосы. – Не покидай меня, никогда не уходи от меня!
      Она знала, что муж имеет в виду смерть, и молча молилась о том, чтобы у них впереди еще были многие годы. Он такой сильный и становится таким слабым при мысли, что может потерять ее.
      – Я еще долго буду с тобой, Калеб Сакс, – нежно прошептала она. – Это я должна опасаться потерять тебя. Ведь ты постоянно рискуешь.
      – Я слишком… – Калеб не стал продолжать и поспешил переменить тему. – Хочешь завтра поехать со мной в форт? Если будет такая же чудесная погода, как сегодня, то для тебя это будет отличной прогулкой. Ты почти всю зиму и весну провела в хижине.
      Сара улыбнулась.
      – О, мне хотелось бы поехать, Калеб. Кроме Линды, я давно ни с кем не виделась. И мне нужно купить ткани.
      – Тогда поедем. Линда тоже собирается ехать. Сара поджала губы.
      – Ты уже говорил с ними о Калифорнии?
      – Только намекнул. Мне кажется, что Джесс сам об этом думает. Для Линды это тоже было бы хорошо.
      Сара глубоко вздохнула.
      – Давай повременим. Торговля в форте идет хорошо.
      – Пока. Но много разговоров о новой войне с мексиканцами. И можно представить, что станет с Санта-Фе. В любом случае, раньше чем через год мы не уедем. Часть проблемы – Кейл. Он все больше и больше времени проводит с шайенами, и у меня такое чувство, что если мы уедем, то он захочет остаться здесь. Я не уверен, что Линда сможет это вынести.
      – Я знаю. Но он практически уже ушел от нас. Он такой дикий, Калеб.
      – Он следует зову своей души.
      – А ты?
      Калеб погладил ее по щеке.
      – А я с женщиной, которую люблю. У меня есть семья.
      – Обещай мне кое-что, – мягко проговорила она. Сара провела пальцем по его губам.
      – Обещай мне, что ты подчинишься зову своей души, если что-нибудь случится со мной.
      – Сара, не…
      – Обещай мне. Ты знаешь, о чем я говорю, Калеб. Ты наполовину шайен. Когда меня не станет, ты должен быть с ними. Твоя жизнь началась среди них, она должна там и закончиться. Обещай мне.
      Он вздохнул и печально улыбнулся.
      – Обещаю. Но я отказываюсь думать или говорить об этом.
      Он вытянулся рядом с ней, и Сара положила голову ему на плечо.
      – Я люблю тебя, Калеб. Я просто хочу знать, что понимаю тебя. Что касается Калифорнии, то мы сделаем так, как ты считаешь нужным. Но прямо сейчас мне не хотелось бы срываться с места.
      – Тогда не будем. Нужно все хорошо обдумать. Он поцеловал ее волосы.
      – Завтра мы все вместе поедем в форт и отпразднуем там твое выздоровление. Мы отлично проведем время.
      Сара задумалась.
      – Калеб, а если будет еще одна война с мексиканцами, как ты думаешь, не опасно ли это для Тома? Кажется, американцы не прочь отобрать у мексиканцев все, что можно. Ведь мексиканцы считают Калифорнию своей, не так ли?
      – Не забудь, что они потеряли Техас, – напомнил Калеб, перебирая пряди ее волос. – Вряд ли они смогут держать под контролем Калифорнию. Это слишком далеко. Сомневаюсь, что будет большая война.
      – Но в Калифорнии живут в основном испанцы. Вряд ли они захотят быть под контролем американцев. Что тогда будет?
      – Возможно, они захотят полностью отвоевать Калифорнию у американцев. Нетрудно догадаться, на чьей стороне будет Том.
      Сара улыбнулась.
      – О, Калеб, как бы мне хотелось, чтобы он женился и был опять счастлив. После смерти Бесс он такой одинокий и беспокойный. А после того, как тебя изгнали из Техаса, у него совсем очерствела душа. Где тот добродушный и ласковый Том? Только любовь хорошей женщины может спасти его, – она вздохнула и слегка отодвинулась от мужа. – Даже если бы ни эта девушка, он все равно воевал бы на стороне испанцев. Ведь он так ненавидит американцев.
      – Я знаю. – Калеб закрыл глаза. – Боже, как я скучаю по нему, Сара. Я знаю, что он уже взрослый, но для меня он всего лишь Том, мой сын.
      Сара обняла его.
      – Зная вас обоих, могу с уверенностью сказать, что вы опять будете вместе. Или Том вернется сюда, или ты уедешь в Калифорнию.
      – Ну, как я уже говорил, об этом стоит подумать. Но ты должна как следует окрепнуть. Кроме того, меня волнует не только Кейл, но и Джеймс. Я не уверен, что он захочет переезжать.
      Сара со вздохом закрыла глаза. Джеймс. Стена между ним и отцом с каждым годом становилась все больше. Ей были понятны переживания Джеймса: события в Техасе он связывал с индейской кровью, которая течет в его жилах. Они с Калебом такие разные. И оба любят друг друга, хотя почти не разговаривают между собой. Калеб переживает это особенно тяжело. Он всегда гордился тем, что у него крепкая, дружная семья.
      – Возможно, переезд пойдет ему на пользу, – сказала она. – Он обретет новых друзей. Мне кажется, ему не очень-то нравится здесь.
      – Ему здесь не нравится потому, что вокруг шайены и Кейл остается с ними. Он ревнует, ведь раньше он дружил с Кейлом. Джеймс ненавидит шайенов, потому что в его жилах течет та же кровь, но он не хочет признавать это.
      – О, Калеб, я не думаю…
      – Это правда, Сара, и ты это знаешь. Он видел, как относятся к индейцам в Техасе. Я не виню его. Он мой сын, и я люблю его. Если он хочет скрыть свое происхождение, пусть. Я не буду ни на чем настаивать. Но мне очень бы хотелось, чтобы он был гордым и не испытывал ненависти к индейцам и… – Калеб сделал паузу, – и ко мне.
      – Калеб, ты же его отец. Он очень тебя любит. Я это точно знаю. Он так хочет, чтобы ты был им доволен. Помнишь, маленьким он очень боялся лошадей, но все-таки научился ездить верхом ради тебя.
      – Я также помню, как орал на него за то, что он трусит. Не думаю, что он забыл это, как и то, что однажды незаконные поселенцы убили его собаку.
      – Да, то были тяжелые времена для всех нас. У каждого в душе остались шрамы. Ему придется смириться с этим. Калеб, думаю, что наша любовь к нему все победит и он будет с нами. – Сара приподнялась на локте и внимательно посмотрела на мужа. – И чтобы ни случилось – не вини себя. Ты любишь нас и делаешь все, чтобы мы жили лучше.
      Она наклонилась и поцеловала его мускулистую грудь. Ее соски нежно коснулись его кожи. Гладя ее волосы, Калеб прижал жену к себе и прошептал:
      – Я люблю тебя, Сара.

* * *

      Том шел за служанкой по длинному прохладному коридору, ведущему к кабинету Антонио Гальвеса. На нем был аккуратный черный костюм, начищенные до блеска черные туфли и ослепительно-белая рубашка, которую украшал узкий черный галстук. В руке Том держал элегантную черную шляпу. Он выглядел потрясающе красивым и в этом наряде был похож на испанского джентльмена.
      Том давно не бывал в этом доме, с тех самых пор, как провел здесь четыре ночи, поправляясь после удара жеребца. Он будто впервые шел мимо просторных комнат, украшенных цветами в кадках и вазах. Да, если бы не тот черный жеребец, не видать бы Тому здесь работы.
      Из жеребца вышел отличный производитель. Гальвес был очень доволен и разрешил Тому ездить верхом на Храбреце, когда ему вздумается, что очень злило Эмануэля Идальго. Время от времени Идальго пытался выставить Тома в невыгодном свете, но Том делом доказывал свое мастерство и был в чести у хозяина. Войдя в кабинет, Том почтительно поклонился отцу Хуаниты.
      – Благодарю за то, что согласились принять меня, сеньор Гальвес.
      Антонио отошел от облицованного мрамором камина и приблизился к Тому. Он догадывался о причине визита красавца-индейца.
      – Ты выглядишь просто великолепно, Том Сакс. С чем связан твой столь торжественный визит?
      Том сглотнул и опять слегка поклонился.
      – Для начала хочу спросить, удовлетворены ли вы моей работой.
      Антонио улыбнулся.
      – Ты знаешь, что да. Ты стоишь того, что я плачу тебе. – Он открыл серебряный портсигар. – Хочешь закурить?
      – Нет, спасибо, сэр.
      Антонио щелкнул крышкой и заложил руки за спину.
      – Итак?
      Том помял в руках шляпу.
      – Мне бы хотелось знать… Я имею в виду… теперь, когда вашей дочери шестнадцать или около того, мог бы я видеться с ней, конечно, в присутствии других?
      Антонио внимательно посмотрел на него.
      – Конечно.
      Он глубоко вздохнул, опять отошел к камину и, глядя оттуда на Тома, сказал:
      – Я предвидел это. Я знал, что ты почтительно относишься к моей дочери и соблюдаешь дистанцию. Я заметил, как ты смотришь на нее. Она тоже часто спрашивает о тебе.
      Том едва мог скрыть свою радость.
      – И Хуанита? Как она? Я редко ее вижу.
      – Она сидит дома и занимается. Я держу ее подальше от мужчин. Ты понимаешь, почему я так делаю.
      Том кивнул и отважился заметить, что еще не встречал девушки красивее Хуаниты. Антонио пригладил усы.
      – Я берегу ее, сеньор Сакс. Я люблю ее и желаю ей счастья. Некоторые отцы сами выбирают мужей своим дочерям, но может случится так, что Хуаните не понравится мой выбор. Я хочу, чтобы она вышла замуж по любви. Я знаю, что она обрадуется, если я разрешу вам встречаться. – Он немного походил по комнате, затем приблизился к Тому. – Я ждал. Меня несколько удивила твоя нерешительность. Но я много думаю о том, что ты – индеец.
      Том внутренне напрягся.
      – Я горжусь тем, что я индеец, как и вы гордитесь тем, что мексиканец. Почти год назад я обещал доказать, что чего-то стою. Вы сами сказали мне, что судите людей по их человеческим качествам, а не по национальности. Антонио кивнул.
      – Это правда. И поэтому я разрешаю тебе встречаться с моей дочерью. Но ты должен делать это только в моем присутствии, или в присутствии одной из ее наставниц, или в присутствии Луизы, служанки Хуаниты. Если я застану вас наедине, то заставлю тебя покинуть ранчо. Понятно?
      Том кивнул. Он был немного раздражен последним замечанием, но все же благодарен своему работодателю. Начало было положено.
      – Спасибо. Я глубоко уважаю вашу дочь и восхищаюсь ею.
      Антонио улыбнулся.
      – В этом я уверен. Ты – порядочный человек, Том Сакс. Я рад, что нанял тебя.
      Он вдруг нахмурился.
      – Скажи, что ты думаешь о войне с Мексикой? Говорят, американцы скоро возьмут Калифорнию в свои руки. Нам, кто живет здесь, придется делать выбор. Возможно, следует присоединиться к Соединенным Штатам или создать свою собственную страну. Мы не мексиканцы и не американцы. Мы – калифорнийцы. По крайней мере, многие мои друзья так себя называют. Что касается меня лично, то я считаю, что лучше стать частью Соединенных Штатов. Иначе они просто-напросто возьмут нас силой, как это было в Техасе.
      Том согласно кивнул.
      – Да. Это они могут. Но всем вам следует удержать землю в своих руках. Издать специальный закон, что ли. Поверьте мне, я знаю, что они сделают. Придут сюда и попытаются все отобрать.
      Антонио сдвинул брови.
      – Но если мы добровольно присоединимся к ним, у них не будет причин отбирать у нас землю. Я уже говорил своим друзьям, что нам будет выгодно стать частью американских штатов. Мы многое сможем дать и многое получим взамен. Мирное соглашение не прольет ни капли крови.
      Том почувствовал тяжесть в груди. Ему было не по себе от того, что американцы могут придти в Калифорнию. Он хорошо знал, как они относятся к людям с другим цветом кожи, как они жестоко и методично выселяют и искореняют индейцев с Востока и с Юга. Без сомнения, они готовы захватить всю Мексику только потому, что мексиканцы отказываются продать им часть своих земель.
      – Я не уверен в том, что кровь не прольется, сеньор. Но надеюсь, что вы окажетесь правы.
      Антонио хмыкнул.
      – Конечно же, прав. Увидишь. Скоро среди калифорнийцев пройдет собрание, чтобы решить этот вопрос голосованием.
      – Надеюсь, что все будет хорошо. Я волнуюсь за свою семью. Ходят слухи, что американские войска пойдут через их территорию, направляясь на юг. Я сыт по горло войной. Надеюсь, что сюда она не дойдет.
      – Я тоже надеюсь, – кивнул Антонио. Он вдруг широко улыбнулся и пошел к столу, на котором стояло несколько стаканов и бренди. – А теперь разреши мне тебя угостить. Мы выпьем за мою дочь и за мирное разрешение всех вопросов. Мы знаем, что лучше всего избежать войны. Так будет лучше. – Он плеснул бренди в стаканчики и повернулся к Тому. – За донну Хуаниту Розанну Гальвес де Сонома.
      Том улыбнулся, его глаза сияли.
      – Я вам очень благодарен, сеньор Гальвес. Для меня большая честь встретиться с нею.
      Мужчины чокнулись. Снаружи к их разговору прислушивалась Хуанита. Ее сердце отчаянно билось, готовое вырваться из груди. Словно взволнованная маленькая девочка, она просто сгорала от любопытства и нетерпения. Ее отец разрешил Тому Саксу встречаться с ней! Вне себя от радости, она побежала наверх и принялась примерять платья, чтобы выбрать то, которое лучше всего подойдет для первого свидания.
      Она радовалась тому, что именно Том, а не Эмануэль Идальго первым обратился к ее отцу. Только бы найти способ остаться с Томом наедине. Возможно, она сумеет уговорить Луизу, и отец ничего не узнает. Хуанита была уверена, что Том поцелует ее, если они будут одни. О, как это будет чудесно! При мысли о поцелуе она почувствовала слабость в ногах.
      Несколько минут спустя Хуанита услышала шаги и поспешила к лестнице, ведущей вниз. Она перегнулась через перила, глядя как Том направляется к входной двери. Он выглядел великолепно, и Хуанита не могла отвести от него глаз, пока он не скрылся из вида.
      Снаружи Тома поджидал Эмануэль Идальго. Когда он окликнул Тома, тот остановился и повернулся к Идальго лицом.
      – Я видел, как ты входил в дом хозяина, – сказал Идальго, взглядом ощупывая Тома. – И я видел, как ты одет. Поскольку сеньор Гальвес не устраивает сегодня праздник, может объяснишь, по какому случаю ты так вырядился, Сакс?
      Том встретился с ним взглядом.
      – Думаю, ты догадываешься, почему я так одет. Я спросил разрешения встречаться с Хуанитой. Сеньор Гальвес дал согласие.
      Идальго остолбенел.
      – Не верю! Ты же индеец!
      – Я – человек! – гордо заявил Том. – Человек, которого сеньор Гальвес считает достойным встречаться с его дочерью. Ты можешь пойти и тоже попытать счастья. Почему бы тебе не сделать этого?
      Идальго не мог признаться Тому, что он однажды уже обращался с подобной просьбой и был отвергнут. Гальвес сказал тогда, что его дочь еще слишком юная. И вот теперь он разрешил индейцу встречаться с Хуанитой!
      Том прочитал ярость в глазах Идальго.
      – Почему ты меня так ненавидишь? Я ведь не сделал тебе ничего плохого.
      Идальго заскрипел зубами.
      – Сеньорита Гальвес – моя!
      – Ты не можешь так заявлять. Никто не может. Если хочешь с ней видеться – спроси разрешения. Я не могу помешать тебе в этом. – Он внимательно посмотрел на Идальго и заметил в его взгляде уязвленную гордость. – Но, возможно, ты уже спрашивал?
      – Когда-нибудь ты попадешь в ад, Том Сакс. Я позабочусь об этом, – процедил сквозь зубы Идальго.
      – Я не отвечаю за решения, которые принимает сеньор Гальвес, Эмануэль.
      – Пока ты не появился здесь, он отдавал предпочтение мне. Каждую ночь я мечтаю о Хуаните Гальвес, а ты пришел и все разрушил.
      – Я ничего не разрушил. У нас равные шансы. И я знаю, что ты сделал с дочерью Иоланды, – он немного помолчал. – Я рад, что Гальвес отказал тебе. Хуанита слишком хороша для тебя.
      – Но не слишком хороша для индейца? – выкрикнул Идальго и неожиданным ударом чуть не свалил Тома на землю.
      Поблизости никого не было, и никто не видел, как двое мужчин, сцепившись, катаются по земле. Эмануэль несколько раз сильно ударил Тома, но, изловчившись, Том ударил его в живот, а затем в челюсть. Эмануэль откатился на клумбу, а Том тем временем вскочил на ноги. Отряхиваясь, он заметил, что Идальго приближается к нему, помахивая ножом, который выхватил из голенища сапога.
      – Не будь глупцом, Эмануэль, – прорычал Том. – Я тебе ничего не сделал. Я просто стараюсь хорошо работать. Если Гальвес узнает о нашей стычке, ты можешь потерять все.
      – Это стоит того!
      Он бросился на Тома с ножом, но Том отпрянул, а затем ловко выбил нож из руки Идальго. Оба попытались схватить нож, но Том оказался быстрее. Не успел Идальго и глазом моргнуть, как Том провел по его груди тонкую кровавою линию, разрезав ножом рубашку.
      Эмануэль вытаращил глаза и сделал шаг назад.
      – Ты слышал о том, как индейцы умеют обращаться с ножом, не так ли? – гневно прошипел Том. – Так вот, это правда. Мой отец убивал и не за такое. Я тоже убивал. И сейчас с удовольствием бы прикончил тебя, но боюсь потерять Хуаниту. – Он еще раз толкнул Эмануэля в грудь и ухмыльнулся, когда тот в испуге отпрянул назад. – Держись от меня подальше, Идальго, и никогда не угрожай мне ножом. В следующий раз ты живым не уйдешь.
      Он метнул нож, и тот воткнулся в землю прямо между сапог Эмануэля Идальго.
      – Убирайся с моих глаз, – проговорил Том.
      Эмануэль провел дрожащей рукой по своей груди, затем нагнулся и взял нож. Бросив на Тома злобный взгляд, он повернулся и пошел прочь.

      – Посмотри туда, Калеб. Что происходит? – спросил Джесс.
      Они скакали бок о бок, приближаясь к форту. Джеймс управлял повозкой, рядом с ним сидели Линда и Сара, а маленький Джон ехал верхом следом за ними.
      Все увидели огромное стадо быков и такой же громадный табун лошадей. То там, то здесь виднелись армейские палатки, вокруг них суетились фигурки, одетые в военную форму.
      Калеб натянул поводья; Джесс остановился рядом с ним и велел Джеймсу остановить повозку.
      – Посмотри на этих солдат, па, – воскликнул Джеймс. – Почему они здесь?
      Калеб осмотрелся, вдали виднелись вигвамы, поставленные в кружок. Индейцы приехали для летней торговли.
      – Или это новый поход против шайенов, или они на пути в Мексику, – ответил он. – Давайте подъедем и все узнаем.
      Он двинулся дальше, остальные последовали за ним.
      Около огромных деревянных ворот Калеб заметил Хэнка Таттла с бутылкой виски в руках. Таттл смерил Калеба и все его семейство мрачным взглядом.
      Семья Саксов въехала в форт. Внутри царила толкотня и суматоха. Поселенцы, солдаты, торговцы, фургоны и лошади заполняли огромный двор форта. Повсюду носились куры и собаки, бегала босоногая детвора. Несколько шайенов стояли в сторонке, в безмолвном изумлении взирая на происходящее вокруг. Но Саре показалось, что зрелище не только изумляло, но и забавляло их.
      Оглядевшись вокруг, Сара поняла, что именно их забавляло. Один из работников форта лихорадочно сновал от одной лошади к другой, подбирая за ними кучки навоза. Поскольку кучки все время прибавлялись, то это занятие показалось Саре бесполезным, и она улыбнулась, разделяя веселье шайенов. Все больше и больше всадников на лошадях появлялось в форте, а вместе с тем возникали и новые кучки. Сара не удержалась и громко рассмеялась, когда работник беспомощно развел руками и в сердцах отбросил лопату.
      Никто из семьи Саксов не заметил, что Хэнк Таттл все-таки издали наблюдает за ними. Он не забыл стычку с Калебом, которая произошла здесь почти год назад. После этого дела у него пошли совсем плохо. Люди, подобные Саксу, запрещают ему торговать виски.
      Таттл поспешил покинуть форт, вынашивая в голове план мести. Его стоянка находилась чуть дальше, и нанятые им люди охраняли фургон с виски. Из-за большого скопления солдат Таттл не рискнул появиться здесь с фургоном и приносил для продажи по нескольку бутылок за раз.
      От людей, нанятых Таттлом, было мало проку, они всего лишь охраняли фургон, но теперь, рассуждал он, они могут быть весьма полезными. Возможно, их заинтересует более выгодное дельце, чем виски. Какие миловидные женщины у Калеба Сакса; в этих местах это редкость. Одна из них – белая. За белую женщину в Мексике дадут хорошие деньги. И если его не подводит зрение, то другая намного моложе – смуглая, соблазнительная красавица. Скорее всего, это его дочь.
      – Я продам все свое виски и продам женщин Сакса, – пробормотал он себе под нос. – И убью этого мерзавца.
      А тем временем Калеб внимательно разглядывал солдат, которые заполнили форт и близлежащую территорию.
      – Сержант! – обратился он к одному из них, заметив знаки различия на рукаве его униформы. – Ведь вы сержант, не так ли?
      – Правильно. – Сержант взглянул на Сару, удивляясь тому, что рядом с индейцем такая красивая белая женщина. Он снял головной убор и кивнул ей. Сара улыбнулась и кивнула в ответ. Сержант перевел взгляд на Калеба. – Что вы хотите?
      – Меня зовут Калеб Сакс. Я здесь торгую, до моего дома отсюда добираться полдня. Откуда здесь все эти солдаты?
      – Мы направляемся в Санта-Фе, мистер. Это будет американская территория, а затем мы движемся в Мексику. Некоторые из нас отправятся в Калифорнию.
      Калеб тревожно взглянул на Сару.
      – В Калифорнию? Что происходит?
      – Война, мистер. Мы здесь с полковником Керни. Некоторые из наших уже на дороге к Санта-Фе, чтобы остановить торговцев, которые направились туда. На них могут напасть мексиканцы или индейцы, которым заплатили мексиканцы. У нас война с Мексикой, мистер. Сам президент Полк послал полковника Керни взять Санта-Фе. Мы здесь проводим учение. Поскорее уезжайте отсюда.
      – Торговля с Санта-Фе прекращена?
      – Так точно.
      Калеб посмотрел вокруг и вздохнул.
      – А как насчет лошадей? Нужны полковнику Керни лошади? Я мог бы продать несколько. Я пригоню их послезавтра.
      – Армии всегда нужны лошади, мистер. Полковник у себя, в той большой палатке с флагом.
      Калеб кивнул.
      – Спасибо. Я поговорю с ним.
      – Нам также нужны проводники и разведчики. Похоже, вы хорошо знаете эти места?
      Калеб отрицательно помотал головой.
      – Нет, спасибо. У меня семья и свое собственное отношение к войне. Я уже свое отвоевал. Теперь очередь других.
      – Вы воевали на стороне американцев, вместе с Хьюстоном?
      Калеб кивнул.
      – А в награду меня вышвырнули из Техаса за то, что я индеец. Теперь вы понимаете, почему я не стремлюсь воевать?
      Сержант взглянул на Сару и слегка покраснел.
      – Извините. – Он нервно сглотнул, затем кивнул на прощание. – Всего хорошего, сэр.
      Сержант ушел, а Джеймс задумчиво смотрел ему вслед, размышляя обо всем услышанном и о том, откуда появились эти солдаты. Как он выглядит, этот загадочный Восток? Он слышал, что там большие города, есть железные дороги, школы и даже университеты, где человек может получить отличные знания.
      Его размышления прервал Кейл, который прискакал на коне вместе с двумя другими молодыми индейцами. Он схватил в охапку Джона и тут же посадил к себе в седло. Джон радостно вцепился в гриву коня.
      – Кейл, ты должен был быть дома еще два дня назад.
      К мальчику подошел Джесс.
      Кейл только рассмеялся и передал ему Джона.
      – Я прекрасно провел время, – сообщил он отчиму. – Был на охоте с двумя индейцами.
      Он повернулся к своим друзьям и что-то сказал им на их родном языке, кивая в сторону своей семьи. Они оба почтительно коснулись рукой лба, когда он указал им на Калеба.
      Линда оглядела разукрашенных полуобнаженных индейцев.
      – Кейл, ты нам нужен на ранчо. Ты должен приходить домой, когда мы говорим тебе, – сказала она.
      Кейл взглянул на дедушку.
      – Я не хочу работать на ранчо. Я хочу быть с друзьями. Я хочу поехать охотиться дальше на север.
      Калеб подошел поближе.
      – Сейчас шайенам нужно быть настороже, – сказал он внуку. – Я знаю твои чувства, Кейл, но они не могут жить так, как прежде. Кругом солдатские патрули. Шайенов обвиняют в нападениях и убийствах. Кроме того, шайены воюют с индейцами других племен. Не следует продвигаться на север.
      Кейл беззаботно улыбнулся.
      – Я ничего этого не боюсь. Полно мест, где шайены могут свободно разъезжать. Кроме того, дедушка, если бы ты мог, ты бы отправился с нами. Скажешь нет?
      Их взгляды скрестились. Сара видела, какая борьба идет в душе мужа.
      – Но дело в том, что ты нам нужен, Кейл, – вмешался Джесс. – Не добавляй хлопот матери, она так переживает за тебя. Тебе ведь еще нет и тринадцати. Подожди хотя бы год, прежде чем принимать решения. Она этого заслуживает.
      Кейл посмотрел на мать.
      – Останься хотя бы до следующего лета. Кругом война, Кейл, – умоляюще проговорила Линда.
      Кейл вздохнул и что-то сказал друзьям. Потом повернулся к матери.
      – Я скоро вернусь. Мои друзья отправляются на охоту. Я сказал им, что из уважения к матери я не поеду. Но на следующий год я хочу отправиться вместе с ними.
      Линда улыбнулась сквозь слезы.
      – Ты принял мудрое решение, Кейл, – одобрительно произнес Калеб.
      – Твой дедушка должен будет послезавтра перегнать сюда лошадей, – сказал мальчику Джесс. – Вы с Джеймсом сможете помочь ему. А я останусь с женщинами.
      Кейл кивнул.
      – Мы с Джеймсом давно не работали вместе. Джеймс повернулся к нему.
      – Это потому, что тебя никогда не бывает дома. Неужели ты никогда, нисколько не думаешь о своей семье, Кейл?
      Глаза Кейла сверкнули гневом.
      – Думаю, но не так, как ты, – выпалил он, затем круто развернулся и ускакал вместе с друзьями.
      Калеб посмотрел на Джеймса.
      – Ты все ему позволяешь, отец, только потому, что он такой же индеец, как и ты, – проговорил Джеймс.
      И Калеб и Сара в изумлении уставились на Джеймса.
      – И ты тоже индеец, Джеймс Сакс, – резко сказала Сара. – Никогда так не разговаривай с отцом.
      Джеймс нахмурился и спрыгнул с повозки.
      – Пойду погуляю и посмотрю на солдат, – пробормотал он и быстро пошел прочь.
      – Джеймс! – окликнул Калеб, догоняя мальчика. – Я привез сюда твою мать, чтобы отпраздновать ее выздоровление, – сказал он твердо. – Не порти ей настроение.
      Джеймс почувствовал, как у него перехватило горло и запылали щеки.
      – Извини меня, па. Я не… – он потупился. – Я ничего такого не хотел сказать, только то, что ты понимаешь индейцев лучше меня.
      – Я знаю, что ты хотел сказать, Джеймс. Но перестань постоянно состязаться с Кейлом. Ты мой сын, и я люблю тебя такого, какой ты есть. Я не прошу тебя быть таким, как Кейл. Ты – хороший сын и мой помощник. А теперь пойдем назад. У нас на обед будет большой яблочный пирог и всякая всячина.
      Джеймс засунул в карман руки и кивнул. Сара наблюдала за ними, чувствуя, как тяжело у нее на сердце.
      За стенами форта Кейл стремительно скакал верхом вместе с друзьями, мечтая о том дне, когда он сможет остаться с шайенами навсегда. Вокруг полно незаселенной земли, где можно охотиться. Ему нравилась такая жизнь. Он хотел стать воином и пройти испытание на мужество, участвуя в ритуале Танца Солнца, как когда-то его дед. Кейл любил свою семью, и замечание Джеймса разозлило его. К чему удивляться тому, что он хочет жить среди индейцев? В конце концов его отец – чероки, а мать наполовину индеанка. Нет ничего необычного в том, что его душа стремится к свободной жизни.

* * *

      Линда положила на туалетный столик щетку и изучающе посмотрела на себя в зеркальце. Джон уже спал в своей кроватке во второй спальне их хижины, а Кейл как всегда предпочел ночевать под звездным небом. Она глубоко вздохнула и повернулась к Джессу, который лежал в кровати, закинув руки за голову.
      – Джесс, что ты думаешь о Кейле? – спросила Линда.
      Некоторое время Джесс молча разглядывал жену. Индейская кровь придавала ей особую красоту – длинные блестящие волосы, высокие скулы. Страстный темперамент она унаследовала от отца, как и его ярко-голубые глаза. Она была выше среднего роста, с длинными стройными ногами и красивой фигурой.
      – Я думаю, на следующий год он совсем отобьется от рук. Нам следует только гордиться тем, что он знает, чего хочет от жизни. Он готов рисковать, но жить так, как он хочет. Для мужчины это неплохо.
      Линда вздохнула, поднялась со стула и подошла к кровати. Она сбросила халат и повесила его на спинку кровати.
      – Дело в том, что у шайенов нет будущего. Они еще не понимают этого. Посмотри, что стало с восточными индейцами. Некоторых племен больше не существует. – Она села на край кровати. – Я просто не знаю, что делать. Как странно. Всю свою жизнь я хотела найти родителей. А теперь мой собственный сын хочет меня покинуть.
      – Он не покидает тебя. Он просто хочет быть самим собой. Так поступают многие мужчины. Тебе это трудно понять, потому что ты выросла в приюте.
      Линда залезла под одеяло и вытянулась рядом с мужем.
      – А ты уверен в том, что хочешь всегда жить рядом с моими родителями, Джесс? Ты говоришь, что Кейл делает то, что для него лучше. А как насчет тебя?
      Джесс какое-то время молчал.
      – У меня есть ты. И этим все сказано.
      Он никогда не скажет ей, что хотел бы жить собственной жизнью. Ведь для Линды очень важно быть рядом с матерью и отцом. Она так настрадалась в детстве.
      Затем он приподнялся на локте и, глядя ей в глаза, сказал:
      – Я люблю тебя, Линда. И понимаю, что для тебя важно быть рядом с родителями. Я делаю то, что делал бы, если бы мы жили далеко от них. У меня вообще не было семьи, пока я не встретил тебя.
      – А что, если отец решит уехать в Калифорнию? Джесс откинулся на спину.
      – Думаю, что мы тоже поедем. Но тогда нам придется оставить здесь Кейла. Он никогда отсюда не уедет.
      – Я знаю. Но даже если мы останемся здесь, то вряд ли его увидим. Мне кажется, мы уже потеряли его.
      – Ты никогда не потеряешь его, дорогая, – сказал Джесс, обнимая ее. – И у нас еще есть Джон.
      Она поцеловала его.
      – Я знаю, что ты хочешь еще детей, Джесс. Я стараюсь. Мне так жаль, что я опять потеряла ребенка.
      – Линда, не вини себя, мы не в силах бороться с природой. Возможно, у тебя еще будут дети, но для меня важнее твое здоровье.
      Она приподняла голову и шутливо спросила:
      – Хочешь опять попытаться? Он засмеялся.
      – Никогда не откажусь переспать с красивой женщиной.
      – О?! И со многими ты переспал за последние несколько лет?
      – С десятками.
      Она улыбнулась. Ее рука скользнула вниз по его телу.
      – Тогда мне следует поскорее занять тебя и следить за тем, чтобы ты был постоянно удовлетворен, не так ли?
      Его синие глаза светились любовью. Он не стал отвечать Линде, а просто прильнул к ее пухлым губам, постанывая от возбуждавших прикосновений ее рук, а затем медленно вошел в нее. Это произошло так просто и естественно. Им не всегда требовались предварительные ласки и поцелуи. Для них было важно слиться воедино, это было так же естественно, как дышать. Они двигались в едином ритме. Линда выгибалась дугой навстречу Джессу, а он приподнялся на коленях и обхватил руками ее бедра, чтобы еще глубже проникнуть в нее. Ему доставляло удовольствие наблюдать, как содрогается в порыве страсти ее тело. Линда схватила мужа за плечи и со стоном произнесла его имя, сотрясаясь в оргазме.
      Как она любила его! Он всегда так добр к ней, так заботлив и так хорошо понимает ее. А ведь она боялась полюбить снова, но эти десять лет убедили ее в том, что все страхи оказались напрасными.
      Отец с матерью всегда говорили ей, что жизнь продолжается, несмотря на страдания, которые порой выпадают человеку.
      Джесс крепко прижал ее к себе и поцеловал в шею.
      – Боже, Линда, это всегда так чудесно, – прошептал он.
      А Линда с надеждой подумала о том, что, может быть, на этот раз его семя даст жизнь еще одному ребенку.
      – Знаешь, а ведь я не собирался этим заниматься, – сказал он.
      Она засмеялась.
      – Ты всегда так быстро заводишься. Если тут вдруг появится женщина, мне надо будет следить за тобой.
      Он поцеловал ее глаза.
      – На всей земле нет женщины красивей тебя, так что не стоит волноваться.
      – Спасибо, Джесс, что позволяешь мне быть рядом с родителями. Ты всегда меня понимал. Мне нужна твоя сила, чтобы переносить трудности.
      Ее глаза увлажнились.
      Он смахнул с ее щеки слезу, и в этот момент они услышали выстрел. Джесс напрягся. Послышались мужские крики и топот копыт.
      – Джесс, что это?
      – Не знаю!
      Он вскочил на ноги и стал торопливо одеваться.
      – Надень халат и иди в комнату Джона. Оставайся там, пока я не приду за тобой.
      К хижине Калеба приближался Хэнк Таттл, сзади скакало несколько мужчин, которые криками и выстрелами испугали табун лошадей, предназначенных для продажи.
      – Сейчас ты мне за все заплатишь, сукин сын! – завопил Таттл и выстрелил в окно хижины.

      Калеб вручил ружье Джеймсу, который кубарем скатился с чердака.
      – Что происходит, па?
      – Кто-то пытается угнать лошадей. Стой около двери и стреляй в любого, кто попытается зайти.
      – Эй, индеец, выходи, – кричал Хэнк Таттл, беспорядочно стреляя по окнам.
      – Стой около стены, – приказал Калеб.
      – Калеб, Джеймс, – донесся из спальни голос Сары.
      – Оставайся там, Сара, – крикнул Калеб.
      – Что это? Что происходит?
      – Кто-то хочет украсть лошадей. Я должен выйти наружу.
      – Па, их слишком много!
      – У меня полно виски, индеец! – опять послышался голос Таттла. – Тебе захочется выпить, когда узнаешь, что все твои лошади разбежались.
      Калеб осторожно выглянул в окно, вглядываясь в темноту. Где же Кейл и Джесс?
      Джеймса трясло от гнева и унижения. Это опять случилось. Кто-то напал на них, и это только потому, что они индейцы.
      – Похоже, что это Хэнк Таттл.
      – Кто это, па?
      – Торговец виски. Я однажды сцепился с ним. Негодяй привел с собой помощников. Плохо то, что я не знаю, сколько их. Мне нужно выйти. Попробую через заднее окно.
      – Па, а если они попытаются войти?
      – Стреляй во все, что движется. Ты стоишь близко от входа, так что не промахнешься.
      Калеб бросился в спальню.
      – Калеб, не ходи туда! – взмолилась Сара.
      – Я должен идти, Сара. У Джеймса ружье. С вами все будет в порядке. Как только я выйду, закрой окно.
      Калеб крадучись вылез наружу и бесшумно исчез, как это могут только индейцы, а Сара быстро закрыла окно и перебралась поближе к Джеймсу.
      – Не беспокойся, мама. Никто не войдет сюда.
      – Я о себе не беспокоюсь. Я волнуюсь за твоего отца и за Линду. И если Калеб потеряет лошадей…
      Она изо всех сил сдерживала слезы.
      – Это торговец виски, с которым отец поссорился в прошлом году, – проговорил Джеймс.
      Два выстрела пробили окно. Сара с криком пригнулась. Джеймс просунул ружье сквозь выбитое стекло и выстрелил в темноту.
      При свете луны Калеб сумел разглядеть, как несколько мужчин крушат изгородь загона, в котором находились отобранные для продажи лошади. Гиканьем и криками они стали выгонять лошадей из загона, и животные понеслись в разные стороны.
      Калеб прицелился и выстрелил, потом еще и еще раз. И каждый выстрел был удачным. По крайней мере троих нападающих он вывел из строя. В отдалении послышались новые выстрелы. Должно быть, Джесс. Неожиданно из темноты выскочило еще несколько всадников. Навстречу им кто-то несся во весь опор, выкрикивая боевой клич шайенов. Кейл!
      – Кейл, будь осторожен, – прокричал Калеб внуку, который въехал в самую гущу нападавших. Еще несколько людей Таттла попадали на землю, раненные Кейлом и Калебом.
      Неожиданно Кейл резко завалился набок, и пуля, предназначавшаяся ему, ранила одного из нападавших. В таком положении Кейл проскакал мимо людей Таттла и растворился в темноте.
      Калеб увидел, что оставшиеся семь-восемь человек подошли к хижине. Он вскинул ружье и похолодел от ужаса, услышав отчаянный крик Сары. Затем в хижине раздался выстрел. Калеб бросился к двери.
      – Сара! Джеймс!
      – Сдавайся, Сакс, – послышался голос. – Сдавайся, а то они умрут.
      Калеб не стал стрелять в тех, кто находился около хижины, он не мог рисковать жизнью жены и сына. Каким-то образом Таттл проник внутрь и мог привести в исполнение свою угрозу. Но что произошло? Почему Джеймс не выстрелил?
      Он услышал, как открывается дверь.
      – Иди сюда, чтобы мы могли посмотреть на тебя, Сакс, – сказал Таттл. Он снял с двери фонарь. – Выходи и положи ружье, а иначе лишишься жены и сына.
      Калеб опустил ружье и подошел к крыльцу, на котором стоял Таттл. Ружье Таттла было направлено прямо в грудь Калебу; несколько всадников тотчас же окружили его.
      – Ну, что, Джим и остальные угнали лошадей, Джо? – спросил Таттл, по-прежнему держа на прицеле Калеба.
      – Еще бы! В Мексике за них дадут отличную цену.
      Таттл ухмыльнулся.
      – Как и за женщин, – он смерил взглядом Калеба. – Я не буду повторять дважды, Сакс. Брось оружие.
      – Па, – закричал из хижины Джеймс. – Па, ружье дало осечку. – В голосе мальчика слышались слезы. – Они ранили маму.
      – Заткнись, щенок, – прорычал кто-то. Калеб был вне себя от ярости.
      – Чего ты хочешь Таттл? Ты получил лошадей, почему бы тебе не убраться отсюда ко всем чертям?
      Таттл хохотнул.
      – Ты хочешь, чтобы я убрался, да, Сакс? – Он посмотрел на одного из своих людей. – Даррил, пойди и приведи женщину. Будь с ней поаккуратней. И скажи Биллу, чтобы привел мальчишку. – Он победно посмотрел на Калеба. – Твоя цыпочка немного ранена. Неувязка получилась… Нужно будет ее подлечить перед тем, как продать мексиканцам. Думаю, мои люди не откажутся ее раздеть, чтобы извлечь пулю. – Он омерзительно заржал.
      Калеб чувствовал свое бессилие. Все произошло так внезапно, и их так много. Он не мог позволить себе нанять людей, которые охраняли бы ранчо. И вот теперь это. Боже, Сара! Что с ней?!
      Единственная надежда была на Джесса и Кейла. Только бы их никто не заметил.
      Из хижины послышалась возня, затем крики.
      – Ты бы лучше убил меня прямо сейчас, Таттл, – прошипел Калеб. – Если ты хоть пальцем тронешь мою жену и сына, то умрешь самой ужасной смертью из всех. Куда бы ты ни скрылся, я найду тебя.
      Таттл хмыкнул.
      – У твоего мальчишки что-то случилось с ружьем. Он хотел в меня выстрелить, но ружье держал слишком низко, и оно заело. А мое выстрелило, но твоя женщина заслонила собой сына, и пуля досталась ей.
      Один из людей Таттла выволок наружу визжащего и отбивающегося Джеймса.
      – Дерется, как дикая кошка. Должно быть, сказывается индейская кровь.
      Он с силой ударил мальчика по лицу.
      – Облей его виски, Джо. Поскольку он наполовину индеец, ему понравится наше виски. Пусть привыкает, к тому же это облегчит ему боль.
      Тот, которого звали Джо, откупорил бутылку и вылил содержимое на Джеймса, который закашлялся, закрывая руками голову. Бессильная ярость переполняла Калеба, ему было невыносимо видеть унижение сына.
      Из хижины вывели Сару. Калеб бросился было к ней, но Таттл приставил ружье к его груди.
      – Стой, где стоишь, индеец. Она поедет с нами. Она стоит больших денег, если удастся сохранить ее живой.
      Бесчувственную Сару посадили на лошадь впереди Джо, который придерживал ее, чтобы она не упала. Около левого плеча по ночной рубашке растекалось пятно крови.
      – Это научит тебя, как вмешиваться в мои дела, Сакс. Теперь ты знаешь, что я ничего не забываю. Ты всю жизнь будешь жалеть, что встал на моем пути. Нечего было совать свой нос, куда не следует. Сейчас мы отделаем тебя так, что ты не сможешь догнать нас. А пока будешь поправляться, можешь подумать о своей женщине, о том, что мы сделали с ней перед тем, как продать мексиканцам. И твоя красотка-дочь доставит моим людям много удовольствия.
      Джеймс застонал и попытался подняться, до Калеба донеслись крики Линды. Похоже, ей тоже приходится несладко. Хотя Линда и была из тех, с кем нелегко справиться, но все же трое мужчин оказались сильнее и, сломив ее сопротивление, тащили ее к хижине Калеба.
      Пока внимание остальных переключилось на молодую красивую полукровку, Калеб быстро подсчитал собравшихся. Семеро всадников и Хэнк Таттл впридачу. В хижине, очевидно, никого не осталось. Трое тащили Линду. Итого одиннадцать. Остальные угнали лошадей. Но ничего, их он найдет позже. Сейчас самое главное – освободить Сару и Линду.
      – Вот, молодец, Хэнк. Под халатом у нее ничего нет. За нее дадут целое состояние, если сначала она не поубивает нас.
      Все трое загоготали.
      – Там был кто-нибудь еще? – спросил Хэнк.
      – Только малыш. Мы привязали его к кровати. Давно Калеб Сакс не был охвачен таким гневом.
      Хэнк Таттл еще узнает, Что такое месть! Бедный Джон, должно быть, перепуган до смерти. Привязать ребенка к кровати!
      Таттл посмотрел на Калеба.
      – Где муж твоей дочери, Сакс?
      В это время Сара простонала имя Калеба, и Джо кулаком ударил ее в бок.
      – Мама! – закричал Джеймс, вновь пытаясь встать на ноги, но один из людей Таттла поддал ему ногой, и мальчик опять свалился на землю.
      – Муж моей дочери где-то здесь, Таттл, – прорычал Калеб. – И мой внук. Думаешь, что ты победил, но пока ты еще на моей земле, мерзавец.
      – Ничего, ты пойдешь впереди меня, а я приставлю ружье к твоей голове, и мы выберемся отсюда, а они не посмеют помешать нам. Кроме того, с нами будут обе женщины.
      Тот, которого Таттл называл Биллом, сильным ударом свалил Линду с ног и, упираясь коленом в ее спину, крепко связал ей запястья. Затем Линду перебросили поперек коня лицом вниз. Билл вскочил на лошадь и шлепнул Линду по упругим ягодицам.
      – Эта стоит целого дома шлюх, – заметил он. Калеб боялся, что гнев помутит его рассудок.
      Где же Джесс с Кейлом?
      – Сью, Джо, Билл оставайтесь здесь и сторожите женщин. Остальные должны разыскать мужа девки и щенка.
      – Кто-то проехал мимо нас, Хэнк, настоящий индеец. Он ранил Тэда и Трейса, а затем исчез, словно привидение. Вряд ли мы сможем его найти.
      – Найдите его, черт побери! – рявкнул Таттл. – Он же внук индейца! Ребенок, идиоты!
      – Кого ты называешь ребенком? – послышался голос рядом с Таттлом.
      Краем глаза Таттл увидел ружье, направленное на него из двери хижины. Кровь застыла у него в жилах, когда он услыхал, как взвели курок.
      – Брось ружье, белоглазый! Ты у меня в руках. И скажи своим, чтобы отпустили мою мать и бабушку.
      Наступило полное замешательство.
      – Лучше делай то, что сказал мальчик, – послышался еще один голос.
      – Возможно, мы не сможем убить всех, но кое-кто может считать себя трупом. Можете делать ставки на тех, кто выживет.
      Это был Джесс.
      Хэнк все еще держал ружье, направленное на Калеба.
      – Вы, двое, бросьте оружие, – предупредил он. – А то я убью Калеба Сакса.
      – Давай, – сказал ему Кейл. – Он скорее умрет, чем позволит тебе ускакать с его женой. В любом случае, ты мертвец, Таттл.
      – И еще несколько твоих людей, – подал голос Джесс.
      Калеб криво улыбнулся.
      – Они правы, Таттл. Можешь стрелять. Для меня это не имеет значения, поскольку я знаю, что ты будешь убит. Я думаю только о жене и дочери. Так что делай, что тебе говорят.
      – К черту все! – у одного из людей Таттла сдали нервы. Он приподнял коня, но выстрел Джесса свалил его на землю, а испуганный конь своим ржанием напугал остальных лошадей.
      Кейл метнул свое ружье прямо на ружье Таттла, и оно, выстрелив в воздух, упало на землю. В этот же момент Калеб бросился на Таттла и сбил его с ног.
      Джеймс бросился к матери и ухватился за нее, пытаясь стащить с лошади. Джо отбивался от мальчика, удерживая женщину, но в конце концов отпустил ее, намереваясь незаметно улизнуть отсюда.
      Вокруг началась беспорядочная пальба. Джесс ранил того, кто удерживал его жену. Испуганная лошадь забегала кругами, отчаянно брыкаясь и пытаясь сбросить с себя Линду. Джесс сделал попытку поймать лошадь за уздцы, но у него ничего не выходило. Наконец ему удалось схватить Линду за плечи. Сильными руками он стащил ее на землю и откатился вместе с нею в сторону, чтобы не попасть под копыта.
      К этому времени уже шестеро из людей Таттла лежали на земле: кто-то был мертв, кто-то ранен. Остальные ускакали в темноту. Осмотревшись вокруг, Джесс вытащил перочинный ножик и перерезал веревки на руках и ногах Линды.
      Внезапно все стихло, лишь было слышно, как Калеб яростно избивает Таттла, нанося ему все новые и новые удары. Кровь струилась по лицу Калеба: шальная пуля угодила ему в голову, но он не замечал ничего, кроме своего врага. Сильной рукой он схватил Таттла за волосы.
      – Кейл, – прорычал он. Мальчик подбежал к деду.
      – Ты ранен? Я что-то не так сделал?
      – Нет. Ты поступил правильно. Отведи бабушку в дом и дай мне твой охотничий нож.
      – Да, сэр, – Кейл вытащил нож и протянул его Калебу.
      – Пусть Линда поможет Саре. Я буду там. – Он потащил Таттла в темноту.
      Линда чувствовала, что разрывается на части. Ее мать лежала на земле, маленький сын все еще был привязан к кровати… Она беспомощно поглядела на Джесса. Он тотчас обнял ее.
      – Тебе больно?
      – Я в порядке. Просто… просто немного не в себе.
      – Что с Джоном?
      – Они не били его.
      Джесс облегченно вздохнул.
      – Все будет хорошо, – сказал он. – Я отнесу Сару в хижину, и ты оставайся с ней.
      Джесс посмотрел на Джеймса, который все еще стоял на коленях около матери.
      – Джеймс, сходи к нам и приведи Джона. Джеймс с отчаянием взглянул на Джесса.
      – Они выстрелили в нее. Они ранили маму, и это моя вина.
      – Это ничья вина, Джеймс. А теперь иди. Маленький Джон, должно быть, напуган до смерти. Мы останемся с твоей мамой. Быстрее возвращайся. Твоему отцу понадобится помощь.
      Джесс взял Сару на руки. Джеймс продолжал плакать.
      – Иди, – сказал ему Джесс. – Приведи сюда Джона.
      – Как моя бабушка? – спросил Кейл. Джесс посмотрел на огромное пятно крови.
      – Еще не знаем. Сейчас нужно отнести ее в дом.
      Он понес Сару мимо мальчиков, Линда поспешила за ним. Кейл и Джеймс посмотрели друг на друга. На одной стороне лица Джеймса был багровый кровоподтек, от него вовсю разило запахом виски, вся его одежда перепачкана грязью.
      – Джеймс, ты в порядке? – участливо спросил Кейл.
      Джеймс мрачно взглянул на него и застыл, услышав душераздирающие крики, доносившиеся из темноты. Калеб Сакс приводил в исполнение свою угрозу, и его враг умирал мучительной смертью.
      – Я в порядке, благодарю тебя. Кейл вопросительно вскинул брови.
      – Что ты хочешь этим сказать? Мы все делали, что могли.
      – Мы? – по щеке Джеймса скатилась слеза. – Я не сумел защитить их – ни маму, ни отца.
      И опять от крика Таттла у Джеймса по спине пробежал холодок. Отец еще раз доказал, что он истинный индеец. И опять мама пострадала из-за того, что Калеб Сакс – индеец, а он, Джеймс, не смог защитить ее. А положение спас Кейл, индейский внук Калеба, которым он так гордится. Кейл опять оказался на высоте.
      Джеймс круто повернулся и помчался к дому Линды, чтобы забрать Джона.

* * *

      Капельки пота выступили на лбу Калеба, и Линда протерла его лицо влажным полотенцем.
      – Ты должен позволить мне перевязать рану, отец, – сказала она, обтирая засохшую кровь с его лица.
      Калеб успел снять окровавленную одежду и немного помыться, но отказывался промывать и перевязывать свою рану. Он хотел поскорее извлечь пулю из плеча Сары.
      В комнате остались одни взрослые. Линда тщательно обмыла рану матери, и Калеб принялся за дело.
      – Боже, не хотел бы я проделать это еще раз, – прошептал Калеб.
      Он наткнулся на пулю кончиком ножа, но не смог вытащить ее с первого раза. Сара застонала от боли. Для Калеба было невыносимо думать о том, что он причиняет ей боль. Теперь он окончательно уверился в том, что следует переезжать в другое место. Здесь слишком опасно. Вокруг полно недружелюбно настроенных индейцев и преступников. Если ему не удастся найти лошадей, то этот год будет очень тяжелым.
      – Все… хорошо, Калеб, – слабо проговорила Сара. Калеб стиснул зубы. Он готов был заплакать при виде страданий жены. Он взглянул на Линду.
      – Попробуй влить ей еще немного виски. Он наклонился над Сарой.
      – Прости, дорогая. Я попробую вытащить ее на этот раз.
      Сара выдавила улыбку, с любовью глядя на мужа.
      – Я знаю, что ты стараешься… хорошо, что пуля… ничего важного не задела… и Джеймс не ранен.
      Калеб поцеловал ее в лоб.
      – Ты храбрая женщина, Сара Сакс. Ты спасла Джеймсу жизнь. Когда я думаю, что могло бы случиться…
      – Но не случилось, – прошептала Сара. – Ты только вытащи пулю и… отправляйся искать лошадей. Ты сможешь… найти их.
      Линда приподняла голову матери, и Сара сделала глоток.
      – Калеб, похоже, твоя жена… напилась в стельку, – попыталась пошутить Сара. – Я никогда еще не… была пьяной.
      Калеб грустно улыбнулся и сунул в рот Саре кусок сыромятной кожи, чтобы она могла стиснуть его зубами.
      – Продолжим.
      Он посмотрел на Джесса, которому было дано задание крепко держать ноги Сары. В свою очередь, Линда держала руки матери.
      Нож Калеба начал медленно исследовать рану.
      В соседней комнате Джеймс остро переживал за мать, с болью слушая ее стоны. Наконец, он не выдержал и пошел на чердак, чтобы не слышать мучительных звуков и заодно сменить грязную одежду. Спустя несколько минут из спальни вышел Калеб. Вид у него был изможденный, глаза налиты кровью.
      – Как ты, дедушка? – спросил Кейл. Калеб вздохнул.
      – Я буду еще лучше себя чувствовать, когда узнаю, что с Сарой все в порядке. И когда верну лошадей.
      – Я помогу тебе. Я приведу своих друзей, они помогут, а Джесс и Джеймс смогут остаться здесь. Как дела у бабушки?
      – Кажется, все в порядке, только бы не было заражения. Вот чего следует опасаться. – Дрожащей рукой он вытер со лба пот. – В жизни у меня не было тяжелее работы, – хрипло добавил он.
      Тяжело дыша, он оглядел комнату.
      – А где Джеймс?
      – Пошел к себе переодеться. Его всего облили виски.
      В глазах Калеба отразилась боль.
      – Я знаю. – Он достал рубашку из оленьей кожи, надел ее и вздохнул. – Не знаю, сможем ли мы остаться здесь, Кейл. Мне здесь нравится, но для Сары нужно найти что-нибудь получше. Может быть, мы переедем, и тебе придется решать, ехать с нами или остаться здесь.
      Мальчик кивнул.
      – Я знаю.
      Калеб внимательно посмотрел на него и впервые осознал, насколько взрослым стал Кейл для своих лет.
      – Ты хорошо сегодня поработал, Кейл, – сказал Калеб.
      Мальчик широко улыбнулся.
      – Здорово я выбил у него ружье, правда? Калеб кивнул. Его глаза потемнели от гнева.
      – Я превратил тело Хэнка Таттла в кровавое месиво. Рано утром надо, чтобы ты, Джесс и Джеймс вырыли могилы. Они не заслуживают, чтобы их хоронили, но мы не можем их так оставить. Все, что указывает на их личность, нужно собрать. Я сообщу обо всем в форт.
      Кейл посмотрел на дверь.
      – Джеймс очень страдает, дедушка. Он думает, что это он виноват во всем.
      Калеб устало потер глаза.
      – Который час?
      Кейл взглянул на часы, которые стояли на камине.
      – Три часа утра.
      Калеб запрокинул голову и вздохнул.
      – Я поговорю с Джеймсом, а вам всем лучше сейчас отправляться спать. Линда и Джесс останутся здесь и лягут на кровать Джеймса. А Джеймс поспит на подстилке.
      Калеб сжал плечо внука.
      – Спасибо тебе, Кейл.
      Он вышел из хижины и в лунном свете увидел Джеймса, который тщательно смывал грязь с лица и шеи. Как только Джеймс заметил отца, он отвернулся и стал натягивать чистую рубашку.
      – Как ты, Джеймс? – спросил Калеб.
      – Хорошо.
      – Я рад, что с тобой ничего не случилось. Жаль, что так получилось с ружьем. Раньше оно не заедало.
      Джеймс повернулся к нему, в глазах блестели слезы.
      – Почему ты не говоришь! Почему ты не скажешь, что от меня нет толку и что ты ненавидишь меня за то, что случилось с мамой?!
      Калеб покачал головой.
      – Я так не говорю, потому что это неправда.
      – Нет, это так!
      Мальчик в сердцах пнул ногой ведро с водой.
      – Кто помог тебе сегодня? Кейл! Всегда Кейл! Я много читаю, но Кейл знает жизнь не по книгам, он сможет здесь выжить, а я не смогу, па. Иногда мне кажется, что я не из этой семьи. Я боялся лошадей; я не… я не люблю находиться среди индейцев, а когда вы с мамой больше всего нуждаетесь во мне, я подвожу вас! Ты говоришь, что все в порядке и что это не моя вина. Но я виноват, па! И все это происходит потому, что мы – индейцы. Ты слышал, что они говорили, когда обливали меня этим проклятым виски? – Мальчика душили рыдания. – Я насквозь пропах… виски…
      – Джеймс, мне очень жаль… Извини, что…
      – Не надо, па. Это я должен извиняться, потому что знаю – когда я вырасту, то уеду в такое место, где нет индейцев и людей, которые нарушают законы, туда, где никто не будет знать, что я наполовину индеец. Возможно, ты привык к тому, что с тобой так обращаются. Тебе пришлось. Любой, кто посмотрит на тебя, знает, что ты – индеец и Кейл тоже. Но не я, па! Не я. Я не хочу этого. Мне… мне очень жаль, что пришлось сказать это. – Плечи мальчика затряслись в беззвучном плаче. – Мне действительно жаль, па! Но я никогда не забуду того, что случилось в Техасе; мы потеряли дом, мою собаку. А теперь то, что произошло сегодня ночью. Если у меня будет возможность, я постараюсь, чтобы это никогда не повторилось.
      Мальчик отвернулся. Калеб немного помолчал, прежде чем заговорить.
      – Джеймс, я уже говорил тебе в Техасе, что если ты откажешься от своего происхождения, то никогда не будешь счастлив. Я верю в это. Ты взрослеешь, и тебе придется самому принимать решения. – Он подошел ближе и положил руки на плечи сына. – Но хочу тебе сказать, каково бы ни было твое решение, я не перестану любить тебя, и твоя мама всегда будет любить тебя. Ты волен поступать, как тебе больше нравится. Но я твердо знаю, что если ты будешь скрывать то, что в тебе течет индейская кровь, ты никогда не будешь по-настоящему счастлив. И однажды тебе придется это признать. Иначе твоя душа никогда не будет свободной.
      – У меня нет души, – пробормотал мальчик. – Я не такой как ты, Кейл или Том.
      – Нет, ты такой же, как мы. Ты еще этого не знаешь. У каждого человека есть душа, и, если хочешь знать, душа индейца ближе всех к богу. – Он сжал плечи мальчика. – А сейчас просто верь мне, и когда я говорю, что ты ни в чем не виноват, то это действительно так. Не говори о своих переживаниях маме. Она будет страдать еще больше.
      Джеймс судорожно сглотнул.
      – Она поправится?
      – Да. Я хочу, чтобы ты помог завтра закопать тела. Затем я отправлюсь в форт, чтобы доложить о случившемся, а потом с Кейлом и его друзьями мы попробуем отыскать лошадей. Я хочу, чтобы ты остался здесь и помог Джессу сторожить нашу землю.
      – Боюсь, что от меня мало толку, – мрачно проговорил Джеймс.
      – Ты все сделаешь, как надо. Я дам тебе другое ружье, которое купил в форте несколько месяцев назад.
      На глаза Джеймса опять навернулись слезы.
      – Мама спасла мне жизнь.
      – Она поступила так, как поступила бы любая мать. Это не значит, что теперь ты всю жизнь должен извиняться перед ней за это. Мы – семья, Джеймс. Каждый отдаст свою жизнь за другого. Если бы ружье выстрелило, то ты убил бы или ранил вошедшего. Это был просто несчастный случай, Джеймс.
      Мальчик покачал головой.
      – Проклятое ружье, – пробормотал он.
      – Успокойся. – Калеб похлопал его по плечу. – Пойдем в дом и немного поспим. Тебе придется спать на полу. На твоей кровати будут спать Линда и Джесс. Сегодня надо быть всем вместе.
      – Па? – Джеймс опустил голову. Калеб ждал.
      – Извини, если я причинил тебе боль… потому что не хочу быть индейцам. Я… – Он сглотнул. – Я люблю тебя, па. Но мне кажется, что… во мне нет того, что есть в тебе.
      Калеб почувствовал странную боль в сердце.
      – Когда-нибудь ты найдешь свое место в жизни и отыщешь в себе то, что есть во мне. Я верю в это.
      Калеб повернулся и пошел к дому, чувствуя себя совсем старым и уставшим. Что еще мог он сказать сыну? Какие слова отыскать? Он вошел в спальню, где слышалось тяжелое дыхание Сары, погруженной в глубокий сон.
      – Боже, а если бы пуля попала чуть ниже, чуть левее! Или если бы Сара не заслонила собой Джеймса!
      Калеб уже похоронил в Техасе двух сыновей и не смог бы перенести еще одну потерю.
      Он встал на колени около кровати, взял жену за руку и беззвучно заплакал.

      Том не мог припомнить более приятного момента в своей жизни, чем этот – мягкие летние сумерки, беседка, увитая розами, рядом с ним сидит Хуанита. Воздух напоен ароматом роз, ни одна мошка не тревожит покой человека. Есть ли еще на земле такое место, как Калифорния? Том уже знал, что здесь люди боятся лишь одного – землетрясения. Но не так уж и трудно оказалось привыкнуть к толчкам, которые время от времени сотрясали землю, не нанося при этом существенных разрушений.
      Снаружи беседки сидела Луиза, служанка Хуаниты, которая всегда сопровождала девушку, Том, улыбаясь, смотрел на Хуаниту, она постоянно отворачивалась, как будто боялась, что он прочтет желание в ее взгляде.
      – Мне хотелось бы остаться с тобой наедине, – проговорил Том, страстно желая обнять и поцеловать ее.
      Хуанита нервно теребила кружево, которым было расшито ее платье.
      – Мне тоже, – смущенно сказала она. – Я… мне доставляет удовольствие видеться с вами, сеньор Сакс. Мы столько узнали друг о друге. Мы с вами словно… хорошие друзья. Но мне… хотелось бы остаться с вами наедине. – Румянец залил ее щеки.
      Том улыбнулся и осторожно погладил ее волосы, чтобы не увидела Луиза.
      – Ты так красива, Хуанита. Надеюсь, ты будешь встречаться со мной до тех пор, пока я не смогу… – он набрал в легкие побольше воздуха, надеясь, что его слова не испугают ее. – Пока я не смогу жениться на тебе.
      Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
      – Сеньор Сакс, – прошептала она. В ее голосе слышалось удивление.
      – Перестань меня так называть. Я – Том. Их глаза встретились.
      – Это правда? Вы хотите жениться на мне? Том покосился на Луизу, которая читала книгу.
      – Правда, – едва слышно прошептал он. – Но мне кажется, что просить согласия твоего отца еще слишком рано. Только… – Он скользнул взглядом по ее груди, туго обтянутой лифом розового платья. – Только очень тяжело ждать. Каждую ночь я думаю о том, чтобы сделать тебя моей женой, Хуанита. Я становлюсь старше, и мне необходимо создать семью.
      Девушка залилась краской и потупила взор. Как ей хотелось, чтобы он поцеловал ее. Она почти ничего не знала об отношениях между мужчиной и женщиной. Мысль о том, чтобы стать чьей-то женой одновременно волновала и пугала ее. Хотя Том пробуждал в ней желания, которые она до этого не испытывала.
      – Я сочту за честь быть вашей женой и подарить вам детей, – смущенно проговорила она, не отрывая взгляда от своих коленей. – Когда я думаю о том, что вы потеряли свою первую жену, мне становится грустно. Вы так долго живете без женской любви. – Она подняла на него глаза. – Я иногда плачу из-за вас. Теперь я знаю вас, сеньор… я хотела сказать… Том. Теперь я знаю тебя так хорошо, мы о многом говорили, и я стала старше, мудрее. Ты хороший человек. Мой отец знает это. Возможно, он…
      Их взгляды встретились. Том чувствовал, как горячая волна желания заполняет все его тело.
      Как бы ему хотелось прижать девушку к себе, ощутить прикосновение ее упругих грудей, вкусить сладость ее губ, а больше всего – сделать ее женщиной, научить искусству любви.
      – Я подожду еще немного. – Он взял ее за руку. – Я хочу тебя с того самого дня, как только тебя увидел, Хуанита. – Он старался говорить как можно тише, чтобы Луиза не смогла услышать его слов. – А теперь, когда я лучше узнал тебя, я понял, что люблю тебя. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной.
      Она как зачарованная смотрела в его глаза и вдруг почувствовала, что больше не боится его взгляда.
      – Я тоже хочу быть всегда с тобой.
      – Хуанита, время истекло, – окликнула девушку Луиза.
      – Да, Луиза. Еще минутку! – Хуанита посмотрела на Тома. – Время летит так быстро, – прошептала она. – Терпеть не могу расставаться с тобой.
      Том пожал ей руку.
      – Я счастлив, Хуанита, что ты согласна стать моей женой. Должен тебе сказать, что мне придется уехать на некоторое время, но когда я вернусь, то поговорю с твоим отцом.
      – Уехать? Куда?
      – Я собираюсь поехать в Сан-Франциско. Твой отец говорит, что кое-кто там разводит редкую породу лошадей. Я должен выбрать хорошего жеребца и кобылу.
      Девушка слегка покраснела. Жеребец и кобыла предназначались для выведения потомства. Ей раньше доводилось видеть случку лошадей. Интересно, как это происходит у людей? Девушка взглянула на Луизу, которая продолжала сидеть на месте. Затем Хуанита встретилась с глазами Тома.
      – Ты надолго уедешь?
      Том вздохнул и погладил ее руку.
      – Трудно сказать. Думаю, на пару недель, не больше.
      Она накрыла ладонью его руку.
      – Я буду скучать.
      Том убедился, что Луиза не смотрит на них, затем наклонился и поцеловал Хуаниту в губы. Он не сразу оторвался от нее, желая сохранить ощущение ее нежных губ. Как бы ему хотелось целовать ее до тех пор, пока она полностью не подчинится его страсти.
      Хуаните показалось, что внутри нее запылал огонь. Она закрыла глаза и не открывала их даже тогда, когда он оторвался от ее губ.
      – Я люблю тебя, Хуанита, – едва слышно прошептал Том.
      Она открыла глаза и улыбнулась, трепеща от новых волнующих ощущений.
      – Я тоже люблю тебя, – прошептала она в ответ и густо покраснела. – Я давно хотела тебе сказать об этом. Мне кажется, я полюбила тебя в тот момент, когда увидела, как ты въезжаешь на ранчо моего отца в поисках работы. Но, должно быть, ты считал меня ребенком.
      Он ласково дотронулся до ее щеки.
      – Ты вовсе не ребенок, Хуанита. Ты красивая юная девушка. Когда я женюсь на тебе, ты станешь настоящей женщиной и тебе никогда не придется бояться меня.
      Она сжала его руку и улыбнулась со слезами радости на глазах. – Я верю тебе.
      Он улыбнулся в ответ, его обворожительная улыбка сводила ее с ума.
      – Мы будем вместе, Хуанита. И очень скоро. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы так было.
      Она кивнула.
      – Хуанита, нам пора уходить, – поднимаясь, сказала Луиза.
      Хуанита не отрывала взгляда от лица Тома.
      – Пусть поездка будет удачной. Я помолюсь за тебя.
      Он сжал ее руку.
      – Не уходи далеко от дома. Держись подальше от Эмануэля Идальго. Он – ревнивый и завистливый. Я ему не доверяю, но он ничего не сможет сделать, если ты будешь рядом с отцом. Если бы я не был уверен в твоей безопасности, то не уехал бы.
      Любовь переполняла ее сердце. Хуанита чувствовала, что Том готов умереть ради нее.
      – Ты прекрасно знаешь, как отец сторожит меня, – засмеялась она.
      Том закатил глаза.
      – О, да!
      Они поднялись со скамьи, и Том еще раз нежно сжал ее руку.
      – Я уезжаю рано утром. Возможно, мы не увидимся до моего возвращения. Я буду мечтать о встрече с тобой. Мы будем вместе. Обещаю тебе.
      – Пойдем, Хуанита. – Луиза взяла девушку за руку. Ей нравился Том, но ей также нравилась и ее работа. Она знала о чувствах Хуаниты и хотела бы хоть ненадолго оставить влюбленных наедине, но она должна была подчиняться приказам хозяина.
      – До свидания, Том, – сказала Хуанита, неохотно выпуская его руку.
      Том кивнул на прощание. У него появилось какое-то странное предчувствие беды. Он осмотрелся. Ему чудилось, что за ними наблюдает Эмануэль Идальго. Но этого не могло быть. Идальго уехал пару дней назад, и Том даже не знал, где он находится. Кажется, никто не знал.
      Том посмотрел вслед Хуаните, любуясь ее тонкой талией и мысленно представляя девушку обнаженной. Он нисколько не сомневался, что без одежды она выглядит просто божественно. Не зря Идальго так бесился. Все-таки хорошо, что его сейчас нет на ранчо. Так Тому будет спокойнее в разлуке с Хуанитой. Возможно, Идальго вообще не вернется сюда. Наверное, понял, что у него ничего не выйдет с девушкой. Но, зная болезненное самолюбие Идальго, Том все же сомневался в том, что тот так легко сдался. А что касается Тома, то он решил жениться на Хуаните как можно скорее, чтобы раз и навсегда положить конец притязаниям Эмануэля Идальго.

* * *

      Калеб остановил своего коня. Вокруг него собрались десять воинов шайенов. Все они были молоды и жаждали помочь такому прославленному воину, как Голубой Ястреб. Индейцев очень разозлило нашествие солдат, которые приостановили летнюю миграцию шайенов из-за войны с Мексикой и из-за нападений отдельных индейцев на торговый путь в Санта-Фе. Южные шайены отвергали все обвинения в свой адрес и не желали расплачиваться за то, что сделали индейцы других племен, но к ним никто не прислушивался. Поэтому большинство молодых шайенов слонялись без дела вокруг форта Бента, не имея возможности двигаться на север. Когда Кейл поведал им о том, что случилось на ранчо, они с большим рвением взялись за поиски украденных лошадей.
      Калебу был понятен их гнев и недовольство. Индейцы считали своей эту землю и не желали покидать ее. Он знал, что шайены будут сопротивляться и отстаивать свои права. Наверное, Кейл навсегда останется с ними. Да, его внук умчится вдаль вместе с шайенами, чтобы никогда не вернуться. И часть души Калеба Сакса тоже унесется вместе с ним.
      Один из молодых индейцев указал на двух всадников, показавшихся вдали. Калеб кивнул, он знал, что это возвращаются Кейл и его друг, которые отправились на поиски лошадей сразу же после нападения на ранчо. Сам Калеб выждал еще два дня; ему очень не хотелось покидать Сару, но он также не хотел упустить возможность отыскать лошадей и продать их полковнику Керни. Прошло почти три дня, как он покинул ранчо; они проехали на север около пятидесяти миль, следуя по отметкам, оставленными Кейлом и его другом. И вот, наконец, Кейл что-то обнаружил.
      – Дедушка, мы нашли их! – победно заорал он, затем знаками показал остальным, что там много людей и много лошадей. Индейцы закивали.
      – Хопо! Хопо! – восторженно вскричал один из них.
      – Тихо! – охладил его пыл Калеб. – Мы должны быть осторожными, – пояснил он на языке шайенов. – Нужно спрятаться и дождаться темноты. Ночью они нас не ожидают. – Он повернулся к Кейлу: – Сколько там человек?
      – Около шести. Я слышала, как они спорят о том, что делать с лошадьми. Они ждали того, кого зовут Хэнк Таттл, но теперь они знают, что он не придет. – Кейл усмехнулся. – Если бы они знали, что ты с ним сделал, то бежали бы с поджатыми хвостами быстрее ветра. – Он повторил свои слова на языке шайенов, и молодые индейцы дружно засмеялись, с уважением глядя на дедушку Кейла.
      – Думаешь, они подождут еще один день? – спросил Калеб.
      Кейл утвердительно затряс головой.
      – Я подобрался к ним совсем близко и все слышал. Они такие глупые! Даже не знали, что за ними следят. Я мог запросто схватить кого-нибудь из них.
      Мальчика прямо распирало от гордости. Он чувствовал себя совсем взрослым и действовал как настоящий воин. Он видел, с каким одобрением смотрят на него индейцы, и сейчас больше чем когда-либо хотел жить среди них.
      Калеб сделал всем знак следовать за ним в небольшое ущелье, где их никто не заметит.
      – Мы останемся здесь до захода солнца. – Затем он предложил индейцам табак. – Я благодарен вам за помощь.
      Привязав лошадей, индейцы с готовностью взяли угощение: кто стал жевать, а некоторые принялись набивать трубки. Друг Кейла попросил виски.
      – Я не взял с собой виски, – покачал головой Калеб. – Огненная вода – это очень плохо. Мужчина становится слабым и совершает глупые поступки. Индеец сжал кулак.
      – Виски дает силу. Мужчина становится сильным и храбрым!
      – Это только кажется. Почему же тогда вас пытаются споить? Для того, чтобы вы стали слабыми и не смогли как следует сражаться. Индейские воины превращаются в женщин. У меня угнали лошадей из-за того, что я запретил одному торговцу продавать вам плохое виски. Зачем мне было подставлять под удар свою семью, если бы я не был уверен в том, что виски вредно для индейцев?
      – Он говорит правду, – подтвердил Кейл слова деда. – Мой дедушка любит шайенов.
      Индеец пожал плечами.
      – А что нам остается? Нам не дают свободно разъезжать повсюду, охотиться. А бутылочка виски дает ощущение счастья.
      – Это фальшивое счастье. Торговцы дурачат вас. Они ваши враги, запомни это.
      Индеец вздохнул и приступил к боевой раскраске.
      – Сегодня мы будем воинами. – Он обмакнул палец в кожаный мешочек с краской и провел по щеке красную линию.
      – Убивайте только по необходимости. Солдаты знают, что вы все помогаете мне отыскать лошадей. Если вы будете намеренно убивать этих людей и снимать скальпы, то у вас и у меня будут большие неприятности. Керни не смог выделить мне людей, поэтому я взял вас. Не подведите меня. Не делайте так, чтобы о шайенах плохо отзывались. Думаю, что нас достаточное количество, чтобы испугать их, особенно сейчас, когда они обеспокоены тем, что Таттл так и не появился. Мы прогоним их и заберем моих лошадей, а в награду вы получите еду и табак. Я не могу дать больше.
      – Мы рады, что нашлось занятие для нас, сказал один из индейцев. – Это лучше, чем сидеть без дела.
      Калеб набил трубку табаком.
      – Если бы моя жена не была ранена, я отправился бы с вами немного поохотиться. Но мне нужно вернуться к ней.
      Один из индейцев лукаво улыбнулся.
      – Как так получилось, что Голубой Ястреб женат на белой женщине?
      Калеб выпустил колечко дыма.
      – Это длинная история. Но ее сердце такое же верное и доброе, как у любой краснокожей женщины. Когда-нибудь рядом с каждым из вас будет любящая женщина, и вы поймете меня.
      – А правда, что однажды у тебя была жена-шайенка?
      Сердце Калеба заныло. Сколько лет прошло с тех пор, как он полюбил и женился на Ходячей Траве? Должно быть, больше тридцати.
      – Да, она была моей первой женой. Я был очень молод, не старше большинства из вас. Она мать моего старшего сына, Тома. – Он обвел их глазами и улыбнулся, видя, как они внимательно слушают. Индейцы любят рассказывать и слушать истории. О воине-индейце Голубом Ястребе ходило много разных легенд, и Калеб не сомневался, что сейчас молодые индейцы видят в нем сверхчеловека. – Вам понравится Том. Он – настоящий индеец, как Кейл. И он очень красив, потому что его мать была очень красивой женщиной.
      Наступило молчание. Наконец один из индейцев отважился спросить.
      – Из-за нее ты сражался с индейцами племени кроу, да? Ведь это они убили твою первую жену?
      Калеб кивнул, удивляясь, что горе тех дней все еще живо в нем. Казалось, будто это случилось вчера. В его голубых глазах сверкнул холодок ненависти.
      – Жажда мести была так велика в моем сердце, что я едва соображал, что делаю. Я один выступил против племени кроу. Но я допустил ошибку, и все из-за огромной ненависти. Я не помолился духам перед тем, как напасть, и не обращал внимания на знаки, которые духи посылали мне. И поэтому был тяжело ранен и едва не умер. – Он внимательно посмотрел в лицо каждому. – Помните! Никогда не вступайте в бой без молитвы и жертвоприношения. Ваша душа должна испросить у Махео согласия, и он вам укажет верный путь.
      Кейл показал всем свое ожерелье.
      – Дедушка дал мне его, когда я родился. При рождении он получил ожерелье от своей матери. Она умерла, и он никогда не знал ее. Прошло уже пятьдесят зим. Это ожерелье обладает магическим свойством. Оно помогло моей матери отыскать своих родителей. Ожерелье дает мне силы и здоровье; наступит день, и я передам его своему сыну.
      Друг Кейла по прозвищу Десять Звезд закончил раскрашивать лицо и обратился к Калебу. – Ты участвовал в Танце Солнца?
      – Да. Мне было столько же, сколько тебе сейчас. Десять Звезд кивнул и важно произнес:
      – На следующее лето я собираюсь пройти испытание на ритуале Танца Солнца. И Кейл тоже. Тогда нас все будут считать настоящими мужчинами, настоящими воинами.
      Калеб взглянул на Кейла. Сейчас было неподходящее время для того, чтобы говорить с внуком о ритуале. Он не хотел протестовать в присутствии друзей Кейла, но знал, что Линда будет вне себя от ярости, когда узнает, что ее сын собирается подвергнуть себя мучительному испытанию.
      – Хорошо, – сказал Калеб к облегчению Кейла. – Я буду гордиться тем, что Кейл примет участие в ритуале, хотя знаю, какую боль и страдание ему придется испытать. Танец Солнца – это то, что вы не забудете никогда. У вас появится сила и стойкость духа, которую вам не даст никакая огненная вода. Сила появится изнутри, Десять Звезд. А сердце закалится после того, как тело вынесет боль. У вас возникнет видение, и вы будете знать, что делать со своей жизнью.
      Калеб прислонился к подножию скалы и закрыл глаза.
      – А сейчас всем следует отдохнуть. Сегодня ночью нам надо быть бесшумными, быстрыми и невидимыми. Сегодня ночью мы вернем лошадей.
      Все беспрекословно подчинились. Среди шайенов всегда было сильно уважение к старшим, особенно к таким, как Голубой Ястреб. Да, он жил среди белых, но сердцем всегда был с шайенами, и все старейшины предсказывали, что он вернется к ним.

* * *

      Capa проснулась от прикосновения Калеба. Он наклонился над ней, и она уловила запах пыли, исходивший от его одежды.
      Лицо его тоже было в пыли, значит, он сразу пришел к ней, даже не успев помыться после возвращения.
      – Калеб! Как ты?
      Он улыбнулся и нагнулся еще ниже.
      – Это я должен задать тебе такой вопрос. Линда сказала, что прошлой ночью у тебя был жар.
      – Сейчас нет. Утром я даже смогла сесть и как следует позавтракать.
      Он поцеловал ее.
      – Хорошо. Замечательно!
      – Ты вернул лошадей? Кто-нибудь ранен?
      Его голубые глаза засветились мальчишеской радостью.
      – Я вернул их. Кейл с другом выследили людей Таттла. Они разбежались как кролики, когда услышали вопли индейцев и стрельбу. Никто не ранен. Но боюсь, мне придется опять оставить тебя, хотя к ночи я постараюсь вернуться. Я собираюсь узнать, на месте ли еще Керн. Возможно, я смогу продать лошадей ему.
      Сара погладила его по пыльной щеке.
      – О, Калеб, ты, должно быть, очень устал. Тебе лучше заночевать в форте, а утром вернуться.
      – Нет. Меня достаточно долго не было дома. Я ужасно за тебя волновался. Я сожалею о том, что произошло с тобой. Ты меня страшно напугала, Сара.
      Сара улыбнулась.
      – Ты всегда говорил мне, что я сильная.
      Калеб обнажил ее плечо и с облегчением увидел лишь маленькое пятнышко крови на марлевой повязке.
      – Когда я вернусь, то как следует посмотрю твою рану. Нужно будет тренировать руку. – Он поцеловал ее плечо.
      – У меня будет безобразный шрам?
      – Не слишком безобразный. Кроме того, женщина, разве мало ты смотрела на мои шрамы? Один небольшой шрам ничего не значит.
      – Но молодость уходит… И еще этот шрам…
      – Сара, неужели ты думаешь, что это имеет для меня значение? Даже если бы они отрезали тебе нос, я бы не перестал любить тебя. А теперь отдыхай. Хватит говорить о шрамах. Для меня ты всегда красива. – Он нежно поцеловал ее. – Я приеду поздно ночью и постараюсь не будить тебя. Я тихонько залезу под одеяло, обниму тебя и крепко усну. Каждый раз, когда я далеко от тебя, я только об этом и мечтаю.
      Он еще раз поцеловал ее.
      – Возвращайся скорее, – прошептала Сара. Калеб мысленно поблагодарил духов за то, что они помогли ей исцелиться.
      На мгновение их глаза встретились.
      – Я увезу тебя отсюда, Сара. Если зимой с твоим здоровьем все будет в порядке, мы поедем в Калифорнию. Я думаю об этом все чаще, и мне кажется, что там тебе будет намного лучше.
      – Не надо так переживать, Калеб. Я хорошо себя чувствую. Мы можем остаться здесь, в Колорадо, и все будет прекрасно.
      – Я так не думаю. Торговля с Санта-Фе практически прекратилась. Кто знает, когда она возобновится? А нападение шайенов! Мне все это не нравится. Жизнь здесь становится не легче, а все труднее.
      Сара улыбнулась мужу.
      – Калеб, пожалуйста, перестань волноваться. Поезжай в форт, а потом мы поговорим.
      Он еще раз поцеловал ее.
      – Как там Джеймс?
      На глазах Сары выступили слезы.
      – Я больше переживаю за него, чем за себя. Он так страдает, Калеб. Я чувствую, что в этом я тоже отчасти виновата.
      – Нет, дорогая, с тобой это не связано. Все намного сложнее. Я говорил с ним в ту ночь, но был слишком озабочен твоим ранением. – Он вздохнул. – Я поговорю с ним еще раз, когда вернусь. Отдыхай.
      – А с Кейли все в порядке? Калеб, улыбаясь, выпрямился.
      – За него можно не волноваться. Он – сущий дьяволенок. Боюсь, что мы редко будем его видеть. Его ничем не удержать, Сара.
      – Я знаю.
      Оба прекрасно понимали, что еще один птенец собирается покинуть свое гнездо.
      – Они взрослеют и покидают нас, Калеб, и мы с гобой останемся совершенно одни, – мягко сказала Сара.
      В его глазах промелькнула боль. Сколько лет они были в разлуке. Потеряны лучшие годы. Теперь нужно делать все, чтобы наверстать упущенное.
      Он хотел было что-то сказать, но передумал, просто повернулся и вышел из комнаты.

      Калеб снял одежду, радуясь тому, что в форте ему удалось как следует вымыться. Конечно, пришлось немного задержаться, но зато он вымыл голову и оттер глубоко въевшуюся в кожу грязь. Он удачно сторговался на рынке и приобрел новый отбеленный костюм из оленьей кожи.
      Линда и Джесс спали на чердаке. Они всегда оставались с Сарой, когда Калеб куда-нибудь уезжал. И поскольку у них не было твердой уверенности, что Калеб вернется сегодня ночью, Линда не рискнула оставить мать одну в доме. Джеймс, который ездил вместе с отцом, смертельно устал и быстро уснул на полу, а Кейл, к огромному разочарованию Линды, остался в форте со своими друзьями-индейцами.
      Калеб отодвинул занавеску на двери и еще раз взглянул на спящего Джеймса. Во время поездки Джеймс опять немного повздорил с Кейлом. Калеб пытался поговорить с сыном, но безуспешно, и почти весь обратный путь они проделали молча. Жаль, что у него не было той близости с младшим сыном, была у него с Томом.
      Калеб вздохнул, думая о том, что еще можно сделать. Скорее всего, ничего. Возможно, время расставит все на свои места и Джеймс окончательно определится, с кем он. Вряд ли кто-нибудь лучше Калеба знает, что значит жить между двух миров. Возможно, для Джеймса это еще труднее, потому что он выглядит белым.
      Калеб посмотрел на Сару. Какая она красивая! Для него она всегда останется такой. Неужели Джеймс винит его в том, что он сделал невыносимой жизнь матери? Но он не нуждается в обвинениях и упреках; он сам постоянно испытывает перед ней вину. Он любит ее, но мир устроен так, что индеец не может любить белую женщину и при этом оставаться счастливым.
      Он попытался отбросить грустные мысли и думать о хорошем. По крайней мере, Сара поправляется, и ему удалось продать лошадей полковнику Керни. Он накупил продуктов и привез Саре подарок – красивую брошь из слоновой кости и золота, которая стоит целое состояние. Калеб не часто тратил деньги на то, что не было в действительности необходимо, но он хотел сделать Саре приятное. Он до сих пор не опомнился от того, как ему пришлось ковыряться в ее ране, отыскивая злосчастную пулю, причиняя при этом Саре мучительную боль.
      Калеб погасил фонарь, заботливо оставленный для него Сарой, и осторожно залез под одеяло. Сара тихо застонала во сне и придвинулась ближе. Калеб не удержался и обнял жену, чувствуя ее нежное тело под тонкой ночной рубашкой. Сара проснулась и повернулась к нему.
      – Калеб, который час? Он поцеловал ее в щеку.
      – Очень-очень поздно. Я не хотел будить тебя, – прошептал он.
      – Ничего. По крайней мере, все закончилось, и ты дома.
      Он погладил ее густые волосы.
      – Это точно. Теперь можно спать. Утром поговорим. – Калеб вытянулся на спине и вздохнул. – Просто не верится, что ты так быстро поправляешься. Прошло всего девять дней. Хорошо, что все обошлось.
      Сара протянула руку и погладила его грудь.
      – Калеб, я… – слезы хлынули у нее из глаз. Встревоженный Калеб приподнялся на локте, глядя на нее.
      – Сара, что случилось?
      Слезы душили ее, она не могла говорить. Калеб осторожно обнял жену, стараясь не задеть раненое плечо. Он ждал, пока она заговорит.
      – Просто… запоздавшая реакция, – наконец прошептала она. – Это мог быть ты или Джеймс. Слава богу, что никто из семьи не пострадал.
      Он нежно поцеловал ее.
      – Не плачь, Сара. Я не выношу, когда ты плачешь. И самое худшее, что именно я – причина этих слез.
      – Нет, Калеб. Это неправда. Ты – мое счастье. – Сара погладила его по щеке. – Люби меня, Калеб, – прошептала она.
      Он взял ее руку и поцеловал ладонь.
      – Ты еще недостаточно окрепла.
      – Ты будешь осторожен. Если плечо не трогать, то оно почти не болит. Я хочу убедиться, что ты действительно здесь и все в порядке.
      Улыбнувшись, он погладил ее по волосам.
      – Да, я действительно здесь и все в полном порядке. Тебе нужен отдых, Сара.
      – Пожалуйста, – настаивала она. – Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью.
      Калеб достаточно хорошо знал свою любимую, чтобы представить, как она покраснела от этих слов. Несмотря на годы, прожитые вместе, Сара никогда не проявляла инициативы в постели и была крайне стыдлива. Он подавил в себе желание подразнить ее, боясь смутить ее или обидеть.
      Его рука медленно поползла вниз и стала ласкать интимные места Сары.
      – Ты уверена?
      – Да, – едва слышно ответила Сара, слабея от его прикосновения.
      Она наклонилась и поцеловала его мускулистую грудь.
      – Я хочу, чтобы ты вошел в меня, Калеб.
      Сара знала, что ее слова звучат бесстыдно, но была уверена, что муж правильно поймет ее. Калеб испытывал возбуждение от близости обнаженного тела Сары, и через несколько мгновений они слились воедино.
      Калеб старался не давить своим весом на Сару и, опираясь на колени, принял такое положение, чтобы ей оставалось только лежать и наслаждаться. Он почувствовал, что Сара близка к оргазму, тогда он крепче сжал ее бедра и чуть приподнял. Она прерывисто задышала и стала содрогаться в сладостной муке.
      Для Калеба не было большей радости, чем доставлять удовольствие любимой женщине. Он не замечал своей многодневной усталости, не замечал, как болит все тело. Сейчас это не имело значения.
      – Я люблю тебя, Сара, – простонал он, чувствуя, как его жизнь толчками вливается в нее.
      Опустошенный, он приник к жене и уткнулся носом в нежную впадинку у ее шеи. Затем он обеспокоенно спросил:
      – Как ты себя чувствуешь? Внезапно на нее навалилась усталость.
      – Все хорошо, – сонно ответила она. – Я люблю тебя.
      Калеб заботливо накрыл жену одеялом и погладил ее светлые волосы. Порой Сара напоминала ему маленькую девочку, которая искала утешения и защиты в его крепких руках. Вот и сейчас она мирно заснула в его объятиях. Калеб подумал о своем подарке. Завтра он преподнесет жене брошь.

* * *

      Хуанита прижала к груди четки, молясь о том, чтобы Тому сопутствовала в поездке удача. Прошло всего пять дней, но Хуаните казалось, что она не видела Тома целую вечность. Все эти дни Хуанита была охвачена смутным беспокойством, исчезла прежняя безмятежность. Хуаните казалось, что на ранчо что-то происходит, и она не могла понять, было ли это в действительности или ей все это чудилось в связи с отъездом Тома.
      В последние дни Луиза что-то говорила насчет «американос», которые предъявили свои требования. Вроде бы американцы хотят воевать с калифорнийцами, что само по себе казалось Луизе концом света. Отец Хуаниты считал, что его дочери не о чем беспокоиться, и поэтому ничего ей не рассказывал, но Хуанита чутьем угадывала его озабоченность. Из-за того, что она ничего не знала, ее охватывал какой-то суеверный страх и дурное предчувствие. Если бы Том был рядом! Она даже согласна бежать вместе с ним, но, как порядочный человек, Том хочет, чтобы все было по правилам. Когда он вернется, то попытается убедить отца в том, что им следует пожениться.
      Хуанита подошла к зеркалу и поправила на груди зеленое платье из хлопка. Затем решила спуститься вниз. Возможно, если она первая поговорит с отцом, то Тому будет легче просить ее руки. В доме царила тишина. Она прошла через крыло, в котором находились спальни, спустилась вниз и по прохладному коридору направилась к кабинету отца. Хуанита знала, что он там.
      Утро было чудесным. Сквозь открытые окна доносилось пение птиц, а цветущие розы распространяли свой дивный аромат. Но несмотря на всю эту красоту, на душе у девушки было тревожно. Необъяснимое предчувствие чего-то ужасного не оставляло ее. Глубоко вздохнув, она постучала в дверь и услышала голос отца.
      – Войдите!
      Девушка медленно открыла дверь и заглянула внутрь.
      – Что тебе, Хуанита? Я занят.
      – Отец, я… я хочу поговорить с тобой… о Томе.
      Он положил на стол ручку и откинулся на спинку кресла. Его темные глаза пытливо посмотрели на девушку.
      – Ты пришла сказать мне, что любишь его и что он любит тебя.
      Она с удивлением взглянула на него. Ее щеки залил густой румянец.
      – Как ты узнал?
      Антонио Гальвес грустно улыбнулся.
      – Я тоже был когда-то влюблен в твою мать. Кроме того, я спрашивал Луизу о ваших свиданиях.
      Хуанита потупилась.
      – Я думаю, что когда Том вернется… он попросит твоего разрешения жениться на мне, отец.
      Гальвес вздохнул.
      – Боюсь, что мне придется ему отказать, Хуанита. Ты еще слишком молода, наверное, я сделал ошибку, позволив вам видеться. Он как раз в таком возрасте, когда мужчина заводит семью.
      Она посмотрела отцу прямо в глаза.
      – Отец, но я люблю его! Некоторые женщины выходят замуж еще раньше, чем я! Пожалуйста, дай согласие!
      От отчаяния у нее на глазах выступили слезы. Гальвес поднялся из-за стола.
      – Тебе не следует обсуждать со мной подобные вещи, Хуанита. Мы с Томом сами разберемся. Я понимаю твои чувства, но ты не так давно знаешь его, чтобы быть полностью уверенной в том, что любишь его. Через год…
      Его слова были прерваны стрельбой. Он нахмурился и поспешил к окну.
      – Рамон! Что это? – окликнул он одного из своих работников. Гальвесу показалось, что Рамон не спешит с ответом.
      – Не знаю, хозяин, – наконец выдавил он. – Пойду посмотрю.
      – Давай и побыстрее! – Гальвес отвернулся от окна и не увидел, как Рамон, взяв наперевес ружье, направился в дом.
      – Возвращайся в свою комнату, Хуанита! Как бы не было беды.
      Не успела девушка сделать и шага, как дверь с шумом отворилась и на пороге возник Эмануэль Идальго с ружьем в руках.
      – Эмануэль! – Гальвес подошел ближе. – Что происходит?
      В глазах Идальго появился хищный огонек. Он злобно улыбнулся, и у Хуаниты по спине пробежал холодок.
      – Я решил, что мне надоело ждать еще год или, возможно, дольше. Мне сейчас нужна твоя дочь и твоя земля!
      Он вошел в комнату, целясь прямо в грудь Галь-веса. Позади него показались на пороге еще два человека.
      У Хуаниты от волнения и страха затряслись ноги и зазвенело в ушах. Эмануэль с вожделением пожирал ее глазами.
      – Я ничего не понимаю, Эмануэль, – сказал Гальвес. – Убери ружье.
      Тот окинул его презрительным взглядом.
      – Ты уже достаточно командовал мной, сеньор Гальвес, – процедил он. – Я понял, что ты не посчитал меня достойным быть членом твоей семьи. Тогда я сказал себе, что, возможно, из этой заварухи с «американос» я извлеку для себя выгоду. И я договорился с ними: я дам им кое-какую информацию, а в награду получу кусок твоей земли и твою дочь. Они с радостью согласились. Ведь у Антонио Гальвеса много земли, много скота и лошадей, и вот я здесь, чтобы помочь покончить с богатыми.
      Наступила напряженная тишина, и все услышали отдаленные выстрелы, доносившиеся с окрестных холмов. Внезапно где-то в доме раздался пронзительный крик Луизы. Женщина в панике бежала по коридору, пытаясь найти Хуаниту.
      – Заткнись, толстуха, – послышался чей-то окрик. Кто-то сильно ударил Луизу, и крики стихли. Хуанита вся покрылась холодным потом и затравленно осмотрелась, не зная, куда бежать. Антонио Гальвес потянулся к открытому ящику стола, и тут же раздался выстрел Эмануэля. Гальвес грузно осел и стал медленно сползать по стене.
      – Отец! – Хуанита не могла поверить в случившееся. Она склонилась над окровавленным телом. – Отец! Отец!
      – Ты… ты была права… дочка, – прохрипел Гальвес. – Том, он придет… Беги с ним.
      Он дернулся всем телом. Хуанита протянула к нему руки, но кто-то грубо схватил ее и заставил выпрямиться. Эмануэль приставил к ее горлу все еще горячее дуло ружья, плотоядная улыбка не покидала его лица.
      – Теперь ты наконец моя, донна Хуанита Розанна Гальвес де Сонома.
      Хуанита попыталась вырваться, но он еще крепче сжал ее руку.
      – Но сначала я должен кое-что сделать, дорогая Хуанита. Мои люди отведут тебя в спальню дожидаться меня. – Идальго передал ружье одному из своих сопровождающих, заломил ей руки за спину и впился в ее губы жадным поцелуем.
      Она отчаянно сопротивлялась, но Идальго прижался к ней ртом так, что зубами прокусил ей губы. Наконец он отпустил ее и отшвырнул от себя на пол.
      – Уведите ее наверх, – приказал он. – Разденьте и привяжите к кровати. – Он грозно зыркнул глазами. – Не прикасайтесь к ней! Я буду первым. Того, кто тронет ее, я убью на месте!
      Хуанита попыталась встать.
      – Том Сакс… придет, – прорыдала она. – Он убьет тебя за это!
      – Твой возлюбленный не сможет успеть вовремя, – скривил губы Эмануэль. – Кроме того, он тебя не любит. Единственное, что ему надо – это залезть тебе под юбку. Но только, первым буду я! Когда он узнает об этом, то больше тебя не захочет.
      До Хуаниты с трудом доходил смысл его слов. Том! Как он сможет спасти ее? Неужели он не придет, чтобы помочь ей, неужели откажется от нее? Она никогда не поверит этому. Конечно же, Том придет и не допустит, чтобы эти люди прикоснулись к ней. Ее охватил животный страх при мысли о том, что может произойти. Ведь это должно быть с Томом, а не так…
      Она бросилась бежать, но помощники Эмануэля схватили ее и поволокли из комнаты. Эмануэль холодно смотрел на эту сцену, чувствуя почти физическую боль от того, как сильно он хотел обладать ею. Он проучит эту высокомерную девчонку! Теперь власть у него в руках.
      Он подхватил ружье и быстро пошел по коридору, прислушиваясь к крикам Хуаниты. Как все просто – часть земли Гальвеса теперь принадлежит ему, молодая наследница – тоже. Он теперь свободен, и все благодаря войне с мексиканцами. Скоро Хуанита Гальвес узнает, какой он мужчина. Она пожалеет, что раньше отвергала его. Хуанита заплатит ему за это, заплатит за то, что предпочла индейца!
      Он быстро вышел из дома. Несколько американцев согнали в кучу людей Гальвеса. Их всех арестуют и будут держать под стражей, пока не пройдет угроза восстаний против американских поселенцев.
      Эмануэль подошел к Джону Хьюго, который руководил отрядом американцев. Эмануэлю особенно нравилось, что Хьюго был неразборчив в средствах для достижения своих целей. Они с ним быстро столковались. При помощи Эмануэля американцам удалось моментально захватить ранчо. Теперь Идальго не боялся Тома Сакса. Индейцу ничего не достанется: ни дома, ни денег, ни даже его драгоценной Хуаниты.
      Хьюго приветствовал Эмануэля победным криком. Нападение на владения Гальвеса увенчалось полным успехом. Этот разбой не был санкционирован сверху, но Хьюго и его сторонники решили проявить инициативу и хорошенько поживиться за счет богатых мексиканских землевладельцев.
      Жажда власти привела Эмануэля в Соному, где он и нашел желающих напасть на ранчо Гальвеса. Им очень пригодилась его информация о том, где расставлены посты. Захват ранчо обошелся без потерь со стороны американцев.
      – Сеньор Гальвес мертв, – сообщил Эмануэль.
      – Ты нашел его дочь? Эмануэль кивнул.
      – Берите все, что хотите, а мне оставьте только дом и девушку.
      – Ты был прав. Они почти не оказали сопротивления.
      – Это потому, что они глупцы. Думали, что американцы будут с ними дружить, если они не окажут сопротивления. Сеньор Гальвес тоже так думал. И оказался в дураках!
      Хьюго засмеялся.
      – Мы погоним всех этих людей в форт Саттер. Фремон решит, как поступить с ними. Нужно забрать скот и лошадей.
      Эмануэль оскалил в улыбке зубы и вскинул ружье.
      – Берите, что хотите, сеньор. Я уже имею, что хотел.
      Он повернулся и поспешил к дому. Хьюго взглянул на окно, откуда доносились крики.
      – Идальго! – крикнул он вслед. Эмануэль повернулся.
      – Та малышка, которую ты хочешь… ты поделишься ею с нами, когда насытишься?
      Эмануэль усмехнулся.
      – Тащите побольше хорошего виски, сеньор, тогда поговорим.
      Хьюго засмеялся и опять посмотрел на окно. Крики внезапно прекратились.

      Том въехал в Соному, гордо ведя на поводу двух отличных лошадей, которых он приобрел для Гальвеса. Он очень устал, и его мучила жажда, поэтому он решил сделать остановку в Сономе, чтобы пропустить стаканчик и принять ванну при парикмахерской. Том хотел появиться на ранчо в лучшем виде, на случай, если Хуанита будет поджидать его и выглядывать из окна.
      Он немного проехал по пыльной главной улице и вдруг заметил на крыше одного из домов флаг, на котором была изображена звезда и нечто похожее на медведя. Он нахмурился, понимая, что произошло неладное. Обычно сонный городишко был переполнен лошадьми и фургонами. В конце улицы виднелось несколько пушек. Испаноязычное население городка ходило с поникшими головами, женщины закутались в шали и испуганно шарахались от каждой тени.
      Том увидел вокруг множество вооруженных людей с бандитской наружностью. Но это были не испанцы. Американцы! Точно такие же, как те, что захватили Техас. Что они делают в Сономе? Неужели те слухи, которые дошли до него в Сан-Франциско, оказались верными? Он даже слышал, что скоро к берегам Калифорнии подойдет американский флот.
      Перед таверной он спрыгнул с коня и привязал лошадей к столбу. Затем вошел внутрь, где за столом сидело несколько американцев, которые, потешаясь над «грязными мексиканцами», жадно поедали украденные у тех персики. Персики источали сладкий аромат, но этот аромат не мог заглушить другой запах – запах опасности. Мужчины подозрительно покосились на Тома; еще двое американцев зашли вслед за Томом и остановились у двери.
      Низенький мексиканец за стойкой нервно вытирал полотенцем руки.
      – Что угодно, сеньор?
      – Порцию виски.
      – Да, сеньор.
      – Как тебя зовут, мистер? – спросил один из американцев.
      Том повернулся и внимательно на него посмотрел.
      – Думаю, это мое личное дело.
      Американец поднялся из-за стола. Это был плотный и высокий мужчина с густой бородой. Казалось, все лицо его было покрыто волосами, виднелись лишь холодные серые глаза и полные губы.
      – Я – Джон Хьюго, и все, что здесь происходит, – мое дело, мистер. Мы здесь для того, чтобы защитить американских поселенцев.
      Том сдвинул брови.
      – Американских поселенцев? Защитить? От чего? Хьюго ощупывал взглядом Тома.
      – Защитить от богатых мексиканцев, чтобы те не прогнали их. Кажется, они хотят заставить американцев убраться отсюда. Ты тоже из них?
      Том занял оборонительную позицию.
      – У меня нет здесь никакого интереса. Сам я из Колорадо. Я купил в Сан-Франциско пару лошадей – собираюсь начать свое дело. – Том решил не упоминать имя Антонио Гальвеса. Эти люди способны на все. Им незачем знать про ранчо Гальвеса.
      Хьюго оценивающе взглянул на Тома.
      – Ты видел флаг снаружи?
      – Да, видел.
      – Так вот, это флаг новой республики. Американцы называют ее Калифорнией. Это мера предосторожности.
      – Мера предосторожности?
      – Да, против испаноязычного населения. Говорят, Соединенные Штаты воюют с Мексикой. Это значит, что все, кто говорит на испанском языке, будут против нас. Не то чтобы они встали на сторону Мексики. Они будут сами за себя. Они хотят отстоять Калифорнию и называют себя калифорнийцами. Но ты не станешь одним из них, не так ли?
      Вокруг раздался хохот.
      Том попытался сосредоточиться и во всем разобраться. Что-то произошло, о чем он еще не знает. Неужели испаноязычное население поднялось на войну с американцами? Ведь калифорнийцы хотели мира, присоединения к Соединенным Штатам, даже Антонио Гальвес был настроен именно так.
      Том почувствовал, как в нем медленно закипает гнев. Скорее всего, американцы используют любую возможность, чтобы захватить ценные испанские земли. Его ярость уже готова была выплеснуться наружу, но он подумал о Хуаните.
      – Я уже сказал, что я ни на чьей стороне, – осторожно произнес Том.
      – Тебе придется сделать выбор, приятель. Либо ты – американец, либо – грязный мексиканец, – настаивал Хьюго, пытаясь намеренно спровоцировать Тома. – Но судя по твоей внешности, ты вряд ли американец.
      Все опять засмеялись, а коротышка-мексиканец торопливо поставил на стойку стаканчик виски и быстро отошел, уверенный в том, что назревает драка.
      – Я – американец, – спокойно ответил Том. – Но не такой, как вы все. Я – настоящий американец, – добавил он с гордостью. Пусть думают, что хотят, именно такие, как они, выгнали его отца из Техаса, и Том ненавидел их за это.
      – И что же это означает? – заинтересовался Хьюго.
      – Это означает, что я – индеец, – ответил Том. Хьюго удивленно вскинул брови и сделал шаг назад.
      – Ну-ну. С моей точки зрения, индеец даже ниже, чем мексиканец, не так ли, парни?
      Те закивали головами, послышался смех.
      – Пожалуйста, дайте ему выпить виски и уйти, – сказал хозяин таверны.
      – Заткнись, жирный мексиканишка, – рявкнул на него Хьюго. – Или ты хочешь, чтобы тебя арестовали как других?
      Низкорослый хозяин таверны поспешно отвернулся.
      – Каких других? – поинтересовался Том. Хьюго почесал бороду.
      – Другие – предатели-калифорнийцы, вот кто, особенно, богатые землевладельцы. У них достаточно власти, чтобы выгнать отсюда американцев. Калифорния будет частью Соединенных Штатов, а пока этого не произошло, мы должны защитить ее. Мы собираемся помочь Джону Фремону. Он сейчас в форте Саттер. Фремон – представитель правительства и послан самим президентом.
      – Я слышал о Фремоне. Предполагалось, что у него будет мирная миссия: избрание правительства Калифорнии, корректировка карт…
      – Но поскольку мы все знаем о войне с Мексикой, он согласился с нашими желаниями несколько опередить события и подстраховаться, чтобы уберечь Калифорнию от лап мексиканцев.
      – И что вы делаете, чтобы уберечь ее? Нападаете на испанских землевладельцев?
      Хьюго недовольно поморщился.
      – Мы не нападаем на всех подряд, только на тех, кто представляет собой реальную угрозу. Мы здесь, чтобы сохранить мир, а не разжигать войну. Мы защитим любого американца, которому понадобится наша помощь.
      Том почувствовал острое желание увидеть Хуаниту. Что, если на ранчо уже напали? Он предупреждал Гальвеса о таком повороте. Будет так, как в Техасе. Раз американцы принялись хозяйничать, то добра от них не жди. Господи, что будет с Хуанитой? Эти бандиты не хотят ни мексиканской, ни американской власти. Они хотели бы сами управлять Калифорнией. Теперь за дело взялись американцы, а Том по опыту знал, что они не успокоятся, пока не доведут дело до конца.
      Он залпом выпил виски и пристально посмотрел на Хьюго.
      – Как так получилось, что Фремон, который прибыл сюда как инспектор, вдруг стал главой всех американцев в Калифорнии? Ведь мы даже не знаем наверняка – объявлена ли война с Мексикой?
      Хьюго скривил губы.
      – Для глупого индейца ты слишком хорошо рассуждаешь. А ведь говорил, что тебе все равно.
      – Я воевал против мексиканцев в Техасе. Был в Аламо. Мой отец тоже воевал. – Он заметил, как в глазах у некоторых из мужчин мелькнуло уважение.
      – Ну и что? – заметил Хьюго. – Ты в Калифорнии, а не в Техасе. Ты хочешь сказать, что готов присоединиться к нам в борьбе против мексиканцев в этих краях?
      Том отставил в сторону пустой стакан.
      – Я хочу сказать, что сыт по горло войной, мистер. – Он рукавом вытер губы и направился к выходу.
      – У тебя отличная пара лошадок, мистер, – сказал один из американцев. – Пожалуй, мы добавим их к нашей коллекции.
      Том круто повернулся, сверкая глазами.
      – Что ты сказал?
      И тут он увидел, что на него направлено несколько ружей.
      – Я сказал, что эти две лошадки послужат нам вознаграждением за помощь американцам.
      Том едва удержался от того, чтобы не вытащить оружие и не открыть стрельбу. Но он должен добраться до Хуаниты, а для этого нужно остаться живым.
      – Эти лошади стоят кучу денег. И они мои! – сказал он.
      – Больше не твои. Кроме того, на них даже нет клейма. Мы видели, когда проходили мимо них. Мы продадим их на торгах тому, кто предложит наивысшую цену, а деньги поделим между собой. Мы не можем позволить краснокожему иметь таких прекрасных лошадей. Мы не можем допустить, чтобы ты завел себе ранчо и разбогател, понятно?
      Они все загоготали.
      – Вы не имеете права отбирать у меня лошадей! – сказал Том.
      Хьюго сделал к нему шаг.
      – Сейчас мы можем делать все, что хотим. У меня целая армия добровольцев, желающих отвоевать Калифорнию для американцев. Эти люди воюют бесплатно, и если они хотят этих лошадей, то могут взять их, как могут взять все, что им понравится, особенно у тех, кто представляет собой угрозу.
      Ярость бушевала внутри Тома. Если бы не Хуанита, он рискнул бы перестрелять их всех. Но он не должен наделать глупостей. Ему во что бы то ни стало необходимо выбраться отсюда. У Гальвеса много людей, он сумеет разобраться с этими подлецами.
      – Вы просто шайка воров, – процедил он сквозь зубы и, идя к выходу, увидел, как двое американцев нагло уводят его кобылу и жеребца. Как бы ему хотелось выстрелить им в спину! Лучше бы он не останавливался в Сономе.
      Он сел на своего коня.
      – Убирайся из города, индеец! – крикнул Хьюго. Том так взглянул на него, что у Хьюго по спине пробежал холодок и улыбка слетела с лица. Том решил, что позже обязательно рассчитается с ним, а сейчас не самое подходящее время. Сначала он должен удостовериться, что с Хуанитой все в порядке. Он тронул коня и поскакал прочь.
      – Возвращайся в Колорадо, – неслось ему вслед. – Там полно индейцев!
      Стиснув зубы, Том мчался вперед. Очевидно, они захватили весь город, и Том не исключал возможность того, что американцы успели похозяйничать во владениях Гальвеса.
      Как он ненавидел людей, подобных Хьюго! Если Гальвес захочет, он поможет ему вернуть лошадей. Нужно поговорить с Джоном Фремоном; скорее всего, он и не подозревает о том, что здесь творится.
      Хьюго посмотрел, как Том исчез из виду, затем попросил одного из своих людей оседлать ему лошадь.
      – Хочу вернуться на ранчо Гальвеса. Сгораю от нетерпения еще раз побаловаться с девчонкой Идальго.
      – Идальго требует за нее слишком много виски и денег.
      – Она стоит того. – Хьюго почесал себе грудь. – В жизни не видел ничего прелестнее, если отправлюсь сейчас, то к ночи успею.
      – Как ты думаешь, индеец опасен для нас?
      – Вряд ли. Он – одиночка. Думаю, что он вернется туда, откуда приехал. Калифорния – наша. Здесь не место таким, как Гальвес и этот индеец. Дни богатых испанских землевладельцев сочтены.
      Довольный собой Хьюго вскочил на коня, а остальные вернулись в таверну.

* * *

      По дороге на ранчо Гальвеса Том подумал о том, не заехать ли ему сначала в форт Саттер, чтобы поговорить с Джоном Фремоном. Знает ли Фремон, что происходит в Сономе? Вряд ли он распорядился, чтобы грабили ни в чем не повинных людей. Может быть, Фремон сумеет защитить калифорнийцев от американских хапуг. Кроме того, если он поговорит с Фремоном, то, возможно, тот поможет ему вернуть лошадей, Тому не хотелось возвращаться к Гальвесу с пустыми руками. Это может вызвать недовольство Гальвеса, и он откажется говорить с ним о Хуаните.
      Том направился в форт. Он был уверен, что к ночи доберется туда. А там недалеко и до ранчо. Его чувство боролось с разумом. Сердце подсказывало ему ехать прямо к Хуаните, но все-таки он решил, что для Антонио Гальвеса будет лучше, если он сначала заедет в форт.
      Том надеялся, что его изнуренный конь сумеет продержаться еще несколько миль. Неожиданно впереди он заметил дымок от костра. Опасаясь столкновений с американскими головорезами, Том сбавил ход коня и свернул в густой кустарник. Там он спешился и решил незаметно подобраться поближе. Он должен знать, кто сидит у костра. Том привязал коня и стал медленно пробираться сквозь кусты…
      Около костра сидели трое и довольно громко разговаривали между собой.
      Том подполз к огромному валуну и осторожно выглянул из-за него. Разговор шел на испанском.
      – А я говорю, что нужно пойти и выгнать их оттуда! – кричал один из них.
      – Их там слишком много!
      – Осталось немного. Некоторые, а таких большинство, взяли, что хотели, и убрались восвояси. Моя жена и дети все еще там, и я собираюсь вернуться. А бедная дочка Гальвеса? Только бог знает, что они сделали с ней!
      Голоса показались Тому знакомыми. Он подполз еще ближе и, присмотревшись, узнал Андреса Терреса, владевшего небольшим домиком на земле Гальвеса, он жил там вместе с женой и маленьким сыном. Сердце Тома бешено забилось. С Андресом были Хесус Васкес и Рико. Лучше всех Том знал Хесуса: ему приходилось часто работать с ним вместе. Что они здесь делают? Боже, они ведь говорили о Хуаните! «Бедная дочка Гальвеса» – это она! Том поднялся во весь рост.
      – Хесус! – окликнул он.
      Мужчины настороженно посмотрели в его сторону.
      – Том? Это же Том Сакс! – улыбаясь, воскликнул Хесус и протянул Тому руку, когда тот подошел к костру.
      Том крепко пожал его руку и спросил.
      – Какого черта вы здесь сидите, Хесус? Что случилось?
      Лицо Хесуса приняло скорбное выражение. Он взглянул на своих товарищей, потом опять на Тома, затем перевел взгляд на холмы позади Тома, как будто желая знать, нет ли там с ним еще кого-нибудь.
      – Как ты нас нашел, Том?
      – Я просто возвращаюсь из Сономы, где банда американских добровольцев захватила город и водрузила флаг с медведем над одним из домов. Они отобрали у меня лошадей, которых я вез сеньору Гальвесу. Да что, черт возьми, происходит?
      Хесус глубоко вздохнул, а Рико отвернулся.
      – Те люди уже побывали на ранчо, – сжав кулаки, заговорил Андрес. – Их было много, Том, и они напали неожиданно, поджигая дома, убивая людей… Они убили сеньора Гальвеса, а остальных собрали вместе, включая и нас, и погнали в форт Саттер как арестантов. Нас освободили только два дня назад. Говорят, что мы больше не представляем угрозу. У нас нет ни лошадей, ни оружия. Весь этот путь мы прошли пешком. Моя жена и дети все еще на ранчо. Я пойду за ними!
      Том был потрясен. Американцы на ранчо Гальвеса! Гальвес – убит! В это невозможно поверить! Его всего затрясло от ярости.
      Он пронзительно посмотрел на Хесуса.
      – Хуанита! – с отчаянием прошептал он. – Что с ней?
      Хесус потер кулаком глаза и отвернулся.
      – Сейчас это знает только господь бог, Том. То, что американцы так быстро захватили ранчо, объясняется тем, что им помогли наши люди.
      Гнев клокотал внутри Тома.
      – Идальго! Хесус кивнул.
      – Именно он. Он помог американцам. Когда нас привели в форт, мы узнали, что никто не отдавал приказ захватить ранчо. Фремон хотел решить вопросы мирным путем. Я полагал, что он даже не…
      Том схватил его за грудки.
      – Когда? Когда это случилось? Где Хуанита?
      – Успокойся, Том, – вмешался Андрес. – Моя жена тоже там. Я очень волнуюсь. Нужно подумать, как помочь им.
      Глаза Тома наполнились слезами, и он отпустил Хесуса.
      – Извини, – он запрокинул голову и глубоко вздохнул. – Расскажите мне все.
      Хесус нервно провел рукой по волосам.
      – Они появились через несколько дней после того, как ты уехал. Для нас это было совершенно неожиданно. Охранников хладнокровно убили. Командовал ими огромный бородатый американец. Кажется, его фамилия Хьюго.
      – Хьюго, – повторил Том. – В Сономе я встречал одного типа с такой фамилией. Как раз он и приказал своим людям забрать у меня лошадей.
      – Возможно, это он и есть. Думаем, что большинство из них перебрались в Соному. Они взяли, что хотели. У многих были огромные тюки награбленного. Несколько человек погнали нас в форт. Вряд ли на ранчо осталось много американцев. Надо идти и выручать жену Андреса.
      – А Хуанита? – вскричал Том. – Вы видели ее? – Он перевел взгляд с Хесуса на Рико, затем на Андреса. – Кто-нибудь из вас видел девушку? Рико со вздохом засунул руки в карманы.
      – Она не выходила из дома, сеньор Сакс, – тихо проговорил он. – Я… я слышал крики, доносившиеся из дома. И я… я слышал, как Идальго разговаривал с Хьюго о том, чтобы… чтобы… Они установили очередь к Хуаните… и за это давали Идальго деньги и виски.
      – Боже мой! – простонал Том и отвернулся. – Я знал это! Я чувствовал! – Он опустил голову. – О, боже! Я потерял ее!
      Хесус сочувственно смотрел на него.
      – Это все равно бы случилось, Том, даже если бы ты был там, – сказал он. – Их было так много. Ты не должен себя винить.
      Том покачал головой, сжимая кулаки.
      – У меня было предчувствие… как будто должно произойти нечто ужасное. Но я не придал этому значения, – со стоном произнес он. – Я думал, что там она в безопасности, даже когда услышал разговоры в Сан-Франциско о том, что американцы взяли Калифорнию… Я не слишком беспокоился по этому поводу. – Он тяжело вздохнул. – Я собирался просить сеньора Гальвеса дать согласие на наш брак… а теперь… бедная моя Хуанита! Боже, что они с ней сделали?!
      Хесус чуть не заплакал. Он беспомощно посмотрел на Рико и Андреса.
      Андрес подошел к Тому.
      – Если ты хочешь ее спасти, я помогу тебе. Моя жена тоже там. Возможно, нам удастся освободить их. Надо добраться до моего дома и кого-нибудь обо всем расспросить.
      Том, едва справляясь со своими чувствами, тихо проговорил:
      – Это – война. Что бы они ни сделали с Хуанитой, я объявляю им войну!
      В его глазах появился почти демонический огонь.
      – Однажды мой отец воевал против племени кроу. Один против всех, – прорычал он. – Он вселял ужас в их сердца! Я сделаю это с теми американцами, кто грабит, насилует, убивает. Я хотел поговорить с Фремоном, но теперь я не буду разговаривать ни с одним американцем. Я больше не хочу мира. Все, кто сейчас на ранчо, – умрут. Я убью их!
      Рико судорожно сглотнул.
      – В споре насчет черного жеребца, я ставил на тебя, Том. Я на твоей стороне и хочу помочь тебе.
      Том стиснул зубы и кивнул. Затем посмотрел на Андреса.
      – Я тоже хочу тебе помочь, Сакс.
      – Я тоже, – сказал Хесус. – Но у нас нет ни лошадей, ни оружия.
      – Здесь неподалеку есть ранчо американских поселенцев, – сказал Том. – Ночью я пойду туда и украду трех лошадей, а потом мы направимся на ранчо Гальвеса. – Он вытащил огромный охотничий нож. – Это заставит замолчать любого охранника. Мы захватим американцев врасплох. – Он сжал рукоятку ножа. – А Идальго мой! Только мой!
      Хесус кивнул.
      – Да, мы понимаем. Том убрал нож.
      – Скоро стемнеет, и я достану лошадей, утром мы тронемся в путь, а когда наступит ночь – проберемся на ранчо. – Он внимательно оглядел всех. – Вы уверены, что хотите этого? Вас никто не заставляет.
      – Я хочу отомстить им. Там моя жена, – сказал Андрес.
      – Мужчина, который защищает свою жену, – это мужчина, которому можно доверять.
      Том посмотрел на Рико.
      – Я пойду с вами, – подтвердил тот свою готовность помочь. – Они сделали ужасные вещи, особенно жестоко поступили с невинной девушкой. Они оскорбляли меня, украли мою лошадь. Я пойду!
      – Ты знаешь, что я помогу тебе, Том. Мы ведь друзья, – сказал Хесус.
      Глаза Тома наполнились слезами.
      – Спасибо, друзья. Я верю, что мы победим, потому что бог на нашей стороне. – Он поднял кулак. – Бог с нами! Я не сомневаюсь в этом. Он поможет нам!
      Том едва сдерживался, чтобы не разрыдаться. Он должен быть сильным. Сейчас не время для слез, нужно убить Идальго и сделать это так, чтобы его смерть была мучительной и долгой.

      Под покровом ночи Том со своими друзьями крадучись пробирались к хижине Андреса Терреса. Вокруг было тихо. Днем они уже осмотрели ранчо с окрестных холмов и не заметили большого скопления американцев. Огромные луга с сочной зеленой травой, на которых обычно паслись коровы и лошади, опустели. Многие строения были повреждены огнем, возможно, для того, чтобы другие мексиканцы самовольно не поселились бы здесь и не стали бы жить на всем готовом. Кое-какие хижины, правда, остались, и Андрес с облегчением увидел, что его домишко цел.
      Они подошли ближе, лошади послушно следовали за ними. Скорее всего, американцы и Эмануэль Идальго со своими людьми собрались в главном доме и, конечно же, уверены в своей безопасности – это было на руку Тому. Они смогут напасть неожиданно.
      Андрес осторожно подкрался к дому и тихонько постучал в дверь, остальные спрятались в кусты, густо разросшиеся вокруг хижины, и стали ждать. Дверь медленно открылась, и из нее выглянул маленький мальчик. Позади него стояла жена Андреса с кухонным ножом в руке. Увидев мужа, она всхлипнула и быстро пропустила его внутрь. Из хижины послышались истерические рыдания вперемешку с отрывистыми фразами.
      – Она говорит, что эти мерзавцы ее изнасиловали, – сообщил Хесус, который был ближе всех к хижине.
      – Я рад тому, что я здесь, – сквозь стиснутые зубы прошипел Рико. – Жена Андреса – хорошая женщина. Они должны заплатить за это.
      Том молчал. Мысль о том, что с Хуанитой сделали то же самое, была невыносимой. Для Хуаниты это было намного хуже, поскольку она еще не знала мужчины. Он боялся даже думать о том, что ей пришлось вынести.
      Наконец Андрес открыл дверь и сделал знак, чтобы друзья вошли в дом. Они быстро привязали лошадей и присоединились к Андресу. Его жена тщательно задернула занавески.
      – Они изнасиловали мою жену, – простонал Андрес. – Я убью всех до одного!
      Том взглянул на молодую женщину, которая все время держалась к ним спиной, стыдясь того, в чем не была виновата.
      – Идальго – мой. Помни об этом! – Сказал Том Андресу.
      – Мне нужен Хьюго. Это он и его люди изнасиловали Розу. Она говорит, что прошлой ночью он вернулся из Сономы.
      Том положил руку на его плечо.
      – Держись, Андрес, и не теряй головы, а то у нас ничего не выйдет.
      – Садитесь за стол. Роза покормит нас, а то мы совсем ослабели после долгого пути.
      Мужчины сняли шляпы и уселись за стол. Сын Андреса залез на колени к отцу, а второй малютка спал в колыбели.
      – Мой мальчик все видел, – сказал Андрес дрогнувшим голосом. – Роза сказала, что теперь он не может говорить.
      Мальчик крепко прижался к отцу, как бы опасаясь, что тот опять уедет.
      – Твоя жена знает, сколько их здесь осталось? – спросил Том.
      Роза наконец повернулась к ним, и мужчины увидели, что ее лицо и руки покрыты синяками. Она низко опустила голову и стала рассказывать:
      – Сейчас они ведут себя беспечно. Когда я выхожу из дома, то вокруг никого не видно. Ко мне они больше не приходят. – Она нервно стала разглаживать на коленях платье. – Я хотела убежать… но не знала куда. У меня нет денег, кроме того, я знала, что если Андреса отпустят, то он придет сюда. Поэтому я ждала. – Она наконец подняла глаза и посмотрела на Тома. – Они все время находятся в большом доме. Пьют, смеются, играют в карты и… – Она опять опустила глаза. – Сначала я слышала ее крики, плач… мольбу, даже здесь было слышно, потом все прекратилось. Она не издавала ни звука. Временами я думала, что она умерла. – Роза посмотрела опять на Тома. – Мне так жаль сеньориту Хуаниту. Я молюсь за нее каждый день. Я надеюсь, что она жива и вы все поможете ей. Там восемь или десять человек, включая Эмануэля и его помощников, Ромона и Чико. Обычно кто-то дежурит у двери. Но с тех пор, как к Калифорнии подошел американский корабль и поднят американский флаг, они думают, что все закончилось, и поэтому так беспечны.
      Казалось, что воздух раскалился от гнева Тома Сакса.
      – Но ничего еще не кончилось, – хрипло проговорил он и посмотрел на Андреса. – Сможет ли твоя жена помочь нам?
      Тот нахмурился.
      – Каким образом? Дом очень большой. Мы проникнем в одну из комнат. Дело в том, что они должны умереть все, а это значит, что нужно собрать их в одном месте. Я знаю, что прошу слишком многого, но если бы твоя жена смогла… смогла бы разыграть небольшое представление. Я уверен, что они соберутся, чтобы развлечься как следует.
      Андрес покачал головой.
      – Это слишком опасно, в нее может попасть пуля, когда начнется стрельба. Кроме того, она уже достаточно настрадалась.
      – Ей нужно будет только собрать мужчин вместе. Мы сможем ей дать сигнал перед тем, как начнем стрелять. Она успеет выскочить из комнаты.
      Андрес продолжал отрицательно качать головой. Его жена, которая не понимала по-английски, спросила, о чем говорил Том. Андрес неохотно пересказал ей. Роза отвернулась и, не говоря ни слова, стала размешивать еду в горшочке. Повисла напряженная тишина, внезапно молодая женщина повернулась и посмотрела в глаза Тому.
      – Я сделаю это.
      – Роза! – Андрес с удивлением взглянул на нее. Она твердо выдержала его взгляд.
      – Я никогда не забуду того, что они сделали, Андрес. А то, что случилось с сеньоритой Хуанитой, намного страшнее, ведь она такая молодая и невинная. Она оказалась в аду. Мы должны ей помочь, а эти мерзавцы должны умереть. Я считаю, что сеньор Сакс прав. Надо действовать по его плану.
      Андрес задумчиво почесал затылок.
      – А что будем делать с мальчиком?
      – Я все объясню ему. Скажу, что очень важно, чтобы он оставался здесь и приглядывал за малышом. Он поймет, что мы хотим избавиться от этих гадких людей.
      – Слово за тобой, Андрес, – сказал Том. – Она твоя жена. Я не буду давить на тебя. Просто придумаем другой вариант.
      Андрес немного подумал и сказал:
      – Хорошо. Я думаю, это сработает. Но вы должны обещать, что не начнете стрелять до тех пор, пока Роза не покинет комнату. Иначе она попадет под перекрестный огонь.
      Том кивнул.
      – Конечно. Мы согласны. – Он посмотрел на Розу. – Ты очень храбрая и благородная женщина. Если все получится, вы с Андресом сможете взять деньги и все ценное, что осталось в доме, и начать жизнь в другом месте.
      По щеке Розы скатилась слеза.
      – Я об этом не думаю. Я хочу их увидеть мертвыми. И хочу помочь вам.
      – Я тебе так благодарен, Роза! Я знаю, что бог поможет тебе.
      Она смахнула слезы.
      – А сейчас вам нужно подкрепиться. Ночь еще только началась. Пусть они напьются как следует. Через пару часов будут совсем пьяными. А пьяный человек вряд ли сможет хорошо попасть в цель.
      Том улыбнулся, восхищаясь мужеством женщины.
      – Верная точка зрения. – Он оглядел остальных. – Проверьте ваши ружья, друзья. Ведь они краденые. И запомните: никто не должен выйти оттуда живым. Не убивайте сразу ни Идальго, ни Хьюго. Они должны умереть медленной смертью.
      При мысли о возмездии его глаза сверкнули.

* * *

      С бьющимся сердцем Том стоял у окна дома Гальвеса. В просторной гостиной собрались десять мужчин, они смеялись и аплодировали Розе, танцующей перед ними. Эмануэль сам наигрывал ей на гитаре, а женщина старательно вихляла бедрами, держа в одной руке бутылку виски.
      – Мой муж еще не вернулся, – сообщила она и, прикинувшись пьяной, прижалась к груди Джона Хьюго. – Я не в силах забыть вас. Конечно, я сопротивлялась для приличия. Ведь я замужем. Но вы сумели зажечь внутри меня огонь.
      Эмануэль перевел Хьюго ее слова, и тот потащил женщину в комнату.
      – Я думал, что уже насытился ею, – сказал он остальным. – Но сейчас я в этом не уверен.
      – У нее двое детей. Та, которая наверху, лучше. Роза прошлась по комнате, соблазнительно покачивая бедрами.
      – Мне надоела та безжизненная, – ответил Хьюго. – Хочу настоящую женщину, которая хотя бы немного шевелится. Никакая женщина не сравнится с горячей мексиканкой.
      На этот счет посыпались шутки. Роза, притворяясь пьяной, залезла на стол, где четверо американцев перебрасывались в карты. Она стала танцевать прямо среди разбросанных денег и карт.
      – Эй, а она мне нравится, – выкрикнул кто-то. В то время в комнате их было всего шестеро.
      Один из них вышел в коридор и заорал.
      – Спускайтесь сюда, нет смысла охранять полуживую девку. Она не убежит, посмотрите, кто у нас.
      Тот, кто стоял у дверей на страже, огляделся по сторонам и, решив, что опасаться нечего, пошел поглазеть на пьяную мексиканку.
      Том наблюдал, как постепенно наполняется людьми комната. Он решил выдержать, пока все их внимание не будет поглощено танцем Розы.
      Она кружилась и приподнимала юбки, соблазняя мужчин своими ножками. Сделав глоток виски, она посмотрела на Хьюго.
      – Я позволяю вам делать свои ставки на того, кого я сегодня выберу, тот, кого я выберу, получит все деньги, остальные будут смотреть на нас. – Она похлопала себя по животу. – Кого бы я ни выбрала, я выжму из него все соки.
      Наступило всеобщее оживление; все принялись делать ставки. Роза не сводила глаз с Джона Хьюго, заставляя его думать, что ее выбор падет на него. Те, кто не принимал участия в ее изнасиловании, заглядывали ей под юбки и одобрительно цокали языками. Она намеренно не одела нижнего белья, а ее упругие груди, казалось, вот-вот выскочат из глубокого выреза платья.
      Когда все ставки были сделаны, Роза описала руками круг, давая знать мужу и его друзьям, что все собрались в этой комнате.
      Том осторожно положил на подоконник розу. Это был сигнал о том, что пора переходить к действию.
      Роза спрыгнула со стола и, покачивая бедрами, отошла к двери.
      – А теперь станьте в ряд все. Я хочу хорошенько вас рассмотреть.
      Эмануэль перевел американцам ее слова, и они с готовностью выстроились полукругом. Роза сделала шаг назад, разглядывая мужчин, затем спустила до талии кружевной лиф своего платья. Все выжидающе уставились на нее. Неожиданно она выскочила за дверь.
      Раскрыв рты, мужчины в замешательстве смотрели на дверь, но тут раздались выстрелы, и почти каждый получил кровавую дырку в спине, груди или животе.
      Роза быстро закрыла за собой дверь из полированного дуба.
      Многие из тех, кто был в гостиной, не имели при себе оружия. Остальные не успели дотянуться до своих ружей, которые стояли вдоль стен. Комната наполнилась криками раненых, повсюду виднелась кровь.
      В считанные секунды все было кончено. Андрес ворвался через входную дверь и бросился к Розе.
      – Слава богу, ты не ранена!
      Том влез через окно и без капли сожаления оглядел кровавое зрелище. Где-то в углу гостиной послышался стон, кто-то пытался встать и дотянуться до ружья. Эмануэль! Том подскочил к нему и ударом ноги опрокинул его на спину. Идальго в шоке уставился на него.
      – Сакс!
      Том криво улыбнулся.
      – Рад тебя видеть, Эмануэль. Тот задрожал всем телом.
      – Ты… ты меня ранил, Сакс. – Он почти плакал. – Я не убил ее. С ней все в порядке. Пожалуйста, ты можешь забрать ее. Посмотри… посмотри, что ты сделал со мной. Я истекаю кровью. Тебе нет необходимости пристреливать меня, – умолял он.
      Том приложил дуло ружья к интимному месту Идальго.
      – Не волнуйся, Эмануэль. Я не буду стрелять. Ты прав. Ты действительно будешь истекать кровью. Но не от этих ран, – добавил он, видя, что на лице Идальго отразилось облегчение. – Я покончу с тобой при помощи ножа. Можешь поразмышлять над тем, что я отрежу в первую очередь.
      Глаза Идальго расширились от ужаса, он попытался отползти в сторону. Том повернулся к Хесусу.
      – Мы перестарались: Хьюго мертв. Предполагалось, что с ним разберется Андрес, – сообщил ему Хесус.
      – Остальные убиты? – Да.
      Том увидел, как Андрес входит в гостиную в обнимку с Розой.
      – Постереги его, – обратился он к Хесусу. – Я должен узнать, что с Хуанитой. К этому я сейчас вернусь. Он – мой. – Том взглянул на Андреса. – Жаль, что тебе не достался Хьюго.
      Андрес пожал плечами.
      – Возможно, моя пуля уложила его. Том повернулся к Розе.
      – Спасибо. Ты сделала большое дело. Возвращайся к детям, Роза. – Он опять посмотрел на Андреса. – Возьми все, что захочешь, и уходи. Никогда не упоминай мое имя, а я не буду упоминать твое.
      Андрес пожал ему руку.
      – Мы никогда больше не увидимся. Бог да поможет тебе. Я буду молиться, чтобы вы с Хуанитой нашли свое счастье.
      Том посмотрел на лестницу, ведущую наверх. Его охватывал ужас при мысли о том, что он там сейчас увидит. Должно быть, она еще жива. Эти подонки говорили о том, что она лежит без движения. Очевидно, они использовали ее, когда им вздумается.
      Из кухни появился Рико.
      – Больше нигде никого нет, Том. Думаю, мы уничтожили всех.
      Том повернулся, чтобы пойти наверх, но перед этим попросил Хесуса раздеть Эмануэля.
      – Я хочу, чтобы он лежал и думал о том, что я с ним собираюсь сделать. Я вернусь через несколько минут.
      Он стал подниматься по лестнице, удивляясь, что может еще шевелить ногами.
      Дверь в комнату Хуаниты была полуоткрыта, внутри горела лампа. Том на всякий случай вытащил револьвер.
      – Хуанита! – позвал он тихо. Он услышал женский плач.
      – Это я, Том.
      – Пожалуйста… не делайте ей больно, – послышался женский голос. Он узнал голос Луизы.
      Том вошел в комнату и увидел, что Луиза сидит на краю кровати и баюкает Хуаниту. Женщина в страхе подняла на него глаза и не сразу узнала его.
      – Том! – в отчаянии воскликнула она. – Том Сакс! – Она опустила Хуаниту и медленно встала. – Вся эта стрельба… Я не знала, что делать. Я думала, что нам пришел конец. Слава богу, появился Том Сакс, чтобы спасти мою Хуаниту.
      Том убрал револьвер, с болью глядя на крошечную фигурку, лежащую на кровати. Руки Хуаниты были привязаны к спинке кровати, на нежной коже виднелись кровавые следы от веревки. Девушка лежала, уставясь в потолок.
      – Боже мой! – простонал Том. Он подошел ближе и склонился над ней. – Хуанита, – прошептал он.
      – Она не слышит вас. Она лежит так уже несколько дней. Они приходят… и используют ее. А она просто лежит. Они заставили меня быть все время с ней и мыть ее для них. Нас все время кто-то сторожит. Они несколько раз били меня, говоря, что если я попытаюсь ее развязать, то они убьют и ее, и меня. Они приходили каждый день. По очереди. Эмануэль – самый жестокий из них. Он делал с ней такие гадкие вещи.
      – Хуанита! – прошептал Том. Он быстро достал нож и разрезал веревки, и тут силы оставили его. Он обхватил девушку руками и дал волю слезам. Все было гораздо хуже, чем он ожидал. Луиза плакала рядом с ним, понимая, что кошмар, наконец, кончился. Она дотронулась до плеча Тома.
      – Вы должны увезти ее отсюда и никогда больше сюда не возвращаться.
      Он с трудом справился с рыданиями.
      – Она не… говорит? Никого не узнает?
      – Я ничего не знаю. Она лежит как неживая и даже не плачет. Я не могу рассказать вам, насколько это было ужасно, особенно в первые дни, когда она была в сознании. Возможно, господь помог ей, и разум покинул ее.
      Том гладил волосы девушки и все приговаривал:
      – Хуанита, это я, Том. Никто больше не причинит тебе зла.
      Девушка не реагировала. Том медленно пошел к двери.
      – Вы… вы поможете ей, сеньор?
      Он схватил вазу и запустил ею в огромное зеркало на стене.
      – Проклятье!
      – Том, с тобой все в порядке? – окликнул его Рико.
      Это немного отрезвило Тома. Он обратился к Луизе.
      – Вымой ее и одень. Я скоро вернусь.
      В течение сорока пяти минут Луиза осторожно мыла и одевала Хуаниту, и все это время внизу раздавились истошные крики – крики ужаса, от которых у любого по спине бежал холод. Иногда Луиза слышала плач и мольбу. Она подошла к лестнице и перегнулась через перила. Увидев внизу Рико и Хесуса, она спросила:
      – Что там происходит?
      Хесус посмотрел вверх.
      – Луиза, как там девушка?
      – Очень плохо, сеньор. Ее рассудок… – она покачала головой.
      Раздался еще один душераздирающий вопль.
      – Это Идальго. Сеньор Сакс расплачивается с ним за то, что он сделал с Хуанитой.
      Луиза понимающе закивала и удалилась. Вскоре вернулся Том. Луиза заметила, что он переоделся. Вместо черной рубашки и таких же штанов, на нем была голубая рубашка и штаны коричневого цвета. К тому же он вымыл волосы и еще влажными собрал на затылке в пучок. В его глазах светился жестокий огонек, но Луиза знала, для кого он предназначался.
      – Эмануэль Идальго мертв, – сообщил он без всякого выражения. – Он никогда не прикоснется к Хуаните, и другие тоже. Они все мертвы.
      – Крики Идальго звучали как музыка в моих ушах, – сказала Луиза.
      Том посмотрел на Хуаниту.
      – В моих тоже.
      Девушка по-прежнему лежала неподвижно, одетая в желтое платье, которое было застегнуто на все пуговицы.
      – Это моя вина. Я не должен был оставлять ее. Но я хотел дать сеньору Гальвесу время подумать о том, что мы хотим пожениться. Если бы я только знал!
      – Но вы не могли этого предвидеть. Вы не должны винить себя, – пыталась успокоить его Луиза.
      – Больше некого винить. Женщина сделала к нему шаг.
      – Только ваша любовь поможет ей выжить. Она поправится, и вы будете вместе.
      – Что мне теперь делать, Луиза? Как помочь ей? – он старался держать себя в руках.
      Женщина дотронулась до его плеча.
      – В Сономе был один старый священник, которого она очень любила с самого детства. Он сейчас в миссии Святого Кристофера в Сан-Франциско. Вам следует отвезти ее туда. Возможно, старый священник и монахини помогут ей. Любовь Господа и ваша любовь излечат ее душу.
      – Святого Кристофера. Как зовут священника?
      – Отец Томас Хуарес.
      – А что случилось с кухаркой Иоландой? Луиза опустила глаза.
      – Она выбежала из дома… когда все началось… и была убита шальной пулей.
      – У нее есть дочь.
      – Да, сеньор. Эмануэль и его люди… они тоже… изнасиловали ее. Она покончила с собой. Ее уже похоронили.
      В комнате повисло молчание.
      – Сеньор, они убили хозяина. У Хуаниты никого не осталось, кроме вас.
      Том посмотрел ей в глаза.
      – Я отвезу ее в миссию в Сан-Франциско. Ты поедешь с ней.
      – Конечно, сеньор. Я не оставлю свою Хуаниту. Боюсь, потребуется много времени, чтобы она поправилась.
      Том подумал о подонках, которые заполнят Калифорнию после присоединения ее к Соединенным Штатам.
      – Я буду продолжать мстить, – прорычал он.
      – Но вы уже отомстили, сеньор. Вы убили Идальго.
      Он гневно взглянул на нее.
      – Этого недостаточно! Это месть не только за то, что случилось с Хуанитой. Моя первая жена пострадала из-за войны и ненависти. Моя семья пострадала… Мы все потеряли. А белые все берут и берут. Они забирают все, Луиза. Моя жизнь разрушена.
      Луиза коснулась его руки.
      – Вы нужны Хуаните, сеньор. Когда она поправится, вы должны быть рядом с ней.
      – До этого времени я успею отомстить за нее.
      – Мне не нравится то, что вы говорите, сеньор. У вас сейчас тяжело на сердце, но со временем это пройдет. Ведь вас могут убить, что тогда будет с Хуанитой?
      – Я уже потерял ее.
      – Нет, сеньор. Это не так.
      – Месть поможет мне залечить раны на сердце. Когда-то мой отец отомстил всем кроу. Теперь моя очередь. Я тоже отомщу. Но не индейцам, как отец. Я буду мстить белым!
      Он осторожно завернул Хуаниту в одеяло и взял на руки. Луиза поняла, что спорить с ним бесполезно.
      – Ты уложила ее вещи?
      – Да, сеньор. У меня два баула. – Женщина торопливо накинула шаль и подхватила вещи.
      – Ты умеешь ездить верхом, Луиза?
      – Да, сеньор.
      – Мы не можем терять время. Я повезу Хуаниту, а ты поедешь следом за мной. Нам нужно выбраться отсюда до восхода солнца. Мы поедем окружными путями. Ты никогда не должна упоминать никаких имен.
      – Я знаю, сеньор.
      – Они догадаются, что это сделали мексиканцы, но никогда не узнают, кто именно. Остальные люди Гальвеса разбежались, Андрес и Роза тоже уедут сегодня.
      Он понес Хуаниту вниз по лестнице, с болью глядя в ее исхудавшее лицо. Внизу его ждали Рико и Хесус.
      – Как она, сеньор? – спросил Хесус.
      – Даже не знаю. Я везу ее в миссию в Сан-Франциско, Хесус. Потом я вернусь. Ждите меня в пещере, о которой я вам рассказывал.
      Они кивнули.
      – Мы будем ждать.
      – Вы нашли хоть какие-нибудь деньги?
      – В карманах американцев их было много. Большую часть мы отдали Андресу. Мы обнаружили сейф, но там пусто. Мы собрали деньги для Хуаниты, они ей понадобятся. Они по праву принадлежат ей.
      – Спасибо. Вы поступаете очень благородно. Возьмите и себе немного. Но не берите украденных мною лошадей. Их могут узнать.
      – Да.
      – Когда я вернусь, мы найдем пару мустангов и приручим их, и у вас будут свои собственные лошади без какого-либо клейма.
      Хесус кивнул.
      – Черный жеребец убежал, Том. Он перемахнул через изгородь, когда началась пальба.
      Том вспомнил, сколько сил он потратил, чтобы обуздать Храбреца. Он старался произвести впечатление на Хуаниту…
      – Он самый лучший. Пусть будет на свободе. Я бы не хотел, чтобы он попался кому-нибудь в руки.
      – Они не смогут с ним справиться, сеньор. Он признает только вас. Когда-нибудь вы встретитесь.
      – Сейчас это не имеет значения. Меня интересует только месть. Вы как следует подумайте о том, что я вам говорил. Вы всегда можете отказаться от борьбы.
      – Нет, Том. Мы будем с тобой. И даю руку на отсечение, что к нам присоединятся те, кто хочет того же, что и мы. Возможно, американцы завоюют Калифорнию, но мы не дадим им забыть, кому принадлежит эта земля. Они еще не скоро смогут обосноваться здесь.
      Луиза нахмурилась. Что они задумали? Вести свою собственную войну. Сейчас не время убеждать их не делать этого. В воздухе витает слишком много ненависти. Возможно, по дороге в Сан-Франциско она попытается вразумить Тома.
      – Спасибо за вашу помощь, – сказал Том друзьям. – А теперь побыстрее уходите отсюда и скрывайтесь среди холмов.
      – Мы будем молиться за девушку, Том, – сказал Хесус.
      – Ей понадобятся ваши молитвы. Боюсь, она никогда не оправится от такого удара. – Его голос сорвался, он быстро повернулся и зашагал к коню.
      Рико торопливо сунул деньги в баул с вещами Хуаниты и привязал поклажу к лошади Луизы.
      Луиза едва держалась в седле от усталости, но крепилась, понимая, что она нужна Хуаните и что важно уехать сегодня ночью.
      Том передал Хуаниту Хесусу, а сам вскочил на коня. Затем осторожно принял девушку из рук друга. Глаза ее были закрыты, и это немного успокаивало Тома. Она казалась спящей.
      Он повернулся к Луизе.
      – Ты готова?
      – Да, сеньор.
      – Я поеду как можно медленнее. Сейчас темно и опасно. Я знаю место, где мы сможем вскоре отдохнуть.
      – Обо мне не беспокойтесь, сеньор. Я думаю только о Хуаните.
      – Ты добрая женщина, Луиза. Ты ей как мать.
      – Я рада, что ее мать не видела этого. Она бы не пережила такое горе.
      Том нежно поцеловал Хуаниту в щеку.
      – Да, ты права.
      Они медленно тронулись в путь.
      Флаг со звездами и полосами сменил флаг с медведем, который висел в Сономе. Калифорния стала частью Соединенных Штатов. Будет еще больше крови, но Тома это не волновало, как не волновало его и то, кому принадлежит Калифорния. Его волновала только та, что находилась сейчас в его руках. Он любил ее и не сберег.

      «Она прекрасна и выглядит такой невинной», – думал Том, глядя на лежащую перед ним девушку.
      Он находился в миссии и сейчас стоял в небольшой комнате, куда монахини поместили Хуаниту. В длинной белой рубашке, с блестящими после мытья волосами, которые спускались вдоль ее плеч, девушка казалась Тому ангелом.
      Отец Хуарес изучающе смотрел на Тома Сакса, следя за выражением его лица, и от глаз священника не укрылось то, что молодой индеец охвачен ненасытной жаждой мести.
      – Теперь ты думаешь, что недостаточно было убить тех, кто исковеркал судьбу молодой девушки, – негромко сказал он. – Ты думаешь, что должен и дальше убивать?
      Том оторвал взгляд от Хуаниты и повернулся к священнику.
      – Как еще мне жить с тяжким грузом вины? Священник нахмурился.
      – Вины?
      – Всего этого можно было бы избежать. Я подвел ее, отец Хуарес! Мне следовало взять ее с собой. Я не должен был оставлять ее! У меня были дурные предчувствия, но я все-таки уехал.
      – Ты не знал, что такое может случиться, сын мой. В этом трагедия войны. Никто не знает, что ждет его завтра; все в руках божьих. Никто не может предсказать будущее. Твоей вины в этом нет. Ты любишь ее. Несмотря на то, что случилось с ней, ты все еще любишь ее. Ты – хороший человек и еще совсем молодой. Когда она поправится, ты будешь нужен ей. Не уезжай, не подвергай свою жизнь смертельной опасности. Для нее твоя смерть будет страшнее того, что с нею уже случилось.
      Том в смятении мял в руках шляпу. Ужасное чувство вины и жажда мести не оставляли его и мешали увещеваниям священника проникнуть в его душу.
      – Но, возможно, ей никогда не станет лучше, – с горечью возразил Том. – Она ведь может умереть, отец Хуарес. А если она даже и поправится, то никогда не захочет видеть меня. Все потеряно. Но я искуплю свою вину местью. По крайней мере, только это мне и остается.
      – И как ты себе это представляешь? Будешь в одиночку воевать с американцами?
      – Почему бы и нет? Я – индеец, отец Хуарес. Война во имя мести у меня в крови. Много лет назад мой отец мстил за мою мать. Сейчас мне предстоит сделать то же самое.
      Он отвернулся от священника и подошел к кровати. Монахиня, которая была рядом с Хуанитой, поспешно отошла в сторону. Том наклонился над девушкой и нежно дотронулся до ее щеки.
      – Я вернусь, Хуанита, – тихо сказал он. – Я буду возвращаться к тебе снова и снова, пока ты не очнешься и не узнаешь меня, а тогда мы сможем решить, как нам жить дальше. – Он наклонился еще ниже и поцеловал ее в лоб. – Я люблю тебя, Хуанита, – со слезами на глазах прошептал он. Непрошеная слеза, как бы передавая послание, скатилась с его щеки на щеку Хуаниты. – Я всегда буду любить тебя. Обещаю. Даже если ты возненавидишь меня, я все равно буду любить тебя.
      Том нежно погладил ее волосы, затем выпрямился и быстро вытер глаза ладонью. Ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы не разрыдаться прямо на глазах у священника.
      – Обещайте, что будете за нее молиться. Несколько раз в день, – попросил он отца Хуареса.
      – Ты мог бы и не говорить мне этого. Я знаю Хуаниту с рождения. Я крестил ее. Она мне как дочь. Я глубоко опечален смертью сеньора Гальвеса, но больше всего я переживаю за его дочь. Конечно, я буду за нее молиться. – Отец Хуарес подошел ближе. – И я буду молиться за тебя, сын мой. Я вижу в твоих глазах ненависть и жажду мести. Такие вещи не доводят до добра. Ты должен освободить от ненависти свое сердце и душу.
      Том надел шляпу и пошел к двери, но у порога остановился и повернулся к священнику.
      – Я оставлю деньги. Используйте столько, сколько понадобится для ухода за ней. Остальное принадлежит ей. – Он еще раз взглянул на Хуаниту, затем опять на священника. – Если она придет в себя, скажите ей… скажите, что я люблю ее и вернусь к ней. Скажите, что я не буду винить ее, если она не захочет меня видеть.
      Он вышел и осторожно прикрыл за собой дверь. Он не мог изменить того, что случилось с Хуанитой, но он мог за нее отомстить. И если ему придется за это гореть в аду, то так тому и быть.

* * *

      Кейл в одиночестве сидел у ручья, прислонившись спиной к огромному тополю. Стоял март 1847 года. Война с Мексикой все еще продолжалась; американцы без труда захватили Санта-Фе и двинулись к Калифорнии. Вся семья с нетерпением ожидала весточки от Тома, от которого давно не было писем.
      Торговля с Санта-Фе опять возобновилась, но теперь это была американская территория, и цены на товары стали гораздо ниже, так что Калебу приходилось весьма туго. Он не раз и не два говорил о том, что намеревается уехать в Калифорнию. Кейла это поставило перед тяжелым выбором. Ему хотелось остаться в Колорадо, где у него было много друзей-шайенов, но если Калеб уедет, то вместе с ним уедут Линда и Джесс. В любом случае Кейлу предстоит разлука с теми, кто ему дорог.
      Он пришел в это тихое место, чтобы как следует подумать о своем будущем, почти всю зиму он провел в поселении индейцев, живя в вигваме с Сыном Буйвола, его родителями и сестрой, и это породило еще одну проблему.
      Пуночке, так звали сестру Сына Буйвола, было всего одиннадцать, но ее расцветающая красота странно волновала Кейла. Он недоумевал, почему это происходит, ведь она всего лишь маленькая девочка. Но однажды, думая, что он спит, Пуночка переоделась в его присутствии, и Кейл с удивлением заметил, что ее грудь уже не такая плоская как раньше. На ней появились маленькие мягкие бутончики, которые наверняка в скором времени оформятся в соблазнительные холмики.
      Раньше он никогда всерьез не задумывался о женщинах, даже плохо представлял себе, как устроено их тело. Теперь он вдруг понял, насколько красива его мать и некоторые из молодых соседок. О девушках своего возраста он имел весьма смутное представление. Если у девочки наступало «время, когда она потекла», то видеть ее запрещалось до тех пор, пока не подходила пора замужества.
      К своему стыду, Кейл не понимал, что означает «время, когда потекла девочка», и ему очень хотелось бы знать, когда это произойдет у Пуночки. Но он не торопил время. Ведь сейчас они оставались хорошими друзьями, а тогда ему будет запрещено видеться с Пуночкой и разговаривать с ней. Но его особенно удивляло, что ему не нравилась сама мысль о том, что кто-нибудь из старших воинов возьмет Пуночку замуж. Ему почему-то казалось, что она принадлежит ему, но он опасался, что родители Пуночки могут отказать ему, ведь в его жилах есть немного белой крови.
      Мальчик со злостью сломал ветку.
      – Я еще покажу им, – пробормотал он. – Когда-нибудь я стану великим воином. Я уже сейчас хороший охотник.
      Он глубоко вздохнул и сломал еще одну ветку.
      По обычаю, дядя его друга, Пятнистый Конь, взял на себя задачу обучить Кейла всем индейским традициям, а также охоте и умению сражаться на войне. То, что Кейл – внук Голубого Ястреба, ко многому обязывало мальчика. Он уже доказал, что из него получился способный ученик, опередивший во многом своего друга, Сына Буйвола.
      Кейл задумчиво теребил в руках веточку: он не знал, стоило ли ему говорить Калебу о Пуночке. Будет дедушка смеяться над ним? Нет. Только не Голубой Ястреб. Он поймет. И чем больше Кейл думал обо всем этом, тем сильнее укреплялся в решении: если его семья переедет в Калифорнию, то он останется здесь, с Сыном Буйвола, Пуночкой и остальными шайенами. Он не хочет покидать Пуночку и не хочет жить среди белых. Кейл прислушивался к своему сердцу, а сердце подсказывало ему жить среди индейцев. Он хотел быть настоящим шайеном, а для этого ему придется участвовать в ритуале Танца Солнца.
      Дедушка всегда говорил, что следует слушаться зова своего сердца. Кейл прекрасно понимал, какое будущее ждет шайенов, но это будет еще через много, много лет. Сейчас возникли временные трудности из-за войны с Мексикой. Все изменится, когда она закончится: солдаты уберутся восвояси, и шайены опять заживут свободной жизнью. Вместе с арапахами и некоторыми другими племенами они будут представлять огромную силу.
      Кейл любил такую жизнь, любил своих друзей, а теперь начинал понимать, что любит и Пуночку. Конечно, не так, как мужчина любит женщину, – для этого они еще слишком юны. Он любил ее как сестру и понимал, что когда-то Калеб точно так же любил Сару, возможно, что его чувство к Пуночке – начало огромной всепоглощающей любви. Его мысли прервал девичий смех. Совсем близко послышался плеск воды и женская болтовня. Кейл понял, что наступило такое время дня, когда женщины приходят к ручью купаться. Он знал, что ему следует уйти, но решил, что его вряд ли увидят в таком укромном месте. Его стало разбирать любопытство. Что, если он посмотрит на обнаженных женщин? Кто знает, может быть, такая возможность ему больше не представится. Может быть, он увидит то, о чем даже не подозревает.
      Ему было всего тринадцать, но в глазах шайенов он уже почти мужчина. А когда он убьет своего первого бизона и пройдет испытание ритуалом Танца Солнца, то докажет, что он – настоящий мужчина.
      Но сейчас у него не хватало сил, чтобы побороть свое любопытство. Даже уважение к этим женщинам не могло остановить его, и он, сам того не желая, стал крадучись пробираться среди кустов, перебегая от дерева к дереву.
      Вдоль ручья рос строевой лес, и многие шайены оставались здесь зимой на стоянку. Деревья укрывали их от холодных ветров и снабжали хворостом для костра. Весна в этом году пришла рано, и уже было тепло. Некоторые женщины отважились полностью погрузиться в ручей.
      Кейл лежал на животе и широко раскрытыми глазами смотрел, как они сбрасывают одежду. Они стояли перед ним совершенно голые, не подозревая о том, что на них смотрят, болтали и смеялись. Некоторые с визгом брызгали друг на друга водой. Кейл с изумлением взирал на круглые ягодицы, полные груди и на темные треугольники внизу живота. Где-то здесь, между бедер, находится самое секретное место женщины, место, где мужчина соединяется с ней, как соединяются между собой животные.
      Что за чудесное создание – женщина! Глубокой ночью мужчина таинственным образом выпускает в нее некое вещество, которое потом разрастается в женщине, и ее живот становится большим и круглым. Он вспомнил, как его мать носила Джона. А потом каким-то образом ребенок выходит наружу. Выходит ли он из того же тайного места, куда проникает мужчина?
      Кейл видел, как появляются на свет телята, жеребята, щенки. Наверное, дети рождаются так же.
      Кейл вдруг почувствовал непреодолимое желание узнать, как мужчина соединяется с женщиной, что он при этом чувствует. Шайены довольно открыто ведут себя в этом плане. Кейл знал, что родители Пуночки соединяются вместе по несколько раз за ночь и издают при этом звуки, в которых одновременно слышатся боль и восторг. Он заметил Пуночку. Любовь к ней заставила его быстро опустить глаза, но любопытство пересилило, и он стал ее разглядывать. Она казалась ему очень красивой, хотя у нее не имелось того, что было у взрослых женщин. Вместо грудей виднелись лишь крошечные бугорки, внизу живота совсем не было волос. Кейлу понравилась форма ее бедер и аккуратные ягодицы. Он был уверен, что настанет день и она превратится в красивую молодую женщину.
      Теперь его задача состояла в том, чтобы стать настоящим воином и не позволить другому мужчине жениться на ней. А для этого нужно остаться с шайенами.
      Все, решено. Он не уедет с семьей в Калифорнию. Он уже почти мужчина и не нуждается больше в своей матери. Он должен жить собственной жизнью. В конце концов, он уже давно живет собственной жизнью.
      Глядя на женщин, Кейл чувствовал, как оживает его собственное тело. Раньше он не испытывал подобных ощущений и решил поговорить об этом с дедушкой. Кейл любил и уважал своего отчима, но ему всегда было легче разговаривать с Калебом. Калеб был индейцем и понимал его лучше, чем кто-либо.
      Вдруг кто-то сильно схватил его за волосы, и Кейл от неожиданности вскрикнул, испытывая адскую боль, повернулся и оказался лицом к лицу со старым индейцем по имени Желтая Шея.
      – Сегодня ты совершил ужасный поступок, – проворчал старик сквозь желтые зубы. – Тебя нужно отвести на суд старейшин.
      Кейл потерял дар речи. Желтая Шея потянул его за собой, и Кейлу пришлось подняться и послушно плестись следом.
      Он не осмеливался вырываться или бить старика. Тот был весьма уважаемым воином. И, кроме того, Кейл знал, что поступил плохо и его ждет суровое наказание, а может быть, и смерть. Что, если Желтая Шея собственноручно прикончит его прямо здесь? Ведь Кейл оскорбил шайенов тем, что подглядывал за их женами, но самое страшное состояло в том, что он видел обнаженными невинных девушек.
      – Извини меня, Желтая Шея, – задыхаясь и морщась от боли, проговорил он. – Я случайно там оказался. Я не преследовал их, а был уже там, когда они пришли.
      – Ты должен был сразу же уйти! Ты опозорил себя, внук Голубого Ястреба. Твой дедушка будет очень зол на тебя! Совет старейшин очень разозлится! Сегодня ты потерял свою честь!
      Кейлу хотелось плакать, но он не мог себе это позволить. Ничто так не позорит мужчину, как слезы. Он не будет плакать и умолять о прощении. Пусть Совет старейшин накажет его как следует. Он будет вести себя достойно и выдержит все.
      Почему он поддался порыву вместо того, чтобы уйти? Что за страшная сила толкнула его так дерзко нарушить закон шайенов? Как он мог совершить такую глупость? Кейл ужасно на себя злился. Нужно будет попытаться все исправить, если, конечно, его не убьют. Возможно, поможет то, что он внук Голубого Ястреба. Будь что будет, а сейчас Кейла больше всего беспокоили его собственные волосы. Он боялся, что Желтая Шея вырвет их все до единого, пока дотащит его до поселка. Предстать лысым перед советом старейшин будет еще большим позором. Единственным утешением для Кейла было то, что Калеб не будет присутствовать на суде старейшин.

* * *

      Оглушительно били барабаны. Окруженный со всех сторон женщинами, Кейл покорно ждал своей участи. Приводить приговор в исполнение будут женщины, поскольку именно они являются обиженной стороной. А Кейл знал, какими жестокими могут быть женщины-шайенки. Распутных женщин они избивали до полусмерти и выгоняли из селения. А однажды они чуть не убили индейца из племени арапахо, который пытался изнасиловать шайенку.
      Пуночки среди вооруженных камнями и палками женщин не было, и он не имел ни малейшего понятия о том, где она. Его преданный друг, Сын Буйвола, намеренно стоял в стороне, чтобы не смущать Кейла своим присутствием. Но где все-таки Пуночка? Смотрит ли она? Он не решался искать ее глазами в толпе разъяренных женщин, поскольку они могут подумать, что он струсил и ищет путь к спасению бегством.
      Пуночка наблюдала за ним, но стояла в таком месте, где Кейл не мог ее видеть. Губы ее кривились, глаза были полны слез. Она едва сдержала крик, когда женщины обрушились на Кейла, колотя его палками и забрасывая камнями. Она не считала, что Кейл совершил преступление. Брат рассказывал ей, что многие мальчики подсматривают за женщинами и остаются безнаказанными потому, что не попадаются никому на глаза. Возможно, мальчикам необходимо знать, как выглядят женщины, чтобы стать настоящими мужчинами. Пуночке было даже приятно, что Кейл видел и ее тоже.
      Эта мысль заставила девочку покраснеть. Она представила, как Кейл сравнивает ее с женщинами; ведь по сравнению с ними она выглядит совсем ребенком. Но почему его мнение должно волновать ее? Они просто друзья, хотя в последние дни мама часто ругает ее за то, что она проводит с мальчиками слишком много времени.
      Пуночка смотрела, как Кейл храбро принимал удары, которые сыпались на него со всех сторон. Он не плакал и не пытался бежать. Она очень гордилась им, ей понравилось то, как он вел себя перед советом старейшин, как признал свою вину и поклялся искупить ее. Он сказал старейшинам, что собирается принять участие в ритуале Танца Солнца. Ему ответили, что он слишком молод, но Кейл сказал им, что он внук Голубого Ястреба и надеется, что унаследовал от деда храбрость и стойкость духа. В конце концов, он носит голубое ожерелье, которое передал ему Голубой Ястреб.
      Женщины навалились на Кейла и полностью заслонили его от Пуночки. Она уже не сдерживала слез и терла кулаками глаза. Наконец женщины оставили парня в покое и разошлись в разные стороны. Кейл, согнувшись пополам, сидел на коленях. Он попытался встать, лицо его исказилось от боли. Даже при свете костра Пуночка разглядела синяки на его теле, ей хотелось побежать к нему, но она знала, что не должна этого делать. Наконец он встал и, шатаясь, поплелся к своему коню. Она обежала вокруг вигвама, чтобы не терять его из виду. Он с трудом вскарабкался на жеребца и ускакал в темноту к своему дому: в мир белых людей. Пуночке очень хотелось бы знать, вернется ли он назад, как обещал.

      Калеб завел чалую кобылу в узкий загон, а Джесс закрыл ворота позади них. Затем он вытащил из углей раскаленный железный прут, загнутый на конце буквой «S» и залез с ним на стену загона с левой стороны лошади. Не мешкая ни секунды, он приложил раскаленное железо слева от крестца лошади.
      С диким ржанием кобыла дернулась, пытаясь вырваться на волю, но бежать было некуда. Джесс еще пару секунд прижимал клеймо, затем отнял его и спрыгнул по другую сторона загона.
      Калеб открыл передние ворота загона и выпустил животное к другим, уже клейменым лошадям.
      – Это последняя, Калеб.
      Калеб окинул взглядом лошадей.
      – Выглядят они хорошо, Джесс, но все же табун очень маленький. Если мы отправимся в Калифорнию, нам понадобится больше лошадей, чтобы иметь возможность продать их по дороге.
      Джесс прислонился к изгороди и достал трубку.
      – Калеб, думаю, в этом году не получится уехать в Калифорнию, разве что вы поедете одни, а мы с Линдой останемся.
      Калеб с удивлением взглянул на Джесса, который был ему не только зятем, но и другом, всегда готовым придти на помощь в трудное время.
      – Что-то случилось, Джесс?
      Некоторое время Джесс молча дымил трубкой.
      – Ничего не случилось, – ответил он. – Хотя… кое-что произошло, но это хорошая новость. Линда опять ждет ребенка.
      Калеб удивленно вскинул брови и улыбнулся.
      – Что ж, поздравляю, Джесс. Это одновременно хорошая и плохая новость. Я чертовски рад за Линду. Я знаю, как она хочет еще одного ребенка. Но ее беременность помешает нам переехать на Запад. Джесс кивнул, продолжая курить.
      – Боюсь, что да. Ты знаешь, как плохо она переносит беременность. У нее уже было три выкидыша. Она так хочет ребенка, а сейчас, когда Кейл отдаляется от нас, это было бы для нее спасением. Ведь она знает, что он не поедет с нами.
      Калеб вздохнул и откинул с лица волосы. Он смотрел куда-то вдаль, и Джесс легко представил его с раскрашенным лицом, сидящего на огромном жеребце среди бескрайних прерий.
      – Да, жизнь становится намного сложнее, когда у человека появляется семья, – заметил Калеб. Он посмотрел на Джесса и грустно улыбнулся. – Постоянно нужно принимать какие-то решения. Обстоятельства удерживают меня здесь, а я не могу не волноваться за Тома. Я получил от него только одно письмо. В нем он писал, что счастлив, но меня не покидает чувство, что я нужен ему…
      – Я знаю. Вы всегда были очень близки. Надеюсь, что скоро ты все-таки получишь от него весточку.
      Калеб прислонился к изгороди и посмотрел на лошадей.
      – Я просто хотел бы знать, что происходит в Сономе. Все-таки война… Том имеет привычку ввязываться в любую заваруху.
      – Как и его отец? Калеб улыбнулся.
      – Да, как и его отец. – Он посмотрел в глаза Джессу. – Ты хороший муж и отец, Джесс. Я знаю, что ребенок очень много для тебя значит. Когда он родится, важно, чтобы Сара была рядом с Линдой. Я и мысли не допускаю о том, чтобы уехать, а вас оставить здесь. Том – взрослый, самостоятельный мужчина. Иногда я забываю об этом. Надеюсь, что он не ранен и не попал в какую-нибудь переделку.
      – Я тоже на это надеюсь. Если у Линды все пройдет благополучно, то следующей весной мы сможем отправиться на запад.
      – Посмотрим, как перенесет зиму Сара. Да и ребенок будет еще слишком маленьким. Я не хочу рисковать.
      Калеб постарался скрыть свое разочарование. Он очень хотел увезти Сару в Калифорнию, уверенный в том, что ее здоровье пойдет там на поправку. Но он не мог испортить Линде радость от ожидания ребенка.
      – Кто-то скачет, – сказал Джесс.
      Калеб увидел, что к ним приближается одинокий всадник.
      – Это Кейл. То-то Линда обрадуется. – Калеб взглянул на Джесса. – Не беспокойся насчет Калифорнии. Линда ждет ребенка, и это надо отметить. Постараюсь уговорить Кейла остаться на ночь, и мы все вместе устроим праздничный ужин. – Он сжал плечо Джесса. – Я рад за тебя, Джесс. Ты – очень хороший семьянин, я знаю, какой упрямой бывает Линда.
      Джесс улыбнулся.
      – Да уж, никто не скажет, что Линда слишком покладиста.
      Калеб заулыбался и сделал шаг навстречу Кейлу, но улыбка быстро слетела с его лица, когда он увидел, что мальчик весь в грязи и в синяках.
      Увидев деда, Кейл пустил коня шагом, но не остановился, собираясь проехать мимо, стыдливо отводя взгляд.
      – Кейл, – встревожено окликнул его Джесс. – Что случилось с тобой? Кейл! Вернись!
      Кейл остановил коня и неохотно повернулся к ним. Джесс схватил коня за узду.
      – Что произошло? Это белые напали на тебя? Кейл посмотрел на Калеба.
      – Нет, – выдавил он. – Это не белые. – Он судорожно сглотнул и выпрямился. Было видно, что он едва сдерживает слезы. – Я им докажу, что я такой же мужчина, как любой из них, – он резко повернулся и поскакал к конюшне.
      – Как ты думаешь, что случилось, Калеб?
      – Очевидно, это сделали шайены, – ответил Калеб, глядя вслед внуку. – Скажи Линде, что он приехал. Кажется, я знаю, что произошло. Это индейский обычай. Возможно, он мне расскажет.
      Джесс кивнул.
      – Пойду подготовлю Линду. Мужчины разошлись в разные стороны. Кейл сердито сбрасывал с седла свои пожитки.
      Он повесил уздечку на крюк, схватил щетку и стал яростно чистить лошадь.
      – Если ты так будешь продолжать, то сотрешь его шкуру до дыр, – раздался голос Калеба.
      Движения Кейла стали медленнее. Калеб прислонился к стене и скрестил на груди руки.
      – Не хочешь сказать мне, что случилось? Кейл сглотнул.
      – Я скажу. Ты все равно узнаешь, что твой внук тебя опозорил.
      Подавив улыбку, Калеб терпеливо ждал.
      – Это сделали женщины, – проговорил мальчик. Он со злостью бросил щетку в угол. – Женщины! – Он отвернулся от Калеба.
      – Единственное, что я могу предположить, так это то, что ты обидел какую-нибудь молоденькую девушку. Кто она?
      Кейл ответил не сразу. Калеб ждал.
      – Их было много. Я сидел около ручья, а они пришли купаться. Я знаю, что подглядывать нехорошо, но я не смог удержаться. – Он ударил кулаком в стену.
      Никогда еще Калебу не приходилось так сильно подавлять в себе желание рассмеяться. Он знал, что его смех обидит мальчика.
      – Этот глупый старый индеец, Желтая Шея, поймал меня и за волосы притащил в поселок. Мне пришлось предстать перед советом старейшин. Они решили, что женщины должны наказать меня.
      Калеб погладил лошадиную морду.
      – Шайенки могут быть очень жестокими. Кажется, они били тебя довольно большими палками.
      Кейл пытался оторвать от доски щепку.
      – Палками и камнями, – пробормотал он. Калеб подошел к внуку поближе.
      – С тобой все в порядке? Перелома нет? Кейл стоял, опустив голову.
      – Я в порядке. Больше всего пострадала моя гордость.
      Калеб потрепал его за плечо.
      – Я хорошо знаю, что ты сейчас чувствуешь, Кейл.
      – Нет, не знаешь. Мальчик отошел от него.
      Калеб вздохнул и пошел в глубь стойла.
      – Знаю, Кейл. Я был не старше тебя, когда сбежал от приемного отца. Однажды меня застали в очень щекотливой ситуации с белой девушкой. На нас наткнулся ее отец, и как только она увидела его, то заорала, что ее насилуют. Поскольку я – индеец, то за такие дела меня бы повесили, но я удрал.
      Кейл повернулся к нему.
      – Правда?
      Калеб усмехнулся.
      – Это был мой первый опыт с женщиной. Я был слишком молод и глуп, чтобы понять, что она за штучка. Ведь она не была невинной девушкой, но мне так понравилось быть с ней, что я долго не мог забыть о ее поступке. Так или иначе, я чувствовал себя круглым идиотом и сгорал от стыда.
      – Я только недавно стал думать о женщинах. Там есть одна… Ей всего одиннадцать, но она очень красивая. Однажды я увидел, как она переодевается… – Его голос дрогнул. – Это плохо – хотеть смотреть на женщин без одежды?
      – Конечно, нет, Кейл. Просто это означает, что ты превращаешься в мужчину. Ты хочешь все познать. А кто эта девочка?
      – Ее зовут Пуночка. Она сестра Сына Буйвола. Мы с ней хорошие друзья. По крайнее мере, были до сих пор.
      – Если вы были хорошими друзьями, то ими и останетесь. Мы с твоей бабушкой начинали так же. Знаешь, мы были как брат с сестрой. Однажды она не хотела уезжать из форта в Сент-Луис, заплакала и прижалась ко мне. Я почувствовал ее тело, ощутил запах ее волос… Меня охватило странное возбуждение, которое я испытал впервые. Я почувствовал себя виноватым, как будто случилось что-то нехорошее. Теперь я знаю, что мне незачем было винить себя и нечего было стесняться. Думаешь, ты единственный молодой человек, кто подглядывает за женщинами?
      Мальчик вздохнул и повернулся к деду, все еще не поднимая на него глаз.
      – Хуже всего то, что я опозорил тебя, дедушка. Калеб скрестил на груди руки.
      – Ты признался в том, что сделал, и попросил наказать тебя?
      – Да, – ответил Кейл.
      – Ты стойко вынес побои и не пытался удрать?
      – Да, – мальчик наконец взглянул в глаза деду.
      – Тогда ты вел себя как настоящий мужчина.
      – Но это еще не все, – глаза мальчика наполнились слезами.
      Калеб нахмурился.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Я хочу сказать, что… – Кейл посмотрел в глаза дедушке. – Ты собираешься в Калифорнию, да?
      – Нет. Возможно, ты еще не знаешь, тебя ведь постоянно не бывает дома. Но твоя мама ждет ребенка, Кейл, поэтому мы не сможем в этом году уехать в Калифорнию.
      Кейл удивленно вскинул брови и улыбнулся.
      – Ребенка? Отличная новость. – Он сделал шаг к Калебу. – Это означает, что летом ты будешь дома.
      – Что ты задумал, Калеб? Мальчик гордо выпрямился.
      – Я хочу всем доказать, что я – мужчина, а не трус. Я хочу принять участие в Танце Солнца. Могу я сделать это, дедушка? Ты поможешь мне? Ты будешь смотреть, как я все это вынесу?
      Калеб серьезно посмотрел на внука и подошел ближе.
      – Кейл, ты еще слишком молод! Ты понимаешь, что тебя ждет?
      Кейл вздернул подбородок.
      – Понимаю. Много дней я буду поститься, потом меня поместят в отдельный вигвам. Мое тело проткнут в нескольких местах острыми кольями, меня подвесят, и я буду висеть, пока колья не прорвут мою кожу. От боли и голода я ослабею, мне явится видение, и я узнаю, кем мне предстоит стать и где мое место.
      Калебу стало не по себе от мысли, что его внук будет страдать.
      – Ты знаешь, что мне не нравится оставлять бабушку одну, Кейл.
      Мальчик с мольбой смотрел на него, и Калеб не мог не гордиться тем, что его внук стремится принять участие в самом мучительном ритуале шайенов.
      – Ты вернешься сразу, как только он закончится, дедушка. В этом году ритуал будут проводить на Южном Плато, а не на севере, как обычно. Это не очень далеко отсюда. Пожалуйста, скажи, что разрешишь мне и сам поедешь туда.
      – Если твоя мама не будет против. Она очень опечалена тем, что ты часто уходишь из дома, Кейл.
      – Ты можешь поговорить с ней. Она слушается тебя, дедушка. Пожалуйста, поговори с ней. Заставь ее понять меня. Ведь я ее очень люблю. Я всех вас люблю. Но сердцем я – индеец. Ты ведь понимаешь, что я чувствую. А сейчас, когда я опозорился перед шайенами, мне очень важно пройти это испытание. Я должен завоевать уважение шайенов и быть мужчиной в глазах Пуночки.
      Калеб обнял внука за плечи.
      – Я поговорю с Линдой.
      – Спасибо, дедушка, – мальчик обхватил его руками.
      В этот момент в конюшню вошел Джеймс. Увидев их объятия, он испытал привычную ревность. Калеб заметил сына, и от его взгляда не ускользнуло выражение лица Джеймса.
      – Джеймс, ты привел рыжего племенного жеребца, который доставил нам столько хлопот?
      Джеймс неохотно подошел ближе.
      – Я нашел его, – пробормотал он. Его глаза расширились от удивления, когда он увидел синяки на теле Кейла. – Что с тобой случилось?
      Кейл отступил назад и беспомощно взглянул на деда. Калеб понял, что мальчик не хочет, чтобы о его позоре узнала вся семья.
      – Кейл подрался с мальчишками. Сейчас все в порядке. Просто их было слишком много, – выручил он Кейла.
      Джеймс с издевкой улыбнулся.
      – Они были пьяны?
      – Нет, они не были пьяны.
      Джеймс отвернулся и стал снимать со стены уздечку.
      – Ну, это послужит тебе уроком. Я уже говорил тебе, что твоя дружба с индейцами до добра не доведет. – Он вошел в стойло и стал надевать уздечку на черную кобылу.
      – Что ты хочешь этим сказать? – спросил Калеб.
      Джеймс взглянул на него и быстро опустил глаза, злясь на себя за то, что испытывает перед отцом какой-то благоговейный страх.
      – Я хочу сказать, что среди индейцев полно таких, которые только пьют, дерутся, воюют и больше ничего не знают и не умеют.
      – Ты ничего не знаешь о них, – сказал Кейл, прежде чем Калеб успел ответить. – Если бы белые не мешали им и оставили бы их в покое, то индейцы вели бы мирную и красивую жизнь. Они знают свободу, которую не дано понять ни одному белому человеку. Чтобы выжить, индейцам не нужно так много, как белым. Наш верховный дух Махео снабжает нас тем, что нам необходимо.
      Джеймс сердито взглянул на него. Он не желал слышать об этом.
      – Не говори мне о Махео и о сильных и храбрых шайенах, – вырвалось у него. Он удивился, что позволил себе такое в присутствии отца, но не мог вынести того, что отец любит внука больше, чем сына. – Я не похож на индейца, не собираюсь быть индейцем и не позволю другим думать, что во мне есть индейская кровь!
      Калеб стоял как громом пораженный. Сжав кулаки, Кейл сделал шаг по направлению к Джеймсу.
      – Ты никогда не будешь жить в мире с самим собой, раз так думаешь. Я хотел бы, чтобы ты поехал со мной и дедушкой на ритуал Танца Солнца. Я приму участие в испытании, Джеймс. Я горжусь тем, что я индеец, и ты должен этим гордиться. Поедем с нами! Ты ведь всегда был моим лучшим другом.
      Джеймс прислонился к столбу, переводя взгляд с одного на другого.
      – Это правда? Он собирается принять участие в ритуале?
      Калеб кивнул.
      – Правда, поедем с нами, Джеймс. Лицо мальчика помрачнело.
      – Вам все равно, поеду ли я вместе с вами. Это только для вас обоих важно. Ты всегда любил Кейла больше, чем меня. А после ритуала он действительно станет твоим любимчиком.
      – Не говори глупостей, Джеймс! – горячо возразил Калеб.
      – Это не глупости. Я не индеец, отец, и у меня нет желания жить среди них и наблюдать этот варварский ритуал, – Джеймс не хотел говорить этого, но слова непроизвольно вырвались сами. – Ты думаешь, что Кейл такой замечательный, потому что он собирается вынести все мучения. А я, по твоему мнению, слаб и ни на что не способен. Нет! Когда-нибудь я добьюсь успеха, а Кейл будет скакать по лесам с вымирающими шайенами. Я буду наслаждаться радостями жизни, которые может себе позволить только белый человек и которых моя мать лишилась из-за тебя!
      Калеба будто ударили по лицу. Он сжал кулаки. Никогда раньше ему так не хотелось ударить кого-нибудь из своих детей. Он постарался удержать себя в руках. Но Кейл не смог этого сделать. Он набросился на Джеймса и ударил в грудь, отбросив его к ногам лошади, на которой тот собирался ехать. Джеймс едва удержался на ногах и с яростью взглянул на Кейла.
      – Отправляйся на свой дурацкий Танец Солнца, – прошипел он со слезами на глазах. – Возьми с собой моего отца, и пусть он гордится тобой! Он никогда не гордился мной! Поезжай и живи со своими шайенами, чтобы меня перестали сравнивать с тобой! Уезжай, Кейл, и оставайся там!
      Калеб подошел к нему и схватил за руку.
      – Ради бога, как ты можешь говорить, что я никогда не гордился тобой? – сердито спросил он; в глазах плескалась боль и обида. – Я всегда гордился всеми своими детьми и внуками! Но сейчас мне стыдно за тебя! Стыдно за твой эгоизм и жестокость!
      Мальчик отдернул руку.
      – Я видел, как ты обнимал его. И ты только что сказал, что поедешь с ним на ритуал Танца Солнца. Ты всегда считал, что Кейл лучше меня!
      – Это неправда, Джеймс!
      – Нет, это правда! Почему ты мой отец! Почему мой отец – индеец!
      Они с вызовом уставились друг на друга. Калеб чуть не ударил сына. Он видел в глазах мальчика сожаление о сказанном, но Джеймс не извинился перед ним. Наоборот, он круто повернулся и вскочил на лошадь.
      – Видишь? Я тоже могу ездить верхом. Я многое умею, отец!
      Джеймс увидел боль в глазах отца, но сейчас ему почему-то хотелось, чтобы отец страдал. Это было бы справедливо, потому что он, Джеймс, будет страдать всю жизнь из-за того, что у него в жилах течет индейская кровь.
      – Все, что надо по дому, я сделал. – Джеймс тронул кобылу и проскакал мимо них.
      Кейл повернулся и взглянул на деда, сердцем он чувствовал боль, которую испытывал Калеб. Он коснулся его руки.
      – Мне очень жаль, дедушка. Это я виноват. Калеб взял его за плечи и посмотрел ему в глаза.
      – Не говори так, Кейл. Ты ни в чем не виноват. Джеймс никогда не забудет того, что произошло в Техасе, а иногда я и вправду бываю плохим отцом.
      – Он должен понимать, как тебе трудно, но он эгоист. – Кейл посмотрел на свои руки. – Я не смел бить его. Но это не в первый раз происходит. Мы уже с ним дрались из-за этого. – Он опять встретился взглядом с Калебом. – Может быть, тебе лучше не ехать со мной?
      Калеб обнял его.
      – Я поеду. Я сделаю все для каждого члена семьи, Кейл. Очевидно, для Джеймса этого недостаточно. Я не знаю, как изгнать горечь из его сердца. Он сам должен от нее избавиться. Я не знаю, как ему помочь, но уверен в том, что он будет страдать.
      – Тогда мы должны молиться за него. На Танце Солнца мы сможем помолиться за него, духи услышат нас.
      Калеб услышал надежду в его словах. Он действительно гордился своим внуком, гордился, что тот понимает его. Калеб, конечно же, любил своего сына, но Джеймсу этого явно было недостаточно.
      Калебу хотелось как следует отшлепать сына, словно маленького ребенка, но он никогда не бил своих детей. Теперь он сожалел об этом. Возможно, он упустил Джеймса и, как другие родители в подобной ситуации, не мог понять, когда это произошло.
      Они вышли из конюшни и услышали крик птицы. В небе летал ястреб. По спине Калеба пробежал холодок. Он понимал, что живет не своей жизнью. Калеб вспомнил, как ему привиделся ястреб, который из голубого стал красным, а потом белым, и чей-то голос сказал ему, что он всегда будет разрываться между двух миров и только однажды эти два мира сольются в один.
      – Дедушка, ястреб! – восхищенно воскликнул Кейл. – Это хороший знак. Может, он благословляет меня идти на Танец Солнца?
      – Ястреб означает гораздо большее, Кейл. Птица исчезла в лучах солнца. Их окликнула Сара. Калеб посмотрел на нее: его красавица – Сара!
      – Пойдем поговорим с твоей мамой, бабушкой и Джессом о том, что ты хочешь сделать.
      – Ты не скажешь им, что произошло со мной? Калеб улыбнулся.
      – Не скажу.
      – А как быть с Джеймсом?
      – Джеймс сделал свой выбор, как и ты – свой. Каждый идет своим путем, Кейл. Я ничего не могу сделать. Но надеюсь, что его выбор не причинит боль его матери. А свою боль я перенесу.
      Они направились к хижине. Калеб повернулся, чтобы посмотреть вслед ястребу, который, как ему показалось, полетел туда, куда ускакал Джеймс.

      За столом повисло напряженное молчание. Джеймс еще не вернулся, а Кейл ел с таким видом, как будто любое движение ему причиняло невыносимую боль. Линда следила за ним взглядом, наконец не выдержала и отложила вилку.
      – Кейл, я больше так не могу. Что произошло с тобой в поселении индейцев? Ни ты, ни дедушка не говорите мне об этом. – Она укоризненно посмотрела на отца, которого горячо любила, но на которого была сейчас очень сердита. – Я положу этому конец! Ты не вернешься к индейцам!
      Кейл положил вилку. Калеб, Джесс и Сара переглянулись друг с другом. Когда Линда принимала какое-нибудь решение, переубедить ее было очень трудно. Джесс знал это, как никто другой. Но Кейл в упрямстве не уступал матери. Его темные глаза с вызовом уставились на нее.
      – Я вернусь туда, мама! – решительно ответил он, не обращая внимания на негодование в ее глазах. – Я уважаю твое мнение, но матери шайенов не указывают мужчинам моего возраста, что делать. Это унизительно.
      – «Унизительно!». «Мужчинам!». Тебе только тринадцать! Я признаю, что ты выглядишь старше, но все равно тебе только тринадцать лет. А что касается «унизительно», то посмотри на себя! Что они с тобой сделали! Как ты можешь думать о том, чтобы вернуться туда?
      – Я был наказан за свой проступок, – слегка повысил голос Кейл. – Больше этого не повторится, у них свои законы, и меня наказали справедливо. Кроме того, в этом году мне исполнится четырнадцать лет и я собираюсь доказать всем, что я настоящий мужчина. Я собираюсь участвовать в ритуале Танца Солнца, дедушка поедет со мной.
      – Калеб! – в изумлении воскликнула Сара. Все впервые услышали эту новость.
      Калеб с трудом проглотил кусочек мяса, чувствуя на себе ледяной взгляд дочери.
      – О чем это говорит мой сын?
      Калеб хмуро взглянул на Кейла, который понурил голову и надулся. Потом он твердо встретил взгляд дочери.
      – Кейл хочет участвовать в Танце Солнца, и он попросил меня поехать с ним.
      Линда не мигая смотрела на него. Калеб взглянул на Джесса, чей взгляд, казалось, подбадривал его.
      – И вы оба все решили, даже не спросив меня? – звенящим от негодования голосом спросила Линда.
      Калеб положил локти на стол и наклонился к дочери, сидевшей слева от него.
      – Линда, я собирался поговорить с тобой наедине. Я не думал, что произойдет все так быстро.
      Она продолжала сверлить его взглядом.
      – Линда, мальчик очень хочет пройти это испытание. Разрешив ему это, ты докажешь ему свою любовь. Ты должна гордиться им.
      – Он хотя бы понимает, что с ним сделают? – спросила она дрожащим голосом.
      Калеб взял ее руки в свои.
      – Конечно, понимает. Я прошел через это, Линда. Если я буду с ним, он сможет вынести испытание. Для него это самое важное событие в жизни. Ты должна разрешить ему.
      Джесс обнял ее за плечи, а маленький Джон удивленно смотрел на мать, набив рот печеньем.
      – Я потеряю его навсегда, – запротестовала Линда.
      – Линда, если ты не позволишь ему участвовать, ты все равно потеряешь его, но только все будет куда хуже, – ласково проговорил Джесс. – Я не понимаю всех этих индейских тонкостей, но Калеб понимает, и он понимает состояние Кейла. Если ты попытаешься привязать сына к одному месту и заставить жить среди белых, он будет несчастлив. Он на три четверти индеец, Линда. Он хочет быть индейцем. Калеб знает лучше, чем кто-либо, что значит жить среди двух миров.
      Сара почувствовала странную боль в груди от этих слов Джесса.
      – Кейл точно знает, кем он хочет быть, Линда. И даже на расстоянии вы оба будете любить друг друга, – продолжал уговаривать Джесс.
      Калеб сжал ее руку.
      – Джесс говорит то, что сказал бы и я. Линда вытерла слезы и посмотрела в глаза отца.
      – Ты будешь с ним?
      – Каждую минуту.
      – Ты научишь его… как переносить боль?
      – Он – мой внук, Линда. Ты знаешь, как я люблю его. Думаешь, я позволю ему страдать больше, чем нужно?
      – И ты заставишь его хотя бы ненадолго приехать сюда, чтобы я убедилась, что с ним все в порядке?
      – Конечно.
      Они пристально смотрели друг другу в глаза, и Линда поняла, что для ее отца этот ритуал так же важен, как и для ее сына. Она сама втайне гордилась сыном, но материнская любовь пыталась оградить его от страданий. Все-таки она была почти наполовину индеанкой и смогла понять своего сына. Калеб одобрительно улыбнулся. Вздохнув, Линда посмотрела на Кейла.
      – Если это так важно для тебя и если твой дедушка будет с тобой, тогда, думаю, ты должен участвовать в Танце Солнца.
      По лицу Кейла расплылась улыбка.
      – Спасибо, мама. Я рассказывал о тебе всем своим друзьям. Я говорил им, что ты самая красивая, сильная и мудрая. Сын Буйвола сказал, что ты слишком белая и никогда не позволишь мне участвовать в ритуале. – Он тряхнул головой. – Теперь они все увидят! Они увидят, какой я храбрый. Я одержу победу над всеми, потому что меня будет поддерживать Голубой Ястреб, мой дедушка! Мне все будут завидовать.
      Калеб посмотрел на Сару и увидел, как в ее глазах промелькнул страх. Он знал причину этого страха. Он появлялся всегда, когда Калеб общался с шайенами. Сара опасалась, что Калеб когда-нибудь не вернется к ней. Она не могла не думать об этом.
      – Я не ожидал, что все произойдет именно так, – сказал Калеб. – Кейл все выболтал прежде, чем я успел всех вас подготовить.
      Сара выдавила улыбку.
      – Неважно, как все получилось. Все равно вы все для себя решили.
      – Мне не хотелось бы уезжать, Сара. Но это так важно для Кейла, и я не хочу отпускать его одного.
      Ее сердце болезненно сжалось. Кейл, их первый внук, такой гордый, красивый и свободолюбивый, как его дедушка.
      – Предполагалось, что за этим ужином мы отпразднуем то, что скоро я опять стану матерью, – сказала Линда. – Все получилось не так, как я хотела. – Она посмотрела на отца. – Мне жаль, что я нарушила твои планы насчет Калифорнии.
      Калеб улыбнулся.
      – Ребенок Линда. Кроме того, я нужен Кейлу. Не думай, что ты теряешь его. Ты будешь счастлива, когда узнаешь, что он живет именно той жизнью, к которой стремится его душа.
      В это время появился Джеймс. Сара заметила, что в глазах Калеба появилась боль с примесью гнева; он быстро взглянул на сына, затем молча принялся за еду. Джеймс потоптался у двери, и Сара строго спросила его:
      – Джеймс Сакс, где ты пропадал? Мы почти закончили ужинать.
      Мальчик слегка покраснел и вопросительно взглянул на отца, затем перевел взгляд на Кейла, который с хмурым видом уткнулся в свою тарелку.
      – Мне захотелось покататься верхом, – сказал Саре Джеймс. – Могу я поесть?
      Сара чувствовала какое-то напряжение. Что-то произошло между Калебом и Джеймсом. Сара знала, как сын стыдится индейской крови, которая присутствует в нем, и знала, какую боль это причиняет Калебу, а Калеб в свою очередь чувствует себя виноватым в том, что у Джеймса такие проблемы, как будто в этом есть его вина.
      – Садись, Джеймс, – спокойно сказала Сара. – Я дам тебе тарелку. Линда, сиди и ешь. Я сама положу еду Джеймсу.
      Джеймс повесил на крючок шляпу.
      – Я сначала пошел в нашу хижину, – сказал он, пытаясь завязать непринужденный разговор. – В честь чего ты устроила сегодняшний ужин, Линда?
      Линда посмотрела на брата. Она чувствовала, что с ним что-то происходит.
      – Скоро у меня появится ребенок. Это мы и решили сегодня отпраздновать.
      Джеймс улыбнулся.
      – Отлично! – но улыбка быстро исчезла с его лица. – Но… но мы не сможем уехать в Калифорнию, да?
      Калеб посмотрел на него.
      – Ты хочешь уехать?
      Сара поставила перед Джеймсом тарелку, и тот уставился в нее.
      – Я просто хотел уехать отсюда… подальше от… Калеб нахмурился.
      – Да, полагаю, что так. Я догадываюсь, что ты имеешь в виду. Думаю, что ты хочешь быть подальше от шайенов.
      Он положил вилку и встал. Все с удивлением посмотрели на него.
      Джеймс покраснел.
      – Пойду покурю. Хочешь присоединиться ко мне, Джесс?
      – Конечно, Калеб. – Джесс погладил по плечу Линду и встал.
      Калеб пошел к двери, но на полпути повернулся ко всем и сказал:
      – В нашей семье недавно произошли события, которые могут разбросать нас в разные стороны. Возможно, Кейл покинет нас, но сердцем и душой он будет с нами, потому что он – гордый и прекрасный юноша, который следует зову своего сердца. Мы можем только гордиться им. У Линды будет еще один ребенок. В нашей семье появится еще один человек, и это очень важно. Калифорния может подождать. Нам нужно верить, что у Тома все в порядке. И какое бы решение не принял Джеймс, это будет его решение. Но я никому не позволю разрушить нашу семью, семью Саксов. Где бы ни находился любой из нас, любовь остальных – поддержит его и придаст уверенности в своих силах, и в душе мы все должны быть вместе.
      Он повернулся и вышел. Сара опять посмотрела на Джеймса, сидевшего, не поднимая глаз. Она поняла, что слова Калеба относятся в первую очередь к сыну.
      Маленький Джон обежал вокруг стола и вскарабкался на колени к старшему брату. Джеймс покосился на Кейла.
      – Что на самом деле случилось с тобой, Кейл? – с насмешкой спросил он.
      Кейл с вызовом посмотрел на него.
      – Это мое дело.
      – И моего отца? Все знают, как вы близки.
      – Джеймс, хватит, – вмешалась Сара. – Ты мог бы быть с отцом еще ближе. Это зависит только от тебя.
      Джеймс ничего не ответил. Некоторое время он ковырялся в еде, размышляя над словами отца. Жизнь станет намного лучше, если Кейл действительно покинет их.
      – Ты уезжаешь, Кейл? – не выдержал он. – Навсегда?
      Кейл дал братишке кусочек мяса.
      – Не притворяйся, что ты ничего не знаешь. Ты слышал в конюшне, что я собираюсь участвовать в Танце Солнца.
      Джеймс покосился на мать. Затем опять посмотрел на Кейла.
      – И что из этого следует?
      – А то, что я, возможно, останусь с шайенами. Джеймс проглотил кусочек.
      – Мы все это знаем. Ты считаешь себя индейцем. Ты должен жить с ними.
      – А кто ты, Джеймс? – поинтересовался Кейл. Джеймс отшвырнул стул и встал.
      – Я – Джеймс Сакс. – Он наклонился к Кейлу: – Ты видишь это лицо? Есть в нем что-нибудь индейское?
      Кейл выдержал его взгляд.
      – Нет. Но индейское есть в твоем сердце и в крови! Однажды ты поймешь это, и тебе станет очень грустно, что ты не признавался себе в этом.
      Джеймс рассмеялся.
      – Сомневаюсь. Ты спрашивал, кто я? Я – белый. Ты сделал свой выбор, а я сделал свой.
      Кейл кивнул.
      – Да. И это значит, что мы больше не друзья, Джеймс. Я буду скучать по тем временам, когда мы были вместе.
      Высокомерие исчезло из взгляда Джеймса. Он отвернулся.
      – Я тоже буду скучать. Но все меняется. Мы хорошо жили в Техасе. И вот все изменилось. – Он посмотрел на Линду. – Я рад тому, что у тебя будет ребенок. Извини, если испортил ужин. Похоже, я всегда все порчу. – Он повернулся к Кейлу. – Отец намерен все еще ехать с тобой?
      – Да, и ты тоже можешь поехать, дедушке это понравится.
      – Сомневаюсь. Он будет с индейцами. Таким я его не знаю. Кроме того, ему нравится быть с тобой. У меня с ним нет ничего общего…
      – Джеймс, прекрати сейчас же, – резко оборвала его Сара. – Иди домой и жди меня, ты понял?
      Джеймс мрачно взглянул на нее.
      – Да. – Он поспешно вышел, хлопнув дверью. Калеб с Джессом, стоя на улице, видели, как Джеймс пулей вылетел из дома и побежал к своей хижине.
      – Вы опять поругались? – спросил Джесс. Калеб кивнул, пыхтя своей трубкой.
      – Я вообще не могу с ним разговаривать, Джесс. Клянусь, проблемы с Кейлом – ничто, по сравнению с этим. По крайней мере, Кейл любит и уважает вас обоих. Я не сомневаюсь, что Джеймс любит свою мать, но ко мне у него другое отношение. Я чуть не ударил его сегодня за то, что он сказал. Но индейцы никогда не бьют своих детей, они только стыдят их, и этого бывает вполне достаточно. Но я ошибался насчет Джеймса. И сейчас он меня ни во что не ставит. Он оскорбляет меня и мою кровь.
      – Ты ошибаешься, Калеб. Мальчик восхищается тобой, но ты не знаешь этого. Он скрывает свои чувства глубоко внутри. Ты должен просто любить его и все. Ему многому надо научиться, прежде чем понять, что есть главное в жизни. Джеймс найдет себя. Спасибо за то, что ты помогаешь Кейлу. Мы с Джеймсом будем охранять женщин, пока вас не будет. Может быть, я привезу одного-двух помощников из форта. Многие хотят подработать за пищу и крышу над головой.
      – Я постараюсь вернуться как можно быстрее. Все будет зависеть от Кейла.
      Джесс нахмурился.
      – Это очень страшно, Калеб? С ним все будет в порядке?
      – Это очень трудное испытание. Конечно, лучше бы он немного подождал с этим. Но он опозорился и хочет, чтобы его вновь зауважали.
      – А что все-таки произошло? Калеб слегка улыбнулся.
      – Ты должен обещать, что не расскажешь Линде. Мальчик будет просто в отчаянии.
      – И не подумаю говорить ей. Калеб вздохнул.
      – Все это очень забавно, но для Кейла весьма серьезно. Боюсь, что его застали в тот момент, когда он подглядывал за молодыми девушками, купавшимися в ручье. Его отвели в поселок, и он предстал перед советом старейшин, который решил, что женщины сами должны его наказать. И можешь мне поверить, наказание оказалось очень жестоким.
      Джесс некоторое время переваривал информацию, затем его лицо начало расплываться в улыбке.
      – Кейл подглядывал за голыми женщинами? Калеб улыбнулся.
      – Боюсь, что так. Мне кажется, для мальчишки это вполне нормально, не так?
      Джесс расхохотался.
      – Я тоже так думаю, – сквозь смех проговорил он. – Женщины побили его? – Он не мог остановиться и продолжал хохотать. – Боже милостивый, теперь я знаю, откуда у Линды такой нрав. Слава богу, я еще не доводил ее!
      Джесс смеялся так заразительно, что Калеб не мог не присоединиться к нему. Хотя на душе у него скребли кошки, он хохотал до слез. Внезапно он подумал о том, что не помнит, когда Джеймс смеялся в последний раз. Он был всегда таким серьезным, даже в детстве.
      Они продолжали хохотать до упаду, представляя себе, как Кейл подглядывает за женщинами.
      – Черт, имей я возможность, я бы тоже так сделал, – задыхаясь от смеха, выдавил из себя Джесс.
      – А я бы присоединился к тебе, – ответил Калеб. Он все еще продолжал смеяться, когда увидел, как Сара быстро идет по направлению к дому.

* * *

      Сара вошла в хижину и плотно прикрыла за собой дверь. Она посмотрела прямо в глаза Джеймсу, стоявшему у стола.
      – Ты меня не любишь, Джеймс? – спросила она. Мальчик нахмурился.
      – Ты же знаешь, что люблю, мама.
      – Мне в это трудно поверить. Неужели ты не понимаешь, что каждый раз, когда ты делаешь больно отцу, ты причиняешь боль и мне?
      Джеймс глубоко вздохнул и опустил глаза.
      – Ты опять поругался с ним, да? Какие оскорбительные слова ты сказал на этот раз?
      Джеймс поднял на нее глаза, полные слез.
      – Он любит Кейла больше, чем меня. Он всегда больше любил его!
      – Ерунда! Боже мой, Джеймс, неужели ты не видишь, что Калеб любит всех членов своей семьи, особенно своего сына. Он столько потерял в своей жизни! И я больше не позволю тебе причинять ему боль.
      – Но именно он причиняет боль нам, особенно тебе. Это он во всем виноват!
      Сара подошла ближе к сыну.
      – Как ты смеешь говорить, что твой отец намеренно причиняет нам боль! Он ни в чем не виноват. Во всем виновато наше общество, которое разжигает войну и ненависть. Твой отец не властен над такими вещами. Ты вправе выбрать свою дорогу в жизни. Не хочешь быть индейцем – пожалуйста. Мы дадим тебе свободу. Но не смей оскорблять и обижать отца – ни словом, ни делом!
      Джеймс уставился на нее, не в силах вымолвить ни слова. Впервые он видел мать в таком гневе.
      – Извини меня, – наконец пробормотал он.
      – Мне твоих извинений недостаточно. Если ты собираешься жить в этом доме, ты должен извиниться перед Калебом, и ты не скажешь ему, что у нас с тобой был разговор на эту тему, и пообещаешь мне, что никогда не будешь говорить ему обидных слов, эгоистичных… полных презрения!
      – Что ты имеешь в виду, когда говоришь: «если я собираюсь жить в этом доме»?
      – Я имею в виду то, что я сказала. Ты – мой любимый сын, я готова жизнь отдать за тебя, как и твой отец. Но это не значит, что я позволю тебе разрушать нашу семью и унижать отца. Отец отказывает себе во всем, чтобы отложить деньги на твою дальнейшую учебу, а взамен ты платишь ему черной неблагодарностью; если ты не будешь с уважением относиться к отцу, то покинь этот дом без гроша в кармане и живи как хочешь.
      Джеймс видел твердую решимость в ее зеленых глазах. Он судорожно сглотнул, понимая, что мать не шутит.
      – Отец… он откладывает деньги для школы?
      – Ты собираешься сделать то, что я сказала тебе? Мальчик вздохнул.
      – Да, мама.
      – И ты извинишься перед Кейлом. Ты пожелаешь ему удачи на Танце Солнца, хотя тебе эта идея не по нраву. Это его выбор, и мы должны с уважением отнестись к нему. Для него это важно, как для тебя важно получить образование. И ты прекратишь ревновать его. Это нелепо! Мне стыдно за твое ребячество и эгоизм!
      Джеймс часто заморгал, в глазах появились слезы.
      – Я не всегда такой… иногда слова вырываются непроизвольно, мама.
      Ей хотелось смягчиться, обнять его. Она всегда так поступала раньше, но на этот раз она решила быть твердой до конца. Он должен знать, что она не позволит ему обижать отца.
      – Такое бывает с любым из нас, Джеймс. Но мы стараемся не повторять своих ошибок. Я могу напомнить тебе, что ты все еще ездишь на отличной лошади, которую купил тебе отец, хотя с деньгами у нас тогда было туго. Купил, потому что ты очень хотел иметь собственную лошадь. Я никогда не забуду, как ты был счастлив. Куда все это подевалось, Джеймс? В твоем сердце одна горечь.
      Мальчик пожал плечами.
      – Не знаю. Думаю, все из-за того, что нас выгнали из Техаса, потому что мы индейцы. Они обидели тебя и Линду, убили мою собаку. Я не могу этого забыть. – Он заморгал, пытаясь сдержать слезы. – А те, которые украли наших лошадей и ранили тебя? И все потому, что мы – индейцы. Я просто не понимаю, почему отец гордится тем, что он индеец. Почему он радуется тому, что Кейл будет жить с шайенами и принимать участие в их языческом ритуале.
      – Тогда хотя бы попытайся понять их, Джеймс Сакс. А если не сможешь, то покажи, что ты уважаешь чувства других. Твой отец предпочел бы жить среди шайенов, но он оставил все ради нас. Я не хочу, чтобы ты осложнял ему жизнь. Ты хорошо понял меня?
      Джеймс засопел.
      – Да, мама.
      – Хорошо. Теперь сходи и принеси немного дров. Я очень устала сегодня.
      Джеймс повернулся и вышел, а Сара едва сдержалась, чтобы не дать волю слезам. Она не хотела, чтобы сын видел ее слабость. Спустя некоторое время появился Калеб, и Сара встретила его улыбкой.
      – Я приготовила для Линды пирог. Давай возьмем его с собой и продолжим наш праздничный ужин. Линда будет очень рада. – Она обняла мужа, и в этот момент на пороге показался Джеймс.
      Мальчик нерешительно посмотрел на отца.
      – Мне еще что-нибудь нужно сделать сегодня, па?
      Их глаза встретились. Калеба удивила перемена в настроении сына. Он посмотрел на Сару, которая продолжала улыбаться, но в глазах была мольба. Он наклонился и чмокнул ее в щеку. Затем взглянул на сына.
      – Нет. Возьми пирог и отнеси его Линде. Мы еще не закончили праздновать.
      Джеймс выдавил улыбку и вышел. Калеб пытливо взглянул на жену.
      – С тобой все в порядке?
      – Да, – уверенно ответила она. – Только обещай, что вернешься к нам после Танца Солнца. Не заглядывайся на молоденьких девушек. Я знаю, что воины твоего возраста часто женятся на молодых.
      Он улыбнулся, обнял ее и поцеловал.
      – У меня уже есть молоденькая девушка. И как я могу к ней не вернуться? Я счастлив, только когда мы вместе. – Он крепко прижал ее к себе. – Извини, что не предупредил тебя заранее насчет Кейла.
      – Только будь осторожен, Калеб. Сейчас так опасно, поэтому я очень переживаю за Кейла. Жизнь шайенов очень трудна и полна неожиданностей.
      – Я знаю. Но не волнуйся. С ним будет Голубой Ястреб.
      К ним подошел Джеймс с огромным пирогом в руках.
      – Для Линды это будет сюрпризом, – сказал он. Калеб положил руку ему на плечо.
      – Смотри, не урони его.
      Джеймс улыбнулся, и они все вместе направились к дому Линды и Джесса. Калеб задумчиво смотрел на Сару. Ему о многом хотелось спросить ее, но он решил оставить все вопросы при себе.

      В ночи пронзительно стрекотали сверчки. Калеб сидел рядом с Кейлом и наблюдал, как мать Сына Буйвола тщательно наносит на его тело краску. Кейл и Калеб были в одних набедренных повязках. Калеб разукрасил лицо белыми полосами, а Кейла помогли разукрасить родители Пуночки и Сына Буйвола. Пуночка тоже присутствовала, но скрывалась в тени и оттуда с восхищением наблюдала за приготовлениями к ритуалу.
      Несмотря на несколько дней поста, Кейл выглядел сильным и крепким; он был крупнее и выше мальчиков своего возраста. Сейчас все его тело было разрисовано глиной и цветочной пыльцой, и Пуночке он казался очень красивым. Она считала, что свой рост Кейл унаследовал от дедушки, который в свою очередь получил его от белого отца. Семья Пуночки очень хорошо относилась к Кейлу, он был для них как родной, а поскольку Кейл – внук легендарного Голубого Ястреба, то они гордились тем, что обучают его. Им очень хотелось, чтобы Кейл жил в племени, и их обеспокоило, что индейцы не захотят принять его из-за скандала с женщинами.
      Пуночка тайно мечтала о дне, когда она сможет выйти замуж за Кейла. Возможно, когда придет ее время, Кейл попросит разрешения ухаживать за ней. Он принесет ее отцу мяса, шкуры и приведет лошадей. Кейл прекрасно ловил диких лошадей, а лошади – это отличный подарок.
      – Дедушка, – слабым голосом произнес Кейл.
      Калеб подумал о том, что внук уже достаточно намучился тем, что голодал и последние два дня провел без воды.
      – Я здесь, Кейл.
      – Ты думаешь, у меня будет видение, которое подскажет мое новое индейское имя?
      – Это часто происходит. Но только помни о том, что ты никому не должен говорить о своем видении, даже мне. Но если ты услышишь голос, который назовет тебе имя, то можешь сказать мне об этом.
      Кейл вздохнул. Он одновременно испытывал ужас и волнение перед тем, что произойдет завтра.
      – Молись за меня, дедушка. Я не хочу кричать от боли. Иначе я опозорюсь.
      – Ты не будешь кричать. Каждый раз, когда тебе захочется крикнуть, ты будешь изо всех сил дуть в свисток.
      – У меня нет свистка.
      Калеб развернул маленький кожаный мешочек, привязанный к поясу, и порылся внутри него. Он взял руку Кейла и вложил в нее свисток из кости.
      – Теперь есть.
      Кейл разжал ладонь и посмотрел на свисток, затем на деда.
      – Это из твоей сумки? Калеб улыбнулся и кивнул.
      – Да. Этот свисток я получил от старого индейца, когда участвовал в Танце Солнца. Я храню его уже больше тридцати пяти лет. У каждого воина должна быть своя сумка со снадобьями, и в ней хранятся вещи, которые дают ему силу и энергию. Моя сумка помогла мне выжить, помогла мне найти Сару и дочь. Пройдет много лет, и я опять стану настоящим индейцем, но только в том случае, если Сара умрет раньше меня. То, что ты собираешься стать настоящим шайеном, вселяет в меня веру в будущее.
      Глаза Кейла увлажнились. Калеб сжал его руку.
      – Не надо слез. А то ты испортишь красивую раскраску, которую сделала тебе Белая Птица.
      Кейл выдавил улыбку.
      – Спасибо, дедушка. Ты не должен был отдавать мне свой свисток. У меня уже есть твое ожерелье, – растроганно произнес он.
      – Эти вещи должны передаваться тем, кто любит людей и верит в них; тем, кто хранит традиции шайенов. Я знаю, что твой отец был чероки, но шайены – тоже индейцы. Самое главное, нужно помнить о своем народе. Не допусти, чтобы вымер наш народ, Кейл. Я предвижу, что белые сделают все, чтобы уничтожить индейцев и их культуру. Не допусти, чтобы это случилось. Учи этому своих детей. Белый человек может отобрать у индейцев землю, но он не может отобрать у них душу, Кейл. Пусть живет дух индейца!
      Мальчик кивнул.
      – Я сделаю все что смогу, дедушка. Ты сделал мне отличные подарки, но самое главное, ты подарил мне свою любовь и силу. Скажи моей маме, почему я все это делаю, заставь ее понять. И… и скажи Джеймсу, что несмотря ни на что, он всегда будет моим другом. Я буду за него молиться. Он будет счастлив, когда найдет свое место в жизни.
      Сердце Калеба болезненно сжалось при мысли о сыне.
      – Я скажу ему.
      Наконец все приготовления были закончены.
      – Теперь нам остается только ждать и молиться, – сказала Белая Птица.
      Кейл показал свисток Сыну Буйвола.
      – Подарок моего дедушки. Он пользовался им, когда принимал участие в Танце Солнца.
      Сын Буйвола с восхищением смотрел на свисток.
      – Ты должен заиметь такую же сумку, Кейл, и собирать туда вещи, полезные для здоровья и силы. Я сделаю ее для тебя, – сказал он на языке шайенов.
      Кейл с удивлением взглянул на него.
      – Ты?
      – Ведь ты мой друг. Мы – как братья. И я завидую тебе, ты такой храбрый. Ты собираешься вынести все муки. Когда-нибудь я тоже это сделаю, но сейчас я еще не готов. Немногие отваживаются на это в твоем возрасте.
      Кейл выпрямился и выпятил грудь.
      – Это, докажет, что я мужчина, и смоет мой позор.
      – Твой позор послезавтра будет забыт, Кейл. Кейл посмотрел на деда и улыбнулся.
      – Да. Послезавтра я стану настоящим воином. Я буду с гордостью носить шрамы, и мне можно будет помогать священникам проводить обряды.
      Он посмотрел на шрамы на груди Калеба и, наверное, впервые осознал, насколько болезненная процедура ему предстоит. Но на него будут смотреть и Калеб, и Сын Буйвола, и Пуночка. Он должен быть мужчиной.
      – Послезавтра не останется никаких сомнений в том, что я – шайен. Послезавтра я не буду чувствовать, что у меня есть немного белой крови.
      Калеб кивнул.
      – Утром начнутся танцы. Их глаза встретились.
      – Тебе хорошо здесь, да, дедушка? Калеб улыбнулся.
      – Да. Мне здесь хорошо, Кейл.
      Он с любовью подумал о Саре, терпеливо ждущей его возвращения, да, ему действительно хорошо здесь: среди вигвамов, среди раскрашенных индейцев, ему приятна вся эта суета перед праздничным ритуалом. Как давно он не был на Танце Солнца! Он вспомнил свою первую жену, и мысли сразу привели его к Тому.
      Том. Что случилось с его первенцем? Только дела семьи удерживают Калеба. Он давно бы уехал в Калифорнию, а сейчас ему остается только молиться за него.

* * *

      Джеймс оторвал свой взгляд от изгороди, которую он ремонтировал вместе с Джессом, и воскликнул:
      – Джесс! Они едут!
      Джесс посмотрел в северном направлении и увидал далеко в долине двух всадников. Он сразу узнал Калеба по характерной посадке на лошади.
      – Я поеду за Линдой, а ты привези мать.
      Оба побросали инструменты и вскочили на лошадей, чтобы поскакать к хижинам, которые находились в полумиле к югу отсюда.
      Джесс нанял охранника, чтобы оберегать жилища, когда они с Джеймсом будут работать на полях. И сейчас, завидев их, охранник вскинул ружье, затем быстро опустил, узнав хозяина. Джесс направился к своему дому, чтобы порадовать Линду.
      Джеймс подъехал к своей хижине, быстро спрыгнул с коня и привязал лошадь.
      – Они возвращаются, Карл! – сказал он охраннику, прежде чем войти в дом. – Мама, – окликнул он с порога, – папа и Кейл едут домой.
      Сара радостно взглянула на сына. Она торопливо сняла передник и побежала в спальню, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Она пощипала себя за щеки и пригладила волосы, уложенные на затылке в большой пучок, чувствуя, что взволнована, словно маленькая девочка. Она всегда с тревогой ожидала приезда Калеба и радовалась его возвращению. Но сейчас был особый случай. Ведь он находился среди шайенов, а она всегда боялась потерять его, отдать его индейцам. Он был среди женщин со смуглой кожей и длинными темными волосами, с гибкой фигурой и кошачьей грацией. Может, ему всегда хотелось иметь краснокожую жену. Ведь был же он женат на матери Тома.
      Сара услышала, как Джеймс выскочил наружу, и поспешила выйти из дома. Линда уже шла к ней навстречу, ведя за руку Джона. Она находилась уже на седьмом месяце, и пока все проходило хорошо. Сара предостерегающе посмотрела на Джеймса – он не должен испортить долгожданную встречу. Но Джеймса и самого переполняли радостные чувства, его распирало от любопытства, и на время он забыл о ревности к Кейлу.
      Дед и внук подъехали совсем близко. Ни у кого из встречающих не возникло сомнения в том, что к ним приближаются настоящие индейцы. На лице Кейла отчетливо виднелись голубые полосы, он выбрал этот цвет, потому что его дедушка – Голубой Ястреб. Оба были одеты в костюмы из оленьей кожи. На шее Кейла кроме ожерелья болтался свисток на кожаном ремешке. На его голове ярко выделялась красная повязка, а лошадь была украшена рисунками, соответствующими празднику: солнце, вигвамы, бизоны и Голубой Ястреб. Сара заметила, что на голубом ожерелье внука появился еще один камень – круглый, красноватый, с каким-то знаком на нем.
      Лошадь Калеба тоже была раскрашена в разные цвета. Его длинные волосы развевались на ветру, на лбу красовалась пунцовая повязка, на щеках – горизонтальные белые линии. Сара и гордилась мужем, и испытывала чувство вины перед ним, поскольку он жил не в том мире, которому принадлежал. Но больше всего она радовалась тому, что он возвращался к ней, несмотря на то, что несколько недель провел среди индейцев. Сейчас Калеб был похож на красивого гордого воина, который прискакал, чтобы похитить ее. Но он уже сделал это много-много лет назад.
      Калеб с улыбкой спрыгнул с коня и сразу обнял ее.
      – Как ты? – спросил он.
      – Все прекрасно. И у Линды все хорошо.
      Он поцеловал ее в волосы и оглянулся на Кейла.
      – Это – Хеаманаку, что на нашем языке означает Медведь, Парящий Наверху. – Калеб посмотрел на Линду. – Теперь так ты должна звать своего сына. Он больше не Калеб Ли – Белый Камень. Я не думаю, что Ли стал бы возражать, надеюсь, что и ты не будешь. Медведь, Парящий Наверху, выдержал испытание с большим достоинством, его посетило видение, потому и появилось это имя.
      Линда со слезами на глазах смотрела на старшего сына. Он очень похудел, но выглядел неплохо. Его длинные волосы были заплетены с одной стороны в косичку с вплетенными в нее бусинками.
      – Как ты себя чувствуешь? Кейл улыбнулся.
      – Отлично, мама. После праздника прошло четыре недели. Одна из моих ран загноилась, поэтому заживала дольше, чем я думал. Дедушка помогал мне во всем, – он с любовью взглянул на Калеба. – Я останусь на два дня, не больше. Затем я должен возвратиться к индейцам. Мне многому надо научиться. – Он посмотрел на Джеймса и тряхнул головой. – Как я выгляжу?
      – Как индеец, – ответил Джеймс. – Довольно жутко.
      Все засмеялись.
      – Тогда, возможно, если мне придется воевать против белых людей, я просто смогу напугать их своим видом, – слезая с коня, ответил Кейл.
      Никто не нашелся, что сказать на это заявление Кейла, потому что никто не желал представлять, как он воюет с солдатами. Но, по всей вероятности, такой день настанет.
      – Воины не должны показывать свои чувства, – сказал Кейл матери. – Но поскольку я не среди шайенов, думаю, что могу обнять тебя.
      Линда улыбнулась сквозь слезы, глядя на него. Кейл – это все, что осталось у нее после первого мужа. Она крепко обняла его.
      – Твой отец гордился бы тобой, Кейл… Я хотела сказать Медведь, Парящий Наверху. Мне нужно привыкнуть к твоему новому имени.
      – Я понимаю. – Он посмотрел на ее живот. – Ты себя хорошо чувствуешь?
      Она слегка покраснела и положила на живот руку.
      – Да, думаю, что на этот раз все будет нормально. Кейл улыбнулся и подхватил на руки Джона.
      Немного покружив его, он поздоровался за руку с Джессом.
      – Я рад, что у тебя все прошло хорошо, Медведь, Парящий Наверху, – сказал ему Джесс. Ему казалось странным, что он так быстро потерял отцовский контроль за Кейлом. Возможно, индейцы взрослеют быстрее, чем белые.
      Кейл повернулся к Джеймсу и протянул руку. Их глаза встретились, и Джеймс, наконец, протянул свою. Они крепко пожали друг другу руки.
      – Итак, мы пошли разными путями, Джеймс. Возможно, мы никогда не увидимся с тобой, особенно, если вы переедете отсюда. Будем ли мы еще когда-нибудь так близки, как в Техасе?
      – Скорее всего, нет. Ты избрал жизнь, полную опасностей, Кейл. – Джеймс торопливо исправился: – Нет… Медведь, Парящий Наверху.
      Кейл все еще держал Джеймса за руку.
      – Посмотри на меня. Мог ли я избрать другой путь в своей жизни и быть счастливым?
      Джеймс улыбнулся.
      – Нет. Полагаю, что нет.
      – Для меня жить среди шайенов менее опасно, чем жить среди белых. А ты можешь жить в мире белых и чувствовать себя в безопасности. Только не забывай, кто твои родственники.
      Повисло напряженное молчание. Джеймс ничего не ответил, а Кейл повернулся к бабушке и обнял ее.
      – Ты напоминаешь мне молодого Калеба, – сказала Сара. – Мы все любим тебя, Медведь Парящий Наверху, Ты в любое время можешь приехать к нам. Помни об этом.
      – Я буду помнить. И вы будете часто меня видеть, пока вы здесь. Я буду приезжать в форт вместе с Сыном Буйвола и его семьей. – Он показал всем камень на своем ожерелье. – Видите, что дедушка сделал для меня? Это – камень солнца. Он круглый, как бесконечный жизненный круг, и на нем изображен медведь – мой символ.
      Сара с любовью погладила ожерелье. Оно очень много значило для всей семьи и передавалось из поколения в поколение.
      – Очень красиво, – негромко сказала она, затем дотронулась до плеча Кейла. – Ты очень похудел, Медведь, Парящий Наверху. Мы с Линдой приготовили ужин, от которого ты сразу же растолстеешь.
      Все засмеялись, но Калеб уловил боль в глазах Линды. Джесс ободряюще обнял ее, и Калеб подумал о том, что Линде очень повезло с мужем. Пока у нее есть Джесс, он поможет ей перенести разлуку со старшим сыном. Линда – сильная женщина, она переживет, она – Сакс.
      – Мы будем ужинать у нас, – сказала Сара. – Я не хочу перегружать Линду.
      Маленький Джон отвел лошадей в конюшню. Он очень гордился тем, что стал достаточно взрослым и теперь может помогать по хозяйству. Калеб повернулся к Саре и по ее глазам увидел, что она чем-то озабочена. Он взял ее за руку и отвел в сторону. Его сердце сжалось. Неужели что-нибудь опять с ее здоровьем или что-то не в порядке с Линдой?
      – Я рада, что все прошло хорошо, Калеб, и твой подарок Кейлу очень красив, – Сара тяжело вздохнула. – В округе много солдат. Некоторые даже заглядывали сюда и интересовались, нет ли у нас неприятностей с шайенами. Если бы дело не обстояло так серьезно, я бы просто посмеялась над этим.
      Сара попыталась улыбнуться, но глаза ее наполнились слезами, и она отвела взгляд.
      – Что случилось, Сара?
      Она посмотрела ему в глаза. Как ей не хотелось сообщать ему плохие новости.
      – Наше письмо к Тому вернулось назад. Калеб нахмурился.
      – Вернулось!..
      – Да. Посыльный нашел гасиенду, но она была разорена, и там хозяйничали американцы. Он сказал… – Она немного помедлила, затем продолжила: – Ему рассказали, что там была стрельба и хозяин поместья убит. Толком никто ничего не знает. Знают только, что на ранчо были найдены трупы нескольких американцев и трех мексиканцев. Один из мексиканцев был изуродован до крайности. Те, кто раньше жили на ранчо, куда-то исчезли, включая и Хуаниту Гальвес. Никто не знает, что с ней случилось и кто убил всех этих людей.
      Сара увидела ужас в глазах мужа, смешанный с жаждой мести.
      – Если что-то случилось с этой девочкой, то я знаю, кто совершил все эти убийства. Он совершил месть, как когда-то мстил за свою жену его отец. – Он сжал кулаки и повернулся к Саре: – Проклятье! Случилось что-то ужасное, Сара. Возможно, он ранен и поэтому не пишет.
      – Но девушки же нет? Кто еще мог увезти ее, кроме Тома? А если он это сделал, то значит, у него все в порядке, Калеб. Мы должны верить в это.
      Калеб не отрывал взгляда от гряды пурпурных гор на Западе.
      – Посыльный сказал, как обстоят дела в Калифорнии в целом?
      – Сейчас там довольно спокойно. Американцы завоевали ее. Хуже всего было около Лос-Анджелеса. Там сейчас командует коммодор Стоктон, у которого были разногласия с полковником Керни. Керни сейчас возвращается на восток, с ним еще кто-то по фамилии Фремон. Сейчас стреляют мало, разве что случаются нападения калифорниос на американских поселенцев.
      – Калифорниос?
      – Это испаноязычное население, которое не желает, чтобы ими управляли американцы. Они называют себя лос-малос, что значит «плохие».
      Калеб повернулся лицом к Саре. Увидев скорбь в его глазах, она попыталась его успокоить:
      – С ним все в порядке, Калеб. Я чувствую это. Помнишь, мы думали раньше, что его убили в Аламо. Ты отказывался в это верить и оказался прав. Я уверена, что мы скоро получим от него письмо.
      – Мне все это не нравится, Сара. Банда американцев напала на ранчо сеньора Гальвеса. Его убили, дочь пропала неизвестно куда. Я чувствую, что с ней что-то случилось. Должно быть, Том очень страдает. Не зря я видел сон несколько месяцев назад.
      Сара глубоко вздохнула. Как бы ей хотелось успокоить его! Она дотронулась до руки мужа.
      – Я должна приготовить ужин, Калеб. Все, что нам остается, – это верить и ждать. Бедная Линда очень переживает. Она считает себя виноватой в том, что мы не едем в Калифорнию. Том очень много значит для нее. Они были так близки. Пожалуйста, не показывай перед ней своей тревоги.
      Калеб сжал ее руки, наклонился и поцеловал ее в волосы.
      – Мы можем только ждать и молиться. Хорошо, что хотя бы с Кейлом и со всеми нами все в порядке. – Он обнял ее. – Я скучал по тебе, Сара. Мне очень плохо, когда я нахожусь вдали от тебя.
      – И я не люблю, когда ты уезжаешь.
      Он прижал ее к себе, и она почувствовала его силу, его желание.
      – Начинай готовить ужин. Я скоро приду. Она ободряюще улыбнулась.
      – Мне не стоило говорить о письме, но я подумала, что надо поставить тебя в известность.
      – Все в порядке.
      Она повернулась и неохотно пошла в дом.
      – Лос-малос, – пробормотал он. – «Плохие». Конечно же, эти «плохие» были калифорнийцами, которые принялись мстить за причиненный им ущерб и страдания.
      Это напомнило Калебу о том, как он сам мстил кроу. Сердце подсказывало ему, что во главе налетчиков стоит Том. Возможно, этим и объясняется то, что от него нет никаких вестей. Человек, охваченный жаждой мести, думает только об этом и ни о чем другом. Он забывает даже о тех, кого любит. Калебу хотелось бы, чтобы его подозрение не оправдались. Налеты на американские поселения – очень опасное занятие, все-таки у Тома достаточно здравого смысла, чтобы не ввязываться в такие дела.

      Обоз, состоящий из двенадцати фургонов, нагруженных товарами, медленно проехал долину. Солнце уже садилось за ближайшую гору, и проводник решил сделать здесь стоянку. Завтра они будут в Сономе, куда доставят одежду и прочие товары с востока для американских поселенцев в Калифорнии. Каждый фургон был нагружен доверху, и его тянули несколько мулов, запряженных парами, и каждый фургон сопровождали два человека. Один правил мулами, а другой скакал рядом верхом на лошади, вооруженный до зубов на случай нападения индейцев или разбойников. В последнее время все только и говорили о налетах бандитов, но здесь, кажется, было спокойно, кроме того, впереди обоза постоянно ехал разведчик.
      Обоз постепенно замедлил ход, фургоны стали выстраиваться в круг. Именно тогда раздались первые выстрелы. Казалось, разбойники выскочили ниоткуда. Они словно призраки напали на торговцев, не давая тем опомниться.
      Семь человек тут же упали замертво. На нападающих были надеты черные капюшоны, так что никого из них не смогли опознать. Их было немного, человек семь-восемь, и только один из них был с непокрытой головой, его лицо было разрисовано так, что не требовался никакой капюшон: половина лица – белая, половина – черная, и по обеим щекам шли желтые горизонтальные полосы. Его обнаженная грудь тоже была разрисована. Ни у кого не возникало сомнений, что это – индеец. Блестящие длинные черные волосы подтверждали это. Он прекрасно владел любым оружием и после каждого меткого выстрела обнажал в улыбке ровные белые зубы.
      Еще трое упали на землю, и тут неожиданно налетчики растворились в наступающих сумерках. Всю ночь напуганные до смерти люди ждали нового нападения и выставили охранников, дрожа от нервного перенапряжения; они с трудом, при свете фонаря, похоронили мертвых. Но все вокруг было тихо.
      – Что ты об этом думаешь, Ленни? – спросил один из них другого, закончив закапывать могилу.
      – Они хитрые, как проклятые индейцы. Но большинство из них одеты, как мексиканские бандиты.
      Ленни закурил тонкую сигару.
      – Это мексиканцы. В этом нет никаких сомнений. Но их вожак – индеец. Вот тут я ничего не понимаю.
      – Откуда ты знаешь, что он вожак?
      – Да это сразу видно. По его раскраске. Кроме того, у него слишком уж высокомерный вид. Про других этого не скажешь. Ты видел, как близко он подобрался к нам? И никто не сумел подстрелить его.
      – А может быть, он – мексиканец, раскрашенный под индейца?
      – Возможно. Но в нем есть что-то дикое, то, что есть только у индейцев. Ты заметил, как он сидит на лошади?
      – Думаешь, это и есть «плохие»?
      – Совпадает с их описанием. Правда, мы недавно слышали, что они орудуют далеко на юге.
      – Очевидно, они вернулись.
      – Не понимаю, почему они не сдаются. Ведь все равно ничего не изменишь. Калифорния принадлежит американцам, и с этим надо смириться. Какой смысл в этих убийствах?
      Они оба уставились на свежий холмик общей могилы.
      – Все это попахивает обыкновенной местью, Ленни. Да, обыкновенной местью. Тогда в этом есть смысл, понимаешь? Говорят, они нападают только на американцев.
      Ленни поежился.
      – Что-то мне холодно. – Он поднял фонарь и осмотрелся. – Давай подумаем… Мы не видели разведчика уже целые сутки. Почему он не предупредил нас?
      Они посмотрели друг на друга. Каждый знал ответ, но не хотел высказывать его вслух.
      – Я буду чертовски рад, если завтра доеду до Сономы, – сказал Ленни.

* * *

      «Завтра» принесло новое нападение ранним утром, застав несколько человек спящими. Еще пятеро были убиты, остальные девять, полусонные, схватились за оружие.
      На этот раз нападавшие подъехали еще ближе. Ленни тщательно прицелился в раскрашенного индейца, но едва он собрался выстрелить, как тот упал по одну сторону лошади, и пуля Ленни просвистела мимо. Он зарядил ружье и вновь прицелился, но в следующую секунду индеец выстрелил из своего револьвера, даже не выпрямившись в седле. Ленни упал и еще оставался живым, когда индеец подъехал совсем близко, сидя опять как ни в чем не бывало, и посмотрел на Ленни.
      – Американская свинья, – процедил он сквозь зубы. – Ты отобрал у меня женщину и будешь страдать за это. Он вытащил факел из мешка, привязанного к седлу и зажег его. Потом бросил пылающий факел на крышу фургона, возле которого лежал Ленни.
      Индеец поскакал дальше и нашел себе другую жертву – кто-то в панике убегал от него. Он прицелился в спину убегавшему и окликнул его по-индейски, торговец повернулся, глядя на скачущего всадника расширенными от ужаса глазами. Он поднял свой револьвер, но индеец опередил его, и торговец упал с дыркой во лбу.
      Индеец развернул лошадь и вытащил еще один факел. И вот уже второй фургон запылал в огне. Индеец принялся освобождать мулов. Ему ничего не стоило убить американца, но он не мог дать погибнуть в огне беззащитным животным.
      Друзья индейца прикончили остальных американцев и подожгли почти все фургоны. Еще минута, и весь обоз охватило пламя. В живых остался только один американец. Он кругами ползал на коленях перед разбойниками, а те всячески обзывали его по-испански и смеялись над его страхом. Наконец он собрал все свои силы и встал, ожидая своей участи. К нему приблизился индеец и направил дуло револьвера прямо в его лицо. Американец дрожал и чуть ни плакал.
      – Пожалуйста… отпустите меня, – жалобно простонал он.
      Индеец ухмыльнулся и неожиданно опустил свое оружие.
      – Я отпущу тебя. За день-два ты, возможно, дойдешь до Сономы.
      К этому времени некоторые фургоны сгорели почти дотла. Языки пламени жадно пожирали товары стоимостью тысячи долларов.
      – Ты пойдешь туда, – продолжал индеец, – и расскажешь о том, что здесь произошло, рассказывай им об этом снова и снова, пока американцы не заплатят за то, что они сделали калифорнийцам. Ты скажешь им, что будет лучше, если они уберутся из Калифорнии.
      Американец уставился на индейца, пораженный его прекрасным английским языком. У него был легкий испанский акцент, но выглядел он как индеец.
      – Кто вы такие? – выдохнул он.
      – А об этом пусть догадываются американцы.
      Торговец покрылся холодным потом и попятился.
      – Вы – лос-малос – не так ли? Индеец оскалился.
      – Лос-малос? Плохие!? Так они нас называют? Американец кивнул.
      Индеец рассмеялся и что-то сказал по-испански своим друзьям. Они начали смеяться, обмениваясь возгласами. Американец тоже скривил губы наподобие улыбки, но индеец внезапно оборвал свой смех и дико взглянул на него. Он подъехал ближе и схватил американца за грудки.
      – Я скажу тебе, кто плохой, – с издевкой проговорил он. – Вы, американцы! Вы пришли сюда и стали убивать, насиловать наших женщин, красть наши землю! Не называй нас плохими! Вы украли землю у индейцев, вы украли Техас, а теперь вам понадобилось еще больше? Вы не остановитесь, пока не будете иметь все!
      Он отшвырнул американца с такой силой, что тот упал на землю. Индеец подал знак, и налетчики ускакали прочь.
      Американец смотрел им вслед, пока они не исчезли так же быстро, как и появились. Он вздохнул с облегчением, вне себя от радости, что остался жив, затем посмотрел на догоравшие фургоны и сокрушенно покачал головой. Еще немного помедлив, он встал, схватил за уздцы одного из мулов и повел его за собой.
      – Пойдем со мной! Пригодишься, если ноги мне откажут, – и с этими словами направился в сторону Сономы.

* * *

      Спустя несколько часов в укромном местечке у подножья гор семеро мужчин сняли капюшоны, а восьмой смыл краску с лица и груди.
      – Ты видел, как дрожал этот американец, Том? – спросил индейца один из мужчин.
      Том Сакс улыбнулся, вытирая лицо полотенцем.
      – Видел, Хесус. – Он отбросил полотенце в сторону. – Да, сегодня им досталось. Мы уничтожили большую партию груза.
      Все дружно закивали.
      К Тому, Рико и Хесусу постепенно присоединились еще несколько человек. У каждого из них имелась своя причина мстить американцам: кто-то потерял жену и детей, кто-то – землю, дом и скот. Все они были из мирно настроенных калифорнийцев, но когда американцы принялись бесчинствовать на их земле, для этих людей основным смыслом жизни стала месть, многие полагали, что сумеют прогнать американцев, но Том этому не верил. Он не разочаровывал своих товарищей, чтобы те не теряли надежду. Его главной целью была месть за Хуаниту.
      – Как чувствует себя сеньорита Гальвес в последнее время, Том? – спросил Рико.
      Том помрачнел.
      – Немного лучше. Она ходит и сама обслуживает себя – ест, одевается… Но она все еще не разговаривает, а иногда смотрит на меня… – он отвернулся, надевая рубашку, – и начинает плакать.
      Том задумчиво посмотрел на горы.
      – Иногда она смотрит на меня с такой любовью, но когда я хочу прикоснуться к ней, она кричит и убегает. Я даже не знаю, узнает ли она меня.
      – Она узнает тебя, Том, – заверил его Рико. – Увидишь, когда-нибудь она будет той Хуанитой, которую ты знал.
      Том с сомнением покачал головой.
      – Не знаю, случится ли это когда-нибудь. Он пошел к своим пожиткам.
      Хуаните всего семнадцать. Неужели она останется такой на всю жизнь? Сможет ли он когда-нибудь обнять ее, заняться с ней любовью?
      Том достал из мешка листок бумаги, перо и бутылочку с чернилами. Ему нужно закончить письмо к отцу и найти кого-нибудь, кто смог бы отвезти его в Колорадо. Он прекрасно знал, как переживает Калеб. Ведь он давно не писал ему, а если отец послал письмо на ранчо Гальвеса, то, наверное, уже знает, что там произошло.
      Том не хотел, чтобы отец отправился разыскивать его. Все-таки он нужен семье в Колорадо. Кроме того, Тому не хотелось, чтобы отец узнал, чем он здесь занимается, поскольку отец будет волноваться еще больше и попытается отговорить его. А Том не хотел, чтобы его отговаривали, и не нуждался ни в чьих советах. Он уже вкусил сладость мести и не собирался останавливаться до тех пор, пока Хуанита не поправится, в этом он поклялся себе и сдержит эту клятву. Только смерть может остановить его, но пока Хуанита в таком состоянии, ему безразлично, жив он или нет.

* * *

      Превозмогая боль в суставах, Сара помогала дочери. Линда рожала, а Джесс и Калеб беспомощно топтались около хижины.
      Шел октябрь 1847 года. Кейл уже два месяца отсутствовал. Теперь шайены стали его семьей, и Калеб подозревал, что индейцы продвинулись далеко на север, преследуя бизонов, а там они подвергали себя еще большей опасности.
      Семилетний Джон помогал Джеймсу выгонять лошадей из загона на пастбище. Джесс гордился своим сыном. Для своего возраста мальчик был высоким и крепким и рано научился ездить верхом. Джесс с детства был сиротой, годами бродяжничал и никогда не мечтал о том, что у него будет жена и сын. А теперь на свет появится еще один ребенок.
      Линда мучилась уже почти сутки, стараясь дать жизнь ребенку, которого она так ждала.
      – Почему мы делаем все эти вещи? – спросил Калеба Джесс, нервно закуривая трубку.
      – Какие вещи?
      – Женимся, заводим детей. Господи, мужчина может быть свободен, как птица, и иметь то одну, то другую женщину, а что он вместо этого делает? Женится, привязывает себя к женщине, потом проходит через весь этот ад, слушая ее крики, когда она рожает, а почему? Потому что он занимался с ней любовью и сделал ее беременной. Если все проходит благополучно, то появляются дети, а это новая ответственность, и так продолжается до бесконечности.
      Калеб только улыбнулся ему в ответ. Затем уселся на бревно и достал из нагрудного кармана рубашки тонкую сигару.
      – Ты прекрасно знаешь, почему мы это делаем, – сказал он Джессу, зажег сигару и затянулся. – Сначала ты думаешь только о себе, но однажды встречаешь женщину, которая поражает тебя в самое сердце. Она не из тех, кто легко отдается мужчине. Поэтому единственный способ сделать ее своей – это жениться на ней.
      Некоторое время они сидели молча, погруженные в свои мысли. Наконец открылась дверь, и из дома вышла Сара. Калеб почти с благоговением посмотрел на нее. В глазах Джесса застыл тревожный вопрос. Он не выдержал и вскочил.
      – Что-то не так? Сара улыбнулась.
      – Все нормально, у тебя и у Линды теперь есть дочь. И Линда и ребенок чувствуют себя хорошо.
      Глаза Джесса увлажнились.
      – Обошлось без осложнений?
      – На этот раз – да, – ответила Сара. – Пойду вымою ребеночка. Я вышла, чтобы сказать вам про девочку. Чуть позже я позову вас.
      Джесс повернулся к Калебу и издал ликующий крик, затем побежал разыскивать Джона, чтобы сообщить ему новость. Калеб на минуту задержал Сару и спросил, как она себя чувствует.
      – О, Калеб, у нас внучка! Разве это не чудо? Все остальное не имеет значения. Я только хотела бы… – Сара обняла мужа, – чтобы Том был с нами или мы получили бы от него письмо. Тогда радость была бы полнее.
      Калеб погладил жену по спине и поцеловал ее пышные волосы. Он знал, что она не совсем здорова, хотя молчит об этом.
      – Внучка. Наша первая внучка, будь я проклят, – пробормотал Калеб. Внезапно почувствовав острое желание, он поцеловал Сару в губы, затем в щеку, в шею.
      – Калеб, что с тобой? У тебя было такое странное выражение лица.
      Он засмеялся и опять чмокнул ее в щеку.
      – Я просто люблю тебя, вот и всё. Заплакал ребенок, и Калеб улыбнулся.
      – Что за прекрасные звуки! – Он поцеловал жену еще раз. – Иди к ним. Я так хочу взглянуть на мою внучку.
      Он отпустил Сару, и она поспешила к Линде и новорожденной девочке, а Калеб посмотрел вдаль и опять подумал о своем старшем сыне. Увидит ли он его когда-нибудь?

* * *

      – Калеб, куда мы едем? – Сара сидела в седле впереди мужа. – А что, если я понадоблюсь Линде?
      – Мы будем не слишком далеко, и Джесс знает, где мы. Они сейчас заняты своей дочкой, а Джеймс может сам о себе позаботиться.
      Было уже темно, но Калеб прекрасно ориентировался здесь и уверенно направлял коня в сторону заросшего густой травой оврага среди тополей и колючего кустарника. Они отъехали примерно милю от дома.
      – Ты хочешь сказать, что сообщил Джессу, что поедешь вместе со мной?
      – Конечно. Он все отлично понимает.
      – Калеб!
      Он знал, что она покраснела, и тихонько засмеялся.
      – Сара, последние две недели ты вся была в напряжении, ожидая, когда у Линды начнутся роды. Мы с тобой не так часто бывали вместе… всегда появляются какие-то дела, заботы. А сегодня мы забудем про всех. Только я и ты. Мне кажется, что легче забыть все проблемы, если хотя бы ненадолго уехать из дома и остаться вдвоем.
      Она прислонилась к его груди.
      – Прекрасная идея. Спасибо, Калеб.
      С Калебом Саксом она ничего не боялась и могла ехать с ним хоть на край света. Она почувствовала, что волнуется как девчонка. Она осталась наедине с мужчиной, которого любит всем сердцем.
      Наконец Калеб остановил коня, спрыгнул на землю и помог слезть Саре. Но он не сразу поставил ее на ноги, а сначала крепко прижал к себе и поцеловал в губы. Сара знала, что Калеб очень переживает из-за Тома и хотела его утешить. Но сегодня она не будет упоминать о сыне. Сегодня она будет только наслаждаться.
      Он медленно опустил ее на землю. Стояла прекрасная летная ночь. Москиты уже исчезли, потому что неделю назад ударил легкий морозец, но сейчас опять стало тепло, и ночь как нельзя более соответствовала их романтическому настроению.
      – Ничего не изменилось, да, Калеб? Мы пережили боль, потери и разлуку, но наша любовь осталась прежней. Она такая же прекрасная, как и тогда, когда мы впервые поняли, что любим друг друга. – Сара с восхищением смотрела на мужа. Он такой сильный. Порой может быть диким и жестоким, как большинство индейских воинов, но ей он никогда не причинит зла. – Я никогда не забуду, как ты выглядел в тот день, когда приехал ко мне в Сент-Луис. Ты почти не изменился, Калеб.
      – И ты тоже, – он поцеловал ее.
      – О, Калеб, иногда я чувствую себя почти калекой. Должно быть, тебе это надоело.
      – Ты мне не наскучишь, даже если вообще не сможешь вставать с постели. Но сегодня тебе лучше, и мы это отпразднуем.
      Он снял с лошади одеяло и расстелил его на траве. Затем достал из кожаного мешка бутылку вина и два стакана.
      – Я купил это вчера в форте, – сказал он.
      – Калеб Сакс, ты же знаешь, что я не пью. – О, пара глотков пойдет тебе на пользу. Что плохого в том, чтобы выпить для удовольствия?
      Они уселись на одеяле, и он откупорил бутылку. Затем налил в каждый стакан немного вина и один стакан протянул Саре.
      – Продавец сказал, что это отличное вино, его привезли из Франции, в форт доставили пароходом из Сент-Луиса. Оно стоит приличных денег, так что выпей, женщина!
      Она засмеялась и отпила глоток.
      – Как ты думаешь, мы поедем следующей весной в Калифорнию, Калеб?
      – Кто может сказать это? Трудно что-либо планировать. Посмотрим, как переживем зиму.
      Сара выпила еще немного вина.
      – Очень хорошее вино.
      Довольный Калеб налил ей еще. Он знал, что у Сары все еще болят суставы, а ему хотелось, чтобы сегодня ночью она не чувствовала боли, только наслаждение. Он старался не говорить о прошлом – только о будущем. Он тоже пил, но наполнял ее стакан быстрее, чем свой.
      – Калеб, мы сошли с ума! Пришли сюда среди ночи… – Сара засмеялась. – А что, если кто-нибудь будет проходить мимо?
      – Здесь? Может быть, олень?
      Это рассмешило Сару. Калеб понял, что вино начало действовать. Он наклонился и поцеловал ее в губы. Сара со всей страстью ответила на его поцелуй и, хохоча, повалила его на спину. Затем уселась на него верхом и залпом допила остатки вина.
      – Калеб, ты знаешь, что я сейчас сделаю?
      – Что? – с улыбкой спросил он. – То, на что мне всегда не хватало смелости. Он с любовью смотрел на нее. При лунном свете она была очень красива и чертовски соблазнительна. Не говоря больше ни слова, Сара принялась вытаскивать шпильки из прически, и ее пышные волосы распались по плечам. Затем она расстегнула пуговицы на лифе платья и спустила его с плеч до самой талии. Слегка покачиваясь на нетвердых ногах, встала и полностью сняла платье. Калеб тоже приподнялся и быстро снял рубашку, штаны из оленьей кожи. И после этого опять лег на спину, наблюдая, как жена решительно освобождается от нижнего белья и отбрасывает его в сторону.
      – Я ужасная женщина? – спросила Сара.
      – Нет, – охрипшим от желания голосом ответил Калеб. – Ты – удивительная женщина.
      – Это все ты, – улыбнулась Сара и опять села на него верхом. – Ты нарочно напоил меня, Калеб Сакс?
      Он погладил ее стройные бедра. – Ты абсолютно права. Она тряхнула головой.
      – Я не возражаю. Мне хорошо. – Сара наклонилась и страстно поцеловала его, Калеб с радостью отвечал на ее поцелуи, лаская ее интимные места. Она чувствовала себя распутницей, но Калеб остался этим доволен, поскольку обычно она вела себя в постели чересчур сдержанно.
      – Калеб, – прошептала она, наклоняясь и предлагая ему свои груди.
      Он подставил под них свои ладони, немного приподнялся и стал поочередно нежно ласкать языком соски. Из груди Сары вырвался стон. В следующее мгновение она наклонилась и поцеловала Калеба, чувствуя, как он входит в нее. Полузакрыв глаза, она ритмично задвигалась в такт движениям Калеба, воображая, что скачет на огромном и самом красивом на свете жеребце. Образ Калеба и коня слился воедино: ведь они оба дикие и красивые. Руки Калеба без устали ласкали ее бедра и живот. Сара задвигалась чуть быстрее и через минуту в изнеможении упала на мужа, содрогаясь в оргазме.
      – Я хочу, чтобы ты был сверху, – прошептала она.
      Калеб с готовностью повиновался и продолжил свои неистовые толчки. Сара учащенно дышала, встречными движениями помогая ему достичь вершины. Наконец он со стоном наслаждения наполнил своей жизнью женщину, которую любил больше всего на свете.

* * *

      Остаток ночи прошел в небольших промежутках сна между занятиями любовью. Утро наступило слишком быстро. Сара переживала из-за того, что ночью слишком много выпила.
      Калеб поддразнивал ее и советовал как следует отоспаться. Сара быстро оделась, испытывая неловкость от того, что была обнаженной при свете дня, а Калеб не переставал подшучивать над ней:
      – Лично для меня это была самая лучшая, самая прекрасная ночь.
      – Калеб, прекрати, – смущенно сказала она, застегивая платье.
      Он скатал одеяло и повел Сару к лошади.
      – Калеб. – Она повернулась к нему с опущенной головой. – Я помню, что… делала что-то непристойное. Это действительно так, или мне кажется?
      Он ухмыльнулся, поднял ее и усадил на лошадь.
      – Да, ты это делала, – подтвердил он. – И я с удовольствием бы все это повторил. Такое не часто бывает. Ты была великолепна и вела себя как настоящая распутница. – Он взобрался на лошадь позади нее и, заглянув ей в лицо, увидел, что она не улыбается. – Эй!
      Сара сидела вся красная, со слезами на глазах. Он чмокнул ее в щеку.
      – Сара, не делай из этого трагедию, – сказал он серьезно. – Я люблю тебя. Ты моя жена, моя жизнь.
      Это было прекрасно. Извини, это я дразнил тебя. – Он обнял ее за талию. – Что плохого в том, чтобы доставить мужчине удовольствие и самой получить его? Ведь мы любим друг друга.
      Сара постаралась улыбнуться. Затем она спрятала лицо на его груди.
      – Я люблю тебя, Сара. Спасибо за чудную ночь.
      – Я тоже люблю тебя, – прошептала она.
      Он направил лошадь к дому. Навстречу им скакал Джеймс.
      – О, боже, Калеб, наш сын! Он поймет, чем мы там занимались. Я такая растрепанная!
      – Успокойся, Сара. Он спит над нами. Неужели ты думаешь, он не знает, что мы все еще занимаемся любовью?
      – Па! Па! Принесли письмо от Тома!
      Сердце Калеба чуть не выскочило из груди. Он погнал лошадь навстречу Джеймсу. Сын вручил ему письмо.
      – Мы его еще не открывали. Скорее, па! Калеб со слезами на глазах смотрел на конверт, подписанный рукой Тома.
      – О, Калеб, он жив! Он наконец прислал письмо!
      Джеймс внимательно посмотрел на покрасневшие от бессонной ночи глаза матери и ее спутанные волосы. Он никогда не сможет понять, почему его красивая мама так страстно любит мужчину, который совсем не подходит ей, но Джеймс уважал чувство, которое было между ними, и немного смутился, заметив явные подтверждения того, что они провели бурную ночь.
      Калеб спрыгнул на землю и помог слезть с лошади Саре, затем быстро вскрыл конверт.

      Сначала Калеб читал письмо Тома про себя, затем бросил взгляд на Сару.
      – Кое-что случилось. – И опять уткнулся в письмо.
      – Читай вслух, Калеб, а то я умру от нетерпения, – сказала Сара.
      – Да, па, скорее читай вслух. Калеб нахмурился.
      – Плохие новости, – сообщил он и начал читать:
 
       Дорогой отец, извини, что не писал так долго. В Калифорнии происходили ужасные события. Американцы захватили и поделили между собой ранчо Гальвеса, где я работал. Сеньора Гальвеса убили, а мою Хуаниту обесчестили самым жестоким образом. Она с трудом поправляется и находится сейчас в миссии в Сан-Франциско, где я часто навещаю ее.
 
      – О, боже милостивый, – простонала Сара.
       Я работаю то тут, то там, стараясь находиться поближе к ней, – продолжал читать Калеб. – Я молюсь, чтобы наступил день, и мы с Хуанитой поженились. И еще я хочу, чтобы вы с Сарой познакомились с ней. Надеюсь, что мое письмо найдет вас всех в добром здравии. Если бы не Хуанита, я приехал бы повидаться с вами. Но я знаю, что вы меня поймете. Я очень страдаю из-за Хуаниты, но вы за меня не беспокойтесь. Физически я прекрасно себя чувствую.
       Отец, извини, что не могу сообщить, куда ты сможешь мне написать. Если я тебе дам название миссии, где находится Хуанита, то боюсь, ты приедешь, чтобы найти меня. Но в этом нет необходимости. Я не сижу на одном месте, и у меня нет адреса. Пожалуйста, поверь, что у меня все в порядке. Когда все образуется и мы с Хуанитой осядем на одном месте, я напишу тебе, где я. Прошу только – молись! Молись не за меня, а за Хуаниту. Я опасаюсь, что она так и не сможет оправиться от потрясения. Для нее это было ужасно. Ведь она еще совсем ребенок. Мне жаль, что приходится сообщать вам такие печальные вещи, но надеюсь в скором времени хоть чем-то обрадовать вас. Не думаю, что мне удалось бы пережить все это, если бы твоя любовь не давала мне силы. Спасибо, что ты научил меня выживать в любых условиях и быть сильным.
       Пожалуйста, передай всем мою любовь. Мыслями я всегда с вами вместе. Я еще напишу.
       Любящий вас Том.
 
      Калеб опустил письмо и встретил озабоченный взгляд Сары.
      – О, боже! Бедная Хуанита! – вздохнула она. – Бедный ребенок!
      И тут же она увидела гнев в глазах мужа.
      – Негодяи! – прорычал он, отворачиваясь. – Он лжет, Сара. Он не работает и не сидит около нее, ожидая, когда она поправится. Он – сын своего отца. Он заставит американцев заплатить за то, что случилось с Хуанитой. Том не из тех, кто легко прощает. Он среди тех разбойников, которые нападают на американцев в Калифорнии. Я знаю это! Я просто в этом уверен. Все указывает на это!
      Сара дотронулась до его руки.
      – Калеб. По крайней мере, ты получил от него весточку и знаешь, что он жив. Он просил тебя не волноваться и не ехать туда. Чтобы он ни делал – это его решение. Он должен идти своим путем.
      Глаза Калеба наполнились слезами, и он отвернулся.
      – Ему придется пройти через ад, Сара. Я знаю, что это такое. Я сам был охвачен жаждой мщения и совершал возмездие, и если он среди этих разбойников…
      – Калеб, ты почти половину своей жизни защищал Тома, боялся его потерять. Долгое время он был твоим единственным сыном. Но сейчас ему тридцать пять, Калеб! Ты не можешь поехать и защитить его от всего мира. Он ясно дал тебе понять, чтобы ты не вмешивался. Оставь все как есть, Калеб! Дождись от него еще одного письма. Ради бога, не уезжай… не оставляй меня здесь в вечной тревоге за твою жизнь.
      Голос ее оборвался, и она отвернулась. Калеб нахмурился. Он все еще держал письмо в руках.
      – Па, я поеду. Я скажу Линде и Джессу, что написал тебе Том.
      Джеймс ускакал прочь, а Сара залилась слезами.
      – Извини, Калеб. Я такая эгоистка. Но я так боюсь потерять тебя. Я не нахожу себе места, когда тебя нет рядом. Я знаю, что поступаю ужасно, когда встаю между тобой и Томом.
      Он вздохнул и положил руки ей на плечи.
      – Ты не встаешь между нами. И ты права. Мне не следует отправляться туда. Он не хочет, чтобы я там появился.
      – Все, что мы можем сделать… это молиться за него, – всхлипнула она, – и за бедную девушку.
      Он вздохнул и поцеловал ее.
      – Может быть, следующей весной мы все же сможем туда уехать. Для него это было бы хорошо. Возможно, и Хуанита поправится к тому времени.
      Сара обняла мужа.
      – О, Калеб. Я так устала. Линда… потом эта бессонная ночь. Я не хочу давить на тебя. Если ты думаешь, что тебе необходимо ехать…
      – Нет. Ты права. Я нужен здесь. Кроме того, мы обещали друг другу не расставаться на долгое время. – Он поднял ее лицо за подбородок и поцеловал в губы. – Все будет хорошо. – Он погладил ее по щеке. – Я никуда не поеду.
      Они посмотрели друг другу в глаза. Сара дотронулась до его лица.
      – Бедный Том. Он наконец полюбил, а теперь вот это…
      Калеб прижал ее к себе. Она права: ему остается только ждать и молиться за сына.

* * *

      Всю зиму 1847–1848 гг. продолжались набеги на американских поселенцев. Ранчо, обозы и банки – все подвергалось нападению. Поджигались амбары и другие хозяйственные постройки, выпускался на волю скот. Одно лишь упоминание о калифорнийцах вселяло ужас в сердца людей. Единственным утешением служило то, что разбойники не трогали женщин и детей. Хотя появились слухи о том, что кое-где женщины подвергались насилию, а с поселенцами поступали более жестоко, чем это делала банда лос-малос. Возможно, появились другие шайки, которые стремились только грабить, убивать и насиловать, но за все их деяния пришлось бы расплачиваться «плохим», потому что люди обвиняли во всех грехах именно их.
      Никто не сомневался, что все преступления, происходящие в Калифорнии, дело рук лос-малос. Поселенцы стали объединяться, чтобы противостоять бандитам. Во многих общинах установился относительный порядок и спокойствие. Проводились собрания, на которых решалось, как можно покончить с разбоем и грабежом в Калифорнии.
      Время от времени в миссии Святого Христофора появлялся красивый и прилично одетый Том Сакс, навещавший Хуаниту. Никто не узнавал в этом молодом человеке дикого разукрашенного индейца, возглавляющего банду «плохих». Контраст между ними был поразительный, но отец Хуарес все же связывал их воедино, хотя никому не говорил о своих догадках. Он сочувствовал Тому, который так страдал из-за девушки, а сейчас страдает из-за своей неуемной мести.
      Стоял январь 1848 года. После двухмесячного отсутствия Том снова появился в миссии. Отец Хуарес поприветствовал его и провел в святилище, где оставил в одиночестве сидеть на церковной скамье. В ожидании его возвращения Том разглядывал статуи и расписанные на библейские сюжеты потолки. Он не заметил, как священник тихо приблизился к нему.
      – Хорошо, что ты опять здесь, сын мой.
      Том взглянул на него покрасневшими от бессонных ночей глазами и встал.
      – Извините, что отсутствовал так долго, отец Хуарес. Как она?
      Их голоса эхом отдавались под сводами святилища. Священник улыбнулся и сделал Тому знак присесть на скамью.
      – Ты будешь удивлен. Она почти полностью поправилась. Она разговаривает и все помнит. – Он помрачнел. – Первые несколько дней были ужасны. Она все вспомнила и… Но сестры все время были рядом с ней, молились за нее и убеждали ее, что она ни в чем не виновата. Они заставили ее поверить, что Господь не отвернулся от нее и что ей нечего стыдиться. Она сейчас немного окрепла и даже набрала вес.
      Том чуть не расплакался от радости.
      – А как насчет меня? Она помнит меня? Спрашивает обо мне?
      – О, да. Мы часто говорим о тебе. Том поймал его взгляд.
      – Она… все еще любит меня? Или она меня ненавидит за то, что я не помог ей?
      Священник печально улыбнулся.
      – Как она может ненавидеть тебя? Она никого не винит. Она сейчас более умиротворенная, но я не уверен, что она когда-нибудь избавится от воспоминаний и от кошмаров. Она все еще любит тебя, Том, но не жди от нее любви, о которой ты мечтаешь. Когда ты поговоришь с ней, ты поймешь, о чем я. Она изменилась, и ты должен любить ее на расстоянии, по крайней мере, сейчас. Том нахмурился.
      – Что вы имеете в виду?
      Священник накрыл ладонью его руку.
      – Поговори с ней. Вы должны обсудить это наедине. И будь с нею терпелив, Том. Я уверен, что ты будешь милосерден. Ты – благородный и сильный мужчина. Сейчас с нею сестры, они помогают ей одеться к встрече с тобой. Пока мы ждем, я хочу еще кое о чем поговорить с тобой.
      – О чем же, отец?
      – О тебе, Том. Я хочу поговорить о тебе. Том отвел взгляд.
      – А что обо мне говорить? Отец Хуарес тяжело вздохнул.
      – Скажи мне правду, Том. Ты состоишь в банде лос-малос?
      Том с удивлением взглянул на него, их взгляды скрестились. Том отвернулся.
      – Я не могу лгать священнику. Да. Я состою в банде, более того, я – ее вожак. – Он затравленно посмотрел на отца Хуареса.
      Тот положил ему на плечо руку.
      – Не беспокойся. Никто об этом не догадывается, и я никому не скажу, что узнал. Ты мне слишком дорог. Я догадался, потому что ты хотел мстить и был полон ненависти к американцам. – Он сжал плечо Тома. – Ты поступаешь плохо, Том. Ты знаешь, как плохо.
      Том судорожно сглотнул и уставился перед собой в одну точку.
      – Я знаю. Я пытаюсь остановиться, но не могу, отец Хуарес. Я вспоминаю… как я увидел ее после… после… И дело не только в Хуаните. Американцы выгнали отца из Техаса, отобрали у него дом, землю. Мой отец до сих пор не может встать на ноги. Американцы считают себя выше людей с другим цветом кожи. – Он горестно покачал головой. – Мой отец был одним из первых поселенцев в Техасе. Он потерял жену и двух сыновей… и я потерял там жену. Мы воевали против мексиканцев, а когда все закончилось, американцы, вместо благодарности, прогнали нас. – Он глубоко вздохнул. – Извините, отец, но я не могу это забыть. Возможно, со временем у меня это получится, но не сейчас. Если я попаду за это в ад, значит, так тому и быть.
      – Я не верю, что Бог пошлет тебя в ад, сын мой. Раз я, смертный, вижу доброту в твоем сердце, твое благородство и честность, то он, наверняка, тоже видит это. Но то, что ты сейчас делаешь, ничего не изменит. Ведь ты отнимаешь жизнь у людей, которые не повинны в том, что сделали с тобой другие. Ты ведь сам знаешь об этом. И, кроме того, ты постоянно рискуешь собой… Ты должен остановиться. Поселенцы собираются вместе, стягивают силы, расставляют ловушки. Они решительно настроены на то, чтобы изловить «плохих» всех до единого. Остановись, пока не поздно.
      Том покачал головой.
      – Нет. Я поклялся мстить до тех пор, пока Хуанита окончательно не придет в себя и не станет моей женой. Возможно, ей сейчас лучше, как вы сказали, но пока к нам не вернется прежняя любовь, я не остановлюсь.
      Вошла монахиня и сказала, что Хуанита готова встретиться с Томом. Мужчины встали, и отец Хуарес взял руки Тома в свои.
      – Подумай о том, что я тебе сказал, Том. Я буду за тебя молиться. Откажись от мести, Том.
      – Я высоко ценю вашу заботу, отец. Но я не могу остановиться. Не сейчас.
      Отец Хуарес нахмурился.
      – Вас обвиняют в изнасиловании женщин и убийстве детей.
      Глаза Тома расширились.
      – Но мы не делаем ничего подобного. Клянусь вам, отец. Это кто-то другой!
      – Я не говорил, что поверил в это, Том… Я говорю, что для тебя становится опасно заниматься этим. Вас преследуют, за вами охотятся. Рано или поздно вы попадетесь.
      Том был вне себя от гнева, узнав о том, что их обвиняют в том, чего они не совершали. Он посмотрел в глаза священнику.
      – Не важно. Без Хуаниты жизнь для меня не имеет смысла.
      Священник грустно вздохнул и сказал.
      – Пойдем. Я отведу тебя к ней.
      Они вышли из святилища, и отец Хуарес подвел Тома к одной из комнат.
      – Помни, – сказал он, – будь терпелив с ней. Она пришла в себя совсем недавно. И не прикасайся к ней, пока она сама этого не захочет.
      Том кивнул. Его сердце неистово колотилось. Хуанита! Ей лучше! Скоро они опять смогут быть вместе. Священник удалился, а Том легонько постучал в дверь.
      Тихий голос разрешил ему войти, и внезапно Том почувствовал слабость в коленях. Он медленно открыл дверь и увидел Хуаниту, сидящую у окна в платье кремового цвета. Она казалась ему ангелом во плоти. Исчезли темные круги под глазами, улучшился цвет лица, округлилась фигура.
      Первое мгновение они не отрываясь смотрели друг на друга, потом Хуанита медленно опустила глаза. Том осторожно прикрыл за собой дверь и подошел ближе.
      – Не подходи ко мне слишком близко, – тихо сказала она.
      Том был в замешательстве. Он не знал, что сделать, что сказать, чтобы не испортить все.
      – Ты… ты такая красивая, Хуанита. Это правда. Ты узнаешь меня?
      – Да. Я… все помню, – ответила девушка, не поднимая головы. – Единственное, чего я не помню, это дни, после того, как… как они впервые пришли. И мои первые недели здесь. – Она переплела пальцы рук. – Мне жаль, что тебе пришлось увидеть меня в таком состоянии…
      Ее голос оборвался. Как ему хотелось обнять ее, приласкать. Но у нее был такой вид, будто она собирается сбежать от него в любой момент.
      – Все хорошо, Хуанита. Ничего не имеет значения, когда мы вместе. Возможно, ты ненавидишь меня за то, что я не оказался рядом с тобой тогда. Каждый раз… когда я думаю об этом, мне кажется, я мог бы тебя спасти. Эта мысль не дает мне покоя. Я никогда не прощу себе этого. Никогда!
      Она покачала головой и смахнула слезу.
      – Ты не должен винить себя. Ты не мог знать. Я не виню тебя, Том, и никогда не винила.
      Он подошел ближе и опустился на колени.
      – Посмотри на меня, Хуанита. Пожалуйста, посмотри на меня и скажи, что прощаешь меня.
      Она сглотнула и нерешительно взглянула в его наполненные слезами глаза.
      – Мне нечего тебе прощать, – печально ответила она.
      Слезы заструились по лицу Хуаниты. Она смотрела на него и ужасалась при мысли о том, в каком состоянии он ее обнаружил. Он знает, что с ней случилось! Мысль об этом убивала ее.
      – Скажи, что все еще любишь меня, Хуанита, – едва слышно произнес он.
      Она всхлипнула и опустила глаза.
      – Я буду всегда… любить тебя. Ты самый удивительный человек из всех, кого я знала. Я могла бы быть счастлива с тобой. Но я не могу любить тебя так, как ты хочешь. Все… все кончено, Том.
      Он чувствовал, как тяжело стучит его сердце.
      Ему хотелось хватить ее, прижать к себе и приказать никогда больше не говорить такие вещи. Внезапно он почувствовал страх и отчаяние.
      – Не надо так, Хуанита. Ты так говоришь, потому что ужасные воспоминания еще свежи в твоей памяти. Со временем…
      – Нет, ничего не изменится. Моя честь запятнана. Единственное, что мне остается, – отречься от мирских благ. Наверное, отец Хуарес не сказал тебе. Я… – Она хрустнула пальцами. – Я решила остаться здесь, в миссии… и стать монахиней… Здесь мир и покой. Здесь произойдет мое очищение. Господь поможет мне смыть позор…
      – Нет! – он вскочил на ноги. – Не говори так, Хуанита. Ты нужна мне!
      Она покачала головой. Слезы ручьем покатились из ее глаз.
      – Ты – хороший человек, Том. Ты – сильный. Ты полюбишь опять..
      – Я не полюблю опять! Пожалуйста, Хуанита, не поступай так со мной. Все эти месяцы я ждал, когда тебе станет лучше. Я преданно навещал тебя. Пожалуйста, не спеши. Хуанита, подумай еще.
      Он прикоснулся к ее плечу, она отпрянула и вскочила со стула.
      – Пожалуйста, не прикасайся ко мне, – всхлипнула она и отвернулась.
      Он в отчаянии сжал кулаки. – Хуанита! Я люблю тебя! Я люблю тебя как прежде. Для меня ничего не изменилось!
      – Нет! – запротестовала она. – Все изменилось! Я остаюсь здесь, и я никогда… никогда не выйду замуж. Мне очень жаль. Я люблю тебя. Но я люблю тебя только как друга.
      Том только смотрел на нее, понимая, что если он попытается дотронуться до нее, она совсем расстроится.
      – Хуанита, пожалуйста, не прогоняй меня. Я не хочу жить без надежды на будущее.
      Девушка вытерла слезы дрожащими руками.
      – Я не могу… дать тебе такую надежду. Мне жаль. Возвращайся к отцу… в Колорадо. Когда-нибудь ты встретишь другую…
      – Нет, – спокойно и твердо сказал Том. – Другой не будет. Если тебя не будет со мной, значит, у меня вообще не будет женщины.
      Хуанита почувствовала, как запылали ее щеки. Том стоял перед ней такой красивый, одинокий и несчастный. Ни одна женщина не могла мечтать о лучшем мужчине. Но она и мысли не могла допустить о том, что он будет с ней делать то, что делали с ней все эти подонки. Она стыдилась того, что произошло с ней, и была уверена в том, что только Бог поможет ей.
      – Тогда… я должна молиться за тебя, – дрожащим голосом сказала она. – Это все… что я могу сделать. – Девушка умоляюще посмотрела на него. – Война окончена, Том. Я пытаюсь восстановить мир в своей душе. Если ты действительно любишь меня, ты поймешь. Ты должен жить дальше.
      По его щеке скатилась слеза.
      – Без тебя для меня нет жизни. Но я уважаю твои желания. Ты права. Я очень люблю тебя и понимаю твое желание остаться здесь. Но мне остается только мстить. Смерть для меня теперь ничего не значит. Я рад, что тебе лучше, Хуанита. Полагаю, что твое решение стать монахиней – еще одно наказание для меня. Я тебя не заслуживаю. Я потерял тебя. Не уберег.
      – Не говори так, – всхлипнула она. – К тебе это не имеет никакого отношения, Том. Поверь мне. Из меня не получится жены для тебя. То, что я делаю, лучше для нас обоих.
      Он глубоко вздохнул и открыл дверь.
      – Том!
      Он повернулся, чтобы взглянуть на нее в последний раз. Она такая красивая. Как он любит ее! Как страстно желает!
      – Ты… вернешься?
      Том с трудом проглотил комок, который застрял у него в горле.
      – Нет смысла возвращаться сюда, – тихо сказал он. – Ты приняла решение. Будет еще хуже, если я еще раз навещу тебя.
      – Но… как я узнаю, что с тобой все в порядке?
      – Разве это имеет какое-нибудь значение? Она всхлипнула.
      – Для меня это всегда будет иметь значение.
      – Но не по тем причинам, которые важны для меня. До свидания, Хуанита. Я люблю тебя и всегда буду любить!
      – До свидания, – прошептала она. – Спасибо… что помог мне и… привез меня сюда. Ты – очень хороший, Том Сакс. Я буду молиться за тебя. Когда-нибудь мы оба исцелимся. И полюбим опять. Я чувствую это в своем сердце.
      Том только покачал головой, повернулся и вышел. На его сердце лежал камень. Ничего не вышло из того, на что он надеялся. Возможно, она еще передумает, но после того, что ей довелось пережить, он не вправе на этом настаивать. Если Хуанита будет здесь счастлива, то почему он должен мешать ей? Но без нее жизнь его будет безрадостной. Самое лучшее для него – найти смерть. Он с радостью расстанется с жизнью, как расстался бы с жизнью отец, не будь рядом Сары.
      Том ничего не стал говорить отцу Хуаресу. Он вскочил на коня и поскакал в горы, где его дожидались друзья-разбойники. Расплата будет продолжаться.
      Хуанита посмотрела ему вслед из окна, затем рухнула на колени и, заливаясь слезами, стала молиться, перебирая в руках четки.

      – О, Калеб! Я все испортила, все испортила! Сара вся в поту лежала в кровати и прижимала к груди руку, как будто это могло принести ей облегчение. Весна 1848 была не похожа на весну. Она казалась просто жалким продолжением зимы, которая не желала сдавать свои позиции и раз за разом обрушивала на землю влажные бури. Сару снова свалила в постель жестокая пневмония. Это случилось как раз тогда, когда Калеб приготовился продать ненужные вещи и лошадей, чтобы собрать денег на поездку. Планировалось доехать до форта Ларами, а там присоединиться к обозу, направлявшемуся в Орегон или Калифорнию.
      Калеб слышал, что все больше и больше людей направляются на запад. Весна – самое подходящее для этого время. Но Сара заболела, и даже если она быстро поправится, то будет чувствовать себя слабой еще несколько недель. Так что говорить об отъезде не приходится. Она просто не выдержит трудного путешествия.
      – Ты ничего не испортила, – уверял он ее. – Кроме того, Джессика еще слишком мала. Для нее поездка может быть опасной. Возможно, сам бог удерживает нас на месте. – Он наклонился над ней и поцеловал в щеку.
      Слезы ручьем полились у Сары из глаз.
      – Мы всегда откладываем. А ты хочешь отыскать Тома. Почему я всегда подвожу тебя?
      – Сара, прекрати! – Он взял ее лицо в свои ладони. – Ты слишком переживаешь из-за этого. Самое главное – твое здоровье, а все остальное неважно.
      Он почувствовал, как к горлу подступил комок. В последнее время он постоянно боялся потерять Сару. Всю зиму ее мучили боли в суставах, порой ей было трудно встать со стула. А теперь еще эта пневмония.
      – Только выздоравливай, Сара. А на следующий год мы уедем в Калифорнию, потому что зимой мы будем нежить тебя, как королеву. Я наслышан о Калифорнии достаточно, чтобы понять, что это самое подходящее для тебя место. Там всегда солнечно и тепло. Говорят, там воздух пахнет океаном. – Он с трудом проглотил комок в горле. – Помнишь, как мы любили в детстве озеро Мичиган, как любили запах воды и рыбы?
      Сара с трудом выдавила улыбку.
      – Это было… так давно, – всхлипнула она и закашлялась. Приступ кашля заставил ее сесть на кровати. Калеб поддерживал жену и, успокаивая, гладил по волосам, в которых уже появились серебряные нити. Наконец, ей стало немного легче и она откинулась на подушки. Калеб взял с полки баночку с мазью для растирания, оставленную проезжавшим мимо врачом.
      – О, Калеб, она так ужасно пахнет. Он расстегнул ее ночную рубашку.
      – Как только у тебя спадет жар, я устрою для тебя ванну и как следует вымою.
      Он окунул пальцы в жирную смесь и стал осторожно растирать ее грудь. Его смуглая рука представляла собой яркий контраст с ее лилейно-белой кожей.
      Калеб наклонился еще ниже. Вид его обнаженной груди, такой мускулистой и крепкой, вызвал у Сары сожаление о том, что она не та женщина, которая подходила бы ему физически.
      Он нежно провел по ее щеке тыльной стороной ладони.
      – Ты мой лучший друг, Сара. Ты всегда будешь нужна мне. – Его глаза увлажнились. – Поправляйся, Сара. Я всегда буду рядом.
      – Но… ранчо… лошади….
      – Джесс и Джеймс прекрасно справляются со всем этим. А Джон уже ездит верхом на большом жеребце. Я хотел тебе об этом сказать, но ты спала, и я не стал будить тебя.
      Ее глаза налились слезами.
      – О, Калеб, поездка и все наши планы…
      – Главное – твое здоровье. Поездка в Калифорнию может подождать.
      – Но Том…
      – Война с Мексикой окончена. Возможно, там все спокойно.
      Ему хотелось думать, что с Томом все хорошо и что он не участвует в нападениях на переселенцев. А как там Хуанита? С ответом на этот вопрос придется подождать. Калеб нужен Саре.
      – Я выйду покурю. – Он поправил одеяло. – Отдыхай. И поправляйся, а то я буду сердиться.
      – Я так тебя люблю, Калеб, – прошептала она. – Обещаю, что на следующий год мы обязательно поедем в Калифорнию.
      Он поцеловал ее.
      – Я тоже люблю тебя. Она тяжело вздохнула.
      – Тебе нужно выспаться. Я мешаю тебе отдыхать.
      – Перестань обо мне беспокоиться. Ты знаешь, какой я. Я всегда плохо сплю ночами. Один бог знает, как я обхожусь без полноценного сна. – Он немного прикрутил лампу и тихонько вышел из спальни. Сняв с крюка на стене рубашку из оленьей кожи, он надел ее, набросил поверх куртку и вышел из хижины.
      Ночь была холодной, но ясной. Остатки снега превратились в хрустящую под ногами корку. Калеб закурил трубку и загляделся на звездное небо. Он вспомнил, как в юности удивлялся тому, что индейцы умеют читать по звездам и следуют их указаниям. Он уселся на ступеньки крылечка.
      – Па?
      От неожиданности Калеб вздрогнул.
      – Джеймс! Почему ты не спишь?
      – Я слышал, как кашляла мама.
      В глазах мальчика Калеб прочитал упрек. Все, что случилось с его седой матерью, по его мнению, случилось из-за отца.
      – У нее жар, – сказал Калеб. – Я буду рядом, пока не спадет температура.
      Джеймс поплотнее натянул куртку и подошел ближе.
      – Значит, мы не поедем в Калифорнию, да? Мама так быстро не поправится?
      Калеб вынул изо рта трубку.
      – Нет. Думаю, мы не поедем. Может быть, на следующий год.
      Джеймс немного поколебался, а затем сказал.
      – Па, я… я не хочу туда ехать. Я хочу поехать на восток, учиться, жить в городе и все такое… получить образование, устроиться где-нибудь работать…
      Он выжидательно сделал паузу и с замиранием сердца стал ждать реакции отца. Прошло несколько долгих секунд.
      – Ты уже говорил матери? – наконец спросил Калеб.
      – Нет.
      – Тогда подожди, пока она поправится. Ей будет тяжело слышать об этом. Она так остро переживает разлуку с Кейлом.
      – С вами будут Линда и Джесс, Джон и Джессика. И раз вы туда поедете, то встретите там Тома. Ты всегда хотел, чтобы Том был рядом.
      Калеб нахмурился и повернулся к сыну, чтобы лучше видеть выражение его лица.
      – Ты всегда думал, что я больше люблю Тома и Кейла, да?
      Джеймс судорожно сглотнул. Как бы ему хотелось, чтобы отец гордился им. Он любил его, но одновременно и ненавидел за то, что тот был индейцем.
      – В семье всегда так бывает. Кого-то любят больше, кого-то меньше. Что здесь особенного?
      – Это не так, Джеймс. Ты себя убедил в этом, а я так и не смог тебя переубедить. – Он изучающе посмотрел на сына. Джеймс вырос за последнюю зиму и прошедшее лето. Сейчас он выглядел старше своих пятнадцати лет. – Может быть, это к лучшему, что ты собираешься на восток. Я люблю тебя, Джеймс, но между нами всегда была невидимая стена. Если в этом моя вина – прости.
      Джеймс покачал головой и попытался прогнать непрошеные слезы.
      – Нет, па. Ты не виноват.
      Калеб встал и посмотрел в глаза сыну.
      – Моя вина в том, что я – индеец. Да? Джеймс отвернулся.
      – Может быть, – тихо ответил он. – Мне очень жаль, па.
      Калеб положил руку ему на плечо.
      – Поезжай на восток, Джеймс, если ты этого действительно хочешь, у меня есть немного денег, которые помогут тебе на первых порах, но тебе придется найти работу, чтобы обеспечить себя. Я слышал, что в городах легко ее отыскать юношам вроде тебя. Я знаю, тебе бывало тяжело, особенно после Техаса. Возможно, ты никогда его не забудешь, а может быть, жизнь на востоке поможет тебе избавиться от тяжелых воспоминаний. Джеймс, верь мне, я как любил, так и буду всегда любить тебя.
      Мальчик только шмыгнул носом и быстро вытер кулаком глаза.
      – Я должен уехать, па.
      – Я знаю. Только дай маме поправиться. Подожди до следующей весны.
      – Я подумал… может быть, этим летом, попозже? Если я дождусь следующей весны, для мамы будет слишком много расставаний.
      – Тебе только пятнадцать, Джеймс. Мальчик пожал плечами.
      – Многие в моем возрасте живут собственной жизнью. Джесс уже в тринадцать лет жил один. Ты с шестнадцати лет жил с шайенами, а Кейл уже давно живет среди них. Почему я не могу уехать? – Он повернулся к отцу. – Я хорошо читаю, пишу и считаю. Я уверен, что быстро найду работу, а заодно смогу посещать школу.
      Его глаза возбужденно сияли, это было заметно даже при лунном свете. Калеб понимал, что, удерживая сына здесь, он сделает его еще более несчастным. Надо предоставить ему право самому выбрать дорогу в жизни.
      Калеб вздохнул.
      – Хорошо. Но позволь мне самому рассказать обо всем матери. Только подождем, когда она немного поправится. Обещай, что сразу же напишешь нам и дашь нам свой адрес, чтобы мы могли написать тебе перед отъездом в Калифорнию. Мы не должны терять связь друг с другом.
      Джеймс грустно улыбнулся.
      – Спасибо, па.
      Калеб пристально посмотрел на него.
      – Твоя мама по своему желанию приехала ко мне в Техас. Она от многого отказалась, потому что любила меня. От этой любви родился ты. Ты – единственный наш сын и очень дорог нам. Не важно, что ты думаешь о своем индейском происхождении, но твоя мама гордится тем, что и в тебе и в Линде есть индейская кровь. Но тебя это всегда беспокоило. Надеюсь, ты найдешь свое место в жизни. Но рано или поздно человек возвращается к своим корням, Джеймс. Подумай об этом.
      Джеймс отвел взгляд.
      – Я… я подумаю, па. – Он повернулся, чтобы войти в дом.
      – Джеймс!
      Мальчик остановился.
      – Ты – Сакс. Но это имя моего приемного белого отца. До этого меня звали Голубой Ястреб, и сейчас зовут. Помни об этом. Не опозорь мое имя.
      Джеймс взглянул на отца и молча вошел в дом. Калеб смотрел сыну вслед, и слезы застилали ему глаза.

* * *

      – Мне кажется, тут что-то не то, – негромко сказал Том.
      Прячась за скалы, он, вместе с Рико и Хесусом, наблюдал за фургонами, которые кружком расположились на стоянку. Том повернулся к Рико.
      – Они даже не выставили охрану. Как будто ждут, чтобы их атаковали.
      Рико покачал головой.
      – Мы давно не совершали налетов в этих местах. Просто они думают, что никто здесь не появится, вот и все.
      Том опять посмотрел на повозки, доверху наполненные товаром.
      – Это – ловушка, говорю я вам, отец Хуарес предупреждал меня, что американцы сплотились и пытаются заманить нас в капкан.
      Хесус Васкес пренебрежительно махнул рукой.
      – Ты поддался влиянию священника, друг мой. Я согласен с Рико. Мы нападем, всех поубиваем, возьмем, что нам нужно, и подпалим все это барахло.
      Они крадучись вернулись к остальным, и прежде чем заговорить, Том каждого обвел пристальным взглядом.
      – Я думаю, что фургоны внизу – ловушка. Рико и Хесус не согласны со мной. Вам решать – нападать или нет. Мы проголосуем. Если будем нападать, то нужно сделать это сейчас, пока не совсем стемнело. Я голосую – против.
      Его товарищи обменялись взглядами и стали голосовать.
      Первым высказался Рико.
      – Я – за.
      – Я тоже – за, – поддержал его Хесус. Остальные проголосовали за то, чтобы напасть на обоз. Том поднял ружье.
      – Тогда вперед, – сказал он. – Будем действовать быстро. Там всего шесть фургонов и десять человек. Хесус, Рико и я – зайдем с этой стороны. Остальные будут двигаться под прикрытием скал и зайдут с другой стороны, дайте знать, когда вы будете готовы.
      Том с друзьями заняли свои позиции, а остальные пошли в обход, ведя за собой лошадей. Они шли медленно, стараясь не наделать шума и не поднимать после себя пыль.
      – Я думаю, что она изменит свое решение, – чуть слышно прошептал Хесус на ухо Тому.
      – Кто?
      – Хуанита Гальвес. Возвращайся к ней, Том. Дай ей немного времени и возвращайся.
      Том не отрывал взгляда от того места, откуда в любой момент могли появиться его товарищи.
      – Я так не думаю. Они сломали ее, разрушили ей жизнь. Мне остается только мстить.
      Хесус вздохнул.
      – Мы должны остановиться, Том. Так не может вечно продолжаться. Хватить мстить. Я устал. Я хочу найти женщину, завести детей, обосноваться где-нибудь.
      Том с удивлением взглянул на него. За последнее время все они очень сдружились, особенно ему стали близки Рико и Хесус. Он не мог винить Хесуса за то, что он не хочет больше разбойничать. Ни у кого из них не было в душе столько ненависти, как у него, Тома Сакса. Никто из них не жаждал отомстить так, как он.
      – Я не могу осуждать или отговаривать тебя, сказал Том и перевел взгляд на Рико. – А что ты собираешься делать?
      Рико пожал плечами.
      – У меня нет дома, но я тоже устал от стрельбы. Нас это ни к чему не приведет. Американцы все прибывают и прибывают. Ничего нельзя изменить, Том. Все решено за нас.
      Не выдержав его взгляда, Том отвернулся и стал смотреть на противоположные скалы. Он полюбил своих друзей, как братьев.
      – Вы во многом правы. Вы оба должны делать то, что подсказывает вам сердце. Что касается меня – я буду продолжать, даже если останусь один. Мой отец в одиночку боролся с кроу. Теперь, когда Хуанита потеряна для меня навсегда, я молю Бога, чтобы смерть настигла меня во время сражения. Я хочу умереть ради нее. – Он посмотрел на Рико и Хесуса. – Завтра вы сможете делать все, что захотите. Возьмите все, что вам нужно, из этих фургонов – деньги, вещи… Они вам понадобятся, чтобы обосноваться и завести семью.
      Раздался свист, очень похожий на птичий. Том привстал в ответ.
      – Вперед!
      Они быстро вскочили на лошадей и пустили их галопом. С другой стороны неслись во весь опор остальные сподвижники Тома.
      Сидящие у костра люди удивленно вскинули головы и схватились за ружья. Трое из них упали. Тому показалось, что они легко сумеют захватить этот обоз. Но внезапно из фургонов высунулись вооруженные люди и открыли стрельбу во всех направлениях.
      Глаза Тома расширились от ужаса, когда он увидел, как Рико и Хесус с криком попадали на землю. Конь Рико помчался дальше, а Хесус пал вместе с подстреленной лошадью.
      – Ловушка! Это ловушка! – заорал Том остальным. Но двое из них уже лежали на земле. Трудно было понять, сколько людей находилось в повозках, возможно, пятеро или шестеро в каждом фургоне, и все прекрасно стреляли.
      Стрельба не прекращалась ни на секунду. Кони испуганно ржали и вставали на дыбы. Внезапно левое бедро Тома обожгла боль, его конь резко отпрянул в сторону.
      – Это он! Это их вожак! – послышались крики.
      – Поймать негодяя! Мы его повесим!
      Том бросил взгляд на Рико и Хесуса. Похоже, что оба мертвы. Пули жужжали вокруг него, в то время как его конь испуганно кружил на месте. Том решил было скакать прямо навстречу выстрелам, но внезапно перед ним возникло лицо Хуаниты. Он видел ее так отчетливо, как будто она стояла перед ним.
      С этого момента Том действовал, словно во сне. Он развернул коня и, пригнувшись, поскакал во весь опор. Конь птицей взлетел на возвышенность и через мгновение исчез из поля зрения стрелявших из фургонов. Он просто чудом не получил пулю в спину. Конь, кажется, тоже не был ранен.
      Хуанита! Теперь Том знал, что нужно скакать к ней и найти убежище в миссии. Он хотел умереть, но что-то ему помешало. А ведь это было бы так просто. Но теперь он должен спастись. Он припомнил команду противников седлать лошадей, значит, погоня немного задерживается. Отлично. У него есть время. Он мчался вперед, не обращая внимания на рану в ноге. А рана оказалась серьезной: возможно, раздроблена кость. Кровь из раны лилась, не переставая. Том понимал, что необходимо найти укрытие и перевязать рану, иначе за ним так и будет тянуться кровавый след.
      Он поскакал к ближайшей речушке. Конь с радостью плюхнулся в воду и поплыл, холодная вода приятно остудила рану. Том зачерпнул пригоршню воды и плеснул себе в лицо. Позже он как следует смоет с себя краску.
      Далеко позади несколько всадников уже скакали по его следу, а все его друзья лежали мертвыми. Все, кроме Рико, в котором еще теплилась жизнь.

* * *

      Хуанита зажгла еще одну свечу. Каждый день она зажигала для него свечку и молилась за его безопасность. После того как отец Хуарес сказал ей, чем занимается Том Сакс, она стала молить Господа, чтобы он остановил его, пока не поздно. Как ей хотелось бы, чтобы Том был рядом. Она уже сожалела о том, что прогнала его. Но теперь ничего нельзя было изменить.
      Девушка встала на колени и приступила к молитве, аккуратно перебирая четки. Все кончено. Она больше никогда не увидит Тома Сакса. Все, что у нее осталось, – это деньги, которые Том собрал для нее и которые по праву принадлежат ей. Хуанита подумала об отце и зажгла еще одну свечу для него. Она горячо молилась о том, чтобы отцу было хорошо на небесах.
      Прошел час. Хуанита всегда долго молилась перед сном.
      – Хуанита!
      Голос отца Хуареса прервал ее на полуслове. Она удивленно обернулась. Вид у священника был встревоженный. Торопливо подойдя к ней, он сказал, понизив голос:
      – Пойдем скорее. Здесь Том, он серьезно ранен. Она вскочила.
      – Что с ним?
      Отец Хуарес покачал головой.
      – Он потерял много крови. Ранен в ногу. Не знаю, сколько времени прошло, но рана воспалилась. Он зовет тебя. Сестры помогли мне уложить его в постель. – Он обнял девушку и повел по проходу. – Скорее!
      Сердце Хуаниты тревожно забилось. Том! Худшее все же произошло, но, по крайней мере, он пришел в миссию. Что, если он умрет? Если потеряет ногу? Сможет ли она простить себя?
      – Отец, а что, если его преследуют?
      – Он был один. Я больше никого не видел. Сестры сняли все с коня и отпустили его. Никто не узнает, что Том здесь. Мы сами будем лечить его. Мы не сможем позвать к нему врача. Раньше нам приходилось лечить раны.
      Священник ввел ее в комнату, которая была расположена дальше всех остальных. Хуанита еще издали услышала крики и стоны Тома. Он громко звал ее. Девушка поспешила внутрь и ахнула, увидев раненого.
      Том лежал абсолютно голый: лицо, руки и грудь были перепачканы краской и грязью. Похоже, что он пытался смыть с себя краску, но не смог. Ниже пояса он весь был перепачкан грязью и кровью, так что его нагота была почти незаметна. Сестры склонились над огромной раной.
      Ноги Хуаниты приросли к полу. Левое бедро Тома раздулось до громадных размеров; засохшая кровь перемешивалась с желтовато-зеленым гноем вокруг развернутой раны. Хуаните едва не стало плохо.
      – Придется отрезать ногу, отец, – сказала одна из сестер.
      – Нет! Нет! – закричал Том. – Хуанита! Где… Хуанита!
      Девушка поспешила к нему. Ей нужно быть сильной. Он нуждается в ней. Она не смогла стать ему женой, но она сможет быть ему другом.
      – Том, я здесь. – Она наклонилась к нему. Он схватим ее за руку.
      – Не дай им это сделать! – умоляюще произнес он. – Не дай им отнять мою ногу.
      Он так сильно сжал ее руку, что ей стало больно, но она промолчала.
      Хуанита отбросила со лба его волосы.
      – Я им не позволю, – мягко пообещала она.
      – Останься со мной, – умолял Том. Он содрогнулся от боли, когда одна из сестер стала промывать ему рану. – Останься… со мной.
      Она вдруг наклонилась и поцеловала его в раненую ногу.
      – Я буду с тобой. Я не оставлю тебя. Он задышал немного ровнее.
      – Мне все равно, умру я или нет, – простонал он. – Я только… хотел увидеть тебя еще раз… побыть… рядом с тобой, Хуанита.
      Том закрыл глаза, продолжая крепко сжимать ее руку.
      – Не отпускай меня, – пробормотал он.
      Девушка встала на колени рядом с ним и обеими руками взяла его руку.
      – Я не отпущу тебя, – пообещала она и посмотрела на отца Хуареса. – Я обещала ему, что не дам отнять его ногу. Сделайте все, чтобы сохранить ее, или дайте ему умереть. Он не из тех, кто сможет жить с одной ногой.
      Священник понимающе кивнул.
      Решено было прижечь рану, хотя даже это не давало никаких гарантий. Комната наполнилась криками раненого и запахом паленого мяса. Наконец, Том потерял сознание.
      В комнате внезапно стало тихо. Все, что можно, было сделано. Том, вымытый и накрытый одеялом, в беспамятстве лежал на кровати. Хуанита одна сидела рядом с ним и неистово молилась за его жизнь.

      Хуанита не отходила от Тома всю ночь. Она немного вздремнула, положив голову на край кровати, и в предрассветный час проснулась от тихого голоса отца Хуареса, читавшего над Томом молитву. Она с ужасом увидела темные круги под глазами Тома, его пожелтевшую кожу.
      – Отец, – прошептала она со слезами на глазах.
      – Он совсем плох, дитя мое. Мы не можем сказать, выживет он или нет. Важно спасти его душу. Хотя Том думал, что поступал правильно, он у многих людей отобрал жизнь. Но я уверен, что Господь простит его и примет его в свои объятия.
      Хуанита встала.
      – Он не может умереть! Не может! – проговорила она со слезами на глазах. – Что я буду делать? Во всем моя вина.
      Священник покачал головой.
      – Твоей вины здесь нет, дитя мое. Это его выбор. Я предостерегал его. Ненависть ни к чему хорошему не приводит. Он сам навлек на себя несчастье. – Хуарес с жалостью посмотрел на Хуаниту. Как она страдает! – Молись со мной, Хуанита.
      Девушка покачала головой и опустилась на колени возле кровати. Она с трудом сдерживала потоки слез, готовые заструиться по щекам. Священник закончил свою молитву и дотронулся до плеча Хуаниты.
      – Я чувствую в нем желание умереть, Хуанита. Девушка посмотрела на него глазами, полными слез.
      – Но почему, падре? Почему он хочет умереть? Хуарес печально посмотрел на нее.
      – А ты не знаешь?
      Она опустила голову и разразилась слезами. Отец Хуарес взял ее за руки и заставил подняться.
      – Не вини себя, Хуанита. Но подумай, что в его сердце. Том очень любит тебя и не видит смысла продолжать жить без тебя. Обычно, когда человек ранен, он старается выжить во что бы то ни стало. Но ты собираешься посвятить себя Богу, а не ему, Тому. Возможно, Господь не зря привел его к нам. Тебе, Хуанита, решать – будет он жить или нет. Только ты можешь заставить его захотеть жить.
      Он оставил ее наедине с Томом. Слова священника еще долго звенели в ушах девушки. Хуанита попыталась унять слезы и спокойно обо всем подумать. Ведь когда-то она желала этого мужчину, но сейчас была уверена, что больше никогда не пожелает его вновь. Она вдруг поняла, что он тоже очень страдал, но совсем по-другому, не так, как она. Хуанита вспомнила, как приятны были ей его прикосновения, его поцелуй. Тогда это казалось так прекрасно, так правильно. Теперь той Хуаниты уже нет. Она познала интимные отношения с мужчиной с наиболее отвратительной стороны. Все было уродливо и жестоко. Теперь даже Том Сакс не сможет превратить эти отношения в нечто возвышенное и красивое. Она не сможет лечь с ним рядом и позволить ему сделать то, что сделали с ней эти подонки.
      И все же она так любила его! Ее любовь не изменилась. Священник сказал, что она сможет помочь Тому выжить, и она знала, что, возможно, это правда. Ей нужно изменить свое решение. Она знала, что ей нужно сказать Тому…
      Том пошевелился и застонал от боли. Он впервые издал звук после долгих часов забытья. Его лицо сразу все покрылось испариной, и Хуанита быстро промокнула его пот. То, что он пошевелился, давало крошечную надежду.
      – Хуанита, – прошептал он.
      – Я здесь, – ответила она. Его дыхание участилось.
      – Моя нога…
      – Они не отняли ее у тебя, Том. Я же обещала тебе.
      – Я ее не чувствую… Не могу пошевелить…
      – Рана очень опасна, Том. Нужно время.
      Его глаза медленно открылись. Хуанита решила было позвать отца Хуареса, но ей не хотелось оставлять Тома.
      – Обещай мне… что будешь приходить на могилу, – прошептал он.
      Девушка проглотила комок в горле.
      – Не будет никакой могилы. Ты не умрешь, Том.
      – Это будет лучше… чем потерять ногу… потерять тебя…
      Его глаза закрылись.
      – Ты не потеряешь ногу, Том.
      Хуанита собрала в кулак все свое мужество. Он выглядел таким жалким и несчастным, и ей больше всего на свете хотелось, чтобы этот человек остался жить. Она сделает так, чтобы ему очень-очень захотелось жить. Она наклонилась к нему.
      – Том, посмотри на меня.
      Раненый открыл глаза. Вместо Хуаниты ему привиделся ангел.
      Возможно, он уже умирает.
      – Пожалуйста, Том, живи. – Услышал он голос Хуаниты. – Если ты будешь жить, я обещаю, что выйду за тебя замуж.
      Он смотрел на нее, пытаясь понять, где он слышит ее голос, во сне или по дороге к небесам?
      – Ты меня слышишь, Том? Я не хочу, чтобы ты умер. Если ты все еще хочешь жениться на мне, я буду твоей женой, если ты только поправишься и будешь жить. Пожалуйста, Том. Пожалуйста, не умирай.
      Он видел слезы в ее глазах, чувствовал прикосновение нежных рук. Все казалось таким реальным.
      Хуанита видела, как оживает его взор, как глаза начинают излучать любовь. Да, она это сделала.
      Она дала обещание и не сможет взять его назад. Но этого ли хотел от нее Господь? Если да, то он поможет ей сдержать обещание и стать женой этому мужчине. Сейчас она даже не представляла себе, как сможет все это вынести, но знала, что Том – самый терпеливый и понимающий человек на свете. Но, возможно, он и не вспомнит потом о ее обещании, ведь он сейчас находится в полузабытьи.
      – Скажи… еще раз, – пробормотал Том. Хуанита взяла его руку.
      – Я выйду за тебя замуж, Том, если ты будешь жить. Не умирай, пожалуйста. Я не вынесу этого.
      Его глаза медленно закрылись.
      – Моя Хуанита, – прошептал он и вновь провалился в беспамятство.

* * *

      Рука Джесса медленно поползла под ночную рубашку Линды и заскользила по упругому бедру и гладкой коже ее живота. Линда приоткрыла глаза и повернулась к нему.
      – Как ты думаешь, что ты делаешь, Джесс Парнэлл?
      Он уткнулся носом в ее шею.
      – Мне так хочется заняться с тобой любовью, – пробормотал он. – Раннее утро – самое подходящее для этого время.
      – Джесс, я еще не проснулась, – слабо запротестовала она.
      – Можешь продолжать спать, если хочешь, – поддразнил он.
      Линда тихонько засмеялась.
      – Мне притвориться, что я вижу прекрасный сон?
      – Надеюсь, что приятный сон, а не кошмар. Она опять засмеялась, но Джесс прильнул к ее губам и через мгновение вошел в нее. Их страсть разгорелась моментально, и они ритмично задвигались под теплым одеялом.
      Джесс любил свою смуглую, высокую красавицу-жену и постоянно желал ее. Ему нравилось доставлять ей удовольствие. Вот и сейчас, почувствовав, что у нее наступил оргазм, он постарался продлить ее наслаждение, а затем сам, содрогаясь, получил сладостное освобождение. Он застонал и крепко сжал ее бедра, затем расслабился и некоторое время все еще оставался в ней.
      – Я люблю тебя, Линда. – Он растянулся рядом и нежно обнял ее.
      Линда провела по его руке кончиками пальцев.
      – Я тоже люблю тебя.
      Она повернулась к нему и стала его разглядывать. При утреннем свете ее муж выглядел очень красивым, несмотря на растрепанные волосы песочного цвета и сонное выражение лица. Она поцеловала его грудь.
      – Что на тебя нашло, Джесс Парнэлл?
      Он улыбнулся и нежно погладил ее грудь.
      – Не знаю. Я вдруг подумал, как бы я жил, если бы со мной не было тебя.
      Линда легла на спину и уставилась в потолок, подтянув одеяло до самого подбородка.
      – Но я с тобой.
      Джесс глубоко вздохнул.
      – Да, это так, но ты иногда бываешь такой упрямой, Линда Сакс Парнэлл.
      Она нахмурилась.
      – Что ты этим хочешь сказать? Он судорожно сглотнул.
      – Просто… я думал насчет Калифорнии… и все. Если зимой все будет хорошо, весной мы туда отправимся.
      – И?..
      Он поцеловал ее в щеку.
      – И с тех пор, как мы поженились, мы все время живем бок о бок с Калебом и Сарой. Я знаю, что ты чувствуешь. Ты росла и не знала, где твои родители и кто они, мечтала о встрече с ними. Ты нашла их, а вместе с ними обрела защиту и любовь.
      Но теперь у тебя есть я и наша собственная семья – Джон, маленькая Джессика. А ты уже взрослая женщина.
      Ее сердце болезненно сжалось, но она решила не спешить с выводами.
      – Ты не хочешь ехать в Калифорнию? – осторожно спросила она.
      Джесс погладил ее руку.
      – Я никогда так с тобой не поступлю, Линда, не заставлю тебя жить так далеко от родных. В конце концов, тебе уже пришлось расстаться с Кейлом. Мы поедем в Калифорнию, но, может быть… может быть, мы с тобой осядем в каком-нибудь городе чуть подальше от твоих родителей… но достаточно близко, чтобы время от времени навещать их. Это нужно для того, чтобы свить свое собственное гнездо.
      Глаза Линды наполнились слезами. Она чувствовала себя как, должно быть, чувствует глупая маленькая девчонка. Давно ли он об этом думает? Неужели он живет рядом с ее родителями только ради нее?
      – Конечно, тебе решать, Линда. Просто мне уже тридцать восемь лет, а у меня так и нет ничего своего. Я знал, что ты хочешь быть поближе к родителям, поэтому и обосновался здесь вместе с Калебом и вступил, с ним в долю. Я люблю твоего отца и готов жизнь за него отдать, как и он за меня. Но я мужчина, Линда, и мне нужно знать, чего я стою сам по себе. Мне хочется иметь свою собственность, то, что я смогу передать детям. Если мы поедем в Калифорнию, Калеб найдет Тома и будет с ним, я его прекрасно понимаю. Но я хочу жить отдельно, только своей семьей. Иначе я всегда буду чувствовать себя Саксом, а не Джессом Парнэллом. – Он замолчал, ожидая взрыва негодования. Ведь для Линды было очень важно находиться рядом с родителями. Сможет ли она понять его?
      Не дождавшись ответа, Джесс вздохнул и откинулся на подушку.
      – Линда, это постоянно точит меня. Я люблю твоих родителей словно своих собственных, и я поеду в Калифорнию, но я хочу иметь свой дом и свое дело.
      С ее щеки скатилась слеза.
      – Скажи мне правду, – Линда еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться. – Если я буду настаивать, чтобы мы жили вместе с ними, ты бросишь меня, чтобы найти то, что ты ищешь? Может… в тебе просто говорит бродяга?
      – Нет, не бродяга, во мне говорит Джесс Парнэлл, мужчина. И если я когда-нибудь покину тебя, то лишь для того, чтобы найти самого себя. Я люблю тебя, Линда, ты нужна мне. Я не хочу расставаться с тобой, никогда и не сомневаюсь в том, что смогу глубоко спрятать свои чувства, если мне придется продолжать жить с твоими родителями.
      Линда вздохнула.
      – Джесс, я никогда не думала о тебе как о Джессе Саксе. И если я невольно заставила тебя почувствовать это, то прости. Просто мне казалось, что ты вполне счастлив. Ты никогда не…
      – Я никогда не говорил об этом, потому что и так с большим трудом завоевал тебя. Тогда было не время забирать тебя от родителей, потом все эти события в Техасе… проблемы здесь… Затем отъезд Кейла. – Он вздохнул, играя прядью ее волос. – То одно, то другое. У меня не было случая сказать тебе об этом. Но если я не сделаю этого, когда мы приедем в Калифорнию, то я никогда не смогу это сделать.
      Линда закрыла глаза, чтобы сдержать слезы.
      – Я никогда не думала…
      Они одновременно повернулись друг к другу, он обнял ее, а она, плача, уткнулась ему в грудь.
      – Прости меня, Джесс. Все эти годы в приюте я смотрела на голубое ожерелье и думала о своих родителях. Я не верила, что они не любят меня. Когда я нашла их и узнала, через какой ад им пришлось пройти, то подумала, как бы они сильно любили меня, если бы мы жили вместе…
      – Я знаю. Но, дорогая, это теперь в прошлом. Ты – взрослая женщина, у тебя дети и муж. Ты не можешь вернуться назад и стать маленькой девочкой, которую твоя мать никогда не нянчила. Я хочу, чтобы мы были Парнэллами, а не Саксами. Это не значит, что мы не будем напоминать детям, какая кровь течет в их жилах. Им есть чем гордиться. Но я так же хочу, чтобы они гордились тем, что они – Парнэллы.
      – Конечно, – прошептала она и вытерла глаза концом одеяла. – Джесс, когда-то давно ты уже говорил об этом, но я была такой эгоисткой. Я настояла на том, чтобы ты помог с ранчо в Техасе. Помнишь, я тогда из-за этого потеряла ребенка? Я была слишком привязана к отцу, а нужно было больше думать о тебе и о твоих желаниях.
      Он гладил ее волосы, втайне радуясь тому, что жена понимает его лучше, чем он предполагал. Ему было ясно, что ею движет любовь к нему, в противном случае Линда предпочла бы никогда не расставаться с родителями. Все эти годы ему приходилось чем-то жертвовать для нее. А теперь она сама готова сделать то же самое.
      – То были тяжелые времена, Линда. Мы все были в напряжении. Но теперь самое страшное позади.
      Жена опять поцеловала его.
      – Делай то, что требует твоя душа, Джесс. Я везде пойду за тобой.
      Он пристально посмотрел ей в глаза, в глаза Калеба Сакса.
      – Ты уверена?
      Она улыбнулась сквозь слезы.
      – Уверена. Я была не очень хорошей женой, да?
      – Ты всегда была такой, какая мне нужна. И если мы приедем туда и узнаем плохие вести о Томе, то не станем сразу же покидать твоих родителей.
      Думаю, нам надо заранее выяснить, как Калеб относится к тому, что мы собираемся жить отдельно. Линда прижалась к мужу.
      – Том так много значит для него. Меня беспокоит, что отец видел еще один сон. Мама говорила, что он проснулся в поту, уверяя, будто Том опять его звал. Предчувствия редко подводили отца. Возможно, до зимы мы получим еще одно письмо.
      – Надеюсь. Отец так о нем беспокоится, а тут еще Джеймс собирается ехать на восток.
      – Думаю, он поступает правильно. Ему будет легче разобраться в самом себе.
      Линда посмотрела на него.
      – И ты к этому стремишься?
      Джесс коснулся кончиком пальца ее губ.
      – Иногда.
      – Я люблю тебя, Джесс. Ничего от меня не скрывай. Для меня важно знать, что ты счастлив. Но, возможно, нам пока лучше ничего не говорить родителям. Подождем еще год. Все равно нам раньше весны не уехать.
      – Конечно. Главное, что ты все понимаешь. Я могу еще подождать.
      Он поцеловал ее, затем еще и еще. Страсть новой волной накатилась на них обоих, и они скрепили свое соглашение новым актом любви.

* * *

      Стояло позднее лето 1848 года. Последние три месяца были ужасными для Тома Сакса, который первые несколько недель вообще не чувствовал свою ногу. Постепенно к ней стала возвращаться чувствительность, и можно было определенно сказать, что Том идет на поправку. Со временем рана на бедре превратилась в уродливый шрам. Левая нога стала немного короче правой и плохо сгибалась.
      Все эти дни Хуанита почти всегда находилась рядом с ним. Видя страдания Тома, она постепенно забывала о своих, но старые страхи не отпускали ее, и она надеялась, что, возможно, он не вспомнит о ее обещании выйти за него замуж. Том больше не упоминал об этом и вел себя как близкий и преданный друг, а не как влюбленный в нее мужчина. Иногда Хуанита думала, что он просто боится сказать или сделать что-то лишнее. Они часто молились вместе, каждый просил Господа помочь забыть об ужасах прошлого.
      К их большому облегчению никто не разыскивал Тома. Хуанита убедила его подстричь волосы, опасаясь, что их длина будет привлекать к нему излишнее внимание и выдавать в нем индейца. С короткими волосами он был больше похож на мексиканца. Важно, чтобы люди забыли о раскрашенном индейце, который возглавлял банду «плохих», и перестали его разыскивать.
      Том вскоре научился ходить при помощи сестер и отца Хуареса. Он настоял на том, чтобы ему изготовили костыль, и теперь мог передвигаться без посторонней помощи. Хуанита сама подобрала для костыля подходящую ветку, сама спилила ее и обрезала лишние сучки.
      Стояли прекрасные солнечные дни, повсюду цвели розы. Том часто сидел в плетеном кресле во внутреннем дворе миссии. Запрокинув голову, он подставлял лицо солнцу и наслаждался покоем. Он часто думал об отце, но не спешил писать ему, так как хотел окончательно поправиться и самостоятельно ходить и уже тогда обо всем сообщить Калебу. Но теперь уже все равно поздно писать. Снег скоро сделает горы непроходимыми, и никто не отважится пересечь их до весны.
      Вот и сейчас Том умиротворенно сидел среди благоухающих роз, размышляя обо всем этом. Его мысли были прерваны шагами отца Хуареса. Том улыбнулся.
      – Здравствуйте, падре. А где Хуанита?
      – Она скоро придет. – Священник нахмурился и присел рядом с Томом на каменную скамью. – У меня есть новость, Том, которая касается тебя.
      Том наклонился вперед.
      – Что-то случилось? Они снова меня разыскивают?
      Священник покачал головой.
      – Трудно сказать. Ты знаешь, что в Сан-Франциско выходит газета. Сегодня я увидел в ней статью об одном из «плохих», который выжил, его имя – Рико.
      – Рико? Он выжил? Священник кивнул.
      – Очевидно, ему залечили раны только для того, чтобы публично казнить. Том, все требовали возмездия. Рико повесили.
      Взгляды мужчин встретились. Том наконец понял смысл слов священника. Рико был его другом. Они все были его друзьями и погибли из-за дикого желания Тома отомстить за Хуаниту. Последнее нападение, если бы только его не было… На глаза Тома навернулись слезы.
      – Они спасли его, а затем повесили, – проговорил он.
      – Мне жаль, Том. Да, его повесили в Сономе. Говорят, перед смертью он отказался назвать имя того, кто возглавлял их банду.
      Том взглянул на священника.
      – Вы думаете, это правда или уловка? Отец Хуарес вздохнул.
      – Не знаю. Я могу только молиться, чтобы это оказалось правдой. Так или иначе, я подумал, что ты должен все знать.
      Том кивнул. Священник встал и дотронулся до его плеча.
      – Ничего не исправить, Том. Надеюсь, Господь поймет тебя.
      – Я могу только надеяться на это, – тихо ответил Том.
      Отец Хуарес заметил Хуаниту и поспешил к ней навстречу, чтобы сообщить новость. Улыбка сбежала с ее лица, и девушка медленно приблизилась к Тому.
      – Отец Хуарес сказал мне. Мне жаль твоего друга.
      Том взглянул ей в глаза.
      – Жестоко спасать для того, чтобы потом повесить.
      Хуанита увидела, как ненависть вновь зажглась в его взгляде.
      – Негодяи, – процедил он сквозь зубы. Она опустилась рядом с ним на колени.
      – Все уже в прошлом, Том. – Она дала ему в руки костыль. – Смотри. Я сделала его для тебя. Видишь, как загибается здесь ветка? Сам Господь помог мне выбрать ее для тебя.
      Он вздохнул и улыбнулся.
      – Я могу попробовать?
      – Конечно. Только будь осторожен. Их взгляды встретились.
      – Я всегда лучше себя чувствую, когда ты со мной, Хуанита. Неужели тебе самой удалось спилить эту ветку?
      Девушка кивнула.
      – Давай я помогу тебе встать.
      Опираясь на Хуаниту и костыль, Том встал на свою здоровую ногу, а затем самостоятельно сделал несколько неуверенных шагов. Пот сразу же выступил у него на лбу. Было очевидно, что ходьба причинила ему невыносимую боль.
      – Не слишком усердствуй, – предостерегла его девушка.
      – О, да. Ты лучше помоги мне дойти до кресла. Хуанита поспешила подставить ему свое плечо.
      Опираясь на него, Том заковылял к своему плетеному креслу, но прежде чем сесть, он, к немалому удивлению Хуаниты, неожиданно прижал девушку к себе.
      Ее лицо вспыхнуло жарким румянцем, сердце бешено заколотилось. Впервые за долгое время он проявил подобные чувства.
      – Не бойся, Хуанита. Посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри на меня.
      Она учащенно дышала, безвольно опустив руки вдоль тела.
      – Я… не могу…
      – Посмотри на меня, Хуанита.
      Она сглотнула и медленно подняла на него свой взгляд.
      – Я ничего не говорил тебе. Но сейчас ты стала сильнее, и я больше не могу переносить свое одиночество. Известие о Рико заставило меня понять, как ты нужна мне. Ты обещала стать моей женой. Скажи, что это правда. Что это не приснилось мне.
      – Это правда, – ответила она, не в силах отвести от него свой взгляд.
      Он улыбнулся.
      – Скажи мне, что не нарушишь свое обещание. Ее глаза увлажнились.
      – Я не нарушу. Но… я боюсь, – запинаясь, проговорила она.
      Он только крепче прижал ее к себе, и она удивилась тому, что его объятия успокаивают ее, а не пугают. Ей не хотелось уходить от него. Том медленно наклонился, и их губы встретились в нежном поцелуе.
      Прикосновение Тома было совсем не похоже на то, что с ней делали Идальго и другие. И Хуанита не отвернулась от Тома, а он стал осыпать поцелуями ее щеки, глаза, шею.
      – Ты скажешь мне, Хуанита. Тебе решать. Ты скажешь, когда будешь готова стать моей женой, и отец Хуарес обвенчает нас. У нас еще есть время. Я должен как следует поправиться. Я еще не в той форме, чтобы быть мужем во всех отношениях.
      Девушка покраснела и опустила глаза.
      – Помоги мне, Том. – Она обняла его за талию. – Я так тебя люблю и так боюсь…
      Том прижался щекой к ее волосам.
      – Верь мне, Хуанита. Верь мне и знай, что я люблю тебя больше своей жизни. Нет ничего в плохого в плотской любви, она доставляет радость двум любящим людям. Ты примешь мое семя и дашь жизнь нашему ребенку. Мы оба нуждаемся в этом, Хуанита. Нам обоим нужна семья. Скоро я напишу отцу, что мы вместе и счастливы. Возможно, он даже приедет в Калифорнию. Однажды я пытался его уговорить.
      Он почувствовал, как она дрожит.
      – Все хорошо, Хуанита. Все будет хорошо. Я очень люблю тебя, и я – терпеливый человек. Я только хочу знать, что ты моя. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом. Я теперь никогда тебя не оставлю и не позволю тебе покинуть меня.
      Из затененной ниши за ними незаметно наблюдал отец Хуарес. Вид влюбленных умилил его, и он растрогался до слез.

      – Ты уверен, что взял все необходимое? – в который раз спрашивала Сара, суетясь вокруг Джеймса и поправляя воротник его рубашки.
      – Мама, ты проверила все уже миллион раз. Она посмотрела на него полными слез глазами и крепко обняла.
      – О, Джеймс! Ты уверен, что хочешь этого? Для меня ты все еще ребенок.
      Он вздохнул и тоже обнял ее.
      – Я должен это сделать, мама. Я уже давно вырос, еще в Техасе. Я действительно хочу уехать. – Он высвободился из ее объятий. – Со мной все будет в порядке. Ведь я поеду с огромным обозом. Путь из форта Бента до Сент-Луиса не такой уж длинный и опасный. По дороге я смогу заработать немного денег, помогая Вилли Тейлору. Ты знаешь, как отец доверяет ему. Вилли будет всегда рядом со мной.
      Сара едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
      – Пройдут месяцы, прежде чем я снова увижу тебя, возможно, годы. Напиши нам сразу же, пока мы еще здесь, а не в Калифорнии. Мы будем знать, куда тебе писать, и сообщим, где нас можно будет найти.
      Ей хотелось зарыдать в голос. Разве могла она силой привязать его к себе, к дому? Это вызвало бы в его душе еще больше негодования по отношению к отцу. Она не могла не признать, что ее сын стал умным и способным юношей, он сможет устроить свою жизнь, просто срабатывал ее материнский инстинкт, желание удержать сына возле себя.
      – Я обещал, что напишу, – в голосе Джеймса слышалось нетерпение.
      – Ты взял деньги, которые накопил для тебя отец?
      – Да.
      – Как странно. Линды не было со мной до шестнадцати лет, но теперь она с нами. А теперь ты, мой единственный сын, покидаешь меня… Но я думаю, что многие дети поступают так, особенно сыновья.
      Его глаза наполнились слезами.
      – Ты всегда была хорошей матерью. – Он наклонился и поцеловал ее. – Я люблю тебя и прошу прощения за то, что иногда причинял тебе боль. Просто я всегда считал, что ты заслуживаешь большего. Но, кажется, для тебя это не имеет значения, раз ты рядом с отцом.
      Сара кивнула, по ее щеке покатилась крупная слеза.
      – Не держи на него зла и не вини его, Джеймс. Он дает мне все, о чем только может мечтать женщина. Немного найдется таких добрых, храбрых и сильных мужчин, как Калеб Сакс. Помни об этом и знай, что все эти качества есть и у тебя. Тебе передал их отец вместе со своей кровью. Пожалуйста, не уезжай, не сказав ему, что любишь его.
      Джеймс вздохнул и кивнул.
      – Я должен ехать, мама. Все уже ждут. Отец хочет проводить меня и успеть вернуться до темноты. Ты знаешь, как он о тебе беспокоится.
      Она постаралась улыбнуться и вручила сыну большую кожаную сумку с провизией. – Я люблю тебя, Джеймс.
      Мальчик взял сумку и вышел из дома, Сара следовала за ним, стараясь преодолеть боль в суставах. Ей не хотелось, чтобы в памяти сына она осталась больной и старой. Калеб уже сидел на своем огромном жеребце, готовый отвезти сына в форт Бент. Он подъехал поближе к Саре.
      – С тобой все в порядке?
      Она кивнула, но он с тревогой посмотрел ей в глаза. Калеб знал, какие муки она сейчас преодолевает. Он посмотрел на Линду, которая только что попрощалась с братом, взглядом подозвал ее к себе и сказал:
      – Побудь сегодня рядом с матерью.
      – Ты мог бы и не говорить мне об этом! – Линда подошла к матери и обняла ее.
      Калеб улыбнулся и подождал, пока Джеймс не погрузит свой багаж и не сядет на лошадь. Сын посмотрел на него и, глубоко вздохнув, сказал:
      – Я готов. Калеб кивнул.
      – Тогда поедем.
      Джеймс бросил последний взгляд на мать, не зная, увидит ли он ее еще когда-нибудь. Он понимал, что причина их расставания – его ненависть к индейской крови, и чувствовал себя виноватым.
      – Я напишу, мама. Я люблю тебя.
      Он постарался не расплакаться. Ведь он уже не ребенок. Он – мужчина. На мгновение ему вспомнилось детство, в котором были и горечь и счастье.
      Наконец Джеймс нашел в себе силы оторвать от матери взгляд и тронул поводья. Он помнил, как отец подарил ему этого коня еще жеребенком, после того как они покинули Техас.
      Джеймс не оглядывался. Не мог. Вскоре его нагнал Калеб и поехал рядом. Джеймс смотрел прямо перед собой, он ехал рядом с человеком, сроднившимся с этой землей, этим краем. Но Джеймс был уверен, что его место не здесь, а там, где он сможет чувствовать себя белым и где никто не будет его ни о чем спрашивать. Он все больше и больше убеждался в этом, когда смотрел на окружающий его пейзаж и на гордый профиль отца. Длинные волосы Калеба развевались у него за спиной, бахрома на рукавах его куртки из оленьей кожи подпрыгивала в такт движениям лошади. Вдали паслось стадо бизонов.
      Калеб указал на него рукой.
      – Боюсь, их становится все меньше и меньше. Возле форта надо найти шайенов и сказать им про бизонов. Может быть, там будет Кейл, и ты сможешь с ним попрощаться.
      Джеймс ничего не ответил, и Калеб повернулся к нему:
      – Может быть, наконец, поговорим, Джеймс. Тебе не терпится увидеть города на востоке. Я видел их, Сент-Луис и Новый Орлеан, по крайней мере. Конечно, они, наверное, выросли за это время. Прошло уже тридцать лет, если не больше. То, что рассказывают в форте, позволяет думать, что эти города изменились до неузнаваемости. Но это все не для меня. – Он обвел рукой окрестности. – Это жизнь, Джеймс. Здесь мужчина может быть мужчиной и чувствовать единение с природой. А там… – Он покачал головой. – Будь очень осторожен, Джеймс. Там тоже полно опасностей. Только другого рода. Там люди сражаются, подписывая бумаги, они улыбаются тебе и одновременно вонзают нож в спину.
      – Для меня там не будет труднее, чем здесь, па. Калеб задумчиво посмотрел на него, размышляя над его словами.
      – Надеюсь, что нет. – Он больше ничего не сказал.
      Джеймс почувствовал странную боль в груди. Фактически им не о чем было говорить друг с другом. Оба знали причину его отъезда.
      За полдня дороги они едва перекинулись друг с другом несколькими фразами. Джеймс, сам того не ожидая, был разочарован тем, что в форте не оказалось Кейла. Временами он очень скучал по нему.
      Несмотря на свою уверенность и желание уехать отсюда, Джеймса вдруг охватила паника, когда он увидел, как отец разговаривает с Вилли Тейлором. Казалось, все происходит слишком быстро.
      Они вместе поели, Калеб купил сыну еще немного продуктов на дорогу. Наступила минута прощания.
      – Я должен ехать, чтобы успеть до темноты. Вилли отправляется утром. – Их взгляды встретились. – Удачи тебе, Джеймс. Я буду за тебя молиться.
      В глазах мальчика показались слезы.
      – Будешь, па?
      – Конечно. Мне очень жаль, что я оказался причиной того, что ты несчастлив.
      Джеймс повесил голову.
      – Па, дело не в тебе. Ты – мой отец. Я люблю тебя.
      Калеб сглотнул.
      – И я люблю тебя. Ты можешь не верить мне, но я люблю тебя так же, как и Линду, и Тома, и Кейла. Когда-нибудь ты поймешь это, Джеймс. Тебе еще надо повзрослеть и многому научиться. Возможно, ты прав, уезжая отсюда. Я буду скучать по тебе, сын.
      Они быстро обнялись.
      – До свидания, Джеймс, – сказал Калеб внезапно охрипшим голосом. – Напиши сразу, как только сможешь.
      – Напишу, па.
      Они еще раз обнялись, потом Джеймс высвободился из объятий отца и сказал:
      – Лучше поезжай домой.
      Калеб некоторое время стоял перед сыном, стараясь сдержать эмоции.
      – Когда я тебя снова увижу, ты, наверное, будешь уже совсем взрослым. Будь таким человеком, Джеймс, чтобы мы с матерью могли гордиться тобой. Трудись честно и не позволяй себя обманывать или использовать.
      – Не позволю, па. – Мальчик шмыгнул носом и вытер его тыльной стороной ладони.
      Калеб жадно разглядывал сына. Высокий, широкоплечий, с волосами песочного цвета и голубыми глазами – Джеймс был очень красив. Этот ребенок родился от счастливой любви Калеба Сакса и Сары. И как так вышло, что сын уплывает из его рук?
      – До свидания, па.
      Калеб коснулся лица сына и сжал его плечо, чувствуя, что не в силах говорить. Затем повернулся и вскочил на коня.
      Сердце Джеймса болезненно сжалось. На языке шайенов жест отца означал: «я люблю тебя».
      Он хотел было ответить на том же языке, но вместо этого сказал по-английски:
      – Я тебя тоже люблю, – как бы подчеркивая, что отрекается от своего происхождения.
      Калеб печально посмотрел на него, затем тронул коня и поскакал прочь.
      Джеймсу захотелось броситься ему вслед, но ноги как будто приросли к земле, а внутренний голос повелел сдержать себя. Все должно идти своим чередом. Он уедет и все забудет.
      Немного отъехав, Калеб повернулся и помахал рукой. По спине Джеймса пробежал странный холодок, как будто вместо отца ему привиделся призрак. Он помахал ему в ответ.
      – До свидания, па, – прошептал он.

* * *

      Хуанита стояла около человека, который через несколько мгновений станет ее мужем. Отец Хуарес завершал свадебный обряд под всхлипывания сердобольной Луизы. Том крепко держал руку Хуаниты, чувствуя, как она дрожит. Он не отпускал ее даже тогда, когда, согласно католическому обряду, они должны были разнять руки. Он боялся ее потерять. Если она побежит, он не сможет догнать ее. Том Сакс еще долго не сможет бегать. Единственное, что ему остается, – медленно ходить, прихрамывая и опираясь на палку. Но, по крайней мере, он может скакать на лошади и так же, как прежде, метко стрелять из ружья.
      Но сегодня он стоял без костыля, так как сегодня сам должен поддерживать свою жену. Том с тоской думал о том, что придется ждать недели, а возможно, и месяцы, прежде чем Хуанита, действительно, станет его женой. Он поклялся ей, что не будет ни на чем настаивать, пока она сама не будет к этому готова.
      Как во сне Том повторял слова клятвы, слышал, как повторяет их Хуанита, наконец, все закончилось. Священник объявил их мужем и женой. Том повернулся к Хуаните и осторожно поднял вуаль, девушка доверчиво смотрела на него.
      – Я люблю тебя, – сказал Том, затем наклонился и поцеловал ее. Он выпрямился и улыбнулся ей. Вот его жена! Хуанита принадлежит ему! Но сейчас она требовала к себе более деликатного обращения, чем тогда, когда была девственницей и не знала тайны отношений между мужчиной и женщиной.
      – Я тоже люблю тебя. – Слеза скатилась с ее щеки. Луиза обняла девушку, затем Тома, затем к ним подошли монахини и прихожане, которым нравилось посещать свадебные церемонии. Многие даже не знали новобрачных, но пришли полюбоваться их красотой и порадоваться за их любовь.
      Том под руку с Хуанитой вышел во внутренний дворик церкви, где пышно цвели розы, наполняя воздух своим ароматом.
      Их ожидал огромный торт и подарки. Как хотелось Тому, чтобы отец был рядом, он почувствовал острую необходимость написать ему.
      Нервничая, Хуанита развернула несколько подарков, потом они ели торт и пили вино; она вдруг расплакалась, представив, какая свадьба могла бы быть у них, будь жив ее отец. Праздник продолжался бы несколько дней. Но та жизнь осталась в прошлом.
      Отец Хуарес отвел их в сторону и обнял.
      – Вы уже подумали, где будете жить. Том, что ты будешь делать?
      Том вздохнул и покачал головой.
      – Я только знаю, что я хочу работать с лошадьми. С деньгами Хуаниты и моими, думаю, мы соберем небольшой табун и мне будет с чего начать. Но я не знаю, где найти место для того, чтобы построить дом. Поскольку здесь так много американцев, нам с Хуанитой будет трудно купить землю.
      Священник улыбнулся и вытащил из кармана своей мантии свернутый трубочкой и перевязанный лентой лист бумаги. Он взял руку Тома и вложил в нее документ.
      – Теперь у тебя есть земля, и никто не в праве отнять ее у тебя.
      Том нахмурился.
      – Что вы хотите этим сказать?
      – Я переписал землю на твое имя. Эту землю завещал миссии один из наших прихожан, у которого в огне погибла вся семья. Он завещал миссии эту землю, и хотя я пытался отговорить его, он все же покончил с собой. Эта земля – около тысячи акров – не нужна миссии. Я даю ее тебе, Том, и твоей жене. Все бумаги оформлены по закону. Никто не отберет у вас эту землю.
      Том потерял дар речи.
      А священник, между тем, продолжал:
      – Здесь карта, по которой вы сможете найти землю. Она находится в живописной долине к востоку от Сономы. Тысячи акров достаточно для того, чтобы разводить лошадей?
      Том посмотрел на Хуаниту, глаза которой наполнились слезами.
      – Падре, – сказал он. – Я не могу взять ее. Это неправильно…
      – Почему? Ею никто не пользуется, а американцы не могли забрать ее, поскольку она принадлежит церкви, а они не решаются обижать Господа. Тебе будет неприятно купить землю самому, а мне это ничего не стоит, так как ни мне, ни церкви она не нужна. Так что нет необходимости спорить об этом.
      Только обещайте, что будете счастливы вместе, а когда у вас появятся дети, вы дадите мне знать об этом. Я очень хочу крестить их. Том опять посмотрел на бумагу.
      – Тысяча акров, – пробормотал он. – Да, этого вполне достаточно. – Он счастливо улыбнулся отцу Хуаресу.
      – Я даю только землю. Лошадей ты заведешь сам.
      Том обнял Хуаниту и повернулся к священнику.
      – Спасибо, преподобный отец. Земля – самый лучший подарок! Я думаю, что напишу своим родным. Возможно, отец приедет и поможет нам. Ему здесь понравится. И климат очень подходит моей мачехе.
      Священник коснулся его руки.
      – Ты очень скучаешь по отцу, да?
      – Очень. Мы были с ним очень близки. Священник кивнул.
      – Теперь ты свободен, Том. Обживай свою землю и разводи лошадей. И дай вам Господь много детей.
      Хуанита слегка покраснела, а Том сказал:
      – Спасибо, падре, я даже не знаю, как выразить вам…
      – Не нужно ничего говорить. Я все вижу в твоих глазах. – Отец Хуарес коснулся руки Хуаниты, – только береги мою Хуаниту. Из нее получится хорошая жена и мать. Я сердцем чувствую это.
      – Я тоже, падре, – сказал Том осевшим от волнения голосом. Он повернулся к Хуаните. – Земля, Хуанита! У нас уже есть земля! Все будет хорошо, вот увидишь.
      – Многие калифорнийцы ищут работу, Том. Найми их, они помогут тебе защитить твою землю от золотоискателей.
      Том помрачнел.
      – Золотоискатели?
      – Да, Том. Неподалеку от форта Саттер нашли золото. Говорят, скоро сюда потоком хлынут тысячи людей в поисках золота. Но земля твоя. Никто не смеет прикасаться к ней. Возможно, ты сможешь снабжать золотоискателей лошадьми, едой. Ты сможешь разбогатеть.
      Том посмотрел на Хуаниту.
      – Золото, – задумчиво произнес он. – Вы действительно считаете, что многие приедут сюда? – спросил он священника.
      Отец Хуарес печально улыбнулся.
      – Боюсь, что Калифорния никогда не будет прежней, Том. Ты сам знаешь, как сильна тяга у американцев к богатству. Они приедут, поверь мне. Они приедут.

* * *

      Том сел на край кровати и снял сапог с правой ноги, затем вытянул левую ногу по направлению к Хуаните, напряженно сидевшей рядом на стуле.
      – Боюсь, что тебе придется помочь мне с этой ногой, миссис Сакс. Прости меня за это.
      Она осторожно посмотрела на него и помогла ему снять сапог, чувствуя, как по всему телу выступила испарина. Том поморщился от боли.
      – Как ты себя чувствуешь? – мягко спросила Хуанита.
      Том медленно опустил ногу.
      – Боль сейчас пройдет. – Он глубоко вздохнул и на минуту прикрыл глаза.
      Хуанита осмотрелась. В комнате находились кровать, умывальник и туалетный столик. Вещи Хуаниты остались в ее комнате, и она подумала, не пойти ли ей лучше туда. Внезапно она отчетливо осознала, что находится в комнате наедине с человеком, который стал теперь ее мужем.
      Том встал и подошел к стене, где были вбиты крючки для одежды.
      – Та земля уже кажется мне домом, Хуанита. – Он принялся расстегивать свою рубашку. – Я ее еще не видел, но знаю, что она красивая, потому что наша.
      Он повернулся и счастливо улыбнулся ей.
      – Пару раз я подумывал о возвращении в Колорадо, но мне хочется остаться в Калифорнии. Здесь так красиво. Американцы не смогут испортить землю и климат. Я напишу отцу, и он тоже приедет сюда. Увидишь, он и Сара тебе понравятся.
      Она кивнула и бросила взгляд на дверь, словно собираясь в любую минуту убежать. Том вытащил рубашку из брюк и в эту секунду заметил, как испуганно расширились глаза жены. Она видела его обнаженным, когда он был ранен, но это было совсем другое. Том нахмурился.
      – Что я вижу в твоих глазах, Хуанита? Страх? – он подошел ближе. – Что случилось с твоим обещанием доверять мне?
      Она опустила глаза.
      – Прости меня.
      Он опустился перед ней на колени, морщась от боли в ноге.
      – Я хочу кое-что сказать тебе. Мы с моей первой женой тоже провели первые две ночи в миссии. Она очень боялась, и я ее не трогал в первую ночь, и во вторую ночь я бы не прикоснулся к ней, если бы она сама не согласилась отдаться мне.
      Хуанита посмотрела на его руки.
      – Но она боялась по другой причине. Ты был… – ее голос прервался. – Ты был у нее первым.
      Он с силой сжал ее.
      – И у тебя я буду первым, – почти сердито сказал он. – Посмотри на меня, Хуанита! – его просьба прозвучала как приказ. Она подчинилась. – Пока ты сама охотно не отдашься мужчине, значит, ты совсем не отдавалась ему! Понимаешь?
      Слезы покатились по ее щекам.
      – Ты действительно веришь в это? – всхлипнула она.
      – Ты прекрасно знаешь, что верю! Я буду твоим первым мужчиной, Хуанита, потому что я буду первым, кого ты пожелаешь, кому сама захочешь отдать свое тело. Наступит время, и ты поймешь, что принадлежишь только одному мужчине – Тому Саксу. И я сделаю так, что ты никогда не вспомнишь о тех других. Я твой муж. Верь мне и никогда не говори, что я не единственный твой мужчина. Они прикасались только к твоему телу. Мне ты отдашь не только тело, но и свое сердце.
      Хуанита пристально смотрела на него. – Пожалуйста, не сердись на меня в нашу первую брачную ночь, – тихо сказала она.
      Том закрыл глаза и вздохнул. Он наклонился и поцеловал ее руки.
      – Ложись спать, Хуанита. Одевай ночную рубашку и ложись. – Он встал. – Я выйду, пока ты будешь переодеваться. Но я буду спать около тебя, и ты не должна меня бояться.
      – Когда мы отправимся в наш новый дом? – спросила она, когда муж направился к двери.
      – Думаю послезавтра мы будем готовы. – Том открыл дверь. – Скажи Луизе, чтобы собиралась. Она поедет с нами. Она будет тебе нужна.
      – Нет.
      Он повернулся, удивленный ее реакцией.
      – Луиза мне как мать, и мне жаль расставаться с ней. Но лучше мы будем одни. Мне нужен только ты, Том. Я должна привыкнуть к этому.
      Том улыбнулся.
      – Ты права.
      – И я думаю… – волнуясь, она поднялась со стула. – Я думаю, что пока мы не построим дом, мы будем жить в фургоне.
      Он понял, что она пыталась сказать ему.
      – Да, это так.
      – Поэтому… поэтому раз мы муж и жена, – она опустила глаза в пол, – будет лучше, если мы… прежде чем уехать… пока мы здесь, где тихо и уютно.
      Он подошел к ней.
      – Хуанита, ты меня смущаешь.
      – Я знаю. Извини. Если… если ты сегодня сдержишь свое обещание, то, возможно, завтра ночью…
      Он приложил палец к ее губам.
      – Нет, Хуанита. Это нельзя делать по плану. И ты не будешь ложиться со мной из чувства долга. Я узнаю, когда ты действительно захочешь меня. Я не хочу, чтобы ты просто лежала и отдавалась мне. Все будет не так, как было у тебя с теми негодяями, поверь мне. Ты возжелаешь меня, как никогда никого не хотела. И не важно, когда и где это произойдет. А теперь ложись. Я скоро приду.
      Она подняла на него глаза.
      – Спасибо, – прошептала девушка.
      Он наклонился, поцеловал ее в щеку и вышел, чувствуя боль от того, что не может обладать такой красивой молодой женой в свою первую брачную ночь. Его терпение и сила воли подвергаются тяжелому испытанию. Но отец всегда говорил, что только люди с индейской кровью могут обладать такой силой воли. И эта мысль заставила Тома улыбнуться.
      – Могу поспорить, что тебе никогда не приходилось быть таким сильным, отец, – пробормотал он. – Думаю, на этот раз я тебя обошел.

      Прячась за огромной скалой, Том наблюдал за белым жеребцом, к которому присматривался уже несколько дней. Он выбирал время и место, чтобы было удобнее всего заарканить его.
      Гордый жеребец очень напоминал Храбреца. Том часто думал о том коне, вспоминая дни, когда он так старался обуздать его, чтобы привлечь внимание Хуаниты. Да, те дни безвозвратно ушли. Калифорния очень изменилась. Невозможно себе представить, что весной сюда хлынут новые потоки людей.
      Отец Хуарес оказался прав. Том очень быстро нашел себе помощников. Он нанял людей, даже не выезжая из Сан-Франциско, потому что многие из тех, кто работал раньше на ранчо, теперь стали безработными. Некоторые отправились в горы на поиски золота, но большинство предпочитало заниматься тем, что они уже умели, и возможность помочь управлять ранчо показалась четверым мужчинам заманчивой, хотя Том и предложил им весьма скромное жалование.
      У этих четверых имелись свои лошади и ружья, но работать им было негде, разве что подметать лавки американских торговцев или убирать на пыльных улицах конский навоз. Они сразу же ухватились за возможность уехать из города и заняться любимым делом; кроме того, им было бы лестно охранять такую красавицу, как жена Тома Сакса, сеньора Хуанита.
      А по дороге к своему новому дому Том нашел еще троих. Он безошибочно разбирался в людях и мог точно сказать, что среди его помощников нет предателей.
      Вне стен миссии Том поначалу испытывал некое беспокойство. Что, если кто-нибудь узнает Хуаниту и вычислит того, кто мстил за нее, и следы приведут к нему, Тому Саксу, таинственно исчезнувшему индейскому вожаку «плохих». Разукрашенный индеец прославил себя на долгие годы. Хотя набеги на поселенцев прекратились, разговоры о банде продолжались. Том сам слышал, как несколько людей говорили о том, кто возглавлял банду «плохих» прямо в его присутствии.
      Казалось, людей даже радовало то, что индеец не найден. Это давало пищу для разговоров. Конечно, многое было сильно преувеличено, иногда вожака представляли неким призраком, который неприкаянно скачет на коне по холмам Калифорнии, говорили даже, что он полузверь-получеловек и живет среди животных высоко в горах.
      Продолжая наблюдать за жеребцом, Том усмехнулся, думая о том, что он заработал совсем не такую репутацию, которую отец имел среди кроу. Те до сих пор боялись его. Какая ирония все же заложена в том, что Том приобрел дурную славу из-за любви к женщине.
      Эта любовь порой причиняла ему невыносимые страдания. Он был женат уже три месяца, но они с Хуанитой так и не были близки. Пару раз они находились на грани этого, но каждый раз Хуанита словно впадала в оцепенение, и он знал, что она просто пытается исполнить супружеский долг. Том не знал, как долго еще сможет продержаться, хватит ли у него сил не поддаться искушению овладеть ею на правах мужа? Но он знал, что никогда не сделает этого.
      Он делал все, что мог. Построил небольшой домик – их временное жилье. Как раз вчера съездил в Соному и купил ей тканей на занавески. Казалось, Хуанита довольна своей жизнью. Она оказалась прекрасной хозяйкой и готовила отлично – идеальная жена во всех отношениях, кроме одного.
      Чтобы не искушать себя, Том старался загружать себя работой и часто уезжал из дома. Проверял границы своих владений, строил изгороди, хозяйственные постройки, ловил мустангов и понемногу создавал свой собственный табун. Обычно он так уставал, что сразу же засыпал, едва его голова касалась подушки, и это было для него спасением. Кто знает, на сколько еще хватит его выдержки.
      Том вышел из укрытия и стал спускаться в долину, ведя за собой своего коня.
      – Пойдем, дружок, – тихо сказал он животному. – Настало время изловить этого белого жеребца. Думаю, наш друг находится сейчас в очень удобном месте.
      Том осторожно подбирался ближе, стараясь держаться под прикрытием скал и кустарников, чтобы не спугнуть свободолюбивого жеребца с дикими глазами.

* * *

      Хуанита смотрела из окна, как работники ранчо радостно приветствуют Тома, который привел с собой белого жеребца. Она спустилась с крыльца, чувствуя, как ее всю распирает от гордости за мужа. Это ощущение напомнило ей тот день, когда Том приручил черного жеребца и с гордостью привел его к ее отцу. Неожиданно она почувствовала теплую волну страсти, которая разлилась по телу при виде мускулистой фигуры мужа.
      Теперь Хуанита отчетливо вспомнила, что однажды уже испытала нечто подобное. Она вдруг поняла, что ведет себя по отношению к Тому очень жестоко, отказывая ему в том, чего он так страстно желает. Она не сомневалась, что близость с ней поможет ему исцелить сердце от остатков ненависти. Если его жена будет всецело принадлежать ему, он выиграет последнюю битву.
      Том подъехал к ней, улыбаясь.
      – Разве он не красавец?
      Белый жеребец встал на дыбы и натянул веревку. Хуанита засмеялась.
      – Да, он замечательный!
      – Я отведу его в загон и приду ужинать. – Том развернул коня и поскакал, ведя за собой жеребца. Хуанита смотрела на его широкие плечи, на гордую посадку в седле. Было совершенно очевидно, что поймав жеребца, Том одержал победу не только над ним, но и над своим увечьем.
      «Хватит, – пробормотала она, – я больше не буду тебе отказывать, любовь моя». Ее сердце отчаянно забилось от сознания того, что она желает его. Ей хотелось смеяться от радости. Она словно очнулась от кошмарного сна и увидела, что жизнь прекрасна.
      Хуанита быстро повернулась и вошла в дом. Она сделает ему сюрприз. Девушка поспешила в спальню и стала раздеваться.
      Прошло почти полчаса, прежде чем до ее слуха донеслись звуки его шагов.
      Том остановился на крыльце, послышался плеск воды, через некоторое время он вошел в дом. Девушка глубже спряталась под одеяло.
      – Хуанита?
      – Я здесь. – Она чувствовала себя одновременно и глупенькой, и взволнованной, и ужасно влюбленной.
      Он отдернул занавеску и нахмурился.
      – Что ты делаешь в кровати? Мы еще даже не ужинали. Ты больна?
      Хуанита закрыла глаза, собираясь с духом.
      – Нет, мой муж, я не больна. – Она посмотрела на него. – Просто я влюблена. – С этими словами девушка вытащила из-под одеяла руку, и он увидел обнаженное плечо. – Запри дверь и иди сюда, Том, пока я не растеряла свою храбрость.
      Его сердце забилось. Некоторое время он испытующе смотрел на жену, чувствуя, как горячая волна разливается по телу.
      – Хуанита, я не… думаю, что смогу остановиться на этот раз.
      Она улыбнулась, и он явственно увидел желание в ее глазах. Наконец-то!
      – Тебе не придется останавливаться.
      Он пошел к двери и запер ее. Затем вернулся к кровати и, не отрывая взгляда от лица Хуаниты, стал раздеваться. Она и раньше видела, как раздевается ее муж, но никогда не смотрела на него так, как сейчас. Он снял с себя все и сел на край кровати, затем наклонился и провел рукой по ее длинным волосам.
      – Что произошло?
      Ее глаза стали наполняться слезами.
      – Я… Я даже не знаю. Я весь день думала о тебе. А когда я увидела, как ты возвращаешься, ведя за собой жеребца, – такой гордый и красивый – я подумала о том, как быстро ты построил дом и как много ты работаешь.
      – Хуанита, это не может быть платой…
      – Нет. Я об этом даже не думаю. На этот раз все по-другому. Я… я почувствовала то же, что и тогда… когда ты приехал с Храбрецом. Я желала тебя тогда, хотя была совсем юной. Сейчас мне восемнадцать, Том. Я хочу быть настоящей женщиной. А больше всего я хочу ребенка. Тебе нужен сын, Том Сакс.
      Через мгновение все его тело словно охватило огнем. Он осторожно стянул с жены одеяло до самой талии, открывая полные упругие груди. Он видел их однажды, когда она была без сознания. Но сейчас ее темные соски заострились под его взглядом. Том нежно дотронулся до них.
      – Я люблю тебя, – прошептал он.
      И в ответ Хуанита притянула к себе его голову.
      – Я тоже люблю тебя, – прошептала она в ответ.
      Том весь дрожал, наслаждаясь ее красотой и нежностью ее кожи. Он стал исступленно ласкать губами и языком ее груди, чувствуя, как тело наполняется силой и энергией. Ее дыхание участилось, из полуоткрытых губ вырвались слабые стоны. Том лег под одеяло, и его руки стали жадно ласкать стройное тело Хуаниты. Ей не хотелось, чтобы он останавливался. Прошлое осталось позади, а впереди ждали удивительные вещи, которые готовы произойти между ними. Она отбросила все страхи и полностью доверилась любимому человеку. Сейчас все казалось ей таким естественным и прекрасным.
      От его ласк и поцелуев у нее сладко закружилась голова, с губ слетали нежные слова любви, произнесенные по-испански.
      Его смуглые мускулистые плечи нависли над ней, и неожиданно он оказался между ее ног. На какой-то миг Хуанита испугалась, но муж продолжал целовать ее, нашептывая слова любви, и она полностью отдалась во власть его рук и губ.
      Том охватил ладонями ее упругие ягодицы, немного приподнял ее. Наконец, это произошло – он, ее мужчина, ее муж вошел в нее. Это оказалось совсем не похоже на тот ужас, который она пережила с насильниками. Сейчас ей казалось, что она качается на волнах восторга, погружается в океан наслаждения. Волшебство любви заглушило все прежние страхи, победило жуткие воспоминания и боль. Хуанита почувствовала, что отвечает ритмичным движениям Тома, выгибаясь ему навстречу.
      Никогда еще Том Сакс не испытывал такого дивного наслаждения. С первой женой у него все было прекрасно, но Бесс не пережила того, что пережила Хуанита, и сейчас его задача заключалась в том, чтобы до конца разбудить в ней женское естество, вызвать у нее восторг и дать ей наивысшее наслаждение, его переполняла радость от того, что у Хуаниты пробудилось желание, возникла страсть.
      Он прилагал огромные усилия, чтобы не излить в нее свою живительную влагу до срока и дать жене возможность до конца насладиться мгновениями любви.
      Тело Хуаниты содрогалось, с каждым выдохом из ее груди вырывалось его имя. Она закрыла глаза и изо всех сил вцепилась в него, преисполненная дикого восторга от того, что все оказалось так восхитительно, как он и обещал.
      Хуанита вскрикивала, словно от боли, но он знал, что это крики наслаждения.
      – О боже, любимая, это так прекрасно! – простонал Том, продолжая своими движениями доставлять ей сладкие муки. Ему не хотелось прерывать это восхитительное состояние, но неожиданный оргазм потряс его тело.
      Тяжело дыша, он с обожанием посмотрел на ее стройное тело, невольно удивляясь тому, как он вообще поместился внутри ее.
      Наконец это свершилось! Она полностью принадлежала Тому Саксу. Никто и никогда больше не прикоснется к ней, кроме него. Те, кто когда-то сделали это, уже заплатили за все своей жизнью.
      Она открыла глаза и встретилась с ним взглядом.
      – Спасибо, любимая, – прошептал он. Хуанита улыбнулась.
      – Тебе понравилось?
      В ответ Том засмеялся и крепко обнял жену.
      – Я ничего подобного не испытывал за всю свою жизнь. Я люблю тебя, Хуанита. Я так люблю тебя! – Он поцеловал ее. – Теперь все будет хорошо. Это был лучший день в моей жизни. – Он приподнялся на локте и заглянул ей в глаза. – Как ты? Тебе было хорошо со мной?
      Она провела кончиками пальцев по его губам.
      – А ты разве не знаешь? Он улыбнулся.
      – Знаю. Просто хотел еще раз убедиться в этом.
      У Хуаниты на глазах выступили слезы.
      – Это было так чудесно. Я жалею о том, что так долго ждала этого. – Она немного помолчала, а потом добавила: – Возможно, мы сумеем наверстать упущенное.
      Это смелое замечание заставило ее покраснеть, а в его глазах опять загорелось желание.
      – Думаю, что сумеем. – Он прильнул к ее губам.

* * *

       – Дорогие родители,– читала Сара. – Я доехал до Сент-Луиса и решил остаться прямо здесь.
 
      Она взглянула на Калеба, чувствуя боль от воспоминаний. Именно там, в Сент-Луисе, они нашли любовь и пережили трагедию разлуки. И вот теперь их сын живет в том самом городе. Прошло столько лет, другое стало время, другими стали Калеб и Сара.
      – Ну, продолжай, бабушка, – нетерпеливо протянул Джон. – С дядей Джеймсом все в порядке?
      Сара смахнула слезу и вернулась к письму. Она попросила Джесса и Линду присоединиться к ним за ужином, чтобы всем вместе прочитать письмо. Стояла середина февраля 1849 года, и эту зиму Сара перенесла благополучно. Все были здоровы и готовились весной отправиться в Калифорнию. Нет смысла ждать еще один год. Одному богу известно, что он может принести.
 
       Я сразу же начал искать работу и в течение двух дней устроился на большой склад товаров. На часть денег я нанял учителя, чтобы получить степень выпускника колледжа. Моего босса зовут Гилберт Хейден, и он говорит, что со временем пошлет меня в более крупные города еще дальше на восток, чтобы присмотреть новые товары и быть в курсе последней моды. Мама, ты бы очень удивилась, увидев, как изменился Сент-Луис. Он совсем не такой, как ты мне его описывала. Скоро здесь закончится строительство железной дороги, чтобы соединить нас со многими городами и с Чикаго.
 
      На Сару вновь нахлынули воспоминания. Они с Калебом выросли как брат и сестра в теперешнем Чикаго, только тогда это был маленький деревянный форт. Она опять встретилась взглядом с Калебом, и он понял, что необходимо разрядить обстановку, иначе его жена разрыдается.
      – Жаль, что не было паровоза в те годы, когда я разыскивал тебя. Я бы сэкономил уйму времени. – Он запыхтел трубкой, озорно поблескивая глазами.
      Она печально улыбнулась.
      – Мы даже никогда не видели паровозов. Интересно, какие они?
      Калеб пожал плечами.
      – Как мне говорили, они – огромные. Большие, шумные и грязные, но быстрые. В отличие от лошади они могут ездить вечно, нужно только вовремя «подкармливать» их дровами.
      – Звучит так, словно они чудовища, – вставил свое слово Джон. – Они наверняка испугают любого зверя.
      Калеб кивнул, размышляя над тем, что станет с мирными равнинами, индейцами и стадами бизонов, если здесь проложат железную дорогу. Нельзя недооценивать белых. Прогресс возьмет свое. Скоро здесь появится еще больше людей, и они проложат и здесь дороги для своих стальных коней.
      – Ты собираешься дочитывать письмо до конца или я должен забрать его у тебя и прочитать сам? – спросил Калеб.
      Сара улыбнулась, вздохнула и продолжила:
 
       У меня все хорошо. Проблем никаких нет. Сейчас я чаще всего занят тем, что раскладываю товары по полкам и составляю их опись. Мистер Хейден учит меня, как вести учетные книги. Я живу в небольшой комнате прямо над магазином. Вы можете писать мне по адресу: Торговый дом Хейдена, Сент-Луис. Думаю, что я пробуду здесь долго и успею получить от вас письмо.
       Полагаю, вы уже слышали о том, что в Калифорнии нашли золото. Из-за золотой лихорадки дела у мистера Хейдена пошли в гору, и он уже открыл второй магазин. Сент-Луис переполнен людьми, которые готовы отправиться на запад. Их так много, что вокруг города вырос палаточный городок. Вам это будет как раз кстати, потому что в Калифорнию пойдет много обозов, и ваша поездка окажется гораздо безопаснее.
       Я в восторге оттого, что вокруг так много народа. Никогда не думал, что может быть так много людей в одном месте. Здесь есть школы, театры, игорные дома, таверны, парикмахерские, много врачей и есть фабрики, где делают различные вещи. До сих пор не могу поверить, что между Востоком и дикими равнинами такая огромная разница.
       Трудно представить, что Запад тоже когда-нибудь станет таким, но люди говорят, что так и будет.
       Многие думают, что Запад – очень опасное и дикое место, и те, кто собирается туда ехать впервые, расспрашивают меня обо всем. Я чувствую себя здесь важной персоной.
       Мама, я очень хочу, чтобы ты опять смогла побывать в Сент-Луисе. Я знаю, ты интересуешься последней модой и поэтому кое-что нарисовал тебе.
 
      Сара перестала читать, заглянула в конверт и вытащила оттуда еще один сложенный вчетверо листок бумаги. Она развернула его и, улыбаясь, протянула Линде.
      – Линда, взгляни! Мы совсем отстали от моды. Надо срочно брать в руки иголки и приводить нашу одежду в порядок.
      Обе рассмеялись, понимая, как глупо переживать из-за моды, живя в глуши среди индейцев. Сара опять вернулась к письму:
 
       Вы с Линдой будете смеяться над моими набросками, мама. Я бы послал и материал, но не слишком хорошо в этом разбираюсь. Лучше ты купишь сама.
       Уже поздно, мне надо ложиться спать, а утром я отправлю письмо. Я заканчиваю, мама, напиши мне, когда вы собираетесь ехать в Калифорнию. Я бы тоже поехал, но у меня здесь отличная работа и мне здесь очень нравится. Работа очень надежная, а попытка найти золото может обернуться неудачей. Кроме того, я только недавно обосновался в городе, и меня совсем не привлекает «Дикий Запад», как здесь его все называют.
       С любовью ко всем вам.
       Искренне ваш, Джеймс.
 
      Сара положила письмо на стол.
      – Ну, что, кажется, у него все хорошо. – Она старалась говорить бодро и радостно, но где-то в глубине души у нее зародилось предчувствие, что она больше никогда не увидит сына.
      Калеб кивнул и встал из-за стола.
      – Да, кажется, так. Пойду проверю кобылу. А вы с Линдой можете поразмыслить над этими рисунками. – Он посмотрел на Джесса. – Пойдешь со мной?
      – Конечно. – Джесс вышел вместе с Калебом. Сара знала, чем огорчен Калеб. В своем письме Джеймс ни разу не упомянул о том, как в Сент-Луисе относятся к индейцам. И вряд ли он сказал своим друзьям, что его отец – индеец.

* * *

      Хуанита закончила украшать торт. Сегодня вечером Том узнает, что она – беременна. Теперь у нее не осталось никаких сомнений. Весна растопила снега в горах, и весной зародилась жизнь в чреве Хуаниты Сакс. Она подсчитала, что беременна уже почти четыре месяца, значит, ребенок появится где-то в октябре. Том пошлет еще одно письмо родителям и сообщит им приятную новость. Сейчас почти май, возможно, к июлю они получат его.
      Хуанита пошла в спальню и придирчиво осмотрела себя в зеркало. Интересно, заметил ли Том, как располнела ее талия? Боже, сколько раз она благодарила судьбу за то, что ни один из насильников не сделал ее беременной. Господь сохранил ее для единственного мужчины, которого она действительно любила.
      Она услышала стук копыт, затем быстрые шаги по крыльцу. В дом ворвался Том. Сердце Хуаниты бешено забилось в ожидании плохих вестей. Но тут раздался его ликующий крик и счастливый смех. Хуанита ждала, когда он поделится с ней своей радостью, и не стала говорить ему о ребенке.
      – Хуанита! Сейчас я тебе кое-что покажу! – закричал Том, размахивая небольшим кожаным мешочком. Он развязал его и высыпал оттуда несколько золотых самородков.
      Хуанита взяла один из них и внимательно рассмотрела.
      – Похоже на золото!
      – Это и есть золото! Золото из нашего ручья, который бежит по нашей земле и спускается с нашей горы! Золото лежит на дне ручья, Хуанита, и это значит, что на горе его еще больше!
      Она в недоумении уставилась на него.
      – Золото?
      Он схватил ее за руки.
      – Золото! И оно наше! Мы богаты, Хуанита, очень богаты!
      В ее глазах заблестели слезы радости.
      – О, Том, ты уверен в этом?
      – Уверен, как и в том, что люблю тебя. Она улыбнулась, обнимая его.
      – О, Том, если это правда…
      – Если это правда, я смогу построить тебе великолепный дом. Ты будешь жить еще лучше, чем когда-то. У тебя будут слуги и…
      – Все, что мне нужно, это ты. Ты и наш ребенок! Он улыбнулся.
      – Я знаю, но жизнь станет для нас намного лучше, Хуанита. Мы заслужили это… – он осекся и посмотрел на нее. – Ты сказала «ребенок», как будто…
      Она улыбнулась и кивнула.
      – Где-то в октябре, я думаю. Том погладил ее по щеке.
      – Твоя новость намного лучше, чем моя, – мягко произнес он и заключил ее в свои объятия. – Никогда не думал, что буду так счастлив, Хуанита. Мы будем богаты, у тебя будет ребенок. Как бы я хотел, чтобы отец был здесь, но, вероятно, он не сможет приехать. Как ты думаешь, он поймет по Моему письму, как сильно я хочу, чтобы он приехал?
      Хуанита засмеялась.
      – Том, я ведь его даже не знаю. Как я могу сказать, что он подумает?
      – Я так скучаю по нему. Хуанита взглянула на мужа.
      – Нам сегодня есть, что отпраздновать. Я испекла торт. Я хотела, чтобы он был особенным.
      Том чмокнул ее в щеку:
      – А я испортил все новостью про золото. Ведь ребенок намного важнее. Я очень счастлив, Хуанита. – Он подхватил ее и закружил по комнате. – Какой день! Золото в моей земле и ребенок в моей женщине. Никто не может быть счастливее, чем я.
      Том поставил ее на ноги, и Хуанита посмотрела ему в глаза, в которых больше не было ненависти, а только любовь и радость.
      – Мы должны дать часть золота отцу Хуаресу и миссии, – сказала она.
      Том кивнул, все еще не в силах поверить в свое счастье.
      – Да, – он поцеловал ее в щеку. – Завтра я поеду в Соному и как следует проверю все документы на землю, а заодно оценю самородки.
      – Отец Хуарес говорил, что все бумаги в порядке.
      – Хочу еще раз убедиться. Она схватила его за руку.
      – Будь осторожен, Том. Я так не люблю, когда ты ездишь туда. Не могу отделаться от страха, что кто-нибудь узнает…
      – Никто ничего не узнает. Все позади. – Он встал на колени, обхватил ее за бедра и поцеловал живот.
      – Все, что мне нужно, – это здоровый ребенок и чтобы ты легко его родила. Это – главное.
      – Я чувствую сердцем, что все пройдет хорошо. Господь услышал наши молитвы. И он приведет сюда твоего отца. Вот увидишь.

      Сара не отрываясь смотрела на приближающихся индейцев. Среди них не было ни одной женщины, и все они были по-боевому раскрашены. Она подошла к Джессу, который уже приготовил ружье.
      – Что ты о них думаешь, Джесс?
      – Они не нападают. Это, должно быть, Калеб. Когда индейцы нападают, они издают воинственный клич.
      Она заслонила глаза от солнца, пытаясь разглядеть, нет ли среди них Калеба. Сара не особенно боялась индейцев. В конце концов, она – жена Голубого Ястреба, и Калеб научил ее, как это сказать на языке шайенов. Индейцы обычно не нападают на одиноких путешественников, хотя несколько ложных обвинений в их адрес все-таки прозвучало, и теперь их жестоко преследовали солдаты.
      Семья Саксов устроила стоянку около Южного Плато, по дороге в форт Ларами, где они собирались присоединиться к обозу, который движется на запад.
      Жизнь в Колорадо стала очень тяжелой. Торговля с Санта-Фе практически прекратилась и стала невыгодной, эпидемия холеры унесла жизни многих индейцев. Все эти невзгоды привели к тому, что разорившийся Вилли Бент сжег дотла форт, предварительно отослав на север жену-шайенку вместе с детьми.
      Семье Саксов ничего не оставалось, как покинуть свое небольшое ранчо и отправиться на поиски нового места. Но Линда отказалась уезжать из Колорадо, не убедившись, что с Кейлом все в порядке. Ей хотелось еще хоть раз увидеться с сыном, и Калеб отправился его разыскивать. Теперь, когда индейцы немного приблизились, Сара увидела среди них мужа, который казался выше ростом и шире в плечах, чем остальные. Он поднял ружье и крикнул.
      – Все в порядке, Джесс!
      Джесс опустил ружье, Калеб и еще один всадник отделились от остальных и поскакали еще быстрее. Другие индейцы остались ждать.
      – Джесс, это Кейл, – воскликнула Линда и бросилась бежать навстречу сыну.
      Джесс схватил ее за руку.
      – Подожди, помнишь, что Калеб говорил нам: «Шайены не показывают своих чувств на людях». Не ставь сына в неловкое положение, Линда.
      – Но это же Кейл!
      Джесс понимал ее состояние, но когда увидел, как юноша подъехал ближе, то понял, что это не тот Кейл, которого они знали два года назад. Теперь он стал настоящим индейцем. На нем были штаны из оленьей кожи, мокасины и жилетка из шкуры бизона. Лошадь и открытые части тела были раскрашены. Длинные волосы заплетены в косичку на боку, на голове торчало перо, на шее, как всегда, висело голубое ожерелье. Верхушка пера была отрезана по диагонали. Джесс достаточно много говорил с Калебом о шайенах и знал значение этого символа. Перо указывало на то, что индеец убил врага, перерезав ему горло.
      – Это не тот Кейл, которого ты помнишь, Линда, – тихо сказал он, когда дед и внук подъехали поближе.
      Калеб быстро спрыгнул на землю и с любовью посмотрел на жену. Сара знала, что ему хотелось обнять ее, но он не стал делать этого на глазах у других.
      – Найти их оказалось труднее, чем я думал. Шестнадцатилетний Кейл с улыбкой смотрел на мать. Он ловко спрыгнул с коня и воскликнул:
      – Мама! Как хорошо повидаться с тобой! Линда протянула к нему руки, но он слегка отступил назад, потом повернулся к Джессу и пожал ему руку.
      – Привет, Джесс. Джесс улыбнулся.
      – Не могу поверить, что это ты, Кейл. Ты стал таким взрослым.
      Кейл с гордостью улыбнулся.
      – Я уже участвовал в сражении. – Он указал на перо. – Ты знаешь, что это значит?
      – Да, сынок. – Джесс оглядел его. – У тебя все нормально?
      Юноша тряхнул головой.
      – Никто не мог справиться со мной. Джесс кивнул.
      – Отлично. Мы должны звать тебя Медведь, Парящий Наверху, но для нас ты все равно Кейл.
      Сара искоса наблюдала за Калебом, его глаза сияли, когда он слушал своего внука, казалось, ее муж был несказанно рад тому, что несколько дней провел с индейцами.
      – Медведь, Парящий Наверху, привел с собой друзей, – пояснил Калеб. – Становится слишком опасным ездить в одиночку. Очень много переселенцев с востока двигаются в Калифорнию, и им ничего не стоит выстрелить в индейца. – Радость в его глазах потухла, и он отвернулся, чтобы скрыть свой гнев.
      Зато Кейл не скрывал своей ярости.
      – Многое изменилось, – сверкнув глазами, сказал он.
      – Да, – печально кивнула Линда, понимая, что Джесс оказался прав. Перед ними стоял не тот Кейл, которого она помнила. Место маленького мальчика занял взрослый воин-шайен.
      Кейл взглянул на свою бабушку и, чувствуя, что та страстно желает обнять его, сказал:
      – Пойдемте. – Он повел их за один из фургонов. Там он повернулся к Линде и обнял ее. Она разрыдалась в его объятиях.
      – О, Кейл. Я так переживала. Солдаты… холера. Я не могла ехать дальше, не повидавшись с тобой.
      – Я рад, что ты послала дедушку отыскать меня. Я хотел еще раньше приехать к тебе, но мы боялись приближаться к форту. Ты права, вокруг полно солдат, и, кроме того, разбушевалась холера.
      Он осторожно высвободился из ее объятий и повернулся к Саре.
      – Как твои дела, бабушка? Сара едва сдерживала слезы.
      – Зима прошла хорошо, Кейл. Я себя отлично чувствую.
      Кейл взглянул на дедушку, который уже говорил о здоровье жены. Кейл знал, что Калеб очень переживает за нее и боится остаться один. Хорошо, что они переезжают в Калифорнию: говорят, там всегда тепло, да и время для поездки самое подходящее.
      Затем Кейл повернулся к своему девятилетнему брату.
      – Не может быть, чтобы это был ты, Джон. Ты так вырос! – с улыбкой произнес он.
      Джон засиял.
      – Это я, – гордо заявил он.
      Они обнялись, а затем Кейл опять повернулся к матери.
      – А где же моя маленькая сестричка, которую я еще не видел?
      Линда улыбнулась сквозь слезы.
      – Джессика спит в повозке. Пойди, посмотри на нее, Кейл.
      Кейл не стал обращать внимания на то, что мать упорно называет его по имени. Он пошел за ней к одному из фургонов и помог ей забраться внутрь. Там едва нашлось место для тюфяка, на краю которого спала маленькая Джессика. Линда склонилась над ребенком.
      – Тут очень мало места. Но обычно Джесс и Джон спят под открытым небом, а мы с Джессикой здесь.
      Кейл подвинулся поближе к девочке, и Линда отогнула край одеяла.
      – Ей уже девятнадцать месяцев, Кейл, – тихо сказала она.
      Кейл пристально рассматривал круглолицую девочку с темными вьющимися волосами и светлой кожей. Он протянул руку и дотронулся до ее волос.
      – Я знаю, что она очень красивая, хотя вижу ее только спящей. У нее твои голубые глаза, мама?
      Линда улыбнулась.
      – Откуда ты знаешь?
      Он с любовью посмотрел на нее.
      – Я только надеюсь. У тебя красивые глаза, мама. Я бы хотел, чтобы у моей сестры были такие же.
      Их глаза встретились, и Линда не выдержала. Она уткнулась лицом в ладони и заплакала.
      – О, Кейл, возможно, я тебя больше никогда не увижу.
      Кайл отнял от ее лица руки.
      – Мама, не плачь. Я так счастлив. Я очень многому научился у шайенов. Я знаю, что важнее всего душа, а потом уже все остальное. Нас с тобой будет разделять только расстояние, а душой мы всегда будем вместе, потому что я всегда буду думать о тебе, а ты – обо мне.
      Линда всхлипнула.
      – А что… если я никогда больше не увижу тебя? Его глаза наполнились слезами, и он наклонил голову, чтобы их скрыть.
      – Я всегда буду знать, что ты любишь меня. И когда-нибудь мы все равно будем вместе. Мы все будем там, наверху. Все сыновья покидают своих матерей, просто я выбрал жизнь индейца.
      Она дотронулась до его щеки.
      – Я так беспокоилась о тебе все это время.
      – Меня холера обходит стороной. Надеюсь, что так будет и с Пуночкой.
      – Пуночка? Кейл выглядел немного смущенным.
      – Это сестра Сына Буйвола. Линда улыбнулась.
      – Кейл! Ты интересуешься девушками?
      – Она еще слишком юная. Но потом… – он запнулся, а потом продолжил: – Посмотрим. Она очень красивая, и мы с ней хорошие друзья. Конечно, сейчас я не могу разговаривать с ней, и она не может находиться среди мужчин, потому что стала взрослой девушкой. Если ее отец разрешит, я женюсь на ней. Я уже всем доказал, что я мужчина. И ее родители ко мне хорошо относятся, пожалуй, даже любят меня. – Он принял гордый вид, такой характерный для индейцев. – Когда придет время, Пуночка будет моей.
      Линда посмотрела на него с любовью.
      – Да, кажется, ты очень счастлив. Юноша кивнул.
      – Так и есть. Жизнь становится все труднее и труднее. Здесь появилось много белых, они вытесняют индейцев. Часто нас обвиняют в том, чего мы не делали, солдаты нападают на наши стоянки. И все же мне нравится такая жизнь, мама. – Он опять посмотрел на Джессику. – Белые люди не только идут по нашей земле, направляясь все дальше и дальше на запад, они вырубают деревья и бросают в реки трупы животных. Вот почему вокруг столько болезней.
      Он вздохнул и посмотрел на мать.
      – Хотя есть один белый человек – Фицпатрик – защитник индейцев. Он выступает перед солдатами и правительством. Говорят, что скоро из Вашингтона приедут важные люди и укажут территорию, на которой индейцы смогут спокойно проживать. Дедушка боится, что из этого ничего не получится, но у нас нет другого выбора. Мы должны доверять этим людям и надеяться, что наши женщины и дети смогут жить спокойно. Если бы только белые перестали убивать и пугать бизонов. Без бизонов мы не выживем.
      Линда вытерла слезы.
      – О, Кейл! Как мне не хочется оставлять тебя здесь со всем этим.
      – Мама, не имеет значения, здесь ты или нет. Я все равно буду с шайенами. Ты должна помнить об этом. У тебя есть Джесс, Джон и Джессика. Не забывай, что душой мы всегда будем вместе.
      Она схватила его за руки.
      – Ты научился быть сильным, Кейл. Я буду помнить твои слова. – Слезы потекли у нее из глаз. – Это ее сын, ее кровиночка. Она крепко обняла его. – Пусть с тобой будет Бог, Кейл.
      Как странно, что он может быть таким диким и таким любящим одновременно.
      – Спасибо за то, что приехал, Кейл. Я так боялась, что больше не увижу тебя. Пожалуйста, оставайся на ночь. Твои друзья смогут заночевать поблизости. У нас есть кофе и табак. Тебе что-нибудь нужно?
      – Нет. Весенняя охота была удачной, и мы купили в Ларами все, что нам нужно. Но я останусь, если ты так хочешь. И тогда я смогу увидеть свою сестру, когда она проснется.
      – Она тебя никогда не узнает, Кейл. Он опять потрогал кудряшки девочки.
      – Она узнает меня. Ты ей расскажешь обо мне. И не дашь ей забыть, что я существую на белом свете. Ведь знаю же я о своем отце, хотя никогда его не видел. – Он улыбнулся матери.
      – Да, она будет знать тебя и как Кейла, и как Медведя, Парящего Наверху.
      Джессика пошевелилась во сне, и Кейл попятился к выходу из фургона.
      – Пойду, скажу своим друзьям, что мы остаемся до рассвета.
      Он вылез наружу, поговорил с остальными членами семьи и поскакал к своим друзьям.
      Линда слышала, как он крикнул им что-то на языке шайенов. Она прижала к груди дочку и заплакала. Не так-то легко второй раз расставаться с сыном, быть может, навсегда.

* * *

      Стояла тихая ночь. Изредка доносились мужские голоса, плач ребенка или собачий лай. Семья Саксов присоединилась к огромному обозу, который двигался на запад. Скоро западный склон скалистых гор приведет их к реке Гумбольт, и через пустыню Северной Невады они направятся к Кордильерам.
      В одном из фортов Калеб продал небольшой табун лошадей. Это была очень выгодная сделка. Ему хорошо заплатили, так как армии постоянно нужны были лошади. Вокруг возникало все больше и больше военных фортов, так как местные жители требовали защиты от индейцев.
      В Калифорнию двигался огромный поток людей. Многие из них были простыми фермерами, разорившимися на востоке и решившими попытать счастья на новых землях. Но все же подавляющее большинство ринулось в Калифорнию за золотом.
      Кого только не было среди этих людей: торговцы, проститутки и, как считал Калеб, особенно много нарушителей закона. Некоторые ехали налегке, имея с собой лишь пару мулов. Среди мужчин много было холостяков, но нашлись и такие, которые оставили своих жен и детей, а сами двинулись на поиски золота.
      Для Калеба это было непостижимо. Он не понимал тех, кто оставляет семью ради золота. Казалось, «золотая лихорадка» отбирает у людей разум.
      Многие стремились первыми прибыть в Калифорнию и первыми начать промывать песок со дна калифорнийских речушек. Многие мужчины заглядывались на Сару и Линду, но при виде Калеба у них сразу же пропадала охота смотреть на женщин второй раз.
      Конечно, не все разбогатеют за счет золота. Некоторые разживутся в Калифорнии другим способом. Взять хотя бы тех же проституток. Одна из них всю дорогу приставала к Калебу, что очень раздражало Сару.
      Путешествие не обходилось без трудностей и несчастных случаев, двое нечаянно выстрелили в себя. Это были зеленые юнцы, еще не умевшие обращаться с оружием.
      Ночью часто убегали быки и мулы, которые не желали тянуть тяжеленные повозки; ломались колеса фургонов. Люди болели, некоторые семейные пары постоянно скандалили и создавали вокруг нервозную атмосферу. Многим пришлось продать все имущество, чтобы только продолжать путь.
      Калебу удалось быстро завоевать уважение переселенцев и репутацию человека мужественного и хорошо знающего эту землю. На него не смотрели как на индейца. Люди даже были рады тому, что среди них находился индеец, потому что в нескольких случаях он выручал от неприятных столкновений с индейцами весь обоз.
      Однажды на пути обоза возник огромный отряд индейцев кроу, которые требовали еду, одеяла и табак. Кроме того, они, ухмыляясь, потребовали двух белых женщин.
      Калеб перевел проводнику обоза все их требования, но когда дело дошло до женщин, он сказал им что-то такое, отчего у них появилось такое выражение, будто они увидели призрак. Один из них поднял томагавк, но в ответ Калеб взялся за свой огромный охотничий нож. Женщины заохали и стали поспешно закрывать глаза детям. Калеб угрожающе закричал, его лошадь пританцовывала перед индейцами, описывая круги. Казалось, он вынуждает индейца пустить в ход томагавк.
      Неожиданно вожак кроу приказал индейцу убрать оружие. Калеб в свою очередь тоже опустил нож, и переговоры опять возобновились. Было решено дать индейцам немного табака и сахара, а также пару одеял. Переселенцы быстро собрали нужные вещи, и Калеб передал их кроу. Те молча развернули своих лошадей и удалились.
      Калеб вернулся к своем фургону, и Сара увидела в его глазах гордый огонек. Сейчас он опять был шайеном, который в очередной раз одержал победу над кроу.
      – Что произошло, Калеб? – спросила Сара.
      – Они смотрели на тебя, как на приведение, – вставил Джесс.
      Калеб не удержался от самодовольной улыбки.
      – В каком-то смысле я для них и есть привидение. Все очень просто. Я сказал им, что я Голубой Ястреб. Когда они засомневались в этом, я сказал то, что мог знать только Голубой Ястреб. Один из них собрался было покончить со мной раз и навсегда, но передумал. – Калеб подмигнул Джессу. – Старый воин еще кое-что может.
      Джесс рассмеялся, но Сара никак не могла успокоиться.
      Калеб заметил это.
      – С тобой все в порядке, Сара? – спросил он.
      – Да, я просто подумала, что ты вел себя так, будто все время жил среди них.
      Он поцеловал ее в щеку.
      – Я действительно хотел, чтобы он пустил в ход свой томагавк. Мне хотелось сразиться с ним.
      – О, Калеб!
      Сейчас они лежали в фургоне, и Сара опять вспомнила стычку Калеба с индейцами.
      – Калеб, ты хотя бы понимаешь, что мы уезжаем из мест, где прошла почти вся наша жизнь. Мы находимся среди скалистых гор, скоро перед нами откроется совершенно новая земля. Мне иногда кажется, что мне уже сто лет.
      Калеб приподнялся на локте и внимательно посмотрел на нее.
      – Иногда мне кажется, что позади нас ничего не осталось, – продолжала она.
      – Нет, там осталось очень многое.
      – Я помню, каким был Вашингтон. Помню, как шутили леди насчет территорий западнее Миссисипи и называли эти земли Великой Американской пустыней. Они считали, что эта земля ничего не стоит. А теперь! Потоки людей устремились на запад. Американцы сделали Техас своим штатом, у них теперь есть Нью-Мехико, Аризона и почти все: Колорадо, Калифорния. Все изменилось с тех пор, как мы с тобой были детьми. – Она повернулась к нему. – Я помню день, когда я уезжала в Сент-Луис… Ты стоял такой красивый. Мне было всего тринадцать лет, но я уже тогда знала, что люблю тебя. Боже, я любила тебя даже тогда.
      Он нежно поцеловал ее в губы.
      – Я так рад, что ты выздоровела, Сара. Когда мы доберемся до Калифорнии, у нас все пойдет по-другому, мы будем жить намного лучше.
      Она прикоснулась к его лицу.
      – Главное, что мы вместе, Калеб. И мы обязательно найдем Тома.
      – Надеюсь, – прошептал Калеб.
      Он спал в фургоне только ради нее, потому что ночи в горах стояли холодные, и он боялся, что она опять может заболеть.
      Во время поездки они практически не занимались любовью, но сейчас Калеб ощутил острое желание.
      – Возможно, нам больше не предоставится такого случая, – намекнул он, – говорят, пустыня измотает нас до крайности.
      – Я желаю того же, что и ты, – прошептала она.
      Он раздвинул языком ее губы, а рукой стал стягивать с себя одежду. Стараясь на привлекать внимания, он очень тихо вошел в нее и стал совершать медленные ритмичные движения.
      Сара едва дышала, боясь издать лишний звук, но все же не удержалась от тихого стона, отвечая на страстные поцелуи Калеба.
      Ей вспомнилось, как это происходило у них с Калебом впервые. Они забрались в пещеру на берегу Миссури. Она была такой юной, такой невинной и влюбленной. Калеб был очень нежен и осторожен с нею. Все бы сложилось иначе, если бы они с тех самых пор оставались всегда вместе.
      Сколько им пришлось выстрадать. Годы ушли безвозвратно, и теперь нужно ценить каждый день, отпущенный им. Много трудностей поджидало их на пути в Калифорнию. Но Сара не боялась. С ней Калеб Сакс, который всегда защитит ее.
      Сара почувствовала, как в нее вливается жизнь Калеба. Да, Калеб Сакс будет жить в своих детях и внуках, и все это началось тогда, когда маленькая белая девочка познакомилась с мальчиком-индейцем.

      – Ну и что ты об этом думаешь?
      Калеб повернулся к Саре. Перед ними раскинулась долина Сакраменто. Они только что отделились от остальных и теперь ехали только вместе с Джессом и Линдой. Калеб наконец-то вздохнул свободно. Он устал от большого скопления людей. И ему надоело идти рядом с быками.
      Дело в том, что лошади были не в силах тащить по горам фургоны. Пришлось часть лошадей продать и купить быков, которых нужно было все время погонять кнутом и окриками. У Калеба и Джесса осталось только четыре лошади, которые плелись позади, привязанные к повозкам.
      Калеб решил первым делом отыскать Тома. Он старался передвигаться окольными путями, избегая больших дорог, чтобы не привлекать внимания к женщинам, поскольку повсюду встречались старатели, изголодавшиеся по женскому полу.
      У Сары перехватило дыхание, она просто потеряла дар речи. Путешествие через пустыни Невады и через снега Кордильер совершенно вымотало ее. В пути их задержала снежная буря, и Сара едва опять не заболела от жуткого холода.
      Но все-таки им удалось преодолеть перевал, и вот теперь их ожидало вознаграждение за все мучения. Жаркие лучи солнца растопили воспоминания о холоде, и Калеб уже твердо знал, что больше никуда не увезет отсюда свою Сару.
      – О, отец, как красиво! – вскричала Линда.
      – Калеб! Это… это настоящий рай! – наконец смогла выговорить Сара.
      Она восхищенно смотрела на виноградники, сады, ореховые рощи. Среди зелени то тут, то там виднелись дома, вдалеке паслись лошади. По пыльной дороге шли мулы, навьюченные товарами. Как жаль, что многие приехали сюда только ради золота.
      – Какая красота! Сколько земли! – негромко проговорила она.
      Солнце уже постепенно садилось за горизонт, где-то там находился океан, но отсюда он не был виден. Сумерки придавали окружающей природе красновато-фиолетовый оттенок.
      – Тут все как будто из бархата, – сказала Сара. – И во всем чувствуется мир и спокойствие. Ты согласен, Калеб?
      Он кивнул и обнял жену за плечи.
      – Как ты себя чувствуешь?
      – Лучше. Намного лучше. Боль в груди почти прошла.
      – Здесь ты совсем поправишься, Сара. Увидишь. Больше не будет долгой зимы и холодных ветров. В Техасе было все наоборот. Слишком сухо и жарко. А здесь то, что надо. Ты сможешь выращивать цветы, завести свой собственный сад, ты сможешь круглый год наслаждаться солнцем.
      Она посмотрела ему в глаза.
      – Представляешь, если бы мы еще молодыми приехали сюда?
      Он не ответил, чувствуя, как болезненно лось сердце, а немного погодя крикнул Джессу:
      – Нужно спуститься вниз и разбить лагерь. Завтра утром я попытаюсь разыскать Тома.
      Джесс кивнул, и они продолжили путь, стараясь избегать стоянок золотоискателей. А это было совсем непросто. Порой казалось, что каждая пядь земли занята ими.
      Наконец место для стоянки было найдено. Все радовались тому, что после захода солнца было тепло и насекомые совсем не беспокоили. Повсюду на холмах горели огоньки костров, отмечая участки золотоискателей.
      Калеб потягивал кофе, поглядывая на Сару, которая помешивала в котелке жаркое. Да, здесь ей будет хорошо. Он был уверен в этом. Он сможет жить вдали от шайенов, если это будет на пользу Саре. Для полного счастья ему не хватает лишь Тома.

* * *

      Калеб смотрел на дубовые двери огромного, еще недостроенного дома, который, по всей вероятности, принадлежал его сыну. Его сердце взволнованно билось в груди. Наконец он увидит своего сына! Ему пришлось объездить все миссии в Сан-Франциско, пока он не нашел священника, который признался, что знает Тома. Этот человек с готовностью рассказал Калебу всю историю его сына, как только понял, что перед ним отец Тома Сакса.
      Рассказ отца Хуареса разрывал на части сердце Калеба. Он заново переживал боль и страдания, выпавшие на долю Хуаниты и Тома. Священник поведал обо всем – от безудержного мщения Тома до его ранения и нежелания жить. Он рассказал ему и последние новости о том, что они поженились, что Хуанита ждет ребенка и что Том нашел на своей земле золото, по всему выходило, что Том Сакс стал богатым человеком.
      Калебу не терпелось рассказать эту новость Саре, но желание увидеть сына победило, и он сначала отправился к нему. Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и ему хотелось убедиться в том, что это не сон. И вот он стоит перед домом Тома. Один из работников гасиенды пошел доложить о его приходе.
      Том Сакс принял все меры предосторожности, поскольку существовала постоянная угроза со стороны добытчиков золота, поэтому Калеба встретили сразу же, как только он подъехал к границе его владений.
      Наконец, Калебу позволили войти в дом. Напротив была еще одна дверь, ведущая в цветущий розовый сад. Дом был разделен на два крыла, и по правому коридору шел молодой человек с палочкой. Его волосы были коротко острижены, но Калеб безошибочно признал в нем сына.
      – Отец! – Том, прихрамывая, бросился к нему. Калеб в два прыжка оказался рядом с ним.
      – Сын мой! – он с любовью оглядел сына и крепко обнял его. Оба даже не старались сдерживать счастливые слезы.
      «Сколько пришлось пережить Тому, – думал Калеб. – Как нужно любить свою семью, чтобы не перекладывать на нее свои невзгоды. Он все вытерпел в одиночку».
      Отец и сын обменялись приветствиями на шайенском языке, смеясь и плача одновременно.
      – Все не могу поверить, что ты действительно здесь, – сказал Том. – Должно быть, ты получил мое письмо.
      Калеб покачал головой.
      – Я не получал никакого письма. Наверное, оно пришло после того, как мы уехали. Я искал тебя, сын.
      Том отступил на шаг и посмотрел на отца.
      – Ты совсем не меняешься, отец. Все такой же сильный и высокий. У тебя нет возраста. Ты не стареешь.
      Калеб тоже изучающе оглядел сына.
      – А как дела у тебя? Ты похудел, Том. Как нога? Я видел отца Хуареса и все знаю, Том. Тебе следовало написать мне давным-давно.
      Том отвел взгляд.
      – Я не мог. У тебя свои проблемы. Я все сделал сам.
      Калеб подошел ближе и положил руку ему на плечо.
      – Том, эти разбойные нападения…
      – Я должен был это сделать. Я поклялся убивать каждого американца, который повстречается мне на пути, пока Хуанита не поправится и не станет такой, как раньше. Я знал, что может произойти, но меня это не останавливало. – Он посмотрел в глаза отцу. – Я поступил точно так же, как ты, когда убили мою мать. Я уверен, что ты меня понимаешь. То, что они сделали с Хуанитой… – Он вздохнул. – Это было хуже смерти… Как для нее, так и для меня. Долгое время она была как помешанная.
      – Я знаю. Отец Хуарес рассказал мне. Не нужно все переживать заново.
      Том покачал головой.
      – Даже когда она вышла за меня замуж, она так боялась того, что должно было произойти между нами. Я не прикасался к ней почти три месяца после того, как мы поженились. Я ждал, когда она будет готова к этому. Моя любовь и терпение победили. – Он улыбнулся. – Но я мог бы вечно ждать ее. Ты меня поймешь, когда увидишь мою жену. Мне хорошо с ней. Она дает мне силы.
      Калеб кивнул.
      – Я понимаю тебя. – Он обнял сына за плечи, и они пошли во внутренний дворик, где сели на скамью среди цветущих роз. – Как твоя нога, все еще болит?
      Том потер ногу.
      – Иногда. Сегодня она меня немного беспокоила. Но я могу ездить верхом и заниматься своим ранчо. – Он улыбнулся, отгоняя прочь мрачные воспоминания. – Как тебе нравится мое ранчо? Правда, здесь красиво?
      Калеб улыбнулся сильному испанскому акценту Тома.
      – Очень красиво. А как насчет золота? Том схватил его за руки.
      – Я теперь богатый человек, отец. Земля принадлежит мне по закону. Я нанял людей, чтобы они добывали для меня золото. Я хочу больше времени проводить с Хуанитой и заниматься ранчо. Теперь у меня есть деньги, чтобы построить этот дом. Здесь очень хорошо живется, отец. Знаешь, Хуанита ждет ребенка.
      Том огляделся.
      – А где Сара? Где остальные?
      – В нескольких милях отсюда. Я скоро привезу их. Я не мог не повидаться с тобой, не убедиться, что ты действительно мой Том Сакс, а не кто-нибудь другой. Помнишь, я не верил тому, что тебя убили в Аламо? – Он крепко обнял Тома. – Мой сын. Теперь ты – мой единственный сын.
      Том нахмурился.
      – Что ты хочешь этим сказать, отец? Что случилось с Джеймсом?
      Калеб неохотно оторвался от Тома, встал и достал из кармана сигару.
      – Джеймс уехал от нас на восток. Он работает сейчас в Сент-Луисе. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь увидим его. – Он посмотрел Тому в глаза. – Он ненавидит свое индейское происхождение. Ты знаешь, как это бывает. Он не похож на индейца. Никто не сомневается в том, что, живя в Сент-Луисе он скрывает свое прошлое. Я потерял его, Том. Он все равно что умер. Возможно, все из-за того, что случилось в Техасе. Он увидел отношение белых к индейцам. Мы никогда не были с ним близки так, как с тобой! Я упустил его.
      – Отец, мы росли в другое время, при других обстоятельствах. Не волнуйся. У Джеймса будет все хорошо. Каждый выбирает свой путь в жизни. Ты знаешь это.
      Калеб выпустил колечко дыма.
      – Это так, Кейла тоже нет нами. Он ушел к шайенам. И даже принимал участие в Танце Солнца.
      Том внимательно посмотрел на отца.
      – Тебе тоже хотелось бы быть с ними…
      – Иногда. Но Сара для меня важнее всего в жизни. Я привез ее сюда в надежде на то, что здешний климат пойдет ей на пользу. – Калеб помрачнел и сел рядом с Томом. – Она часто болеет. У нее не в порядке легкие и суставы.
      Том накрыл ладонью его руку.
      – Ты привез ее в нужное место. Здесь очень красиво, отец. Не думаю, что я уеду отсюда, несмотря на плохие воспоминания. Но все позади. А Линда с вами?
      – И Линда, и Джесс и Джон… и их маленькая Джессика.
      Том улыбнулся.
      – Сегодня поистине счастливый день. Мы все опять сможем жить вместе.
      – Джесс намерен поселиться отдельно, он всегда жил рядом с нами, у него не было ничего своего. Я его понимаю. Мужчина должен добиться всего сам.
      Том кивнул.
      – А вы с Сарой будете жить с нами.
      – Том, я приехал сюда не для того, чтобы стеснять вас. Мы поселимся где-нибудь…
      – Отец, вы никого не будете стеснять. Боже, сколько лет мы не жили вместе. Ты мне нужен, отец. Ты поможешь мне разводить лошадей. Тебе не придется много работать, и Саре тоже. У нас есть слуги. Ты всегда хотел устроить для нее такую жизнь.
      Калеб прочел мольбу в глазах сына. Том схватил его за руку.
      – Пожалуйста, скажи, что ты останешься, отец. У нас много комнат. И для Хуаниты это будет здорово. Она давно живет без матери, а Сара сможет заменить ей мать. Кроме того, Хуаните скоро рожать. Сара поможет ей заботиться о ребенке.
      Калеб улыбнулся.
      – Все это выглядит очень заманчиво. В глазах Тома заблестели слезы.
      – Последние два года я жил, словно в аду. То, что ты здесь, для меня дороже золота. Не уезжай от меня, отец.
      Калеб обнял его за плечи.
      – Хорошо. Попробуем для начала. Но я буду работать, Том.
      – Я в этом не сомневаюсь. – Он посмотрел куда-то позади отца. – Хуанита! Я сказал им, чтобы тебя не будили.
      Калеб повернулся и увидел, как в сад входит молодая женщина, готовящаяся стать матерью. Его поразила ее красота, и он сразу же понял, почему Том сходит по ней с ума. Том, прихрамывая, подошел к Хуаните, обнял ее одной рукой за плечи и повел к отцу.
      – Я проснулась сама, – ответила она Тому. – Мне сказали, что здесь твой отец.
      Калеб встал и посмотрел девушке прямо в глаза. Она немного покраснела под его взглядом, но улыбнулась.
      – Хуанита, это мой отец, Калеб. – Том гордо улыбнулся. – Отец, это Хуанита. Видишь, какая красивая у меня жена.
      Хуанита смущенно опустила глаза.
      – Том, ты смущаешь меня.
      Том засмеялся, а Калеб взял невестку за руку.
      – Ты действительно красивая, Хуанита, и не только внешне, но душой, потому что любишь моего сына.
      Она посмотрела на него и почувствовала, что уже любит этого сурового человека.
      – Я знаю, что вы очень хороший. Том все время думает о вас и много мне рассказывал о своих родных. Мне кажется, я с вами давно знакома. А теперь, когда я вас увидела, то поняла, в кого пошел Том и откуда у него такое доброе сердце и сила. Я благодарна вам за то, что вы вырастили такого прекрасного сына.
      Она обняла Калеба, и тот погладил ее по плечу, чувствуя под рукой мягкие шелковистые волосы. Как ему понятен гнев сына и его желание отомстить! Ведь она такая юная и нежная.
      Хуанита сделала шаг назад и заглянула ему в глаза.
      – Вы останетесь с нами, да?
      Том обнял ее за плечи.
      – Я уговорил его. Моя мачеха и сестра недалеко отсюда. Мы сейчас поедем туда с отцом и привезем их. Я так хочу их всех увидеть! Ты не возражаешь, Хуанита?
      – Конечно, нет. У меня здесь много защитников. Я велю слугам приготовить комнаты. – Она посмотрела на Калеба. – Дом еще не совсем готов, но комнат достаточно, чтобы принять семью моего мужа.
      Калеба приятно удивила ее обходительность. Девушка была прекрасно воспитана.
      – Нам не нужно ничего особенного. Мы не привыкли к роскоши.
      – О, но Том говорил, что ваша жена настоящая леди, которой нужны все удобства. – Она посмотрела на Тома. – Я пойду, у меня много дел. Вы когда отправляетесь?
      Том посмотрел на отца.
      – Тебе решать, отец. Я тебя даже не спросил, может, ты устал? Хочешь чего-нибудь выпить, может, ты голоден?
      Калеб улыбнулся.
      – Немного. Давай поедим, а затем поедем. К вечеру мы туда доберемся. – Он оглядел Тома с ног до головы. – Ты уверен, что хочешь ехать? Ты говорил, что сегодня у тебя болит нога.
      Том пожал плечами.
      – Я привык к этому.
      Калеб заметил боль в глазах Хуаниты. Все страдания Тома из-за нее. Наверняка она переживает всякий раз, когда видит, как он хромает.
      – Я могу ехать верхом. – Том повернулся к Хуаните: – Дорогая, скажи Луизе, чтобы приготовила нам поесть. – Он поцеловал ее в щеку.
      – Хорошо, – она посмотрела на Калеба. – Я так счастлива, что вы здесь. Господь услышал наши молитвы.
      Она ушла, а Том с любовью проводил ее взглядом, затем повернулся к отцу.
      – Луиза была няней Хуаниты. Мы послали за ней, когда построили этот дом. Я знаю, что Хуаните придется нелегко, когда появится ребенок, хорошо, что теперь рядом будет Сара. Хуаните нужна поддержка во всем. Она достаточно настрадалась.
      Калеб вздохнул.
      – Она красивая, Том. Более красивая, чем я ожидал.
      Том гордо улыбнулся.
      – Я влюбился в нее сразу, как только увидел. Пойдем. Я покажу тебе все вокруг, а потом мы перекусим.
      – Том?
      Том вопросительно посмотрел на отца.
      – Как насчет «плохих»?
      – С этим все кончено.
      – Отец Хуарес сказал, что всех убили в тот день, когда ты был ранен. Позднее вы узнали, что один выжил и был повешен. Возможно ли, что кто-нибудь знает о вожаке «плохих»? Может быть, тот, кто выжил, рассказал что-нибудь?
      Том пожал плечами.
      – Если так, то за мной давно бы пришли. Меня хорошо знают в Сономе. Тот, кто возглавлял мстителей, уже стал легендой.
      Калеб задумчиво посмотрел на него.
      – Надеюсь, ты прав, но я все-таки беспокоюсь.
      – Теперь, когда ты со мной, все это не имеет значения. Если что-то пойдет не так, мы с тобой все равно победим, да?
      Калеб улыбнулся, решив пока не вдаваться в подробности и не портить счастливый момент встречи с сыном.
      – Да.
      Они обнялись еще раз.

      Калеб вытянулся на огромной удобной кровати. Комната, которую Том выделил Калебу и Саре, была просторной, с красивой мебелью красного дерева, сделанной вручную испанским мастером, нанятым Томом. На стенах висели картины с изображениями гор и сценок из испанской жизни.
      Стены с наружной штукатуркой сохраняли прохладу в доме. Ночью Калеб и Сара держали окна открытыми и дышали свежим ночным воздухом.
      – Никогда не думал, что будет так хорошо, Сара, – сказал Калеб. Она лежала рядом, положив руку ему на грудь.
      – Да, Калеб. Ты прямо на глазах молодеешь. Он засмеялся.
      – Никогда не думал, что работа даст мне еще больше энергии. Мне нравится заниматься лошадьми и учить этому делу других.
      – Кажется, ты готов работать целыми днями, – шутливо сказала Сара.
      Калеб улыбнулся.
      – Мне это по душе. Как я счастлив, что у Тома все хорошо. Он так удачно вкладывает деньги, полученные от добычи золота. Не могу поверить, каким богатым стал мой собственный сын.
      Сара тоже улыбнулась и поцеловала мужа в плечо.
      – Богатство ничуть не испортило его. И как он любит Хуаниту! Она такая красивая, Калеб, такая милая. Она мне как дочь. Надеюсь, у нее будет здоровый малыш.
      – Да, теперь, когда Линды нет с нами рядом, Хуанита поможет тебе пережить разлуку. Думаю, у Джесса с Линдой тоже все сложится отлично. Судя по письму, у них уже есть с чего начать. Как-нибудь мы съездим к ним в гости.
      – Я все же скучаю но Линде.
      – Я знаю, но Том говорит, что до этого городка добираться надо два дня.
      Сара вздохнула.
      – Я так рада, что мы приехали сюда, Калеб. Ужасный переезд стоил того. Я только молюсь, чтобы господь не оставил Кейла… и Джеймса. Жаль, что они так далеко от нас.
      – Если бы мы остались, то все равно не видели бы их. Они оба сделали свой выбор. – Он повернулся и посмотрел на нее, не замечая ни морщин, ни седых волос. – Это лучшее место на земле, Сара, и оно как раз для тебя. Мы здесь всего лишь месяц, а ты выглядишь намного лучше. На щеках заиграл румянец, в глазах появился блеск.
      Она тихонько засмеялась.
      – Это потому, что ты нянчишься со мной, Калеб. Но я ведь не инвалид!
      Он поцеловал ее.
      – Знаю, но ты заслуживаешь, чтобы у тебя были слуги, чтобы ты могла сидеть на солнышке и читать книги или заниматься тем, на что у тебя вечно не хватало времени. – Он нежно погладил ее по голове. – Я всегда хотел для тебя такой жизни. Жаль, что пришлось воспользоваться помощью Тома.
      Она сжала его руку.
      – Калеб, ты так старался. Не забывай, как хорошо мы жили в Техасе. Твоей вины нет в том, что последние годы нам пришлось туго. И ты знаешь, как Том счастлив, что мы живем здесь. Он хочет отплатить тебе за твою заботу и поддержку в свое время. Ты очень помогаешь ему, и тебе это в радость.
      Он опять поцеловал ее. Ему не требовалось ничего объяснять Саре. Ласки и поцелуи говорили сами за себя. Они опять превратились в молодых любовников. Из памяти ушло все плохое, а остались только приятные воспоминания.
      Калеб страстно поцеловал ее, вызывая в ней ответные желания, Сара совершенно забыла о боли в суставах, донимавшей ее целый день. Ее муж, ее Калеб был просто волшебником, который умел уносить ее в мир наслаждения.
      Калеб обожествлял ее, каждый раз прикасаясь к ней, словно в первый раз. Ему не приходилось ни о чем спрашивать. Годы совместной жизни научили его понимать, когда Сара готова принять его. Он расстегнул ее ночную рубашку и стал жадно ласкать груди, приникая поочередно губами к розовым соскам как к источнику высшего наслаждения. Его ласки всегда доводили жену до исступления.
      Дыхание Сары участилось, она вцепилась ему в волосы, закрыла глаза и тихо застонала, когда он принялся нежно исследовать ее влажное лоно. Она обхватила руками его сильные плечи, и он легко вошел в нее. Сара выгибалась ему навстречу, и Калеб старался сделать все, чтобы она первая получила удовлетворение. Только тогда, когда Сара забилась в сладких муках, его живительная влага толчками низверглась в ее лоно.
      В какое-то мгновение Сара подумала о том, сколько детей у них могло быть, если бы не годы разлуки. Она постаралась отбросить печальные мысли. Нужно благодарить судьбу за то, что они сейчас вместе и счастливы.
      Калеб улыбнулся и сказал:
      – А я ведь собирался сразу же заснуть.
      – Извини, что мешаю тебе спать, – засмеялась Сара.
      Он стал осыпать ее поцелуями, но неожиданно послышался стук в дверь.
      Калеб натянул на себя одеяло.
      – Кто там?
      – Отец, это я, – раздался голос Тома. – Жаль, что приходится беспокоить вас, но у Хуаниты начались роды. Сара может придти?
      – Да, да! Иду! – Сара быстро села. – Только оденусь.
      – Спасибо, мама. Я буду в нашей комнате. С ней сейчас Луиза.
      И Калеб и Сара уловили панику в его голосе.
      – Надеюсь, что все будет хорошо, – сказала Сара, бросаясь к умывальнику.
      Калеб тоже встал и начал одеваться.
      – Думаю, мне с Томом придется труднее, чем тебе с Хуанитой. Иногда мужчины переживают сильнее женщин, хотя нам и не приходится рожать.
      Она засмеялась.
      – Да, действительно, Калеб. Но не думаю, что испытание на ритуале. Танца Солнца труднее вынести, чем роды.
      Он подошел к ней и обнял ее.
      – Я буду поблизости, если тебе понадоблюсь, Сара. – Он ободряюще улыбнулся. – У нее будет здоровый, прекрасный ребенок, а у нас появится еще один внук или внучка.
      – Надеюсь. Это так нужно нам всем, Калеб.

* * *

      Антонио Гальвес Сакс родился в октябре 1849 года. Маленький Тони стал предметом гордости всей семьи. Теперь, когда Хуанита держала его в руках, она знала, что поступила правильно, став женой Тома. У них с мужем будет много детей. Она поклялась себе в этом.
      Вся семья ездила в Сан-Франциско, где отец Хуарес, сияя от радости, окрестил малыша. По дороге домой они навестили Линду и Джесса, у которых было небольшое ранчо вблизи города Хендерсона.
      Сара обрадовалась, увидев, как счастлив Джесс, потому что, если счастлив он, то счастлива и Линда. Хорошо, что они живут отдельно. Линда постепенно преодолевает свою потребность быть рядом с родителями.
      Сара опять подумала о том, как далеко от них Кейл и Джеймс… два горных хребта разделяют их и бескрайние леса и равнины. Ей постоянно приходилось отгонять от себя вопрос, который мешал ей быть полностью счастливой. Увидит ли она когда-нибудь своего сына Джеймса?

* * *

      Том оторвался от бумаг, лежащих перед ним на письменном столе и посмотрел на мексиканца, которого привел один из работников ранчо. Лицо мексиканца показалось ему знакомым.
      – В чем дело, Даниэль? – спросил Том.
      – Этот человек хочет поговорить с вами наедине, – по-испански ответил Даниэль. – Я забрал у него ружье.
      Мексиканец хмуро взглянул на него.
      – Ты не имел на это права.
      – Когда ты находишься на земле Сакса, то выполняешь его законы, – ответил Даниэль. – Получишь свое ружье, когда уйдешь отсюда.
      Мексиканец фыркнул.
      – Ты служишь индейцу?
      Глаза Даниэля гневно сверкнули.
      – Сеньор Сакс – хороший хозяин. И хорошо нам платит.
      Незнакомец кивнул.
      – Да, мне так и сказали.
      – Кто? – спросил Том. – И что тебе надо? Как твое имя?
      Мексиканец кивнул в сторону Даниэля.
      – Пусть он сначала уйдет.
      – Выйди Даниэль.
      Даниэль бросил на незнакомца предостерегающий взгляд и вышел, закрыв за собой дверь.
      – Проходи и садись. Кто ты?
      – Меня зовут Франческо Фаджардо, – он подошел ближе, но не сел, словно готовился убежать в любую минуту.
      Том с вызовом смотрел на него.
      – Мне знакомо твое лицо. Я знаю тебя? Фаджардо нервно помял в руках шляпу, затем сказал.
      – Да. Я работал у сеньора Гальвеса. Я помню тебя. Ты тот, кто приручил черного жеребца, тот, кто влюбился в прекрасную дочь хозяина.
      Том нахмурился.
      – Ну и что из этого?
      – А то, что в Сономе говорят, будто дочь Антонио Гальвеса, которая исчезла после того, как убили ее отца… теперь твоя жена.
      Том приказал себе сохранять спокойствие. Он не должен ничем выдать себя.
      – Почему бы тебе не перейти ближе к делу, сеньор Фаджардо?
      Фаджардо пожал плечами и стал шарить взглядом по углам комнаты, как будто там могли скрываться люди.
      – Дело в том, сеньор, что года два-три назад, после того, как исчезла Хуанита Гальвес, на американцев много раз нападала банда разбойников, называемых лос-малос. Ты слышал о них?
      Их взгляды встретились.
      – Слышал. Их всех убили.
      – Всех, кроме вожака, который, кстати, был индейцем. По крайней мере, он так себя раскрашивал. – Глаза мексиканца заскользили по лицу Тома. – Одного из банды повесили, но перед этим лечили его от раны. Бедняжка очень мучился от боли, ему нужен был друг…
      Том едва сдерживался, чтобы не выдать своих чувств.
      – Мы теряем время, сеньор Фаджардо. Мне нет дела до разбойников. Теперь это просто легенда, насколько я слышал об этом в городе.
      – Да. Люди любят об этом поговорить. Многие хотят знать, что стало с вожаком, которого так и не нашли. Он был… – Франческо Фаджардо взглянул на искалеченную ногу Тома, – ранен в тот день, когда убили остальных. А этот Рико, страдая от мучительной боли, однажды позвал: – Том, Том!
      Фаджардо улыбнулся.
      – Теперь ты понимаешь, к чему я клоню? Лицо Тома посинело от гнева.
      – Как ты смеешь намекать, что я тот человек!
      – Я не намекаю, – прорычал мексиканец. – Я обвиняю!
      В глазах Тома вспыхнул гнев.
      – Хочу напомнить тебе, что ты на моей земле. Если я и тот, за кого ты меня принимаешь, то не думаешь ли ты, что очень рискуешь, обвиняя меня?
      Фаджардо судорожно сглотнул, прежде чем заговорить.
      – Я подумал об этом. Я сказал многим своим друзьям, куда направляюсь. Я сказал им, что пойду искать работу. Если со мной что-нибудь случится, то меня начнут разыскивать. Тебе придется тогда отвечать на множество вопросов, Том Сакс. Это очень расстроит твою бедную жену.
      Том в мгновение ока очутился рядом с ним, Фаджардо задрожал от страха и сделал шаг к двери.
      – Если с моей Хуаниты упадет хоть один волосок, то ты – мертвец, Фаджардо. Ты обвиняешь меня в том, что я вожак «плохих», но у тебя нет доказательств, а если ты будешь настаивать на этом, я уничтожу тебя! – Он поднес кулак к его лицу.
      Мексиканец отступил еще на один шаг.
      – Мне не нужны доказательства. Вокруг тебя полно американских поселенцев, сеньор Сакс, многие до сих пор ненавидят «плохих» и очень хотят поймать их вожака. Я еще никому не говорил, что Рико назвал имя Том. Я хотел сам выяснить, что это за имя и кому оно принадлежит. Когда я услышал, что вернулся Том Сакс, который женился на Хуаните Гальвес и поселился на своем собственном ранчо, я стал думать и думать, пока во всем этом не появился смысл. – Он глубоко вздохнул и продолжил: – Стоит только обронить несколько фраз, и все вокруг будут думать, как я, и это приведет тебя к виселице, сеньор Сакс. Обозленные люди повесят тебя без суда, и твоя бедная жена останется совсем одна.
      Том шагнул к мексиканцу.
      – Но я могу ничего не рассказывать, – быстро проговорил Фаджардо.
      Том с ненавистью взглянул на него.
      – Деньги, да? Ты хочешь денег, мерзавец? Фаджардо опять судорожно сглотнул, думая о том, правильно ли он поступил, придя сюда. Если Том Сакс действительно вожак «плохих», то он убьет его, не задумываясь.
      – Ты теперь богатый человек. В Сономе говорят, что у Тома Сакса много денег, на его земле нашли золото. Что тебе стоит дать немного золота Франческо Фаджардо. Ведь это спасет тебя от виселицы, а твою жену от одиночества.
      Том стиснул зубы. Он не мог убить этого мексиканца, но и не собирался платить ему. Если он заплатит, то автоматически признает свою вину, и негодяй будет постоянно тянуть из него деньги или повернет дело так, что Том окажется на виселице.
      – Понимаешь, даже если я и ошибаюсь – это не имеет никакого значения, поскольку ненависть к «плохим» так сильна, что я легко могу настроить всех против тебя и убедить их, что ты и есть вожак бандитов. Но, возможно, пятьдесят тысяч долларов помогут тебе избежать всех этих неприятностей.
      – Пятьдесят тысяч!
      – Я все проверил. В банках тоже работают болтуны, особенно, когда они выпьют. Я знаю, что у тебя гораздо больше, так что ты сможешь дать пятьдесят тысяч, а следующие пятьдесят тысяч – через год.
      – А потом еще через год?
      Фаджардо улыбнулся.
      – Тебе следует поблагодарить меня, сеньор, что я еще никому ничего не сказал.
      – О, я очень тебе благодарен, – с издевкой произнес Том. – Как-нибудь я докажу тебе, как я благодарен.
      Фаджардо испуганно заморгал.
      – Подумай о своей семье, сеньор. Том посмотрел ему прямо в глаза.
      – У тебя было время подумать – дай и мне пару дней, чтобы как следует все обдумать.
      Фаджардо огляделся по сторонам.
      – Хорошо. Но помни, тебе придется многое объяснять, если твои люди со мной что-нибудь сделают, когда я выйду отсюда. Все знают, что я мирный, работящий человек.
      – Не беспокойся, Фаджардо, – усмехнулся Том. – Ты в безопасности… пока. Но мой тебе совет: если я все же дам тебе денег, то уезжай куда-нибудь очень, очень далеко, и если еще раз потревожишь меня, то не жить тебе на белом свете!
      Фаджардо распрямил плечи.
      – Для большей безопасности, сеньор, я думаю, лучше ты приедешь через два дня в Соному и заплатишь мне. Я не хочу еще раз приходить сюда. Я живу в гостинице «Золотой берег». Ты знаешь, где это?
      – Знаю. Там останавливаются только отбросы общества.
      Фаджардо покраснел.
      – Я живу там с друзьями. Я сказал им, что ищу работу на ранчо. Хочу уехать из города. Они ничего не заподозрят.
      – Я не могу пойти туда. Это вызовет нездоровое любопытство. Зачем мне с моими деньгами идти в подобное место, чтобы встретиться с никчемным гусано.
      Мексиканец сжал кулаки, оттого что его назвали червяком.
      – Послезавтра в два часа. Позади платной конюшни Стюарта. Приноси деньги, сеньор Сакс, или тебя повесят. – Он быстро пошел к дверям.
      – Фаджардо!
      Мексиканец нерешительно остановился, больше всего на свете желая поскорее уйти отсюда, думая о том, не совершил ли он огромную глупость, потревожив человека, который действительно мог оказаться вожаком лос-малос.
      – Мне кажется подозрительным, что человек ради денег способен идти на риск и совершать глупости. Ты бы спросил самого себя, Фаджардо, стоит ли это того? – с издевкой сказал Том. – Предположим, я заплачу тебе, но остаток дней тебе придется жить с оглядкой. Мне совсем не нужен человек, который будет распространять про меня ложь по всей округе.
      Мексиканец быстро вышел, а Тома всего затрясло при мысли, что может сделать длинный язык этого человека. Он выждал несколько минут, пока Фаджардо не отъехал вместе с Даниэлем, а затем позвал одного из своих работников.
      – Мигель!
      – Да, сеньор Сакс! – отозвался Мигель, который в это время подстригал кусты роз.
      – Мой отец помогает ставить изгородь. Пошли за ним кого-нибудь. Я должен его немедленно видеть.
      – Да. – Мигель положил садовые ножницы и поспешно вышел. Том стал ждать у себя в кабинете, радуясь тому, что Хуанита и Сара отдыхают в своих комнатах. Они не видели, как к нему приходил Франческо Фаджардо. Надо как-то скрыть это от Хуаниты. Ничто не должно напоминать ей о прошлом.
      Он налил себе немного бренди и нервно зашагал по комнате. Примерно через полчаса дверь без стука отворилась и на пороге показался Калеб. Он так и застыл на месте, увидев, что сын пьет спиртное посреди бела дня, но еще больше его испугали глаза Тома. Вытерев пот со лба, Калеб подошел к сыну.
      – Что происходит, Том? Я только начал работать после перерыва. Что-нибудь с Сарой?
      Том вздохнул и поставил на стол пустой стакан.
      – Отец, здесь был человек, который назвался Франческо Фаджардо. Он работал на ранчо отца Хуаниты и знает меня. Я плохо помню его, но дело не в этом. Этот негодяй меня вычислил. Он хочет денег, а иначе обещает настроить всех против меня. – Том опять заходил по комнате.
      Сердце Калеба болезненно сжалось.
      – У него есть доказательства?
      – Нет. Он только разговаривал с Рико, которого вылечили от ран, чтобы затем повесить. Так вот, Рико назвал мое имя, а этот мексиканец знает, что я был влюблен в Хуаниту. Он… он… сложил все вместе… и…
      – Успокойся, Том.
      – Что мне делать? Я должен думать о Хуаните. Если все это начнется, ее будут допрашивать. Она не вынесет этого! Но я не могу убить его. Начнутся расспросы. Он подстраховался, сказав друзьям, куда отправляется. – Том остановился и беспомощно посмотрел на отца. – Мерзавец! Откуда он только взялся?! Больше всего я беспокоюсь о Хуаните.
      Калеб схватил его за плечи.
      – Успокойся и расскажи мне все по порядку.
      Том закрыл глаза и вздохнул. Затем сел и начал рассказывать. Калеб внимательно слушал, стараясь не упустить ни одной детали. После того как Том закончил, в комнате повисла гробовая тишина.
      – Есть способ раздавить этого слизняка, Том, и не заплатить ему при этом ни цента, – наконец сказал Калеб, пытаясь поймать взгляд сына.
      Том нахмурился.
      – Как? Я не вижу другого способа, кроме как убить его.
      – Тебе не придется убивать его. – Калеб подошел ближе. – Том, он никогда не видел меня. Он даже не знает, не подозревает о моем существовании. Я даже не был в Сономе. Никто в городе не знает про меня.
      – Ну и что?
      – Сейчас я все объясню, Том. Ты поедешь в Соному, пойдешь к судье и расскажешь о вымогателе. Пусть тебя обвинят, если им так захочется. Не волнуйся, если некоторые поверят, что ты виновен…
      – Отец, я не понимаю… – начал было Том.
      – Пока ты будешь в Сономе и все будут думать и спорить о том, вожак ты или нет, объявится настоящий вожак лос-малос!
      Том в изумлении уставился на отца. По его спине пробежал холодок.
      – Ты?
      Глаза Калеба возбужденно засверкали, он был уверен в победе сына.
      – Почему бы и нет? Все, что от тебя требуется – рассказать мне, как ты себя разрисовывал. Я нападу на пару американских домов. Я не стану никого убивать, просто немного попугаю их, разрушу какую-нибудь постройку. Этого будет достаточно, чтобы по городу разнесся слух, что вернулся таинственный индеец. У тебя будет самое надежное алиби, какое только может быть. Ведь ты в это время будешь среди них.
      – Но это опасно для тебя, отец. Они могут стрелять, могут ранить или убить тебя. Это слишком рискованно.
      Калеб усмехнулся.
      – Я смогу это сделать, Том, и никто не узнает разницы. Я нападу ночью, когда наши работники будут думать, что я спокойно сплю со своей женой. Днем я буду работать как ни в чем не бывало. Я нанесу первый удар ночью до твоего отъезда в Соному и ночью после того, как ты все им расскажешь.
      – А как же Сара? А что, если работники спросят, почему ты не поехал со мной в город?
      – Скажу им, что Сара плохо себя чувствует. Мы ей все расскажем, а Хуаните не скажем ни слова, по крайней мере до того, пока все не закончится. Твои люди узнают обо всем только через несколько дней.
      Том вздохнул.
      – Сара будет очень волноваться. И я тоже. Мне это не нравится, отец.
      – Это единственный выход. Ты тоже рискуешь. Может собраться разъяренная толпа. Поэтому я нападу на тех, кто живет ближе всех к городу. Новости распространяются быстро. Если это сработает, то никто и никогда больше тебя не заподозрит. А таинственный индеец опять исчезнет.
      Том посмотрел в глаза отцу.
      – Если с тобой что-нибудь случится, то я никогда не прощу себе, отец. Я и так постоянно чувствую вину за то, что случилось с Хуанитой.
      – Если что-то случится со мной, то ты не должен чувствовать себя виновным, потому что я хочу это сделать. Это моя идея, а не твоя. Я могу даже отдать жизнь за своего сына. Это лучший способ умереть. Ты сделаешь то же самое для Тони. Я хочу этого, Том.
      – Очевидно, Бог не зря послал тебя ко мне. – В глазах Тома заблестели слезы. – Ты должен быть очень осторожным. Здесь многие хотели бы поймать или убить вожака лос-малос.
      – Я – Голубой Ястреб, Том. Конечно, я постарел, но все еще силен и достаточно ловок. Нужно сделать так, чтобы ты был вне всяких подозрений и тень прошлого перестала преследовать тебя.
      Том посмотрел на него.
      – Боюсь, что ты прав. Я объясню, как тебе надо одеться и раскраситься.
      Он порывисто обнял отца.
      – Пусть Бог не оставит тебя, отец!

      Сара с нетерпением ждала возвращения мужа и нервно расхаживала из угла в угол. В доме все спали, включая и Хуаниту, которая думала, что Том находится в городе по делам. Конечно, скоро она все узнает, но пока даже работники ранчо не подозревают, в чем дело.
      Это уже вторая ночь, которую Сара проводит без сна. В прошлую ночь Калеб уехал сразу же после того, как все улеглись спать. Калеб прекрасно знал, как обойти охранников ранчо, и поэтому никто не заметил его отсутствия. Вернулся он на рассвете, быстро смыл с себя краску, поел и поскакал к загону, делая вид, что встал спозаранку и уже занялся работой.
      Чтобы не возникло никаких подозрений, Калеб старался работать как всегда. Никто и не заметил, что он провел бессонную ночь. Конечно, он очень устал, а ему предстояла еще одна бессонная ночь.
      Во вторую ночь Калеб уехал еще до захода солнца, сказав работникам ранчо, что собирается посетить рудник. Никто даже и не заметил, что вечером он не вернулся – ведь у каждого своя собственная жизнь и свои дела. До наступления темноты Калеб переоделся, раскрасил лицо и грудь. Он решил напасть на ближайшее ранчо еще в сумерках, чтобы его как следует смогли разглядеть.
      И вот опять, уже вторую ночь подряд, по землям поселенцев с воинственными криками скачет раскрашенный индеец с дикими глазами. Калеб продолжал буйствовать и уже после того, как стало темно, надеясь, что множество перепуганных поселенцев ринутся в Соному. В два часа ночи он напал на пятое поселение за сегодняшний поход. Калеб топтал поля, ломал изгороди, распугивал лошадей и быков, бил окна домов.
      Урон, который он наносил, был незначителен, но Калеб ясно представлял себе, что можно легко поджечь дома поселенцев, а их самих убить. Для окраски Калеб действительно сделал несколько неточных выстрелов только для того, чтобы напугать людей.
      Он так вошел в свою роль, что в нем по-настоящему взыграла индейская кровь и он почувствовал гнев на американцев, которые все больше и больше притесняют индейцев, изгоняя их с земель. С дикими воплями Голубой Ястреб совсем близко подскочил к домику поселенцев и дубинкой разбил окно. С одной стороны, ему было жаль ни в чем неповинных людей, у него даже появились угрызения совести, но, с другой стороны, он делал все ради сына.
      Внутри дома раздался истошный крик, и через минуту на крыльцо выскочил мужчина с ружьем. Калеб направил коня к нему и выстрелил, метясь так, чтобы пуля попала в дверь, чуть правее головы поселенца. Американец задрожал и чуть не выронил свое ружье. Калеб въехал на коне прямо на крыльцо и пригвоздил поселенца к стенке.
      – Американское отродье, – прошипел он. – Убирайся туда, откуда приехал.
      Он спустился с крыльца и растворился в ночи.
      – Альфред! Альфред, что там такое! – пронзительно кричала женщина.
      Мужчина поднял ружье и выстрелил в темноту, даже не надеясь, что попадет в цель. Призрак индейца исчез. Жена поселенца открыла дверь и стала звать мужа.
      – Я здесь, Джейн.
      – Что случилось?
      – Не знаю. Думаю, что это был он.
      – Кто?
      – Тот индеец. О котором так много говорят. Он возглавлял банду «плохих»… Я видел его лицо… оно было все разукрашено. Белым и черным. Так и говорят.
      – О, Альфред, что же делать?
      – Не знаю. Но утром я поеду в Соному, чтобы сказать властям, что негодяй вернулся. На этот раз его найдут!
      Они оба еще не знали, что весь город уже гудит, словно растревоженный улей. «Индеец» уже напал на три поселения, и никто не поверил какому-то Франческо Фаджардо, утверждавшему, что это никто иной, как уважаемый всеми Том Сакс.
      Фаджардо был вне себя от ярости, когда Том отказался платить ему деньги и пошел прямо к шерифу. Фаджардо решил, что раскроет всем личность таинственного индейца, но, к его удивлению, жители Сономы встали на защиту Тома. В конце концов, он держит деньги в местном банке, на его земле найдено золото, и это дает работу и приличные заработки сразу нескольким горожанам. У него красивая молодая жена и новорожденный ребенок. Как он может быть тем самым индейцем? Зачем ему надо нападать ночью на поселенцев, а потом как ни в чем не бывало появляться в городе?
      Те, на кого было совершено нападение, в один голос утверждали, что у индейца были длинные волосы, а у Тома Сакса короткие. Кроме того, Том Сакс – истинный джентльмен, у него прекрасные манеры, да и вообще, он – человек состоятельный. И все знают, что ногу ему повредил мустанг, сильно ударив копытом.
      Том всю эту ночь просидел под стражей. Жители Сономы с пеной у рта отстаивали его невиновность и осуждали грязные сплетни Франческо Фаджардо, который в это время напивался в трактире.
      Утром Калеб Сакс был уже в загоне для лошадей, и опять никто ничего не заподозрил, так как все привыкли видеть его на ногах спозаранку. Немного погодя он пожаловался на боль в плече и сказал одному из работников, что ему нужно вернуться в дом. Тот улыбнулся и кивнул, продолжая заниматься своими делами.
      Калеб подскакал к дому, на пороге его встретила измученная Сара.
      – Пойдем скорее в спальню, – сказал ей Калеб. Я не хочу, чтобы меня увидела Хуанита, где она?
      – На кухне, кормит Тони.
      Сара с болью отметила про себя необычную бледность мужа. Такая бледность вряд ли была только от усталости. Он вошел вслед за Сарой в комнату и плотно прикрыл за собою дверь.
      – Меня ранили, Сара, – проговорил Калеб и сел на кровать.
      – О, боже! – она бросилась к нему.
      – Не теряй головы. Помоги мне снять рубашку. Пуля прошла навылет под правой рукой. Было много крови, но не думаю, что задето что-нибудь важное.
      Сара помогла ему снять рубашку и увидела кое-как сделанную повязку.
      – О, Калеб. Тебя ведь могли убить! – запричитала она, разворачивая пропитанные кровью бинты.
      Он сжал ее руку.
      – Ты должна скрыть это от всех, даже от Тома.
      – Калеб, он должен знать…
      – Нет! Я не хочу, чтобы он чувствовал свою вину. Я смогу скрыть это.
      – Калеб, ты же с трудом поднимаешь руку? – Сара со слезами на глазах отбросила бинты и поспешила за тазиком с водой. – Ты уверен, что пуля прошла навылет?
      – Уверен. Я не могу показаться врачу по известным причинам, так что ты как следует перевяжи рану, и я отправлюсь выполнять свою обычную работу.
      – Ты не можешь!
      – Могу. Тебе придется помочь мне в этом, Сара. Будь сильной.
      Морщась от боли, Калеб лег на левый бок и с усилием поднял правую руку, чтобы Сара могла промыть рану. Пуля действительно прошла навылет и можно было отчетливо видеть два отверстия, из которых сочилась кровь.
      – Плесни туда виски. Мазь не годиться из-за запаха. Тогда я не смогу скрыть свое ранение.
      Сара тщательно обрабатывала рану, стараясь сдержаться и не заплакать навзрыд.
      – Как там Том? – спросила она.
      – Если бы его заподозрили, то давно пришли бы сюда. Думаю, он скоро сам приедет домой. Двое наших работников поехали в Соному, так что скоро мы все узнаем. Я уверен, что после сегодняшней ночи никто не будет считать его преступником.
      Калеб погладил ее по голове.
      – Приляг со мной, Сара.
      Жена послушно вытянулась рядом с ним на кровати.
      – Дело сделано, Сара. Я буду в полном порядке, не волнуйся. А ты отдохни и, пожалуйста, сделай так, чтобы Хуанита ни о чем не догадалась.
      – Боже, ведь я могла потерять тебя, – прошептала Сара, и слезы заструились у нее по щекам.
      Он глубоко вздохнул.
      – Прости, Сара, что заставил тебя пройти через все это. Я не мог не помочь Тому.
      – Я знаю, – прошептала она. Как она любила его за готовность жертвовать собой ради детей. Жаль, что Джеймс не смог распознать эту черту характера отца. – Надеюсь, у Тома все будет в порядке.
      – Мы скоро это узнаем.
      – Калеб, а если они догадаются, что это ты…
      – Не догадаются. Но даже если и так, то я попаду в историю, как таинственно появляющийся из ниоткуда индеец. В моем случае это было бы совсем неплохо, – вяло пошутил он, вдруг почувствовав страшную слабость.

* * *

      Шериф Сономы и президент банка Майлс Шерман утром пришли в камеру Тома, и Шерман торжественно произнес:
      – Вы свободны, Том Сакс. Том встал им навстречу.
      – Этой ночью индеец опять напал на нескольких поселенцев, – пояснил шериф. – Совершенно очевидно, что это не вы. Нам нет причин задерживать вас. Он широко распахнул дверь. – Я прошу прощения за то, что вообще поместил вас сюда. Между прочим, у вас есть все основания усадить в кутузку Франческо Фаджардо за шантаж и клевету.
      Том проследовал за шерифом в его кабинет, где забрал свой револьвер и ружье.
      – Пусть катится ко всем чертям. Я хочу поскорее добраться до дома. – Он нахлобучил шляпу. – Этот таинственный индеец появился как раз вовремя. – Том холодно посмотрел на шерифа. – Его поймали или хотя бы ранили? – небрежно бросил он.
      Шерман покачал головой.
      – Нет. Он опять улизнул. Уму непостижимо, как это ему удается, кстати, на улице ждут ваши работники. Они рано утром приехали в город и узнали, что вы под арестом. Весь город только и говорит про индейца.
      Том потряс своим ружьем.
      – Плохо, что его никак не могут поймать. Люди спали бы гораздо спокойнее…
      – Мы прочешем все ближайшие холмы, заглянем под каждый кустик, – пообещал шериф. – Но надежды найти его очень мало. Хорошо, что на этот раз никто не убит. Но поселенцам нанесен значительный урон. – Он отдал Тому бумажник и деньги. – Вам лучше отправиться сейчас домой, ваша жена, должно быть, ужасно волнуется. Нам надо все же было послать к ней человека, чтобы обо всем ей рассказать.
      – Нет. Она бы расстроилась еще больше. Я ей сказал, что у меня в городе дела. – Том сунул руки в карманы брюк и взглянул на Майлса. – Спасибо, сэр, за поддержку…
      – Не за что, Том. Хорошего человека я узнаю сразу.
      Том посмотрел на него со смешанным чувством. Шерман относился к тому типу людей, которых Том ненавидел больше всего – состоятельный американец, ценивший деньги превыше всего. Только по этой причине он поддерживал Тома. Ведь Том Сакс держал в банке Майлса Шермана очень много денег.
      Практически все американцы Сономы поддержали Тома. Для него это оказалось своего рода уроком; он понял, что с ними вполне можно жить в мире и согласии, и узнал, что среди них есть очень много хороших людей. Он пожал Шерману руку и улыбнулся. Том чувствовал себя мальчишкой, который убегал прочь с краденой конфетой во рту.
      – Я должен ехать. Как-нибудь заеду поговорить насчет тех племенных лошадей, которых я был не прочь купить.
      – В любое время, Том.
      Том кивнул и вышел на улицу.
      – Хозяин, что это за история с таинственным индейцем? – спросил его Даниэль после обмена приветствиями.
      Том только покачал головой.
      – Огромное недоразумение из-за того, что я – индеец. Но как мне сказали, индеец опять возобновил свои набеги на поселенцев. Полагаю, я не могу быть одновременно и в тюрьме, и на каком-нибудь американском ранчо, а?
      Они засмеялись и неторопливо пошли вдоль улицы по направлению к платной конюшне, чтобы забрать лошадь Тома. Краем глаза Том увидел Франческо Фаджардо. Том остановился, поджидая его.
      – Как тебе это удалось сделать? – прорычал Фаджардо.
      – Я ничего не делал. Просто тебе не повезло, Фаджардо.
      – Это тот человек, которого я приводил на ранчо пару дней назад, – сказал Даниэль.
      – Да. Он пытался обвинить меня в том, что я индеец, который возглавлял разбойников, и хотел, чтобы я заплатил ему. – Он впился в мексиканца взглядом. – Недели две назад, сеньор, ты мог бы убедить людей в том, что я и есть тот самый индеец. Но как ты себя чувствовал, когда появился бы настоящий разбойник и опять стал творить свои черные дела? – в темных глазах Сакса блеснул зловещий огонек. – Убирался прочь с моих глаз, Фаджардо! И не попадайся мне на моей земле, не то я пристрелю тебя. Теперь я могу это сделать, и люди меня поймут.
      Фаджардо задрожал и, сжав кулаки, крикнул:
      – Тебе повезло, мерзавец. Ты и есть тот самый индеец. Я это знаю!
      Сильный удар Тома свалил мексиканца в грязь, сразу же набившуюся ему в рот. Том наступил ему ногой на спину. Никто из наблюдавших эту сцену даже и не пытался защитить Фаджардо, понимая ярость Тома.
      – Запомни то, что я сказал тебе, – прорычал Том. – Даже близко не подходи к моим владениям. Ты лжец и жалкий вымогатель. Найди еще кого-нибудь, кого можно шантажировать. Но не меня! – он со всей силы пнул мексиканца и пошел прочь.
      К тому времени, как он вывел свою лошадь из платной конюшни, его работники и еще пара прохожих надавали Фаджардо тумаков и приказали покинуть город.
      Том улыбнулся, чувствуя свою окончательную победу. Он не сомневался, что больше никогда не увидит Франческо Фаджардо. Все волнения остались далеко позади.
      – Я еду домой, – сказал он своим работникам. – А вы оставайтесь, пока не закончите свои дела.
      – Да, хозяин, – ответил Даниэль. – Надеюсь, вашему отцу уже лучше.
      Том вопросительно взглянул на него.
      – О чем ты? С ним что-нибудь стряслось?
      – О, ничего серьезного, сеньор Сакс. Он слишком рано встает и много работает. Кажется, он перетрудил плечо. Но он такой сильный, думаю, что его плечо скоро пройдет. Вы скажите ему, чтобы он больше отдыхал, сеньор Сакс. Все-таки возраст берет свое.
      У Тома заныло сердце. Болит плечо? Отец никогда не жаловался на подобные вещи. Наверняка его кто-то ранил! Том попрощался со своими работниками, стараясь не слишком выдавать своего волнения, не спеша выехал из городка, а затем погнал лошадь во весь опор.

* * *

      Через четыре часа Том уже был на своей земле, ему хотелось отпраздновать победу, но какой может быть праздник, если что-то случилось с его отцом! Он подъехал прямо к дому и сразу же увидел на крыльце Сару.
      – Том! С тобой все в порядке? Как я рада! Он коснулся ее руки.
      – В городе я встретил своих людей. Они сказали, что у отца болит плечо, он ранен, да?
      Сара закрыла глаза и кивнула.
      – Он не хотел, чтобы ты узнал об этом. Но вряд ли он сможет это скрыть, Том. Он почти не может двигать правой рукой. Все думают, что он много работает.
      – Проклятье! Вы посылали за доктором?!
      – Том, как же можно! Он даже слышать об этом не хочет. Сейчас нельзя, чтобы кто-нибудь узнал о его ранении. Пуля прошла навылет и задела только мягкие ткани. Я сделала все, что смогла, надеюсь, рана заживет.
      Он внимательно посмотрел на нее.
      – Тебе самой нужен отдых. А как Хуанита? Она знает?
      – Не больше, чем остальные.
      – К ночи приедут мои работники, и скоро все будут знать о том, что произошло в городе. Чуть позже я сам скажу ей об этом, а пока я хочу повидать отца.
      – Он хотел это сделать для тебя, Том. Ты не должен себя винить. Я уверена, что он скоро поправится.
      – И все же он страдает из-за меня. Я должен пойти к нему.
      Он прошел к двери и медленно открыл ее. Калеб сидел в кресле и потирал левой рукой раненую руку.
      – Том! – воскликнул он, увидев сына, и поднялся ему навстречу. – Сработало! Это должно было сработать! – Он хотел было обнять сына, но остановился, увидев лицо сына.
      – Тебя ранили? – взволнованно спросил Том. Калеб нахмурился.
      – Кто тебе сказал?
      – Я понял это сразу же, как только Даниэль сказал, что у тебя болит плечо.
      Калеб вздохнул.
      – Я не хотел, чтобы ты знал об этом, но боюсь, некоторое время не смогу работать как следует. Но я скоро поправлюсь, Том.
      В горле Тома застрял комок.
      – Если… если бы тебя серьезно ранили… или убили… – едва выговорил он.
      – Но ничего этого не случилось. Все кончено, Том. Тень прошлого перестала преследовать тебя. Впереди вас с Хуанитой ждет только счастье, поверь мне, ранение в руку – небольшая плата за это!
      Непрошеные слезы полились из глаз Тома. Сказались волнения двух последний дней и боль за отца. Калеб обнял сына здоровой рукой.
      – Все закончилось, Том. Время все забыть и навсегда избавиться от ненависти.

* * *

      Джесс вытащил из кармана список продуктов, которые ему предстояло купить и вошел в небольшой магазин.
      – Доброе утро, мистер Парнэлл, – улыбнулся ему владелец магазина.
      – Доброе утро. Мне нужно всего несколько вещей, Хенди.
      – Отлично. Только назовите их!
      Джесс монотонно начал читать список. Ему нравились люди в Хендерсоне. Здесь жили не те, первые переселенцы, которые приехали грабить и убивать, а те, кто приехал, чтобы заново начать свою жизнь. Они приезжали целыми семьями, обзаводились землей, строили дома. Неприятности исходили только от золотоискателей: те часто преступали закон и хозяйничали на чужой земле, хотя за это им грозила виселица. Но в целом Хендерсон был достаточно спокойным и мирным городом, который находился к юго-западу от Сономы.
      – Как вы думаете, когда-нибудь поймают этого индейца-призрака? – спросил его Хенди. – Он опять начал шнырять по округе. Вам нужно получше смотреть за женой и детьми.
      – О, конечно, – ответил Джесс, улыбаясь в душе. Он только что вернулся от Калеба и Сары, и знал всю историю. Калеб Сакс никогда не перестанет удивлять его. Что только он не сделает ради своей семьи!
      Том на радостях закатил пир в честь приезда сестры. Пригласил всех своих работников, их жен и подружек, нанял оркестр, и музыканты целых три дня играли веселую испанскую музыку.
      Для Линды самым главным было видеть свою мать здоровой и веселой. И Калеб, слава Богу, оправился от своего ранения. Джесс снял с прилавка ящик с картофелем и потянулся за пакетом с мукой, когда снаружи послышался крик. Линда!
      Он бросил список продуктов на пол и выскочил из магазина. Хенди тоже вышел из-за прилавка и подошел к двери, чтобы посмотреть, в чем дело.
      – Оставите мою маму в покое! – десятилетний Джон, сжав кулаки, готов был броситься на пятерых вооруженных мужчин, один из которых держал Линду, заломив ей руки за спину. Трехлетняя Джессика громко плакала у повозки.
      – Успокойся, мальчик, она всего-навсего краснокожая, – издевался над Джоном один из мужчин. – Разве ты не знаешь, что этими женщинами каждый может пользоваться? Мы в горах ищем золото. И давно не видали хорошеньких женщин.
      – Отпусти ее! – потребовал Джесс и встал рядом с сыном.
      – А ты кто такой?
      – Ее муж.
      – У-ууу-и-ииии! Смотрите-ка, у него жена – красавица из дикого племени. Он предпочитает ее белым женщинам!
      – Отпустите ее! – вскричал Джон со слезами на глазах. – Он было бросился вперед, но Джесс схватил его за руку.
      – Возьми сестру и уведи ее в магазин.
      – Но, па…
      – Делай, что говорю, быстро!
      Джон знал, что отец слов на ветер не бросает. Он подбежал к повозке и, схватив Джессику, потащил ее в магазин. Хенди поспешно закрыл за ними дверь и стал наблюдать из окна. Эти подонки совсем недавно спустились с окрестных холмов и решили похозяйничать в городе, зная, что в Хендерсоне пока нет шерифа.
      Один из пятерых, ухмыляясь, выступил вперед.
      – Ну и ну! Кажется, нам попался настоящий храбрец! – он смерил глазами Джесса. – Но только все дело в том, что вы, фермеры, не умеете обращаться с оружием, а мы умеем, – подстрекал он Джесса. – Поэтому мы возьмем на время эту женщину, а когда попользуемся, то возвратим тебе, обещаю.
      Они все засмеялись, но Джейсс даже не моргнул глазом. Линда перестала вырываться, понимая, что если Джесс что-то задумал, то чем меньше движения, тем лучше. Она полностью доверяла мужу и за последнее время убедилась, что он даже более мужественный, чем она когда-либо предполагала.
      Мужчина, державший ее, помрачнел, видя, что Джесс и не думает сдаваться.
      – Много лет назад, мистер, в Техасе, – заговорил Джесс, – моя жена попала в руки такого же отродья, как и ты. Я пообещал, что больше это никогда не повторится, и я намерен сдержать свое обещание. Только тронь ее, и ты – мертвец, даже если ей придется погибнуть вместе с тобой.
      Золотоискатель несколько нервно улыбнулся.
      – Браво! Для фермера, который может разве что попасть себе в пятку, ты говоришь довольно смело. – Он посмотрел на револьвер Джесса. – Тебе с оружием, наверное, спокойнее, а, фермер? Сможешь попасть во что-нибудь, кроме стены амбара?
      Джесс скривил губы.
      – А ты испытай меня!
      Наступило напряженное молчание. Джесс держал в поле зрения каждого из своих противников.
      – Не нравится мне его взгляд, Бейтс, – проворчал тот, кто держал Линду. – Ни одна баба не стоит того, чтобы отдать за нее жизнь.
      – Ни один фермер не испугает меня, – ответил Бейтс. Он подошел поближе к Линде и ухмыльнулся. – Давай, Дэвис, пощупай ее. Я позабочусь о фермере.
      Тот, кого звали Дэвисом, одной рукой крепко держал руки Линды за спиной, а другой стал медленно шарить по ее телу, приближаясь к груди, но прежде чем он коснулся груди Линды, раздался выстрел и посреди его лба появилась дыра.
      Все остальное происходило для Линды как в тумане. Началась стрельба, и она бросилась на землю, закрыв голову руками. Джесс мгновенно выпустил вторую пулю в Бейтса и откатился по земле в сторону. Затем вскочил и пристрелил еще одного, целившегося в него. Остальные двое поспешили укрыться.
      – Линда, перекатись под повозку! – закричал Джесс, моля Бога, чтобы в нее не попали. Он бросился за бочку с водой и оттуда выстрелил в четвертого золотоискателя. Тот с криком упал на землю.
      Джесс отчаянно пытался найти последнего негодяя, но тут послышался удаляющийся топот копыт и, наконец, все стихло. Джесс немного выждал и вышел из укрытия.
      Первым делом он подбежал к Линде и помог ей вылезти из-под повозки. Жители городка начали потихоньку выходить из домов и собираться вокруг Джесса и Линды.
      Линда вцепилась в руку Джесса.
      – Джесс, они ведь могли убить тебя! – Со мной все в порядке. А как ты?
      – Я не ранена. – Она посмотрела ему в глаза. – Твоя пуля просвистела прямо у моего лица.
      Он поцеловал ее в щеку.
      – Я знаю. Прости. Я чуть с ума не сошел, глядя, как он лапает тебя. – Он прижал ее к себе. – Боже, если бы я промахнулся…
      – Я не боялась. Я знала, что если не буду шевелиться, ты не промахнешься.
      Джон и Джессика подбежали к матери, маленькая дочка с плачем вцепилась в юбки матери, а сын восхищенно посмотрел на отца.
      – Ну, па! Никогда не думал, что ты так отлично стреляешь! В жизни ничего подобного не видел.
      – Мистер Парнэлл! – К Джессу подбежал Хэнди. – Какая стрельба! Это что-то!
      Собравшиеся стали на все лады расхваливать мастерство Джесса. Разговор постепенно свелся к тому, что жителям городка нужна защита и такой человек как Джесс вполне мог бы подойти на роль шерифа.
      – Отличная идея! – заорал кто-то в толпе.
      – Мы будем вам хорошо платить, мистер Парнэлл, – сказал ему Хенди. – Построим вам дом прямо в городе. Вы здесь заработаете больше, чем на своем ранчо.
      Джесс пришел в замешательство.
      – Не знаю… Здесь даже нет тюрьмы.
      – Мы можем ее построить. Наш кузнец сделает отличную решетку.
      – О, мистер Парнэлл, нам так нужен защитник, – вступила в разговор одна из женщин. – Последнее время сюда часто наведываются такие, как эти, с кем вы только что стрелялись. Если мы не положим этому конец, то они приберут город к своим рукам. Пожалуйста, подумайте об этом, мистер Парнэлл, ради женщин и детей.
      Джесс посмотрел на Линду и увидел в ее главах беспокойство. Конечно, работа шерифа достаточно опасна, но Джесс не прочь был бы заняться этим. Ему не особенно нравилось заниматься фермерством. Всю жизнь он провел на ранчо и устал от этого.
      – Нужно обсудить ваше предложение с моей женой, – дипломатично ответил Джесс.
      Линда знала, что это значит. Джесс Парнэлл решил стать первым шерифом Хендерсона.

      Летом 1851 года произошло знаменательное событие, которое надолго останется в памяти поколений. Около форта Ларами собрались тысячи индейцев, и среди них были не только шайены, но и представители других племен и даже индейцы кроу, которые испокон веков были врагами шайенов.
      Предстояло решить вопрос о том, какие именно земли принадлежат индейцам. Для обсуждения этого прибыла делегация от правительства белых.
      Годы спустя индейцы будут удивляться тому, что они так легко дали обмануть себя. Почему они не сплотились и не расчистили свою территорию от белых? Они могли бы быть свободными от Канады до Мексики. Но в те времена они еще надеялись на мирное решение вопроса, они верили белым людям. Кроме того, индейцы были разобщены и многие племена враждовали между собой. Вражда эта переходила из поколения в поколение, и индейцы не замечали своего общего врага – белого человека.
      Для Кейла это был хороший год. Ведь после заключения договора он женится на Пуночке. Ему скоро восемнадцать, и он уже не раз доказал, что стал настоящим мужчиной. Пуночке исполнилось пятнадцать, в глазах шайенов она уже женщина.
      Кейл тоже так считал, единственное, что его огорчало, это то, что на свадьбе не смогут присутствовать его родные, и его мать, возможно, никогда не познакомится с Пуночкой. Многие считали, что Кейл еще слишком молод, чтобы стать мужем, но смерть все время ходила рядом с их народом, и отец Пуночки одобрил желание дочери выйти замуж за Кейла.
      Если бы только Голубой Ястреб был рядом, думал Кейл, но теперь дедушка живет в мире белых людей из-за своей любви к Саре. Интересно, когда он опять сможет вернуться к шайенам? Кейл молил бога, чтобы дедушка не умер рано, и они с ним встретились бы вновь.
      Ночами Кейл часто вспоминал годы, прожитые вместе с семьей, ему казалось, что прошло уже очень много времени с тех пор. Он часто вспоминал Джеймса и очень хотел бы знать, чем тот сейчас занимается.
      В эти дни воспоминания отдалились на второй план, если не исчезли совсем. Кейл никогда не видел такого скопления индейцев. Пришлось отойти от форта Ларами на тридцать пять миль в сторону Лошадиного ручья, где было много сочной травы для тысячи лошадей.
      Если не считать нескольких мелких стычек между представителями разных племен, то грандиозное собрание индейцев проходило довольно мирно. Перед делегацией белых был устроен настоящий спектакль, в котором индейцы демонстрировали свои умения.
      Колонна всадников, проезжая мимо представителей власти белых, оставляла им множество подарков. Белые в свою очередь одарили индейцев табаком и киноварью. Были устроены соревнования между индейцами по стрельбе из лука из разных положений. Меткость и ловкость индейцев никого не оставила равнодушным.
      Кейл не сомневался, что эти дни навсегда останутся в его памяти. И не только из-за праздников. Ведь скоро – свадьба! Ему осталось только подождать, пока Пуночка не закончит украшать их свадебный вигвам.
      – Еще один день, – шепнула ему мать его суженой. А Пуночка почти не показывалась ему на глаза и не вступала с ним в разговоры.
      Наконец индейцы и белые пришли к соглашению и была обозначена граница, в пределах которой индейцы могли свободно охотиться и передвигаться. Эта территория охватывала юго-восточную часть Вайоминга и северо-восточную часть Колорадо. Граница пролегала вдоль реки Арканзас и западного склона Скалистых гор, а на востоке – вдоль штатов Канзас и Небраска.
      Мысль о том, что территория индейцев стала такой маленькой, печалила сердце Кейла. Он не переставал сомневаться, смогут ли индейцы выжить, не имея возможности свободно передвигаться за стадами бизонов. Белые пообещали снабжать индейцев провизией, табаком, одеждой и всем тем, что потребуется.
      Но это беспокоило Кейла. А как же индейская гордость? Неужели они начнут принимать подачки, словно нищие? Говорили даже, что индейцев научат, как стать фермерами. Индеец-фермер! Ха! Какой индеец пойдет на это! Кейл не доверял обещаниям белых, он по своему опыту знал, что часто они говорят одно, а делают совершенно другое. Был бы здесь Калеб Сакс, он бы объяснил этим наивным людям, что их просто дурачат.
      Договор подписали, казалось, все были довольны, кроме Кейла. Индейцы уже стали ждать первых фургонов с провизией и другими товарами. Пуночка закончила украшать свадебный вигвам, и Кейл сразу же забыл о своих переживаниях насчет белых. Ведь скоро Пуночка станет его женой!

* * *

      Сара весело засмеялась, когда Калеб стал втыкать полевые цветы в ее волосы, которые тяжелой волной спадали до самой талии и несмотря на редкую седину были очень красивы. Калеб уложил Сару на одеяло и навис над ней, опираясь на локти.
      – Ты выглядишь совсем как молоденькая девушка.
      Она улыбнулась и поправила маргаритку над правым ухом.
      – Тогда мне надо приходить сюда почаще. Не так-то легко в моем возрасте казаться молодой.
      Он наклонился и поцеловал ее.
      – В моих глазах ты всегда молодая.
      Они лежали на зеленом холме под гигантской сосной, которой, по мнению Калеба, было больше ста лет.
      Этот холм стал их излюбленным местом уединения. Он находился достаточно далеко от дома Тома, и от посторонних глаз его скрывали небольшие деревья и кустарники. Снизу супругов никто не мог видеть.
      Они часто занимались здесь любовью, и иногда Сара смущалась обнажать свое тело под ярким калифорнийским солнцем. Ей казалось, что по сравнению с ней Калеб ничуть не изменился и его смуглое тело по-прежнему сильное и упругое. Но Калеб восхищением и лаской разгонял все ее сомнения и стыд.
      Он накрыл губами ее губы и принялся расстегивать пуговицы на платье. Дыхание ее участилось и, глядя на старые, скрюченные ветви сосны, Сара проговорила:
      – О, как мне здесь нравится, Калеб. Это особое место. Когда мы здесь, весь мир как будто исчезает.
      Калеб приподнял жену и снял с нее платье, затем принялся стаскивать с нее нижнее белье.
      – Как только я впервые увидел эту сосну, то сразу подумал о том, что она тебе понравится. Мы будем приходить сюда так часто, Сара, как тебе того захочется. Я знаю, что ты чувствуешь. Здесь только мы и наша любовь.
      – Кажется, будто здесь у нас начинается вторая жизнь. Надеюсь, что Господь отпустит мне еще несколько лет.
      Он приложил палец к ее губам.
      – Когда мы здесь, то говорим только о хорошем, ладно? Сегодня ты прекрасно себя чувствуешь и такая красивая! – Он снял с нее всю одежду и провел шершавыми ладонями по ее телу. Она слегка покраснела, и Калеб поцеловал ее.
      Больше слова им не требовались. Поцелуи и ласки говорили сами за себя. Приятный ветерок обдувал кожу Калеба, когда он встал перед Сарой на колени, приподнял ее тело и медленно вошел в нее. Ему нравилось смотреть на нее в тот момент, когда он соединялся с нею. Выражение ее лица еще больше возбуждало его. Калеб обожал заниматься любовью на природе, это казалось ему самым естественным. Он никогда не любил кровати, но поскольку жил с Сарой, то должен был, конечно же, спать на них.
      Хорошо, что Сара охотно соглашалась доставлять ему маленькие радости и лежала посреди густой травы, подставляя свое тело ветру и солнцу, со всей страстью отдаваясь любимому человеку. Калеб еще выше приподнял жену и пульсация внутри ее лона подсказала ему, что она достигла полного удовлетворения.
      Он наклонился к ней и, шепча ласковые индейские слова, присоединился к ней в неописуемом любовном экстазе.
      Некоторое время они лежали молча. Калеб взял еще одно одеяло и накрыл им Сару. Он растянулся рядом с ней и уставился в небо, просвечивающее сквозь ветви дерева.
      Он думал о Кейле и о шайенах. Многие из работников ранчо, бывая в Сономе, узнавали различные новости, в том числе сообщили ему и новость о договоре между индейцами и белыми. Действительно ли это означает мир? Калеб в этом сомневался.
      Где-то наверху прокричала птица, и опять ему почудился в этом крике далекий зов предков. Сосна, постанывая, закачалась от ветра. Да, она стояла здесь до его рождения, простоит и после его смерти. Как все-таки коротка жизнь. Калеб крепко прижал к себе жену.

* * *

      Джеймс вошел в кабинет к Гилберту Хейдену и тепло поздоровался со своим хозяином. Хейден стал для Джеймса вторым отцом. Он научил его всему, что должен знать молодой человек, посвятивший себя торговому делу. Джеймс платил ему сыновней преданностью и, уезжая по делам в другие города, всегда возвращался в Сент-Луис, несмотря на заманчивые предложения других фирм.
      Теперь Джеймс одевался по последней моде. Шел 1837 год, а это значило, что мужчины носили довольно узкие брюки, зачастую с лампасами, обязательный жилет с отворотами и длинный сюртук.
      На шее Джеймс повязывал шелковый бант или надевал большой шарф, концы которого заправлял под жилетку.
      Джеймсу нравилось хорошо выглядеть. Ухоженный внешний вид помогал ему в общении с покупателями и при совершении различных сделок по купле-продаже. Он с гордостью носил золотые часы, подаренные Хейденом год назад. Хозяин отблагодарил его таким образом за отличную работу и помощь в расширении торговой фирмы.
      Джеймс стал таким же высоким, как и его отец, о котором Гилберт Хейден ничего не знал. В свои двадцать четыре года Джеймс был весьма привлекательным молодым человеком с волосами песочного цвета и голубыми глазами. Высокие скулы и прямой нос только подчеркивали его красоту и никак не выдавали в нем индейское происхождение.
      Джеймс Сакс относился к тем людям, которым самой судьбой предназначено быть богатыми и удачливыми. Это всегда говорил ему Хейден, проследивший за тем, чтобы Джеймс получил хорошее образование, поскольку, живя в Техасе, мальчик не мог ходить в школу. Согласно тому, что Джеймс рассказал о себе Хейдену, он вырос в Техасе и много работал, помогая родителям на ранчо. Но его родители вскоре погибли от рук команчей, и Джеймсу ничего не оставалось, как покинуть ранчо и перебраться в Сент-Луис, в более цивилизованное место, где он мог найти работу и чего-нибудь достичь в жизни.
      Джеймс получил из Колорадо несколько писем, подписанных Саксом, но сказал Хейдену, что это его дядя, который и без того сильно нуждался, чтобы еще помогать племяннику после смерти его родителей.
      Письма остались без ответа, а одно было отправлено назад нераспечатанным.
      Хейден очень сочувствовал мальчику, которого мучили ужасные воспоминания о Техасе, и поэтому взял Джеймса под свое крыло.
      – Садись, Джим, – тепло улыбнулся он. Хейдену давно исполнилось шестьдесят лет. Это был худощавый седой мужчина с небольшой лысиной на затылке. Всю жизнь он строил свою торговую империю и посвятил ей всего себя, так и не женившись во второй раз после того, как более тридцати лет назад умерла его жена. Он очень любил ее и не смог больше полюбить другую.
      – Вы что-то хотите, мистер Хейден? Хейден рассмеялся.
      – Джим, я хочу, чтобы ты звал меня просто Гил. Джеймс улыбнулся и пожал плечами.
      – Это не так-то просто. В конце-концов, вы мой босс.
      – Я знаю, что ты меня уважаешь. Но, пожалуйста, зови меня Гилом. Мы так давно знаем друг друга.
      Джеймс кивнул.
      – Если вы так хотите.
      – Я так хочу. – Хейден оглядел Джеймса. – Сколько тебе лет, Джим?
      – Двадцать четыре, сэр.
      – Теперь ты уже не тот мальчик, который искал здесь работу. Я все еще помню тот день.
      Джеймс мысленно перенесся в то время, когда он уезжал из Колорадо. Ему вспомнилось, как отец повернулся и помахал ему рукой. Внезапно он почувствовал боль в груди, почему он перестал писать им?
      – Да, сэр. Я был тогда очень молод.
      – Да. Теперь ты мужчина и практически стал моим партнером. – Хейден наклонился вперед и поставил локти на стол.
      – А не хотел бы ты действительно стать моим партнером?
      Джеймс в удивлении уставился на него.
      – Партнером? Вы имеете в виду… владеть половиной всего?..
      Хейден кивнул и улыбнулся. На некоторое время Джеймс потерял дар речи. Хейден очень богат. Быть его партнером…
      – Сэр, я просто не знаю, что сказать. Я ведь здесь всего девять лет.
      – Достаточно долго, чтобы я смог хорошенько узнать тебя. – Он откинулся на спинку кресла. – Джим, я старею. У меня нет семьи, мне некому передать свое дело… До тебя у меня не было человека, которому я смог бы по-настоящему доверять, ты уже много раз доказал, что способен самостоятельно заниматься бизнесом. Ты – молодой, энергичный, трудолюбивый. Я не хочу, чтобы мое дело заглохло. Нужно, чтобы кто-нибудь продолжил его, когда меня не станет. Возьмешь ли ты на себя эту ношу?
      Джеймс сглотнул и отвел взгляд в сторону. Он чувствовал себя виноватым. Что, если Хейден каким-то образом узнает о том, что он все это время лгал ему? Узнает о его индейском происхождении? Надо было во всем признаться. Но теперь уже поздно.
      Он посмотрел на Хейдена. Нет, он не допустит, чтобы индейская кровь помешала ему осуществить свою мечту – стать богатым и независимым. Ведь он всегда мечтал о такой жизни. Возможно, когда-нибудь он поможет своей бедной матери и устроит ей такую жизнь, которую отец никогда не мог ей дать. Но как отнесется мать к тому, что он лгал все эти годы, стараясь достичь заветных высот?
      – Я… я даже не знаю, мистер Хейден… то есть, Гил. Конечно, я очень рад, но мне кажется, я не заслуживаю этого.
      – Конечно, заслуживаешь. Все эти годы я искал достойного приемника. По каким-то причинам ни один из моих работников меня не устраивал. А у тебя есть все, Джим: чутье, ум, упорство, настойчивость. Ты красивый и представительный. Люди тянутся к тебе. Твоя улыбка может расположить к себе кого угодно. Должно быть, твои родители были очень достойные люди, раз вырастили такого сына.
      Джеймс постарался удержать на лице улыбку, несмотря на ноющую боль в груди.
      – Да, сэр, – искренне ответил он. – Они были очень хорошими людьми! – Откуда этот странный комок в горле. – Они научили меня трудолюбию и… честности.
      Хейден выдвинул ящик стола и достал сигары. Он протянул одну Джеймсу, но тот отказался. Хейден закурил и сказал:
      – Джим, завтра я напишу завещание. Ты будешь моим полноправным партнером и получишь все после моей смерти.
      Джеймс покачал головой.
      – Я просто не знаю, что сказать, сэр.
      – Не говори ничего. Я и так знаю, что ты благодарен. Но только я попрошу тебя об одной вещи. Тебе это пойдет на пользу, так сказать, своеобразная проверка на самостоятельность.
      – Все что угодно, сэр.
      Хейден встал и подошел к большой карте. Он указал на Колорадо.
      – Запад, сынок. Вот где лежит наше будущее. Джеймс почувствовал, как по спине пробежал холод. Колорадо!
      – Местонахождение очень выгодное, Джим, как раз на пути в. Калифорнию. По этому маршруту движутся сотни тысяч людей. Перед Скалистыми Горами они делают остановку, чтобы пополнить запасы товаров и продуктов.
      Хейден отошел от карты и приблизился к Джеймсу.
      – Скоро там будет проложена железная дорога, Джим. Я хочу открыть в этих местах магазин, и ты мне в этом поможешь. Ты будешь им управлять. А в дальнейшем я планирую открыть сеть магазинов в Калифорнии. Что ты на это скажешь, Джим?
      Джеймсу с трудом удалось сохранить спокойствие. Колорадо! Это последнее место, куда бы он хотел поехать. Опять назад, к индейцам! Насколько он знал, индейцы по-прежнему свободно разъезжают по Колорадо, несмотря на договор. Ему вовсе не хотелось возвращаться туда.
      Он встал и подошел к окну, пытаясь все хорошенько обдумать. Не хотелось разочаровывать Гилберта Хейдена. Ведь тот относился к нему, как к сыну и предлагал ему свое состояние. И, кроме того, Джеймс любил Хейдена почти так же, как отца.
      Отца! Ведь у него был отец, которого он когда-то любил, но предал несколько лет назад. Теперь он должен думать о мистере Хейдене. Ведь Хейден столько для него сделал. Джеймс не мог подвести его. Возможно, все не так уж плохо. Наверняка там все стало более цивилизованно, чем прежде. Если это все, что от него требуется, чтобы стать полноправным партнером, почему бы не поехать туда? В конце концов, вся его семья уехала из Колорадо. Уехали все, кроме Кейла. Но вряд ли их дороги когда-нибудь пересекутся вновь.
      Он повернулся лицом к Хейдену.
      – Я буду скучать по тебе, Гил. Но я поеду. Звучит заманчиво. – Он старался проявить побольше энтузиазма.
      Хейден улыбнулся ему в ответ.
      – Я тоже буду скучать по тебе. Но если ты собираешься стать моим партнером, Джим, то это будет для тебя хорошей практикой. Мы будем поддерживать связь по телеграфу, – он закатил глаза, – если только проклятые индейцы не перережут провода. Я слышал об этом.
      Джеймс внутренне сжался, как бы чувствуя свою вину за то, чего не делал.
      – Но ты не волнуйся. Жители Колорадо как следует взялись за индейцев и стараются полностью очистить от них территорию. – Хейден подошел ближе и протянул руку. – Ну, как? Договорились, партнер?
      Джеймс твердо пожал ему руку, стараясь избавиться от боли в груди.
      – Договорились. Я никогда этого не забуду, Гил. Я буду в вечном долгу перед тобой и сделаю все, чтобы Торговый Дом Хейдена распространился по всей Америке.
      – Хейден и Сакс, – поправил его Хейден. – Я сменю вывески на всех своих магазинах. А когда ты откроешь магазин на Западе, то назовешь его «Торговый Дом Хейдена и Сакса».
      Джеймс во всем этом увидел скрытую иронию. Он покидал Колорадо почти нищим, а теперь возвращается туда богатым человеком. Родители, едва сводившие концы с концами, вряд ли подозревают об этом. Как бы ему хотелось поделиться с родителями своими успехами! Но он не смел делать это. Они могут приехать, чтобы повидаться с ним.
      Видно, ему придется всю жизнь нести свой крест и до конца дней скрывать, кто его родные.

      В конце 1857 года все Саксы собрались в Хендерсоне, где был устроен праздник в честь нового мэра города. Им стал никто иной как Джесс Парнэлл. Огромный навес был украшен цветами, гостей угощали жареным мясом и вином. Семнадцатилетний Джон гордился своим отцом и мечтал тоже как-нибудь стать шерифом Хендерсона. Он был метким стрелком, а по части общения с людьми многое перенимал у отца. Джон был выше отца, но такой же широкоплечий и крепкий. И унаследовал от матери смуглую кожу и темные волосы. А ярко-голубые глаза достались ему в наследство от дедушки.
      Джессике исполнилось почти десять лет. Все такая же кудрявая, как в детстве, девочка была очень красива. Ее светлая кожа казалась еще белее от темных волос и ресниц. Сейчас она танцевала со своим дедушкой постоянно хихикала над тем, как Калеб сгибался пополам, чтобы держать руку на ее талии. Они кружились под звуки скрипок, а собравшиеся на праздник горожане с интересом наблюдали за ними. Некоторые женщины перешептывались насчет «индейской» жены мэра и его тестя-индейца, о его элегантной и красивой белой теще. Никто и не подозревал, что среди них находится знаменитый вожак «плохих» – родственник нового мэра, состоятельный Том Сакс, никто не знал трагическую историю его любви к мексиканской девушке, ставшей его женой.
      У Тома и Хуаниты уже родилось пятеро детей, и Джесс постоянно путался в их именах. Вот и сейчас он пытался представить их всех по порядку одному из влиятельных лиц города.
      Джесс и Том были уже под хмельком, и Джесс выглядел очень комично, когда принялся настаивать на том, что без помощи Тома перечислит имена всех своих племянников и их возраст.
      Том шутливо поклонился, а Хуанита засмеялась.
      Том выстроил всех детей по росту, только одна маленькая девочка находилась на руках у матери.
      Джесс отступил на шаг и внимательно оглядел каждого ребенка.
      – Минуточку, – сказал он и рассмеялся.
      Калеб с Джессикой подошли ближе.
      – Что здесь происходит? – спросил Калеб.
      – Джесс утверждает, что сможет назвать по порядку всех детей Тома, – пояснила Сара.
      Друг Джесса скрестил на груди руки и ухмыльнулся.
      – Я жду, Парнэлл.
      Сара с улыбкой смотрела на Джесса. Годы, казалось, шли ему на пользу. Он был все таким же красивым и крепким и оказался хорошим мужем для Линды. Хорошо, что хотя бы старшие дети устроили свою жизнь. Но что с Джеймсом? Почему он не отвечает на их письма?
      – Это Антонио Гальвес, – Джесс указал на самого старшего из мальчиков, – ему… э-э… девять лет. Девять? – Он посмотрел на Тони. Тот помотал головой. – Мне скоро будет восемь, – захихикал он. Джесс скорчил гримасу, приняв огорченный вид и все засмеялись.
      Все дети Тома были темноволосыми, темноглазыми и смуглыми – великолепная смесь мексиканской и индейской крови. Все до единого были красивы. Многие завидовали семье Тома Сакса, но Калеб знал, что его сын заслуживает это счастье.
      Том встал позади второго ребенка.
      – А это кто? – спросил он Джесса.
      – А это сын номер два, Рикардо Хесус, и он на три года моложе, чем Тони, значит, ему пять.
      – Отлично, сеньор. – Том перешел к третьему ребенку.
      – Андрес… Андрес… – Джесс нахмурился. – Я не помню его второго имени, хорошо, что помню хотя бы первое, – он засмеялся.
      Остальные засмеялись вместе с ним.
      – Мне тли года, – сказал Андрес, все еще не выговаривая букву «р».
      Том перешел к четвертому ребенку. Джесс улыбнулся.
      – А-а, это первая девочка. Как я могу забыть ее? Это Розанна Мария. – Он наклонился к девочке, державшейся за юбку Хуаниты. – И ей два года.
      Том покрутил головой.
      – Я не думал, что ты так хорошо их всех знаешь.
      Джесс сложил на груди руки и гордо кивнул.
      – А на руках Хуаниты еще одна девочка – Луиза-Хуанита. – Он повернулся к Тому. – Ну что?
      Том подхватил на руки Розанну.
      – Джесс, ты меня изумил.
      – Конечно, я попросил Линду помочь мне всех их вспомнить перед вашим приездом, – признался Джесс.
      Опять раздался взрыв хохота. Веселье продолжалось. У Сары на глаза навернулись слезы. Она отвернулась, чтобы скрыть их. Калеб взял ее за руку.
      – Что с тобой, Сара?
      Жена улыбнулась ему сквозь слезы.
      – Посмотри на них, Калеб. Они так счастливы. Как бы мне хотелось, чтобы Кейл и Джеймс были с нами. – Слезы полились у нее из глаз. – Я больше никогда не увижу Джеймса.
      Он схватил ее за плечи.
      – Успокойся, Сара. Бывают в жизни такие вещи, которые мы не в силах изменить.
      – Но почему он не отвечает на наши письма? О, боже, я знаю причину, и от этого мне очень больно, Калеб. Я так виновата в этом.
      – Ты виновата? Чтобы ни сделали твои дети, в том нет твоей вины, Сара, и моей тоже. Ты сама говорила мне это, помнишь? Мне потребовались годы, чтобы перестать винить себя.
      На самом деле Калеб весь кипел от ярости на Джеймса Сакса. Он погладил плечо жены, в который раз удивляясь ее хрупкости.
      – Я стада забывать то, что происходило вчера, но зато отчетливо помню, что было лет тридцать-сорок назад. Это мучает меня. – Она вытерла глаза носовым платком. – Разве это не признак старости?
      Калеб засмеялся и прижал ее к себе, пытаясь разрядить обстановку.
      – Сара, посмотри на других женщин твоего возраста, а затем взгляни на себя в зеркало. Ты здесь самая красивая женщина. Поедем, нас уже ищут.
      Линда, увидев мать в слезах, в изумлении остановилась, затем бросилась к ней.
      – Мама, что с тобой?
      – Просто сентиментальные слезы, – успокоил Калеб дочь. – Ты знаешь женщин – они плачут, когда им грустно и когда им радостно. А нам, мужчинам, приходится угадывать разницу. И это чертовски сложное дело.
      Их взгляды встретились. Улыбка отца не обманула Линду. За его улыбкой скрывалась боль, волнение, печаль. Она глубоко вздохнула и улыбнулась ему в ответ.
      – О, мама, не смей портить этот день. Мы все должны веселиться, а ты в первую очередь. Пойдемте поедим. Покажи, мама, всем этим толстухам, что ты можешь много есть, но при этом оставаться стройной и моложавой. Кстати, одна моя подружка хочет с тобой познакомиться. Она все о вас с отцом знает и считает тебя замечательной женщиной.
      Сара засмеялась.
      – Замечательной? Так меня еще никто не называл. – Она взглянула на Калеба. – Слышишь, Калеб Сакс? У тебя замечательная жена!
      Он кивнул, грустно улыбаясь.
      – Да, неплохое определение. Ты – замечательная женщина. – Он поцеловал ее в щеку. – Особенно в постели, – шепнул он ей на ухо.
      – Калеб Сакс! – она оттолкнула его и пошла вместе с Линдой к столу. По дороге Линда сообщила ей, что собирается приехать и погостить у них две недели. Сара радостно захлопала в ладоши.
      Калеб смотрел им вслед, чувствуя непонятную тяжесть на сердце.
      «Да, совершенно замечательная женщина», – подумал он и пошел к столу, где уже сидели тринадцать членов семьи Саксов.
      За столом Голубой Ястреб посмотрел на солнце, но почему-то думал не о Джеймсе, а о Кейле и его солнечном камне. Все в этом мире повторяется. И Калеб точно знал, где завершится его жизненный круг.

* * *

      Из окна дилижанса открывался до боли знакомый пейзаж. Бескрайние пустые равнины, холмы, ведущие к подножию покрытых снегом Скалистых Гор.
      Когда-то Джеймс бежал отсюда и надеялся, что никогда не вернется. И вот он опять здесь, как будто судьба решила посмеяться над ним, терзая его душу воспоминаниями. Шел 1858 год. С тех пор как он уехал, прошло десять лет, но ему все казалось, что из-за горного хребта появится на коне его отец – с длинными черными волосами, развевающимися на ветру, с раскрашенным лицом, одетый в костюм из оленьей кожи. Он даже видел тонкий белый шрам на щеке отца, отметку, оставленную белым человеком.
      Почему Джеймсу всегда казалось, что отец наблюдает за ним? Неужели между ними есть духовная связь? Слава богу, его родители в Калифорнии, и ему не придется с ними встречаться.
      Он тяжело вздохнул и подумал о том, что ждет его впереди. Ему придется полюбить это место, здесь ему предстоит работать. Новый город назывался Денвер. Джеймсу рассказали, что Денвер состоит из одной улицы, по обеим сторонам которой расположены бревенчатые дома. Ходили слухи, что где-то здесь нашли золотую жилу, но подтверждения тому пока не было. Многие пытались искать здесь золото, но так ничего и не нашли, золотоискателей становилось все больше и больше, и это устраивало Джеймса. Ведь город постепенно разрастался, так как многие, отчаявшись найти золото, оседали на месте и находили себе другое занятие.
      Он опять посмотрел на молодую девушку, сидевшую напротив него. Она ехала в Колорадо вместе с матерью. Ее отец основал в Денвере банк и быстро разбогател на вкладах, которые делали золотоискатели. Девушку звали Виллена Трит, и Джеймсу она показалась самой красивой молодой леди, которую он когда-либо видел. Золотистые волосы каскадом кудрей спускались по спине девушки, большие зеленые глаза, словно драгоценные камни, сияли на ее хорошеньком личике. Когда она улыбалась, то на щеках появлялись маленькие соблазнительные ямочки, а розовые губы открывали ряд ровных белых зубов.
      Он уже знал, что ей девятнадцать лет и что она получила хорошее образование. В ее семье всегда водились деньги, и одевалась Виллена Трит очень элегантно.
      Его удивляло, что в такой пыли и при такой жаре она оставалась свежей и чистой. Джеймса не могла не восхищать ее смелость. Не каждая девушка отважится ехать в дикую местность, чтобы основать школу для детей золотоискателей. Хотя мать Виллены настаивала на том, чтобы дочь осталась в Филадельфии, Виллена и слышать об этом не захотела. Ее отец полюбил Колорадо и захотел здесь остаться. Он вернулся домой, продал все, кроме банка, жену и дочь отвез к родственникам в Филадельфию, а сам вернулся в Колорадо. Пока отец Виллены жил в бревенчатом доме, но уже заказал строительный материал для большого кирпичного дома, где планировал поселиться всей семьей.
      Джеймсу понравилась попутчица. Она оказалась не только красивой, но и сообразительной, очень милой девушкой.
      И он продолжал лгать о своем прошлом, но, по крайней мере, рассказал ей, что знаком с «Диким Западом», и у них легко завязался непринужденный разговор.
      Виллене многое хотелось узнать об этих краях, и он с удовольствием отвечал на ее вопросы, отмечая про себя, что она смотрит на него с восхищением и любопытством. Судя по всему, можно было безошибочно сказать, что молодые люди понравились друг другу.
      Мать девушки была добра и внимательна и, казалось, не возражала против того, чтобы ее дочь часами беседовала с молодым человеком. В конце концов, он был партнером владельца одного из самых известных торговых домов на Среднем Западе. Молодой человек мог стать очень выгодной партией для ее дочери. Но Джеймс понимал, что Виллена не смотрит на него как на потенциального жениха. Как и его отец, Джеймс Сакс очень хорошо разбирался в людях. Девушка держалась с большим достоинством и во многом напоминала Джеймсу его мать. В последние годы он был так погружен в работу, что не думал о создании собственной семьи. В Сент-Луисе у него были женщины, и он узнал все, что нужно знать о них мужчине его возраста. Богатство и приятная внешность привлекали к нему множество женщин, и он мог выбрать себе любую.
      – Посмотри, Джеймс! – Виллена указала в боковое окошко. Джеймс повернулся и увидел небольшой отряд индейцев, которые застыли на вершине холма, провожая дилижанс взглядами.
      – Они не собираются напасть на нас? – с тревогой спросила девушка.
      Джеймс смотрел на индейцев со смешанным чувством. В последнее время участились случаи стычек между индейцами и местным белым населением. Ведь тысячи золотоискателей хлынули как раз на те земли, которые по договору принадлежали индейцам. Он заметил среди индейцев несколько женщин. И мужчины, и женщины держали под уздцы лошадей, навьюченных поклажей.
      – Нет, я так не думаю, – ответил Джеймс. – Это мирный отряд. Среди них женщины и дети. Скорее всего, они ищут место для стоянки, где можно найти много дичи.
      Она повернулась к нему, удивленная его познаниями.
      – Ты знаком с каким-нибудь индейцем, Джеймс? У тебя среди них есть друзья или враги?
      Он продолжал смотреть на индейцев, чувствуя, что пока не в силах встретить ее испытующий взгляд.
      «Мой отец – индеец, – хотелось ему сказать. – Мой племянник живет среди шайенов».
      Наконец, он повернулся и посмотрел на нее. Он вдруг почувствовал, что желает ее. Никогда ему еще не приходилось влюбиться с первого взгляда.
      – В Техасе я знал нескольких чероки, – сказал он ей, думая о том, что на этот раз говорит правду. – Это было до того, как их всех выслали за пределы штата. Как я уже говорил, мои родители были убиты индейцами из племени команчей, – солгал он. – Команчи – крайне жестокие люди, но я слышал, что почти все они изгнаны из Техаса.
      «Да, – подумал он, – всех индейцев изгнали из Техаса. В том числе и моего отца. Мы потеряли так много только потому, что в нас течет индейская кровь».
      Мать Виллены, утомленная долгой дорогой, погрузилась в сон. Она спала так крепко, что ни шум, ни качка, ни жара не мешали ей. Виллена и Джеймс говорили вполголоса, чтобы не разбудить ее.
      – Отец говорит, что недалек тот день, когда Колорадо полностью избавится от индейцев, – сказала Виллена. – Они поговаривают о том, чтобы создать свои собственные отряды для защиты городка от нападения индейцев. Папа говорит, что солдат могут отозвать на восток в связи с военными действиями и мы останемся беззащитными перед этими дикарями. Поэтому формируются отряды добровольцев, но вся трудность заключается в том, что большинство мужчин, приехавших в Колорадо, – золотоискатели, и у них не всегда безупречное прошлое, а такими людьми управлять трудно.
      Джеймс кивнул.
      – Судя по всему, у твоего отца имеется некоторый военный опыт.
      – О, да! Он воевал с мексиканцами. Он был лейтенантом.
      Джеймс любовался нежным цветом ее лица, изящным рисунком губ.
      «Мой отец воевал за независимость Техаса, – хотелось ему сказать. – Мой сводный брат был в Аламо и чудом остался жив».
      – Я жил в Техасе во время войны, – сказал он. – Но я был слишком мал, чтобы воевать. После того как убили моих родителей, я поехал в Сент-Луис в надежде добиться успеха в более цивилизованном месте. – Он улыбнулся. – А теперь посмотрите на меня! Я опять на «Диком Западе».
      Она тихонько засмеялась, и ее смех музыкой зазвучал в его ушах.
      – Мне кажется, что здесь очень красиво. И я очень хочу в Денвер. Я счастлива, что ты тоже едешь туда, Джеймс.
      Он посмотрел ей в глаза.
      – Да?
      Она слегка покраснела.
      – Да. Как хорошо, что ты стал партнером мистера Хейдена. Должно быть, ты очень умный и работящий. Мне нравится это в людях. И моему отцу тоже.
      Он мягко улыбнулся ей.
      – А ты тоже очень храбрая и сильная, раз едешь сюда. Благодаря таким как ты, дети смогут учиться даже в этих глухих местах.
      Девушка покраснела еще больше и опустила глаза. Как раз в это время сумочка ее матери соскользнула на пол и оба одновременно наклонились, чтобы поднять ее. Они оба взялись за сумочку и посмотрели друг на друга. Как бы ему хотелось поцеловать ее. Но Джеймс сдержался. Ее мать может проснуться в любой момент, и, кроме того, он не знает, какова будет реакция Виллены.
      – Виллена, я… я бы хотел встретиться с тобой, как только устроюсь в Денвере. Можно?
      К его удивлению, Виллена потянулась к нему и чмокнула его в щеку.
      – Да, – шепнула она. – Мне бы очень этого хотелось.
      Молодые люди выпрямились и молча посмотрели друг на друга, даже не подозревая о том, что мать Виллены вовсе не спала, а все это время следила за ними сквозь опущенные ресницы. Она специально притворилась спящей, чтобы дать возможность молодым людям чувствовать себя свободнее. Она была очень довольна тем, что увидела. Этот Джеймс Сакс просто подарок для ее прелестной дочери.
      Миссис Трит потянулась и пробормотала что-то насчет сладкого сна. Виллена отдала матери сумочку, а Джеймс отвернулся и посмотрел в окно. Индейцы уже исчезли.

      Калеб на руках отнес Сару во внутренний дворик, где пышно цвели сотни розовых кустов. За последние три года здоровье его жены заметно ухудшилось. Зачастую ее мучили невыносимые боли, и дни, когда она себя хорошо чувствовала, стали большой редкостью. Калеб сам мыл и одевал ее, относил к столу и помогал ей есть. Почти все дни она проводила в кресле, греясь на солнышке.
      Сара часто думала о том, что Калеб наверняка устал от нее и желает найти на стороне кого-нибудь помоложе, но он ни жалобами, ни намеками не давал об этом знать. Ее Калеб оставался тверд, как скала, по его лицу нельзя было ни о чем догадаться. Она знала, что он предан ей телом и душой, и хотя они крайне редко занимались сейчас любовью, он не помышлял ни о ком другом.
      Они так любили друг друга, что им достаточно было просто находиться рядом: прикасаться друг к другу, разговаривать, смотреть друг на друга.
      Примерно раз в неделю они посещали их любимое место, и Сара подолгу сидела под сосной, которую называла «наше дерево».
      Калеб усадил Сару в кресло со множеством маленьких подушечек и натянул над ней кусок парусины, чтобы она не перегрелась на солнце. Сара очень любила находиться здесь, среди роз разных оттенков и размеров, и вдыхать их упоительный аромат.
      Дела у Тома шли в гору, он намного увеличил свое состояние, как и количество детей, которых с рождением Родригеса Мигеля и Эдвин Марии стало уже семеро – четыре мальчика и три девочки. Хуанита округлилась и выглядела очень здоровой и счастливой женщиной. Глядя на нее, Сара часто переживала, что у нее так и не было больше детей, – только Линда и Джеймс. И фактически осталась одна Линда.
      – Тебе удобно? – спросил Калеб, заботливо укутывая ее ноги легким покрывалом.
      Она вздохнула, глядя в ярко-голубые глаза.
      – Я стала такой обузой для тебя, Калеб.
      – Ты знаешь, что я должен был давно создать для тебя нормальные условия жизни и не сделал этого.
      – А ты хотел бы больше бывать с индейцами?.. Он улыбнулся и покачал головой.
      – Ты всегда была моим лучшим другом, Сара Сакс. Для меня нет большей радости, чем находиться рядом с тобой. – Он выпрямился и спросил: – Тебе принести чего-нибудь?
      Сара откинула голову на спинку кресла.
      – Нет. Я просто посижу, послушаю птиц. Он улыбнулся.
      – Отдыхай. Я сегодня собираюсь съездить в Соному, узнаю, нет ли новостей с востока.
      – О, Калеб, не могу себе представить, что начнется гражданская война. Думаешь, Джеймсу придется воевать? Меня это так беспокоит.
      То, что Джеймс не ответил ни на одно письмо, приводило Калеба в ярость. Он бы давно поехал разыскивать его, но не мог оставить Сару. Он послал к сыну письмо с человеком, который направляется в Сент-Луис, и попросил его лично разыскать Джеймса и передать ему письмо, в котором умолял сына приехать в Калифорнию и повидаться с матерью. Он не сказал Саре об этом письме из опасения разочаровать ее, если письмо не найдет Джеймса.
      – Я уверен, что все будет в порядке, – заверил он ее.
      Жена схватила его руку.
      – Но ты ведь не будешь участвовать в войне, да? Я не хочу больше войн в нашей жизни.
      Он нежно пожал ее пальцы.
      – И Том, и Джесс, и я – сыты по горло войной, Сара. Кроме того, я никогда не оставлю тебя в таком состоянии.
      Их глаза встретились, и неожиданно он вспомнил Белого Коня и его предсказание. Он вдруг почувствовал себя потерявшимся маленьким мальчиком.
      – Я вернусь к вечеру. – Он улыбнулся.
      – Калеб! – окликнула его жена. Он оглянулся.
      – Ты не забудешь про письмо?
      – Ты знаешь, что не забуду. – Он едва скрыл свою злость на сына. Сара не хотела о нем плохо думать.

* * *

      Джеймс шел к небольшому зданию школы, читая на ходу статью в газете. Там писалось о шайенах, которые создавали много проблем для переселенцев в Колорадо. Теперь, когда в окрестностях горы Пайк обнаружили золото, города в Колорадо росли как грибы. И поселенцы, и золотоискатели сходились в одном: против индейцев надо принимать самые жестокие меры. Они должны либо смириться, либо умереть.
      Джеймс был согласен с местными жителями, поскольку его магазин часто страдал от набегов шайенов.
      В некотором смысле Джеймс даже понес убытки. Отношения поселенцев с индейцами становились все хуже и хуже. Из-за возможности возникновения гражданской войны все солдаты были отозваны на восток, и открытые всем ветрам просторы Колорадо оказались без зашиты.
      Но Джеймс мог читать между строк. Он хорошо знал, что белые умеют все переиначивать и представить дело так, как будто во всем виноваты только индейцы. Всего лишь за год до того, как Джеймс поселился в Денвере, солдаты напали на мирное индейское селение и разгромили его, применяя оружие, которого у индейцев не было и в помине. Все запасы продовольствия были сожжены, солдаты подожгли каждый вигвам и не оставили после себя ничего, что напоминало бы о том, что здесь когда-то жили люди. Многие шайены двинулись на север, другие – на юг. Все старались найти безопасное место, но такого для них больше не существовало.
      Когда же это все кончится? Он видел, как страдают индейцы, и все больше убеждался в том, что сделал правильный выбор и скрыл свое происхождение. Сейчас он жил среди поселенцев, в большинстве своем ненавидевших краснокожих и не считавших их за людей.
      В Сент-Луисе намного легче – там вообще не было индейцев. Люди на востоке не опасались нападений с их стороны и не жили в постоянном страхе, для Джеймса все было намного сложнее, чем для его белых соседей. Ведь в случае чего ему пришлось бы сражаться не только с индейцами, но и со своей собственной индейской кровью, Джеймс прекрасно понимал белых и ужасно боялся, что правда о его происхождении всплывет наружу.
      Он часто думал о Кейле. Вполне возможно, что его уже нет в живых. Нападения солдат и болезни унесли много индейских жизней. Шайены разделились на северных и южных, и неизвестно, где оказался Кейл. Ко всему прочему прибавилось и то, что отец Виллены был одним из яростных ненавистников шайенов и сформировал отряд добровольцев, которые должны защищать горожан от нападений индейцев. А Джеймс любил Виллену. В этом он был уверен. Но вдруг ее семья узнает, что в его жилах течет индейская кровь?
      Несмотря ни на что, дела у Торгового Дома «Хейден и Сакс» шли неплохо, отношения Джеймса и Виллены тоже развивались в лучшую сторону. Кольцо, которое он заказал Сент-Луисе, прибыло и сейчас лежало в нагрудном кармане Джеймса. Он уже спросил согласия мистера и миссис Трит на брак с Вилленой.
      С тех пор как молодые люди познакомились друг с другом, прошло уже два года. Джеймсу исполнилось двадцать семь – теперь самое подходящее время обзаводиться семьей.
      Он постоянно отгонял от себя мысли о том, что будет, если мистер Трит узнает правду. Нет, он не станет рисковать. Он не будет ничего рассказывать, особенно Виллене. Он слишком любит ее и не хочет потерять.
      Почти каждый день Джеймс приходил в школу, чтобы проводить Виллену домой. Поблизости бродило столько подонков, что девушке лучше не рисковать и не ходить по улице в одиночку.
      В хорошую погоду они не брали извозчика, а шли пешком, направляясь к большому двухэтажному дому, который отстроил для себя Трит. Джеймс тоже планировал построить дом, в котором он будет жить вместе с Вилленой. Мысль о том, что они будут спать в одной кровати и он сможет наслаждаться ее телом, когда они поженятся, приятно будоражила его.
      Перепрыгивая через две ступеньки, он взлетел по лестнице и вошел в комнату, где сидела Виллена. Сегодня он был одет особенно изысканно и очень аккуратно причесан.
      С некоторым разочарованием он увидел, что Виллена не одна. Около ее стола стоял маленький мальчик. Он стоял рядом с нею и читал вслух. Джеймс похолодел. Мальчик выглядел как настоящий индеец. Виллена посмотрела на Джеймса.
      – Я была права, Даниэлю требуются дополнительные занятия.
      Потеряв дар речи, Джеймс просто смотрел, как читает мальчик, запинаясь на некоторых словах. Виллена терпеливо поправляла его. Когда он закончил, она похвалила его, обняла и попрощалась с ним. У порога мальчик оглянулся и улыбнулся ей.
      – Кто он, черт возьми?
      Виллена с удивлением взглянула на Джеймса. Раньше он никогда не ругался при ней.
      – Это новый ученик.
      – Я это вижу. Он индеец! Что индеец делает в школе, здесь, в Денвере? Виллена почувствовала легкий укол раздражения. – Он же должен ходить в школу, разве не так? – В резервациях тоже есть школы.
      Виллена нахмурилась и сняла со спинки стула свою шаль.
      – Джеймс, почему этот маленький индеец так расстроил тебя?
      Он почувствовал, как розовеют его щеки, и понял, что несколько переиграл.
      – Не знаю. Просто я удивился, увидев его здесь. Девушка набросила на плечи шаль.
      – Мне его немного жаль. Дети плохо к нему относятся, его мать – белая, она не может жить в резервации. – Она уловила ужас в глазах Джеймса. – Его мать была захвачена индейцами несколько лет назад. Нет, ее сын не результат насилия. Она влюбилась в одного из индейцев. Ведь когда ее похитили, ей было всего десять лет и она привыкла жить среди них. Это очень интересная история, Джеймс. Когда она выросла, то вышла замуж. Но ее мужа убили солдаты, и жизнь в резервации стала для нее невыносимой. Я не могу осуждать ее. Мне жаль бедных индейцев.
      – Бедные индейцы! Они же убивают белых!
      – Конечно. Но едва ли можно винить их за это. После того как я поговорила с матерью мальчика, я многое поняла. – Виллена закрыла на ключ ящик письменного стола. – Бедная женщина пытается создать условия для своего сына, обеспечить ему хорошую жизнь. Я дала ей работу в школе. Она следит за чистотой и порядком. – Виллена сложила на груди руки. – Джеймс, я знаю, что в это трудно поверить, но эта женщина действительно любила своего мужа. Для нее он был просто мужчиной, а не индейцем. Ты можешь себе это представить? Белая женщина по-настоящему любит индейца.
      Он отвернулся. Он думал о своей матери и о ее любви к отцу. Но ее любовь едва не сломала жизнь ему, Джеймсу. И этого мальчика тоже ждут сплошные разочарования в жизни.
      – Джеймс, в чем дело? – Виллена вышла из-за стола и подошла к нему.
      Он покачал головой.
      – Ничего. Все в порядке, – тихо ответил он. Вдруг неожиданно для себя он спросил:
      – Полагаю, ты тоже смогла бы выйти замуж за индейца? – Вопрос прозвучал как обвинение, но Виллена почувствовала в вопросе скрытый смысл.
      – Я… не думаю. Вряд ли.
      – Вот! – торжествующе воскликнул он. – Ты это можешь понять, но не можешь поступить так, как та женщина. И знаешь почему? Потому что ты достаточно умна, чтобы понять, что у такого брака нет будущего. Две нации и две культуры совершенно различны. Даже женщина, которая выросла среди них, не смогла жить в резервации. Я не могу представить себе жизнь в резервации.
      Виллене почудилось, что она заметила страх в его глазах, как будто это могло бы случиться с ним.
      – Тогда ты понимаешь, как им плохо. Джеймс нахмурился.
      – Откуда такая симпатия к индейцам? Я думал, ты их ненавидишь.
      Она подошла к нему ближе, удивленная его странным поведением.
      – Джеймс, я никогда не говорила, что ненавижу их. Да, я их боюсь. И я согласна, что нужно остановить кровопролитие. Но их тоже можно понять, и я не могу ненавидеть их всех подряд.
      Джеймс саркастически улыбнулся.
      – Скажи, Виллена, все равно ты чувствуешь себя выше их. Не позволяй своему сочувствию по отношению к маленькому мальчику закрывать тебе глаза на правду.
      – Правду? Какую правду, Джеймс?
      – Правда в том, что как бы мы ни старались, индейцев не переделать. Их дух останется прежним. Индеец никогда не станет таким, как белый человек. У них внутри есть какой-то стержень, с которым не справиться белому человеку. Их дух зовет их за собой. Они должны свободно разъезжать по земле и жить среди дикой природы и животных. Свобода…
      Он оборвал себя на полуслове и впервые почувствовал, что говорит о себе. Это удивило и разозлило его. Часть его внутреннего «я» вырвалась наружу, и он остался этим очень недоволен. И он тут же мысленно поклялся себе, что больше подобное никогда не повторится. – Джеймс! – изумленно воскликнула Виллена. – Ты говоришь так, как будто хорошо понимаешь их. Она испытующе посмотрела ему в глаза. – Откуда ты так много знаешь о них?
      Он стиснул зубы, кляня свою несдержанность. В этот момент перед его взором ясно предстал отец. Наверное, это он наказывает сына за ложь. Неужели он проклят навеки?
      – Я… просто, когда убили моих родителей… люди пытались меня успокоить и старались объяснить мотивы индейцев… я… я не знаю, возможно, я в чем-то понимаю их, но рана после смерти родителей все еще кровоточит.
      Виллена сочувственно посмотрела на него.
      – Конечно. Мне так жаль, Джеймс. Мне не следовало так защищать индейцев, должно быть, тебе тяжело все это слушать.
      Он вздохнул и сжал ее нежные руки.
      – Не принимай их проблемы близко к сердцу, Виллена. Это очень осложнит твою жизнь. Я жил в таких местах, где ненавидели тех, кто симпатизирует индейцам. Вокруг полно ненависти. Поэтому прошу, будь осторожна.
      – Постараюсь. Я не буду сочувствовать им, но не из-за боязни, что меня станут ненавидеть свои же.
      А из-за того, что случилось с тобой. Ведь это будет несправедливо по отношению к тебе, человеку, которого я люблю.
      Он чувствовал свою вину, но перед ним стояла женщина, которую он любил и желал, и он не мог потерять ее, сказав правду. Не мог. Особенно сейчас, когда ее отец формирует отряд добровольцев для борьбы с индейцами.
      – Я люблю тебя, Виллена. Больше, чем ты себе можешь представить.
      Внезапно он показался ей совсем беззащитным, как маленький мальчик, который собирается заплакать. Она отнесла это за счет того, что он вспомнил своих родителей и ласково коснулась его плеча.
      – Больше никаких разговоров об индейцах. Обещаю.
      Он выдавил улыбку и кивнул. Неожиданно он почувствовал, что хочет немедленно жениться на ней. Сейчас, пока ничего не раскрылось. Он стал осыпать поцелуями ее лицо, шею, руки. Он крепко прижал ее к себе, и она ощутила, что он возбужден до предела.
      – Джеймс, – выдохнула она.
      – Я люблю тебя, Виллена, – повторял он снова и снова. – Я люблю тебя и хочу тебя. Выходи за меня замуж, Виллена. Я уже спросил согласия у твоего отца.
      Она улыбнулась и запрокинула голову, подставляя его губам шею.
      – Ты знаешь, что я выйду за тебя замуж. Джеймс слегка приподнял ее и стал целовать ее груди, натягивающие тонкую ткань платья. Виллена знала, что ей следует запротестовать. Он никогда не позволял себе такую вольность, хотя оба мечтали об этом.
      – В воскресенье, давай поженимся в воскресенье, – сказал он ей. – Я не хочу больше ждать.
      Он посмотрел ей прямо в глаза. Как она любила его!
      – Да. Я согласна. Если это устроит моих родителей, то мы поженимся с тобой в воскресенье.
      Джеймс жадно прильнул к ее губам. Потом он неохотно отпустил ее, достал из кармана небольшую коробочку и вручил ее Виллене.
      – Вот, я хотел подарить тебе это перед тем, как делать предложение.
      Девушка восторженно улыбнулась, открыла коробочку и ахнула от изумления.
      – Джеймс! Никогда не видела ничего более восхитительного!
      – Надень его.
      Она вытащила из футляра кольцо и надела на палец.
      – О, Джеймс, какое оно красивое!
      Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал кольцо.
      – В воскресенье ты станешь миссис Джеймс Сакс. – Он ласково коснулся ее лица. – Я буду тебе хорошим мужем, Виллена. Ты никогда не будешь за меня стыдиться.
      Виллена нахмурилась.
      – Стыдиться? Джеймс, почему я должна стыдиться тебя?
      Он слегка покраснел.
      – Я не знаю, я… – Как бы ему хотелось открыться ей. Но риск потерять ее был слишком велик. Ей незачем обо всем знать. – Просто я хочу, чтобы ты гордилась мною. Ведь я так горжусь тобой. Ты самая красивая жена в Колорадо.
      Она засмеялась и обняла его.
      – И у меня будет самый красивый и удивительный муж.
      Джеймс обнял ее в ответ.

      Человек, с которым Калеб передавал письмо для Джеймса, вернулся через год. Он так и не передал письмо.
      – В Сент-Луисе нет Джеймса Сакса, который работал бы у Хейдена, – рассказал он Калебу. – Только старый Хейден. Он сказал, что его партнера зовут Джеймс Сакс, но он больше не живет в Сент-Луисе. Он перебрался в Денвер, Колорадо, где управляет магазином Торговой фирмы «Хейден и Сакс». Он очень богат, должен я добавить. Дела у фирмы идут хорошо. В любом случае, Хейден говорит, что это не тот Джеймс Сакс, которого я ищу. У этого Сакса родителей убили команчи, и произошло это в Техасе. Когда я сказал партнеру Сакса, что отец Джеймса – индеец, он замахал руками и стал уверять меня, что Джеймс Сакс вовсе не похож на индейца, мало того, он всей душой их ненавидит. Так что, извините, но я не смог найти вашего сына, мистер Сакс. Кроме того, я спешил возвратиться назад. Возможно, там будет война.
      Он вернул Калебу письмо и ушел. Калеб стоял как громом пораженный, он чувствовал и гнев, и скорбь одновременно. Очевидно, что Джеймс отрекся от своих родителей и даже не желает знать, живы они или нет. В какой лжи он живет! Неужели он счастлив, зная, что предал свою кровь и своих родных?
      Как сообщить об этом Саре? Может, лучше ей ни о чем не знать? Возможно, в глубине души она и так знает правду?
      Денвер! Какая ирония. Его сын послан туда, откуда убежал несколько лет назад. Наверное, партнерство с Хейденом оказалось очень выгодным, раз это заставило Джеймса вернуться в Колорадо. Но все же Калебу стало легче оттого, что Джеймс находится на территории, которая вряд ли будет вовлечена в военные действия.
      Все эти новости легли тяжелым грузом на сердце Калеба. Он не мог поделиться ими с женщиной, угасавшей у него на глазах. Он поклялся себе, что никому не скажет о том, что узнал, даже Тому и Линде. Хорошо, что он не сказал Саре об этом письме, он словно что-то предчувствовал. Калеб бросил письмо в огонь и мрачно смотрел, как оно превращается в пепел.

* * *

      Торговый Дом «Хейден и Сакс» в Сент-Луисе и других городах на востоке очень разбогател за годы войны, снабжая армию всевозможными товарами. Джеймс был рад тому, что остался в стороне от конфликта. Судя по письмам Хейдена, на востоке творилось нечто ужасное.
      В Денвере дела шли неплохо. Джеймс Сакс прекрасно знал свое дело и работал теперь еще усерднее, чтобы обеспечить достойную жизнь жене и детям, которых к 1864 году у них было двое. Его Виллена не будет страдать из-за того, что в нем есть индейская кровь. Он по-прежнему будет скрывать свое происхождение и постоянно увеличивать свое состояние.
      Джеймс уже построил для Виллены двухэтажный кирпичный дом. Денвер разрастался и постепенно превращался в крупный торговый центр, как и предсказывал Гилберт Хейден. Дом стал для Джеймса убежищем, где он мог отдохнуть от городской суеты и побыть в обществе красивой жены и детей: Элизабет Эллен, которая родилась в 1861 году, и Джеймса Дэвида-младшего, родившегося в 1863 году.
      К огромному облегчению Джеймса, ни один из его детей не имел во внешности ничего, что указывало бы на присутствие индейской крови.
      Элизабет была блондинкой, как и мать, и даже унаследовала зеленые глаза Виллены. Джимми – был весь в отца, но немного светлее по цвету волос и кожи. Постепенно Джеймс стал забывать о тяжелом бремени своей вины и, похоже, поверил, что его тайна так никогда и не раскроется.
      Он был счастлив: Виллена оказалась прекрасною женой и очень его любила. Он никогда не скажет ей, что она спит с мужчиной, в жилах которого, течет индейская кровь. В это время ненависть к краснокожим достигла предела. Весь Денвер был возмущен тем, что индейцы нападали на обозы с товарами и резали телеграфные провода.
      Зверства индейцев раздувались различными слухами, и большинство горожан верило, что это действительно так. Немногие знали, что некоторые грабежи совершались самими белыми, а вина за это ложилась на индейцев. Многим было выгодно поддерживать в людях постоянную ненависть к индейцам, ведь руками тех же самых горожан можно было убивать ни в чем неповинных шайенов. Перед поселенцами стояла цель – очистить Колорадо от индейских племен.
      Нарастающая напряженность опять растревожила душу Джеймса. Среди его друзей было много таких, которые всей душой ненавидели индейцев, и ему приходилось подыгрывать им, смеяться их шуткам, кивать, слушая, как они издевательски описывают образ жизни индейцев, рассказывая подробности их интимной жизни. Все его друзья считали индейцев очень глупыми, невежественными людьми.
      – Заберите у них бизонов, – советовал один, – и они сдохнут в течение одной недели.
      – Мы уже думали об этом, – отзывался другой.
      – На Востоке большая потребность в коже, мясо тоже не помешает, но вот что я вам скажу: если хотите до смерти испугать индейца, сделайте так, чтобы он наткнулся на тушу бизона с содранной шкурой.
      Раздался взрыв хохота. Джеймс присоединился к остальным, чувствуя себя актером и, судя по всему, неплохим актером. Вроде бы никто не замечал перемены в его настроении, когда разговор заходил об индейцах.
      – Говорят, что скоро откроется сезон настоящей охоты на индейцев. Мы все получим оружие и будем подстерегать и убивать их, где только можно.
      – Проклятое правительство говорит, что мы не должны этого делать. Нельзя злить индейцев. Нам напоминают, что мы вообще не должны здесь жить.
      – К черту. Если эти краснокожие не могут добывать из земли ее богатства, то им же хуже. Они живут так, как жили тысячу лет назад. Если они настолько глупы, то заслуживают смерти.
      – Но, кажется, они живут в полном согласии с природой, – вставил Джеймс. – Они не засоряют рек, не перекапывают горы. Я хочу сказать, что у них тоже стоит кое-чему поучиться. Возможно, если мы попытаемся…
      – Ты их защищаешь, Сакс? – перебил его один из банковских служащих.
      – Нет, конечно. Я только… гм… мы не можем вечно воевать с ними. Нужно найти способ договориться мирным путем.
      – Есть только один путь – убить их всех до одного. – Все опять засмеялись. И с тех пор Джеймс больше никогда не выступал в защиту индейцев.
      Горожане продолжали свое наступление на индейцев. В резервации нелегальным путем провозилось виски, и пьяные индейцы превращались в живые мишени. Бывало и так, что поселенцы расплачивались с индейцами спиртным за то, что те воровали для них лошадей у владельцев ранчо, а затем сами же обвиняли их в воровстве.
      Некоторые белые похищали краснокожих женщин и заставляли заниматься проституцией, убеждая их, что только так они смогут заработать еду и одежду.
      Конечно, все эти издевательства были давно известны, но выглядело все так, как будто белые никогда не нападали на индейцев, никогда не насиловали их женщин и никогда не поджигали их стоянок; во всем виноваты были только индейцы, и дело чести каждого белого – защитить от них свой город.
      Учитывая пожелания своих богатых и влиятельных друзей, губернатор Колорадо издал приказ о назначении «полковника» Джона Чивингтона предводителем отряда добровольцев. Чивингтон был в прошлом священником и страстно ненавидел индейцев, убивших его жену. Он ненавидел индейцев сверх всякой меры, за что и звался среди них Убийцей.
      Джеймс чувствовал, что все обстоит гораздо хуже, чем он предполагал. Отряд добровольцев готовился напасть на стоянку шайенов и истребить их всех до последнего.
      Джеймс прекрасно понимал тактику Чивингтона. Так поступали с чирханами, апачами, остатки которых живут в небольших резервациях. И поскольку шайены настаивают на том, чтобы выполнялось соглашение, принятое в Ларами, то белым ничего не остается, как применять против них силу.
      Слушая речь Чивингтона перед жителями Денвера, Джеймс понял, какая ужасная участь ждет коренных жителей.
      Сейчас он сидел в своем кабинете и пил виски. В последнее время он все чаще и чаще прикладывался к бутылке.
      – Думаю, что это я тоже унаследовал от тебя, дорогой папочка, – пробормотал он.
      Он повертел в руках стакан, размышляя над словами Чивингтона. По его спине пробежал холодок. Он опять вспомнил Техас и тех, кто ненавидел индейцев. Он вспомнил свою любимую собаку, которую убили только за то, что она принадлежала мальчику, отцом которого был индеец. Слезы полились у него из глаз. Иногда он чувствовал себя маленьким обиженным ребенком, особенно среди поборников идей Чивингтона, не подозревавших, что среди них находится полуиндеец.
      Когда он наливал себе второй стакан, вошла Виллена и в изумлении уставилась на него. Затем она закрыла глаза и глубоко вздохнула.
      – Джеймс, что с тобой происходит? – участливо спросила она. – Ведь ты никогда не пил так много.
      Он пожал плечами.
      – Я имею право выпить, если мне хочется, любовь моя. Не нужно нотаций! – Он залпом выпил порцию виски и посмотрел на нее.
      – Полагаю, что ты имеешь право выпить, но это так не похоже на тебя. И мне кажется, я имею право знать, что с тобой происходит.
      – Ничего! – он со стуком поставил стакан, Виллена вздрогнула от испуга, но не отступала.
      – Дело во мне?
      – Не будь смешной! Ты – лучшее, что у меня есть! Она подошла ближе.
      – Тогда в чем, Джеймс? Ты знаешь, как я люблю тебя. Скажи мне. Я все пойму.
      Некоторое время он пристально смотрел на нее, затем рассмеялся.
      – Ты не представляешь себе, о чем ты меня просишь. – Он покачал головой. – Нет, моя красавица Виллена, ты не поймешь. Но это пройдет. Это просто… – Он запнулся. – Просто я иногда думаю о своих родителях. Если бы я мог хотя бы чем-нибудь помочь им тогда. Мысль об этом не дает мне покоя.
      – О, Джеймс, – мягко проговорила она и подошла к нему.
      Опять сработало. Он часто прибегал к этой уловке, разговор о родителях мгновенно ее успокаивал, и она прекращала задавать вопросы. Иногда он даже хотел, чтобы его родители уже умерли. Наверное, ему легче было бы лгать и не приходилось бы опасаться, что когда-нибудь Калеб Сакс найдет его.
      Виллена прижала голову мужа к своей груди и погладила по волосам.
      – Пожалуйста, не надо пить, Джеймс, у тебя это войдет в привычку. Так напиваясь, ты теряешь меня.
      Ему хотелось закричать во весь голос: «Твой муж – пьяный индеец. Он не может пить и быстро пьянеет, потому что он – наполовину индеец». Господи! Как мало она о нем знает!
      – Но ты все еще любишь меня, Джеймс? Он улыбнулся и поцеловал ее руку.
      – Ты ведь знаешь, что люблю. – Он посадил ее к себе на колени и стал ласкать ее груди.
      – Извините меня, мистер Сакс. – В комнату вошла служанка, но увидев Виллену на коленях у мужа, испуганно отпрянула. – Ой! Извините, сэр, но там вас хотят видеть.
      Джеймс был недоволен тем, что его прервали. Виски разгорячило ему кровь, и он уже вознамерился было отнести Виллену наверх и заняться с ней любовью.
      – Кто это?
      – Ваш тесть, сэр, и полковник Чивингтон. Джеймс заметно побледнел.
      – Что им нужно? Виллена быстро поднялась.
      – Пригласи их сюда, Люсиль.
      – Да, сэр.
      Она вышла, а Джеймс постарался взять себя в руки.
      – Интересно, чего они хотят? – он посмотрел на Виллену.
      – Наверное, это связано с добровольцами.
      – Скорее всего, – согласился Джеймс. Послышались шаги, и в кабинет вошел отец Виллены и высокий, бородатый Чивингтон.
      – Джеймс, – сказал отец Виллены, подойдя поближе. – Теперь наша очередь, сынок.
      Джеймс уставился на него.
      – Наша очередь?
      – Наш черед внести посильный вклад в поддержку добровольцев. Мы не можем ограничиться только деньгами. Мы должны показать горожанам, что отвечаем за свои слова и готовы сражаться, чтобы защитить нашу собственность и наши жизни.
      Джеймс нервно провел рукой по волосам.
      – О чем вы говорите?
      Трит глубоко вздохнул. Несмотря на почтенный возраст и седые волосы, в нем было что-то такое, что заставляло людей подчиняться ему и угождать. Джеймс чувствовал себя обязанным своему тестю и редко мог ему в чем-то отказать.
      – Мы собираемся выступить против шайенов во главе с полковником Чивингтоном, Джеймс.
      Джеймс побледнел еще больше, и Трит недовольно сдвинул брови.
      – О, господи, Джеймс, всего один поход. Сейчас наша очередь подтвердить слова делом. Неужели мой высокий, сильный зять побоится выступить против шайенов?
      Джеймс откашлялся.
      – Конечно же, нет. Просто я… удивлен. Я хочу сказать, что у меня есть дела в магазине, я должен быть с Вилленой и детьми…
      – У нас у всех такое положение, Джеймс. Те, кто останутся здесь, присмотрят за всем этим. Не беспокойся о жене и детях.
      – Вы нужны нам, мистер Сакс, – зычным голосом проговорил Чивингтон.
      Виллена подошла поближе к Джеймсу. Ей не нравился Чивингтон, и она не была уверена в том, что добровольцы поступают правильно. Она даже спорила на эту тему с отцом. Но ей было приказано никогда не выступать в защиту индейцев.
      Мозг Джеймса лихорадочно работал. Поход против индейцев! Против шайенов? Против людей его отца? Возможно, против самого Кейла? Но, скорее всего, Кейл уже не здесь, возможно, он уже где-то на севере или мертв! Куда идти?
      – Куда идти? У вас есть определенные цели? В глазах Чивингтона зажегся недобрый огонек.
      – У нас всегда есть цель, мистер Сакс, и она одна и та же. Перебить индейцев и очистить Колорадо от этого сброда, тормозящего прогресс. Их мужчины никому не нужны даже в качестве рабов, потому что глупы, а женщины только и делают, что плодят себе подобных, вшивых, недоразвитых младенцев. Мы уедем всего на несколько недель. Двинемся на юго-восток, нужно удостовериться, что нет ни одного индейца там, где их не должно быть. Им уже сказали, что на этих землях найдено золото, и пусть убираются ко всем чертям, а если не понимают, то мы им покажем!
      – Ваше мнение об индейцах – предвзято и совершенно неверно, полковник Чивингтон, – сказала Виллена. – Единственное, что…
      – Виллена! – резко оборвал ее отец. – Твои речи здесь неуместны, полковник Чивингтон – гость в этом доме и он много сделал для Колорадо! Если бы не он, то, возможно, ты и твои дети сейчас были бы в опасности.
      Виллена сердито посмотрела на Чивингтона, который твердо выдержал ее взгляд. Она отвернулась и посмотрела на Джеймса.
      – Ты едешь?
      Он молчал, раздираемый противоречивыми чувствами. Столько поставлено на карту! Его положение в обществе, мнение о нем его тестя, его желание, чтобы никто и никогда не узнал о его происхождении. Почему бы и не поехать? Возможно, все будет не так уж и плохо. Ему не обязательно убивать, если он этого не захочет. А кто из его собственной семьи узнает? Никто.
      – Мне придется ехать, Виллена. Это займет не очень много времени. Тем более, что подошла моя очередь.
      Едва сдерживая слезы, она вышла из комнаты. Джеймс повернулся к Чивингтону.
      – Около песчаного ручья есть стоянка индейцев, но это мирные люди. Они дожидаются ответа правительства на свой запрос о земле и не знают, куда им податься. Они хотят мира.
      Злобная усмешка скривила губы Чивингтона.
      – Нет такого понятия, как мирный индеец, мистер Сакс. Они только притворяются, чтобы выиграть время. Очевидно, вы плохо знаете индейцев, но вы поймете их, когда отправитесь со мной в поход.
      Джеймс стиснул зубы. Он многое мог бы рассказать об индейцах. Он почувствовал, как в нем взыграла кровь его отца, но усилием воли взял себя в руки.
      – Когда мы выступаем?

      Джесс снял пиджак и галстук, затем рубашку. Линда наблюдала за ним, лежа в постели. Она гордилась своим мужем, который с каждым годом становился все красивее и мужественнее. Казалось, морщины делают его еще более привлекательным, а калифорнийский загар придал его глазам какую-то особую выразительность. Джесс только что вернулся с городского собрания. Он был одним из самых уважаемых людей города, по-прежнему мэр, но еще и владелец продуктового магазина, в который с ранчо Тома поставлялись мясо, фрукты, орехи и вино.
      Том теперь не только выращивал лошадей, но и держал скот, разводил птицу, построил на ранчо винокурню.
      Дела в магазине Джесса шли превосходно, и он уже стал подумывать об открытии второго магазина в Сономе.
      Городок Хендерсон очень вырос с того времени, как они впервые приехали сюда. Теперь кроме шерифа здесь был городской совет, а в городе давно воцарились порядок и спокойствие.
      Линда была рада тому, что согласилась жить отдельно от родителей. Конечно, годы, когда Джесс был шерифом, оказались трудными для нее. Она жила в постоянном страхе, что когда-нибудь ее муж получит пулю в спину. Она не представляла без него жизни.
      Джесс разделся до нижнего белья и залез под одеяло.
      – Джон еще не вернулся? – спросил он и повернулся, чтобы потушить лампу.
      – Нет. Надеюсь, с ним все в порядке.
      – Ему уже почти двадцать четыре года, Линда, и он сотни раз проделал путь отсюда до ранчо Тома и назад, перевозя продукты.
      – Лучше бы он помогал тебе в магазине, Джесс.
      – Он прекрасно стреляет. И мужчина должен делать то, что ему нравится. Мы уже прошли через это. Но я с тобой согласен. Поездки утомительны и не безопасны. Постараюсь увлечь его торговлей. Но, по крайней мере, он сможет о себе позаботиться, если вдруг встретит на дороге каких-нибудь головорезов.
      – О, Джесс, не говори так.
      Он улыбнулся и повернулся к ней, притягивая ее к себе.
      – Довольно волнений, Джессика спит?
      – Да.
      Их глаза встретились и он провел указательным пальцем по ее пухлым губам.
      – Знаешь, мне кажется, что ты совсем не стареешь. Или это из-за темной кожи? Ты такая же, как двадцать семь лет назад, – Джесс чмокнул ее в щеку. – Когда я в последний раз говорил, что люблю тебя?
      Линда поджала губы.
      – Ммм, думаю, несколько дней назад. Он засмеялся и поцеловал ее в шею.
      – Жизнь у нас стала намного лучше с тех пор, как мы переехали сюда, да, Линда? Нам ужасно повезло.
      Она тихо вздохнула.
      – Мама и отец счастливы. Десять внуков! – Она не шевелилась, позволяя Джессу развязывать тесемки на ее рубашке. – Только об одном внуке мы ничего не знаем. Может, уже и я стала бабушкой, Джесс?
      Он приподнялся на локте и заглянул ей в глаза.
      – Калеб не ляжет в могилу, пока не найдет Кейла, Линда. Ты знаешь это. А Кейлу сейчас уже тридцать два года.
      – Если он жив.
      – Помнишь, что он говорил тебе о душе и о жизненном круге? Он жив, ты знаешь это. – Он приложил руку к ее груди. – Ты чувствуешь это здесь.
      Она грустно улыбнулась.
      – Я люблю тебя, Джесс. – Она погладила густые светлые волосы мужа. – Маме тоже трудно. Она ничего не знает о Джеймсе. Как печально, что он не дает о себе знать. Печально и жестоко. У Кейла есть причина – он живет среди индейцев. Но Джеймс же имеет возможность послать письмо!
      – Эй… Ты портишь все мои планы на сегодняшнюю ночь.
      Линда дугой выгнула бровь. – Какие планы? Он обнажил ее плечо.
      – Я хочу свою женушку. Вот мои планы, – ответил он внезапно осевшим от желания голосом.
      Она прошлась по его груди кончиками пальцев.
      – Извини, я больше не буду разговаривать на грустные темы.
      Она встретилась с ним взглядом и в следующее мгновение их губы слились в упоительном поцелуе. Одной рукой он стал ласкать ее грудь, а другой стянул с нее ночную рубашку. Вскоре все белье было сброшено на пол и Джесс расположился между все еще стройных ног Линды. Он вспомнил их первую ночь, полную страсти и безумств, ночь восторга и наслаждения, после которой ему пришлось отправиться воевать за независимость Техаса. В ту ночь он узнал, какой вулкан страстей скрывается под холодной красотой Линды Сакс.
      В ту, первую ночь, они даже до конца не разделись. Казалось, была необходимость как можно скорее войти в нее, слиться с ней воедино. Конечно, потом они разделись и занимались любовью снова и снова. Он всегда желал ее и каждый раз испытывал величайшее наслаждение. Вот и сейчас он предвкушал упоительное блаженство от соединения с нею.
      Линда тихо ахнула, когда он проник в нее сильным толчком. Как она любила своего милого Джесса, бездомного сироту-бродягу, который оказался таким прекрасным мужем и отцом. Они двигались в едином ритме, каждый старался доставить удовольствие другому, но Джесс всегда пытался предоставить Линде первой получить удовлетворение. И когда она уже со стоном содрогалась, он присоединился к ней, и вся его жизненная сила толчками низверглась в ее лоно. Его тело отяжелело. Со вздохом удовлетворения Джесс растянулся рядом с ней и поцеловал ее влажные волосы.
      – Надеюсь, я всегда смогу удовлетворить тебя, женщина, – пробормотал он.
      Линда усмехнулась и что-то хотела сказать, но тут послышался яростный топот копыт. Кто-то гнал лошадь галопом. Джесс быстро вскочил и стал одеваться. Кто-то взбежал на крыльцо и стал отпирать дверь. Это мог быть только Джон, но почему он так спешит и почему приехал ночью? И почему верхом?
      Прежде чем Джесс успел подойти к порогу, Джон уже стучал в дверь.
      – Отец!
      – Минутку!
      Линда натянула на себя одеяло до подбородка, а Джесс открыл дверь. Джон уже имел достаточный опыт в общении с женщинами, чтобы сразу понять, что здесь только что занимались любовью. Он слегка покраснел, заметив взлохмаченные волосы отца и капельки пота на лице.
      – Извини, отец. Бабушке хуже. Дед сказал, чтобы приехала мама. Чем быстрее, тем лучше.
      Сердце Линды бешено забилось. Мама? Это не было для нее неожиданностью, но все же удар оказался сильным.
      Раньше Линде приходилось переживать только смерть неродившихся детей, и теперь ее страшила надвигающаяся неизбежность.
      – Мы поедем сразу же, как только начнется рассвет, – сказал Джесс. – Спасибо, что сообщил нам, сынок.
      – Я оставил повозку со съестными припасами на ранчо.
      – Ничего. Сейчас самое главное – поскорее отвезти туда Линду.
      – Я пойду в свою комнату и постараюсь немного поспать. Нужно, чтобы остыла лошадь. Это одна из лучших кобыл дедушки.
      Джесс закрыл за сыном дверь и повернулся к Линде, в эту минуту похожую на маленькую девочку, потерявшую своих родителей.
      – Мне очень жаль, дорогая, – сказал Джесс, чувствуя свою беспомощность.
      Ее глаза наполнились слезами.
      – Обними меня Джесс.
      Он обнял ее, и она горько заплакала.
      – Поплачь сейчас, Линда. – Он погладил ее по волосам. – Не нужно, чтобы она видела, как ты плачешь.

* * *

      Кейл повернулся к Пуночке, которая сейчас, в двадцать восемь лет, казалась ему красивее, чем тогда, когда они поженились. Он терзался мыслью о том, что его племя присоединится к другим племенам южных шайенов и переедет в резервацию. Когда-то гордые и непокорные, теперь шайены превратились в безвольных пьяниц. Один из его лучших друзей напился и нечаянно застрелился. Потом произошли еще два подобных случая, и Кейл уже стал сомневаться, что это происходит по неосторожности: ведь многие молодые индейцы впали в отчаяние.
      Брат Пуночки и его друзья спились окончательно и подались к северным шайенам, которые были известны своими жестокими нравами. Чаще всего вина за эти выходки ложилась на миролюбивых южных шайенов. Кейл считал, что здесь, на юге, безопаснее и поэтому держал семью в этих местах.
      Сколько всего потеряно! Они окружены врагами – белыми поселенцами, которые хотят забрать их землю. Бывало, что индейцы одерживали победу, но их победы были мимолетными, и в итоге белые все равно брали верх. Кейл знал, что индейцы не смогут тягаться с белыми. Конец будет один. Это печалило его, особенно из-за детей. У него был сын одиннадцати лет, дочь восьми лет и еще один четырехлетний сынишка. Воин по своей сути, Кейл с удовольствием отправился бы на север, но не мог оставить семью, особенно сейчас, когда солдаты, нападая, использовали даже пушки. Белые убивали женщин и детей так, как если бы они убивали кроликов. Казалось, они не имели понятия о чести и одерживали так называемые «победы» над совершенно беззащитными людьми.
      Кейл хотел мира для жены и детей. Если для этого придется поехать в резервацию, он сделает это. Его единственным желанием было повидаться с Калебом. Он скучал не только по дедушке, но и по всей семье. Но он помнил свои же слова, сказанные им матери. В душе они всегда будут вместе. Интересно, как выглядит его сестра? Наверное, очень красивая. И конечно, его мать по-прежнему прекрасна. Сколько ей сейчас? Почти пятьдесят? Просто не верится! Интересно, нашли ли они Тома, и, вообще, жив ли еще дедушка? Он не терял надежды на то, что когда-нибудь Голубой Ястреб вернется к шайенам. Он не мог себе представить, что его дедушка умер где-то в Калифорнии. Он должен вернуться к своим людям, а когда он примет смерть, достойную воина, то Медведь, Парящий Наверху, возьмет его в горы и похоронит по традициям шайенов.
      Он вздохнул, пытаясь отогнать от себя печальные ли. Затем обнял Пуночку и поцеловал ее в шею. Они оба лежали совершенно обнаженными под грубым покрывалом, а дети сладко спали неподалеку. Скоро наступит рассвет, а Кейл все никак не может уснуть. Пуночка повернулась к нему и улыбнулась.
      – Сейчас не время, муж мой.
      Он нежно прикоснулся к ее губам.
      – Мне подходит любое время. Кто сказал, что мужчина может иметь свою женщину только в определенное время?
      – Не знаю. Возможно, это сказала женщина?
      Они засмеялись, и Кейл быстро очутился сверху. – У меня такое чувство… – он погасил улыбку. – Будто я должен спешить и любить свою женушку, пока ее не отобрали у меня.
      Она с готовностью приняла его. Никогда еще она не отвергла его. Зачем, если она тоже получает от близости огромное удовольствие?
      – А кто собирается забрать меня? Нас здесь совсем мало, и мы ждем решения правительства белых. Скоро приедут фургоны с продовольствием, и мы переберемся в безопасное место.
      Рассвет подобрался незаметно, словно желая подсмотреть, как Кейл и Пуночка занимаются любовью.
      Пуночка надеялась, что на этот раз семя мужа расцветет в ее чреве новым сыном. Конечно, будет трудно прокормить лишний рот, но дети смогут удержать мужа от отчаянного шага. Ведь уже многие индейцы покончили с собой или спились. Пусть им придется жить в резервации, возможно, это не так уж плохо.
      Кейл вытянулся рядом с ней и вздохнул.
      – Что-то не так, Пуночка.
      – Мне тоже так кажется. Его глаза увлажнились.
      – У меня такое… ужасное предчувствие. Я не чувствую себя в безопасности здесь. Нам следовало бы уйти на север.
      – Но здесь мы защищены. Майор Энтони и представитель правительства Уинком сказали, чтобы мы оставались здесь. Я верю им.
      – Я тоже верю им. Я не верю другим. Вокруг слишком много ненависти, Пуночка. И я чувствую на себе взгляд Убийцы.
      Она вздрогнула и передвинулась поближе к нему.
      – Возможно, ты прав. Но мы не сделали ничего плохого. Они не могут причинить нам зло, пока мы здесь.
      Он глубоко вздохнул и обнял ее, чувствуя странную тяжесть на сердце.

* * *

      Джеймс едва мог поверить во все происходящее. Где бы они ни проезжали, везде им встречались поселенцы, которые панически боялись индейцев. Никого не интересовало, какие именно индейцы нападают на них. Люди рассказывали друг другу жуткие истории о поджогах, убийствах, кражах. Но все знали, что возле Песчаного ручья есть мирное индейское поселение.
      И вот взорам «добровольцев» открылся тихий сонный поселок. Из отверстий вигвамов струился дымок костров, согревающих их обитателей в прохладный ноябрьский день. Никто не подозревал, сидя в этих вигвамах, что с вершины холма на них смотрит ствол гаубицы. Майор Энтони решил оказать Чивингтону всяческую поддержку в борьбе с этими «воинственными шайенами».
      Воинственными шайенами? Джеймс внимательно смотрел на поселок внизу. Много вигвамов, костры, мясо и шкуры развешены на длинных веревках для сушки. Скорее всего, там одни женщины и дети. Вчера один человек осмелился сказать Чивингтону, что это будет обыкновенное убийство. На что Чивингтон разразился гневной тирадой, заявляя, что он пришел убивать индейцев и это правильно и благородно.
      Джеймс понял, что их ведет за собой сумасшедший. Но он не мог повернуть назад и опорочить себя в глазах отца Виллены. Он согласился принять участие в походе и если уедет, то это будет считаться дезертирством. Возможно, все обойдется. Пара выстрелов из гаубицы распугает индейцев, и они разбегутся, кто куда, вряд ли будет много жертв. А Чивингтон и другие припишут себе очередную «победу».
      Внезапно он почувствовал тошноту. Сколько еще ему придется скрывать свою тайну? Он не знал, кто он есть на самом деле. Как долго еще он сможет притворяться? Выпивка на время дает успокоение. Но если он не перестанет пить, то потеряет Виллену. А если скажет ей правду, то тоже потеряет ее.
      – Готовься, – сказал кто-то у него над ухом. – Сейчас мы избавимся от этих вшей.
      Джеймс оторвался от скалы, к которой прислонился спиной, и вытащил из ножен саблю. Он сел на коня, нахлобучил шляпу и проверил револьвер. Его сердце отчаянно билось, готовое выскочить из груди. В горле застрял комок, такой огромный, что Джеймс удивился, как он еще может дышать. Ему вдруг привиделся отец, стоящий внизу и взывающий к его индейской крови. Сейчас наступил момент истины, подумал Джеймс, сейчас он докажет сам себе, что его индейская кровь ничего не значит.
      Гаубица выстрелила, и один из вигвамов разлетелся в клочья. Раздались крики. «Сражение» началось. Сражение против шестисот мирных индейцев, в большинстве своем – женщин и детей, считавших, что здесь они в безопасности.
      Гаубица сделала еще один выстрел, и добровольные защитники белых с воинственными криками стали спускаться по пологому склону, направляясь к поселку индейцев.

* * *

      – Хватай детей и беги! – крикнул Кейл. Пуночка торопливо одевалась. – Быстрее! Быстрее!
      Глаза Пуночки стали огромными от ужаса. Предчувствие их не обмануло. Пушки! Зачем? Почему?
      Еще один взрыв разнес на куски соседний вигвам. Пуночка пронзительно закричала. Кейл схватил томагавк и старое ружьишко. Он вывел жену и детей из вигвама и увидел, что к поселку направляются люди в синих мундирах. Пуночка подхватила на руки младшего сына. Она знала, что делать. Старики помогут спрятаться женщинам и детям, пока остальные мужчины будут защищать их до последней капли крови, стараясь выиграть время. Ведь женщины и дети – это будущее.
      Но солдаты были повсюду. Несколько нападавших проскакало вблизи от Кейла. От топота копыт, визга женщин и ржания лошадей можно было оглохнуть. Поднялась пыль, и Кейл быстро потерял из поля зрения Пуночку и детей. Кейл взмахнул томагавком и ударил им приближавшуюся лошадь. Он хотел было прикончить всадника, но раненая лошадь встала на дыбы и солдату удалось выстрелить в Кейла. Его плечо пронзила жгучая боль. Кейл упал, а всадник тем временем куда-то исчез, оставив подыхать раненое животное.
      Кейл быстро вскочил на ноги, на мгновение у него потемнело в глазах и закружилась голова. Все происходящее казалось страшным сном. Он увидел, что многие солдаты не были одеты в форму. На его глазах один из нападавших ударил женщину саблей, затем спрыгнул с коня и отрубил ей обе руки. Она умоляла пощадить ее, но изверг разрезал ее платье, обнажил живот, вонзил саблю в живое тело.
      Кейл потерял дар речи. Это не было сражением. Это было убийство – жестокое, изощренное убийство. Пушки палили не переставая. Белых было столько, что не оставалось никакой надежды на то, чтобы победить их. Считая, что они находятся в безопасности, индейцы даже не выставили на ночь постов.
      Кейл увидел, как вдалеке солдаты догоняют убегающих женщин. Пуночка! Он побежал туда, сжимая в руке свой томагавк. Услышав позади топот копыт, Кейл повернулся и выстрелил. Раненый всадник закричал и повернул назад.
      Старейшина стоял перед своим вигвамом и размахивал белым флагом, несколько безоружных шайенов кричали, что они хотят мира, – их всех хладнокровно убили. Несколько женщин собрались вокруг старейшины, но солдаты открыли по ним огонь. Повсюду лилась невинная кровь, повсюду творилось что-то невообразимое.
      Кейл опять направился туда, где заметил Пуночку и детей, но по дороге наткнулся на индейского воина, всего исколотого саблей, на месте его полового органа зияла огромная рана. Неподалеку лежала женщина с отрезанными руками и грудями. Она была еще жива, но вся истекала кровью. Кейл содрогнулся от ужаса, а подойдя к ней и увидев ее умоляющий взгляд, молча пристрелил ее из своего старого ружья.
      Обезумев от всего происходящего, он бросился к пологому берегу ручья. Забыв о ране в плече, он думал только о том, как ему спасти Пуночку и детей. Мимо проскакали солдаты, и что-то сильно ударило ему в спину. Он упал и, словно в забытьи, услышал дикие крики женщин и детей, которые доносились оттуда, куда он так стремился. Там происходило что-то ужасное: солдаты убивали, калечили, снимали скальпы…
      Кейл попытался встать на ноги. Наконец ему это удалось, и он, пошатываясь, сделал несколько шагов, затем ноги его подкосились, и он упал на колени. Удар прикладом по спине оказался очень сильным, и Кейл не смог удержаться.
      Мимо Кейла прошел солдат, ведя за собой под уздцы лошадь.
      Кейл видел, как он остановился, и его начало рвать. Что-то до боли знакомое было в этом человеке.
      Вытирая глаза и рот, солдат повернулся назад и остановился как вкопанный, заметив, что на него, не отрываясь, смотрит индеец. Он схватился за саблю, но, казалось, не собирался воспользоваться ею. Вместо этого он подошел ближе.
      Кейл не знал, что некоторым индейцам удалось скрыться, но их было совсем немного. Нападавшие «добровольцы» не отличались особой дисциплиной, они все еще не могли очухаться от огромного количества виски, выпитого накануне «сражения». От их рук погибли сотни женщин и детей, и это была самая позорная резня в истории индейских войн. Но двое мужчин, которые смотрели друг на друга, ничего не знали об историческом значении этого дня. Глаза солдата расширились от изумления. Он подошел совсем близко.
      – Кейл, – простонал он.
      – Ты! – проскрежетал Кейл сквозь стиснутые зубы. – Мой… дядя! – с горечью проговорил он.
      – Ты не… понимаешь.
      – Я понимаю, – прошипел Кейл, пытаясь встать на ноги. – Я понимаю, кем ты стал! Но дедушка видит тебя, Джеймс Сакс! Ты будешь гореть в аду и с этого дня никогда не будешь спокойно спать!
      – Сакс! – заорал кто-то. – Какого черта ты делаешь? Беседуешь с этим выродком?
      Джеймс повернулся и наставил ружье на того, кто кричал.
      – Только тронь его, и ты покойник!
      – Что, не хватает храбрости, да? Вот это и отличает мальчишку от мужчины. Тебе еще надо подрасти, Сакс. Чивингтону не понравится, если он узнает об этом. – «Доброволец» повернулся и поскакал прочь.
      Джеймс посмотрел на Кейла.
      – Ложись, как будто ты мертв.
      – Не буду.
      – Ложись, черт возьми! Они изрежут тебя на куски!
      Кейл лег, а Джеймс вытащил револьвер и выстрелил, метясь чуть дальше от головы Кейла. «Доброволец» оглянулся и поднял вверх кулак.
      – Я знал, что ты сможешь это сделать, Сакс! Джеймс убрал револьвер и посмотрел на Кейла.
      – Я хотел бы… поговорить с тобой…
      – О чем, убийца женщин и детей? – прорычал Кейл. – Я не знаю тебя.
      – Я не убивал ни женщин, ни детей, клянусь!
      – Ты был с ними. А это одно и тоже. И если бы мне не нужно было найти свою жену и детей, то я убил бы тебя голыми руками, и пусть они потом пристрелят меня. Это стоило бы того!
      Джеймс боялся разрыдаться.
      – Сколько… детей, Кейл?
      – Мое имя – Медведь, Парящий Наверху! И я, в отличие от тебя, горжусь им! Моя жена, двое сыновей и дочка побежали в тот овраг. Если они мертвы, мой обожаемый дядя, то ты никогда больше не увидишь приятных снов. Возможно, они были среди тех, кого именно ты убивал.
      – Кейл… Медведь, Парящий Наверху… ты не понял… Я никого не убивал… ни женщин… ни детей… никого.
      – Не пытайся оправдаться, Джеймс Сакс. Джеймс Сакс, – он повысил голос, – сын Калеба Сакса! Сын Голубого Ястреба! Когда ты в последний раз видел отца? Или перед этими подонками, которых ты называешь друзьями, ты притворяешься лилейно-белым? – Он сплюнул в грязь. – Уходи! Я не знаю тебя. Иди туда, откуда пришел, к своей красивой белой женщине, на которой ты, возможно, женат, и к своим детям, которые не знают, что в их жилах течет индейская кровь. Возвращайся к своим друзьям и празднуй вместе с ними победу.
      – Кейл..
      – Убирайся, пока я не передумал и не убил тебя! – оборвал его Кейл. Он услышал прерывистое дыхание и сдавленные рыдания.
      – Кейл, я… я не знал… что так будет. Я даже не хотел ехать. И никогда не думал… что ты окажешься здесь.
      – Разве это что-то меняет? – Кейл отвернулся. – Здесь есть кто-то другой. Его душа. И она плачет.
      Джеймс понял, о ком идет речь. Он отвернулся, и его опять вырвало. Спотыкаясь, он поплелся прочь, стараясь держать себя в руках. Голова раскалывалась от боли. Он боялся, что от всего пережитого потеряет рассудок.
      – Джеймс! – К нему подъехал тесть. – Мы уезжаем. Теперь эти шайены больше не побеспокоят нас. – Он внимательно посмотрел на зятя. – Джеймс, что, черт возьми, с тобой происходит?
      Джеймс выпрямился и с трудом взобрался на коня. Затем с красным от гнева лицом повернулся к своему тестю.
      – Да, сэр, они больше не потревожат нас. И даже мой племянник.
      Трит нахмурился.
      – О чем ты говоришь?
      Джеймс, стиснув зубы, подъехал ближе.
      – Здесь была стоянка женщин и детей, которые мирно дожидались приказа правительства. Вы можете гордиться тем, что здесь случилось, дорогой тесть, но я не могу. Это худшее, что я видел в своей жизни и в чем принимал участие. И хотя я не убивал, я чувствую свою вину. Я виновен перед ними больше, чем любой из вас. Продолжайте свой поход с Чивингтоном. Я покончил с этим!
      – Джеймс! Куда ты собрался? – требовательно спросил тесть.
      – Я еду домой. Вы можете оставаться с Убийцей, если хотите, а я еду к Виллене, – он развернул коня, – чтобы сказать ей, что ее дети имеют в своих жилах индейскую кровь! – Он оскалился почти как сумасшедший.
      Остальные в изумлении уставились на него, большинство из них подумали, что нападение на индейцев повредило ему рассудок. Возможно, его ударили по голове. Со временем это пройдет.
      Трит смотрел Джеймсу вслед, пока тот на исчез из виду, затем посмотрел на Чивингтона, который горделиво сидел в седле. Трит не разделял его радости по поводу «победы», он не убивал и не калечил женщин. Он привык сражаться в честном, открытом бою, а сегодня произошла просто позорная бойня.
      Он поскакал вслед за Джеймсом, обеспокоенный его душевным состоянием, надеясь, что к зятю вернется разум прежде, чем тот доедет до Денвера.

* * *

      Кейл лежал до тех пор, пока не ушел последний солдат. Ему удалось встать на колени, и он пополз к оврагу, содрогаясь и плача от вида изуродованных трупов вокруг него. На сердце его была скорбь, рассудок едва не помутился от ужаса. Он с трудом встал на ноги и, пошатываясь, спустился на дно оврага.
      Холодея от ужаса, он стал рассматривать тела женщин и детей.
      – Пуночка, – всхлипнул он, – где ты?
      Он вздрогнул от неожиданности, услышав голос своего младшего сына, Маленького Орла.
      Мальчик подбежал к нему, и Кейл подхватил его на руки.
      – Сын! Мой сын!
      – Они убили маму, – заплакал мальчик, прижимаясь к Кейлу.
      – Люди в синем кололи ее большими ножами. Они кололи Желтого Волка и Голубой Цветок.
      Кейл спустил мальчика на землю.
      – Покажи мне, – задыхаясь, проговорил он. Маленький Орел повел своего отца туда, где, раскинув руки и ноги, лежала раздетая и изрезанная саблей Пуночка, а рядом – их мертвые дети.
      Кейл запрокинул голову и издал дикий протяжный крик. Так скорбно и пронзительно не мог кричать ни один зверь из тех, что обитали на просторах Колорадо.

      Лучи восходящего солнца осветили спальню, где Том и Хуанита двигались в упоительном для обоих ритме. Они были вместе уже пятнадцать лет, и тридцатитрехлетняя Хуанита, подарившая Тому семерых детей, казалась ему еще более красивой, чем прежде. Этим утром они занимались любовью лишь для того, чтобы напомнить себе, что жизнь продолжается, потому что вся семья была охвачена глубокой печалью. Прошло уже три дня с тех пор, как сюда приехали Парнэллы и присоединились к Калебу, Тому и Хуаните в тревожном ожидании конца жизненного пути Сары Сакс. Сюда же был вызван и отец Хуарес, который сейчас находился с нею.
      Том задумчиво смотрел перед собой. Иногда он с болью думал об уходящей молодости, но все же он был еще энергичным и сильным, полным желания продолжать свое дело, чтобы оставить детям значительное состояние. Золотая жила в конце концов иссякла, но он не очень печалился по этому поводу, поскольку с умом вкладывал деньги, полученные от продажи золота. Его состояние было так же прочно и велико, как и его любовь к Хуаните.
      – Я люблю тебя, жена моя, – сказал он и поцеловал ее в щеку.
      Она улыбнулась.
      – Я тоже люблю тебя.
      Том приподнялся на локте и поцеловал ее пышную грудь.
      – Сегодня я слишком долго залежался в постели. Ведь мы с тобой обычно встаем на рассвете.
      Она глубоко вздохнула.
      – Тебе лучше быть сегодня поближе к дому, – печально проговорила она.
      Он знал, что имеет в виду жена. Скорее всего, Сара Сакс не переживет сегодняшний день.
      Он откинулся на подушку и уставился в потолок.
      – Не знаю, что мне сделать для отца, Хуанита. Всю свою жизнь он помогал мне, направлял меня, учил быть сильным и сам всегда был сильным. Но на этот раз, боюсь, он не выдержит. Теперь моя очередь ему помочь. Но если он ее потеряет, никто не сможет утешить его.
      Глаза Хуаниты наполнились слезами.
      – Я люблю ее как мать, Том.
      – Я знаю. – Он погладил ее руку. Кто-то стучал в дверь.
      – Кто там? – спросил Том.
      – Это я, Линда.
      Том быстро оделся и пригладил рукой волосы, затем подошел к двери и открыл ее. За дверью стояла Линда, полностью одетая. В ее глазах стояли слезы.
      – Ей хуже?
      Линда кивнула и посмотрела мимо него на Хуаниту.
      – Отец сказал, что она хочет всех видеть. Я пойду помогу одеть детей.
      Она повернулась, чтобы идти, но Том схватил ее за руку.
      – Что мы можем сделать, Линда? Я чувствую себя таким беспомощным.
      Она дотронулась до его плеча.
      – Я не знаю. Отец просто… ходит по комнате, как потерянная душа, разговаривает с детьми так, как будто ничего не происходит, пытается быть сильным. И говорит о матери так, как будто… как будто она будет еще жить и жить. Он постоянно повторяет, что построит их собственный маленький дом, где мама устроит все, как ей хочется.
      Она покачала головой и расплакалась. Том обнял ее за плечи и прижал к себе.
      – Я знаю, как тебе тяжело, Линда. Она так много значит для тебя. Но у тебя всегда будет Джесс, Хуанита и я. Надеюсь, ты понимаешь, что отец, скорее всего, уедет после того, как ее не станет. Он вернется назад, к шайенам. Не старайся удержать его, ему будет только тяжелее. Мы его потомки. Мы будем продолжать жить и прославлять его имя.
      – Да, – прошептала она, всхлипывая. Линда ушла, а Том вернулся в спальню.
      – Нам надо торопиться.
      Хуанита вытерла слезы и посмотрела в окно.
      – Хорошо, что светит солнце, – рассеянно проговорила она. – Она любит солнце.

* * *

      Калеб стоял около окна, наблюдая, как работники ранчо загоняют лошадей в загон. Жизнь продолжалась, и это подтверждали внуки, стоящие вокруг постели Сары. На мальчиках были нарядные костюмчики, на девочках красивые платья. Младшие дети сопели и шмыгали носом.
      Калеб стоял словно в оцепенении. Он не хотел верить в происходящее. Не мог. Он упорно смотрел в окно, не поворачиваясь к Саре, лежавшей среди подушек и по очереди разговаривавшей с каждым внуком.
      – Не выбирай такую жизнь, которая постоянно связана с оружием, Джонни, – слабым голосом говорила она. – Не заставляй из-за этого тревожиться твою мать. Будь поближе к матери, Джессика. Мать и дочь должны всегда быть подругами, – обратилась она затем к своей старшей внучке.
      Затем настал черед сыновей и дочерей Тома Сакса. Для каждого из них нашлось у Сары доброе слово: и для Тони, которому было пятнадцать, и для Рикки, которому уже исполнилось двенадцать, и для десятилетнего Андреса и девятилетней Розанны, для семилетней Луизы и для самых младших – шестилетнего Родригеса и четырехлетней Эдвины.
      – Подойди сюда, Том, – услышал Калеб. – Ты был для меня лучшим сыном, чем мой собственный сын.
      И опять Калеб почувствовал гнев по отношению к Джеймсу. Где он? Почему его нет рядом с умирающей матерью?
      – У тебя теперь все будет хорошо, Том, – говорила Сара. – Ты сумел побороть ненависть в своем сердце.
      Том что-то сказал в ответ. Но Калеб не слышал его. Он вообще ничего не хотел слышать. Не хотел чувствовать.
      Потом Сара заговорила с Хуанитой:
      – Ты такая хорошая жена для Тома. И как хорошо, что у тебя так много детей… и все такие красивые. Я всегда хотела иметь… много детей…
      Калеб почувствовал, что ему тяжело дышать. Саре пришлось от многого отказаться в жизни. Какая бы замечательная мать из нее получилась, имей она условия для нормальной жизни. Милой, любящей, счастливой девочке, которую он когда-то встретил в маленьком форте, пришлось от многого отказаться, и в этом виноват он, Калеб Сакс. Ведь она полюбила его!
      – Отец, все было так, как должно было быть! – К Калебу подошел сзади Том. – И Сара всегда говорила это. Никто не любил ее больше, чем ты.
      – Принеси мне… немного виски, – не поворачиваясь, выдавил из себя Калеб.
      Том вздохнул.
      – Да. Я сейчас вернусь. – Он ушел, а Калеб уставился на огромную картину с изображением черного жеребца.
      Около Сары теперь стояла Линда.
      – Доченька моя, – тихо проговорила Сара. – Как хорошо, что Господь помог нам найти друг друга… Мы не можем скорбеть о тех днях, Линда.
      – Ты нужна мне, мама, – прошептала Линда. – Я люблю тебя.
      – Конечно, ты любишь меня, но ты больше не нуждаешься во мне так, как раньше. У тебя есть Джесс, Джонни и Джессика. И у тебя есть Том и его семья. Спасибо, Джесс, за то, что так добр к моей Линде. Ты очень хороший человек. Спасибо.
      Наступило молчание. Калеб услышал, как сзади подошел Джесс.
      – Мама, – простонала Линда.
      – Моя красивая… драгоценная доченька, моя… Линда.
      Сара чувствовала, как смерть протягивает к ней свои костлявые руки. Нет! Еще немного! Ей нужно сделать еще одну вещь.
      – Позови Калеба!
      Линда наклонилась и поцеловала ее в щеку, затем поднялась, изо всех сил пытаясь не разрыдаться на глазах у матери. Она подошла к отцу.
      – Мама хочет видеть тебя, отец, – сказала она. Калеб повернулся, и Линда едва узнала своего отца. За ночь он постарел на несколько лет. Да, он был уже не молод, но всегда выглядел моложавым, оставаясь стройным и сильным. Сейчас он весь почернел от горя, глаза потухли, руки безжизненно висели вдоль тела.
      Он молча отдал Линде пустой стакан и подошел к Саре.
      – Мой Калеб, – улыбнулась она и внезапно вся преобразилась, светясь неземной красотой. – Отнеси меня… к дереву… нашему дереву.
      – Сара, ты не должна… тебе нельзя… – запротестовал Калеб.
      – Ты сможешь отнести меня. – На ее глаза навернулись слезы, она почти умоляла его. – Пожалуйста, Калеб. Пожалуйста… возьми меня туда. Пусть это произойдет там… не здесь. Я хочу быть только с тобой… под нашим деревом. – Слеза медленно сползла по ее щеке.
      Калеб не знал, сколько он еще сможет выдержать.
      – Хорошо, – тихо сказал он. – Приготовь коляску! – обратился он к Тому. – Я отвезу Сару к огромной сосне на холме, где мы часто бывали вместе.
      – Что? Отец, ты не можешь сделать это.
      – Я могу это сделать, черт возьми, – рявкнул Калеб. – Сара хочет, чтобы я отнес ее туда, и я выполню ее просьбу.
      Линда схватилась за грудь и отвернулась, а Том пристально посмотрел на отца, затем кивнул.
      – Хорошо. Я приготовлю коляску.
      – Том! – окликнул его Калеб. – Я не хотел тебя обидеть.
      Том грустно улыбнулся и покачал головой.
      – Тебе и не нужно это объяснять. – Он вышел. Калеб подошел к дочери и положил руки ей на плечи.
      – Ты ведь все понимаешь, да? Она хочет туда. Она умирает и не желает, чтобы это произошло здесь.
      Линда кивнула. Она не могла ничего ответить ему, слезы душили ее. Джесс увел ее из спальни.
      Калеб повернулся к Хуаните и попросил забрать детей на кухню и покормить. Хуанита встретилась с ним взглядом и поняла, что время, которое еще отпущено Саре, предназначено только для них двоих.

* * *

      Калеб остановил коляску у подножья холма, взял Сару на руки и понес. Его руки все еще были сильными, а ее тело маленьким и невесомым. Его жена уткнулась ему в плечо и жадно вдыхала знакомый запах оленьей кожи, солнца и ветра. Она всегда любила его, этого красивого, мужественного индейца, которого узнала, будучи еще совсем маленькой.
      Калеб принес жену к дереву и сел, держа ее на коленях. Сара смотрела на громадную сосну, должно быть, дерево намного старше их. Глядя на него, кажется, что человеческая жизнь длится всего несколько часов, а не лет. Дерево напоминало ей Калеба – старое, но еще высокое и сильное.
      – Тебе не холодно? – спросил ее Калеб. Стоял декабрь 1864 года. В долине Сакраменто зима почти не отличалась от лета, но последние несколько дней были холоднее обычного.
      – Мне всегда тепло в твоих руках. – Сара посмотрела на него и испугалась его страшного вида. – Калеб, не надо… Мы ведь давно все знали, правда? Здесь, в Калифорнии, все было так чудесно, так красиво и спокойно. Я имела все… даже слуг! – Она улыбнулась. – Это так забавно… иметь слуг. Ты считал, что я всегда должна была иметь все это. Но для меня это неважно. Если бы пришлось, то я жила бы с тобой в вигваме.
      Он с большим трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться от отчаяния.
      – Я знаю, Сара.
      Сейчас она казалась счастливой и умиротворенной. Ее глаза светились от любви и радости. Калеб заметил, что она испытывает небывалый прилив энергии. В последние несколько месяцев Сара едва могла разговаривать, у нее хватало сил на несколько фраз, и, утомленная, она сразу же засыпала.
      В последние недели она почти не понимала, где находится, не узнавала Калеба и внуков, и Калеб один ухаживал за ней: мыл, одевал, кормил с ложечки. Эти два дня она уже не ела. Бесполезно, в ее желудке ничего не оставалось. Но сегодня Сара словно очнулась, ей хотелось говорить и говорить, жизнь будто снова вернулась к ней, но Калеб знал, что это значит. Не было никакой надежды на внезапное выздоровление. Это были их последние минуты вместе.
      – Калеб, я хочу, чтобы ты мне пообещал… выполнить мое желание… два моих желания.
      Он ласково провел рукой по ее седым уже волосам.
      – Я знаю, что ты всегда сдерживаешь свои обещания. Я хочу уйти с миром, Калеб. – Она посмотрела в его пронзительно голубые глаза. – Джеймс.
      В глазах Калеба появился холодный блеск.
      – Ты должен найти его… и простить. Скажи ему, что я люблю его и всегда любила. Я не держу на него зла… только он недостаточно любил своего отца, и это меня огорчало. Но сейчас, когда ты его найдешь, он поймет, что очень любит тебя.
      – Сара, не знаю, смогу ли я простить его за то, что он сделал.
      – Ты должен! – она повысила голос. – Пожалуйста! Ты должен обещать мне, Калеб. Он наш сын. Он заслуживает, чтобы его любили так же, как и остальных. По крайней мере, скажи ему, что его всегда любили. Обещай, что найдешь его и простишь.
      Калеб смотрел в ее умоляющие зеленые глаза. Он не мог отказать ей. Он никогда ей ни в чем не отказывал. И сейчас, когда она при смерти, он тем более не сможет этого сделать.
      – Обещаю, – тихо сказал он. Сара глубоко вздохнула.
      – А вторая моя просьба, Калеб, чтобы ты сдержал свое обещание, которое давал мне когда-то. Ты собирался вернуться к шайенам. Вернись к ним и отыщи Кейла, сообщи Линде, что все в порядке. Оставайся со своим народом. Ты всегда был в душе с ними. Сделай это не только ради себя, но и ради нас с тобой. – В ее глазах появилась печаль. – Я хочу, чтобы ты сражался с теми белыми, которые мешали нам жить так, как мы того хотели, из-за которых мы потеряли столько лет и жили в разлуке.
      Ее слова удивили его.
      – …А когда ты умрешь в бою… такой, как ты, Калеб, может умереть только в сражении… ты опять станешь Голубым Ястребом, который сражается за свои права, за права своего народа. И когда-нибудь ты присоединишься ко мне, и ничто не сможет встать между нами.
      По ее лицу блуждала слабая улыбка. Она счастливо вздохнула, зная, что скоро они опять будут вместе в том мире, где нет ни слез, ни боли.
      – Я вернусь, – нежно проговорил Калеб. – И найду Джеймса. И постараюсь простить его. А потом я разыщу Кейла, и мы будем сражаться вместе. Я достаточно жил здесь со своими детьми и внуками. Теперь настало время найти Кейла и Джеймса.
      – Да, – прошептала Сара. – Семья. Ты связываешь всех их вместе. И все началось с той пещеры, где мы любили друг друга в первый раз. Я так хорошо помню эту пещеру, Калеб.
      – И я тоже, – с трудом проговорил он. Комок в горле мешал ему дышать.
      – Поцелуй меня, Калеб. Поцелуй меня так, как ты целовал меня всегда.
      Он грустно улыбнулся и приник к ее губам, чувствуя, как из нее уходит последнее дыхание. Калеб принял в себя ее последний выдох, как будто хотел навсегда сохранить в своем теле частичку ее жизни.
      Это произошло…
      – Я люблю тебя, Сара, – прошептал он и прижал ее к себе.
      Калеб не хотел отпускать ее. Отпустить – значит признать, что его возлюбленная умерла.
      Внизу, во внутреннем дворике, среди цветущих роз, которые так любила Сара, сидели Том, Линда и Джесс. Они молчали и слушали пение птиц. Вдруг раздался леденящий душу крик, который перешел в протяжный тоскливый вой, похожий на вой раненого зверя. Пение птиц прекратилось, легкий ветерок стих. Наступила внезапная тишина.
      Линда встала и посмотрела туда, где на холме виднелась огромная сосна.
      – Она умерла, – с тихим вздохом вырвалось у нее из груди.
      Том тоже это знал. Он знал, что кричал не зверь. Кричал Калеб Сакс – Голубой Ястреб.

      Кровавая бойня у Песчаного Ручья вызвала к жизни многочисленные нападения индейцев на белые поселения. Такого здесь еще не знали. Многие индейские племена объединились и вместе выступили в поход против белых. В феврале 1863 года был полностью сожжен небольшой городок на юге Колорадо. Индейцы громили склады с провизией, грабили магазины. Они нападали на почтовые кареты, перевозившие деньги для армии, разрывали на кусочки банкноты и пускали их по ветру.
      Дух мщения давал шайенам силу и упорство. Их сердца ожесточились. Они захватили форт Ранкин, где оставили в живых лишь восемнадцать человек. Перерезали телеграфные провода, подожгли столбы и совершенно отрезали этих людей от всего мира. Несколько дней индейцы шумно праздновали победу, а к тому времени, как они ушли, почти все, кто находился в форте, погибли от голода.
      Затем индейцы двинулись на север, их вел Медведь, Парящий Наверху, потерявший жену и двоих детей. Индейцы гордились тем, что во главе их стоит внук Голубого Ястреба.
      Позади ожесточенных шайенов тянулся кровавый след из трупов животных и людей.
      С каждой новой победой индейцы воодушевлялись все больше и больше, в них крепло желание вернуть земли, принадлежавшие им согласно договору в Ларами. Южные шайены объединились с северными, и их стало так много, что некоторые форты сдавались без боя.
      Гражданская война на Востоке подходила к концу. Для шайенов это было хорошее время. Многие территории Колорадо остались без защиты военных, и индейцы наслаждались своими последними победами, не подозревая о том, что с окончанием войны тысячи солдат будут посланы на запад, чтобы воевать против них.

* * *

      Калеб сидел среди скал и смотрел на раскинувшийся внизу поселок шайенов. Ветер шевелил его длинные черные волосы, отбрасывая их с морщинистого лица. Его лицо еще хранило следы гордой красоты, но не отражало радости жизни; на нем отпечаталось только горе и страдание.
      Он такой же индеец, как и те, кто живет внизу. Даже наряд у него теперь полностью индейский, вплоть до расшитых бисером мокасинов. Рядом с ним лежал томагавк, который он стащил из враждебного племени Чиппева, когда ему исполнилось всего девять лет. Калеб так гордился этим и навсегда запомнил тот день. Неужели это произошло шестьдесят лет назад? Как это случилось? Почему время пролетело так быстро? Почему из них двоих остался именно он?..
      Ветер швырнул в лицо пыль, но Калеб сидел неподвижно и, не мигая, смотрел прямо перед собой. Возможно, он найдет способ снова захотеть жить. Ведь он так любил эту землю. Казалось, Сара не отпускает его и постоянно находится поблизости: спит рядом с ним, едет верхом на коне вместе с ним, разговаривает с ним у ночных костров.
      Сара! Как может человек перенести груз одиночества? Он посмотрел на дымок от костров. Здесь он дома. Здесь ему будет легче переносить боль утрат. У него будет совершенно другая жизнь. Он больше не будет Калебом Саксом. Он станет Голубым Ястребом.
      Сара просила его вернуться к этой жизни и сражаться с теми, кто чуть не разрушил их огромную любовь. Он посмотрел на свои морщинистые руки и подумал, что недолго ему еще оставаться на этой земле. Скоро он опять соединится с Сарой, и никто не сможет их разлучить.
      Калеб стал спускаться к поселку, ведя за собой коня. Сейчас его единственным желанием было найти внука и убедиться, что тот жив.
      На посту находились двое молодых индейцев, которые требовательно спросили, кто он такой. Калеб печально посмотрел на них. Конечно, они не знают его. Слишком долго он жил другой жизнью. Он быстро ответил на языке шайенов.
      – Голубой Ястреб, дед Медведя, Парящего Наверху. Я ищу своего внука.
      Оба индейца мгновенно выпрямились при упоминании его имени.
      – Ты – Голубой Ястреб, о котором рассказывают из поколений в поколение долгими зимними вечерами? – спросил один из них.
      Калеб грустно улыбнулся.
      – Да.
      Они оценивающе оглядели его. Да, он был старым, но седина в волосах и морщины на лице не обманули их. Этот человек был еще сильным и мог представлять собой грозную силу для своего противника.
      – Медведь, Парящий Наверху, живет среди нас, – ответил второй индеец.
      У Калеба полегчало на душе.
      – Отведите меня к нему.
      Впервые после смерти Сары в его глазах мелькнул радостный огонек.
      Они повели его в поселок, громко сообщая о том, что с ними идет Голубой Ястреб.
      – Нам повезло! Теперь мы действительно станем сильными.
      Весть о том, что приехал Голубой Ястреб, быстро разнеслась по поселку. Многие вышли из вигвамов, чтобы поприветствовать знаменитого воина. Собаки подняли лай и путались под ногами людей, отзываясь на всеобщее возбуждение. Калеб почувствовал, что шайены недавно праздновали очередную победу, в воздухе еще царило торжество. Но вместе с тем ощущались страх и бессилие. Он заметил, что некоторые пьют виски, а женщины выглядят усталыми и изможденными.
      Они приблизились к одному из вигвамов и оттуда вынырнул молодой человек. Калеб остановился как вкопанный.
      – Медведь!
      – Дедушка! – прошептал Кейл и быстро опустил голову, скрывая навернувшиеся на глаза слезы.
      Из вигвама показались мужчина и женщина, а с ними несколько детей, и все с любопытством уставились на Калеба. Он откинул полог, закрывающий вход в вигвам и вошел внутрь. День стоял теплый, и несколько шкур были подняты для проветривания жилища.
      Как только Калеб очутился внутри, он почувствовал, что наконец-то пришел домой.
      – Медведь, Парящий Наверху, – хрипло сказал он со слезами на глазах, глядя на красивого молодого человека, стоявшего перед ним. В глазах внука Калеб видел скорбь, которая до конца не исчезла, хотя Кейл искренне обрадовался встрече.
      – Дедушка, – простонал вождь и обнял Калеба.
      Некоторое время они молча сжимали друг друга в объятиях. Затем Калеб заметил мальчика лет пяти, с удивлением смотревшего на них. Ребенок был точной копией Кейла.
      – Это твой сын?
      – Да. Он единственный остался в живых из моей семьи. Мою Пуночку, дочь и сына убили около Песчаного Ручья.
      Калеб встревоженно посмотрел на Кейла. Вот откуда такая печаль в его глазах. Как много пришлось пережить его внуку. Калеб слышал о том, что произошло возле Песчаного Ручья, когда останавливался в форте Холл, пересекая Кордильеры. Да, там, в Калифорнии, осталась его семья, но так и должно быть. Теперь его семья здесь. Одно обещание он уже выполнил, осталось выполнить еще одно. Калеб подошел к мальчику и погладил его по голове.
      – Как его зовут?
      – Маленький Орел.
      Калеб не смог сдержать слез. Его правнук! Если бы только Сара видела его! Он прижал к себе мальчика.
      – Маленький Орел, – нежно повторил он его имя.
      Кейл судорожно сглотнул, прежде чем осмелился спросить.
      – Бабушка. Она… умерла?
      – Да. Я обещал ей, что найду тебя и проведу остатки дней среди шайенов.
      Теперь Кейла просто распирало от гордости.
      – Ты принесешь нам удачу, дедушка. Много ужасного произошло здесь. Но мы стали сильнее. Мы теперь гордые и злые. Все устали от пустых обещаний.
      Калеб отпустил правнука и внимательно посмотрел на Кейла.
      – Ты хорошо выглядишь, но я вижу скорбь в твоих глазах.
      – Ты понимаешь меня, дедушка. Отдохни немного. Ты голоден? Может, хочешь воды?
      – Нет. С тех пор, как умерла твоя бабушка, все мои чувства и желания притупились. Я ничего не хочу. Я только рад нашей встрече.
      Он устало опустился на подстилку, Кейл сел напротив него.
      – Не могу объяснить словами, что я сейчас чувствую, дедушка. Давно я не был таким счастливым. Со свадьбы, которая была в пятьдесят первом около форта Ларами. – Он закрыл глаза, борясь с воспоминаниями. – Расскажи мне все, дедушка, о маме и Томе. Как там в Калифорнии?
      Калеб рассказал ему об огромном состоянии Тома, о банде «плохих», о мексиканской войне, о племянниках Кейла.
      – Я дал обещание твоей бабушке. Мне придется тебя ненадолго оставить и отыскать Джеймса.
      Кейл весь напрягся, в глазах полыхнула ненависть.
      – Джеймс! – С горечью сказал он. – Ты разве ничего не знаешь?
      – Ты о чем? – нахмурился Калеб.
      – Джеймс был на Песчаном Ручье среди добровольцев из Денвера.
      Эта новость словно ножом ударила в сердце Калеба. Он с трудом перевел дыхание и опустил голову.
      – Дедушка, извини. Эта новость для тебя стала неожиданной.
      Калеб покачал головой.
      – Все в порядке. Я не знаю почему, но я предчувствовал это. – Он встретился взглядом с Кейлом. – Я обещал Саре найти и простить его за то, что он отрекся от нас. Сара никогда больше не увидит своего сына. Мне будет трудно простить его, но я обещал. И ради памяти Сары ты тоже должен простить его, Медведь, Парящий Наверху.
      Его глаза увлажнились.
      – Не знаю, что побудило его идти против своей крови, но я уверен, что он страдает не меньше, чем мы. Страдает от своего предательства.
      Кейл закрыл глаза и вздохнул.
      – Я не уверен, что смогу простить его, разве только он будет жить с нами вместе. – Он посмотрел в глаза Калебу, удивляясь, что они у него все такие же яркие, как и в молодости. – Солдат приказал ему пристрелить меня, но Джеймс не сделал этого. Он только притворился, что убил меня. Я видел выражение его глаз. Ты прав. Он живет а аду. Он поклялся, что не убивал ни женщин, ни детей, но… он был там, – голос Кейла прервался. – Слава Богу, что ты всего этого не видел, дедушка, – женщин и детей, изуродованных до неузнаваемости, с отрезанными руками, ногами, вспоротыми животами… Многие из нас до сих пор видят кошмары по ночам. Наши сердца ожесточились, дедушка, и полны жажды мести. Мы будем продолжать воевать.
      – Мне знакомо это чувство, Медведь, Парящий Наверху. И я буду воевать рядом с тобой.
      Кейл удивленно посмотрел на него. Его дедушке, должно быть, уже семьдесят. Калеб улыбнулся.
      – Я знаю, о чем ты подумал, но я все еще силен и по-прежнему хорошо стреляю. И я хочу умереть, защищая свой народ. Сара всегда знала это, поэтому и взяла с меня слово вернуться к шайенам. Не беспокойся за меня, Кейл. Я с радостью встречу смерть, если она будет во благо шайенов. И тогда я быстрее воссоединюсь со своей Сарой.
      Кейл погладил его по руке.
      – Я знаю, как ты любил ее. И знаю, как ты страдаешь.
      – Да, мы скорбим, но жизнь продолжается, – вздохнул Калеб. Ему хотелось кричать оттого, что его сын принимал участие в кровавой резне. Сара никогда не узнает об этом, как не узнает и о том, какую ношу взвалила на плечи Калеба. Как много он должен простить своему сыну.
      – Ты останешься здесь хотя бы на несколько дней, прежде чем поедешь к Джеймсу? – спросил Кейл. – Этот вигвам принадлежит тете моей Пуночки. Она и ее муж будут гордиться тем, что у них гостил Голубой Ястреб. Мы сегодня устроим праздник, дедушка, – сказал Кейл и немного помрачнел. – Мне так нужна твоя сила. Ведь я потерял голубое ожерелье.
      Калеб почувствовал, как болезненно сжалось его сердце.
      – Как это случилось, где?
      – Около Песчаного Ручья. Я искал и искал, но нам пришлось уйти оттуда, поскольку вернулись солдаты, чтобы удостовериться в том, что не осталось ни одного живого индейца. Я бы лучше отрезал себе руку, дедушка. Это такая потеря для меня. В том ожерелье вся моя сила. Ты подарил мне его, когда я родился, а потом подарил мне и солнечный камень.
      – Не расстраивайся, Кейл. Ты не потерял свою силу. Наверное, ожерелье потребовалось кому-нибудь другому, кого мы даже не знаем. Силу придает кровь, которая течет в наших жилах и передается от отца к сыну. Ожерелье тебе больше не нужно.
      – Я хотел передать его Маленькому Орлу. Что я теперь подарю ему, дедушка? Какое будущее ждет его? Мы будем воевать и, возможно, умрем, но дети должны жить. Придет день, и белые одержат полную победу. Я не такой глупец, чтобы сомневаться в этом. Ему придется расти в этих вонючих резервациях. Я не хочу для него такой жизни, дедушка. В резервациях многие молодые люди кончают с собой, особенно те, кто выпивает. Что я могу для него сделать, дедушка?
      Калеб вздохнул.
      – Не знаю. Мне нужно о многом подумать, Кейл. Но прежде я должен найти Джеймса. Хорошо, что я повидал тебя. Из Денвера я пошлю письмо твоей матери и сообщу, что у тебя все в порядке и что у нее есть внук. Ей нужны хорошие новости, особенно сейчас, после смерти Сары.
      Кейл кивнул, затем наклонился вперед и поцеловал Калеба в щеку.
      – Будь осторожен в Денвере, дедушка. Там очень опасное место для таких, как ты. Очень опасное.
      Калеб горько улыбнулся, подумав о Джеймсе.
      – Но не для индейцев, которые выглядят как белые.

* * *

      Виллена медленно поднялась со стула, вглядываясь в силуэт приближающегося всадника. Солнце освещало его сзади, и было трудно что-нибудь разглядеть, кроме развевающейся на ветру бахромы на рукавах. Она подошла к ступенькам веранды и увидела, что это был настоящий индеец. Он остановился перед домом и оглядел его странно печальными глазами, затем перевел свой взгляд на нее.
      Удивительно, но она не испугалась его и даже не стала звать слуг с ружьями. Индеец казался старым, но вовсе не слабым. Именно так она представляла себе настоящих воинов-шайенов. Он кивнул ей как старой знакомой.
      – Ты Джеймса.
      Это было утверждение, а не вопрос. Она кивнула и застыла на месте.
      – Я сразу это понял, – сказал он на чистейшем английском языке. – Ты очень красива и похожа на его мать. Возможно, именно поэтому он влюбился в тебя.
      Она молниеносно догадалась.
      – Вы его отец!
      Калеб подъехал ближе и спрыгнул с коня. Потом поднялся по ступенькам, не сводя с Виллены своего взгляда.
      – Я спросил в тех домах, где живет Джеймс Сакс. Я так и знал, что у него будет самый богатый и красивый дом в Денвере. Я не сомневался, что мой сын станет очень состоятельным и добьется успеха. В конце концов, ради этого он предал свою мать и свою кровь.
      Она уловила горечь в его словах, и ее глаза наполнились слезами, но она смело выдержала взгляд Калеба. Джеймсу нужна помощь, и этот человек поможет ему. Она не должна терять ни минуты.
      – Это не совсем так, мистер Сакс. Джеймс очень хороший человек, и я очень его люблю. Просто он боялся потерять все… что имел… включая и меня. Ему следовало бы больше доверять мне и сразу все рассказать.
      Калеб нахмурился. Очевидно, его сын все же сказал жене правду. Старик внимательно посмотрел на невестку. Ему понравилась эта женщина, очень красивая и довольно смелая. И она очень походила на молодую Сару, которая заступилась за него перед своим отцом.
      Виллена подошла ближе.
      – Слава Богу, что вы приехали! Вы не представляете, как я счастлива познакомиться с вами. Бог услышал мои молитвы. – Она схватила его за руку. – Пойдемте в дом и поговорим, мистер Сакс. Не спешите судить своего сына. То, как вы к нему отнесетесь, может быть решающим в его судьбе. Это дело жизни и смерти!
      То, как она порывисто схватила его за руку, опять напомнило ему Сару.
      – Что ты хочешь этим сказать?
      Ветер развевал длинные волосы Калеба, маленькие колокольчики, прикрепленные к повязке на лбу, нежно позвякивали. Да, это был настоящий индеец, как Джеймс и описывал его. Единственное, что отличало его – это ярко-голубые глаза. По этим глазам Виллена поняла, что этот человек может испытывать сострадание к другим.
      – Вы знаете, что он был возле Песчаного Ручья?
      – Знаю. Я уже нашел своего внука Кейла. Он рассказал мне.
      Ее глаза расширились.
      – Вы… вы ездили к ним в поселок? Она выпустила его руку.
      Он улыбнулся.
      – Я – Голубой Ястреб. Я – один из них, если ты еще не заметила.
      Ее щеки зарделись, она постаралась улыбнуться.
      – Конечно, – она вздохнула. – То, что я хочу сказать насчет жизни и смерти… – Она заметно дрожала от напряжения. – Джеймс… он пытался покончить с собой, мистер Сакс. Он очень подавлен, много пьет, а несколько недель назад я вошла в кабинет и увидела, что он сунул дуло револьвера себе в рот. – Она опустила глаза. – Если бы я не пришла… то… то он бы нажал на курок.
      Слезы полились у нее из глаз. Калеб закрыл глаза, чувствуя нестерпимую боль в груди.
      «Прости его, – умоляла Сара. – Найди Джеймса и прости его».
      Он увидел, как подъехало несколько всадников, которые тут же повернули назад.
      – Та женщина, у которой я спрашивал про Джеймса, до смерти перепугалась, увидев меня. Она решила, что тебе нужна помощь.
      Виллена быстро вытерла слезы, опустилась со ступенек и привязала коня Калеба к столбу. Затем она поприветствовала нескольких соседских работников, опять подъехавших к ее дому. У каждого из них было ружье.
      – У вас все в порядке, миссис Сакс? – спросил один из них. – Миссис Хорнби сказала, что этот индеец разыскивал ваш дом.
      – Все нормально. Это мой свекор, – она сказала это без малейшего колебания, и Калеб улыбнулся.
      – Свекор?!
      – Боже, слухи подтвердились, – добавил другой.
      – Неудивительно, что Сакс совсем рехнулся после Песчаного Ручья, – неудачно пошутил один из них.
      – Я была бы вам очень благодарна, если бы вы оставили нас в покое. – Виллена едва сдерживала свой гнев. В конце концов, они проявили заботу. – Благодарю за помощь.
      Мужчины посмотрели на Калеба и молча развернули лошадей. Один немного отстал от остальных и оскорбительно бросил Виллене:
      – Раз вы вышли замуж за одного из них, то не ждите, что мы когда-нибудь еще раз придем вам на помощь.
      Виллена вздернула подбородок.
      – Думаю, я смогу обойтись и без вашей помощи, Сэм. Если мне понадобится помощь, я позову настоящего мужчину.
      Калеб ухмыльнулся, а Сэм наградил ее хмурым взглядом и поскакал прочь.
      – Ты храбрая, – одобрительно сказал Калеб.
      – Это не храбрость. Это обыкновенный гнев, – сверкнув глазами, ответила она.
      Калеб оглядел ее. Она была привлекательна во всех отношениях, ее фигура могла свести с ума любого мужчину. Возможно, его сын наделал много ошибок в своей жизни, но поступил очень разумно, женившись на этой женщине.
      – Я даже не знаю твоего имени. Она слегка улыбнулась.
      – Виллена. Пойдемте в дом. Джеймс еще в городе. Не сомневаюсь, ему передадут, что приехал его отец. Не знаю, как он к этому отнесется, но надеюсь, что все-таки придет домой. В любом случае, мне надо кое-что сказать вам.
      Калеб вошел вслед за ней в прохладною прихожую. С потолка свисала огромная люстра. Витая лестница вела в верхние комнаты. Перила лестницы были из полированного красного дерева, а сами ступени выкрашены в белый цвет. Повсюду стояли цветы в кадках и висели дорогие картины. Она заметила, что Калеб внимательно разглядывает интерьер дома.
      – Все эти вещи ничего не значат для меня, мистер Сакс. Я бы все с радостью отдала, чтобы Джеймс был опять счастлив и здоров. – Она повела его налево, в великолепную гостиную в нежно-зеленых тонах. – Садитесь, мистер Сакс, я приведу детей. Я хочу, чтобы вы с ними познакомились.
      Он уселся в большое кресло с зеленой атласной накидкой, чувствуя себя немного скованно. Дети? У него еще есть внуки? Если бы только Сара знала об этом. Немного спустя вернулась Виллена с двумя детьми: девочкой в аккуратном платьице с оборками и мальчиком в рубашке и коротких штанишках.
      – Дети! Это ваш дедушка. Вы не должны бояться его. Он – индеец, и он очень хороший. Ваш папа вам рассказывал о нем, помните? – Она подвела их поближе. – Мистер Сакс, вот ваша внучка Элизабет, ей четыре года. А это – ваш внук Джеймс-младший, ему два года.
      Калеб пристально смотрел на прелестных детей, и девочка опять напомнила ему Сару. Он нежно дотронулся до ее щечки.
      – Когда я впервые увидел Сару, мне было девять лет, и я был диким индейским мальчиком. А Саре было шесть, немного старше тебя, – сказал он девочке. – Ты очень на нее похожа.
      – Мою бабушку зовут Сара? Он глубоко вздохнул.
      – Звали. Твоя бабушка уже умерла, Элизабет. Но она бы гордилась тобой. Она была очень красивой женщиной, и я уверен, что ты тоже будешь очень красивой.
      Воспоминания нахлынули на него. Сара! Его милая маленькая подруга!
      Виллена почувствовала, как к горлу подступил комок. Итак, Сара Сакс умерла. Она ощутила странную скорбь оттого, что никогда не сможет познакомиться с этой женщиной. Она подозревала, что Сара умерла, иначе Калеб Сакс не приехал бы сюда из Калифорнии.
      Калеб повернулся к маленькому Джеймсу и улыбкой сразу завоевал его расположение. Виллена была рада, что дети не испугались своего дедушки, несмотря на его высокий рост и необычную внешность.
      – А теперь бегите наверх и поиграйте там. Нам с вашим дедушкой надо о многом поговорить.
      – А он может остаться и поужинать с нами? – спросила Элизабет.
      – Конечно, может. Он может оставаться здесь столько, сколько пожелает.
      В комнату вошла служанка и ахнула, увидев Калеба. Она изумленно вытаращила глаза и повернулась к Виллене.
      – Все в порядке, Джоанна. Это мой свекор. Пожалуйста, принеси нам… – Она посмотрела на Калеба. – Чего бы вы хотели, мистер Сакс? Кофе? Чай? Может быть, бренди?
      – Пожалуй, для начала немного воды, – он улыбнулся, провожая взглядом внуков. Он был рад, что приехал сюда. Еще двое внуков и правнук. Его семья – прекрасная смесь двух миров. Наверное, Сара видит все с небес и знает о Маленьком Орле, Элизабет и Джеймсе-младшем.
      Он наклонился вперед, опираясь локтями о колени.
      – Расскажи мне о Джеймсе, Виллена. Я приехал не за тем, чтобы обвинять его. Я признаю, что в моем сердце много горечи, но я все вынесу на своих плечах. Мне трудно простить ему то, как он обошелся со своей матерью. Но я здесь по ее предсмертной просьбе, Виллена. Она взяла с меня обещание найти Джеймса и простить его, что я и собираюсь сделать. Возможно, мне будет легче простить его, если я буду знать, что здесь произошло. Раз мой сын пытался покончить с собой, значит, ему нужна помощь.
      – О, да! Нужна! – Виллена села рядом с ним. – Песчаный Ручей совсем уничтожил его, мистер Сакс.
      Он вздохнул.
      – Называй меня Калебом или отцом. Ведь та, которая вышла за моего сына замуж, стала мне дочерью.
      В ее глазах заблестели слезы, она опустила голову.
      – Не могу себе представить, что Джеймс не замечал вашей любви и не знал, как сильно вы любите свою семью. Не знаю, понимаете ли вы, насколько сильно он был потрясен тем, что произошло в Техасе, как он напуган тем, что это может повториться еще раз с его детьми. Мы все разные, мистер… то есть, я хотела сказать… Калеб. Кто может объяснить, почему некоторые события так влияют на нас?
      Виллена встала, чтобы взять из рук служанки поднос, на котором стоял стакан воды со льдом. Служанка быстро вышла из комнаты, словно опасаясь, что с нее снимут скальп.
      – Во всяком случае, – продолжала Виллена и, подойдя к роялю, остановилась около него спиной к Калебу, – он действительно жил, весь опутанный ложью. Но в глубине души он продолжал любить вас. Мы о многом говорили после событий на Песчаном Ручье. Он рассказал мне все, начиная со своего детства в Техасе и заканчивая днем, когда я застала его с пистолетом в руке.
      Она повернулась к нему.
      – Я думаю, вы понимаете, Калеб. Достаточно сказать, что Песчаный Ручей очень сильно повлиял на него. У него произошел нервный срыв. Он бросил всех, поехал домой и был, и был просто… – Виллена вздохнула и покачала головой. – Джеймс был совершенно раздавлен. Несколько дней он пролежал в постели и все время плакал. Я не смогла вытащить из него ни слова. Хорошо, что у него есть надежные помощники, чтобы вести дела в торговле. Я сказала всем посторонним, что он болен и не может ходить на работу.
      Виллена подошла к окну и выглянула наружу.
      – Потом он начал пить, стал раздражительным и грубым. Однажды ночью он… – она сложила на груди руки, по-прежнему оставаясь к нему спиной, – он захотел заняться со мной любовью, но вел себя грубо и оскорбительно. Когда я запротестовала, он сказал: «В чем дело? Тебе не нравится заниматься любовью с индейцем?»
      Виллена повернулась к Калебу. Щеки ее пылали.
      – Тогда я впервые поняла, что терзает его. Я спросила, о чем он, и тут его прорвало. – «Я – индеец! Я – индеец! – кричал он мне в лицо. – Твой муж – наполовину индеец, и твои дети – тоже. Что вы об этом думаете, миссис Виллена Сакс?». Она нервно потерла руки.
      – Я была так поражена, что, не помня себя, выскочила из комнаты. Остаток ночи я провела в детской, где заперлась на ключ и стала все обдумывать. Многие вещи, которые раньше мне были непонятны, стали приобретать смысл. И Бог свидетель, Калеб, я расстроилась не от того, что он мне сказал, а от того, что он не доверял мне, не верил в мою любовь. Мне было обидно, что он давно не рассказал мне все. Годами я спорила с отцом из-за несправедливого отношения белых к индейцам. И должна добавить, что когда все всплыло наружу, мой отец отрекся от меня. – Ее глаза были полны слез. – Но мне придется смириться с этим и жить дальше.
      Он с любовью смотрел на нее.
      – Ты так похожа на Сару.
      Она улыбнулась сквозь слезы и отвернулась.
      – Во всяком случае, Джеймс рассказал мне все. Мы долго, долго говорили с ним. Думаю, он понимает, что для меня не имеет никакого значения его происхождение и он не потеряет меня. Наверное, он сможет вынести потерю своих друзей и тестя. Вся эта история немного отразилась на его делах, но мы выстояли. Партнер Джеймса умер три месяца назад, и Джеймс стал единственным владельцем Торгового Дома «Хейден и Сакс», который имеет сеть магазинов не только в Денвере.
      Виллена глубоко вздохнула.
      – Ваш сын – очень богатый человек, Калеб. Но он очень несчастлив. Хотя он и скрыл то, что в его жилах течет индейская кровь, но не смог жить с этой тайной и грузом вины за то, что отрекся от вас. Он не может жить, зная, что никогда не увидит своих родителей, не может жить с воспоминаниями о Песчаном Ручье. Ночью его мучают кошмары, он просыпается и плачет, как ребенок. Джеймс часто берется за бутылку, чтобы немного успокоиться и забыться. Я делаю все, чтобы ему помочь. Я люблю его, но я не тот человек, который может полностью исцелить его сердце и душу. Помощь должна прийти из семьи, которую он оставил. Если Джеймс сам не научится прощать и не простит в первую очередь себя, то он опять возьмется за револьвер. – Ее голос прервался. – И на этот раз, возможно, я могу не успеть вовремя.
      Она облокотилась на рояль и зарыдала. Калеб подошел к ней и положил ей на плечо руку.
      – Он мой сын, Виллена. Отец может сердиться на своего сына, но никогда не перестанет любить его. Я прямо сейчас поеду в город и поговорю с ним.
      – Нет, нет! Вы не должны туда ехать. – Она повернулась к нему лицом. – Это очень опасно. Ради Джеймса, оставайтесь здесь и не дайте себя застрелить. Это окончательно погубит его. Пусть он приедет домой.
      Калеб кивнул.
      – Ну хорошо, если ты считаешь, что так будет лучше.
      Она схватила его за руки.
      – По крайней мере, он признал свое происхождение, Калеб. Джеймс рассказал об этом всем своим друзьям и, конечно, потерял некоторых из них. Но теперь все это его мало волнует. Он – сильный, удивительный человек. Его гложет его собственная вина. Если он избавится от нее, то будет очень счастливым человеком. Он хороший муж и отец, очень умный, образованный и трудолюбивый. Нельзя дать погибнуть такому человеку. Вы должны остановить это. Я знаю, вы в силах помочь ему. – Она вытерла глаза.
      – Я сделаю, что смогу, Виллена, – заверил ее Калеб. – Возможно, я помогу ему залечить его душевную рану.
      Виллена посмотрела на него и неожиданно крепко обняла.
      – Вы сможете, я знаю, что вы сможете. Слава Богу, что вы появились здесь. Я чуть с ума не сошла, пытаясь что-нибудь сделать. Я здесь так одинока. Как хорошо, что Бог послал вас сюда.
      Калеб прижал ее к себе, думая о том, как полюбила бы Сара эту молодую женщину. Какое удивительное чутье было у его жены. Каким-то образом она знала, что их сын в них отчаянно нуждался. Калеб чувствовал, как постепенно проходит его гнев. Он приехал сюда, чтобы выполнить обещание, данное Саре. И он сдержит его не только ради Сары. Сделает это потому, что в своем сердце он уже простил сына.
      – Нет, Виллена, это не Бог послал меня сюда. Меня послала сюда Сара.
      Понадобились годы разлуки и ужас Песчаного Ручья, чтобы между отцом и сыном появилась та близость, о которой всегда мечтал Голубой Ястреб. Как жаль, что потеряно столько лет и у него всего несколько дней, чтобы все уладить. Он закрыл глаза.
      – Помоги мне Махео, помоги, – молился он.

      Всю дорогу домой Джеймс чувствовал, что что-то не так, и испытывал смутное беспокойство. Возможно, он это унаследовал от отца. Калеб Сакс, казалось, всегда знал, если происходит что-то неладное с теми, кого он любит. С теми, кого любит? Неужели что-нибудь случилось дома, с детьми? Или Вилленой? Он поскакал быстрее, оставляя за собой разросшийся Денвер и направляясь к единственному источнику счастья и покоя – к Виллене.
      Бедная Виллена! Ей пришлось столько пережить, столько вытерпеть из-за него. Но она так терпелива и все понимает. Даже в самых смелых мечтах он не мог представить себе, что она все равно будет любить его, когда узнает всю правду. Как хорошо, что все открылось. Ему стало намного легче на душе, но поход с «добровольцами» на индейцев не давал ему спать по ночам.
      Он въехал на подъездную аллею и сбавил ход коня. Перед домом была привязана незнакомая лошадь, Джеймс подъехал поближе. Это был крупный жеребец. Таких обычно предпочитал его отец. Действительно, конь принадлежал индейцу. Джеймс определил это по небольшому седлу и свернутому индейскому одеялу. Слева, на крупе коня, было нарисовано солнце.
      Внезапно Джеймс похолодел, ладони мгновенно стали влажными. Он объехал коня и с другой стороны крупа увидел отчетливое изображение Голубого Ястреба. Он бросил взгляд на входную парадную дверь и увидел Виллену. Мгновение они молча смотрели друг на друга, затем она сбежала вниз по ступенькам.
      – Здесь твой отец. Он сейчас среди сосен, за домом. Сказал, что будет лучше, если он поговорит с тобой наедине.
      Джеймс застыл в седле. Виллена подошла ближе и коснулась его колена.
      – Он все знает, Джеймс. Все в порядке. Пойди повидайся с ним.
      Его затрясло, он крепко вцепился в поводья.
      – Я знал, что он когда-нибудь приедет… Но все равно казалось, что этого не случится… никогда…
      – Мне он нравится, Джеймс. Мне он очень понравился, и детям тоже. Не бойся, поговори с ним. Нужно пройти через это, Джеймс.
      Джеймс сглотнул и посмотрел на зеленые холмы за домом.
      Сейчас там его ждал человек, которого Джеймс любил, но которым не был доволен. И теперь он все знал о своем сыне, всю страшную правду, весь позор. Внезапно он осознал причину приезда отца. Глаза его увлажнились.
      – Моя мать умерла, да? – еле слышно спросил он.
      – Да. Она умерла прошлой осенью, и о тебе она думала только с любовью.
      Джеймс закрыл глаза, чувствуя, как горе сдавило ему грудь.
      – О, Боже, – простонал он.
      – Джеймс, она была окружена детьми и внуками. Они жили вместе с Томом, а у него семеро детей. И Линда жила неподалеку с Джоном и Джессикой. Том очень богат, Джеймс. На его земле нашли золото. Твоя мать жила в очень хороших условиях, в таких, какие ты всегда хотел для нее. Твой отец сказал, что годы в Калифорнии оказались самыми спокойными в их жизни. Твоей матери нечего было больше желать. И она никогда не держала на тебя зла.
      Слезы побежали по его щекам. Джеймс глубоко вздохнул и вытер глаза.
      – Я не могу предстать перед ним в таком заплаканном виде. – Он попытался улыбнуться.
      – Джеймс, это не имеет значения, что плохого в том, что человек оплакивает свою мать?
      Он посмотрел на нее.
      – Должно быть, ты очень удивилась, увидев его. Нет никакого сомнения в том, что он индеец, да? Можешь ты поверить, что он – мой отец? Трудно найти более непохожих людей.
      Виллена улыбнулась.
      – По внешности, да. Но, поговорив с ним, я поняла, от кого ты унаследовал свою силу, как внешнюю, так и внутреннюю. Иди и поговори с ним.
      Джеймс глубоко вздохнул.
      – Весь день у меня было какое-то странное чувство. Значит, я тоже могу предчувствовать, как отец. Раньше это пугало меня. Мне казалось, что он обладает сверхъестественной силой, но теперь я знаю, что это такое.
      – Если он и пугал тебя, Джеймс, то это только твои фантазии. Открой свою душу и сердце. Расстанься с прошлым.
      Джеймс вытер глаза, кивнул ей и поехал за дом. Каждый его нерв был напряжен до предела. Ему казалось, что он вот-вот свалится с коня. Неожиданно Джеймс подумал о том, что контраст между ними еще сильнее подчеркнет его элегантный наряд. Но переодеваться уже не было времени. Он страшился этого момента, но вместе с тем желал больше всего на свете, чтобы это свершилось.
      Он проехал вверх по склону несколько сот ярдов и на опушке увидел отца, сидевшего на большом камне.
      Сердце Калеба бешено забилось. Джеймс! Совершенно взрослый человек. До этого момента он представлял сына подростком, каким тот уезжал из Колорадо.
      Джеймс остановил коня и медленно спешился. Калеб увидел, как сын застыл на месте, и решил, что ему нужно сделать первый шаг. Он быстро направился к сыну.
      Джеймс смотрел на пожилого седеющего человека, впервые осознав, что его отец уже очень стар. Как Калеб представлял его подростком, так и Джеймс представлял отца таким, каким видел его в последний раз перед своим отъездом. Но он не удивился, что Калеб Сакс все еще такой высокий и крепкий.
      Сознание своей вины заставило Джеймса опустить голову. Непрошеные слезы ручьем полились у него из глаз.
      Человек, который должен был его ненавидеть всей душой, обнял его и прижал к себе. И Джеймс не смог больше сдерживаться. Он обвил руками шею отца и зарыдал, как ребенок, который вымаливает прощения.
      – Я прощаю тебя, сынок. И ты прости меня за то, что мы не были с тобой близки.
      Джеймс почувствовал на душе облегчение, а Калеб от всего сердца благодарил Махео.
      Они не знали, сколько простояли, сжимая друг друга в объятиях. Наконец Калеб обнял сына за плечи и повел к большому камню.
      – Давай сядем, Джеймс. Все будет хорошо.
      – Но… мама… мама… – Он не мог говорить. Слезы душили его.
      – Твоя мать всегда думала о тебе, Джеймс. Она умерла счастливой, и ее последние слова были о тебе и о Кейле. Я обещал, что найду вас, прежде чем присоединюсь к ней на небесах.
      Джеймс опустил голову.
      – Кейл. Когда ты увидишь его?..
      – Я уже виделся с ним.
      Джеймс густо покраснел, его опухшие от слез глаза встретились с поразительно голубыми глазами отца.
      – Ты видел Кейла? И после этого ты приехал сюда? – Он отвернулся. – О, Господи, отец, неужели ты не понимаешь, что я наделал?
      Калеб вздохнул.
      – Джеймс, человек не может прожить всю свою жизнь, переживая из-за ошибок, которые он совершил. Он должен на них учиться. Особенно, когда у него есть жена и дети. Я здесь, чтобы все исправить, не только ради Сары, но и ради тебя и себя. Когда я увидел твою жену и детей, то понял, что несмотря на все свои ошибки, ты сделал в жизни много хорошего и правильного. Когда Виллена мне рассказала, что с тобой происходило после Песчаного Ручья, я понял, что ты достаточно настрадался. Зачем мне добавлять страданий, обвиняя тебя? Ты – мой сын. Какие бы ошибки не совершал твой Джеймс, ты все равно не перестанешь любить его, ведь так?
      – Да, – Джеймс вытер слезы.
      – И я никогда не переставал любить тебя. Теперь все открылось. Ты сказал всем, что в твоих жилах течет индейская кровь. Теперь ты понимаешь, что человек не должен предавать свою кровь. И Виллена по-прежнему любит тебя.
      Джеймс попытался успокоиться.
      – Виллена так добра ко мне, отец. Она хорошая жена. Она так напоминает мне… маму!
      Калеб накрыл ладонью его руку.
      – Да, это первое, что пришло мне в голову, когда я увидал ее.
      Джеймс посмотрел на него.
      – Ты тоже это заметил? – Он понимал, что отец тяжело переживает потерю Сары.
      – Конечно, заметил. Но порой я вижу Сару везде, Джеймс: в цветах, в солнце, в каждом внуке. Даже вижу ее в детях Тома, хотя в них нет ее крови. Но она была добра к ним, и они ее очень любили. Ее влияние сказалось и на них.
      Джеймс встал и сделал несколько шагов.
      – Как я могу искупить свою вину, отец? Нужно что-то сделать…
      – Есть кое-что, что ты мог бы сделать. Это понравилось бы Саре и твоей сестре Линде.
      – Что, отец? Я сделаю все что угодно.
      Калеб почувствовал искренность в словах сына.
      – Возле Песчаного Ручья Кейл потерял жену и двух детей – сына и дочь.
      Джеймс закрыл глаза и с трудом перевел дыхание.
      – О, Боже, – простонал он. Он сжал кулаки и проскрежетал сквозь стиснутые зубы. – Мне следовало бы… нажать… тот проклятый курок… до того, как Виллена увидела меня.
      – Джеймс, я сказал тебе это не для того, чтобы причинить боль. Я люблю тебя. Мы все тебя любим. Посмотри на меня, Джеймс.
      Джеймс посмотрел на отца.
      – Ты можешь помочь Кейлу.
      – Как я теперь могу ему помочь?
      – У него остался еще один сын. Ему всего пять лет, красивый ребенок по имени Маленький Орел. Он мой правнук, Джеймс, и Сары тоже. Кейл знает, что индейцы все равно проиграют. Он не хочет, чтобы Маленький Орел вырос в резервации. Я хочу, чтобы ты отвез его в Калифорнию к Линде. Я уже не вернусь туда. Линда больше никогда не увидит Кейла, а внук утешит ее боль, она позаботится о нем и вырастит его в нормальных условиях.
      Джеймс кивнул.
      – Да. Это будет хорошо и для мальчика… и для Линды.
      – Кейл любит своего последнего сына, но он собирается стоять насмерть за свои права и права своего народа. Он боится потерять Маленького Орла или оставить его сиротой. Я сказал ему, что найду способ переправить мальчика к Линде.
      – И ты действительно хочешь, чтобы я это сделал?
      – Почему бы и нет? Не представляю другого человека, который бы лучше позаботился о Маленьком Орле. Пока ты будешь в Калифорнии, ты сможешь посетить могилу матери и увидишь всю остальную семью, увидишь Тома, Линду, всех своих племянников и племянниц. А если захочешь, то можешь оставить все свои беды здесь, в Колорадо, и начать новую жизнь в Калифорнии, открыть там магазин, например, в Сан-Франциско. Насколько я слышал, ты собираешься расширить сеть своих магазинов, верно?
      Джеймс изучающе смотрел на него.
      – А ты? Почему ты не собираешься возвратиться туда?
      – Единственный способ перенести потерю Сары – расстаться с той жизнью, которая была в Калифорнии.
      Джеймс нахмурился.
      – Ты поедешь к Кейлу, да? Ты будешь жить с шайенами?
      – Это единственное, что мне осталось, Джеймс. Сара даже взяла с меня обещание, что я так и сделаю.
      – Но… ведь они постоянно воюют. Их преследуют, как волков! Худшее еще впереди, отец. Тебя убьют.
      Калеб улыбнулся и покачал головой.
      – Я думал, что ты все-таки когда-нибудь поймешь меня, Джеймс.
      Джеймс посмотрел ему в глаза.
      – Ты хочешь погибнуть в бою, сражаясь вместе с шайенами.
      – А есть ли другой способ, чтобы мне достойно умереть? Неужели ты хочешь, чтобы я превратился в немощного старца, медленно угасающего на смертном одре?
      Джеймс выпрямился.
      – Нет. Мой отец никогда так не умрет. Калеб кивнул.
      – Теперь ты понимаешь. В каком-то смысле я тоже отказывался от своей крови, Джеймс, потому что знал, что твоя мать не сможет жить той жизнью, которой хотелось жить мне. Теперь я возвращаюсь к своему народу на тот срок, который мне остался. Ведь я рожден индейцем. Я – Голубой Ястреб. И я умру Голубым Ястребом. И я умру зная, что мои дети и внуки живут хорошо и счастливо. Так ты отвезешь Маленького Орла в Калифорнию?
      Джеймс выдержал пристальный взгляд отца.
      – Да. Ты поедешь и привезешь мне его, а я позабочусь о том, чтобы он попал к Линде. Но есть еще одно, что я хотел бы, чтобы ты сделал для меня.
      – Все, что захочешь, Джеймс.
      – Я хочу… – Он глубоко выдохнул, чтобы немного успокоиться. – Я хочу поехать с тобой в горы… только ты и я. Я хочу, чтобы ты научил меня тому, что знают шайены, чтобы я мог передать это своим детям. Я хочу понять, почему Кейл выбрал жизнь с ними и почему ты опять возвращаешься к ним. Я хочу почувствовать этот… этот дух. Я не чувствовал его в себе. Но он есть у Тома, у Кейла и даже у Линды. Я даже не прочь страдать физически, чтобы понять это. – Он умоляюще смотрел на отца. – Я хочу выкурить с тобой трубку мира, отец. И я не только хочу познать шайенов. Я хочу узнать тебя.
      Калеб почувствовал, что стена стоявшая между ними, наконец-то рухнула. Он тепло улыбнулся сыну.
      – Хорошо. Мы поедем завтра утром. Виллена поймет тебя.
      Джеймс улыбнулся.
      – Виллена все поймет. Она – мой единственный правильный выбор.
      – До сегодняшнего дня. Джеймс согласно кивнул.
      – До сегодняшнего дня. И я люблю тебя, отец. Я всегда любил тебя.
      – Я знаю, Джеймс. И я всегда любил тебя. – Калеб схватил его за плечи. – У тебя все будет хорошо. А когда мы вернемся из нашей поездки в горы, у тебя будет индейское имя. Я подберу тебе его.
      Джеймс едва справлялся с эмоциями, захлестнувшими его.
      – Мне бы очень этого хотелось. Калеб повел Джеймса к его коню.
      – Пойдем в дом и поужинаем. Я хочу еще раз увидеть свих внучат.
      Джеймс взял коня за уздцы. Отец и сын стали медленно спускаться со склона холма. Ястреб немного покрутился над ними, а затем сел на камень, на котором Джеймс и Калеб Сакс снова обрели друг друга.

* * *

      Жизненный путь Калеба Сакса начался в дремучих лесах Миннесоты, прошел через форт Деборы, который впоследствии стал городом Чикаго.
      Он привел его в Новый Орлеан, чтобы принять участие в известном сражении против англичан; затем в Сент-Луис, где он обрел свою любовь; в Техас, за независимость которого он воевал; в Калифорнию в годы «золотой лихорадки» и, наконец, к своим корням – шайенам. Голубой Ястреб опять сражался с врагами вместе со своим народом.
      На своем жизненном пути Калеб Сакс оставлял позади не только могилы дорогих его сердцу людей, но и сыновей и дочерей, потомков, которые с гордостью носят его имя – имя маленького индейца, взявшего однажды за руку белую девочку, которая ввела его в доселе незнакомый ему мир. И он жил в этом мире – ради нее.
      Для Сары Сакс уже все закончилось. Ее жизнь тоже была увлекательным путешествием, большей частью проходившим рядом с человеком, которого она любила больше жизни. На ее могиле в Калифорнии выбита такая надпись:
      Здесь лежит Сара Сакс – замечательная женщина.
      Еще один след остался от человека по имени Голубой Ястреб – голубое ожерелье, потерянное возле Песчаного Ручья.
      Но это уже другая история.