- Каковы потери у Свиридова за вчерашний день?.. А мост через Еланчик не разбомбили немцы?.. Есть ли места в госпитале номер двадцать девять?..
      Выручало то, что меня еще в военной академии научили хорошо вести рабочую карту. Затем, уже на службе в войсках я усовершенствовал эту систему. На обрезе рабочей карты у меня всегда имелись записи, дополняющие общую обстановку. Делал я эти записи тоже условными знаками...
      7 сентября бои за Сталино вступили в заключительный этап. Соединения 5-й ударной армии осуществили свой обходный маневр, овладели пригородными населенными пунктами и обрушились на фашистский гарнизон с трех направлений силами 9-го и 3-го гвардейского стрелковых корпусов. Тем временем 28-я армия овладела Старой Ласпой и создала условия для ввода в прорыв 11-го танкового корпуса.
      Даже 2-я гвардейская армия, перед которой не стояла задача непосредственного участия в освобождении "шахтерской столицы", направила туда отряд под командованием капитана Ратникова. Этот отряд к 19 часам 7 сентября вышел к шахте "Мария", а затем ворвался на восточную окраину города Несколько позже гвардейцы из того же отряда тт. Жуйков и Герасименко достигли городского театра и водрузили над ним Красное знамя.
      8 сентября город Сталине был полностью очищен от немецко-фашистских захватчиков, и я стал очевидцем многих радостных и горестных сцен. Радостно было наблюдать, как шли по улицам под развернутыми боевыми знаменами наши войска и конники везли в седлах улыбающихся ребятишек. А грусть навевали руины.
      Почуяв неизбежность отступления, пять дней, как дикари, метались из конца в конец города команды поджигателей. Лучшая улица города, его краса и гордость - Первая линия - совсем перестала существовать. Почти все здания культурных учреждений и промышленные предприятия подверглись разрушению. У входа в кинотеатр имени Т. Г. Шевченко большими буквами было написано: "ВХОД ТОЛЬКО ГЕРМАНЦАМ". На заборах висели объявления, в тексте которых часто повторялось выделенное жирным шрифтом слово "расстрел". В первоклассной гостинице "Донбасс" при оккупантах размещалось гестапо. В гостинице "Октябрь" они устроили дом терпимости. Многие каменные дома были переоборудованы под тюрьмы.
      Такую же мрачную картину увидели мы и в других городах Донбасса. Богатейший край подвергся страшному опустошению. Не слышно стало паровозных и заводских гудков. Потухли факелы бессемеров и коксовых печей. Опустели и обезлюдели шахтные эстакады. Густым бурьяном поросли заводские дворы...
      В груду камней превратили фашисты Горловку. Цветущий город стал пустырем. А в пригороде в семи глубоких траншеях нашли себе могилу тысячи горловчан. Обреченных людей привозили сюда и заставляли тесно ложиться в ряд на дно ямы лицом вниз. Затем их сверху расстреливали. На расстрелянных, среди которых копошились еще живые, заставляли ложиться новых - и так до тех пор, пока траншея не заполнялась доверху.
      На шахте No 51 людей бросали живыми в шурф. И таким истязаниям подверглись не два - три и даже не десяток человек, а более 1800. В Краматорске было расстреляно и повешено 3 тысячи горожан. Еще больше - в Славянске.
      В Чистяковском районе наши солдаты нашли жуткое письмо. Оно было опубликовано в нашей фронтовой газете, и мне хочется воспроизвести его здесь: "Дорогие братья, мы верим, что вы скоро придете сюда и тогда, наверное, найдете наше письмо. Знайте, здесь был концентрационный лагерь. Около лагеря, там, где стоит крест, покоится прах 7000 советских граждан, расстрелянных или замученных штыками и голодом... Здесь убито около 600 раненых военнопленных. Мы пишем вам перед смертью. Через 5 - 10 минут нас тоже добьют... Сообщите о нашей участи всем. Пусть отомстят. Чувствуя свою гибель, фашисты, как бешеные, издеваются над нашими людьми... Прощайте! За нами уже идут. С коммунистическим пламенным приветом: старший лейтенант медицинской службы К. X. Хамедов, санинструктор Курченко, красноармеец Андреев. 30 августа 1943 года".
      Подобные документы попадались нам нередко. И они оставляли глубокий след в сердце каждого из нас.
      Преследуя отступающего врага, все мы очень торопились. Был дорог каждый час. Малейшее промедление означало, что гитлеровцам удастся увеличить число своих жертв, произвести еще большие разрушения и опустошения на многострадальной донецкой земле.
      Не знаю, как на других фронтах, а у нас на Южном именно в это время завелось хорошее правило: в освобожденные от противника города и рабочие поселки входить не кое-как, а в четком строю и с песней. Само собою разумеется, что каждому такому импровизированному параду войск предшествовала тщательная разведка: подразделения автоматчиков прочесывали развалины, саперы с миноискателями обследовали перекрестки улиц.
      8
      Война пошла по-новому. Враг уже не имел возможности драться за каждый населенный пункт. Но он еще упорно цеплялся за каждый выгодный рубеж. А таких рубежей в Донбассе немало. Местность там - со множеством речек и глубоких балок, - кажется, самой природой подготовлена для ведения оборонительных боев. Гитлеровцы, конечно, пользовались этим, старались если не приостановить совсем, то хотя бы задержать продвижение наших войск. И на реке Кальмиус им в какой-то мере это удалось.
      Введенные в прорыв ночью 11-й танковый и 5-й гвардейский Донской кавалерийский корпуса действовали недостаточно решительно и не смогли с ходу преодолеть Кальмиус. К утру они сгрудились в узкой долине. Враг сразу же воспользовался этим. Он контратаковал нашу подвижную группу довольно значительными силами при поддержке более 30 "фердинандов".
      Я прибыл в тот район со, скромной задачей - организовать временный пункт управления. Но вместо этого пришлось взять на себя руководство боем двух наших j корпусов, оказавшихся в тяжелом положении. Кавалерийские части, с трудом сохраняя порядок, отходили назад. Танкисты теряли одну за другой боевые машины. Командир 11-го танкового корпуса явно растерялся.
      У меня быстро созрело решение: атаковать противника на широком фронте всеми имеющимися силами и как можно быстрее сбить его с занимаемых позиций. Другого выхода я не видел.
      Танки 11-го танкового корпуса, беспорядочно сгрудившиеся в узком дефиле, были выведены оттуда. Одновременно развернулись механизированные полки 5-го гвардейского Донского кавалерийского корпуса. И все это разом обрушилось на врага. Удар оказался ошеломляющим. Несколько "фердинандов" было тотчас подбито. Остальные стали поспешно отходить. Тут вступила в дело наша конница началось энергичное преследование противника. Наступление возобновилось.
      Однако непродолжительная задержка на Кальмиусе дорого стоила нам. Гитлеровцы за одну ночь разрушили и сожгли значительную часть Мариуполя.
      Впрочем, об этом мы узнаем несколько позже А в тот памятный для меня день, доложив командующему фронтом о том, что заминка ликвидирована и корпуса успешно развивают наступление на Мариуполь, я получил от него указание выехать в 44-ю армию. Она следовала за подвижными соединениями и вместе с ними должна была участвовать в освобождении этого крупного центра металлургической промышленности на юге Украины.
      День был жаркий. Дул слабый, но сухой восточный ветер. Всюду виднелись следы только что закончившегося боя подбитые танки, изуродованные орудия, разрушенные блиндажи, трупы людей и лошадей. По обочинам дороги вели пленных. Вид у немцев злой. Грязные, оборванные, разных возрастов, они совсем не походили на гитлеровских солдат 1941 года.
      Ехали мы быстро. Спидометр показывал скорость около ста километров. Но в зеркальце, укрепленном перед водителем, я заметил две автомашины, догонявшие нас. Когда они поравнялись, за рулем одной из них оказался командующий 44-й армией генерал Хоменко. Мы остановились.
      - Ну и гоните вы, - пожаловался командарм.
      - А вы?
      - Я тоже люблю проехаться с ветерком, - засмеялся генерал. - Но в данном случае торопился из-за вас. Узнал, что вы держите путь в передовые наши части, и решил догнать...
      Командарм пригласил меня к себе в машину. Я отказался:
      - Своему водителю доверяю больше. Садитесь лучше вы ко мне.
      Хоменко пересел, но по выражению его лица нетрудно было понять, что он сделал это с неудовольствием. Ему явно хотелось показать мне свое мастерство в управлении автомобилем.
      Вкратце доложив о положении дел в армии, командарм заговорил о людях дивизии, в которую мы направлялись. Чувствовалось по всему, что войска он знает хорошо. Да иначе и не могло быть. Хоменко принадлежал к числу людей волевых, энергичных и очень общительных.
      Слушать его было интересно: он не злоупотреблял малозначащими подробностями, умел подчеркнуть главное, вовремя вставить остроумную шутку. Много времени прошло с того дня, а я и сейчас помню рассказ Хоменко о двух комсомольцах-автоматчиках. Один из них, по фамилии Плащук (память сохранила даже фамилии!), перестрелял в бою более десятка гитлеровцев, но и сам получил смертельное ранение: осколок мины пробил комсомольский билет и угодил в сердце. Другой - ефрейтор Витковский, мстя за товарища, бросился с противотанковой гранатой на вражеский станковый пулемет и начисто уничтожил весь расчет...
      На пути нам попалась небольшая лощинка, сплошь забитая ящиками, тюками, бочками. Пришлось остановиться.
      - Чьи склады?
      - Второй Азербайджанской стрелковой дивизии, - доложил седоусый старшина.
      - Сколько от вас до передовой?
      - Километров десять - не больше.
      - А почему ж так скученно расположились? Ведь разбомбить могут.
      - Свободно могут, - невозмутимо ответил старшина.
      Приказав старшине немедленно связаться со своим старшим начальником и передать ему категорическое требование командарма о рассредоточении складов, мы двинулись дальше. Хоменко заметно помрачнел. Он как-то болезненно воспринял мое замечание о том, что из-за такой вот беспечности тылы не всегда справляются со своей первейшей обязанностью - бесперебойно обеспечивать войска всем необходимым для жизни и боя.
      Вскоре нам пришлось обогнать длинную автоколонну. Хоменко выскочил на середину дороги, поднял руку, и головной грузовик затормозил у самых его ног.
      - Что это значит? - вспылил командарм. - Почему дистанции между машинами не соблюдаются? Куда так гоните? Как фамилия? Чья колонна?
      Вышедший из кабины грузовика офицер, робея, доложил сердитому генералу, что автоколонна эта фронтовая, а везет он груз для 44-й армии.
      - Водители не спят пятые сутки, - оправдывался офицер.
      Этот довод, как видно, подействовал на командарма. Он отпустил начальника автоколонны и возвратился в нашу машину. Я пошутил:
      - Что же это вы, товарищ Хоменко, сами нарушаете правила вождения, а другим не разрешаете?.. Смотрите, когда-нибудь ваше собственное автолихачество может закончиться очень печально...
      И, к нашему общему сожалению, это мое шутливое предупреждение вскоре оправдалось. С тов. Хоменко действительно произошло большое несчастье. Но к этому необычному происшествию нам придется еще вернуться...
      А в тот раз Хоменко ничего не сказал в ответ на мою шутку, он только согласно кивнул головой, думая о чем-то своем, и мы молча доехали до штаба дивизии.
      На наблюдательный пункт нас повел офицер из оперативного отделения. Он уверенно шагал впереди вдоль какого-то ручейка, потом попросил меня и командарма задержаться, а сам во весь рост прошелся по возвышенности и снова возвратился за нами. Я догадался, что офицер, рискуя жизнью, проверял таким образом, насколько безопасно мы сможем перевалить гребень, обойти который было нельзя.
      Нам повезло - на гребне противник нас не заметил. Но едва наша группа появилась на НП, как начался жесточайший обстрел. Мины рвались справа и слева, снаряды с воем проносились над головой.
      2-я Азербайджанская стрелковая дивизия прочно удерживала плацдарм на западном берегу реки Кальмиус, и этим создавалась вполне реальная возможность освобождения Мариуполя. Внимательно осмотрев местность, мы с командармом выработали план использования здесь 11-го танкового корпуса. Командующий
      войсками фронта согласился с нами и приказал мне , возвращаться.
      В ночь на 10 сентября группа кораблей Азовской военной флотилии произвела высадку десанта западнее Мариуполя. А утром войска 44-й армии вместе с 11-м танковым корпусом, а также донские казаки ворвались в город и к исходу дня полностью овладели им.
      На этом Донбасская наступательная операция была, по существу, завершена. Еще одна крупная группировка немецко-фашистских войск потерпела жесточайшее поражение.
      15 сентября 1943 года жители "шахтерской столицы" - города Сталино - вышли на улицы со знаменами и плакатами. Многочисленные колонны рабочих, работниц, советской интеллигенции, школьников шумным потоком устремились к традиционному месту народных торжеств - широкой площади перед Домом Советов. На воздвигнутую там трибуну поднялись секретарь ЦК Коммунистической партии (большевиков) Украины Д. С. Коротченко, командующий войсками Южного фронта генерал-полковник Ф. И. Толбухин, представители местных партийных и советских организаций.
      Первое слово было предоставлено Ф. И. Толбухину.
      - Товарищи горняки, горнячки, металлурги, комсомольцы и пионеры, все советские люди города Сталино! - начал он. - Передаю вам боевой, сердечный, дружеский привет от солдат, офицеров и генералов Южного фронта, которые изгнали немецких оккупантов из пределов Донецкого бассейна...
      Затем Федор Иванович напомнил о чудовищных злодеяниях немецко-фашистских захватчиков, о превращенных в развалины городах, сожженных селах, убитых и угнанных в рабство сотнях тысяч советских людей. Все это было очень еще свежо в памяти присутствующих, и многие из них не смогли удержаться от слез. Но горестные воспоминания тотчас же сменились бурным ликованием, когда командующий заговорил об исторических победах Красной Армии под Сталинградом, о новых успехах наших войск в Донбассе и на многих других участках советско-германского фронта.
      Над людским морем внезапно появились цветы. Их, как драгоценный дар, за спасенные жизни, за возвращенную свободу передавали демонстранты воинам-победителям.
      Затем слово получил шахтер Кронов. Медленно, с глубокой скорбью стал рассказывать он о тех, кому не удалось дожить до радостного дня освобождения.
      - Виктора Баранова, честного труженика, повесили в концлагере за то, что он подошел к ограде. Девятилетнего ребенка убил на моих глазах гитлеровский часовой "за нарушение запретной зоны"...
      На трибуну поднимались также представители от местной интеллигенции и воинских частей, а в заключение с большой и яркой речью выступил Д. С. Коротченко. Он призвал трудящихся города быстрее дать стране уголь, металл и тем приблизить день окончательной победы над врагом. От имени ЦК КП(б)У Д. С. Коротченко передал благодарность всем воинам Южного фронта за освобождение Донбасса и горячо пожал руку Ф. И. Толбухину.
      По единодушному решению участников митинга от имени жителей города Сталине и воинов Южного фронта были посланы приветственные телеграммы Иосифу Виссарионовичу Сталину и Первому секретарю ЦК КП(б) Украины Никите Сергеевичу Хрущеву.
      Освобождение советскими войсками Донбасса имело важное политическое, военное и экономическое значение Разгром крупной группировки противника на южном крыле советско-германского фронта оказал большое влияние на победоносное развитие наступления по всей Левобережной Украине и на Северном Кавказе.
      Войска Южного и Юго-Западного фронтов, выйдя на реку Молочная и к Запорожью, создали серьезную угрозу для немецкой обороны в низовьях Днепра и на подступах к Крыму. Больше того, победа советских войск в Донбассе изменила военно-политическую обстановку во всем Причерноморье и заметно повлияла на политику ? государств, расположенных в этом районе.
      Освобождение Донбасса являлось частью широко задуманного стратегического плана, осуществлявшегося войсками Южного и Юго-Западного фронтов в тесном взаимодействии с Воронежским и Степным фронтами. Своими наступательными действиями в Донбассе мы содействовали войскам, развивавшим наступление на белгородско-харьковском направлении с последующим выходом на Правобережную Украину.
      Лично же для меня Донбасская операция явилась своеобразным экзаменом на зрелость в новом качестве. Здесь я впервые выступал в роли начальника штаба фронта.
      Глава седьмая. Бои на реке Молочной
      1
      Оборонительный рубеж противника на реке Молочной являлся южной оконечностью так называемого Днепровского вала. Именовался он и по-другому "зимняя линия обороны райха".
      Рубеж этот пересекал запорожскую степь с севера на юг и являлся последним прикрытием мелитопольско-каховского плацдарма, за которым находился Никопольский марганец и открывался кратчайший путь на Крым. Падение обороны на реке Молочной сулило гитлеровцам увеличение фронта на нижнем Днепре почти в два раза и создавало угрозу всем их войскам, действовавшим в днепровской излучине. Здесь, по существу, решалась судьба Крыма.
      Осенью 1943 года мне не однажды пришлось побывать в этих местах, и я имел возможность лично оценить все преимущества, какими располагал там противник. Передний край его обороны проходил по ряду командных высот, надежно прикрытых рекой Молочной с очень обрывистым западным берегом. На севере в районе Васильевки вражеские позиции упирались в днепровские плавни. На юге они примыкали к соленому озеру Молочное, которое вытянулось почти на 30 км до самого Азовского моря. Озеро это неглубоко, но дно у него илистое, топкое и берега сильно заболочены.
      К несомненным преимуществам, какими располагали здесь гитлеровцы, относилось и то, что их 6-я армия имела локтевую связь как с крымской группировкой, так и с войсками, действовавшими к северо-востоку от Запорожья. У нас же левый фланг соприкасался с морем, где, правда, действовала Азовская военная флотилия. А на правом фланге мы разобщались с соседним Юго-Западным фронтом обширными приднепровскими плавнями и далее самим Днепром. Кроме того, организовать тесное взаимодействие с правым соседом было затруднительно еще и потому, что он наступал в западном направлении, а войска Южного фронта должны были развивать успех по левому берегу Днепра на юго-запад.
      Ставка требовала от нас прорвать вражескую оборону на реке Молочной с ходу, нанося главный удар севернее Мелитополя. Это требование целиком совпадало с нашими намерениями. Однако осуществить его не удалось. Мы натолкнулись на развитую сеть опорных пунктов и узлов сопротивления, между которыми поддерживалась тесная огневая связь противотанковой артиллерии.
      Рубеж на реке Молочной немцы начали оборудовать еще в марте 1943 года. Применяя все средства принуждения, вплоть до автоматов и порок, они широко использовали для инженерных работ местное население и военнопленных.
      Каждое село было превращено в крепость. Дом с домом соединялись траншеями. На всех более или менее танкодоступных направлениях пролегли противотанковые рвы. Глубина рвов достигала нескольких метров, и многие из них затоплялись водой. Все это дополнялось почти сплошными минными полями и проволочными заграждениями.
      Для усиления обороны к 15 сентября сюда на самолетах были переброшены из Крыма 5-я авиаполевая и 101-я горнострелковая дивизии. А к 20-му числу на этот рубеж отошли остатки 6-й и часть сил 17-й немецких армий в составе десяти пехотных, трех горнострелковых и двух танковых дивизий. Войска эти были, конечно, сильно потрепаны, но при наличии хороших оборонительных позиций и они оказали упорное сопротивление.
      К тому же, гитлеровское командование не поскупилось на подачки: всему личному составу войск, оборонявшихся на реке Молочная, выплачивался тройной оклад денежного содержания, а в Берлине чеканилась специальная медаль - "За оборону мелитопольских позиций". Применялись и другие меры воздействия на психологию солдат. Каждый из них знал: ходы сообщения вырыты таким образом, что, отходя с переднего края в тыл, не минуешь командных пунктов, а там путь преградят свои же офицеры и силой оружия заставят вернуться назад.
      2
      Не прорвав вражескую оборону с ходу, мы приступили к более тщательной доразведке противника, стали подтягивать тылы; накапливать боеприпасы, производить перегруппировку войск для нанесения повторного удара. Удар этот намечалось осуществить во взаимодействии с Юго-Западным фронтом со стороны Запорожья. Замысел был такой: протаранить вражеские оборонительные позиции на реке Молочная, севернее Мелитополя, стремительным охватывающим маневром окружить и уничтожить главные силы мелитопольской группировки врага, а в дальнейшем развивать наступление в сторону Крыма и на плечах отступающего противника вырваться к Перекопу и в низовья Днепра.
      Главный удар должны были наносить 5-я ударная, 44-я, 2-я гвардейская армии вместе с танковыми и кавалерийскими корпусами через Большой Токмак, Михайловку, Веселое, Агайман. Для развития успеха на этом направлении в резерве фронта находилась 51-я армия. Ее мы предполагали ввести в действие, когда оборона противника будет прорвана на всю глубину. Вспомогательный удар наносился южнее Мелитополя силами 28-й армии. Ей ставилась ограниченная задача: сковать здесь противника.
      На подготовку к операции давалось всего три дня. В этих условиях штаб фронта должен был проявить исключительную мобильность. Буквально в считанные часы нужно было спланировать всю операцию по этапам, отработать вопросы взаимодействия между родами войск, произвести воздушную и наземную разведку, правильно распределить запасы материальных средств.
      Я вызвал к себе только что прибывшего к нам с Карельского фронта нового начальника оперативного отдела полковника А. П. Тарасова, поставил перед ним конкретные задачи и предупредил, что работать нужно побыстрее.
      - К какому числу я должен закончить все это? - осведомился он.
      - Завтра к шести часам утра.
      Тарасов даже побледнел. В течение нескольких минут он слова не мог проронить. Потом оправился немного и твердо заявил:
      - За этот срок с таким объемом работы справиться не сумею. Требуется минимум несколько дней.
      - Через несколько дней это никому уже не потребуется...
      Мой ближайший помощник так расстроился, что на него жалко было смотреть.
      - Ну ладно, пошли ужинать, - пригласил я Тарасова, почувствовав, что в данный момент он больше всего нуждается в добром товарищеском отношении.
      За ужином мы беседовали на отвлеченные темы, а затем вместе приступили к работе и к утру исполнили рею основную оперативную документацию. В установленный срок она была рассмотрена командующим фронтом, и план в целом одобрен маршалом А. М. Василевским.
      После этого Тарасов сразу повеселел. Он быстро привык к нашим темпам работы и впоследствии стал очень хорошим оператором. Я и поныне сохранил о нем самые лучшие воспоминания.
      Нужно также отдать должное нашим партполитработникам. В этот сложный период, когда требовалось очень быстро подтянуть войска, произвести перегруппировку, подготовить людей к решению новых боевых задач, они трудились днем и ночью. Политуправление фронта опустело - все разъехались по армиям, корпусам и дивизиям. Большинство штабных офицеров в это время тоже находилось в войсках.
      Самая трудоемкая работа в период подготовки к операции - это подвоз боеприпасов, горючего и продовольствия, накапливание инженерных средств. Без хорошо налаженного материально-технического обеспечения войск нельзя рассчитывать на успех в наступлении. И я, пожалуй, не ошибусь, если скажу, что в тот раз - перед нашим решительным броском на мелитопольские позиции противника - во всем блеске проявились организаторские способности, большой опыт и завидное трудолюбие начальника тыла Южного фронта Николая Петровича Анисимова. Фронтовой и армейский транспорт доставлял грузы, как правило, прямо в войска. На дорогах исключительно четко работала служба регулирования движения. Трудящиеся Донбасса оказали нам неоценимую помощь в ремонте боевой техники.
      Не могу не вспомнить добрым словом и связистов фронта. Они в очень сжатые сроки сумели создать широко разветвленную сеть всех средств связи и тем обеспечили надлежащее управление войсками как во время подготовки, так и в ходе всей операции, у
      3
      Наступление наше началось 26 сентября утром 45-минутной артиллерийской подготовкой. Однако ни артиллерия, ни бомбовые удары авиации не смогли подавить всех огневых средств противника. Как только поднялась в атаку пехота, по ней хлестнули тугие струи пулеметных трасс из дотов и дзотов, заговорила вражеская дальнобойная артиллерия. Стрелки и автоматчики залегли. Лишь на некоторых участках ценой больших усилий атакующим подразделениям удалось продвинуться на 2 - 4 км.
      А противник все больше активизировался. Он ввел в действие свежую 9-ю пехотную дивизию и штурмовые орудия. Его оборона на этом направлении оказалась прочнее, чем предполагалось.
      Со своей стороны мы также приняли соответствующие меры: усилили артиллерийскую поддержку наступающих войск, бросили в бой танковый и механизированный корпуса. Танкам удалось несколько потеснить противника, но добиться решающего перелома они не сумели. Не сыграло существенной роли и появление на направлении главного удара 5-го гвардейского Донского кавалерийского корпуса. Бои приняли затяжной характер.
      И тут стали поступать сведения о том, что противник начал снимать свои войска с фронта южнее Мелитополя и перебрасывать их к северу - на направление нашего главного удара. Это означало, во-первых, что он исчерпал все резервы и идет на крайнюю меру, чтобы воспрепятствовать прорыву. А во-вторых, отсюда следовало, что враг никак не ожидает нашего удара по его южному крылу.
      От нас требовалось спокойно разобраться в новой обстановке, правильно оценить ее и внести изменения в ранее принятые решения. Однако командующий войсками фронта по-прежнему не терял надежды сломить сопротивление противника в том оперативном построении войск, какое было определено перед началом операции. Главную причину наших неудач он видел в недостаточно энергичных действиях 5-й ударной и 44-й армий (хотя и 2-я гвардейская армия в то время особыми успехами не выделялась). Исходя из такой оценки положения, Федор Иванович посчитал необходимым лично выехать в 5-ю ударную армию, которая наносила главный удар и где действовали танковый и кавалерийский корпуса. Туда же направился и член Военного совета фронта. А мне было поручено "заняться" 44-й армией. При этом Толбухин очень нелестно отозвался о Хоменко:
      - Кипятится, а толку нет... Научите его, как следует проводить наступательную операцию армии и управлять войсками.
      Я заметил несколько раздраженный тон Федора Ивановича, а позже узнал, что перед тем он сам вел разговор с командующим 44-й армией и, вопреки своему обыкновению, был очень резок.
      Вместе со мной в 44-ю армию выехала группа офицеров из штаба, политуправления и различных специальных служб фронта. Машину бросало из стороны в сторону, грязь буквально засасывала ее. Погода стояла отвратительная. Ни наша, ни немецкая авиация не действовали. Это позволяло скрытно произвести некоторую перегруппировку кавалерии. Дорога, по которой мы ехали, сплошь была забита конниками. И они всякий раз выручали нас: как только наша автомашина начинала буксовать, казаки моментально выкатывали "виллис" из любой колдобины.
      В одном месте, едва мы выбрались таким образом на твердую почву, к нам обратился лихой лейтенант:
      - Прошу извинения, товарищ генерал... Разрешите узнать, правда ли, что Маршал Советского Союза товарищ Буденный приехал к нам?
      Я подтвердил, что это соответствует действительности, и добавил еще, что Семен Михайлович находится сейчас в 5-м гвардейском Донском кавалерийском корпусе. Лицо лейтенанта озарилось счастливой улыбкой. Он моментально вскочил в седло, круто повернул коня и галопом понесся к своему подразделению...
      Хоменко мы застали в очень удрученном состоянии. Куда девалась его обычная удаль и даже некоторая заносчивость. Этот командующий армией отличался одной резко бросавшейся в глаза особенностью: когда у него все шло хорошо, он держался необыкновенно бодро и способен был, как говорится, горы свернуть, но стоило, потерпеть неудачу, и Хоменко сразу расстраивался, терялся. Кроме того, я еще раньше замечал, что он недостаточно подготовлен в оперативных вопросах. Последнее объяснялось, видимо, тем, что служба у него протекала главным образом в пограничных войсках.
      - Не унывай. Бывали и у Суворова неудачи, - пошутил я.
      Хоменко улыбнулся:
      - Это верно. Но что-то уж очень не доволен мной командующий войсками фронта.
      - Ничего, наш командующий не злопамятен. Он уже, наверное, забыл о вчерашней вашей размолвке.
      Хоменко оценил мой доброжелательный тон и, кажется, с полным уважением отнесся к моим намерениям по-товарищески помочь ему. Не теряя времени, мы занялись выявлением всех плюсов и минусов в действиях армии, наметили конкретные меры для устранения недочетов.
      В этот свой приезд в 44-ю армию я хорошенько познакомился со многими ее руководящими работниками. Особую симпатию вызывал у меня член Военного совета Владимир Иванович Уранов. Даже по внешнему виду в нем нетрудно было угадать доброго человека Собеседника сразу же располагали к себе его черные выразительные глаза, приятный чистый голос. Говорил он обо всем спокойно, уверенно, со знанием дела. [Схема 7]
      Сначала мне показалось, что Владимир Иванович несколько неповоротлив. Причиной тому была, очевидно, его слишком могучая фигура. Но вскоре я убедился, что он исключительно подвижен, неутомим в работе и, когда надо, суров, настойчив. Хоменко рассказывал, да и сам я имел возможность удостовериться, что за один день Уранов успевает побывать почти во всех дивизиях первого эшелона. Он ползал по траншеям, ходил на НП командиров батальонов, беседовал с солдатами, заглядывал в тыловые подразделения.
      Положение дел в войсках Владимир Иванович знал превосходно. В любой момент мог ответить, какой полк нуждается в боеприпасах, где батальон - а то и рота плохо обеспечен противотанковыми средствами, какое у людей настроение, каковы их нужды. И уж если пообещает кому помочь, из-под земли достанет все, что необходимо...
      Близкое знакомство с руководящим составом 44-й армии окончательно убедило меня, что в неудачах ее были повинны не командование и не сами войска Причина крылась в очень большой огневой и тактической плотности неприятельской обороны. Об этом я доложил Федору Ивановичу. Но он все еще оставался при своем мнении.