- Ну, парень, будем знакомы. Меня Андрюхой зовут, а ты, значит, секретный-безымянный? Ничего, ты на моего друга Димона похож, вот и будешь Димоном. Щас со мной поедем! - и Андрюха вместе с рукопожатием дернул Казака за руку в сторону машины, сорвав его с места легко, словно семилетнего ребенка. Сью энергично шагнул к Андрею и тоже поприветствовал его рукопожатием, а потом выразительно потянул носом и хрипло сказал: - О. Разве нет водка, что вы пьете это разведенное дерьмо? - Кончилась водка, еще с неделю назад, - сокрушенно покачал головой Андрей. - А тут ты русского везешь. Как не отметить? - Отметить? О ее, сейчас отметить! - и Сью с ловкостью иллюзиониста вытащил из-за пазухи свою флягу и сделал хороший глоток. - Теперь ты, давай-давай! - обратился он к своему пассажиру. Казак, еще не пришедший в себя после посадки, машинально взял флягу, однако Андрей пришел ему на выручку: - Да бросал бы ты свое виски, Сью! Вот уж точно - дерьмо. Ну-ка, Димон, давай-ка нашей "массандрочки"! - и Андрей, как бы соперничая в ловкости со Сью, извлек откуда-то бутылку с этикеткой "VERA" и прозрачным содержимым. Казак тихо усмехнулся - если он что-то смыслит в жизни, то вряд ли там минеральная вода. Андрей хлебнул и с демонстративным удовольствием занюхал рукавом, одновременно передав бутылку Казаку. Тот не заставил себя долго уговаривать. Пойло оказалось не менее жгучим, чем виски Сью, но по крайней мере не вызывало ассоциаций с самогоном. - Знаешь, что такое "Массандра"? Противообледенительный спирт из вертолетов. У нас тут обледенений не бывает, так что пользуем помаленьку! - пояснил Андрей и спрятал бутылку обратно.
      * * *
      Не дожидаясь, пока "Дуглас" улетит, Андрей усадил Казака в машину. - За тобой должны сегодня человечка прислать, а пока не прислали, ты наш! Он завел двигатель и практически одновременно рванул машину с места. "Уазик" запрыгал по разбитой асфальтовой дороге, вскоре оставив аэродром в стороне. По сравнению с привычными Казаку югославскими пейзажами эта местность была гораздо ровнее - то есть, конечно, не совершенно плоской, но и не гористой. Дорога вела через невысокий лесок, потом по насыпи над спущенным водохранилищем, и наконец впереди замаячило уже виденное с воздуха скопище палаток. Около "Тунгуски" теперь стоял транспортно-заряжающий КамАЗ, суетились люди. Когда "суперуазик" проезжал мимо, до Казака донеслись срывающиеся на крики голоса - люди извлекали из контейнера заклинившую ракету, - и только тогда он понял, что действительно попал к соотечественникам. Андрей не замедлил подтвердить его выводы: - Отдельный иностранный батальон Народно-Освободительной Русской Армии. НОРА - слышал о такой? Тут мы и стоим, запомни на всякий случай - коли шпион, пригодится! - И он захохотал над своей шуткой, хотя Казаку она смешной совсем не показалась. - Недолго нам тут осталось, скоро опять в бой, чтоб не забыли, зачем приехали. Я прав, нет? Летчик кивнул, и водитель радостно продолжал: - Мы тут другарям здорово подмогли, теперь вот отдыхаем, да сколько ж можно, отдыхать-то? Тем более что у сербов дела совсем табак. Андрей с такой силой нажал на тормоз, что машина едва не перекувырнулась через капот, а Казак не вылетел на дорогу только потому, что уже давно держался за металлические дуги, установленные на месте снятой крыши. Может, огромные колеса и прибавили "козлику" проходимости, но плавности движения от него теперь ждать не приходилось и свое прозвище поездки машина оправдала сполна. - Секундочку, - сказал Андрей, выпрыгнув на землю, и скрылся среди одинаковых брезентовых палаток. Казак же получил возможность немного осмотреться. Вокруг текла обычная жизнь полевого лагеря, но около самих палаток людей было немного, зато технику солдаты прямо-таки облепили. От лагеря уходили разбитые гусеницами дороги, виднелось несколько воронок, и чуть подальше, блестя на солнце алюминием, валялось несколько "чемоданов" - контейнеров для кассетных бомб. "Так-так, - подумал Казак. - Похоже, что "Тунгуска" не зря тут стоит!" - и принялся рассматривать лагерь. На дверях палаток были выписаны цифры, а к матерчатым стенам скотчем приклеены плакаты. Набор плакатов показался летчику странным - тут были и "Родина-мать зовет", и "Николай II последний русский святой", и фигура могучего арийца в черной рубашке с мечом в руках и стилизованной свастикой на нагрудном кармане. - Что, нравится? - Казак и не заметил, как вновь подошел Андрей и вместе с ним - средних лет офицер в казачьей форме и с целым набором орденов. Казак присмотрелся к ним и нахмурился: некоторые из этих наград были явно самодельными, и по крайней мере один крест вообще не имел никаких исторических прототипов. К тому же сочетание формы и погон этого человека было совершенно произвольным - уж кто-кто, а Казак в этом разбирался. Однако теперь он решил оставить свои догадки при себе: в чужой монастырь со своим уставом не ходят, а кроме того, этот "недоесаул", как окрестил его сразу про себя летчик, был ничем не хуже тех, оставшихся дома опереточных казаков, заседающих в Государственной Думе и не стесняющихся выступать по телевидению. Офицер широким жестом пригласил Казака следовать за ним, и они прошли почти через весь лагерь к самому дальнему шатру, стоявшему рядом с вертолетами. Под полотняной крышей оказался стол, на столе стояла большая алюминиевая кастрюля, как потом оказалось, с квашеной капустой и три двухлитровые пластиковые бутыли с прозрачным содержимым и разноцветными этикетками - наверняка все та же "массандра". Вслед за ними вошло еще несколько человек, кто в столь же нелепой казачьей форме, а кто в камуфляже и без знаков различия, но все как на подбор - высокие и широкоплечие. Стало шумно, но голос другаря Андрея по-прежнему перекрывал все остальные разговоры. - Вот и взводные собрались, орлы наши! Давай, Димон, садись, выпьем и закусим! - громогласно предложил Андрей. - Литра по два, конечно, закатим, но как свиньи нажираться сегодня не будем, ха-ха-ха! Господин штабс-хорунжий не даст. "О Господи..." - вздохнул про себя Казак, услышав этот чин. - Ну-ка, вздрогнули... До сих пор Казаку удавалось говорить очень мало, но теперь у него в руке оказался стакан с разведенной жидкостью, от которой несло какой-то химией. Он вздохнул и сказал то, что показалось ему наиболее подходящим к случаю: - За славу российского оружия! Над столом вдруг повисло неловкое молчание, и в этом молчании "недоесаул" внушительно подправил: - Русского оружия! - и тотчас стаканы с "массандрой" синхронно взлетели вверх, и их содержимое исчезло в глотках собравшихся. Почти сразу же прошло еще несколько тостов - за гостя, за всех присутствующих, за тех, кто в окопах, за великое дело, и Казак почувствовал, что хотя до обещанных двух литров еще не дошло, но сам он уже вполне хорош. Компания, впрочем, тоже заметно потеплела, и сидевший рядом с ним Андрей сбивчиво объяснял, почему так нехорошо получилось с первым тостом. - Ты ж пойми, Димон, Русь и Россия разные вещи. Русь, она наша, русская, всегда такой была и будет, а в России кого только нет. Фамилии-то, бывает, не выговоришь! Русских совсем затерли. Пора с этим разобраться. Он налил себе еще полстакана, залпом выпил и задышал прямо в лицо Казаку: - Думаешь, мы здесь просто так воюем? Не-е-е, не просто так. Наши ребята все как на подбор, крови не боятся, через огонь прошли и еще пройдут. Это тебе не хлюпики с дискотек, которым затылки бреют и ставят в строй. У них только полы в казармах мыть хорошо получается, да и то пинать надо. А наши ребята - профессионалы, каждый десяти твоих "российцев" стоит. Наведем здесь порядок. Да и на Руси у нас хорошо бы зажить как при великом князе Владимире, без всяких там президентов и парламентов. А что? У каждого князя своя дружина! Чуть что не так - к ногтю. Не хочешь жить по-нашему не живи вовсе. А уж инородцев-то наладим восвояси за милую душу. Из меня, между прочим, хороший князь получится! Пить будешь? А чего так? Ну смотри. На Руси без этого, известное дело, не веселье. Ты сам-то как, русский человек? По роже видно, наш! И раз в этих драных краях оказался, тоже, значит, наш. Ты, Димон, молодец. За деньгами приехал или как? - Да уж скорее "или как", - заплетающимся языком признался Казак и чуть было не пустился в подробные рассказы о том, кто он и что он, но вдруг перед его уже порядком помутневшим взором встали два лица: небритый, невыспавшийся Тамашаивич и Елена, смотрящая ему вслед в почти игрушечном вагоне узкоколейного поезда. И он понял, что если сейчас нарушит свой обет молчания - пусть даже этот мечтающий о своем удельном княжестве парень сохранит тайну - все равно это будет равносильно предательству. И Казак, стараясь говорить как можно ровнее, произнес: - Код - триста двадцать семь, а больше, друг, не могу, извини. Извини, пожалуйста... - Нет, это ты меня извини, что я спрашивал... Я же тебя сразу понял, ты хороший человек, лишнего не скажешь. Ну-ка вот, еще водочки... Во, орел-парень, уважаешь! Люблю таких... Выпили, и "другарь Андрей" достал сигареты - в палатке уже многие курили, в дыму можно было подвесить если не топор, то штык-нож точно. Казак попытался прислушаться к другим разговорам, но это было невозможно: вновь в уши лез затянувшийся монолог собутыльника. Андрей перечислял ошибки властей начиная с Горбачева и особенно напирал на то, что слишком мягко и нерешительно использовались войска в многочисленных горячих точках, даже тогда, когда эти горячие точки создавались искусственно. Казак слушал его, и им постепенно овладевало странное чувство - многое из того, о чем сейчас говорил этот здоровенный парень, приходило в голову и ему самому. Более того, не раз и не два он спорил с товарищами по полку, отстаивая право России быть сильной и могучей державой со своей особой, независимой внутренней политикой. Но сейчас его почему-то не вдохновляли с увлечением расписываемые Андреем картины триумфального шествия молодцев из НОРА по городам и весям бывшей великой советской державы. Не хотел бы он оказаться "несогласным" после победы Русского Дела... И несмотря на то что "Массандра" уже вовсю шумела в голове, Казак чувствовал себя как-то странно - ему нравились эти смелые, боевые ребята, он с удовольствием бы примкнул к ним, и чем черт не шутит - после освобождения Руси тоже мог бы стать... Да хоть бы и князем в Морозовской! И в то же время он понимал всю бредовость рассуждении собутыльника, отдающих жаждой крови, но разве кровь - такая уж редкость в этом мире? В словах Андрея ощущалось преклонение перед силой и желание приобщиться к этой силе, лишенной всяких сдерживающих моментов, всякой морали, всякого уважения к человеческой жизни. Эта сила притягивала как магнит, и Казак представил себя переустраивающим в рядах НОРА жизнь в России. Они, наиболее агрессивные и жестокие, окажутся у власти и смогут этой властью пользоваться по своему усмотрению. Но вдруг в его затуманенном мозгу словно кто-то другой, более мудрый, произнес: "Не по-христиански это. Не по-божески" - и ему стало стыдно. Казак вдруг спохватился, что чуть было не повторил это вслух. Вот уж чего делать явно не следовало, так это устраивать с этими ребятами диспуты... Он искоса глянул в раскрасневшееся лицо Андрея и решил дальше не думать на эту тему - и так понятно, чем тут кончаются споры. К счастью для Казака, сидевший чуть поодаль "недоесаул" отвлек на себя внимание каким-то длинным и запутанным анекдотом, который был, похоже, неким знаком компании - и все как по команде разразилась громким хохотом еще до того, как рассказчик добрался до конца. Воспользовавшись моментом, Казак обратился к Андрею: - Послушай... Выйдем на воздух, а то я, знаешь, двое суток не жрамши толком... Нехорошо мне. В глазах "другаря" последовательно мелькнули понимание, сочувствие к ослабевшему товарищу и одновременно с этим - плохо скрываемая гордость, что сам он способен выпить да хоть еще столько же. Подхватив Казака под локоть, он вывел его за палатку и ни с того ни с сего подпрыгнул, ухватился за трубу турника, крутанул подъем переворотом и сверху крикнул: - Только ты это... Здесь харча метать не вздумай, вон дальше яма! - и соскочил, неизвестно чему смеясь и раскрасневшись еще больше. Казак действительно был близок к тому, чтобы "метнуть харча", но все-таки удержался и просто постарался продышаться.
      * * *
      Вернуться обратно в палатку Казак не успел - со стороны технического парка взвыла сирена, и хорошо видимая "Тунгуска", от которой только отъехала транспортно-заряжающая машина, развернула башню. Несмотря на то что выпито было немало, собравшиеся в палатке уже через несколько секунд начали, матерясь, разбегаться по своим взводам, и вскоре рядом с Казаком остался лишь Андрей. Сирена выть прекратила, и несколько минут прошло в томительном ожидании. - Отбой тревоги! - раздался вдруг металлический голос - оказывается, кроме сирены тут были еще и громкоговорители. - Для дебилов повторяю: проезду не препятствовать. Не дай Бог кто выстрелит, ублюдки! Сотник Васильев с подопечным - до штаба. Андрей медленно кивнул: - Так, наш батяня у микрофона. А нам с тобой до штаба - транспорт, значит, пришел. Потопали, Димон. Ага, вона, ползет колымага! Эх, братан, не завидую я тебе, могли бы что получше прислать! Действительно, колымагой оказался хорошо знакомый ЗИЛ, с которого сняли пусковой агрегат. За рулем ЗИЛа восседал старый знакомый, Лужице, а разговаривать с "батяней" ходил не кто иной, как Малошан. Вернувшись из штаба, обычно сдержанный подпоручик радостно обнял Казака, а потом, немного отстранившись, заметил: - Встреча по-русски? Может, ехать не сейчас, подождем, а? - Да нет, что ты! Я же летчик! Меня хоть так, хоть вверх ногами переверни! - запротестовал Казак, но вдруг смешался, увидев пристальный взгляд подпоручика. - Да нет... это я только тут сейчас... ну, про летчика. Малошан ничего не ответил, и Казак, собрав остатки здравого смысла, умолк. Машина тронулась, и хотя трясло грузовик порядочно, прохладный свежий воздух сделал свое дело, и вскоре летчик почувствовал себя почти трезвым и смог более или менее нормально поддерживать разговор. - А эти русские, они тут давно воюют? - обратился он к Малошану. - Воюют-то давно, - подпоручик уже снова стал самим собой, и странно было даже вспомнить, что этот корректный и сдержанный человек мог кинуться на кого-то с объятиями. - Правда, в основном, с водкой и нашими женщинами. На фронте от них редко бывает толк. Войти с флагом в уже отбитый другими частями город, особенно на глазах у корреспондентов, - вот это у них получается гораздо лучше. Они много говорят о каких-то идеях, но на самом деле твои русские друзья - скорее громилы, чем воины. Когда они стояли в Босне, местные жители говорили, что лучше бы их село заняли босняки, чем терпеть оборону русских! Харжич еще до возобновления боевых действий пытался разоружить их отряд. Они не дались, ушли в Македонию, якобы воевать с греками. Ваши гнали туда много оружия и боевого снаряжения, вот они и разрослись там до батальона. А когда и македонцев они достали, их перекупил Вазник, наверное, чтобы иметь дополнительные части для борьбы с внутренними беспорядками. Так что теперь и у Трансбалкании появилась "русская проблема"! - Чего? - переспросил ошеломленный Казак, которому парни из НОРА показались все сплошь героями. - Того, - вступил в разговор Лужице. - Я в Босне эта часть знал, рядом был. У них тот год потери было пятьдесят процент на бою и пятьдесят по расстрел на преступление. Казак не нашел что сказать и замолчал. "Не по-христиански это. Не по-божески", - вспомнил он недавние свои размышления. США. "Спланируйте операцию..." Срочное совещание, созванное в Белом доме через два часа после атаки на корабли шестого флота, пришлось на полночь по вашингтонскому времени. Собравшиеся уже получили информацию о событиях в Адриатическом море и были готовы к мрачному настроению президента. Но таких слов и выражений, какими он охарактеризовал сложившуюся ситуацию и ответственных за это лиц, от него еще не слышал никто - в ход пошли даже несколько испанских ругательств, что наверняка подняло бы шансы президента на следующих выборах у избирателей-латинос, если бы они могли об этом узнать. Однако сейчас главу государства волновали вовсе не грядущие выборы, а самые что ни на есть близкие неприятности. - Ублюдки! Угробить крейсер и превратить десантный корабль в плавучий склад металлолома! За такое конгресс может назначить расследование, а в ходе его найдутся десятка два крикунов, которые потребуют импичмента. И вполне могут его протащить! Наши сердобольные американцы очень не любят, когда гибнут люди! - Но, сэр, - осмелился заметить один из военных. - Это все-таки боевая операция... - Ну да, я не знал. Спасибо за напоминание, сэр! Да, это боевая операция. Но стоит об этом заикнуться, как мне сразу напомнят о "Буре в пустыне" дескать, тоже боевая операция. Может быть, вы посоветуете мне признать, что данные о наших потерях в Ираке занижены? Свалить все на славянский фанатизм? Или на то, что у меня в команде сплошные идиоты? Иногда мне хочется на все тут плюнуть и уйти в помощники к тому же Вазнику. Сожалею, но я пока еще здесь. Итак, что вы можете предложить, господа? - Сэр, если вы дадите санкцию на зажим прессы в Штатах, наше ведомство сможет обеспечить блокирование информации о катастрофе в мировых масс-медиа, - произнес заместитель директора ЦРУ. - Насколько эффективно? - недоверчиво поинтересовался президент. - Примерно на девяносто процентов. Однако воздействие оставшихся десяти тоже можно снизить. Мероприятия подобного рода недавно отрабатывались и показали высокую эффективность. - А возможно приглушить шум в Штатах? - Возможно, - подсказал помощник президента по вопросам внутренней информационной политики. - У нас сейчас сильные позиции почти по всем информационным каналам, а тем, кто сравнительно независим, можно подсунуть дезу. Мы, конечно, не ЦРУ, но последний скандал с сенатором Мортоном показал, что мы способны на многое. - Хм-м-м... Что ж. Так на какой срок вы сможете зажать шум? И помощник, и заместитель директора замялись. Известная еще со времен войны с Гитлером фраза о том, что можно морочить голову все время немногим и некоторое время всем, но всем и все время - невозможно, не потеряла актуальности и в наши дни. - Максимум на две недели, сэр. Потом придется признать несчастный случай в море во время учений или что-нибудь подобное. Разработку версии мы уже ведем. - Допустим. А что собираетесь предпринять с самой операцией? Учтите, срок, который я вам отпустил, подходит к концу, и на меня уже начинают давить. А вы все не можете справиться с этими балканскими парнями! Кто меня уверял, что превосходство в воздухе будет за нами? А теперь эти боснийские свиньи боятся голову поднять, потому что русские прямо при них походя свалили шесть "миражей"! - Признаю, с этими русскими самолетами мы допустили оплошность, - впервые за весь вечер заговорил директор ЦРУ. - Я уже докладывал, что их поставки проведены через криминализированную коммерческую структуру, наблюдение за которой затруднено, и российское правительство сумело остаться здесь с чистыми руками. Однако сейчас мы готовим новый шаг по ликвидации фактора "СУ". - И какой же? Вы нашли их укрытие? - Укрытие скоро будет локализовано. Но я не об этом. Два дня назад в руки наших людей попала кредитная карточка, из тех, что выдаются русским наемникам. Используя наши связи и влияние в финансовых кругах, мы через нее вышли на фонд, из которого ведется оплата волонтеров, и имеем возможность эту оплату прекратить. Короче, подготовка к акции завершена, и это будет выполнено завтра... Вернее, уже сегодня. - Ну и вместо русских будут летать сербы! - бросил президент. - У сербов летать уже некому. Долгие военные действия выбили у них практически всех мало-мальски квалифицированных военных летчиков. А любителей вряд ли стоит опасаться. - Хорошо! - тон президента изменился, и теперь перед собравшимися был уже не вышедший из себя пожилой человек, изнуренный заботами о стране, а холодный, расчетливый политик. - Значит, ваши действия: администрация блокирует внутреннюю информацию по Адриатике, то же самое ЦРУ делает с зарубежной прессой. Военным всеми силами необходимо отыскать и уничтожить русские самолеты, независимо от того, прекратится оплата наемников или нет. Я разрешаю привлекать для этого любые силы, и больше полагайтесь на себя, а не на туземцев. Но - слушайте меня внимательно! Мы и так уже вышли по срокам из графика. Если через две недели Трансбалкания не будет полностью под нашим контролем, я отменю операцию и вам самим придется все расхлебывать перед конгрессом, а я пальцем не пошевельну, чтобы вытащить вас из дерьма! Надеюсь, я выразился ясно? Да, и, кстати, спланируйте акцию возмездия. Что-нибудь эффектное и в то же время гуманное... или выглядящее гуманным. Никто не ответил - видимо, всем все было ясно. То, что президент способен свалить неудачи на исполнителей и выйти сухим из воды, было известно всем собравшимся - этот талант он продемонстрировал еще будучи сенатором, когда попался на закулисных махинациях перед выборами. И теперь каждый из высокопоставленных чинов не сомневался, что их шеф уже готовит почву к тому, чтобы в случае провала операции их сдать, причем сдать так, чтобы не запачкаться самому. Оставалось одно - с еще большим рвением взяться за дело и довести "Горца" до победного конца в заданный срок. Вена. Банк теряет вкладчика Реклама, призывающая потенциальных клиентов пользоваться той или иной системой кредитных карточек, весьма разнообразна - и на пятиметровых плакатах с грудастыми девицами, и в солидных журналах демонстрируются и расписываются их удобство, защищенность от потери или хищения, налоговые льготы, системы скидок, и все это правда. Но никакая статья, никакая реклама не укажет на еще одно свойство пластиковых денег - все уходы и приходы на счет отслеживаются с точностью до цента по суммам и до минуты по времени. И поэтому, когда в ловкие и нечистые руки попадает чья-то кредитная карточка, то всегда, располагая временем, техникой и деньгами, можно установить, кто, когда, за что и кому платил. У людей, к которым попала "юникард" Казака через господина Паповича, всего этого было в достатке, а кроме того, за их спиной была самая могучая в мире разведывательная организация. Когда пути, коими на безымянный счет предъявителя карточки попадали доллары, были отслежены, в действие включились агенты в сфере банковского дела. Эти агенты не прятали глаз под темными очками, не носили длинных плащей, скрывающих автоматы, и в случае чего вряд ли хоть один из них смог бы устоять против пьяного хулигана на темной улице. Но, сидя за мониторами компьютеров, они превращались в безжалостных взломщиков охранных систем, в информационных воров и электронных шантажистов. И только после них к делу подключались обычные с виду парни, под просторной курткой которых вполне мог поместиться небольшой гранатомет, а в кармане вместо плейера лежала миниатюрная рация.
      День, накануне которого шеф ЦРУ обещал президенту перекрыть каналы финансирования наемников, в Вене ничем особенным не отличался от остальных. Трагедия в Адриатическом море почему-то не заинтересовала ни одно европейское агентство новостей, и никаких сенсаций газеты и утренние телевыпуски не содержали. Благополучный европейский город жил своей размеренной жизнью. В десять утра открылись отделения банков, в час дня некоторые из них закрылись на обед и в два открылись снова. Служащим центральных офисов финансовых компаний было труднее - обеденный перерыв наступал для каждого из них по отдельному графику, соблюдение которого считалось обязательным. Управляющий сектором нестрахуемых вкладов "Альпийского универсального банка", несмотря на свой достаточно высокий чин, тоже считал своим долгом выполнять общий распорядок и, покинув здание банка в 12.45, возвратился на рабочее место в 13.30, выкроив таким образом пятнадцать минут на то, чтобы спокойно посидеть и обдумать намеченные на остаток дня дела. В 13.42 он выглянул в окно и увидел медленно заруливший на стоянку ("Клиентам банка бесплатно!") дорогой, но не бросающийся в глаза особой роскошью автомобиль модели "Лексус", или, как с иронией называл такие машины председатель правления, - "мерседес" от "Тойоты". "Ему легко иронизировать, сам-то ведь ездит исключительно на "бентли", подумал, глядя на "лексус", управляющий сектором. - Но ничего. Скоро и мои дела пойдут на лад. Пусть тогда надо мной поиронизирует. Я буду не против". Основания для подобных планов у управляющего были вполне серьезные. За последние полгода его сектор провел несколько очень крупных и выгодных для банка операций, в основном благодаря тому, что сын управляющего познакомился на лыжном курорте в Инсбруке с некоей девушкой из России, которая оказалась не более и не менее, как дочерью хозяина "Слава-Банка". Отправляясь погостить в Москву, сын сумел выговорить приглашение и для отца, и, хотя у молодых людей ничего серьезного не вышло (девушке подвернулся модный эстрадный певец), старшее поколение семей познакомилось достаточно близко, и через некоторое время "Слава-Банк" провел через сектор нестрахуемых вкладов суммы, сравнимые с оборотом всех остальных подразделений "Альпийского универсального". Кроме того, с помощью русских же отдел заполучил еще одного клиента, уже в течение двух месяцев переводившего не настолько крупные, но все же заметные суммы. Правда, этот клиент, к сожалению, никогда не вызывал симпатии у управляющего - и внешне, и по повадкам он слишком напоминал террориста из кинобоевика, но какой банк откажет клиенту на таком основании? Поводом для беспокойства мог бы стать разве что очень специфичный, хотя и в рамках закона характер операций. Создавалось впечатление, что больше всего клиента заботит не прибыль от помещенных средств, которую он почти всю великодушно оставлял банку, а всевозможные уловки, позволяющие засекретить источник и место назначения денег. Кроме того, несколько пунктов в договоре практически исключали участие в управлении вкладом третьих лиц, даже законных наследников. И именно этот клиент ездил на "лексусе", и именно его черная шевелюра сейчас мелькнула около машины. "В конце концов, по закону мы обязаны предоставить властям информацию по их запросу, но не обязаны им сообщать о каждом необычном клиенте. Финансовая сфера очень деликатна, конкуренция сильна, и мы должны держаться за вкладчиков. К тому же благодаря ему к концу года я, пожалуй, смогу себе позволить такую же машину.." Клиент степенно шел к подъезду банка, но вдруг без всякой видимой причины прыгнул за ближайший автомобиль и распластался на асфальте, а по тому месту, где он только что прошел, стеганула очередь, и еще одна прошлась по затемненным стеклам автомобиля, который скрыл от стрелка цель. Клиент тем временем уже бежал через улицу к другой машине, синему "опелю", который всегда приезжал за десять минут до него и уезжал то через час, то одновременно с "лексусом". Из "опеля" навстречу клиенту выскочили двое с автоматами и открыли огонь куда-то в сторону банковской стоянки. Управляющий сектором сообразил, что шальная пуля может долететь и до его окна, - а в отличие от окон первых трех этажей банка, его стекла пуленепробиваемыми не были. Он спешно отступил в глубь комнаты и, неудобно скорчившись, лег на пол. С улицы донеслось еще несколько очередей, потом грохнул взрыв, и снова все стихло, лишь где-то за углом завывали сирены спешащей к месту происшествия полиции. Управляющий встал и подошел к окну. Около пылающего "опеля" лежали тела двух автоматчиков, а в нескольких метрах от них распростерся в темной луже крови и сам клиент. Управляющий прищурился - может, он еще жив? Но крови было очень много, и управляющий понял, что председателю правления вряд ли еще придется над ним шутить по поводу "мерседеса" от "Тойоты". Массив Шар-Планина. Изменения в составе На базе Казака встретили радостно, но сам он был в каком-то странном состоянии, что не укрылось от его товарищей, и Дед вполголоса заметил Корсару: - Парень-то все отмалчивается. Сам не свой. - Ну, я его понять могу. Давай-ка не будем его пока теребить, - сказал Корсар. На том и порешили. Задуманное празднество с участием сербских офицеров тихо отменили, с расспросами о приключениях после вынужденной посадки не приставали, сам же Казак больше рассказывал о налете, о том, как его сбили, как удалось посадить теряющий управление истребитель. Говорил он об этом очень подробно, надеясь с помощью товарищей понять, что он сделал не так, дабы избежать подобных ошибок в дальнейшем. Обсуждение затянулось, но, когда Казак после ужина спросил, не намечены ли на сегодняшний день другие дела. Корсар ответил: - А какие дела? Мы истратили весь боезапас, который привезли, последний раз летали опять с дерьмом - НУРСы да бомбы эти ископаемые. Правда, и цель была не из шибко колючих, только это и спасло. Вчера Шелангер приходил, говорил, нашу группу будут на ПВО привлекать, так Хомяк, знаешь, куда его послал? Казак оглянулся на безмятежно развалившегося в кресле Хомяка. Тот поднялся и подошел к столу. - Кстати, Малошан еще не вернулся? - поинтересовался он. - Да вроде нет. Как меня привез, так сразу опять умотал, а что? - вопросом на вопрос ответил Казак. - Он вчера обещал, что деньги привезет за прошлую неделю. Вместе с премией за сбитые! - Неплохо! - согласился до сих пор молчавший Дед. - А ты что, решил наличными получать? - Ну А то ведь надуют... Не наши, конечно, другари, хотя, между нами, комендант тот еще жучара. Найдется кто-нибудь в цепочке, липовую бумажку подкинет, а на большой земле - бац, и у разбитого корыта. У нас один майор вот так задарма полетал в какой-то черномазии. Полгода отработал, вернулся, а в банке ему - большие глаза. Так что я получаю на руки живые полосатые баксы, и тем доволен. - А не боишься, что сопрут? - У меня-то? Пускай попробуют! - ощетинился Хомяк и, глянув на его лицо, Казак подумал, что лично он попробовать бы не рискнул.
      До следующего вечера не случилось никаких событий. Хотя дождя не было, но погода стояла пасмурная и уже не такая теплая - осень все увереннее вступала в свои права. Чтобы как-то занять летчиков, Корсар распорядился устроить "профилактику материальной части". Она началась с визуального осмотра самолетов - искали повреждения, которые могли остаться незамеченными. Конечно, местные техники работали добросовестно, но "свой глазок - смотрок", как выразился Дед, и даже Хомяк не стал против этого возражать. Вечером приехал подпоручик Малошан, и его обычно невозмутимое лицо выглядело на этот раз обеспокоенным до крайности. Попросив бригаду собраться в "красном уголке", он вскоре пришел туда в сопровождении Шелангера, который тоже за считанные полчаса, прошедшие с приезда подпоручика, утратил свой беззаботно-франтоватый вид. Взглянув на сербских офицеров, Корсар тихо шепнул Деду: - Похоже, у них на фронте неприятности.