Истребители - Разорванное небо (Истребители-1)

Через пару минут послышались доклады о выполнении приказа: - Пост два готов... - Пост четыре готов... - Пост шесть... О, черт! Пост шесть, вижу ракету! Дистанция двадцать... Девятнадцать... Начальник смены уже и сам видел появившуюся на экране отметку летевшей в сторону АВАКСа малоразмерной сверхзвуковой цели. - Я замораживаю каналы! - спокойно объявил он. Тотчас погасли экраны у операторов, тарелка антенны остановила свое вращение - вся аппаратура АВАКСа, лишенная питания, прекратила свою работу. Конечно, такие резкие выключения очень вредны для чувствительной электронной аппаратуры, но теперь у самолета появился шанс, что ракета, лишенная ориентира излучения его радаров, потеряет цель или по крайней мере, если она снабжена блоком запоминания координат, будет лететь туда, где должен был бы оказаться АВАКС. Это бы вполне могло подействовать, но Р-77 - принципиально новая ракета, в которой, кроме системы наведения на радиоизлучающую цель, на конечном участке траектории включается и инфракрасная головка, ведущая ракету прямиком к двигателям, которые отключать никто не собирался. Впрочем, и отключенные они тоже были бы достаточно заметной целью - никакой металл не успел бы остыть за то короткое время, что осталось до взрыва. АВАКС вздыбился, будто получил удар невидимым кулаком под брюхо. Оба двигателя мгновенно остановились, иссеченные осколками, а хлещущий из перебитых трубопроводов керосин загорелся, оставляя в небе жирный хвост дыма. Через несколько секунд сразу из нескольких люков самолета, словно горошины из прохудившегося мешка, посыпались человеческие фигурки, и над каждой почти сразу распускался купол парашюта. Начальник смены покинул самолет одним из первых - в конце концов, он не был капитаном этого корабля и спасаться в последнюю очередь обязанным себя не считал. Раскачиваясь под белым куполом, он благодарил Бога за то, что пилоты АВАКСа не успели выполнить его распоряжения о наборе высоты, и теперь, опускаясь с четырнадцати тысяч, он мог почти нормально дышать. О том, куда опустится он и остальные члены экипажа и что их ждет там, начальник смены не думал - не потому, что был очень смелым и уверенным в своих силах. Просто, когда АВАКС отправляли на Балканы, никто не взял на себя труд рассказать о том, как поступают в этих краях со сбитыми вражескими летчиками. А если б летчикам и операторам об этом рассказали, то вполне возможно, что они предпочли бы остаться в горящем самолете. Небо над хребтом Проклетие. Невидимки После удачи Казака Корсар решил два-три дня выждать, зная, что потеря дорогостоящего самолета дальнего обнаружения неминуемо вызовет ответные меры. Благо, оперативная обстановка позволяла не летать - какое-то странное затишье царило и в воздухе, и на наземных "участках боевого соприкосновения". Скальная база замерла и затаилась, хотя вынужденное безделье воспринималось как никогда тяжело. Летчики до головной боли сидели за тренажером, изучая малейшие складки гор и особенности местности, хотя им не то что надоело - осточертело "летать" среди компьютерных гор. В эти же дни начал заметно таять персонал базы, поубавилось бойцов охранного батальона. На следующий после вылета Казака вечер к русским зашел попрощаться вечно смурной Славко - впрочем, была и более серьезная причина его посещения. - Я хочет... сказать одну вещь, которую не надо говорить, что сказал я. Командиры думают, вам это знать не надо, а я думаю - надо. Эта ночь мне приказали уехать вместе с моя машина в Каливну. - Машину твоего папы я видел. А своя у тебя какая? - беззаботно спросил Казак. - Моя - это которая на гусеницах, с ракетами. "Стрела". Я хотел "Тунгуска" взять, но денег не хватило мало. Там, на фронта, сейчас собирают силу и отсюда тоже заберут. Сначала не всех, а потом и всех возьмут. Только техников оставят. - Та-а-а-к, - протянул Дед. - Похоже, что это начало. В смысле - начало конца.
      Настроение в этот и последующие дни было под стать погоде. Тоже осеннее. С ночи небо затягивало неопрятной клочковатой хмарью. Вяло крутясь и перемешиваясь, она ползла над головами людей, цепляясь за самые высокие вершины. При взгляде на нее появлялось труднопреодолимое желание влезть в кабину, подняться в воздух и, поставив машину на хвост, показать земле раскаленные жерла сопел, обдать ее громом и, почти не помогая себе крыльями, на одной форсажной, превышающей его вес тяге свечой пронзить всю эту неопрятную пакость. Пронзить и вырваться к солнцу... Но, по правде говоря, дело было не только в погоде. Корсара тревожили предчувствия, догадки, тревожило затишье. Что-то готовилось, назревало, что-то должно было произойти. Что-то непосредственно касающееся их. Куда только подевался его обычный оптимизм? Когда его сбили, когда шастал по горам голодный, не унывал, почему же сейчас? Почему.. В каменной норе можно укрыться от непогоды, но не от ощущения чего-то надвигающегося... Дед, конечно, слишком пессимистичен, но, похоже, размышлял Корсар, он прав. "Дело не в том, сколь силен враг. Очень силен, и что с того? Крови мы им попортили, приятно вспомнить. И еще. Бог даст, попортим". Что-то в молодом летчике надломилось, что-то мешало ему жить, какая-то обреченность. Но дело было не в нем самом. Его тревожила судьба маленького гордого народа. Он понял, наконец, что сербы готовятся умереть. Умереть, но уже не победить. "А мы? Мы что, чужие на этой войне? Чужие ли?" Корсар сделал над собой усилие и попытался проанализировать в деталях сложившуюся ситуацию, мысленно представить себе всю картину. Итак, у них задействованы четыре группы. Три русские, одна сербская. Шестнадцать человек. Было шестнадцать. Четверо погибли (хорошо еще. Казак объявился), один пропал без вести, трое вместе с Хомяком умотали домой. И, между прочим, летчики что надо, из лучших. Впрочем, этого следовало ожидать. Хомяк, так тот и не скрывал, что, если оплату задержат - только его и видели. И понять его можно. Семья, дети... Да и формально он прав: контракт есть контракт, условия должны выполняться. Может, последовать его примеру? Крысы бегут с корабля? Нет, так тоже нельзя. Придется пораскинуть мозгами и решить, что делать сейчас с тем, что в наличии. То есть с ополовиненным личным составом и с подавляющим превосходством противника. Перечень неблагоприятных обстоятельств грозил растянуться до бесконечности, но Корсар знал, что пока ему есть на чем здесь летать, пока он в состоянии садиться в кресло пилота, ничто не заставит его паковать чемоданы. Он сделает все возможное и невозможное. Как сербы из четвертой эскадрильи. И подготовка у них была так себе, и обеспечения никакого всего-то один раз смогли в воздух подняться, - а вон чего учудили. Шелангер прямо светился, когда рассказывал. Да что Шелангер, весь сербский персонал на базе два дня только об этом и говорил. Кабы еще эти четверо живы остались... Отличные, верно, были ребята. Сумели распорядиться той сдачей, что оказалась у них на руках. Главным козырем в ней стали их собственные жизни... Уже не первый раз Корсар размышлял об этой четверке и их отчаянном рейде. Чем дальше, тем больше его смущала неестественная тишина в мировой прессе вокруг этого события. После жертвенной атаки сербского звена они с Казаком не упускали случая уткнуться в экран. Спутниковая антенна на крыше давала богатый выбор каналов, но даже всемогущая Си-эн-эн как в рот воды набрала. Одни турки как-то невнятно и вскользь высказались о сербских атаках флота "коалиции", и все. Никаких тебе воплей, никаких соболезнований и истерик! Каким же должно быть давление, чтобы замолчать ТАКОЕ! Кто способен заткнуть рот "свободной" прессе и какова его цель? Что за "акции возмездия" готовятся сейчас в этой тишине? Самое обидное, что и дома молчат. Не хотят лишний раз привлекать внимания к своему участию в том, из-за чего американцам впору объявлять национальный траур? Но про сбитый-то АВАКС должны были сказать, черт побери!
      Корсар помассировал виски и тяжело задумался. Во время ужина Дед с Казаком попробовали с ним заговорить, но, быстро убедившись, что тот их попросту не слышит, переглянулись и оставили его в покое. А Корсар, съев все и не заметив вкуса, вернулся к себе и нервно заходил по комнате. К этому времени его раздумья приняли конкретный характер, а тактическое воображение настолько разыгралось, что сидеть в бездействии он больше не мог. Неожиданно он остановился, резко выдохнул и встряхнулся, словно приходя в себя. Он должен был что-нибудь предпринять. Прямо сейчас. Хорошо все же быть командиром. Сам себе приказал - сам выполнил. Корсар вышел в едва освещенный коридор. Под ноги ему легла полоса падающего света из комнаты Деда. Увидев в приоткрытую дверь командира. Дед сбросил ноги со спинки кровати, сел и даже затушил сигарету. - Куда собрался? - громко осведомился он. - На охоту, - буркнул Корсар через плечо и ускорил шаг. Дед еще немного посидел, в недоумении покачивая головой и бормоча что-то себе под нос, а потом запалил очередную сигарету и снова улегся. Дверь он оставил открытой - для вентиляции. Он все еще размышлял над загадочным поведением боевого товарища, когда откуда-то снаружи до него донесся смутный гул. И только тогда Дед понял, какую "охоту" имел в виду их командир...
      * * *
      Едва взлетев. Корсар тут же заложил пологий вираж. Глядя на экран, где светилась в темноте кабины карта местности, он продолжал раздумывать, все еще делая выбор, который вообще-то не имел особого значения. Главное было просто лететь в стремительно чернеющем небе куда вздумается, чувствуя упругость воздуха и зная, что в любой миг земля и небо могут по его прихоти закружиться в сумасшедшем танце. Беспокойство понемногу его отпускало. Стремительный полет давал пьянящее ощущение свободы, в которой было все - и цель, и смысл. Корсар выровнял самолет и ввел в бортовой компьютер номер маршрута. "Сухой" слегка нырнул вниз и на скорости вошел в лабиринт ущелий, забирая на северо-запад, к албанской границе. Короткие перегрузки при резких маневрах самолета едва не вырывали пилота из крепкой хватки привязных ремней, его бросало то к блистеру, то к стенке кабины, но мысли текли размеренно и даже отстранение... Да, это нехорошее молчание. Оно не может длиться долго. Когда вся эта кодла получила по зубам гораздо сильнее, чем рассчитывала, те, кто заказывал музыку, должны были испытать гнев и растерянность. Нетрудно представить, чем сейчас они занимаются в штабах и резиденциях. Им нужна массированная воздушно-наземная операция, которая раз и навсегда поставит противника на колени, плюс фирменное американское блюдо - устранение его неугодного лидера. Конечно, в практическом плане убийство несчастного Вазника ни черта им не даст, зато лицо сохранить позволит. Из тактических соображений покушение на трансбалканского главу должно бы предварять войсковой удар. Как тот стародавний налет на Триполи, когда они чуть-чуть не накрыли Каддафи. И лишь позиция СССР тогда сорвала задуманное вторжение в Ливию. Но когда же произойдет теперешняя акция? По всей логике вещей чего-нибудь этакое должно было случиться еще вчера. Корсару вдруг показалось, что он разгадал ход дальнейших событий. Отчаявшееся сербское командование поднимет их навстречу груженной смертью многосотенной армаде, и им не придется, как в кино, рассчитывать на немыслимые трюки и сверхчеловеческое везение. Албанская граница огибала хребет Проклетие и спускалась к побережью, над которым раскинулся радарный зонтик корабельной группировки, и СУ-37 взял севернее, к центру страны. У Корсара не было какого-нибудь конкретного плана - только смутное ожидание чего-то, что должно вот-вот произойти. Он просто хотел осмотреться и, снова перейдя на ручное управление, стал разгонять машину перед набором высоты. Сейчас "сухой" не был отягощен гроздьями контейнеров, бомб и ракет. На пилонах висели только четыре ракеты ближнего боя и две Р-77. Негусто, но зато истребитель был легок, обтекаем и потому особенно послушно полез вверх, прорывая низкий облачный потолок, непроглядная муть обняла машину со всех сторон. Еще чуть-чуть, и показались звезды. С вертикальной скоростью почти в четверть километра в секунду "сухой" устремился навстречу Луне. "Какая все-таки маленькая страна, - подумал Корсар. - Что такое четыреста километров в любую сторону для самолета, дальность полета которого даже без подвесных топливных баков четыре тысячи, а скорость около двух с половиной? Но небо не имеет границ. Здесь оно такое же высокое, как везде". Корсар перевел истребитель в набор высоты по спирали. Яркая полная Луна не спеша уходила куда-то за спину и снова выныривала уже с другой стороны, заставляя щуриться. Самолет упорно, с молчащей рацией и отключенным радаром, шел вверх, а лицо его пилота под кислородной маской широко улыбалось. "Сейчас посмотрим", - шептал он, глядя, как на экране индикатора зажигаются синие обозначения вражеских локаторов. Густой сыпью они ясно наметили линию фронта. По ту сторону - ни проблеска. Если и есть что у сербов, - все затаилось в надежде на последний шанс. Только в глубине страны, не сразу обнаружил Корсар, изредка загорался и тут же гас красный огонек. Ага, вот и АВАКС. Надо же, как далеко, чуть ли не у самой Италии. Боятся, сволочи! Здорово их Казак тогда подловил! Как говорится, пустячок, а приятно, хотя, конечно, сто тридцать миллионов долларов пустячком назвать трудно... Истребитель прошел отметку девять тысяч метров, но продолжал подъем и сейчас был прекрасно виден любому, кто не поленился бы взглянуть на экран локатора с соответствующей дальностью обнаружения. Корсару казалось, что он и в самом деле чувствует чьи-то липкие, ощупывающие прикосновения. Ощущение было таким ярким, что он чуть не покрылся гусиной кожей. "Давайте-давайте, - произнес Андрей сквозь зубы. - Возьмите меня, суки! Если сможете". На экране моргали синие пятнышки многих локаторов, в такт им пищал сигнализатор радиолокационного облучения. Корсар высчитывал в уме время реакции противника. Он забрался уже за пятнадцать тысяч, и выходило, что вот-вот начнется настоящее дерганье тигра за хвост. Корсар тихо засмеялся, он чувствовал себя на подъеме. Это было то, что надо. Он, напевая: "Мне сверху видно все, ты так и знай!" - перешел в полет по горизонтали, включил радар и увидел все, что происходило в воздухе в радиусе четырехсот пятидесяти километров. Теперь необходимо было оценить степень угрозы. Ближе всего, километрах в ста восьмидесяти, выявилась групповая цель. Низколетящая скоростная тройка. Только что поднялись и идут вдоль фронта. Идут, словно думают повернуть, как только доберутся до "коридора безопасности", где вероятность встречи, пусть даже с запуганным сербским ПВО, минимальна. О, точно, интуиция не подвела, меняют курс. Очень может быть, их специально подняли на его перехват, или же это дежурное звено, которое перенацелили на "наглого серба". "Отличненько, - ликовал Корсар, без разницы. Идите сюда, ребятки, поиграем. Готов спорить, такой дичи вам еще не попадалось!"
      * * *
      Корсар опустил нос истребителя и тихонько присвистнул. А это еще что такое? Вроде только что ничего ближе той тройки не было. Но вот две новые цели. Ползут в каких-то сорока пяти километрах к югу вдоль реки Ибар примерно на Косовска-Митравицу Оставляют сбоку албанскую границу. Скорость еле-еле восемьсот километров в час, высота около двух тысяч, и отметки почему-то странно мерцают. Что за черт? Андрей почувствовал, что опасная игра его захватывает. Он вырубил радар, увеличил тягу до максимальной и перешел в пологое пикирование под углом двадцать пять градусов к горизонту, рассчитывая перехватить таинственную парочку на сходящихся курсах. Лету до нее было каких-то полторы минуты. Если верить радару, цели находились в паре километров. Неясно, поняли ли они, что их облучают. Маневрировали, но как-то вяло. Чуть поменяли курс, начали легкое снижение, скорость немного увеличилась. Корсар шел на перехват, ориентируясь на заданное меткой направление, и напряженно вглядывался вперед. Где же они? Что за невидимки? На запрос "свой-чужой" не отвечают, локатор их ловит с трудом. Помехи, что ли, ставят? И в этот миг он их увидел, увидел сам, без помощи оптики и электроники. Ярко светила луна. Внизу, рукой подать, как-то призрачно лохматилась сплошная облачная равнина, и над ней в этом серебристом полуреальном свете совершенно беззвучно скользили два черных треугольно-зубчатых силуэта, срезая клубящиеся серые шпили и ныряя время от времени в плотные слои облаков. Самолеты были на удивление плоскими, похожими на диковинные великанские бумеранги. Корсар замер. Он не заметил, что задал нашлемным прицелом точную наводку, и теперь вокруг прицельной метки появился значок готовности ракет к пуску. Кажется, он даже забыл дышать, боясь спугнуть видение. Внутри у него все дрожало. Удача! Какая удача! Вот оно! Он дернулся, словно от легкого удара током. Вперед! Один взгляд на приборную панель - и под аккомпанемент звуковых сигналов, сопровождающих захват цели, он с излишним усилием вдавил кнопку пуска. Дальнейшее на ближайшие несколько секунд от него уже не зависело. Пусковая кнопка была нажата только раз, и хвостатый огненный шар ушел вперед без пары. Ракета, развивающая скорость в четыре скорости звука, могла перехватить даже идущий в лоб "Сайдуиндер" - противнику было не уйти. Корсар заворожено наблюдал, как стремительно уменьшается, приближаясь к цели, бело-желтая звезда. Только сейчас до него по-настоящему дошло, как велики вражеские машины. "Такую, поди, одной ракетой и не завалишь!" Тем временем дистанция до противника еще немного сократилась, и автоматика сменила приоритетный тип оружия на ракеты ближнего боя. Корсар еще раз нажал на кнопку пуска, истребитель снова вздрогнул, и вслед за правым поддвигательным опустел и внутренний левый подкрыльевой пилон. Бомбардировщики В-2 шли уступом, и в этот миг над ближним из них сверкнуло пламя. Бесконтактный лазерный взрыватель подорвал боевую часть ракеты над самым центром "летающего крыла", точно выдержав оптимальное расстояние до цели. Брошенное вперед взрывом, расширяющееся кольцо из тяжелых стержней вгрызлось в черную радиопоглощающую обшивку прямо за кабиной, перерубая все на своем пути. В-2 содрогнулся от удара, качнулся, как-то неуверенно попытался выровняться, его быстродействующие процессоры принялись лихорадочно выстраивать новые управляющие связи в обход разрушенных волоконно-оптических каналов, но этого было уже недостаточно. Ориентируясь на вспышку, вторая ракета влетела в середину только что полученной бомбардировщиком тяжелой раны. Сработал контактный взрыватель, и ударная волна со скоростью несколько километров в секунду ворвалась в кабину, вскрыв ее, словно консервную банку. Корсар с восторгом наблюдал, как брызнули во все стороны тысячи обломков и поверженный В-2 вдруг резко задрал нос, вставая на дыбы, потом опрокинулся на крыло, дважды плавно перевернулся и, продолжая кувыркаться, как гигантский гонимый ураганом лист, канул в облачное покрывало. "В яблочко! - Корсару захотелось смеяться и кричать о своей удаче всему свету. - Танцуем танго!" Лихо присвистнув от избытка чувств, он вздернул истребитель, переложил его с боку на бок и бросил вниз следом за оставшимся бомбардировщиком. Второй В-2 скользил в сторону, но шансов спастись у него было столько же, сколько у Андрея сделаться чемпионом мира по бобслею. Наверное, сейчас очень страшно было тем, кто сидел за штурвалами крадущегося в ночи "невидимки", груженного тоннами "умной" смерти. Но жалеть этих профессиональных убийц не стоило. Тем более что они еще пытались сопротивляться. Навстречу Корсару сверкнул ярчайший сварочный блеск. Он слышал о таких штучках. Этому оборонительному лазеру кишка тонка оттяпать у самолета крыло или хвост, но вполне по силам сжечь чувствительные элементы оптических головок самонаведения или сетчатку глаз вражеского пилота. Глаз... Вдруг ему отчетливо вспомнилось, как хлестнула тогда по лицу багровая тьма, и его немного запоздало пробило ознобом. Ах, гады! Корсар переключился на стрельбу из пушки и легко качнул свой СУ-37 из стороны в сторону, осторожно заглядывая через борта кабины. Мелькнули острые кончики крыльев бомбардировщика, выдавая его местонахождение. Он был очень близко, этот огрызающийся В-2, в каких-то ста пятидесяти метрах, и продолжал приближаться. Пора! Корсар одним рывком положил истребитель на бок, одновременно опуская нос. Справа, рукой подать, встала матово-черная бугристая плоскость, ограниченная резкими прямыми линиями. Корсар прицелился взглядом, истребитель под ним чуть шевельнулся, коротко задрожал, будто от нетерпения, и погас злой глаз. "Вот так-то!" - процедил сквозь зубы Корсар и снова утопил гашетку в рукоять. Опять задрожавшую кабину тронуло справа сзади оранжевым отблеском дульного пламени, опять мелькнула трассирующая струя очереди, и бомбардировщик словно рвануло наискось гигантской когтистой лапой. "Это мое небо!" - шептал летчик и бил В-2 длинными 30-миллиметровыми очередями. Промахнуться было невозможно. Трассеры впивались в темную тушу, искристо сверкали маленькие взрывы, летели в стороны какие-то ошметки, и он чувствовал, что делает то, что должен делать. Наверное, в этот миг он был по-настоящему счастлив. Бомбардировщик еще летел, вытягивая за собой густой угольный шлейф, но на самом деле он был мертв. Уже после второй очереди из него метнулись вверх на косых огненных струях два продолговатых предмета - это катапультировался перетрусивший экипаж. Без него "невидимка" действительно стал "призраком". Корсар дал последнюю злую очередь по его двигателям и повернул, зацепив взглядом, уже вдалеке, бледные зонтики парашютов. Их разнесло метров на пятьдесят, и он не отказал себе в удовольствии с шумом и грохотом промчаться "на ноже" между ними. А пусть знают! Но тратить снаряды он больше не собирался.
      * * *
      Пора было подумать о другом. Корсар снова включил радар. О, как славно! До трех "бандитов", как любят говорить янки, все еще километров сто пятьдесят. Ничего удивительного. Он ведь и сам не стоял на месте. С моря летели еще две пары. Двести сорок километров. Это уж точно "томкэты". Плевать, им еще через Албанию идти, обходить вряд ли будут. Сморкались они на международные нормы. Эх, мало все-таки пространства для маневра. Но это ничего, зато в воздухе сегодня на удивление вольготно. Что такое восемь самолетов, считая его самого и не считая АВАКСа, если только американцы нагнали сюда, по разведданным, одной тактической авиации до четырех авиакрыльев? Это ж какая армада! Но теперь он догадывался, почему нынче так пусто. Что ж, в тихом омуте черти водятся. Черти не черти, а "призраки" точно были. Вот они какие, "черные операции". Не иначе американцы мягко придержали своих летунов вкупе с союзничками, чтобы не будоражить в эту ночь сербов, и тишком, молчком... Не вышло! Корсар улыбнулся. Интересно, куда же они летели? Неужели ему только что посчастливилось спасти бедолагу Вазника, и теперь натовцы откажутся от предполагаемой наступательной операции? Вот был бы номер. Шутка ли - решил исход войны. Пиши мемуары. Смешно. Впрочем, настроение у него ничуть не испортилось. Корсар направил свою машину навстречу вражеской тройке в прекрасном, так сказать, расположении духа. Даже если его собьют (хотя это еще будем посмотреть!), свое дело он сделал. Можно себе представить, как, наверное, дивятся их пилоты сербу-самоубийце. Корсар сближался с противником с суммарной скоростью две в половиной тысячи километров в час, спокойно разглядывая звезды и размышляя о том, что неплохо бы чего-нибудь перекусить. "Торопитесь? - подумал он, глядя на синие значки на экране. - Правильно, раньше сядешь - раньше выйдешь". Когда расстояние сократилось до девяноста километров, последняя его Р-77 покинула левый поддвигательный пилон и резво умчалась вперед, словно нетерпеливая гончая, обгоняющая охотника. Андрей внимательно следил за экраном, ожидая ответного залпа. Восемьдесят километров... семьдесят... Ну, ну.. Давайте же! Ага, услышали. Вот они родимые! Это ж надо - каждый по одной пустил. Пижоны. Не иначе итальянцы какие-нибудь. Небось, еще и пари заключили, кто из них ткнет его мордой в землю. Обломитесь, ребятки! Тихонько посмеиваясь, Корсар заложил лихую полупетлю, переворот Иммельмана. Перегрузка почти выдавила у него из легких весь воздух, но не смогла стереть с губ улыбки. Фигуру высшего пилотажа завершила "полубочка", и оказалось, что он разгоняется точнехонько в противоположном направлении. Корсар видел, как тройка попыталась совершить маневр уклонения, но его ракета, шутя парируя эти попытки, настигла головной самолет, и его отметка пропала с экрана. Еще через полминуты летчик с не меньшим удовольствием увидел, как в пятнадцати километрах сзади гаснут отметки выработавших топливо, но так его и не догнавших ракет противника. Вот вам и пари! В ленивом, размашистом боевом развороте он набрал еще с километр высоты, чтобы быть примерно на одном уровне со своими соперниками, и снова направился им навстречу. Те перестроились в пару "ведущий-ведомый" и должны были уже понять, что его надо принимать всерьез. Теперь начнется настоящее дело. Теперь ему надо как можно быстрее ввязаться в ближний бой. Противник, наученный горьким опытом, не спешил нанести новый удар, и это было русскому летчику на руку. Расстояние между ними быстро сокращалось. Можно было уже выключать локатор, но пусть думают, что у него еще есть радиолокационные ракеты, пусть понервничают. Встречная ракетная атака требует хороших нервов. Терпения у врага хватило до отметки в двадцать километров. Корсар присвистнул. Пошли ва-банк. К нему приближались четыре ракеты! Он тут же включил помехи и задрал нос самолета в небо. "Колокол"... ему нужен образцовый "колокол"! Когда СУ-37 неподвижно завис в верхней точке траектории. Корсар отчетливо представил, как сейчас загораются на приборных панелях истребителей противника табло "Срыв захвата цели". Интересно, на каком языке? "Сухой" еще падал на хвост, а он уже увидел, что маневр удался. Три ракеты разбрелись, как говорится, кто в лес, кто по дрова, и только одна еще поворачивала на него, и у нее был шанс. Корсар, не раздумывая, бросил машину к земле, надеясь затеряться на фоне отраженного от нее сигнала. Облачная равнина под ним уже не была сплошной, она начинала рваться на куски, и он нырнул в один из этих разрывов. Противно запищал сигнал предупреждения - инфракрасный датчик обнаружил атакующую ракету. "Отстрел планирующей ложной цели", - мелодично доложил речевой синтезатор в то время, как Андрей перевел полет в режим автоматического следования рельефу местности. Следующей ступенью активной обороны, исполняемой без участия пилота, была бы попытка сбить вражескую ракету своей, но та пошла за ложной целью, и компьютер убрал ее с экрана. Однако рано было расслабляться. Истребители противника садились ему на хвост, стараясь занять выгодное положение для атаки. Корсар напряженно смотрел на индикатор горизонтальной обстановки с подробным цветным изображением рельефа местности. Разбежались, умельцы! Сейчас я вам устрою последний дюйм... Какие-то едва различимые темные громады пронеслись так близко, что он вздрогнул и покрылся мгновенной испариной. Но безумный риск себя оправдал - "Сайдуиндеры" потеряли цель. Теперь моя очередь! Когда замешкавшиеся преследователи выскочили над краем долины, они не подозревали, что их ждет. Две из трех оставшихся ракет ближнего боя были подвешены под СУ-37 "задом наперед", реализуя уникальную схему обратного пуска, составлявшую единый комплекс с локатором заднего обзора. Раздраженные увертливостью жертвы, "охотнички" были полны решимости ее додавить. Двигаясь с превышением скорости, они собирались загнать ее в сектор захвата головок самонаведения, но навстречу им в упор неожиданно ударили две огненные стрелы. В панике преследователи кинулись в разные стороны. Один резко ушел вверх с разворотом и превратился в огненный шар. Второй, наоборот, бросился вперед и вниз, как бросается на дорогу, внезапно решившись, очумелый пешеход, надеясь проскочить под носом у автомобиля. Черта с два бы у него получилось выскользнуть из поля зрения оптического сенсора ракеты, но второму пилоту повезло - его напарник как бы принял на себя обе смерти. Не зная об этом, уцелевший мчался, словно обезумев, а когда вспомнил, кто во всем виноват и кого надо уничтожить, было уже поздно. Большую вспышку сзади Корсар заметил как раз тогда, когда начал выполнять "кобру". При взгляде со стороны эта знаменитая фигура пилотажа завораживает. Только что стремительный как молния истребитель вдруг почти ложится на спину. И вся линия его полета становится похожей на гибкий росчерк змеиного тела, заканчивающийся, словно капюшоном кобры, плоским распахом туго прессующих перед собой воздух крыльев. Удивительный маневр. Но делать его ночью, в окружении гор... Корсар решился на такое воздушное хулиганство не от хорошей жизни. У него оставалась единственная ракета ближнего боя и девяносто шесть снарядов. Ракету он хотел выстрелить назад через голову, чтобы максимально увеличить вероятность поражения преследователей. Но когда над ним впритирку прошла угрюмо-угловатая тень, сверкнув жаркими пастями сопел, маневр приобрел другой, тоже вполне понятный смысл. "Кобра" совершила бросок. Получилось, что, затормозив так резко, как это доступно только российским самолетам, Корсар пропустил "охотника" вперед, сразу поменявшись с ним ролями. Как только "кобра" "сложила капюшон", он вогнал Р-73 точно в сопло "Торнадо", словно это была не управляемая ракета, а НУРС. Взрыв, крутой разворот, чтобы уйти от осколков, - и Корсар, набирая высоту, оглянулся через плечо. Внизу полыхали два костра, окруженные россыпью огней поменьше, и низко-низко серебрились два маленьких парашюта. Если он не ошибся и это действительно были тактические двухместные истребители, состоящие на вооружении ВВС Италии, то один из экипажей выпрыгнуть не успел. Что поделаешь, a la guerre, comme a la guerre,16 дело обоюдное. Их сюда не на макароны звали. "Томкэты" были еще далеко, они все же пошли в обход границы. Спешат, стараются. "Опоздали, ребята!" - произнес Корсар и ввел в автопилот маршрут возвращения. "А ведь рассказывать буду, не поверят", - подумал он, расслабленно откидываясь на спинку катапультного кресла, наклоненную назад под углом тридцать градусов, и закрывая глаза. Он не знал, что "черная операция" продолжалась и в воздухе находилось еще две пары В-2, что они уже приступили к нанесению удара по местам, где мог находиться "враг Америки номер один" - президент Трансбалкании Павко Вазник. Судьба распорядилась так, что Вазник в эту ночь оказался вовсе не в тех местах, а в маленьком городке со смешным названием Пуковац и что как раз туда и не долетела третья пара. Северный фронт. "Осенний гром" Камуфлированный извилистыми разводами закрытый "лендровер" командующего Северным фронтом генерал-лейтенанта Бялецкого медленно забирался на перевал Илендена, будоража ночь завывающим, как оголодавший шакал, поношенным двигателем.