– Вот, например, прошлой ночью, – говорил он, размахивая руками и задевая стенки кабинки, – мне приснился сон, что во время этой поездки в Сан-Франциско мы вдруг взвились в воздух. Знаете, как? Мы развили такую скорость, что взлетели на небо и двигались по воздуху, как Мэри Поппинс или всадник-призрак. Люди задирали головы вверх и смотрели, как мы летим на фоне луны. Думали, наверно, что это Санта-Клаус на своих оленях.

Джо дал гудок в надежде вытурить Томми из кабинки. Напрасно. Тот пустился в воспоминания о своем детстве.

– Когда я был мальчишкой, я любил смотреть на товарные поезда. Больше всего нравился выступ на передней части локомотива. Я думал, что там находится пульт управления или атомная станция. Таинственный нервный центр, гигантский мозг. Понимаете, о чем я? И вот, помню, я в первый раз попал в кабину локомотива и открыл дверь в это секретное отделение. Что же там оказалось – туалет! Я был жутко разочарован! Машинисты представлялись мне богами, которым не нужны уборные.

Джо должен был признать, что рассказ смешной, и он, против своей воли, рассмеялся.

Из громкоговорителя послышался треск.

– Окленд – 7661-му. Вы слышите меня? – Голос был очень слабый. Предполагалось, что диспетчер из Сакраменто будет вести поезд до Фэрфилда, затем наступит очередь Окленда. Никогда Джо не слышал, чтобы Окленд объявлялся так рано.

– 7661-й – Окленду. Слышно плохо, но работать можно. Как делишки у нашей малышки? Прием. – Джо знал, что все переговоры с диспетчерами записываются на пленку и высказываться следует серьезно и по существу, но это противоречило его натуре. Когда-то начальство пыталось уговорить его бросить свои шуточки, но уже давно отказалось от этой затеи.

– Окленд – 7661-му. Что-то случилось с диспетчерской в Сакраменто. Не можем связаться с ними ни по телефону, ни по радио. Похоже, перебой с подачей энергии. Прием.

– Правда? Проезжал там несколько минут назад и разговаривал с ними. Прием.

– Окленд – 7661-му. Мы тоже, но они неожиданно отключились. Поэтому вести вас будем мы. Где вы находитесь?

– 7661-й – Окленду. До Фэрфилда десять минут хода. Только что прошли отметку пятьдесят девятая миля.

– Окленд – 7661-му. К вам навстречу по тому же пути приближается 8229-й. На восточной ветке лопнул рельс, поэтому в Фэрфилде сверните на запасный путь, иначе вам придется остановиться на главном пути и ждать, пока пройдет 8229-й. Стрелка переведена, вы проследуете по очереди. Отдыхайте, пока не увидите хвостовой вагон 8229-го. Потом я вас выпущу с западного конца. Прием.

– Подождите минутку, мы идем в режиме “зеленая улица”... У нас право первоочередного продвижения. Прием.

– Окленд – 7661-му. У нас есть приказ провести вас в Окленд как можно быстрее. Вы первые подходите к запасной ветке. Это Джо Дори? Не спорьте. Сворачивайте на запасный путь. Подтвердите. Прием.

Джо устало вздохнул.

– Хорошо, Окленд. Приближаюсь к предупредительному сигналу. Конец связи.

На следующих двух милях Джо сбросил скорость до пятнадцати миль в час. Состав полз так медленно, что, когда Джо высунул голову в боковое окно, ветер дул ему не в лицо, а в затылок. Он попытался соединиться с Сакраменто по радио; Окленд был прав – Сакраменто не отвечал. Вот тебе раз: диспетчерская, с которой нельзя связаться! Если вышла из строя их главная радиоустановка, почему они не пользуются запасной? Перебой с энергией тоже не причина – у них есть аварийные генераторы. Покачав головой, Джо тихо присвистнул. Кто-то в Сакраменто сидит по уши в дерьме.

Свернув направо, “Сабля-1” очутилась на двухмильном запасном пути Фэрфилда. Сейчас же из громкоговорителя раздался голос проводника служебного вагона.

– В чем дело, Джо? Остановился купить сигарет?

– Приказ из штаба. Должны пропустить встречный. Надеюсь, это не помешает партии в покер.

– Да что ты! Мы можем с рельсов сойти, а эти ребята будут сдавать карты.

Глядя из окна, Джо наблюдал, как последние вагоны сворачивали на запасный путь. В туалете Томми Тальбот распевал популярные песни прошлых лет, переделывая слова по-своему.

– Эй, закрой дверь или заткнись! – закричал Джо. – Я люблю оперу.

– Тысяча извинений!

К тому времени, когда “Сабля-1” доползла до западного конца запасного пути, встречный уже прошел, и, связавшись с Оклендом, Джо получил разрешение следовать дальше. Вернувшись на главный путь, он передвинул рукоятку с третьего деления на восьмое. В шуме двигателей прицепных локомотивов Джо услышал какие-то изменения и нахмурился. Что-то не в порядке с ускорением. Он окликнул Томми:

– Ты закончил? Я иду проверить прицепы. Нагнувшись в сторону и посмотрев вниз, он увидел, как тот вытирает свою задницу.

– Сию минуту, шеф.

Не стоит его дожидаться, решил Джо. Он уже придумал, как обезвредить рукоятку бдительности. Целый час он экспериментировал, подвешивая к ней различные предметы, пока не нашел подходящий. Часы с цепочкой и брелоком оказались слишком тяжелы; они опускали рычаг вниз и не давали ему вернуться на место. Зато кольцо с ключами, если снять ножик швейцарской армии, подходило идеально. Он повесил на пояс фонарик и, улыбнувшись, подумал, как легко можно провести этих умников-инженеров. От дураков защиты не бывает!

Он с трудом продвигался по узкому наружному проходу, как моряк на раскачивающейся палубе, держась для равновесия одной рукой за капот двигателя, другой – за поручень. Набирая скорость, поезд мчался по участку, где полотно было довольно неровное, отчего вагоны качало и швыряло из стороны в сторону. Он подумал, что следует сообщить об этом в отдел ремонта путей.

Что ему особенно нравилось в новом локомотиве, так это чистота. Все было выкрашено, даже поручни, гладкие на ощупь. Совсем другая картина предстала перед ним, как только он перешел на второй локомотив. Все было покрыто липкой сажей и ржавчиной. Второй и третий локомотивы, много лет отработавшие на железной дороге, казалось, побывали в самом аду.

Джо осторожно взобрался в кабину второго локомотива. Ему хватило нескольких минут, чтобы понять, в чем дело. Красная лампочка показывала, что не в порядке песочница, однако никаких действий предпринимать он не собирался, потому что в Калифорнийской долине, по которой им предстояло ехать, не было крутых спусков, когда требуется посыпать рельсы песком. Не ожидалось и гололеда. Об этой неисправности он доложит механикам, когда прибудет на место.

В кабине третьего локомотива тоже горела красная лампочка: слишком нагрелась вода в радиаторе: температура поднялась до 200 градусов – еще немного, и вода закипит. Вероятно, поломался насос, а может быть, протечка или засор в водоводе. Чтобы узнать, в чем дело, придется идти в конец третьего локомотива.

Дойдя до середины вагона, он заметил клочки голубого тумана, жмущиеся к металлическим поверхностям, но не придал этому большого значения, поскольку все его усилия были направлены на то, чтобы удержаться на ногах и не перелететь через ограждение. Этот участок пути срочно нуждался в ремонте.

Джо открыл панель управления в задней части третьего локомотива и направил свет фонаря на решетку воздухозаборника на крыше. Вентилятор – шесть футов в диаметре – работал нормально, но, как Джо и подозревал, решетка над ним забилась сосновыми иглами и листьями. Подарочек от бури, догадался он, переводя луч фонаря на панель управления. Джо выключил вентилятор, а потом включил его в обратную сторону: тот начал выдувать воздух наружу, очищая от мусора решетку воздухозаборника.

Джо снова переключил вентилятор.

– Ну, теперь порядок, – пробормотал он, удовлетворенно кивая головой.

Закрывая крышку панели управления, он заметил, что она стала какого-то голубого цвета. Нахмурившись, он обернулся и увидел, что вся задняя стенка двигателя окутана голубой фосфоресцирующей дымкой. Она была даже у него на руках и не исчезла, когда он обтер их об одежду. Что это, статическое электричество? Какой-то туман? Отсвет северного сияния?

Джо направил луч фонаря вперед. Весь корпус локомотива слабо светился. В кабине голубоватая дымка боролась с ветром, который не давал ей продвигаться дальше.

Джо чувствовал, что фонарик выпадает из его рук. Пальцы почему-то потеряли способность сжиматься. Фонарик отлетел от металлической стенки и пропал в темноте.

– Вот черт, – сказал он, нагибаясь, чтобы поднять его. Движения были медленные, как у столетнего старика. Что-то странное происходило с его руками и ногами: они перестали сгибаться и внезапно похолодели. Джо с трудом передвигал ноги, как будто шел в густой патоке. Неужели у него сердечный приступ? Никогда он не жаловался на сердце, да и в роду у него все были здоровы как лошади. Господи, он не может двинуть ни рукой, ни ногой! Джо нехотя признался себе, что ему требуется помощь.

– Томми! – хрипло крикнул он, но его голос потонул в рокоте двигателя и шуме колес.

Эверетт Ордман, доктор философии, вскочил на ноги, отбросив в сторону стул, и швырнул карты на стол лицом вниз.

– Пошли вы к дьяволу! – сказал он наполовину в шутку, наполовину всерьез. – Отдайте мне мою долю.

– Давайте сыграем еще одну партию, – сказал Трейнер, наливая себе виски.

– Не выйдет. Должно быть, я проиграл две сотни баксов.

– Подумаешь, – заметил Ваннеман, – я трачу столько на галстуки. Полковник Ареф ласково поглаживал лежащую перед ним кучу денег.

– Очень любезно с вашей стороны проявить такое радушие по отношению к гостю вашей чудесной страны.

– Подавись ты моими деньгами, – пробормотал Ордман, выходя из салона на площадку. Стоя на ветру и держась обеими руками за поручень, он говорил сам с собой: “Старый дурак, ты же не собирался играть, согласился, только чтобы поддержать компанию, а вот продул две сотни баксов”.

Он сплюнул. Шум поезда окружил его, и он почувствовал приятное чувство уединения.

Ордман не хотел ехать в эту дурацкую поездку, но Трейнер буквально умолял его об этом.

“Вы – ведущий разработчик “манекена”, – говорил Трейнер, – поэтому араб хочет, чтобы поехали вы, я и Ваннеман. Это его требование, иначе сделка не состоится. Он говорит, что если транспортировка “манекена” не представляет никакого риска, то почему бы нам не поехать тем же поездом, – как, предполагается, будут ездить иракские солдаты”. В конце концов Ордман поддался на его уговоры. “Хорошо, – сказал он, – я поеду, хотя придется не спать всю ночь и провести несколько часов вместе с Арефом, самым отвратительным, самым хладнокровным мерзавцем, какого я встречал в своей жизни. И не говорите после этого, что я никогда ничего для вас не сделал, Клем”.

Потом началась эта игра в покер с большим банком, потом Ареф побил две его пары своими тремя одинаковыми. Одного этого достаточно, чтобы заставить человека принять ислам. Ордман неожиданно почувствовал тошноту – вероятно, от долгого смотрения на бегущие рельсы. Если рвота подступит к горлу, он побежит в салон, выплюнет ее на Арефа и скажет: “О, простите!” Почему-то заболела шея, ноги и кисти рук. Спина у него и так не в порядке – куда уж хуже, не говоря о глазах. Неужели теперь к нему привяжется еще и артрит или какая-нибудь гадость?

Странная земля убегает из-под колес поезда – от нее исходит слабое голубое сияние...

– Доктор! Доктор!

Это звал его из салона Трейнер. Через открытую дверь Ордман видел сидящего за столом генерала, который пытался встать и махал руками, как будто плыл в невидимой жидкости. Ваннеман стоял на четвереньках на полу. Ареф сидел прямо, защищая руками выигранные деньги и пристально глядя на дверь. Проводник пожимал плечами и кричал:

– В чем дело? Что случилось?

Ордман вошел в дверь и с изумлением увидел, что стены и потолок подернулись голубой дымкой. Отступив на шаг назад, он оглянулся и посмотрел на рельсы: поезд шел со скоростью по крайней мере пятьдесят миль в час и прыгать с него означало почти верную смерть. Но оставаться здесь...

– Газ вытекает, – успел сказать Трейнер, поднимаясь на ноги, и в ту же секунду рухнул на пол.

Он задел Арефа, и тот опрокинулся со стулом, оказавшись на полу рядом с Ваннеманом. Оба они извивались, как рыбы, вытащенные на берег; их тела быстро окутывала бледно-голубая дымка.

Проводник потянулся к красной ручке стоп-крана.

– Утечка газа?.. Утечка газа?.. Нужно остановить поезд...

– Нет! – закричал Ордман. – Нельзя останавливать поезд, не то мы наверняка погибнем! – Старый ученый, достаточно ловкий для своего возраста, бросился вперед и сбил проводника с ног. Схватив с карточного стола бутылки виски и бурбона, он вылил содержимое себе на ботинки. – Единственный наш шанс – отцепить вагон! – Он нагнулся над Бадом Шивингом и помог ему встать, потом спросил, как отсоединить вагон.

– Горизонтальный стержень автосцепки... Поднимите его... – Шивинг глазами указал вперед. Трое лежавших на полу пытались что-то сказать, но безуспешно.

Поливая под ногами пол из бутылки со спиртным, Ордман распахнул переднюю дверь, перелез через ограждение и вылил остатки жидкости на голубую пленку, покрывшую муфту сцепления. В отраженном свете он видел стальной рычаг, который нужно было поднять. Шум колес оглушал его, он старался не смотреть вниз, чтобы не закружилась голова.

Вслед за ним на площадку выполз кондуктор.

– Нужно повернуть... кран, чтобы воздух не выходил... – с трудом произнес он. – Иначе поезд... остановится... – Он направил луч фонаря на клапан с правой стороны предпоследнего вагона, но потерял равновесие и упал на пол. – Хотел предупредить Джо, – прошептал он порывистому ветру.

Руки и ноги Ордмана быстро затвердевали, скрюченные пальцы онемели. Перебравшись через ограждение и пристроившись на узком выступе, он сумел дотянуться до клапана и повернуть кран до упора влево. Такой же клапан он заметил и на своем вагоне. Ничего не зная о железнодорожной технике, он все же со слов проводника понял, что тормозная система устроена так, что сохраняет работоспособность даже при отказе отдельных элементов. Если повредить воздуховод, автоматически включатся тормоза. Он решил прекратить подачу воздуха и в служебном вагоне, иначе тот мог остановиться так внезапно, что Ордман не удержался бы и упал. Повернув воздуховыпускной кран служебного вагона, он пробрался к сцепке между вагонами. Подсунув одеревенелые пальцы под горизонтальный стержень, он попытался поднять его, но безуспешно. Его тело быстро теряло подвижность. Помогая себе коленом, он последним отчаянным усилием приподнял стержень. Через крышу предыдущего вагона перекатила волна голубого газа и обрушилась на него как водопад.

Раздалось лязганье металла, и вагоны отделились друг от друга.

Ордман был полностью парализован. Его рука и нога застряли между стойками ограждения. Он повис, как насекомое, приколотое булавкой, не в силах пошевелить даже пальцем. Зрение еще не покинуло его, и он смотрел, как расширяется пропасть между служебным и последним вагоном уходящего поезда.

Служебный вагон медленно сбавлял скорость, пока совсем не встал, пройдя до полной остановки две мили. Раздался легкий скрип, почти вздох, а затем наступила тишина. Только кузнечики пели на окрестных полях.

Интересно, подумал Ордман, я считал, что при такой скорости и с таким низким коэффициентом трения он проедет гораздо дальше. В следующий миг его сознание поглотила темнота.

Действительно, на ровном месте вагон катился бы дольше, но на этом участке был уклон градуса в два. Тишина продолжалась только несколько секунд. Ордман был уже без сознания, когда вагон начал двигаться и, постепенно набирая скорость, покатил обратно на восток.

Сначала она услышала звуки, но долго не понимала их значения. Стоны, шепот, шаги, поскрипывание тележек по линолеуму... Что это за тележки? Для товаров в супермаркете? Для багажа в аэропорту?

Потом она ощутила свет. Очень яркий. Морщась от усилий, она попыталась сообразить, что происходит. Усилия не пропали даром, и ей удалось выстроить мысли в стройный ряд. Внезапно ей пришло в голову, что можно открыть глаза, и тогда она увидела белый потолок и ощутила свое тело, словно расплющенное дорожным катком. Попробовала пошевелить руками, ногами, пальцами – почувствовала боль. Что с ней? Где она находится? Шея словно скована железом, даже странно, что можно слегка повернуть голову в сторону. Однако после этого скованность как будто уменьшилась, боль тоже.

Она находилась в больничном коридоре, одетая в то самое платье, в котором собралась идти с Йостами в кино. Вокруг нее на полу лежали люди, большинство из которых были недвижимы. Рядом с ней, склонившись над седоволосой женщиной, стоял на коленях молодой человек со стетоскопом на шее. Взяв женщину за руку, он то поднимал, то опускал ее.

– Так больно? А так?

– Боже мой! – ахнула Карен, внезапно вспомнив все. – Сколько сейчас времени? – С трудом приподнявшись, она села и посмотрела на свои часы. – Два часа? Два часа? Неужели я здесь уже пять часов?

Не обращая внимания на боль в мускулах, она начала было вставать, но молодой человек со стетоскопом взял ее за плечо и заставил вновь опуститься на пол.

– Успокойтесь, – сказал он, – успокойтесь. Я доктор.

– А я кларнетистка! Отпустите меня! Дайте мне встать! Произошла ужасная катастрофа!

– Мы знаем, – успокаивающе сказал он. – Для вас лучше всего постараться расслабиться.

– Нет! – Карен попыталась вырваться, но он крепко держал ее. Тогда она нащупала свободной рукой какой-то металлический предмет и ударила его по пальцам. Доктор отпрянул назад и замахал рукой.

– Санитар! – закричал он и, обратившись к ней, спросил: – Зачем вы это сделали?

Карен опять попыталась подняться, и на этот раз ей удалось.

– Простите, – быстро сказала она, – но мне известно, что произошло. Я и все эти люди – мы подверглись воздействию нервно-паралитического газа, который называется “манекен”. Его производят у Дрэглера. Вы слышали о Химической корпорации Дрэглера? Сейчас в Окленд направляется поезд с этим газом, цистерны заминированы! Мне нужно позвонить... – Она посмотрела на свою руку, сжимающую... ночное судно. Вот, оказывается, чем она ударила доктора!

Доктор рванулся вперед, схватил ее в охапку и приподнял над полом, бормоча сквозь стиснутые зубы:

– Я же просил вас успокоиться... – Он еще раз позвал санитара. На зов прибежал плотный мужчина в рубашке с короткими рукавами, но вместо того чтобы помочь доктору справиться с мятежницей, он взглянул на нее и спросил:

– Вы случайно не Карен Эллис?

– Да! Да! Я Карен Эллис! Скажите этому маньяку, чтобы он отпустил меня!

– Поставьте ее на пол, Даррел. Мисс Эллис, я Эрни Краули, я только что говорил по телефону с неким Джимом Иганом, который сказал, что вы знаете...

– Джим! Я должна поговорить с ним!

Если бы не помощь массивного Краули, который вел ее под руку, Карен, вероятно, не смогла бы идти, но сейчас, на ходу, в движении, она чувствовала, что с каждым шагом боль утихает. Пока они медленно двигались по коридору, Карен рассказала доктору все, что знала о газе. Кислород, очень много кислорода – вот лучшее противоядие.

– Мы даем кислород...

– Давайте больше!

Сидя за столом Краули и набирая номер телефона Джима, Карен вытягивала ноги и руки, шевелила плечами, крутила головой. Боль отступала, силы возвращались. Она знала, что поправится, и ободряюще улыбнулась доктору, который вызывал по коммутатору санитаров.

Сначала Карен услышала несколько щелчков. (Она надеялась, что Джим спит не настолько крепко, чтобы телефонный звонок не смог его разбудить.) Потом небольшая пауза и короткие гудки.

Номер был занят.

Опорожнив кишечник, Томми Тальбот почувствовал себя гораздо лучше. Секрет здоровья заключается в том, чтобы своевременно выводить из организма фекальные яды. Нельзя позволять им бродить в кишечнике, это вредно отражается на потенции, цвете лица и вообще на всем мироощущении мужчины. Для сохранения здоровья стоит немного дольше и немного чаще, чем остальные-люди, сидеть на толчке.

Он занял место машиниста и стал смотреть, как рельсы исчезают под колесами локомотива. Прямо из сердца полилась веселая песня:

– “В один прекрасный вечер ты встретила незнакомца...”

Томми огляделся вокруг. Пульт управления, дисплеи компьютеров... Он чувствовал себя летчиком реактивного самолета. Может быть, когда-нибудь он и в самом деле им станет, но пока что ему хочется быть машинистом локомотива, таким, как Джо Дори, который знал о своей профессии все, что можно знать.

– Сниму-ка я приспособление, которое Джо подвесил на рукоятку бдительности, – сказал себе Томми. – Хитро придумано. У этих старперов можно кое-чему поучиться. Где он, кстати? Сказал, что пойдет проверить прицепы, но прошло уже минут десять...

Томми выглянул в заднее окно кабины, но Джо как сквозь землю провалился. Томми начал беспокоиться. Наконец он не выдержал, схватил фонарик и спустился по лестнице на площадку. Дул сильный ветер, пришлось ухватиться за поручень, чтобы его не сдуло.

Он обследовал проход по обеим сторонам “Сабли” – старика не было и в помине. Томми поспешно прошел в конец локомотива – тот же результат. А что, если Джо свалился с поезда? Господи, нельзя даже думать об этом! В конце второго локомотива он остановился и направил луч фонаря вдоль третьего... Вот он где! В самом конце прохода! Джо стоял на коленях, без движения, глядя прямо перед собой широко открытыми глазами, он будто замер от страха.

– Джо! Джо! Что случилось? – Его слова заглушил рев двигателей и шум ветра. – Держитесь, Джо! Я иду... Я иду...