Поезд смерти

– Ничего конкретного. Хотя, возможно, я просто забыла детали.

– Вы не знаете, не вел ли он каких-либо записей о работе? Скажем, дневник или что-нибудь в этом роде?

– Я ничего об этом не знаю. Если что-нибудь найду, то непременно вам сообщу.

Так вот ради чего они пришли, подумала она, выяснить, не выдал ли Гил какие-нибудь производственные секреты.

– В них может быть ключ к пониманию его состояния. В последние несколько недель у него появились довольно нелепые фантазии относительно нашей продукции – будто мы разрабатываем новый вид секретного оружия. Придумал какой-то заговор... Должно быть, эти идеи все больше захватывали его, потом что-то сломалось и... – Трейнер беспомощно развел руками. – Он вел себя так, будто его преследовали, но никто никакой погони не устраивал. Не скрою, мы были очень удивлены, когда он выехал из ворот на лимузине. Я послал за ним машину, всего одного человека, просто чтобы узнать, куда он направляется. Так вот, этот человек рассказал: всю дорогу его заносило, он едва не врезался в грузовик, а затем перелетел через ограждение. Поверьте, это самое грустное дело, с которым мне когда-либо приходилось сталкиваться. Гил был прекрасным человеком, его все любили. Я думаю, что это связано с аварией в Бостоне. Замедленная реакция. Вот так и ветераны Вьетнама: вроде все у них идет нормально, а потом – срыв. Ну, миссис Эллис, мы больше не будем занимать ваше время. Примите наши глубочайшие соболезнования. Следующие несколько дней будут самыми тяжелыми, потом, я уверен, вы найдете в себе силы и мужество продолжать жить. Этого хотел бы и Гил.

Они поднялись и направились к двери.

– Мне будет не хватать молодого Эллиса, – сказал Дрэглер. – Я всегда с удовольствием разговаривал с ним. Жаль, что вы разводились. Это очень огорчительно. Если бы моя Милдред ушла от меня, я бы сунул голову в духовку.

– Мы разобрали вещи вашего мужа и сложили в коробку, – произнес Трейнер. – К вам зайдет человек и принесет их. Мы пришлем вам и его машину. Не забудьте позвонить в морг. Нужно договориться о некоторых деталях. Завещание и так далее...

– Я знаю.

– Что ж, до свидания, миссис Эллис. Пожалуйста, звоните, если вам понадобится моя помощь. Любая помощь.

Когда они закрыли за собой дверь, Карен сделала себе еще виски с содовой, прошла на веранду и сидела там, пока не стемнело. Потом она позвонила Джиму и рассказала ему о визите Дрэглера и Трейнера. Их посещение, заметила она, произвело на нее самое неприятное впечатление. Услышав это, Джим стал уговаривать ее переночевать у друзей.

– Может быть, я так и сделаю. Соседка уже приглашала меня к себе. Только едва ли я смогу уснуть. Есть в смерти Гила что-то странное. Не могу представить, чтобы он угнал лимузин или даже взял его на время. Для этого он был слишком пассивен. Уверена, что Трейнер многое недоговаривает. Думаю, стоит позвонить на завод друзьям Гила и выяснить, что же все-таки произошло.

– Ты уверена, что это нужно делать? Могут открыться такие вещи, которые тебе не следует знать.

– Возможно, но неизвестность еще хуже. Гила страшно беспокоил газ, который он называл “манекен”. Он считал, что его очень опасно перевозить. По этому поводу я и приходила к тебе в контору сто лет назад. Помнишь? Трейнер сделал вид, что все это – болезненные фантазии Гила, но я ему не верю. Мне кажется, газ имеет какое-то отношение к смерти Гила.

– А не может так быть, что Гила застали на работе за выпивкой или с наркотиками? Допустим, Трейнер и этот, другой, Дрэглер, пригрозили, что выгонят его или расскажут тебе про наркотики. Началась ссора, он вспылил и решил уехать, а они отняли у него ключи от машины, боясь, что он выдаст секреты фирмы или разобьется по дороге. Вот он и угнал лимузин. Ты говорила, что у него склонность делать из мухи слона, искать всюду заговоры и так далее.

– Конечно, могло быть и так. Я знала, что он держал на работе фляжку с виски. Возможно, выпил лишнее, ударился в панику. Но я уверена, мне рассказали не всю правду. Наркотики – это ерунда. Он был слишком старомоден для наркотиков... Единственное, что он признавал, – это спиртное.

– Прежде всего тебе нужно отдохнуть. Ложись спать. Утро вечера мудренее. Завтра, если решишь заняться расследованием, я тебе помогу. Не забывай, что когда-то я был полицейским на железной дороге.

– Хорошо. Наверное, я – как это говорила моя мама? – перетрудилась. По дороге сюда я все время думала о Карибском море. Эта идея нравится мне все больше и больше. Уйти от всего, полностью переменить обстановку – как раз то, что мне сейчас нужно.

– Я всегда готов. Жду только твоего согласия.

– Я скучаю без вас, Джеймс Дж. Иган. Жду не дождусь, когда снова смогу вернуться в Сосалито. Чудесно думать, что ты – там. Если не усну, позвоню тебе среди ночи.

– Я буду спать рядом с телефоном, чтобы не пропустить звонка. Некоторое время она постояла в темноте, боясь включить свет и увидеть вещи, которыми они пользовались вместе с Гилом. Каким же, оказывается, несчастным человеком он был! Более несчастным, чем она думала. А не была ли его смерть формой самоубийства? И, может быть, она своими словами или поступками ускорила конец... Не будь она так поглощена своими планами на будущее, может, и заметила бы угрожающие признаки. Нет, ей не за что винить себя, в последние месяцы они так редко виделись... На заводе наверняка есть люди, которым известно о причинах его гибели больше, чем ей.

Было уже довольно поздно, когда Карен позвонила миссис Йост.

– Эдит, – сказала она, – я ни одной секунды не могу больше оставаться в этом доме. Вы позволите переночевать у вас?

Глава 13

Всю ночь проворочавшись в постели, Карен поднялась с рассветом и, надев джинсы и свитер, тихонько выскользнула из дома, стараясь не разбудить Эдит и Клайда. Она хотела принять ванну, переодеться и поехать в музыкальную студию, чтобы проверить, нет ли сообщений на автоответчике. Остаток дня она собиралась посвятить укладке вещей, потому что ночью решила, что передаст заботу о доме агенту по продаже недвижимости и как можно скорее уедет в Сосалито.

Солнце едва показалось из-за горизонта, на траве блестела роса. В чистом утреннем воздухе горы Сьерры резко выделялись на фоне голубого неба и казались совсем рядом. На серых гранитных пиках и снежных вершинах уже играли отблески первых лучей солнца, а их подножие все еще было окутано синим сумраком и укрыто клочьями тумана.

Несмотря на бессонную ночь, Карен чувствовала себя неплохо. К ней вернулось обычное присутствие духа, и она решила немедленно приняться за дело. Стоя посредине гостиной, Карен оценивающе оглядела вещи. Мебель и стереосистему можно сдать на хранение на склад. С книгами и пластинками сложнее – их накопилось столько, что плавучий дом не выдержал бы такой тяжести и пошел ко дну. Придется выбрать дюжину самых любимых. Вещи Гила нужно упаковать и отправить родственникам.

В комнате Гила – она ничего не меняла в ней с тех пор, как он ушел из дома, – ее ждал сюрприз. Ящики письменного стола валялись на полу, бюро для хранения документов было взломано, а его содержимое в беспорядке раскидано по всей комнате, книги сброшены с полок, даже гравюры в рамках повернуты лицом к стене и вспороты.

Карен почувствовала приступ тошноты и, пятясь, вышла из комнаты. Воры, подумала она, кладбищенские воры, которые прочитали некролог в газете и... Она оглянулась. Молчаливый дом, еще минуту назад казавшийся ей таким уютным и знакомым, теперь таил в себе опасность. Кто бы это ни сделал, он все еще мог находиться в доме, прятаться за дверью, в соседней комнате, укрываться за шкафом. Она медленно обошла гостиную, столовую, кухню, но следов разгрома нигде больше не обнаружила. Стараясь идти как можно тише, внимательно прислушиваясь к посторонним звукам, Карен поднялась в спальню. И тут она увидела, что ящики, где хранилась ее одежда, нетронуты, а те, в которых лежала одежда Гила, выпотрошены. В ее ванную комнату никто не заходил, в ванной комнате Гила – все перевернуто вверх дном. Снята даже крышка сливного бачка.

Осмотрев весь дом, Карен вынесла телефонный аппарат на веранду – здесь она чувствовала себя в большей безопасности, чем в доме, – и позвонила Джиму.

– Карен? – сонным голосом спросил он. – Боже, который час? Половина седьмого? Мне снился такой удивительный сон... Он внимательно выслушал ее рассказ о происшедшем.

– Обыскали даже маленькую мастерскую Гила в гараже. Они искали не деньги, – добавила Карен. – Мою шкатулку с драгоценностями не тронули.

Помолчав с минуту, Джим сказал:

– Ты ведь говорила, что Трейнер спрашивал тебя, не вел ли Гил записей о работе? Ты ответила, что ничего об этом не знаешь. Возможно, он тебе не поверил и прислал человека, чтобы убедиться в этом. Вероятно, газ, над которым работает компания, представляет такую ценность, что они боятся, как бы про него не узнали. Перевернутые ящики означают, что они искали, не прилеплено ли что-нибудь ко дну с обратной стороны. Может быть, на дверях есть следы взлома? Ты не проверяла?

– Ничего нет. Я осмотрела каждую дверь и каждое окно. Все крепко заперто, стекла целы, никаких следов отмычек или чего-либо подобного.

– Ты давала кому-нибудь ключи от дома?

– Нет, никогда.

– А у мужа был ключ?

– Да. У него здесь осталось много вещей.

– Как ты думаешь, этот ключ был при нем, когда он погиб?

– Наверное, он всегда носил его на кольце вместе с другими ключами. Генерал Трейнер сказал, что пришлет мне сегодня личные вещи Гила, в том числе и его машину.

– Все содержимое его карманов ты должна получить из полиции или от коронера, а не от Трейнера.

– Какая разница...

– Возможно, полицейские отдали Трейнеру ключи от вашего дома, чего они не имели права делать. Вероятно, он воспользовался ими.

– Ты тоже начинаешь видеть везде тайные заговоры?

– Позвони в полицию и подай заявление о грабеже. Могли остаться отпечатки пальцев, хотя я сомневаюсь.

– К чему все это? Если Трейнер действовал в сговоре с полицией, то...

– Если ты не подашь заявление, он догадается, что ты подозреваешь нечто большее, чем простое ограбление. Послушай, я хочу одеться, умыться и выпить кофе. Перезвоню через полчаса.

Карен повесила трубку и уставилась в окно. Солнце поднялось выше и почти прогнало сумрак, затаившийся у подножия гор. Прежде чем звонить в полицию, она решила заехать в свою студию и посмотреть, не было ли обыска и там.

Студия, расположенная на Пратер-Вэй, находилась в двух милях от дома, рядом со средней школой, где занимались почти все ее ученики. Карен отперла дверь, включила свет и осторожно вошла в комнату. Все было в порядке. Красная лампочка автоответчика, стоявшего рядом с пианино, светила ровно, не мигая – значит, лента заполнена. Повернув рычаг влево, она подождала, пока лента перемотается до конца, и включила воспроизведение. Потом уселась в кресло, взяла блокнот и приготовилась записывать.

Первые сообщения оставили ее адвокат по поводу развода, мать ученицы, пропустившей занятие, и товарищ по бегу трусцой. Все просили ее перезвонить. Она записала номера их телефонов. Затем послышался шум, шорохи, потрескивание и тонкий, отчаянный голос: “...лимузин Дрэглера... они собираются меня убить... цистерны... арабы...” Из-за сильного шума слова было трудно разобрать.

Боже, неужели это голос Гила? подумала она. Или кто-то нарочно мучает меня, подражая его голосу? Она перемотала пленку и, записывая фразу за фразой, еще раз прослушала сбивчивое, отрывочное сообщение: “...стреляют в меня из ружья...” – так, ей казалось, говорил голос. – “Трейнер хочет отправить...” – Какое же дальше слово? Вроде бы “аника”, “паника”... Может быть, “манекен”? – “...нервный газ... война в Иране...” – Что-то похожее на “Сару Шулер”, что-то о каком-то поезде. Она включала запись снова и снова и записывала фразу за фразой до тех пор, пока у нее не задрожала рука.

Заперев дверь, Карен бросилась к телефону. Она так волновалась, что номер пришлось набирать дважды.

– Джим! Случилось невероятное!.. В моей студии на автоответчике записано сообщение. Похоже на голос Гила... Он говорит, что кто-то стрелял в него... голос на автоответчике...

– Что? Говори помедленнее.

И начни сначала.

Она повторила свой рассказ и прочитала то, что успела расшифровать.

– Очень много шумов, – сказала она дрожащим голосом, – я даже не уверена, что это Гил.

– Может быть, это шутка? – предположил Джим. – У некоторых людей извращенное чувство юмора. С другой стороны... попробуй вот что... Вынь пленку из автоответчика и посмотри, подходит ли она к стереосистеме. У тебя в студии есть стереосистема?

– Не очень хорошая, но иногда я прокручиваю записи для учеников.

– А эквалайзер есть? Это ряд рычажков на усилителе. Опусти вниз верхние регистры на правой стороне, это может убрать лишний шум. Давай, я подожду.

Кассета подошла. На стерео голос звучал гораздо яснее. Совершенно очевидно, это был Гил или кто-то, кто хорошо его знал и мог имитировать его голос. Он звучал то громче, то тише, то совсем пропадал в шорохе и треске. Карен прослушала тридцатисекундное сообщение еще три раза и потом прочитала Джиму то, что ей удалось разобрать:

“О черт, Карен, они хотят меня убить... Я угнал машину Дрэглера... поехал вниз по каньону... Наверное, до города не доеду... Ты должна верить мне, а не тому, что они тебе скажут... Они стреляют в меня из ружья... газ, нервный газ... Трейнер собирается отправить его по железной дороге... три серебристые... их нельзя выпускать с завода... не верь Трейнеру... иранец, крупье из казино, попытается... газ, Карен, газ “манекен”... Сара, Сара Шульман с завода... араба зовут... нельзя, чтобы они повредили... федеральную полицию, а не местную...”

– Я не уверена, что все поняла правильно, – сказала Карен, – но мне кажется, это звучит так.

Джим внимательно выслушал ее, а когда заговорил, его голос и его тон совершенно изменились. В них не было больше свойственного ему добродушного юмора, он говорил сухо и деловито.

– Прежде всего, сделай несколько копий с пленки. Одну оставь у себя, другие спрячь. Если ты абонируешь камеру в банке, положи одну копию туда.

– А не лучше ли сообщить в полицию?

– Об ограблении – да, но не о пленке. Сначала надо кое-что проверить. Тут может быть замешана и полиция. Не исключено также, что все это просто-напросто розыгрыш. Кто этот араб?

– Понятия не имею.

– Тогда я сяду на телефон и попытаюсь побольше разузнать о Химической корпорации Дрэглера и о Трейнере. По своей старой работе я знаю нескольких детективов в Спарксе, они откопают любую информацию. Проверю, делала ли компания заказ на перевозку по железной дороге токсичного химического вещества. Конечно, они могли наклеить фальшивое обозначение на контейнер или цистерну, и железная дорога не будет ничего знать. Послушай, Карен, если окажется, что мы попали в точку, тебе следует быть очень осторожной. Никто тебя не подозревает, вот и держись в тени.

– Понимаю. А что, если мне взглянуть на лимузин? Посмотреть, нет ли в заднем стекле дырок от пуль.

– Лучше не надо. Ты привлечешь к себе внимание. А вообще голова у тебя работает здорово, совсем как у детектива.

– А какой тут риск? Вдова хочет осмотреть обломки машины, в которой разбился ее муж. Вот и все.

– Ну хорошо. Если там и в самом деле есть следы пуль, нам нужно позаботиться, чтобы эти улики не исчезли.

– Я позвоню тебе, как только что-нибудь найду.

– Не старайся быть героем... или героиней. И еще одно – хочешь ты этого или нет, завтра я приезжаю к тебе.

Глава 14

Незадолго до обеда Сара с удивлением увидела, как в приемную компании Дрэглера вошел Алек Миркафаи и, оглядевшись, направился к ее столику.

– Алек! – воскликнула она. – Что ты здесь делаешь? – Ее удивление было непритворным: до сих пор он никогда не появлялся на заводе, и к тому же по его лицу было видно, что он чем-то обеспокоен.

– Я пришел, чтобы пригласить тебя пообедать. – Он помахал сумкой в красно-белую полоску. В его голосе не было обычного юмора.

Они вышли из здания и уселись за тот самый столик, за которым Сара и Гил сидели два дня назад, перед тем как Гил отправился в свою последнюю поездку. И Алек сразу начал говорить. Он сказал ей, что три серебристые цистерны этой ночью покинули территорию завода. Заполненные “манекеном”, они в данное время находятся на сортировочной станции Спаркса, к востоку от Рино. Их намечено включить в состав грузового поезда, прибывающего из Денвера сегодня после полудня, и сегодня же после полуночи этот поезд будет отправлен в Окленд. Для отвода глаз на каждой цистерне крупными буквами написано: “Молоко”.

– Джамал мне ничего не говорил, – тихо произнесла Сара. – Он уже несколько дней не разговаривает со мной... Наверное, больше не доверяет.

– Он не доверяет ни тебе, ни мне. Махмед его будто загипнотизировал. Он не рассказывал тебе, кто такой Махмед? Агент иранской спецслужбы, специалист по диверсиям, взрывам, убийствам, похищениям людей и так далее. Вот кто он такой!

– Нечто подобное я и подозревала. Он самый ужасный человек, которого я встречала в жизни. А что же поезд – потерпит крушение?

Никто из них даже не притронулся к еде, разложенной на столе в пластиковых и бумажных пакетиках. Алек хмурился и, будто страдая от боли, вертелся на своем стуле. Сара с жалостью смотрела на него: куда девались его обычные шуточки, улыбки и подмигивания?

– Сначала все это было похоже на игру. Мы с Джамалом играли в шпионов: убедились, что на заводе был действительно Ареф, выяснили, зачем он приезжал, и послали донесение в Иран. Почему бы и нет? У меня там близкие родственники, у Джамала – тоже. Война и без ядовитого газа ужасна. Потом Джамал нашел Махмеда. Теперь они хотят перенести войну сюда, в Соединенные Штаты. – Взглянув на нее, он сказал с большим чувством: – Не понимаю, как ты можешь выносить Джамала! Ведь он обращается с тобой совершенно по-варварски, был бы рад нацепить на тебя паранджу и засадить дома под замок. Честное слово, были моменты, когда я хотел... – Сжав губы, он стукнул по столу кулаком. – Он не должен так с тобой обращаться!

Сара пристально смотрела на Алека и думала, рассказать ли ему, что она уже давно решила уйти от Джамала и что два дня назад умоляла Гила Эллиса бежать вместе с ней. Она колебалась: а вдруг Алека подослали, чтобы проверить ее? Но после короткого раздумья устыдилась своих мыслей. Нет, нет, у нее нет оснований так о нем думать, к тому же для подобного задания Алек слишком ленив и добродушен. Из всех новых друзей Джамала он нравился ей больше других, грустно думать, что он может сесть в тюрьму или даже поплатиться жизнью за участие в заговоре. Нет, Алек никогда не стал бы ее обманывать. Эти глаза, блестящие от слез, – в них не было никакой фальши.

– Алек, что вы собираетесь делать с поездом?

– Не включай меня в эту компанию. Я выхожу из игры. Меня пробирает дрожь от одной мысли, что я участвую в диверсии. Я не сплю уже целую неделю. Сначала мы хотели заблокировать дорогу в горах и взорвать цистерны там, разослав заявления во все газеты. С этим еще можно было примириться. Но сейчас, когда возник этот новый план, увольте: Алек Миркафаи не террорист, Алек Миркафаи больше им не помощник.

– Какой новый план?

– Сара, ты с самого начала была против Джамала и Махмеда, поэтому я пришел к тебе. Я хочу остановить их! Помоги мне, Сара, а потом мы скроемся, уедем в безопасное место. Я знаю, ты не любишь меня так, как я люблю тебя, и все-таки мы можем быть счастливы вместе! Я буду относиться к тебе как к королеве! Я буду... – Он отвернулся, пытаясь справиться со слезами. Сара вспомнила: Джамал всегда говорил, что плачут только дети.

Сара с удивлением смотрела на Алека. Неужели он действительно любит ее? Перегнувшись через стол, она крепко взяла его за руку. Конечно, Алек хороший человек, но она никогда не думала о нем как о герое романа. И, разумеется, он об этом догадывается. Тогда почему он вдруг решил признаться ей в любви и просит бежать с ним, зная наверняка, что его предложение будет отвергнуто? Знает он и о том, что любая попытка помешать планам Махмеда может стоить ему жизни, а заодно и ей, если она станет помогать Алеку. Она не сомневалась, что Махмед, как и Джамал, способен на хладнокровное убийство. Да и вообще – она больше не хочет участвовать в их интригах. Если уж уходить от Джамала, то одной. Пока Алек с шумом сморкался, она размышляла, как бы поделикатнее ему отказать.

Однако вскоре ее настроение изменилось. Услышав, что произойдет ночью, если они ничего не предпримут, Сара поняла, что будет помогать ему, как бы это ни было рискованно. В конце концов, придется бежать, легче скрываться вдвоем, и Алек – не самый плохой партнер в этом опасном деле. А то, что он ей рассказал, было просто чудовищно.

Махмед и Джамал заминировали цистерны. Позапрошлую ночь к пустым еще цистернам, стоявшим без всякой охраны в самом дальнем конце территории завода, они прикрепили пластиковые взрывные устройства и детонаторы дистанционного управления.

– Я тоже принимал участие в этой операции: стоял на страже, а потом вел машину, значит, виноват так же, как они, – сказал Алек. Он сообщил также, что Махмед и Джамал уехали из города – ставить радиопередатчики по пути следования поезда: в Траки, Оберне, Сакраменто и Бенисии. Когда поезд будет проходить мимо этих населенных пунктов, взрывные устройства взорвутся одно за другим, газ выйдет из цистерны, распространится вблизи дороги и застанет спящих людей врасплох. В Окленде, где стоит судно, на котором газ должен переправляться в Ирак, взорвется целая цистерна.

– Они сошли с ума! – ахнула Сара. – Взорвать цистерны в горах – в этом еще есть какой-то смысл, но намеренно убивать ни в чем не повинных людей... Зачем? Чего они хотят добиться?

– Махмед говорит, что, только если умрет много людей, американцы возмутятся и потребуют запрещение химической войны. Жертвами “манекена” станут тысячи, даже десятки тысяч наших соотечественников. Махмед говорит, что если правительство Соединенных Штатов собирается убить мирно спящих иранцев, пусть то же самое испытают и американцы. Америка должна понюхать, чем пахнет война. – Голос Алека, повторявшего слова Махмеда, звучал глухо. – Когда многие американцы умрут смертью, которую они предназначали детям Аллаха, тогда Соединенные Штаты перестанут помогать силам зла. На смерть нужно отвечать смертью.

Сара побледнела, она боялась, что ей станет плохо.

– Так вот чему учит ваша религия? На смерть отвечать смертью?

– Это джихад, священная война. Смерть врагам Аллаха. Сара больше не раздумывала. Тихим, но решительным голосом она спросила, что ей нужно делать.

– Махмед и Джамал сказали мне, что останутся сегодня на ночь в Окленде. Мне приказано сделать копии с заявления, которое они подготовили, разложить их по конвертам и отправить по указанным адресам. Они называют себя “Исламский Молот Аллаха”. Вместо этого я собираюсь написать правду о том, что происходит: что везет поезд, почему его необходимо остановить, кто такой Махмед и что они с Джамалом замышляют. Я предлагаю тебе, Сара: после работы упакуй свои вещи и приходи ко мне. Посмотришь, что я написал, проверишь, все ли правильно. Когда я пишу по-английски, то делаю ошибки. Ты поможешь мне сделать копии и разослать их в газеты, на радио, на железную дорогу, в полицию. А потом мы уедем. Другого выхода у нас нет. Когда все это произойдет, мы не сможем сказать, что ничего не знали. Джамал на работе так плохо говорит об Америке, что рано или поздно им непременно заинтересуется полиция, а потом выйдут на меня... и на тебя. – Алек помедлил и мягко добавил: – Что же касается твоих чувств ко мне, поступай так, как подскажет тебе сердце. Все, о чем я прошу, – подумай над моим предложением. Больше я ничего от тебя не требую. – Его блестящие карие глаза умоляюще смотрели на нее. – Ты ведь придешь вечером? Поможешь мне?

Сара покорно кивнула.

– Хорошо, я приду.

* * *

– Идемте со мной, – пригласил Карен одетый в форму служащий. Карен встала, прошла через маленькую приемную, где сидела седоволосая женщина, которая, поджав губы, проводила ее строгим взглядом, и очутилась в кабинете Майка Паноццо, шерифа округа Сатро, штат Невада. Паноццо, мужчина с квадратным лицом и курчавыми темными волосами, оказался моложе, чем думала Карен, – не старше сорока. У него было ничего не выражающее, гладкое лицо – ни одной складки или морщины, словно он никогда не улыбался и не хмурился. Пожав ей руку, шериф пригласил ее присесть.

– Простите, что заставил вас ждать, – сказал он. – Обед длился дольше, чем предполагалось. Примите мои соболезнования по поводу смерти вашего мужа. Для вас это, конечно, большой удар. Чем я могу вам помочь?

– Я хотела бы узнать подробности аварии. Возможно, было бы лучше просто забыть обо всем, но, понимаете, в этом деле столько неясного, столько вопросов, что у меня голова идет кругом. – Карен, одетая, как приличествует вдове, в черное платье, держала в руке носовой платок, будто готовилась вытирать слезы.

– Буду счастлив, если смогу чем-нибудь быть вам полезен, – повторил Паноццо и взглянул на часы. – Простите, но через десять минут у меня назначена встреча.

– Видите ли, то, что сделал мой муж, – взял или позаимствовал лимузин компании, – совершенно на него не похоже. Может быть, у вас есть какие-нибудь соображения по этому поводу?

– Нет, мы не вдавались в подробности. На заводе нас заверили, что он имел разрешение на вождение лимузина, поэтому мы не проводили расследование. В наших документах этот случай фигурирует просто как дорожно-транспортное происшествие.

– Не могли бы вы рассказать мне об обстоятельствах аварии? Я имею в виду, видели ли вы следы заноса, в каком состоянии находились тормоза, не был ли муж пьян?

Паноццо подошел к шкафу и, выдвинув один из ящиков, стал перебирать папки с документами.

– Здесь есть копия донесения. Лучше посмотреть документ, чем полагаться на память.

На низеньком книжном шкафу возле письменного стола стояли несколько призов за игру в гольф и в мяч, пара морских ракушек и целый ряд фотографий, запечатлевших, как решила Карен, родственников и друзей шерифа. Один снимок привлек ее внимание: четверо мужчин в костюмах для гольфа одной рукой поднимали стаканы, в другой держали клюшки. Двоих из них она узнала – это были шериф и Клемент Трейнер.

Паноццо вернулся к столу с папкой в руках и какое-то время изучал ее.

– У вас есть основания подозревать, что здесь что-то нечисто?

– Нет, что вы, никаких оснований.

– Согласно донесению, следов заноса не обнаружено. Машина ехала по относительно прямому участку дороги, где хорошо видна разметка. Содержание алкоголя в крови вашего мужа превышало норму на два пункта, что, конечно, не могло не сказаться на его реакции, особенно если учесть, что он ехал на большой скорости в незнакомой ему машине. Миссис Эллис, иногда аварии случаются из-за сущих пустяков. Скажем, по какой-то причине водитель отвел взгляд от шоссе, может, хотел что-то взять с заднего сиденья, включить радио или пристегнуть ремень безопасности, и – пожалуйста! Ведь очень многие гибнут только оттого, что вовремя не пристегнулись. Возможно, в машину попала пчела или оса. Трудно сказать наверняка. По просьбе дирекции компании Дрэглера, а также учитывая, что ваш муж был уважаемым человеком, мы не сообщили прессе, что он был в нетрезвом состоянии.

Карен подумала, что под “дирекцией компании Дрэглера” он, без сомнения, имел в виду своего хорошего друга и партнера по гольф-клубу Клема Трейнера. Ей следовало соблюдать осторожность, дабы шериф не понял, что она подозревает его в каких-то прегрешениях. Она высморкалась.

– Кто первым прибыл на место происшествия? Мне бы хотелось знать, как оно выглядело в тот момент. Быть в полном неведении – так ужасно...

– Я вас понимаю. Об аварии нам сообщили люди из компании Дрэглера. Видимо, один из охранников ехал за вашим мужем. Наши представители прибыли в одно время с заводским слесарем, который помог им высвободить тело из обломков. Поскольку Эллис, без сомнения, был мертв, “скорая помощь” увезла его прямо в морг.

– А лимузин? Он все еще в каньоне?

– Его достали через час.

Карен хотела спросить, где сейчас находится машина, но испугалась, что ее расспросы насторожат шерифа.

– Наверное, нелегко было вытаскивать машину из пропасти? – рискнула она задать вопрос.

– Да нет, это нетрудно, если иметь соответствующее оборудование. Наши люди хорошо подготовлены к таким операциям. – Немного помедлив, он почему-то добавил, что эту работу производили люди из его отдела, а не какая-либо частная фирма.

Затем Паноццо опять взглянул на часы и поставил папку обратно в шкаф.

– Боюсь, вам придется меня извинить.

– Да, конечно. Спасибо, что приняли меня. Ваш рассказ, поверьте, очень мне помог, я страшно вам благодарна.

– Заходите в любое время. До свидания, миссис Эллис.

– До свидания.

* * *

Вот так машина – настоящая красавица! Джо Дори разглядывал ее с восхищением, восторженно любовался ею – такой гордой, сильной, уверенной в себе: она знала, что ей нет равных. Ему особенно нравились грациозные линии, скрывавшие ее вес в двести двадцать тонн. Высотой в шестнадцать и длиной в восемьдесят футов, она была лучшим, новейшим, сильнейшим и красивейшим дизель-электровозом во всей вселенной: федеральное бюро по машиностроению, модель 1000Х, где Х означал экспериментальный вариант. Производитель присвоил ей имя “Сабля-1”, что говорило об одушевленности машины. “Сабля” – потому что она сильная и гладкая, “I” – потому что открывала целую серию локомотивов улучшенного дизайна. Здесь, в свете солнечных лучей, она выглядела еще более внушительно, чем когда Джо увидел ее впервые, – там, в Пенсильвании, в огромном сборочном цехе она казалась гораздо меньше.