Поезд смерти

– Исследования будет оплачивать правительство Арефа?

Трейнер улыбнулся, пожав плечами.

– Не могу ответить на этот вопрос ни положительно, ни отрицательно. Правительство полковника Арефа, или, лучше сказать, мистера Арефа, не связано никакими договорами о химическом или бактериологическом оружии, если вам хочется называть пестицид именно так. Гил, я хочу, чтобы вы обещали мне свое содействие. Здесь замешаны другие, более важные интересы, о которых я не могу рассказывать. И, поверьте, они полностью оправдывают ту преданность, которая от вас требуется. – Он встал и подошел к Гилу. – Мы оба втянуты в игру настолько, что выходить из нее слишком поздно. Я не могу вам сказать: забудьте все, что знаете, и ищите другое место. Так не пойдет. – Он протянул Гилу руку. – Мне нужна ваша помощь, Гил, и я прошу ее у вас. Ну что, по рукам? Можно на вас рассчитывать?

Ах ты, наглый, самодовольный сукин сын, подумал Гил. Напрасно надеешься, что я буду тебе помогать. Только бы знать, насколько серьезны твои угрозы в случае, если я выйду из игры.

Он взял руку Трейнера и пожал ее со всей искренностью, которую мог изобразить.

– Мое настороженное отношение к “манекену” никак не связано с тем, что случилось со мной в Бостоне. Просто газ слишком опасен. Я надеюсь, вы еще раз подумаете, прежде чем отправить его с завода.

Обняв Гила за плечи, Трейнер проводил его до дверей.

– Я уже говорил вам, мы обсудим ваши соображения, когда встанет вопрос о его транспортировке. Если такое решение будет принято, я думаю, самый безопасный способ – перевозить его морем. Вы согласны? Тогда, в случае аварии или диверсии, газ погрузится в ту единственную среду, которая его нейтрализует, – в воду. До свидания, Гил. Никому ни слова о нашем разговоре, понятно? Даже жене. Передайте ей от меня привет. Она красавица и женщина с большим талантом.

* * *

Приняв душ и переодевшись, Карен вывела машину из гаража и поехала по шоссе 101 в сторону округа Марин. К тому времени, когда она достигла середины моста Золотые Ворота, вечерний час пик уже кончился, и поток машин схлынул настолько, что она осмелилась бросить несколько взглядов по сторонам. Слева, над Тихим океаном, садилось солнце, справа, над широким пространством серой воды, высились белые башни Сан-Франциско, похожие на глазированный торт. Ей хотелось остановиться и полюбоваться видом, но, учитывая плотность движения, это было бы самоубийством. Почему другие водители столь бесчувственны к такой красоте? Она с удивлением поглядывала на них. Большинство смотрело прямо перед собой – манекены в витринах, да и только! Нет, она никогда не станет такой равнодушной, даже если будет ехать через этот мост в тысячный раз.

Взглянув в нарисованную от руки карту, она пропустила первый поворот на Сосалито, нырнула в туннель с арочным сводом и свернула в конце длинного спуска. На перекрестке с Бриджуэй она заметила закусочную и ресторан, а еще через квартал дорога кончилась, упершись в стоянку для машин. Сквозь отверстия в живой изгороди она увидела плавучие дома, выстроившиеся вдоль пирсов, уходивших в залив.

Посмотрев на себя в зеркало и удостоверившись, что выглядит неплохо, Карен вышла из машины, но тут же вернулась за кожаной курткой. В коричневых твидовых брюках и толстом свитере со стоячим воротником ей было бы холодно. Солнце уже скрылось за мысом Марии, и температура резко снизилась. Июнь в Сан-Франциско не то, что июнь в Неваде.

Плавучие дома – это нечто совершенно удивительное. Карен толкнула калитку, увешанную по меньшей мере двадцатью почтовыми ящиками, и оказалась на скрипучей деревянной дорожке, которая зигзагами спускалась к самым невероятным и причудливым сооружениям, какие только можно себе представить. Одни плавучие домики были совсем простыми – обыкновенные коробки, установленные на барже; другие, украшенные цветными стеклами и резными ставнями, словно переселились сюда из сказки о Гансе и Гретель. В этой мешанине архитектурных стилей красивые и добротные сооружения соседствовали со сколоченными наспех лачугами. У одного домика на крыше торчала согнутая дымовая труба, а на подоконниках стояли горшки с цветами. Другой напоминал колокольню. На крошечном крыльце возле звонницы читал газету мужчина, одетый в костюм и при галстуке, похожий на биржевого маклера. Признаться, эльф или гном, предстань они перед глазами Карен, удивили бы ее куда меньше.

Она постучала в дверь плавучего дома, стоявшего на якоре у стоянки № 9. Ей открыл мужчина, не похожий ни на биржевого маклера, ни на гнома. Он выглядел как профессиональный футболист и явно был ей знаком.

– Мистер Иган! – Ее лицо просветлело. – Я не ожидала увидеть вас так скоро.

– Если хотите снять мой плавучий дом, можете называть меня Джим.

– Вы здесь живете?

– Добро пожаловать в мой счастливый дом. Входите, я покажу вам свои владения.

– Почему вы не сказали мне тогда, у лифта, что это ваше объявление?

– Я собирался сказать, но вдруг почувствовал прилив храбрости и пригласил вас пообедать. Когда же вы отказались и не дали мне свой номер телефона, я подумал, что лучше об этом не заикаться. Не хотел вас отпугивать.

По узкому коридору, вдоль стен которого шли полки с книгами, они прошли в небольшую, но уютную гостиную. В маленьком камине плясали языки пламени. Спинет, просторная софа, большой книжный шкаф – вот и вся обстановка. За раздвижной дверью виднелся еще один ряд плавучих домов, отделенных сотней футов водного пространства. В воздухе пахло книгами, дымком, морем.

– Здесь чудесно! – От восторга Карен закружилась на месте. – Сколько вы просите, тысяч пять в месяц?

– Для вас скидка на девяносто процентов. Домик-то небольшой. Наверху спальня такого же размера, как эта гостиная, еще выше – крошечная комнатка. Вот и все. В те времена, когда эта посудина была буксиром, там находилась рубка. Зато все под рукой.

– Боже мой, какое замечательное место! В жизни не видела ничего подобного! А дома-то, дома... Некоторые из них просто ни на что не похожи, вроде того дома, что напоминает церковную колокольню.

– Это и есть колокольня, а церковь осталась в Западном Марине, сейчас там китайский ресторан.

Карен взглянула на Джима и нахмурила лоб. Что-то в нем изменилось, но что?

– Ваши усы, – ахнула она, – вы их сбрили!

– Да, сбрил. Как раз перед вашим приходом. Когда работаешь в бюрократической системе, приходится заботиться о том, чтобы сохранить хоть капельку индивидуальности. А теперь я уплываю в Карибское море и мне не нужно ничего доказывать. Потом, я заметил, как вы посмотрели на мои усы, когда вошли в кабинет: как на жабу, которая вот-вот перескочит с меня на вас.

– Правда, они меня немного напугали. Вы сбрили их из-за меня?

– Не только. Я собираюсь вновь начать ухаживать за женщинами, так что лучше избавиться от этой растительности. Мне нечего прятать за ней, кроме моей простецкой ирландской физиономии.

Карен опять улыбнулась. Он стоял футах в шести от нее и явно нервничал. Чтобы снять неловкость, она попросила выпить.

– Мне кажется, вы должны любить белое вино.

– Ничего подобного, буду пить пиво – просто из чувства противоречия.

Иган ушел на кухню. Карен подошла к спинету и просмотрела ноты, лежавшие на крышке. Двухчастные инвенции Баха, вальсы Шопена, ранние сонаты Моцарта. Все вещи довольно простые.

– Вы играете, мистер Иган?

– Джим, просто Джим. Да, играю, если это не слишком громкое слово для обозначения моих экзерсисов. Душа моя парит, но пальцы не слушаются.

Она села за инструмент и открыла одну из сонат Моцарта – очаровательную вещицу, созданную для услаждения слушателей. Судя по карандашным заметкам на полях, хозяин здорово над ней поработал: “Медленнее, впереди сложное место!”, “Черт!”, “Паузу, Вольфганг!”. Она начала играть, взяв средний темп – он позволял сосредоточиться на выразительности фраз – и стараясь придавать пассажам как можно больше плавности и прозрачности. Хорошо настроенный инструмент звучал лучше, чем она ожидала.

Закончив играть, Карен грациозно опустила руки на колени и оглянулась через плечо. Джим стоял в дверях с открытым ртом, держа в руках две бутылки пива.

– Это прекрасно! – выдохнул он. – Просто здорово! Никогда в жизни я не стану больше играть эту чертову пьесу. – Он тяжело опустился на софу и поставил бутылки на кофейный столик. – Вы должны со мной поужинать, – сказал он, мелодраматично протягивая к ней руки. – Если вы откажетесь, я убью себя. А что касается лодки – она ваша.

Карен засмеялась.

– Скажите, Джим, вы разведены?

– Да, как и многие, многие другие.

– Я тоже скоро получу развод. Принимаю ваше предложение. Ненавижу, когда взрослые мужчины убивают себя. Однако я ставлю несколько условий. Во-первых, мы не будем говорить ни о нашей семейной жизни, ни об опасных химических веществах, хорошо? Далее, после ужина вы проводите меня до моей машины и я вернусь в гостиницу. Хочу, чтобы утром вы не потеряли ко мне уважения.

Наполнив стакан пивом, он протянул его Карен.

– Согласен! Будем говорить об условиях аренды.

Глава 6

Хотя Сара Шулер не была красавицей в классическом смысле – ее лицо портила некоторая резкость черт, – среди заводских мужчин она считалась самой соблазнительной женщиной компании Дрэглера. Их будоражили не столько выпуклые формы ее тела, сколько манера держаться. Было в ней что-то чувственное, говорившее о бурном прошлом, что неизменно привлекало к ней мужчин, однако многочисленные ухаживания и всевозможные намеки она пресекала с решительностью давно привыкшей к ним женщины. Однажды Гил слышал, как молодой инженер подошел к ее столу и сказал: “Почему бы тебе не зайти ко мне сегодня вечером, Сара? Я тебе кое-что покажу”, – на что она ответила: “Нет, спасибо, я еще слишком молода, чтобы умереть от смеха”. Она смотрела прямо в глаза, а изгиб ее широких, полных губ говорил о том, что она не только знала, о чем думают мужчины, но и считала, что им должно быть за это стыдно. Сотрудники Химической корпорации Дрэглера, особенно молодые, были убеждены, что тот, кому посчастливится провести с ней ночь, не забудет этого никогда. Это предположение основывалось исключительно на догадках, поскольку самое большее, что все они от нее получали, был поцелуй в щеку на рождественской вечеринке. Все, за исключением Гила Эллиса.

Когда Гил делал ей комплименты по поводу внешности, она спорила с ним и говорила, что у нее слишком мускулистые ноги, слишком полные ягодицы и слишком большой рот, а на коже следы от юношеских прыщей.

“Тебе нужны очки”, – говорила она, когда он называл ее красивой... Однажды, хлопнув себя по бедру, она воскликнула: “Здесь все бургеры и жареная картошка, которые я съела за пять лет. Моя фигура уже не та, что раньше. А вот твоя жена – настоящая кинозвезда. Хотела бы я быть такой же”.

“Слишком худа, – возразил Гил. – Вечно играет в теннис, бегает трусцой и ест сырые овощи”.

В Саре было пять – десять фунтов лишнего веса, но Гилу это нравилось. Он любовался ее сильным, роскошным телом. Зарывшись в теплые объятия, уткнув лицо в мягкую грудь, он чувствовал себя в покое и безопасности, как ребенок возле своей матери. Ничего не зная о его прошлом, она даже подсознательно не могла сравнивать его с тем, каким он был раньше. Она любила его, или делала вид, что любила, таким, каков он есть, и ее неожиданная уступчивость была единственным светлым событием, случившимся с ним за последний год. Так что естественно, что он считал ее красивой.

Они встретились как нельзя более вовремя. Сара вошла в его жизнь, когда он уже месяц жил в мотеле один и чувствовал себя очень несчастным. Ее внезапный интерес к себе он принял как должное. Возможно, она видела, как он подавлен, и пожалела его, возможно, просто не замечала его раньше, а может быть, ее бросил любовник и она хотела его забыть. Какова бы ни была причина, их первый поцелуй оказался таким страстным, что бурный роман захватил их обоих неожиданно и властно. Для нее он был самым желанным мужчиной на свете. Он же чувствовал себя так, будто выиграл необъявленный конкурс среди мужчин всего мира. Ему нравилось, как она вела себя в постели: с безудержным сладострастием она ласкала его тело губами и руками, оставляя следы помады. Карен тоже не была сексуально зажатой, но она напоминала ему о вещах, о которых он хотел бы забыть.

С Сарой можно было начать все сначала, и для нее он означал новый этап жизни. Она не интересовалась его прошлым, он тоже не задавал ей лишних вопросов. Он знал, что она живет с каким-то крупье из казино, которого зовут Джамал, но их отношения не сложились, и она подумывала о том, чтобы его бросить. Гил как-то видел их вместе в ресторане в Рино. Высокий, сильный мужчина с черными усами на худом хищном лице.

В корпорации Дрэглера Сара Шулер занимала сразу три должности: секретаря, телефонистки и делопроизводителя. Она была любимой секретаршей Джереми Дрэглера до того, как старик ушел на покой, и выполняла большую часть черновой работы для генерала Трейнера, однако его конфиденциальную переписку вел помощник, которого он привел с собой из Пентагона.

Их свидания всегда проходили в комнате Гила в мотеле “Кинг энд Куин”, когда Саре удавалось под благовидным предлогом задержаться на работе. Мотель располагался недалеко от шоссе 445, по которому можно было быстро добраться от завода. Уйдя из дома и оставив Карен, Гил перебрался в мотель “на время”, но прошло уже три месяца, а он и не думал менять местожительство. Сюда он вернулся вместе с Сарой после разговора с Трейнером, и уже через несколько минут они были в постели.

Гил лежал на спине, закрыв глаза, закинув руки за голову, и тщетно пытался получить удовольствие от ласк Сары. Она старалась изо всех сил, стонала от наслаждения, но все было напрасно. Обычно ей удавалось в конце концов довести его до исступления, но в этот раз обстоятельства были против нее. В его мозгу роились образы, от которых он не мог отделаться: Трейнер, шагающий из угла в угол, его скрытые угрозы, последняя встреча с Карен, застывшая маленькая обезьянка в пластиковом мешке. И постоянные мысли о “манекене”, которые обволакивали его мозг, как газ обволакивал стенки стеклянного ящика, – тихо и незаметно.

Он понял, что не может расслабиться и с сексом сейчас ничего не получится. Запустив пальцы в волосы Сары, он начал медленно тянуть ее голову вверх, через живот, грудь, шею, пока ее лицо не оказалось рядом с его лицом. Он поцеловал ее в губы.

– Что-нибудь не так? – шепотом спросила она.

– Нет, ты тут ни при чем. – Он поцеловал ее в лоб и обнял за плечи. – Никак не могу отвлечься от разных мыслей, крутятся в голове как карусель. Трейнер, “манекен”... Они просто сводят меня с ума.

– Ты очень возбужден. Хочешь, тетя Сара помассирует тебе спинку?

Гил включил лампу на ночном столике.

– Сара, кто были эти двое, которые приходили сегодня на завод? Иностранец – он что, из Ирака?

Она долго молчала, потом утвердительно кивнула.

– Я знаю вещи, которые мне знать не положено. Если я буду говорить о них, меня могут уволить с работы.

– А меня выгонят за то, что я тебя об этом спрашиваю. Трейнер просто помешан на секретности. Он даже не подозревает, что я ушел от жены. И если он узнает о наших отношениях, его хватит удар, еще бы: это может сделать нас объектом шантажа. Железное правило компании: “Всякий, кто заведет роман с сотрудником нашей компании или с сотрудником конкурирующей фирмы, подлежит немедленному увольнению”.

– Ерунда, тогда бы они лишились половины хороших работников. А где они найдут замену? Кто захочет работать здесь, в этой дыре? Деньги они платят не такие уж большие.

Гил подошел к окну и чуть-чуть отодвинул занавеску. За окном виднелась пешеходная дорожка: за автостоянкой, рядом с административным зданием мотеля, высилась металлическая башня со сверкающей вывеской “Кинг энд Куин”, такой большой, что ее было видно за два квартала – с шоссе 80. Вывеску украшали изображения четырех карточных мастей – мотив, господствовавший в оформлении всего трехэтажного комплекса мотеля. Никого не было ни на автостоянке, ни в маленьком плавательном бассейне, ни в телефонной будке.

– Ты думаешь, за нами следят? Люди миллионы лет занимаются любовью.

– Я не знаю, о чем я думаю. – Гил отошел от окна и присел на край кровати. – Иногда мне все кажется подозрительным, а потом я прихожу к мысли, что это разыгралось мое воображение. Хотя чего стоят, например, агенты службы безопасности, которых Трейнер привез с собой? Шайка убийц. Или, может, это опять мои фантазии?

– Они напоминают мне вышибал в казино. Настоящие бандиты.

– Сара, ты знаешь, что происходит в зданиях G и H?

– Откуда? У меня же нет допуска.

– Но ты перепечатываешь бумаги Трейнера, подшиваешь их, отвечаешь на телефонные звонки. Ты должна многое знать.

– Конечно, кое-что до меня доходит. – Разговор начинал ее беспокоить. – Мы болтаем за обедом, сплетничаем... Людям свойственно любопытство.

– Что ты знаешь о “манекене”?

– Только то, что он очень опасный. Я видела техников в таких костюмах, как у космонавтов.

– Кто такой Ареф? Он военный?

Она медленно кивнула.

– Полковник Ахмед Ареф. Месяц назад я была в кабинете Трейнера и видела справку о нем. Он из министерства обороны Ирака. Поклянись, что никому не проболтаешься о том, что я тебе сказала.

– Я так и думал! А этот другой, Ваннеман?

– Не знаю. Какой-то агент или маклер. А в чем дело? Что, это так важно?

– Я думаю, Трейнер хочет продать “манекен” Ираку, чтобы тот использовал его против Ирана. Если он окажется в руках одной из воюющих сторон... Это в тысячу раз хуже, чем... В общем, я не могу этого допустить.

– Это газ? Ядовитый газ? Гил ее не слышал.

– Не верится, что Дрэглер знает о происходящем, – продолжал он. – Интересно, в последнее время старик появлялся на заводе?

– Нет, он несколько месяцев отдыхал на Гавайях и только что вернулся. Наверное, скоро опять начнет свои еженедельные посещения. Хотелось бы мне съездить на Гавайи, а то я нигде не была.

Гил ничего не ответил. Потирая рукой подбородок, он погрузился в раздумье.

Она погладила его по волосам.

– Ты как скороварка! Скажи мне, что тебя беспокоит? Иначе ты взорвешься, и вместе с тобой рухнут стены и потолок. Расскажи мне все. А потом я сделаю тебе массаж.

Гил опять лег на спину и, прижав кулак ко лбу, начал говорить. Он рассказал, как погибла маленькая обезьянка, рассказал о “манекене” и тех чрезвычайных предосторожностях, которых требует работа с ним, о том, как один-единственный раз побывал в здании F, которое обычно называли “аквариум”. Впечатления, вынесенные им оттуда, были столь тягостны, что нередко тревожили его сон. “Аквариум” представлял собой лабиринт из стеклянных сосудов, наполненных водой, залитый мертвенным голубоватым светом. Там проводились исследования токсинов и ядов, добываемых из самых ядовитых существ. Он видел мрачную бородавчатковую рыбу, редкого морского кота из Сиамского залива, почти прозрачную медузу, которая водится только в одном месте Большого Барьерного рифа, разнообразных ядовитых морских змей, угрей и ракообразных. Его провожатым в этой “пещере ужасов” был сутулый и лысый начальник исследовательского отдела Эверетт Ордман. Остановившись возле сосуда с наклейкой “Crescasfuras”, он с особым почтением посмотрел на его обитателя.

“Мадагаскарский двустворчатый моллюск, – приглушенно сказал Ордман, – из которого получают “манекен”. Думаю, у русских таких нет. Во-первых, они водятся только вдоль узкой полоски скалистого берега, к которому не могут подойти корабли, а во-вторых, местные жители ни за какие деньги не соглашаются нырять за ними”.

Гилу пришлось всматриваться в песчаное дно сосуда, чтобы разглядеть животное, которое почти полностью сливалось с песком, размером оно было не больше блюдца. “Такой незаметный двустворчатый моллюск, – продолжал Ордман, – а какая в нем заключена сила! В крошечном мешочке на ложноножке содержится капля яда, которой достаточно, чтобы парализовать кита. Пятнадцать лет я охотился за этим созданием, которого большинство морских биологов считало мифом местных племен. Когда я его нашел, я был так рад, что... у меня просто не было слов! Подумать только! Я обнаружил яд более сильный, чем все, что может быть синтезировано лабораторным путем!”

“Манекен”, – объяснял старый ученый, – это близкое производное вещество. При всей своей силе он в два раза слабее исходного материала”. Ордман рассказал о методе клонирования – длительном и трудоемком процессе, сходном с выращиванием кристаллов в химическом растворе. Достаточно нескольких граммов яда моллюска при нужной температуре, чтобы началась реакция. “Вы знаете химию, – серьезно сказал Ордман. – Может быть, вы придумаете более быстрый способ”.

Гил никогда больше не заходил в здание F, старался не встречаться с Ордманом. Позднее ученый сам нашел более быстрый способ воспроизведения яда и получил его газообразную форму, названную “манекен”, хотя всех подробностей Гил не знал. Экскурсия по “аквариуму” состоялась через месяц после его приезда сюда, а сейчас, через одиннадцать месяцев, уже имелась технология промышленного производства “манекена”. В здании М ожидали наполнения десять пятисотгаллоновых сосудов высокого давления, еще больше их находилось на сборке. Гилу никогда не говорили прямо, что эти емкости предназначены для хранения “манекена”, но они не подходили ни для одного из других продуктов компании. Фактически он видел сосуды только раз, когда по ошибке попал в здание М, куда у него не было допуска.

Сара внимательно слушала лившиеся монотонным потоком откровения Гила. Когда он наконец замолчал, она тихо спросила, есть ли у этого газа противоядие. Он ничего не ответил. Его глаза были закрыты, губы сомкнуты.

– Есть ли у него противоядие? – дотронувшись до его плеча, переспросила она. – Должны же пострадавшие знать, что делать.

Гил перевернулся на грудь и обнял ее.

– Ты говорила, что живешь с крупье. Ты любишь его?

В ответ она хрипло рассмеялась.

– Ненавижу. И поняла это только недавно.

– Почему же ты не уходишь от него?

– Это длинная история. Когда-то он мне здорово помог. Но, узнав тебя, я как будто прозрела и увидела, что он за человек. Ты самый добрый, самый нежный мужчина из всех, кого я только знала, а он... Впрочем, я не желаю о нем говорить.

– Где ты росла, Сара? Что делала до того, как начала работать у Дрэглера?

– С чего это тебя заинтересовала история моей жизни?

– Я расскажу тебе про себя. Хочу, чтобы мы стали ближе друг другу.

– Жизнь у меня была тяжелая, и незачем тебе интересоваться ею. Может быть, лет через десять, пятнадцать, когда я узнаю тебя получше... Который час? – Она поднесла часы к настольной лампе. – Семь? Черт, мне пора собираться. Через час придет с работы мой мужик, да еще с друзьями, которых я должна накормить. Крысиного яду им бы подать.

Гил включил верхний свет и стал одеваться.

– Сара, будь на работе внимательней, не пропускай ничего мимо ушей. Если узнаешь, что газ собираются отправлять с завода, даже в качестве образца, немедленно сообщи мне. Хорошо?

– Ладно, ради тебя я готова и шпионить.

Глава 7

Дом, куда вернулась Сара, был совсем маленький: всего одна спальня и ванная. Кроме того, имелась масса всяких неудобств: скрипучие полы, перекошенные дверные и оконные рамы, прогибающиеся ступеньки, ведущие на грязный задний двор. Но были и плюсы. Во-первых, квартирная плата. За триста долларов в месяц трудно найти что-то лучшее да еще с горячей водой, которая, правда, лишь на несколько градусов выше комнатной температуры. Во-вторых, местоположение: всего в восьми кварталах от центра “самого большого из маленьких городов всего мира” – Джамал мог ходить пешком на работу в казино Харраха. Она молила Бога, чтобы его опять не уволили, потому что, когда он терял работу, жизнь с ним делалась и вовсе невыносимой. Она не могла уследить за перепадами его настроения. Он становился то вялым и равнодушным, то злым и агрессивным. Иногда целыми днями молчал, потом вдруг обрушивал свой гнев на “безбожный капитализм” – обычно сразу после получения пособия по безработице. Несколько раз он накидывался на Сару с кулаками, видимо, за то, что она не разделяла с ним его ярость. Эти сцены крепко засели у нее в памяти.

И все же она не уходила от него. Сара была ему благодарна за то, что когда-то он подобрал ее, девчонку, которую затягивала пучина наркотиков, воровства и проституции, и помог встать на ноги. Джамал научил ее, как подделать автобиографию и другие документы, необходимые для поступления на работу к Дрэглеру. Редкие побои сменялись слезным раскаянием и мольбами о прощении. Джамал был слишком эмоционален и временами вызывал в ней ужас, но вместе с тем он и притягивал ее. Кроме того, просто бросить его – скажем, уйти из дома и не вернуться – у нее не хватало смелости: она боялась преследования и мести. Необходимо было все тщательно подготовить: в тайне от него скопить денег, бежать, не оставляя следов, пока он находится на работе, и уехать в такое место, где ему не удастся ее отыскать. Сара уже не сомневалась, что скоро уйдет от него, и каждый день обдумывала план побега. Кроме всего прочего, ее пугало и то, что его интерес к исламу и Ирану перерос теперь в настоящую манию.

Стоя у раковины, Сара проклинала свою нелепую кухню. Мытье посуды было пыткой: складывать тарелки некуда, вода чуть теплая, к тому же засорился сток. Посуды было вдвое больше, чем обычно, потому что Джамалу захотелось произвести впечатление на своих гостей, особенно на одного, по имени Махмед. За другим гостем, Алеком, другом Джамала, можно было специально ухаживать. Ей нравился этот веселый, жизнерадостный человек. Но Махмед, казалось, имел над Джамалом такую же власть, какую Джамал имел над Сарой и Алеком. Во время обеда – она приготовила вегетарианское кэрри – он изо всех сил старался угодить Махмеду, предлагал ему блюда и вино, смеялся над его плоскими шутками и хвалился своей преданностью иранской революции. Смотреть на это было тягостно. Джамал как будто боялся, что, сделай он один неверный шаг, и Махмед тут же пристрелит его. Сара подумала, что их гость может сделать это без капли сожаления.

За обедом разговор вертелся вокруг планов Джамала и Алека похитить миллион долларов из казино для войны против Ирака. Один излагал свой план, другой указывал на ошибки, а Махмед пытался найти приемлемый вариант. Это был пустой разговор, своего рода игра. Предложения Алека, довольно невинные, сводились к тому, что во время карточной игры крупье должен был подавать тайные знаки своему сообщнику. Джамал высказывался за вооруженное ограбление, Махмеду больше нравились взрывы. Обсудив свои планы, за которые им в Иране отрубили бы голову, они понизили голос и перешли на фарси. Тогда-то Сара и ушла на кухню мыть посуду.

Джамал и Махмед какие-то странные мусульмане, думала она. Они не едят мясо, но курят, пьют вино и обсуждают всякие преступные планы. Алек, по крайней мере, не лицемер, он не притворяется религиозным. Ее мысли перешли на Гила Эллиса. Как он не похож на Джамала! Гил как будто на всю жизнь остался мальчишкой-бойскаутом. Она улыбнулась про себя, вспомнив, как он просил ее рассказать историю своей жизни. Да узнай он ее – у него бы рот открылся от удивления, ему бы плохо стало. Она родилась в Стоктоне, Калифорния, в страшно неблагополучной семье. Когда ей исполнилось двенадцать, пьяный отец начал приставать к ней на глазах у матери. В пятнадцать она бежала из дома, чтобы избавиться от его домогательств. В шестнадцать стала уличной бродяжкой и мелкой воровкой. Больше она домой не вернулась, даже когда прочла в газете, что ее мать посадили в тюрьму за то, что она застрелила своего мужа.

У Сары был пистолет, который она купила в годы бродяжничества, – шестизарядный браунинг 25-го калибра, как раз ей по руке. Джамал знал о пистолете и настаивал, чтобы она всегда носила его в сумочке. Он был ревнив и, видя, как мужчины смотрят на Сару, хотел, чтобы она могла дать отпор любому, кто покусится на то, что он считал своей личной собственностью.

Разве она могла рассказать все это такому правильному, честному, образованному человеку, как Гил Эллис! Да у него бы инфаркт случился!

– Сара! – позвал ее Джамал. – Поди сюда!

– Да, сэр! Сию минуту, сэр!

Мужчины все еще сидели за столом, стаканы были полны бренди, по комнате плавал дым. На стене висел портрет хмурого аятоллы Хомейни, который Джамал накануне купил в лавке. Сара села, поморщив нос.

– Фу, – сказала она, махая перед лицом рукой, – что вы курите – тряпки? Алек, не ты ли принес такие сигары? Большое спасибо.

– Это турецкие, – смеясь, ответил Алек. – Мы их курим с детства. И заметь, у нас нет рака легких. На Ближнем Востоке никто не болеет раком легких. А все потому, что турецкий табак убивает рак.

Джамал так посмотрел на Алека, что улыбка сошла с его лица.

– Нам нужно обсудить одно важное дело, – сказал Джамал. – Сара, Махмед приехал из Лос-Анджелеса, чтобы быть поближе к месту действия.

– Как ваше полное имя? Просто Махмед? – спросила Сара у гостя. Это был мужчина могучего сложения, серая шелковая рубашка едва не лопалась на мускулистых плечах. Наверное, тяжеловес, подумала Сара. В темных глазах светилось любопытство, на губах играла легкая улыбка. Услышав ее дерзкий вопрос, он улыбнулся пошире и сказал:

– Не имеет значения.

Он не понравился ей сразу, как только вошел. Еще один самоуверенный самец, вроде Джамала, решила она. Во время обеда он с улыбкой разглядывал ее, будто предвкушая, что ее подадут ему на десерт.

Неужели Джамал рассказал ему, что раз или два она отдавалась за деньги в комнатах для отдыха при казино? Этого она ему никогда не простит. Да, Джамал спас ее, но она с лихвой отплатила ему за это пятью годами верности. Последней ее услугой Джамалу будет информация, которую она получила от Гида Эллиса.

– Извини, Махмед, – заискивающе произнес Джамал, – она независимая женщина, иногда говорит не то, что следует. Сара не хотела тебя оскорбить.

– Может, и хотела, – еле слышно буркнула она.

– Все в порядке, – успокоил его Махмед. – Мы у нее в долгу, ведь это она узнала, что Ареф приезжает в Неваду.