— Не думаю. — заметил Мартин.

Ариэль никак не реагировала. Она была застывшей, слушающей, ожидающей.

— Мы начнём тренироваться безо всяких отлыниваний. Мы установим дисциплину и разгоним нашу кровь. Мы будем устраивать захватывающие соревнования. Каждый из вас станет инструктором. Мартин, Рекс и я разработаем методику упражнений и тренировочных боев. Рука к руке. Выигравшие получают возможность трахаться. Больше никто. Мы выберем добровольцев из Венди, которые станут наградой победителю.

Улыбался только Рекс. Остальные были ошарашены. Ариэль закрыла глаза.

До настоящего момента думалось, что Ганс обладает тонким инстинктом руководителя. Однако внутренней реакцией Мартина на это выступление было просто отвращение. Руководить товарищами в играх с заведомо нулевым результатом, участвовать в соревнованиях за право переспать с проституткой — другого слова Мартин не мог подобрать — всё это было так омерзительно, что даже трудно представить.

Но никто не возразил — ни Мартин, ни Ариэль. Это ужасало больше всего.

— Тогда давайте приступим, — объявил Ганс.

Мартин столкнулся лицом к лицу с Джимми Японцем. Они поклонились друг другу, и осторожно, примериваясь, закружили по комнате, сжав кулаки.

Всего в соревновании участвовало пятнадцать человек. Комната наполнилась сопением и криками, шарканьем ног, шлёпками при падении тел, при столкновении их друг с другом. Венди состязались с Венди, Потерянные Мальчики выступали друг против друга.

Некоторые семейства стали очень малочисленными, они были ослаблены смертями. И теперь случалось, что Кошки боролись против Кошек, а семейство Рыб и Цветов, объедившись, выступали против симбиоза семейств Деревьев и Географических названий.

Корабль ориентировался на новый общественный заказ. Выявлялись победители. Мартин занимал пока шестое место среди пятнадцати отобранных Потерянных Мальчиков.

Ганс отбирал из этих пятнадцати инструкторов. Следующий этап отбора включал в себя дополнительные соревнования по бегу, футболу, ручному мячу.

Для Мартина было некоторым удовольствием видеть, что большинство из победителей избегали вознаграждений Ганса, стараясь со смущёнными улыбками, незаметно скрыться с его глаз. Только Рекс Дубовый Лист ни от чего не отказывался, он гордо повёл в свою каюту Донну Изумрудное Море.

Изнурённый, с синяками и кровопотеками, Мартин провёл полчаса в своей каюте перед сном — исследуя библиотеку «Спутника Зари». Библиотека вновь открылась несколько десятидневок назад. Она имела пробелы, но не очень большие, где-то около девяносто пяти процентов материалов или сохранилось, или было реставрировано. В библиотеку вошли и материалы, доставленные с погибшего корабля.

После открытия библиотеки Мартин почувствовал себя несколько легче. Его вновь увлёк мир познания, уносящий его за пределы корабля.

Участие в соревнованиях не было вменено в обязанность, как того боялся Мартин. Были увлечённые ими, но были и совершенно равнодушные. Роза Секвойа и несколько её приятелей вообще не соревновались, и Ганс не принуждал их. Некоторые отказывались после нескольких попыток, и Ганс не подвергал их насмешкам.

Проходили дни.

О будущей встречи почти не разговаривали. Все это походило на ситуацию, как если бы какие-то чужестранцы должны были присоединиться к семейству, которое и так имело достаточно собственных забот — им не хватало времени на пустые разговоры. В голову Мартину пришла мысль, которая испугала его. А что, если Ганс прав, и им действительно сейчас необходима вот такая жизнь: с жёсткой дисциплиной, изнуряющими тренировками, постоянным контролем. Ведь оказался же он прав, послав Мартина в далёкое путешествие к мёртвому кораблю, выведшее его, Мартина, из состояния глубокого уныния и безнадёжного отчаяния, которые, если признаться честно, были даже чем-то удобны.

Шестьдесят четыре человека из команды слушали Розины сказки. Ганса не было; но Ариэль и Мартин, по его просьбе, присутствовали.

Ариэль отнеслась к попыткам Ганса и Мартина приобщить её в к пастве власти с удивительным спокойствием. Мартин находил два объяснения, две возможные причины её миролюбия: то ли она хотела быть ближе к центру событий, а она была не дура и понимала, что этого можно добиться, лишь приобщившись к власти, то ли она просто хотела быть поближе к Мартину.

Вот и сейчас Ариэль, как всегда, сидела в столовой рядом с Мартином. У Мартина были вполне обоснованные доказательства, что она, по крайней мере, после Стычки имеет на него какие-то виды, — правда, выраженные в несколько странноватой манере, но такова уж Ариэль.

После встречи с Паолой Птичьей Трелью он вёл абсолютно холостяцкую жизнь. Соблазны плоти не шли ни в какое сравнение с другими конфликтами, которые он никак не мог разрешить.

Команда собиралась в столовой, люди подходили поодиночке и тройками. Диадная структура была надломлена упражнениями Ганса, системой его поощрений; те, кто потерял партнёров в Стычке, ещё не сделали нового выбора. Существовали только одна или две диады.

В этот раз Роза начала с притчи:

— Однажды, давным-давно, когда Земля была ещё очень молода, трое детей, бродя по лесу, набрели на больного волка. Среди них была девочка, по имени Пенелопа. Она казалась симпатичнее и моложе других, и говорила слегка шепелявя. Второй, Ким, её брат, совершенно не разбирался в жизни и постоянно думал только о сражениях и победах. Третий, Джэкоб, их кузин, боялся даже своей собственной тени.

Они подошли к волку поближе, и Пенелопа спросила, что случилось с ним.

— Я попал в капкан, — ответил волк., и Пенелопа увидела, что это действительно так. Лапа волка была зажата стальной челюстью, прикованной к земле. — Пожалуйста, помогите мне.

— Подождите минутку, — остановил приятелей Ким. — А что если тот, кто поставил капкан, увидит нас? У нас будут неприятности…

— Тот, кто поставил капкан, придёт только через неделю, — сказал волк.

— Если ты знаешь это, тогда ты должен был знать и то, где охотник ставит капканы. Как же ты умудрился попасть в капкан, если знал, где он находится? — недоверчиво спросил Ким.

— Ты очень смышлёный мальчик, поэтому я расскажу тебе все, — сказал волк. — Всё, что ты захочешь. Но сначала вы должны освободить меня.

— Ты — заколдованный волк? — догадалась Пенелопа. Она слышала о таких вещах.

— Я колдун, принявший облик волка. Я могу изменять свою внешность, как только пожелаю, при условии, если я не буду пойман железом. Но именно это со мной, к сожалению, и случилось.

— Я думаю, нам следует ему помочь, — вступил в разговор Джэкоб. — Я не могу видеть, как при мне страдают живые существа.

— Подожди, — остановил его Ким. — Может, это волк, который убил нашу овцу. Может, кто-то оказал нам любезность, сделав этот капкан.

— Вашу овцу съела пума, а не я, — сказал волк. — Вы не верите мне?

— Я верю тебе, — успокоила его Пенелопа.

— Я не знаю, верю я ему или нет, но я вижу, что ему больно, — сказал Джэкоб.

— А что вы дадите нам, если мы освободим вас? — полюбопытствовал Ким.

— Я не могу исполнять желания, пока нахожусь в железных когтях, — ответил волк.

— Итак, вы не можете доказать, что вы волшебник, — сказал Ким и повернулся к детям, — Я предлагаю оставить его здесь, в капкане.

Но Пенелопа уже склонилась, чтобы расщёлкнуть капкан. Увидев это, Ким попытался ей помешать, однако Джэкоб бросился вперёд и оттолкнул его. Пенелопа открыла капкан и освободила волка. Высунув язык, волк лёг в траву и с трудом проговорил:

— Я очень болен. Я провёл в капкане слишком много времени и сейчас умру. Но я приду к вам в ваших снах и дам каждому то, что он дал мне.

И волк умер. Пенелопа, оплакав, сожгла его в лесу, чтобы охотник не смог натолкнуться на бездыханное тело и завладеть им, как добычей. Ким надулся, сердитый на Джэкоба. А Джэкоб чувствовал печаль оттого, что они ничем не смогли помочь волку, и оттого, что он потерял дружбу Кима.

Той же ночью волк пришёл к Пенелопе. Но в её сне это был не волк, а дряхлый старик, одетый в волчью шкуру — с глазами, глядящими прямо в душу, с открытой улыбкой. Старик сказал:

— Тебе я подарю долгую долгую жизнь и много много детей. И когда к тебе придёт старость, когда придёт время умирать, ты будешь довольна человеком, которого любила, ты будешь довольна детьми, которых родила, ты будешь довольна жизнью, которую ты прожила… Всё это я даю тебе.

К Джэкобу волшебник пришёл в обличьи волка и сказал:

— Ты проживёшь долгую жизнь, и она будет разнообразной и полной, с печалями и радостями, перемешанными так сильно, что ты не сможешь различить их. Жизнь сделает тебя человеком с широкой душой, потому что она у тебя будет нелегка. И когда ты будешь умирать, ты займёшь место избранникого божьего, давая советы другим людям. Все это ты будешь иметь, но все это ты будешь и терять. Ты никогда не будешь знать, что есть правда, а есть что ложь, не будешь знать этого с уверенностью. Все вещи, все понятия всегда будут для тебя двухсмысленными. Но это и есть великий путь познания и благоразумия.

К Киму же пришёл просто волк и рычал на него, пока сон не превратился в ночной кошмар. И тогда волк сказал Киму:

— Всю твою жизнь мир будет оборачиваться против тебя. Ты будешь строить и строить планы, но удача не будет благоприятствовать тебе. Неудачи тоже ничему хорошему тебя не научат. Ты не доживёшь до старости, ты умрёшь молодым — ожесточённым, никем не любимым. Вот что даю я тебе.

— А что ты дал самому себе? — закричал во сне Ким. — Ты, у которого было так много возможностей и силы, ты смог получить только боль!

— Да, ты прав, по собственной глупости попав в капкан, я в результате не имею ничего, кроме забвения. Но для того, чтобы получить силу, я в своё время продал свою душу. И теперь я не имею ничего. Когда моё приведение исчезнет из твоего сна, я стану не больше, чем эхо ветра…

Роза опустила голову. Команда, казалось, оценила историю, но явно не одобрила. Все стояли, погруженные в свои собственные мысли. Молчание затянулось. Наконец Жанетта Нападающий Дракон произнесла голосом актрисы:

— Розу снова посещали прошлой ночью. Оно опять приходило к ней.

Команда, остолбенев, уставилась на Розу. Она подняла голову, но взгляд её блуждал где-то далеко.

— Никто не говорит об этом вслух, но все мы сейчас очень много думаем о мёртвом корабле. — сказала Роза. — Нас интересует, почему они все умерли, но мы не находим ответа. Да, нынешним вечером я не подарила вам покоя. Но пришло время величайшего испытания для нас. Скоро к нам присоединится иной вид разумных существ. Мы будем общаться с простодушными, мы научим их понимать, что значит болит душа.

Молча, без комментариев, команда покинула столовую. Ариэль вслед за Мартином направилась в каюту Ганса.

— Ну как, хорошо? — спросил Рекс Дубовый Лист, столкнувшись с ними в открытых дверях.

— Она … безвредна, — ответил Мартин.

— Что за слова ты говоришь? — удивился Ганс. — Чтобы Роза и была безвредной? — Он в удивлении уставился на Ариэль.

— Она стала лучше. Много сильнее, — сказала Ариэль. — Жанетта и Кирстен с ней всё время сейчас. Она не часто общается со мной. Она знает, что я часто беседую с тобой и Мартином. У неё появляются ученики и последователи. Я думаю, она создаст какое-нибудь религиозное учение.

Ариэль подарила Мартину мимолётную улыбку, как если бы просила одобрения. Но она не получила его.

— Это правда? — Ганс повернулся к Мартину.

— Не знаю, создаст ли она какое-нибудь учение. Могу лишь сказать, что она рассказывает интересные истории. Но мне все это кажется простой забавой, это так далеко от нас сейчас. Просто детские сказки.

Ганс на минуту задумался.

— Она не остановится на этих росказнях. Она снова заварит кашу, начнёт организовывать новый бунт. Я не уверен, что мы сумеем уберечь её от самой себя. А мы ещё до сих пор вибрируем на грани, ходим по острию ножа. И я почти уверен, что встреча с так называемыми коллегами спокойствия нам не добавит, — он задумался, сложил ладони вместе и сделал несколько всхлопывающих движений. — Думаю, Роза нуждается в хорошем трахальщике. Есть добровольцы?

Его грубость ошеломила Мартина, у Ариэли резко выделились мышцы на шее. Но они опять промолчали.

— Только не я, — небрежно отозвался Рекс Дубовый Лист.

— Хорошо, я подумаю и сам найду ей подходящего самца. Это же вечная тема, не правда ли?

— Библиотеки открыты, пища стала лучше, момы сообщили нам, что мы уже можем, чтобы расширить базу данных, воспользоваться дистанционной связью, — громко объявил Рекс Дубовый Лист и обвёл взглядом всех присутствующих в столовой. — Мне кажется, мы уже готовы к встрече наших друзей. Будут ли какие-нибудь вопросы, прежде чем я позволю исследовательской представить свой доклад?

Команда зашумела и не могла угомониться несколько минут. Создавалось впечатление, что им просто не хотелось общаться с ведущим собрание. Наконец руку подняла Паола Птичья Трель.

— Пэн сообирался сделать нам какое-то сообщение, — сказала она. — Почему нет Ганса?

— Ганс занимается научной работой, — ответил Рекс.

— Тогда почему собрание ведёт не Гарпал? — удивлённо спросила Эйрин Ирландка.

— Я не знаю, — сказал Рекс и, придураясь, выкрикнул в зал, — Гарпал, где ты, отзовись?

Гарпал пожал плечами, явно не желая поддерживать веселье Рекса:

— В мои обязанности не входит подобная привилегия. Ганс может назначать в спикеры тех, кого пожелает.

— Мы не нуждаемся в спикере. Нам необходимо присутствие самого Пэна, — не отставала Эйрин Ирландка.

— Все ваши вопросы и замечания я передам непосредственно Пэну, — важно заявил Рекс.

Мартин обвёл глазами зал. Бросалось в глаза отсутствие двух человек: Ганса и, конечно, Розы Секвойи.

— Не занимается ли он лечебными процедурами с Розой? — прошептала ему на ухо Ариэль. Мартин не ответил. Если Ганс сейчас с Розой, он не может не знать, что их одновременное отсутствие будет ещё заметней. Хотя, возможно, Ганс к этому и стремится. Ведь если все догадаются, что Роза получает от него «лекарство», она может потерять свой статус.

Хаким прочистил горло и шагнул к трибуне. Рекс великодушно освободил ему место.

— Мы уже не дальше половины триллионов километров от другого корабля, — начал Хаким. — На несколько дней нам придётся отказаться от своей маскировки. Иначе момы сомневаются, что кто-либо может обнаружить нас. И нам, вероятно, следует за несколько часов до встречи поговорить с обитателями корабля по «ноучу».

— Мы по-прежнему наблюдаем за Подсолнечником? — поинтересовалась Алексис Байкал.

Хаким подтвердил: за всей системой Левиафана ведётся наблюдение.

— Есть что-нибудь новенькое? — это спросила Бонита Высокогорная Долина.

— Вокруг Левиафана вращается десять планет. Мы узнали о них ещё кой-какие детали, не только массу и размеры. Пять из них — каменистые миры с диаметром меньшим двадцати тысяч километров. Шестая — газовый гигант. Они все или почти не излучают радиоволны, или излучают, но совсем немного. Мы не обнаружили на планетах никаких следов разрушения после взрыва Полыни. И вооружения тоже не обнаружили. Вот и всё, что я могу пока сказать.

— А ещё что-нибудь вы заметили на орбитах? — спросила Эйрин Ирландка.

— Нет, больше ничего.

— А появились ли у вас какие-то объяснения, почему они всё время изменяются? — несколько угрожающе спросил Рекс.

Хаким отрицательно покачал головой.

— Возможно, это огромное инженерное сооружение — нечто подобное, что было вокруг Полыни, но более широкомасштабное. В качестве материала они могли использовать пару разрушенных планет. Но это только мои догадки.

— Планеты обитаемы? — это был вновь голос Эйрин.

— Следов обитания не замечано, но я думаю, что всё-таки, да, они обитаемы. Мы осмеливаемся так предполагать, — Хаким отвёл глаза. — На данный момент мне сказать вам больше нечего.

— Ну хорошо, — вновь приподнялся Рекс. — Какие будут вопросы и комментарии? Что передать Гансу?

— Что мы устали от такого количества соревнований, — сказал Джек Отважный.

— Хорошо, я дам ему об этом знать, — улыбаясь во весь рот, ответил Рекс.

Через полчаса после собрания в каюту Мартина пришёл Гарпал, а за ним Ариэль.

— Я собираюсь сложить с себя обязанности Кристофера Робина, — объявил Гарпал сразу же, не успев перешагнуть порог.

— Полагаю, что мне нет необходимости интересоваться, почему, — сказал Мартин.

Ариэль присела на кушетку, казалось, она была полностью погружена в свои мысли.

— Думаю, нет. Ты же все понимаешь, — сказал Гарпал. — Сначала он выбрал меня, потом остановил свой взор на Рексе. А Рекс… Он делает всё, что бы выжить меня… Скажи, разве есть смысл бороться?

— Ганс чувствует свой путь, своё предназначение, — неожиданно произнесла Ариэль.

— С кем ты, Ариэль? Очнитесь, Мадеумазель Критикующая всех и вся.

Ариэль подняла руки вверх, изображая полную капитуляцию.

— Боже мой, куда всё исчезает? — не мог успокоиться Гарпал. — Когда Пэном был Мартин, ты настолько была переполнена дерьмом, что в твоём рту можно было выращивать грибы!

— Гарпал, — попытался остановить его Мартин.

— Нет, я хочу знать! Ариэль, откуда такое добродушие?

— Я доверяла Мартину, — сказала Ариэль. — Я знала, что он не держит на меня зла и не будет мне мстить. Я не такая уж идиотка, как вы думаете.

Её слова охладили Гарпала. Он пристально посмотрел на Ариэль, потом на Мартина, и после этого теперь уже он поднял руки.

— Ну в таком случае мне вообще сложно что-либо понять.

Мартин выжидающе смотрел на Ариэль. Ну, ну, продолжай.

— Мартин искренен. Он не гнался за внешними эффектами.

— Спасибо тебе большое за такие слова, — не без язвительности поблагодарил Мартин.

— Не стоит благодарностей. И всё же я продолжу… Так вот, ты не прикидывал, кто и зачем тебе может пригодиться. А Ганс не изменился… Он просто сросся с Работой. У него всё подчинено политической карьере, для него важно лишь то, что поспособствует успеху.

— Даже когда он вышел из-под самоконтроля после нейтринного шторма? — напомнил Гарпал.

— Да, даже тогда он был искренен, — согласилась Ариэль. — Но это поставило людей на место. Он ведь хотел, чтобы все… немного боялись его. Чтобы чувствовали его силу. Чтобы знали, что он может ударить, если его рассердить. Но он не совсем точно рассчитал. Люди оказались более осторожными, чем он думал, они не стали высказываться. Но он очень хочет стать великим. Разве вы не замечаете этого? — она с укором посмотрела на Гарпала.

— Я не понимаю, как он мог спланировать все это? — сказал Мартин.

— О только не говори мне, что ты не знаешь, насколько он ловок, — воскликнула Ариэль, презрительно прищурив глаза.

Мартин увидел прежнюю Ариэль. Он понял, что всё это время она с трудом сдерживала свой гнев и свою ярость. И опять с тревогой он ощутил, что его неудержимо влечёт к ней.

— Он лучший Пэн, чем я, — возразил он.

— Он лучший — для простых марионеток, роботов-манипуляторов. Да, согласна, он знает, чего хочет.

— Он вынул нас из ямы, — продолжал Мартин, приняв на себя роль защитника Сатаны. Он хотел убедиться, прав ли он в том, что Ариэль ни капли не изменилась. Он боялся признаться даже самому — это бы очень обрадовало бы его.

— Он же нас туда и сбросил.

Гарпал сел и скрестил ноги. И Мартин, и Ариэль в упор смотрели на него, они явно ождали его комментариев, но он лишь тихо произнёс:

— Хороший Пэн, плохой Пэн…

— Команда, выбирая Пэна, многое ему доверяет. Мартин был неплохим Пэном, возможно, только излишне доверчивым. Но каждый знал, что он может поговорить со своим Пэном, что Пэн не сделает ему зла. Да, я всегда спорила с ним, но это касалось принципиальных вещей…

— И делала ты это весьма убедительно, — заметил Мартин.

— Ну извини, мне было не до нежностей, — огрызнулась Ариэль и повернулась к Гарпалу, — Когда ты думаешь сложить свои полномочия?

Гарпал искоса взглянул на Мартина.

— Не знаю, время покажет, — ушёл он от прямого ответа. — Скажите, кто-нибудь из вас может мне ответить: Ганс, что, пытается соблазнить Розу?

— Он уже не пытается, он уже добился успеха, — заметила Ариэль. — Роза до сих пор в его каюте. Ты знаешь, что у неё долгие годы не было настоящего друга?

Мартин кивнул:

— Он думает, что она пригодится ему.

— Зачем?

— Она может нам дать то, в чём мы нуждаемся.

— Что?

— Веру, — ответил Мартин.

Гарпал отшатнулся, будто получил удар в лицо:

— Ты шутишь!

— Нет, я не шучу. На ней есть какая-то отметина, она становится всё более и более популярной. Я сам на себе ощутил это, — Мартин ткнул себя в грудь.

— Теперь я уже совершенно ничего не понимаю, — сказал Гарпал. — Видимо я действительно не гожусь на роль заместителя Пэна. Я в полной расстерянности.

— Вскоре все встанет на свои места, — успокоил его Мартин. — А мы давайте просто понаблюдать за развитием событий.

К удивлению Мартина, Ариэль легко согласилась с ним.

— Ганс делает ошибки, — сказала она. — Но всё-таки сейчас он на своём месте. Нам нужно выполнить Работу.

Гарпал приостановился на пороге:

— Если он поддержит моё отставку, что ж… Для меня это будет даже лучше. Но почему он выбрал Рекса? Рекс, откровенно говоря, не самый смышлёный малый на корабле. Он совсем не понимает в чём состоит роль лидера.

Мартин с трудом сдержался, чтобы не произнести вслух напрашивающийся ответ: Рекс никогда не скажет Гансу «нет».

Ганс сидел в задних рядах столовой. С его губ не сходила лёгкая усмешка. Роза опять стояла на столе в центре зала. Все со вниманием слушали её.

— Через два дня, — сказала она, — мы встречаемся со своими новыми партнёрами… Интересно, на кого они будут похожи? О чём они думают и во что верят? Сможем ли мы общаться, взаимодействовать с ними? Мы и они — совместимо ли это?

Команда безмолствовала. Мартин сидел в нескольких метрах от Ганса, рядом с Гарпалом и Ариэль. Ганс подмигнул Мартину.

Роза выглядела прямо-таки лучезарной. Это была красота сострадания к окружающим, красота полной отрешённости от себя. Неуклюжесть Розы расстаяла без следа, уступив дорогу образу совсем иной, новой женщины. Неужели это все дело рук Ганса? Сам Ганс не выдавал секрета.

— Если брать масштабы Вселенной, мы очень беспомощны, а наш корабль просто маленькая точка света. Но как и планктон в море, мы часть фундамента всего того великолепия, что лежит наверху. Мы неотъемлимо связаны не только с нашим прошлым, но и с тем, что недоступно нашему пониманию. Вмешательство в подводный морской мир даже слаборазвитых созданий может привести к катастрофическим необратимым последствиям. Может быть погублено то, что создавалось веками. Для нас высочайшей заслугой будет, если мы будем относиться ко всему нас окружающему с бескорыстной любовью. Ведь мы крохотная частичка Вселенной, часть её истории, её дети…

Те, что вскоре присоединятся к нам, я уверена, испытывают нечто подобное, потому что они перенесли те же испытания. У них так же, как и у нас, разрушили родной дом, они, так же, как и мы, веками странствуют по чужим просторам, теряя в борьбе своих близких. Они так же, как и мы, лютой ненавистью ненавидят планетных убийц. Мы воссоединимся с ними и станем вдвое сильнее… И это не пройдёт незамечанным для Всевышнего, для галактики ярчайшей духовности, что, без сомнения существует где-то в необъятных просторах Вселенной…

Любовь к нашим союзникам не будет каким-то особым видом любви. Это будут просто любовь, одна из её составляющих. Так мы любим своё тело, свою плоть — жалкую бренную оболочку нашей души.

И это очень важно — победим мы или потерпим поражение. Если мы погибнем, мы не исчезнем бесследно, мы останемся в памяти потомков, как воплощение справедливости Всевышнего, как его посланники в этот суетный мир, где разворачиваются все основные события.

— Чувствуется, что она не знакома с трудами Фомы Аквинского, — прошептала на ухо Мартину Ариэль.

Но то, о чём вещала Роза, бальзамом разливалось по душе Мартина. Ему просто необходимо было знать, что Тереза и Вильям счастливы; что они нашли своё успокоение; что где-то оценили острый сардонический ум Теодора и достоинства других; что они плавают где-то, не ощущая ни боли, ни страданий; что где-то там, в том другом мире, они достигнут того, чего не успели добиться здесь…

— Когда наши корабли объединятся, сольются и наши цели. Мы делаем Работу не для удовлетворения момов. Мы должны очистить космос от убийц для себя. Хотите называйте их дьяволами, хотите — алчущими, хотите — губителями всего насущного, как хотите… Убийцы отлучены от Всевышнего, Всевышний не заботится о них.

В присутствии Всевышнего виночерпии оргий планетных убийц не решаются заниматься своим прямым делом. Мы чувствуем их страх. Они убили наши дома, они убили наших друзей. Теперь пришло наше время. Мы должны указать убийцам их законное место, калёным железом выжигать свой страх. Они должны понять, что борьба против Всевышнего бесполезна.

Однако реальной духовной помощи мы не получим. Хотя дела убийц отвратительны высокому интеллекту, высокому духу, они не могут дать нам своей мощи, своей проницательности для борьбы с этими изуверами. Это был бы вид вмешательства, даже более дьявольское, чем бессмысленное убийство. Это было бы смешение шкалы: высшие подавляли бы потенциально низших, а этого Всевышний не может допустить. Все в наших руках. Наша борьба не бессмысленна.

— Что думают момы об этом? — негромко спросил у Мартина Гарпал.

Мартин молча покачал головой.

— В истории, которую я рассказала вам сегодня нет ничего успокающего, ничего доброго, это все о войне. Но мой рассказ напоминает вам о том, с чем мы вскоре столкнёмся лицом к лицу. Ведь, может быть, пройдут ещё века до того момента, как мы сможем отложить оружие в сторону и зажить собственной жизнью.

— Почему я не чувствую того, что ты чувствуешь, не вижу того, что ты видишь? — спросила у Розы Нгуен Горная Лилия.

Роза на какой-то момент застыла в замешательстве, затем она вновь улыбнулась и, протянув руку, повела ей вокруг.

— Всевышний никогда не соприкасается с нами. Он не говорит, что нам следует делать, а что не следует. Но мы чувствуем его присутствие, мы чувствуем, что кто-то любит нас, кому-то мы очень важны.

Любовь Всевышнего не имеет сексуальной окраски, она как любовь каждого из нас к самому себе — к своему телу, к каждой его клетке. Да мы кормил его, лелеем, но мы же не вмешиваемся в работу каждой клетки.

Мартин мог бы легко проделать брешь в учении Розы, это было не сложнее, чем пальцем проткнуть дыру в гнилой одежде. Но ему не хотелось делать этого. Он заметил, что он старается оправдать несоответствие, нелогичность выступления Розы, старается не обращать внимание на ущербность её метафор. Он считал все это несущественными недостатками, никак не отражающимися на важности её миссии.

— Не думаю, что кто-то наблюдает за мной или заботится обо мне, — покачал головой Торкильд Лосось. — За мной наблюдают только мои приятели да я сам.

— Я уже прошла этот путь, — сказала Роза. — Я чувствовала себя потерянной. Я думала, что до меня нет никому дела, даже моим товарищам. Наверное, не было в мире человека более потерянного, чем я. Но, в конце концов, я обрела любовь, это снизошло ко мне. — Она протянула вперёд руки и затем резко подняла их вверх, в разные стороны — они взлетели как пара голубей. — Да, это снизошло ко мне…

— Достаточно этого дерьма, Роза, — раздался мужской голос. — Расскажи лучше какую-нибудь историю.

Все повернули головы, и Мартин понял, что реплика принадлежала Георгу Демпси. Он стоял, красный, как рак, и, видимо, давно уже порывался уйти, но Алексис Байкал крепко держала его за руку и тянула вниз, на место. В конце концов, он смирился и сел.

Мартин ощутил как по телу разливается тепло, затем его охватила дрожь. Все они сейчас были снова духовно вместе, все жаждали одного — получить ответы на свои вопросы, все ещё жаждали любви, пусть и не вполне определённой. Особое время.

Он подумал о родителях: он вспоминал прикосновения отца, вспомнил тепло матери, её любимое платье, милое круглое лицо в ореоле тёмных шелковистых волос. Он вспомнил о той любви, какой они окружали его и понял, что такая родительская любовь и есть начало всех начал.

— И всё-таки, как я могу увидеть Всевышнего? — откуда-то из угла прозвучал тоненький голосок Терри Флоридской Сосны.

— Если вы жаждите его увидеть, вы сможете заметить еле приметное пятно чуть ниже солнца, — ответила Роза. — Если же вы не сумеете его разглядеть, значит, вы не так уж и сильно желаете увидеть Всевышнего, и ваше время ещё не пришло.

— А если мы никого не любим, может тогда Всевышний отказаться от нас, может он нас возненавидеть?

— Всевышний не мужчина, и не женщина. Он не может ни ненавидеть, ни осуждать. Он просто любит, он объединяет нас, — Роза распростёрла руки, будто бы собирая вместе невидимых детей своих, чтобы укрыть их и уберечь от несчастий.

— Мне необходимо, чтобы прикосновение было ощутимо, — сказала Друзилла Норвежка. — Но я не чувствуя его совсем. Это наказания за мои проступки, да?

— Нет никаких проступки, это тебе только самой так кажется. Ощущение вины это чисто человеческое понятие, это заблуждение.

— Тогда кто же будет наказывать меня за мои грехи? — огорчение сделало голос Друзилы неузнаваемым.

— Только мы сами. На этом свете мы только учимся всему, это и можно назвать нашим наказанием. Всевышний не признают ни судей, ни законов. Нам все проститься перед смертью. Другой вопрос, ощутим ли мы это прощение или нет.

Мартин подумал, что Тереза, должно быть, дожидается окончания путешествия, чтобы объяснить ему те же самые вещи. Он представил Терезино лицо. Ему очень хотелось бы сейчас уснуть, умиротворённому такими мыслями и уже никогда не просыпаться.

— А скажи, Иисус разве не сын Всевышнего? — спросил Майкл Виноградник.