Линь Пяо снова кивнул.
— Благородная миссия.
— Я очень высоко ценю ваше гостеприимство.
— К вашим услугам. Оставайтесь, сколько пожелаете. — Линь Пяо поклонился. — Если я буду чересчур навязчив, пожалуйста, скажите. Я привык жить один и, вероятно, уже забыл кое-какие правила приличия.
— Все в порядке, — заверил Майкл — правда, не вполне искренне. Он уже подумывал о разлуке с этим чудесным дворцом и его удивительным хозяином.
— У меня тоже есть кое-какие дела, — сказал Линь Пяо. — Прошу извинить. Чувствуйте себя как дома. Слуги всегда в вашем распоряжении.
Они расстались, и Майкл вернулся в сад и сел насладиться цветами и покоем. Он уже начал привыкать к ограниченной цветовой гамме… желтый цвет ему нравился всегда, а здесь понравился еще больше. И Майкл действительно чувствовал себя как дома.
После заката они ужинали в главных покоях. Линь Пяо рассказывал о превратностях общения с Кубла ханом, о его приступах меланхолии, которые перемежались бешенством.
— Он так тосковал по родным степям. Чтобы угодить ему, мы придали дворцу форму монгольского шатра. Он напоминал одно сооружение на самом высоком из семнадцати небес и был гораздо просторнее неопрятных юрт, где ночевали предки хана. Все стены из шелка — прекрасный замысел. Но, увы, только замысел. Когда я увидел саму постройку на Земле… готовую вещь… — Он с горечью сделал ударение на слове «вещь». — Я был потрясен. Подавлен. Весь мой труд пошел прахом. Карикатура на дворец! Он не парил, а громоздился. Какие-то монгольские украшения… очень пестро, безвкусно. Но от меня уже ничто не зависело. Я играл всего лишь роль советника, и переубедить хана не удалось. Он очень хотел создать то, что видел во сне. Но политика, дорогой Майкл, это болезнь, которая поражает любых существ, стоит им собраться вместе. Наверно, термитам тоже приходится иметь дело с политикой.
Спригла улыбнулся.
— Но вы, кажется, не прочь отдохнуть.
У Майкла действительно слипались глаза. Линь Пяо проводил его в спальню. Укрываясь одеялом, Майкл услышал бормотание спраглы:
— Легко понять, почему здесь не бывает сновидений. Они бы мешали… Вы…или я. Мы те самые…
Затем наступило забвение. И в забвении почти сразу Майкл начал бороться. Снова действовало «радио Смерти», и это был не сон. Майкл видел большой город с высоты, почти как в тот день, когда с помощью Элевт пытался выбраться из Царства. Но теперь он все внимание сосредоточил на одном из городских кварталов, где вырос черный и угловатый, словно плод какого-то зловещего дерева, храм… Иралл. Майкл узнал его сразу. Храм Адонны, и именно туда тянуло Майкла, а он сопротивлялся изо всех сил…
Майкл скорчился под одеялом и проснулся. Еще не успев толком прийти в себя, он забыл причину своего пробуждения. В темной комнате слышался шорох. Майклу пришлось пальцами разлеплять веки.
В тусклом золотом сиянии свечи Линь Пяо стоял возле кровати и что-то держал в руках. Выражение лица у него было ликующее.
— Вы принесли ее мне! — говорил он. — Как и было предопределено. Мне! Через миры! Песнь! Моя Песнь!
Майкл не сразу понял, что спригла держит в руках черную книгу стихов — подарок Валтири.
— Она моя, — сонно пробормотал Майкл.
— Да, да. Вы прекрасно ее сохранили. Благодарю вас.
— Это моя книга.
Майкл с трудом встал и потянулся за ней, но был остановлен. Двое златоликих слуг выступили из тени и крепко взяли Майкла за руки.
— Вы даже не знаете, что это такое, — презрительно проговорил Линь Пяо. Резкая перемена его тона окончательно вернула Майкла в реальность. — Разве я не говорил о воплощении сновидений? И теперь мне ясно, что сидхи совершили еще одну попытку, только на сей раз не в архитектуре… в поэзии! И опять кто-то помешал. Я слышал, ваш Изомаг раздобыл часть Песни Силы. Теперь понятно, что он искал. Вот оно!
Он поднял раскрытую книгу, показывая Майклу страницу, о которой шла речь.
— Один человек, поэт, получает в сновидении Песнь. Проснувшись, он ее вспоминает, записывает строчку за строчкой… и тут его прерывают! Дела, какой-то человек из Порлока, — несомненно, его подослала противодействующая клика сидхов. И когда поэт возвращается к бумаге и перу, видения уже поблекли, остался лишь записанный фрагмент. Но у Кларкхэма есть часть Песни Силы, неведомая на Земле. И вот вы приносите отрывок, который был недоступен в Царстве, поэму Колриджа. — У Линь Пяо сверкали глаза. Он поднес книгу к глазам и начал читать:
Построил в Занаду Кубла
Чертог земных соблазнов, храм,
Где Альф, река богов, текла
По темным гротам без числа
к бессолнечным морям.
Он перевернул страницу.
Там тучных десять миль земли
Стеною прочной обнесли.
Спригла внезапно умолк и ударил ладонью по книге, будто хотел убить осу. И вдруг запрыгал, держа книгу на вытянутой руке, и пронзительно завопил, как раненый кролик.
— Предатель! — выкрикнул он. — Человек!
Из книги выпал голубой цветок, сорванный Майклом на краю золотой долины. Безжизненный, но поразительно яркий цветок упал на пол. В мире желтого и золотого он казался драгоценным камнем.
Линь Пяо шарахнулся от него, вопя и приплясывая. Книгу он уронил, очевидно из страха, что в ней есть еще что-нибудь подобное. Один слуга отпустил Майкла и устремился к цветку, но тот скользнул по полу и стал увеличиваться и сокращаться, как будто задышал.
— Нет! — простонал Линь Пяо. — Только не это!
Слуга снова бросился к цветку, схватил, поднял высоко над головой и побежал к двери. Но цветок оставлял голубые следы, как мазки краски, которые затем рассеивались, расширялись, пульсировали. С отчаянным криком Линь Пяо бросился за слугой, стараясь не приближаться к голубому следу.
Второй слуга отпустил руку Майкла и отступил. Лицо его преобразилось в хаотичное сочетание фрагментов. Майкл быстро оделся и поднял книгу. Голубые полосы поблекли, на миг все стихло и, казалось, вернулось в прежнее состояние.
Майкл подошел к двери, и тут его встретила улыбка. Одна улыбка, ничего больше: ярко-синие губы и зубы цвета электрик. Она унеслась прочь. Майкл осмотрел дверные косяки, выглянул в коридор. Пустота и тишина.
Он направился к конюшне и, проходя через главное помещение, увидел, что вдоль стен ползут сверкающие синие полосы; они соединились и образовали лазурный ковер, который распространился по полу. Голубая жидкость капала из всех щелей, каждая капля оставляла голубой нитевидный след. Майкл не мог избежать соприкосновений с этими нитями. Они скользили под ногами, вызывая легкое покалывание, и ползли вверх по стенам. Откуда-то доносился голос Линь Пяо — спригла яростно бранился.
Майкл наконец избавился от оцепенения. Он испытывал одновременно страх и приятное возбуждение. Спригле не удалось его околдовать. Ощущение новой силы опьяняло. Хотелось танцевать на синем полу, стучать кулаками в синие стены.
— Свободен! — кричал он. — Свободен!
Он плохо представлял себе, от чего освободился. Неужели Линь Пяо действительно одурманивал его, манипулировал им? Неизвестно. Но теперь мысли Майкла прояснились, и он хорошо сознавал свою цель.
Надо убираться отсюда. Майкл отыскал дверь, ведущую к выходу. Черный камень, похоже, не пострадал, даже светящийся фонтан сохранился в прежнем виде. Впрочем, не совсем: в чаше вдруг образовались волны. Под ногами Майкла завибрировала земля. Частота вибрации возросла, и волны в бассейне застыли как желе, рельефными геометрическими фигурами.
Майкл завороженно взирал на эти чудеса. Геометрические фигуры внезапно превратились в голубые улыбки. Они выпорхнули из бассейна и, промелькнув мимо Майкла, взялись за дело.
Он стоял во внутреннем дворе и вспоминал путь к конюшням, когда из боковой двери выскочил Линь Пяо. Золотое одеяние обгорело по краям, черные волосы стали белыми. Спригла остановился и устремил на Майкла взгляд, полный ненависти.
— Это вы сделали! Проникли в мой дом, в мою долину! Чудовище! Человек! Я найду способ уничтожить вас…
— У меня не было никаких враждебных намерений, — спокойно ответил Майкл. — Если могу чем-нибудь помочь…
Вслед за Линь Пяо вышел слуга. Он едва держался на ногах и качался вперед и назад. Его лицо приобрело цвет нагара в ружейном стволе, одежда превратилась в обгорелые лохмотья. Линь Пяо в ужасе попятился.
— Оно распространяется! Остановите, остановите его!
— Как?
— Я согласен, вы — тот самый, избранный! Но остановите его, умоляю! Пусть оно уйдет! Я останусь тут навеки, буду довольствоваться тем, что есть…
В черных каменных стенах появились синие трещины. Они росли, соединялись, и послышался грохот, будто камень разбивали молотом. Звуки доносились из глубины дома — похоже, что-то действительно силилось пробиться наружу.
— Я не знаю, что делать, — сказал Майкл. — Я не волшебник.
— А я волшебник! — простонал Линь Пяо. — Как же со мной могло случиться такое? — Он вытаращил глаза и побледнел, увидев, как от стены отвалился большой кусок камня. Похожая на пагоду башня сотрясалась и рушилась, ее зубчатые террасы охватило голубое пламя. Огненные молнии веером разлетались по всем углам дома, попадали в наружные стены, уносились в долину.
Майкл знал, что надежного укрытия поблизости не найти. Не имело смысла даже отбрасывать тень. Земля под ногами вздымалась, и между расходящимися каменными плитами текла ярко-синяя жидкость. Майкл зажмурился, но открыл глаза, когда его подбросило в воздух. Повсюду кругом взметались синие фонтаны, теплая охристая дымка ночи превращалась в холодный, усеянный звездами мрак.
Майкл ощутил неприятную пустоту в желудке. Невесомый и бесплотный, он витал среди вечного холода, вечного льда. Между пальцев пробегали искры, волосы встали дыбом. Все шерстяные ковры, по которым он ходил, все кошки, которых он гладил, казалось, передали ему свой заряд.
Майкл снова закрыл глаза и опустился на землю. Он дрожал и задыхался. В воздухе пахло электричеством, но земля была неподвижна.
Все умолкло. Майкл ждал, что будет дальше, но тишина не нарушалась. Прежде чем открыть глаза, он нащупал книгу. Целая и невредимая, она лежала в кармане.
Майкл огляделся. Он уже почти разучился удивляться, и зрелище, открывшееся сейчас, поглотило остатки этой способности. Дом исчез, а вместе с ним и сад. На их месте раскинулось поле голубых цветов. Ими пестрила вся долина. Деревья утратили осеннюю листву, зато на ветках появились изумрудные листочки, как во всех лесах, окружавших долину.
Майкл ощупал руки и ноги: никаких травм. Кажется, впервые ему удалось выйти из переделки в Царстве без царапин, синяков и шишек.
Он повернулся осмотреть другую часть долины. В шаге от него, угрожающе подняв кулак, стоял Линь Пяо Тай. Майкл попятился, потом остановился. Спригла не шевелился.
Он весь был голубым.
Линь Пяо Тай превратился в лазуритовую статую. На лице навеки запечатлелись ужас и гнев.
Ярдах в двадцати стоял сидхийский конь. Он тихо заржал, и они с Майклом двинулись навстречу друг другу. Улыбаясь, Майкл погладил его по храпу. Как ни странно, оба выжили. И нисколько не пострадали.
Но неведомые силы, которые освободились, чтобы восстановить равновесие в Царстве, не упустили из вида золотистую шкуру коня.
Теперь скакун Элионса весь, от ноздрей до хвоста, окрасился в небесно-голубой цвет.
* * *
Когда Майкл достиг вершины холма и повернул к реке, на долину-тюрьму Линь Пяо Тая сыпался снег. Он остановил коня и оглянулся.
Сквозь снежную пелену было уже не разглядеть то место, где стоял дом. Долину покрывал голубой ковер, которому суждено было вскоре побелеть. Резкая смена сезонов не удивляла. «Такова воля Адонны, — подумал Майкл с усмешкой, — и всякие вопросы тут неуместны».
Он пока еще не хотел целиком подчинять своей воле сидхийского коня и потому ехал только шагом или рысью. Еще несколько дней пришлось провести в лесу. Снова не хватало пищи, но Майкл не обращал на это особого внимания, голод его беспокоил меньше всего. Чередовались закаты и рассветы, и Майкл терял терпение. Ему хотелось убедиться в том, что он движется в верном направлении, а не просто слоняется из одного странного места в другое.
По ночам он разводил костер с помощью изуродованного пальца без ногтя и читал при свете. «Радио Смерти» больше не подавало голоса, сон не нарушался. Майкл перечитал «Кубла хана» несколько раз, хоть и так почти наизусть знал эту поэму еще с младших классов. Ее слова казались одновременно простыми и возвышенными, прозрачными и темными. В книге было и предисловие Колриджа, отчасти подтверждавшее рассказ Линь Пяо Тая, но ни о сновидении Кублы, ни о постройке дворца не упоминалось.
Если Линь Пяо говорил правду — а, по-видимому, так оно и было, — то Майкл обладает частью Песни Силы. И если другая часть — та, которую помешали записать Колриджу, — хранится у Изомага, то он с помощью Майкла вполне мог бы покончить с владычеством сидхов и спасти людей и гибридов.
Или Майкл что-то неправильно понял? Каким образом Песнь Силы может быть и архитектурным, и поэтическим творением? Возможно, Линь Пяо имел в виду кодирование, возможно, поэма и чертог наслаждений содержат в зашифрованном виде некую идею, эстетический принцип, первоначально созданный сидхами…
Тут мысли Майкла отправились блуждать по причудливым орбитам. Он закрыл книгу и улегся возле костра.
В конце концов пропорции важны и в архитектуре, и в поэзии.
— Спи, — устало велел он себе.
На следующее утро Майкл выехал из леса и оказался на краю обширной саванны. В туманной дали темнело нечто похожее на гору (но, возможно, вовсе и не гора). А на земле он обнаружил ловушку.
Она была привязана к молодому деревцу и снабжена чувствительным спусковым устройством. Конь с тревожным ржанием обошел ее стороной. Очевидно, ловушка предназначалась для мелких животных, деревце бы не выдержало веса крупной добычи. Пока никто не попался. В веревочной петле лежала приманка — какие-то коренья, вроде довольно свежие.
Майкл окинул взором кустарники и редкие деревья. Ни один сидх не поставил бы ловушку, чтобы добыть себе пропитание. Может быть, сидхийские волшебники решили поймать животное для ритуалов? Ведь не случайно возле хижины Журавлих лежала груда костей. Но Майкл подозревал, что этот силок создан руками человека. В самой его конструкции, одновременно небрежной и изящной, было что-то человеческое.
Майкл не знал, радоваться ему или готовиться к неприятностям.
Долго ждать не пришлось. Полуукрытая льдом река выбралась из леса и потекла дальше, через саванну. Русло выпрямилось и углубилось, течение ускорилось. Майкл пытался разглядеть гигантское возвышение вдали, но его очертания расплывались в дымке. Однако он уже не сомневался: это не просто гора.
Он вел коня по песчаному берегу реки, обходя прибрежные льдины и сугробы, и вдруг ощутил чье-то присутствие. Больше ничего, только присутствие существа, которое, в свою очередь, тоже знало о его приходе. Майкл остановился — якобы для того, чтобы осмотреть копыто коня. Ощущение усилилось. Он глубоко вздохнул и постарался уловить ауру памяти незнакомца. До сих пор ему не доводилось проникать в человеческую ауру, и теперь он убедился, что это проще простого.
Майкл без труда определил, что человек, поставивший ловушку, движется за ним на расстоянии около ста футов. Кругом росла высокая, по пояс, заиндевелая трава.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — крикнул Майкл, следуя внезапному побуждению.
Незнакомцу было сорок или сорок пять земных лет. Он не был уроженцем англоязычной страны, но, по-видимому, вполне мог изъясняться по-английски.
— Я не сидх. Я видел ваш силок.
Из травы медленно поднялся дородный бородач с коротко подстриженной седой шевелюрой. Он восхищенно покачал головой и, пряча улыбку за пышными усами, проговорил:
— Здорово. У вас чутье, как у сидха. Я не знал, кто вы. Надо же, человек! Здесь!
По выговору и наружности (одежда из шкур, меховая ушанка набекрень, холщовый мешок на плече) Майкл понял, что перед ним русский охотник. Незнакомец не приближался.
— Да, — проговорил охотник после небольшой паузы. — Не похожи вы на сидха, дух не тот. А я все сомневался. Шел за вами до Золотой долины. Потом вы снова появились… Теперь там все по-другому. И я опять пошел следом.
— Значит, у вас можно кое-чему поучиться, — заметил Майкл. — Я и не подозревал, что вы рядом, — случайно нашел капкан.
— Сюда немногие забредают. — Охотник двинулся к Майклу, но его глаза настороженно поблескивали. — Сидхи здесь почти не бывают. Во всем этом краю, южнее гор, восточнее города, западнее… логова Изомага. Вы из тех мест, из Эвтерпа? — Он остановился в десяти футах от Майкла.
Тот кивнул.
— А вы?
— Меня не поймали. Когда-то я был танцором. — Он развел руки и оглядел свою грузную фигуру. — В четырнадцать лет сюда попал. Боже мой! — Он вытер глаза рукавицей. — Память, чтоб ее! Вот увидел вас, и сразу все вспомнилось. Я уж здесь лет сорок. Может, больше. Не знаю…
Плечи охотника затряслись от рыданий, он размазывал слезы по лицу и наконец отвернулся, застыдившись.
— Совсем ведь мальчишкой тогда был. Гораздо моложе вас.
Майкл смутился.
— Значит, вас не поймали? — переспросил он, желая успокоить охотника.
— Как быстро время пролетело! — Он вытер лицо рукавом и, взглянув на Майкла, приблизился еще на несколько шагов. — Мне не доводилось говорить с человеком уже… не помню, сколько лет. Я охочусь, ем, сплю, хожу в город к сидхам… Лошадь чудная. Из-за нее я и принял вас за сидха. Где вы такую взяли?
— У Владыки Фитиля Стран Пакта.
— У Элионса? — Русский в смятении попятился. — Как?
— Элионс мертв. Он думал, что я его убил, но это не так. И он мне отдал коня… Вернее, не он, а его тень.
— Элионс мертв?
Майкл кивнул.
— Попался в ловушку Изомага.
— Я помню первую битву Изомага. Давно это было. — Охотник растерянно покачал головой. — Видел и колдовской столб, и чудовищ несусветных. Какая-то из этих сил сцапала меня, но я спасся. И вмиг постарел.
Он закусил нижнюю губу и запрокинул голову, чтобы опять не разрыдаться.
— Сразу превратился в старика. Мне хотелось только посмотреть — и попался. Я убежал. Не останавливался, пока не добрался до города. — Он указал на гору в туманной дали. — Меня приютила сидхиня. Я у нее многому научился… Но постойте, мы ведь еще даже не познакомились. Меня зовут… О Боже! Забыл. — Он закрыл глаза. — Как же меня зовут… Николай! Вот.
— А я Майкл.
Николай снял рукавицу, и они пожали друг другу руки.
— У вас руки теплые, хоть одеты вы легко, — заметил Николай. — Это вас сидхи научили греться!
— Гибриды. Старые Журавлихи.
— Могу я спросить, куда вы держите путь?
Майкл не был готов к такому вопросу и потому лишь улыбнулся и пожал плечами.
— Понимаю. Во всяком случае, вы направляетесь к городу. Через него течет река, а вы идете вдоль нее, верно? Может, пойдем вместе?
Он с мольбой смотрел на Майкла, подняв кустистые брови. Майкл согласился.
По дороге Николай показал содержимое своего мешка. Полоски сушеного мяса, аккуратно завернутые в светлую кору («Что-то вроде кролика, с большими глазами, — пояснил охотник. — Из здешних зверей самый глупый»); корни — приманка для дичи; фрукты, вроде тех, которые Майкл собирал в диком саду; орехи и мешочек желудевой муки. Еще Николай достал деревянную трубку.
— Тут есть такие листья, если посушить — вполне сносное курево. Только в присутствии сидхов курить нельзя. Из себя выходят от зависти. Сами-то курить не могут.
— Как к вам относятся в городе?
— О, принимают отлично! Мужчины-сидхи там теперь почти не живут, бесчувственные они, гордые. Снобы, одним словом. А женщины и вас хорошо примут. Вот только как быть с конем… Неужто и правда вам его Элионс отдал?
— Да.
Николай с сомнением покачал головой.
— Ладно, посмотрим. Вообще город — это удивительное место. Его построили сприглы для фаэров, очень давно.
Ночь они провели на незаснеженном песке у речной излучины. Николай предложил Майклу трубку, тот вежливо отказался. Охотник глубоко затянулся и выпустил облачко дыма в тихую ночную мглу.
— Сначала я рассказываю, потом вы, согласны? — предложил охотник.
Майкл кивнул. Николай безобразно растянул свою историю, приплетя явно несущественные подробности. Шли часы, но охотник был неутомим. Наконец Майкл лег на спину и положил голову на руки. Николай предложил ему подушечку, набитую мягкими листьями.
— Ничего, подремлите, — сказал он. — Это меня не смутит.
И правда не смутило.
Суть истории была такова. Николай Николаевич Куприн прибыл в Соединенные Штаты из Ленинграда, чтобы танцевать в Денишоун-скул. Он танцевал с семилетнего возраста («это по-настоящему, а так — с четырех годков»), но музыка всегда привлекала его больше. Помимо изнурительных занятий хореографией он пытался играть на фортепьяно и в конце концов научился неплохо аккомпанировать другим танцорам.
— Это случилось, когда я играл Стравинского, — рассказывал он, понизив голос. — У меня было нервное истощение, и я отдыхал на нашей даче в Пасадене, что в Калифорнии. Мне разрешили играть на пианино, потому что это успокаивало. Вскоре нам предстояло выступление, мы репетировали «Весну священную»… — Он пожал плечами и тяжело вздохнул. — В четырнадцать лет я ничего не знал даже о своем мире, не говоря уже об этом! Всадники Элионса едва не схватили меня, но природная ловкость выручила. И их, конечно, отвлекла битва. Вот тогда я приблизился к полю боя и увидел финал.
Он взглянул на Майкла. Тот уже почти спал.
— Темноволосый мальчик просто хотел посмотреть. — Глаза охотника опять наполнились слезами. — А они… Каких монстров они выпустили! За что так возненавидели людей?! Удивительно, что мне теперь нравятся некоторые сидхи. Просто удивительно.
Это были последние слова, которые услышал в ту ночь Майкл. Но Николай говорил еще долго.
Утром Николай, по-прежнему бодрый, сидел у тлеющего костра и смотрел на туманную саванну.
— И вот еще что я тут узнал, — сказал он Майклу. — Людям в Царстве не обязательно спать. Может, и вы научитесь обходиться без сна.
* * *
Через два дня огромный город сидхов уже занимал почти весь северо-восточный горизонт. И опять сменялись времена года. Теплое солнце растапливало снег и освобождало реку от льда, который всю ночь трещал и ломался, а иногда грохотал, словно канонада. Николай сказал, что можно переночевать на большом валуне, если река разольется и затопит саванну.
Майкл предложил Николаю ехать на коне, но охотник отказался. Он по-прежнему относился к своему спутнику с уважением, но и со страхом, что очень беспокоило Майкла. Судя по всему, русский о чем-то умалчивал, вероятно, из вежливости, а может быть, и по другой причине.
Во второй половине дня менее чем в пяти милях от города они отдыхали под одиноким раскидистым деревом, похожим на лавр.
— Город огромный, от конца до конца миль сто. — Николай взялся за нижнюю ветку. Легкий ветер доносил запах трав и сырой земли. — Он окружен пятью стенами, и в каждой стене четверо ворот. А вон те башни слева видите? — Николай указал листиком и прищурил правый глаз, словно целился. — Там работают мастера музыки. Музыки сидхов. Сам я ее не слышал, но мои приятельницы как-то рассказывали, что она превращает человеческий мозг в блаженный пепел. Наверно, интересное ощущение. А вон там, в здании с золотым куполом, сидхийская фабрика. Что производит, неизвестно. Ничто не привозится, ничто не вывозится. Но работа идет.
На солнце ярко сверкали золотые и серебряные купола. Серо-голубые стены, светло-серые мосты и дороги окружали гранитную гору Царства. На несколько тысяч футов над саванной вздымался тонкий, украшенный прозрачными кристаллами шпиль.
— Отсюда не видно, но на той стороне, примерно в десяти милях за городской стеной…
— Иралл, — догадался Майкл. — Храм Адонны.
Николай застыл.
— Вы там были?
— Я его видел… В снах.
— А что еще вы видели в снах?
— Со мной обучался один сидх. Он мне показал горы, где готовят к посвящению новичков.
— Те горы далеко на севере. Черные скалы с голубыми ледниками, заснеженные вершины, окутанные снежными облаками.
— Похоже, вы бывали там.
— Не совсем там, но близко.
На западном склоне гранитной горы стояло здание в форме ромба, закрученного на концах штопором, около мили в высоту и около трех четвертей мили в поперечнике. Вокруг здания высились гигантские древовидные опоры, они поддерживали открытые площадки. Все ветви зодчие-сприглы увенчали прозрачными разноцветными листами, в результате сооружение приобрело сказочную красоту. Несколько подобных построек разной величины окружали гору.
Ближе, на южном склоне, Майкл заметил широкое здание с плоской крышей. Здание стояло на тысячах древовидных опор, на их ветвях, словно диковинные плоды, гроздьями висели жилые домики. На крыше самого большого сооружения рос едва видимый издали густой зеленый лес. Этажи другого здания располагались как карты в перекошенной колоде. У третьего ярусы пересекались под углами в тридцать и более градусов, и вся конструкция напоминала кристаллическую решетку.
Между гигантскими сооружениями стояли дома более привычных глазу Майкла размеров и формы. Они усеивали отроги и подошву горы, тянулись рядами вдоль колоссальных дорог.
Майкл пожалел, что не смог подольше побеседовать с Линь Пяо. Чтобы создавать такие города, необходимо обладать совершенно необычайными способностями. Майкл никогда не видел ничего подобного и не ожидал увидеть в дальнейшем.
Николай явно наслаждался его изумлением.
— Да, город всегда впечатляет. Взгляните-ка вон туда, — указал он с тщеславием собственника. — Видите здание в форме небольшой горы? У него стены выдаются гребнями. А в стенах — пещеры. Я там никогда не бывал. Как вы полагаете, что за сидхи там живут?
Майкл не стал гадать. Конь шел рядом и смотрел вперед, прядая ушами, как будто знал, что скоро окажется в более привычной компании, и с удовольствием этого ждал. Хотя Майклу открылись поистине чудесные картины, особого душевного подъема он не испытывал. Немногие встречи с сидхами отбили у него всякое желание общаться с этим народом. Николай пытался его переубедить.
— Видите ли, у них, как у людей, деревенские парни всегда грубы и неотесаны. А это город. Мужчин немного. А женщины совсем из другого теста. Они нас радушно встретят, вот увидите.
— Даже с этим конем?
— Это ведь ваш конь, не так ли? Вы его получили по воле Элионса.
— У меня нет доказательств, — возразил Майкл.
На это охотник не сказал ничего.
Стены города были сложены из гигантских каменных блоков и покрыты голубоватой глазурью. За пологим подъемом начиналась мощенная белыми каменными плитами дорога. Прямая как стрела, она вела к низким, похожим на разинутую пасть, воротам внешней стены.
— Мы подойдем как бы с заднего хода, — пояснил Николай. — Эта сторона города обращена к саванне, и потому тут мало кто ходит.
Ворота вели в огромную темную пещеру. Стена толщиной в несколько сот футов и высотой не более ста, по-видимому, играла роль кольцевой магистрали города.
Николай остановился на обочине и снял с плеча мешок.
— Здесь я обычно переодеваюсь и прячу еду, чтобы не раздражать сидхов. Вам приятно, когда ваша кошка приносит домой дохлых зверьков? Вот и сидхам не по душе мои наряд и съестные припасы.
Он достал простую блузу и штаны, а одежду из шкур затолкал в мешок и спрятал его в ближайшем дуплистом дереве.
Ворота, похоже, не охранялись. Николай вел Майкла по темному тоннелю, потом остановился и сел, прислонившись спиной к гладкой стене.
— Подождем несколько минут.
Прошло больше часа. Наконец Николай заглянул во тьму и удовлетворенно кивнул.
— А вот и она.
В глубине тоннеля действительно показался силуэт. Майкл встал и постарался привести себя в приличный вид.
— Кто это? — спросил он.
— Служанка Бан Часов, — загадочно ответил Николай.
Сидхиня оказалась на фут выше Майкла, а ведь он ростом намного превосходил Николая. Самым необычным в ее облике казалась раскраска лица: горизонтальные оранжевые полосы с темно-серой каймой. Изящной походкой женщина приблизилась к ним, и Николай отвесил затейливый поклон. Едва глянув на него, она воззрилась на Майкла. Глаза у нее были голубовато-серые, как тени на облаках, лицо — типично сидхийское, удлиненное, с узкими губами. Она носила лилово-коричневый плащ с огненно-красной окантовкой из атласа. Из-под плаща при ходьбе выглядывало кремовое платье, расшитое белоснежными цветами.
Майкл не назвал бы ее хорошенькой, но выглядела она весьма экзотично.
— Здравствуйте, — сказала сидхиня. Майкл ощутил легкое прикосновение к своей ауре, не имевшее ничего общего с грубым вторжением Элионса или бесцеремонным исследованием Журавлих. Оно было довольно приятным.
— Сона рега Бан, — произнес Николай. — Позвольте вам представить моего друга Майкла Перрина. Он путешественник, как и я…
Будто забыв о них обоих, она уже рассматривала коня. Потом улыбнулась, снова повернулась к Майклу и взяла его за руку выше локтя.
— Я Улатх из рода Вис, — представилась она. Пальцы были теплые и нежные. — Николай, у тебя очень необычный друг. Как ты думаешь, он понравится Бан Часов?
— Надеюсь.
— Это твоя лошадь? — спросила Улатх у Майкла.
— Да.
— Я никогда не видела голубых лошадей, даже в Царстве.
— Тут целая история, рега Бан, — сказал Николай. — Я полагаю, он ее расскажет в надлежащее время.
— Пойдемте, — сказала Улатх. — Добро пожаловать в Иньяс Трай.
— Это название города, — пояснил Николай. — И я не советую вам произносить его вслух, даже в одиночестве.
— Предрассудки, Николай.
— Сударыня. — Николай снова поклонился. — Мы всего лишь жалкие…
— Оставь свое смирение. Оно здесь неуместно.
— Разумеется. — Николай выпрямился и улыбнулся Майклу. — В городе сидхов не может быть ничего низменного.
В глубине туннель разветвлялся, одна ветка вела в красноватую тьму, другая — к полукругу дневного света. К облегчению Майкла, они выбрали второй путь.