У себя в доме он нашел в углу припасенную смену одежды. Брюки, рубашка и матерчатые туфли — как на Журавлихах, только гораздо сильнее изношены. Но все — чистое. И все пришлось Майклу впору.
Его охватили уже столь хорошо знакомые чувства: беспомощность и тревога. Он выжил, совершив нечто странное, чего, возможно, никогда не удастся повторить. Но он до сих пор слишком мало знает о Царстве.
Он узнал, что Журавлихи не слишком заботятся о его безопасности. А может, они просто выжили из ума и затеяли жестокую игру — уцелеет их ученик или нет, если бросать его из огня да в полымя?
Когда небо стало проясняться, Майкл вышел из хижины. После тяжелого испытания он проспал весь день. Нэр принесла каши с фруктами. Утолив голод, Майкл пошел к речке, смыл грязь и засохшую кровь, потом еще облился водой. Обсохнув, нашел тихую заводь и стал рассматривать свое отражение.
У него распухла щека. На лбу красовалась шишка. Розовые ссадины на ногах и туловище припухли, но, похоже, не загноились.
Когда Майкл оделся, к нему подошел Бири.
— Чего тебе? — глядя в сторону, спросил Майкл.
— Они над тобой посмеялись. Я не о Журавлихах. О метеоралях.
— Надо мной все смеются.
— Они не хотели тебя убивать, иначе бы ты не спасся.
— А может, и хотели, да не вышло — я оказался не таким болваном, как кто-то считает.
Бири хмыкнул.
— Черт побери, все считают меня бестолочью! Неужели я не способен совершить ни одного правильного поступка?
— Да. Выжил. Мы уже обсуждали все это.
— Мне плевать, что они собирались. Меня здесь не хотят видеть. Скажи им… — Он кивком указал на хижину старух. — Скажи, что я проведу эту ночь со своими братьями. Не с гибридами. — Он поколебался, потом добавил: — И не с сидхами.
— Я передам. А завтра?
— Подумаю.
— Что ты о ней знаешь? И какое тебе до нее дело? Я не хочу здесь жить, и точка.
Майкл перешел речку и направился на запад. В одном из протертых карманов он нес книгу, она хлопала по бедру при каждом шаге.
В Эвтерпе Майкл разыскал улочку, которую показал ему Саварин, прошел до тупика и поднялся по лестнице. На стук в дверь никто не ответил. Майкл потоптался на площадке, удостоверился, что ждать не имеет смысла, спустился и едва не столкнулся с Элиной.
— Майкл! Что случилось? — Она осторожно коснулась пальцами его распухшей щеки.
— Я ухожу от Журавлих. Хочу поселиться в городе. Ты не поможешь найти жилье?
— Ну, не знаю… А с Саварином ты говорил? Ему это проще.
— Я думал… — Он был слишком смущен для тонкой дипломатической игры. — Я думал, ты меня приютишь ненадолго.
— О, не надо было так думать. — Элина широко улыбнулась и похлопала его по плечу. — Пойдем-ка поищем Саварина.
В гостинице Риск сказала им, что учитель ведет занятия.
— Почему ты решил уйти? — спросила Элина по дороге.
— Тошно стало. Я хочу домой.
— Мы все хотим, — печально сказала Элина. — Но, похоже, обратного пути нет. Большинство уже смирилось с этим.
— И все-таки, наверное, кто-то способен нас вернуть.
— До сих пор ничего подобного не случалось. Что они сделали с твоим лицом?
— Повели меня на прогулку и оставили на тропе. Я там чуть не погиб. Это такая тренировка.
Элина сочувственно покивала.
Здание школы пребывало в худшем состоянии, чем большинство домов в городе. Окна — без стекол, дверь перекошена. По залитой солнцем улице разносился сладкозвучный голос Саварина.
Майкл и Элина дождались конца урока — в основном он велся по-французски. Затем пятеро горожан поднялись с кирпичных скамей и смиренно побрели к выходу. Саварин воздел руки, приветствуя посетителей.
— Мои ученики, — пояснил он, указывая на удалявшихся людей. — Воплощенный энтузиазм.
— Майклу нужно жилье, — сказала Элина.
— Почему? Ведь у тебя есть дом за Полугородом.
— Я не хочу там жить. Я ухожу от Журавлих.
Саварин нахмурился.
— Это плохо. Боюсь, в городе для тебя не найдется места. У тебя нет работы, а без нее здесь очень трудно. Посторонних почти не бывает, а удобств и товаров маловато даже для местных.
— Я найду какую-нибудь работу.
— Ты не понимаешь. — Саварин сел на край скамьи и развел руками. — Ламия отправила тебя к Журавлихам. Горожане трепещут перед ней, хоть и не всегда это показывают. Если ты вызовешь ее недовольство, для тебя здесь не будет места. Лучше возвращайся.
Майкл отрицательно покачал головой.
— Саварин прав, — подтвердила Элина. — Я тут недавно, но уже поняла, что нужно принять сложившийся порядок. Иначе никак.
— А у вас нельзя ли пожить? — Майкл переводил вопросительный взгляд с одного собеседника на другого.
Сочувственная улыбка Элины на сей раз была вялой.
— Ты еще молод, — заметил Саварин.
Майкл отвернулся, чувствуя, что не вынесет еще одну лекцию.
— Послушайте! Я знаю, что молод, глуп, ничего толком не умею. Ну так что же?! Мне ведь надо где-нибудь жить. Мне ведь нужна какая-никакая свобода.
Саварин горько усмехнулся.
— Свобода? Покажи хоть одного человека в Царстве, у которого есть свобода. Чем ты лучше других?
— Я сюда не просился. И не музыка меня к вам привела.
— Нет, — возразил Саварин. — Ты явился по собственной воле. Ты знал, что должен куда-то попасть, и приложил к этому много усилий. Больше, чем любой из нас. Поэтому сейчас у тебя меньше свободы, чем у других. Для тебя в городе нет места. — Он попытался смягчить тон. — Видишь ли, мы б тебя устроили, если б могли. Но все очень зыбко.
— Нельзя нарушать равновесие, — пояснила Элина. — Мы не можем себе этого позволить.
— А вот еды я достану, — сказал Саварин.
— Я тоже, — добавила Элина. — И, может, одежду получше. Где ты раздобыл эту?
Майкл не ответил. Он умоляюще взглянул на Элину и понял, что у него нет ни единого шанса. Не говоря ни слова, он повернулся и вышел из класса.
Он побежал. Знакомое чувство нервного напряжения, мучительное и вместе с тем приятное, наполнило его, вытеснив из сознания все заботы. Лишь вблизи Полугорода он заставил себя перейти на шаг.
Майкл уже не знал, кем себя считать. Некогда он был одаренным сыном состоятельных и талантливых родителей, жил среди интересных людей в большом знаменитом городе, надеялся — и старался — стать поэтом. Теперь, избитый, оборванный… правда, окрепший и кое-чему научившийся, он вынужден творить непонятные чудеса под страхом смерти. Не знал он также, кого здесь можно считать друзьями. Злился на Саварина и Элину, но не мог их ни в чем обвинить.
Царство оказалось негостеприимным миром.
Майкл вышел на базарную площадь. Гибриды не обращали на него внимания — он не имел отношения к их делам. Но Элевт заметила Майкла. Она стояла за прилавком, заворачивала отрезы материи для покупательницы и улыбалась ему. Когда увидела ссадины, на ее лице появилось озабоченное выражение. Получив сверток, женщина-гибрид мельком сурово взглянула на Майкла.
— Привет, — сказал Майкл.
— Тебя опять испытывали? — Элевт уселась перед ним на высокий стул. Когда стояла, она была дюйма на два выше Майкла, а теперь их глаза оказались на одном уровне.
— Как ты догадалась? — Майкл старался не показывать протертые рукава.
— И тебе не позволяют жить в Эвтерпе.
Она кивнула.
— Я учусь. Пока очень медленно, с большим трудом. Но уже могу кое-что сказать о тебе по внешнему виду. Почему ты ушел от Журавлих?
— Я не хочу погибнуть. А для них, похоже, моя жизнь ничего не значит.
— Думаю, ты ошибаешься. Ну ладно, побудь пока тут. Мне надо еще немного поработать.
— Мне больше некуда идти, — признался Майкл.
Элевт улыбнулась.
— Я и говорю: побудь здесь, со мной. Поможешь мне, сколько тебе позволят.
Она вернулась к покупателям. Майкл посмотрел ей вслед, и ему вдруг стало страшно. Что делать человеку под одной крышей с женщиной-гибридом?
Глава шестнадцатая
— Я уже закрываю, — сказала Элевт Майклу, когда наступили сумерки. — Вроде бы сегодня день короче, чем обычно, да? Наверно, такова воля Адонны.
Она показала, как убирать товары с лотков и складывать в сарае.
Майкл помог накрыть самые тяжелые вещи просмоленной парусиной.
— Не украдут?
— Конечно, нет. Но даже гибриды могут себе позволить кое-какие предосторожности.
Элевт ничего не объяснила, только улыбнулась и затворила ворота базара.
— Кстати, ты давно ел?
— Примерно полтора дня назад. — Как ни странно, лишь теперь, после напоминания о еде, у Майкла пробудился голод.
— У меня есть бульон… Надеюсь, хватит. Я имею в виду, тебе.
В доме у базара вскоре зажгли масляные лампы и свечи, затопили печь. Элевт положила отсыревший хлеб на кирпичи над подом, помешала в котле, что висел над тлеющими угольями, дала Майклу кружку холодной воды из чана и усадила его на один из двух деревянных стульев.
— Сколько тебе лет? — поинтересовался Майкл, когда она расставила посуду на плетеном столике.
— О, здесь это не определить.
— Ну, приблизительно.
— Судя по внешности, я не старше тебя.
— Но мне шестнадцать, а ты… выше ростом.
— Обычное дело для гибридов. Мы очень быстро растем.
— Твой отец был наполовину сидх?
Элевт кивнула.
— Мать была человеком. Она давно умерла. Я ее плохо помню. Настоящие сидхи или все помнят, или ничего. В зависимости от того, что предпочли.
— Знаешь, я в вашем Царстве кажусь себе таким дураком… — тихо проговорил Майкл.
Элевт протянула ему глиняную миску с овощным супом. От варева пахло пряностями, и оно оказалось острейшим на вкус; после двух-трех ложек нестерпимо запекло во рту.
— Возьми хлеба. — Элевт подала черствую краюху с бурой корочкой.
Майкл поспешил набить рот хлебом, но глаза все равно лезли на лоб.
— Мы все тут постоянно учимся, — заговорила Элевт, усевшись напротив Майкла. — А как на Земле? У людей ведь срок жизни ограничен. Наверное, они всегда считают себя недостаточно образованными?
— Наверное. — Еще несколько ложек, и Майкл привык к жжению во рту. Голове стало очень тепло, даже выступила испарина на лбу.
— А я не очень способная, даже для гибрида. А в сравнении с сидхами и вовсе ни на что не гожусь. У меня был замечательный отец, но, кажется, я его разочаровала.
— Он предпочел бы сына?
— Сына? Нет! — Элевт рассмеялась. — Сидхи всегда предпочитают дочерей. У семей, где есть дочери, волшебство сильнее. Но почему-то мне передалось мало способностей.
— Что ты можешь сделать с помощью волшебства? Я видел кое-какие чудеса, но… — Майкл скомкал фразу.
— Об этом, пожалуй, лучше не говорить. — Элевт взяла у него пустую миску и вновь наполнила. — Ты не гибрид. Я не знаю, почему ты здесь и почему тебя терпят. А сам знаешь?
Майкл отрицательно покачал головой.
— Хотел бы знать. То есть, думаю, что хотел бы. А на самом деле, может, и не хочу.
— В конце концов придется узнать, — сказала Элевт.
Некоторое время они ели молча. Потом Элевт взяла опустевшие миски и сложила в кастрюлю с песком. Покрутив кастрюлю, она достала безупречно чистые миски.
— Можешь спать у печки.
Элевт сняла с карниза один из ковров, расстелила на полу, потом достала одеяла и халат.
— Это халат Лирга, — пояснила она. — Возьми себе. Утром можешь выбрать еще что-нибудь из одежды. А теперь я пойду спать. Доброй ночи.
Майкл лег на ковер и накрылся одеялами. Элевт потушила огонь в печи скрылась за занавесом.
Несколько минут Майкл лежал при свете тлеющих углей. Он был возбужден, но ничего осмысленного в голову не приходило. Вскоре сами собой закрылись глаза.
Сон без сновидений не занимает времени. Майкл проснулся от плача. Плакала, конечно, Элевт. Спросонья не зная, что делать, он сел, опустил подбородок на колени и с минуту прислушивался. Наконец поднялся и, путаясь в одежде, подошел к занавесу.
— Элевт?
Всхлипывания прекратились.
— Элевт, что случилось?
— Я сейчас успокоюсь, — ответил глухой голос.
— Нет все-таки в чем дело?
Майкл отодвинул занавес. Элевт лежала на деревянной кровати, укрытая одеялом до подбородка, по лицу текли слезы, блестели в сиянии свечи.
— Я не могу запомнить, кому сколько надо, — пожаловалась она. — Как ни стараюсь, цифры в голове не удерживаются.
Майкл прислонился к стене.
— Ну, так запиши. Что может быть проще?
— О, нет! — Элевт содрогалась от рыданий. — Мы ничего не записываем. Это нехорошо. Лирг очень бы расстроился. — Она принялась вытирать лицо руками.
— Значит, ты не такая. Все разные.
— Со мной все будет в порядке. Иди спать. — Она повернулась на спину и уставилась в потолок. Майкл отпустил занавес.
— Майкл?
Он наступил на полу халата.
— Что?
— Ты боишься гибридов? Я имею в виду, ты нас ненавидишь?
— Нет. Гибриды не хуже людей. И, по-моему, лучше, чем сидхи.
По полу зашлепали босые ноги. Элевт выглянула из-за занавеса. Немного помолчав, она поманила Майкла.
— Я почти человек. — Она подвела его к кровати.
Он хотел забраться под одеяло в одежде, но Элевт поморщилась и легонько толкнула его в грудь.
— Не в этом же! — Она принялась развязывать его пояс. — Сними рубашку. Ты заслуживаешь лучшего.
Майкл переживал очень странную гамму чувств: сонливость и возбуждение, страх и покой. Когда он снял брюки, Элевт увидела нижнее белье и улыбнулась. Она взяла его за руку, опустилась на кровать, потянула его за собой и поцеловала в лоб.
— Ты устал. Сегодня мы будем спать.
— Я еще не хочу спать, — заявил Майкл. Он обнял ее, сжал в кулаке грубую ткань ее ночной рубашки, уткнулся носом ей в шею, и Элевт подняла подбородок и закрыла глаза. Потом он поцеловал ее, ощутив своеобразный привкус электричества — словно лизнул никелевую монетку. Одной рукой он расстегнул ей ворот ночной рубашки. Обнажились груди с жемчужно-серыми крапинками и в ложбинке между ними — родинка. Он осторожно коснулся пальцем ее кожи, потерся щекой о груди и ощутил тепло. Элевт крепче прижала его к себе и поцеловала в макушку.
— Милый, — прошептала она. — Сона, доса, сона…
— Что мне теперь делать? — Майкл заглянул ей в лицо. Глаза у него были полузакрыты.
— Спи, Майкл. — Она погладила его по лбу и вытянулась.
Он ощутил прикосновения голой ноги и сделал инстинктивное движение, но Элевт остановила его.
— Спи, — повторила она, но Майкл уже не услышал.
* * *
Утро началось с того, что на полу появилось бледное пятно света. Голова Майкла свисала с кровати. Он открыл глаза и посмотрел на пятно. Перевернувшись на спину, увидел Элевт. Она полулежала рядом, волосы скрывали ее руку. Элевт с улыбкой наклонилась, чтобы поцеловать его.
— Ты меня согрел.
Она провела рукой по плечу Майкла, по волосам.
Они стали заниматься любовью. Это было удивительно и очень нелепо. Главную роль играло чувство необходимости, а не желание. Потом они лежали, прижавшись друг к другу, и он украдкой ощупывал ее груди и живот, а она украдкой наблюдала за тем, как он ее рассматривает.
Элевт встала с постели, прикрывая рукой лобок, окунула белую тряпку в глиняный кувшин с водой и обтерла Майкла, потом надела брюки и рубашку.
— Сегодня базар закрыт, — сказала она. — Но у меня есть кое-какие дела.
Майкл лежал на кровати, до пояса прикрытый одеялами, и следил, как серый свет превращается в желтый.
Сегодня он пережил одно из самых удивительных… нет, просто самое удивительное событие. В этом он был убежден. Ничего прекраснее не случалось на его памяти, и все же…
Тут были и свои минусы. До сих пор Майкл в глубине души надеялся, что все происходящее с ним в этом мире — сон, своего рода устойчивая греза. Но за всю жизнь у Майкла не бывало столь ярких и реалистичных грез, как то, что произошло этим утром.
Следовательно, фантазии тут ни при чем. Конечно, он и раньше имел все основания это подозревать. А теперь получил убедительное доказательство. В этом и заключался минус.
И все же…
Оставалась непонятная пустота. Он испытывал облегчение, словно между ног развязался узел, о существовании которого Майкл никогда не догадывался. Конечно, он не ударил лицом в грязь, доставил Элевт наслаждение. Вспоминая те восхитительные мгновенья, он почувствовал, как вновь завязывается и затягивается узел. Он тоже получил удовольствие, реальное, но не захватывающее, вероятно, просто не хватало опыта. А Элевт наслаждалась по-настоящему и достаточно долго.
Так что же с пустотой? Напрасно Майкл пытался ее вообразить. Как и все прочее в Сидхидарке, совокупление (очевидно, подходящее слово, но в данном случае оно казалось странным, как будто речь шла о каком-то достижении) сопровождалось для него ощущением беспокойства, предчувствием неведомой беды.
Майкл понимал: даже вернувшись на Землю, он не избавился бы от этого ощущения.
Может, все дело в переходном возрасте? Удивительно: Майкл не казался себе повзрослевшим после того, как овладел женщиной. Это занятие казалось самым детским из всего, что делают взрослые.
Когда вернулась Элевт, Майкл дремал. Она принесла три фрукта, два из них протянула ему.
Майкл улыбнулся.
— На Земле есть одно суеверие. Если я сейчас это съем, то останусь тут навсегда.
— Я бы не возражала. — Элевт села рядом с ним на кровать. — Но ты ведь уже ел здесь фрукты?
Он кивнул.
— А ты можешь меня научить каскарскому языку?
Она подумала и отрицательно покачала головой.
— Каскарский сложнее человеческих языков. Лиргу, правда, удалось обучить мою мать. Но только сидхи владеют своим языком в совершенстве, у них есть особый дар. Каскарский — не совсем язык в обычном смысле этого слова.
— Но я уже кое-что понимаю.
— Да. Иногда мы называем разными словами одну и ту же вещь. А в общении пользуемся внутренней речью. Ты сам даешь мне возможность говорить на твоем языке. Я веду внутреннюю речь… заглядываю в твой ум и нахожу там слова. Жаль, нет Лирга, он бы объяснил получше. — У Элевт опять увлажнились глаза, и Майкл дотронулся до ее плеча. Она легла рядом с ним.
— Что сегодня будешь делать?
— Наверно, схожу к Саварину. Вчера он мне не помог, но я должен кое-что узнать.
— Я тоже могу тебя чему-нибудь научить.
— Спасибо. Но Саварин все-таки объясняет доходчивее. Он же учитель.
— Ах, да.
Они стали есть фрукты.
— Ты мне поможешь тут?
— Конечно. — Майкл кивнул. — Мне ведь не обязательно идти в Эвтерп прямо сейчас.
Они вместе пересчитали штуки ткани и кастрюли. Элевт принесла Майклу целую охапку брюк и рубашек, и он подобрал себе вполне сносный костюм. С обувью оказалось сложнее. У сидхов и гибридов стопы были длиннее и уже, чем у людей. Майкл нашел пару туфель из похожего на холст материала, которые не сильно жали в носках. Элевт с изумлением смотрела, как он топает ногами, чтобы побыстрее разносить обнову.
— На Земле никто не поверит, что в волшебном царстве носят теннисные туфли. — Майкл засмеялся, представив себе, как рассказывает об этом дома. Кажется, он смеялся впервые с тех пор, как очутился в Царстве. Элевт улыбнулась.
Она пришила к его рубашке карман для книги и, откусив нитку, сказала:
— Сегодня во второй половине дня прибудет товар. Ты придешь помочь?
— Конечно. А я думал, здесь все появляется ниоткуда, — усмехнулся он, показывая на полки с товарами.
— О, нет. — На продолговатом лице Элевт появилось горестное выражение. — До такого волшебства мне ужасно далеко.
Он ушел из Полугорода, когда солнце было почти в зените, и преодолел весь путь до Эвтерпа неторопливым шагом. Теперь он чувствовал себя свободнее и смотрел на вещи без прежнего нервозного напряжения. Видимо, у него наконец появилась возможность спокойно обдумать планы на будущее.
Конечно, в скором времени придется откровенно поговорить с Элевт. Сказать, что он не может оставаться здесь насовсем, что он ее не любит. Майкл не знал точно, какие чувства испытывает к ней. Наверно, благодарность, симпатию. Однако мысль о Журавлихах не шла у него из головы. Они бессмертны, но человеческая кровь заставляет их меняться с возрастом. За какой же срок изменится Элевт?
На дороге показалась повозка, в ней сидели трое гибридов: мужчина и две женщины. Судя по внешности, все были старше Элевт, но насколько старше — поди угадай. Они проехали мимо с высоко поднятыми головами, будто не заметив человека. Их темно-коричневые одежды ниспадали мягкими складками, подобно меху. Майкл обернулся, чтобы рассмотреть повозку. Ничего особенного: добротная работа, но без украшений; колеса с деревянными спицами, простая сбруя.
В гостинице он увидел Брекера. Подметая вестибюль, тот вежливо поздоровался и сказал, что Саварин у себя в номере. Майкл поднялся по лестнице. Из-за плетеной двери доносился голос — Саварин потихоньку напевал. Майкл постучал.
— Это я.
Саварин распахнул дверь и улыбнулся.
— Надеюсь, ты нас простил.
— Ну, о чем разговор. Я нашел место в Полугороде.
Саварин пригласил его в комнату и, глянув, нет ли кого еще в вестибюле, затворил дверь.
— Я хочу, чтобы ты понял: мы боимся не тебя.
— Знаю, — кивнул Майкл. Он не желал обсуждать эту тему, но догадывался, что Саварин ее так просто не оставит. Майкл присел на край стойки умывальника — осторожно, чтобы не сломать шаткое сооружение.
— Все дело в том, что необходима чрезвычайная осторожность. Мы оказались между Ламией и сидхами, и правила игры меняются чуть ли не каждый день. У тебя были еще неприятности с Журавлихами?
Майкл отрицательно покачал головой.
— Я с ними больше не виделся. Но я пришел сюда…
— Все равно, будь осторожен. Говоришь, нашел жилье в Полугороде? У кого?
— Не важно. Я хочу, чтобы вы мне рассказали о языке сидхов. У меня ничего не получится, пока не научусь их понимать.
Саварин поднял брови и склонил голову набок.
— Это не так просто. Нужно родиться сидхом, чтобы по-настоящему освоить их язык. Вообще-то, он во многом схож с человеческими, но синтаксис и семантика совсем иные. Например, сидхи пользуются сверхъязыком… своего рода языком контекстов. И каскарское наречие — это как бы система из сотен языков. Огромное число синонимов или очень близких по значению слов. Я плохо знаю каскарский. Иногда могу объясниться, но…
— Я понимал его некоторое время, — перебил Майкл. — Когда был на Каэли… Журавлиха коснулась моей головы, и я стал понимать все, что там говорили.
— И на что это было похоже?
Майкл задумался.
— Наверно, на музыку. Каждое слово как бы соответствовало ноте. В музыке ноты одни и те же, но если их поменять местами, получится другая музыка… или если изменить их длину. И так же — со словом: в другом контексте у него будет иное значение… иное звучание.
— Кажется, ты сам меня кое-чему научишь.
— Но это продолжалось недолго. Я ничего не запомнил, кроме общего смысла… и то очень смутно. Они будто пели… и не пели. Мне надо выучить язык, чтобы… — Майкл осекся. — Мне просто надо выучить язык.
— Потому что ты хочешь бежать из Царства.
Майкл отвел глаза и соединил указательные пальцы.
— Не советую. Во-первых, Элионс будет за тобой охотиться. Ни один человек не уйдет от его всадников. Во-вторых, любая подобная попытка возмутит Ламию — а с ней, как я уже говорил, лучше не портить отношения. И неизвестно еще, как поступят Журавлихи.
— Я еще мало об этом думал, — признался Майкл. — Пока только стараюсь что-нибудь выяснить. Я не хочу, чтобы за меня кто-нибудь отвечал.
— Благодари звезды за то, что существуешь. Я знал людей, которых забрал Элионс — забрал, несмотря на Пакт! — и их больше не видели. А мы не осмеливаемся протестовать. Что с ними стало? Этого никто не знает. Но ты, кажется, защищен. Он тебя не забрал… хоть и пытался.
Саварин положил руку на колено Майкла и заглянул ему в лицо.
— Возвращайся. Займись тренировками, уверен, это пойдет тебе на пользу.
— А я думаю по-другому, — заявил Майкл.
Саварин пожал плечами.
— Тогда давай поговорим о каскарском и нербском. Знаешь, чем они отличаются?
— Нет.
Саварин объяснил, что каскарский — более молодой и менее формальный язык. Судя по всему, он сложился, когда сидхи вернулись на Землю. По Саварину, из этого диалекта развились основные языки людей, в частности, индоевропейские.
— Несомненно, слова похожи, например, нас сидхи называют антрос. Заметь, это слово никогда не меняется. Иногда мужчин они называют вирос, похоже на латинское vir, а женщин — гин… своих женщин тоже. Но как вид мы всегда антрос… Вроде бранного слова. По-нербски изъясняются некоторые гибриды, а сидхи, кажется, нет. По крайней мере, я не слышал, чтобы они на нем говорили.
— Скажи что-нибудь по-каскарски, — попросил Майкл.
— Пир на? Сед антрос лингас та руп та пистр.
— Что это означает?
— В чем дело? Люди говорят так, словно у них каменные языки. Это мне сказал один гибрид. «Лингас» означает и язык, и речь. Большое значение имеет контекст, а еще есть музыкальное ударение, как в китайском языке. У каскарцев много синонимов слову «язык», они употребляются в зависимости от ситуации. Когда ешь — один синоним, когда плюешься — другой, для заклинаний есть третий, птиц подзывать — четвертый.
— Как же они сами запоминают?
— Так ведь на то они и сидхи. Для них это естественно. Почти все сидхи и гибриды, которых я знаю, умеют говорить на разных человеческих языках. Может быть, извлекают информацию из моего ума — утверждать не берусь. Но при нас они говорят по-каскарски, когда не хотят, чтобы мы их поняли, или когда стараются напугать. — Он печально вздохнул. — Кажется, у них есть еще один язык. Я о нем почти ничего не знаю. Одно из его названий — кеш. Он беззвучный, им пользовались в эпоху межзвездных странствий. Но это не телепатия, а нечто совсем иное.
Сказать по правде, все обстоит еще сложнее. Как я выяснил, в последние столетия жизни на Земле сидхи заимствовали слова и у людей — например, из цыганского, из кельтских языков. В «Гудибрасе» Семьюела Батлера есть одно место… если удастся припомнить… — Он наморщил лоб и уставился в потолок:
Когда ж про то заговорил,
Язык мудреный он явил.
Сей вавилонский диалект
Науки трудный был объект;
Весьма причудливый наряд
С обильем языков — заплат:
Ирландский там пришит к латыни —
Фланели лоскут на сатине.
В словосмешенье странном том
Три мнилось голоса в одном,
И потому, когда он рек,
Иной халдеев слышал трех,
А кто-то был признать готов
И Цербера трехгласый рев.
— Мы тут как маленькие дети, — заметил Майкл, вздыхая.
Саварин кивнул.
— Может, ты знаешь, почему они попросту не убили нас всех?
— Неужели они так нас ненавидят?
У Саварина прояснилось лицо.
— Можешь что-нибудь рассказать о Совете Элеу? Эти слова тебе о чем-нибудь говорят?
Майкл напряг память, но безуспешно.
— Тогда запомни их. Хочешь ты этого или нет, тебе придется много общаться с гибридами и сидхами. Прислушивайся и мотай на ус. Если что-нибудь узнаешь про Совет Элеу, сразу сообщи мне! А что касается твоего вопроса, отвечаю: нет, не все сидхи нас ненавидят. И Совет Элеу имеет какое-то отношение к тем, кто нас терпит.
В сознании у Майкла возникла смутная картина, он попытался удержать ее и прояснить. Несколько высоких бледных силуэтов, голоса со всех сторон. Что-то происходило в комнате Майкла на Земле… Но видение сразу исчезло.
— Я расскажу, если что-нибудь узнаю, — пообещал Майкл. — Как поживает Элина?
— Нормально. Только переживает, что мы тебя обидели, боится, как бы не возненавидел ее.
— Нет у меня ненависти ни к кому. Я бы с ней поговорил.
— Конечно. Сейчас она, наверно, работает, но можем зайти попозже.
— Нет. Я к ней сам схожу. Надо кое-что спросить.
— Разумеется. — С губ Северина почти не сходила ироничная полуулыбка. Сейчас она была еще заметнее. — Думаю, тебе еще кое-что необходимо знать.
— Что?
— Здесь секс опасен для людей.
— Почему?
— Дети. Они нежелательны. Гибриды и сидхи могут иметь потомство, мы — нет. И все это строго регулируется.
Майкл недоуменно смотрел на собеседника.
— Как говорят здешние старожилы и гибриды, все дело в том, что в Царстве нет источника душ. Человеческое дитя рождается пустым. Для детей сидхов и гибридов это нормально, у них уже есть… как бы сказать… внутренняя компенсация. Но человеческие дети подобны порожним сосудам. Их заполняют существа из Проклятой долины, те, кого некоторые считают недоразвитыми отпрысками самого Адонны.
Майкл хотел узнать поподробнее, но Саварин отрезал:
— Такие разговоры считаются непристойными. Довольно.
— У меня еще один вопрос, — сказал Майкл. — Я еще очень молод, это все вокруг твердят. Но почему люди мирятся со всем этим безобразием?
— А что прикажешь делать?
Саварин внимательно посмотрел ему в лицо, словно пытался разглядеть некие скрытые знаки. Затем на лицо учителя вернулась обычная полуулыбка, он откинулся назад и соединил ладони.
— Ты еще многое узнаешь, и скоро, — проговорил он спокойно. — Почему бы тебе не побеседовать с Элиной? Она уже, наверно, освободилась.
Майкл не ждал, что его так бесцеремонно выставят, но у Саварина, очевидно, были другие заботы. Майкл поднялся и протянул руку. Саварин мягко пожал ее и помахал в сторону двери.
— Иди. Спасибо, что зашел. Когда ты убежал, мы подумали, не вернешься.
Майкл кивнул и затворил за собой плетеную дверь. Саварин снова принялся вполголоса напевать.
По дороге Майкл заметил, что машинально прищелкивает пальцами, и засунул большой палец за матерчатый пояс брюк.
Во второй половине дня жизнь в городе начала затихать; закрывались лавки, люди ходили парами по узким улочкам, некоторые направлялись к обветшалому зданию школы, другие просто гуляли, разговаривали. Майкл заметил мужчину и женщину восточной внешности и предположил, что они говорят по-китайски.