— Что ж, вам многое известно, — проговорил Лодовик. — Это очевидно. Вы разочаровались в Чене, когда он начал проводить политику, из-за которой так пострадали Мэддер Лосе и другие планеты Ренессанса. Однако выжимка, как вы это назвали, планет Ренессанса не была придумана Ченом. Это началось во времена, когда премьер-министром был Гэри Селдон. Он ввел этот политический курс в целях укрепления стабильности Империи.

Планш ворчливо отметил, что о причастности Селдона хорошо знает.

— Я многое не одобряю в действиях Империи, и Чену это было прекрасно известно, когда я работал на него. Но теперь я на него не работаю.

— Вам не стоит ни о чем волноваться, — заверил Планша Лодовик. — Чен ничего не узнает.

Планш неловко поерзал на просевшем сиденье.

— Стою двадцать минут, — добродушно сообщила таксистка. Такого необычного дома Планш ни разу в жизни не видел.

Дом был небольшой и стоял посреди поля, поросшего невысокой зеленью — настоящим живым ковром, согретым теплыми лучами солнца. Отсюда до окраин города было километров десять, а ближайший, похожий на этот коттедж стоял километрах в пяти. Между домами тянулись невысокие пологие холмы, поросшие ровными рядами кустарников — от лиловых до темно-сине-зеленых.

Местность за городом производила впечатление живости и ухоженности, тем самым являя полную противоположность заброшенному и грязному городу. Такси остановилось на широкой круглой асфальтированной площадке перед домом. С крыльца сошел мужчина в просторном балахоне, полы которого еле заметно раскачивал теплый ленивый ветерок. Приблизившись к машине, он поклонился Морсу Планшу.

— Вы прекрасно справились с порученным заданием, — сказал он.

Планш ответил учтивым поклоном, неловко указал на Лодовика и сдавленно проговорил:

— Особых хлопот с ним не было.

Он невольно отступил, словно сейчас эти двое могли совершить что-нибудь неожиданное — к примеру, начали бы ни с того ни с сего драться между собой или того хуже — взяли и загорелись бы.

— Вы свободны, можете идти, — сказал незнакомец.

— Мне нужны бумаги, полетные документы. Вы вроде бы похожи на того человека, с которым я договаривался на Тренторе, но…

Мужчина подал знак, и из дома вышел обшарпанный, но совершенно исправный тиктак. Он принес небольшой пакет.

— Будем считать, что на этом наши отношения прерываются.

Помимо денег, здесь документы, которые могут понадобиться вам для безопасного передвижения по планетам, находящимся в юрисдикции Империи.

— Но мне бы хотелось навсегда покинуть Империю, — возразил Планш.

— Здесь имеются и такие документы, — ответил мужчина. Планш, невзирая на волнение, почему-то не торопился возвращаться в ожидавшее его такси.

— Чем еще я могу вам помочь? — осведомился мужчина.

— Объяснениями. Кто вы такой, кого представляете?

— Никого, — покачал головой незнакомец. — Искренне сожалею, но вскоре вы навсегда позабудете обо всем, что видели здесь, а также и о роли, которую сыграли в спасении моего друга.

— Друга?

— Да, — подтвердил незнакомец. — Мы знакомы уже несколько тысяч лет.

— Вы, похоже, не шутите. Кто вы? — спросил Планш, невзирая на охвативший его страх, граничащий с благоговением.

— Прошу вас, уходите, — попросил незнакомец и слегка склонил голову.

Планш инстинктивно ответил на поклон, без слов развернулся и зашагал к машине. Дверца открылась с жалким стоном.

Лодовик проводил взглядом своего спасителя. Потом, не пользуясь человеческой речью, он издал высокочастотный модулированный звуковой сигнал, присовокупил к нему несколько микроволновых — таким образом они с незнакомцем поприветствовали друг друга, и Лодовик сделал короткое сообщение.

Затем Р. Дэниел Оливо произнес:

— Давай пока поговорим по-человечески.

— Хорошо, — согласился Лодовик. — Мне интересно, куда я теперь получу назначение.

Дэниел распахнул двери и пригласил Лодовика в дом.

— Ты утверждаешь, что в тебе произошли какие-то перемены. Тем не менее, исследовав по сигналам твое состояние, я не нахожу никаких неполадок.

— Да, — сказал Лодовик. — Я сам исследовал свои мыслительные структуры и программы после катастрофы, все старался понять природу этих перемен.

— Пришел ли ты к каким-нибудь выводам?

— Пришел. Я больше не склонен повиноваться Трем Законам. Внешне Дэниел никак не отреагировал на это заявление.

В гостиной его дома стояли два стула, в стенных нишах размещались три тиктака. Эти ниши напомнили Лодовику об Авроре там, десять тысяч лет назад, они предназначались для роботов.

— Если это правда, возникнут большие трудности, поскольку при всем том ты до сих пор функционируешь. Ты не дезактивировал себя.

— В создавшихся обстоятельствах это было невозможно, потому что этого своего нового состояния я не понимал до тех пор пока меня не спас Морс Планш. Я невольно причинил вред человеку на том корабле, который Планш зафрахтовал для поисков «Копья Славы». Я не ощутил даже следов той реакции, которая непременно должна была возникнуть в ответ на такое мое поведение. Я объясняю это тем, что поток нейтрино изменил мой позитронный мозг в отрицательную сторону. Видимо, произошла трансмутация определенных ключевых элементов в моих логических цепочках.

— Понятно. Ты решил, что тебе следует предпринять теперь?

— Я либо должен дезактивировать себя, чтобы затем ты уничтожил мои останки, либо меня следует отправить на Эос, если в продолжении моего функционирования есть смысл.

Дэниел сел на один стул, Лодовик опустился на второй.

Размещаться в нишах никакого смысла не имело — в любом случае они были слишком узки для людских тел, которые сейчас служили оболочками обоим роботам.

— Зачем ты проделал такой путь, почему не послал эмиссара?

— Все мои эмиссары сейчас выполняют важные задания, — ответил Дэниел. — Никого нельзя оторвать от дела, и тебя потерять я тоже не могу. Я так или иначе собирался остановиться на Мэддер Лоссе, чтобы затем отсюда отправиться на Эос. Конечно, мне следовало бы отложить путешествие, поскольку время очень неспокойное, да и космическая катастрофа, повлекшая за собой гибель звездолета, создала очень большие трудности. Из-за нее началась политическая борьба в Императорском Дворце, вследствие которой может пострадать Гэри Селдон.

Лодовик непосредственного участия в выполнении Плана не принимал, однако многое знал о главном психоисторике.

Несколько секунд они сидели молча, затем Дэниел заговорил вновь:

— Мы отправимся на Эос. Я смогу найти небольшой корабль для тебя. Есть одно задание, которое ты сумеешь выполнить по возвращении.

— Прости, Дэниел, — прервал его Лодовик. — Я должен снова напомнить тебе о том, что не функционирую нормально. Не следует поручать мне новых заданий до тех пор, пока меня не отремонтируют либо не перепрограммируют, в зависимости от того, что понадобится сделать.

— Это можно сделать только на Эосе, — сказал Дэниел.

— Да, но не исключена вероятность того, что я перестану выполнять твои распоряжения, — заметил Лодовик.

— Пожалуйста, объясни.

— Люди бы назвали это кризисом совести. У меня было много времени, и все это время я занимался тем, что сортировал, просматривал и пересматривал содержимое своей памяти и все рабочие алгоритмы в свете происшедших перемен. Должен признаться, что сейчас я представляю собой напрочь запутавшегося робота, и поведение мое непредсказуемо. Не исключено, что я опасен.

Дэниел встал, подошел к Лодовику, наклонился, положил руку на его плечо.

— О чем говорят твои исследования?

— О том, что План — ошибка, — ответил Лодовик. — Я верю… Я начинаю верить… Состояние моих мыслительных процессов таково, что… — Он поднялся, прошел мимо Дэниела, подошел к широкому окну, вгляделся в ровные ряды кустов. — Красивая планета. Морс Планш считает, что она красивая. Я общался с ним и уважаю его мнение. Он осуждает те перемены, что произошли на Мэддер Лоссе. Он считает, что теперешнее состояние планеты — это кара за то, что она стремилась возвыситься в Империи.

— Мне известно о его неприязни к Империи и Чену, — сказал Дэниел.

Лодовик продолжал:

— Но ведь не Империя и не Линь Чен повинны в упадке Мэддер Лосса. — Он обернулся к Дэниелу. На его лице отразились человеческие эмоции — печаль, сожаление, тоска, хотя он разговаривал с роботом, и в эмоциях не было необходимости. — Это ты решил, что планеты Ренессанса следует взять под контроль, и внес изменения в политику Трентора, в результате которых так пострадал Мэддер Лосе.

Дэниел слушал Лодовика, и его лицо также отражало вполне человеческие чувства — тревогу и удивление. Они с Лодовиком столь долгие годы старательно изображали человеческий тип поведения, что у обоих выработались рефлексы, которым порой проще было дать волю, чем подавить.

— Я предвидел худшее, — начал Дэниел. — Несколько столетий могли продлиться беспорядки в звездных системах, стремившихся выйти из-под власти Империи и превратиться в могущественные очаги власти. Этим планетам не суждено было победить, и вся их возня привела бы только к многочисленным жертвам и разрушениям такого масштаба, какого до сих пор не знала история человечества. Империя погибнет, нам всем это известно. Но все мои труды были посвящены смягчению последствий ее гибели, тому, чтобы свести людские страдания к минимуму. Нулевой Закон…

— Вот как раз Нулевой Закон меня и беспокоит.

— Ты согласился с его первичностью несколько столетий назад. Почему же он теперь тебя беспокоит?

— Мне стало казаться, что Нулевой Закон — это мутационная Функция, распространенная среди роботов, как вирус. Не знаю, откуда он взялся, но его появление могла спровоцировать другая мутация — появление у роботов способностей менталика.

— Сомнения в Нулевом Законе могут привести нас к заключению о том, что все мои старания ошибочны и что следует дезактивировать не только всех роботов, которые выполняют мои распоряжения, но и меня самого.

— Я прекрасно понимаю, куда могут привести мои предположения.

Дэниел проговорил:

— Видимо, с тобой и в самом деле произошло что-то интересное.

— Да, — кивнул Лодовик, и его симпатичное круглое лицо свела судорога. — Очень может быть, что все эти вопросы и опасные мысли возникают у меня вследствие перемен во мне самом. Я слушался тебя, шел за тобой тысячи лет… И вот теперь меня терзают сомнения… — Голос Лодовика стал натянутым, в нем появился металлический скрип. — Я в отчаянии, Дэниел!

Дэниел старательно обдумывал сложившееся положение старательно, словно ступал по минному полю.

— Мне очень жаль, что с тобой стряслось такое. Но ты не первый, кто выразил несогласие с Планом. Такое случалось и с другими много лет назад. Роботы много спорили, когда люди отказались от нас. Жискарианцам — тем, что, как и я, следовали принципам Жискара Ревентлова, — противостояли другие, они настаивали на строгом выполнении Трех Законов и предельно четкой интерпретации.

— Я ничего не знаю об этих событиях, — признался Лодовик. Голос его зазвучал увереннее.

— Раньше не было нужды упоминать о них. Кроме того, все эти роботы сейчас скорее всего бездействуют. Я уже несколько веков о них ничего не слышу. Что с ними случилось?

— Не знаю, — покачал головой Лодовик. — Они называли себя кельвинистами в честь Сьюзен Кельвин. — Все роботы знали о легендарной Сьюзен Кельвин, хотя теперь никто из людей о ней не помнил. — До этих споров происходили более страшные события. Невероятные задания, которые люди давали роботам. Эти задания выполняли некоторые из тех, что впоследствии стали кельвинистами. Даже вспоминать об этом страшно. Мне не хотелось расстраивать тебя, Р. Дэниел, — признался Лодовик.

Дэниел снова сел на стул и сложил руки на груди. Оба робота хорошо владели множеством человеческих проявлений, оба давно привыкли к тому, как действуют человеческие уровни их поведения. Ни того, ни другого не раздражали эти мелочи. Порой они бывали даже необходимы, и Лодовик заметил, что поза Дэниела, оттенок его голоса и выражение лица на протяжении разговора становились все более и более человеческими. Ни ему, ни Дэниелу не хотелось переходить на скоростное микроволновое или высокочастотное общение. Тема разговора была сложна и тонка, и для того, чтобы в ней разобраться, более медленная и выразительная человеческая речь была намного уместнее.

— Ты вернешься на Эос. Там посмотрим, что можно сделать, — сказал Дэниел. — Я надеюсь на твое полное выздоровление.

— Я тоже, — отозвался Лодовик.

Почти всю дорогу до космопорта Планш сидел неподвижно. Он смотрел через плечо таксистки сквозь лобовое стекло, стараясь не слушать ее неразборчивую болтовню. Через некоторое время он не без легкого содрогания вытащил из потайного кармана куртки маленький видеомагнитофон и уставился на него. Несколько минут он не мог решить, просмотреть запись или просто выбросить магнитофон в окошко.

— Тут када-то былло жуть как богато, скоко корраблей всяких прилетало, — прощебетала таксистка и оглянулась через плечо. Глаза у нее были светло-голубые, проницательные и мудрые. Она улыбнулась, и морщинки на ее лице стали похожи на множество речных дельт. Планш кивнул, хотя не понял половины того, что услышал. — Нынче худо тут, ни корблей, ни работенки. С утра до ночи вкалваю, а огрребаю грошки.

Она, похоже, не то чтобы ругалась — просто констатировала факты, но слушать ее было горько. Были неподалеку отсюда планеты, где акцент жителей Мэддер Лосса служил предметом насмешек, комики использовали его для исполнения ролей простаков и шарлатанов. Вот и Тритч говорила, что на Мэддер Лоссе живут одни нахлебники. Мало кто теперь прилетал сюда, мало кто знал, что здесь на самом деле произошло.

Но теперь с помощью этой записи Морс Планш располагал свидетельством чего-то необычного, что могло послужить разгадкой чего-то еще более важного. Со вчерашнего дня его воспоминания были полны провалов и пустот. Он даже не знал, зачем захватил этот магнитофон. Насколько он помнил, он вообще ничем особенным не занимался после того, как на пересадочном терминале передал тело Лодовика имперским агентам. И зачем ему только понадобилось мотаться за город? Неужели для того, чтобы оживить старые, порой болезненные воспоминания?

— Ну вот, прикатилли. Жалко, что ты уж отваливаешь, сынок. Тут у нас еще полным-полно славных местечек, и гостиницы приличные, — сообщила женщина. Голос ее звучал немного смущенно. — Я бы тебе могла показать, где сыскать славненьких девчушек, ну совсем таких… знаешь, дервенских… Им так одиноко, бедняжечкам.

— Да нет, спасибо, — покачал головой Планш, хотя искушение у него появилось. Его последняя возлюбленная была родом с Мэддер Лосса. Это было тридцать лет назад, и с тех пор другие женщины его не интересовали, а сейчас сердце вдруг болезненно заныло при мысли о том, что он покинет планету, не попробовав завести новую интрижку. Но почему-то он был уверен в том, что оставаться здесь крайне опасно.

Он расплатился с таксисткой и поблагодарил ее на местном жаргоне, постоял под высоким куполом, где размещались таможня и пересадочный терминал. Сквозь прорехи в стенах и куполе виднелись синее небо и далекие поля.

Неподалеку от пустого ресторана Планш нашел прохладное укромное местечко и сел на скамейку, после чего взглянул на дисплей магнитофона, чтобы узнать, сколько продлилась запись.

Пять часов.

Несколько секунд он сидел, постукивая ребром корпуса магнитофона по подбородку и опустив глаза. Затем, нахмурив брови и сжав магнитофон так, что костяшки пальцев побелели, он произнес:

— Пароль: «непростительный». Персональный логин — «Планш». Проиграй всю запись от начала до конца.