Ломаная линия

— Сок грейпфрута, больше ничего.

— Может, съедим чего-нибудь? Я принесу .меню.

Они разговаривают, как чужие, подумал Лоуренс, разве на такую встречу с ней он рассчитывал, когда бежал сюда? Зачем она позвала его? С ее-то характером вряд ли для нее было просто решиться позвонить ему первой.

— Хорошая идея, — согласилась Одри. — Можешь сразу сделать заказ, я согласна на любую рыбу.

Лоуренс пошел сделать заказ, вернулся к столику с порцией виски для себя и с бокалом сока для Одри. Он так и не успел выработать для себя линию поведения с ней.

— Как поживаешь? — вежливо спросил он, сел к столу и в два приема выпил содержимое своего стакана.

— На работе у меня все замечательно. — Одри пригубила сок, поглядывая на Лоуренса. Сдерживать себя в его присутствии оказалось труднее, чем она полагала. Одно дело слышать его голос по телефону и совсем другое — сидеть с ним лицом к лицу.

— Почему ты съехала с квартиры, которую тебе предоставили?

— Ты знаешь почему.

— Странно, что ты не бросила работу, если следовать твоей логике..

— Послушай, какими бы ни были твои мотивы, ты сделал для меня большое дело, потому что работа мне нравится.

— Значит, я не такое уж чудовище, в конце концов?

— Я не хочу говорить об этом.

— А о чем ты собиралась со мной поговорить?

— Узнать, чем ты занимался всю неделю.

Лоуренс поднял брови и внимательно посмотрел на Одри. Она опустила глаза. Ей вдруг стало страшно. Что с ним будет, как он поведет себя, когда она скажет ему то, о чем собирается сказать. И она решила оттянуть этот момент.

— Много работал, — лаконично ответил Лоуренс.

Официант принес им заказ, и Лоуренс попросил его принести второй бокал виски со льдом.

— Развлекался?

— Если я скажу да, ты обзовешь меня бабником. Для тебя Лоуренс Рамазотти средоточие всех мужских пороков. Не правда ли?

— Не хочу спорить с тобой. — Одри опустила глаза и задумалась. Наверное, она зря пригласила его для разговора. Конечно, большинство ее оскорблений в адрес Лоуренса нельзя назвать обоснованными. Она бросала их сгоряча.

Или умышленно, чтобы сделать ему больно. Но сейчас больно было ей, и это ее смущало. Ведь любить его она не должна. Но и не сказать ему о том, для чего его сюда пригласила, не имеет права. Одри расковыряла рыбу, проглотила кусок, не чувствуя вкуса.

— Почему ты не можешь ответить, зачем ты меня сюда позвала? Поиграть в молчанку? Может, все-таки перейдешь к делу?

— А ты позвонил бы мне, если бы я не сделала это первой? — вопросом на вопрос ответила Одри, предчувствуя, что ответ Лоуренса вряд ли ей понравится.

— Ты очень ясно определила свою позицию в прошлый раз, Одри. Ты хорошая, честная, целеустремленная. А я извращенец, лжец и обманщик, который хитростью завлек в свою постель чистую девушку. Для этого я обеспечил ее работой и квартирой. Но поскольку я не спросил у тебя на это разрешения, то я злоупотребил своею властью, дергая подчиненных за ниточки. Я правильно все излагаю? И ты хотела услышать после этого, что я собирался носиться по Нью-Йорку, разыскивая тебя? Этого ты от меня никогда не дождалась бы.

Лоуренс понимал, что говорит не его сердце, а его уязвленное самолюбие, но ничего не мог с собой поделать. Разумеется, он собирался ее разыскать, именно этим он намеревался заняться, когда она позвонила ему.

— Понятно, — произнесла Одри с непроницаемым лицом.

Ее реакция только еще больше разозлила Лоуренса.

— Что тебе понятно?

— Все, что ты сейчас сказал. — Одри поднесла к губам бокал с соком, но руки ее дрожали так сильно, что пришлось его снова поставить на стол. — Я рада, что мы до конца поняли друг друга. — Она стойко выдержала его гневный взгляд. — Значит, теперь мы можем обсудить то, что я должна тебе сообщить. Спокойно, без истерик, как нормальные взрослые люди.

— Что обсудить? — нервно спросил Лоуренс, чувствуя в себе нарастающую тревогу.

— Я беременна.

Наступило полное безмолвие. Если бы вопрос не был для нее слишком серьезным, Одри засмеялась бы, увидев, какое лицо стало у импозантного красивого мужчины, сидящего напротив, которого она в первую встречу окрестила мистером Высокомерие. Лоуренс Рамазотти потерял дар речи! Разумеется, он может ей не поверить, ведь она принимала таблетки! И все-таки ее беременность — объективно доказанный факт.

— Извини, что ты сказала? — спросил Лоуренс, лицо которого отразило целую гамму чувств — от растерянности до недоверия.

— Ты же слышал. Я беременна.

— Ты позвала меня сюда, чтобы сообщить мне об этом? — Он отодвинул тарелку и наклонился к ней через стол.

— Ты бы предпочел, чтобы я скрыла от тебя это обстоятельство? — отпрянула от него Одри. — У меня такая мысль сразу возникла, но, увы, меня воспитывали в определенных моральных принципах…

— Избавь меня от проповеди, Одри.

— Я сказала тебе об этом, потому что считала необходимым поставить тебя как отца ребенка в известность. Извини, я не знала, что ты предпочел бы не знать о нем.

Она сама еще до конца не осознала, что носит под сердцем ребенка Лоуренса. А потому не могла бы ясно сформулировать свои чувства.

Если бы ей раньше сказали, что ей доведется сообщить о своей беременности, сидя в кафе за столиком, отцу ребенка, которому этот ребенок нужен как чума бубонная, она бы не поверила. В своих давних мечтах она делала это признание с легким сердцем самому дорогому для нее человеку, для которого эта новость явилась бы самой желанной. Но между мечтами и реальной жизнью дистанция огромного размера, как говаривал ее отец, в чем Одри успела убедиться на собственном опыте. Несмотря на тошноту по утрам и потерю аппетита, она испытывала неведомое ей раньше нежное чувство, которое уже почувствовала к маленькому существу, растущему в ее лоне. И с каждым днем это чувство становилось сильнее, вопреки всем тревогам и сомнениям, которые одолевали ее по ночам.

— Я спрашиваю, почему ты пригласила меня именно в это место, чтобы сообщить такую новость? Здесь шумно, потому что кругом люди.

— Он оглянулся с, таким видом, словно собирался всех выгнать из кафе.

— Я думала, наш разговор не займет много времени.

Лоуренс готов был возмутиться, но сдержал себя.

— И потом, тебе нужно какое-то время, чтобы свыкнуться с этой новостью. Если будет желание, мы могли бы встретиться позже в другом месте, чтобы подробно обговорить все детали. Если ты, конечно, захочешь это обсуждать. — Одри отвела глаза.

— И чего я, по-твоему, хочу? — спросил Лоуренс, прищурив глаза.

— Послушай, Лоуренс, я понимаю, что для тебя эта новость прозвучала как взрыв бомбы.

Но я была потрясена не меньше, чем ты.

Растерянность и смущение стали покидать Лоуренса. Как путник, выбравшийся из густого тумана на дорогу, он начал понимать, как на самом деле обстоит дело. Конечно, факт беременности должен был явиться для Одри большим потрясением. Ведь она собиралась делать карьеру на работе. А теперь ей придется забыть об этом! Хотя, глядя на нее, трудно поверить, что она потрясена. Уж слишком спокойной и уверенной она выглядит. Или ей хорошо удается скрывать свои истинные чувства.

— Объясни, как это могло произойти, — сказала он, чтобы ввести разговор в нормальное русло. — Послушай, я только принесу себе еще выпить. Ты хочешь чего-нибудь?

Одри покачала головой, и Лоуренс пошел к бару. Одри наблюдала, как он нервно постукивает пальцами по стойке, пока бармен готовит ему порцию виски со льдом. Правильно сделала, что пригласила его в общественное место.

Неизвестно, как бы он себя повел, если бы вокруг не было людей. Если бы он позволил себе закричать на нее, она тут же ушла бы из кафе.

Наедине с ним она могла бы себе тоже позволить что-нибудь лишнее. Кто знает? Вдруг бы ей захотелось сказать ему, что она рада ребенку? Или что она уже полюбила его? Это поставило бы его в трудное положение. Он мог бы напомнить ей, что они так не договаривались.

И был бы прав. Возможно, ему пришло бы в голову обвинить ее в том, что она сознательно забеременела, чтобы привязать его к себе или даже заставить жениться на себе.

— Ты спросил, как это могло произойти, — вернулась к разговору Одри, когда Лоуренс снова сел за стол. Она говорила вежливо, спокойно, по-деловому. — Видишь ли, мы уже не имели близких отношений с Патриком в течение многих месяцев. Поэтому я перестала принимать контрацептивные таблетки. Видимо, организм восстановил все свои функции и в первую нашу… встречу я не была защищена. Глупо, я понимаю, но ведь мне тогда и в голову не приходило… — Она помолчала. — Потом я стала принимать таблетки, но, очевидно, было слишком поздно.

— Хорошо, я все понял.

— Послушай, Лоуренс, мне очень жаль. — Мысли разбегались, и Одри с трудом концентрировалась. — Я понимаю, о чем ты сейчас думаешь. Я не собиралась нарушать твой привычный образ жизни.

— И как ты себе это представляла? Просвети меня.

— Между нами все остается по-прежнему. Я ставлю тебя в известность. Это всего лишь формальность…

— Формальность? — Лоуренс побледнел от негодования и грохнул кулаком по столику.

— Тише! Не надо кричать, Лоуренс.

— Не смей мне указывать, как себя вести!

Ты сама выбрала неподходящее для такой новости место.

— Криком ты ничего изменить не можешь.

— И как же, по-твоему, мы должны себя вести?

— Наверное, нам не стоило здесь встречаться, — прошептала Одри, покусывая губу.

Люди, сидящие за другими столиками, обратили на них внимание, когда Лоуренс грохнул кулаком, и теперь наверняка прислушиваются к их разговору.

— Это место выбрала ты сама!

— Ты не мог бы говорить потише? — попросила Одри.

— Я буду говорить так, как мне нравится! — еще громче заявил Лоуренс, и в кафе наступила тишина. Как она посмела вообразить, что будет носить его ребенка, а его роль ограничится формальными моментами. Боже мой, какая она бледная и напряженная! — мелькнуло в его голове, и ему захотелось вскочить, обнять ее, прижать к себе и держать до тех пор, пока она снова не обретет краски в лице. — Пошли отсюда, — резко сказал он. — Здесь не место обсуждать такую тему, и ты это тоже поняла. Мы поедем ко мне, и там нам никто не будет мешать.

— Ни за что! — воскликнула Одри, испугавшись одной только мысли, что может остаться наедине с ним в его квартире, где все напомнит ей о тех вечерах, которые они проводили вместе; — Лучше уж поедем ко мне. Хотя мне нечего тебе больше сказать. — Одри заметила, что нервно выкручивает себе пальцы, и спрятала руки под стол, положив их на колени.

— Поехали к тебе, — согласился Лоуренс, оставил на столике деньги и вывел Одри из кафе.

Она пребывала в полном смятении всю дорогу, пока они добирались на такси до ее дома. Рядом с Лоуренсом в машине она вдруг почувствовала себя слабой, беззащитной и несчастной. Вся ее самоуверенность улетучилась без следа.

Машина остановилась возле небольшого старого дома, где она снимала крошечную квартирку. Дом знавал лучшие времена, но теперь он явно нуждался в капитальном ремонте.

— Ты живешь в этом доме? — выразительно спросил Лоуренс. — Ты отказалась от предоставленной тебе квартиры, чтобы переехать в эту развалюху?

— Зато квартира здесь мне по карману, — резко ответила Одри, вставляя ключ в замочную скважину двери.

— За квартиру в таком доме вообще платить не стоит, — сказал Лоуренс за ее спиной.

Одри ничего не ответила, близость Лоуренса подавляла ее. Они поднялись по лестнице со стертыми ступенями к обшарпанной двери ее квартиры. Прихожей в ней почти не было, и, войдя, они сразу оказались в единственной комнате. Стоя в центре этой комнаты, Лоуренс обвел ее взглядом и сказал:

— Надеюсь, ты понимаешь, что здесь тебе оставаться нельзя?

— Я нахожу ее вполне удобной, — ответила Одри.

— Очень удобно — кровать в одном конце комнаты, душевая в другом. — Он свернул в темный закуток и включил свет. — Кухня такая большая, что к плите надо протискиваться мимо крошечного столика и двух стульев. Никуда не годится!

Одри быстро отвернулась, чтобы скрыть брызнувшие из глаз слезы. Но, видимо, недостаточно быстро. Руки Лоуренса обняли ее, прижали к груди, и ей стало тепло, словно после долгого трудного пути она вернулась наконец в родной дом.

— Пойми, Одри, ты теперь не та, что прежде, — говорил Лоуренс, прижимаясь к ее голове щекой. — Ты носишь в себе моего ребенка, и я не могу позволить тебе переносить тяготы беременности в этой дыре.

— Ты не позволишь мне?! — Одри вырвалась из его объятий и отошла к окну.

— Я бы не стала встречаться с тобой для того, чтобы ты снова начал распоряжаться мною.

— Мне плевать, как ты это называешь, Одри.

Но сейчас ты выслушаешь меня, и выслушаешь внимательно. — Он говорил спокойно, не повышая голоса, отчетливо произнося каждое слово. — Мой ребенок не будет жить в таких условиях. Подниматься на четвертый этаж в твоем положении, значит, напрашиваться на выкидыш. Возможно, ты усомнишься в моих словах, но, если ты не послушаешься меня, я прибегну к силе закона.

Одри застыла с открытым ртом.

— Но зачем? — заикаясь спросила она. — Ты неверно меня понял, когда я сообщила тебе о своей беременности. Мне хорошо известно, что ты не хотел обзаводиться семьей, детьми. — Господи, как трудно ей было все это выговорить. — Я знаю, что в тебе сильно развито чувство долга. Но я не собиралась становиться объектом для его проявления. — От волнения Одри стала косноязычной.

Лоуренс тоже подошел к окну и встал рядом, глядя на унылый пейзаж за окном.

— Речь идет не о тебе, — сказал он, не поворачиваясь к ней. Одри был «виден только его жесткий профиль. — И не о моем желании или нежелании становиться отцом. Объективная реальность состоит в том, что ты носишь в себе моего ребенка, и я намерен позаботиться о нем.

Глава 9

Перед заходом солнца его прощальные лучи попадали в единственное окно угловой квартиры Одри. Всего несколько ярких минут. Одновременно в ее душе вспыхнула надежда… и быстро погасла. В комнате сгущались вечерние сумерки. Стоя спиной к окну, она не повернула головы, чтобы взглянуть на Лоуренса, слушала только его голос. Мой, мое, моя… Так говорить может только собственник, холодный расчетливый собственник. Все, что их связывает, относится к области физиологии. Влечение, секс, с грустью думала Одри. Лоуренс не вкладывал в их отношения ни грамма души. Может, у него и нет ее? Ей вдруг все стало безразлично, — И как бы ты ни относилась к тому, что случилось, на этот раз ты от меня не сбежишь, — неожиданно снова заговорил он, продолжая смотреть в окно.

Одри повернула голову и уставилась на него, почти не дыша. Даже сердце как будто замерло в ожидании.

— Мы поженимся, — добавил он.

Одри засмеялась, отошла от окна и села на диван, который ночью служил ей кроватью.

Подложив под спину подушки, она вытянула ноги на цветастом покрывале.

— Ты, оказывается, старомоден, — сказала она. — Это раньше благородные любовники прикрывали внебрачного ребенка запоздалой свадьбой. Сейчас многие женщины рожают вне брака и в одиночку воспитывают своих детей.

— Рад за них. — Лоуренс пожал плечами. Но их жизнь меня не интересует. — Он ждал от нее такой реакции и был готов к ее возражениям; Переубедить его ей не удастся. Одри выйдет за него замуж. Придя к такому решению, Лоуренс внутренне успокоился, потому что оно было единственно правильным. Сама Судьба дала ему в руки счастливый шанс, и он его использует. — А вот твоя, напротив, интересует.

Одри повернулась, чтобы удобней было смотреть на Лоуренса. Замужество без любви?

Еще одна сделка, подобно той, что они заключили в самом начале их отношений. Странно, что этот человек, который заставлял ее тело ликовать от восторга и в которого она сразу безнадежно влюбилась, по-прежнему остается для нее книгой за семью печатями. И теперь он предлагает ей брак с ним. Пусть он и оказался старомодным в этом вопросе, но и она не настолько современная, чтобы выйти замуж без любви.

Союз с человеком, который тебя не любит, означал бы дни и годы, наполненные горьким чувством, что ты для него обуза. Что женился он на тебе только ради ребенка, который был зачат не по обоюдному желанию, а по воле случая. Но как ему все это объяснить?

Слишком далеко стоял от нее Лоуренс. В сгустившихся сумерках она видела только его, силуэт на фоне окна.

— Ты не мог бы включить свет? Там, рядом с дверью, — попросила Одри и зажмурилась, когда вспыхнула лампочка под большим оранжевым абажуром. Стены комнаты, оклеенные .дешевыми светлыми обоями, окрасились в приятный цвет. — Послушай, Лоуренс, мы оба хорошо понимаем, что нас связывало. Поэтому нет смысла говорить о женитьбе.

Одри не стала говорить о том, что их физическое влечение еще не прошло, но стоит ли ради этого идти на такой серьезный шаг, как женитьба, чтобы потом горько раскаиваться в своем поступке. Она была уверена, что Лоуренс принадлежит к той породе мужчин, которые не разводятся со своими женами, даже если их не любят. Вероятно, мешает все то же самолюбие и чувство собственника. Пока есть влечение, Лоуренс будет с ней спать, а когда она ему надоест, он заживет своей, отдельной от нее жизнью. И связывать их будет только общий ребенок.

— Я просто не могу выйти за тебя. И никогда не выйду замуж без любви. Ты как-то спрашивал меня, почему я не вышла замуж за Патрика. Да, мне казалось, что я влюблена в него, поэтому стала жить с ним. Понадобилось немного времени, чтобы понять, что я не люблю его. Можно только радоваться, что мы не связали друг друга узами брака. Жениться надо тогда, когда люди любят друг друга.

— И что же это за любовь такая? Как бы ты ее определила? Может, в твоем понимании любовь похожа на розовую дымку, что маячит на горизонте?

— Ты говоришь как циник! — ответила Одри. Такая любовь вполне реальна. В такой любви живут мои родители почти двадцать пять лет.

Такая же любовь, наверное, связывает твоих родителей.

Лоуренс пожал плечами. Он ходил по комнате, засунув руки в карманы брюк, и внимательно поглядывал на Одри.

— Они принадлежат к другому поколению. А в наши дни разводы стали популярны. Сегодня женятся, завтра разводятся. Но давай вернемся к нашему случаю. Встретились два человека, которых потянуло друг к другу, между ними возникли близкие отношения, в результате которых ты забеременела. Не буду отрицать, что это коренным образом меняет мою жизнь, к чему, как тебе известно, я не стремился. Но, с другой стороны, мне уже за тридцать. Зачать ребенка я мог бы и через десять лет. Но хватило бы мне сил вырастить его? И к тому же я не хочу уходить от ответственности.

— Я не призываю тебя к этому! — воскликнула Одри в отчаянии. — Когда ребенок появится на свет, ты сможешь навещать его, если захочешь.

— Когда ребенок родится, мне не понадобится навещать его, потому что ты будешь жить со мной под одной крышей как моя жена. Я не хочу иметь внебрачных детей, и у меня их никогда не будет!

Одри попыталась что-то возразить, но Лоуренс поднял руку, не желая слушать.

— У нас есть все, что необходимо для семейной жизни. — Он стал разгибать пальцы, остановившись возле дивана, на котором полулежала Одри. — Мы нравимся друг другу, это раз.

В постели мы идеально подходим друг другу, это два. И в-третьих, у нас будет ребенок, нравится тебе это или нет. А ребенок, сколько бы ты ни доказывала мне обратное, нуждается в обоих родителях. В-четвертых, без розовых грез, которые ты называешь любовью, наш союз имеет больше шансов на выживание. — Только так можно убедить ее, думал Лоуренс, разумными доводами и холодной логикой. Никаких упоминаний о мучительных ночах, когда разыгрывалось его воображение. Ей незачем знать об этом.

— А что будет потом, когда потребность в общей постели перестанет быть актуальной? — помолчав, спросила Одри.

О чем она говорит? — не понял Лоуренс. Эта женщина вернула его к жизни. Рядом с ней он преобразился. С первой их встречи не было такого дня, когда бы он не мечтал о ней, не желал ее. Неужели он должен сейчас думать о том, что такой день может когда-нибудь наступить?

— Глупо, согласись, говорить о разводе, если мы еще не поженились. Кстати, кому ты рассказала о ребенке? Родителям? Друзьям на работе?

Одри зажмурилась. В свое время родители тяжело переживали, что она стала жить с Патриком в греховной, с их точки зрения, связи. Но Патрика они хотя бы знали с детства. А рассказать им, что она забеременела от неизвестного им мужчины, у нее не хватило мужества.

— Я только недавно сама узнала об этом, — сказала она. — Ты единственный человек, который знает это. И я начинаю сожалеть, что призналась тебе.

— На твоем месте я бы не стал этим увлекаться, — с мрачным видом предупредил ее Лоуренс.

— Чем увлекаться?

— Сожалениями.

— Почему?

— Рано или поздно я все равно узнал бы об этом. И тогда у тебя были бы серьезные основания для сожалений.

— Если ты полагаешь, что таким образом убедишь меня в том, что наш брак — это единственно правильное решение, то ты промахнулся, мой друг!

— Нет смысла спорить до посинения, Одри.

Когда ты собираешься известить своих родителей?

— Скоро. — Одри исподлобья смотрела на Лоуренса и злилась, что тело ее изнывает от желания прижаться к нему, почувствовать на своих губах его дыхание, испытать восторг от прикосновения его рук.

— Как ты полагаешь, они обрадуются, когда узнают, что ты беременна и одна живешь в этой квартире, больше напоминающей тесную клетку?

Да уж, в ладони хлопать от радости они не станут, мрачно подумала Одри. Только недавно они радовались ее успехам на работе, и вот на тебе!

— Только не забудь сообщить им, что отец ребенка сделал тебе предложение, но ты отказалась.

Жутко даже думать об этом, мелькнуло в голове Одри. Они просто не поймут меня.

— Зачем я буду говорить им об этом? Пусть остаются в неведении. — легкомысленно сказала она.

— Если ты не скажешь, то я сам поставлю, их в известность.

— Похоже на шантаж, — пробормотала Одри, поджала колени и спрятала в них лицо.

Пусть говорит, что хочет, решил Лоуренс.

Любыми способами он должен вернуть ее, ведь он не представляет себе жизни без нее.

— Но это еще пустяки по сравнению с тем, что придется пережить нашему ребенку, когда он вырастет и узнает, что из-за тупого упрямства своей матери он лишился отца.

— Ты этого не сделаешь! — закричала Одри.

— Сделаю! А теперь давай собираться.

Она и опомниться не успела, когда в нее полетели вещи, которые Лоуренс доставал из ящиков комода и бросал на диван.

— Что ты делаешь?! — закричала она, подгребая к себе разбросанное по дивану нижнее белье.

Лоуренс прервался на секунду, чтобы взглянуть на нее.

— Собираюсь забрать тебя отсюда. Ты будешь жить у меня.

— Положи все обратно! Немедленно!

— Не ори так, а то разбудишь соседей и они вызовут полицию. Завтра в газетах появится твой портрет, и все на работе узнают об этом происшествии.

Одри с ужасом смотрела на него.

— Где твои чемоданы, дорожная сумка? — спросил он, не давая ей опомниться.

Не дождавшись ответа, он заглянул под диван и вытащил оттуда большой чемодан. Откинув крышку, он начал сбрасывать в него вещи.

— Остальное может подождать до завтра. Мы с Арчи приедем и все упакуем. Кстати, кто тебе помогал переезжать сюда?

Одри вскочила и решительно подошла вплотную к Лоуренсу. Глаза ее горели, пальцы сжались в кулаки.

— Ты не имеешь права! Я не собираюсь выходить за тебя, Лоуренс Рамазотти!

— Надеюсь, ты не сама тащила этот чемодан сюда вверх по лестнице? В твоем положении этого делать было нельзя.

— В моем положении? — Старомодное слово на секунду сбило ее с толку. — Я беременна, но не больна! — возмутилась Одри.

— Теперь ты не будешь вообще поднимать тяжелые вещи. Еще тебе нельзя волноваться. — Опустошив ящики комода, Лоуренс направился на кухню.

Задыхаясь от возмущения, Одри пошла за ним.

— Я тебе уже сказала, что…

— Отлично. Две пустые коробки есть, хватит для начала. — Он собрал сложенные под кухонным столом картонные коробки. — Посиди, я быстро закончу. На завтра останется поменьше.

Одри села на стул, ноги ее дрожали. За этот вечер она устала не только физически, силы ее были на исходе.

— Ты не смеешь распоряжаться здесь, — жалобным голосом сказала Одри. — У тебя нет права вмешиваться в мою жизнь.

— Смею, и у меня есть право. — Он заглянул в холодильник и перевел подозрительный взгляд на Одри. — Ты что, совсем ничего не ела? — с упреком спросил он.

Он вспомнил, с каким отвращением Одри ковыряла рыбу, когда они сидели в кафе. Открыв кухонный шкаф, он обнаружил банку растворимого кофе, немного сахара и пакет сухой фасоли. Все это он побросал в коробку.

— Разумеется, я ела! — огрызнулась она.

Чувство вины заставило ее обороняться. Она следила за Лоуренсом из-под полуопущенных ресниц. Все происходящее казалось ей невероятным. Каждый раз, как рядом с ней возникал этот человек, жизнь ее начинала стремительно меняться. Стоило ему появиться на пороге старого дома, где они жили с Патриком, как ей пришлось расстаться с ним. Потом возникла новая работа, потом у них начался любовный роман, потом они поссорились, а потом эта беременность. Теперь он появился в ее маленькой квартире и снова пытается изменить ее жизнь более радикальным образом.

— Я заметил, что ты едва притронулась к рыбе сегодня вечером.

— В чем ты хочешь меня обвинить? Да, я немного нервничала из-за разговора с тобой!

— Раз ты не можешь правильно питаться, тебе нужно пройти медицинское обследование.

— Обследование? Не смеши меня! И не держи холодильник открытым, он портится от этого!

Лоуренс тихо закрыл дверцу холодильника, наклонился к Одри и заглянул ей в глаза.

— С твоими вещами я в основном разобрался.

Тебе следует позвонить владельцу дома и сообщить, что ты отказываешься от этой квартиры.

— Хорошо, я согласна вернуться в служебную квартиру, если она еще свободна…

— Ты едешь со мной, а завтра мы посетим ювелирный магазин, чтобы выбрать кольца. Затем подадим заявление на регистрацию брака.

После этого ты позвонишь своим родителям и все объяснишь. А я позвоню своим.

— Я даже Патрику ничего не сказала, — прошептала Одри, в голосе которой звучали слезы.

Ограничения в еде, благодаря которым она избегала утренних приступов тошноты, сделали свое черное дело. Одри ослабла не только физически, ей явно грозило нервное истощение. С того момента, как они с Лоуренсом расстались, каждую ночь она просыпалась в слезах.

Упрямая во всем, Одри не хотела признаваться в том, что с ней происходит, даже себе.

Она опустила голову на кухонный стол и тихо произнесла:

— Боже, как я устала…

Лоуренс почувствовал новый приступ гнева от одного имени бывшего друга Одри.

— Почему, интересно, ты должна рассказывать Патрику о своей беременности?

Прищурив глаза, он ждал ее ответа.

— Мне даже не пришло это в голову, — призналась Одри.

Лоуренсу с трудом удалось сдержать счастливую улыбку. Он погладил ее темные волосы.

— Как странно, что именно сейчас ты вспомнила о нем, — заметил он.

— Действительно, — согласилась Одри.

И тут Лоуренса поразила неприятная мысль.

А что, если только сейчас Одри поняла, что любит именно Патрика? Той любовью, о которой сегодня говорила ему и которую он назвал розовой дымкой на горизонте. А к нему она ничего не испытывает, кроме физического влечения? Да, он, случалось, бывал с ней высокомерным и даже, пожалуй, эгоистичным. Сомнение в том, что он поступает правильно, сожаление об утраченной возможности любви Одри заставили болезненно сжаться сердце Лоуренса. Но не в его правилах отступать. Глубоко вздохнув, он убрал свою руку с головы Одри.

— Ладно, здесь нам больше делать нечего.

Поехали.

Лоуренс мрачно смотрел, как медленно поднимается Одри со стула, какой она выглядит несчастной и беззащитной.

— Я поеду с тобой, Лоуренс. Но никаких колец и регистрации.

— Посмотрим. — Подхватив чемодан, он двинулся к выходу.

По дороге к своему дому он оставался мрачным и неразговорчивым.

Одри тоже не склонна была к разговорам, она обдумывала свое дальнейшее поведение.

Единственное, на чем ей удалось настоять, согласившись жить в его квартире, это на отдельной спальне.

Ночью она лежала в гостевой спальне и думала, что своей маленькой победой ей не удалось ничего изменить. Лоуренс больше не заговаривал с ней о женитьбе, но нет гарантии, что завтра он не вернется к этой теме. И он ни разу не обнял ее. Наверное, специально приберегает свое неизменное оружие против нее на крайний случай.

Утром он даже не заикнулся о кольцах и регистрации. Субботу они провели в поездках по магазинам, где закупили для нее одежду свободного покроя. В необходимости такой одежды ее убедил Лоуренс, хотя в настоящий момент Одри похудела настолько, что ей даже старая одежда была великовата. Правда, уже намечался небольшой животик. Трогательно было смотреть, как он тщательно рассматривал все вещи, выбирая самые лучшие, из натуральных материалов. Потом он привез ее в самый дорогой магазин, где продавались деликатесы, и долго выпытывал, к чему из еды ее тянет. Кончилось тем, что Одри начала смеяться. Тем не менее он купил все, на чем она задержала взгляд.

Мысль о том, что она похудела из-за того, что морила себя голодом, приводила его в ужас. Ведь всем известно: беременная женщина должна быть полной.

Все, что делал в эти дни Лоуренс, диктовалось только его искренней заботой о ней. Его самого удивило, как органично тема ребенка вписалась в его жизнь. Ребенок и жена. Фактически Одри и есть его жена, хотя он понимал, что получить ее согласие на официальный брак будет непросто. Во всяком случае, волевой метод, который он применил в самом начале, к желанной цели его не приведет. Не надо забывать о противоречивом и упрямом характере Одри. Покорной жены в ее лице он никогда не получит. Но ведь ему и не нужна такая. Придется набраться терпения и ждать.