13

— Ты просто позор на весь род мужской! — прошипела Эди.

Какое затмение на нее нашло, когда она предложила Лукасу свою помощь в поимке миллионерши?!

Нет, с внешним видом у него все в порядке. Не зря Эди таскала его по магазинам. А потом завела в парикмахерскую и заставила сделать стодолларовую стрижку. В черной тройке вид у Лукаса гордый и внушительный, подстриженные волосы кажутся мягче, шелковистей и блестят каким-то особым золотистым блеском, а сапфирово-синий галстук так гармонирует с цветом глаз, что… что…

Да что там скрывать — от одного взгляда на него у нее перехватывает дыхание.

Но, если он не перестанет кривить рожу, к нему не только миллионерша не подойдет — муха залетная не подлетит! А Эди так старалась, добывая два приглашения на благотворительную выставку-продажу коллекции абстрактной живописи миссис Саймон Престон!

По совести сказать (хотя Лукасу об этом знать необязательно), особенно стараться не пришлось. Мистер Дейвенпорт чуть от счастья не умер, когда Эди спросила, не знает ли он, кто бы мог помочь ей с приглашениями на выставку. Дамы из высшего общества, рассудила она, таких мероприятий не пропускают — а вот их мужей там вряд ли встретишь.

Мистер Дейвенпорт с радостью согласился помочь. Расплылся в улыбке, поведал, что и сам там будет, тут же позвонил по сотовому миссис Саймон Престон, которую именовал попросту «тетя Битей», и попросил внести в список приглашенных Эди Малхолланд и ее спутника.

Теперь Эди чувствовала себя обязанной мистеру Дейвенпорту. А это нехорошо. Она не хотела быть обязана никому — особенно мужчине. Хотя мистер Дейвенпорт ни взглядом, ни жестом не намекнул, что намерен взыскать с нее должок. Просто по-отечески улыбнулся, заверил, что всегда рад помочь, и добавил…

Да, вы угадали. «Эди, тебе нужен мужчина, который сможет о тебе позаботиться!»

Но все же Эди не оставляло дурное предчувствие: ей казалось, что рано или поздно любезный мистер Дейвенпорт потребует расплаты. И дай бог, чтобы плата не напомнила о прошлом, которое она так хочет забыть…

Но Лукас абсолютно не ценит ее усилий. Весь вечер он открывает рот лишь для жалоб. Костюм ему, видите ли, жмет. На стрижку ушло целое состояние. Он чувствует себя мальчиком по вызову. И одновременно — полным идиотом. (Впрочем, одно другому не мешает.) Фуршет отвратительный («Где „Будвайзер“, я тебя спрашиваю?»), обстановка безвкусная, картины бездарные. А от окружающих мерзких рож хочется волком выть!

Эди чувствовала, что и сама вот-вот взвоет.

Если бы не нытье Лукаса, она бы наслаждалась вечером. Отсутствие «Будвайзера» ее не волнует — обойдется и первоклассным шампанским. Галерея «Мершон», где разместилась экспозиция, была невелика, но оформлена необычно и с отменным вкусом. На малиновых стенах, под полночно-синим потолком, словно звездочки, горели в канделябрах рождественские свечи, и огоньки их отражались на отполированном до блеска деревянном полу.

Прекрасны были и сами картины — буйство акварели в стиле Марка Ротко, тревожно-резкие вспышки цвета, напоминающие о Джексоне Поллоке. Перед каждой из картин можно было стоять часами, пытаясь проникнуть в ее настроение и угадать тайный смысл.

Публика понравилась Эди несколько меньше картин. Ее окружали сливки чикагского общества в самых роскошных вечерних нарядах, какие только можно купить за деньги. Рядом с ними Эди особенно остро чувствовала, что ее черное платье для коктейлей куплено в магазине секонд-хенд, что ожерелье досталось ей на распродаже, а жемчуг в ушах даже отдаленно не напоминает настоящий.

— Позор на род мужской, говоришь? — проворчал Лукас, дергая себя за галстук. — Да ни один уважающий себя мужчина на такое, с позволения сказать, мероприятие и носу не покажет! По крайней мере, ни один гетеросексуальный мужчина, — добавил он, подозрительно оглядываясь кругом.

— Гетеросексуальным мужчинам стоило бы почаще ходить на выставки, — возразила Эди. — Неужели ты не чувствуешь, что душа твоя жаждет эстетического наслаждения?

— Наслаждения-то я жажду, — хмыкнул Лукас, — только не эстетического. И не душой…

— А я-то, — поспешно перебила она, — в лепешку расшибаюсь, чтобы помочь тебе охмурить какую-то несчастную, ни в чем не повинную миллионершу! Ты должен бы мне на шею кинуться!

При этих словах Лукас бросил на нее взгляд, абсолютно не подобающий джентльмену в тройке. Он не произнес ни слова — это было и не нужно. Прочесть его мысли сумела бы любая дуреха, а Эди вовсе не была дурой, что бы там ни думали о ней иные завсегдатаи «Дрейка».

— Ну, ты понял, что я имею в виду, — прошипела она, чувствуя, как жар приливает к щекам.

Как получается, что от одного его взгляда ей становится сразу и холодно, и жарко? И главное — почему ей это нравится?

— Поверить не могу, что позволил себя втянуть в такую передрягу, — с отвращением заметил Лукас. — Последний раз я надевал костюм на похороны дядюшки Фенвика. Если память не изменяет, мне было двенадцать лет.

— Хватит ныть! — прошипела Эди. — Хочешь заарканить миллионершу — улыбайся! Грудь колесом! И никаких жалоб! Мужчины и женщины на золотоискателей смотрят по-разному: мужчине все равно, сам он привлекает женщину или его кошелек, а вот женщина всегда хочет знать, как и почему.

— Да неужели?

— Женщина хочет, — проникновенно продолжала Эди, — чтобы ее любили не за богатство, а за женскую привлекательность. Ты же читал книгу — почему ничего не усвоил? В первой же главе Лорен Грабл-Монро пишет о том, как важно выглядеть уверенной в себе! Поверь, в костюме вид у тебя куда более уверенный, чем в жеваных рубашках и этих кошмарных галстуках с Микки-Маусом!

— Тебе не нравятся мои галстуки? — изумленно переспросил Лукас. — Да ты что? В чем другом — еще ладно, но в галстуках-то я разбираюсь!

Эди возвела глаза к потолку:

— И это мне говорит Лукас Конвей! Лукас Конвей, которого я своими глазами видела в галстуке со Скруджем Макдаком и всеми тремя его племянниками!

Он потрясение уставился на нее:

— Ты разве не знаешь, что это последний крик моды? Не так давно на сетевом аукционе ушла за две сотни баксов коробочка для завтраков с Дональдом Даком — такая же, как та, что я в школу носил, когда был пацаном!

— У тебя была коробочка для завтраков с Дональдом Даком? — борясь с улыбкой, переспросила Эди.

Лукас несколько смутился:

— Ну… да. Перешла по наследству от старшей сестры, — добавил он, словно защищаясь, и тут же перешел в наступление:

— А что было нарисовано на твоей коробочке для завтраков? Наверно, Барби и много-много розовых цветочков!

— У меня не было коробочки для завтраков, — ответила она. — Нас кормили в школе.

— Ты училась в частной школе? — с явным — и непонятным для нее — интересом спросил Лукас.

Черт! Они подходят к опасной теме. О своем прошлом Эди не собиралась рассказывать никому, в том числе и Лукасу. Нет, вот так особенно Лукасу. Однако что-то побуждало ее говорить. «Все равно не отвяжется, он же репортер!» — мысленно воскликнула она в свое оправдание.

— Да, это была частная школа.

— Католическая? — продолжал он расспросы. — Обожаю их школьную форму: юбочки в клетку, круглые воротнички, гольфы…

Она подняла руку, прерывая его излияния.

— Нет, не католическая. Но форма у нас была.

— В клеточку? — спросил он с надеждой.

— Нет, темно-синяя.

— Круглые воротнички были?

— Да.

— А гольфы?

— И гольфы.

— Держу пари, ты играла в хоккей на траве!

— Что ж, если хочешь знать…

— Конечно, хочу!

— Наша хоккейная команда была непобедима! Лукас устремил на нее мечтательный взгляд.

— Хотел бы я на это посмотреть: ты несешься по полю, растрепанная, раскрасневшаяся, в коротенькой юбочке… Должно быть, все ваши мальчишки были от тебя без ума.

— Я училась в школе для девочек, — ответила она.

Словно в экстазе, он зажмурил глаза и потряс головой:

— О, прекрати! Я сегодня ночью глаз не сомкну!

— Мы, кажется, говорили о тебе, — прервала его Эди. Вид Лукаса в притворном экстазе лишал ее самообладания и наводил на мысли, которым предаваться не стоило. По крайней мере, не здесь и не сейчас.

— Да, о том, что я всегда на шаг опережаю моду, — как ни в чем не бывало, подхватил Лукас.

Эди снова закатила глаза.

— Лукас, я тебя умоляю! В вопросах моды ты — просто ходячее бедствие! Не понимаю, как ты с таким вкусом — точнее, с таким отсутствием вкуса — дожил до двадцати пяти лет? Может быть, поэтому и миллионерши на тебя не клюют? — злорадно добавила она.

— Не надо, Эди, мне и без тебя тошно, — почти нежно попросил он.

— Повезло тебе, что я согласилась помочь сегодня вечером, — ласково продолжала она. Он расплылся в улыбке.

— Что я слышу? Эди, почему ты не сказала заранее? Я бы надел чистые носки!

— Ты же знаешь, я не об этом, — нахмурилась она.

— Я знаю только, что в голосе у тебя, когда ты говоришь о миллионершах, звучит что-то этакое… — Он выразительно поиграл палевыми бровями. — Может быть, ревность?

По позвоночнику ее побежали жаркие искорки.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Собственный голос показался ей жалким и неубедительным.

Он улыбнулся еще шире. Искорки сделались жарче и спустили ниже.

— Губы твои говорят «нет», но глаза…

— А глаза говорят: «Кончай пороть чушь!» — отрезала Эди. — С чего ты взял, что я ревную тебя к каким-то миллионершам?

— Попробую угадать. Может быть… я тебе небезразличен?

Вопрос этот, как легко понять, ответа не требовал — Эди повернулась к Лукасу спиной и, потягивая шампанское, устремила взгляд на ближайшую картину. Вспышки пурпура и серые тени на бархатно-синем фоне… Здорово. По-настоящему здорово. Интересно, сколько стоит?

Всего каких-то двадцать две сотни долларов. Для миллионерши — сущий пустяк.

— Тебе действительно нравится? — прозвучал над ухом голос Лукаса.

Она кивнула, не отрывая глаз от картины:

— Да, очень. Смотри: как будто фиалки под летним дождем!

Когда она наконец повернулась к Лукасу, он представлял собой довольно забавное зрелище: склонив голову и едва не высунув язык от усердия, он всматривался в картину. Несколько секунд спустя, выпрямившись, покачал головой:

— Нет, не понимаю. Не вижу. По-моему, напоминает боксера с расквашенной физиономией.

Эди презрительно фыркнула и снова повернулась к картине.

— Ничего удивительного. Мужчины всегда видят насилие там, где могли бы найти красоту.

Лукас снова склонил голову набок, но на этот раз разглядывал не картину, а саму Эди. Задумчиво прищурился, прикусил губу. И вдруг… Эди едва не задохнулась от острого желания узнать, каковы его губы на вкус. «Что за глупость? — думала она, потрясенная и испуганная. — Зачем мне это? И как это возможно, если, стоит ему ко мне прикоснуться, я с криком брошусь наутек?»

— Почему ты думаешь, что мужчина везде видит насилие? — поинтересовался он. Она пожала плечами.

— Потому что мужчины жестоки.

— Не все.

— Все до единого.

— Да ты мужененавистница! — изумленно воскликнул Лукас.

— Нет, просто реалистка.

— Ты думаешь, я жесток? — спросил он напрямик.

Этот вполне естественный вопрос застал Эди врасплох. Ибо, как ни странно, ей больше всего хотелось ответить «нет». Она чувствовала: несмотря на язвительность Лукаса, на его цинизм и неотступную внутреннюю горечь, настоящей жестокости в нем нет. Однако он — настоящий мужчина. Мужчина в высшей степени. Значит, должен быть жесток по натуре — разве не так?

— Да, — не вполне искренне ответила она. — Думаю, что ты способен на жестокость.

— Я не об этом спрашиваю.

— Разве?

Он покачал головой.

— Каждый из нас в принципе способен на что угодно. Речь не об этом. Скажи, сейчас я жесток?

— В данный момент — нет, — поколебавшись, пробормотала она.

— Ты когда-нибудь видела меня жестоким?

На этот раз она ответила, не колеблясь:

— Нет.

— Значит, ты считаешь меня жестоким только потому, что я мужчина?

— Да, — помолчав, тихо проговорила она. Лицо его оставалось бесстрастным, но Эди немедленно захотелось взять свои слова назад.

Заверить Лукаса, что в нем она видит исключение, что ни на секунду не подозревает его в склонности к насилию… К сожалению, сама она в это не верила.

Тогда — в прошлом, о котором вспоминать не стоит — ей часто случалось ошибаться в людях. Сколько раз она убеждала себя, что уж этот-то мужчина не поднимет на нее руку, а он избивал ее до синяков. Лукас, при всем его воспитании и самообладании, такой же мужчина, и значит, так же способен к жестокости… нет, поправила она себя, так же жесток, как другие.

— Понятно, — произнес он наконец. И умолк. Не стал развивать тему.

За что Эди была ему от души благодарна.

Поставив пустой бокал из-под шампанского на поднос проходящего мимо официанта, он принялся дергать себя за галстук.

— Лукас, не надо! — воскликнула Эди, инстинктивно потянувшись к нему.

Но тут же остановила себя, потрясенная и испуганная. Что с ней происходит? Она же никогда не прикасается к мужчинам по собственной воле! Эди поспешно отдернула руку.

— Не ослабляй галстук, — договорила она. — Ты должен выглядеть безупречно, если хочешь привлечь внимание женщины.

Он испустил вздох мученика, но оставил галстук в покое.

— Эди, мы торчим здесь уже почти час, но я не видел ни одной женщины, которую мне хотелось бы привлечь!

Красноречивый взгляд его, брошенный на Эди, уверял, что это не правда — есть здесь по крайней мере одна женщина, которую он просто мечтает привлечь. Но, судя по всему, это дело безнадежное.

— Никто не требует, чтобы она тебе нравилась, — возразила Эди, тщетно стараясь говорить спокойно. — Это же для статьи!

— Очень смешно!

Как же ему идет этот костюм и небесно-синий галстук! Впрочем, Лукас и без галстука… и без костюма… и, может быть, совсем без ничего… Господи, что за дикие мысли лезут ей в голову?

— Где ты взяла приглашения на эту шикарную тусовку? — спросил ее Лукас. Она пожала плечами:

— Знакомый помог.

— Какой знакомый? — подозрительно поинтересовался он.

— Мистер Дейвенпорт из «Дрейка».

— Что?!

Теперь уже Эди подозрительно уставилась на Лукаса, не понимая, отчего он вдруг так разъярился.

— Да, а что такое?

— А ты как думаешь? — злился он, глядя на нее испепеляющим взором.

— Не понимаю, что ты злишься? Объясни, пожалуйста.

— Я не доверяю этому парню, — мрачно заговорил Лукас. — А ты приняла от него помощь — и оказалась в положении…

— Каком?

— Неужели сама не понимаешь?

— Объясни, будь добр, в каком положении я оказалась?

Лукас заскрипел зубами.

— Теперь ты обязана ему отплатить. Сделать что-то для него. Можно мне не продолжать?

— Нет, мистер Параноик, продолжайте, пожалуйста. Что вас так пугает? Мистер Дейвенпорт — прекрасный человек, он был только рад мне помочь.

— Еще бы ему не радоваться!

Эди тихо охнула — до нее наконец дошло, что имеет в виду Лукас. То же самое, о чем думала и она, опасаясь принимать любезное предложение мистера Дейвенпорта.

— Хочешь сказать, в обмен на свою помощь он может потребовать что-то…

— Договаривай!

— Неприятного… или…

— Или?..

— Или… непристойного, — нетвердым голосом закончила она. — Попросит сделать то… то, чего я не хочу.

— Вот именно! — закивал Лукас. — Только, боюсь, не попросит, а потребует.

Эди удивленно покачала головой.

— Ну и кто теперь ревнует? — мягко спросила она.

Лукас мрачно усмехнулся:

— Ревность тут ни при чем. Я волнуюсь за твою безопасность.

— Во-первых, — холодно начала она, — я способна сама о себе позаботиться.

— Ну хорошо!

— Во-вторых, — сухо продолжала она, — ты, кажется, вообще никому не доверяешь?

— Никому, — ответил он мгновенно, без колебаний.

— Даже мне?

Он шумно вздохнул:

— Разумеется! Кто обрядил меня как на похороны и заставил выложить за стрижку больше, чем за ремонт автомобиля?

— Для твоего же блага, Лукас. Вот увидишь.

Лукасу только предстояло увидеть, но Эди видела уже сейчас. Дама за спиной у Лукаса вот уже несколько минут не сводила глаз с его… гм… скажем так, с очертаний его кормы. Даме было лет сорок с небольшим; элегантно подстриженные рыжие волосы, потрясающая фигура и сногсшибательное изумрудное платье с вырезом по самое «не могу». И смотрит она так, словно изнывает от желания свести с Лукасом очень близкое знакомство.

— Добыча сзади! — прошептала Эди, наклонившись к его уху.

Лукас вздернул брови:

— Что?

Она склонилась еще ниже.

— У тебя за спиной стоит женщина и глаз с тебя не сводит. Выглядит на пять баллов — думаю, ты не откажешься привлечь ее внимание. Должно быть, она видела, как мы спорили, и решила, что теперь ты свободен. Я спрячусь в дамской комнате, — торопливо продолжала она, видя, что Лукас готов пойти на попятную. — Надеюсь, когда вернусь, ты уже расставишь свои капканы. Счастливой охоты! А теперь, если не возражаешь…

Отступив на шаг и изобразив на лице праведное негодование, она с размаху шлепнула его ладонью по щеке и вскричала:

— Как ты смеешь, Лукас Конвей! Никогда, никогда в жизни я больше никуда с тобой не пойду!

Не дожидаясь ответа, с трудом удерживаясь от смеха при виде его ошарашенной физиономии, она повернулась на каблуках и бросилась в уборную, оставив Лукаса расставлять ловушки ничего не подозревающей жертве. Пока что он похож скорее на добычу, чем на охотника! Эди хихикнула и ускорила шаг. Если повезет, удастся увидеть конец представления. Она обожает романтические комедии!

Подняв руку к пылающей щеке, Лукас следил, как тает в полутьме зала стройная фигурка Эди. Какая она сегодня хорошенькая — просто глаз не оторвешь! Маленькое — очень маленькое — платье для коктейля; дымчатые — очень дымчатые — чулки; высокие — очень высокие — каблучки… Да еще это ожерелье из черных бусин! Стоит закрыть глаза — и видишь, как блестят эти бусины на обнаженной груди… Господи, весь вечер он почти только об этом и думает!

Но не сейчас. Ибо то, что произошло несколько секунд назад, поразило его до глубины души.

Она до него дотронулась! Сама, по собственной воле! И не отшатнулась с ужасом в глазах!

Положим, пощечина — не самое приятное из прикосновений. Но это мелочи. Главное — она не побоялась к нему прикоснуться! Несомненный прогресс… Другой вопрос — прогресс в чем?

— Боже мой, какая драматическая сцена!

Круто обернувшись на звук бархатного голоса, Лукас встретился взглядом с рыжеволосой незнакомкой, бесцеремонно обшаривающей его глазами — точь-в-точь как сам он только что обшаривал Эди.

Ух ты, какая фигура! Почему же он сам ее не заметил? Не потому ли, что взоры и мысли его были заняты Эди?

Лукас принужденно улыбнулся незнакомке. Точнее, надеялся, что вышла улыбка, а не гримаса — левая сторона лица у него онемела и ничего не чувствовала.

— Э-э… м-да, — красноречиво ответил он. — Думаю, для случайного зрителя это выглядело весьма… драматично.

Улыбнувшись в ответ, она придвинулась ближе.

— Поверьте, я наблюдала за вами вовсе не случайно.

— Вот как, — пробормотал Лукас, отступая назад.

Ничуть не смущенная, незнакомка сделала еще один шаг.

— И вот неслучайное наблюдение подсказало мне, что вам сейчас очень не хватает… друга.

Лукас попятился.

— Да… да… действительно… не хватает…

Только тут он сообразил, что ведет себя отвратительно. Ни один уважающий себя мужчина не станет пятиться от такой женщины… если, конечно, ему только что не съездила по физиономии Эди Малхолланд. Да, пожалуй, пощечина объясняет его замешательство. С отчаянием во взоре Лукас покосился в сторону дамской комнаты. Скоро ли Эди вернется и спасет его от этой пираньи?

Рыжая приблизилась к нему вплотную; в ноздри Лукасу ударил аромат «Шанель № Неизвестно Какой, Но Очень Сильно Пахнет».

— Она, кажется, очень расстроилась, — заметила дама, тоже покосившись в сторону туалета.

— Вероятно, — кивнул Лукас.

— Похоже, вам придется потрудиться, чтобы ее вернуть!

— Ага… похоже.

Рыжая устремила на него долгий задумчивый взгляд — ни дать ни взять удав перед кроликом.

— Мне кажется, — промурлыкала она (по-настоящему промурлыкала!), — такому мужчине, как вы, не стоит цепляться за такую девушку.

Так-так.

— Вы думаете? — переспросил он озадаченно.

Дама удивленно кивнула и, подняв руку, стряхнула с его лацкана явно несуществующую пылинку.

— Безусловно. Вы производите впечатление мужчины, которому нужна ласка и забота.

«Ни фига себе!»

— Вот как?

Дама кивнула.

— А юные девушки порой так инфантильны, не правда ли?

— Э-э… да Да, наверно. Эди — она такая… м-м… зайка. И рыбка. И кро… крохотулечка.

Но рыжую его откровения не впечатлили.

— Да, в ней что-то есть, — равнодушно бросила она. — Но, мне кажется, вам нужна женщина с большим опытом. Разумная. Терпеливая. Женщина, которая умеет обращаться с такими мужчинами, как вы.

«Вот это да!»

— Вы действительно так считаете?

— Разумеется, — проворковала она. (Да-да, по-настоящему проворковала. Ох, какая гадость!) — Почему бы нам с вами не уединиться в более… интимной обстановке?

«О боже!»

— Интимной? — холодея, переспросил or

— Именно, — улыбнулась она. — Я на своей машине, а мужа со мной нет. Мы отлично развлечемся вместе! И не только сегодня. — И добавила:

— Разумеется, я плачу за все. За все, — повторила она со значением.

«Невероятно!» — думал Лукас. Все, чего он тщетно искал почти два месяца, без чего не мог написать статью, о чем, наконец, втайне от самого себя мечтал всю жизнь, — все это свалилось на него с неба. Достаточно открыть рот и сказать: «Я согласен» — и репортаж, масса развлечений, а заодно и недурной приработок ему обеспечен.

Он уже открыл рот, чтобы сказать: «Я согласен» — но сказал нечто совершенно иное.

— Благодарю, но, с вашего позволения, пойду лучше найду свою подругу.

Со всей возможной галантностью (хотя какая уж там галантность!) высвободился из когтей озадаченной хищницы, послал ей прощальную улыбку, полную искреннего сожаления, и кинулся бежать так, словно за ним гналась свора адских псов.

На кой черт ему все эти миллионерши-шмиллионерши, если где-то у выхода поджидает его Солнышко-Эди, известная также как Зайка, Рыбка и Крохотулечка?

— Ты все провалил! Она уже была на крючке, а ты все провалил! Знаешь, кто ты такой? Просто король неудачников! С ума сойти! Не могу поверить, что тебе удалось все провалить!

Лукас не сводил глаз с дороги и терпеливо ждал, когда Эди перестанет его ругать. С самой галереи она снова и снова, с каким-то извращенным удовольствием твердила ему, что удача была совсем рядом, а он, такой и этакий, позволил миллионерше сорваться с крючка. Однако Лукасу почему-то казалось, что она совсем не сердится. Не странно ли — из кожи вон лезла, чтобы помочь ему заарканить богатую дамочку, а когда его замысел едва не увенчался успехом (успехом ли? — еще вопрос, кто кого заарканил!), едва не прыгает от радости, что он все провалил!

Интересное развитие событий.

— Рассказать кому — не поверят! — продолжала неуемная Эди. — Такой провал… Господи, Лукас, как ты мог? Ты все провалил!

— Ты уже говорила. Шестьдесят четыре раза.

— Но ты действительно все провалил!

— Шестьдесят пять.

Осмелившись бросить взгляд в ее сторону, Лукас увидел, что Эди устало облокотилась на окно и положила голову на руку. Она выглядела утомленной, подавленной, раздосадованной. И вовсе не счастливой.

— Прости, — проговорил он, снова переводя взгляд на дорогу. — Я знаю, что ты очень старалась, и жалею, что не сумел тобой воспользоваться…

Он почувствовал, как она замерла.

— Извини, я оговорился. Хотел сказать — не сумел воспользоваться твоей помощью, — быстро поправился он. — Если бы я воспользовался тобой, то извиняться не стал бы. Думаю, тебе бы понравилось.

— Мечтай, мечтай.

— Поверь, Эди, я только об этом и мечтаю.

Она промолчала, и Лукас не стал настаивать. Ему снова вспомнилось, как она прикоснулась к нему сегодня, и подумалось, что не стоит на нее давить. Очевидно; секс для нее — больной вопрос. Нужно быть осторожным и деликатным. Беда в том, что Лукас не умел осторожно и деликатно говорить о сексе.

— Кстати, Эди, о той пощечине, — начал он. Он не умеет ходить вокруг да около — значит, и пробовать не стоит, будем переться напрямик. — Мне понравилось, а тебе?

Снова бросив на нее быстрый взгляд, Лукас заметил, что она улыбается. Устало, подавленно, но улыбается. Хорошо. С этим уже можно жить.

— Ты не представляешь, как мне понравилось, — ответила она. Он улыбнулся в ответ:

— Я так и думал.

— Но, может быть, по другой причине, — уточнила она.

— Какая разница? Главное, что понравилось нам обоим.

Она принужденно рассмеялась:

— Я такого чудака, как ты, еще не встречала!

— И это говорит женщина, — не подумав, парировал Лукас, — которая способна без всякого повода врезать мужику по физиономии, но едва не падает в обморок, когда ее берут за руку?

Эди снова застыла на сиденье.

— Лукас, это не твое дело.

— Может, и так, — возразил он. — Но из-за этого мне чертовски трудно узнать тебя получше.

— А ты не пытайся меня узнать.

Не отрывая глаз от дороги, он процедил:

— Вот тут я с тобой поспорю.

— А что тебя не устраивает?

— Видишь ли, Эди, я очень хочу узнать тебя получше.

Она молчала; уголком глаза Лукас заметил, что она отвернулась и смотрит в ночную тьму.

— Это пройдет, — мягко сказала она наконец.

— Может быть, — согласился он. — Но я не хочу, чтобы это прошло!

— Это пройдет, — повторила она бесстрастным, далеким голосом, словно призрак, ведущий беседу с живым.

Он хотел ответить, хотел продолжить спор, но не успел придумать ответа. Впереди показался дом Эди — уродливое угловатое здание из серого кирпича. Не успел Лукас затормозить у подъезда, как Эди толкнула дверь и бросилась прочь из машины.

— Эди, подожди! — крикнул он ей вслед. Но крик его потонул в хлопанье дверцы.

— Черт! — пробормотал Лукас, распахивая дверь со своей стороны.

Он нагнал ее на втором этаже — она уже поворачивала ключ в замке. Лукас бросился вперед и, не думая, что делает, уперся ладонью в дверь, не давая ее открыть. Эди отшатнулась, хотя Лукас до нее не дотрагивался, она прижалась к двери спиной, и в глазах ее застыл настоящий ужас.