Близнецов, как всегда, было трудно успокоить.

— А ветчина будет, сэр?

— А гусь? А пирог?

— Сладкие пирожки с изюмом?

— Орехи? Апельсины?

— У вас в этом году не было рождественского ужина, не так ли? — снисходительно спросил граф. — Будет все, что пожелаете, в пределах наших возможностей. Однако чудес мы творить не умеем, так что с гусем придется повременить.

— А мороженое? — в один голос воскликнули близнецы. Граф, остановившись, повернулся к слугам:

— Позаботьтесь, чтобы мороженое было.

— В этом нет никакой необходимости, — запротестовала Мэг. — Сейчас зима!

— Но нет необходимости и отказывать детям в какое бы ни было время года. Ведь это наш свадебный обед и мой день рождения, а я тоже люблю мороженое.

— Вы их избалуете.

Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз:

— Уверен, вы мне не позволите это сделать.

Так-то оно так, но Мэг догадывалась, что не позволить графу Саксонхерсту сделать что бы то ни было не легче, чем не позволить Темзе течь к морю.

Появились три элегантных экипажа, запряженных превосходными лошадьми, у которых из ноздрей вырывался пар. Все лошади были покрыты тяжелыми попонами с графскими гербами той же голубой с золотом расцветки, что и ливреи у лакеев, выстроившихся вдоль ступеней. На дверце каждой из карет также красовался позолоченный герб.

Он действительно граф! Не то чтобы Мэг сомневалась в этом до настоящего момента, но и не верила до конца.

В мгновение ока он усадил Мэг в одну из карет и сам уселся рядом на пышное мягкое сиденье, обтянутое голубым шелком. Однако поскольку Рейчел и Ричард за ними не последовали, Мэг тут же встрепенулась и выглянула в окошко.

Граф потянул ее обратно.

— Оуэн о них позаботится. За кого вы нас принимаете? За работорговцев?

— Нет, разумеется.

— Тогда успокойтесь и наслаждайтесь своим свадебным торжеством. Надеюсь, и у вас, и у меня оно будет единственным.

Это заставило Мэг призадуматься. До сих пор она думала лишь о настоящем моменте, о том, что Лора теперь в безопасности и что у них у всех будут скромные средства к существованию. Но брак — это ведь навсегда. О Боже!

Мэг посмотрела ему в глаза:

— Я постараюсь, милорд.

— Вот и отлично. — Но как только карета двинулась, он притянул ее к себе с вполне очевидными намерениями. Мэг инстинктивно выставила вперед руки. Граф удивленно поднял брови:

— Вы возражаете против поцелуя?

— Кто-нибудь может увидеть.

— Мы в закрытой карете на пустынной улице, но если желаете, я задерну шторки.

Он имел полное право поцеловать ее, но… Она пыталась придумать подходящее оправдание.

— Все произошло так быстро, милорд. Мы можем быть мужем и женой, но вы для меня все еще незнакомец.

— Мы и есть муж и жена, разумеется. — Он отодвинулся в угол и вытянул ноги. — Однако следует ли мне понимать это так, что нынешней ночью вы не будете готовы к более интимному вниманию с моей стороны?

Мэг отвернулась, покраснев как маков цвет.

— Я исполню свой долг, милорд.

— К черту долг! Мы супруги, пока смерть не разлучит нас, поэтому, полагаю, осуществление брачных отношений можно отложить на день-другой.

Не услышав в его тоне ни раздражения, ни недовольства, Мэг обернулась. По ее представлениям, мужчины должны быть жадны в своих сексуальных притязаниях. Впрочем, к ней, конечно, он не испытывал подобных чувств. Да и с чего бы? Тем более что и она не чувствовала к нему ничего подобного.

Впрочем, приходилось признать, что кое-что она все же чувствовала. И что бы это ни было, уютным ощущение назвать было трудно.

— Вы выглядите такой взволнованной, — сказал граф со своим обезоруживающим блеском в глазах. — Должен предупредить вас, что девичье смятение действует на мужчин весьма возбуждающе. Широко открытые глаза, румянец на щеках…

Его снисходительный тон вынудил Мэг проявить характер.

— Понимаю: мужчины страдают охотничьим синдромом.

Его брови поползли вверх.

— Охотничьим?

— Румянец и широко открытые глаза для них — то же, что для охотника запах добычи.

Граф рассмеялся:

— Необычное сравнение, но, похоже, верное. Мужчины могут быть хищниками.

И он, видимо, намеренно обнажил в улыбке крепкие белые зубы. Мэг отчаянно захотелось поколебать его самоуверенность.

— Хищники, однако, не слишком разборчивы, не так ли, милорд? Им подходит любая добыча.

— Вовсе нет. Охотясь за кроликом, ястреб не польстится на ежа.

— Значит, я кролик?

— Я начинаю в этом сильно сомневаться.

Мэг вопреки здравому смыслу ощутила теплое чувство.

— И правильно. Я могу быть очень колючей.

— Это я вижу. — Его небрежная поза и полуприкрытые веки почему-то вызывали тревожное волнение у нее в груди. — Предупреждаю вас, моя дорогая графиня, что опасность возбуждает меня и я люблю хорошую охоту.

— Тогда помилуй Бог бедного маленького ежика.

Помолчав минуту, он сказал:

— Я пытаюсь представить себе охотника за ежами…

От нелепости подобной картины Мэг, не удержавшись, расхохоталась вместе с ним. И в этот момент почувствовала некий душевный покой, полностью вытеснивший тревогу. Она может разговаривать с этим мужчиной, у них одинаковое чувство юмора. Это уже много значит.

Отчасти чувство покоя проистекает от физического комфорта, догадалась она.

— В карете очень тепло, — заметила Мэг. Он наклонился и, отогнув край ковра, покрывавшего пол, показал ей черепичные пластины.

— Их нагревают и кладут под ковер перед тем, как садиться в карету.

Мэг не знала, что и сказать по поводу такого излишества, но вскоре ей пришлось расстегнуть накидку и скинуть ее с плеч.

Граф улыбнулся:

— Охотник за ежами должен быть терпелив, но в этом нет ничего дурного.

— Не будет никакой охоты, и вы прекрасно это знаете.

— А как же иглы? Охотник стремится к тому, чтобы животное развернулось и утратило бдительность. Вероятно, искусство охотника в том и состоит, чтобы добиться этого. — Мягкой, как птичье перышко, ладонью он погладил ее по щеке. — Заставить добычу саму приблизить свой конец…

Мэг невольно отшатнулась.

— Это вовсе не охота.

— Но вы превратили это в охоту. — Он коснулся пальцем ее уха, провел по его чувствительному краю; тихое шуршание, послышавшееся при этом, показалось Мэг таким оглушительным, что она задрожала. Она сидела вжавшись в угол сиденья — дальше отодвинуться было некуда. — Я вожделею тебя, жена моя.

— Но вы же не можете…

— Но ты меня отвергаешь. Поэтому я вынужден охотиться, что означает: я должен тебя соблазнить.

— Соблазнить? — Мэг удалось отодвинуться еще на дюйм. Он зажал пальцами мочку ее уха и потянул.

— Соблазнение, освященное браком, не предосудительно.

Она ничего не могла поделать, кроме как отклоняться то в одну, то в другую сторону, чтобы избежать его прикосновений, лишавших ее воли.

— Вы же согласились подождать!

Его рука опустилась, он снова расслабился, но стал ничуть не менее опасным.

— Разумеется. Слово Торренса. До тех пор, пока колючий клубок не развернется сам и не обнажит свою мягкую беззащитность. Охотно. Страстно…

— Страстно? — вырвалось у Мэг вместе с выдохом. Одних лишь его глаз, этих необычных глаз, его мощного тела, длинных ног, протянувшихся через всю карету, широких плеч, занимавших все видимое пространство, — одного этого, без всяких прикосновений, было достаточно, чтобы она поняла, что он изготовился к смертельному прыжку.

Был лишь один способ прекратить все это, и Мэг пришлось, отвернувшись, сказать:

— Думаю, будет лучше, если мы осуществим наши супружеские отношения сегодня же ночью, милорд.

Повисла напряженная пауза.

— Вы находите такой выбор более безопасным? — Ей не нужно было смотреть на него, чтобы знать, что в глазах его пляшут веселые искорки. — Если я сегодня приду к вам в спальню, — произнес он очень тихо, но так, что отчетливо было слышно каждое слово, — все будет не так просто. Я соблазню вас, леди Саксонхерст. Соблазню во всех смыслах этого слова.

Мэг снова задрожала. Она-то как раз думала, что все будет очень просто. Они лягут в постель, оба в ночных рубашках. Он сделает все, что положено, затем повернется на бок и заснет, оценив тихую покорность, с которой она исполнит свой неприятный долг.

Поцелуи будут легкими и вполне приличными, и никаких прикосновений к ушам и шее, никакого чувства опасности, ничего такого, от чего становится трудно дышать и кружится голова.

Он коснулся ее плеча — при этом все тело Мэг словно пронзило ударом молнии — и повернул к себе ее лицо.

— Если нам так скоро предстоит вступить в интимную близость, следует начинать уже сейчас. Подобающие супружеские отношения требуют времени. Много времени. Леди Саксонхерст, приготовьтесь к поцелую.

Она ожидала, что он крепко, даже грубо схватит ее, но он лишь взял ее за подбородок и приблизился. Его губы, лишь слегка касаясь, скользнули по ее губам. Однако особая аура, ощущение более реальное, чем он мог бы, как казалось, вызвать, мгновенно накрыла ее, словно пеленой тумана, дыхание стало прерывистым.

Как ему удалось сделать это всего лишь с помощью легкого поцелуя?

Мэг могла бы отстраниться и запротестовать, но ей не позволила гордость. Это ведь была ее идея положить конец его мучительному преследованию, сдавшись безотлагательно и хладнокровно.

Однако кровь, бурлившая в ее жилах, была отнюдь не холодна.

Он дразнил ее, легко водя губами по ее губам, отчего они горели почти невыносимо. Мэг неосознанно разомкнула их и ощутила его язык.

Она вздрогнула, но не отстранилась — это означало бы признать за ним победу, — открыла глаза (когда же она их закрыла?) и не отрываясь уставилась на него.

Она видела его улыбку, ощущала ее в себе, слышала в его голосе.

— Вы восхитительны, леди Саксонхерст. Вы принесете мне много радости.

— В процессе охоты?

— И поимки. Вы ведь вовсе не робкий ежик, не так ли?

— Претендую на роль по меньшей мере хитрой лисички.

— Лисы, моя дорогая. Матерой лисы. — Он водил пальцем у корней ее волос на затылке, по краю уха, шее, а рот его был по-прежнему так близок от ее губ, что их дыхание сливалось воедино.

Мэг не отступала:

— Лисичка или лиса — не важно: никому не нравится, когда за ним гонятся.

— Охота такого рода может и понравиться. Наслаждение, которое вас ожидает, трудно себе даже вообразить, уж поверьте.

Его рука скользнула по ее спине, и он вдруг поцеловал ее крепко, чуть не исторгнув крик из ее груди. Мэг и впрямь почувствовала себя как загнанная в нору лисица, притаившаяся в надежде, что гончие псы не учуют ее запаха, но знающая, что они уже взяли след.

Безошибочно взяли. Мэг дышала прерывисто, все ее тело было охвачено странной лихорадкой.

Потрясенная, она обнаружила, что это состояние было очень похоже на то, которое вызывала Шила-ма-гиг, — накатывающие один за другим, лишающие рассудка приливы головокружения.

Ничего удивительного, что мать всегда отказывалась говорить об этом!

Неужели супружеская близость может быть такой — ошеломляющей, неукротимой, до ужаса похожей на смерть?

Невзирая на все его чары, охота лорда Саксонхерста не увенчается успехом. Он не заставит ее желать самого сокровенного внимания с его стороны и наслаждаться им. Она не позволит ему доставить ей удовольствие, которое «трудно себе даже вообразить».

Потому что он весь так и лоснится от самодовольства, и это невыносимо.

Откинувшись назад, граф изучал ее, и Мэг показалось, что он несколько озадачен. Она заставила себя выдержать его взгляд. Да, близость с ним сегодня ночью обещает быть неприятной, но Мэг будет вознаграждена, когда увидит, как он будет обескуражен тем, что она сорвала его план.

Через некоторое время граф дернул за шнурок, чтобы привлечь внимание кучера. В крыше открылось окошко.

— Милорд?

— Останови у дома миссис Риблсайд на Крейн-стрит.

— Слушаюсь, милорд.

— Зачем? — поинтересовалась Мэг, уверенная, что он задумал новую хитрость.

— Вы должны позволить мне получить хоть какое-нибудь удовольствие, — сказал он. Вид у него был одновременно и довольный, и озорной.

Трудно представить себе, что человек может быть столь же беспечен, сколь и нечестив, но то, что доставить удовольствие этому мужчине способны весьма безнравственные вещи, казалось вполне вероятным. Мэг доводилось слышать о домах порока, и она могла бы поклясться, что от графа можно ожидать всего.

Карета остановилась, и Мэг выглянула в окошко, ожидая увидеть нечто ужасное. Однако увидела лишь вполне респектабельную улицу с высокими домами и магазинами — галантерейным и шляпным…

Лакей открыл дверцу, и граф, выскочив из кареты, почти силой вытащил из нее Мэг.

— Милорд!

— Идемте, а то остальные подумают, что вас похищают.

— Что вы делаете? — воскликнула она, когда он втолкнул ее в дверь. Благоразумная дама на ее месте уже кричала бы во все горло.

Но он был ее мужем, Господи помоги!

Граф сорвал с нее шляпку. Несмотря на волнение, Мэг вдруг поняла, что они — в магазине дамских шляп.

— Милорд? — Пухленькая молодая женщина была несколько озадачена внезапным вторжением, но явно не возражала.

— Шляпку, миссис Риблсайд. Не самое ваше фантастическое изделие — шляпка должна подходить к этому платью, — но что-нибудь чуть более веселое, чем коричневая соломка.

— Разумеется…

— И поскорее, пожалуйста. Да, кстати, это моя графиня. Она, несомненно, станет вашей постоянной покупательницей.

Женщина на мгновение потеряла дар речи, но тут же взяла себя в руки и расплылась в сияющей улыбке:

— Ваша светлость! Какая честь! Пожалуйста, присядьте…

— Для этого нет времени. Просто принесите шляпку. Полагаюсь на ваш вкус.

Чтобы выразить протест, Мэг решительно уселась на предложенный шляпницей стул.

— А может быть, я не хочу новую шляпку.

— Не говорите глупостей. Женщины всегда хотят новую шляпку.

Мэг приняла решительный вид:

— Если я буду покупать новые вещи, а я уверена, милорд, что вы будете на этом настаивать, тогда куплю и новые шляпки!

— Мы закажем специальный наряд к вашей свадебной шляпке. — Он швырнул ее убогий соломенный головной убор в угол, добавив:

— Эта вещь наводит на меня уныние. — И прежде чем Мэг успела возразить, ослепительно ей улыбнулся:

— Ну пожалуйста, исполните мою прихоть, дорогая.

Несмотря на героические усилия Мэг, гнев и желание перечить растаяли. Тут появилась хозяйка магазина, неся нечто из медового цвета бархата с голубыми лентами.

— Последний крик моды, миледи, португальский капор. Он вам очень пойдет и не будет выглядеть слишком вычурно. — Она натянула капор на голову Мэг и подвела ее к зеркалу.

— Вот видите, — сказал граф, — я знал, что миссис Риблсайд знает свое дело. Я не уверен, что вам идут широкие поля. А эта шляпка вам явно к лицу.

Мэг не могла с этим не согласиться. Шляпка ей действительно шла. Она боялась, что они нарядят ее в какое-нибудь смехотворное сооружение из белой соломки с перьями. Но эта шляпка, полностью прикрывая волосы сзади, спереди оставляла их на виду, и ее теплый цвет действительно был к лицу Мэг и подходил к ее простому платью.

Отказаться было бы невежливо, к тому же для пререканий оставалось много других, более серьезных поводов. Мэг смотрела на себя и улыбалась.

— Спасибо, миссис Риблсайд. Ну что, милорд, теперь мы можем ехать? Моя семья волнуется.

Сердечно поблагодарив хозяйку шляпного салона, граф подхватил Мэг под руку и повел к карете. Он приказал кучеру ехать побыстрее. Когда они тронулись с места, Мэг вспомнила, что о стоимости шляпки и вообще об оплате не было сказано ни слова. В этом было какое-то грешное удовольствие — не думать о цене.

Мчащаяся во весь дух карета вскоре выехала на красивую площадь.

— Это здесь находится ваш дом?

— Мой лондонский дом — да. Площадь Мальборо.

В центре площади располагался большой ухоженный парк. В нем был даже пруд с утками, вокруг которого под присмотром нянь играли дети. По периметру площади стояли большие дома из грубо отесанного камня и несколько особняков.

— Это чудесно!

— Мне тоже так кажется. Мое основное загородное поместье Хейвер-Холл находится в Суссексе. Надеюсь, вы любите деревню?

Карета затормозила и остановилась в ожидании, когда лакеи подбегут, чтобы открыть дверцу и развернуть складные ступеньки.

— Последние четыре года я провела в деревенском доме — служила там гувернанткой, милорд. Мне там очень нравилось.

Набег на шляпный магазин был действительно молниеносным: карета с домочадцами Мэг только что подъехала. Похоже, граф вообще все делает в спешке. Исключение, очевидно, составляют любовные отношения с женой.

О Боже! Где-то в этом доме находится кровать, а ночь уже близка…

Граф спрыгнул на землю и подал Мэг руку.

— Знаете, вам ведь придется как-то называть меня — не милордом же.

— Вы так считаете?

— Ну разумеется. Друзья называют меня Саксом. Но вам это не понравится.

Мэг готова была возразить, но догадалась, что именно этого он от нее ждет, и согласилась:

— Да, это не совсем уместно. — Она почувствовала, как он сжал ее руку.

— При крещении меня назвали Фредерик Джордж. Фредерик мне не нравится.

— Тогда, может быть, мне называть вас Фредди?

— Вы это серьезно?

Мэг, разумеется, так не думала. "Трудно представить себе человека, который был бы меньше похож на «Фредди». — При этой мысли Мэг не сдержала улыбки.

— Вот так-то лучше. Мы ведь не противники, моя дорогая, каким бы противным я ни был порой. Вам с Оуэном еще придется проливать из-за меня слезы, уткнувшись в свои чайные чашки. Однако почему бы пока не остановиться на Саксонхерсте? Это лучше, чем «милорд», а со временем, может быть, и вы привыкнете к дружескому «Сакс».

Мэг с благодарностью приняла протянутую им оливковую ветвь:

— Отлично, пусть будет Саксонхерст. А как вы будете меня называть? Не можете же вы всегда обращаться ко мне: «Моя дорогая».

Этот выпад он отразил легко, как птичье перышко:

— Я был бы счастлив называть вас «моя дорогая» всегда, если желаете. Однако я бы предпочел ваше имя при крещении. Минерва, не так ли? Богиня мудрости.

Мэг уже собиралась было поправить его, но вовремя прикусила язык. В конце концов, Минерва — это тоже ее имя, и оно будет создавать между ними некоторую официальную дистанцию. В настоящий момент чем формальнее будут их отношения, тем лучше.

К тому же насколько изысканнее и куртуазнее оно звучало. «Минерва Саксонхерст», — произнесла она почти неслышно, ибо ей было известно, что графинь чаще называют по титулу мужа, а не по его фамилии.

— Восхитительно. — Он сделал жест, долженствовавший, видимо, выразить восторг. — Прошу вас, Минерва Саксонхерст, входите в свой дом!

Заметив, как снисходительно улыбаются слуги, для которых их жизнерадостный хозяин, несомненно, был кумиром, Мэг повиновалась.