Глава 4

Оуэн до сих пор окончательно не решил для себя, благоразумно ли поступает его друг, но понимал, что сделать он ничего уже не может, оставалось лишь постараться смягчить ситуацию.

В последние часы истекающего последнего дня года они возвращались из «Уайтса» пешком, несмотря на мороз и колющий ветер. Саксу всегда требовалось израсходовать накопившуюся за время долгого сидения энергию, а посидели они немало. Большую часть времени он потратил на игру, делая небольшие ставки, а также вместе с Вейном и Питершемом сочинял дурацкие куплеты, а потом выпивал с тоскующим по дому шотландцем, которому не терпелось поговорить о том, как отмечают новогодний праздник у него на родине. Бедолага Маккэллум пригласил Сакса к себе на следующий вечер, чтобы отметить Новый год как полагается, но Сакс сказал ему, что он уже приглашен. Лишь улыбка, едва тронувшая его губы, свидетельствовала о том, что в этих словах его был двойной смысл.

Как правило, с Саксом лучше было разговаривать прямо, поэтому, когда они свернули на тихую площадь, Оуэн сказал:

— Тебе не кажется, что следует кое-что приготовить для невесты?

— Черт возьми, почему ты мне раньше этого не сказал? Ей же понадобится как минимум кровать.

— Как минимум. Не забудь о ее братьях и сестрах.

— А разве не ты должен заботиться о таких мелочах?

— Только в том случае, если получаю соответствующие распоряжения.

Они уже подходили к дому.

— Обычно их отсутствие тебя не останавливает. — Взбежав по ступенькам, Сакс крутанул дверной звонок. Он никогда не носил с собой ключей, поэтому кто-нибудь из слуг всегда ждал его возвращения. Сегодня это был Стивен, исполнявший, когда требовалось, обязанности лакея. В свое время он научился быстро бегать, спасаясь от честных граждан, у которых воровал носовые платки. Подавляя зевок, Стивен принял у Сакса и Оуэна шляпы и трости.

Терпеливо дожидавшийся под дверью Брэк, виляя хвостом, подскочил к хозяину, требуя ласки. Погладив пса, Сакс схватил со столика, стоявшего в вестибюле, зажженную свечу и стремительно направился в сопровождении собаки к лестнице — пламя свечи развевалось, словно флаг на ветру. Оуэн последовал за ними, надеясь, что они не поднимут на ноги весь дом. Раньше такое случалось.

Впрочем, Оуэн понимал, что Сакс прав, — ему следовало бы самому обо всем позаботиться. В глубине души он чувствовал, что просто пытается умыть руки, не ввязываться в это дело.

Сакс вошел в комнату, располагавшуюся рядом с его собственной спальней. В нетопленом помещении изо рта у него начали вырываться облачка пара.

— Спальня графини, — сказал он, поставив свечу и раздвигая шторы, словно волшебным образом в окно мог влиться дневной свет. — Побольше свечей!

Оуэн поспешил в его спальню и вернулся с целой охапкой свечей. Через несколько секунд прибежал с канделябрами Стивен.

В мерцающем свете свечей Сакс оглядел темную мебель и оливково-зеленые занавески.

— Конечно, все это вышло из моды тридцать лет назад, но на первых порах сойдет. Вели кому-нибудь разжечь большой камин и проветрить эту постель.

— Но сейчас два часа ночи.

— Утром, — добавил Сакс, будто с самого начала собирался отдать именно такое распоряжение. Может быть, так оно и было.

Он остановился перед маленькой картиной, изображавшей простую женщину в белом чепце, которая резала желтый сыр.

— Черт побери, это же голландский мастер. — Он хрустнул пальцами. — Вермеер. Прелестно, правда?

Оуэн никогда не мог понять, когда Сакс шутит, говоря об искусстве, а когда нет. Ему самому нравилась неброская простота картины, но действительно ли она восхищала его друга, чей вкус, похоже, был иным? Сакс приобрел довольно много работ Фюсли, который любил рисовать фрукты и головы животных, а также Тернера с его наплывом красок.

Сакс потрогал простую раму:

— А я все думал, куда она делась, после того как я ее купил. Пусть висит в моей спальне. Стивен!..

Но прежде чем лакей успел сдвинуться с места, Оуэн сказал:

— Лучше не надо.

У Сакса брови поползли вверх.

— Ты думаешь, я ее растерзаю? Нет, я ведь, как Гамлет, безумен только при норд-норд-весте. Когда ветер дует с юга, я могу отличить Вермеера от надутого монаха.

— Это будет для тебя поводом навещать жену.

Сакс уперся руками в бока:

— У тебя чертовски забавное настроение!

— У меня чертовски забавные обязанности. — Оуэн кивком головы отослал Стивена.

— Теперь мне придется выслушивать твою лекцию? — спросил Сакс, открывая пустые шкафы и выдвигая ящики комода. — Так знай, что я вовсе не собираюсь дурно с ней обращаться.

— Знаю. Но ты человек распутный.

— А разве жена существует не для этого?

— Ты не можешь знать, как она к этому отнесется. Не сомневаюсь, что свои обязанности она будет выполнять должным образом.

— Обязанности. — Сакс скривил губы. — Пора бы тебе научиться находить в этом радость, мой друг.

— У меня тоже есть некоторый опыт. Просто я более…

— Разборчив? Приятель, я чересчур разборчив. Мне нужно только самое лучшее.

Оуэн сказал лишь то, что должен был сказать:

— Ты не сможешь впредь водить сюда своих женщин.

Сакс резко захлопнул дверцу шифоньера орехового дерева и обернулся.

— Ты понимаешь, о чем говоришь, а?

— Разве нет?

— Эта дейнджерфилдская драконша победила. Ей удалось в конце концов хоть отчасти ограничить мою свободу.

— А ты сделай так, чтобы все обернулось счастливым браком, и тем самым насоли ей.

— Вот так мысль! Приходится лишь надеяться, что у моей жены такой же ненасытный сексуальный аппетит, как у меня. Впрочем, полагаю, мой супружеский долг — поощрять его. Это может оказаться забавным… Дети! — оборвал он себя. — Им тоже нужны комнаты.

— Не так скоро.

— Ага! — Сакс сверкнул ослепительно обворожительной улыбкой. — Я сбил тебя с толку, мой исполнительный друг. Ты забыл о родичах моей невесты.

— Черт побери!..

— Сколько их? — Подхватив канделябр, Сакс стремительно направился на следующий этаж. Оуэн поспешил за ним:

— Точно не знаю.

— Какого они возраста?

— Понятия не имею.

Сакс, сопровождаемый собакой, пошел по коридору и распахнул первую дверь.

— Это детская? — У Оуэна никогда не случалось нужды заглядывать сюда, но как управляющий он порадовался тому, что в комнате царили чистота и порядок. Казалось, здесь ничто не изменилось с тех пор, как комнатой пользовались в последний раз. — Это была когда-то твоя комната?

— Мой отец получил титул, когда: мне исполнилось уже восемь лет, но в те годы мы редко наезжали в Лондон. Однако это я помню. — Сакс погладил металлический поручень, огораживающий маленькую кроватку. — Здесь спала моя сестра. — Он помолчал. — Нашу няню звали Няня Баллок. Она умерла, когда мне было одиннадцать. — Рука его задержалась ненадолго на холодном металле, потом он быстро вышел в коридор и открыл следующую дверь. — Вот где была моя спальня.

Брэк с интересом обнюхивал холодную комнату. Оуэн начал дрожать.

— Три? — спросил он, указывая на три узкие кроватки, установленные вдоль стены.

— Это осталось с тех времен, когда мой отец был ребенком. У него было два брата. Мы, Торренсы, очень чтим традиции. Это комната мальчиков, а это, — он распахнул дверь на противоположной стороне коридора, — девочек. Только две кровати для двух моих тетушек. О, они без матрасов.

— Так я и думал. Боюсь, мы не сможем раздобыть их до завтрашнего вечера.

— С деньгами можно сделать все.

Оуэн сделал пометку в записной книжке, понимая, что Сакс прав.

— У Джиллингемов, вероятно, есть свои матрасы, они могут перевезти их сюда.

— Купи им новые. — Сакс был уже в следующей комнате, в классе, где стоял длинный стол с шестью стульями.

Эти комнаты показались Оуэну странными, словно поколения детей прошли через них, оставив здесь свои тени. Два старинных образчика вышивки висели на стене рядом с, выцветшей картой, которой было не более пятнадцати лет. Деревянный глобус стоял у окна, в разных точках в него были воткнуты булавки. На полке выстроились в ряд шесть оловянных чернильниц. В полупустых книжных шкафах тут и там стояло несколько книг с потертыми обложками.

Но пятнадцать лет назад трехлетняя девочка погибла вместе с родителями в той дорожной аварии, а мальчика, которому было десять, взяла на воспитание бабушка по материнской линии, герцогиня Дейнджерфилд.

Впервые в жизни Оуэн по-настоящему осознал, каким крахом обернулись для Сакса те события. Герцогиня уволила даже няню, которая растила его с самого рождения, — Няню Баллок.

Сакс пробежался пальцами по книжным корешкам.

— Я и не знал, что все эти книги по-прежнему здесь. Там, внизу, у меня есть такие же, только более новые и хорошие.

Оуэн усомнился, что слово «хорошие» здесь подходит.

— Полагаю, нам придется нанять гувернантку или, возможно, наставника. — Сакс оглядел комнату. — Но это не срочно. Как ты думаешь, если протопить и немного освежить обстановку, эта комната подойдет?

От сквозившей в его тоне неуверенности сжималось сердце. Сакс мог взять в жены незнакомую женщину и быть уверенным, что поладит с ней, но дети — дело другое. Его собственное детство было прервано слишком рано и слишком жестоко.

Оуэн начинал тревожиться за братьев и сестер будущей графини, равно как и за нее самое — Сакс был щедр, но непредсказуем, — и осторожно спросил:

— Быть может, позволить детям самим высказать пожелания относительно перемен в этой части дома?

— Хорошая мысль!

Памятуя о приверженности Торренсов традициям, Оуэн задал еще один вопрос:

— Им будет разрешено сделать так, как они захотят?

— В пределах разумного. Почему бы и нет, — ответил Сакс. Заглянув еще в одну пустую комнату, он пошел обратно, тихо прикрывая двери за своим прошлым.

С обычной энергией Сакс сбежал вниз по лестнице, прочерчивая путь пламенем свечных фитильков. Задержался у двери спальни.

— И впрямь, позор!

— Что?

— Проявлять такое целомудрие накануне последней ночи свободы. Но полагаю, это окажется полезным опытом.

— Для брака? Едва ли.

— Твои сомнения заразительны. — Сакс задул одну из трех свечей. — Если моя жена будет избегать близости со мной, я высохну от жажды. — Он задул вторую свечу. — Предстоит геркулесов труд, чтобы заполнить семь этих кроваток моими собственными отпрысками. — Он открыл дверь своей спальни, и Оуэн увидел, что Нимз терпеливо дожидается его там. — Но я буду стараться, — заявил Сакс, задувая последнюю свечу, — а Нимз, как верный оруженосец, будет рядом, чтобы готовить меня к сражениям.

Он вложил канделябр в руку Оуэну, ласково пожелал доброй ночи Брэку и тихо прикрыл за собой дверь. На прощание он поклялся:

— Я буду горд и доблестен. Вынослив, как десять мужчин одновременно, и терпелив, как Иов. Молись только, чтобы у меня не выскочили чирьи, как у него. Сладких снов тебе, Оуэн!

Оуэн смеясь отправился к себе в кабинет и составил длинный список инструкций для прислуги. Однако когда он лег наконец в постель, его продолжала мучить тревога за мисс Джиллингем и ее оказавшихся в беде братьев и сестер. Сакс ведь такой непредсказуемый!

Хоть Мэг и была измотана, сон не шел к ней. Она пролежала в постели не смыкая глаз большую часть ночи, представляя себе возможные наихудшие последствия своего поступка. Однако каждый раз образ сэра Артура, всплывая в памяти, напоминал ей, что действительно самое худшее.

При первом свете утра она выскользнула из кровати и разбила корочку льда, которой подернулась за ночь вода для умывания. Ледяная влага придала ее утратившему всякие краски лицу легкий румянец. После этого Мэг долго расчесывала волосы — пока не сломался гребень. И все равно она не была похожа на графиню.

Несмотря на то что мучительная неделя ожидания окончилась, Мэг не отпускал страх: она боялась, что стала жертвой какого-то зловещего обмана. Сегодня сэр Артур придет за ответом и, когда она откажется отдать ему свою сестру, выбросит их на улицу. Она взглянула в покрывшееся морозным узором окно и увидела, как редкий снежок, кружась, падает на заснувший сад и ветер гнет деревья. Там, на улице, они замерзнут насмерть.

Но было нечто, чего она страшилась еще больше: если ее свадьба не состоится, Лора вполне способна пожертвовать собой. Этого допустить нельзя! Но она не сможет ничего сделать, если сестра догадается о претензиях сэра Артура. А он ей, конечно, все расскажет.

Нет, Шила нашла решение и, как всегда, показала при этом свое жало: Мэг вынуждена выйти за незнакомца, у которого не все в порядке с головой, а возможно, и с телом. Зато их жизнь наладится, и у них появится все, что необходимо.

Поэтому, поднимая с постели сестер, Мэг совершенно искренне молилась, чтобы все это не оказалось обманом.

Она перечитала письмо графа. Оно казалось абсолютно разумным, да и зачем бы такому человеку дурачить бедную Мэг Джиллингем?

С другой стороны — зачем такому человеку жениться на бедной Мэг Джиллингем?

Заплетая роскошные волосы Рейчел в косу, Мэг убеждала себя, что лорд Саксонхерст получает именно то, что искал: трудолюбивую, честную и преданную жену.

Сестренка вертелась как уж:

— Мэг, а ты в самом деле станешь графиней?

— Думаю, да. Сиди смирно.

— Ах, как бы мне хотелось быть графиней! И ты станешь бывать при дворе?

— Понятия не имею. — Гоня от себя ужаснувшую ее мысль, Мэг туго стянула бантом кончик косы. — Ну вот и все. Иди разожги огонь.

С Лорой было ничуть не легче.

— У тебя будет много платьев, правда? И ты станешь участвовать в государственных церемониях…

— Очень надеюсь, что не придется. Дай мне застегнуть тебе пуговицы.

Лора стояла спиной к Мэг в прелестном платье, слишком легком для такой погоды, но у Мэг не было сил заставить ее переодеться. Ничего, в шерстяном пальто не замерзнет.

— А что, если король умрет? Ведь может же он умереть, правда? Тогда состоится коронация наследника, и ты будешь на ней присутствовать!

— Лора, как ты можешь желать смерти ни в чем не повинному человеку?

— Я не желаю. Я просто предполагаю.

На скромном платье Мэг застежка была спереди, поэтому она справилась сама.

— Ты можешь представить меня в бархате и горностаях? Нет, я буду из тех графинь, которые ведут домашнее хозяйство и воспитывают здоровых и счастливых детей. Пошли готовить завтрак.

Помешивая овсянку, Мэг представляла себе здоровых и счастливых детей и этим видением, словно щитом, заслонялась от ужасающей картины собственного участия в государственных церемониях.

Они ели кашу с солью и сильно разбавленным водой молоком. Она не сомневалась, что в хозяйстве графа нет недостатка в сливках и сахаре, и за них-то и платила своей свободой.

Позавтракав и вымыв посуду, Мэг проверила, все ли тепло и аккуратно одеты, после чего повела семейство в церковь Святой Маргариты.

Ей казалось, что она отлично держит себя в руках, но, завидев церковь, где каждую неделю присутствовала на воскресной службе, почувствовала, что ноги у нее словно примерзли к земле.

Венчание! Она близка к тому, чтобы не только тело, но и жизнь отдать в руки незнакомца. У нее не останется права на уединение, она не сможет ходить куда и когда ей захочется. Она вынуждена будет передать ему власть над своей семьей…

— Что случилось? — спросила Лора.

— Не вижу кареты. Что, если там никого нет? — Входная дверь была распахнута, но перед церковью не было ни души.

— Никого нет? Почему же он не приехал? Ведь он же сделал тебе предложение, правда? — Голос Лоры дрогнул.

— Да, конечно. — Мэг заставила себя улыбнуться. — Я уверена, что граф ждет внутри. В конце концов, я в первый и последний раз выхожу замуж и должна испытать все сполна — включая нелепое волнение и потоки слез!

— Глупости, — сказала Лора, рассмеявшись с облегчением. — Ты никогда в жизни не плакала!

— Но я и замуж еще никогда не выходила, — ответила Мэг. Фраза прозвучала суровее; чем ей хотелось, и, чтобы сгладить впечатление, она улыбнулась братьям. — Джентльмены, приготовьтесь подхватить меня, когда я стану падать в обморок!

Отважно улыбаясь, Мэг повела своих домочадцев по каменным ступенькам к входу в церковный притвор, где привычно пахло заплесневевшими молитвенниками и ладаном.

Теперь только одна дверь отделяла ее от нефа, таившего ее будущее. Помедлив лишь секунду, Мэг открыла ее и вошла внутрь.

На мгновение контраст дневного света и полумрака церкви ослепил ее. Но в слабо пробивающемся сквозь витражные окна зимнем свете она вскоре различила людей, стоявших у алтаря, — шестерых мужчин и двух женщин. В этот момент церковные часы стали отбивать одиннадцать, и все они обернулись.

Мэг застыла на пороге, и Лоре пришлось слегка подтолкнуть ее.

— Который из них он? — шепотом спросила она; в ее голосе не было ничего, кроме волнения.

Мэг двинулась вперед, она медленно шла по проходу между рядами скамеек. Который из них он? Когда глаза ее привыкли к полумраку и нервы немного успокоились, она отмела Реверенда Билстона и нескольких мужчин, явно бывших слугами.

Оставались два джентльмена: один с темными волосами, другой — блондин.

«Темно-желтый!» Как это Сьюзи могло прийти в голову так описать эти элегантно уложенные тускло-золотистые кудри? Мэг была еще слишком далеко, чтобы рассмотреть его глаза, но достаточно близко, чтобы видеть, что он высок, хорош собой, элегантен — словом, обладает всеми внешними достоинствами, подобающими молодому графу.

О, это вовсе не подачка, из милости к ее бедственному положению брошенная Шилой! И как ей это удалось?

Граф, обернувшись, не сводил глаз с Мэг: он оценивал ее быстрым, цепким взглядом. Она всматривалась в его черты, стараясь найти в них признаки шока или разочарования. Но единственное, что в них было, — это интерес. Внезапно лицо его озарилось очаровательной улыбкой.

Совершенно очевидно, что он был рабом волшебства! Мэг остановилась, словно перед ней вдруг выросла стена. Нет, она не имеет права. В какой бы нужде она ни пребывала, она не имела права морочить такого человека. Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Простите меня. — Мэг повернулась и, растолкав озадаченных сестер и братьев, бросилась к выходу.

Кто-то уже успел закрыть дверь, Мэг в панике шарила по ней ослабевшими пальцами в поисках щеколды. Внезапно в поле ее зрения возникла рука, решительно прижимавшая темное дерево, чтобы не дать ей открыть дверь.

— Мисс Джиллингем, пожалуйста, не убегайте.

Должно быть, он торопился, чтобы остановить ее, но его звучный голос звучал ровно, с красивыми модуляциями и даже с успокаивающей интонацией. Но это не помогло. Сьюзи говорила, что граф легко мог бы найти себе невесту, и это была чистая правда. Значит, все дело в волшебстве, в злонамеренном колдовстве!

— Прошу вас, милорд…

Рука его оставалась неподвижной. Она была очень красива — с длинными изящными пальцами и отполированными ногтями. Истинно графская рука.

Граф склонился над ней всем своим мощным корпусом и накрыл ее своей тенью. Даже не глядя, Мэг поняла, что он почти на фут выше ее.

Выхода не было: Мэг повернулась спиной к дубовой двери и, подняв голову, взглянула ему в лицо, благодаря Бога, что в церкви темно. Она не могла сказать ему правду — о Шиле говорить вообще возбраняется.

— Это смешно, милорд!.. Я думала, что смогу. Но теперь вижу…

— Вам просто нужно несколько минут, чтобы прийти в себя. — Он чуть отодвинулся назад и снова улыбнулся той самой, видимо, привычной для него очаровательной улыбкой. — Пойдемте присядем на скамью, мисс Джиллингем, и все обсудим.

Он взял ее за руку, затянутую в перчатку, и повел к ближнему ряду скамей. Мэг не могла придумать никакой отговорки. Опустившись на скамью, она увидела Джереми, Лору и Ричарда с Рейчел, которые глядели на нее широко раскрытыми глазами. Ее словно ударили: она вспомнила, зачем она здесь.

Близняшки выглядели испуганными, Лора — растерянной. А вот Джереми уже принимал боевую стойку. Мэг выдавила из себя улыбку, чтобы подбодрить их, но сознавала, что та вышла весьма неубедительной.

— Мисс Джиллингем, — сказал граф, усаживаясь рядом на отполированную скамью. — Уверяю вас, что я совсем не так страшен.

Его глаза действительно были желтыми, по крайней мере зрачки имели необычный бледно-ореховый цвет и были окружены темно-коричневым ободком. Но что гораздо важнее — глаза были властными. Мэг не знала, что именно придает глазам властный вид, но эти глаза, безусловно, были властными. Окруженные светло-коричневыми ресницами, они словно бы искрили, излучая мощную энергию.

Мэг отвернулась, вперив взор в мемориальную дощечку на стене, установленную в память о семействе Мерриэм, один из представителей которой в прошлом веке был лордом-мэром.

— Вы не пугаете меня, милорд, вовсе нет. И именно поэтому я не понимаю, зачем вы хотите на мне жениться.

— Сьюзи ведь объяснила вам мою ситуацию.

Мэг заставила себя взглянуть на него. Увы, он был так же хорош, как прежде.

— Но эта причина кажется ничтожной для того, чтобы вы связывали себя со мной на всю жизнь.

— Вы находите ничтожным данное мной слово чести?

Мэг почувствовала, что краснеет.

— Нет, милорд, что вы! Но разве ваша бабушка не в состоянии понять, что вы просто не смогли сдержать обещание?

— Нет. Абсолютно не в состоянии. Ну пошли, мисс Джиллингем. Я должен побить противника его же оружием. Что вас во мне не устраивает?

Его легкомысленная самоуверенность повергала ее в отчаяние. Как сказать ему, что она не хочет выходить за него замуж, потому что он — жертва колдовских чар? Или что ее напугало, сколь неравноценной оказалась сделка? Что ей хотелось бы, чтобы он оказался нелепым и неуравновешенным?

— Вы очень высокий, — пробормотала она.

— Не очень, — возразил он. — А когда мы сидим, разница в росте и вовсе не бросается в глаза. Я постараюсь сидеть, как можно больше. — И добавил с вызовом:

— Я полагал, что мы заключили соглашение, мисс Джиллингем. Вы дали обещание.

— Но я оговорила, что соглашение вступит в силу, если мы сочтем, что подходим друг другу, милорд.

— Я нахожу, что вы мне подходите.

— Как это может быть? Вы меня не знаете.

— Мне нравится уже то, что вы мучаетесь сомнениями.

— Что?

— Если бы вы решительно вошли сюда и бестрепетно произнесли клятву перед алтарем, мисс Джиллингем, я бы огорчился. В конце концов, я и сам немного волнуюсь. Но двум разумным людям будет вовсе не трудно притереться друг к другу, особенно если их отношения будут покоиться на материальном благополучии. И разумеется, я стану заботиться о ваших братьях и сестрах. — Это была козырная карта, и он выложил ее. без всякой помпы, но обдуманно — в этом она не сомневалась. — Вы мне их представите?

Отказаться было невозможно, и Мэг жестом подозвала домочадцев. Близнецы подошли с опаской, но, поболтав с графом несколько минут, уже смотрели на него с восхищением. Лора была по-прежнему озадачена, но вскоре граф заставил ее покраснеть. Мэг с дурным предчувствием наблюдала за его легкими победами и радовалась тому, что Джереми оставался невозмутимым.

— Милорд, — сказал он, — Мэг не обязана выходить за вас замуж, если она того не желает. Мы можем обойтись и без вас.

— Не сомневаюсь, что можете. Вы, судя по всему, способные и трудолюбивые люди. Но если мы выполним это соглашение, всем нам станет легче и я буду вечно вам благодарен.

Он завел разговор об их интересах и школьных занятиях и так умело втянул в беседу, что вскоре даже Джереми смягчился, особенно когда граф упомянул как бы невзначай о своей учебе в Кембридже.

Мэг следовало бы радоваться, что тревоги ее семейства рассеиваются, и она была этому рада, если бы не одно обстоятельство: граф Саксонхерст вел себя уверенно, как человек, который с самого рождения привык к тому, что ему никто не смеет перечить. Он был чарующе обаятелен и прекрасно сознавал это.

Казалось, не было никаких причин сомневаться — и все же она по-прежнему сомневалась. Она чувствовала себя так, словно это она была околдована заклятием. Конечно, так и есть! Мэг едва не вскрикнула вслух. Поделом ей. Он околдован Шилой, а ей грозит оказаться околдованной им.

Наблюдая за графом, Мэг почти зримо ощущала вокруг него сияющий ореол обаяния… Она тряхнула головой, чтобы отогнать видение: просто это играют проникающие сквозь цветные стекла солнечные лучи. Но нет, не только! Невозможно было отрицать воздействие, которое он на нее оказывал, так же как и то, что оно волновало ее до глубины души.

Этот человек был слишком большим подарком для такой мышки, как Мэг Джиллингем. Но у нее не было выбора.

Глава 5

Наконец он повернулся к ней и, решив, что она достаточно пришла в себя, встал, после чего, поддерживая под локоть, заставил встать и ее. Он счел, что больше она сопротивляться не будет, и оказался прав. Однако со стороны Мэг дело было вовсе не в доброй воле, а в необходимости — семья отчаянно нуждалась в ее помощи.

Спустя несколько секунд они стояли перед викарием.

Худой, седоволосый преподобный Билстон смотрел на Мэг с участием. Он знал ее почти с детства и всего три месяца назад отпевал ее родителей.

— Ты вполне пришла в себя, Мэг? Никакой спешки нет, знаешь ли. Брачное свидетельство будет действительно и завтра, и через неделю. Если ты не совсем уверена…

Мэг снова взглянула на графа и поняла, что больше он не собирается оказывать на нее давление. Он бросил кости и теперь просто ждал, как они лягут.

«Лора, Лора, Лора!» Мысленно трижды произнеся имя сестры как заклинание, Мэг обрела твердость и улыбнулась викарию:

— Это была просто минутная слабость, ваше преподобие. Теперь я совершенно готова.

После непродолжительной паузы преподобный Билстон начал церемонию. Для Мэг время вопросов закончилось, теперь она лишь давала подобающие ответы, полностью доверившись течению событий, которое выбрала сама. В конце концов, ничего в сущности не изменилось — разве что граф оказался отнюдь не объектом сочувствия, и было бы странно сожалеть о…

Она очнулась от прикосновения графа.

Теперь они были мужем и женой!

— Ну-ну, — успокоительно произнес он, видя, что ее снова охватывает паника. — Худшее позади. Благодарю вас, леди Саксонхерст. — И он поцеловал ей руку рядом с кольцом, которое только что надел ей на палец.

Мэг была ему горячо благодарна за то, что он не поцеловал ее в губы. Но Господи помоги, если она не готова даже к поцелую, что же с ней будет, когда наступит ночь?

Он вглядывался в нее несколько мгновений, потом сказал:

— Уверен, что все ваши страхи и сомнения вполне естественны, но постарайтесь не дать воображению увлечь себя, моя дорогая. А теперь давайте поставим свои подписи в церковной книге и покончим с этим.

Как только формальности были соблюдены, граф повернулся к ее родне.

— Добро пожаловать! Знаете, у меня нет братьев и сестер, поэтому я в восторге от того, что сразу обрел многочисленное семейство.

— Подождите, пока вы с ними получше познакомитесь, милорд, — заметила Мэг.

Легкая ирония в ее голосе заставила его бросить на нее быстрый взгляд, в котором читались одновременно и удивление, и одобрение. Этот взгляд странно обжег ее, словно язычок пламени, согревающий, но опасный. Мэг поспешно отвернулась и стала принимать добрые пожелания присутствующих.

Джереми, настороженный, стоял неподвижно, а вот сияющая Лора подбежала и обняла Мэг:

— Мне кажется, что все это замечательно!

Граф запечатлел поцелуй на ее щеке, после чего поручил заботам секретаря:

— Оуэн, позаботься особо о моей новой сестренке.

Оуэн Чанселлор, с его темными волосами и квадратным лицом, был таким приятным джентльменом. Мэг хотелось бы самой оказаться на его попечении, а не на попечении своего красавца мужа.

И тут она заметила, что близнецы, задрав головы, с любопытством разглядывают графа. О Господи!

— А у вас есть мантия? — спрашивала Рейчел.

— Графская мантия? Да. И венец. И у вашей сестры будут.

— А у меня? — спросил Ричард.

— Только если ты сам их заслужишь. Мне не пришлось этого делать.

— А вы видели короля? — спросила Рейчел.

— Довольно давно. Он не слишком хорошо себя чувствует, чтобы принимать посетителей.

— Но вы, должно быть, встречались с принцем, — вставил Ричард. — Он что, действительно такой толстый?

— Очень. Ну, теперь в путь. Обед заждался.

— А что на обед? — хором выпалили близнецы с простодушной горячностью десятилетних детей, которых долго держали на голодной диете.

— Подождите — увидите. — Граф продел руку Мэг себе под локоть и повел ее к выходу. Близнецы мгновенно стали по краям: Ричард — со стороны графа, Рейчел — со стороны Мэг, — словно пастушьи собаки, оберегающие стадо, чтобы ни одна овца от него не отбилась.

Мэг почувствовала, что на глаза у нее наворачиваются слезы. Как, должно быть, страшно было этим детям после того, как они потеряли родителей! Разумеется, теперь все должно измениться к лучшему.