Глава 13

Так она и сидела на лестнице в льющемся из коридора тусклом свете свечей, размышляя о событиях двух последних дней. Она не шла к себе, так как — чего уж греха таить! — очень боялась, что там он ее найдет. Но ведь большую часть времени он ведет себя отнюдь не как безумец, размышляла она. До настоящего момента, если не считать его поддразниваний, ничто в нем ее не пугало.

Быть может, взвинченное состояние возникает у него только по одной причине — бывают же люди, которые смертельно боятся пауков или не переносят синего цвета. Он сам сказал, что ненавидит лишь то, что связано с его бабкой, но почему он решил, что между вдовствующей герцогиней и ею самой может быть какая-то связь? Этого Мэг понять не могла.

Ясно, что дело в жестокой наследственной вражде, о каких пишут в книгах. Похоже, граф и его бабушка уже много лет спокойно не разговаривали друг с другом, а семейные ссоры имеют свойство становиться неуправляемыми. Достаточно вспомнить свою собственную мать и тетю Майру.

Возможно, если бы Мэг удалось устроить встречу Саксонхерста и герцогини… Например, за чаем. В каком-нибудь тихом, спокойном месте…

Она все еще сидела на ступеньке, уткнувшись подбородком в скрещенные на коленях руки, и планировала свою стратегию, когда пламя свечи озарило ее лицо.

Мэг вскинула голову и увидела мистера Чанселлора, стоявшего у лестницы и глядевшего вверх, на нее.

— Вот вы где!

Мэг выпрямилась, готовая в любой момент броситься наутек.

— Если он послал вас за мной, я никуда не пойду.

Глаза мистера Чанселлора слегка расширились, но он ответил:

— Вовсе нет. Я… э-э… просто мне было любопытно, где вы. — Он помолчал и добавил:

— Хотите, поговорим обо всем этом?

Разумеется, не подобало обсуждать подобные вещи с посторонними, но Мэг очень нужно было чье-то участие. Мистер Чанселлор производил впечатление абсолютно психически уравновешенного человека и должен был знать о своем хозяине больше, чем знала она.

— Может быть, в гостиной?

— Там камины уже потухли и стоит дикий холод. Почему бы нам не пройти в ваш будуар?

Мэг встала.

— А не будет это выглядеть… странно? Если… если мой муж…

— Сакс знает, что я никогда никого не обижу.

Как только они оказались в будуаре, Мэг села в кресло возле камина, а ее гость занял второе. Он положил ногу на ногу и выглядел настолько нормальным, что она не побоялась бы даже сесть и ближе.

— Итак, мистер Чанселлор, — сказала Мэг, — объясните мне, что с графом.

— О Господи, леди Саксонхерст, это невозможно! Сакс есть Сакс.

— Он безумен?

Оживленное выражение тут же сошло с лица мистера Чанселлора.

— Вы так считаете?

— Я не знаю. Я даже не знаю, что есть безумие. Думаю, мне ясно, что его выводит из себя, но почему до такой степени — я объяснить не могу. Разумеется, это ненормально, когда человек в расстройстве крушит все вокруг.

Мистер Чанселлор склонил голову набок.

— А вам никогда не хотелось что-нибудь разбить? Выразить свое возмущение таким откровенно простым способом?

Мэг задумалась.

— Нет, не могу себе представить, чтобы я в дурном расположении духа что-нибудь сломала. Боюсь, я вообще не слишком эмоциональна.

— Быть может, это и к лучшему. Двое эмоциональных людей в одном доме — это немного чересчур.

Мэг изучала сидевшего напротив мужчину — у него были спокойные манеры и добрый взгляд человека, который казался ей таким же нормальным, как она сама.

— А вы испытывали когда-нибудь потребность в насилии, мистер Чанселлор?

— Разумеется, миледи.

— О, пожалуйста, называйте меня просто Мэг.

Он удивленно уставился на нее:

— Мэг? Не Минерва?

Увидев, как он изумлен, Мэг инстинктивно прикрыла рот ладонью:

— О Боже! Граф, несомненно, слышал, как другие называют меня Мэг. Неужели он подумал… Но не могло же это его оскорбить. Или могло?

Мистер Чанселлор пожал плечами:

— Трудно сказать. Но ему это в любом случае не понравилось. Зачем вы ему солгали?

Какая-то неизбывная безнадежность охватила Мэг, ее рука безвольно упала на колени.

— Я не считала это ложью. Минерва — действительно мое имя. А он так… Все дело в том, что у него такая сильная воля, мистер Чанселлор. Мне хотелось оставить про запас хоть немного собственной.

— Понимаю. — Он улыбнулся и машинально поправил узел галстука. — Только поэтому? Я не хочу совать нос в чужие дела, но до сих пор… все виделось в лучезарном свете.

Мэг понимала, что краснеет, но отважно смотрела ему прямо в глаза.

— Да, действительно. Я не совсем понимаю, что произошло. Я пошла переговорить с Лорой и понятия не имею, почему его это так задело. Он всегда начинает буйствовать, если ему перечат?

— Нет. По правде сказать, обычно Сакс очень покладист. Например, я бы не потерпел того, что терпит он от разношерстной толпы своих слуг.

— Они такие странные, не правда ли?

— Он собирает убогих.

Мэг хотелось подробнее расспросить его об этом, но нужно было переходить к более существенным для нее самой вопросам.

— Так почему же то, что я на несколько минут задержалась с сестрой, так на него подействовало?

— Не знаю. Вообще-то единственное, что способно действительно вывести Сакса из себя, — это его бабушка.

— Как глупо! — воскликнула Мэг, но тут же одернула себя: негоже высказывать столь опрометчивые суждения. — А может быть, и нет. Вы можете объяснить мне, в чем дело?

Мистер Чанселлор откинулся на спинку кресла, в сомнении покусывая большой палец, а потом сказал:

— В конце концов, отчасти это уже все равно стало известно многим. Матерью графа была леди Хелен Пайк-Маршалл, дочь герцога Дейнджерфилда. В шестнадцатилетнем возрасте она сбежала со вторым сыном лорда Саксонхерста. Руперт Торренс был очаровательным повесой, однако не имел за душой ни гроша. Родители девушки, особенно мать, такого на пушечный выстрел к ней не подпустили бы.

— О Боже!

— «О Боже!» — это с точки зрения герцогини, но молодые были совершенно счастливы друг с другом. Несмотря на все усилия герцогини помешать им.

— А что она могла сделать?

— Для начала она как могла чернила имя Руперта Торренса в обществе. Да, он был повесой, и герцогиня, твердя об этом направо и налево, добилась того, чтобы его не приняли ни в один приличный клуб, чтобы ни в одном респектабельном доме его не пускали на порог.

— Вы уверены, что все это правда?

— Вы ведь хотите объективно во всем разобраться, не так ли? Я был тогда ребенком, поэтому не знаю, да это и не важно. Счастливая пара поселилась в небольшом имении неподалеку от Дерби и никогда не приезжала ни в Лондон, ни в какое бы то ни было иное фешенебельное место.

— Может быть, у них не было выбора?

— Может быть, но мне доводилось беседовать со многими людьми, помнящими их, и все в один голос утверждают, что они нисколько не переживали. Мне говорили, что леди Хелен не раз пыталась примириться с матерью, но та категорически отказывалась сделать это, пока леди Хелен не оставит мужа и детей и не оформит официального развода.

Это существенно подрывало надежду Мэг осуществить свои планы.

— Старой… герцогине удалось даже Торренсов настроить против них, впрочем, Торренсы и сами странные люди. Один двоюродный дед до сих пор не разговаривает с Саксом. Разумеется, это облегчало герцогине задачу распространять небылицы о якобы психическом нездоровье в их семье. Когда старый граф застрелился…

— Что? — Мэг определенно не нравилось то, что она узнавала о семье мужа.

— Да, это так. Он застрелился в одной из приемных на Уайтхолле, раздевшись до белья. Этот печально известный скандал произошел двадцать лет назад. Так или иначе, герцогиня убедила многих, что он сделал это из-за недостойного поведения своего второго сына. А когда новый граф — старший брат Руперта Торренса — сломал шею во время охоты, она тоже представила это как самоубийство.

— Но это могло так и быть.

Мистер Чанселлор поднял бровь.

— Ни один здравомыслящий человек не кончает с собой, пытаясь перескочить через изгородь. Совершенно ненадежный способ, да и риск, остаться калекой слишком велик. К тому же это случилось через десять лет после женитьбы брата.

— Мистер Чанселлор, нельзя сказать, что семейство Торренсов отличается благоразумием и умеренностью в поведении.

— Это еще слабо сказано, миледи. Бабка Сакса держала более сотни кошек и почти столько же канареек. Хотя, быть может, птиц она держала на забаву кошкам. А одна из теток Сакса по линии Торренсов одела все обнаженные статуи в Хейвер-Холле.

— Мистер Чанселлор, но герцогиня, очевидно, была права, не одобрив брака дочери!

— Возможно. Но что в таком случае делает разумный, уравновешенный человек? Признаю, сопротивляется как может, но все же не пытается губить людей.

Мэг откинулась на спинку кресла. От этих историй ей становилось совсем не по себе.

— И после стольких лет она все еще те успокоилась и перенесла раздражение на их сына? Наверное, ей не составило труда и о нем распространять скандальные слухи.

— Гораздо хуже. Вы знаете, что родители Сакса и его младшая сестра были убиты, когда ему исполнилось всего десять лет?

Мэг подалась вперед:

— Какой ужас! Убиты? Как?

— Дорожное происшествие. Семья жила в Лондоне, в этом доме. К тому времени отец Сакса был уже графом, и. им пришлось отказаться от тихой провинциальной жизни, чтобы исполнять придворные обязанности. Родители Сакса ехали, чтобы отдать какой-то визит, но были остановлены в пути. Отца застрелили, лошади понесли и сбросили карету в реку. Мать и сестра утонули.

Мэг прижала ладони ко рту, чтобы не вскрикнуть.

— О Боже мой! Он остался совсем один?

— Не совсем. Не знаю, кто был официальным опекуном Сакса, но контролировала его жизнь герцогиня. Мужа ее уже не было в живых, а сын всегда был недееспособным придурком. Благоразумных Торренсов тоже осталось немного.

— Бедный мальчик. — Мэг вспомнила, как горевали по родителям близнецы. — Для любого ребенка ужасно остаться сиротой в таком возрасте. Не думаю, чтобы он видел много душевного тепла от герцогини.

— Мягко сказано.

— Но теперь граф — взрослый мужчина и свободен от ее опеки. Глупо позволять своим чувствам брать верх над разумом.

— Тем не менее, именно поэтому вы стали его женой.

— О чем я начинаю сожалеть, — произнесла в задумчивости Мэг, и тут ее словно громом поразило: не могла ли Шила, которая абсолютно вольно обращается со временем, подстроить все эти трагические события задним числом? В таком случае это она, Мэг, во всем виновата? Нет, этого не может быть!

— Вижу, вы качаете головой. Это естественно. Вы не можете всерьез сожалеть о своем замужестве, учитывая стесненные обстоятельства, в которых оказалась ваша семья.

Мэг не знала, что ответить, потому что он был совершенно прав.

Мистер Чанселлор наклонился вперед:

— Сакс не причинит вам вреда, миледи, даю вам слово. Ни вам, ни вашей семье. Даже в приступе бешенства он крушит лишь вещи. А вот вы можете навредить ему.

— Я? — Мэг слегка отшатнулась.

— Вы с вашими братьями и сестрами теперь его семья. Для него семейные узы значат очень много. Если вы будете держаться отчужденно…

— Я этого вовсе не хочу.

— Но совершенно очевидно, именно так поступаете. Должно быть, вы сделали что-то, что выбило его из душевного равновесия! Вы говорите, что проблема возникла из-за того, что вы на несколько минут уединились для разговора с сестрой? Это действительно так? Сакс не такой человек, чтобы выходить из себя из-за подобных пустяков.

— А мне показалось, что это его очень расстроило. Впрочем, это… это повлекло за собой и другое. Он говорил о своей бабушке с такой ненавистью, что я сказала ему… я сказала ему, что никогда не стану женой того, кто может так ненавидеть.

— Вот оно как! Это скорее всего и поставило вас в неприятное положение.

— Вы такой же, как он! Как бы она ни вела себя в прошлом, теперь герцогиня — беспомощная старая женщина, которой не много осталось жить. Я не требую, чтобы граф лил любящим внуком, — хочу лишь, чтобы он обращался с ней, как положено обращаться с родственниками в приличном обществе.

— Тогда положение безвыходное. Он никогда не станет этого делать.

Мэг выпрямилась:

— Тогда и я не стану! Не понимаю, почему я должна здесь ко всему приспосабливаться.

— Господи! С вами так же трудно, как с ним.

— Вовсе нет, потому что я готова искать решение. Я могу стать посредницей между ними.

Мистер Чанселлор дернулся и застыл в напряженной позе, словно кто-то вдруг воткнул в его позвоночник железный штырь.

— Нет, миледи, прошу вас! Поверьте мне — если вы приблизитесь к герцогине, последствия будут непоправимы.

Мэг вскочила на ноги:

— Мистер Чанселлор, это же смешно! Какая-то безвыходная мелодрама. А где же христианское милосердие и всепрощение?

Он тоже встал.

— Похоронено где-то во дворе Дейнджерфилдов, — с тяжелым вздохом произнес он. — Мне очень жаль, что события стали развиваться таким образом, я надеялся на лучшее. Впрочем, вы замужем всего несколько дней и вам все кажется пока очень странным. Но я умоляю вас, леди Саксонхерст, не совершайте опрометчивых поступков.

— Мистер Чанселлор, я никогда не совершаю опрометчивых поступков. Я славлюсь хладнокровием и благоразумным поведением.

— Неужели? Тогда что вы делали со своим хладнокровием и благоразумием в морозном саду ранним утром пару дней назад?

Мэг запнулась.

— Да, это, наверное, выглядело несколько странно.

— Так же, вероятно, как и недомогание, которое не было недомоганием?

Мэг покраснела.

— Уверяю вас, сэр, что обычно я очень правдива. И в этой лжи я уже призналась графу.

— В этой, но не в других?

Мэг почувствовала себя так, будто получила пощечину.

— Да, у меня есть секреты, но не такие ужасные. Просто они могут немного расстроить графа. Поэтому я предпочитаю не открывать их ему. Надеюсь, мне вскоре удастся все уладить…

— И вы ожидаете, что это меня убедит? Леди Саксонхерст, я знаю Сакса с детства и уверен, что в вашем прошлом не может быть ничего такого, что вы не могли бы ему открыть. — Поскольку Мэг промолчала, он продолжил:

— Вы видели Питера, который прислуживает вашим братьям?

— Да.

— Он был пригвожден к позорному столбу за присвоение чужого имущества. Едва остался жив.

Мэг посмотрела на него с недоверием:

— И граф держит его в доме? Приставил к моим братьям!

— Но он ведь никогда больше ничего не украдет, понимаете? И никогда не обидит ваших братьев. Зачем это ему?

— Но все же…

— Ах, вы так же испорченны, как и большинство людей. По мнению Сакса, нельзя ожидать, что человек исправится, если не дать ему такой возможности. Как видите, он способен простить многое.

Мэг на секунду онемела.

— Мистер Чанселлор, вы же не думаете, что… Уверяю вас, я не совершила ничего противозаконного! — Она решила, что единственная попытка проникновения в чужой дом не заслуживает упоминания.

— А как насчет безнравственных поступков? Прошу прощения, но мы вынуждены обсудить и это. Сомневаюсь, что вы могли совершить нечто, чего Сакс не смог бы понять и простить. Единственное, чего он не приемлет категорически, — это тайны и ложь.

— Мистер Чанселлор, в отличие от мужа я вела безупречную жизнь. И вы забываете, что нынешний неприятный эпизод не имеет никакого отношения к моим секретам или странностям в моем поведении. Он вызван лишь тем, что граф отказался проявить благоразумие в отношении своей бабушки!

Мистер Чанселлор поднял руки:

— Сдаюсь. Просто хочу дать вам несколько простых советов. Герцогиня превратила юность Сакса в ад. Она использовала его, чтобы даже после смерти леди Хелен наказывать ее за неповиновение, за побег и за то, что бунтарка посмела быть счастливой. И за то, что она умерла. Не пытайтесь соединить несоединимое, не выставляйте невыполнимых условий. Но главное — не таите секретов и не лгите.

— О, прекрасно! А какие строгие инструкции вы дадите ему? Или вы наставляете только меня?

Мистер Чанселлор закатил глаза и направился к двери. Когда он открыл ее, Мэг увидела, что муж стоит на пороге.

— Простите, но я услышал, что вы разговариваете в повышенном тоне, дорогая, — ледяным голосом произнес он. — С вами все в порядке?

У него в руке была свеча, пламя которой трепетало на сквозняке. По контрасту с безупречно одетым мистером Чанселлором он выглядел растрепанным — камзол и жилет были расстегнуты, галстук развязан, а ворот рубашки распахнут. Взъерошенный, со странно пляшущими по лицу тенями, он был похож на золотого ангела из преисподней.

— Просто она сотрясает воздух, — отрывисто сказал мистер Чанселлор, — хотя убеждает меня, что совсем не эмоциональна.

— Ах, значит вам поручено было дать мне суровое наставление!

— Разумеется. — Мистер Чанселлор сделал шаг, и граф вежливо отступил, чтобы дать ему пройти. Пламя снова дико заплясало. — Расскажи ей все о своей бабушке.

С этими словами он вышел, а Мэг осталась один на один с мужем, застывшим в дверном проеме.

— Не думаю, что это следует делать, — сказал Саксонхерст так, словно его секретарь все еще был здесь. Пламя свечи успокоилось и ровным светом озаряло его красивое лицо. — Оуэн никогда не понимал женщин. Это только укрепит ее в навязчивой идее. — Он отвесил Мэг иронично-вежливый поклон. — Еще раз доброй ночи, милая женушка.

И закрыл разделявшую их дверь.

Мэг попятилась и рухнула в кресло. Она не понимала, почему эта короткая сцена показалась ей такой ужасной. Ведь граф не был груб, он даже не казался сердитым. Тем не менее она чувствовала себя так, словно он пронзил ее сердце ледяным холодом.

Мэг заметила, что Сьюзи оставила в ее комнате графин с бренди. Умница Сьюзи! Мать Мэг пользовалась разведенным водой бренди, чтобы снять боли в желудке. Возможно, он помогает и от других напастей. Мэг налила полстакана бренди, долила водой и пожалела, что нет меда, чтобы подсластить напиток. Затем, сморщив нос, заставила себя выпить весь стакан залпом, несмотря на то что жидкость обжигала горло.

Через одну-две минуты, когда удалось перевести дыхание, ей показалось, что все трудности отступают. Не то чтобы исчезают… нет, но отодвигаются как удаляющийся берег — все еще реальный, но уже далекий, тонущий в тумане. Она выпила еще один стакан магической жидкости, потом с трудом разделась, порадовавшись тому, что на ней старое платье, не требующее помощи прислуги. Какой же мудрой была ее мать! Бренди обладает почти такой же силой воздействия, как Шила-ма-гиг.

Проснувшись, Мэг, однако, вынуждена была признать, что у чудодейственной жидкости такое же «жало в хвосте», как у Шилы. Ей казалось, что с каждым ударом сердца череп ее расширяется и сжимается, — неудивительно, что голова разламывалась от боли. Обхватив ее руками, Мэг с удивлением обнаружила, что размеры ее остаются постоянными, и осторожно открыла глаза. Шторы были задернуты, но тонкая полоска света, проникавшая сквозь щель, резанула по глазам словно бритва. Мэг снова зажмурилась и застонала.