Глава 1

От неожиданного резкого стука дверного молоточка Мэг Джиллингем едва не порезала руку разделочным ножом. Сегодня же сочельник! Неужели их не оставят в покое хотя бы на Рождество?

Раздавшаяся вновь настойчивая дробь молоточка отняла последнюю надежду.

Сидевшая за кухонным столом Лора, младшая сестра Мэг, поднялась — по ее лицу тоже пробежала тень тревоги. Мэг жестом велела ей сесть и присматривать за близнецами, сооружающими ангелов из бумаги. Торопливо вытерев руки о передник, она подхватила тяжелую шаль, которую всегда держала под рукой, и, выйдя в холодный коридор, направилась к парадной двери.

Ей очень хотелось выглянуть в окошко передней, чтобы посмотреть, кто там, однако сотрясший дверь новый стук и требовательное «Именем закона — откройте!» заставили ее поспешно отодвинуть щеколду и повернуть ключ в замке.

Мэг распахнула дверь настежь, и в ледяном вихре снега перед ней возникла фигура сэра Артура Джейкса, хозяина дома, и — что еще хуже — дородного полицейского пристава Райкрофта, одетого в форму и с жезлом в руке.

«Только не в сочельник! — мысленно взмолилась Мэг. — Ну пожалуйста…» Сэр Артур — старый друг ее родителей и всегда был так добр. Не выкинет же он их на улицу в сочельник!

Достаточно взглянуть на его солидное, дорогое пальто-пелерину, теплый шарф, толстые кожаные перчатки и высокую бобровую шапку, и сразу станет ясно, что они не могут нанести урон его благополучию, задержав арендную плату.

— Ну наконец-то, Мэг, — сказал он, с трудом шевеля губами от холода. — Пожалуйста, позволь нам войти.

Мэг судорожно сглотнула — ей лишь оставалось жестом пригласить их в узкую прихожую.

— Вам что-нибудь нужно, сэр Артур? — спросила она. Как только дверь закрылась, прекратив доступ холодного воздуха, он ответил:

— Моя дорогая девочка, ты, разумеется, помнишь, что задолжала за дом больше чем за три месяца?

— Но вы же сказали, что мы можем не беспокоиться!

Дыхание у Мэг стало прерывистым, она дрожала, пряча озябшие руки под шаль. Если бы сэр Артур пришел один, она пригласила бы его в кухню, единственное помещение в доме, которое отапливалось. Но все ее существо восставало против того, чтобы допустить туда пристава Райкрофта, у которого пахло луком изо рта.

— Моя милая Мэг, ты должна была понять, что я имел в виду лишь небольшую отсрочку, чтобы дать тебе возможность прийти в себя после потрясения, связанного со смертью родителей, найти помощь и уладить все дела. — Он слегка пожал плечами, ничуть не нарушив идеального порядка в своем добротном одеянии. — Но это не может продолжаться вечно, особенно когда наступила зима.

Мэг беспомощно оглянулась, словно в поисках ангела, который мог бы подать помощь или совет. К сожалению, единственными ангелами в доме были те, которых сооружали из бумаги близнецы, но ни они, ни веточки омелы, тайком сорванные в соседнем саду, ничем не могли помочь.

— Разумеется, сэр Артур, я это понимаю. Вы были исключительно добры. Если бы вы могли подождать еще немного. Ведь сейчас Рождество…

— Так-так, мисс Джиллингем, — вступил пристав. — Сэр Артур действительно проявил доброту, больше чем доброту.

Подняв руку, благодетель остановил его словами:

— И может позволить себе проявить ее еще раз. Как справедливо заметила мисс Джиллингем, сегодня ведь Рождество.

О, хвала небесам!

— Но ты должна понимать, — добавил он, обращаясь к Мэг, — что это не может продолжаться вечно.

Мэг это понимала. Вот уже несколько месяцев она жила надеждой, сначала рассылая письма родне, потом — друзьям. Она получила несколько вежливых ответов и даже банковских чеков на небольшие суммы, но никто не пожелал взвалить на себя заботу о семье из пяти человек.

Не так давно Мэг начала обращаться в благотворительные общества, но, поскольку ей удавалось до сих пор сохранять вполне респектабельный вид, те не проявили к их судьбе никакого интереса. Вероятно, если семейство Джиллингемов окажется в конце концов посреди зимы на улице в одной лишь ветхой одежонке, какое-нибудь, к примеру, Сообщество дворян в поддержку обиженных сирот и обратит на них свое внимание.

Но, приняв помощь от каких бы то ни было благотворителей, семья окажется разделенной. Мэг, которой уже исполнился двадцать один год, придется заботиться о себе самой. Семнадцатилетнего Джереми пристроят учеником в какую-нибудь лавку. Лору, Ричарда и Рейчел отправят в сиротские приюты обучаться ремеслу. Мэг следовало бы с благодарностью принять такую помощь, но она не могла: это было бы не правильно, несправедливо! Ведь они сыновья и дочери дворянина.

Впрочем, дальнейшие попытки по-иному разрешить их отчаянную ситуацию казались безнадежными. Деньги были на исходе. Для праздничного ужина в сочельник Мэг с трудом смогла наскрести лишь на жалкого кролика, к которому добавили рождественские колбаски, приготовленные летом, еще до смерти родителей. Но после Рождества придется переходить на скудный рацион, состоящий из одного супа, а там вскоре неизбежно наступит и день, когда деньги кончатся совсем.

Мэг опустила глаза, на миг представив себе, что их ждет в этом случае, и с трудом вымолвила:

— Я действительно не знаю, к кому еще обратиться.

— О дорогая! — Услышав ласковую интонацию, Мэг с надеждой подняла голову, но увидела во взгляде сэра Артура нечто такое, от чего ей захотелось попятиться и убежать. Она вспомнила вдруг, что несколько лет назад сэр Артур из доброго дядюшки неожиданно превратился в своего рода тайного поклонника. Она испытала тогда страшную неловкость. Неужели он до сих пор хочет жениться на ней?

У Мэг мурашки побежали по коже при воспоминании о том, как он касался ее спины — вроде бы просто ласково похлопывал, но не в том месте. Припомнилось ей и то, как он смущал ее странными беседами наедине.

Но если сэр Артур предложит ей выйти за него замуж теперь, она вынуждена будет согласиться.

Мэг окинула взглядом его лицо с правильными, резковатыми чертами, элегантное одеяние и постаралась убедить себя, что это будет не такая уж плачевная участь.

— Полицейский Райкрофт, — говорил между тем сэр Артур, — думаю, сегодня мы сможем обойтись без вас. Мы с мисс Джиллингем обсудим ее затруднительное положение и подумаем, как найти из него выход.

— Вы слишком добры, сэр, слишком добры. — Пристав бросил на Мэг тяжелый взгляд и погрозил ей грязным пальцем. — А вы, мисс, слушайтесь сэра Артура. Как ни печально, нищим выбирать не приходится. Раз у вас нет средств, следует снизить требования и довольствоваться малым.

Мэг еле сдержалась, чтобы не возразить. Вот уже несколько месяцев, как им приходилось следовать этому мудрому совету. Разве они виноваты, что их приличная одежда еще недостаточно сносилась, чтобы придать им вид оборванцев?

Мэг заставила себя улыбнуться и поблагодарить представителя закона за помощь. Собственно, помощи он никакой не оказал, но снисходительно кивнул в ответ на благодарность.

Оставшись наедине с хозяином дома, Мэг провела его в холодную гостиную, где давно уже никто не собирался по вечерам. Если он хотел сделать ей предложение, место было подходящим, а если — назвать крайний срок их выселения, она бы предпочла, чтобы сестры и братья узнали об этом не сегодня.

Мэг заметила, что сэр Артур взглянул на нетопленый камин и поежился, и едва не улыбнулась, но вовремя себя одернула. Он собирался сделать предложение, а она собиралась его принять. И это означало, что она навсегда окажется в его власти и будет вынуждена ему покориться и позволить делать с ней все, что положено мужу.

Мэг задрожала, отнюдь не от холода.

Она указала ему на стул, а сама села как можно дальше.

— Если вы видите какой-нибудь способ помочь, сэр Артур, я буду вам чрезвычайно признательна, — начала Мэг, и это, несомненно, было приглашением с ее стороны.

Сэр Артур сел.

— Существуют общепринятые способы, дорогая. От ваших родственников нет ничего обнадеживающего?

— Единственный брат моего отца служит миссионером на Востоке, а его единственная сестра замужем за викарием в Дербишире. Что она может сделать для нас, если у нее самой шестеро детей?

— А родственники твоей матери?

Она никогда о них не рассказывала.

— Насколько мне известно, они не поддерживали отношений. Я нашла адрес маминой сестры, живущей в Керри, и написала ей. Но ответа не получила.

— Как печально видеть распадающиеся семьи! Ты не знаешь причину?

— Нет, сэр Артур. — Мэг хотела, чтобы он поскорее задал ей прямой вопрос. Приходилось желать этого, хотя от одного его присутствия ее бросало в дрожь.

Сэр Артур скользнул по ней своими бесцветными глазами, вероятно, оценивая. После похорон ее родителей они с ним едва перекинулись несколькими словами, а до этого Мэг в течение трех лет была в отъезде — работала гувернанткой, возможно, он был разочарован тем, как она теперь выглядела. Ради блага семьи ей хотелось бы оказаться такой же красавицей, как Лора, но приходилось мириться с реальностью: небольшого роста, с гладкими темными волосами, Мэг имела вполне заурядную внешность.

Однако судя по всему, сэр Артур разочарован не был. Он как будто что-то… предвкушал. Казалось бы, Мэг должно было польстить то, что ее находят желанной, но на самом деле она чувствовала себя как мышь в мышеловке, за которой наблюдает ласка.

— Итак, — сказала Мэг чуть-чуть громче, чем следовало, — можете вы предложить нам какой-нибудь источник помощи? Чтобы не пришлось разбивать семью.

Сэр Артур поднял брови.

— Четверо малолетних — тяжелая обуза для кого бы то ни было, Мэг, но я мог бы кое-что предложить. — Он замолчал и, казалось, погрузился в размышления. Мэг хотелось вскочить и вытрясти из него ответ. Она почти готова была сделать это — все лучше, чем такое вот ожидание. — Дружеское общение так много значит, — задумчиво произнес он наконец, — а я живу один. Стол и ложе…

Мэг натужно улыбнулась:

— Да, понимаю.

— Мне всегда нравилось ваше семейство. Такое жизнерадостное, такое душевное. Вероятно, я мог бы взять на себя заботу и воспитание всех вас. Если бы отношения были более близкими.

Мэг почувствовала, как ее щеки залились румянцем; оставалось надеяться, что он примет это скорее за краску удовольствия, чем краску смятения.

— Отношения? — глухо повторила она, поскольку не совсем поняла, что он имеет в виду.

— Теплые интимные отношения с целомудренной, чистой молодой женщиной.

Мэг не нашлась что ответить на это, и ждала сакраментальных слов, готовясь сказать «да» и произнести это по возможности любезно.

Он непринужденно закинул ногу на ногу.

— Я мог бы… нет, хотел бы… я охотно обеспечил бы всем вам необходимые жизненные условия и даже дал бы образование младшим детям, если бы… Лора стала моей любовницей.

Сердце у Мэг замерло, и на несколько мгновений ей показалось, что мир застыл в неподвижности.

— Лора?! — воскликнула она. И еще через секунду, более высоким голосом, задыхаясь:

— Любовницей?!

Сэр Артур улыбнулся, и теперь Мэг поняла, что не зря дрожала.

— Я расстроил твои планы, дорогая? Это правда, когда ты была моложе, я находил тебя весьма привлекательной, но теперь тебе сколько? Двадцать два?

— Двадцать один.

— Только? Но все равно… Лора… О, Лора!..

— Но ей всего пятнадцать!

— Прекрасный возраст.

Мэг вскочила на ноги, ей хотелось закричать на него, вышвырнуть из дома, но, стиснув кулаки, она заставила себя сдержаться, хорошо понимая смысл его предложения: если она не согласится, их всех выгонят ночью на мороз и они будут обречены на страшную нищету. Быть может, на смерть. Нет. Никогда. Но требуется время. Время!

Ей пришла в голову одна идея, почти столь же омерзительная, как и само предложение сэра Артура.

Но чтобы осуществить ее, нужно добиться отсрочки.

Мэг посмотрела ему прямо в лицо. О, не зря она сравнила его с лаской. Самодовольная, подлая ласка, уверенная, что мышь никуда от нее не денется!

— Сэр Артур, я не могу вот так сразу принять ваше предложение.

— А я не могу дать тебе много времени на размышления, дорогая.

— Ну хотя бы до окончания рождественских праздников!

— Две недели? Это слишком долго. — Он медленно поднялся. — Одна неделя. Я приду за ответом накануне Нового года. Да. Это будет удачное начало нового года — с Лорой у меня в… доме. Но за эту уступку я заслуживаю вознаграждения. Позови сестру — я немного полюбуюсь ее красотой.

Если бы только Мэг могла отказать ему! Но она лишь спросила:

— Вы не будете говорить с ней о… о том, что сказали мне?

— Уверен, что ты сможешь гораздо лучше подготовить ее. Уговорить.

Мэг почувствовала приступ тошноты, но поборола его, открыла дверь и позвала сестру.

Через несколько мгновений в коридоре послышались торопливые шаги, и Лора предстала на пороге — прекрасная даже в шали из старого серого одеяла. Ее золотисто-каштановые локоны были незамысловато связаны на затылке, но прелестно обрамляли улыбающееся личико. Безупречная кожа, огромные чистые и невинные глаза. Мэг отчаянно захотелось, чтобы сестра была грязной и всклокоченной, но Лора никогда такой не бывала. Даже в бедности она сияла.

— О, сэр Артур! — сказала Лора, делая книксен. — Добрый день и счастливого Рождества!

Мэг отметила, что сэр Артур проявил незаурядное самообладание. Или действительно был хитрой лаской — зависит от того, как взглянуть. Его улыбка была именно такой, какая положена старому другу семьи.

— И тебе счастливого Рождества. Трудишься не покладая рук, помогая близнецам?

— Это действительно непросто! Вся кухня уже, наверное, перемазана клеем. — Лора произнесла это, впрочем, вполне добродушно, от улыбки у нее на щеках появились ямочки.

Страшно было даже подумать о том, чтобы отдать ее этому развратнику.

Сэр Артур подошел к Лоре и, взяв ее руку, слегка прикоснулся к ней губами.

— Мы с твоей сестрой обсудили ваше затруднительное положение. Надеемся, что сможем найти способ всем вам помочь.

— В самом деле? Бедняжка Мэг бьется изо всех сил, но я знаю, что вечно так продолжаться не может, и готовлюсь к тому, чтобы стать посудомойкой.

— Этим прелестным ручкам… — он похлопал Лору по тыльной стороне ладони, — найдется гораздо более приятное занятие, чем скрести и тереть грязную посуду, моя крошка, и я об этом позабочусь. — Продолжая улыбаться, он достал из кармана монету и вложил ее в Лорину ладошку. — Купи себе чего-нибудь сладенького.

Направляясь к выходу, он на миг задержался на пороге и оглянулся.

— Одна неделя, Мэг, — бросил он и вышел.

— Неделя? — переспросила Лора. Мэг содрогнулась, молясь только, чтобы Лора не заметила ее состояния. Девочка не должна ничего узнать.

— Да, это тот срок, в течение которого он надеется найти для нас какой-нибудь выход. К Новому году.

— Что ж, будет отлично, если он что-нибудь придумает. Он мне никогда не нравился, но, вероятно, я ошибалась. — Лора перевела взгляд на свою ладошку. — О, да это крона! — И она отдала монету Мэг, которая охотно выбросила бы ее в окно, если бы могла себе это позволить. — На это мы сможем купить достаточно мяса, чтобы наготовить жаркого на wелую неделю.

Мэг заметила, что сестра, вероятно, неосознанно, вытирает то место на руке, куда он ее поцеловал. О Господи! Что делать? Прежде всего нужно как-то отвлечь Лору, пока та ничего не заметила. Донесшиеся из кухни крики и звук падения оказались весьма кстати.

— О, эти чудовища! — воскликнула Лора и побежала на кухню к близнецам.

Мэг опустилась на стул, сжимая в руке монету. При всем ужасе нынешней их жизни она даже в самых страшных кошмарах не могла представить себе такого. Если бы речь шла о ней, если бы сэр Артур захотел сделать ее своей любовницей, она согласилась бы ради остальных.

Но только не Лора.

Ни за что!

И следовательно, оставался только один выход — тот, о котором она старалась не думать все эти жуткие месяцы.

Камень желания.

Она положила крону в карман, затем медленно, на негнущихся ногах направилась в пустую спальню родителей. Потеря их была для нее страшным ударом, но в то же время ее бесила их безответственность. Неужели никогда в течение всех лет безоблачного счастья они не задумывались о том, что станет с детьми, если они умрут? Судя по всему, нет.

Мэг провела рукой по вытертому зеленому покрывалу, вспоминая, каким волшебным оно казалось ей в детстве, — лужайка для игрушечных зверюшек или картонного кукольного домика. А братья устраивали на нем битвы своих оловянных солдатиков.

Мэг тряхнула головой, отгоняя воспоминания, принесла стул, взобралась на него, протянула руку и, нащупав в пыльном углу под пологом кровати сшитый из такой же зеленой ткани мешочек, сняла его с крючка. Неуклюже — из-за тяжести мешочка, а также из-за того, что вещь эта уже начала оказывать свое волшебное действие, — она слезла со стула и рухнула в кресло, чтобы прийти в себя.

Мешочек у нее в руках, казалось, гудел, хотя больше никто не мог услышать этого звука; ощущение было такое, словно едешь в карете по булыжной мостовой.

Но что бы эта ни было, Мэг его ненавидела. Она быстро положила мешочек на кровать. Впрочем, все равно придется это сделать.

Мэг решительно развязала шнурок и, опустив края мешочка, обнажила грубую каменную статуэтку.

Прошло много лет с тех пор, как она видела ее в последний раз, но и теперь фигурка произвела на нее такое же шокирующее впечатление. Точнее, прошло семь лет, потому что Мэг было четырнадцать, когда мать показала ей Шилу-ма-гиг и объяснила, где она хранится, почему ее прячут и какой силой она обладает.

Тогда же, семь лет назад, выяснилось, что Мэг обладает страшным даром приводить в действие этот камень желания.

Не всем женщинам в роду это было дано. Ее тетка Майра была лишена этого дара и обижалась на мать Мэг за то, что та отказывалась испросить для нее у Шилы благосостояния и богатых женихов. Очевидно, когда Уолтер Джиллингем влюбился в мать Мэг и отверг Майру, та решила, что сестра использовала силу камня в собственных интересах. В этом и состояла причина их разрыва. Разумеется, Мэг не могла сказать этого сэру Артуру.

Как вообще она могла кому бы то ни было рассказать о Шиле — языческом колдовском идоле, к тому же таком неприличном?

Старинное каменное изваяние представляло собой фигуру женщины — обнаженной ухмыляющейся женщины. Ноги ее были расставлены, и она раздвигала руками края своей интимной плоти так широко, словно хотела поглотить ею весь мир.

По словам матери Мэг, такие статуэтки помещали в стенах ирландских церквей, во что Мэг было трудно поверить. Она бы и не поверила, если бы ее обычно легкомысленная мать не была столь серьезной, расадсазывая ей о камне желания. Она сказала, что некоторые статуэтки по сей день стоят в нишах церковных стен при входе и люди прикасаются к ним на счастье, когда идут молиться христианскому Богу.

Впрочем, большинство таких идолов убрали, чтобы избавиться от языческого влияния или просто чтобы не оскорблять ничьей скромности. Обычно эти фигурки разбивали, но несколько штук попали в частные руки. Мать Мэг понятия не имела, все ли они обладают такой же силой, как эта.

Принадлежащая им Шила-ма-гиг была камнем желания и могла исполнять желания тех женщин рода, которые обладали соответствующим даром.

Однако за исполнение желания нужно было платить. Всегда платить. Своего рода платой являлось уже то, что манипуляции с фигуркой сопровождались болезненной тошнотой и, как правило, кончались обмороком. Эта неприятность, впрочем, длилась недолго, и ее можно было вытерпеть. Хуже было то, что статуэтка обладала вредным характером и всегда сопровождала свой дар какой-нибудь пакостью — имела, как говорится, жало в хвосте.

Классический пример являла собой женщина, возжаждавшая стать красавицей. Она получила то, чего желала, но ревнивые друзья после этого отвернулись от нее, а страстные поклонники начали так одолевать, что с тех пор она не знала ни минуты покоя.

Другая женщина захотела получить в мужья некоего мужчину, уведя его у подруги. Ее желание тоже исполнилось, родители устроили свадьбу, но муж так и не перестал любить ту, другую женщину и в конце концов сбежал с ней, на горе всем трем семьям.

Мать Мэг объяснила ей все это вскоре после того, как у нее начались месячные. Именно в этот период мог проявиться дар, если ему вообще суждено было проявиться. Она настояла, чтобы Мэг испытала себя хоть раз.

Даже в том юном возрасте Мэг со всей серьезностью и осторожностью отнеслась к Шиле. Она старалась придумать самое невинное, безобидное желание и в конце концов попросила всего лишь вишневый пирог — ими славился местный кондитер.

Пирог появился спустя час, но принес его прыщавый сын кондитера в качестве жениховского подношения. Будучи слишком воспитанной, чтобы просто отшить его, тем более зная, что сама в определенном смысле спровоцировала юношу, Мэг вынуждена была в течение нескольких месяцев терпеть его докучливое обожание, прежде чем ей удалось убедить поклонника, что она скучный книжный червь, и он отправился ухаживать за другой.

Вот почему теперь Мэг осторожно изучала каменную фигурку, размышляя, что же следует попросить, чтобы избежать укуса «жала в хвосте». Денег? Да, это то, что им нужно, но деньги могут прийти самыми непредсказуемыми путями. Безопасности? Благотворительный приют или работный дом тоже обеспечивают безопасность. Даже сэр Артур может ее обеспечить, по крайней мере на какое-то время. Нет, прежде чем заставлять статуэтку исполнить желание, следует сформулировать его очень точно.

Будущее братьев и сестер! Да, это заботило Мэг больше всего. Будущее, достойное дворянских отпрысков. Особенно это касалось семнадцатилетнего Джереми, очень талантливого юноши, которому следовало бы учиться в Оксфорде или Кембридже.

Она выделила это желание как самое важное, но продолжала обдумывать его со всех сторон. Оно казалось слишком расплывчатым, его невозможно выполнить, но именно в этом все они нуждались, и Мэг верила в силу Шилы.

Когда Мэг почувствовала себя готовой, она отыскала особые красные свечи, которые мать хранила именно для этой надобности, и трутницу. Дождавшись, пока фитилек свечи, помещенной на прикроватной тумбочке, загорелся ровным пламенем, наполняя мрачную комнату золотистым светом, Мэг глубоко вздохнула и заставила себя возложить руки на статуэтку.

Сила мгновенно хлынула в нее, и ей показалось, что ухмылка на лице каменной женщины превратилась в гримасу победного ликования, как будто она торжествующе закричала.

— Я желаю, — как можно тверже произнесла Мэг, — чтобы в течение недели все мы получили средства к существованию, как подобает людям нашего общественного положения, а также возвратили себе честь и счастье.

Отступать было нельзя — это Мэг помнила с того, первого раза, но на какой-то миг все же заколебалась. Однако тут же одумалась и усилием воли заставила себя глубоко погрузиться в необузданную энергию, которую излучал камень. Эта энергия захлестнула ее лавиной памятных по предыдущему опыту ощущений: боль, дрожь, утрата реальности происходящего, стесненность дыхания… В голове ее пронеслась смутная мысль, что следовало бы запереть дверь, чтобы никто не вошел сюда и не обнаружил ее в таком состоянии. Одновременно мелькнул вопрос, может ли статуэтка убить, потому что Мэг чувствовала себя так, словно вот-вот умрет. Но в прошлый раз она чувствовала себя точно так же и выжила.

Впрочем, сейчас ей было, пожалуй, хуже. Все ощущения оказались еще сильнее. Вероятно, сила воздействия камня зависит от величины просьбы. Ведь Мэг возжелала столь многого! Не может ли желание быть сочтено чрезмерным?

В панике она еще раз попыталась освободиться от чар. А что, если ей никогда это уже не удастся? Что, если они высосут из нее все жизненные силы? Это невыносимо! Она этого не выдержит!..

Мэг словно слилась воедино с первобытным криком Шилы.

Постепенно, дрожа и испытывая страшную тошноту и головокружение, Мэг приходила в себя, но все еще не могла отнять рук от статуэтки, энергия которой затухала, но очень медленно, как бы нехотя, словно фигурка сопротивлялась тому, чтобы отпустить свою жертву.

Жертву?

Почему же жертву, если камень давал шанс к избавлению? Когда энергия Шилы окончательно угасла, Мэг, вместо того чтобы отдернуть руки, погладила ее, шепча: «Благодарю тебя», — и только после этого подняла края мешочка и затянула шнурок.

Ей понадобилось несколько минут, чтобы успокоиться, потом она задула свечу и убрала тяжелый мешочек в потайной угол.

Теперь оставалось лишь ждать. Все сбудется, Мэг не сомневалась. В течение недели ее желание исполнится. Но только время покажет, какой будет цена.

Глава 2

Управляющий Оуэн открыл дверь спальни, надеясь, что Сакс там один. Обычно граф отделывался от своих женщин, перед тем как заснуть, но время от времени какой-нибудь из них удавалось остаться до утра. Однако сегодня граф Саксонхерст лежал один, раскинувшись на своей необъятной скомканной постели. Всклокоченные рыжеватые волосы и мощная фигура придавали ему сходство с насытившимся львом.

Вероятно, ему вовсе не трудно было выпроваживать любовниц: им достаточно было лишь раз испытать на себе его алчную власть в постели.

Оуэн раздвинул парчовые шторы на одном из высоких стрельчатых окон, чтобы впустить в комнату яркий свет зимнего солнца.

Сакс заворочался, недовольно забормотал что-то во сне и открыл один глаз.

— В чем дело? — произнес он, казалось, без всякого выражения, но в вопросе таилась скрытая угроза: «Берегись, если разбудил меня, не имея достаточного повода».

— Письмо от твоей бабушки.

Второй глаз тут же открылся, и голова повернулась в сторону часов, стоящих на каминной доске, — циферблат был встроен в жирный белый живот восточного божка, который неизменно напоминал Оуэну огромную ухмыляющуюся личинку.

— И ради этого ты разбудил меня, когда еще нет и десяти? Я прощу тебя только в том случае, если в письме содержится предсмертная мольба о снисхождении и понимании.

— Мне жаль огорчать тебя, но вдовствующая герцогиня Дейнджерфилд, как всегда, пребывает в добром здравии. Однако думаю, что ты сам захотел бы прочесть это без промедления.

Сакс снова закрыл глаза.

— Весьма смелое предположение.

Оуэн позвонил в колокольчик и застыл в ожидании. Вскоре напудренный лакей в ливрее, пятясь, внес поднос, на котором стоял серебряный кофейник и прочие атрибуты утренней трапезы. Он едва не упал, споткнувшись об огромного безобразного пса, который сидел, положив морду на край высокой кровати рядом с головой Сакса, и скалился так, словно учуял вкуснейшее мясо.

— Кажется, я чуть не напоролся на неприятность? — бодро заметил лакей, опуская поднос. Из-за малого роста и выразительного, подвижного лица с большими глазами его прозвали Обезьяном. По правде сказать, собака на вид весила больше, чем он.

Не открывая глаз, Сакс ответил:

— Напорешься, Обезьян, если будешь так веселиться в столь ранний час.

— Кое-кто из нас не спит уже с рассвета, милорд. Не можем же мы часами чувствовать себя несчастными, только чтобы соответствовать вашему настроению. Говорят, пришло известие от вдовствующей герцогини?

— А те, кто говорит, еще не успели прочесть его?

— Господин управляющий его из рук не выпускает, милорд.

— Чума на всех вас! Сам не знаю, зачем я научил вас читать. Пошел вон.

Лакей живо удалился.

Оуэн налил в чашку крепчайшего кофе, положил три кусочка сахару и размешал.

Сакс почуял аромат, глаза его открылись, и он дружелюбно зарычал, дочти прижимаясь губами к зубам пса, отчего тот принялся барабанить лохматым хвостом по полу.

Потом граф перекатился по постели, сел, потянулся, словно огромный кот, и взял в руки чашку.

На самом деле великаном он не был и в изысканных одеяниях выглядел просто изящно сложенным, но состоял словно бы из одних мускулов — как здоровый хищник, особенно это было заметно теперь, когда он сидел обнаженным.

Граф молча выпил свой кофе и протянул чашку, чтобы Оуэн наполнил ее снова, другой рукой мимоходом потрепав по загривку пса Брэка. И только после этого взглянул на письмо.

— Поскольку ты не дурак, Оуэн, меня одолевает в высшей степени дурное предчувствие.

Оуэн протянул ему сложенный лист бумаги. Сакс ощупал его, словно пытаясь угадать содержание.

— Старая ведьма не может посягнуть на мой доход или на мою свободу. Значит?.. Не хочет ли она нанести визит, а?

— Мне наиболее вероятным представляется, что герцогиня собирается устроить зимний бал в Дейнджерфилде.

— Слава Богу. — Граф стряхивал с себя остатки сна и на глазах превращался из сонного льва в приготовившегося к прыжку тигра в самом опасном, как представлялось Оуэну, обличье — в обличье умного мужчины.

Прежде чем открыть и прочесть наконец письмо, Сакс осушил вторую чашку кофе. Оуэн с интересом наблюдал за ним, потому что мог только гадать, во что выльется дурное предчувствие друга.

— Чума и проклятие! — произнес наконец Сакс в изумлении. Приготовившийся к одному из знаменитых графских приступов гнева Оуэн вздохнул с облегчением.

Когда Сакс поднял голову от прочитанного письма, он выглядел почти растерянным.

— Когда у меня день рождения?

— Завтра, как тебе хорошо известно. В новогодний сочельник.

Графа словно подбросило на скомканных простынях, и во всем своем нагом великолепии он проследовал через спальню.

— Старая сука! — воскликнул он в ярости, но не без доли восхищения. Сакс и его бабка вот уже пятнадцать лет вели непримиримую войну, с тех самых пор, как она стала его воспитывать. Это была война за власть между двумя самыми упрямыми, самыми высокомерными людьми, каких только доводилось встречать Оуэну.

Между двумя самыми взрывными темпераментами.

Можно было догадаться, что надвигалась гроза, тем более что Брэк уже предусмотрительно заползал под кровать.

Сакс намотал на руку край парчовой шторы и резко дернул, наполовину оторвав от стены карниз. Еще один яростный рывок — и с потолка обрушилась лавина штукатурки.