Король увиливал и тянул время не только потому, что боялся Ришелье, но и потому, что понимал: могущество Франции без кардинала немыслимо. Наконец, королева-мать, ставшая со временем одной из самых непримиримых противниц кардинала, "дожала", и Людовик уже взял в руки перо, чтобы подписать соответствующий указ, как вдруг в его кабинете появился Ришелье с просьбой... об отставке.
      "Семейные узы для вас дороже короны и счастья подданных - оставляю вас с матерью, супругой и братом, которые не раз доказали свою преданность Вашему Величеству".
      Людовик едва ли не на коленях умолил кардинала остаться. Королева-мать сбежала в Бельгию, принц Орлеанский последовал за нею. А герцог де Монморанси, маршал Франции, победитель англичан на море, испанцев и протестантов на суше, был посажен в тюрьму, обвинен в открытом мятеже и приговорен к смертной казни. Возможно, король и помиловал бы человека, родословная которого насчитывала более 700 лет, первого дворянина королевства после принцев крови, молодого, красивого, богатого и... любимого. Но любимого совсем не той, кем нужно. На беду герцога, при нем во время ареста оказался портрет Анны Австрийской с её локоном. Кардинал хранил этот "довод" до последнего и, лишь когда увидел, что Людовик готов помиловать его злейшего врага, заявил, что за Монморанси просит ещё одна особа - королева. И вручил королю злосчастный медальон. Через три часа после этого голова маршала Франции слетела с его плеч.
      Последней в долгой череде казней стала расправа над шевалье де Сен-Марсом и шевалье де Ту. Это произошло в 1642 году, а несколько месяцев спустя кардинал слег, поручив вниманию короля нескольких своих доверенных людей, в том числе некоего Джулио Мазарини, будущего кардинала, первого министра и тайного мужа Анны Австрийской.
      - Будьте спокойны, - ответил король больному, - ваши желания будут исполнены, но я надеюсь, что ещё не скоро.
      То ли король не понял серьезности происходящего, то ли радовался близкой смерти кардинала, как радовался вообще любой смерти в своем окружении, неизвестно. Но от кардинала он вышел даже не с улыбкой, а с громким смехом. Впрочем, он и казнь своего фаворита воспринял с восторгом.
      - Сколько мне ещё осталось жить? - спросил больной у окружавших его врачей.
      Лишь один из них осмелился сказать:
      - Монсеньор, думаю, что в течение ближайших суток вы либо умрете, либо встанете на ноги.
      - Хорошо сказано, - тихо заметил Ришелье.
      Больше он уже почти ничего не говорил, только перед самой смертью попросил любимую племянницу оставить его одного.
      - Помните, я любил вас больше всех на свете. Будет нехорошо, если я умру у вас на глазах.
      Кошки оставались вокруг его ложа до самого конца...
      Великий французский математик и философ Блез Паскаль как-то заметил, что "господин кардинал не пожелал быть разгаданным". И действительно, вокруг его личности вот уже триста с лишним лет идут острые дискуссии. Но отрицать несомненные заслуги герцога-кардинала никто никогда не мог.
      А остальное в конце концов могло быть всего лишь сплетнями.
      ТАЙНА МАРКИЗЫ ДЕ ПОМПАДУР
      Век восемнадцатый, галантный век, прославился в истории Европы тем, что одновременно три женщины оставили в нем неизгладимый след. Две императрицы: Мария Терезия в Австро-Венгрии, Екатерина Великая в России и маркиза де Помпадур, мещанка, некоронованная королева Франции, которая на протяжении двадцати лет была фавориткой Людовика XV.
      Царствующие особы не могли простить ей влияния, которое она имела на короля. Придворные ненавидели за "низкое" происхождение. Она не была ни ослепительной красавицей, ни пылкой любовницей. Почему же король, которого окружали более молодые и по-настоящему красивые женщины из знатных дворянских семей, возвращался к маркизе? Загадка, которую мало кто пытался разгадать, традиционно считая маркизу де Помпадур, урожденную Жанну-Антуанетту Пуассон, "великой куртизанкой" и не менее великой мотовкой...
      Когда Жанне-Антуанетте было девять лет, её матери, женщине весьма суеверной, пришла в голову не слишком оригинальная по тем временам мысль: отвести дочь к гадалке, некоей госпоже Лебон. И та произнесла знаменательную фразу:
      - Эта малютка в один прекрасный день станет фавориткой короля.
      ...Настоящая королева Франции, Мария Лещинская, дочь польского короля в изгнании, была на восемь лет старше своего мужа, что, впрочем, не мешало Людовику первые двенадцать лет брака быть почти образцовым супругом. Королева родила ему десятерых детей, и по-прежнему почти каждую ночь король проводил в её спальне. Пока это не надоело самой Марии, женщине очень набожной и малотемпераментной. "Спать, беременеть, рожать... как же это скучно!" - призналась она одной из своих придворных дам. И повела себя, как самая обыкновенная женщина, смертельно уставшая от выполнения "супружеского долга": стала увиливать под всевозможными предлогами. А король... что ж, король был мужчиной. Он стал окружать себя молодыми, веселыми и не слишком целомудренными женщинами. Так началаь эпоха фавориток.
      ...В начале ноября 1744 года от воспаления легких неожиданно умирает возлюбленная Людовика маркиза де Шатору. Разумеется, никто не сомневался в том, что король обзаведется новой пассией. Назывались имена возможных кандидаток на эту роль, составлялись целые партии в поддержку той или иной герцогини, баронессы, графини. Но время шло, а король, казалось, свято хранил память о последней метрессе. Так продолжалось несколько месяцев. В марте 1745 года на балу-маскараде в честь помолвки дофина к королю подошла изящная маска в костюме Дианы-охотницы. Король заинтересовался её остроумным непринужденным разговором, был явно не прочь познакомиться ближе, но... маска скрылась, успев, однако, уронить надушенный тоними духами носовой платок. Таинственная незнакомка, похоже, прекрасно знала слабое место Людовика: паническую боязнь скуки. Поиск "Дианы", новое приключение - это была слишком хорошая приманка, чтобы король пренебрег ею.
      Разумеется, Жанна-Антуанетта, которая жила со своим мужем Шарлем де Этиолем в его родовом замке, "спряталась" так, чтобы король нашел её как можно быстрее. Через несколько дней Людовик и "малютка Этиоль" вместе поужинали. По придворным сплетням, они в тот же вечер стали любовниками. Скорее всего, так оно и было, потому что будущая маркиза де Помпадур впоследствии призналась: в своих отношениях с королем она сделала лишь одну ошибку, которая, впрочем, могла оказаться роковой - отдалась "мужчине своей мечты" в первую же встречу.
      Король придумал несколько учтивых фраз, чтобы отделаться от новой пассии, если та вздумает надоедать ему. Но проходили дни, а мадам де Этиоль не появлялась. Ее нигде не было видно, и никто о ней ничего не знал. Второй раз любопытство короля было задето. И его можно понять: женщина не напоминает о себе, не ищет с ним встреч... Может, он оказался не на высоте и разочаровал её как мужчина? Если это так, то нужно немедленно найти её и доказать, что она ошиблась.
      Королевский камердинер Бинэ, которому Людовик доверил эту деликатную миссию - разыскать мадам Этиоль, озадачил Людовика ещё больше. Совершенно "случайно" ему стало известно, что мадам влюблена в короля ещё больше, чем прежде. Она страдает от того, что изменила обожающему её мужу, и теперь тот, возможно, убьет её, но зачем ей жить без Людовика? Да, она говорила всем и всегда, что могла бы изменить мужу только с королем, но разве она могла предположить, что её полумечта-полушутка станет действительностью и она окажется в объятиях короля? Теперь ей остается мечтать только о скорой смерти как об избавлении.
      Как бы то ни было, Людовик пожелал видеть Жанну-Антуанетту ещё раз.
      Но теперь уже она не допустила никаких просчетов. Перед королем оказалась бесконечно любящая женщина, потерявшая голову от страсти. Пожалуй, это была одна из самых трудных ролей, которую маркиза Помпадур исполнила в своей жизни. Ибо ей нужно было сыграть безумную страсть, а маркиза по природе своей и из-за слабого здоровья (склонности к чахотке) относилась к физической стороне любви, мягко говоря, прохладно. Не исключено, что именно эта черта, свойственная и самой королеве, впоследствии сблизила обеих женщин. Во всяком случае, королева относилась к Жанне-Антуанетте гораздо лучше, чем ко всем остальным бывшим и будущим фавориткам своего супруга. Родственные души? Вполне возможно.
      Как бы то ни было, Жанна-Антуанетта победила и на этот раз. Король поверил в искренность её чувств. Поверил и в то, что ревнивый муж убьет её, если она вернется под супружеский кров. Мадам Этиоль укрылась в дальних покоях Версаля, предоставив своим родственникам улаживать дела с обманутым супругом. Спустя короткое время король восстановил для своей новой метрессы маркграфство Помпадур, оставшееся без наследников мужского пола, и мадам де Этиоль становится маркизой де Помпадур.
      Началась эпоха Помпадур при французском дворе. При дворе, где красивый, обаятельный, окруженный не только придворными, но и искренними друзьями король скучал. И вот маркиза поставила перед собой главную цель развлекать короля. Развлекать, если понадобится, круглые сутки, тем более что она получила прекрасное по тем временам образование - умела петь, танцевать, превосходно музицировала, занималась живописью, гравировкой драгоценных камней. Два раза в неделю у неё в салоне собирались художники, писатели, философы. Во дворце Шаузи по приказу маркизы был создан "Театр Малых Покоев" - интимный, изысканный, для сорока зрителей. Тут король мог, сидя на стуле, забыть об этикете и просто смотреть спектакль. А руководила всем и была первой актрисой сама маркиза.
      Власть маркизы с каждым днем становилась все сильнее. Она - негласная правительница Франции, расположения которой ищут иностранные державы. Де Помпадур достигла вершины славы и счастья? Ничего подобного! Ей предстояла самая тяжелая борьба в её жизни. Борьба, в которой не будет победителей. Ибо сражаться маркизе пришлось с природой, которая щедро одарила её всевозможными талантами, но дала слишком хрупкое тело.
      "Меня преследует страх потерять сердце короля, - писала она одной близкой подруге, - перестать быть ему приятной. Мужчины высоко ценят определенные вещи, как вам, наверное, известно, а, к моему несчастью, у меня очень холодный темперамент. Боюсь, что моя "куриная натура" окончательно отвратит его от моего ложа и он возьмет себе другую. Я испробовала и ароматный шоколад с тремя порциями ванили, трюфели, суп с сельдереем. Но чем сильнее действие такой диеты, тем более разбитой и бессильной я оказываюсь на следующий день. Моя огромная усталость вовсе не располагает меня, предоставлять моему обожаемому повелителю все те удовольствия, на которые он вправе рассчитывать..."
      Четыре года продолжалась эта борьба, в которой маркиза была обречена на поражение. Людовик, чьи аппетиты росли с годами зрелости, не мог больше довольствоваться часто болевшей и мало расположенной к любовным утехам женщиной. Но он её ещё любил,. поэтому поступал не как король, а как самый обычный смертный: начал заводить легкие интрижки на стороне. Время от времени он возвращался к маркизе. Его постоянная спутница, участница всех его дел, она стала для него необходимой не только потому, что она одна владела секретом развлечь его и избавить от скуки. И даже не потому, что была неподражаема в постели. Король мог говорить с ней о самых незначительных делах и рассчитывать на дельный совет в любой ситуации.
      Но Жанна-Антуанетта никогда не стала бы маркизой Помпадур, если бы не нашла из положения свой собственный, мало кому доступный выход. Она перестала соперничать с молодыми и здоровыми женщинами и откровенно сказала своему возлюбленному, что предпочитает остаться его хорошим другом, чем пытаться быть плохой любовницей. Возможно, король удивился. Но наверняка не слишком: именно так поступила его законная жена, когда поняла, что их темпераменты не соответствуют. Людовику XV определенно везло на умных женщин.
      Ее роль женщины и любовницы продолжалась шесть лет. Ее роль советника, участвующего в королевской политике и направляющего её, сохранится ещё тринадцать лет - до самой смерти. И пока она жива, у Людовика не будет постоянной возлюбленной, то есть женщины, которой бы удалось удержать его привязанность больше года.
      Она умерла 15 апреля 1764 года в возрасте 43 лет.
      После смерти маркизы королева Мария Лещинская сказала: "О ней говорят так мало, как если бы она вообще не существовала. Таков мир. Достоин ли он любви?"
      ОТДАВАВШАЯСЯ, НО НЕ ПРОДАВАВШАЯСЯ
      НИНОН ДЕ ЛАНКЛО
      Вторую половину семнадцатого столетия называют "веком Людовика Великого" - французского короля Людовика XIV, блестящий двор которого задавал тон всей Европе. Достаточно сказать, что действие полюбившихся ещё советским кинозрителям многочисленных фильмов о приключениях Анжелики происходит именно в это время, чтобы представить себе роскошь придворной жизни при "короле-солнце".
      Но блестящий век поражал и своим необузданным развратом, безбожием, глубоким невежеством и самыми дикими суевериями. Церемонные поклоны и вычурные комплименты соседствовали с такими манерами, которые сейчас можно наблюдать разве что у алкоголиков или бомжей. Высморкаться в руку, плюнуть соседу в открытый рот, перебрасываться за столом хлебными шариками и фруктами, есть руками считалось в порядке вещей. Придворным настоятельно рекомендовалось причесываться прежде, чем идти в гости (очевидно, дома можно было вообще этого не делать), а будучи в гостях, не чесать голову пятерней, дабы не наградить окружающих "известными насекомыми", а также мыть руки ежедневно, не забывая сполоснуть и лицо. Дамы носили под платьем изящные коробочки с клеем, красноречиво называвшиеся "блохоловками". Да и сам король Людовик запросто мог дать аудиенцию, сидя на стульчаке, а нередко так и завтракал в присутствии дам и кавалеров. Правда, мило?
      Самое интересное заключалось в том, что в то же самое время во Франции пышно расцвели науки, искусство, литература, поэзия, театр. Правда, все прославленные имена принадлежат не аристократии, тем более придворной, а буржуа. И среди этих имен не было ни единого женского имени: дамы семнадцатого века предпочитали самоутверждаться исключительно в любви. Все остальное их решительно не интересовало. Каждая пятнадцатилетняя девица мечтала оказаться королевской любовницей - это положение было высшим в обществе того времени. Королева не могла соперничать с фаворитками, о королеве забывали на месяцы и годы, а фаворитки всегда были на виду, увешанные драгоценностями, роскошно одетые, получавшие в подарок за ночь любви замки и поместья.
      Понятно, что стать королевской любовницей могли далеко не все. Но иметь связи на стороне было так же естественно, как дышать. Женщина, хранившая верность законному мужу, становилась посмешищем в глазах общества, а той, которая потеряла счет любовникам, безумно завидовали. Ради завоевания мужчин дамы не останавливались ни перед чем. Большинство из них постоянно носили с собой небольшие книжки, очень похожие на молитвенники, но на самом деле содержавшие неприличные рисунки и анекдоты - чтобы было о чем поговорить с кавалером. Если дама укладывала волосы короткими локонами на висках, это значило, что она неравнодушна к военным. Если длинные локоны спускались до плеч - их обладательница предпочитала мальчиков и так далее. Существовал особый "язык бантиков": перемещая их по прическе и одежде, дама без слов сообщала своему избраннику: "вы мне нравитесь", "я вас люблю", "следуйте за мной", "я ваша"... Очень удобно!
      И все же в то время были и такие женщины, которые сочетали в себе бесспорный ум, необыкновенную красоту и обаяние, причем обладали превосходными манерами, были остроумны, находчивы и вовсе не стремились любыми путями попасть в монаршью постель. Одна из них, прозванная современниками "царицей куртизанок", прекрасная Нинон де Ланкло, по праву считается звездой "века Людовика Великого". Эта звезда озаряла своим блеском Париж действительно без малого век. "Изящная, превосходно сложенная брюнетка, с лицом ослепительной белизны, с легким румянцем, с большими синими глазами, в которых одновременно сквозили благопристойность, рассудительность, безумие и сладострастие, с восхитительными зубами и очаровательной улыбкой. Нинон держалась с необыкновенным благородством, обладая поразительной грацией манер". Так описал один из современников сорокалетнюю обольстительницу! Большинство её ровесниц уже носили глухие черные платья и проводили время в молитвах или за карточным столом. Но Нинон...
      Анна де Ланкло родилась в Париже 15 мая 1616 года. Мать - женщина самых строгих правил, высокой нравственности и набожности - мечтала о том, что Нинон посвятит себя служению Богу и воспитывала девочку соответственно. Отец - философ-эпикуреец - жил в свое удовольствие, пренебрегая общественным мнением, и очень рано начал внушать дочери преимущества легкой и приятной жизни. Он следил за тем, чтобы Нинон училась музыке, танцам, пению, декламации - и эти предметы так нравились девочке, что пораженные её успехами учителя называли её не иначе, как "восьмым чудом света". Помимо этого, она занималась литературой, историей, немного философией, то есть получала такое образование, которого в то время не имело большинство мужчин.
      Когда четырнадцатилетняя Нинон впервые появилась в свете, она произвела фурор и была единодушно признана самой прекрасной женщиной Парижа. Единственная дочь богатых родителей, знатного происхождения, красавица, отменно воспитанная, она отбоя не знала от претендентов на её руку и сердце. Но ничто в мире не пугало её больше, чем законный брак. Связать свою свободу, подчинить себя мужчине казалось ей чудовищным покушением на собственное "я". Нинон считала, что "благоразумная женщина не избирает себе мужа без согласия своего рассудка, как любовника без согласия своего сердца". Сердце её пока молчало, рассудок категорически противился идее раннего брака без любви, и юная красавица наслаждалась жизнью в полном соответствии с наставлениями отца и к большому огорчению матери.
      Возможно, жизнь Нинон сложилась бы иначе, не останься она в пятнадцать лет круглой сиротой: её родители скончались почти одновременно. Не по возрасту рассудительная девушка очень удачно распорядилась полученным в наследство приличным капиталом, поместив его так, что до конца жизни не знала нужды в деньгах и даже могла поддерживать материально своих друзей. Сама же она ни у кого и никогда не брала денег. Никому из своих бесчисленных любовников Нинон не отдавалась по расчету - только по любви. И если её считали куртизанкой, то только потому, что об эмансипированных женщинах тогда слыхом не слыхивали. Куртизанкой она не была.
      Первой любовью Нинон стал герцог Шатильонский Гаспар Коли-ньи, внучатый племянник великого адмирала, погибшего в Варфо-ломеевскую ночь. Уже шли переговоры о браке герцога с девицей де Монморанси, единственной наследницей семейства, которое состояло в родстве с самим королем. Но девица де Ланкло так очаровала герцога Шатильонского, что он решил жениться именно на ней вопреки желанию своих родственников, и целых три недели ухаживал за красавицей по всем правилам искусства, даже не пытаясь стать её любовником. Нинон принимала его ухаживания вполне благосклонно, потому что сама увлеклась поклонником не на шутку.
      Однако в один далеко не прекрасный день герцог явился к Нинон в полном отчаянии и объявил, что отец настаивает на его браке с девицей де Монморанси, тогда как сам он скорее умрет, чем согласится отказаться от Нинон. Но молодая красавица неожиданно заняла сторону отца герцога и объявила, что, во-первых, между де Монморанси и де Ланкло слишком большая разница и не стоит ссориться с семьей, а, во-вторых, по её мнению, "брак и любовь - это дым и пламя".
      - Я и сама люблю вас, - призналась она совершенно ошарашенному герцогу. - Но вовсе не моя вина, если три недели вы фантазировали о том, чего никогда не будет, и не догадались взять того, что само шло вам в руки.
      Герцог не заставил просить себя дважды, но был поражен ещё больше, обнаружив, что его возлюбленная невинна. Он снова завел речь о браке Нинон осталась непреклонной. А несколько месяцев спустя дала любовнику отставку, заявив, что женщины чаще отдаются по капризу, чем по любви, любовь у неё прошла, каприз - тем более. Раздосадованный и одновременно очарованный, герцог удалился из спальни красавицы, но навсегда сохранил искреннюю дружескую привязанность к бывшей любовнице. А имя Нинон долго ещё было на устах у парижан: отказаться от брака с герцогом да ещё первой прервать любовные отношения с ним! Никому и в голову не могло прийти, что это только начало, ведь Нинон едва-едва исполнилось шестнадцать лет.
      Тем не менее красавица умела придавать всем своим поступкам, даже самым рискованным, какую-то удивительную пристойность и изящество. Ее маленький дом не был дворцом, но все в нем радовало глаз и располагало к комфорту. "Скромность везде и во всем, - проповедовала Нинон, - без этого качества самая красивая женщина возбудит к себе презрение со стороны даже самого снисходительного мужчины". Она окружала себя не только и не столько поклонниками, сколько умными и интересными людьми, происхождение которых подчас значения не имело. Частым гостем в её доме был Мольер, звезда которого уже восходила в парижском театре, знаменитый философ того времени Сент-Эвре-мон, поэт Лабрюйер и многие, многие другие. Все они смотрели сквозь пальцы на любовные похождения Нинон и с восторгом слушали остроумные речи красавицы, проповедовавшей вещи, доселе неслыханные: право женщины на свободную любовь, равноправие, необязательность брака. Но, даже если бы они знали современное слово "феминистка", вряд ли они могли так назвать Нинон, обожавшую мужчин всю свою долгую жизнь.
      В двадцать лет Нинон совершила ещё одан экстравагантный поступок, заставив Париж замереть от ужаса и восхищения. Всесильный кардинал Ришелье, который вообще-то мало интересовался женщинами, наслышавшись о красоте и уме девицы де Ланкло, прислал ей пятьдесят тысяч золотых и приглашение на свидание. Нинон вернула деньги с запиской: "Я отдаюсь, но не продаюсь". И это была истинная правда, от любовников она принимала только цветы. Умный человек, кардинал оценил поступок по достоинству и до конца своих дней отзывался об этой женщине не иначе, как с глубоким уважением, никогда не вспоминая о своем бестактном капризе.
      Одним из любовников Нинон стал девятнадцатилетний граф де Граммон - на пять лет моложе её. Скромный блондин под ангельской внешностью скрывал бездну пороков и, возможно, именно поэтому пользовался расположением красавицы дольше остальных: пороки, как и достоинства, тоже имеют свою привлекательность. Граф принимал ласки красавицы с такой же страстью, как и содержимое её кошелька. Но однажды ночью, думая, что любовница спит, граф стащил из её шкатулки пригоршню золота. Нинон все прекрасно видела, но ничем себя не выдала. Только утром в ответ на "до свидания" она сухо ответила:
      - Нет, не до свидания, а прощайте.
      - Почему? - изумился граф.
      - Ответ в вашем кармане.
      К тридцати годам Нинон прочно завоевала славу самой прекрасной жннщины Франции. Многие знатные дамы приезжали к ней поучиться хорошим манерам. Матери с той же целью привозили к ней только что вышедших из монастыря дочерей.
      В один из вечеров девице де Ланкло доложили, что её хочет видеть какой-то незнакомец, причем настаивает на том, чтобы встреча произошла с глазу на глаз. Настойчивость незнакомца возбудила у Нинон любопытство, и, оставив гостей, она вышла в будуар. К её изумлению таинственный гость оказался не очередным гюклонником, а невзрачным маленьким старичком, одетым в черное.
      - Вы видите перед собой существо, - заявил он, - которому повинуются силы природы и который, если бы пожелал, давным-давно обладал бывсеми земными благами, но я презираю их. Я незримо присутствовал при вашем рождении и теперь хочу услышать, что вы предпочитаете получить от меня в подарок: власть, несметные богатства или вечную красоту?
      - Что я должна сделать для того, чтобы получить вечную красоту? спросила верная себе Нинон, делая вид, что воспринимает странного посетителя всерьез. - Продать вам свою душу? Подарить свое тело?
      - Ничего подобного. Просто напишите ваше имя вот на этой маленькой дощечке.
      Нинон выполнила просьбу, незнакомец трижды дотронулся коротенькой палочкой до её левого плеча и объявил, что желание исполнено.
      - Вы третья женщина, которой я дарю вечную красоту. Первой была Клеопатра, второй - Диана де Пуатье. Сохраните в тайне нашу встречу. Мы увидимся ещё раз, но, увы, только тогда, когда вам останется жить ровно три дня...
      С этими словами старичок вышел из будуара, оставив Нинон растерянности. Все услышанное казалось ей бредом, но она прекрасно знала о том, что Диана де Пуатье, любовница короля Франциска Первого, хранила свою замечательную красоту до самой смерти, а умерла она уже в очень преклонном возрасте. Более того, Диана стала королевской фавориткой, когда ей перевалило далеко за тридцать, а монарх был моложе её на восемнадцать лет. Тут призадумаешься...
      Разумеется, Нинон имела при дворе немало врагов, которые завидовали её красоте, молодости и независимости. Завистники сумели настроить против неё вдовствующую королеву Анну Австрийскую - тогда регентшу Франции, и она направила девице де Ланкло приказание "добровольно" уйти в монастырь кающихся девушек. Но посланцы королевы наткнулись на протест.
      - Во-первых, я не девушка, - сказала она, - во-вторых, мне не в чем каяться, а в-третьих, если её величеству угодно, чтобы я ушла в монастырь, пусть выберет по своему вкусу любой ... мужской. Туда я отправлюсь с удовольствием.
      Эта неслыханная дерзость привела Анну Австрийскую в ярость. Она уже готова была заключить девицу де Ланкло в Бастилию, но тут вмешался герцог Энгиенский, великий Конде. Всего несколько недель наслаждался он ласками Нинон и был отвергнут, но, будучи человеком великодушным, навсегда остался другом капризницы. Он-то и отвел грозу, рассказав о том, что произошло в свое время между Нинон и Ришелье. Королева всегда ненавидела кардина, и если куртизанка пренебрегла им, то этого было совершенно достаточно, чтобы регентша закрыла глаза на все остальное и оставила Нинон в покое.
      Следующим любовником Нинон стал самый красивый мужчина при королевском дворе - маркиз де Ла Шартр. Она влюбилась не на шутку и хранила ему абсолютную верность целых полгода. Но на их общую беду, маркиз оказался безумно ревнивым и так следил за своей возлюбленной, что заболел нервной горячкой. Нинон трогательно ухаживала за ним и даже обрезала свои роскошные волосы и подарила ему "в залог любви". Когда же маркизу - командиру кавалерийского полка - пришлось срочно выступить со всей армией в Германию, он потребовал у своей любовницы вексель такого содержания: "Париж. Число. Год. Клянусь оставаться верной маркизу де Ла Шартру". Девица де Ланкло охотно подписала вексель, и маркиз со спокойной душой отправился на поле брани.
      После его отъезда Нинон не выходила из дома, но по-прежнему принимала гостей. Один из них появился в душный вечер, закончившийся страшной грозой. При первом же ударе грома красотка, панически боявшаяся грозы, потеряла самообладание и бросилась за защитой к своему гостю. Чем все это закончилось, догадаться нетрудно, поскольку гость был молод и хорош собой, а маркиз отсутствовал больше месяца. Правда, он с достоинством воспринял неприятную для себя новость и прислал изменнице её вексель с припиской: "Уплачено после банкротства".
      В тридцать три года Нинон любила одновременно двух друзей: графа и аббата. Чтобы никого не огорчать, красавица принимала первого ночью, а второго - днем. Результатом такого сотрудничества оказался младенец мужского пола, а так как на почетный титул отца претендовали оба любовника, истина открылась. Нинон при этом не потеряла ни остроумия, ни самообладания:
      - Я не сомневаюсь, - сказала она, - что мой сын принадлежит одному из вас, но кому - сама не знаю. Бросьте кости - выигравший будет считаться отцом.
      Бросили кости, судьба улыбнулась графу.
      - Я тоже хочу быть отцом! - вопил раздосадованный аббат. - Нинон, вы должны дать мне другого сына!
      Красавица только рассмеялась. Ее первенец впоследствии блестяще служил на флоте и достиг чина капитана.
      Второй сын родился у неё от маркиза де Жерсея, богатого вдовца, который себя не помнил от радости, обнаружив, что может иметь потомство. Роженице было тридцать семь лет. Этого ребенка она увидела снова лишь двадцать лет спустя и при весьма трагических обстоятельствах. Но об этом позже.
      Далее по списку следует некий Гурвилль, доверенное лицо великого Конде. Вынужденный покинуть пределы Франции по политическим причинам, Гурвилль оставил своей любовнице на сохранение двадцать тысяч золотых и попросил также хранить ему верность - по возможности. Такую же сумму Гурвилль накануне отдал своему другу, настоятелю монастыря, который слыл святым человеком. Когда изгнанник вернулся год спустя на родину, он прежде всего отправился за деньгами к настоятелю. "Святой человек" только округлил глаза:
      - Я ничего от вас не получал, следовательно, мне нечего вам возвращать.
      Гурвилль даже не пошел к бывшей любовнице: он знал, что она давно завела себе нового обожателя, а уж сохранить деньги... Но Нинон сама послала за ним.
      - К вашему несчастью, мой друг... - встретила она его. - Я не сумела сохранить вам верность. В отличие от той суммы, что вы передали мне год назад. Любовница вам изменила, но вы приобрели друга, а это, поверьте, стоит больше.
      Восхищенный Гурвилль всюду рассказывал о прекрасном поступке прекрасной женщины, которая лишь пожимала плечами, когда её начинали хвалить:
      - Как много шума из-за пустяков. Столько дифирамбов самому естественному поступку. Неужели на свете так мало честных людей?
      Нинон перевалило за пятьдесят, и в числе её любовников стали уже появляться сыновья бывших воздыхателей. Мать одного из них, маркиза де Севиньи, будучи на десять лет моложе Нинон, в шутку звала её "моя невестка".
      Сам король прислушивался к словам де Ланкло и, опасаясь её насмешек, решился наконец порвать связь с маркизой де Монтеспан, самой алчной и жестокой из всех его фавориток. Двор рукоплескал Нинон, а королева Мария, законная и забытая супруга Людовика, называла её не иначе, как "совесть королевства".