Глава I

Дома

Билли Байрн выпятил богатырскую грудь и глубоко вдохнул родной воздух Чикаго.

Он стоял на площадке нью-йоркского поезда, подходившего к вокзалу Ла-Сал-стрит, и хотя он был очень несчастлив, его все же безотчетно радовало возвращение домой.

Больше года продолжались его странствия и необыкновенные приключения. Теперь Билли Байрн возвращался в западную часть Чикаго, к родной Большой авеню.

Нельзя сказать, чтобы на длинной извилистой Большой авеню было что-нибудь такое, что могло вызвать энтузиазм, да Билли и не был в особенном восторге от этой улицы сомнительной чистоты... Но он приходил в восторг при мысли, что вернулся и "утрет им нос". Он покинул Чикаго с репутацией грубого и буйного человека даже в грубом районе Большой авеню, где он вырос. Как изменился он под влиянием этой девушки! Правда, она по многим причинам не подходила ему. Но любовь заставила его сбросить неуклюжесть и грубость. Билли Байрн не был больше хулиганом.

Он сам отказался от своей возлюбленной. Между Большой авеню и Риверсайд-Драйв была непроходимая пропасть, но он все еще старался быть таким, каким Барбара желала, чтобы он был, хотя и знал, что никогда больше ее не увидит.

На Большой авеню ему легче всего будет забыть свое горе; ее он не забудет никогда. Главное же, ему хотелось вернуться к месту своей прежней жизни для того, чтобы, как он говорил, "утереть им нос".

Он хотел показать прежней шайке, что он, Билли Байрн, не стыдится быть приличным человеком. Он хотел показать соседям, что может работать и честно зарабатывать хлеб. Он с восторгом думал о разочаровании жадных содержателей пивных, когда они убедятся, что он, пьяница Билли Байрн, больше не пьет. Перед ним была новая, интересная и содержательная жизнь.

Но главным образом он желал опровергнуть несправедливое обвинение в убийстве, заставившее его бежать из Чикаго. Как повезло ему в ту ночь, когда полисмен Стэнлей Лавки с Лэк-стрит предупредил его о подлости Шихена, который показал на него как на убийцу старика Шнейдера!

На самом деле Билли Байрн был тут совсем ни при чем. В ту ночь он даже не подходил к пивной старика Шнейдера. Шихен, арестованный по подозрению в убийстве, был его давнишним врагом и воспользовался возможностью свалить вину с себя и "замазать" Байрна.

За истекший год Билли многое перевидал, и горизонт его сильно расширился. Его пещерные понятия о законе и порядке тоже несколько изменились. Он больше не боялся их и начинал верить в справедливость. Законы его страны дадут ему то, чего он ищет, – справедливый суд.

Билли усмехнулся. Как меняется человек! Он, Билли Байрн, собирается обратиться к закону и его служителям! Все его детство, вся его молодость были сплошной борьбой с гнетом общественного строя. Не глупо ли добровольно отдать себя в руки врагов своего класса и верить, что его непричастность к преступлению будет сразу же установлена? Зная свою невиновность, Билли предполагал, что и другие должны будут сразу ее признать. Он стал строить планы.

"Сперва поеду взглянуть на Большую авеню, а затем сам отдам себя полиции. Суд может затянуться, а я хочу до того повидать кое-кого из старых знакомых".

Билли сел в омнибус и, прислонившись к открытому окну, стал жадно вглядываться в мелькавший перед ним шумный и грохочущий Чикаго.

Мэгги Шэн сидела съежившись, на верхней ступени шаткой лесенки, прислоненной к старому облупленному дому, во втором этаже которого жила семья Шэн.

Мэгги была сильно не в духе по случаю неурожая на кавалеров. Никто не мог заполнить горестной пустоты, образовавшейся в ее сердце после внезапного отъезда Шихена. Прошло уже много недель с тех пор, как этот достойный джентльмен "избрал более здоровый климат", к немалому смущению Мэгги и поручившихся за него товарищей. Мэгги мрачно смотрела на расстилавшуюся у ее ног грязную улицу и на крикливую толпу нечесаных женщин и детей. Она провожала хмурым и рассеянным взором проезжавшие с грохотом тяжелые телеги. Вдруг она заметила довольно интересного мужчину, идущего по этой стороне улицы. Он был еще слишком далеко от нее, чтобы различить черты лица, но его рост, осанка, весь облик понравились скучающей Мэгги, и она встрепенулась.

Быстрым движением пригладив сзади прическу, она поправила кокетливо клок, нависавший над глазом, оправила юбку и замерла в ожидании. Когда прохожий подошел ближе, он оказался настоящим красавчиком и, что было чудесней всего, его внешность казалась странно знакомой. Но только когда он очутился почти наравне с ее домом и взглянул вверх, Мэгги узнала мужчину.

Мэгги Шэн так и ахнула и схватилась за поручни лестницы. Минута – и мужчина прошел далее по тротуару.

Некоторое время девушка неподвижно смотрела ему вслед.

Затем стремглав скатилась по лестнице, вбежала в зеленую лавку на углу и попросила позволения переговорить по телефону.

– Запад, два-шесть-три, – задыхаясь сказала она в трубку, и затем через секунду: – Лэк-стрит? Слушайте! Билли Байрн вернулся. Я его только что видела...

– Да-да!.. Кто я? Все равно! Но если он вам нужен, так знайте: он теперь как раз разгуливает по Большой авеню... Идет к западу. Я его только что видела около памятника Линкольну.

И она повесила трубку.

Билли Байрн шел по знакомым кварталам. "Следовало бы заглянуть к матери", – подумал он. Не то что он ожидал встретить у нее хороший прием, даже если бы она случайно оказалась трезвой. Но за истекший год вся манера мышления Билли основательно изменилась, и он считал своим долгом зайти к ней. Кажется, бессознательно он хотел ей помочь.

Но когда он дошел до знакомого покосившегося дома, он узнал, что его мать умерла. Какая-то другая семья занимала грязную комнату, в которой протекло его детство.

Если Билли Байрн и почувствовал некоторую печаль по случаю смерти матери, то он ничем не выказал этого. Правда, он от покойницы ничего и не видел, кроме пинков и колотушек. В "свободной, демократической Америке" бедняки по-прежнему парии. Все двери перед ними закрыты... Безвыходность окружавшей его обстановки толкнули Билли на путь преступления в таком возрасте, когда мальчики обычно еще только поступают в приготовительную школу.

Чего греха таить! Билли украдкой облегченно вздохнул и бодрым шагом повернул обратно к Большой авеню. Никто из тех немногих, кого он встретил и кто узнал его, не пришел в восторг от его возвращения. Билли почувствовал некоторое разочарование.

Он решил немедленно отправиться в полицейский участок на Лэк-стрит и узнать, в каком положении находится дело об убийстве Шнейдера. Возможно, что за это время был обнаружен настоящий убийца. В таком случае Билли сразу будет реабилитирован. Если же нет, то он отдастся им в руки и будет требовать суда и следствия.

Когда он подошел к Вуд-стрит, два человека, притаившиеся в дверях пивной, шагнули к нему и схватили с обеих сторон. Билли возмущенно оглянулся.

– Иди-ка подобру, Байрн! – посоветовал один из них. – Брось глупости!

– О! – протянул Билли. – Это вы? А я как раз собирался сам идти в участок.

Оба полисмена недоверчиво усмехнулись.

– Мы тебя избавим от этого беспокойства, – сказал один из них. – Мы поведем тебя. Ты бы мог заблудиться, если бы пошел один!

Билли молча прошел с ними путь до патруля. Он видел, что полисмены ему не верят и что с ними столковаться нельзя. Но оказалось, что и начальник патруля отнесся с таким же сомнением к его словам. Он только смеялся в ответ на все уверения Билли о том, что он был уже на пути к участку в момент своего ареста.

Глава II

Приговор

Тянулись недели, и Билли Байрн не находил ни в ком доверия. Ему не верили, что он хочет жить честно, трудовой жизнью, не верили, что он совершенно не причастен к убийству Шнейдера, и он начал сомневаться в разумности своего поступка.

Он снова стал склоняться к первоначальному мнению о полиции и о законах лицемерно-демократической Америки. К тому же его товарищ по камере раскрыл ему закулисную сторону дела: оказывается, газеты страшно напали на департамент полиции за то, что тот не сумел найти убийцу несчастного Шнейдера. Результатом этой травли было желание полиции взвалить на кого-нибудь преступление. На кого – ей было, понятно, безразлично, лишь бы это не был кто-нибудь из ее служителей...

– Может быть, ты этого и не сделал, – заключил он свой рассказ, – но будь уверен, они уж добьются смертного приговора. Они тебя ух как недолюбливают, Байрн! Ты им, верно, здорово насолил в прежнее время. Они не забыли этого... Не хотел бы я быть в твоей шкуре!

Билли пожал плечами. Его прямая натура не могла примириться с такой вопиющей подлостью. Куда подевались его наивные мечты о справедливости? Они снова растворились в ненависти к проклятому строю "свободной" страны. Билли встряхнулся и, чтобы не думать обо всей этой грязи, вызвал в воображении образ прекрасной девушки, которая так изменила все его существо.

И воспоминание о ней дало Билли какую-то непонятную и смутную уверенность в том, что в конце концов восторжествует справедливость и что мерзкие происки его врагов получат подобающую оценку. Когда-нибудь Билли припомнит презренному обществу тот день, когда он с открытой душой пошел ему навстречу и был наказан за свой порыв.

День суда приближался. Следствие показало, что Билли всегда был неприятным субъектом. Полиция представила кучу свидетелей, которые, не колеблясь, дали под присягой показания. Билли казалось, что самый глупый судья мог бы заметить при некоторой беспристрастности, что все эти показания – сплошная нелепая выдумка и что "единодушие" свидетелей более чем подозрительно.

Свидетели могли, например, с поразительной точностью вспомнить любую подробность, случившуюся между семнадцатью минутами девятого и двадцатью одной минутой десятого в ночь на 23 сентября более года назад; но совсем забыли, где были и что делали десятью минутами раньше или десятью минутами позже.

У Билли свидетелей не было.

Исход был ясен. Даже Билли должен был признать это, и, когда прокурор, разразясь добродетельным негодованием против закоренелости преступника, потребовал смертной казни, Билли почувствовал неприятное ощущение пеньковой веревки, стягивающейся вокруг его шеи.

В ожидании приговора Билли сидел в камере, заставляя себя читать газету, которую дал ему доброжелательный сторож. Но его глаза, устремленные на белую бумагу и черные буквы, видели не ее, а другие, далекие сцены.

Он видел бурную реку, текущую по дикой местности, и в водовороте реки небольшой островок. Он видел на этом острове мужчину и девушку. Девушка учила мужчину языку культурных людей и их взглядам на жизнь. Она учила его понятию чести и говорила, что лучше потерять все, чем потерять честь... Билли понял, что эти-то уроки и заставили его выполнить безумный план "примирения с обществом", который заканчивался теперь обвинительным вердиктом. Ведь он желал обелить свою честь. Он считался с мнением этого прогнившего до корней общества! Резкий смех вырвался из его груди, но он овладел собой, и лицо его смягчилось.

В конце концов, он сделал это ради нее. Сердится ли он на нее за это? Нет! Он невиновен. Его могут убить эти тупые ничтожества, но не могут сделать его преступником. Если бы даже тысяча самодовольных судей признали его виновным, все равно он не убивал старика Шнейдера!

Но после всех надежд, после желания жить честно и "утереть им нос" несправедливая действительность была тяжела. Его глаза, рассеянно устремленные на газету, внезапно были привлечены словом "Хардинг".

Билли Байрн вздрогнул и впился глазами в статью.

"Свадьба мисс Барбары, дочери миллиардера Антона Хардинга, с Уильямом Мэллори состоится 25 июня сего года".

Заметка была помечена Нью-Йорком и была довольно длинна, но Билли не читал дальше. С него было достаточно! Правда, он сам уговаривал ее выйти замуж за Мэллори, но теперь у него было такое чувство, как будто она ему изменила.

– Идем, Байрн! – прервал его мысли тюремщик. – Суд вынес приговор.

Суд выходил из совещательной комнаты, когда Билли ввели в судебный зал. Вскоре вошли присяжные и заняли свои места. Старшина, толстый, обрюзгший купец, передал секретарю лист бумаги. До того, как его прочли, Билли уже знал их ответ.

Его, конечно, признали виновным. Он находился в таком состоянии, что ему было все равно. Он ничего не имел против того, чтобы судья послал его на виселицу. Все равно он ничего больше от жизни не ждет. Он хотел умереть. Но насмешливая судьба распорядилась иначе: вместо смерти Билли Байрн был осужден на пожизненное заключение в исправительном доме в Джолиете.

Это было горше смерти! Билли Байрн содрогнулся от мысли провести всю жизнь в мрачных стенах тюрьмы. Он почувствовал прилив острой ненависти к слепому, несправедливому закону и ко всему, что имело к нему отношение. Как охотно сжал бы он своими сильными пальцами толстую шею красномордого судьи! Самодовольные, тупорылые присяжные, с отвращением поглядывавшие на "опасного хулигана", вызывали в нем жажду убийства. Справедливость! Это они называли справедливостью! Билли Байрн громко расхохотался. Судебный пристав с постным лицом призвал его к порядку. Один из присяжных, наклонившись к своему соседу, прошептал:

– Закоренелый преступник! Общество будет в большей безопасности, когда он сядет за решетку.

На следующий день Билли был посажен в поезд, отправлявшийся в Джолиету. Он был прикован ручными кандалами к помощнику шерифа. Внешне Билли казался спокойным, но внутри его клокотала ненависть. Подумать только, какую идиллию развел он из своего возвращения – и что из этой идиллии вышло! Что ж! Поделом ему! Сам влез в петлю. Да, нечего сказать, ласково приняла его родина!

В одном из великолепных домов на Риверсайд-Драйв, в Нью-Йорке, удобно обложившись пуховыми подушками, сидела в постели молодая девушка и, потягивая кофе, читала утреннюю газету. На внутренней стороне главного листа один заголовок привлек ее внимание:

"Чикагскому убийце – пожизненное заключение".

За последнее время Барбара Хардинг особенно интересовалась Чикаго, а потому пробежала глазами следующие строки:

"Убийца безобидного старика, содержателя пивной, наконец привлечен к ответу. Это – известный в западной части города хулиган Билли Байрн, скрывавшийся более года от правосудия. Он осужден на пожизненное заключение в Джолиете".

Барбара оцепенела от ужаса и выронила листок. Затем с подавленным рыданием повернулась к стене и уткнулась лицом в подушку.

Глава III

Рискованный прыжок

Поезд, уносивший Билли Байрна и его сторожа в Джолиету, прошел уже почти половину пути, когда помощнику шерифа пришло в голову, что недурно было бы отправиться в курительный вагон и выкурить сигару.

С той минуты, как над Билли Байрном был произнесен приговор, все мысли его сконцентрировались на одном – на бегстве. Он знал, что шансов на удачу мало до смешного, но не мог думать ни о чем другом. Все его существо возмущалось против несправедливости и кипело при мысли о долгих, невыносимо однообразных годах, которые его ожидали. Он знал, что не сможет их вынести. И не хочет!

В это время помощник шерифа встал, знаком приказал пленнику идти впереди и двинулся к курительному вагону, Нужно было пройти всего два вагона. Первая площадка, которую они миновали, была плотно закрыта с обеих сторон зато на второй по недосмотру кондуктора одна из дверей осталась открытой. Поезд по какой-то причине замедлял ход и двигался со скоростью миль двадцать в час.

Билли первый очутился на площадке. Он первый заметил открытую дверь. Эта дверь была или шансом к спасению, или гибелью. Но быстрая смерть гораздо легче пожизненного заключения!

Билли не колебался ни минуты. Раньше, чем помощник шерифа сообразил что-либо, его пленник уже спрыгнул вниз, потащив за собой своего стражника. Байрн не имел времени выбрать место для прыжка и рассчитать его. Он прыгнул наобум, с мужеством отчаявшегося человека, не зная, попадет ли прямо на колья забора или в обрыв.

Ему повезло. Вагон проходил в это время по тинистому болоту, туда и упали оба скованные между собой человека.

Байрн первый встал на ноги, выхватил у помощника шерифа револьвер и приставил к его виску дуло оружия.

Затем он выбрался на берег, подталкивая стражника револьвером и под угрозой смерти заставляя его хранить молчание.

За болотом подымался небольшой лесок, заросший густым кустарником. В него-то и заставил Байрн войти своего пленника. Когда они зашли за кусты, Билли остановился.

– Теперь готовьтесь к смерти, – приказал он. – Я с вами покончу.

Помощник шерифа беспомощно взглянул на него широко раскрытыми от ужаса глазами.

– Боже мой, Байрн! – вскричал он. – Я ничего вам не сделал; Разве я не был всегда вашим другом? Что я вам сделал? Ради Бога, не убивайте меня. Они вас, наверное, поймают!

Билли Байрн жестоко усмехнулся.

– Положим, – сказал он, – что вы ничего не сделали мне, хотя это еще не доказано; но вы стоите за этот проклятый строй, вы служите в их своре ищеек! Они хотели заключить меня на всю жизнь в их мрачные тюрьмы, меня, невиновного! Это – дело вашей подлой полиции. Вы ответите за всех.

Он поднял револьвер на уровень головы своей жертвы. Помощник шерифа упал на колени, ловя его ноги и умоляя о пощаде.

– Бросьте, – брезгливо остановил его Билли. – Вы все равно должны умереть. Лучше умрите, как мужчина!

Стражник потерял сознание и упал на землю. Билли некоторое время смотрел на него. Его рука, прикованная цепью к лежащему, неприятно оттягивала вниз.

Билли пригнулся и приставил дуло револьвера к уху бесчувственного человека.

– Справедливость! – горько пробормотал он, готовясь спустить курок.

Но внезапно между ним и фигурой распростертого человека встал знакомый образ прекрасной девушки. Ее лицо улыбалось, а в глазах светились доверие и гордость – доверие к Билли Байрну и гордость за него.

Билли зажмурился, как от физической боли, и быстро провел рукой по лицу.

– Что за наваждение? – пробормотал он. – Я не могу этого сделать!

Он спрятал револьвер в карман и, опустившись на колени рядом с полицейским, начал его обыскивать. Вскоре он нашел то, что искал – кольцо с несколькими ключами. Через минуту наручники упали с его рук. Освободившись, он долго в раздумье смотрел на помощника шерифа.

– Следовало бы прикончить тебя, – пробормотал он наконец. – Иначе мне бежать все равно не удастся; но она не позволяет!

Внезапно Билли Байрну пришла мысль, что если он выиграет время, то, может быть, спасется. Помощнику шерифа не повредит, если он останется здесь несколько часов или даже целый день. Билли снял с него куртку, разорвал на полосы и привязал ими человека к дереву. Затем он всунул ему в рот кляп.

Во время этой операции помощник шерифа пришел в себя и со смутной надеждой взглянул на Билли.

– Я решил не убивать вас, – объяснил тот. – Я вас оставлю здесь. Вероятно, через несколько часов нас хватятся, обыщут весь путь и найдут вас. Пока всего доброго! Если вы порядочный человек, то вы меня не выдадите.

С этими словами Билли Байрн исчез.

По недоразумению, оказавшемуся чрезвычайно благоприятным для Билли, администрация исправительного дома ожидала его прибытия с более поздним поездом. Благодаря этому Билли выиграл целых два часа.

Поэтому к тому времени, когда администрация сообразила, что, вероятно, что-нибудь случилось, Билли Байрн прицепился к буферу быстрого товарного поезда, успел пробраться в вагон и катил уже в пятидесяти милях к западу от Джолиеты.

Ночью поезд переехал через Миссисипи. Билли Байрн проголодался, и ему смертельно хотелось пить. Когда паровоз замедлил ход и остановился среди молчаливых благоухающих полей, Билли открыл дверь товарного вагона и легко спрыгнул на землю.

Ни один человек еще не видел его с тех пор, как он скрылся с глаз помощника шерифа, и так как у Билли не было никакого желания быть замеченным, то он быстро скользнул через железнодорожную насыпь в сухую канаву и присел там на корточки, дожидаясь ухода поезда.

Вскоре послышались два отрывистых свистка, поезд дрогнул, раздался скрип тормозов о колеса, и поезд медленно двинулся к далекому морскому берегу, с каждой секундой развивая все большую скорость, пока, наконец, последний вагон не промчался мимо притаившегося беглеца.

Когда огни пропали вдали, Билли встал, вскарабкался снова на железнодорожный путь и пошел вдоль по рельсам следом за умчавшимся поездом.

Где-нибудь путь должна же пересекать дорога! Вдоль дороги можно найти мызы или деревни, а в них еду и питье.

У Билли не было ни гроша; он не сомневался, однако, что найдет пищу. Быстро идя по рельсам, он неотступно мечтал о вкусном куске хлеба с ветчиной. Вдруг в его уме возникло сомнение: хорошо ли будет украсть еду?

– Тьфу! – воскликнул он тут же вполголоса. – Даже она не нашла бы ничего особенного, когда кто-нибудь слимонил немного корма, если бы умирал с голоду. И наверное, она не нашла бы ничего дурного, если бы я раздобыл себе чего-нибудь поесть. Денег у меня нет. В тюрьме все отобрали, а должен же я чем-нибудь жить! Я и сам рад бы не воровать, если бы мог раздобыть себе жратву каким-нибудь иным способом. Черт возьми, она из меня настоящую размазню сделала! Я даже не подумал ограбить этого шерифа! Забавно, как может меняться человек!

Ну, право, и размазня же я!

Билли усмехнулся при этой почти непостижимой мысли.

Глава IV

Странствующий поэт

Не доходя дороги, Билли увидел в стороне от железнодорожного пути огонек, мерцавший в соседней лощине. Он не был похож на свет лампы за окном, а подымался и опускался, тускнея и вспыхивая где-то совсем близко от земли.

Это было похоже на свет костра, и, подойдя ближе, он увидел, что так оно и было. Вслед за тем он услышал звуки человеческого голоса.

Билли приблизился с большой осторожностью. Ему нужно было разглядеть незнакомцев раньше, чем они его заметят. Костер горел на берегу ручья, через который был перекинут железнодорожный мост.

Билли спустился с насыпи, перелез через какую-то изгородь и очутился на опушке леса. Прячась за деревья, он стал подбираться к костру. По мере приближения Билли начал различать отдельные слова; наконец, он подошел совсем близко и прислонился к дереву за спиной говорившего.

Около небольшого костра темнела всего одна фигура мужчины, сидевшего на корточках и жарившего что-то на огне. У костра стояла помятая оловянная кружка, из которой поднимался пар. Знакомый аромат время от времени ударял в нос Билли.

Кофе! У Билли потекли слюнки. Но голос и слова заинтересовали его не меньше, чем приготовления к предстоящему ужину.

В вихре буйной сарабанды

Мы летим до Самарканда

Морем, сушей наши банды

Мчатся с птицами на юг…

Где-то там меня вы ждете,

Из цветов венок плетете,

Поцелуй мне нежный шлете,

Пенелопа, верный друг!

Слова захватили Билли и заставили на минуту забыть о голоде. Как фимиам, вызывающий сладкие грезы, эти слова, произнесенные мягким, бархатистым голосом, доносились до него и проникали в его душу.

А голос! А интонации! Они, несомненно, принадлежали одному из тех людей, которых Билли всегда презирал и высмеивал до своего знакомства с Барбарой Хардинг. Голос самодовольного и заносчивого интеллигента...

Билли напряг в темноте зрение, чтобы лучше рассмотреть странного незнакомца. Свет костра падал на потертую, залатанную одежду и на бесформенную мягкую шляпу.

Очевидно, это был бродяга! Билли вздохнул свободней и продолжал слушать певучий голос.

В мутной дымке горы-исполины,

Нежной зеленью полны долины.

Листья тополя на ветке длинной

Серебристой зеленью дрожат...

Где-то там, в сверкании залива,

Белый парус ждет нас терпеливо,

И несутся волны торопливо

С белой пеной на прибрежный скат…

"Ну, – подумал Билли Байрн, – это порядочная ерунда! Интересно, откуда этот тип все это выкопал? Хотелось бы мне набрести на места, о которых он поет..."

Мысли Билли были прерваны треском сучьев в лесу, сбоку от него. Он обратил глаза в ту сторону и увидел двух мужчин, спокойно вышедших из-за деревьев и прямо направлявшихся к человеку у костра. Это были, очевидно, тоже бродяги. Вероятно, его товарищи. Человек у костра не слышал их приближения, пока они не оказались совсем рядом с ним. Тогда он медленно повернулся и встал.

– Наше вам почтение, молодец, – сказал один из подошедших.

– Добрый вечер, джентльмены, – приветливо ответил поэт. – Добро пожаловать к моему скромному котелку. Вы уже обедали?

– Нет, – ответил первый, – мы еще не обедали. Зато сейчас поедим. Только брось-ка ты, парень, нам зубы заговаривать. Здесь жратвы не то, что на троих, а на одного не хватит. Ну, пусти!

И дюжий, огромный мужчина, приняв угрожающую позу, шагнул к поэту, который был небольшого роста и слабого телосложения. Однако он не дрогнул и не уступил.

– Вы мне причиняете боль, – сказал он тихо. – Острую душевную боль! Кроме того, мне очень не нравится ваша борода!

С этими словами, не имеющими, по-видимому, никакого отношения к делу, он вдруг схватил косматую бороду высокого бродяги и нанес ему сильный удар в лицо. Второй бродяга немедленно подскочил с другой стороны, но поэт не выпускал бороды вопившего теперь пришельца и продолжал наносить ему удар за ударом.

Билли Байрн с интересом следил за неожиданным зрелищем. Редко что доставляло ему такое наслаждение, как хорошая драка. Но когда первому бродяге удалось обвиться ногами вокруг ног поэта и повалить его вместе с собой на землю, а второй схватил тяжелую дубину, Билли решил, что пришло время вмешаться. Он выскочил из засады и громко закричал:

– Эй вы, молодцы, перестаньте! Оставьте-ка певца в покое!

Он подбежал к бродягам как раз вовремя и ударил того из них, который уже размахивал дубиной, кулаком в челюсть так, что тот отлетел к самой реке и, покачнувшись, упал навзничь в неглубокую воду.

Затем Билли схватил второго бродягу за плечо и одной встряской поставил его на ноги.

– Этого хочешь? – спросил он, показывая ему огромный кулак.

Бродяга сплюнул и, перед тем как удрать, попробовал ударить Билли. Но молниеносный удар вышиб из него не только мысль о сопротивлении, но и вообще всякую мысль.

Когда он рухнул на землю без чувств, поэт поднялся на ноги.

– Спасибо за помощь, мой друг! – сказал он просто и протянул Билли небольшую изящную руку.

Билли взял ее и молча потряс.

Тем временем бродяга, измеривший глубину тинистой речки, с унылым видом выкарабкался на берег.

– Что тебе теперь нужно? – спросил его Билли Байрн насмешливо.

– А вот увидишь сейчас! Я тебе покажу! – пробормотал промокший, измазанный и обозленный бродяга.

– Не советую, – сказал Билли. – Лучше будет для тебя, если уберешься отсюда, покуда цел. Да и ты тоже, – прибавил он, обращаясь ко второй жертве своего боксерского искусства, которая очнулась и с осовелым взором сидела на траве. – Проваливайте!

Ворча и бормоча что-то себе под нос, оба бродяги скоро исчезли в лесу.

Поэт снова вернулся к своим кулинарным обязанностям и сделал это так беззаботно и спокойно, как будто ничего не нарушало его мирного одиночества.

– Присядьте, – сказал он любезно через некоторое время, взглянув на Билли. – Пожалуйста, садитесь на это превосходное кожаное кресло, – и он указал рукой на мшистую кочку возле костра.

С минуту он молча жарил курицу, насаженную на вертел.

Затем снова начал декламировать:

Мы кругосветный путь свершили.

Мочил нас дождь, жары сушили,

От старой Англии мы плыли

Чрез бурный, темный океан.

Я стряпал пищу. Он – созвучья...

Пешком, верхом, в лесу, на круче

Бродили мы, как бродят тучи

Среди чужих и диких стран…

– Вы славный парень, – прервал он самого себя. – Не много есть на свете людей, которые сделали бы то, что вы сделали для меня.

– Их было двое против одного, – мрачно буркнул Билли. – Мне и стало противно, что на их стороне перевес. Кроме того, мне нравятся ваши стихи. Вы сами их сочиняете?

– О, нет! – рассмеялся поэт. – Если бы я мог так сочинять, я не обретался бы здесь. Это сочинил поэт по имени Ниббс. Правда, удивительно хорошо?

– Здорово! Они меня задели за самое нутро, – ответил Билли и, помолчав, прибавил: – Хватит у вас еды на двоих?

– Ее хватило бы для вас, дружище, даже если бы ее было вполовину меньше. Вот, выпейте сперва глоток амброзии. Извините, у меня всего одна чашка, Джемс перебил всю посуду... Вообще этот Джемс невероятно небрежен! Иногда мне кажется, что мне придется в конце концов его вытурить.

– Кто такой Джемс? – спросил Билли.

– Джемс? О, Джемс – мой лакей, – спокойно ответил поэт.

Билли взглянул на него с недоумением и попробовал густой темный напиток в оловянной кружке.

– Это кофе! – объявил он. – А вы сказали, будто это амброзия.

– Я только желал посмотреть, узнаете ли вы кофе после моей варки, мой друг, – вежливо ответил поэт. – Я весьма польщен, что вы сразу догадались по вкусу, какой напиток вы пьете.

Несколько минут прошло в молчании. Оба сосредоточенно ели, передавая друг другу оловянную кружку и отрезая или, вернее, отрывая куски мяса от наполовину изжаренной курицы. Билли первый прервал молчание.

– Я думаю, – сказал он, – что вы хотите меня просто обморочить с вашим Джемсом и амброзией.

Поэт расхохотался.

– Надеюсь, вы не обиделись, – сказал он добродушно. – Вы знаете, мир так скучен, что нужно чем-нибудь скрашивать жизнь. Если у человека нет денег, чтобы купить себе развлечение, он должен его сам придумать.

– Я и не думал обижаться, – уверил его Билли. – Скажите-ка мне еще разок о "Пенелопе с поцелуями на устах" – и тогда вы можете сколько угодно надо мной подшучивать!

Поэт охотно исполнил просьбу, а Билли, устремив глаза на огонь, видел в языках пламени лицо той, которая для него была тоже Пенелопой.

Когда стихотворение было прочитано, Билли поднял помятую оловянную кружку с кофе.

– За здоровье Ниббса! – сказал он и, отпив, передал ее своему новому другу.

– Да, – повторил тот, – за здоровье Ниббса и... Пенелопы!

– Выпейте побольше, – откликнулся Билли Байрн. Поэт вытащил из кармана кисет с табаком и скомканную бумагу.

– Не желаете ли покурить? – спросил он.

– Я не особенно люблю курить чужой табак, – ответил Билли, – но быть может, когда-нибудь я с вами расквитаюсь. А курить мне сейчас здорово хочется! Должен вам сказать – меня дочиста обобрали. У меня нет ровнехонько ничего.

Билли протянул руку за табаком и папиросной бумагой. Его запястье обнажилось, и при свете огня ясно проступили следы железных наручников. При падении с поезда металл сильно вдавился в тело и оставил глубокий след.

Взгляд поэта случайно упал на эти следы. Он чуть заметно приподнял брови, но ничего не сказал и продолжал беседу.

Оба закурили. Поэт читал отрывки из Сервиса и Киплинга, а затем снова вернулся к Ниббсу, который оказался его любимым поэтом. Билли слушал и думал.

– Вы идете в какое-нибудь определенное место? – спросил он вдруг, когда снова возникло молчание.

– На юг или запад, мне все равно, – ответил поэт. – У меня нет ничего определенного, всякое место годится, лишь бы это не был север или восток.

– Совсем как и мне! – воскликнул Билли.

– Тогда давайте путешествовать вместе, – предложил поэт. – Мое имя Бридж.

– А мое имя Билли Байрн. Вот моя рука, – и Билли протянул ему руку.

– Будем путешествовать вместе до тех пор, пока не наскучим друг другу, – сказал Бридж, пожимая руку нового товарища.

– А теперь спать! – заявил Билли.

– Хорошо! – воскликнул Бридж. – Я не понимаю, где опять пропадает Джемс. Он давно должен был бы постлать мне постель и приготовить ванну.

Билли засмеялся и улегся прямо на траве, ногами к костру. В двух шагах от него улегся и Бридж, и спустя пять минут оба спокойно заснули.

Глава V

Товарищи

Билли Байрн присел, потянулся и сладко зевнул.

Его товарищ приподнялся на одном локте. Солнце уже выплыло из-за редкого леса и играло на поверхности маленького ручья. Реполов скакал по лужайке в двух шагах от них, а на ветке ближнего дерева звонко заливался черный дрозд.

Издали доносился шум пробуждающейся фермы. Раздавалось мычанье коров, пение петуха, веселый лай собаки, вырвавшейся на волю.

Билли встал и отряхнулся.

– Куда вы? – спросил его Бридж.

– Добывать пишу. Это будет моей обязанностью! – ответил Билли.

Бридж засмеялся.

– Идите, – сказал он. – Я очень рад. Мне эта работа никогда не нравилась.

Билли передернул плечами и направился к ферме. Он чувствовал себя счастливее, чем все это последнее время. Никогда не думал, что утро за городом может быть так прекрасно.

Бридж, оставшийся на месте ночлега, набрал хвороста для костра, вымылся в реке, наполнил водой оловянную кружку и уселся ждать. Варить было нечего, поэтому не стоило пока зажигать огонь. Сидя на траве, он снова вспомнил красный след на руке своего нового товарища и невольно задумался над этим обстоятельством.

Тем временем Билли приблизился к ферме, расположенной за леском.

Фермер, заметив его, бросил работу на дворе, прислонился к воротам и глядел на него не слишком радушно.

– Я хочу получить что-нибудь поесть, – объяснил Билли.

– А у тебя есть деньги, чтобы заплатить? – осведомился фермер.

– Нет, – ответил Билли, – но мой компаньон и я голодны, нам нужна еда.

Фермер молча протянул руку с крючковатым указательным пальцем к задней части двора. Билли взглянул в указанном направлении и увидел кучу нерасколотых дров. Он добродушно усмехнулся, подошел к ним, схватил лежавший тут же топор и, не говоря ни слова, принялся за работу. Фермер занялся своим делом. Полчаса спустя фермер пошел к дому, откуда его звали завтракать, увидел груду наколотых дров, лежавших около Билли, и остановился.

– Ну, парень, хватит с тебя! Или ты думал, что старый Джед Ватсон заставит переколоть весь лес за один завтрак?

– Старик говорил теперь добродушным голосом.

– Мне нужно заработать и на компаньона, – объяснил Билли.

– Ладно, ты достаточно наколол дров за себя и за него, – ответил фермер и, повернувшись к кухонной двери, крикнул:

– Слушай, мать, снабди-ка этого парня едой, чтобы хватило на два раза двоим!

Билли радостно улыбался, когда шел обратно к лагерю, нагруженный молоком, яйцами, караваем хлеба и холодным мясом.

– Год тому назад, – размышлял он, – я силой заставил бы их дать мне еду, и мне в голову бы не пришло, что я поступаю неправильно. Странно, как человек может измениться – и все из-за девчонки! А девчонка-то принадлежит теперь другому! А в общем, какая разница? Она все-таки рада была бы, если б знала о моей перемене. Ну, кто бы подумал, что этот старый хрыч окажется таким добряком? У нас на Большой авеню всегда говорили, что фермер – тот же буржуй. Когда я увидел его, мне показалось, что он напустит на меня своих псов. А он вместо того велел вот сколько мне отвалить. Невольно вспомнишь эту девчонку! Она всегда уверяла, что люди хорошо к тебе отнесутся, если ты поступишь с ними хорошо. Пожалуй, что она и права. Да! Во многом она была права... Как хорошо было бы, если бы она родилась у нас на Большой авеню!

И когда Билли вышел из лесу, нагруженный своими свертками, его товарищ сразу поднес горящую спичку к хворосту и громко стал декламировать: "Нет прелестной Пенелопы, дожидавшейся меня!"

Бридж смотрел, как Билли осторожно, один за другим, раскладывал принесенные им пакеты на траве у костра. Молоко было в чистой крынке, яйца в бумажном мешке, остальная провизия оказалась завернутой в газетную бумагу.

При виде этих богатств Бридж прищурил один глаз, а другим хитро взглянул на Билли.

– Ну, что, трудненько ей пришлось умирать? – спросил он.

– Кому?

– Ну, конечно, собаке! – ответил Бридж.

– Насколько я знаю, она и не думала умирать.

– Вы хотите уверить меня, дружище, что вам дали унести все это и не напустили на вас собак? – недоверчиво спросил Бридж.

Билли засмеялся и объяснил, как он заработал провизию. Бридж облегченно вздохнул: красный след на руке не выходил у него из головы.

Они наелись, прилегли на траву и стали курить.

– Что же нам теперь делать? – спросил Бридж.

– Отправимся в путь! – сказал Билли. Бридж встал и потянулся.

– Что ж! Перемена мест никогда не мешает. Пойдемте! Билли собрал оставшуюся еду и сделал два пакета. Один из них он передал Бриджу.

– Багаж разделен поровну, – сказал он весело. – А теперь выпейте остаток молока, мне нужен горшок.

– Что вы собираетесь с ним делать? – спросил Бридж.

– Вернуть его хозяйке, – ответил Билли. – Фермерша дала мне его только на время.

Бридж изумленно поднял брови. В конце концов, может быть, он ошибся в своих предположениях... На ферме их встретили уже как добрых знакомых. Фермерша была прямо-таки растрогана тем, что ей вернули ее горшки. Этого она, по правде сказать, совсем не ждала. Расстались настоящими друзьями, и фермерша сунула на прощанье каждому из наших приятелей по пригоршне золотисто-коричневого печенья, обсыпанного сахаром.

Когда они отошли от фермы, Бридж вздохнул.

– Нет на свете ничего лучше доброй женщины, – сказал он.

– Матери или Пенелопы? – спросил Билли.

– И той и другой, – ответил Бридж. – У меня Пенелопы нет, но у меня была чудная мать.

Билли ничего не ответил. Он вспомнил о неприятной женщине с тупыми глазами, которая произвела его на свет. Воспоминание было не из приятных. Он постарался его отогнать.

– Бридж, – проговорил он вполголоса, стараясь переменить тему разговора. – Какое странное имя! Я слышал об игре в бридж, но никогда не слышал, чтобы так звали человека.

– Мне дал когда-то это прозвище товарищ, – объяснил Бридж, – за мою любовь к картам. Так оно за мной и осталось, а теперь у меня нет другого имени. Даже когда я сам думаю о себе, то только как о Бридже. Забавно, не правда ли?

– Нда... – согласился Билли, и на этом расспросы закончились. Он и не подумал спросить настоящее имя своего спутника, точно так же, как и Бридж не подумал расспрашивать его о нем и о его прошлом. Этика людей, собирающихся у костров на больших дорогах, не допускает подобной бестактности...

В течение нескольких дней они продолжали, не торопясь, свой путь по направлению к Канзас-Сити. Им удалось однажды проехать несколько миль в товарном поезде, но по большей части они весело шли пешком по пыльным шоссе. Билли продолжал заботиться о пище. Бридж прерывал однообразие путешествия поэтическими декламациями. Эти два человека, такие разные и, казалось бы, неподходящие, удивительно сходились. Их роднила любовь к свободе, к вольным просторам, к естественной жизни, не сжатой тисками условностей. Билли чувствовал себя непримиримым врагом тупых и жадных буржуев, Бридж навсегда ушел из своей среды, потому что не мог выносить ее...

– Вы так много знаете этих самых стихов, – сказал Билли однажды, когда они вечером курили у костра, – что, наверное, вы и сами можете сочинять.

– Пробовал, – признался Бридж, – но в моих стихах всегда чего-то не хватает; нет в них, знаете, вдохновения. Начинаются они у меня всегда хорошо, а кончаются как-то неожиданно для меня и для других.

– Помните вы что-нибудь из них? – спросил Билли.

– Было у меня стихотворение, описывающее озеро, на берегу которого я провел ночь, – сказал Бридж, – но я помню всего одну строфу.

– Валяйте! – сказал Билли. – Держу пари, что вы заткнули за пояс Ниббса.

Бридж откашлялся и не без смущения начал:

Скалы прибрежной глыба

Глядится в даль залива,

И радуется рыба,

Ей жизнь сладка… как слива!

Он со смущенной улыбкой взглянул на Билли.

– Ну, как? – спросил он. Билли почесал затылок.

– Все бы хорошо, кабы не последняя строчка! – сказал Билли чистосердечно. – Что-то с последней строчкой не ладно!

– Да! – согласился Бридж. – Что-то не того.

– Я думаю, в следующий раз лучше продекламировать что-нибудь из Ниббса, – наивно прибавил Билли.

Бридж, слегка сконфуженный, посмотрел на своего спутника, на его широкие плечи, могучую грудь и сильно развитые бицепсы, которые выступали сквозь легкую бумажную рубашку.

– Знаете, Билли, когда я на вас смотрю, – сказал Бридж немного погодя, – то по вашему общему виду, по вашим оборотам речи и по тому, как вы справились с этими бродягами в ту ночь, когда мы с вами встретились, я уверен, что вы когда-то были близки к арене.

– Да, я участвовал в боксерских состязаниях, – признался Билли.

За день до того, как они должны были прибыть в Канзас-Сити, Билли работал у содержателя ресторана в небольшом городке. Еда, которую он получил, оказалась завернутой в старый номер канзасской газеты "Звезда".

Вернувшись на стоянку, Билли передал пакет Бриджу, который совмещал почетное положение поэта-лауреата со званием повара. Затем Билли отошел к ручейку, чтобы смыть с себя пот честного труда.

Бридж развернул пакет, и случайно одна заметка в газете привлекла его внимание. При чтении его брови то поднимались, то мрачно хмурились. Иногда он кивал головой с видом понимающего человека и украдкой взглядывал в сторону Билли, который как раз кончал свое омовение.

Бридж поспешно оторвал от газеты статью, которая пробудила в нем такой интерес, и засунул ее в один из своих карманов. У него не было времени дочитать ее до конца, и он хотел это сделать на досуге.

В этот вечер Бридж долго сидел, наблюдая за Билли сквозь полузакрытые веки. Часто его глаза останавливались на красном круге, видневшемся на запястье Билли; но, каковы бы ни были его размышления, он ничего не сказал.

Был полдень, когда вошли в Канзас-Сити. У Билли в кармане болтался доллар – целый доллар. Он заработал его, оказав помощь застрявшему в канаве автомобилисту.

– Наедимся до отвала, – заявил он Бриджу, – и будем спать в постели, чтобы убедиться, насколько приятнее спать под открытым небом.

– Вы жуир, Билли! – сказал Бридж.

– Я не знаю, что это значит, – ответил Билли. – Но если это что-нибудь такое, кем я не должен был бы быть, то, вероятно, вы правы.

Они направились в меблированные комнаты, где, как знал Бридж, можно было получить чистую комнату с двумя кроватями за пятьдесят центов. Это была довольно высокая цена, но Бридж был брезглив и признался Билли, что он предпочитает спать в чистой траве у большой дороги, чем в грязной постели.

В конце коридора была умывальная комната, и Бридж направился туда, сняв предварительно куртку и бросив ее на постель. После его ухода Билли случайно заметил на полу, под курткой Бриджа, сложенный кусок газеты. Он поднял его, чтобы положить на маленький столик, стоящий у постели, как вдруг одно слово привлекло его внимание. Это слово было "Шнейдер".

Билли развернул лоскуток, и когда взор его упал на слова заголовка, в глазах его показалось странное выражение – жесткий, холодный блеск, который не появлялся в них с того дня, как он бросил в лесу помощника шерифа.

Вот что Билли прочел:

500 ДОЛЛАРОВ УКАЗАВШЕМУ ПРЕСТУПНИКА.

Билли Байрн, приговоренный к пожизненному заключению в Джолиетском исправительном доме за убийство старика Шнейдера, содержателя пивной, выбросился из поезда, который должен был его отвезти вчера в Джолиет, и потащил за собой помощника шерифа, к которому был прикован ручными кандалами. Помощник был найден несколькими часами позже связанным, с кляпом во рту, около линии железной дороги, недалеко от Лемонта. Он оказался невредим. Он показал, что Байрн бежал и, без сомнения, воспользовался выигранным временем, чтобы вернуться в Чикаго, где человек его типа может спрятаться легче, чем где бы то ни было.

Далее шел подробный отчет о преступлении, за совершение которого Билли был осужден, полное и детальное описание Билли, длинный перечень всех его прошлых грехов и, наконец, упоминание о награде в пятьсот долларов, которую власти предлагают за сообщение о местонахождении преступника.

Окончив читать, Билли вновь сложил клочок газеты и сунул его в один из карманов куртки, брошенной на кровать. Минуту спустя Бридж вернулся в комнату. Билли часто посматривал на своего спутника и при этом всякий раз вспоминал о награде в пятьсот долларов.

"Пятьсот долларов, – думал он, – это целая уйма денег. Интересно было бы знать..." И он снова посмотрел на своего спутника, как бы желая прочесть на его лице намерения, скрытые в его сердце. "Не похож Бридж на такого, но пятьсот долларов – не шутка для бродяги! Зачем эта статья была у него спрятана в кармане? Вот что я хотел бы знать!"

Веселое настроение, в котором находился Билли с тех пор, как он встретился с Бриджем и они беззаботно пустились в путь по тенистым тропинкам вдоль большой дороги, разом исчезло. Оно пропало в ту самую минуту, когда он понял, значение статьи, которую его товарищ таскал с собой в кармане тайком от него.

Все эти дни мысль о преследовании и о возможном аресте просто не приходила ему в голову. Он казался себе самому такой мелкой величиной по сравнению с неизмеримостью холмов, лесов и равнин!

В нем жила бессознательная уверенность, что никто не сможет его найти, даже если бы вздумали его искать.

Мысль, что он может встретить агента уголовной полиции около мирной миссурийской дороги, была так нелепа и несообразна, что Билли на ней не останавливался.

До тех пор ему ни разу не приходилось бывать на лоне природы в Америке. Все Соединенные Штаты представлялись ему как сплошной огромный город – Чикаго, Нью-Йорк или Милуоки – три города, которые он знал. С природой он познакомился только в девственных джунглях далекого острова Иоко. Там никаких агентов и полицейских не было; без сомнения, не могло их быть и здесь.

Агенты и полицейские являлись неотъемлемой принадлежностью мест, где находились пивные и игорные притоны, а искать их на дорогах, где были только фермы, было бы смешно.

Иное здесь, в Канзас-Сити, среди шума большого города. Здесь каждый прохожий мог оказаться агентом. Первый встречный полисмен мог арестовать его по указанию Бриджа – и Бридж получил бы пятьсот долларов...

Как раз в эту минуту Бридж принялся декламировать:

Товарищ! Вот мои мозолистые руки!

Земная, чистая на них налипла грязь.

Бродяга я! Люблю я день мой каждый

Без скучных рассуждений, не стараясь

Его понять, но наслаждаясь им...

Я – божьей милостью цыган!

– Слушайте, – прервал он себя, – не выйти ли нам теперь погулять и наесться до отвала, как вы предложили?

Билли встал. Казалось невозможным, что этот человек собирается выдать его.

Товарищ! Вот мои мозолистые руки!

Земная, чистая на них налипла грязь!

Билли вполголоса повторил эти строчки. Они каким-то образом вновь укрепили его доверие к Бриджу.

– Нравится вам? – спросил Бридж.

– Да, – сказал Билли. – Это опять из Ниббса?

– Нет, из Сервиса. А теперь... идем обедать! – И он весело повел Билли на улицу.

Был уже поздний вечер. Солнце село, но было еще слишком светло, чтобы зажигать фонари. Бридж повел Билли к ресторану, где можно было недорого и хорошо поесть. Билли даже жалел об этом: это было бы испытание Бриджа, если только он не намеревался пойти потихоньку в полицейский участок, чтобы произвести арест ночью.

Когда они достигли ресторанчика, находящегося в подвальном помещении большого темного дома, Бридж рукой указал Билли идти вперед. Сам же он на минутку задержался в дверях и осмотрелся. Как раз в эту минуту из темного подъезда на противоположной стороне улицы шагнула фигура человека.

После этого Бридж медленно повернулся и не спеша последовал за Билли в ресторан.

Глава VI

Испытание Бриджа

Войдя в зал, Билли, который был впереди, принялся искать свободный столик, но когда он захотел повесить свою кепку и сесть, Бридж дотронулся до его руки.

– Пойдемте в уборную и приведем себя в порядок, – сказал он настолько громко, чтобы быть услышанным ближайшими соседями по столу.

– Да мы ведь только что мылись перед тем, как прийти сюда, – недоумевающе заявил Билли.

– Молчите и следуйте за мной, – прошептал ему на ухо Бридж.

Поведение Бриджа показалось Билли настолько подозрительным, что его рука невольно схватилась за карман, где все еще лежал револьвер помощника шерифа. Живым он не дастся! Он не вернется к пожизненному заключению после того, как вкусил свободу широких пространств, такую свободу, какой не мог дать город!

Бридж уловил его движение.

– Бросьте, – прошептал он, – и идите за мной. Я только что видел шпика на улице. Он, может быть, вас не заметил, хотя очень было похоже на то! Он будет здесь секунды через две. Идемте скорее, мы выберемся через задний ход, я знаю дорогу.

Билли Байрн облегченно вздохнул. Его перестала даже страшить мысль об аресте; он понял в эту минуту, что не так боялся потерять свободу, как веру в своего спутника.

Они спокойной, небрежной походкой прошли вдоль зала и скрылись в проходе, который вел в уборную. Перед ними оказалось открытое окно, выходящее на грязный задний двор. Дом стоял на скате, и в то время как вход в ресторан приходился выше уровня улицы, задние комнаты находились наравне с землей.

Бридж знаком указал Билли на окно, а сам закрыл изнутри дверь, ведущую в общий зал. Затем он перемахнул через подоконник и быстро повел Билли по грязным задворкам. Надвигались сумерки, и не успели они отойти далеко, как наступила темнота.

Они шли, не останавливаясь и не разговаривая, пока не оставили за собой шумную освещенную часть города. Бридж первый прервал молчание.

– Я полагаю, вы удивляетесь, Билли, откуда я узнал, что вы избегаете встреч с агентами уголовной полиции? – спросил Бридж.

– Нет, – ответил Билли. – Я видел клочок газеты в вашем кармане: он упал на пол, когда вы сняли куртку сегодня вечером, чтобы пойти умыться.

– О, – сказал Бридж, – понимаю! Что касается меня, с этим кончено. Мы больше об этом говорить не будем. Надеюсь, мне не нужно уверять вас в том, что я ваш друг.

– Вы это только что доказали, – горячо ответил Билли. Они опять прошли молча несколько улиц; наконец Билли нарушил молчание:

– Мне нужно сказать вам две вещи, Бридж. Во-первых, когда я увидел газетную заметку в вашем кармане, я решил, что вы хотите получить пятьсот долларов, выдав меня полиции. Во-вторых, Шнейдера убил не я. Я в ту ночь даже не был близко от его дома. Вся эта история – вопиющая судебная ошибка.

– Очень рад, что вы сказали мне и то и другое, – ответил Бридж. – Я думаю, мы после этого лучше будем понимать друг друга. В общем, наше положение очень похоже: мы оба удираем от чего-то. Мы будем удирать вместе, не правда ли?

И он, смеясь, протянул свою руку.

Билли горячо пожал ее, но заметил, что Бридж не сказал, от чего удирает сам...

Они вышли из города и пошли к югу. Ночью они пересекли железнодорожную линию, ведущую в Канзас, а наутро очутились в прекрасной холмистой местности. Все дышало сельским покоем. Казалось, что они за тысячи миль от больших городов, от преступлений и от полиции. Билли даже не верилось, что всего несколько часов тому назад чикагский сыщик был в нескольких шагах от него.

Они взобрались на вершину поросшего травой холма. Отягченные росой стебли блестели под роскошными лучами восходящего солнца.

Бридж остановился и лениво потянулся. Он откинул гот лову назад и подставил свое загорелое лицо под теплые лучи солнца.

В моей груди сиянье дня таится,

И вместе с ветром кровь моя поет...

И диких гор сродни мне вереница,

И верным другом лес меня зовет.

Я золотую юность расточаю,

Мое наследство солнечных лучей...

Бродяга я! И буду им – я знаю,

Пока своих не кончу дней…

Он постоял несколько минут, глубоко вдыхая в себя живительный воздух молодого дня. Рядом с ним, на голову выше, стоял Билли Байрн; его широкие плечи были откинуты назад, молодая грудь высоко поднималась.

– Великолепно, не правда ли? – сказал он наконец. – Я никогда не знал, что природа так хороша, и, пожалуй, никогда не узнал бы этого, если бы не слышал ваших стихов! Я всегда считал, что все поэты – тряпки, – продолжал он, – но как могут они быть тряпками, когда они придумывают такие вещи, которые заставляют кровь закипать в жилах?

Прежде мне казалось, что каждый человек, который не груб – мокрая курица. Сам я был здорово грубым парнем и немало этим гордился. Теперь-то я уже далеко не тот! Но до этой перемены я бы сразу возненавидел вас, Бридж! Я ненавидел бы вашу манеру разговаривать, ваши стихи и то, что вы гнушаетесь выпрашивать подаяния. Я бы сам себя стал презирать, если бы подумал, что могу говорить так, как теперь. Да! Тогда я был так груб, что дальше идти было некуда. Одна девушка – очень милая, знаете, девушка – обозвала меня хулиганом и трусом. И – честное слово! – это была правда, хотя у меня и была репутация самого отчаянного парня в западной части Чикаго, и сам я считал себя настоящим мужчиной. Я чуть не дал ей тогда пощечину. Подумайте, Бридж! Да, но все-таки не дал. Потом мне было приятно думать, что, быть может, меня остановило то хорошее, которое всегда жило в моей натуре, но было еще в скрытом виде. С той самой минуты я и начал меняться. Очень медленно, правда. Ведь я и сейчас еще порядочная скотина. И знаете, главным образом мне помогла тогда эта девушка, а теперь очень помогаете вы и ваши стихи. Если какой-нибудь шпик не подцепит меня, то я, пожалуй, еще могу стать человеком.

– Да, – повторил Бридж, – наши взгляды меняются с годами. Знаете, Билли, ведь было время, и совсем не так давно, когда и я ненавидел бы вас так же сильно, как и вы меня! Впрочем, я употребил неверное слово: я не ненавидел, а скорее чувствовал непреодолимое презрение к людям, которые, как мне казалось, не принадлежали к "моему кругу". Ах, как я гордился тогда, что по рождению принадлежу к интеллигенции! На всех людей, которые были вне моего класса, я смотрел как на "неумытых скотов". Мне было их слегка жаль, но в глубине души я совершенно искренне верил, что они все-таки сделаны из "другого теста", чем я и мои близкие, и что если у них и есть души, то, во всяком случае, души второго сорта, вроде как у животных. Я тогда не мог бы увидеть в вас человека, Билли, точно так же, как и вы не сочли бы меня за человека – и были бы тысячу раз правы! С тех пор я многому научился, но все же и теперь держусь моего первоначального мнения, что не все люди одинаково ценны; таких людей, с которыми я мог бы дружить, страшно мало. Зато я совсем отделался от своих интеллигентских замашек: мои друзья – все простые люди. Если бы вы знали, Билли, насколько они часто бывают умнее и лучше, чем чванливые и пустые представители "высшего класса"! Да, теперь я не считаю человека выше только потому, что он перечитал больше книг в своей жизни. Для меня не важно, что вы, Билли, не можете говорить правильно; главное то, что вы понимаете и цените, как и я, Сервиса, Киплинга и Ниббса.

Быть может, мы оба ошибаемся; быть может, Ниббс, Киплинг и Сервис совсем не такие замечательные поэты; но как бы там ни было, их стихи сейчас захватывают и вас и меня одинаково. В этом отношении мы сходимся. Ну, а теперь посмотрим, где можно было бы заснуть.

Билли чувствовал себя слишком разбитым, чтобы работать, но у них еще были деньги – целых полдоллара, на которые они собирались пообедать в ресторане. Они накупили кое-каких припасов на соседней ферме, затем с наслаждением растянулись под тенью дерева, подальше от проезжей дороги, чтобы не привлекать к себе внимания, и крепко заснули до самого полдня.

Глава VII

Опасность

Но их предосторожность не совсем достигла цели. Незадолго до полудня два грязных бородатых бродяги перелезли через частокол у дороги и направились прямо к тому самому дереву, под которым спали Билли и Бридж. Они тоже искали уединенного, тихого места.

Это были те же бродяги, которых жестоко отколотил Билли.

Когда они теперь неожиданно наткнулись на Билли и Бриджа, то не сразу признали их. Они долго стояли и тупо смотрели на спящих, мучительно думая, какую бы выгоду извлечь для себя из этой встречи.

Ничто в одежде Билли или Бриджа не указывало на то, что здесь было богатое поле для наживы, да и атлетическая фигура Байрна отбивала охоту с ним связываться.

Вдруг глаза одного из бродяг злобно сощурились, между тем как глаза его товарища широко раскрылись от изумления.

– Узнаешь, что ль, парней? – спросил первый вполголоса и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Это те самые черти, которые нас оттузили по ту сторону Канзас-Сити. Признаешь?

– Это они? – спросил другой.

– Уж я тебе говорю! Я их из тысячи признал бы. Ну, теперь они получат сдачу!

И он нагнулся, чтобы поднять большой камень.

– Брось! – прошептал вдруг второй бродяга. – Ты не знаешь, кто они такие. Может быть, они нас и оттузили, но этот длинный черт кой-чего стоит! Его ищут в Чикаго и дают за него полтысячи.

– Откуда ты это втемяшил в свою башку? – недоверчиво спросил первый бродяга.

– Я сидел с ним; он укокошил какого-то старикашку. По дороге в исправилку столкнул с чугунки шерифа и дал тягу. А про награду я слышал в городе. Здесь, понимаешь, лежит пять сотенных, если мы умненько поведем дело.

– А что же нам делать?

– Мы оставим этих молодчиков здесь, а сами сбегаем на ближнюю ферму, позвоним по телефону в Канзас и вызовем шпиков – понял?

– Что ж ты думаешь, шпики так нам и отвалят пятьсот? Сами слопают за милую душу!

Второй бродяга почесал затылок.

– Нет, – сказал он после минутного размышления, – всего-то они, правда, нам не дадут, но мы с ними сторгуемся. Может, парочку сотенных пожертвуют. Это-то уж они должны делать!

Агент чикагской уголовной полиции Фланнагэн меланхолично сидел в конторе начальника сыска в Канзас-Сити. Фланнагэн был в очень подавленном настроении. Его послали в Канзас, чтобы установить личность одного подозреваемого, арестованного местными властями. Ему это не удалось, и он уже собирался вернуться в свой родной город. Но перед ним вдруг мелькнула возможность необычайного счастья, которая тотчас же исчезла. Это было в предыдущий вечер. Он шел по улице, ни о чем особенно не думая. Но по привычке был настороже, как полагается хорошему полицейскому служаке.

На противоположной стороне улицы он заметил двух мужчин, шедших в его сторону. В походке исполинской фигуры одного из них ему почудилось что-то знакомое. Верный своим привычкам, Фланнагэн машинально укрылся в тени подъезда, дожидаясь, чтобы замеченные им люди подошли ближе.

Они прошли мимо него, и он узнал в исполине Билли Байрна и вспомнил о пятисотенной награде.

В эту минуту Байрн и его спутник остановились и сошли по лестнице, которая вела в подвальный ресторан. Фланнагэн заметил, как спутник Байрна оглянулся как раз в ту минуту, когда он, Фланнагэн, выступил из тени подъезда, чтобы пойти за ними.

Больше Фланнагэн не видел ни Билли, ни его спутника. След обрывался у открытого окна уборной в задней части ресторана, и, несмотря на все старания агента, он не мог их выследить дальше.

Никто в Канзас-Сити не видел в ту ночь двух мужчин, отвечающих описанию, которое мог дать Фланнагэн, во всяком случае, никто, с кем ему пришлось говорить. Он был вынужден обратиться за содействием к начальнику розыска в Канзас-Сити. Тот отрядил дюжину полисменов для обысков в районах города, где всего вероятнее мог укрыться бежавший убийца.

Фланнагэну только что заявили, что при обходах задержаны три подозрительные личности, и он с нетерпением ждал их появления.

Когда дверь открылась и троих арестованных ввели в комнату, где сидел Фланнагэн, он только фыркнул. Он хотел таким образом выразить свое мнение о догадливости и уме полицейских чинов Канзас-Сити. Из трех арестованных один оказался тощим юношей с землистым лицом, который, очевидно, находился еще под влиянием кокаина; второй был старым бородатым бродягой, а третий – китайцем.

Даже профессиональная вежливость не смогла удержать Фланнагэна от горького сарказма. Он собирался высказать все, что думал об уголовной полиции Канзас-Сити, когда раздался резкий звонок телефона на столе начальника.

Начальник внимательно слушал какое-то длинное сообщение, взволнованно задал несколько вопросов, а затем, положив трубку на стол, повернулся к Фланнагэну.

– Ну-с, – сказал он, – думаю, что я вам достал-таки вашего молодца. Какой-то человек сообщил по телефону, что он только что видел Байрна около Шауни. Он желает знать, разделите ли вы с ним награду. Фланнагэн небрежно зевнул.

– Могу себе представить, – сказал он иронически, – какого он подцепил типа.

И он насмешливо взглянул на стоявших перед ним людей.

– Не думаю, – ответил начальник. – Он говорит, что хорошо знает Байрна. Что же мне сказать?

– Скажите, что я не обижу его, – ответил Фланнагэн. – Где находится Шауни?

– Это ферма, недалеко за железнодорожной линией. Я пошлю с вами двух моих людей. Можно вернуться так, что никто и не узнает, если вы его накроете.

– Хорошо, – сказал Фланнагэн, и в душе его снова заблистали мечты о пятистах долларах.

Было немного позже половины второго. По дороге к югу от Канзаса катил автомобиль; на переднем сиденье, рядом с шофером, сидел с трепещущим сердцем агент Фланнагэн. Сзади расположились два дюжих представителя канзасской полиции.

А под яблоней все еще спали мирным сном Байрн и Бридж…

Глава VIII

Осведомители

Когда к ферме, на которой несколько часов тому назад Билли купил съестные припасы, приблизились двое бродяг, жена фермера позвала собаку, спавшую в кухне, и сняла ружье со стены.

Долгий опыт научил ее быстро разбираться в людях, а в наружности этих бродяг не было ничего, что могло внушить ей хотя бы каплю доверия. Вот тот парень, который заходил рано утром и – чудо из чудес! – добровольно заплатил за проданные ему продукты, был совсем другого склада. Он, правда, походил на бродягу, но в лице его было что-то подкупающее.

Зато к этим бродягам она сразу отнеслась недоверчиво. Когда они попросили разрешения воспользоваться телефоном, она отказала, считая, что это только предлог, чтобы забраться в дом. Но они объяснили, что нашли сбежавшего убийцу, который скрывается вблизи – на ее собственном лугу, и что они желают только вызвать, полицию Канзас-Сити.

Наконец она согласилась, но все-таки не отпустила собаку и продолжала держать ружье наготове, пока бродяги не вошли в комнату и не подошли к телефону, висевшему на противоположной стене.

Из разговора, услышанного ею, фермерша заключила, что, в конце концов, она ошиблась не только насчет этих двоих, но и насчет того молодого человека, который заходил рано утром. Описание беглеца, которое дали бродяги, в точности совпадало с наружностью молодого человека.

Такой честный на вид человек оказался убийцей! Фермерша была потрясена, в особенности при мысли, что она была одна в доме, когда он приходил, и что если бы захотел, он мог легко убить ее.

– Надеюсь, что его изловят, – сказала она, когда бродяга кончил свой разговор с Канзас-Сити. – Ведь как можно ошибаться! Он показался мне таким милым молодым человеком. И он мне заплатил за все, что я ему дала.

Собака, которой надоело бездействие, вернулась в летнее помещение кухни и продолжала свой прерванный сон. Один из бродяг стоял, прислонившись к стене, и разговаривал с фермершей. Другой с остервенением чесал правую лодыжку остатком каблука своего левого сапога. Он опирался на небольшой столик, на котором лежала семейная библия.

Вдруг бродяга потерял равновесие; стол опрокинулся – и в одну минуту стол, человек и старая библия оказались на полу.

Фермерша с воплем бросилась поднимать библию. Она так растерялась, что забыла о ружье, оставив его прислоненным к спинке стула.

Почти одновременно оба бродяги увидели настоящую причину ее тревоги. Большая книга раскрылась при падении, и их изумленным глазам представилось то, что было спрятано между ее листами.

Банкноты Соединенных Штатов ценностью в пять, десять и двадцать долларов перемежались со страницами текста! Бродяга, растянувшийся на полу и от удивления не сделавший еще попытки подняться, вдруг перекатился по полу до книги и прикрыл ее своим телом и руками, растопырив локти как бы для защиты бесценной вещи.

При первом же возгласе женщины собака с глухим ворчанием прыгнула в комнату. Бродяга, стоявший у стены, увидел ощетинившегося зверя.

Ружье находилось почти на расстоянии его руки: один шаг – и оно очутилось у него в руках. Как будто чуя его намерение, собака отвернулась от бродяги, лежавшего на полу, и храбро бросилась на него.

На полпути ее встретило дуло ружья. Раздался оглушительный выстрел, и бедный пес повалился на пол с простреленной грудью. Фермерша отчаянно звала на помощь, но оба негодяя в одну минуту набросились на нее и принудили к молчанию.

Один из них побежал на кухню и минуту спустя вернулся с куском веревки, в то время как другой, сев верхом на свою жертву, крепко сжимал ей горло. Ей удалось на минуту высвободиться и закричать, но вскоре ее связали и заткнули рот тряпкой. Тогда оба негодяя начали шарить в библии.

Больше тысячи долларов – все сбережения долгой трудовой жизни – были спрятаны здесь. Фермерша и ее муж, как отсталые старые люди, не верили банкам. Когда фермерша пришла в себя; она с глубоким отчаянием увидела, что последние банкноты ее маленького клада переселились в карманы бродяг. Обчистив библию, они спросили фермершу, где она хранит остальные деньги, и вынули кляп, чтобы она могла им ответить.

Старуха клялась, что у нее ничего не осталось, и умоляла не отнимать скудные сбережения.

– Брось врать! – проворчал один из бродяг. – У тебя, наверное, еще кое-что припрятано. Отдавай-ка лучше по-хорошему денежки, а не то мы с тобой иначе поговорим!

Но она упорно повторяла, что у нее больше ничего нет. Бродяга прошел в кухню. В плите горел огонь. На подоконнике лежали щипцы. Он захватил ими с плиты раскаленную конфорку и вернулся в комнату.

– Думаю, что теперь она припомнит, где лежит у нее старый чулок, – сказал он, ухмыляясь. – Сними-ка ей сапоги, Динк!

– Дурак ты, Кром, – проворчал тот. – Ведь шпики с минуты на минуту могут нагрянуть. Лучше забрать, что мы нашли, и убираться поздорову.

– Тьфу! – воскликнул его товарищ. – Я о шпиках-то и забыл!

Он с минуту молчал, причем на его злобном лице выражение сменялось от страха до успокоения. Наконец, он с нехорошей усмешкой обернулся к своему товарищу.

– А нам ведь придется укокошить ее, – сказал он. – Другого выхода нет. Ежели они найдут ее живой, она разболтает все, и тогда они уж наверняка нас сцапают.

Бродяга, которого звали Динком, вздрогнул.

– Брось! – слезливо хныкал он. – Ведь знаешь, чем это пахнет?

И он сделал выразительный жест пальцем вокруг шеи.

– Ничего подобного, – ответил его товарищ. – Я все обдумал. Времени у нас еще много. Мы придушим бабу, а потом пойдем по дороге навстречу шпикам, понял?

Другой в ужасе посмотрел на него.

– Ты, кажется, белены объелся? – спросил он.

– И не думал. Постой, я тебе растолкую! Мы встретим шпиков как ни в чем не бывало, но сперва закопаем деньги в лесу. Шпикам мы скажем, что мы шли им навстречу, чтобы повести к этому черту Байрну, а когда мы вернемся с ними на ферму и увидим, что здесь случилось, также выпучим глаза от удивления, как и они.

– Вот ерунда! – сердито воскликнул Динк. – Что ты думаешь, так легко втереть очки этим шпикам? Что они подумают о том, кто убил бабу и пса? Они подумают, может быть, что те сами себя убили?

– Они подумают, что их убил Байрн и его товарищ, дурак ты набитый, – презрительно ответил Кром.

Динк от изумления открыл рот и почесал голову. Когда его тупой ум сообразил возможность подобного плана, широкая усмешка расплылась по его лицу и обнажила его желтые зубы.

– Вот так голова! – воскликнул он с восхищением. – Но кто же это сделает?

– Я сделаю, – сказал Кром. – И чем скорее, тем лучше. Поищи на кухне нож или топор; от ружья слишком много шуму.

Глава IX

Миссис Шортер

Что-то вдруг разбудило Билли. В его сознании слабо звучал еще отголосок какого-то громкого шума. Он присел и оглянулся.

"Что бы это могло быть? – подумал он. – Будто выстрел!"

Бридж проснулся одновременно с ним и, лениво повернувшись, приподнялся на локте. Он улыбнулся Байрну.

– С добрым утром, – сказал он.

Билли поднялся на ноги, и в это время слабо, неясно донесся до них вопль женщины. Звук шел от фермы – от той самой фермы, на которой Билли утром купил продукты.

Не дожидаясь повторения крика, Билли повернулся и бегом бросился по направлению к небольшому строению. Бридж тоже вскочил и последовал за ним, хотя и не мог его догнать.

Динк искал в кухне топор или сечку, но не найдя ни того, ни другого, начал рыться в столе, пока не наткнулся на большой кухонный нож. Он как раз годился для предстоящего дела. Бродяга провел пальцем по его лезвию и понес нож Крому.

Несчастная жертва, лежавшая на полу, была в полином сознании. Ее выпученные глаза выражали дикий страх. Она бешено билась в своих путах и пыталась языком вытолкнуть изо рта кляп, но все усилия были напрасны.

Она ясно слышала каждое слово разговора своих палачей и знала, что они выполнят придуманный ими план. Не было никакой надежды на то, что кто-нибудь помешает им в их страшном деле! Муж уехал еще до восхода солнца на дальнюю ферму и должен был вернуться не раньше вечера, ко времени доения коров. Сыщики из Канзас-Сити тоже, по всей вероятности, приедут на ферму слишком поздно, чтобы ее спасти.

Вот Динк идет из кухни с длинным ножом... Ей вспомнился день, когда она купила этот нож в городе. Сегодня утром она еще резала им ветчину... Как ясно все эти мелочи встают сейчас в ее памяти... А теперь этим же самым ножом собираются перерезать ей горло!

Вот Кром взял нож и ощупал лезвие, проведя по нему пальцем. Он уже нагнулся, схватил ее за подбородок и отогнул ей голову назад, чтобы больше обнажить горло.

Ах, почему не могла она лишиться чувств? К чему эта страшная пытка – следить внимательным взором за всеми ужасными приготовлениями? Почему не могла она даже закрыть глаза?

Кром занес нож как раз над ее обнаженной шеей. Дрожь пробежала по всему телу несчастной; но как раз в этот миг распахнулась дверь, и в комнату вбежал мужчина. Это был Билли Байрн. Одного взгляда, брошенного им в окно, было достаточно, чтобы он понял, что тут происходит.

Он схватил Крома за ворот и отшвырнул его от жертвы. Динк бросился к ружью и прицелился в Билли, но тот стоял слишком близко к нему. Билли успел схватить ружье за ствол и повернуть дуло к потолку в ту секунду, как бродяга спустил курок. Затем он вырвал ружье из рук Динка, размахнулся и ударил его прикладом по голове.

Динк свалился и на время выбыл из строя. Кром, спотыкаясь, побежал к выходу, но наткнулся в дверях на Бриджа, который хотя и запыхался от быстрого бега, но был готов к нападению. Сообразив сразу, что лохматый бродяга собирается удрать, он схватил его за бороду, как и при первой встрече, и начал методично наносить удары в лицо до тех пор, пока Кром не сделался таким же неспособным к борьбе, как и его товарищ.

– Следите за ними, – крикнул Билли, передавая Бриджу ружье, а сам занялся женщиной. Кухонным ножом, который должен был прикончить ее, он перерезал связывавшие ее веревки. Вынул кляп изо рта, поднял и отнес на небольшой диван, стоявший в углу.

Фермерша тяжело дышала и дрожала всем телом. Пережитое потрясение было слишком сильно даже для ее крепких нервов. Через некоторое время она повернулась к Билли.

– Вы славный малый, – с усилием проговорила она. – Господи! Как вы успели... Они забрали все мои деньги... Они попрятали их в карманы.

Внезапно выражение ужаса снова появилось на ее лице. Она на минуту забыла, что она слышала об этом человеке: ведь это был сбежавший каторжник, осужденный за убийство! Зачем сказала она ему о деньгах? Теперь он поступит с нею, как те бродяги!

При ее словах Бридж опустился на колени, обыскал обоих негодяев и методично пересчитал деньги.

– Тысяча сто? – спросил он, передавая деньги Билли.

– Да, тысяча сто, – еле слышно проговорила фермерша, смотря на Билли глазами, полными страха.

Она больше не думала о деньгах: пусть их возьмут, лишь бы ее оставили в живых!

В это время Билли повернулся к ней и подал скомканную пачку бумажек.

– Берите, – сказал он. – Зачем вы держите дома такую кучу денег? Ведь вы здесь совсем одни. Вам не следовало бы этого делать.

Старуха дрожащими руками взяла деньги. Она просто не верила своим глазам.

– Но я это знала, – сказала она вдруг твердо.

– Что знали? – спросил Билли.

– Я знала, что вы хороший парень. Они говорили, что вы – убийца.

Билли нахмурил брови, и страдание отразилось на его лице.

– Когда же они успели вам это сообщить? – спросил он.

– Я слышала, как они звонили по телефону в полицию Канзас-Сити, – ответила она, а затем привскочила. – Сыщики едут сюда! – в ужасе закричала она. – Пусть вы даже убийца, мне теперь все равно! Не хочу я, чтобы вас поймали после того, что вы для меня сделали! Да я и не верю, что вы убийца! Вы хороший малый. Мой мальчик должен быть ваших лет и вашего роста теперь, если он жив. Он убежал много времени тому назад. Может быть, вы встречались с ним? Его зовут Эдди – Эдди Шортер. Много лет уж я о нем ничего не слыхала.

– Нет, – продолжала она, – я не верю им: у вас слишком хорошее лицо. Бегите отсюда раньше, чем нагрянет полиция. Я направлю ее по ложному следу.

– Но эти негодяи? – сказал Билли. – Не можем же мы их оставить здесь!

– Свяжите их и дайте мне ружье, – сказала старуха. – Бьюсь об заклад, что они мне больше ничего не сделают.

Она снова овладела собой.

Билли и Бридж крепко связали обоих бродяг. Затем они отнесли их вниз в погреб, и когда вышли, миссис Шортер закрыла дверь в погреб.

– Не думаю, чтобы они легко выбрались отсюда, – сказала она. – А теперь бегите скорее. Есть у вас деньги?

И, не дожидаясь ответа, она отсчитала двадцать пять долларов из пачки и передала Билли.

– Спасибо, не нужно, – сказал он.

– Вы должны взять, – настаивала она. – Я буду думать, что даю это своему мальчику Эдди; пожалуйста, возьмите!

Слезы, выступившие у нее на глазах, оказались действеннее ее слов.

– Ладно, – ответил Билли, – я возьму деньги и передам их вашему Эдди, когда встречусь с ним.

– Ну, а теперь спешите, пожалуйста, – заторопила она. – Я не хочу, чтобы вас поймали, даже если вы и правда убийца. Но я бы очень хотела, чтобы это было неправдой!

– Я не убийца! – сказал Билли. – Но полиция действительно меня обвиняет в убийстве и ищет меня.

Крикнув последнее приветствие фермерше, он повернулся с Бриджем к дверям, но, выйдя на веранду, увидел на повороте дороги столбы пыли, поднятой быстро мчавшимся автомобилем.

– Поздно! – сказал он, повернувшись к Бриджу. – Вот они.

Фермерша бросилась на веранду и взглянула на дорогу.

– Ах! – воскликнула она. – Это наверняка они. Господи! Что же нам делать?

– Я удеру через задний ход – вот что я сделаю! – заявил Билли.

– Это вам нисколько не поможет, – сказала миссис Шортер, качая головой. – Они оповестят все фермы на двадцать миль в округе, и вас наверное поймают. Постойте! Я кое-что придумала. Идите за мной!

Она быстро пробежала через небольшую гостиную и провела их в помещение, которое было наполовину прихожей, наполовину кладовой. Здесь находилась лестница на верхний этаж. Она приказала молодым людям следовать за ней и побежала наверх так быстро, как только позволяли ей старые ноги.

В задней комнате в потолке был люк.

– Придвиньте комод под люк, – сказала она. – Вскарабкайтесь на чердак и закройте люк за собой. Им никогда вас здесь не найти.

Билли придвинул старинный комод под отверстие, и через минуту оба друга очутились в душной атмосфере непроветриваемого чердака. Им было слышно, как миссис Шортер отодвинула комод на обычное место и засеменила по лестнице.

Почти немедленно вслед за этим до них донесся гудок автомобиля, а затем в домике раздались мужские голоса. Почти около часа ждали они, задыхаясь в спертом воздухе чулана, затем снова услышали шум мотора, который постепенно удалялся.

Вскоре после этого снизу раздался голос миссис Шортер:

– Можете выходить. Уехали!

Когда они спустились с чердака, она повела их на кухню.

– Я приготовила вам обед, пока они тут толкались, – объяснила она. – Когда вы поедите, вы можете спрятаться на гумне, пока не стемнеет, а потом мой старик довезет вас до Додсона; это узловая станция. Оттуда вы можете легко уехать на поезде. Я им сказала, что вы отправились в Олас, это совсем в другой стороне. Они туда и поехали с обоими бродягами.

– Но бог ты мой, нелегко мне пришлось! Я не мастерица врать, и за всю свою жизнь не рассказала так много всяких историй, как сегодня. Я им сказала, что вас было двое и что высокий был рыжий, а маленький весь изрыт оспой. Тогда они заявили, что это, верно, были совсем не те, которых они искали. И, бог ты мой, как они проклинали обоих бродяг, которые их напрасно сюда вызвали. Но они все же отправились в Олас и останутся с носом!

И она нервно засмеялась.

Мистер Шортер вернулся уже в сумерки. Когда жена рассказала ему все, что случилось, он заявил, что сам повезет "обоих мальчиков" до самой Мексики, если не будет иного выхода.

– Додсон тоже достаточно далеко отсюда, – уверял его Бридж.

Поздно ночью благодарный фермер высадил их у станции.

Час спустя они мчались к югу по тихоокеанской железнодорожной линии.

Бридж с наслаждением развалился на красном плюшевом сиденье курительного вагона и сладко потянулся.

– Правда, шикарно? – сказал Билли.

Глава X

Эль-Пазо

Только через сутки Фланнагэн сообразил, что его провели и что это дело фермерши.

Он догадался об этом после рассказов обоих бродяг, а когда вернулся на ферму и услышал сбивчивые и противоречивые показания Шортеров – мужа и жены, то совершенно убедился в этом.

Тогда он телеграфировал в управление чикагской полиции и получил необходимое распоряжение продолжать преследование бежавшего Байрна.

Таким образом несколько дней спустя агент Фланнагэн высадился в Эль-Пазо, привлеченный сюда скудными сведениями, собранными с большим трудом по дороге.

Даже выйдя из поезда, он не был вполне уверен, что шел по верному следу. Несмотря на это, он все же сразу отправился в телеграфную контору и дал телеграмму своему начальнику, что он напал на горячий след беглеца:

В действительности след был гораздо "горячее", чем он себе представлял: в эту самую минуту Билли и Бридж находились не более чем в двух кварталах от него и обсуждали, что им делать.

– Я думаю, – сказал Билли, – что мне следует перейти границу. Я никогда не буду в безопасности в Соединенных Штатах, а при тех волнениях, которые сейчас происходят в Мексике, я там великолепнейшим образом затеряюсь.

– У вас же, дружище, все в порядке, – продолжал он. – Вам не нужно скрываться, потому что вы ничего не сделали. Я не знаю, от чего вы там удираете, но уверен, что это не имеет ничего общего с полицией. Поэтому мы здесь расстанемся. Вы были бы болваном, если бы перешли границу без надобности. Ведь там, если вы не попадетесь в руки Виллы, то вас заберут каранзисты или цапатисты. Из всего того, что я слышал с тех пор, как мы высадились в Эль-Пазо, нужно думать, что в Мексике за каждым кустом прячется по бандиту.

– Сегодня вечером мы в последний раз пообедаем вместе, а потом я тронусь в путь. – Он помолчал немного, а затем прибавил: – Мне очень жаль расставаться с вами, Бридж. Вы самый лучший парень, которого я когда-либо встречал.

Бридж скрутил папироску, а затем заговорил:

– Ваши слова, в общем, преисполнены мудрости, мой друг! Очень мало шансов, что двое бродяг, как мы, без денег, пешком могли бы протянуть больше недели в восставшей Мексике. Но... уже много лет прошло с тех пор, как я в последний раз следовал голосу мудрости. Поэтому я иду с вами!

Билли ухмыльнулся. Он не мог скрыть своего удовольствия.

– Вы совершеннолетний, – сказал он, – и молоко обсохло у вас на губах, поэтому решайте сами. Пойдемте теперь закусим. У нас осталось немного от двадцати пяти долларов.

Они вошли вместе в пивную, в которой, как помнил Бридж, можно было, купив большую кружку пива, получить даровую закуску.

В пивной были расставлены небольшие столики. Спросив две кружки пива, Билли и Бридж понесли их к столику, стоявшему в дальнем углу у задней двери.

Бридж уселся сторожить пиво, а Билли прошел к прилавку и забрал все, что дал ему не особенно щедрый хозяин.

Вернувшись к столику, он уселся спиной к стене, согласно своей давнишней привычке. В таком положении он видел всех сидящих в зале и мог сразу оглядеть всякого вновь входящего.

– Жилистый парень этот молодчик, – сказал Билли, указывая на стража даровых закусок. – Я забрал у него еды разве что на двух канареек, а он еще заставил меня половину отдать обратно.

Бридж засмеялся.

– Ну, вы не так-то уж мало набрали, – заметил он. – Я знаю пивные, в которых вас обвинили бы в краже, если бы вы взяли столько, сколько у вас на тарелке.

– А пиво дрянь! – заявил Билли.

– Здесь оно всегда скверное, – согласился Бридж. Билли поднял кружку и улыбнулся.

– За здоровье... – начал он и осекся.

Взгляд его, направленный поверх головы спутника, упал на фигуру высокого мужчины, входившего в этот момент в низкую дверь.

В ту же минуту глаза того тоже остановились на Билли. Оба одновременно узнали друг друга. Мужчина бросился через всю комнату прямо к их столику.

Билли вскочил со стула. Бридж, догадавшись, что что-то случилось, тоже встал и оглянулся.

– Фланнагэн! – воскликнул он.

Агент лихорадочно вытаскивал револьвер, который, как назло, застрял у него в кармане. Байрн тоже схватился за свое оружие, но Бридж вовремя остановил его руку.

– Только не это, Билли! – закричал он. – За вами дверь. Вот!

И он толкнул Билли к двери, находящейся за ним.

Байрн все еще держал кружку пива; Фланнагэн был совсем близко. Бридж открыл дверь и старался протиснуть в нее Билли, но тот колебался. Он видел, что было невозможно успеть закрыть дверь изнутри. А имелась ли там задвижка?

Фланнагэн все еще возился с револьвером, застрявшим в подкладке кармана. Он рычал от ярости и кричал Билли, что он арестован.

Все посетители пивной повскакали с мест. Некоторые из них двинулись к агенту и его добыче, но трудно было сказать, руководило ли ими простое любопытство или иное чувство.

Фланнагэн скорее чувствовал, чем видел, что посетители пивной теснят его; но в эту минуту ему удалось, наконец, вытащить револьвер. Это было как раз в тот момент, когда Билли уже двинулся к двери. Когда в руках полисмена блеснул револьвер, стало понятно, почему Билли так упорно держался своей кружки пива.

Он швырнул ее левой рукой. Даже Фланнагэн должен был сознаться, что это был ловкий удар. Кружка со страшной силой ударилась прямо в лицо Фланнагэну, разбилась и захлестнула ему глаза пивом.

Сплевывая и бешено ругаясь, Фланнагэн невольно остановился, а когда вытер глаза, Билли Байрн уже исчез в соседней комнате и запер за собой дверь.

Комната, в которой очутились Билли и Бридж, оказалась очень мала. В середине ее стоял большой круглый стол, вокруг которого сидело шесть игроков в покер. Над столом висела электрическая лампа, бросавшая сильный свет на играющих.

Билли оглянулся, как затравленный зверь, ища выхода, но увидел, что кроме двери, в которую они вошли» в комнате было только одно отверстие – небольшое окно с крепкой решеткой. Они попали в настоящую западню.

При их появлении люди, сидящие за столом, разом перестали играть. Некоторые из них поднялись со своих мест. Билли не обращал на них никакого внимания. Он навалился на дверь плечом, потому что не оказалось ни задвижки, ни замка.

Фланнагэн с противоположной стороны прилагал все усилия, чтобы открыть дверь, но крепость казалась неприступной. Билли Байрн торопливо изобретал разные безумные планы бегства, но ни один из них не давал ни малейшей надежды на успех.

Игроки у стола волновались, требуя объяснения. Двое из них приблизились к Билли с явным намерением "вышибить" непрошенного гостя из комнаты. Билли повернулся к ним.

– Несчастные вы ослы! – закричал он. – Разве вы не понимаете, что там облава? Шпики заняли все ходы.

Тут поднялась неописуемая тревога. Карты, фишки и деньги исчезли, как бы по волшебству. Из-под стола появились старые газеты и засаленные журналы. В один миг комната из игорного притона превратилась в невинную читальню.

Билли усмехнулся. Фланнагэн прекратил свои попытки высадить дверь и увещевал Билли сдаться добровольно. Байрн снова вытащил револьвер и знаком подозвал Бриджа к себе.

– Следуйте за мной, – прошептал он, – но не двигайтесь до тех пор, пока я не тронусь с места.

Затем, повернувшись к двери, закричал:

– Эй ты, толстая свинья! Тебе и несчастного калеку не захватить, не то что Билли Байрна. Перестань стучать, а не то я выйду и разделаюсь с тобой!

Если Билли своими словами намеревался пробудить в Фланнагэне ярость, то он блестяще этого достиг. За дверью поднялась невероятная ругань, а затем Фланнагэн изо всех сил навалился на дверь.

Билли выстрелил в электрическую лампу, осколки которой полетели на стол, и отскочил в сторону. Дверь распахнулась, и Фланнагэн с разбега влетел в темную комнату, налетел на подставленную ему ногу и свалился на невинных читателей, из которых некоторые держали журналы вверх ногами и не выпускали их из дрожащих рук несмотря на то, что свет погас.

Билли Байрн и Бридж одновременно кинулись в открытую дверь, захлопнули ее за собой и побежали через пивную на улицу.

Тем временем в маленькой комнатке происходило следующее:

Когда Фланнагэн влетел в комнату, перепуганные игроки вскочили и бросились к дверям; но агент так быстро побежал за ними, что только двоим удалось выскользнуть из комнаты. Один из них захлопнул дверь перед самым носом своих товарищей, а пока они тискались и толкали друг друга, Фланнагэн уже оказался среди них.

В кромешной тьме он не мог никого узнать, но отогнал всех от двери и встал сам спиной к ней. Все находившиеся в комнате оказались его пленниками!

Он пригрозил им, что будет стрелять при первом же их движении, а затем снова открыл дверь, шагнул наружу и приказал пленникам выходить по одному.

Он так и впивался в лицо каждого проходившего мимо. Вот уже вышли все, а Байрна все не видно! Дрожа от волнения, зажег он свой электрический фонарь и снова вошел в комнату. Она была пуста.

Только тут понял злополучный сыщик, что добыча ушла из самых его рук…

Глава XI

Из огня да в полымя

Горячие лучи солнца падали на пыльную дорогу. Знойный туман лежал над бесплодной местностью, которая тянулась по обе стороны шоссе, вплоть до серовато-коричневых возвышенностей. Небольшая хибарка, к которой примыкало несколько жалких строений, кричащим белым пятном выделялась на фоне, залитом ослепительным солнечным светом.

По дороге шли, с трудом передвигая ноги, двое мужчин. Они изнемогали от зноя. Сняв куртки и надвинув на глаза поля обтрепанных шляп, они щурились от яркого света и пыли.

Один из путников, взглянув на видневшуюся в отдалении хижину, принялся декламировать:

Вдалеке, за речкой, за лугами,

Показался город перед нами;

Зажжены вечерними лучами,

Там дома на солнышке горят...

И пока стоял я в ожиданье,

В воздухе промчалось трепетанье

И шепнуло: “Лето, до свиданья!

Стаи птиц на юг уже летят... “

Его товарищ взглянул на него.

– Эта жалкая игрушка не слишком похожа на город, – сказал он, – но во всем другом ваш Ниббс совершенно прав. Мы – птицы, летящие на юг, а трепетанье в воздухе – это Фланнагэн. Пожалуй, он даже первый мороз. Бьюсь башкой об заклад, что тот несчастный шпик прямо-таки слег с досады!

– Как объяснить, Билли, – спросил Бридж после минутного молчания, – что иногда вы говорите совсем хорошо, а иногда совершенно неправильно? Бывает, что вы в одной и той же фразе скажете и "этот" и "евтот". И такие несоответствия встречаются у вас очень часто. Складывается впечатление, будто что-то или кто-то изменил ваш первоначальный язык.

– Видите ли, – объяснил Билли, – я родился и вырос в кругу, где все говорили "евтот". Она меня научила говорить по-другому. Иногда я срываюсь и перехожу на старое. Двадцать лет говорил по-ихнему, а по-ейному только год; так не мудрено, что перевес на той стороне.

– Она – это, верно, "Пенелопа", – задумчиво произнес Бридж как бы про себя. – Она, вероятно, была прекрасная девушка?

– "Прекрасная" – совсем не то слово, – пылко перебил его Билли. – Если кто-нибудь прекрасный, так это значит, что кто-то может быть прекраснее, а она была лучше самой прекрасной. Она... она была... нет, Бридж, слов таких нет, чтобы сказать вам, какая она была!

Бридж не ответил, и оба несколько минут в полном молчании шли по направлению к ослепительно белой хижине. Затем Бридж произнес:

Где-то там меня вы ждете,

Из цветов венок плетете,

Поцелуй мне нежный шлете,

Пенелопа, верный друг!

Билли вздохнул и поник головой.

– Это, знаете ли, не про меня... Меня никто не ждет. Она теперь замужем за другим.

Наконец они дошли до строений. В тени под навесом валялся смуглый мексиканец и попыхивал папироской; на пороге сидела женщина, очевидно, его жена, занятая приготовлением какой-то несложной стряпни в широком плоском сосуде. Около них играло двое полуголых детей. В самых дверях на одеяле лежал еще грудной младенец.

Мексиканец подозрительно взглянул на пришельцев. Бридж приветствовал его на довольно сносном испанском языке и попросил еды, объяснив, что у них есть деньги, на которые они и хотят приобрести немного, очень немного еды.

Мексиканец лениво поднялся и дал знак следовать за ним в хижину. Женщина по приказанию своего мужа и господина пошла за ними и вынесла хлебцы.

Цена, предложенная мексиканцем, была божеская, но он жадно следил, пока Бридж платил, и был как будто несколько разочарован, когда ему дали ровно столько, сколько он запросил.

– Куда вы идете? – спросил он.

– Мы ищем работу, – объяснил Бридж. – Мы надеемся найти ее на одном из американских приисков.

– Ну, тогда вам лучше вернуться, – предупредил хозяин. – Сам-то я не имею ничего против янки, сеньор, но многие из моих земляков очень вас недолюбливают. Да и не за что любить: ваше правительство только и думает о захватах и насилии. Сейчас все американцы уезжают отсюда. Некоторых уже убили бандиты. Идти дальше опасно. Кругом рыщут люди Пезиты. Это такие дьяволы, которые нападают даже на своих. Черт их знает, за кого он – за генерала ли Виллу, или за Карранцу? Если он встречает приверженца Виллы, он кричит: "Да здравствует Карранца!" – и его люди убивают и грабят; а если соседи несчастной жертвы, услышав об этом, уверяют Пезиту, что они приверженцы Карранцы, то Пезита кричит: "Да здравствует Вилла!" – и им приходится не слаще. А янки – так тех Пезита даже не расспрашивает. Он их убивает, где бы они ему не попались. Он поклялся очистить Мексику от американцев.

Бридж в кратких словах начал передавать своему спутнику содержание этого неутешительного разговора.

В это время со стороны ближайших холмов приблизилась группа в пять всадников.

Они ехали быстро, приближаясь к хижине с той стороны, где не было ни дверей, ни окон, так что те, которые находились внутри, не могли их заметить. Это были смуглые, ловкие, свирепые на вид люди, одетые в жалкие лохмотья, но вооруженные до зубов.

Подъехав к самой хижине, четверо из них спешились, а пятый, оставшийся в седле, взял под уздцы лошадей своих товарищей. Последние, крадучись, поползли вокруг хижины к дверям, держа карабины наготове.

Полуголый мальчуган возившийся в пыли у навеса, первый заметил их. С пронзительным криком бросился он внутрь хижины и уцепился за юбку матери.

Билли, Бридж и мексиканец разом повернулись к двери, чтобы узнать, что так испугало ребенка, и увидели четыре направленные на них карабина.

Лицо мексиканца сразу осунулось, а жена упала на пол и, обняв колени мужа, громко заголосила.

– Что это? – воскликнул Билли Байрн. – В чем дело?

– Кажется, нас взяли в плен не то приверженцы Виллы, не то отряд Карранцы, – ответил Бридж.

Мексиканец понял его слова и обернулся к обоим американцам.

– Это солдаты Пезиты, – с ужасом сказал он.

– Да, – повторил один из бандитов, – мы солдаты Пезиты, и Пезита будет с восторгом приветствовать тебя, Мигуэль, в особенности если узнает, с кем ты водишь компанию. Ты ведь знаешь, как наш Пезита любит проклятых янки!

– Но этот человек нас не знает, – заговорил Бридж. – Мы зашли сюда случайно, чтобы купить хлеба. Он нас никогда раньше не видел. Мы идем в Эль-Оробо-Ранчо в поисках заработка. Денег у нас нет, и мы не совершили ничего противозаконного. Отпустите нас с миром. Задержав нас, вы не выиграете ничего. А что касается Мигуэля, – кажется, так вы его назвали, – то из того, что он нам сказал, я понял, что он так же не любит американцев, как ваш уважаемый начальник.

Мигуэль с благодарностью взглянул на своего защитника, но, по-видимому, не ожидал никакой пользы от его речи.

Так и случилось. Разбойник только язвительно усмехнулся.

– Расскажите-ка вы это все лучше самому Пезите, сеньор, – сказал он. – Теперь идемте, живее!

И он принялся гнать их из хижины. Билли в нерешительности остановился и повернулся к Бриджу.

– Я почти ничего не понял. Хотя за последние две недели и нахватался ихних слов, да уж больно они скоро лопочут. Растолкуйте вы мне, чего он хочет.

– Все это крайне просто, – ответил Бридж. – Мы захвачены в плен бандитами. Они отвезут нас к своему очаровательному начальнику, который, вне всякого сомнения, расстреляет нас к восходу солнца.

– Это бандиты? – насмешливо произнес Билли. – Вы называете бандитами этих несчастных коротышек?

– Это бандиты-любители, Билли, – серьезно ответил Бридж.

– И вы собираетесь дать себя увести, как теленка, и не наградите их хорошей вздрючкой? – спросил Байрн, весь красный от злости.

– Мы сейчас ничего не сможем сделать, – сказал Бридж. – У них наготове четыре карабина. Потом мы, вероятно, найдем удобный случай; я думаю, теперь нам придется временно покориться.

Бридж говорил быстрым, тихим шепотом, опасаясь предводителя разбойников, который, очевидно, немного понимал по-английски.

Билли пожал плечами, и, когда бандиты снова стали их торопить, он спокойно вышел из хижины. Если бы мексиканцы лучше знали Билли Байрна с Большой авеню, то выражение его лица вряд ли обрадовало бы их: он безмятежно улыбался.

В конюшне Мигуэля стояли два пони. Бандиты тут же забрали их. На одного посадили Билли, а на другого Мигуэля и Бриджа. Огромный вес Билли исключал всякую возможность посадить на его пони еще второго седока.

Когда они сели верхом, Билли наклонился к Бриджу и прошептал:

– Я проведу этих молодцев, и здорово – вы увидите!

– Я готов помогать вам телом, лошадью и всей своей артиллерией! – засмеялся Бридж.

– Кстати, – сказал Билли, – это напомнило мне, что у меня в кармане есть козырь; эти олухи меня даже не обыскали!

– А мне, – заявил Бридж, когда лошади, которых разбойники вели на поводу, тронулись вперед, – это напомнило почему-то трогательную песенку Сервиса:

Ах, когда-нибудь в грядущем тихими ночами

Звезды темный серый камень озарят лучами,

И на камне том лучами нежными своими

Начертают темной ночью ваше, ваше имя!

– Веселый вы парень, Бридж, – улыбнулся Билли.

Глава XII

Генерал Пезита

Пезита оказался небольшим коренастым человеком с огромными черными усищами. Он был одет в фантастическую, им самим придуманную форму генерала. Эта форма, впрочем, менялась в зависимости от случайностей войны и прихоти судьбы.

В ту минуту, когда Билли, Бридж и Мигуэль предстали перед ним, он был одет в блестящий когда-то мундир, весь расшитый золотым позументом. На плечах дрожали большие эполеты, похожие на те, что можно было встретить в оперетке пятнадцать или двадцать лет тому назад. Шаровары были вылинявшие и сильно поношенные, а сапог совсем не было.

Он смотрел на пленников и свирепо хмурился, пока его офицер, сильно жестикулируя и не менее сильно привирая, рассказывал увлекательную историю пленения "этих, подозрительных иностранцев".

– Американцы? – отрывисто обратился "генерал" к Бриджу и Билли.

Оба ответили утвердительно. Пезита повернулся к Мигуэлю.

– Где Вилла?

– Откуда мне знать, генерал? – ответил Мигуэль смиренно. – Как могу я, бедняк, живущий в нашей тихой долине, знать о передвижениях великих мира сего? Я не знал даже, где находится великий генерал Пезита, пока меня не привели перед его милостивые очи. Я умоляю Пезиту позволить мне служить ему, насколько хватит моих слабых сил...

Пезита, казалось, не слышал того, что говорил Мигуэль. Он небрежно встал к нему боком и обратился к Билли на невозможном английском языке.

– Вы ехали в Эль-Оробо-Ранчо, да? У вас там, верно, знакомые?

Билли ответил, что никого там не знает, а просто они ищут работу на какой-нибудь американской мызе или американском руднике.

– Почему вы уехали из вашей страны? – спросил Пезита недружелюбно. – Что вам нужно здесь, в Мексике?

– Видишь ли, в чем дело, старина, – ответил Билли развязно, – наступила зима, птицы и потянулись на юг. За мной по пятам шел толсторожий шпик из Чикаго, я и улепетнул.

– Шпик? – переспросил заинтересованный Пезита. – Это что-то такое, что едят?

– Да нет же; я сказал, что меня выследил толсторожий шпик.

– Ах, так! – ответил Пезита, не желая сознаться в незнании английского языка; но затем прибавил: – Я много времени пробыл в Штатах, но толсторожего шпика не знаю.

Бридж пришел ему на помощь.

– Мой друг хочет сказать, что его выгнала из Соединенных Штатов полиция.

Пезита поднял брови.

– Так почему же он этого сразу не сказал? – спросил он.

– Он пытался объяснить вам это по-своему, – сказал Бридж.

Тут Пезиту внезапно осенила мысль. Он обернулся к Бриджу.

– Значит, ваш друг не американец? – спросил он. – Я, впрочем, так и думал. То-то мне было никак его не понять! Он говорит на языке американцев еще хуже, чем я. Из какой он страны?

Билли Байрн уже собирался с некоторой гордостью ответить, что он чистокровный американец, но Бридж сразу усмотрел в этом обстоятельстве маленький шанс на спасение своего друга, а потому движением головы приказал Билли молчать и сам ответил за него:

– Он, видите ли, из Грэндавеню. Это хоть не совсем в Германии, но там очень много немцев. Мой друг туземец Грэндавеню, так что он не говорит ни по-английски, ни по-немецки; у них в Грэндавеню свой язык.

– Ага, понимаю! – важно промолвил Пезита. – Это как бы немецкая колония. Уберите Мигуэля и американца, – сказал он, обращаясь к солдатам, которые привели к нему пленников, – я хочу переговорить с этим иностранцем из Грэндавеню.

Когда они остались с глазу на глаз, Пезита обратился к Билли на ломаном английском языке:

– Мне очень жаль, сеньор, – сказал он, – что вас подвергли такому недостойному обращению. Мои солдаты не могли знать, что вы – не американец, но я постараюсь все это поправить. Вы – сильный человек. Американцы выгнали вас из своей страны, как они выгнали меня. Я ненавижу их, и вы ненавидите их тоже. Но довольно об этом. Вы ищете работу в Мексике? Я дам вам работу. Вы большой и сильный, как бык. Вы останетесь со мной, сеньор. Я сделаю вас капитаном. Здесь нужен человек, который говорил бы немного по-английски и выглядел бы как американец. Вы как раз подходите. Сейчас простой народ за меня. Спросите любого, всякий вам скажет, что Пезита – друг народа. Мы сделаем с вами дела – вы и я! И будем хорошо зарабатывать все время, пока будем сражаться против негодяев, заливших кровью мою несчастную, истекающую кровью Мексику. А когда нам удастся освободиться от них, найдем себе что-нибудь другое. Идет?

– Ладно, что ж! Я согласен, – сказал Билли. – Мой товарищ тоже входит в пай?

– Что такое?

– Вы моего друга тоже сделаете капитаном?

Пезита в ужасе поднял руки и закатил глаза. Принять американца в свою шайку? Это было немыслимо!

– Что вы, его расстреляют, – закричал он. – Я поклялся, что убью всех проклятых янки. Я сделаюсь спасителем моей несчастной страны. Я освобожу ее от этого отродья!

– В таком случае, дело не выгорит, – твердо сказал Билли. – Я парень справедливый. Если вы воображаете, что можно укокошить Бриджа, а Билли Байрн будет спокойно любоваться на это, то вы очень ошибаетесь. Это мой друг.

– Вы любите этого американца? – недоумевающе спросил Пезита.

– Еще бы! – вскричал Билли.

Пезита погрузился в размышления. В его голове бродил план, который требовал помощи как раз такого человека, как этот незнакомец; нужно было, чтобы его совершенно не знали в округе, для того, чтобы его присутствие в городе ни под каким видом не связали с бандитом Пезитой.

– Вот что я вам скажу, – сказал он наконец. – Я отпущу вашего друга. Я пошлю его под надежной охраной в Эль-Оробо-Ранчо. Быть может, впоследствии он нам и пригодится. Но я отпущу его только, если вы останетесь у меня. Иначе я расстреляю и вас обоих и Мигуэля.

– Что вам сделал этот Мигуэль? – спросил Билли. – Ведь он совсем божья коровка.

– Он приверженец Виллы. А если Вилла выиграет, то американцы наводнят Мексику.

– Отпустите этого несчастного, – заявил Билли, – и я останусь с вами. У него жена и ребятишки: неужели вы хотите, чтобы они остались одни в этой проклятой стране?

Пезита снисходительно усмехнулся.

– Хорошо, сеньор капитан, – сказал он, отвесив Билли низкий поклон. – Из уважения к вам я отпущу Мигуэля и вашего друга и пошлю с ними надежный конвой.

– Вот это дело, старый хрыч! – воскликнул Билли, хлопнув по плечу генерала, причем Пезита довольно улыбнулся, думая, что к нему применили какой-то лестный титул на языке Грэндавеню. – Вот это дело! Я пойду и сообщу им ваше решение.

– Идите, – согласился Пезита, – и скажите им, что они отправляются завтра рано утром.

Глава XIII

Пезита меняет свои планы

Когда Билли ушел в том направлении, куда солдаты отвели Бриджа и Мигуэля, Пезита поманил к себе оборванца, который, опершись на ружье, стоял неподалеку от своего "генерала" и изображал из себя ординарца.

– Пошли ко мне капитана Розалеса!

Босоногий ординарец направился к дереву, под тенью которого небольшие кучки людей в широкополых сомбреро оживленно дулись в карты. Солдат подошел к одному из них и передал поручение генерала, после чего долговязый и худой капитан Розалес нехотя встал и пошел к Пезите.

– Большой человек, которого привели сегодня утром, оказывается, не американец, – сообщил ему Пезита. – Он из Грэндавеню. Он может нам очень и очень пригодиться, потому что выглядит совсем как американец. Мы его пустим в дело. При его росте и мускулах он, вероятно, силен как бык. Это будет отличный вояка, а у нас их немного. Я произвел его в капитаны.

Розалес усмехнулся. Среди сотни последователей Пезиты капитанов было уже около двух десятков...

– Грэндавеню? Где это находится? – спросил Розалес удивленно.

– Неужели вы хотите сказать, дорогой капитан, – воскликнул Пезита насмешливо, – что человек вашего образования не знает, где находится Грэндавеню? Вы меня удивляете! Ведь это же немецкая колония!

– Ах, да, конечно! Вспомнил теперь! Как эти имена забываются... Грэндавеню... Да ведь мой собственный дед, который был знаменитым путешественником, не раз ездил туда. Я часто слыхивал в детстве его рассказы об этой стране…

– Я позвал вас не для того, чтобы обсуждать географию Европы, – сухо прервал его Пезита. – Я хотел сказать вам, что незнакомец не соглашался поступить на службу ко мне, пока я не освобожу его друга-американца и эту хитрую бестию Мигуэля. Я был вынужден согласиться, потому что этот субъект нам нужен до зарезу. Поэтому я обещал ему, дорогой капитан, что отправлю их завтра утром под надежной охраной в Эль-Оробо-Ранчо. Я назначаю вас начальником этой охраны.

– Вы отвечаете своей жизнью за то, что выполните мое обещание, Розалес. Конечно, если какие-нибудь там головорезы из шайки Виллы нападут на вас во время дороги, и, несмотря на вашу доблестную защиту, янки и Мигуэль будут сражены пулями вилластанцев, это уже будет не ваша вина! Это будет очень прискорбный случай, но кто, в самом деле, сможет обвинить вас, который защищал их, рискуя своей жизнью и жизнью своих людей? Розалес, если бы такая вещь случилась, я не мог бы иначе выразить свою благодарность, как сделав вас полковником.

– Я буду защищать их ценой жизни, генерал! – воскликнул бравый Розалес.

– Прекрасно! – заключил Пезита. – Это все, что я хотел вам сказать.

Розалес низко поклонился и направился обратно к компании под деревом.

– Ах, капитан! – остановил его снова Пезита. – Вот что еще: передайте, пожалуйста, другим господам офицерам, что незнакомец из Грэндавеню – капитан и что я желаю, чтобы с ним хорошо обращались, но не слишком много болтали о нашем священном деле освобождения несчастной, истекающей кровью Мексики.

Розалес снова молча склонился.

Билли застал Бриджа и Мигуэля сидящими на земле. Неподалеку от них стояли два оборванных повстанца с ружьями. Стража не препятствовала Билли приблизиться к пленникам, но, по-видимому, была страшно изумлена тем, что этот иностранец, свободно разгуливает по лагерю.

Билли уселся рядом с Бриджем и затрясся от хохота.

– С чего это вы обрадовались? – спросил Бридж. – Нас повесят вместо того, чтобы расстрелять, что ли?

– Нет! Ни то, ни другое, – проговорил, задыхаясь от смеха, Билли. – Верите ли, я произведен в капитаны! Что вы на это скажете?

Он объяснил все, что произошло между Пезитой и им. Бридж и Мигуэль жадно прислушивались к каждому слову.

– Я думал, что это единственный выход для нас, – сказал наконец Билли серьезно. – Положение было хуже, чем я предполагал вначале. Я сперва не соглашался оставаться у него в капитанах без того, чтобы он взял и вас, но о вас он и слушать не хотел. Он, видите ли, ненавидит всех американцев... И хорошую же шутку вы откололи, Бридж, когда уверили этого олуха, что я из какой-то заграничной местности, называемой Грэндавеню! Он все-таки сказал мне, что если я не буду ему служить, он укокошит нас всех.

– А как же насчет козыря, про который вы мне рассказывали? – спросил Бридж.

– Он все еще тут, – и Билли с любовью нащупал что-то твердое в левом кармане. – Но, бог ты мой! Что мог бы я сделать с ним против целой шайки? Мне удалось бы пристрелить нескольких, но в конце концов они бы нас все равно одолели. Нет, этот выход лучше, хотя мне очень не хочется расставаться с вами, дружище.

Он замолчал и уставился в землю. Бридж слегка вздохнул и прокашлялся.

– Я всегда желал провести год в Рио, – сказал он. – Мы встретимся там, Билли, когда вы сможете отсюда удрать.

– Пусть так и будет, – согласился Байрн, – При первой возможности мы встретимся в Рио. Пезита обещал отпустить вас на свободу завтра утром и послать вас под надежной охраной: Мигуэля – в его поганую хибарку, а вас – в Эль-Оробо-Ранчо. Мне кажется, этот старый хрыч не так плох в конце концов, как о нем думают.

Мигуэль насторожил уши при слове "охрана". Он наклонился вперед и прошептал:

– Кто будет командовать охраной?

– Не знаю, – сказал Билли. – Да и не все ли равно, кто?

– Совсем не все равно; это означает жизнь или смерть для вашего друга и для меня, – сказал Мигуэль. – Нет никакой причины давать мне охрану. Я знаю местность до самого Чигуагуа не хуже Пезиты и его головорезов и всю жизнь ездил без всякого конвоя!

– Конечно, с вашим другом дело обстоит иначе. Для него, может быть, и хорошо, если его будут сопровождать до Эль-Оробо. Возможно, что за этим ничего не кроется, но нужно обязательно разузнать, кто командует конвоем. Я хорошо знаю Пезиту и его приемы. Если с нами завтра утром выедет Розалес, то вы можете навсегда попрощаться с вашим другом. Вы его никогда не увидите ни в Рио, ни в другом каком месте. И он, и я – мы оба будем убиты еще до полудня.

– Почему ты так думаешь, любезный? – спросил Билли.

– Я не думаю, сеньор, – ответил Мигуэль с достоинством, – я знаю.

– Ладно! – сказал Билли, – подождем и увидим.

– Если вы узнаете, что назначен Розалес, не говорите им ничего, – поспешил предупредить Мигуэль. – Это все равно ни к чему не приведет. Предупредите нас только, чтобы мы были настороже, да, если возможно, достаньте нам парочку револьверов. В таком случае...

Он не договорил, но слабая улыбка искривила его губы. В это время к ним подошел ординарец и объявил, что они больше не пленники и могут свободно ходить по лагерю.

– Но, – заключил он, – генерал требует, чтобы вы не переходили границ лагеря. В окрестных горах много отчаянных разбойников. Генерал опасается за вашу безопасность, так как теперь вы его гости.

Солдат говорил по-испански, и Бридж должен был переводить его слова Байрну, который сам понял только часть разговора.

– Спросите его, – сказал Билли, – относится ли это дурацкое распоряжение и ко мне?

– Он говорит, что нет, – ответил Бридж после того, как расспросил солдата. – Капитан пользуется полной свободой, как и прочие офицеры. Таково приказание Пезиты.

Билли встал.

– Ну, пока до свидания, дружище! – сказал он. – Если я хочу помочь вам и Мигуэлю, то чем меньше я буду торчать с вами, тем будет лучше. Пойду к мексиканцам и буду учиться, сидеть на корточках, как эти черномазые обезьяны.

– Прощайте, Билли! Помните о Рио! – сказал Бридж.

– И револьверы, сеньор, – напомнил Мигуэль.

– Будьте спокойны, – ответил Билли и, не торопясь, направился к небольшому кружку курящих под деревом бандитов.

При его приближении Розалес взглянул на него и улыбнулся. Затем, встав, протянул ему руку.

– Добро пожаловать, сеньор капитан, – сказал он любезно. – Я – капитан Розалес.

Он остановился, ожидая, чтобы Билли назвал свое имя.

– Меня зовут Байрн, – ответил Билли. – Рад познакомиться с вами, капитан.

– А, значит, капитан Байрн!

И Розалес принялся представлять его остальным офицерам. Некоторые, подобно Розалесу, были образованные люди и раньше служили офицерами в армии. Пезита захватил их в плен, и они предпочли позорную жизнь бандитов немедленной жестокой расправе. Остальные – и их было большинство – являлись чистокровными индейцами, привыкшими к грабежу и разбоям.

Рядом с гигантом Байрном все казались лилипутами. Розалес и еще двое других говорили с грехом пополам по-английски, с ними-то и разговорился Билли. Он постарался узнать имя офицера, который должен был командовать конвоем на следующее утро, но Розалес и остальные уверяли его, что они этого сами не знают.

Билли задал вопрос, в упор глядя на Розалеса, и заметил, как у того сузились зрачки и как он слегка отшатнулся. Несмотря на все уверения, Билли понял, что Розалес лжет. Он, несомненно, знал, кто должен был командовать конвоем. Почему же он не ответил? Это был признак очень тревожный...

Билли начал раздумывать, как бы спасти своего друга от судьбы, предназначенной ему Пезитой. Розалес тоже погрузился в размышления. Он не был дураком. Почему этот незнакомец желает узнать, кто будет командовать охраной? Ведь он не знал никого из офицеров лично. Какая для него была разница в том, кто выедет завтра с его другом? Да, но Мигуэль знал, что разница есть! Мигуэль наверно говорил с новым капитаном и пробудил в нем подозрения.

Розалес под каким-то предлогом покинул кружок офицеров. Через минуту он уже выкладывал свои подозрения Пезите и предлагал ему новый план действия.

– Не посылайте меня начальником конвоя, – посоветовал он генералу. – Пошлите капитана Байрна.

Пезита издал недоумевающее восклицание.

– Постойте, – успокоил его Розалес. – Пусть новый капитан выйдет утром с полдюжиной солдат, которые будут следить за тем, чтобы все шло как следует. За час до рассвета я вышлю вперед двух наших лучших стрелков. Они засядут в месте, известном нам с вами, и около полудня капитан Байрн со своим конвоем вернется в лагерь и расскажет вам, что на них было Совершено нападение отрядом вилластанцев и что оба наших гостя оказались убиты в перестрелке. Это будет правдоподобно и не будет нашей виной. Мы поклянемся отомстить Вилле, а капитан Байрн возненавидит его так, как это подобает истым приверженцам Пезиты.

– Вы хитры, как бес, капитан! – закричал Пезита в восторге. – Будет сделано так, как вы советуете. Я пошлю за капитаном Байрном и отдам ему приказание на утро.

Когда Розалес удалился, в темном углу палатки Пезиты мелькнула какая-то фигура и бесшумно исчезла в темноте.

Глава XIV

Засада

Таким образом, на следующее утро, после раннего завтрака, Бридж и Мигуэль выехали в долину под охраной конвоя, предводительствуемого самим Билли Байрном. Старая форменная куртка и широкополая шляпа, преподнесенные ему офицерами, составляли обмундирование вновь произведенного капитана. Лошадь под ним была самая большая, какую только могли выискать в лагере. Билли намного возвышался среди своих солдат.

Около часа ехали они по пыльной дороге. Билли и Бридж говорили о самых разнообразных предметах, не затрагивая, однако, того, который занимал их больше всего. Мигуэль ехал молча и казался очень озабоченным. Накануне вечером он в темноте подполз к Бриджу и что-то ему прошептал, а утром Бриджу представилась возможность незаметно и быстро передать это сообщение Билли Байрну.

Последний только немного поднял брови, а затем весело улыбнулся. Казалось, он был чем-то очень обрадован.

Рядом с ним, во главе отряда, ехали Бридж и Мигуэль; за ними следовали шесть смуглых низкорослых солдат, на которых Пезита мог положиться.

Они достигли местности, где путь пролегал через узкое высохшее русло, глубоко ушедшее в мягкую почву. По обеим, берегам росли унылые кактусы и колючий кустарник, за которым легко мог укрыться целый полк. Место для засады было идеальное.

– Это, наверное, здесь, сеньор капитан! – чуть слышно шепнул Мигуэль.

Невысокий холм скрывал от них дальнейший путь, но он очень легко мог скрыть их самих от глаз неприятеля, который, может быть, поджидал их дальше, вниз по руслу.

При словах Мигуэля Байрн круто свернул с дороги. Но едва он успел отклониться от прямого пути, как один из солдат поспешил к нему, крича по-испански, что он не туда едет.

– Чего он лопочет? – спросил Билли.

– Он говорит, что вы должны держаться русла реки, сеньор капитан, – объяснил мексиканец.

– Скажите ему, чтобы он не совался не в свое дело, – коротко ответил Байрн, подгоняя лошадь.

Но солдат упорствовал. Он снова нагнал Билли, и на этот раз все его пять товарищей помчались за ним, чтобы преградить ему дорогу.

– Это неправильный путь, это неправильный путь! – кричали они наперебой. – Поезжайте той дорогой, сеньор капитан, так приказал генерал Пезита.

Поняв общий смысл их восклицаний, Билли резким движением руки приказал им посторониться.

– Здесь начальник я, – объявил он. – Прочь с дороги, если не хотите, чтобы вам за это попало.

Он снова поехал вперед. Снова солдаты преградили ему путь. На этот раз один из них приподнял карабин. Поза его была явно угрожающая. Он был так близко к Билли, что их пони шли почти касаясь друг друга.

Билли Байрн являлся глубоким знатоком всех основных принципов случайных драк. Он твердо знал, что удар всегда следует нанести первому. Без предупреждения он всей своей тяжестью наклонился вперед и ударил солдата в подбородок с такой силой, что выбил его из седла.

Одновременно Бридж и Мигуэль выхватили свои револьверы и открыли пальбу по оставшимся пяти солдатам.

Бой был короток. Одному из солдат удалось было бежать, но Мигуэль, который оказался превосходным стрелком, уложил его в ста шагах. Затем он с полным пренебрежением к правилам цивилизованной войны аккуратно пристрелил раненых.

– Мы не должны допустить, чтобы кто-нибудь из них вернулся к Пезите и рассказал о случившемся, – объяснил он.

Даже Билли Байрн поморщился при виде этих жестоких, хладнокровных убийств. Он понимал необходимость, вызвавшую их, но не мог бы заставить себя сделать то, что мексиканец исполнил с полным хладнокровием и даже с видимым удовольствием.

– А теперь примемся за остальных! – воскликнул Мигуэль, когда он удостоверился, что все шестеро были мертвы.

Билли и Бридж помчались верхом за ним по неровному грунту, обогнули небольшой холм, а затем проехали около двухсот футов, параллельно руслу ручья. Тут они увидели впереди себя двух индейцев. Те стояли с карабинами в руках, в видимом смущении из-за неожиданной стрельбы, которую они только что слышали и которую не могли себе объяснить.

При виде трех всадников индейцы бросились за прикрытие из кустов. Раздался выстрел. Лошадь Байрна споткнулась, высоко поднялась на задние ноги и, перевернувшись, упала замертво.

Билли отлетел в сторону, но быстро вскочил на ноги и выстрелил дважды в скрытых врагов. Мигуэль и Бридж быстро подъехали к индейцам, непрерывно стреляя. Один из индейцев выронил ружье, схватился за грудь и с воплем упал навзничь за кустарником. Другой спрыгнул с берега и, спотыкаясь, полетел кувырком до дна пересохшей речки.

Тут он поднялся на ноги и пустился бежать по руслу зигзагами от одного берега к другому, стараясь все время держаться за редким прибрежным кустарником. Билли Байрн шагнул к самому краю откоса и приложил карабин к плечу. Его лицо вспыхнуло, глаза искрились, радостная улыбка осветила правильные черты.

– Вот это жизнь! – закричал он и спустил курок. Индеец, бежавший внизу, как вспугнутый заяц, упал лицом вниз, сделал попытку встать, и рухнул недвижно наземь.

Мигуэль и Бридж спешились и подбежали к Байрну. На лице мексиканца играла широкая усмешка.

– Капитан – великий вояка, – восторженно сказал он. – Как оценил бы мой генерал такого человека, как сеньор капитан! Он, без сомнения, сразу сделал бы его полковником. Идемте со мной, сеньор капитан, и ваша карьера сделана!

– Куда? – спросил Билли Байрн.

– В лагерь освободителя несчастной истекающей кровью Мексики, генерала Франциско Виллы.

– Не пройдет! – коротко ответил Билли. – Я уже связался с Пезитой и не хочу ему изменять. Он мне за одни сутки дал столько удовольствия, сколько я не имел с тех пор, как распростился с моим другом, правителем Иоко.

– Но, дражайший капитан, – закричал Мигуэль, – вы не думаете же вернуться обратно к Пезите? Он вас пристрелит своей собственной рукой, когда узнает, что здесь случилось!

– Я не думаю, чтобы он застрелил меня, – сказал Билли.

– Правда, ступайте с Мигуэлем, Билли, – посоветовал Бридж. – Пезита вам этой истории не простит. Из-за вас он потерял сегодня восемь солдат, а у него их не так много, чтобы он мог ими швыряться. Кроме того, вы его явно одурачили, и, как мне думается, вам придется за это ответить.

– Нет, – беззаботно тряхнув головой, сказал Билли. – Мне этот Пезита нравится. Не верю я всем россказням про него. Если даже он и хотел разделаться с вами, так ведь он же делал это из принципа: он поклялся очистить от врагов свободы свою страну, – а вы, Бридж, как американец, конечно враг свободы. Ну, это ему не удалось, – и я не вижу, почему мне его теперь избегать. Удирайте одни, без меня. Счастливого пути, я еду обратно в лагерь.

Он подошел к месту, где были спрятаны обе лошади убитых, отпустил первую на свободу и вскочил на другую.

– До свидания, друзья! – крикнул он и, махнув на прощанье рукой, поскакал обратно по той же дороге, по которой они приехали.

Мигуэль и Бридж молча следили за ним, а затем тоже сели верхом и помчались в противоположном направлении. В продолжение всего остального дня Бридж не продекламировал ни одного стиха.

На сердце у него было тревожно: он скучал без Билли и страшился судьбы, которая ожидала его друга в лагере бандита Пезиты.

Глава XV

Удачный рапорт

Билли Байрн весело ехал обратно в лагерь. Он заранее предвкушал удовольствие от предстоящей встречи с Пезитой и от полудикой жизни, которая ожидала его в стане бандитов.

С самого детства Билли любил приключения. Жизнь члена уличной шайки в угрюмых кварталах Чикаго доставляла немало пищи для удовлетворения этого вкуса. Затем судьба забросила его на дикий берег острова Иоко. Тут его ждали другие приключения. Все, что было лучшего в этом сильном человеке, смогло выявиться в упорной борьбе, которую ему пришлось вести против свирепых островитян и дикой природы.

Уличная жизнь в Чикаго развила в Билли только самые элементарные инстинкты, и теперь он к ней вернуться не мог. Между прежним и теперешним Билли стояло воспоминание о ней и о том восхищении, которое он когда-то прочел в ее милых глазах.

Байрну до сих пор не верилось, что такая прекрасная девушка могла питать нежные чувства к нему – к нему, которого она сама некогда с презрением называла хулиганом и трусом; но тем не менее светлый момент, когда он понял, что она его любит, навсегда врезался в его память. С этих пор Билли старался жить так, чтобы не оказаться недостойным ее веры в него.

Недавнее поступление в банду разбойников и грабителей не вызвало в наивной душе Билли никаких сомнений относительно такого шага. Билли ничего не знал о политической ситуации в Мексиканской республике. Если бы Пезита заявил ему, что он президент Мексики, то Билли поверил бы и этому.

Поэтому для него Пезита был настоящим революционным вождем, защитником обездоленных. Он думал, что поступил на службу в народную армию, которая воевала против аристократической армии Виллы. Кроме высокой цели освобождения угнетенных его привлекала перспектива сражений и драк: это было как раз то, что он любил.

Этика Пезиты в деле ведения войны его тоже не смущала. Он слыхал когда-то, что некий "гуманный" американский генерал заявил: "Война – ад", и искренно думал поэтому, что на войне все дозволено.

Время близилось к полудню, когда Билли прибыл в лагерь. В лагере оставалось только с полдюжины людей. Все они с явным изумлением взглянули на Билли, когда увидели, что он вернулся один, но не спрашивали ни о чем, и Билли не дал никаких объяснений. Его донесение предназначалось только для Пезиты.

Остаток дня Билли провел, изучая испанский язык, болтая с бандитами и предлагая им бесчисленные вопросы. Перед самым закатом вернулся в лагерь Пезита. В арьергарде его маленького отряда солдаты вели двух лошадей без всадников, а трое разбойников с трудом держались в седлах, и одежда их была залита кровью.

По-видимому, Пезита наткнулся на сопротивление. Те, которые оставались в лагере, окружили вернувшихся товарищей.

Из сбивчивых вопросов и восклицаний Билли понял, что Пезита поехал куда-то далеко, чтобы потребовать дань с одного богатого фермера. Но оказалось, что фермер был каким-то образом предупрежден о предполагавшемся набеге и вызвал большой отряд регулярных войск Виллы, который залег вокруг дома и дал Пезите и его людям подъехать на расстояние выстрела.

– Мы рады, что еще так отделались! – прибавил один офицер.

Билли внутренне усмехнулся при мысли о том, в каком приятном настроении духа должен был теперь находиться Пезита и как он примет известие, что восемь его лучших солдат убиты, а оба его "гостя" ускользнули от его "гостеприимства".

Как раз в ту минуту, когда он предавался этим забавным мыслям, подошел истрепанный ординарец с серебряными шпорами на босых ногах и поклонился ему.

– Генерал Пезита просит сеньора капитана Байрна явиться к нему с рапортом, – сказал он.

– С удовольствием! – ответил Билли и направился через шумный лагерь к главной палатке.

По дороге он сунул руку в карман и нащупал в нем револьвер.

Пезита стремительно шагал взад и вперед перед своей палаткой. Этот человек был сплошным комком нервов. Ни долгая езда, ни сражение не могли сломить его или привести в уныние. При приближении Билли Пезита бросил на него быстрый взгляд, желая прочесть на его лице, какие чувства – гнев или подозрение – были вызваны в его новом офицере убийством его американского друга. Что Бридж убит ранним утром, Пезита не сомневался.

– Ну-с, – сказал он, улыбаясь, – вы благополучно доставили сеньора Бриджа и Мигуэля до места их назначения?

– Я не мог их сопровождать до самого конца, – ответил Билли, – потому что у меня не оказалось людей для охраны. Но все-таки я прошел с ними опасное место, а дальше ничего случиться не могло.

– Как у вас не было людей? – недоумевающе воскликнул Пезита. – Да ведь вам же было дано шесть солдат!

– Ах, эти?.. Они уже все были убиты... Это целая история: мы благополучно доехали до сухого русла, где дорога спускается в долину. Тут на нас вдруг набросилась куча этих самых – как их там?.. вилластанцев, что ли, – и принялась нас обстреливать.

– Зная, что вы меня послали специально для того, чтобы охранять Мигуэля и Бриджа, я им приказал сойти с лошадей и укрыться в кустах, а сам с солдатами встретил эту шайку. Их было немного, но они перебили весь мой конвой.

– Да, жаркое было дельце! Как бы там ни было, я спас ваших гостей от опасности, а ведь вы меня за этим и послали! Очень жалко, что мы потеряли шесть солдат; но дайте мне только волю, и я с этими вилластанцами расквитаюсь. Только подпустите меня к ним!

Во время своей речи Билли засунул руку в карман. Неизвестно, заметил ли генерал Пезита этот, по-видимому, невинный жест. Целую минуту стоял он, глядя на Байрна в упор. Его лицо не выражало ни скрытой ярости, ни затаенной жажды мести. Вдруг ясная улыбка подняла его густые усы и обнажила крепкие белые зубы.

– Вы прекрасно поступили, капитан Байрн! – сказал он ласково. – Вы мне пришлись по сердцу!

И он протянул руку.

Полчаса спустя Билли медленно шел обратно к месту своего ночлега. Сказать, что он был поражен поведением Пезиты, было бы слишком мало для того, чтобы верно определить его состояние.

– Вот это молодчага! – заключил он восторженно. – Я в нем очень ошибся. Он действительно думает только о борьбе за свободу!

А Пезита, призвав к себе капитана Розалеса, тем временем говорил ему:

– Я бы его тут же пристрелил, капитан, если бы мог сейчас обойтись без этого человека! Но редко можно найти такое мужество и нахальство, как у него. Подумайте только, Розалес, он убил восьмерых моих солдат, дал убежать моим пленникам, а затем преспокойно явился, чтобы наплести мне явно нелепую сказку, когда мог так легко удрать к Вилле. Ведь Вилла за это дело произвел бы его в офицеры! Он как-то пронюхал про ваш план и побил нас нашим оружием. Да, фрукт недурен... Он нам может быть очень полезен, Розалес; но мы, конечно, должны следить за ним в оба. Советую вам еще одно, мой дорогой капитан: особо следить за его правой рукой; когда он засунет ее в карман, в такие минуты будьте особо осторожны и не нападайте на него.

Розалес не разделял взгляда своего начальника и не был склонен усматривать в Байрне ценное приобретение. Он думал, что Байрн оказался предателем, а потому являлся постоянной угрозой для их банды. Но Розалес не любил высказывать всего того, что думал... Вся эта история бесила его. Мысль, что этот неотесанный увалень его перехитрил, не давала ему покоя. Кроме того, он завидовал той легкости, с которой Байрн завоевал расположение сурового Пезиты. Но он скрыл свои чувства, уверенный, что настанет момент, когда он сможет отделаться от неприятного соперника.

– А завтра, – продолжал Пезита, – я пошлю его в Куиваку. У Виллы в местном банке лежат значительные капиталы. Этот чужестранец сможет легче всех нас узнать, много ли войск в городе и каковы их намерения. Без этих денег нам просто крышка!

Глава XVI

Эль-Оробо-Ранчо

Управляющий крупной мызой Эль-Оробо-Ранчо был американец по имени Грэйсон. Это был высокий, кряжистый мужчина, который прошел суровую школу на пастбищах Техаса и там научился держать в струнке туземных ковбоев и не выжимать из них последних соков.

Поэтому Грэйсон был в некоторых отношениях особенно неподходящим для поста управляющего американской мызой в Мексике в это время, полное смутных надежд и растущего недовольства рабочих. Это был человек себе на уме, властный и не терпящий никаких возражений. Отдаленное положение мызы и постоянное отсутствие хозяина, жившего в Нью-Йорке, научили его считать себя полным господином имения. Он, правда, работал как вол, но немалая толика всех доходов шла прямо в его карман.

В этот день Грэйсон был особенно неприятен и хмур, тем более что он не мог открыто излить своего гнева: виновником его плохого расположения духа был сам хозяин, приехавший накануне на ферму со своей дочерью. Чего еще ему не хватало в Нью-Йорке? Чего ради полез он в кипящую, как котел, Мексику, да еще притащил с собой молодую мисс, свою дочь? Теперь начнутся вечные кляузы рабочих, открытое сопротивление его власти – ведь он будет уже вторым лицом на мызе! А тут еще эта проклятая отчетность! Да им и нечего тут делать... Движение против американцев растет с каждым днем. Вначале случались простые оскорбления; теперь перешли уже к вооруженным нападениям и даже убийствам. И конца этому не предвидится.

Появился этот головорез Пезита и открыто поклялся очистить Мексику от янки. Он убивал каждого американца, который попадался ему в руки. Теперь ему, Грэйсону, придется еще думать об их безопасности! Правда, у него была сотня людей – работников и ковбоев, но из них американцев едва ли набралась бы дюжина. Кроме того, они почти все имели полное основание ненавидеть его и без исключения перешли бы, в случае какого-нибудь конфликта, на сторону возмущенных.

В довершение всего Грэйсон только что лишился своего бухгалтера, а Грейсон больше всего на свете ненавидел перо и чернила. Бывший бухгалтер, очень милый молодой человек, работал в полном согласии с управляющим и так затушевывал его грешки, что чудо... Но малый был не из храбрых. Преследования американцев в Мексике повлияли на него страшно: за последние три месяца он совсем не мог работать, привел отчетность в полный беспорядок и только и думал о том, как бы уехать. Вот уже неделя, как он собрал свои пожитки и отправился в телеге к центральной мексиканской железнодорожной линии, по которой иногда еще ходили поезда между Чигуагуа и Хуарецом. Грэйсон был без него как без рук...

Занятый этими неприятными мыслями, Грэйсон сидел за столом в конторе фермы, тщетно стараясь свести баланс, который все не сходился.

В это время мимо его окна прошла девушка. Рядом с ней шел седой представительный мужчина.

– Какая это глупость с моей стороны, Барбара! – продолжал он разговор. – Я не понимаю, как я мог это сделать.

– Не вини себя, дорогой, – возразила девушка – Виновата я одна. Ведь я чуть не насильно заставила тебя взять меня с собой и нисколько не жалею об этом. Уверяю тебя, я не могла больше оставаться в Нью-Йорке! Там было так уныло после нашего разорения. Жить у тетки в качестве бедной родственницы мне не хотелось. Я думаю, что мне тут будет отлично. Я буду работать, обязательно буду, папа. Вспомни, как отхлынули тогда от нас все наши друзья и знакомые. Ведь, кроме Уилли, никто даже глаз к нам не показал.

– Должен тебе признаться, Барбара, я до сих пор не могу понять, с чего ты вдруг разошлась с Уилли Мэллори. Он один из самых интересных молодых людей в Нью-Йорке и как нельзя больше подходит к тому идеалу мужа, которого я желал бы для своей дочери. И он-то уж вполне бескорыстен и предан!

– Я очень старалась его полюбить, папа, – тихо проговорила девушка, – но, право, я не могла, никак не могла!

– Неужели из-за... – он резко оборвал начатую фразу и продолжал мягко и ласково. – Все равно, дорогая, я не буду любопытен. А теперь иди и постарайся развлечься на ферме. Мне нужно зайти в контору и переговорить с Грэйсоном.

Перед одной из конюшен трое парней седлали необъезженную кобылу. Барбара уселась на стоявшую в углу повозку, откуда открывался отличный вид на предстоящее зрелище.

В то время как она сидела, восхищаясь ловкостью и мужеством парней и жалея молодую лошадь, до ее слуха донесся приятный мужской голос:

Где-то там, вдали (сказал себе я это,

И ей-богу это – лишь мечта поэта!)

Пенелопа где-то грезит о свиданье,

И дрожат у милой на устах лобзанья.

Барбара обернулась и увидела стройного молодого человека верхом на выбившемся из сил мексиканском пони. Обтрепанная куртка и столь же обтрепанные брюки составляли одежду незнакомца. На ногах болтались индейские мокасины, а красивую голову защищала бесформенная фетровая шляпа. С первого взгляда было видно, что он американец, а по костюму можно было бы предположить, что это типичный бродяга, если бы он не ехал верхом на пони. Притом он сидел прямо, с посадкой настоящего кавалерийского офицера.

При виде девушки он снял свою потрепанную шляпу и низко опустил ее до самой шеи лошади.

– Я ищу управляющего, сеньорита, – сказал он.

– Мистер Грэйсон в конторе, в том маленьком здании налево от главного дома, – ответила девушка, указывая рукой.

Незнакомец обратился к ней по-испански, и когда услышал ее ответ на чистом английском языке, его глаза раскрылись от изумления. Он простился с ней таким же низким, но более сдержанным поклоном.

Где-то там меня вы ждете,

Из цветов венок плетете,

Поцелуй мне нежный шлете,

Пенелопа, верный друг!

Грейсон и хозяин фермы в изумлении подняли головы, когда эти слова донеслись к ним через открытое окно.

– Это еще что за птица? – сказал Грэйсон и выглянул в окно.

Он увидел оборванца верхом на взмыленном пони. Оборванец смотрел в окно, и вежливая улыбка осветила его лицо, когда он поймал на себе взгляд управляющего.

– Добрый вечер, джентльмены, – сказал он.

– Добрый вечер, – буркнул Грэйсон. – Ступайте на кухню, там вас накормят. Пони отведите на нижний выгон. Смит покажет вам, где переночевать. Утром получите завтрак. Идите!

Управляющий снова обратил внимание на бумагу, которую он обсуждал с хозяином в ту минуту, когда их прервали. Свои распоряжения он отдал с быстротой пулемета и теперь считал инцидент исчерпанным.

Гостеприимство в этой части Мексики не позволяет отпустить незнакомца без еды и ночлега. Грэйсон считал, что сделал все, что можно было от него ожидать, в особенности, если незваный гость был бродягой и вдобавок еще конокрадом, потому что где же это видано, чтобы у бродяги была собственная лошадь?

Бридж не тронулся с места. Он смотрел на Грэйсона с выражением, в котором более проницательный хозяин мызы усмотрел бы вежливо скрытую усмешку.

– Возможно, – прошептал владелец своему управляющему, – что у этого человека к вам какое-нибудь дело, он ведь не просил вас ни о еде, ни о ночлеге.

– Что? – проворчал Грэйсон и затем напустился на Бриджа. – Чего же вы, черт возьми, от меня желаете?

– Работы, – ответил Бридж спокойно, – или, чтобы выразиться точнее, мне нужна работа, потому что я совсем не желаю ее.

Владелец улыбнулся. Грэйсон был удивлен и раздражен.

– Нет у меня для вас работы! – проворчал он. – Нам в настоящее время никого не нужно, разве только такого, который мог бы хорошо ездить верхом.

– Верхом я ездить могу, – ответил Бридж, – это доказывается тем фактом, что вы меня видите верхом на лошади.

– Я сказал "ездить", – запальчиво повторил Грэйсон. – "Сидеть" на лошади может каждый дурак. Нет, у меня работы нет, и, кроме того, я сейчас очень занят. Постойте! – воскликнул он, как будто ему пришла какая-то мысль. Он испытующе взглянул на Бриджа, а потом печально помотал головой. – Нет, куда уж! Конечно, вы не годитесь для той работы, о которой я думаю. Нужно быть образованным.

– Мыть посуду? – спросил Бридж насмешливо. Грэйсон не обратил внимания на неуместную шутку.

– Книги вести, – объяснил он решительным тоном. – А так как вы, конечно, не можете вести книги, то наш разговор кончен. Проваливайте!

– Отчего же... Я мог бы попробовать, – сказал Бридж. – Читать и писать я умею. Дайте мне попробовать.

Бриджу до зарезу нужны были деньги для путешествия в Рио, а кроме того, он хотел остаться в Мексике, пока Билли не освободится.

– По-испански знаете? – спросил его Грэйсон.

– Я читаю и пишу лучше, чем говорю, – сказал Бридж, – хотя говорю достаточно хорошо, чтобы объясняться.

Никогда еще Грэйсон не нуждался в чем-нибудь в такой степени, как в бухгалтере. Разум подсказывал ему, что брать обтрепанного бродягу в бухгалтеры – верх идиотства, но, с другой стороны, с таким столковаться будет не трудно, и Грэйсон ухватился за него, как утопающий за соломинку.

– Отведите вашу лошадь на выгон и возвращайтесь, – приказал он. – Я вас проэкзаменую.

– Благодарю, – ответил Бридж.

– Боюсь, что не подойдет нам этот субъект, – грустно сказал Грэйсон, когда Бридж отъехал от окна.

– А я скорее думаю, что он подойдет, – сказал хозяин. – Он, несомненно, образованный человек, Грэйсон, это видно и по разговору. Вероятно, он один из демобилизованных великой армии, не нашедших себе места. Ими теперь запружен весь мир. Возьмите его, Грэйсон, во всяком случае, к нашим небольшим силам прибавится лишний американец, а это кое-что значит.

– Да, конечно. Но я надеюсь, что они нам не понадобятся до вашего отъезда отсюда с мисс Барбарой, – ответил Грэйсон.

– Грэйсон, я еще не говорил вам. В моем положении произошла большая перемена: я совсем разорен. Кроме этой мызы у меня почти ничего не осталось. Я приехал сюда, чтобы жить тут постоянно. Я думаю заняться скотоводством в широком масштабе. Может быть, мне удастся снова составить себе состояние. Вот только дочь меня беспокоит. Не время ей сейчас жить в Мексике. Я надеюсь, что мне удастся уговорить ее уехать отсюда. Сумеете вы выхлопотать для нее пропуск от генерала Виллы?

– О, Вилла-то нам бумажку выдаст! – сказал Грэйсон. – Но она нам поможет только в том случае, если мы встретим на нашем пути солдат самого Виллы. Я особенно опасаюсь шайки Пезиты. Он ненавидит всех американцев, а в особенности не жалует обитателей Эль-Оробо-Ранчо. Несколько месяцев тому назад он совершил набег на нашу ферму. Мы их отбили и убили шестерых членов банды. Он нам этого не простит. Вилла, к сожалению, совершенно бессилен. Он не сможет дать достаточно сильного отряда, чтобы проводить мисс Барбару до границы, а также не может обеспечить безопасность железнодорожного сообщения. Тут сейчас очень тревожно, сэр, и не время сейчас начинать какое-либо дело. Мне думается, благоразумнее всего было бы вам уехать и продать мызу.

– Нет, Грэйсон. Кто купит ее сейчас? Раз уж я здесь, нужно постараться как-нибудь вывернуться. Все это может сойти вполне благополучно, и мы через некоторое время будем сами смеяться над нашими теперешними страхами.

– То, что теперь происходит, не кончится, пока над Чигуагуа не будет развеваться американский флаг, – решительно сказал Грэйсон, исповедовавший самые непримиримые империалистические воззрения.

Спустя несколько минут в контору вернулся Бридж. Он расседлал своего пони и пустил на пастбище.

– Как ваше имя? – спросил его Грэйсон, собираясь занести его в книгу.

– Бридж, – ответил новый бухгалтер.

– Инициалы? – буркнул Грэйсон. Бридж замялся.

– Запишите меня "Л. Бридж", – сказал он наконец.

– Откуда вы? – спросил управляющий.

– Эль-Оробо-Ранчо, – ответил Бридж.

Грэйсон бросил быстрый взгляд на незнакомца. Ответ подтверждал его подозрения: этот тип, вероятно, конокрад, что, по мнению Грэйсона, было самое худшее, чем мог быть человек.

– Откуда вы достали пони, на котором приехали? – резко спросил он. – Я, конечно, ничего не говорю, но хочу только вам объявить, что конокрадов нам здесь не требуется.

Хозяин, прислушивавшийся к разговору, был неприятно поражен грубостью Грэйсона, но Бридж только засмеялся.

– Ах, вы хотите знать, откуда мой пони? Так я вам прямо скажу, что не покупал этой лошади и что человек, которому она принадлежала, мне ее не давал. Я ее попросту взял.

– Вы очень смелы, – проворчал Грэйсон. – Я полагаю, что вам лучше убираться отсюда, покуда не поздно. Нам не нужны конокрады.

– Постойте, – вмешался хозяин. – Этот человек поступает не так, как конокрад. Я думаю, что конокрад вряд ли сознался бы в своем преступлении. Послушаем его, прежде чем судить.

– Хорошо, – сказал Грэйсон, – но ведь он сам только что сознался, что украл лошадь!

Бридж повернулся к хозяину.

– Спасибо, – сказал он, – но лошадь я действительно украл.

Грэйсон сделал рукой торжествующий жест, как бы говоря: "Видите! Что я вам говорил?"

– Вот как было дело, – продолжал Бридж. – Джентльмен, которому принадлежала лошадь, вместе со своими товарищами стрелял в меня и моих друзей. Когда все кончилось, не осталось никого, кто бы мог сообщить нам, кто после смерти хозяев являлся наследником оставшихся лошадей, и таким образом, я взял временно одну из них. Закон, без сомнения, сказал бы, что я ее украл; но я охотно готов вернуть ее законному хозяину, если только он найдется.

– У вас была стычка? – спросил заинтересовавшийся Грэйсон. – С кем?

– С бандитами из шайки Пезиты.

– Когда?

– Вчера.

– Видите, они работают по соседству, – взволнованно обратился Грэйсон к хозяину и затем снова повернулся к Бриджу: – Если вы эту клячу взяли у одного из людей Пезиты, то это не называется воровством. Ваша комната вот там, за конторой. Вы найдете там одежду, которую забыл захватить последний бухгалтер. Можете ее взять... По вашему виду можно предположить, что она вам очень пригодится.

– Благодарю, – ответил Бридж. – Мое платье, правда, слегка запылилось. Нужно будет поговорить об этом с Джемсом.

И он прошел в маленькую комнату, притворив за собой дверь.

– Джемс? – проворчал Грэйсон. – Про кого он, черт возьми, говорил? Ведь тут никого не было, кроме него.

Хозяин весело смеялся.

– Какой оригинал! – сказал он. – За это одно следовало его взять. Мне хотелось бы, чтобы вы его оценили, в чем, впрочем, я сомневаюсь, Грэйсон.

– Я его оценю, сэр, если он сумеет вести книги, – ответил Грэйсон. – Больше я от него ничего не требую.

Когда Бридж вышел из комнаты, на нем были белые фланелевые брюки, спортивная рубашка и парусиновые башмаки. Это до того его изменило, что ни Грэйсон, ни хозяин не смогли бы его узнать, если бы он не вышел на их глазах из маленькой комнаты за конторой.

– Чувствуете себя лучше? – спросил, улыбаясь, хозяин.

– Одежда не имеет для меня никакого значения, – ответил надменно Бридж. – Я ношу ее только из-за погоды и полиции. То, что я ношу на теле, нисколько не влияет на то, что у меня в голове. Не могу сказать, чтобы я чувствовал себя сейчас лучше. Эта одежда не так удобна, как моя старая. Но все-таки, если мистер Грэйсон потребует, чтобы я во время службы у него носил кимоно, я с радостью в такое кимоно облекусь. Что мне теперь делать, сэр?

Этот вопрос был обращен к Грэйсон у.

– Садитесь сюда и постарайтесь разобраться в этой путанице, – ответил управляющий, указывая Бриджу на кипу бумаг. – Вечером я с вами еще переговорю.

Грэйсон с хозяином вышли из конторы и отправились к конюшням. Лицо хозяина было задумчиво, словно он желал что-то вспомнить.

– Странно, Грэйсон, – сказал он наконец. – Я уверен, что когда-то встречал этого молодого человека. В ту минуту, когда он вышел из комнаты, одетый по-человечески, я сразу почувствовал, что я его видел раньше, но никак не могу вспомнить, кто он. Готов держать пари на что угодно, что его имя не Бридж.

– Думаю, вы правы, – согласился Грэйсон. – Вероятно, он был банковским служащим, проворовался и приехал сюда, чтобы скрыться. Лучшего места, чтобы спрятаться, и не найти.

– Кстати о банках, – продолжал он. – Кого нам послать завтра в Куиваку за деньгами? Послезавтра у нас платежи. Этого новичка мне бы посылать не хотелось, мексиканцам я не доверяю, а из американцев я тоже никого не могу послать: они мне все нужны здесь.

– Пошлите новичка с двумя самыми надежными мексиканцами, – посоветовал хозяин.

– Это, пожалуй, единственное, что мне остается сделать, – ответил Грэйсон. – Я пошлю его с Тони и Бенито; они так ненавидят друг друга, что не сговорятся, и, кроме того, оба ненавидят американцев. Миленькое у них будет путешествие!

– Но вернуться ли они с деньгами? – спросил хозяин.

– Вернутся, если Пезита не заберет их, – ответил Грэйсон.

Глава XVII

Ограбление банка

Капитан Билли Байрн въехал в Куиваку с южной стороны. Ему пришлось для этого сделать большой крюк, но при данных обстоятельствах он счел это более разумным. В его кармане лежал пропуск от одного из генералов Виллы – пропуск, снятый с тела одной из недавних жертв Билли. Этим пропуском он мог оправдать свое присутствие в Куиваке.

Билли нашел, что гарнизон в городе небольшой и плохо дисциплинирован. На улицах бродили солдаты, но правильно организованная охрана имелась только перед банком. Никто не останавливал Билли. Ему даже не пришлось предъявлять своего пропуска.

"Провернуть это дело будет не так трудно", – подумал он.

Прежде всего Билли позаботился о своей лошади и отвел ее в общественные конюшни, а затем отправился к банку, куда вошел совершенно беспрепятственно. Внутри он разменял крупный денежный знак, данный ему Пезитой, для того, чтобы иметь предлог осмотреть внутри расположение банка.

Билли умышленно долго считал полученные им мелкие деньги, внимательно осматривая все вокруг и запоминая подробности, которые могли ему пригодиться. Сосчитав деньги, Билли не спеша скрутил себе папиросу.

Он увидел, что банк был разделен на два отделения перегородкой из дерева и проволоки. По одну сторону находились клиенты, по другую служащие и казначей. Казначей сидел за небольшим окошечком, через которое он принимал вклады и чеки. Позади него, у стены, стоял большой несгораемый шкаф американского производства. Билли имел когда-то дело с подобными шкафами.

В задней стене был проход, который вел во двор и закрывался массивной железной дверью со многими засовами. Окон в задней стене не было. С этой стороны банк казался неприступным.

Все устройство было до того примитивно, что Билли только диву давался, что ограбления не совершаются здесь каждую неделю. Вероятно, это объяснялось все же присутствием вооруженной стражи со стороны улицы и крепкими запорами двери, выходившей на двор.

Удовлетворенный тем, что он узнал, Билли вышел на улицу и прошел в пивную, находившуюся напротив. Несколько солдат и горожан сидели за маленькими столиками и пили пиво. Некоторые играли в карты, а через открытую заднюю дверь Билли увидел небольшую компанию, с азартом наблюдавшую за петушиным боем.

Ни одно из этих развлечений не заинтересовало Билли. Он зашел в пивную просто для того, чтобы иметь возможность, не возбуждая подозрений, хорошенько осмотреть фасад банка, находящегося прямо против него. Он спросил бутылку пива и уселся у переднего окна.

Здание банка было двухэтажное; вход на второй этаж приходился в левом конце первого этажа и выходил прямо на тротуар, по которому расхаживал часовой.

Билли заинтересовался, что находилось на втором этаже. Грязные занавески у окон пробудили в нем надежду и неожиданно натолкнули на смелый план. Над подъездом во втором этаже висела какая-то вывеска, но его познания языка были недостаточны, чтобы понять ее, хотя он и предполагал, что она означает. Чтобы удостовериться в правильности своей догадки, он вернулся к прилавку и заказал себе еще бутылку пива. Распивая ее, он разговорился с хозяином на ломаном испанском языке. От него он узнал, хотя не без значительных трудностей, что на втором этаже банковского дома он может снять меблированную комнату на ночь.

Очень довольный своей разведкой, Билли вышел из пивной и пошел вдоль по улице, пока не дошел до универсального городского магазина. Здесь, сильно коверкая испанский язык, он все-таки сделал несколько необходимых покупок – два больших мешка, бурав и небольшую пилу. Положив инструмент в мешок и завернув его в другой, он отправился обратно к зданию банка. Во втором этаже он переговорил с владельцем меблированных комнат и снял комнату в задней стороне здания. Расположение комнаты как нельзя лучше подходило для намерений капитана Байрна, и Билли с чувством глубокого удовлетворения спустился на улицу, чтобы отправиться в ресторан.

Он был послан Пезитой, просто чтобы нащупать почву и разузнать о военных силах города, чтобы затем совершить набег на город и ограбить банк. Но Билли Байрн, основываясь на опыте многих лет, разработал более простой план овладения капиталами банка.

Пообедав, Билли пошел домой. Было уже темно; банк был закрыт и не освещен; видно было, что в нем никого не было. Только часовой ходил взад и вперед по тротуару.

Пройдя в свою комнату, Билли вытащил инструменты, спрятанные под матрацем, и принялся за работу. Около часа он осторожно буравил отверстия в полу в ногах кровати, пока они не образовали круг примерно в два фута в диаметре. Затем он взялся за пилу и терпеливо перепилил дерево между смежными отверстиями. Когда круг был закончен, он аккуратно приподнял часть пола. Получилось отверстие, достаточно большое для того, чтобы он мог пролезть.

Пока Билли был занят этой работой, трое всадников въехали в Куиваку. Это были Тони, Бенито и новый бухгалтер из Эль-Оробо-Ранчо. Мексиканцы, пообедав, немедленно занялись игрой в карты, а Бридж отправился искать комнату в меблированном доме, куда его направили его спутники.

Ввиду того, что в городке имелась всего одна гостиница, немудрено, что он попал в тот же дом, что и Билли. Комната Бриджа тоже оказалась в задней части и выходила на тот же двор. Но Бридж не интересовался своими соседями. Уже много лет не ездил он верхом так много, как в последние два дня, и его мышцы настоятельно требовали покоя.

Вследствие этого Бридж заснул почти немедленно, как только голова его коснулась подушки, и сон его был так глубок, что, казалось, его могло разбудить только землетрясение.

В то время как Бридж улегся спать, Билли Байрн вышел из своего номера и спустился на улицу. Часовой не обратил на него никакого внимания, и Билли беспрепятственно дошел до конюшен, где стояла его лошадь. Когда он седлал ее, к нему, к великому его неудовольствию, подошел владелец конюшни.

На ломаном английском языке он выразил свое удивление тем, что кабальеро собирается выезжать в такое позднее время. Билли показалось, что в манере и тоне мексиканца скрывалось не только простое любопытство, но и подозрение к незнакомому американцу.

Нельзя было оставлять мексиканца в таком состоянии ума, а потому Билли, близко склонившись к нему, с двусмысленной улыбкой прошептал на ухо "сеньорита", указав пальцем на юг.

– Я вернусь утром, – прибавил он.

Мексиканец сразу переменился. Он засмеялся, закивал головой и игриво ткнул Билли в бок. Он смотрел, как Байрн сел на лошадь и, выехав из конюшни, направился на юг; в этом же направлении находился и банк. Доехав до заднего фасада банка, Билли слез с лошади и оставил ее на дворе с опущенными поводьями. Вынув из-под седла лассо и засунув его под рубашку, Билли вышел на улицу, развязно прошел мимо часового и поднялся в свой номер.

Тут он немного передвинул кровать, так что закрылось отверстие в полу, сбросил вниз оба мешка и, привязав к одному концу аркана инструменты, тоже опустил их вниз.

Тогда он сделал петлю в середине аркана, накинул ее на спинку кровати и, крепко ухватившись за веревку, спустился вниз сам через отверстие в полу. Все это было совершено без малейшего шума: у Билли Байрна в его прошлой жизни был в этом отношении большой опыт.

Коснувшись пола, он стал тянуть за один край аркана, пока петля не слетела со спинки кровати и не упала к его ногам. Тщательно свернув лассо, он повесил его себе на шею.

Билли, как профессионал, работал осторожно и методично. Он обдумал каждую деталь и педантично выполнил сперва всю подготовительную работу.

Так, он крепко связал оба мешка вместе, оставив достаточное отверстие, чтобы можно было наполнить каждый из них без промедления. Затем обратил внимание на заднюю дверь. Прежде чем приняться за работу, он отодвинул болты и засовы, чтобы в случае необходимости обеспечить себе отступление. Он оставил, однако, задвинутым один засов, чтобы не быть застигнутым врасплох со двора, но удостоверился сперва, что этот засов можно было легко отодвинуть в любой момент.

Когда все это было выполнено, Билли принялся за несгораемый шкаф. При его примитивных инструментах работа была нелегкой и продвигалась очень медленно.

С улицы до Билли доносились мерные шаги часового, шагавшего взад и вперед в пятидесяти шагах от него и не подозревавшего, что почти на его глазах совершается дерзкое ограбление банка, который он охранял. Немного погодя пришел разводящий с другим солдатом, сменившим часового. После этого Билли не слышал шагов: новый караульный оказался босой.

Было уже далеко за полночь, когда усилия Байрна увенчались успехом: ему удалось пробуравить шкаф и открыть замок при помощи загнутой проволоки.

Переложить содержимое несгораемого шкафа в оба мешка было уже делом нескольких минут. Когда Билли встал и перебросил тяжелую ношу через плечо, он услышал снаружи тревожный окрик и какие-то переговоры. Вслед за тем до него ясно донесся топот ног поднимающихся по лестнице в меблированные комнаты, но в эту минуту он уже быстро отодвинул засов у задней двери и вышел во двор.

Глава XVIII

"Руки вверх!”

С Бриджем, спавшим таким глубоким сном, что даже выстрел из пушки не мог бы его разбудить, случилась необъяснимая вещь, которую каждый из нас испытал сотни раз в своей жизни. Он внезапно проснулся, как бы от толчка или от выстрела, хотя ни один звук не достиг его ушей.

Что-то заставило его присесть на постели, и, усевшись, он взглянул в окно рядом с ним. В лунном свете он увидел на дворе человека, перебрасывающего мешок через седло лошади. Затем он увидел, как человек сел на лошадь, повернул ее кругом и выехал со двора в северном направлении.

Бриджу не показалось ничего необычного в этом поступке. В движениях человека не было никакой поспешности. Ничто не указывало на то, что он действует украдкой. Бридж снова улегся и постарался заснуть.

В это время по лестнице взбирались нетвердыми шагами Бенито и Тони. Тони держал в руках ключ от комнаты. Вторая комната направо от передней! Тони помнил это очень ясно. Вечером, перед тем, как пойти прогуляться, он твердо запечатлел это в своей памяти, не без оснований опасаясь какой-нибудь случайности...

Тони принялся вертеть ручку двери, стараясь попасть ключом в замочную скважину.

– Стой, – пробормотал Бенито. – Это совсем не наша комната! Наша была вторая дверь от лестницы, а эта третья.

Тони повернулся и послушно побрел обратно. Он размышлял: "Если это третья дверь, то следующая за мной должна быть вторая". Тони не учел, однако, что он повернул и теперь шел в обратном направлении.

Его сильно качнуло в сторону – не потому, что он этого желал, а потому, что ноги его не держали. При этом он с размаху налетел на какую-то дверь и радостно воскликнул:

– Вот она и есть, как раз направо... Бенито, вот наша комната!

Бенито засомневался, но Тони крепко стоял на своем. Разве он не знает, что это вторая дверь? И разве он ребенок, что не может отличить левую руку от правой? Тони уверенно сунул ключ в замок, – этим ключом открывались все двери по коридору второго этажа, и – о радость! – дверь отворилась.

– Видишь, Бенито, – закричал Тони, – я ж тебе говорил, что это наша комната!

В комнате было темно. Голова Тони вдруг стала так тяжела, что ее с неудержимой силой повлекло к полу. Желая удержать равновесие, он быстро вытянул ноги вперед, так что сразу очутился у подножия кровати. В эту минуту Бенито, который шел за ним, шатаясь из стороны в сторону, увидел, к своему крайнему удивлению, при бледном свете луны, таинственное исчезновение своего бывшего врага и сегодняшнего друга. Затем откуда-то снизу послышался дикий вопль и грохот падения.

Часовой, стоявший на карауле перед банком, услышал и то и другое. Он на мгновение остановился, как вкопанный, а затем, кликнув стражу, бросился к передним дверям банка. Двери были закрыты, и он мог только заглянуть внутрь через окно. Разглядев в помещении банка какую-то фигуру, он, как истый мексиканец, немедленно поднял свое ружье и выстрелил сквозь стекло.

Тони, упавший через отверстие, пропиленное Байрном, услышал свист пули около своей головы. С диким воплем спрятался он за несгораемый шкаф и затаил дыхание.

Тем временем Бенито заглядывал из верхнего этажа через пропиленную дыру в глубокий мрак нижнего помещения. В переднюю выскочил босой хозяин меблированных комнат, разбуженный криками и выстрелами. За ним бежал Бридж, застегивая на ходу пояс с револьвером.

К ним присоединился Бенито; они втроем выскочили на улицу, где стража ломилась в двери банка. Бенито подбежал к капралу и, неистово жестикулируя, старался объяснить ему заплетающимся языком изумительный случай, благодаря которому Тони оказался внутри банка.

Капрал выслушал его, но не поверил ни слову, и, когда двери были выломаны, он приказал Тони выйти из помещения с поднятыми руками. Затем началось расследование, обнаружившее ограбление сейфа и наличие большого отверстия в потолке, через которое упал Тони.

В то время, когда капрал и хозяин гостиницы исследовали комнату Билли, явился перепуганный директор банка. Бридж последовал за ними.

– Это сделал американец, – закричал взволнованный хозяин. – Это его комната. Он испортил пол, и я должен буду заплатить за ремонт!

Затем явился заспанный капитан, еще не знавший, в чем дело. Когда он услышал, что банковские деньги, которые он призван был охранять, украдены, он начал рвать на себе волосы и грозить часовому расстрелом.

Через несколько минут перед зданием банка собралось уже все мужское население Куиваки и множество женщин.

– Тысяча долларов, – закричал директор банка, – тому, кто задержит грабителя!

Конный отряд солдат проезжал мимо банка в ту минуту, когда директор выкрикнул свое предложение.

– Какой дорогой он поехал? – спросил капитан. – Неужели никто не видел, как он уезжал?

Бридж собирался было заявить, что он видел вора и что он поехал к северу, когда ему вдруг пришло в голову, что тысяча долларов – даже мексиканских – крупная сумма для босяка и что на них он сможет не только с комфортом поехать с Билли в Рио-де-Жанейро, но и позволит себе некоторые прихоти.

В эту минуту сквозь толпу протиснулся высокий худощавый мужчина с оливковым цветом лица.

– Я видел его, сеньор капитан! – закричал он. – Он оставил свою лошадь в моей конюшне, а ночью пришел за ней, будто бы для того, чтобы навестить сеньориту. Одурачил он меня, негодяй, но я вам скажу: он поехал на юг! Я собственными глазами видел это!

– Тогда мы его к утру поймаем, – облегченно вздохнул офицер. – К югу есть только одно место, куда может поехать грабитель, а так как он уехал не так давно, то мы его настигнем прежде, чем он успеет укрыться. Вперед! Марш! – И отряд двинулся по узкой, запруженной народом улице. Затем, когда они проехали магазины, он скомандовал: – Галопом! Марш!

Бридж почти бегом пустился в конюшню, где стоял его пони.

"Мне это все-таки очень неприятно, – думал он. – Даже если он и грабитель, все-таки он американец. Но деньги мне нужны до зарезу, да, по всей вероятности, его особенно жалеть нечего. Это наверняка такой негодяй, который давно должен был бы болтаться на виселице!"

Тем временем капитан Билли Байрн спокойно ехал по шоссе к северу, совершенно уверенный, что погоня начнется не раньше, чем после открытия банка, то есть когда он уже будет на полпути к лагерю Пезиты.

– Пезита маленько удивится, когда я ему покажу, что я добыл, – размышлял Билли. – Черт! – воскликнул он неожиданно вслух. – С какой радости потащу я эти мешки желтолицему старому хрычу? Кто всю эту штуку устроил? Я! Билли Байрн никогда не был таким олухом, чтобы делиться с молодчиком, который палец о палец не ударил. Делить? Как же! Черта с два! Этот дьявол все себе загребет.

– Нет! Шалишь! Ничего не получит! Удеру через границу в Рио, и там мы с Бриджем заживем на славу. Деньги мы где-нибудь спрячем... Тут ведь, верно, должно быть около миллиона!

Внезапно лицо его нахмурилось.

– Да, но эти деньги нужны для дела... Что, я просто ограбил сейф или хотел помочь несчастному народу истекающей кровью Мексики? Если я взял их для дела, в том, что я сделал, нет ничего преступного. А если я их возьму для себя, так значит, я последний вор и мерзавец! Как я об этом подумаю, так ее личико и встает передо мною... Ах, Барбара, Барбара! Что ты со мной делаешь?

Билли снял шапку и грустно почесал затылок.

"Странно, – подумал он, – как эта девушка могла изменить такого скверного пария, как я? Хотел бы я знать, что сказали бы про меня мои прежние товарищи из шайки Келли, если бы они увидели, что творится у меня в башке. Наверняка назвали бы меня нюней и бабой. А это не так, ей-богу, не так! Только сейчас мне нипочем моя жизнь. Уж если мне счастья нету, так хоть поработать за счастье других. Миллион! Шутка ли? Сколько оружия и патронов можно будет раздать притесненным! Всех рабочих на фермах можно будет поднять; они и так все готовы восстать на хозяев..."

Ситуация не располагала к мечтам, и потому Билли бессознательно опустил поводья. Да и не было никакой надобности особенно торопиться. Никто не мог еще знать, что банк ограблен; так, по крайней мере, думал Билли.

Он взял бы совершенно иной аллюр, если бы заметил всадника, мчавшегося по его следу. Билли был на две мили впереди него, но тот быстрым галопом уменьшал расстояние и уже видел свою добычу.

Билли Байрн был так поглощен размышлениями о страшных последствиях своей чрезмерной честности, что не обратил внимания на глухой топот копыт по мягкой пыли сухой дороги позади себя, пока настигавший его всадник не оказался от него всего в двухстах футах.

Последние полмили Бридж уже ясно различал перед собой темную фигуру, и в его уме вставала соблазнительная картина тысячи долларов, наводившая его на радужные мысли.

Когда Бридж подъехал ближе, он попридержал поводья и пустил лошадь рысью, чтобы приглушить стук копыт. Он вытащил из кобуры револьвер и собирался пришпорить коня, чтобы неожиданно напасть на грабителя, когда всадник, услышав, наконец, за собой топот, повернулся в седле и увидел его.

Никто из них в потемках не узнал друг друга. Услышав команду Бриджа: "Руки вверх!", Билли с быстротой молнии выхватил револьвер из кобуры и выстрелил. Пуля сбила шапку с головы Бриджа, но не причинила ему вреда.

Билли поставил свою лошадь почти поперек дороги. Она ясно вырисовывалась черным силуэтом на серой ленте шоссе. Бридж спустил курок.

При звуке выстрела лошадь грабителя отскочила и, встав на дыбы, тяжело рухнула. Билли, видя, что лошадь ранена, попытался выскочить, но зацепился поясом, набитым патронами, за высокую луку мексиканского седла.

Пояс наконец высвободился, но уже в тот момент, когда лошадь падала на землю. Билли удалось откинуться немного в сторону. Однако одна нога его оказалась придавленной телом животного, а при падении револьвер выпал из рук и откатился так, что он не мог его достать. Ружье было привязано к седлу, и лошадь как раз лежала на нем.

Бридж подъехал к грабителю, держа его под дулом своего револьвера.

– Ни с места! – скомандовал он. – Или я буду стрелять в вас.

– Вот так история! – воскликнул грабитель.

При первом звуке знакомого голоса Бридж спрыгнул с коня.

– Билли! – закричал он. – Билли! Неужели это вы ограбили банк?

Говоря это, Бридж бросился освобождать ногу Билли из-под тела убитого пони.

– Ничего не сломал? – заботливо спросил он.

– Что-то незаметно, – ответил Билли и через минуту был уже на ногах. – Знаете, дружище, – прибавил он, – очень удачно, что вы пристрелили эту лошаденку, потому что я уверен, что я не промахнулся бы при втором выстреле. Ух! Меня даже в жар бросило при этой мысли! Теперь насчет ограбления банка. Нельзя сказать, что я банк "ограбил". Деньги принадлежат неприятелю – я просто их реквизировал; реквизировал на то дело, о котором вы мне часто говорили. Это война, а не грабеж. Они все пойдут на освобождение угнетенных. Я их беру не для себя, а для Пезиты, защитника несчастной, истекающей кровью Мексики! И Вилли гордо усмехнулся.

– Вы взяли эти деньги для Пезиты? – переспросил Бридж.

– Ясное дело! – ответил Билли – Я ни гроша для себя не возьму. Даю вам слово, я ничего для себя бы не взял. Я ведь живу теперь честно.

– Я это знаю, Билли, – ответил Бридж. – Но если вас поймают, вам будет трудно уверить власти в ваших высоких намерениях и в вашем бескорыстии.

– Власти? – презрительно фыркнул Билли, – В Мексике теперь нет власти. Все тут сплошь, бандиты – один не чище другого. Вилла хочет стать президентом; мне это очень хорошо объяснил Пезита. Карранца старается вырвать власть у него, как голодный пес вырывает кость у другого. Вот Пезита – он не таков! Он обращается к трудовым, обездоленным массам. Он – друг народа!

– Как бы вам в нем не разочароваться, – начал Бридж, но не кончил.

Билли вдруг весь насторожился, пристально вглядываясь назад, в направлении Куиваки.

– Это они, Билли! – сказал Бридж. – Возьмите мою лошадь – живее! Вы должны как можно скорее бежать. Весь гарнизон послан за вами. Я думал, что они поехали к югу. Вероятно, некоторые из них все-таки повернули сюда.

– Что же вы будете делать, если я возьму вашу лошадь?

– Я пойду обратно пешком, – сказал Бридж, – город недалеко. Я скажу им, что проехал небольшое расстояние, когда лошадь меня сбросила и убежала. Они поверят, потому что воображают, что я никуда не годный наездник: я говорю про тех двух мексиканцев, которые меня сопровождали в город. Билли колебался.

– Мне не хочется так делать, Бридж, – сказал он.

– Вы должны, Билли. Если они найдут нас здесь, ваше дело погибло и мы оба умрем, потому что я ведь буду держаться вас, Билли, а не можем же мы на открытом месте сражаться с целым отрядом кавалерии! Если же вы возьмете мою лошадь, мы позднее встретимся в Рио. Прощайте, Билли, я иду в город.

Бридж решительно повернулся и зашагал пешком по дороге.

Билли молча следил за ним некоторое время. Рассуждения Бриджа казались так логичны, что он был вынужден принять этот план. Минуту спустя он перенес мешки с деньгами на лошадь Бриджа, вскочил в седло и в последний раз взглянул на неясную фигуру человека, уходящего по направлению к Куиваке.

– Настоящий товарищ, – пробормотал он, повернул коня на север, пришпорил его и скоро исчез в темноте ночи.

Глава XIX

Новый бухгалтер

Это было неделю спустя; однако Грэйсон все не мог успокоиться относительно потери пони Бразоса. Грэйсон, хозяин и дочь хозяина сидели на веранде главного дома, когда управляющий снова вернулся к этой теме.

– Я знал, что нельзя нанимать человека, который не умеет ездить верхом, – сказал он. – Ведь этот пони Бразос никогда никого не сбрасывал, а если бы сбросил, то готов был стоять целый год, дожидаясь, пока его поймают. Прямо не представляю себе, каким образом этот разгильдяй бухгалтер мог потерять Бразоса. Он, верно, палкой прогнал его от себя. И седло и вожжи – все пропало!

– Уж если кто должен ворчать, так это я, – заговорила с улыбкой девушка. – Бразос ведь был моим пони. Вы выбрали его для меня. Но я думаю, что бедный мистер Бридж себя очень плохо чувствует из-за этой истории, и уверена, что он не был в этом виноват. Мы не должны быть к нему слишком суровы. С таким же успехом мы могли бы считать его ответственным за ограбление банка и за потерю денег, приготовленных для платежей.

– Я ему эту лошадь дал, – упрямо продолжал Грэйсон, – как раз потому, что я знал, что он вахлак и ездить не умеет. Это была самая надежная лошадь во всей мызе. Уж лучше бы я дал ему вместо нее Анну: мне нисколько не было бы жаль, если бы он ее потерял. Все равно никто на ней ездить не хочет.

– Что меня больше всего удивляет, – заметил хозяин, – это что Бразос не вернулся. Ведь он родился тут на мызе и никогда не жил в другом месте.

– Он никогда не был дальше ста миль отсюда, – подтвердил Грэйсон. – Если он не был убит или украден, он вернулся бы сюда раньше этого разини бухгалтера. Все это в высшей мере странно!

– А каков мистер Бридж в качестве счетовода? – спросила девушка.

– Так себе, – ответил нехотя Грэйсон, у которого уже было два-три столкновения с Бриджем, когда он вздумал посвятить его в некоторые тайны своего ведения хозяйства. – Ни на что этот человек не способен! Он, верно, один из тех несчастных неудачников, которые все ремесла перепробуют – и всюду будут никудышными. А вот на рабочих он прямо вредно влияет. Баламутит их своими разговорами. Прямо-то я ничего пока не заметил, но нюх у меня на эту птицу хороший. Чуть что – вылетит он отсюда в два счета!

Девушка, улыбаясь, встала и спустилась с веранды.

– Как бы то ни было, мистер Бридж мне нравится, – крикнула она через плечо. – Во всяком случае, это интересный и содержательный человек.

Грэйсон угрюмо усмехнулся. Такая характеристика особы бухгалтера не способствовала возвышению мистера Бриджа во мнении управляющего... Бридж сидел под навесом перед зданием конторы и читал истрепанный номер найденного им журнала. Его дневная работа была окончена, и он ожидал гонга, призывавшего к ужину всех служащих мызы.

Журнал был старый и неинтересный. Бридж уронил его на колени и, закрыв глаза, предался своему любимому развлечению.

...И тогда поэт мой стройный

Вскинет взор свой с думой неспокойной:

– Все вперед, вперед! На юг ли знойный,

На восток, на запад – все равно!

Лишь уйти, уйти с своей тоскою

В те места, где нет меня с тобою!

Там – простор и свет... А здесь – доскою

Наглухо забитое окно!..

Бридж потянулся.

– Там? – повторил он. – Уж много лет ищу я это "там", но почему-то никак не могу выбраться "отсюда". Где бы я ни проводил более двух недель, мне уже это место становится скучным, и я опять начинаю стремиться "туда".

Его размышления были прерваны мелодичным женским голосом. Бридж не сразу открыл глаза. Он сидел и слушал. Голос пел:

Я шел в тишине по лесам,

По сонным дремучим лесам,

И видел я юношу там:

Он с солнцем беседовал, словно в бреду средь видений.

Должно быть, с ума он сошел!

Я тихо кругом обошел...

Но с прежнею страстью беседу он странную вел —

И не заметил моих наблюдений.

Затем девушка весело рассмеялась. Бридж открыл глаза и вскочил.

– Я не знал, что вы любите такие стихи, – сказал он. – Ниббс пишет для мужчин. Я никогда не подумал бы, что эти стихи могут понравиться молодой девушке.

– И все-таки нравятся, – ответила она, – по крайней мере, мне. В них чувствуется размах и любовь к свободе, которая хватает за душу.

Она снова засмеялась, а когда смеялась, то и более суровые люди, чем мистер Бридж, чувствовали в груди некоторое волнение.

За последнюю неделю Барбара часто видалась с новым бухгалтером. Этот беспечный бродяга, не стыдившийся своих лохмотьев и любивший более всего на свете стихи, очень ее занимал.

Она часто заходила на маленькую веранду конторы и отвлекала его от работы. Иногда она уводила его к себе домой. Он оказался интересным собеседником. Его окутывала какая-то тайна, которая привлекала романтичную натуру девушки. Кто он? По воспитанию, ясно, это был интеллигент, и она часто задумывалась над тем, какое трагическое сплетение обстоятельств или сознательный выбор нового пути заставили его пойти такой необычной дорогой. Кроме того, у него было то же чувство, что у се отца: ей казалось, что когда-то в прошлом она его знала, но никак не могла вспомнить, где и когда его видела.

– Я невольно слышала ваши рассуждения относительно "там" и "туда", но не хотела прерывать монолога, – сказала девушка.

Ее глаза плутовски заблестели, и на щеках появились очаровательные ямочки.

– Почему же, – спросил, улыбаясь, Бридж, – вы не захотели превратить монолог в диалог?

– Но, собственно, это уже был диалог. Я ясно слышала, как бродяга спорил с бухгалтером... Серьезно, мистер Бридж, вы – жертва вашей страсти к приключениям, не отрицайте этого. Вы ненавидите бухгалтерию и подобные ей прозаические занятия, которые требуют постоянного жительства на одном месте.

– Вы несправедливы, – заспорил Бридж. – Разве я не прожил здесь уже целую неделю?

Оба рассмеялись.

– Что, на самом деле, заставило вас сидеть здесь так долго? – спросила Барбара насмешливо. – Вам, верно, уже кажется, что вы прожили здесь целую жизнь?

– Я – настоящий первобытный человек, – объявил Бридж. Но в сердце его был совсем другой ответ! Он с радостью сказал бы ей, что у него была причина, побуждавшая оставаться в Эль-Оробо-Ранчо. Но Бридж слишком хорошо владел собой, чтобы дать волю своему сердцу.

На первых порах девушка ему просто нравилась, и он был невыразимо рад ее обществу. Их связывало много общего – любовь к хорошим стихам и вообще к хорошей литературе, ко всему тому, о чем Бриджу уже давно-давно не приходилось ни с кем говорить.

Но понемногу он начал находить удовольствие в том, чтобы просто сидеть и смотреть на нее. Он был достаточно опытен, чтобы усмотреть в этом крайне опасный симптом. С этого времени он особенно тщательно стал следить за своими словами и сделался особенно осторожен в обращении с девушкой.

Гладя на ее оживленное личико, он с удовольствием мечтал о том, что могло бы быть, но ни на минуту не допускал мысли о возможности осуществления своих мечтаний. Он был слишком практичен для этого, несмотря на всю кажущуюся неуравновешенность своей натуры.

В то время как они весело болтали, мимо них прошел Грэйсон. Лицо его омрачилось, когда он увидел девушку и бухгалтера.

– Разве вам нечего делать? – грубо спросил он Бриджа.

– Как же, есть! – спокойно ответил тот.

– Так чего же вы лодырничаете? – накинулся на него Грэйсон.

– Я работаю, – сказал Бридж.

– Мистер Бридж меня развлекает, – вмешалась девушка прежде, чем Грэйсон успел возразить. – Это моя вина: я его отвлекла от работы. Вы не сердитесь, мистер Грэйсон?

Грэйсон проворчал себе под нос что-то невнятное и пошел своей дорогой.

– Мистер Грэйсон, кажется, от меня не в восторге, – засмеялся Бридж.

– Нет, – ответила девушка чистосердечно, – я думаю, это потому, что вы не умеете ездить верхом.

– Как не умею ездить верхом? – воскликнул Бридж возмущенно. – Разве я не ездил с первого дня, как приехал сюда?

– Видите ли, мистер Грэйсон в настоящее время очень расстроен тем, что вы потеряли Бразоса, – объяснила Барбара. – Он говорит, что Бразос никогда никого не сбрасывал во всю свою жизнь и что если даже вы свалились бы с него, он встал бы около вас и ждал, пока вы опять на него сядете. Это был самый смирный пони на мызе: его специально предназначали для меня. Но скажите на милость, каким образом вы умудрились его потерять, мистер Бридж?

Девушка при этих словах посмотрела молодому человеку прямо в глаза. Бридж молчал. Слабая краска залила его лицо. Он только теперь узнал, что это была ее лошадь. Он не мог сказать ей правды и не хотел лгать, поэтому молчал.

Барбара увидела, как он вспыхнул, и заметила его молчание. Первый раз в ней шевельнулось подозрение. Она не хотела верить, что этот тихий и скромный молодой человек мог быть виновен в каком-нибудь преступлении; но чем объяснить его очевидное смущение? Девушка была страшно заинтригована. Минуту или две они сидели молча, затем Барбара встала.

– Я должна вернуться домой, – объяснила она. – Папа будет беспокоиться, что я пропала.

– Да, – сказал Бридж и попрощался с ней.

Он с радостью сказал бы ей всю правду, но не мог этого сделать, не выдавая Билли. По всей стране только и было толков, что об ограблении банка. Говорили, будто генерал Франциско Вилла был так обозлен этим дерзким налетом, происшедшим к тому же во время охраны банка его же собственным отрядом, что поклялся не останавливаться ни перед чем, чтобы установить личность вора и примерно наказать его.

Бридж был вполне доволен своим поведением в ту тревожную ночь. Он знал, что и девушка одобрила бы его, если бы знала все обстоятельства дела; но признаться ей в том, что он содействовал бегству грабителя, значило бы подвергнуть себя гневу Виллы.

Да и к тому же, – подумал Бридж, – это не вернуло бы Барбаре лошади...”

Глава XX

Подвиг Барбары

Уже темнело, когда вернулись ковбои, посланные Грэйсоном на северную мызу за партией быков. Они прибыли с пустыми руками и ехали очень медленно, так как один из них поддерживал в седле своего раненого товарища. Они прямо проехали к конторе, где Грэйсон и Бридж были заняты бумагами. Увидя их, Грэйсон нахмурился. С первого же взгляда он догадался, что с ними случилось.

– Кто это сделал? – спросил он, когда ковбои вошли в контору, неся раненого на руках.

– Солдаты Пезиты, – ответил Бенито возбужденно.

– Они и быков захватили? – спросил Грэйсон тревожно.

– Только часть, остальных нам удалось угнать. Мы видели Бразоса.

И Бенито выразительно взглянул из-под густых ресниц на нового бухгалтера.

– Где? – спросил Грэйсон.

– На нем ехал один из офицеров Пезиты, такой высокий американец. Тони и я видели этого же самого молодца в Куиваке в ту самую ночь, когда был ограблен банк, а сегодня он гарцевал на нашем Бразосе.

Темные глаза снова метнулись на Бриджа.

Грэйсон сразу понял значение слов мексиканца. Вот случай избавиться от этого неудобного человека!

Во время этого разговора в контору вошел хозяин. Он слышал, что ковбои вернулись на мызу без быков, и пришел, чтобы разузнать, что случилось. Барбара сопровождала отца.

– Вы слышали, что рассказал Бенито? – спросил Грэйсон, обернувшись к хозяину.

Тот молча кивнул головой. Глаза всех присутствовавших были устремлены на Бриджа.

– Ну-с, – грубо сказал Грэйсон, – что же вы сами на это скажете? Я вас подозревал все время. Я великолепно знал, что этот самый Бразос не мог убежать. Вам и тому другому негодяю из Штатов показалось, что вы все это отлично обмозговали, не правда ли? Ну, мы еще...

– Подождите минутку, подождите, Грэйсон, – прервал хозяин. – Дайте мистеру Бриджу возможность объясниться. Вы выдвигаете против него очень серьезное обвинение, не имея, собственно, никаких доказательств его вины.

– О, – воскликнул Бридж с улыбкой, – я так и знал, что мистер Грэйсон подозревал меня в соучастии ограбления банка, но кто может его осудить за это? Человек, который не умеет ездить верхом, способен на любое преступление!

Грэйсон сердито фыркнул. Барбара шагнула к Бриджу. Час тому назад она сама была готова в нем сомневаться. Теперь, когда все сплотились против него, в ней пробудилось желание его защитить.

– Вы этого не сделали, мистер Бридж? Голос ее был почти умоляющий.

– Если вы говорите об ограблении банка, – ответил Бридж, – то по совести, мисс Барбара, я этого не делал! Я знал о нем не более чем Бенито и Тони, до тех пор, пока оно не совершилось. В тот момент, когда они обнаружили преступление, я еще спал сном праведника в моей комнате над помещением банка.

– Ладно! А откуда же грабитель достал этого пони? – ехидно спросил Грэйсон. – Вот что я желал бы знать!

– Вы должны об этом спросить его самого, мистер Грэйсон, – небрежно ответил Бридж.

– Его спросит Вилла, когда поймает, – буркнул Грэйсон. – Но я полагаю, что первые сведения об этом деле Вилла получит от вас. Завтра его ждут в Куиваке, и завтра же мы вас доставим туда на допрос.

– Вы хотите сказать, что собираетесь выдать меня генералу Вилле? – спросил Бридж. – Собираетесь выдать американца этому мяснику, зная, что его там без суда расстреляют в двадцать четыре часа?

– Расстрел еще слишком хорошая смерть для конокрадов, – ответил Грэйсон.

Барбара взволнованно обернулась к отцу.

– Ты не позволишь мистеру Грэйсону этого сделать? – спросила она.

– Мистер Грэйсон лучше меня знает, как поступать в таких случаях, Барбара, – ответил отец. – Он управляющий мызы, и я поставил себе за правило никогда не вмешиваться в распоряжения выбранных мною людей.

– Ты, значит, допустишь, чтобы мистер Бридж был расстрелян, и ничего не сделаешь, чтобы его спасти? – воскликнула Барбара.

– Мы не знаем еще, будет ли он расстрелян, – ответил отец. – Если он невиновен, то нет причины, чтобы его расстреляли. Если же виновен в соучастии ограбления банка, то по военному положению он заслуживает смерти. Генерал Вилла, как я слышал, смотрит на это как на измену. В банке находились деньги, которые были предназначены правительством на подавление мятежа; они украдены и попали в руки врагов Мексики.

– Кроме того, если мы его не выдадим, мы восстановим Виллу против себя, – вмешался Грэйсон. – Он и то не особенно жалует американцев. Даже если бы Бридж был моим родным братом, я и тогда должен был бы выдать его властям.

– Благодарю небо, – прервал его Бридж насмешливо, – что к чести быть расстрелянным Виллой не прибавляется еще чести быть в родстве с вами! А буду ли расстрелян, это мы еще посмотрим!

С этими словами он опрокинул лампу и бросился к выходу.

Барбара с отцом ближе всех стояли к двери, и когда девушка поняла смелый замысел Бриджа, она оттолкнула отца в сторону и распахнула дверь перед беглецом.

Бридж выбежал, как стрела, бросив на прощанье:

– Спасибо, голубка!

Затем дверь с треском захлопнулась. Барбара быстро повернула ключ, вытащила его из замка и бросила в темную комнату.

Грэйсон и мексиканцы, кинувшиеся вслед за беглецом, нашли путь прегражденным запертой дверью. На дворе Бридж побежал к лошадям, терпеливо ожидавшим возвращения своих хозяев. В один миг вскочил он на одну из них и, погнав хлыстом остальных впереди себя, исчез в ночи.

К тому времени, как Грэйсон и мексиканцы с трудом пролезли через одно из узких окошек конторы, новый бухгалтер уже скрылся из виду.

Управляющий мызой с несколькими из своих людей седлали в конюшне лошадей, чтобы пуститься в погоню за беглецом, когда хозяин вошел и тронул его за рукав.

– Мистер Грэйсон! – сказал он тихо. – Я поставил себе за правило никогда не вмешиваться в ваши распоряжения, но в настоящую минуту я вас прошу не преследовать мистера Бриджа. Я буду рад, если ему удастся спастись. Барбара была права: неприятно, знаете ли, выдавать человека. Ведь его ожидает верная смерть! Кроме того, он мне все-таки кажется совсем безобидным оригиналом.

Грэйсон, ворча, начал расседлывать лошадь.

– Если бы вы видели то, что я здесь видел, – сказал он, – мне думается, вы не стали бы спасать его шкуру!

– О чем вы говорите? – удивленно спросил хозяин.

– О том, что этот прощелыга, этот "оригинал", как вы говорите, ухаживал за вашей дочерью! – ответил управляющий.

Старик только засмеялся.

– Не будьте дураком, Грэйсон, – сказал он и вышел, не торопясь.

Час спустя Барбара гуляла взад и вперед около дома в прохладной тиши мексиканской ночи. Ее мысли были заняты недавними событиями. Ее гордость была безмерно уязвлена той ролью, которую она инстинктивно сыграла во всем этом деле. Не то, чтобы она сожалела о том, что способствовала бегству Бриджа, но ей было неприятно сознавать, что пришлось разыграть такую мелодраматическую героиню перед Грэйсоном и его ковбоями.

Затем она разочаровалась в Бридже. Она смотрела на него, как на человека, которого отвращение к самодовольному и тупому благополучию буржуа толкнуло на свободную и романтическую жизнь бродяги. Теперь же она опасалась, что он просто-напросто преступник...

Но скоро Барбара вспомнила, что с точки зрения закона человек, который сыграл такую роковую роль в ее жизни, ведь тоже был преступником! Однако как она любила его! Она и сейчас с гордостью о нем вспоминала.

– Я горжусь им, кем бы он ни был! – прошептала она. Вряд ли эти слова относились к новому бухгалтеру... Когда ее мысли снова вернулись к Бриджу, она с радостью подумала, что он убежал. Она инстинктивно чувствовала в этом человеке глубокую и честную натуру. Его уход из интеллигентного круга, очевидно, идейный, очень ей импонировал.

– Хорошую же штучку вы с нами сыграли, мисс Барбара! – послышался за ней чей-то голос.

Девушка обернулась и увидела приближающегося Грэйсона. К ее удивлению, он, казалось, не досадовал на нее. Она вежливо ему ответила:

– Ах, милый мистер Грэйсон, не могла же я допустить, чтобы вы выдали человека этому зверю, Вилле, что бы он там ни сделал!

– Мне очень понравилось, как вы за него заступились, мисс, – сказал Грэйсон. – Вы как раз такая девушка, какую я искал всю жизнь: смелая и отважная. Напрасно только вы любили этого бумагомарателя; он и мужчиной-то не был! Я люблю вас, Барбара. И смею сказать, я настоящий мужчина!

Девушка в изумлении отшатнулась.

– Мистер Грэйсон! – воскликнула она. – Вы забываетесь!

– Нет, – грубо закричал он. – Я люблю вас, и вы будете моей!

Он шагнул к ней и схватил за руку, стараясь привлечь ее к себе. Девушка одной рукой оттолкнула его, а другой ударила по лицу.

Грэйсон сразу отпустил ее. Барбара выпрямилась во весь рост и сказала ледяным тоном, глядя ему прямо в глаза:

– Ступайте!.. Я никому ничего не скажу, если только вы сами не попытаетесь возобновить этого.

Грэйсон не ответил. Пощечина временно охладила его пыл. Он понял, что поступил необдуманно. С того момента, как он узнал о разорении Хардингов, он стал серьезно подумывать о мисс Барбаре. Выйди она за него замуж – мыза фактически перешла бы в его руки. Да и девушка очень ему нравилась. Надо же было, чтобы этот бездомный бродяга, скрытый революционер и экспроприатор, ей полюбился! Грэйсон искренно верил в роман Барбары и Бриджа.

"Ничего, – подумал он, – сумею я тебя, голубушка, укротить!" И окинув девушку недобрым взглядом, он отошел.

Барбара торопливо побежала к дому.

На следующее утро, около десяти часов, Барбара, сидя на веранде дома, увидела своего отца, быстро идущего к ней. Девушка не могла не заметить взволнованного выражения его лица.

– В чем дело, папа? – спросила она, когда он опустился рядом с нею в кресло.

– Твое самопожертвование вчера вечером оказалось напрасным, – ответил он. – Вилластанцы схватили Бриджа!

Глава XXI

Поручение Барбары

После того, как отец сообщил Барбаре поразившую ее новость, она некоторое время сидела молча, уставившись на отца. Она не сразу могла сообразить значение его слов.

– Что? – закричала она наконец. – Это невозможно! Откуда ты это узнал?

– Грэйсону только что сообщили по телефону из Куиваки, – объяснил мистер Хардинг. – Только вчера починили линию, которую перерезали молодцы Пезиты месяц тому назад. Это первое сообщение, которое мы получили. И знаешь, Барбара, мне очень грустно. Я все-таки надеялся, что он удерет!

– Я тоже, – просто сказала девушка.

Отец пристально на нее посмотрел. Но на лице девушки отражалось огорчение не более, чем то, которое он чувствовал сам: понятная тревога за судьбу соотечественника, осужденного на смерть чужестранцами, вдали от родины.

– Ничего нельзя сделать? – спросила она.

– Абсолютно ничего! – ответил он решительно. – Я уже говорил об этом с Грэйсоном. Он уверяет, что попытка вмешательства с нашей стороны может сильно испортить наши отношения с Виллой, а в таком случае мы погибли. Он и то не слишком нас любит, и Грэйсон думает, что он будет рад малейшему предлогу лишить нас права на его защиту; а стоит ему это сделать – мы немедленно станем добычей банд, наводнивших горы. Не только Пезита набросился бы на нас, но и те, которые номинально признают власть Виллы. Нет, дорогая моя, мы, к сожалению, ничего тут не можем сделать. Впрочем, молодой человек сам выбрал себе эту страшную судьбу.

Девушка сидела молча. Немного погодя отец встал и вошел в дом; она последовала за ним, но вскоре вернулась на веранду, одетая для верховой езды, и быстро направилась к конюшням. Здесь она увидела американского ковбоя, сидевшего на опрокинутом ящике и строгавшего ножом палку.

– Эдди! – крикнула она.

Юноша поднял голову и вскочил, как наэлектризованный. Он снял свою широкополую шляпу, и широкая улыбка осветила его веснушчатое лицо.

– Да, мисс, – ответил он. – Чем могу служить?

– Оседлайте мне пони, Эдди, – сказала девушка. – Я хочу немного проехаться.

– Сию минуту, мисс! – весело откликнулся он. – Будет готово моментально!

И он побежал к небольшой группе верховых пони. Минуты через две он вернулся, ведя за собой пони, которого он привязал к перегородке.

– Но я не могу ехать на этом пони! – воскликнула девушка. – Он очень дикий.

– Да, дикий, мисс, – подтвердил Эдди. – На нем поеду я.

– О, вы едете куда-нибудь? – удивилась она.

– Я еду с вами, мисс, – объявил Эдди.

– Но я не просила вас об этом, Эдди, и вы мне не нужны... сегодня, – заявила она.

– Простите, мисс, – бросил он через плечо, уходя за вторым пони, – но таково приказание. Вас не позволено никуда отпускать без провожатого. И это, правда, было бы небезопасно, мисс... – Он говорил почти умоляющим тоном. – Право же, я вам нисколько не буду мешать! Я буду ехать довольно далеко позади, только чтобы в случае необходимости быть при вас.

Он вскоре вернулся с другим пони, очень смирным на вид, с прекрасными грустными глазами, и начал седлать обоих.

– Обещаете ли вы, – спросила Барбара после некоторого молчания, – что вы никому не расскажете, куда я еду и кого увижу?

– Провалиться мне на этом месте, лопни мои глаза, – с жаром воскликнул он.

– Хорошо, Эдди, тогда я позволю вам ехать со мной, и вы можете даже ехать рядом, а не позади.

Они поехали по равнине, следуя за изгибами реки. Вот они сделали уже одну милю, две, пять, десять... Эдди удивлялся про себя, какова могла быть цель этой поездки. Во всяком случае, он был уверен, что дочь хозяина выехала не для увеселительной прогулки.

Было о чем призадуматься! Они уже миновали безопасную местность и находились теперь во владениях Пезиты. Здесь каждая небольшая хижина, – а они были всюду разбросаны по берегу реки, – скрывала фанатичного партизана Пезиты, или же была пуста; на этот счет уж постарался сам Пезита.

Наконец, молодая девушка остановилась перед грязной и разрушенной хибаркой. Эдди раскрыл рот от изумления. Это была хижина Хозе, худшего негодяя округи, которого только преклонный возраст удерживал от разбоя – единственного его призвания. Какое дело могла иметь мисс к Хозе, – к Хозе, который был запанибрата с каждым головорезом в Чигуагуа?

Барбара легко спрыгнула с лошади и передала поводья Эдди.

– Держите ее, – сказала она. – Я через минуту вернусь.

– Не собираетесь ли вы войти одна в хижину к старому Хозе? – испуганно спросил Эдди:

– Почему же нет? Если вы боитесь, оставьте мою лошадь и поезжайте домой.

Эдди покраснел до корней своих рыжих волос и не проронил ни слова. Девушка приблизилась к дверям жалкой лачуги и заглянула внутрь. В одном конце грязной комнаты сидел сгорбленный старик и курил.

– Хозе! – позвала девушка. Старик встал и подошел к ней.

– Что, сеньорита? – прошамкал ой.

– Вы Хозе? – спросила она.

– Да, сеньорита, – ответил старый индеец. – Чем может служить бедный старый Хозе прекрасной сеньорите?

– Вы можете передать поручение одному из офицеров Пезиты, – ответила девушка. – Я много слышала о вас с тех пор, как приехала в Мексику. Я знаю, что в этой части Чигуагуа нет другого человека, который мог бы так легко проникнуть в лагерь Пезиты, как вы.

Индеец собирался уже запротестовать, но она опустила руку в карман своей куртки, вынула горсть серебряных монет и стала, позвякивая, пересыпать их из одной ладони в другую.

– Я желаю, чтобы вы отправились в лагерь Пезиты, – сказала она, – и передали человеку, ограбившему банк в Куиваке, – он американец, – что его друг, сеньор Бридж, захвачен в плен Виллой и содержится до казни в Куиваке. Вы должны отправиться немедленно, чтобы передать это сообщение другу сеньора Бриджа вовремя, тогда еще до рассвета можно было бы освободить сеньора Бриджа. Вы меня поняли?

Индеец кивнул в знак согласия.

– Вот задаток, – сказала девушка. – Когда я узнаю, что вы мое поручение выполнили вовремя, вы получите еще столько же. Вы это сделаете?

– Постараюсь, – ответил индеец и протянул свою костлявую руку за деньгами.

– Хорошо! – воскликнула Барбара. – Отправляйтесь тогда немедленно.

И она высыпала серебряные монеты в подставленную ладонь старика.

Глава XXII

Стратегия капитана Байрна

Были уже сумерки, когда капитана Байрна вызвали в палатку Пезиты. Билли усмехнулся. Что еще нужно от него Пезите? Мнение Билли о генерале как об идейном борце за свободу весьма пошатнулось за последнее время. Несмотря на свою детскую наивность, Билли был наблюдателен. Он не мог не заметить, как тратились деньги, добытые им с таким риском для дела. А шли они целиком на попойки, кутежи и оргии. Вино лилось рекой, в палатке генерала то и дело мелькали красотки; шли даже темные слухи о том, что Пезита купил где-то землю. Сам Билли не воспользовался ни грошом из этих денег и сурово отказывался от всех подарков, которые предлагал ему генерал. Он все чаще подумывал о том, что связался с грязной компанией и что ему следует отсюда убраться. Что еще понадобилось теперь старому шакалу? Билли поклялся, что больше не попадется на удочку и не даст себя одурачить дешевыми фразами об истекающей кровью Мексике. С этими мыслями он вошел в палатку Пезиты.

Здесь он увидел рядом с генералом тощего старого индейца, сидевшего на корточках.

– Хозе, – сказал Пезита, – имеет к вам поручение. Билли Байрн изумленно взглянул на индейца.

– Я послан, сеньор капитан, – пояснил тот, – прекрасной сеньоритой из Эль-Оробо-Ранчо, чтобы сказать вам, что ваш друг, сеньор Бридж, захвачен генералом Виллой и что он содержится сейчас в Куиваке, где, без сомнения, будет расстрелян, если не придет помощь еще до утра.

Теперь Пезита вопросительно посмотрел на Байрна. С тех пор, как американец вернулся с богатой добычей из Куиваки и до последней копейки передал ему все деньги, Пезита смотрел на своего нового капитана, как на феномена.

Ограбить банк одному, в то время как солдаты Виллы охраняли вход, уже само по себе казалось чудесным; но передать всю добычу в неприкосновенности своему начальнику и не попросить для себя из нее хоть что-нибудь – это было уже совсем невероятно!

Пезита не мог понять этого человека, но он восхищался им и боялся его. Такой человек стоил один сотни обыкновенных людей, которые служили под его знаменами. Поэтому Пезита готов был исполнить любую просьбу Байрна, и когда Билли попросил дать ему достаточно сильный отряд, чтобы спасти Бриджа, разбойник сейчас же согласился.

– Я сам пойду на выручку! – воскликнул он. – Мы штурмом возьмем Куиваку. Мы, может быть, захватим в плен самого Виллу! Мы...

– Постой маленько, – прервал его Билли Байрн презрительно, – ты не волнуйся! Мне нужно освободить моего товарища из Куиваки. А кого вы там потом захватите в плен – на это мне наплевать! Мое дело – освободить Бриджа. Для этого мне за глаза достаточно двадцати пяти человек. А затем, если желаете, можете разнести хоть весь город. Дайте мне двадцать пять человек, а сами с остальными засядьте поблизости, пока я своего дела не кончу. Ну, что вы на это скажете?

Пезита был готов согласиться на любое предложение Байрна.

Таким образом, полчаса спустя Билли вел через горы отряд из двадцати пяти отборных головорезов, а в двух милях от него следовал Пезита с остальными людьми.

Наконец, Билли увидел недалеко впереди огни Куиваки. Из открытых окон какого-то танцевального зала ясно долетали охрипшие звуки граммофона; изредка раздавались окрики часовых.

– Оставайтесь здесь, – сказал Билли сержанту, ехавшему рядом с ним, – и ждите, пока не услышите три раза совиного крика со стороны казарм и гауптвахты; тогда мчитесь во весь опор к противоположному концу города, стреляйте из ружей и орите, как оглашенные. Чем больше вы будете шуметь, тем лучше. Вам нужно заманить их к себе. Тогда вы повернетесь и станете медленно отступать, задерживая их как можно дольше. Поняли меня?

Все это было сказано на невообразимой смеси испанского и английского языков с жаргоном Большой авеню; но сержант все же понял намерения своего начальника.

Отдав приказания. Билли Байрн поехал к западу, обогнул Куиваку и приблизился к южному краю городка. Здесь он слез с лошади, спрятал ее за каким-то покинутым строением и осторожно двинулся на разведку.

Он знал, что гарнизон не опасался нападения. Вилла через своих шпионов был осведомлен, где находились главные силы неприятеля. Ни один крупный отряд не мог приблизиться к Куиваке без того, чтобы весть о его приближении не долетела до города задолго до наступления врага. Чтобы Пезита или какой-нибудь другой начальник многочисленных разбойничьих банд осмелился напасть на вооруженный город, генерал ни на одну минуту в расчет не принимал.

Эти причины заставили Билли предположить, что в городе не было сильной охраны. Он помнил, что в ту ночь, которую он провел в Куиваке, он видел часовых только перед банком, гауптвахтой да казармами; кроме того, один караульный охранял еще дом, в котором помещалась штаб-квартира начальника гарнизона. Помимо этого в городе охраны не было.

Теперь условия были такие же. Билли только в двухстах футах от гауптвахты увидел первого часового. Солдат спокойно стоял, облокотившись на ружье, у фасада деревянного строения, стоявшего перед казармой. Остальные три стороны гауптвахты, очевидно, не охранялись.

Билли бросился на землю и медленно пополз вперед, останавливаясь при каждом шорохе. Часовой, казалось, спал. Билли дополз до стены здания, где царила глубокая тень, приблизительно в пятидесяти шагах от солдата. Затем встал на ноги как раз под окном с железной решеткой.

Внутри, за решеткой, Бридж шагал взад и вперед по тесной камере. Он не мог спать. Завтра он будет расстрелян. О, как он не хотел умирать!

В это самое утро генерал Вилла лично его допрашивал. Генерал был необычайно раздражен, он все еще не мог успокоиться после кражи денег из банка, но ни одним словом не намекнул Бриджу, какая судьба его ожидает. Это сделал товарищ по тюрьме, дезертир, который должен был быть расстрелян, по его словам, вместе с Бриджем. Благодаря этому он выиграл лишний день жизни: генерал Вилла не желал быть в Куиваке во время казни американца; при случае он мог, таким образом, свалить с себя ответственность...

Генерал должен был уехать утром. Немного погодя Бриджа и дезертира должны были вывести во внутренний двор и поставить к стенке.

В камере, в которой был заключен Бридж, стояла страшная вонь. Единственной вентиляцией служили два небольших окошка, закрытых решеткой. Бридж и дезертир были единственными заключенными. Дезертир безмятежно спал, как будто наутро его не ожидало ничего необычайного.

Бриджу захотелось его растолкать, чтобы он узнал свою судьбу. Но вместо этого Бридж подошел к окну, расположенному в южной стене, подышал свежим воздухом и взглянул на усеянное звездами южное небо, которое он видел в последний раз.

Тихим голосом начал он отрывок стихотворения, которое они с Билли любили больше всего:

Где-то там меня вы ждете,

Из цветов венок плетете,

Поцелуй мне нежный шлете,

Пенелопа, верный друг!

Перед мысленным взором Бриджа встала веранда белого дома, Он сердито покачал головой.

"Все равно, – подумал он. – Она не для меня!" Что-то шевельнулось на земле под решеткой. Бридж невольно насторожился.

Какая-то тень выросла под окном, и знакомый голос проговорил тихим шепотом:

– В моих волосах нет роз, зато за поясом есть два револьвера. Вот один из них. Сладкие поцелуи можно будет нанести ими врагам! Где дверь этой клетушки?

Говорящий был теперь совсем близко от окна; его лицо находилось всего в нескольких дюймах от Бриджа.

– Билли! – радостно воскликнул осужденный.

– Самый настоящий, но как насчет двери?

– Она закрыта снаружи только тяжелым засовом, – ответил Бридж.

– Везет! – облегченно заявил Билли. – Будьте готовы выскочить, когда, я ее открою. В южной стороне города у меня спрятан пони, который должен увезти сегодня ночью двоих.

– Спасибо! – горячо прошептал Бридж.

– Сидите пока смирно, – сказал Билли и двинулся к задней стороне гауптвахты.

Несколько минут спустя зловещий крик совы прорезал ночной воздух. В течение нескольких секунд он послышался еще дважды. Часовой перед гауптвахтой оглянулся, затем, переступив с одной ноги на другую, снова погрузился в свои размышления.

Билли бесшумно скользил вдоль стены здания, пока не очутился в нескольких футах от ничего не подозревающего часового. Тяжелый револьвер болтался в правой руке Билли. Он держал его за дуло и ждал.

Прошло пять минут. Тишина ночи не нарушалась ничем; затем с востока послышался одиночный выстрел, за которым последовала трескотня ружейных выстрелов и дикие крики.

Билли Байрн усмехнулся. Часовой вздрогнул и уставился вдаль. Из казарм за гауптвахтой донесся резкий голос командира и топот бегущих людей. На противоположной стороне города шум битвы разрастался до зловещих размеров...

Солдаты хлынули из казарм и минуту спустя помчались по улице, выстроившись боевой колонной. Весь этот людской поток мчался к противоположной стороне города. Казарма опустела; остался только одинокий часовой перед гауптвахтой!

Билли выглянул из-за угла здания. Все было так, как он себе представлял. Часовой напряженно смотрел в сторону стрельбы, стоя спиной к дверям гауптвахты и к Билли.

Одним прыжком американец подлетел к несчастному караульному, тяжелый револьвер бесшумно опустился на голову часового, и он без чувств упал на землю.

Повернувшись к двери, Билли отодвинул засов; дверь распахнулась, и Бридж очутился на свободе.

– Живо! – вскричал Билли. – Бегите за мной!

И они пустились со всех ног к южной стороне города. Главное теперь была быстрота.

Они добрались до лошади незамеченными и, минуту спустя, мчались рысью к западу, чтобы обогнуть город и снова выехать на северную дорогу.

С востока доносилась удаляющаяся ружейная перестрелка. Пезита отступал, отвлекая защитников Куиваки от города, согласно плану Байрна.

– Как будто леденец отняли у ребенка, – усмехнулся Билли, когда мигающие огни Куиваки засветились к югу от них, а впереди была свободная дорога, которая вела к месту встречи с Пезитой.

– Да, – согласился Бридж. – Но вот что я хотел бы знать, Билли: как это вы узнали, что я был там?

– Все Пенелопа, – сказал, смеясь, Байрн.

– Пенелопа? – переспросил Бридж. – Я не совсем понимаю вас, Билли.

– Очень просто, – ответил Билли. – Девчонка прислала сказать, где вы были; "прекрасная сеньорита из Эль-Оробо-Ранчо", – так, кажется, назвал ее Хозе. Теперь поняли?

У Бриджа вырвалось восклицание изумления.

– Милая! – сказал он. – Она, она это сделала для меня?

– Самым форменным образом, – уверил его Билли. – И бьюсь об заклад, что она теперь ждет вас с розами в волосах и с поцелуями на устах.

Билли счастливо засмеялся. Он был так рад, что спас Бриджа! Сознание, что его друг влюблен и что ему отвечают взаимностью, – иначе Билли не мог объяснить, почему вдруг эта девушка приняла такое участие в нем, – еще больше увеличивало его радость.

– Она не мексиканка? – спросил он.

– О, нет, – ответил Бридж восторженно. – Она чудесная девушка из Нью-Йорка; но, Билли, она не для меня! То, что она сделала, вызвано просто ее великодушием. Она не может любить меня, Билли. Ее отец был очень богатый человек. Пожелай она выйти замуж, она могла бы выбрать лучшего во всей стране, во многих странах! Зачем ей бродяга, не правда ли, мой друг?

– Ну, этого сказать нельзя, – ответил Билли несколько грустно. – Я тоже знавал когда-то такую чудесную девушку, и она как раз выбрала бы хулигана, если бы он сам только этого захотел. Вы ее любите, дружище?

– Боюсь, что да, Билли, – признался Бридж. – Но что толку? Забудем про это. О, скажите, это та лошадь, которую я вам дал в ту ночь, когда вы ограбили банк?

– Да, – сказал Билли, – та самая. Очень послушный пони. А что?

– Это ее пони, – мрачно проговорил Бридж.

– И она хочет получить его обратно?

– Она не говорила этого, но я бы его ей охотно вернул, – ответил Бридж.

– Вы его сами отведете ей, – предложил Билли.

– Я туда вернуться не могу, – ответил Бридж. – Мне пришлось уехать оттуда из-за управляющего Грэйсона. Он хотел меня арестовать и отправить к Вилле.

– Зачем? – спросил Билли.

– Он не любил меня и хотел от меня отделаться.

Бридж не хотел говорить другу, что все неприятности были вызваны его отношениями с человеком, ограбившим банк.

– Ладно, тогда я сам верну пони и скажу Пенелопе, какой вы честный малый. Заодно можно будет смазать управляющего по роже.

– Нет-нет, вам не следует туда ехать, – вскричал Бридж. – Вас там знают. Третьего дня, когда у вас была перестрелка с ковбоями из-за волов, они вас узнали. Один из них видел вас в Куиваке в ночь грабежа. Они наверняка вас схватят, Билли!

На дороге показались всадники Пезиты, которые медленно ехали по направлению к лагерю. Их преследователи уже давно отказались от погони и вернулись в город, опасаясь, что их могут заманить в место расположения больших неприятельских сил.

Было уже почти утро, когда Бридж и Билли, истомленные бессонной ночью и длинным переездом, улеглись на одеяло в палатке Байрна.

– Ну вот, – прошептал Билли, засыпая, – дружище Бридж нашел-таки свою Пенелопу!

Глава XXIII

Неожиданная встреча

На следующий вечер капитан Билли Байрн выехал из ущелья, в котором был расположен отряд Пезиты. Он сидел на небольшом полудиком пони, озиравшемся своими злобными глазами и нервно подергивавшем ушами.

На аркане позади следовал пони Бразос, потому что Билли, пренебрегая увещеваниями Бриджа, все-таки решил пробраться в Эль-Оробо-Ранчо, чтобы вернуть украденную лошадь ее прекрасной хозяйке.

В момент отъезда Пезита попросил Билли по дороге заехать к Хозе и передать ему важное поручение.

От лагеря Пезиты до грязной лачуги индейца – путь неблизкий, в особенности для того, кто ведет за собой лишнюю лошадь. Поэтому темнота наступила раньше, чем Билли подъехал к хижине. На некотором расстоянии от нее Билли слез с коня и стал осторожно подкрадываться к хижине. Мир полон опасностей для тех, кто вне закона, а потому осторожность никогда не мешает.

Огонек, светивший через небольшое окошечко, указывал направление. Неподалеку от хижины Хозе находилось другое, полуразрушенное строение, обитатели которого бежали от гнева Пезиты. Дом был темный и казался пустым. В действительности в момент приближения Билли пара внимательных глаз смотрела через открытую дверь.

Обладатель этих глаз повернулся и шепотом сказал другому человеку, находившемуся за ним:

– К Хозе идет еще один посетитель. Возможно, что он не так безобиден, как тот, который сидит у него в хижине. Этот крадется, как вор. Нужно разнюхать.

Трое других встали с одеял, разостланных на полу, и подошли к говорившему. Все они были вооружены и носили странную форму вилластанцев. Когда они выползли из хижины, в которой собирались провести ночь, Билли стоял к ним спиной и их не заметил.

Он заглядывал в это время через маленькое окошечко во внутренность лачуги старого индейца. Там стоял рослый американец, занятый серьезным разговором с Хозе. Кто бы это мог быть? Билли его не знал. Хозе вскоре ответил на этот вопрос:

– Будет сделано, как вы желаете, сеньор Грэйсон. "Ага! – подумал Билли. – Это управляющий Эль-Оробо.

Хотел бы я знать, какие у него могут быть делишки со старым негодяем, да еще ночью!"

Размышления Билли на эту тему были грубо прерваны энергичной атакой четырех джентльменов, которые одновременно набросились на него сзади и повалили на землю. Билли не издал ни единого звука, но упорно боролся за свою свободу, боролся всеми приемами Большой авеню, которые, быть может, не очень красивы, но зато действенны.

Однако один против четверых, когда все преимущества на стороне этих четверых, – борьба слишком неравная, а когда Грэйсон и Хозе выбежали узнать причину шума, причем управляющий присоединился к четверым вилластанцам, Билли был окончательно побежден!

Разоружив пленника и скрутив ему руки за спиной, они подняли его на ноги и осмотрели.

– Кто вы? – спросил взбешенный Грэйсон. – Что вы за мной шпионите, а?

– Кто я – не твое дело, – ответил Билли. – А насчет шпионства, так я не шпионил, хотя по твоим глазам вижу, что не мешало бы за тобой последить!

В эту минуту невдалеке от хижины заржал пони. – Это его лошадь, – сказал один из вилластанцев и вскоре вернулся, ведя за собой дикого пони и Бразоса.

Как только Грэйсон увидел Бразоса, он издал радостное восклицание:

– Ага! Теперь я знаю, кто он! Вы подцепили славную рыбку! Это тот самый тип, который ограбил банк в Куиваке. Я знаю его по описанию наших ковбоев, а что с ним этот Бразос, этим подтверждается мое подозрение. Поздравляю, сержант! Можете рассчитывать на повышение по службе.

– Само собой, – вмешался Билли насмешливо. – Тебя Вилла за это сразу в адмиралы произведет... Но вы меня еще не доставили к нему, голубчики! Для этого потребуется больше четырех мексиканцев!

– Будешь доставлен в лучшем виде, не беспокойся! – уверил его Грэйсон. – А теперь вперед!

Они привязали Билли к его собственному седлу, и вскоре маленький отряд двинулся к югу, вдоль реки, по направлению к Эль-Оробо-Ранчо. Было решено провести остаток ночи на мызе, где пленник мог находиться под хорошей охраной.

Когда они отъезжали от разрушенной хижины индейца, фигура старика обрисовалась в открытых дверях, освещенная тусклым светом очага. Он кулаком погрозил вслед уезжавшему управляющему.

– Свинья! – прошамкал он и вернулся в свою хижину.

***

В Эль-Оробо-Ранчо Барбара ходила взад и вперед перед домом. В освещенном окне виднелся ее отец, который сидел за столом и читал. Из помещения служащих доносились звуки гитары; иногда раздавались взрывы громкого хохота: Эдди Шортер занимал товарищей своими знаменитыми рассказами из жизни фермеров Канзаса.

Барбара собиралась уже вернуться домой, когда ее внимание было привлечено приближением нескольких всадников. Они въехали во двор мызы и спешились перед зданием конторы. Удивившись немного их позднему приезду, Барбара вошла в дом и рассказала об этом отцу.

Хозяин мызы, который постоянно опасался нападения, встал, чтобы разузнать, в чем дело, когда Грэйсон подъехал к веранде и спрыгнул с лошади.

– Хорошие вести! – воскликнул он, подымаясь по ступенькам. – Я поймал грабителя банка, а также Бразоса. Поймал негодяя у... у реки. – Он чуть было не сказал "у хижины Хозе", но вовремя одумался. – Кто-то перерезал проволоку на северном выгоне, я и поехал посмотреть, не смогу ли поймать кого-нибудь на месте, – объяснил он.

– Он американец? – спросил хозяин.

– Похоже на то, но подлость в нем самая мексиканская, – ответил Грэйсон. – Со мной приехало несколько вилластанцев. Они его завтра отвезут в Куиваку.

Ни Барбара, ни ее отец не выказали особого энтузиазма.

– Ведь он офицер Пезиты, – воскликнул Грэйсон, заметив впечатление, произведенное его словами. – Подумайте, Пезита поклялся убивать каждого американца, который попадется ему в руки, а этот негодяй служит у него и помогает ему!

– Все же он – американец, – настаивала Барбара. – Я, например, ни за что не способствовала бы его смерти от рук мексиканцев; а отвезти его в Куиваку – это ведь значит послать его на смерть.

– Ладно, мисс, – ответил Грэйсон, – вы и не будете в ответе за это. Всю ответственность я беру на себя, и с радостью. Я только думал, что вам будет интересно знать, что мы изловили преступника, – прибавил он, обращаясь к хозяину.

Тот молча кивнул головой, и Грэйсон вышел из комнаты. На дворе он насмешливо засмеялся и вскочил в седло.

Подъехав к помещению служащих, он натянул поводья и позвал Эдди. Шортер показался в дверях.

– Берите револьвер и винтовку и ступайте в контору. Вы мне нужны, – сказал ему управляющий.

Эдди исполнил приказ. Когда он вошел в контору, то увидел четырех мексиканцев, попыхивавших пахитосами, и Грэйсона, стоявшего перед стулом, на котором сидел какой-то мужчина со скрученными за спиной руками. Грэйсон обратился к Эдди, указывая на пленника.

– Это ловкач, который ограбил банк и удрал на нашем Бразосе, которого ему дал наш мерзавец-бухгалтер. Сержант отвезет его утром в Куиваку. Вы должны его сторожить до полуночи. Тогда вас сменят. Солдаты пока заснут, а я пойду ужинать. Только не делайте глупостей, Эдди, – наставительно сказал Грэйсон.

Он собрался уже выйти из конторы, когда новая мысль пришла ему в голову.

– Послушайте, Шортер, – сказал он, – из той маленькой комнаты другого выхода нет, как только через эту. Окна там слишком малы, и крупный человек через них не пролезет. Вот что я вам скажу: мы запрем его в той комнате, и тогда ни у вас, ни у нас не будет никаких забот. Вы сможете спокойно разостлать одеяло у двери и лечь. Не нужно будет вас сменять ночью.

– Ладно, – ответил Эдди. – Положитесь на меня: уж я его устерегу!

Удостоверившись, что пленник надежно заперт, вилластанцы и Грэйсон вышли из конторы.

Когда управляющий назвал имя Эдди Шортера, Билли пристально посмотрел на молодого американского ковбоя. Это имя вызвало в его памяти представление о чем-то страшно знакомом. Однако он никоим образом не мог связать их ни с кем из тех, кого знал в прошлом, да и лицо молодого человека ничего не напоминало ему.

Сидя в темноте, Билли от нечего делать стал ломать голову: где он слышал это имя? Он прямо не мог ни о чем другом думать. Даже грозившая ему судьба казалась ничем по сравнению с важным вопросом: где он раньше слышал имя Эдди Шортера?

В то время как он сидел, тщетно напрягая память, что-то шевельнулось на полу у его ног. Оказалось, что крыса начала грызть сапог на его ноге.

"Ну и местечко, нечего сказать! – подумал Билли. – Тут крысы могут сожрать человека живьем".

– Эй! – он повернулся к двери. – Эй, Эдди! Иди-ка сюда!

Эдди подошел к двери и прислушался.

– Что вам нужно? – спросил он. – Только бросьте ваши штуки, слышите? Я из Шоуни, в Канзасе, а там люди хитры, как нигде на свете. Вам меня не перехитрить!

Шоуни, Канзас! Эдди Шортер! Вся загадка в одну минуту стала ясной.

– Ты Эдди Шортер из Шоуни в Канзасе? – воскликнул Билли. – Ну, так я знаю твою мать, Эдди, и если бы у меня была такая мать, как твоя, я не терял бы времени, работая на буржуя вместе с проклятыми мексиканцами. Но я тебя не из-за этого окликнул. Мне сюда нужен огонь. Проклятые крысы уже начали поедать мои ноги, а когда они покончат с ними, они слопают меня целиком. Старикашка Вилла с досады, пожалуй, повесится!

– Вы знаете мою мать? – спросил Эдди, и в голосе его прозвучала грустная нотка. – Ах, черт побери, все-то вы врете! Это просто одна из ваших хитрых штук. Вы хотите меня завлечь, а затем как-нибудь провести, чтобы я помог вам бежать. Шалишь, я сам, брат, хитер!

– Эдди, честное слово, я знаю твою мать, – уверял Билли. – Я был у вас всего несколько недель тому назад. Помнишь небольшой диванчик между окнами? Помнишь библию на маленьком мраморном столе? А? А тигра? Тигр, бедняга, сдох, но мать и отец живы и очень хотят, чтобы их мальчик вернулся. Мне все едино – веришь ты мне или нет, но мать твоя была очень добра ко мне, и ты должен обещать, что напишешь ей вскорости, а затем вернешься домой. Не у каждого такая славная мать, как твоя; уж раз такую имеешь, свинство не быть с ней хорошим!

Эдди стоял перед закрытой дверью, и челюсть его начала дрожать. Его память так живо воскресила в нем сладкие воспоминания о материнском плече, о которое он имел обыкновение тереться головой, и о широкой мягкой руке, которая ласково гладила его непокорные рыжие волосы! Эдди проглотил слезы.

– Вы надо мной не смеетесь? – спросил он недоверчиво.

Билли Байрн уловил в его голосе дрожь.

– За кого ты меня принимаешь? – спросил он. – За мексикашку, что ли? И ты и я, мы оба – американцы, и я никогда не позволю себе подшутить над земляком в этой проклятой стране.

Раздался звон ключа, и минуту спустя дверь осторожно приоткрылась. Эдди стоял на пороге, прикрываясь револьвером и винтовкой.

– Правильно! Ай да Эдди! – расхохотался Билли. – Не зевай, малый, какие бы известия я тебе ни передал, потому что я тебе напрямик говорю: я удеру, удеру, как только представится малейшая возможность. Но пока тебе бояться нечего: мои лапищи связаны, а ты надо мной стоишь с целой артиллерией. Давай-ка сюда огонька, Эдди! Это никому не повредит и, может быть, спугнет крыс.

Эдди попятился задом в контору, где на столе стояла небольшая лампа. Не спуская глаз со своего пленника, он зажег ее и отнес в заднюю комнату, где поставил на комод.

– Вы вправду видели мать? – спросил он, стараясь говорить спокойно. – Она ничего? Здорова?

– Выглядела здоровой, когда я ее видел, – сказал Билли, – но она очень скучает без своего сына. Думаю, что она будет чувствовать себя еще лучше, если вы к ней вернетесь.

– Обязательно вернусь, – закричал Эдди. – Вот только получу жалованье и тотчас распрощусь с мызой. Скажите мне ваше имя. Когда я приеду домой, я спрошу мать, помнит ли она вас. Ух, как бы я хотел быть теперь дома!

– Имени моего она не знает, – сказал Билли, – но скажи ей, что ты видел того парня, что отдубасил бродяг, которые пытались ее укокошить мясным ножом. Думаю, что эту историю она не забыла. Я с товарищем помешал им, но шпики гнались за мной по пятам. Она нас еще спрятала и дала потом денег, чтобы мы могли удрать.

В это время в наружную дверь конторы постучали. Эдди быстро отскочил в другую комнату и запер пленника на ключ. В контору вошла Барбара.

– Эдди, – спросила она, – могу я видеть пленника? Мне необходимо с ним переговорить.

– Вы хотите говорить с грабителем? – воскликнул он. – Да вы с ума сошли, мисс Барбара!

– Нет, я не сошла с ума, но я хочу с ним поговорить одна, всего одну минуту. Пожалуйста, Эдди!

Эдди колебался. Он знал, что Грэйсон рассердится, если узнает, что он пустил дочь хозяина одну к разбойнику и грабителю и что хозяин тоже, вероятно, захочет прогнать его за это, но отказать в чем-либо мисс Барбаре было так трудно!

– Где он? – спросила девушка повелительно.

Эдди пальцем указал на заднюю дверь. Ключ еще был в замке.

– Ступайте к окну и полюбуйтесь месяцем, – предложила Барбара, обворожительно смеясь. – Сегодня роскошная ночь! Ну, пожалуйста, Эдди, миленький! – прибавила она, видя, что он колеблется.

Эдди покачал головой и медленно отошел к окну.

– Никто не может вам отказать, мисс, – сказал он, – особенно если вы смотрите такими глазами.

– Вы просто прелесть, Эдди! – нежно проговорила девушка и быстро направилась к запертой двери.

В то время как она поворачивала ключ в замке, она почувствовала, как по ее телу пробежала легкая дрожь нервного возбуждения. Какое чудовище увидит она перед собой? Этот пленник – закоренелый преступник и грабитель, ренегат-американец, связавший свою судьбу с врагами своего народа.

Только желание Барбары узнать о судьбе Бриджа могло заставить ее решиться на такой шаг. Она не посмела попросить кого-нибудь другого спросить разбойника о том, что ее интересовало. Если бы ее соучастие в бегстве Бриджа сделалось известным Вилле, то этим был бы подписан смертный приговор всем американцам на мызе.

Она повернула ручку и медленно открыла дверь. В середине комнаты на стуле сидел мужчина. Он сидел к ней спиной. Он был огромного роста. Его широкие плечи возвышались над высокой спинкой стула. Всклокоченные черные волосы покрывали красивую голову. Услышав скрип открывающейся двери, он повернул к ней лицо. Две пары глаз встретились и широко раскрылись от изумления.

– Билли!

– Барбара! Вы?

Билли метнулся со стула, стараясь освободить связанные руки.

Девушка закрыла дверь за собой и подошла к нему.

– Билли! Вы ограбили банк? – спросила она. – И это после того, как вы мне обещали жить всегда честно ради меня?

Ее голос дрожал от волнения. Билли видел, что она страдала, но и он страдал не меньше.

– Вы ведь теперь замужем, – с трудом выговорил он. – Я прочел это в газетах. Какое вам теперь дело до меня, Барбара? Я ничего не значу для вас.

– Я не замужем, Билли! – закричала она. – Я не могла выйти замуж за мистера Мэллори, и я долго старалась себя убедить, что люблю его, но поняла, что я его никогда не любила. Я не хочу выходить замуж за человека, которого не люблю.

Билли уже собрался ответить, что он все время был достоин ее, что его угрюмая и одинокая жизнь осветилась надеждой на победу над ненавистным ему строем, что он решил посвятить этому делу всю свою жизнь и для него совершил экспроприацию в банке, но Барбара продолжала:

– Господи! У меня никогда и в мыслях не было, что вы могли быть здесь, Билли, – продолжала она. – И сейчас я пришла совсем случайно. Я хотела справиться у пленника о мистере Бридже. Я хотела знать, удалось ли спасти или... о, эта ужасная страна!

Тогда Билли осенила мысль. Как она раньше не пришла ему в голову! Ведь это и есть "Пенелопа" Бриджа, это она послала гонца к нему, Билли, чтобы спасти своего возлюбленного!

Теперь она ночью кралась в контору, чтобы поговорить с тем, которого почитала за разбойника и грабителя. Она, очевидно, не могла, найти себе покоя, не зная о судьбе человека, которого любила. Билли так и застыл. Ему был нанесен удар в самое сердце! Но он не винил Бриджа: это была судьба. Он не осуждал Барбару за то, что она полюбила его лучшего друга. Бридж как-никак больше подходил ей, чем он сам. Он был образованный человек, Билли же еле научился писать.

– Бридж спасен, – сказал он. – И знайте, он не принимал никакого участия во взломе сейфа. Это сделал я один. Он не знал даже, что я был тогда в городе. Бридж – самый честный человек на всем свете, Барбара. Он даже преследовал меня в ту ночь и стрелял, думая, что я настоящий грабитель. Он попал в мою лошадь, и когда узнал меня, то заставил взять вашего пони и удрать, потому что солдаты Виллы меня наверняка бы убили, если бы поймали. Вы не можете винить его за это, не правда ли? Мы были с ним хорошими товарищами, и он иначе не мог поступить. Это из-за него я вернул вам Бразоса. Я думаю, он теперь уже в конюшне. Я как раз ехал к вам, чтобы вернуть пони, когда меня поймали. Ну, а теперь ступайте, Барбара. Я так долго не спал, что еле держусь на ногах.

Он говорил холодным тоном. Казалось, ему неприятно было ее общество, хотя все его существо рвалось к ней.

Барбара была уязвлена в самое сердце, Она выпрямилась.

– Мне очень жаль, что я помешала вам, – сказала она ледяным тоном и вышла из комнаты, еле кивнув головой. Но возвращаясь домой, она вся застыла от ужаса, и сердце ее всю дорогу выстукивало: "Завтра его расстреляют! Завтра его расстреляют!"

Глава XXIV

Побег

Целый час Барбара Хардинг ходила взад и вперед по веранде. В ее душе боролись гордость и любовь. Она не могла допустить его смерти, это она знала; но каким образом спасти его?

Звуки гитары и смех, доносившиеся из помещения служащих, смолкли. Ферма спала. Тогда из-за гребня невысокого холма на противоположном берегу реки показался небольшой отряд молчаливых всадников.

У подножия этого холма проходила проволочная изгородь, отмечавшая восточную границу полей, принадлежавших ферме. Достигнув ее, передний всадник слез с коня, перерезал проволоку и отвел ее в сторону, так что лошади могли свободно проехать через получившуюся брешь. Кавалькада спустилась рысью к реке и впотьмах перешла ее вброд с уверенностью, которая ясно доказывала хорошее знакомство всадников с этими местами. Затем всадники проехали мимо ряда ив, пересекли поляну и оказались у строений фермы. Их полное молчание, ночной час – все предвещало нечто зловещее.

Барбара Хардинг внезапно остановилась. Видно было по ее лицу, что она приняла окончательное решение. Минуту она стояла раздумывая о чем-то, а затем быстро спустилась вниз по ступенькам веранды и побежала по направлению к конторе. Здесь она застала Эдди дремлющим на своем посту. Она не будила его, она удовольствовалась тем, что он был один с пленником.

От конторы Барбара прошла к конюшням. Внутри загородки, уныло опустив головы, стояло несколько лошадей. При появлении девушки они подняли морды и подозрительно фыркнули, насторожив уши. Когда Барбара подошла к ним ближе, лошади обошли ее и перешли на противоположную сторону конюшни.

В то время как они проходили мимо, она внимательно их осматривала. Сердце ее упало: Бразоса среди них не было! Вероятно, его выгнали на ночь на пастбище.

Она прошла к заставе, которая прикрывала проход из конюшни на выгон и протиснулась между двумя перекладинами. На верхней перекладине висел недоуздок с веревкой. Она взяла его и пошла по росистой траве на поиски лошади.

Лишь бы только он не перешел реку! Она была уверена, что может найти и поймать Бразоса; он ее знал и охотно шел на зов.

Девушка почти бежала по еле заметной тропинке, ведущей к реке, и зорко оглядывалась в темноте, стараясь разглядеть силуэты лошадей и найти среди них своего милого Бразоса.

Чем ближе она спускалась к реке, тем унылее становилось у нее на душе. Нигде не было видно и признака пасущихся лошадей. Пытаться накинуть недоуздок на одну из диких лошадей в конюшне было бы верхом безумия: только арканом, ловко брошенным рукой сильного мужчины, можно было поймать дикого пони.

Барбара уже почти дошла до ряда ив, растущих у самой реки. Внезапно где-то совсем близко раздался жуткий вой дикой кошки. Девушка остановилась, как вкопанная. Ее натянутые нервы не выдержали. Она почувствовала, как по спине пробежала дрожь и волосы на голове зашевелились от ужаса.

Вернуться? Лошади могли все-таки быть у реки, но разум подсказывал, что они перешли реку. Пересилить свой нервный страх и пойти дальше в зловещую темноту, когда она была убеждена, что поиски ее не приведут ни к чему?

Она решила вернуться. Она должна придумать другой план! Но был ли другой способ спасения Билли? "Завтра его расстреляют! Завтра его расстреляют!" Она вздрогнула, закусила до крови губы, силясь подавить страх, и решительно повернув к реке, вошла в рощицу ив.

Снова завыла кошка, но девушка не остановилась. Через несколько минут она прошла ряды и очутилась в нескольких шагах от реки. Пристально всматривалась она в темноту, но лошадей не было видно.

Тропинка, протоптанная копытами многих животных, прямо спускалась к бурлящей реке. Бразос, должно быть, пасся на той стороне.

Барбара в порыве отчаяния вонзила ногти в ладони. Даже днем она не решилась бы перейти брод, ночью это было безумием.

Она подавила рыдание. Плечи ее опустились. Голова наклонилась вперед. Вся ее фигура выражала отчаяние и разочарование.

– Что мне делать? – простонала она. – Завтра его расстреляют!

Эта мысль, казалось, наэлектризовала ее.

– Они его не расстреляют! – закричала она громко. – Не расстреляют, пока я жива!

Она снова выпрямилась и подняла голову. Обвязав веревку вокруг талии, она глубоко вздохнула, чтобы придать себе уверенность, и смело шагнула в реку. Первые десять шагов не представляли никаких затруднений: брод был широкий и шел прямо. Но на середине реки, осторожно делая каждый шаг, она подошла к месту, где дно сразу обрывалось на значительную глубину. Она попробовала пройти вверх по реке, стараясь установить направление нового поворота брода, но и здесь ей не удалось нащупать дна.

Тогда она повернула вниз по реке. Под ногами было каменистое дно. Так вот где брод! Она храбро шагнула вперед, хотя вода приходилась ей уже выше колен. Она сделала два-три шага. С каждым шагом возрастали в ней уверенность и надежда. Она сделала четвертый шаг – и дна не оказалось! Барбара почувствовала, как ее затягивает вперед, попыталась отступить, но течение было сильнее, и ее внезапно увлекло в самый поток.

Течение понесло ее обратно к тому берегу, с которого она только что спустилась, но желание спасти Билли Байрна было так сильно, что она повернулась лицом к противоположному берегу и поплыла вперед к цели, которую поставила перед собой.

Несколько раз ее захлестывало водой, но она всякий раз снова подымалась на поверхность в отчаянной борьбе за жизнь человека, которого некогда ненавидела и которого потом так полюбила...

Дюйм за дюймом приближалась она к желанному берегу, но с каждым дюймом чувствовала, что силы ее убывают. Победит ли она? Ах, если бы она была мужчиной! И тут она подумала: "Нет! Хорошо, что я женщина. Любовь женщины дала мне силу кинуться в объятия смерти ради него!" Сердце стучало, как молот, борясь против напряжения задыхающихся легких; ноги окоченели. Но она не хотела сдаваться, хотя была убеждена, что ее усилия не приведут ни к чему.

Ее тело найдут в реке. Никто никогда не догадается, что было причиной ее смерти. Даже он не узнает, что она умерла за него! Неожиданно она почувствовала, что сила течения ослабевает; волна мягко вынесла ее к берегу, и ноги коснулись песка.

Тяжело дыша, качаясь из стороны в сторону, она сделала несколько шагов и упала, цепляясь за берег реки. Здесь было мелко. Она полежала так некоторое время, пока к ней не вернулись силы. Затем заставила себя подняться и с трудом вскарабкалась на берег.

Теперь потребовалось всего несколько минут, чтобы найти лошадей. Они стояли, скучившись темной массой, около проволочной ограды в конце пастбища. При ее приближении они начали медленно отходить вдоль ограды.

Она тихонько позвала:

– Бразос! Иди сюда, Бразос!

Из движущейся массы отделилась одна и направилась к ней.

– Мой хороший Бразос! – ласково говорила она. – Славный пони!

Пони дал ей подойти и стал тереться теплой мордой, ожидая угощения. Она накинула узду на нос и уши и облегченно вздохнула. Обняв его шею руками, она прижалась щекой к его мягкой и теплой морде.

– Славный, милый Бразос! – прошептала она. Лошадь стояла смирно, пока девушка взобралась к ней на спину, а затем по ее слову двинулась к броду. Переход через него на этот раз оказался совсем не труден, потому что Барбара опустила поводья и предоставила Бразосу самому находить дорогу.

Тихим шагом, чтобы не вспугнуть обитателей фермы, Проехала она через рощу ив, миновала полянку и въехала через ворота на двор. Здесь она привязала Бразоса к наружной стене конюшни, а сама отправилась за седлом и поводьями. Чье седло она взяла, она не знала, да ей это было все равно. Она почувствовала только, что оно страшно тяжелое; не хватало сил дотащить его до того места, где стоял Бразос.

Три раза пробовала она взвалить седло на спину пони, пока ей это наконец удалось. Ни одна лошадь на мызе не дала бы так себя мучить, кроме Бразоса, но смирный пони терпеливо стоял, пока тяжелое седло не было укреплено у него на спине.

Оседлав, наконец, Бразоса, Барбара повела его окружным путем к задней стороне конторы. Здесь она увидела огонь в комнате, где был заключен Билли. Бросив поводья на землю, она направилась к переднему фасаду конторы и заглянула в окно.

Эдди спал, развалившись в конторском кресле. Он поставил ногу на высокую конторку. На коленях его лежал шестизарядный револьвер, второй револьвер находился за поясом в кобуре.

Барбара на цыпочках подкралась к двери. Затаив дыхание, она тихо повернула ручку. Дверь бесшумно отворилась, и минуту спустя Барбара стояла в комнате. Глаза ее были устремлены на Эдди Шортера. Он не двигался и мерно дышал.

Барбара подошла к нему.

В это время позади главного дома три фигуры крались в темноте, стараясь держаться зарослей. За ними на расстоянии двухсот футов стояли лошади, около которых виднелись еще фигуры мужчин, ожидавших в полном молчании. Главный дом был по строению таков, какие встречаются сотнями по всему Техасу. В нем не было ничего характерно мексиканского. Это был простой двухэтажный сруб, некрасивое серое пятно на фоне живописного мексиканского пейзажа.

Ночные хищники взобрались на крышу веранды и подошли по ней к открытому окну. Это было около спальной комнаты мисс Барбары Хардинг. Они остановились и прислушались; затем двое из них вошли в комнату. Они исчезли лишь на несколько минут. Когда они вышли, то жестами выказали третьему ожидавшему их человеку досаду и разочарование.

Осторожно спустились они тем же путем, каким и пришли, и двинулись обратное группе людей, оставшихся с лошадьми. Здесь последовало таинственное совещание, а пока оно происходило, Барбара Хардинг подошла к Эдди и твердой рукой, несмотря на страх, обуявший ее, взяла револьвер с его колен... Эдди продолжал спать.

Девушка на цыпочках подошла к запертой двери, ведущей в заднюю комнату. Ключ был в замке. Тихонько повернула она его, кидая украдкой взгляд на спавшего сторожа и держа наготове его же собственный револьвер.

Эдди шевельнулся во сне и поднес руку к лицу. Сердце Барбары Хардинг замерло. Она стояла и ждала, что Эдди откроет глаза и увидит ее... Но рука беспомощно упала, и он снова стал мерно дышать.

Ключ мягко повернулся в замке под осторожным нажатием ее пальцев, задвижка без шума отодвинулась, и Барбара полуоткрыла дверь. Билли Байрн быстро повернул голову, и при виде молодой девушки удивление отразилось на его лице; но он не произнес ни слова, потому что девушка поднесла палец к губам, жестом призывая его к молчанию.

Подойдя к нему, она велела встать, и начала развязывать узлы веревок, которыми были связаны его руки. Вдруг ей послышался легкий шум. Она остановилась, подошла к двери, которую при входе оставила открытой, и тщательно ее притворила.

Понадобилось пять бесконечных минут для того, чтобы распутать узлы. Наконец веревка упала на пол. Билли Байрн был свободен.

Он собирался заговорить, поблагодарить ее, побранить, может быть, за смелый поступок; но она снова приказала ему молчать и, тихо шепнув: "Идем!", повернулась к двери.

Она приоткрыла небольшую щелку, чтобы заглянуть в соседнюю комнату, и держала при этом револьвер наготове. Эдди все еще спал в счастливом неведении.

Оба двинулись теперь к наружной двери конторы. Тут только заметила Барбара, что шпоры Билли слегка звенели при ходьбе; она повернулась к нему, чтобы предостеречь. На одну минуту только отвернулись они от Эдди Шортера, и по случайности судьбы как раз в эту минуту Эдди открыл глаза.

То, что он увидел, было так поразительно, что он остолбенел. Он увидел своими глазами Барбару Хардинг с револьвером в руке, помогающую разбойнику бежать. Но в этот же миг Эдди увидел образ матери. Эдди подумал, что этот человек пробудил в нем решение вновь вернуться к своим. Он вспомнил также, что этот разбойник спас его мать от мучений и смерти, – и Эдди быстро закрыл глаза. Мисс Барбара была всегда так ласкова с ним! В своем юношеском сердце он питал к ней нежность. Она, видно, хочет, чтобы разбойник бежал... Эдди почувствовал, что он готов на все для нее, даже если бы ему пришлось за это рисковать своей жизнью.

Молодая девушка и Билли были у самой двери. Она пропустила его вперед, в то время как сама направляла револьвер на Эдди, затем прошла в дверь и прикрыла ее. Эдди Шортер мерно дышал, зажмурив глаза, и мысленно желал Билли Байрну благополучного бегства.

На дворе, позади конторы, Барбара сунула в руку Билли револьвер.

– Он вам понадобится, – сказала она торопливо. – Вот Бразос, возьмите его. Счастливого пути, Билли!

И с этими словами она ушла.

Билли хотел броситься за ней; но вспомнил Бриджа и, тяжело вздохнув, повернулся к терпеливо ожидавшему его пони. Медленно подобрал он поводья, сел на лошадь и, не торопясь, с таким беспечным видом, как будто был почетным гостем, уезжающим при дневном свете, выехал со двора и повернул к северу вдоль реки.

Глава XXV

Билли едет обратно

Когда Билли скрылся в темноте, Барбара Хардинг медленно пошла к дому. В это время от маленькой группы людей, совещавшихся между собой, отделились трое мужчин и начали красться к Барбаре. Они заметили девушку после того, как она попрощалась с Билли и вышла на освещенную луной площадку перед домом.

Они спрятались в тени за углом. Когда она приблизилась к веранде, они быстро выбежали вперед, схватили ее сзади и потащили на двор. Чья-то рука зажала ей рот, и чей-то голос угрожающе приказал ей молчать.

Они потащили ее к тому месту, где их ждали товарищи с лошадьми. Огромный парень вскочил на коня, поднял Барбару и посадил в седло впереди себя. Остальные тоже сели на коней и бесшумно выехали за ворота.

Барбара даже не пыталась кричать. Она сразу увидела, что попала в руки индейцев-пиманов, а из того, что она слышала про это небольшое племя, ютившееся в восточных горах, она знала, что им ничего не стоило в случае тревоги пырнуть ее ножом.

Хозе был пиман... Она немедленно сообразила, что это похищение – его рук дело. Ну, если так, она могла быть спокойной за свою жизнь. Старый Хозе в свое время был известен количеством выкупов, собранных им...

Отец ее, конечно, сумеет собрать требуемую сумму, и она отделается несколькими днями неудобств и лишений. Рассуждая таким образом, ей было не трудно сохранить присутствие духа.

В то время как Барбару везли на восток, Билли Байрн продолжал продвигаться к северу. Он думал по дороге завернуть в хижину Хозе и передать ему поручение Пезиты. Он хотел затем отправиться к западу, в горы, где его ждал Пезита, и подбить его на новый набег на какого-нибудь из любимчиков Виллы. Билли теперь очень недолюбливал генерала Виллу...

Он бы с радостью сделал набег на Эль-Оробо-Ранчо и проучил управляющего; но ввиду того, что ферма принадлежала Антону Хардингу и что Барбара жила там, приходилось оставить всякую мысль о мести.

"Может быть, мне все-таки еще представится случай рассчитаться с ним, – подумал он. – Очень уж мне этот управляющий не нравится!"

Было четыре часа утра, когда Билли соскочил с лошади перед хижиной Хозе. Он стучал в дверь до тех пор, пока старик не отпер.

– Э! – воскликнул индеец, узнав своего раннего гостя. – Ты удрал от них? Ловко! – И старик захихикал. – Я послал четыре часа тому назад сказать Пезите, что вилластанцы захватили капитана Байрна и увезли его в Куиваку.

– Спасибо, – сказал Билли. – Пезита просит, чтобы ты послал ему Истебана. Я не мог сказать тебе это вечером, когда кругом стояли эти черти вилластанцы, и потому заехал теперь.

– Я пошлю Истебана сегодня же, если смогу, но не знаю, смогу ли. Истебан сейчас работает для этой свиньи Грэйсона.

– Какие у него дела с Грэйсоном? – спросил Билли. – И что это Грэйсон делал здесь у тебя, Хозе? Не слишком ли ты подружился с врагом Пезиты?

– Хозе со всеми в ладу, – усмехнулся старик. – У Грэйсона было дельце, для которого ему нужны были верные люди. Хозе доставил ему людей. Вот и все. Грэйсон хорошо платит, а дело это не имеет никакого отношения ни к Пезите, ни к Вилле, ни к революции; это частное дело. Грэйсону нужна была сеньорита. Он заплатил, чтобы ее похитили. Только и всего!

– А! – сказал Билли и зевнул. Его нисколько не интересовали любовные похождения Грэйсона. – Почему он сам не добьется ее? – спросил он равнодушно. – Мокрая же он курица, если ему нужны люди, чтобы заполучить себе мексиканскую девку!

– Это не мексиканская девка, сеньор капитан, – ответил Хозе. – Это прекрасная сеньорита, дочь владельца Эль-Оробо-Ранчо.

– Что? – закричал Билли Байрн. – Что ты мелешь?

– Так оно есть, сеньор капитан. Что же из этого? Грэйсон хорошо заплатил мне, чтобы я достал людей. Я достал ему Истебана с его всадниками. Сегодня ночью они поедут похищать сеньориту, но не для дурака Грэйсона... – И старик засмеялся. – Тут уж я ничего не могу поделать, не правда ли? Грэйсон заплатил мне, чтобы я достал людей – я достал. Чем же я виноват, если они удержат сеньориту для себя.

И старый негодяй насмешливо дернул плечами.

– Они поедут за ней сегодня ночью? – закричал Билли. – Да, сеньор, – ответил Хозе. – Они даже наверное увезли ее.

– Черт! – пробормотал Билли Байрн и так быстро вскочил на Бразоса, что маленький пони осел на задние ноги, а затем, как стрела, понесся к югу, по той же дороге, по которой недавно приехал.

В этот день Бразосу пришлось уже проделать немалый путь, но он только на протяжении десяти миль нес на себе всадника и потому не очень устал. Он помчался как ветер по пыльной дороге по направлению к Оробо.

Никогда не пробегал он десяти миль в такое короткое время; еще не было пяти часов, когда он, шатаясь от усталости, остановился и упал перед дверями конторы Эль-Оробо.

После того как Барбара и Билли вышли из конторы, Эдди Шортер остался сидеть в кресле, намереваясь разбудить Грэйсона только тогда, когда беглец будет уже далеко. Он весело усмехнулся, представляя себе ярость грубого управляющего вилластанцев, когда они узнают о побеге! Эдди заснул на своем кресле с улыбкой, застывшей на его добродушном лице.

Было уже совсем светло, когда он проснулся. Взглянув на маленькие часы, тикающие на стене, он удивленно вскрикнул и вскочил на ноги. Как раз в ту минуту, когда он открыл наружную дверь конторы, он увидел всадника, соскочившего, с лошади перед самыми дверями.

Лошадь пошатнулась и упала, и он узнал в ней Бразоса. Взглянув на всадника, он и его узнал сразу.

– Вы? – вскричал Эдди. – Что вы здесь делаете? Я должен буду теперь схватить вас, черт вас возьми!

И он потянулся за револьвером.

– Брось, – коротко посоветовал ему Билли, – и слушай! Теперь не время для глупостей. Я вернулся сюда не за тем, чтобы меня поймали, – заруби это себе на носу. Я узнал, что индейцы были здесь ночью. Их подкупили, чтобы похитить мисс Хардинг. Идем! Посмотрим, тут ли она или нет. И не затевай никаких глупостей, Эдди. Я не дам себя снова поймать, а кто попробует это сделать, получит свое – понимаешь?

Эдди в один миг скатился со ступеней крыльца и помчался к главному дому.

– Я заодно с вами, – сказал он. – От кого вы узнали? Кто мог это сделать?

– Безразлично, кто мне сказал, но устроил это индеец Истебан для Грэйсона. Грэйсон хотел похитить мисс Хардинг для себя.

– Собака! – воскликнул Эдди.

Оба помчались к веранде главного дома и стучали до тех пор, пока им не открыл двери слуга-китаец. Он просунул голову и испуганно смотрел на них.

– Мисс Хардинг здесь? – спросил Билли.

– Мисси Харди спит, – пролепетал слуга и собирался уже захлопнуть дверь перед самым их носом, но Билли просунул в щель свой тяжелый сапог. В следующее мгновение он положил широкую ладонь на лицо китайца и отпихнул его назад. Пройдя в дом, Билли начал громко звать мистера Хардинга.

– Что такое? – спросил тот тревожно, появляясь полуодетый из спальни. – В чем дело? Помилуй бог, это вы? Это вы, Билли Байрн?

– Ясно, – коротко отрезал Байрн, – но нечего терять время на пустые разговоры. Я узнал, что мисс Барбару хотели похитить сегодня ночью. Может быть, ее уже похитили. Бегите и посмотрите: тут ли она?

Антон Хардинг, не говоря ни слова, опрометью бросился к узкой лестнице, ведущей во второй этаж. Со времени своей молодости он ни разу не подымался так быстро. Даже не передохнув на площадке, он кинулся в комнату своей дочери. Она была пуста. Постель не была смята! Было видно, что на ней не спали. Со стоном бросился Хардинг обратно и пробежал через остальные комнаты верхнего этажа: Барбары нигде не было. Тогда он поспешил вниз, где его ожидали оба молодых человека.

В то время как он входил в комнату с одной стороны, с другой через дверь, ведущую с веранды, вошел Грэйсон. Билли слышал шаги, подымающиеся по деревянным ступенькам, и приготовился встретить его. Когда Грэйсон вошел, он увидел наставленное на него дуло шестизарядного револьвера. Управляющий остановился в изумлении и посмотрел сначала на Билли Байрна, затем на Эдди Шортера и наконец на мистера Хардинга.

– Что все это значит? – спросил он, обращаясь к Эдди. – Что вы здесь делаете с пленником? Кто вам позволил его выпустить?

– Нечего зря болтать, – проворчал Билли Байрн. – Шортер меня выпускать и не думал! Я сам удрал несколько часов тому назад и теперь вернулся от старого Хозе, чтобы спросить тебя, хитрая Ты лиса, куда ты девал мисс Хардинг. Где она?

– Какое отношение имеет к этому мистер Грэйсон? – спросил ничего не понимавший мистер Хардинг. – Как может он знать что-нибудь об этом похищении? Я ничего не понимаю. Как вы здесь очутились, Байрн? Почему Грэйсон говорит о вас, как о пленнике? Что вы знаете о моей дочери?

Билли, не спуская револьвера с Грэйсона, ответил Хардингу:

– Вот этот мерзавец нанял пиманов, чтобы похитить мисс Барбару. Я все узнал от того самого человека, который должен был доставить для этого дела "верных людей". Как видно, Грэйсон готовил мисс Барбару для себя! – И Билли бросил уничтожающий взгляд на управляющего. – Я видел ее после полуночи, как раз до того, как я удрал, так что ее не могли увезти далеко. Теперь эта несчастная тварь, – он опять метнул сумрачный взгляд на Грэйсона, – не может нам помочь; он сам столько же знает, сколько и мы. Пиманы его надули и девушки ему не отдадут. Это я тоже узнал, но куда они ее увезли и что они с ней сделают – не знаю.

При этих словах Билли в первый раз отвернулся от Грэйсона и взглянул прямо в глаза Антону Хардингу. Последний увидел на энергичном лице Билли выражение безысходного страха, разрывающего его сердце.

Управляющий воспользовался тем, что Билли не смотрел на него, и быстро побежал к конторе, где стояли четыре солдата Виллы, выражавшие свое неудовольствие по случаю исчезновения пленника.

Глава XXVI

В поисках Барбары Хардинг

Билли Байрн стремглав выскочив во двор. Управляющий громко кричал четырем мексиканцам, что, их пленник в главном доме, и когда они взглянули по этому направлению, то увидели его с револьвером в руке, медленно идущего к ним.

На губах его играла улыбка, которую они из-за расстояния не могли рассмотреть и которую, не зная Билли Байрна, истолковали бы неправильно; но они верно сумели понять направленный на них револьвер, и один мексиканец вскинул ружье на плечо.

Однако ему не удалось спустить курок, потому что раздался выстрел позади Билли Байрна, и мексиканец, качнувшись вперед, упал с крыльца на землю.

Билли повернул голову туда, откуда раздался выстрел. К нему бежал Эдди Шортер с дымящимся револьвером в руке.

– Ступай назад! – крикнул Байрн. – Это мое дело!

– Ни за что! – ответил Эдди Шортер. – Они за подлеца Грэйсона!

Солдаты действительно приближались, стреляя на ходу. Пули так и свистели вокруг обоих американцев. Грэйсон присоединился к вилластанцам. На место сражения бежали служащие, привлеченные первыми выстрелами.

Билли и Эдди стояли в нескольких шагах друг от друга. Грэйсон побежал искать прикрытия. Билли Байрн сразил последнего мексиканца как раз, когда служащие, запыхавшись, прибежали на место боя. Среди них были американцы и мексиканцы. Ни один из них не подумал вступиться за ненавистного управляющего. Они остановились неподалеку от обоих молодых людей. То обстоятельство, что Эдди был на стороне незнакомца, спасло Билли Байрна от неминуемой смерти. Эдди любили все его товарищи.

– В чем дело? – спросил один из американцев.

Эдди рассказал, и когда они узнали, что дочь хозяина похищена и что душой этого дела был Грэйсон, то в американцах вспыхнула страшная злоба. – Где эта собака? – закричал кто-то.

– Я видел его за зданием конторы, – сказал Эдди.

– Идем! – воскликнул другой. – Мы захватим его.

– Веревку!

Люди говорили тихими обыденными голосами; они казались совершенно спокойными на вид, но на всех лицах была написана непреклонная решимость. Один из них побежал обратно в помещение для служащих за веревкой. Другие медленно двинулись к заднему фасаду конторы. Грэйсона там не оказалось. Поиски продолжались. Американцы шли впереди; мексиканцы держались отдельной группой, это их не касалось. Если американцы желали линчевать другого американца великолепно! Это было их дело. Мексиканцы желали оставаться в стороне.

Обыскали все Дома служащих, кузни, кладовые: Грэйсона не было нигде. В переднем помещении конюшни один из американцев заметил, наконец, что седло управляющего исчезло. Они прошли дальше. Загородки были сняты, и все верховые лошади угнаны!

Вскоре Эдди Шортер указал на невысокие холмы, видневшиеся за рекой на горизонте. Все взглянули туда: на гребень холма поднимался всадник. Силуэт человека и лошади ясно выделялся на небе, освещенный утренним солнцем.

– Это он! – воскликнул Эдди.

– Ну и черт с ним! – сказал Билли Байрн. – Он больше не вернется, а гнаться за ним не стоит. Во всяком случае, не теперь, когда нам нужно искать мисс Барбару. Моя лошадь на пастбище вместе с вашими. Я пойду и поймаю ее. Пойдешь со мной, Шортер? Мне может понадобится помощь, я еще плохо владею арканом.

Не дожидаясь ответа, он вышел на пастбище. Американцы последовали за ним. Они вместе окружили лошадей и погнали их к конюшне. Когда Билли оседлал своего пони и сел на него, он увидел, что и другие последовали его примеру.

– Мы едем с вами, – сказал один из служащих. – Мисс Барбара была славная девушка!

Билли кивнул головой и двинулся по направлению к главному дому. Здесь он слез с лошади и вместе с Эдди Шортером и мистером Хардингом обошел вокруг дома, чтобы найти следы похитителей. Вскоре они наткнулись на место, где в прошлую ночь стояли лошади индейцев.

Отсюда след отчетливо вел вниз к реке. Минуту спустя все десять американцев направились по этому следу. Мистер Хардинг снабдил Билли Байрна карабином, вторым револьвером и патронами.

След вел через реку, через перерезанную проволочную изгородь, вверх по утесу и затем через невысокие холмы. С милю еще он был отчетливо виден, а затем вдруг исчез, как будто всадники разделились.

– Они ускакали в горы, – сказал Билли, когда остальные собрались вокруг него для совещания. – Это были пиманы из племени Истебана. Они спрятали ее где-нибудь в горах. Нам нужно разделиться и обыскать каждую пять земли, чтобы найти ее. Кто первый найдет, должен выстрелить, а остальные подъедут на помощь. Лучше нам отправиться парами: если убьют одного, другой может удрать и показать дорогу остальным.

Все согласились с его предложением и разделились на пары. Эдди Шортер присоединился к Билли Байрну.

– Теперь в разные стороны! – скомандовал Билли. – Мы с Эдди поедем прямо вперед, а вы поезжайте налево и направо. До свидания, желаю успеха!

И он быстрой рысью пустился в горы.

Оставшиеся на ферме мексиканцы собрались в кучу и начали оживленно беседовать. За отсутствием управляющего им нечего больше было делать, как говорить о своих делах. Жалованья им не платили со времен ограбления банка в Куиваке. Мистер Хардинг нигде не мог достать денег. Правда, он получил уведомление, что деньги высланы, но было еще очень сомнительно, прибудут ли они в Эль-Оробо.

– Зачем нам здесь околачиваться, когда нам не платят? – сказал один из мексиканцев.

– Конечно! – хором подхватили другие.

– Здесь делать все равно нечего, – сказал первый. – Поедем в Куиваку. Мне смерть как надоела эта проклятая ферма!

Эти слова были встречены всеобщим одобрением. Несколько минут спустя они уже мчались галопом по направлению к городу.

В Куиваке они прямо остановились у пивной и на те немногие деньги, которые у них оставались, заказали пива на всю братию.

Немного спустя в пивную вошел старый сухопарый индеец. Он был весь в пыли от долгой езды.

– А, Хозе! – закричал один из мексиканцев из Эль-Оробо-Ранчо. – Что ты здесь делаешь, старый плут?

Хозе взглянул на мексиканцев. Его поразило, что они все в Куиваке. В Эль-Оробо не принято было отпускать в город больше четырех служащих одновременно, даже в дни получки.

– Хозе приехал купить кофе и табаку. – Он оглянулся. – Где же другие? – спросил он. – Американцы?

– Они погнались за Истебаном, – объяснил один из мексиканцев. – Он похитил сеньориту Хардинг.

Хозе поднял брови, как будто в первый раз слышал об этом.

– И сеньор Грэйсон с ними? – спросил он. – Он ведь очень любил сеньориту!

– Сеньор Грэйсон удрал, – продолжал мексиканец. – Его хотели повесить. Говорят, будто он сам подговорил Истебана.

Снова Хозе поднял брови.

– Быть не может! – воскликнул он изумленно. – А кто же остался на ферме? – осведомился он через некоторое время.

– Сам сеньор Хардинг, двое мексиканских слуг да китаец, – ответил один из компании, и все рассмеялись.

– Ну, мне пора! – объявил вскоре старый индеец. – Ведь для меня, старика, путь нелегок от моей хижины до Куиваки и обратно!

Мексиканцы больше не обращали на него никакого внимания, и индеец пошел искать свою лошадь. Но когда он сел на нее и выехал из города, то повернул не на восток, где лежал его дом, а на северо-запад.

В этот день после посещения Билли Хозе пришлось немало поездить. Он прежде всего отправился на запад на небольшую ферму, принадлежавшую одному приверженцу Пезиты, чтобы тот сообщил генералу, что его капитан Байрн убежал от вилластанцев. Затем окружным путем Хозе поехал в Куиваку.

Теперь он снова ехал к Пезите, но на этот раз он хотел передать ему сообщение лично. Он нашел начальника в лагере и долго говорил с ним о самых невинных предметах. Наконец, выкурив бесчисленное количество пахитосок, индеец заговорил о цели своего визита.

– Хозе только что из Куиваки, – заговорил он. – Он пил там пиво со всеми мексиканцами, которые служат в Эль-Оробо-Ранчо. Со всеми, ты слышишь меня? Кажется, Истебан похитил прекрасную сеньориту из Эль-Оробо-Ранчо. Мексиканцы сказали Хозе, что все американцы, которые живут на ферме, уехали ее искать, – все, ты понимаешь? Странно, что в такое опасное время они оставляют Эль-Оробо без всякой охраны! Там только богатый сеньор Хардинг да двое мексиканских слуг и китаец.

В палатке, смежной с палаткой Пезиты, растянувшись на одеяле, лежал мужчина. Как ни тихо говорил Хозе, но он поднял голову и прислушался. Теперь он слышал каждое слово, и лицо его нахмурилось. Барбару украли! Старый Хардинг один на ферме! И Пезита это знает!

Бридж вскочил. Он надел пояс с патронами, схватил карабин и прополз под задней стеной палатки. Затем тихонько двинулся к тому месту, где были привязаны лошади.

– А! Сеньор Бридж! – произнес над его ухом чей-то ласковый голос. – Куда это вы едете?

Бридж обернулся. Перед ним стоял, ехидно улыбаясь, Розалес.

– О, – ответил он беспечно, – я вышел поглядеть, нельзя ли поохотиться. Страшная тоска сидеть и ничего не делать!

– Да, сеньор, – вежливо согласился Розалес. – Я тоже порядком скучаю. Хотите, поедем вместе: я знаю, где тут лучше всего поохотиться.

– Конечно, это будет мне очень приятно, – сказал Бридж и сразу подумал, что Розалес был приставлен шпионить за ним, а, может быть, даже собирается пустить ему пулю в спину.

Розалес кликнул солдата, чтобы тот седлал двух коней, и вскоре Бридж и Розалес выехали из лагеря. Там, где дорога была узкая и приходилось ехать гуськом, Бридж пропускал Розалеса вперед, и мексиканец любезно позволял американцу ехать позади.

Если им руководили другие соображения, а не шпионаж, он, очевидно, выжидал момент.

В том месте, где дорога спускалась в долину, Розалес неожиданно предложил повернуть на север.

– В долине нет никакой охоты, – убеждал Бриджа Розалес.

– Может быть, и найдется, – беспечно ответил Бридж, а затем, издав неожиданно крик изумления, указал рукой через плечо Розалеса. – Что это? – закричал он.

Мексиканец быстро обернулся.

– Я ничего не вижу, – сказал Розалес.

– Может быть, теперь увидите! – крикнул Бридж, направляя на него дуло своего карабина.

– Сеньор Бридж! – воскликнул Розалес. – Что с вами?

– Если вы дорожите своей жизнью, – сказал Бридж, – то слезайте с вашего пони и держите руки вверх. Живо!

Розалес мрачно исполнил приказание.

– Повернитесь ко мне спиной! – скомандовал Бридж, и когда мексиканец повиновался, Бридж слез с коня и снял с пояса Розалеса револьвер.

– Теперь ступайте, Розалес, – сказал Бридж, – и если снова в ваши руки попадет американец, вспомните, что я пощадил вашу жизнь, когда мне было так легко убить вас, что для меня было бы несравненно безопаснее.

Мексиканец ничего не ответил, но его злобное лицо не предвещало ничего доброго тому американцу, который имел бы несчастье попасться ему. Он медленно повернулся и пошел к лагерю Пезиты.

"Я буду уже на полпути к Эль-Оробо, – подумал Бридж, – прежде чем он успеет рассказать Пезите, что с ним случилось".

Затем он снова вскочил на коня и спустился в долину, ведя за собой пони Розалеса, которого он боялся отпустить, потому что тот, без сомнения, вернулся бы обратно в лагерь, да еще вдобавок мог встретить Розалеса на полпути. Бриджу было необычайно важно выиграть время; нужно было, чтобы Пезита как можно позже узнал о его бегстве.

Бридж не знал, что приключилось с Билли, потому что Пезита постарался, чтобы до него не дошли никакие сведения. Несмотря на это, Бриджа очень тревожило продолжительное отсутствие друга. Он знал, что, отправляясь в Эль-Оробо, к своим отъявленным врагам, Билли рисковал и свободой и жизнью.

А далеко позади него Розалес уныло брел по крутой каменистой дороге и придумывал самые ужасные пытки для первого американца, который попадется ему в руки.

Глава XXVII

Смерь Эдди

Билли Байрн и Эдди Шортер упорно следовали по лощине, уходившей в горы. Сперва по обе стороны, на расстоянии около мили, они видели остальных, но скоро въехали в горы и потеряли их из вида.

Оба – и Байрн и Эдди – чувствовали, что случайно попали на верный след. В узком горном проходе, по которому они ехали, виднелась хорошо наезженная тропа. Это было идеальное место для засады, и оба молодых человека вздохнули свободнее, когда выехали из ущелья и очутились в более открытой местности. Это было неширокое плоскогорье между отрогами и главной цепью гор.

Здесь снова ясно обозначалась тропа. Взглянув вперед, Эдди увидел, что она уходила по направлению к пятну яркой зелени, выделявшемуся у подножия тусклых серовато-коричневых гор. Эдди издал радостное восклицание:

– Мы на верном пути, дружище, – сказал он. – Там должна быть вода, – и он указал на зеленое пятно. – Там должна быть и их деревня. Я никогда не был в этих местах. Но бьюсь об заклад, что их становище здесь.

Они поехали в гору, направляясь к замеченной ими зелени. Иногда они видели ее, иногда же она исчезала за поворотом. Они теряли ее из виду, когда спускались в овраги и рытвины, но все же это зеленое пятно было их путеводной точкой. Они больше не сомневались, что дорога, по которой они ехали, вела прямо туда. И в то время как они ехали к этому месту, понукая своих усталых пони, пара черных сверкающих глаз наблюдала за ними из этого самого зеленого оазиса.

Гибкое коричневое тело часового лежало, удобно растянувшись на траве, на краю небольшого пригорка, под которым должны были проехать всадники, прежде чем достигнуть деревни.

Неподалеку от него низвергался сверху родник чистой прозрачной воды и образовывал внизу, между скалами, маленькие озера. Этой водой пиманы орошали свои небольшие поля, прежде чем вода снова уходила в землю.

Рядом с часовым лежала длинная винтовка нового образца. Глаза его, не мигая, следили за двумя точками, двигавшимися далеко внизу. Он уже давно сообразил, что это были чужестранцы.

Другое коричневое тело проскользнуло к нему, и человек выглянул вниз, через край склона, на дерзких белых людей. Он шепотом сказал несколько слов часовому, а затем пополз обратно и исчез.

Билли Байрн и Эдди Шортер неуклонно двигались вверх по извилистой дороге. Каждый из них чувствовал, что в любой момент какой-нибудь караульный может обнаружить их приближение и что пуля наверняка сразит одного из них, и все же они не колеблясь рисковали своей жизнью ради девушки, которая была в плену где-то среди этих гор.

Когда они подъехали ближе, Эдди заметил тонкий столб дыма, подымавшийся между деревьями. Теперь он окончательно убедился, что они случайно попали на путь, ведущий в деревню пиманов.

– Теперь смотрите в оба, – сказал Эдди, когда они спустились в овраг, из которого, судя по его расположению, дорога вела вверх прямо в деревню. – Если они захотят нас подцепить, так это будет именно здесь.

Как будто в подтверждение его слов, над ними раздался ружейный выстрел. Эдди судорожно подпрыгнул в седле и схватился за грудь. – Я ранен, – сказал он почти спокойным голосом. В ответ прогремел револьвер Байрна, направленный туда, где Билли увидел струйку дыма после выстрела. Затем Билли повернулся к своему спутнику.

– Серьезно ранен? – спросил он.

– Да, кажется, – ответил Эдди слабым голосом. – Что нам делать? Спрятаться здесь или ехать обратно за другими?

Снова раздался над ними выстрел, и лошадь Эдди упала под ним.

На этот раз тщательно наблюдавший Билли увидел стрелявшего человека – в нескольких шагах от того места, откуда он стрелял в первый раз. Билли снова выстрелил: коричневое тело слегка поднялось с земли и покатилось по траве.

– Я полагаю, нам придется остаться здесь, – сказал Билли, грустно глядя на павшую лошадь Эдди.

Эдди встал, но при этом зашатался и побледнел как полотно. Билли спрыгнул с лошади и подбежал к нему, чтобы поддержать. Снова раздался выстрел, и лошадь Билли рухнула на землю.

– Черт! – громко выругался Байрн. – Нужно выбираться отсюда!

И подняв на руки своего раненого товарища, он побежал под прикрытие утеса, с вершины которого индейцы их обстреливали. Прижавшись к отвесной скалистой стене, они оказались вне досягаемости выстрелов; но Билли на этом не успокоился.

Там, где лежала деревня, Билли увидел место, которое, по его мнению, представляло великолепный защитный пункт. Здесь гора была менее крута, и над этим местом и вокруг него лежали большие глыбы.

К ним-то и направился Билли, перекинув Эдди через плечо. Бедный юноша страшно страдал: но он закусил губы и подавлял крики, готовые вырваться при каждом шаге его товарища, боясь привлечь внимание неприятеля на их передвижение.

Над ними все было тихо; однако Билли знал, что зоркие краснокожие враги подкрадываются к тому краю утеса, выискивая свою добычу. Если бы он мог укрыться за глыбами, раньше, чем пиманы его увидят!

Те немногие минуты, которые понадобились на то, чтобы пройти двести футов, показались Билли Байрну целой вечностью. Наконец он втащил почти потерявшего сознание Эдди между двумя огромными глыбами под самым краем утеса и очутился в небольшой естественной крепости, хорошо приспособленной для защиты.

Сверху они были защищены от обстрела индейцев громадной нависающей глыбой, в то время как другая глыба, стоявшая как раз впереди них, защищала их со стороны дороги.

Глыбы меньших размеров, рассеянные вокруг, укрывали их от флангового огня. Как только Билли спрятал Эдди в сравнительно безопасное место, он принялся лихорадочно сооружать невысокий барьер со стороны деревни, откуда можно было ожидать нападения.

Устроив укрепление, он обратил внимание на противоположную сторону и вскоре воздвиг и здесь подобное же укрепление. Затем посмотрел на Эдди, не переставая зорко следить за обоими подходами к своей крепости.

Юноша лежал на боку и глухо стонал. Кровь окрашивала его губы и ноздри, и когда Билли Байрн расстегнул его рубашку и увидел зияющую рану на груди, понял, насколько серьезно было положение его товарища. Эдди, почувствовав прикосновение руки, открыл глаза.

– Вы думаете, мне пришел конец? – спросил он беспокойно.

– Ничего подобного! – весело солгал Билли. – Пустая царапина. Через день-два ты будешь опять молодцом!

Эдди уныло покачал головой.

– Хотел бы я вам поверить, – сказал он. – Я все время мечтал, что вернусь домой и увижу мать. Я ни о чем другом не думал с тех пор, как вы сказали мне, как она без меня скучает. Я вижу ее теперь перед собой так ясно, как будто я дома. Бьюсь об заклад, что она теперь моет пол в кухне. Мать вечно что-нибудь мыла. Ох, как жаль, что со мной должна была случиться такая история, как раз когда я захотел вернуться домой!

Билли не знал, что ему сказать.

– Домой! – прошептал Эдди. – Домой!

– Ты поедешь, мальчуган, домой, – ласково успокаивал его Билли. – Парни с фермы должны были слышать выстрелы. Они приедут к нам на выручку. Тогда мы справимся с индейцами и отвезем тебя в Эль-Оробо, а там ты живо поправишься!

Эдди взглянул на Билли и попытался улыбнуться. Он положил свою уже побледневшую руку на руку Билли.

– Спасибо, дружище! – прошептал он чуть слышно. – Я знаю, что вы говорите неправду. Но мне все же приятно, что вы это сказали!

Билли только произнес:

– А, черт!

– Слушайте, – снова начал Эдди после минутного молчания. – Если вы когда-нибудь вернетесь в Штаты, то обещайте мне заглянуть к отцу и матери. Скажите им, что я собирался домой, чтобы остаться с ними навсегда. Скажите им, что я умер честно, так, как дед, сражаясь.

– Ясно, – сказал Билли, – я все им скажу. Ух! Смотри, идут! При этих словах он распластался на земле, как раз в ту минуту, когда пуля шлепнулась в скалу над его головой.

– Чуть не попал в меня! Не надо было зевать.

Он тихонько приподнялся на локтях, держа ружье в руках, и заглянул в небольшое отверстие между двумя камнями. Затем просунул туда дуло ружья, прицелился и спустил курок.

– Попали? – заинтересовался раненый.

– Да, – сказал Билли и снова выстрелил. – И опять попал! Я думаю, теперь они не так скоро к нам придут. Эти двое были на открытом месте и ползком двигались к нам. Они, верно, думали, что мы дрыхнем.

Около часа Билли не видел и не слышал неприятеля, хотя он несколько раз приподнимал над бруствером свою шляпу на дуле ружья, чтобы привлечь огонь.

Дело уже близилось к вечеру, когда до их ушей донеслись слабые звуки отдаленных ружейных выстрелов.

– Ковбои идут! – прошептал Эдди запекшимися губами. Стрельба продолжалась с полчаса. Затем в горах снова воцарилась мертвая тишина. Эдди начал бредить. Он говорил о Канзасе, о доме и несколько раз просил воды.

– Потерпи, мальчуган! – умолял его Билли. – Парни будут здесь через минуту, и тогда мы принесем тебе воды, сколько захочешь.

Но парни не приходили. Билли встал, чтобы размять ноги и посмотреть вверх и вниз по горной дороге, не прятались ли где индейцы. Он размышлял, не попробовать ли ему прорваться в долину, где он мог встретиться с товарищами. В то время как он серьезно обдумывал этот шаг, послышалась ружейная трескотня, и Билли Байрн упал вперед.

– О, боже! – вскричал Эдди. – В него попали, в него попали! Байрн шевельнулся и попытался встать.

– Чуть не попали! – сказал он, с трудом поднимаясь на колени.

Поверх бруствера он увидел с полдюжины индейцев, быстро бегущих к самодельной крепости; он увидел их сквозь красный туман, застилавший ему глаза, не из-за крови, а из-за обуявшей его ярости. С проклятием вскочил он на ноги. Все его туловище до колен оказалось на виду у неприятеля, но Билли об этом не думал. Он уже не помнил себя. Он быстро прицелился в индейца, бежавшего теперь по открытому месту. Те бежали с дикими завываниями, иногда останавливаясь, чтобы стрелять в безрассудного белого человека, представлявшего для них такую прекрасную мишень.

Но они слишком спешили. Пули свистели и жужжали, попадая в нависшую глыбу над головой Билли, задевали его рубашку, брюки, шапку, а он все стоял, не шелохнувшись, хладнокровно стреляя в нападающих.

Один за другим падали пиманы, пока наконец последний индеец, бешено бросившийся на белого человека, не оказался сраженным пулей в лоб у самого бруствера.

Эдди Шортер с трудом приподнялся на локте, чтобы следить за битвой. Когда она кончилась, он откинулся назад, и кровь хлынула у него изо рта.

Последний пиман упал. Билли обернулся, чтобы взглянуть на своего товарища. Увидев его в этом состоянии, Билли опустился на колени около умирающего и положил его голову на свою согнутую руку.

– Ты должен лежать смирно, – сказал он. – Тебе нехорошо так много двигаться.

– Это стоило посмотреть, – прошептал Эдди. – Настоящая битва! Как ловко вы держались один против них всех!

– Странно, что парни все еще не пришли, – сказал Билли беспокойно.

– Да, – со вздохом ответил Эдди. – Теперь время доить коров, и я решил сегодня вечером отправиться в Шоуни... Какие вкусные булки мама печет... Я...

Билли Байрн низко склонился, чтобы уловить еле слышные слова. Голос затих. Билли опустил всклокоченную рыжую голову на твердую землю и отвернулся.

На реснице самого грубого парня западной части Чикаго заблестела слеза.

Вечер прошел и наступила ночь, но Билли Байрн не дождался ни новой атаки, ни помощи. Пуля, которая свалила его, только оцарапала ему лоб. Хотя лицо его было залито кровью, эта рана нисколько не мешала ему, и как только стало темно, он начал подумывать о том, чтобы выйти из "крепости".

Сперва он снял с Эдди пояс с патронами, взял у него из кармана разные безделушки, которые хотел отдать его матери на память, затем вынул замок из карабина и положил его себе в карман, чтобы привести в негодность ружье.

– Как жаль, что я не могу похоронить тебя, дружище! – были последние слова Билли, когда он перелез через бруствер и исчез в темноте.

Глава XXVIII

Деревня пиманов

Билли Байрн осторожно продвигался в темноте; но он не возвращался туда, где его ожидало спасение и безопасность, а лез вверх по крутой горной тропинке, которая вела прямо в деревню пиманов.

Вскоре он услышал звук голосов, и когда прошел небольшое расстояние, перед его глазами вдруг открылась жуткая картина.

В темноте ночи, среди грозных гор, на улице индейского поселка горели костры, бросавшие кровавые отблески на бронзовые лица и низкие соломенные хижины. Несколько женщин громко рыдали. Билли догадался, что это были вдовы тех, которых он убил днем.

Билли подполз ближе, укрываясь в густом кустарнике, в изобилии росшем вокруг. Нигде не было признака часовых. Билли изумился неосторожности индейцев, которые, казалось, совершенно не боялись нападения. Вдруг ему пришло в голову, что та стрельба, которую он и Эдди слышали днем, означала, быть может, полное уничтожение остальных американских ковбоев из Эль-Оробо. Тогда беспечность индейцев становилась понятнее...

"Теперь, значит, черед за мной", – подумал Билли и продвинулся ближе к хижинам. Он зорко следил за всем и прислушивался ко всем звукам, но нигде не было и признака той, которую он искал.

До полуночи он лежал, спрятавшись, и все это время женщины продолжали вопить. Затем индейцы разошлись по хижинам, и в деревне воцарилась тишина.

Тогда Билли подполз ближе. Он смотрел на каждую хижину жадным вопросительным взором. В какой из них спрятана Барбара? Он заметил те хижины, в которые входили индейцы. Были три хижины, в которые не входил никто. Эти должны были быть в первую очередь подвергнуты осмотру.

Ночь была темная. Луна еще не всходила, только догорающие костры бросали кругом колеблющийся и неясный свет. Держась в тени, Билли Байрн подползал все ближе и ближе. Вот он очутился совсем рядом с хижиной, которая первая привлекла его внимание.

Несколько минут лежал он, напряженно прислушиваясь к малейшему звуку внутри; но там было совершенно тихо. Он подполз к дверям и заглянул в щель. Полный мрак окутывал внутренность хижины.

Билли смело шагнул в нее. Если он не мог никого видеть, то ведь и его не могли разглядеть. "Поэтому, – думал Билли, – если бы в хижине оказались враги, то шансы у нас оказались бы равными".

Он осторожно ступал по мягкому полу, часто останавливаясь и прислушиваясь. Наконец он услышал впереди какой-то легкий звук. Его пальцы стиснули револьвер, который он держал в правой руке. Билли хотел избежать лишнего шума.

Снова он услышал тот же звук. Он напоминал теперь испуганный вздох женщины. Билли издал глухое рычание, искусно подражая собаке.

Снова послышался вздох, а затем женский голос произнес на чистом английском языке:

– Ступай прочь!

Билли произнес шепотом:

– Ш-ш-ш! – и на цыпочках подошел ближе. Протянув вперед руки, он вскоре коснулся человеческого тела, которое с криком отпрянуло от него.

– Барбара! – прошептал Билли, склоняясь к ней.

Рука ощупью нашла его в темноте и ухватилась за рукав.

– Кто вы? – спросил тихий голос.

– Билли, – ответил он. – Вы здесь одна?

– Нет, меня стережет старуха, – ответила девушка.

В ту же минуту они услышали около себя какое-то движение. Кто-то быстро пробежал мимо них, показавшись на один миг на фоне открытой двери.

– Это она! – закричала Барбара. – Она услышала вас и побежала за помощью.

– Скорее, скорее! – ответил Билли, поднимая ее на ноги. Но они не успели выйти из хижины, как крики старухи подняли лагерь.

Билли сунул револьвер в руку Барбары.

– Нам придется сражаться, голубка, – сказал он. – Но лучше вам умереть, чем оставаться одной среди этих дьяволов...

Когда они вышли из хижины, воины уже сбегались со всех сторон. Старуха стояла посреди деревни и пронзительно кричала. Билли, держа Барбару впереди себя, чтобы защищать ее своим телом, повернул к выходу из деревни.

Он не стрелял, надеясь, что они не будут замечены. Но едва они прошли десяток шагов, как прозвучал ружейный выстрел и пуля прожужжала над головой. Их все-таки увидели!

Индейцы, разбуженные ото сна, еще плохо соображали. Они вообразили почему-то, что на них напал большой отряд, и растерялись. Этот страх держал их в оцепенении несколько минут, в продолжение которых Билли и Барбаре удалось достигнуть вершины утеса, с которого впервые индейцы обстреляли Билли и Эдди.

Здесь их уже не могли видеть...

Билли бросился бежать, почти неся девушку в своих сильных руках.

– Если нам удастся достичь холмов, – сказал он, – мы, пожалуй, увильнем от них; но нам придется идти всю ночь. Тогда к утру мы дойдем до реки и доберемся до Эль-Оробо. Это длинный путь, но мы должны его пройти, Барбара. Если дневной свет застанет нас в стране пиманов, нам придет конец. Хорошо еще, – прибавил он, – что наша дорога идет все время под гору!

– Только бы нам удалось пробраться мимо часового, Билли, – ответила Барбара, дрожа.

– Мимо какого часового? – спросил Билли. – Я не видел ни одного, когда шел сюда.

– Ночью часовой стоит на дороге, – ответила девушка. – Днем он перебирается ближе к деревне, на вершину этого утеса, откуда он может видеть всю долину. Но ночью пост часового дальше внизу, в самой узкой части дороги.

– Хорошо, что вы меня предупредили, а то я прямо наткнулся бы на него, – сказал Билли. – Я думал, что мы уже оставили их всех позади.

После этого они пошли осторожней, и когда достигли той части дороги, где можно было ожидать встречи с часовым, Барбара еще раз напомнила об этом Билли. Как два вора, крались они в тени вдоль скалистой стены, окаймлявшей дорогу.

Внутренне Билли проклинал темноту ночи, скрывавшую от их взгляда все, что находилось более чем в двух шагах. Однако, может быть, эта самая темнота и спасла их, потому что она так же успешно скрывала их от врагов. Они дошли до места, где, по убеждению Барбары, должен был находиться часовой. Билли почувствовал, как пальцы Барбары крепко схватились за его левую руку, и это прикосновение вызвало в нем сладостный трепет.

Вдруг черная тень выросла перед ними, и без предупреждения, почти в упор грянул выстрел.

Глава XXIX

Нападение на Эль-Оробо

Антон Хардинг нервно шагал по веранде главного дома в ожидании известий от тех, кто выехал искать его дочь.

Каждый случайный клуб пыли, поднятый ветром на пересохшей равнине к югу от фермы, пробуждал в нем новые надежды; но каждый раз этим надеждам не суждено было сбыться.

На северо-западе показался всадник. Мистер Хардинг печально покачал головой. С этой стороны вестей от Барбары быть не могло; однако он не отрывал глаз от всадника, пока тот не въехал во двор фермы и не остановил взмыленного пони у ступеней веранды. Тогда только мистер Хардинг узнал прибывшего.

– Бридж! – воскликнул он. – Что привело вас сюда? Разве вы не знаете, что подвергаете себя и нас опасности, показываясь здесь? Генерал Вилла подумает, что мы вас укрываем!

Бридж спрыгнул с седла и взбежал на веранду.

– Сколько у вас здесь людей, на которых вы можете положиться? – спросил он, не обращая никакого внимания на протесты Хардинга.

– Ни одного! – ответил Хардинг. – К чему вы это спрашиваете?

– Ни одного? – вскричал Бридж. – Разве у вас нет китайца и двух верных мексиканских слуг?

– О, да, конечно, – согласился мистер Хардинг. – Но почему вы об этом спрашиваете?

– Пезита едет сюда разгромить Эль-Оробо. Он, вероятно, уже совсем близко. Созовите людей. Мы перетащим в дом все оружие, которое имеется на ферме, и забаррикадируем выходы. Может быть, нам удастся оказать им сопротивление. Что вы знаете о мисс Барбаре?

Антон Хардинг только грустно покачал головой.

– Ну, значит, нам придется остаться здесь, – сказал Бридж. – Если бы мисс Барбара уже нашлась, мы могли бы попытаться бежать, но сейчас мы должны ждать тех, кто отправился ее искать.

Мистер Хардинг кликнул обоих мексиканцев, а Бридж побежал на кухню и приказал китайцу идти в дом. Затем бывший бухгалтер захватил в доме служащих все оружие и патроны, какие он там нашел, и перенес их в главный дом. С помощью других он забаррикадировал двери и окна первого этажа.

– Мы будем вести бой из окон верхнего этажа, – объяснил он Хардингу, – Если Пезита приведет с собой не слишком большой отряд, мы продержимся до тех пор, пока не придет помощь из Куиваки. Позвоните сейчас же туда по телефону. Быть может, Вилла вышлет отряд: он должен же вас защитить от бандитов! Я полагаю, что Вилла и Пезита не питают друг к другу особенно дружеских чувств.

Антон Хардинг торопливо подошел к телефону и вызвал центральную станцию в Куиваке.

– Да скажите барышне, – закричал Бридж, глядевший в отверстие забаррикадированного окна, – что они уже идут и что, по всей вероятности, они первым делом перережут телефонный провод.

Хардинг прокричал в телефон всю историю и просьбу о помощи; затем в комнате стало на несколько мгновений тихо, пока он слушал ответ телефонной барышни.

Бридж вопросительно смотрел на Хардинга. Вдруг он увидел, что старик весь побагровел и воскликнул:

– Невозможно! Господи! Неужели это правда?

Затем повесил трубку и отошел от аппарата с лицом, на котором было написано глубокое отчаяние.

– В чем дело? – вскричал Бридж.

– Вилла открыто выступил против Америки, – ответил Хардинг уныло. – Барышня, очевидно, дружески настроенная к нам, прямо предупредила не обращаться к нему, объяснив, в чем дело. Как раз сейчас Вилла собирается выступить в Новую Мексику с двадцатью пятью сотнями солдат. Вот результат нашей безумной империалистической политики последних лет! Гонение на нас уже началось: сегодня вечером в Куиваке без суда повесили трех американцев. Это ужасно! Ужасно! Мы обречены на гибель. Если даже отобьем нападение Пезиты, мы ни в каком случае не сможем пробраться к границе.

– Да, плохо дело! – согласился Бридж. – Хуже и придумать нельзя! Во всяком случае, пока мы здесь и пока у нас хватит патронов, мы должны сопротивляться. Вы на нашей стороне? – обратился он к китайцу и к обоим мексиканцам.

Те уверили его, что они не питают любви к Пезите и предпочитают сражаться с ним, чем переходить на его сторону.

– Отлично! – воскликнул Бридж. – А теперь живее наверх! Через пять минут они ворвутся во двор, и мы должны устроить им такой прием, чтобы они сразу ошалели.

Он повел их наверх, где все пятеро заняли позиции у окон переднего фасада. Неприятельский отряд из двадцати солдат мчался карьером в сторону дома.

– Пезита с ними! – вскоре объявил Бридж. – Это вот тот маленький человек, на гнедом пони. Постойте, пусть они подъедут ближе: тогда мы их угостим! Только берегите патроны – у нас их не слишком много.

Пезита, не ожидавший никакого сопротивления, смело въехал во двор. Маленький отряд остановился у конторы и дома служащих. Трое или четверо солдат спешились и вбежали в здание в поисках жертв. Не найдя никого, они двинулись к главному дому.

– Ложитесь, – скомандовал Бридж своим товарищам. – Не нужно, чтобы они нас видели. Не стреляйте, пока я не скомандую.

Всадники приближались теперь тихим шагом. Бридж подождал, пока они не оказались в нескольких футах от дома, и тогда скомандовал:

– Пли!

Из верхних окон, звеня, посыпались стекла. Три солдата покачнулись и упали с седел. Пали две лошади. Остальные всадники с проклятиями повернули своих коней и галопом помчались к конторе, преследуемые огнем защитников дома.

– Начало недурно, – закричал Бридж. – Могу побиться об заклад, что мистер Пезита несколько опечален. Вот они зашли за здание конторы. Верно, они останутся там некоторое время, чтобы обсудить случившееся и подогреть мужество для новой атаки. В следующий раз они накинутся на нас с другой стороны.

– Вы двое, – продолжал он, обращаясь к мексиканцам, – займите позиции на западной и южной стороне дома. Синг может остаться здесь с мистером Хардингом. Я возьму на себя северную часть, что против конторы. Стреляйте в первого, кто высунет голову. Если мы сможем удержаться до наступления темноты, нам, пожалуй, удастся отсюда выбраться. Не подпускайте их близко, чтобы они не могли поджечь дом. Они, наверное, попытаются это сделать.

Только через четверть часа последовала вторая атака. Пять спешившихся солдат ринулись к северной части дома; но когда Бридж сразил первого из них раньше, чем он пробежал десять шагов, и ранил второго, то остальные отступили, ища прикрытия. Несколько раз пытался Пезита приблизиться к дому со своими солдатами, но каждый раз их атаки отбивались, и наконец он отказался от своего намерения поджечь дом или взять его штурмом.

– Они ожидают темноты, – сказал Бридж мистеру Хардингу во время перерыва враждебных действий. Мы погибли, если ковбои вовремя не вернутся из-за реки!

– Не можем ли мы уйти отсюда, когда стемнеет? – спросил Хардинг.

– Пожалуй, это единственная надежда, если не придет помощь, – ответил Бридж.

Но когда настала ночь и осажденные сделали попытку покинуть дом, они были встречены градом пуль. Один из мексиканцев упал, смертельно раненный. Другие едва успели втащить его в дом и снова забаррикадировать дверь, как пять солдат Пезиты бросились на их укрепления. Их удалось отбить с большим трудом. Снова наступил перерыв, но всякая надежда на бегство пропала, и Бридж приказал защитникам занять прежние посты у верхних окон, откуда они легче могли наблюдать за передвижениями врага.

По мере того, как тянулись томительные часы, защитниками овладело чувство безнадежного отчаяния. Патроны были почти все израсходованы – на каждого человека оставалось по нескольку зарядов. Было ясно, что Пезита из чувства мести не отступит теперь, пока не овладеет крепостью.

С такими невеселыми перспективами ожидали они решительной атаки и боялись не дотянуть до нее своего небольшого запаса патронов. Штурм начался как раз перед рассветом. Со всех сторон послышались ружейные выстрелы и дикие крики бандитов. Из первоначального числа солдат их едва ли осталось двенадцать, и все же они на этот раз достигли веранды и начали таранить главную дверь…

Глава XXX

Бегство

Услышав так близко от себя ружейный выстрел, Билли Байрн быстро оттолкнул Барбару в сторону и бросился вперед, чтобы схватиться с человеком, преграждавшим им путь к свободе.

Часовой был, по-видимому, застигнут врасплох и растерялся больше, чем они: его торопливый выстрел не причинил вреда никому. Билли бросился на него так стремительно, что индеец не смог зарядить снова свое старинное ружье. Оба повалились на землю, причем каждый старался схватить противника за горло. Но в силе и ловкости индеец далеко уступал тренированному борцу, каким был Билли.

Барбара Хардинг подбежала к борющимся, чтобы помочь своему защитнику, но оба противника катались по земле, сплетенные в тесный клубок, и она не могла нанести удара, боясь ранить Билли. Вскоре она увидела, что Билли не нуждается в ее помощи: голова индейца медленно склонилась вперед под стальными мускулами Билли, раздался треск переломанного позвоночника, и человек, который за минуту до того был полон силы и жизни, откатился в сторону мертвый.

Билли Байрн вскочил на ноги и встряхнулся, как большая дворняжка, которую помяли в драке.

– Идем, – прошептал он. – Нужно спешить! Выстрел этого парня привлечет сюда индейцев!

И они снова пустились бежать по незнакомой дороге.

Они почти все время молчали. Билли держал девушку за руку и поддерживал в трудных и опасных местах. По мере того, как они шли, в сердце Билли росла обида на судьбу и сознание ее несправедливости. Чем он был хуже глупых буржуазных сынков, смело подходивших к этой девушке и рассчитывавших на ее взаимность? Остро, как никогда, почувствовал он всю неслыханную несправедливость "демократического строя" "свободной Америки". Кто он? Пария! Все его усилия, его готовность работать, учиться, совершенствоваться никогда не пробьют стены условностей, отделяющей его от Барбары. Пусть так. Он готов вскарабкаться на эту стену или, еще лучше, разломать ее своими руками. Силы у него хватит! Где-нибудь на далеком юге найдет он спокойный уголок, где сможет начать работу. Он сумеет сплотить вокруг себя тысячи обездоленных и вести их к победе... И она будет с ним... Но еще не время об этом мечтать! Он пока окружен врагами во враждебной, незнакомой стране.

Они шли все вперед и вперед. Уже близился день. Где-то впереди раздавались иногда далекие ружейные выстрелы. Билли не мог понять, что они означали. Когда же они приблизились к ферме и он убедился, что выстрелы доносятся оттуда, он ускорил шаг.

– Кто-то обстреливает ферму, – высказал он свое предположение. – Интересно, кто бы это мог быть?

– Вероятно, ваш друг Пезита, – едко заметила девушка. Билли ничего не ответил. Они достигли реки, и, так как Билли не знал, где находится брод, он прыгнул в воду с первого попавшегося места, увлекая за собой девушку. В глубоких местах он плыл, а Барбара цеплялась за его плечо. Таким образом они быстро переправились на противоположный берег.

Билли на секунду остановился, чтобы вылить воду из дула ружья, которое несла Барбара во время переправы, а затем бросился к ферме, откуда доносился шум битвы, делавшийся все более громким.

На ферме царил ад. В ту минуту, как Бридж заметил, что несколько нападающих достигли верхней площадки веранды, он подозвал к себе мексиканца и китайца и приказал им следовать за ним в нижний этаж, откуда они могли лучше отбить новую атаку. Мистера Хардинга он убедил остаться наверху.

Десяток солдат яростно таранили дверь. Уже одна панель расщепилась, и Бридж мог видеть через брешь фигуры бандитов. Он поднял винтовку и выстрелил. Послышался вопль, и один из нападающих упал. Остальные громко проклинали осажденных.

Три защитника дали еще несколько залпов через пробитую щель, а затем Бридж заметил, что китаец перестал стрелять.

– В чем дело? – спросил он.

– Вся ушла, – ответил тот, указывая на пустой пояс.

В ту же минуту мексиканец отбросил свою винтовку и побежал к окну на противоположном конце комнаты. Весь запас зарядов был исчерпан, а вместе с ними его покинуло и мужество. Бегство оказалось единственным оставшимся выходом.

Бридж не делал попыток его удерживать. Он сам рад был бы покинуть дом, но не хотел бросать Антона Хардинга, и был уверен, что старик не сможет бежать.

– Беги и ты, Синг, – сказал он китайцу, выпуская еще пулю в отверстие двери. – Ты больше ничем не можешь помочь. Может быть, они теперь все на этой стороне, и тебе удастся скрыться. Вы оба великолепно сражались. Я желал бы дать вам нечто более вещественное, чем благодарность, но... это все, что у меня есть.

– Я ушла, – весело ответил Синг и секунду спустя лез в окно вслед за мексиканцем.

А в это время дверь рухнула, и шесть солдат, за которыми следовал сам Пезита, ворвались в комнату.

Бридж стоял у подножия лестницы и держал карабин прикладом вверх, потому что он только что выпустил последнюю пулю. Он знал, что должен умереть, но решил продать свою жизнь подороже и до последней минуты защищать отца любимой девушки.

Пезита увидел по его позе, что у него нет патронов. Он оттолкнул ружье солдата, собиравшегося пристрелить Бриджа.

– Подождите! – скомандовал он. – Перестаньте стрелять! У него нет патронов. Сдаешься? – спросил он Бриджа.

– Не раньше, чем вышибу мозги из головы одного или двоих твоих друзей, – ответил тот. – Нет, Пезита, если ты хочешь взять меня, то тебе придется сперва меня убить.

Пезита дернул плечами.

– Отлично! – сказал он. – Мне все едино. Внимание! – обратился он к своим людям. – Готовься! Целься!

Десять солдат прицелились в Бриджа. В полумраке оливковые лица мексиканцев производили жуткое впечатление. У Бриджа перекосилось лицо, легкая дрожь пробежала по его телу, но затем он выпрямился и, улыбаясь, взглянул Пезите в лицо.

В окне, через которое убежали китаец и мексиканец, вдруг появилась фигура мужчины. Быстро окинул он взглядом сцену, разыгравшуюся в комнате.

– Эй! – заорал он неистово. – Прекратите эту ерунду! – и спрыгнул в комнату.

Удивленный Пезита повернулся к пришельцу, не успев дать команду стрелять.

– Ах! – воскликнул он. – Милейший капитан Байрн! Вы пришли как раз вовремя, чтобы полюбоваться, как заплатит за свои преступления шпион и изменник.

– Посмотрим! – пробурчал Билли и прицелился в него.

Он поспел как раз вовремя, чтобы спасти человека, который любил Барбару и которого, как Билли думал, она тоже любила.

Но он сейчас не думал об этом. Он забыл все, кроме своей преданности другу.

– Опустить ружья! – скомандовал Билли солдатам. – Опустите ружья, черт возьми, или я пристрелю Пезиту! Скажи им, чтобы они опустили ружья, Пезита. Иначе я пущу пулю в твою башку.

Пезита должен был исполнить приказ.

– А теперь подавайте сюда патроны! – крикнул Билли, и когда патроны были сложены на полу у его ног, он велел Бриджу разоружить главаря бандитов.

– Жив ли мистер Хардинг? – спросил он Бриджа и, получив утвердительный ответ, крикнул старику, чтобы он спустился.

Вскоре после того, как тот спустился с ним, в комнате появилась и Барбара.

– Теперь нужно улепетывать, – заявил Билли. – Ни для кого из нас не безопасно оставаться здесь, даже если вы считаете генерала Виллу своим другом. Он на самом деле тоже не любит американцев.

– Мы теперь это знаем, – сказал мистер Хардинг и повторил Билли все, что он узнал от телефонной барышни.

Билли приказал Пезите и его солдатам идти впереди, и все направились к конторе. Американцы вооружились отнятым у бандитов оружием. Китаец и мексиканский слуга, скрывавшиеся поблизости, появились, когда увидели, что банда Пезиты побеждена. Билли нагрузил оставшееся оружие и съестные припасы на свободных лошадей, и маленький отряд тронулся в путь.

– Я думаю, – заметил Бридж, – что, по крайней мере, в первое время нам нечего опасаться погони.

Но погоня появилась раньше, чем они предполагали...

Они доехали до хижины Хозе, когда на западе показался отряд. Билли скомандовал прибавить шаг, чтобы избежать встречи. Но незнакомцы изменили направление и галопом мчались в их сторону.

– Пожалуй, не мешало бы открыть по ним огонь, – сказал Билли. – В этой стране у нас друзей быть не может!

– Не лучше ли немного обождать? – предложил миролюбивый мистер Хардинг. – Вдруг произойдет ошибка!

– Не будет ошибки, если мы подстрелим одного из этих мексиканцев, – ответил Билли. Он пристально вглядывался в приближавшихся всадников и вскоре узнал одного из них. – Это Розалес! – воскликнул он. – Эту сухопарую оглоблю я всюду узнаю. Если уж Розалес в отряде, то мы можем стрелять со спокойным сердцем. Он – главный помощник Пезиты!

Билли вытащил револьвер из кобуры и выстрелил в сторону бывших товарищей. Бридж последовал его примеру. Отряд Розалеса придержал лошадей. Билли вложил револьвер в кобуру и вынул карабин.

– Поезжайте вперед, – сказал он мистеру Хардингу и Барбаре. – Бридж и я задержим этих чертей.

Затем он остановил своего коня и, повернувшись назад, прицелился в кучку всадников. Один из бандитов свалился с седла, и сражение закипело.

К счастью для американцев, с Розалесом была только горсть людей, а сам Розалес никогда не был приверженцем боя на открытом месте. Все утро рыскал он вокруг арьергарда удиравших американцев, но ни одна сторона не наносила другой особого вреда. К вечеру Билли заметил, что Розалес отправил одного из своих солдат назад, откуда они приехали.

– За подкреплением! – пояснил Билли.

Следующий день прошел спокойно, они не встретили ни одного отряда мексиканских солдат.

– Хорошо было бы достичь границы вовремя, чтобы предупредить наших! – сказал Билли озабоченно. – Но об этом и думать нечего. И то уж будет недурно, если мы сами перейдем границу завтра до восхода!

Билли передумал за этот день так много, как никогда. Почему опять судьба нанесла ему удар? Почему его лучший друг полюбил как раз ту девушку, которую любил он сам? Билли знал, что Бридж не догадывался о его любви к Барбаре, и не мог поэтому винить друга; но он не мог примириться с тем поклонением, которое чувствовалось во всем обращении Бриджа с девушкой.

Наступил вечер. Беглецы заметили по тяжелой поступи лошадей, что отдых необходим. Сами они тоже изнемогали от усталости, и когда впереди показалась какая-то ферма, они решили остановиться на ней. Там нашли троих американцев, которые были в полном неведении относительно предполагаемого набега Виллы на пограничный город. Узнав об этом, они вдвойне обрадовались приезду шести вооруженных людей; Барбара тоже шла в счет: она хорошо умела стрелять.

Розалес и его маленький отряд, все время следовавший по пятам беглецов, остановился невдалеке, но им пришлось остаться голодными, в то время как их противников хорошо накормили на ферме. Владельцы ее, братья Кларк и их двоюродный брат Мэсон были единственными обитателями домика. Они настоятельно советовали беглецам отдохнуть у них подольше, по крайней мере, часа два. Граница была в десяти милях, а их лошади еле двигались.

Билли упорно стоял за то, чтобы немедленно отправиться в путь, не дожидаясь, пока к неприятелю прибудет подкрепление, за которым, он был уверен, Розалес посылал гонца. Но все так хотели отдыха, что его совета не послушались и провели на ферме несколько часов. Когда же наконец собрались в путь, оказалось, что путь отрезан…

Глава XXXI

Билли сводит счеты с Пезитой

Наступила ночь. Маленький отряд беглецов принялся вновь седлать пони; но их работа была прервана.

Китаец и Бридж стояли попеременно на часах, наблюдая за той стороной, где отдыхал отряд Розалеса. Выстрел из ружья Бриджа предупредил об опасности.

Выстрелив, Бридж повернулся в седле и велел остальным бежать в дом.

– Их с полсотни! – закричал он. – Бегите!

Билли и братья Кларк вскочили на коней и помчались на помощь к Бриджу, который выпускал заряд за зарядом в приближающегося врага. Мэсон и мистер Хардинг поторопили Барбару скрыться в комнатах.

Мексиканец-слуга последовал за ними. Сингу было поручено закрыть двери и окна, в то время как Билли, Бридж и братья Кларк должны были задерживать неприятеля.

Они медленно отходили к дому, отстреливаясь, в то время как Пезита со всем своим отрядом осторожно двигался вслед за ними. Они уже почти достигли дома, когда Бридж упал с лошади. Билли один заметил, что его друг ранен.

Он спрыгнул с седла, не колеблясь побежал назад к Бриджу и поднял его. Пули свистели вокруг. Какой-то всадник, далеко опередивший своих товарищей, мчался галопом на Билли с обнаженной саблей.

Билли, случайно оглянувшись, вовремя заметил опасность. Он бросил Бриджа и отскочил. Сабля рассекла воздух.

Раньше чем всадник успел опомниться, Билли подскочил к нему и, обхватив его за пояс, стащил с лошади на землю.

Послышался треск костей, брызнула кровь, и капитан Розалес замертво рухнул на землю.

Билли снова поднял Бриджа на руки и на этот раз беспрепятственно достиг дома, хотя из левой его руки текла небольшая струйка крови.

Банда окружила дом и всю ночь обстреливала забаррикадированные окна и стены. Всю ночь горсточка защитников мужественно сражалась. Но они все сильнее чувствовали всю бесполезность своих усилий: из девяти защитников один был убит наповал, трое ранены, а число осаждающих, казалось, не уменьшалось.

Билли провел всю ночь, лежа на животе перед окном и стреляя во врага.

Наконец он покинул свой пост.

– Отправляйтесь все в заднюю часть дома и откройте сильный и частый огонь, – сказал Билли товарищам. – Мне нужен свободный путь, чтобы уехать.

– Куда же вы поедете? – воскликнул один из братьев Кларк.

– На север, – ответил Билли. – Я хочу привести американских пограничников.

– Но они не перейдут границы! – сказал мистер Хардинг. – Вашингтон не позволит этого.

– Посмотрим! – коротко отрезал Билли.

– Вас убьют, – сказал Прайс Кларк.

– Предоставьте это уж мне, – ответил Билли. – Приготовьтесь открыть дверь, когда я прикажу, и сразу же захлопните ее за мной.

Он вывел лошадь из боковой комнаты и вскочил в седло.

– Открывай, ребята! – закричал он.

Прайс Кларк распахнул дверь, Билли пришпорил коня и пригнулся к самой его шее. Через секунду он уже проскочил, и поднявшаяся за этим трескотня выстрелов доказала, что его отважный поступок не прошел незамеченным у неприятеля.

Как стрела, пущенная из лука, помчался маленький американский пони по гладкой равнине. Ружейные залпы только подгоняли испуганное животное. Билли спокойно сидел в седле, отстреливаясь.

В окне дома стояла Барбара Хардинг и как зачарованная смотрела вдаль, пока Билли не скрылся в тусклом свете предрассветных сумерек. Затем, тяжело вздохнув, она отвернулась и заняла свое место около раненого, лежащего в бреду Бриджа, смачивая ему голову холодной водой.

Первые лучи дневного света пронизали небо; Пезита отдал приказ к решительному штурму. Всякая надежда на спасение покинула несчастных осажденных, когда неожиданно с запада донесся топот лошадей.

– Вилла! – с отчаянием простонал Уэсткот Кларк. – Теперь мы погибли!

При слабом свете зари они увидали колонну всадников, развернувшуюся длинной линией.

Бандиты тоже следили за ними и перестали стрелять. Защитники дома собрались у маленьких окон.

– Смотрите! – закричал вдруг Мэсон. – Видите, что развевается над ними?

– Ротные флажки! – воскликнул Прайс Кларк. – Флажки кавалерийского полка Соединенных Штатов!

Светлело. Наблюдавшим у окон осажденным было ясно видны фигуры сражавшихся. В самой гуще поднималась гигантская фигура мужчины в странном одеянии, напоминавшем скорее одежду бандита, чем форму американского солдата, хотя он и сражался на их стороне. Барбара первая заметила его.

– Вот мистер Байрн! – закричала она. – Это он привел солдат!

– Но как же это возможно? – возразил один из братьев Кларк. – У него не было времени доехать до границы!

– Однако это он, – сказал мистер Хардинг. – Конечно, это странно. Я не понимаю, как американские солдаты перешли границу.

Солдаты Пезиты дрогнули и обратились в бегство, но Пезита повернул своего коня к Билли.

– Предатель! – завопил бандит. – Умри же!

Билли почувствовал словно ожог в левой руке. Он презрительно посмотрел на этого человека. Это освободитель Мексики? Это защитник угнетенных? Как же! Просто авантюрист, делающий карьеру и состояние на ловкой эксплуатации народа, мелкий эгоист с подленьким честолюбием... – За несчастную, истекающую кровью Мексику! – повторил он любимую фразу бандита и пустил ему пулю в лоб.

Глава XXXII

И поцелуи на устах…

Оказалось, что отряд кавалерии отбил в ту ночь нападение Виллы и перешел границу, преследуя вилластанцев. Билли случайно наткнулся на него и привел на помощь. Под охраной кавалеристов беглецы благополучно пробрались через границу, и все облегченно вздохнули.

Бриджу была оказана помощь врача. Жена одного офицера приютила у себя мистера Хардинга и Барбару.

Вечером Барбара сидела одна в гостиной и думала о перемене, произошедшей в ее жизни: их последнее прибежище – мексиканская ферма, была разорена дотла. Из богатой наследницы она превратилась в бедную девушку, которой предстояла суровая трудовая жизнь. Но это не пугало ее. Как она была счастлива жить в нужде и заботах – но с ним! Но он разлюбил ее. За все эти дни ни разу не заметила она в его взоре ни нежности, ни страсти...

В это время скрипнула дверь, и на пороге появился Байрн.

Девушка с грустной улыбкой взглянула на него.

– Я пришел за вами, – сказал он. – Я уже однажды отказался от вас, думая, что будет лучше, если вы выйдете замуж за человека вашего круга. Но теперь я вас не отдам никому. Вы моя, и я возьму вас с собой. Вы принадлежали мне раньше, чем Бридж познакомился с вами.

Он шагнул к ней. Она не отшатнулась, только взглянула на него глазами, полными изумления. Он обнял ее.

– Моя! – сказал он хрипло. – Поцелуй меня!

– Подожди! – прошептала она. – Что это значит? Я не думала, что Бридж меня любит, а я никогда не любила его. О, Билли, почему ты давно не сказал так, как теперь? Тогда, в Нью-Йорке? Вместо этого ты толкнул меня к другому человеку, которого я не любила. Я думала, что ты сам меня разлюбил, Билли! Ты обращался со мной, как будто я ничего для тебя не значу. Возьми меня с собой. Возьми меня, куда захочешь. Я люблю тебя и готова жить с тобой, где угодно.

– Барбара! – прошептал Билли, целуя ее.

Полчаса спустя Билли вышел на улицу, чтобы отправиться на ближайшую железнодорожную станцию и взять три билета в техасский город Гальвестон, с целью оттуда переправиться в Рио-де-Жанейро. Антон Хардинг решил ехать с ними.

Тщеславный миллиардер был сломлен. Он не считал больше, что Байрн "не партия" для его дочери... События последних дней показали ему все, что было героического, простого и истинно благородного в этом человеке, выросшем, как сорная трава на заднем дворе темного дома в Чикаго. Он мог под новым именем начать новую жизнь.

Среди толпы, разглядывавшей разрушения, причиненные городку генералом Виллой в предыдущую ночь, стоял крупный мужчина с красным лицом. Случайно он обернулся как раз в ту минуту, когда Билли Байрн собирался пройти мимо него. Оба остановились, узнав друг друга.

– Послушай! – сказал Билли. – У меня сейчас есть возможность уехать и быть счастливым. И того, кто попытается испортить мою жизнь, я убью! Живым я никогда не вернусь обратно в вашу прогнившую лавочку – и все свои силы, всю свою жизнь положу, чтобы с вами бороться. А теперь убирайся с моей дороги! Понял?

На следующий день трое счастливых людей уселись в поезд, который должен был увезти их на юг. Перед отъездом они зашли в госпиталь и попрощались с Бриджем.

Это было месяц спустя. Наступила весна. Около лениво журчащего ручья сидел перед небольшим костром человек. Помятая жестянка, наполовину наполненная водой, стояла в горячей золе. На заостренной палке жарился кусок мяса. Человек заботливо следил за тем, как языки пламени лижут его, и громко декламировал:

Да, его давно уж нету:

Он опять пошел по свету.

И вполне понятно это,

Но скажите: в том краю,

Где над морем блещут грозы,

Там нашел ли счастья грезу,

Пенелопу он свою?