Боксер Билли (№2) - Закоренелый преступник

– Надеюсь, вы не обиделись, – сказал он добродушно. – Вы знаете, мир так скучен, что нужно чем-нибудь скрашивать жизнь. Если у человека нет денег, чтобы купить себе развлечение, он должен его сам придумать.

– Я и не думал обижаться, – уверил его Билли. – Скажите-ка мне еще разок о "Пенелопе с поцелуями на устах" – и тогда вы можете сколько угодно надо мной подшучивать!

Поэт охотно исполнил просьбу, а Билли, устремив глаза на огонь, видел в языках пламени лицо той, которая для него была тоже Пенелопой.

Когда стихотворение было прочитано, Билли поднял помятую оловянную кружку с кофе.

– За здоровье Ниббса! – сказал он и, отпив, передал ее своему новому другу.

– Да, – повторил тот, – за здоровье Ниббса и... Пенелопы!

– Выпейте побольше, – откликнулся Билли Байрн. Поэт вытащил из кармана кисет с табаком и скомканную бумагу.

– Не желаете ли покурить? – спросил он.

– Я не особенно люблю курить чужой табак, – ответил Билли, – но быть может, когда-нибудь я с вами расквитаюсь. А курить мне сейчас здорово хочется! Должен вам сказать – меня дочиста обобрали. У меня нет ровнехонько ничего.

Билли протянул руку за табаком и папиросной бумагой. Его запястье обнажилось, и при свете огня ясно проступили следы железных наручников. При падении с поезда металл сильно вдавился в тело и оставил глубокий след.

Взгляд поэта случайно упал на эти следы. Он чуть заметно приподнял брови, но ничего не сказал и продолжал беседу.

Оба закурили. Поэт читал отрывки из Сервиса и Киплинга, а затем снова вернулся к Ниббсу, который оказался его любимым поэтом. Билли слушал и думал.

– Вы идете в какое-нибудь определенное место? – спросил он вдруг, когда снова возникло молчание.

– На юг или запад, мне все равно, – ответил поэт. – У меня нет ничего определенного, всякое место годится, лишь бы это не был север или восток.

– Совсем как и мне! – воскликнул Билли.

– Тогда давайте путешествовать вместе, – предложил поэт. – Мое имя Бридж.

– А мое имя Билли Байрн. Вот моя рука, – и Билли протянул ему руку.

– Будем путешествовать вместе до тех пор, пока не наскучим друг другу, – сказал Бридж, пожимая руку нового товарища.

– А теперь спать! – заявил Билли.

– Хорошо! – воскликнул Бридж. – Я не понимаю, где опять пропадает Джемс. Он давно должен был бы постлать мне постель и приготовить ванну.

Билли засмеялся и улегся прямо на траве, ногами к костру. В двух шагах от него улегся и Бридж, и спустя пять минут оба спокойно заснули.

Глава V

Товарищи

Билли Байрн присел, потянулся и сладко зевнул.

Его товарищ приподнялся на одном локте. Солнце уже выплыло из-за редкого леса и играло на поверхности маленького ручья. Реполов скакал по лужайке в двух шагах от них, а на ветке ближнего дерева звонко заливался черный дрозд.

Издали доносился шум пробуждающейся фермы. Раздавалось мычанье коров, пение петуха, веселый лай собаки, вырвавшейся на волю.

Билли встал и отряхнулся.

– Куда вы? – спросил его Бридж.

– Добывать пишу. Это будет моей обязанностью! – ответил Билли.

Бридж засмеялся.

– Идите, – сказал он. – Я очень рад. Мне эта работа никогда не нравилась.

Билли передернул плечами и направился к ферме. Он чувствовал себя счастливее, чем все это последнее время. Никогда не думал, что утро за городом может быть так прекрасно.

Бридж, оставшийся на месте ночлега, набрал хвороста для костра, вымылся в реке, наполнил водой оловянную кружку и уселся ждать. Варить было нечего, поэтому не стоило пока зажигать огонь. Сидя на траве, он снова вспомнил красный след на руке своего нового товарища и невольно задумался над этим обстоятельством.

Тем временем Билли приблизился к ферме, расположенной за леском.

Фермер, заметив его, бросил работу на дворе, прислонился к воротам и глядел на него не слишком радушно.

– Я хочу получить что-нибудь поесть, – объяснил Билли.

– А у тебя есть деньги, чтобы заплатить? – осведомился фермер.

– Нет, – ответил Билли, – но мой компаньон и я голодны, нам нужна еда.

Фермер молча протянул руку с крючковатым указательным пальцем к задней части двора. Билли взглянул в указанном направлении и увидел кучу нерасколотых дров. Он добродушно усмехнулся, подошел к ним, схватил лежавший тут же топор и, не говоря ни слова, принялся за работу. Фермер занялся своим делом. Полчаса спустя фермер пошел к дому, откуда его звали завтракать, увидел груду наколотых дров, лежавших около Билли, и остановился.

– Ну, парень, хватит с тебя! Или ты думал, что старый Джед Ватсон заставит переколоть весь лес за один завтрак?

– Старик говорил теперь добродушным голосом.

– Мне нужно заработать и на компаньона, – объяснил Билли.

– Ладно, ты достаточно наколол дров за себя и за него, – ответил фермер и, повернувшись к кухонной двери, крикнул:

– Слушай, мать, снабди-ка этого парня едой, чтобы хватило на два раза двоим!

Билли радостно улыбался, когда шел обратно к лагерю, нагруженный молоком, яйцами, караваем хлеба и холодным мясом.

– Год тому назад, – размышлял он, – я силой заставил бы их дать мне еду, и мне в голову бы не пришло, что я поступаю неправильно. Странно, как человек может измениться – и все из-за девчонки! А девчонка-то принадлежит теперь другому! А в общем, какая разница? Она все-таки рада была бы, если б знала о моей перемене. Ну, кто бы подумал, что этот старый хрыч окажется таким добряком? У нас на Большой авеню всегда говорили, что фермер – тот же буржуй. Когда я увидел его, мне показалось, что он напустит на меня своих псов. А он вместо того велел вот сколько мне отвалить. Невольно вспомнишь эту девчонку! Она всегда уверяла, что люди хорошо к тебе отнесутся, если ты поступишь с ними хорошо. Пожалуй, что она и права. Да! Во многом она была права... Как хорошо было бы, если бы она родилась у нас на Большой авеню!

И когда Билли вышел из лесу, нагруженный своими свертками, его товарищ сразу поднес горящую спичку к хворосту и громко стал декламировать: "Нет прелестной Пенелопы, дожидавшейся меня!"

Бридж смотрел, как Билли осторожно, один за другим, раскладывал принесенные им пакеты на траве у костра. Молоко было в чистой крынке, яйца в бумажном мешке, остальная провизия оказалась завернутой в газетную бумагу.

При виде этих богатств Бридж прищурил один глаз, а другим хитро взглянул на Билли.

– Ну, что, трудненько ей пришлось умирать? – спросил он.

– Кому?

– Ну, конечно, собаке! – ответил Бридж.

– Насколько я знаю, она и не думала умирать.

– Вы хотите уверить меня, дружище, что вам дали унести все это и не напустили на вас собак? – недоверчиво спросил Бридж.

Билли засмеялся и объяснил, как он заработал провизию. Бридж облегченно вздохнул: красный след на руке не выходил у него из головы.

Они наелись, прилегли на траву и стали курить.

– Что же нам теперь делать? – спросил Бридж.

– Отправимся в путь! – сказал Билли. Бридж встал и потянулся.

– Что ж! Перемена мест никогда не мешает. Пойдемте! Билли собрал оставшуюся еду и сделал два пакета. Один из них он передал Бриджу.

– Багаж разделен поровну, – сказал он весело. – А теперь выпейте остаток молока, мне нужен горшок.

– Что вы собираетесь с ним делать? – спросил Бридж.

– Вернуть его хозяйке, – ответил Билли. – Фермерша дала мне его только на время.

Бридж изумленно поднял брови. В конце концов, может быть, он ошибся в своих предположениях... На ферме их встретили уже как добрых знакомых. Фермерша была прямо-таки растрогана тем, что ей вернули ее горшки. Этого она, по правде сказать, совсем не ждала. Расстались настоящими друзьями, и фермерша сунула на прощанье каждому из наших приятелей по пригоршне золотисто-коричневого печенья, обсыпанного сахаром.

Когда они отошли от фермы, Бридж вздохнул.

– Нет на свете ничего лучше доброй женщины, – сказал он.

– Матери или Пенелопы? – спросил Билли.

– И той и другой, – ответил Бридж. – У меня Пенелопы нет, но у меня была чудная мать.

Билли ничего не ответил. Он вспомнил о неприятной женщине с тупыми глазами, которая произвела его на свет. Воспоминание было не из приятных. Он постарался его отогнать.

– Бридж, – проговорил он вполголоса, стараясь переменить тему разговора. – Какое странное имя! Я слышал об игре в бридж, но никогда не слышал, чтобы так звали человека.

– Мне дал когда-то это прозвище товарищ, – объяснил Бридж, – за мою любовь к картам. Так оно за мной и осталось, а теперь у меня нет другого имени. Даже когда я сам думаю о себе, то только как о Бридже. Забавно, не правда ли?

– Нда... – согласился Билли, и на этом расспросы закончились. Он и не подумал спросить настоящее имя своего спутника, точно так же, как и Бридж не подумал расспрашивать его о нем и о его прошлом. Этика людей, собирающихся у костров на больших дорогах, не допускает подобной бестактности...

В течение нескольких дней они продолжали, не торопясь, свой путь по направлению к Канзас-Сити. Им удалось однажды проехать несколько миль в товарном поезде, но по большей части они весело шли пешком по пыльным шоссе. Билли продолжал заботиться о пище. Бридж прерывал однообразие путешествия поэтическими декламациями. Эти два человека, такие разные и, казалось бы, неподходящие, удивительно сходились. Их роднила любовь к свободе, к вольным просторам, к естественной жизни, не сжатой тисками условностей. Билли чувствовал себя непримиримым врагом тупых и жадных буржуев, Бридж навсегда ушел из своей среды, потому что не мог выносить ее...

– Вы так много знаете этих самых стихов, – сказал Билли однажды, когда они вечером курили у костра, – что, наверное, вы и сами можете сочинять.

– Пробовал, – признался Бридж, – но в моих стихах всегда чего-то не хватает; нет в них, знаете, вдохновения. Начинаются они у меня всегда хорошо, а кончаются как-то неожиданно для меня и для других.

– Помните вы что-нибудь из них? – спросил Билли.

– Было у меня стихотворение, описывающее озеро, на берегу которого я провел ночь, – сказал Бридж, – но я помню всего одну строфу.

– Валяйте! – сказал Билли. – Держу пари, что вы заткнули за пояс Ниббса.

Бридж откашлялся и не без смущения начал:

Скалы прибрежной глыба

Глядится в даль залива,

И радуется рыба,

Ей жизнь сладка… как слива!

Он со смущенной улыбкой взглянул на Билли.

– Ну, как? – спросил он. Билли почесал затылок.

– Все бы хорошо, кабы не последняя строчка! – сказал Билли чистосердечно. – Что-то с последней строчкой не ладно!

– Да! – согласился Бридж. – Что-то не того.

– Я думаю, в следующий раз лучше продекламировать что-нибудь из Ниббса, – наивно прибавил Билли.

Бридж, слегка сконфуженный, посмотрел на своего спутника, на его широкие плечи, могучую грудь и сильно развитые бицепсы, которые выступали сквозь легкую бумажную рубашку.

– Знаете, Билли, когда я на вас смотрю, – сказал Бридж немного погодя, – то по вашему общему виду, по вашим оборотам речи и по тому, как вы справились с этими бродягами в ту ночь, когда мы с вами встретились, я уверен, что вы когда-то были близки к арене.

– Да, я участвовал в боксерских состязаниях, – признался Билли.

* * *

За день до того, как они должны были прибыть в Канзас-Сити, Билли работал у содержателя ресторана в небольшом городке. Еда, которую он получил, оказалась завернутой в старый номер канзасской газеты "Звезда".

Вернувшись на стоянку, Билли передал пакет Бриджу, который совмещал почетное положение поэта-лауреата со званием повара. Затем Билли отошел к ручейку, чтобы смыть с себя пот честного труда.

Бридж развернул пакет, и случайно одна заметка в газете привлекла его внимание. При чтении его брови то поднимались, то мрачно хмурились. Иногда он кивал головой с видом понимающего человека и украдкой взглядывал в сторону Билли, который как раз кончал свое омовение.

Бридж поспешно оторвал от газеты статью, которая пробудила в нем такой интерес, и засунул ее в один из своих карманов. У него не было времени дочитать ее до конца, и он хотел это сделать на досуге.

В этот вечер Бридж долго сидел, наблюдая за Билли сквозь полузакрытые веки. Часто его глаза останавливались на красном круге, видневшемся на запястье Билли; но, каковы бы ни были его размышления, он ничего не сказал.

Был полдень, когда вошли в Канзас-Сити. У Билли в кармане болтался доллар – целый доллар. Он заработал его, оказав помощь застрявшему в канаве автомобилисту.

– Наедимся до отвала, – заявил он Бриджу, – и будем спать в постели, чтобы убедиться, насколько приятнее спать под открытым небом.

– Вы жуир, Билли! – сказал Бридж.

– Я не знаю, что это значит, – ответил Билли. – Но если это что-нибудь такое, кем я не должен был бы быть, то, вероятно, вы правы.

Они направились в меблированные комнаты, где, как знал Бридж, можно было получить чистую комнату с двумя кроватями за пятьдесят центов. Это была довольно высокая цена, но Бридж был брезглив и признался Билли, что он предпочитает спать в чистой траве у большой дороги, чем в грязной постели.

В конце коридора была умывальная комната, и Бридж направился туда, сняв предварительно куртку и бросив ее на постель. После его ухода Билли случайно заметил на полу, под курткой Бриджа, сложенный кусок газеты. Он поднял его, чтобы положить на маленький столик, стоящий у постели, как вдруг одно слово привлекло его внимание. Это слово было "Шнейдер".

Билли развернул лоскуток, и когда взор его упал на слова заголовка, в глазах его показалось странное выражение – жесткий, холодный блеск, который не появлялся в них с того дня, как он бросил в лесу помощника шерифа.

Вот что Билли прочел:

500 ДОЛЛАРОВ УКАЗАВШЕМУ ПРЕСТУПНИКА.

Билли Байрн, приговоренный к пожизненному заключению в Джолиетском исправительном доме за убийство старика Шнейдера, содержателя пивной, выбросился из поезда, который должен был его отвезти вчера в Джолиет, и потащил за собой помощника шерифа, к которому был прикован ручными кандалами. Помощник был найден несколькими часами позже связанным, с кляпом во рту, около линии железной дороги, недалеко от Лемонта. Он оказался невредим. Он показал, что Байрн бежал и, без сомнения, воспользовался выигранным временем, чтобы вернуться в Чикаго, где человек его типа может спрятаться легче, чем где бы то ни было.

Далее шел подробный отчет о преступлении, за совершение которого Билли был осужден, полное и детальное описание Билли, длинный перечень всех его прошлых грехов и, наконец, упоминание о награде в пятьсот долларов, которую власти предлагают за сообщение о местонахождении преступника.

Окончив читать, Билли вновь сложил клочок газеты и сунул его в один из карманов куртки, брошенной на кровать. Минуту спустя Бридж вернулся в комнату. Билли часто посматривал на своего спутника и при этом всякий раз вспоминал о награде в пятьсот долларов.

"Пятьсот долларов, – думал он, – это целая уйма денег. Интересно было бы знать..." И он снова посмотрел на своего спутника, как бы желая прочесть на его лице намерения, скрытые в его сердце. "Не похож Бридж на такого, но пятьсот долларов – не шутка для бродяги! Зачем эта статья была у него спрятана в кармане? Вот что я хотел бы знать!"

Веселое настроение, в котором находился Билли с тех пор, как он встретился с Бриджем и они беззаботно пустились в путь по тенистым тропинкам вдоль большой дороги, разом исчезло. Оно пропало в ту самую минуту, когда он понял, значение статьи, которую его товарищ таскал с собой в кармане тайком от него.

Все эти дни мысль о преследовании и о возможном аресте просто не приходила ему в голову. Он казался себе самому такой мелкой величиной по сравнению с неизмеримостью холмов, лесов и равнин!

В нем жила бессознательная уверенность, что никто не сможет его найти, даже если бы вздумали его искать.

Мысль, что он может встретить агента уголовной полиции около мирной миссурийской дороги, была так нелепа и несообразна, что Билли на ней не останавливался.

До тех пор ему ни разу не приходилось бывать на лоне природы в Америке. Все Соединенные Штаты представлялись ему как сплошной огромный город – Чикаго, Нью-Йорк или Милуоки – три города, которые он знал. С природой он познакомился только в девственных джунглях далекого острова Иоко. Там никаких агентов и полицейских не было; без сомнения, не могло их быть и здесь.

Агенты и полицейские являлись неотъемлемой принадлежностью мест, где находились пивные и игорные притоны, а искать их на дорогах, где были только фермы, было бы смешно.

Иное здесь, в Канзас-Сити, среди шума большого города. Здесь каждый прохожий мог оказаться агентом. Первый встречный полисмен мог арестовать его по указанию Бриджа – и Бридж получил бы пятьсот долларов...

Как раз в эту минуту Бридж принялся декламировать:

Товарищ! Вот мои мозолистые руки!

Земная, чистая на них налипла грязь.

Бродяга я! Люблю я день мой каждый

Без скучных рассуждений, не стараясь

Его понять, но наслаждаясь им...

Я – божьей милостью цыган!

– Слушайте, – прервал он себя, – не выйти ли нам теперь погулять и наесться до отвала, как вы предложили?

Билли встал. Казалось невозможным, что этот человек собирается выдать его.

Товарищ! Вот мои мозолистые руки!

Земная, чистая на них налипла грязь!

Билли вполголоса повторил эти строчки. Они каким-то образом вновь укрепили его доверие к Бриджу.

– Нравится вам? – спросил Бридж.

– Да, – сказал Билли. – Это опять из Ниббса?

– Нет, из Сервиса. А теперь... идем обедать! – И он весело повел Билли на улицу.

Был уже поздний вечер. Солнце село, но было еще слишком светло, чтобы зажигать фонари. Бридж повел Билли к ресторану, где можно было недорого и хорошо поесть. Билли даже жалел об этом: это было бы испытание Бриджа, если только он не намеревался пойти потихоньку в полицейский участок, чтобы произвести арест ночью.

Когда они достигли ресторанчика, находящегося в подвальном помещении большого темного дома, Бридж рукой указал Билли идти вперед. Сам же он на минутку задержался в дверях и осмотрелся. Как раз в эту минуту из темного подъезда на противоположной стороне улицы шагнула фигура человека.

После этого Бридж медленно повернулся и не спеша последовал за Билли в ресторан.

Глава VI

Испытание Бриджа

Войдя в зал, Билли, который был впереди, принялся искать свободный столик, но когда он захотел повесить свою кепку и сесть, Бридж дотронулся до его руки.

– Пойдемте в уборную и приведем себя в порядок, – сказал он настолько громко, чтобы быть услышанным ближайшими соседями по столу.

– Да мы ведь только что мылись перед тем, как прийти сюда, – недоумевающе заявил Билли.

– Молчите и следуйте за мной, – прошептал ему на ухо Бридж.

Поведение Бриджа показалось Билли настолько подозрительным, что его рука невольно схватилась за карман, где все еще лежал револьвер помощника шерифа. Живым он не дастся! Он не вернется к пожизненному заключению после того, как вкусил свободу широких пространств, такую свободу, какой не мог дать город!

Бридж уловил его движение.

– Бросьте, – прошептал он, – и идите за мной. Я только что видел шпика на улице. Он, может быть, вас не заметил, хотя очень было похоже на то! Он будет здесь секунды через две. Идемте скорее, мы выберемся через задний ход, я знаю дорогу.

Билли Байрн облегченно вздохнул. Его перестала даже страшить мысль об аресте; он понял в эту минуту, что не так боялся потерять свободу, как веру в своего спутника.

Они спокойной, небрежной походкой прошли вдоль зала и скрылись в проходе, который вел в уборную. Перед ними оказалось открытое окно, выходящее на грязный задний двор. Дом стоял на скате, и в то время как вход в ресторан приходился выше уровня улицы, задние комнаты находились наравне с землей.

Бридж знаком указал Билли на окно, а сам закрыл изнутри дверь, ведущую в общий зал. Затем он перемахнул через подоконник и быстро повел Билли по грязным задворкам. Надвигались сумерки, и не успели они отойти далеко, как наступила темнота.

Они шли, не останавливаясь и не разговаривая, пока не оставили за собой шумную освещенную часть города. Бридж первый прервал молчание.

– Я полагаю, вы удивляетесь, Билли, откуда я узнал, что вы избегаете встреч с агентами уголовной полиции? – спросил Бридж.

– Нет, – ответил Билли. – Я видел клочок газеты в вашем кармане: он упал на пол, когда вы сняли куртку сегодня вечером, чтобы пойти умыться.

– О, – сказал Бридж, – понимаю! Что касается меня, с этим кончено. Мы больше об этом говорить не будем. Надеюсь, мне не нужно уверять вас в том, что я ваш друг.

– Вы это только что доказали, – горячо ответил Билли. Они опять прошли молча несколько улиц; наконец Билли нарушил молчание:

– Мне нужно сказать вам две вещи, Бридж. Во-первых, когда я увидел газетную заметку в вашем кармане, я решил, что вы хотите получить пятьсот долларов, выдав меня полиции. Во-вторых, Шнейдера убил не я. Я в ту ночь даже не был близко от его дома. Вся эта история – вопиющая судебная ошибка.

– Очень рад, что вы сказали мне и то и другое, – ответил Бридж. – Я думаю, мы после этого лучше будем понимать друг друга. В общем, наше положение очень похоже: мы оба удираем от чего-то. Мы будем удирать вместе, не правда ли?

И он, смеясь, протянул свою руку.

Билли горячо пожал ее, но заметил, что Бридж не сказал, от чего удирает сам...

Они вышли из города и пошли к югу. Ночью они пересекли железнодорожную линию, ведущую в Канзас, а наутро очутились в прекрасной холмистой местности. Все дышало сельским покоем. Казалось, что они за тысячи миль от больших городов, от преступлений и от полиции. Билли даже не верилось, что всего несколько часов тому назад чикагский сыщик был в нескольких шагах от него.

Они взобрались на вершину поросшего травой холма. Отягченные росой стебли блестели под роскошными лучами восходящего солнца.

Бридж остановился и лениво потянулся. Он откинул гот лову назад и подставил свое загорелое лицо под теплые лучи солнца.

В моей груди сиянье дня таится,

И вместе с ветром кровь моя поет...

И диких гор сродни мне вереница,

И верным другом лес меня зовет.

Я золотую юность расточаю,

Мое наследство солнечных лучей...

Бродяга я! И буду им – я знаю,

Пока своих не кончу дней…

Он постоял несколько минут, глубоко вдыхая в себя живительный воздух молодого дня. Рядом с ним, на голову выше, стоял Билли Байрн; его широкие плечи были откинуты назад, молодая грудь высоко поднималась.

– Великолепно, не правда ли? – сказал он наконец. – Я никогда не знал, что природа так хороша, и, пожалуй, никогда не узнал бы этого, если бы не слышал ваших стихов! Я всегда считал, что все поэты – тряпки, – продолжал он, – но как могут они быть тряпками, когда они придумывают такие вещи, которые заставляют кровь закипать в жилах?

Прежде мне казалось, что каждый человек, который не груб – мокрая курица. Сам я был здорово грубым парнем и немало этим гордился. Теперь-то я уже далеко не тот! Но до этой перемены я бы сразу возненавидел вас, Бридж! Я ненавидел бы вашу манеру разговаривать, ваши стихи и то, что вы гнушаетесь выпрашивать подаяния. Я бы сам себя стал презирать, если бы подумал, что могу говорить так, как теперь. Да! Тогда я был так груб, что дальше идти было некуда. Одна девушка – очень милая, знаете, девушка – обозвала меня хулиганом и трусом. И – честное слово! – это была правда, хотя у меня и была репутация самого отчаянного парня в западной части Чикаго, и сам я считал себя настоящим мужчиной. Я чуть не дал ей тогда пощечину. Подумайте, Бридж! Да, но все-таки не дал. Потом мне было приятно думать, что, быть может, меня остановило то хорошее, которое всегда жило в моей натуре, но было еще в скрытом виде. С той самой минуты я и начал меняться. Очень медленно, правда. Ведь я и сейчас еще порядочная скотина. И знаете, главным образом мне помогла тогда эта девушка, а теперь очень помогаете вы и ваши стихи. Если какой-нибудь шпик не подцепит меня, то я, пожалуй, еще могу стать человеком.

– Да, – повторил Бридж, – наши взгляды меняются с годами. Знаете, Билли, ведь было время, и совсем не так давно, когда и я ненавидел бы вас так же сильно, как и вы меня! Впрочем, я употребил неверное слово: я не ненавидел, а скорее чувствовал непреодолимое презрение к людям, которые, как мне казалось, не принадлежали к "моему кругу". Ах, как я гордился тогда, что по рождению принадлежу к интеллигенции! На всех людей, которые были вне моего класса, я смотрел как на "неумытых скотов". Мне было их слегка жаль, но в глубине души я совершенно искренне верил, что они все-таки сделаны из "другого теста", чем я и мои близкие, и что если у них и есть души, то, во всяком случае, души второго сорта, вроде как у животных. Я тогда не мог бы увидеть в вас человека, Билли, точно так же, как и вы не сочли бы меня за человека – и были бы тысячу раз правы! С тех пор я многому научился, но все же и теперь держусь моего первоначального мнения, что не все люди одинаково ценны; таких людей, с которыми я мог бы дружить, страшно мало. Зато я совсем отделался от своих интеллигентских замашек: мои друзья – все простые люди. Если бы вы знали, Билли, насколько они часто бывают умнее и лучше, чем чванливые и пустые представители "высшего класса"! Да, теперь я не считаю человека выше только потому, что он перечитал больше книг в своей жизни. Для меня не важно, что вы, Билли, не можете говорить правильно; главное то, что вы понимаете и цените, как и я, Сервиса, Киплинга и Ниббса.

Быть может, мы оба ошибаемся; быть может, Ниббс, Киплинг и Сервис совсем не такие замечательные поэты; но как бы там ни было, их стихи сейчас захватывают и вас и меня одинаково. В этом отношении мы сходимся. Ну, а теперь посмотрим, где можно было бы заснуть.

Билли чувствовал себя слишком разбитым, чтобы работать, но у них еще были деньги – целых полдоллара, на которые они собирались пообедать в ресторане. Они накупили кое-каких припасов на соседней ферме, затем с наслаждением растянулись под тенью дерева, подальше от проезжей дороги, чтобы не привлекать к себе внимания, и крепко заснули до самого полдня.

Глава VII

Опасность

Но их предосторожность не совсем достигла цели. Незадолго до полудня два грязных бородатых бродяги перелезли через частокол у дороги и направились прямо к тому самому дереву, под которым спали Билли и Бридж. Они тоже искали уединенного, тихого места.

Это были те же бродяги, которых жестоко отколотил Билли.

Когда они теперь неожиданно наткнулись на Билли и Бриджа, то не сразу признали их. Они долго стояли и тупо смотрели на спящих, мучительно думая, какую бы выгоду извлечь для себя из этой встречи.

Ничто в одежде Билли или Бриджа не указывало на то, что здесь было богатое поле для наживы, да и атлетическая фигура Байрна отбивала охоту с ним связываться.

Вдруг глаза одного из бродяг злобно сощурились, между тем как глаза его товарища широко раскрылись от изумления.

– Узнаешь, что ль, парней? – спросил первый вполголоса и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Это те самые черти, которые нас оттузили по ту сторону Канзас-Сити. Признаешь?

– Это они? – спросил другой.

– Уж я тебе говорю! Я их из тысячи признал бы. Ну, теперь они получат сдачу!

И он нагнулся, чтобы поднять большой камень.

– Брось! – прошептал вдруг второй бродяга. – Ты не знаешь, кто они такие. Может быть, они нас и оттузили, но этот длинный черт кой-чего стоит! Его ищут в Чикаго и дают за него полтысячи.

– Откуда ты это втемяшил в свою башку? – недоверчиво спросил первый бродяга.

– Я сидел с ним; он укокошил какого-то старикашку. По дороге в исправилку столкнул с чугунки шерифа и дал тягу. А про награду я слышал в городе. Здесь, понимаешь, лежит пять сотенных, если мы умненько поведем дело.

– А что же нам делать?

– Мы оставим этих молодчиков здесь, а сами сбегаем на ближнюю ферму, позвоним по телефону в Канзас и вызовем шпиков – понял?

– Что ж ты думаешь, шпики так нам и отвалят пятьсот? Сами слопают за милую душу!

Второй бродяга почесал затылок.

– Нет, – сказал он после минутного размышления, – всего-то они, правда, нам не дадут, но мы с ними сторгуемся. Может, парочку сотенных пожертвуют. Это-то уж они должны делать!

* * *

Агент чикагской уголовной полиции Фланнагэн меланхолично сидел в конторе начальника сыска в Канзас-Сити. Фланнагэн был в очень подавленном настроении. Его послали в Канзас, чтобы установить личность одного подозреваемого, арестованного местными властями. Ему это не удалось, и он уже собирался вернуться в свой родной город. Но перед ним вдруг мелькнула возможность необычайного счастья, которая тотчас же исчезла. Это было в предыдущий вечер. Он шел по улице, ни о чем особенно не думая. Но по привычке был настороже, как полагается хорошему полицейскому служаке.

На противоположной стороне улицы он заметил двух мужчин, шедших в его сторону. В походке исполинской фигуры одного из них ему почудилось что-то знакомое. Верный своим привычкам, Фланнагэн машинально укрылся в тени подъезда, дожидаясь, чтобы замеченные им люди подошли ближе.

Они прошли мимо него, и он узнал в исполине Билли Байрна и вспомнил о пятисотенной награде.

В эту минуту Байрн и его спутник остановились и сошли по лестнице, которая вела в подвальный ресторан. Фланнагэн заметил, как спутник Байрна оглянулся как раз в ту минуту, когда он, Фланнагэн, выступил из тени подъезда, чтобы пойти за ними.