ГЛАВА 49

— Аведди сказал, что пройдет по всем захваченным землям, прежде чем отправляться в Загад, — объяснял мне Феид, когда мы сидели ночью на обдуваемой ветрами скале, глядя на лагерь принца. — Он поднимет знамя каждой земли, чтобы дать возможность ее настоящим защитникам вернуть ее. — Как это обычно бывало перед большими и ответственными сражениями, войско Александра разбило лагерь неподалеку от своей цели, чтобы дать отдых лошадям и выспаться перед наступлением. Еще это позволяло собрать воинов из других лагерей, которые множились по всей Империи. Блез летал повсюду, распространяя новость об Аведди, Рош с Серегом продолжали вести переговоры с дерзийцами, только Горрид, Бринна и Фаррол оставались с Александром. Ко всеобщему удивлению, и к своему собственному, Фаррол стал правой рукой принца, обучаясь искусству руководить людьми у дерзийца, которого он когда-то ненавидел.

— Но зачем идти сюда именно теперь? — спросил я, не понимая выбора Александра. Парасса, сердце древней Сузы, погибла давным-давно. Дерзийцы убили или обратили в рабов всех жителей, разрушили королевский дворец. Но город располагался в восточном Азахстане, где несла свои воды река Волайя. Она намывала широкую полосу жирной земли, тянувшуюся от северных гор до самого океана через все восточные земли. Бросить такое богатство было просто невозможно. На месте развалин возвели новый город. — Я понимаю его желание преподнести этот дар вашему народу, но он слишком дорого обойдется ему.

Феид предложил мне вяленого мяса, которое извлек из седельной сумки. Я отрицательно помотал головой. Я не ел три дня, но не был голоден. Мне больше не казалось, что это странно, так же как я не находил странным исчезающие после каждой битвы шрамы. Я полагал, что это результат моего частого перехода в тело мадонея и обратно. Только два шрама, клеймо на лице и рана от ножа в правом боку, все еще были заметны на моем настоящем теле.

— Это получилось неожиданно, — рассказывал Феид, отрезая полоску мяса и медленно жуя. — Мы собирались захватить источники под Карн-Хегесом. Аведди считает, что Фонтези могут присвоить себе воду в отместку за наше похищение запасов зерна. Но два дня назад Рош привел лорда Серега в Зиф-Акер, они совещались с Аведди и Фарролом целый час, и после этого Аведди изменил план. Он сказал, что из Загада выслан новый отряд, у командира приказ без предупреждения сжечь бедняцкие кварталы в нижней части города. Император хочет, чтобы на этом месте возвели новый ипподром. Но все знают, что Парасса — опорный пункт Айвора Лукаша. Император собирается наказать каждый город, который поставляет нам людей.

— Подобные вещи творятся повсюду. Зачем начинать с Парассы? Зачем так рисковать, поспешно разрабатывать новый план, как раз когда Аведди сжимает кольцо вокруг Загада? — Я вглядывался в спящий лагерь. Ни одного костра, только несколько фонарей и лунный свет освещали силуэты семидесяти мужчин и женщин, лежащих рядом с лошадьми. Некоторые спали, некоторые негромко разговаривали. Кто-то поднял голову, глядя туда, где мы сидели. Я успел совершить превращение и был прекрасно заметен в темноте. В теле мадонея мне лучше думалось и наблюдалось. Но в эту ночь мое внимание было рассеяно. Я никак не мог избавиться от образа Криддона, был раздражен, расстроен и зол на всех: на Ниеля, Александра и даже Феида, который с каждым моим появлением становился все более робким. Я устал от сражений, мне хотелось полететь в Парассу и прикончить тех дураков, которые правят ею. Я пытался понять замысел Александра. И вообще догадался ли кто-нибудь предупредить жителей Парассы? — Ты уверен, что рассказал мне все?

Феид поспешно проглотил мясо.

— Аведди говорит, что здесь необходима секретность Поэтому он взял небольшой отряд и будет отдавать приказы по мере нашего приближения к городу. — Он снова поднес ко рту полоску мяса, но есть не стал. Нахмурясь и глядя в землю, он заговорил: — Аведди знает, что я говорю с вами поэтому он сообщает мне все детали предстоящих операций. Все знают, что мне оказывают внимание, которого не заслуживают мои жалкие способности. Иногда даже моему отцу не рассказывают того, что знаю я. — Феид вытер рот и протянул мне флягу, но я снова отрицательно помотал головой. — Они почитают меня, словно я жрец.

Весь последний час мое внимание было приковано к лагерю, будто я мог прочесть парящие в ночи мысли Александра. Но волнение, прозвучавшее в словах Феида, заставило меня перевести взгляд на юношу. Золотистое свечение моего тела отразилось в его глазах, в его бороде и волосах засверкали бусины, регалии королевского сына, воюющего за свою родину. Прошли уже недели, с тех пор как он оказался в этом странном положении.

— Ты хотел бы, чтобы я нашел кого-то другого, Феид? Я понимаю, как тяжело оказаться в такой изоляции, когда нельзя поделиться с товарищами. Я ни разу не спросил тебя…

— О нет, святейший господин! — Его светлая кожа вспыхнула румянцем, а темные глаза расширились. — Служить вам для меня большая честь. Вы выбрали меня из множества людей. Каждый день я благодарю Госсопара за то, что он послал вас нам в помощь, я молю его снять с вас завесу тьмы и поместить в свет, исходящий от него.

— Какая завеса тьмы? О чем ты говоришь? — Я оказался стоящим на ногах, хотя мне казалось, что я не поднимался, и кричал на своего спящего, хотя его слова были вполне невинны и у меня не было причин для ярости. Бедный мальчик. — Я не из тьмы! Я сам сделал выбор, я всегда…

— Простите меня, святейший господин! — Феид бросился к моим ногам, отчего я разозлился еще больше. — Прошу вас, лорд Сейонн, простите глупца. Я просто человек и ничего не понимаю в делах богов. Накажите меня, если я провинился.

— Почему ты заговорил о богах и о тьме? Объясни, что ты имеешь в виду. — Люди в лагере, без сомнения, слышали мой рев и видели вспышки яркого света, исходящего от меня. — Отвечай!

Феид заговорил прерывающимся шепотом:

— Потому что ты с нами всегда в ночи, лорд Сейонн, ты являешься на закате дня. Ты в моих снах, я чувствую тебя… вижу тебя в них, в твоей чудесной крепости в царстве тьмы, даже когда ты не появляешься во плоти. И даже когда ты появляешься в нашем мире днем, ночная тьма окружает тебя. Горе, в которое ты погружен, порождает эту тьму, горе, причину которого не понимает даже Аведди, тьма окутывает твои поступки, прогоняя от тебя свет. Прости меня, святейший господин. Я, конечно же, глуп и вижу все не так, как нужно.

Я овладел собой, заставив себя опустить руку, поднявшуюся для удара после того, как он выказал свою трусость… свой страх. Почему он боится меня? Я же ему не враг. Разумеется, когда я сказал себе эти слова, вся нелепость моей позы с поднятой рукой, со злобными языками пламени, бьющими с пальцев, стала мне очевидна.

— Что ты видишь в своих снах, что заставляет тебя бояться меня? — спросил я, делая усилие, чтобы спрятать обе руки за спину. — Я сражаюсь на вашей стороне. Я проливаю кровь за общее дело, так же как и вы. Скажи мне, Феид.

Хотя он говорил едва слышно, обращаясь к земле, каждое слово стегало меня кнутом.

— Ты стоишь на стене замка в горах, твое лицо ужасно, такое, с каким ты обычно идешь в бой. Прошу, прости меня…

Разумеется. Я и не ожидал ничего другого. Ненависть… отчаяние… мои собственные страхи выставлены напоказ перед невинным юношей. Я осторожно помог ему подняться, приговаривая:

— Вставай, Феид. Давай. Ну же. — Он медленно поднялся на ноги, дрожа всем телом и глядя в землю. Я произнес слова заклинания, немного подождал, потом заглянул ему в лицо. Глаза Феида были закрыты. — Посмотри на меня, Феид. Посмотри же. — Он медленно открыл глаза, теперь в них отражался только лунный свет, никакого сияния мадонея. — Я человек, Феид. Маг, но не бог. Я не святой. Совсем даже наоборот. И мне нужна помощь, любая от Госсопара или от храброго сузейнийского воина, обладающего вовсе не жалкими, а замечательными способностями Но я не из тьмы.

— Конечно, свя… конечно. — Он опустил глаза в землю и так и не поднял их, когда мы снова сели на траву и я продолжил наблюдать за лагерем. Мы сидели молча.

Услышав шум в лагере и голос Александра, отдающего команды, я вернулся в тело мадонея, неохотно, чего со мной до сих пор не случалось. Феид поклонился мне, вскочил на коня и поспешил за Александром.

— Да хранит тебя Госсопар, мой друг, — произнес я ему вслед.

— И тебя, святейший господин, — прошептал он. Может быть, он надеялся, что я не услышу.

Чтобы выжить в эту ночь, нам понадобится помощь Госсопара и всех других богов, которых мы сможем упросить. У Парассы был дерзийский правитель, обычно представитель какого-нибудь незначительного Дома, и гарнизон в три сотни воинов. Когда назначался новый правитель, он обычно приводил с собой своих людей, состав городского гарнизона менялся каждые полгода, Парасса была незавидным местом для службы. Город был зажиточным, но ничего не значил для Империи, он располагался вдали от границ, через него проходила только одна дорога. Сузейнийцев поработили очень давно, они были рассеяны по всей стране, никто не помышлял о восстании. Бой за Парассу не принесет славы, мы ничего не найдем в этом месте.

В городе было три сотни воинов и еще полсотни солдат правителя, Александр, наверное, сошел с ума, когда решил, что сможет предотвратить поджоги и удержать город только с сорока воинами Маруфа и тридцатью тридянами. Сидя на разрушенной башне и глядя вниз на город, я все больше убеждался в глупости затеи.

— Сначала возьмем крепость, — говорил принц, расхаживая перед Маруфом, Феидом, Фарролом, Горридом, Д'Скайей, той покрытой татуировками тридянкой, из которой вышел прекрасный командир, и еще двумя людьми, которых я не знал. — Этой ночью в крепости только правитель и его воины. Правитель даст сигнал поджигать, как только ему сообщат, что все готово. Гарнизон сейчас в нижней части города… мы должны сделать так, чтобы правитель не подал сигнала. Мы с Маруфом возьмем первые ворота крепости, как это было в Ган-Хиффире. Когда поднимется тревога, Д'Скайя выждет, пока защитники доберутся до ворот, и зайдет им в тыл. Хардиль, вы с Соро поедете со мной. У Фаррола остается резерв, двенадцать человек в здании таможни, как раз посередине между нижним городом и крепостью, на случай, если гарнизон забудет о приказе и помчится выручать правителя. Горрид будет следить за крепостью, чтобы никакой гонец случайно не вышел из нее.

Хотя я и находился в теле сокола, чтобы лучше слышать, я ясно понимал серьезность проблемы. Парасса не закрытый город, поэтому ворота не являются препятствием. Достаточно убить стражников, и ты в городе. Но крепость, где жил правитель, находилась на одном его конце, в высокой части, подальше от болезнетворных испарений реки, тогда как нижняя часть, которую мы спасали, тянулась на поллиги вдоль воды, отделенная от зажиточных кварталов небольшим притоком. Чтобы удержать правителя и его людей в крепости и одновременно предотвратить поджоги, Александру придется разделить свое войско на две жалкие кучки. Даже я, со своей возросшей силой и мелиддой, не справился бы ни с одним из этих заданий без посторонней помощи. И принц понимал это.

— Когда крепость будет взята, — продолжал он, — мы присоединимся к Фарролу и используем таможню в качестве укрытия, когда нам придется иметь дело с гарнизоном. Справиться с воинами гарнизона будет проще простого. Помните, что они очень неловко чувствуют себя из-за возложенного на них поручения. Просто будьте осторожны и точно выполняйте мои приказы. Помните, если со мной что-то случится, командование примет Фаррол.

— Не убивайте никого, следите, чтобы ваши солдаты тоже никого не убивали, если их жизни никто не угрожает прямо. Это ясно? Поклянитесь, что вы выполните приказ.

Все они произнесли клятву, пожелали друг другу удачи, обнялись и сели на коней, отправляясь к своим заждавшимся воинам. Александр уезжал последним, может быть, потому что Феид ждал его возле коня.

— Аведди, могу ли я…

Александр взглянул на взволнованного юношу.

— Он здесь?

— Да, мой господин, я уверен в этом.

— Боги, Феид, убеди его поговорить со мной. Я должен все ему объяснить. Некоторые вещи слишком опасно доверять кому бы то ни было, даже тебе.

Феид ответил, как я ему велел.

— Он не согласится, господин, пока что еще рано. Но если вы скажете мне, что вам нужно, что ему следует делать этой ночью…

— Ему не следует убивать воинов только за то, что они держат в руках меч! Мне нужны глаза Сейонна, мудрость Сейонна! Вот что мне нужно. Передай ему. Если нет, он может лететь в другое место и делать там все, что ему заблагорассудится.

Феид остался стоять с разинутым ртом, глядя вслед уехавшему принцу. Потом он виновато покосился на верхушку разрушенной башни.

— Я слышал, — сказал я, меняя обличье и заливая его лицо своим золотистым светом, который его человеческий взгляд воспринимал как тьму. — Тебе не нужно повторять. — Феид наверняка думал, что эти слова сожгут его язык или же я просто отрежу его. — Что полезного мы могли бы с тобой сделать сегодня?

Александру понадобилась моя помощь, когда его воины брали крепость. Битва была яростной, и принц не возражал, когда я начал метать в солдат из крепости, которые сильно теснили Маруфа, горящие шарики смолы. Когда исход битвы стал очевиден, я отправился на поиски правителя. Толстого лысого человека я обнаружил прячущимся в шкафу. Оставив его связанным и с кляпом во рту, я превратился в сокола, чтобы выяснить, отчего гарнизон не идет выручать своего правителя. Наверняка кто-нибудь должен услышать шум сражения. Все это очень странно.

Я покружился над крепостью и заметил бегущего по улицам человека. Он мчался от крепости в сторону нижнего города. Меч и одежда выдавали в нем солдата, но это был не дерзиец. Я спустился ниже как раз вовремя, чтобы заметить серое мерцание в воздухе и увидеть на месте солдата зайдега. Горрид! Только он превращался в волка. Куда он торопится? Он же должен следить, чтобы из крепости не отправили гонца.

Горрид промчался по одному из мостов, выгибавшемуся над рекой, потом по улицам, обогнув таможню, где ждал Фаррол с резервом. Часовые Фаррола, должно быть, не заметили его.

В нижнем городе было темно, словно в подземельях Кир-Вагонота, тишину нарушал только плеск волн и редкие крики чаек. Можно было подумать, детям и животным заткнули рты, чтобы они не нарушали тишину. Зайдег цокал когтями в темноте, замедляя ход, когда перед ним оказывалась неподвижная фигура. Солдаты стояли на постах, ожидая знака, что пора поджигать. Среди запахов тухлой рыбы и гниющих овощей я различил запах октара и соломы. Весь берег реки охранялся. Лодки отогнаны от берега, чтобы ими нельзя было воспользоваться спасаясь. Этот огонь будет демоническим… хладнокровное убийство…

Зайдег миновал три квадратные постройки на берегу и осторожно подошел к четвертой. Через закрытые ставни пробивались лучи света, двери охраняли дерзийцы. Волк зашел в тень, появилось серое свечение, и из тени вышел Горрид. Я был ошеломлен, когда он подошел к дерзийцам, сказал несколько слов, а затем быстро вошел внутрь.

Предательство! Я рухнул с небес, но дверь уже закрылась за Горридом, и передо мной встала проблема, как попасть внутрь. Вскочив на подоконник, я открыл ставни и влетел в темное нагромождение бочек и корзин. Свет горел в дальнем конце помещения. Я полетел туда, но не успел ничего услышать. Все кричали… говорили… смеялись. Духи тьмы, кто станет смеяться, отправляясь на убийство себе подобных? Дверь мастерской распахнулась, из нее галопом выехали двое всадников, один повернул коня налево, другой — направо, у обоих в руках были зажженные факелы.

Горрид стоял, разглядывая остальных, небольшое войско дерзийцев… человек двадцать… выезжающее из распахнутых дверей на дорогу, которая приведет их прямо к таможне, где ждет Фаррол и куда через несколько минут подъедет Александр.

— Негодяй! — закричал я. — Предатель! — Подлетая к двери, я ударил ошеломленного Горрида по лицу. Он упал в пыль, из носа хлынула кровь. Я сделал над ним круг, а потом аккуратно полоснул его под коленями. Он закричал. Что ж, с подрезанными сухожилиями Горрид никуда не уйдет, потом я вернусь и расспрошу его. А потом убью. Теперь же необходимо остановить то, что происходит. Не задумываясь, я снес голову первому всаднику, чтобы он не успел зажечь свой факел. Когда я выдернул из седла второго всадника, сильно повредив ему позвоночник, он успел зажечь три факела. Наверное, я двигался сейчас быстрее, чем когда-либо, или же дерзийцы были чрезвычайно медлительны, потому что они не успели даже развернуться, когда я вырвал у них их факелы вместе с их жизнями.

Быстро поднявшись в небо, я увидел, что ловушка готова захлопнуться. Александр уже ехал через мост всего с пятью воинами. Наверное, остальных он оставил в крепости. О чем он думает? Отряд дерзийцев подъедет к главным дверям таможни, как раз когда принц окажется у задней двери.

Создав заклинание, которое никогда не использовал раньше, я оказался на ступеньках здания таможни. Я летел по галереям со множеством колонн туда, где под сводчатыми потолками ждали сигнала воины нашего резерва.

— Уводи их! — закричал я Фарролу, который едва не подскочил от моего неожиданного появления рядом с ним. — Делай что хочешь, но не пускай сюда принца. — Я схватил его за плечи и потряс. — Ты меня слышишь? Не пускай его!

— Сейонн, подожди… — Фаррол попытался поймать мою руку, но я отшвырнул его и взлетел под потолок..

— Уводи их, иначе они погибнут вместе с дерзийцами. — Стены покачнулись, когда их коснулись волны заклятия.

Фаррол закричал своим людям, чтобы они уходили из здания таможни и не пускали сюда Александра. Их не нужно было уговаривать. Когда я начал дотрагиваться до колонн, поддерживающих крышу, они, одна за другой, издавали оглушительный треск, способный испугать кого угодно. Но упрямый Фаррол не уходил. Он стоял в центре зала и звал меня, маленький круглый человечек с добрым сердцем, несдержанный в словах и поступках.

— Сейонн, не делай этого. Все идет как надо. — Стук копыт приближался. Клубы пыли заслонили от меня его лицо. — Боги ночи, Сейонн, это же его брат…

Когда я коснулся последней колонны, из-под сводов потолка обрушились потоки пыли, побелки и мраморной крошки, а вместе с ними через пелену безумия ко мне пробилось слово — брат. Секретность… странный план… не убивать никого, кто не будет угрожать вашей жизни. Справиться с воинами гарнизона будет проще простого… Александр знал, что жизни его людей никто не собирается угрожать. Его брат… Кирил. Гарнизон Парассы составляют люди Ки-рила!

Что я наделал? Кирил… лучший друг Александра, его брат во всем, кроме общих родителей, частица его сердца… и двадцать его воинов, смеясь, ехали приветствовать своего принца, своего Аведди. И подо мной сейчас находился Фаррол, сводный брат Блеза и Элинор… человек, спасший моего сына… и теперь рискующий собой, чтобы не допустить убийства ни в чем не повинных людей…

Одна колонна с оглушительным грохотом рухнула, подняв вихрь пыли. Крыша и стены содрогались в агонии. Огромные главные двери распахнулись, и мне пришлось выбирать: один или двадцать.

— Беги, Фаррол! Ради всех богов, беги! — Я расправил крылья и полетел к дверям, выкрикивая предостережения. У меня за спиной что-то треснуло, еще раз, еще, потом раздался рев лавины. Лошади вставали на дыбы, ржали, люди вопили от ужаса, когда я начал гнать их назад, окружив себя стеной огня, чтобы они не приближались. Один человек погиб, затоптанный обезумевшей лошадью, потом еще один, на него обрушился карниз. Еще двое остались лежать на полу, когда остальные выскочили в ночь. Только после этого я поднялся в воздух и увидел все, что натворил.

С неба сыпались камни. Колонны продолжали лопаться одна за другой, выбрасывая фонтаны кирпичей и мрамора Еще миг, и вся постройка рухнет. Моя работа была безупречна, идеальный пример разрушения. Единственным источником света было мое собственное свечение, услышать что-либо за грохотом камней было немыслимо. Но я продолжал искать, даже когда потолок рухнул. Я подхватил крылом часть потолка и положил на сломанную колонну. Перепонки моих крыльев трещали, но я не замечал боли. Падающие камни отскакивали от меня, словно от скалы, пока я бродил по развалинам, ища малейшие признаки жизни.

— Фаррол! Святой Вердон, пусть он останется жив.

Он лежал под пластом потолка, резной панелью с изображением таможенников, приносящих дары Императору. Я сдвинул в сторону камни и поднял его изломанное тело. Когда остатки стен рухнули, опрокидывая последние куски потолка, я взмыл вверх, к холодным звездам, крича от стыда. Я не помнил, как люди выражают горе. Глаза мадонея не способны к слезам.

ГЛАВА 50

Гроза бушевала над Тиррад-Нором, завывающий ветер обрывал листья с ветвей, дождь лился сплошной стеной. Появились первые признаки зимы, хотя за стеной из серого камня только-только началась осень.

Ледяные капли скатывались по моей голой спине, каждая выжигала на коже след. Я стоял на коленях под стеной и делал все, чтобы подавить крик. Никогда еще я не испытывал такой боли, даже в подземельях Кир-Вагонота. Попытайся еще раз. Просто еще раз произнеси слово… превратись… лети…

— Ты напрасно теряешь время. — Наверное, кого-то принесло бурей. Завывания ветра и боль во всем теле не позволили мне заметить его приход, но я был так поглощен своими переживаниями, что нисколько не удивился. Какой человек, одолеваемый демонами, удивится, увидев одного из них во плоти? — Тебе все еще мало? — Бесстрастный Каспариан принес с собой плащ и полотенце.

Не обратив внимания на его протянутую руку, я опять уставился на трещину в стене, за которой царили ночь и буря. Едва живой от усталости, я в который раз попытался собрать мелидду. Я собирался выйти наружу, покинуть это место, полное грязи, испорченности, предательства. И к моему отвращению, хотя я с трудом двигался от истощения, во мне продолжала биться сила. Сначала слово. Потом придет первый проблеск заклятия, ни с чем не сравнимое наслаждение, когда кровь, кости, плоть чувствуют его прикосновение, мощную пульсацию, которая все разрастается, позволяя развернуться крыльям… таким я должен был стать… И снова мои плечи разрывались, плоть горела огнем, каждая клеточка моего тела корчилась от боли. Через несколько мгновений я снова смотрел на стену и начинал все с начала.

— Это заклинания, охраняющие тюрьму, — спокойно пояснил он, обращаясь со мной, как с ребенком.

Я застонал, сжимаясь в комок, голова кружилась от бури, бушующей внутри и снаружи, я действительно вел себя как ребенок… или как глупец, впавший в отчаяние из-за чувства вины и волны страха. Я не мог даже молиться, ведь боги, наделившие меня даром, превосходящим все мыслимые человеческие возможности, наверняка видели, как я использовал его во зло. Я боялся, что они заглянут в мою душу и увидят, что я не могу плакать.

— Прекрати это, пока ты не превратился в кучку гравия на дорожке. В Тиррад-Норе невозможно начать заклятие.

В утверждении Каспариана не было смысла, даже мой замутненный болью и угрызениями совести разум осознал это. Разумеется, я могу использовать здесь силу. В первый же день я позвал для себя ветер… а потом… да, начинали заклятие Ниель с Каспарианом, но я использовал собственную мелидду, чтобы придать ему форму.

— Я здесь не заключенный, — выдавил я сквозь стиснутые зубы. — Я пришел сюда добровольно. И могу уйти когда захочу. — Нелепое утверждение, ведь я пытаюсь уйти вот уже полдня. Я залезал на стену, превращался и улетал из сада, прыгал с утеса, и потом, у стены из моих кошмаров, я срывал с себя одежду, надеясь, что это поможет мне высвободить силу. Каждая попытка оказывалась неудачной, и каждый раз боль становилась все сильнее.

— И куда ты собираешься пойти?

— Прочь. — Разум покинул меня в эту ночь. Уход не ассоциировался для меня с направлением, а лишь с движением и переменами. Я больше не мог оставаться таким, каким стал. Для добра или зла, для смерти или жизни, говорил Гаспар, но моя дорога вела меня только к смерти и испорченности. Воины совершают ошибки. Мы должны смириться с этим и принять наше несовершенство. Обвинять себя — значит потворствовать собственным слабостям. Ниель был не единственным, кто учил меня этому. Но смерти в Парассе были не просто ошибкой. Хватит. — Почему я не могу превратиться?

— Ни один мадоней не может начать собственное заклятие за стенами, кроме меня, потому что я слишком слаб и не представляю угрозы. Но даже я не могу уйти за стену. — Ледяной ветер касался моего тела острыми бритвами своих пальцев, но задрожал я от слов Каспариана. — На самом деле у тебя очень мало настоящей силы. То, чем ты пользовался в мире людей, лишь жалкие ошметки.

В горле застрял комок.

— Я не мадоней. Мы даже не начинали…

Но сухой смех Каспариана уверил меня в обратном.

Возможно ли? Ниель так часто повторял вопрос, что я перестал замечать его. Ты выбираешь добровольно? Каждый раз я шел к Александру. Каждый раз я учился новому заклятию. О боги, каждый раз… шаг на пути. Вот откуда отсутствие аппетита, необходимости спать, исчезающие шрамы… Одной рукой я потянулся к клейму на лице, другой — к шраму на боку. Первый раз я обрадовался знакомым отметинам. Еще не совершилось. Пока еще нет.

Должен быть еще хотя бы один шаг, еще один вопрос, который я услышу, наконец пойму и, разумеется, откажусь. И тогда я не убью своих друзей в припадке безумия. И тогда я не превращусь в того, кем боялся стать. И тогда я не буду стоять на этой стене и не разрушу мир.

— Чтобы обрести настоящую силу мадонея, ты должен пойти еще на один шаг. Но твое тело стало телом настоящего мадонея. Поэтому теперь и ты заперт в этой тюрьме. Эти последние трещины порождены твоей слабостью, человеческими воспоминаниями, они исчезнут со временем. Когда путешествие завершится, — он пожал плечами, — у тебя появится сила, чтобы разрушить проклятую стену, или не появится. Но всегда остаются сны. — Горечь в его голосе вонзилась мне в живот раскаленным кинжалом.

— Он сказал, что я смогу выбирать при каждом шаге…

— …и ты выбирал. — Каспариан накинул плащ мне на плечи и бросил полотенце на дорожку. — Слуги принесут тебе в комнату горячую воду, когда ты наконец решишь прекратить это бессмысленное занятие.

Я упал лбом на камни. Может быть, их холод успокоит боль в голове. Каспариан, наверное, ушел от стены, ночь стала вдруг пустой, словно ветер и тьма поглотили все живое вокруг. Но когда я обхватил руками живот, у меня за спиной послышались слова, едва различимые в шуме дождя:

— Я рекомендую тебе выслушать совет, прежде чем ты откажешься от последнего шага.

Совет. Выслушал бы, если мог. Неужели существует кто-то, кто сможет выслушать, понять и сказать мне, что делать? Единственный совет, который приходил мне на ум, были мягкие упреки моего отца. Стыдно, Сейонн. Бесчестно поднимать руку на того, кто не может ответить тебе тем же. Неужели ты никогда не думал об этом? Но даже при этом горьком воспоминании слезы не приходили.

Когда бледное солнце поднялось в по-зимнему синем небе, я все еще стоял под стеной, не понимая и не зная ничего, кроме того, что лучше брошусь с башни Тиррад-Нора без крыльев, чем приму последний дар Ниеля. Больше никаких игр. Нет, я не винил его. Если бы он с самого начала сказал мне, что использование его заклятий и есть необходимые для моего превращения действия, я поступил бы точно так же.

Бесчестно использовать силу мадонея, разбираясь в человеческих проблемах. В этом мой самый тяжкий грех: верить, что сила и чистота намерений исправят несправедливости человеческого мира. «Твоя сила приведет тебя к падению» — так сказал мне мой демон. Так и получилось. Ниель говорил, что опасно сочетать силу мадонея с чувствами человека. Теперь я видел последствия подобного смешения. Я закутался в плащ и побрел от стены, говоря себе, что мне следует подготовиться к долгой жизни в Тиррад-Норе. Если единственный способ покинуть крепость — пойти по избранному мной пути до конца, лишиться остатков человеческого начала в себе, тогда я останусь здесь навсегда.

Как и обещал Каспариан, в комнате меня ждали чистая одежда и горячая ванна. Я провел в ней около часа, а потом лег в постель и заставил себя погрузиться в сон, в котором больше не нуждался.

Прошел целый день, прежде чем я позволил себе проснуться. Умывшись и надев приготовленную для меня одежду, я быстро зашагал по коридорам замка. Мне хотелось заставить кровь двигаться. День не обещал ничего хорошего. Ветреный. Серый. Я не собирался избегать Ниеля, но и не искал его. Мы и так скоро столкнемся с ним. Он знает, что произошло в Парассе и что я чувствую в этой связи. Его попытки утешить меня, когда я первый раз вернулся из путешествия расстроенным, были вполне искренними, он казался добрым и мудрым. Но теперь я не хотел его слушать, особенно если он начнет говорить мне о том, что подобные ошибки — закономерный результат моей привязанности к расе лжецов, что я слишком много отдаю тем, кто не заслуживает такой милости, что я унижаю себя. Невинные люди погибли от моей руки. Да будет проклята навеки душа дьявола, я убил друга.

Я обратил свои мысли на настоящее и будущее. Что значит быть не человеком, не рекконарре и не мадонеем? Я попытался создать простейшие заклинания, идя через двор с журчащими фонтанами: позвать ветер, зажечь свет, вызвать к жизни простейшую иллюзию. Но слова и заклинания, которые я изучил в Эззарии, куда-то исчезли. Они лежали во мне, как русла пересохших рек, сохраняя знакомые очертания, но не подавая признаков жизни. После постигшей меня неудачи я чувствовал себя таким же пустым, каким чувствовал себя во времена рабства. Способность к магии, которую я ощущал в себе с самого раннего детства, превратилась во что-то новое, остались светящиеся угольки, которые пульсировали и силились разгореться каждый раз, когда я распускал крылья. Прекрасно осознавая последствия, я подул на эти угли и снова попытался произнести заклинание… Через миг я ухватился за колонну, чтобы не упасть под ударами острых топоров, впивающихся в мое тело. Силы мадонея жили во мне, но были недоступны. По словам Ниеля, я должен получить в свое распоряжение собственную силу, когда превращение завершится, но он ничего не говорил о том, что может произойти, если я откажусь от последнего шага.