Кэрол Берг
      Разоблачение
      (Рей-Киррах - 2)
      ГЛАВА 1
      Жила среди поросших лесом холмов прекрасная смертная девушка. Она пленила сердце бога Вердона, повелителя всех лесов мира. Вердон взял ее в жены, и она родила ему дитя, крепкого белокурого младенца по имени Валдис. И все смертные, жившие в лесных землях, радовались этому союзу, породнившему их с богами.
      Это история Вердона и Валдиса, так она была рассказана первым эззарийцам, когда они пришли в леса.
      Я не Провидец. Я не имею ни малейшего понятия о том, что ждет меня впереди. Я верю... надеюсь... и это все. Шестнадцать долгих лет я находился на грани помешательства, ибо был тогда рабом и считал, что жизнь и любовь потеряны для меня навсегда. Но позже решил, что боги просто смеются над нами. Как только я ступил на путь разума и чистоты, мой мир начал распадаться на куски, и, единожды ступив на путь саморазрушения, я не мог найти способа остановиться.
      - Сиди спокойно, - произнесла тоненькая строгая девушка, обрабатывающая мое кровоточащее плечо. Она наложила на глубокую рану ткань, пропитанную теравином, едким снадобьем, изобретенным, вне всякого сомнения, каким-нибудь дерзийским палачом. У нее были удивительно сильные руки для такой хрупкой женщины, но я уже знал, что ее хрупкость и изящество сравнимы с хрупкостью и изяществом стальной занозы.
      - Все, что мне сейчас необходимо, - глоток воды и собственная постель, - ответил я, отмахиваясь от ее навязчивой заботы и поднимая с пола серый плащ. Оранжевый свет догорающего костра отражался в гладких плитах пола. Кровь больше не идет, Исанна позаботится об остальном.
      - Едва ли можно надеяться, что королева станет обрабатывать даже не перевязанную рану, полученную во время битвы с демоном. Она точно не станет этого делать, пока не родится ее ребенок.
      - Что ж, тогда я сделаю это сам. Я не стану подвергать риску ребенка нашего ребенка.
      Не слишком приятно проводить все дни в обществе человека, у которого ты вызываешь только отвращение. И наверное, мне было бы легче не замечать Фиону, если бы она делала все хотя бы немного хуже. Но девушка проявляла исключительные способности и изобретательность, создавая заклинания, и ни на шаг не отступала от законов и традиций. Каждое движение ее руки, каждый взгляд, каждое произнесенное слово были укором моей собственной порочности. Я постоянно чувствовал себя виноватым за свое вечное раздражение и разочарованность.
      - Но рану необходимо перевязать, прежде чем ты уйдешь из храма. В законе говорится...
      - В рану не попало ни капли яда, Фиона. Ты прекрасно все промыла, я благодарен тебе, впрочем, как всегда. Но сейчас глубокая ночь, я провел три сражения за три дня и, если потороплюсь, еще смогу поспать перед новым сражением на чем-то более удобном, чем этот каменный пол. Тебе тоже необходимо отдохнуть. Мы не можем пренебрегать сном.
      - Как пожелаете, мастер Сейонн, - ответила юная особа, презрительно сморщив свой тонкий носик и неодобрительно поджимая губы. Она убрала свои мешочки с травами и прочие медикаменты, чистые бинты и плоскую деревянную коробочку, куда я уже положил серебряный кинжал и овальное зеркало, необходимые для битвы с демонами. - Я завершу обряд очищения и произнесу все необходимые заклинания.
      Ей снова удалось пристыдить меня настолько, что я едва не остался помочь выполнить все, что эззарийская традиция требовала от Смотрителя и Айфа. Ритуал выполнялся для того, чтобы ни малейшего следа демона не проникло в храм. Я почти физически ощущал, как список моих прегрешений в глазах Фионы разрастается, но возможность расстаться с ней значила для меня гораздо больше всех лишенных смысла обрядов. Рано или поздно наступает момент, когда ты больше не можешь притворяться, даже если понимаешь, что сделанный тобою выбор сильно испортит жизнь. Я очень устал.
      Пылая праведным гневом, Фиона кинула на догорающие угли горсть листьев яснира, и сладкий навязчивый запах проводил меня до дверей, открытых в дождливую ночь.
      Несмотря на висящую в воздухе изморось, на поздний час и огромное желание оказаться в теплой постели рядом с женой, я медленно брел по тропинке. Глубоко вдыхал свежий воздух, бальзамом проливавшийся на мои раны и синяки и врачующий мое ноющее сердце.
      Дождь... молодая трава... плодородная черная земля... дым от горящих дубовых листьев. Мелидда, настоящая волшебная сила, в каждом листике и стволе. Эззария. Наша благословенная земля. Каждый раз, когда я просто брел по лесным тропам или сидел на вершине зеленого холма, неустанно возносил благодарности дерзийскому наследному принцу.
      Я ни разу не разговаривал с Александром с ночи его помазания. Мои дни были заняты переездом всех нас в Эззарию и возобновившейся войной с демонами, а его обязанности вынуждали находиться в отдаленных областях огромной Империи. Прошло почти два года с того момента, как мы объединили его волю с моей силой, чтобы побороть Гэ Кайаллета, Повелителя Демонов, и раскрыть заговор келидцев, мечтающих посадить на Львиный Трон императора с демоном в сердце. Я едва удерживался от улыбки, вспоминая когда-то грубого и жестокого принца; наверное, этот его облик и был самым странным в нашем необычном приключении. Часто ли раб любит своего хозяина как брата, часто ли хозяин отвечает на любовь, даря рабу свое обновленное сердце да еще и самую чудесную в мире землю в придачу?
      Тропинка привела меня на вершину холма. Я смотрел вниз, в заросшую деревьями долину, в темном бархате которой драгоценными каменьями переливались огоньки.
      Я мог бы помчаться вниз и уже через четверть часа оказался бы возле огня, под теплыми одеялами, чувствовал бы объятие любящих рук и видел темно-каштановые волосы, золотящиеся в свете очага. Но, как и всегда, когда шел этой дорогой, я вскарабкался на отвесный камень, белым зубом торчащий из челюсти холма, и уселся на нем. Хотя уже не помышлял, что могу сражаться один (я научился принимать помощь во время испытания в душе Александра), мне необходимо было немного побыть в одиночестве после сражения. Требовалось время, чтобы огонь заклинаний перестал бушевать в моей крови. Время перестроить чувства, необходимые для преследования демонов, на нормальные человеческие. Время, чтобы бушевавшая во мне ярость (пусть даже преследующая благую цель) улеглась. К тому же после шестнадцати лет в оковах, когда мог позволить себе жить только настоящим, я теперь испытывал наслаждение уже от самой возможности просто сидеть, смотреть на огни и предчувствовать счастье, ждущее меня впереди.
      Еще я использовал эту небольшую передышку, чтобы полностью очистить себя от гнева, разочарования и беспокойства, прежде чем вернуться домой к Исанне. Почти половина жизни прошла в рабстве, после того как напавшие на наши земли дерзийцы захватили меня в плен. Все эти годы, полные боли и мучений, я жил таким образом, что мои соплеменники сочли бы меня нечистым. Эззарийцы были уверены, что моя испорченность станет дорогой для вторжения демонов. Даже после того, как Александр вернул мне свободу, меня продолжали считать мертвым... несуществующим. Ни один эззариец не говорил со мной, не замечал, не слышал произносимых слов, чтобы моя испорченность не осквернила его и не нанесла вреда ведущейся нами тайной войне. Лишь уверенность внучки моего покойного учителя и упорство моей жены, королевы Эззарии, заставили остальных примириться с тем, что обстоятельства моей битвы с Повелителем Демонов были столь поразительны, что я заслуживаю снисхождения, являясь исключением из правил.
      Осенью первого года моей свободы мы обосновались в далеких южных землях, которые Александр вернул нам, дав такие права, о существовании которых наши соседи даже не подозревали. Я снова стал Смотрителем, входящим в захваченные души по пути заклинаний, созданных моим Айфом, чтобы сразиться с демоном, доводящим человека до безумия и растущим на его пороках. Так в тридцать пять лет я обрел жизнь, утерянную в восемнадцать.
      Как и ожидалось, некоторые эззарийцы не одобряли происходящего и уверяли, что я навлеку на свой народ множество бедствий. Но я никогда не думал, что их уверенность так сильна, что они захотят приставить ко мне соглядатая, обязанного следить за каждым шагом, присматриваться к моей работе, оценивать высказывания, ждать, когда я споткнусь, совершу ошибку, проявлю признаки одержимости демонами. За прошедший год я провел больше двухсот битв. Бывали дни, когда я проходил через Ворота Айфа истекая кровью, такие дни, как последние три, когда я спал на полу храма, завернувшись в плащ, поскольку сообщали, что меня ждет новое сражение, еще одна захваченная душа, нуждающаяся в помощи. Сколько времени нужно доказывать, что я просто человек, не лучше и не хуже других, старающийся понять, в чем смысл такой странной жизни? А теперь была еще и Фиона.
      Как только я вспомнил о своей Немезиде, в ночной темноте послышались шаги, за деревьями мелькнул желтый огонь факела. Шаги замолкли у подножия холма, хотя меня совершенно точно не было видно с тропы.
      - Обряды завершены, мастер Сейонн. Я буду на мосту с восходом солнца.
      Разумеется, будет. Мне не требовалось напоминаний. Последовала минутная пауза, шаги снова зазвучали, удаляясь во тьму. Я вздохнул и поднял воротник плаща, спасаясь от дождевых капель.
      Этот дотошный юный Айф был назначен Советом Наставников, чтобы стать моей тенью. Достаточно уже того, что она наблюдала и слушала, когда я читал лекции будущим Смотрителям, но еще и записывала каждый раз, когда я пренебрегал обрядами, которые считал пустыми, или рассказывал о том, как моя вера изменилась в плену, хотя убеждения стали тверже и вера, как следствие, стала даже сильнее. Я не скрывал, как именно пришел к иному пониманию добра и зла, чистоты и мерзости, считая эти вещи гораздо сложнее тех определений, которые им давала эззарийская традиция. И вот настал день, когда моя жена больше не могла быть моим соратником, чудесный день, когда я узнал, что у нас будет ребенок. Женщина, вынашивающая ребенка, не имеет права подвергаться риску вторжения демона, у ребенка нет защитников, поэтому наша совместная работа, начавшаяся, когда нам было по пятнадцать лет, должна быть отложена, пока не родится ребенок. Но день, так славно начавшийся, завершился печально - мне сообщили, что я не могу выбрать Айфа самостоятельно.
      Жизнь Смотрителя полностью зависит от его Айфа, от его умений творить заклинания, создавать из человеческой души осязаемый ландшафт, от понимания, что именно подойдет Смотрителю, от способности удерживать Ворота, пока ты не придешь с победой или не вернешься едва живой. Совет не только запретил мне выбирать Айфа самому; они заставили меня взять Фиону. Внутри меня все клокотало от ярости. Но я не мог отказаться, не подтвердив их худшие опасения.
      - Фиона самый опытный Айф, - повторяла мне Исанна каждый раз, когда меня звали на битву и я уходил в храм. - Больше нет никого, кто мог бы создать для тебя заклинание. Потерпи немного.
      И каждый раз, когда я смотрел вниз на огни долины, ожидание наполняло меня радостью. Потом я спускался вниз, туда, где вокруг деревьев были выстроены наши жилища, я видел крыши среди ветвей, и среди прочих ту, под которой скрывалось все, о чем только может мечтать человек. Наш ребенок родится в Эззарии. Когда я вспоминал об этом, во мне не оставалось места гневу.
      Соскочив со своего каменного насеста, я побрел вниз с холма. На середине пути остановился поправить наложенную мне на плечо повязку. Рана снова начала сочиться кровью, чувствовалось, как теплая влага пропитывает рукав. Не стоит беспокоить Исанну по пустякам.
      Пока я возился с плечом, откуда-то донесся слабый крик, его почти полностью заглушил шум падающего дождя, ручьями стекающего с ветвей деревьев, барабанящего по тропе и булькающего в лужах. Я провел тыльной стороной ладони перед глазами, чтобы перестроить восприятие. Мои чувства обострились, теперь можно было видеть и слышать на многие мили вокруг, преодолевая все установленные заклятиями барьеры. Но все, что я услышал, стук конских копыт где-то за нашим домом.
      Встревоженный, я побежал. Оставив в стороне грязную тропу, причудливо петляющую по долине, я помчался напрямую по крутому склону, засыпанному толстым слоем мокрых листьев. Меня подгоняло беспокойство. Мерцающий за деревьями свет манил, я подныривал под ветки и скользил ногами по грязи. Решив избежать долгой дороги через мост, я перепрыгнул поток, бегущий по дну оврага, шепча заклинание, снимающее защитный барьер, и взлетел по деревянным ступеням. С трудом переводя дыхание, ворвался в двери большой уютной комнаты, бывшей нашими личными апартаментами в резиденции королевы.
      Коричневые и темно-зеленые диванные подушки, коврик у очага, ритуальный камень скорби, похожий на лепешку, простая мебель из сосны и дуба, тканые коврики на стенах, с сюжетами из истории Эззарии, редкие книги по истории и фольклору, вернувшиеся вместе с нами из изгнания, - все было таким же, как и три дня назад, когда я уходил. Лампа из розового стекла стояла у окна зажженная, так было всегда, когда меня не было дома. Все было как всегда. Исанна, наверное, в постели. Она быстро уставала в последние недели и знала, что я не стану задерживаться дольше, чем это будет необходимо. Но мое беспокойство не проходило. Дом не спал. Искры в очаге отскакивали от горящих оранжевым углей. Отсюда ушли не больше часа назад. У двери стояла прогулочная трость из ясеня. В воздухе чувствовался дух незнакомых мне людей. К нему примешивались еще два запаха: острый аромат можжевеловых ягод и земельный запах черного змеиного корня, который использовался во врачевании. Исанна...
      Я задул лампу и на цыпочках подошел к двери, ведущей в спальню. Там было темно, за открытыми окнами мягко шуршал дождь. Исанна лежала на боку, я с облегчением выдохнул, когда положил ладонь на ее щеку и убедился, что она теплая и мягкая. Однако она не спала. Дыхание ее было неровным и напряженным. Я встал на колени перед постелью, убрал с ее лица прядь волос и поцеловал.
      - Хорошо ли тебе, любовь моя? - Она ничего не ответила. Я взял ее руку и поцеловал в ладонь, чувствуя, как пульсирует кровь под ее кожей. - Я только скину эти мокрые тряпки и приду к тебе, - произнес я. Она снова промолчала. Я снял с себя мокрую одежду, сложив ее в кучу, и обвязал рану чистой тряпкой. Потом я подошел к моей жене и обнял ее... Ребенка больше не было в ней. - Вердон милосердный!
      Думая, что все понял, я уже был готов к слезам, горю и медленному переходу от боли к пониманию. Я прошептал заклинание, зажигая серебряный свет. Иоанна заморгала своими фиолетовыми глазами, словно она только что проснулась, потом провела рукой по моей щеке и улыбнулась.
      - Наконец-то ты дома! Я так скучала по тебе. Когда Гарен сказал мне, что будет третья битва, я едва не сгребла в кучу все подушки и одеяла и не пошла в храм, чтобы мы наконец-то могли спать вместе.
      - Исанна...
      - Что это? - Она села на постели и развязала мою наскоро сооруженную повязку. - Ты не позволил Фионе обработать все как следует. Ты должен был. Не из-за боязни яда демонов, а просто для того, чтобы лучше заживало... к тому же там дождь, и ты совсем замерз.
      - Исанна, расскажи мне, что случилось. Кто-то должен был позвать меня. Как они могли оставить тебя одну?
      Она соскочила с кровати, зажгла лампу и принесла ящичек, в котором хранила лекарства Я попытался остановить ее, заставить говорить со мной, но она настояла на необходимости обработать рану, повторяя слова врачующего заклинания и очистительной молитвы. Когда с раной было покончено, моя жена кинулась убирать вещи, но я поймал ее за окровавленную руку и остановил.
      - Скажи мне, что случилось с нашим ребенком, Исанна. Родился... и умер? Ты должна мне сказать.
      Но она только шире раскрыла фиолетовые глаза и посмотрела на меня так, словно я сошел с ума.
      - Скажи, тебя не ранили еще и в голову? Какой ребенок?..
      - Она ничего не объясняет, Катрин. Она оттолкнула меня, утверждая, что я слишком устал, что я сплю, что, наверное, думаю о Гарене и Гвен и их младенце. Потом наотрез отказалась обсуждать это. Я опасаюсь за ее рассудок. - Я отодвинул от себя чашу с вином, так и не попробовав его. Скажи, что мне делать. Я никогда не сталкивался с подобным.
      Темноволосая молодая женщина в белой ночной рубахе задумчиво постучала пальцами по нижней губе:
      - Ты говорил с кем-нибудь об этом?
      - Я пытался говорить с Невьей. Она клянется, что за последние три дня не родилось ни одного младенца. Александр как-то сказал мне, что я худший в мире лжец, что у меня бегают глаза и лицо желтеет. Но эти женщины лгут еще более неумело. Даави заявила, что ей не дозволяется обсуждать здоровье королевы с посторонними. Но я не посторонний! Я ее муж! Почему они не хотят сказать мне? Они ведут себя так, словно ребенка никогда не было. - Я помотал головой, стараясь преодолеть душащий меня спазм.
      Катрин встала, сложила руки на груди и посмотрела через окно на серое мокрое утро.
      - Как ты думаешь, что же произошло на самом деле?
      - Думаю, ребенок родился мертвым или родился, а потом умер. Я не знаю. А что я должен думать?
      - Наверное, с этого вопроса и следует начать.
      Моя голова гудела. Я не ложился спать. После того как Исанна заснула за час до зари, так и не ответив ни на один из моих вопросов, я встал и пошел к Катрин. А теперь Катрин, от которой я надеялся услышать прямой ответ, тоже ходила вокруг да около.
      - Ложись у очага, дружище, поспи немного. Ты сойдешь с ума, если не передохнешь. Ответ придет сам, когда ты перестанешь придумывать его.
      - Катрин, у моей жены был ребенок или нет? Ответь.
      В ее глазах не отразилось ничего, кроме дружеского сочувствия.
      - Я не могу ответить на этот вопрос, Сейонн. Но вот что я скажу тебе: она не сумасшедшая. А теперь спи, потом ты пойдешь домой и расскажешь ей, как сильно ты ее любишь. - Она положила руку мне на лоб, и силы окончательно оставили меня.
      Разумеется, Катрин оказалась права, как и всегда. Как только мои страхи и горе отступили, давая мне возможность заснуть, я понял, что случилось. Ребенок был мертв независимо от того, дышал он или нет. Наш ребенок родился захваченным демоном.
      ГЛАВА 2
      Мы, эззарийцы, очень мало знаем о своих корнях. Хотя это и странно для людей, так хорошо знакомых с тайными знаниями и практиками, но у нас нет традиционных историй о предках. Есть лишь мифы о богах и два свитка, написанных почти тысячу лет назад, перед началом войны с демонами. Когда-то давно, еще до создания свитков, мы нашли дорогу в Эззарию, теплую зеленую землю среди холмов, поросших густыми лесами. Эта земля просто сочилась силой, которую мы называем мелидда. И тогда же, в те же далекие времена, мы нашли способ освобождать человеческую душу от влияния демонов.
      Свиток рей-киррахов рассказывал о демонах - лишенных души и тела созданиях, незлых по своей природе, но питающихся человеческими страхами и безумием, а также ценящих насильственную смерть. В тексте говорилось, что демоны живут в промерзших насквозь северных землях, туда они и возвращаются, когда мы изгоняем их из тела человека. Если они отказываются уходить, мы убиваем их, но убиваем неохотно, поскольку от этого изменяется мир, - после выброса силы, вызванного их гибелью, равновесие нарушается.
      В Пророчестве сказано о необходимости сохранения чистоты, иначе рей-киррахи пойдут за нами по пути наших пороков и слабостей и захватят наши души. В этом свитке пророк по имени Эддос написал о войне перед концом мира и о битве, в которой Воин с Двумя Душами должен будет противостоять Повелителю Демонов. Однако Эддос не упомянул, что Воин с Двумя Душами на самом деле два воина, дерзийский принц и раб: Александр и я. Мы сражались вместе, и мы победили. Пророчество обрывается на предсказании битвы. Обрывается резко и сразу. Что еще было сказано нашим предкам, либо утеряно, либо сознательно уничтожено ими самими?
      От древнейших времен осталось два свитка и два предмета: настоящие серебряные кинжалы, способные обращаться за Воротами в любое оружие, и зеркала Латена, овальные кусочки стекла, обессиливающие демона, глядящего на собственное отражение. Все прочие знания были получены нами из личного непростого опыта. Хотя мы не можем объяснить многое в нашей истории, мы точно знаем, что обязаны выполнять свое предназначение. Иначе никто в мире не сможет противостоять демонам. Не многие обладают настоящими способностями, и ни один из обладающих понятия не имеет о рей-киррахах. Мы же предпочитаем не задаваться вопросами о причинах, поскольку у нас нет выбора.
      Ни свитки, ни пророчества, ни личный опыт не объясняют некой ужасной вещи: один из нескольких сотен младенцев рождается, неся в себе демона. У ребенка нет защиты от демона, поэтому дитя и демон ничем не разделены. И даже если бы мы знали, как отделить душу ребенка от поселившегося в ней демона, в душе ребенка, такой маленькой, неопытной и неорганизованной, невозможно создать надежные Ворота. Мы не имеем права оставлять среди себя демонов, поэтому мы избавляемся от них. У меня ни разу не возникало сомнений в правильности такого подхода. Ни разу, пока одержимым не оказался мой ребенок.
      - Она убила нашего ребенка. - Я сел на коврике перед очагом Катрин. Послеполуденное солнце светило через открытую дверь. Я проспал несколько часов, прежде чем проснулся с ощущением, что только что сражался разом с пятьюдесятью демонами. Все мое тело онемело. Душа опустела. Если бы кто-нибудь отрубил мне сейчас руку, я бы, наверное, не заметил. Катрин втиснула мне в руки чашку и заставила сделать глоток, но я не смог бы сказать, было ли содержимое чашки холодным или горячим, горьким или сладким. Я был таким же потерянным и ненужным, как пылинки, покачивающиеся в солнечном луче. - Она оставила его где-нибудь на камнях, чтобы его нашли волки, и теперь все делают вид, что его никогда не было. Они делают вид, что даже не помнят о нем, потому что не знают, что еще можно сделать. Как она могла? Мы говорим, что самоубийство отвратительно богам. Что же говорить о детоубийстве?! Ребенок не может творить зло.
      Отобрав у меня чашку, Катрин прижала палец к губам и покачала головой. Но семя гнева, посеянное во мне пристальным наблюдением Фионы, начало расти, орошенное чаем Катрин.
      - Теперь она пытается заставить меня играть в эту игру. Как я смогу убедить себя, что никогда не использовал собственную силу, чтобы узнать, что у нас будет сын? Я проживу оставшееся мне время, притворяясь, что никогда не слышал биения его сердца? Я не смогу, Катрин. Мы прославляли чудо жизни, созданное любовью и верой, а теперь она говорит, что я даже не могу оплакивать свое горе. Моя жена убила моего сына, а я должен не обращать на это внимания?!
      Катрин опустилась на пол рядом со мной. В углу за ее спиной виднелось серое пятно ее простого камня скорби, девять свечей горели, чтобы согреть души ее деда и давно погибших родителей. Я прервал ее дневную молитву. Мой друг и наставник, она взяла мою руку в свою:
      - Ты спал, Сейонн. Видел во сне кошмары. Я уже и раньше говорила тебе, что ничего не могу поделать со снами.
      Значит, и Катрин тоже решила поддерживать общую ложь. Она закрыла мне рот ладонью, прежде чем я смог запротестовать.
      - Подумай пока что о чем-нибудь другом. От Ловца из Кафарны пришло сообщение. Они будут готовы через три часа. Ты сможешь сражаться? Ты уже отдохнул?
      Я не сразу понял, о чем она. Весь мир для меня исчез, его полностью заслонила беда, постигшая мою семью.
      - Сражаться? - Битва с демоном. В эззарийскую сеть, растянутую по всему миру, попался очередной демон. Я уставился на нее, не веря собственным ушам. Неужели они думают, что я смогу биться в такой день?
      - Фиона говорит, что ситуация очень серьезная: работорговец. Если ты не сможешь...
      "Почему именно сегодня?" Я закрыл глаза и попытался взять себя в руки. Кроме меня, никого не было.
      - Нет, нет, разумеется, я буду драться. - Три часа. Времени хватит. Моя жизнь подождет. - Если бы ты могла мне помочь с этим... - Я закатал рукав, чтобы она сняла тугую повязку, наложенную Исанной. Лучше потерять немного крови, чем лишиться быстроты движений.
      Она сменила повязку и заставила меня съесть кусок холодного мяса. Потом положила мне на голову свою маленькую крепкую руку.
      - Тебе скоро будут помогать. Через три месяца Тегир и Дрик будут готовы пройти испытание. А Гриффин с востока сообщает, что Эмрис и Нестайо будут готовы вскоре после нашей пары. Ты просто творишь с ними чудеса, Сейонн. Ты бесподобный учитель! - Но ее добрые слова не нашли отклика в моей душе.
      - Но этого же недостаточно, правда? После случившегося никто не поверит, что я не испорчен. Они скажут, что я привел демона в дом королевы. В тело королевы.
      Катрин устало вздохнула и покачала моей головой, схватив меня за волосы.
      - Будь особенно осторожен в этой битве, мой первый и самый дорогой ученик.
      Я поднял голову посмотреть ей в лицо и понял, что она говорит не только о ждущей меня через пару часов встрече. Мои чувства проснулись, когда я поцеловал ее в щеку, вышел на крыльцо и обнаружил сидящую на ступеньках Фиону. Моя ищейка слышала каждое сказанное нами слово.
      Я не имел ни малейшего желания говорить с ней, поэтому просто брел через лес к храму и пытался понять, что смогу сделать после сражения. Не было смысла думать об этом. Предназначенное мне испытание займет гораздо больше времени, чем у меня есть сейчас. Все, что я мог, - надеяться понять, что нужно сделать, чтобы моя жизнь начала приходить в порядок. Пока что я не мог придумать ничего.
      Эззарианские храмы складывали из простого камня посреди густых лесов, подпитывавших собой наши силы.
      Храмы были разбросаны по всей Эззарии, они всегда выглядели одинаково: пять пар белых колонн под крышей, стоящих на гладко отполированных каменных плитах. В центре находилось несколько маленьких отдельных комнаток, но большая часть постройки была открыта дождю и ветру. На полу, как правило, выкладывали мозаики с историческими сценами, тут же обычно горел огонь и находилось возвышение, на которое укладывали несчастную жертву в тех редких случаях, когда ее привозили прямо к нам. Чаще всего больной находился в другом месте под покровительством эззарианского Утешителя. Утешитель служил каналом, он возлагал руки на жертву и выстраивал простое строгое заклинание, которое шло прямо к Айфу, находящемуся в храме.
      Поскольку я был единственным Смотрителем, пережившим вторжение дерзийцев и заговор келидцев, этот храм оставался единственным действующим храмом. Все уже было подготовлено особым служителем для будущего изгнания. У огня, перед которым мы с Фионой должны будем объединить наши силы, служитель оставил для нее белый плащ и медную шкатулку с листьями яснира. Если к этим листьям добавить нужное заклинание, огонь будет гореть ровно и долго и не будет испускать едкий дым. К тому же в Свитке рей-киррахов говорится, что демоны терпеть не могут этот запах. В центральной комнатке храма служитель оставил кувшин с водой для питья, воду для умывания, чистое полотенце, чистую одежду для меня, где главным был темно-синий плащ Смотрителя, и деревянный футляр с кинжалом и зеркалом.
      Я должен подождать Фиону, прежде чем начать подготовку к битве. Она заранее расскажет мне о жертве, потому что я не смогу расспросить ее, когда начну подготовку. Поэтому я уселся на ступеньки храма и принялся глядеть на идущее на закат солнце. Мне хотелось смеяться. Если Исанна никогда не была беременна, почему же я работаю в паре с Фионой?
      - Ты уже готов снова сражаться, мастер Сейонн? - Фиона пришла быстрее, чем я ожидал. Она стояла передо мной живым укором - то, что я просто сидел на ступенях, тоже пополняло список моих прегрешений.
      С виду она была довольно приятной девушкой: маленькая, стройная, с темными подстриженными волосами (что было необычно для эззарианской женщины, они носили длинные косы или распущенные волосы, перевитые лентами или украшенные цветами). Юбок и платьев она не носила, предпочитая им рубашки и штаны, но никто не сказал бы, что она одевается как мужчина, - ее хрупкая фигурка обладала всеми признаками женственности. Эта одежда выглядела на ней естественно. Исанна рассказывала мне, что многие молодые женщины, жившие в лесах во время дерзийского завоевания, предпочитали одеваться именно так. У них не было тканей для платьев, большую часть одежды они добывали, снимая ее с погибших или находя в заброшенных домах. А потом им понравилась мужская одежда, дающая большую свободу движений.
      - Катрин сказала мне, что это работорговец, - произнес я.
      - Да. В последнее время он начал отдавать предпочтение юным девушкам, он продавал их знатным дерзийцам...
      Отвращение в ее голосе, когда она упомянула дерзийцев, тоже было камнем в мой огород, ведь я смел называть одного из главных завоевателей своим другом. Она продолжила свой рассказ о мерзостях, которые успел совершить работорговец, и о том, как Ловец нашел его.
      Было очевидно, что он не невинный человек, захваченный демоном для скорого пожирания, а тот, кто сознательно предоставил себя как вместилище для рей-кирраха. Подобных демонов, долго сосуществующих с хозяином, было труднее всего изгонять.
      - Ты какой-то рассеянный, мастер Сейонн. Может быть, нам следует отложить изгнание?
      - И оставить рей-кирраха продолжать его работу?
      - Мы не можем исправить все, что неправильно в этом мире.
      - Если бы ты жила в мире, ты не стала бы так легко говорить об этом. Мы будем действовать.
      Она кивнула, укоризненно глядя на рисунок на моем лице: королевский ястреб и лев - это клеймо было выжжено в тот день, когда меня продали Александру.
      - Хорошо. Ты не забудешь о ритуале очищения, когда будешь готовиться?
      Я заставил себя говорить спокойно:
      - Я никогда не забываю об очищении, Фиона.
      - Хаммард сказал, что полотенце вчера было сухим. Если бы ты умывался...
      - Не нужно учить меня, как мне умываться. Если ты помнишь, вчера днем было жарко. Я не вытирался. А что, Хаммарду больше нечем заняться, как только изучать мои полотенца?
      Фиона сверкнула на меня глазами:
      - Ты пропускаешь части обрядов. А они существуют не просто так. Если бы ты был искренен в своих намерениях, ты делал бы все как полагается.
      Я не стал спорить с ней о своей искренности. Если две сотни битв за год не были достаточным доказательством, то словами ее убедить не удастся. Мне необходимо было сохранять спокойствие.