Разоблачение (Рей-Киррах - 2)

- Фаррол казался мне очень знакомым. Я был уверен, что это он был рядом с Блезом, когда отряд отступал из долины, но там я видел его только мельком. По его голосу я понял, что это он стоял с лошадьми, когда Блез подобрал меня после порки. Но этого тоже было недостаточно, чтобы объяснить, почему я его знаю. Он казался невысоким и плотным, но очень крепким и мускулистым. И тоже был эззарийцем, как и одна из женщин. Вторая, высокая хрупкая женщина по имени Яллин, была сузейнийкой. Она закрепила у меня на поясе перевязь для меча.
      Прежде чем я сумел придумать достойный ответ, два десятка всадников, одетых и раскрашенных как и я, уже были на конях. Сейчас сложно было понять, кто они по происхождению, но, судя по глазам, здесь было человек пять эззарийцев и один уроженец Трида - никакой уголь не мог быть темнее его собственной кожи. В отряде имелось три всадницы.
      Время шло к полудню. Перед конниками появился Блез, он повернулся лицом на север, куда из долины уходила грязная дорога. Потом описал руками широкий круг и закрыл ладонями лицо. От этого жеста по воздуху разошлись кольца заклятия, но я не смог понять, какого именно, и не услышал никаких слов. Всадники молча ждали, склонив головы, словно молясь своим богам. Ни слова не сказав, Блез взлетел в седло, и мы отправились в путь.
      У выхода из долины ждало еще человек двадцать: мужчины, женщины и даже дети. Все они махали нам вслед, желая удачи. Там были манганарцы и сузейнийцы, тридская женщина и даже несколько кувайцев, почти все они казались совсем молодыми, не старше двадцати. Лишь трое эззарийцев были пожилыми и измученными, как Сэта. Меня кольнуло недоброе предчувствие.
      Ехать пришлось между Блезом и Фарролом. Я никогда не был хорошим наездником, и, хотя Блезу с его товарищем тоже было далековато до мастерства Александра, по сравнению со мной они держались великолепно. Мне стало стыдно, всю дорогу я заботился только о том, чтобы держаться в седле более-менее прямо и не вывалиться на дорогу. Меня беспокоило то, что мы выехали так поздно и, судя по всему, собирались ехать далеко. Я понятия не имел, к чему стремится Блез, ведя отряд в сторону Кувайских холмов. Мне показалось, что прошло около часа, пока я освоился с ездой и смог наконец глядеть по сторонам. Пейзаж совершенно изменился. Мы были в сухом знойном краю, похожем на пшеничные поля Манганара. Наверное, Блез водит своих людей дальше, чем я мог подумать.
      Прошло еще немного времени, и путь уже лежал по широким зеленым полям с одинокими холмами среди них. Ландшафт очень походил на земли у азахстанской границы, за которыми начинались бескрайние дюны родины Александра. Но это же невозможно. Если только я не заснул в седле и не проспал целый день, мы ехали не больше двух часов. Путь начался с юга, и солнце все еще стояло в зените. Тени от кустов терновника только-только начали удлиняться. Происходящее полностью противоречило моим познаниям в географии.
      Блез привел нас в пересохшее русло реки, неожиданное углубление в плоской земле.
      - Я нашел быстрый путь, но придется подождать темноты, - пояснил он. Пока что обедать и отдыхать. Барон оставил всего полсотни человек для охраны каравана.
      Остаток дня я провел за тем, что ходил вверх-вниз по берегу бывшей реки, стараясь не думать о пальцах демона, касавшихся моей крови, о чудовищных словах, зарастивших мою плоть, о холодных голубых глазах, видевших мою боль и кормившихся ею. Сэта была прекрасным лекарем. Возможно, это действительно ее заклятие, а не ее демона. Но эхо демонической музыки еще отдавалось у меня в ушах, и я не мог подобрать подходящую очистительную молитву, чтобы заглушить его. Все получилось случайно? Или это злой умысел?
      Воины Блеза сидели в тени, некоторые спали, другие разговаривали, все они очень странно выглядели в своей боевой раскраске и с нитями черных бусин. Тридянин стащил с себя рубаху и, смеясь, предлагал бледнокожему манганарцу сделать то же самое, чтобы он мог выкрасить его тело в нормальный человеческий цвет. Двое стройных эззарийцев не старше восемнадцати играли в шашки, расставленные на расчерченном камне.
      Блез и Фаррол сидели отдельно, споря о чем-то и чертя пальцами на земле. Фаррол что-то яростно доказывал. Надеясь понять, во что я ввязался, я поднялся на камень, чтобы видеть этих двоих, и провел ладонью перед лицом, перестраивая восприятие. Слух сразу же обострился.
      - ...упустить такой шанс, - говорил Фаррол. - Вывести Набоззи из игры - значит остановить торговлю в этих краях года на три. Здесь нет другого купца, который отважится занять его место.
      - Мне это не нравится, - ответил Блез. - Вывести его из игры... нет уверенности, что место останется пустым, а так еще несколько набегов, и он сам выйдет из игры.
      - Это ты так думаешь. У нас нет времени. Ты слишком долго колебался...
      - Хватит! - Блез вскочил на ноги и отвернулся от коротенького человека. - Я сделал то, что должен был сделать, и я приму на себя все последствия. Нет причины бросаться куда-то очертя голову. Мы просто быстро появимся и быстро исчезнем. У нас будет час, может быть, два, прежде чем барон дождется подкрепления. План прежний.
      - Что с тобой случилось? Мы же решили быть более напористыми.
      Блез повернулся к своему приятелю, но, прежде чем он успел ответить, заметил меня на камне, над лагерем.
      Я был слишком далеко, чтобы слышать нормальным человеческим слухом, но я понял, что он ответил не то, что собирался.
      - Нужно напомнить всем остальным, что среди нас чужой. Думаю, следует проявлять сдержанность, пока мы не поймем, что ему можно доверять. - Хотя он не мог знать, что я его слышу, я понял, что эти слова обращены ко мне.
      - Эззарианское дерьмо! Нужно его убить! - Фаррол не собирался проявлять сдержанность.
      Весь день я не подходил к главарю и его разбойникам, ибо понял, что меня испытывают, и лучшее, что мог сделать, - молча наблюдать происходящее. Я все равно ничего не узнаю, пока не окончится испытание.
      Когда от солнца осталась только красная полоса на западе, спящие начали подниматься, и все веселые разговоры затихли. Клинки были вынуты из ножен, их разглядывали, протирали, говорили с ними. Друзья осматривали раскрашенные лица друг друга, проверяя, не сошел ли грим, лошадей успокаивающе хлопали по шеям. Запас воды был выпит за жаркий день, казалось, люди знали, что вода не понадобится им для обратного путешествия.
      Меня мучило волнение перед битвой. Сама битва не вызывала у меня тревоги. Сражаться с обычными людьми было несложно, но я очень боялся, что меня вынудят предать Александра, чтобы спасти сына. "Гнусные упрямцы", думал я. С демонами иметь дело проще. Эззарийцы не созданы для участия в делах большого мира. Мне надо было найти способ отказаться от набега.
      Войско собралось под высокой скалой, словно призванное набатом. Какой-то человек забрался на камень, ветер раздувал его черный плащ и длинные черные волосы Я не видел в сумерках его лица, если не считать белых кинжалов на щеках, но узнал по исходящей от него силе.
      - Мы снова готовы испытать себя на прочность, - негромко заговорил он, но его слова заставили всех не отрываясь смотреть на него. Я тоже поддался общему настроению. - Мы несем в своих руках справедливость. Человек не будет больше рабом, если мы освободим его нашими руками. Ребенок не будет голодать, если мы накормим его из наших рук. Тиран не будет править, если мы покараем его. Наши мечи принесут свет в темный мир.
      - Лукаш! - выдохнули разом двадцать человек. Это слово прозвучало не как одобрение, а как молитва. Лукаш свет.
      - Все вы знаете ваши обязанности. Когда вы приедете, ворота будут открыты. На стенах будет не больше десяти человек, часовых не сменят, пока не прибудет караван. Действуйте быстро, друзья мои, и напористо.
      Блез соскочил с камня, и я потерял его среди других черных фигур. Меня нашел Фаррол и приказал держаться рядом.
      - Это Блез хочет, чтобы ты был здесь, - сказал он, когда мы сели на коней и повели за собой колонну всадников. - Хотя я знаю его с пеленок, понятия не имею, зачем ему это. Однако хочу тебя предупредить: если ты хоть глазом моргнешь в неподходящий момент, я вырву у тебя сердце.
      - Может, ты скажешь, куда мы едем?
      - Скоро увидишь. Мы едем изгонять дьявола.
      Отряд быстро мчался по равнине мимо темнеющих на фоне звездного неба бесформенных скал. Ветер, вздымавший мои перевязанные черными бусами волосы, был сухим и прохладным, он нес с собой запахи прошлогодней травы и пыли. Эта скачка через ночные долины пробуждала странные чувства. Мне казалось, что контуры моего физического тела размываются, тают, сливаясь с темнотой. Интересно, мои спутники чувствовали то же? Не это ли так их сближало? Все, что я видел, - белые пятна на щеках. Белая полоса на темной земле. Меч Света.
      Блеза не было с нами. Я был уверен, что почую его присутствие. Отрядом командовал, конечно же, Фаррол. Он взмахнул рукой, и двое всадников свернули туда, где еще недавно догорали последние лучи заката. Через четверть часа темная скала перед нами начала приобретать форму. На верхушке скалы угадывалась крепость, замок с пятью башнями и толстыми стенами, за которыми могла укрыться добрая тысяча воинов. За массивными воротами между двух каменных башен начиналась мощеная дорога. Я с трудом представлял, как эти двадцать мужчин и женщин собираются сдвинуть с места хотя бы одну створку ворот.
      Набоззи. Имя было знакомое, но не больше. Набоззи были одним из старейших и могущественнейших семейств Империи. Они входили в двадцатку Императорского Совета. Но я помнил, что земли Набоззи находились на западе Азахстана, там, где Императорская дорога пересекалась с караванными тропами из Вештарии и Хаммадии, в десяти днях пути от самого Загада и не меньше чем в четырех неделях езды от Кувайских холмов. Невероятно. Но тогда беседа Блеза с Фарролом приобретает какой-то смысл. Набоззи были одними из самых крупных работорговцев. "Дитя Вердона... что мы натворили... и что мы делаем?"
      Всадники соскочили на землю, я схватил коротышку за рукав:
      - Фаррол...
      Он ткнул нож мне в ребра, как раз чтобы уколоть кожу через рубашку.
      - Ты будешь рядом со мной и станешь делать то, что я велю, иначе даже Сэта не справится с тем, что ей привезут. Я вырву тебе язык, прежде чем ты успеешь предупредить этих дерзийских дьяволов.
      Я пока что не собирался демонстрировать свои способности, иначе этот нож уже торчал бы из его шеи, Я просто отвел его руку. Как только они начнут свою нелепую вылазку, я найду способ отойти в сторону.
      Двое воинов увели лошадей, остальные пошли к воротам, за которыми начиналась мощеная дорога. О чем они думают? Но этой ночью не было ничего невозможного. Когда мы подошли поближе, мертвое тело свалилось с одной из башен на камни, а вскоре после этого окованные железом ворота медленно открылись. Мы быстро и беззвучно проскользнули в щель. Я пошел вместе с Фарролом в укрытие под лестницей башни, а остальные рассредоточились на тропе, ведущей через гору к крепости. Ворота за нами закрылись. Ни звука. Я заметил, как Блез спрыгнул с лестницы башни и легко приземлился перед нами.
      Озадаченный и пораженный, я наблюдал, как мятежник легко бежит по тропе, кивая, меняя позиции, делая знаки рукой, чтобы одни продвинулись по тропе чуть дальше, другие зашли поглубже в тень. Прошло немного времени, и я услышал вой зайдега, шакала, где-то на равнине, и Блез снова исчез в темноте.
      Мы молча ждали. Скоро сухой ветер пустыни принес с собой печальный стон, какой не издают животные, и отвратительный запах, такой знакомый, что у меня задрожали колени. В стоне слышалась боль невыносимой утраты и одиночества. А в запахе я различал вонь давно не мытых тел, засохшей крови, гноящихся ран, а еще болезней, страха и нездоровой пищи. Рабы. Сотни рабов. Далекий звон цепей стал громче.
      Тела... рядом со мной, истекающие потом или горящие в лихорадке... некуда сдвинуться, можно идти только вместе с остальными, став сегментом этого отвратительного чудовищного червя... не хватает воздуха, он наполнен зловонием... ноги ноют и болят после долгого путешествия... глаза лихорадочно блестят от нехватки сна... спина горит от кнута... запястья и лодыжки нарывают от постоянного движения кандалов, прикованных к таким же кандалам впереди и позади тебя. Сколько раз... три... четыре... я брел с караваном рабов? Последний раз из Сиккората в Кафарну, тридцать семь дней по пустыне. Я глубоко вдохнул и приказал желудку оставаться на месте. Потом вынул меч и замер рядом с Фарролом, который сверкал на меня глазами из-под своего грима.
      Окрик из башни при воротах. Смех и ответный возглас из-за ворот.
      Мои мускулы напряглись. Я готов. Мной не надо командовать.
      Ворота распахнулись, и въехали два вештарца в полосатых халатах.
      Тихо... еще рано... Я чувствовал, как воля Блеза сдерживает его воинов. Сопровождаемая грубыми криками надсмотрщиков и хлопаньем кнутов, голова червя, именуемого караваном рабов, проползла мимо башен. Словно мы вместе придумали все это, мы с Блезом одновременно выкрикнули:
      - Пора!
      Люди в черном обрушились на караван, перерезая горло надсмотрщикам и убивая стражников. У нескольких воинов оказались с собой топоры, которыми они начали рубить цепи, освобождая рабов, чтобы успеть до прибытия подкрепления. Онемевшим от изумления рабам велели искать укрытие в храмах Кессиды, ближайшего города на границе с Базранией, и уходить как можно быстрее, поскольку скоро подъедет со своим войском сам барон и он будет весьма огорчен потерей такого ценного товара.
      Я свалил на землю двух злобно ворчавших вештарцев, которые кинулись на людей Блеза с длинными мечами, потом захватил врасплох озадаченного дерзийца, проснувшегося в караулке на первом этаже башни. Он быстро сориентировался и кинулся на меня, но я успел привязать его к столбу его же ремнем. Двое его товарищей выползли на шум, протирая глаза, и обалдело уставились на него, начиная понимать, что с воротами что-то неладно. Они были безоружны, я вышел из тени и быстро загнал их обратно в комнату, завалив дверь бочками, чтобы они не сразу выбрались. Я загасил факелы, освещавшие дорогу. Теперь, когда рабы разбежались, сложно было в суматохе убить не того.
      Фаррол бился с каким-то дерзийцем У солдата не было оружия, он отбивался кровоточащими руками, а мятежник старался уронить его на землю, размахивая мечом перед его лицом. Я должен прекратить это, так как не собирался участвовать в резне, но в этот миг один из вештарцев попытался отсечь мне руку, и мне пришлось разобраться с ним. Когда я снова огляделся по сторонам, дерзиец был уже мертв, кровь из его перерезанного горла заливала камни. Убийство вештарского работорговца - одно. Убийство безоружного дерзийца - совсем другое.
      Некоторые рабы уже выбрались за ворота, прихватив лошадей, оружие и фляги с водой у убитых вештарцев, другие озадаченно бродили по дороге, наслаждаясь нежданной свободой. Несколько человек расправлялись с недобитыми вештарцами, мстя за свои мучения. Я огляделся в отчаянии. Некоторые были слишком слабы, чтобы двигаться, они просто сидели у дороги, ожидая, когда их снова схватят. Увести отсюда всех невозможно.
      Через некоторое время я снова сражался. Откуда-то сверху к воротам прибежало несколько тридских наемников. Я не видел никого из людей Блеза, и у меня мелькнула мысль, что они могли бы счесть это забавным - бросить меня здесь посреди всего этого разорения. Но тридяне не оставили мне времени на размышления.
      Вештарский надсмотрщик промчался на коне через ворота, размахивая кнутом. Он полоснул по лицу женщину-рабыню, которая не успела отскочить в сторону. Она упала на дорогу, а вештарец подгонял коня, стремясь скорее добраться до спасительного гарнизона в крепости, наверху. Он промчался прямо по женщине, копыта и шпоры превратили ее тело в кровавое месиво. Чувствуя, как разум заволакивает пелена безумия, я отшвырнул в сторону единственного уцелевшего тридянина и бросился на вештарца. Я стащил его с седла, успел заметить страх на его лице и тут же размозжил его голову о ближайший камень, всадив прежде меч ему в живот. Потом выдернул клинок и снова воткнул в тело. И снова, и снова, выплескивая ненависть, которую, как мне казалось, я уже израсходовал в своих кошмарах.
      Наверное, я кромсал бы вештарца вечно, но тут на мою окровавленную руку легла сильная ладонь, я обернулся и увидел измазанное углем лицо с белыми кинжалами на щеках. Блез. Его спокойствие окутало меня прохладным плащом. Он кивнул на дорогу. Огонь в моих жилах начал затихать, я услышал приближающийся топот копыт. Солдаты. Не меньше двадцати. Мы вместе отбежали от дороги, нашли остальных, посоветовали оставшимся рабам поторопиться, пользуясь покровом ночи и близостью холмов. С севера из Запада по Императорской дороге двигалась река факелов, не меньше пяти сотен солдат. Когда мы немного отъехали, я оглянулся, чтобы увидеть то, что увидят подъезжающие к крепости, - белый кинжал в человеческий рост, нарисованный на старых воротах.
      ГЛАВА 13
      Прошло не больше трех часов, и усталый отряд вернулся в зеленую долину, где ждали свои. По моему впечатлению, мы проехали от ворот крепости барона около трехсот лиг. Это было совершенно невозможно. Так же невозможно, как и то, что Блез один забрался на башню, убил двоих часовых, усыпив остальных, и открыл ворота, чтобы впустить нас. План был нелепый, поэтому действенный. Кому бы в голову пришло, что можно отбить целый караван рабов под самыми стенами замка Набоззи? Как, во имя всех богов, он сумел? Мое тело смертельно устало. Мой разум устал еще сильнее.
      В сером утреннем свете, когда птицы уже начали беспокойно хлопать крыльями, предчувствуя близкий рассвет, я опустился на колени перед потоком и вычистил из-под ногтей засохшую кровь, потом смыл уголь с лица, позволяя грязной воде стекать в траву. Я хотел понять, хотел очистить свой дух. Лечение демона Сэты и мое яростное нападение на вештарца камнем легли на душу.
      Остальные праздновали счастливое возвращение перед костром, на котором жарился олень, они вспоминали отлично подготовленное нападение и смеялись, радуясь освобождению рабов. Мне не хотелось принимать участия в праздновании. Я не сожалел о гибели работорговцев и погонщиков или о том, что на свободе оказались те рабы, которые были достаточно ловки и изобретательны, чтобы скрыться и спастись. Но в самой затее виделось много промахов. Похоже, мятежники понятия не имели о том, как устроен мир Я знал, что произойдет с теми, кого схватят снова, или с теми, кто был слишком слаб, чтобы бежать. Я знал, что будет с оставшимися в живых стражниками, когда барон узнает о нападении. Еще я знал, что произойдет с ближайшим поселением, когда дерзийцы обнаружат одного из своих с перерезанным горлом и без оружия в руках. Мне была невыносима мысль, что демон Сэты слышит мои мысли.
      - Неистовый боец. Я верно тебя оценил. - Блез сидел на противоположном берегу потока, опираясь спиной на кривую сосну.
      - Ты ничего обо мне не знаешь. - Я решил, что моей выдержки достаточно, чтобы не выпрыгнуть из собственной кожи от этого внезапного появления. Загадочность Блеза начала меня раздражать.
      - Ты плачешь.
      - Ты же говоришь, что я неистовый боец. - Неужели мне предопределено всю жизнь общаться с людьми, читающими мою душу как открытую книгу?!
      - Я хочу понять. - Он подался вперед, его глаза блеснули в свете садящейся луны. - Ты печалишься не только из-за рабов, да? Фаррол сказал, что ты защищал дерзийца. Ты наверняка оплакиваешь и ту вештарскую свинью, которую изрубил. А меня учили, что эззарианским магам нет никакого дела до мира.
      - Я хочу знать, как мы смогли за одну ночь проехать шестьсот лиг и как ты сумел попасть в дерзийскую крепость, которую ни разу не захватывали враги вот уже пять сотен лет. Может, расскажешь мне пару сказочек в обмен на мои?
      Он покачал головой и засмеялся:
      - Не сейчас. Пока что я тебя прошу об одном - дай мне знать, если вдруг надумаешь меня убить. Я найду несколько способов умереть, лишь бы не от твоей руки.
      - А ты проследишь за тем, чтобы твой друг не прирезал меня во сне? Ты сможешь обезоружить его? - Это была уже не шутка, и Блез понял это.
      - Не думай о моем друге. Ты под моей защитой. - Странно, но мне от этого не стало легче.
      За две недели разбойники Лукаша проехали расстояние в три месяца пути. Каждый раз я клялся, что больше не стану участвовать в походе, и каждый раз Блез давал понять, что мое участие в битвах - расплата за доверие. Я уже успел выяснить, что никто в отряде понятия не имеет, куда Блез девает эззарианских детей, и он никому и словом не обмолвился, что я являюсь отцом одного из них. Я не мог бросить своего сына, поэтому ехал туда, куда меня везли.
      Один раз мы оказались в центре Вайяполиса, чтобы похитить деньги, выплаченные в качестве налогов, у одного нечистого на руку сборщика по имени Говам. Было известно, что Говам сознательно завышает сумму налогов, собираемых с богатых купцов, и оставляет себе львиную долю, которой хватает и на то, чтобы платить нужным людям, избегая ответственности. Если человек не мог уплатить налог, Говам забирал его дом, лавку, его рабов или земли. Люди победнее должны были отдавать в казну десятую часть своих доходов, и многие не знали, что делать - платить налог или кормить детей. Говам делал вид, что сочувствует таким людям, он позволял им повременить с уплатой. Когда он выжимал все, что можно, из богатых горожан, то шел к бедным за долгом, заявляя, что его хозяин узнал о проявленном им великодушии. Денег, конечно же, не было, тогда он, оплакивая участь бедняка, забирал его жену, детей и продавал их вештарцам. Подобные вещи творились по всей Империи. Говам был не самым худшим.
      После того как я справился с неприятным ощущением, из-за того что участвовал в деле, за которое Александр приказал бы нас разорвать бешеными быками, мне было забавно видеть, как на стенах гробницы Долгара вдруг появились похищенные нами монеты, прилепленные к стенам грязью. Бедные, приходя сюда с мольбами о помощи, могли принести с собой кусочек жести или железа и поменять его местами с золотой монетой, которой им хватило бы на целый год. Я был рад уже потому, что в этом походе мы не пролили крови. Блез оставил сборщика налогов привязанным к столбу фонаря, он был раздет и обрит налысо. Воздаяние по заслугам. Сборщик однажды поступил так же с бедным манганарским ремесленником, который не смог к своим налогам заплатить еще и взятку. На животе Говама Фаррол нарисовал белый кинжал.
      Сам набег прошел удачно, но никто не подумал, чтобы подготовить достойный план выхода из города. Ночь была душной, зловонные испарения большого города висели в воздухе. Дерзийский губернатор прислал манганарцам свои войска для подкрепления, и теперь они шли на нас ровными рядами. Я решил, что с нами покончено. Мы мчались по узкому переулку, отшвыривая в стороны утренних котов и перепрыгивая через разлагающиеся кучи мусора, только для того, чтобы увидеть в другом конце переулка движущиеся на нас факелы и мечи. Мы повернули назад, проскочили мимо вылезших посмотреть на погоню нищих, взлетели по обшарпанным каменным ступеням и оказались в темном дворе, заполненном удушающими запахами отбросов и дыма яреты, разрушающей мозг травы, которую так ценят благополучные скучающие дамы и отчаявшиеся бедняки. Мы неслись через двор, перепрыгивая через тела - живые или мертвые, было не разобрать, - стремясь добраться до домов на другой стороне улицы. Но я вскинул вверх руки, чтобы остановить всех. Перед домами неподвижно замер ряд всадников, о чем я и сообщил Блезу и Фарролу.
      - Я найду путь, - сказал Блез; он побежал туда, откуда мы пришли, и исчез в тени. Потом быстро вернулся, махнул, чтобы мы шли в лабиринт из лавок и проулков, и снова растворился в темноте. Он делал так еще четыре раза, встречая нас на каждом повороте, чтобы указать путь. Он ни разу не ошибся.
      В следующий раз мы попали в огромный город Даргонат на западной окраине Империи. Запас зерна, привезенный с юга, гнил на верфях холленнийцев, а в бедных кварталах люди умирали от голода. Дерзийский наместник покинул город, отправившись в Загад на традиционные скачки, не оставив указаний по продаже или выдаче зерна. Блез узнал, что правитель пытался отравить любовницу Императора и уже не вернется в город, но его заместитель-холленниец не желал ничего слушать, он отказывался видеть, что город вымирает от голода, и запер запасы зерна на замок. Блез нашел способ попасть на верфи, казалось, что его главным талантом была способность проникать в те места, в которые было невозможно попасть, и мы разделили зерно между людьми. Фаррол хотел прикончить холленнийца, но Блез заявил, что у нас нет времени, чтобы сделать все правильно. Он хотел справедливости, а не мести. Этот набег был подготовлен еще хуже, чем в Вайяполисе. Городской гарнизон шел за нами по пятам, и у Фаррола не осталось времени даже на его традиционную живопись. Он удовольствовался тем, что просто бросил холленнийца посреди толпы в бедняцком квартале.
      В следующий раз мы всемером оказались на пропускном пункте на границе, где капитан-базраниец набивал свои сундуки полученной с путешественников мздой. Когда маленький отряд обложил дом капитана снопами соломы, а вместе с ним и казармы и пропитал солому ламповым маслом, похищенным из ближайшего чулана, я попробовал убедить Блеза, что иногда лучше просто сообщить Императору о происходящем, а не поджигать людей в их постелях. Фаррол тут же обвинил меня в сочувствии дерзийцам.
      - Наверное, он нашел среди них доброго хозяина. Или хозяйку, богатую дерзийскую корову, от прелестей которой у него протухли мозги.
      - Даже протухшие мозги осознают разницу между заслуженной казнью и бессмысленным убийством, - ответил я.
      - Мне необходимо, чтобы мои уроки пошли впрок, - заявил Блез. - У меня нет времени умолять или подкупать несколько десятков чиновников, чтобы попасть к Императору. Кроме того, Императору нет дела до несправедливостей, так же как и его чиновникам.
      - Но в домах невинные люди: дети, рабы, простые солдаты. Многие из них понятия не имеют, что творится на границе. Они беспомощны. О какой справедливости здесь идет речь? Кому и какой урок ты преподашь?
      - Поджигайте.
      Всадники бросили факелы в солому, хотя хватило бы одного их рвения, чтобы она занялась. Когда мы выезжали из города, Блез на некоторое время покинул нас, он вернулся с волдырями на руках и в обгоревшей рубахе и отказался отвечать на вопросы Фаррола.
      Я принимал участие во всех походах, стараясь понять, что это за магия, которой пользуется Блез. Все это время я пытался сохранить свою жизнь и свою честь. Моя жизнь была при мне. В своей чести я был не уверен. Повсюду был обман, он въедался в душу, как угольная пыль. Я ничего не узнал о магии Блеза, еще меньше узнал о нем самом, если не считать того, что любой из его отряда не задумываясь отдал бы за него жизнь. Чем дольше я наблюдал и слушал, тем яснее понимал это. Я не соглашался с большинством его планов, его представления о добре и зле казались мне слишком упрощенными, но невозможно было не признавать его достоинства. Он был умным и щедрым, добрым и преданным людям, абсолютно всем живущим в мире, которые нуждались в том, что он мог им дать. Обладал обостренным чувством справедливости. Был ли то неграмотный крестьянин, надрывающийся от зари до зари на дерзийских полях, пока его семья умирала с голоду, или фермер, чей дом сожжен за то, что не понравился кому-то из дерзийцев, или маленькая девочка, оторванная от семьи, чтобы начищать изнутри масляные лампы, гордость дерзийцев, только потому, что ее ручки были достаточно малы и хорошо подходили для этой работы, - он замечал всех. Я начал думать, что, если бы мне удалось познакомить Блеза с принцем, жизнь их обоих заметно бы упростилась, а мир сделался лучше.
      Другое дело Фаррол. Он был правой рукой Блеза, успевающей сотворить многое, кроме того, он яростно и самозабвенно охранял предводителя в бою. Я знал, что они дружат с детства, они так близки, что один может закончить начатую другим фразу или засмеяться еще невысказанной шутке. Но я не верил, что коротышка был полезен Блезу, мне казалось, что он, возможно, ведет своего друга к гибели. Все планы этого эззарийца были кровожадны и плохо продуманны, и они всегда шли вразрез с намерениями Александра. Блез вносил в них исправления, но у него не было ни времени, ни желания пересматривать их полностью. А я все еще был чужаком, чтобы вмешиваться. Фаррол не верил мне и не забывал каждый раз сообщать об этом Блезу.
      Меня предоставили самому себе. Блез так и не сказал мне то, что я хотел узнать, но он ни о чем не спрашивал и меня. Только один раз мы подошли к сути. Как-то утром, недели через три после моего присоединения к отряду, настала моя очередь чистить выловленную в ближайшем озере рыбу. Он подошел и сел рядом со мной, как часто делал и с другими, когда они работали в лагере. Он передал мне очередную рыбину из кучи и внимательно смотрел, как я одним движением отсекаю голову и аккуратно вынимаю кишки, как это принято у эззарийцев. Потом я вымыл рыбу, не в ручье, как делало большинство, а в миске, куда я набирал воду для каждой рыбы отдельно.
      - Ты ни разу не спросил о своем сыне, - сказал он через некоторое время.
      - Я решил, что ты сам скажешь мне, когда настанет время. - Я взял следующую рыбину, мои руки продолжали совершать привычные движения, хотя мои мысли были далеко.
      Он кивнул и поднялся, чтобы уйти, ополоснул руку, но не в потоке, а из ведра, которое я держал под рукой для мытья рыбы.
      - Именно так. - Он отошел и стал помогать старику, тащившему на себе тележку с дровами. Мне захотелось воткнуть в него нож.
      После выздоровления мне были выданы соломенный тюфяк и одеяло, и меня поместили с остальными в небольшом бараке. Никто из отряда не искал моей дружбы, но никто не делал попыток зарезать меня во сне. После нашего набега на крепость Набоззи Блез начал расспрашивать меня о привычках дерзийских воинов и обычаях, принятых в домах дерзийцев. Хотя за мной продолжали наблюдать, я почувствовал, что меня начали уважать за умелость. После третьего похода Блез спросил, не могу ли я обучать его людей принятым у дерзийцев приемам боя на мечах, и мы начали тренироваться каждое утро по два часа. Он стоял в ряду вместе со своими женщинами и мужчинами, повторяя все движения, спрашивая, смеясь собственным промахам. В войске Лукаша были молодые люди с ферм, бывшие служанки, мельник и ученик кузнеца. Никто из них не умел толком держать меч, но все они были готовы умереть по слову Блеза. Своим успехом они были обязаны отчаянной храбрости, стечению обстоятельств и талантам своего главаря, который позволил им стать чем-то большим, чем они были.