Вечером того же дня, плотно поужинав, все четверо перешли из столовой в гостиную, где гостеприимный хозяин дома после непродолжительной беседы с дамами на общие темы внезапно сказал:
      – А почему бы вам не написать письма своим родным в Йоркшир? Они будут рады узнать, что у вас все в порядке. В моем кабинете тепло, там имеются все необходимые письменные принадлежности, воск и печать. Я же не стану вас стеснять своим присутствием и поговорю пока с кузеном.
      – Вообще-то мы хотели пораньше лечь спать, – сказала Корделия.
      – Ничего подобного! – заявила Офелия. – Мне хотелось бы поиграть в карты или шарады. Но коль скоро вы сделали нам такое любезное предложение, мы с удовольствием им воспользуемся. Не правда ли, Корделия?
      – Да, разумеется, – покраснев, ответила та. – Наши родственники наверняка уже беспокоятся и обрадуются нашим письмам.
      Викарий проводил девушек в свой уютный кабинет, снабдил всем необходимым и оставил их одних. Когда Джайлз Шеффилд плотно затворил за собой дверь, близнецы переглянулись.
      – Похоже, что они даже ни о чем не догадываются! – воскликнула Офелия.
      – Я в этом не уверена, – произнесла Корделия. – Не заблуждайся на их счет, они далеко не дураки. Им вполне могло каким-то образом стать известно, что нас разыскивают.
      – Но ты ведь сказала Мэдлин, что мы намерены погостить у Лорин в поместье сквайра. А я заверила сквайра, что мы поедем домой. Так что причин для тревоги я не вижу.
      – Тем не менее Лорин могла написать Мэдлин письмо, и наши родственники, сопоставив факты, могли сообразить, что близнецы Эпплгейт исчезли, – возразила Корделия сестре и с опаской посмотрела на дверь. Та выглядела массивной и толстой, и она немного успокоилась. Добросердечному викарию вовсе не обязательно знать, что его гостьи не только не имеют защитников в Лондоне, но и сбежали, не поставив в известность о своем отъезде родственников. Поведение же Офелии, бесстыдно заигрывавшей с симпатичным священником, вызывало у нее возмущение. Сестра зашла чересчур далеко.
      Корделия выдержала паузу и заявила, глядя сестре в глаза:
      – Офелия! Нас вполне могли уже хватиться. Мы должны написать в Йоркшир, что у нас все хорошо.
      – А зачем ты сказала викарию, что у нас есть отец инвалид? Надо было сказать, что мы бедные сиротки, одни в целом мире…
      – Лгать пастору грешно! Мы и так уже наплели массу небылиц. Так что прошу тебя прекратить фантазировать. Напиши нашему отцу покаянное письмо, сообщи ему, что мы сожалеем о своем поступке, что мы в безопасности и живем пока у одного лондонского викария, но скоро непременно вернемся домой.
      – Дудки! – воскликнула Офелия. – Я не вернусь в Йоркшир до конца театрального сезона. Почему бы тебе самой не написать письмо отцу? Лично я ни о чем не сожалею и врать ему не хочу.
      – Но ты же мастерица на всякие выдумки! – возразила Корделия. – Я лучше напишу нашему сводному брату лорду Гейбриелу Синклеру, чтобы он не забывал о моем существовании. Ведь мы с ним виделись всего один раз.
      – Нет, отцу я писать не стану, – твердо сказала Офелия. – А уж лорду Синклеру тем более. Я произвела на него дурное впечатление на свадьбе Джулианы.
      – Ну и что из того, что ты случайно пролила ему на брюки вино из бокала? Это со всяким может случиться. Он наверняка давно забыл об этом недоразумении.
      – Видела бы ты, как он тогда на меня посмотрел! Я едва не сгорела от стыда под его укоризненным взглядом. Мне еще никогда не было так стыдно с тех пор, как я подвернула лодыжку на балу в Баттерфорде в Михайлов день и продемонстрировала всем прореху в своей нижней юбке. – Офелия содрогнулась от этих воспоминаний и закатила глаза к потолку. – Пожалуй, я лучше сочиню письмо отцу.
      Сестры взяли в руки перья.
      Корделия наморщила лоб, размышляя, что ей лучше сообщить добрейшему лорду Гейбриелу Синклеру. Он так радушно принял у себя в свое время их сестру Джулиану! И устроил для нее роскошную свадьбу. Напрасно они с Офелией не уведомили его заранее о своем намерении приехать в Лондон. Корделия вздохнула и аккуратно вывела на листе бумаги: «Дорогой лорд Синклер!» На большее у нее не хватало фантазии.
      Как же, черт побери, ей лучше поставить своего дальнего родственника в известность об их с сестрой внезапном приезде в Лондон? И как объяснить ему цель их путешествия? Не дай Бог, он подумает, что они легкомысленные девицы, ищущие в Лондоне богатых покровителей. Но обрадует ли его известие о том, что Офелия будет играть на сцене театра? А вдруг он, узнав об этом безнравственном поступке, не захочет больше с ними общаться?
      Отчаявшись подобрать нужные слова, она сочинила какую-то сумбурную нелепицу, смешав воедино правду и вымысел, и поспешно запечатала письмо, зная, что если она прочтет его, то наверняка швырнет в огонь.
      – Лучше бы викарий не выказывал нам такую чрезмерную предупредительность, – произнесла Офелия, орошая свое покаянное послание отцу фальшивыми слезами.
      – Довольно лицемерить! – в сердцах воскликнула Корделия. – Слезы могли навернуться на твоих бесстыжих глазах, пожалуй, только если бы ты случайно порезала себе пальчик ножом для заточки перьев. Ты почему-то не сетовала на чрезмерную любезность викария, когда принимала приглашение немного погостить у него.
      – Прикуси свой ядовитый язык, гарпия! – огрызнулась сестра. – Хотя ты и права, – со вздохом добавила она.
      Девушки покинули кабинет и, вручив письма викарию, поблагодарили его за содействие в их отправке.
      – Леди, наверное, утомились и желают отдохнуть, – с деланной заботой произнес стоявший у него за спиной Рэнсом Шеффилд.
      В его серых глазах Корделия заметила смешинки.
      – Разумеется, – согласился с ним хозяин дома. – Не стану вас задерживать, леди.
      Поборов желание сказать его кузену какую-нибудь колкость, Корделия пожелала обоим мужчинам спокойной ночи.
      Офелия же не могла не воспользоваться случаем и, не ограничившись вежливым поклоном, эффектно протянула викарию руку на прощание. Тот ответил ей рукопожатием, а его дерзкий кузен даже коснулся губами кончиков ее пальцев.
      К собственному удивлению, Корделия почувствовали ревность, но виду не подала, не желая потворствовать злорадству насмешника.
      Сестры поднялись по лестнице и вошли в свою спальню.
      Быстро совершив вечерний туалет, Корделия улеглась в постель, накрылась одеялом и притворилась спящей. Однако Офелия ничего в связи с этим ей не сказала, очевидно, слишком устав, чтобы разговаривать.
      Сквозь дрему Корделия слышала доносившиеся снаружи приглушенные звуки: цоканье лошадиных подков по мостовой, перестук колес повозок, людские голоса, смех уличных проституток, лай собак. Беспокойно спала и Офелия: она то и дело переворачивалась с боку на бок и постанывала во сне. Лишь когда занялся рассвет, окрасивший мглистый небосвод в пурпурный цвет, Корделия накрыла голову подушкой и тотчас же уснула.
      Разбудил ее настойчивый стук в дверь.
      – Войдите! – сонно произнесла она, пытаясь открыть глаза.
      Худощавая служанка внесла в комнату чайный поднос.
      – Хозяин говорит, что вам следует поторопиться, если не хотите опоздать на репетицию. А мистер Рэнсом сказал, что он едет через десять минут и ждать вас не намерен, – ворчливо произнесла она.
      – Хорошо, спасибо, – ответила Корделия и, приподнявшись, взглянула в окно. Судя по всему, шел одиннадцатый час. Пора было вставать и будить сестру.
      – Офелия! Просыпайся! – сказала Корделия. – Иначе ты опоздаешь в театр.
      Из-под одеяла появилась всклокоченная голова.
      – Боже, мне всю ночь снились кошмары! – простонала сестра, моргая. – Вот уж не думала, что Лондон такой шумный и беспокойный город. Очевидно, здесь не принято спать по ночам.
      Выпив чаю с булочками, девушки быстренько умылись, причесались и оделись, после чего сбежали по лестнице и увидели Рэнсома Шеффилда, стоящего возле входной двери. Он окинул их насмешливым взглядом и произнес:
      – Оказывается, вы способны действовать быстро, если это необходимо. Доброе утро, леди! Вам хорошо спалось?
      – Доброе утро, мистер Шеффилд, – с медовой улыбкой промолвила Офелия. – Было чрезвычайно любезно с вашей стороны вызваться сопровождать нас в театр.
      Корделия нарочито вежливо поприветствовала его, хотя и менее сердечно, поскольку все еще подозревала, что кузен викария задумал обворовать управляющего театром. Она даже подумывала, не предупредить ли ей господина Неттлса о грозящей ему опасности. Но терять в лице Рэнсома покровителя ей тоже не хотелось. Хотя, с другой стороны, много ли проку от покровителя-вора?
      Рэнсом остановил для них экипаж, и вскоре они снова очутились на Мэлори-роуд и вошли в театр через служебный вход. Привратник узнал сестер и пропустил без лишних слов, очевидно, считая их полноправными актерами.
      С сияющими улыбками на лицах близняшки пошли искать гримерную. По коридорам сновали другие актрисы, жалуясь друг другу на плохое освещение в раздевалке и костюмерной и беспорядок, царящий в этом заведении.
      Какая-то светловолосая молодая женщина с большими голубыми глазами, подведенными черной тушью, и большим бюстом вздохнула и промолвила:
      – От меня воняет, как от свечной мастерской.
      – Не волнуйся по пустякам, милочка, – подбодрил ее худосочный парень, несший по коридору обтянутый холстом задник. – Даже если бы от тебя воняло, как от коровы, на это никто бы не обратил внимания. С твоей-то фигурой тебе нечего стесняться. – Он выразительно посмотрел на ее глубокое декольте и ухмыльнулся.
      Но не успела Корделия поразиться грубому жесту, которым ответила ему актриса, как увидела прямо перед собой пышнотелую миловидную брюнетку. Окинув Корделию надменным взглядом, она спросила:
      – Неттлс нанял тебя в качестве костюмерши или второстепенной актрисы? Что тебе нужно возле гримерной? Вот, возьми мой плащ и быстренько его почини! Я ведущая актриса мадам Татина, к твоему сведению, так что займись моим костюмом безотлагательно.
      – Уверяю вас, мадам Татина, я приведу его в порядок очень быстро, – сказала Корделия, пряча улыбку.
      – Не разочаровывай меня! – горделиво вздернув подбородок, произнесла актриса громоподобным голосом и, виляя бедрами, удалилась.
      – Неплохо было бы еще узнать, где моя швейная мастерская, – сказала негромко Корделия.
      Найти мастерскую ей помогли актеры. Она представляла собой темную каморку размером с чулан, в углу которой Корделия обнаружила корзину с одеждой, требующей починки. Рядом стояли табурет и столик со швейными принадлежностями. Корделия поставила табурет поближе к дверному проходу, где было светлее, взяла подушечку с иглами, нитки и принялась штопать бархатный плащ примадонны.
      Спустя полчаса, когда работа уже подходила к концу, в каморку заглянула Офелия. Она была одета в недопустимо короткое красное платье с большим вырезом на груди, ажурные черные чулки и шелковые туфли.
      – Как можно в таком вульгарном виде выйти на сцену? – воскликнула Корделия, вытаращив на сестру удивленные глаза.
      – Легко и просто, – беззаботно ответила бесстыдница. – Это всего лишь мой сценический образ.
      – Но зачем ты напялила это немыслимое платье на репетицию?
      – Мне надо к нему привыкнуть, вжиться в роль. Думаю, что господину Неттлсу это понравится.
      Корделия покачала головой: дескать, ну и нравы царят в этом балагане! Спорить с сестрой она не стала, понимая бессмысленность этой затеи. Офелия была слишком возбуждена первым близким знакомством с атмосферой закулисной жизни, чтобы внять ее предупреждениям.
      – Послушай, Корделия, сделай мне, пожалуйста, маску из шелка, – сказала она.
      – Ах да, – пробормотала сестра, – ты ведь выдумала гениальный план, как остаться неузнанной. – Она откусила зубами нитку и расправила плащ на коленях. – А мистеру Неттлсу уже известно об этом?
      – Пока нет, однако я уверена, что возражать он не станет, – самонадеянно заявила Офелия.
      – Сомневаюсь, что его заботит твоя репутация, – сказала Корделия.
      Но сестра уже ушла. Моля Бога, чтобы он не допустил ее позора, Корделия взяла шелковый лоскут и стала ножницами вырезать из него маску. Для подкладки требовалась более плотная ткань, и Корделия стала рыться в корзинке с обрезками материи. В это время в каморку снова заглянула Офелия, пребывающая в прекрасном расположении духа.
      – Маска почти готова, как я вижу, – сказала она. – Мне потребуется еще одна, на всякий случай. У тебя божий дар к рукоделию, сестричка. Я тебе даже завидую.
      Корделия выпрямилась и пробурчала:
      – Если тебе нужна вторая маска, то помоги мне. Ты тоже совсем неплохо шьешь.
      – Ладно, – неохотно сказала сестра и, сев на свободный табурет, ловко просунула нитку в игольное ушко. Работа закипела. Корделия шила сосредоточенно и молча, Офелия же не умолкала.
      – Все девицы, бывшие вместе со мной вчера на пробах, в основном местные, из Лондона, – рассказывала она о своих новых товарках. – Например, Венеция родом из района Уайтчепел. У нее тринадцать сестер и братьев, и все они живут в одной комнате без отопления. Вот что такое настоящая нищета! А мы-то с тобой еще жаловались на свою бедность. Отчим нередко колотил бедняжку, и в двенадцать лет она сбежала из дома вместе с одной из своих сестер. Им чудом удалось выжить.
      – Какая печальная история, – сказала Корделия. – Офелия, подумай хорошенько, стоит ли тебе дружить с людьми такого сорта.
      – Долго ты еще собираешься поучать меня, Корделия? Пусть этим занимается Мэдлин, давно пытающаяся заменить нам мать. Или ты считаешь, что раз мыс тобой девушки благородного происхождения, то нам не подобает даже говорить о бедняжках, подобных Венеции? Кстати, это всего лишь ее сценический псевдоним. Но она совсем недурной человек, к твоему сведению, у нее добрая душа. – Глаза Офелии сверкнули.
      Корделии стало стыдно.
      – Ты неправильно меня поняла, – сказала она. – Я пекусь о твоей репутации. Наш отец вряд ли бы одобрил твое нынешнее поведение.
      – Плевать мне на свою репутацию! – воскликнула Офелия. – Будь проклято это лицемерное высшее общество!
      Корделия остолбенела. Таких слов от своей сестры она не ожидала. Хорошо, что их не слышала Мэдлин. Некоторое время девушки шили молча. Когда маски были готовы, Офелия поблагодарила сестру и ушла. Корделия стала чинить другие костюмы, а когда решила передохнуть, то вновь увидела в дверях каморки Офелию. На этот раз она была в своем муслиновом платье и держала в руке кусок теплого сочного мясного пирога.
      – Это для тебя, – сказала она. – Замори червячка.
      – Спасибо, – обрадованно сказала Корделия, изрядно проголодавшаяся к тому времени. – Кстати, господин Неттлс кормит своих артистов и работников? – Она откусила кусочек от пирога, стараясь не уронить при этом жирные крошки на фартук.
      – Он удавится за фартинг! – презрительно фыркнув, ответила Офелия. – Нет, пирог мне купил актер, мистер Фармер, когда я сказала, что вот-вот упаду в голодный обморок.
      Едва не поперхнувшись, Корделия вскричала:
      – Ты не должна была принимать от него такой подарок! Разве ты не понимаешь, что он может потребовать от тебя взамен?
      – Возможно, поцелуй, – с лукавой улыбкой сказала Офелия. – Но разве это означает, что он его получит? Корделия, мужчины повсюду одинаковые, что в Йоркшире, что в Лондоне. Не думай, что я настолько наивна, что не разбираюсь в них.