Стараясь не смотреть на Рэнсома, Корделия стала убеждать себя в том, что она танцует не со зверем, а с галантным мужчиной, почти ничем не отличающимся от других кавалеров, выстроившихся в ряд напротив прекрасных дам.
      Джентльмены и леди снова сошлись, и опять она затрепетала, почувствовав прикосновение его сильных рук. Нет, подумалось ей, это особенный человек, не такой, как все!
      Корделия не осмеливалась посмотреть ему в глаза. Но чувствовала щекой его учащенное горячее дыхание. Неужели он тоже взволнован легким соприкосновением их тел в танце?
      Взбудораженная своей догадкой, она все-таки отважилась взглянуть на него. И мгновенно оказалась в плену его бездонных серых глаз. Ком подступил у нее к горлу, колени ее задрожали, а сердце заколотилось в груди, словно птичка, попавшая в силок. Боже правый, промелькнуло у нее в голове, этот необыкновенный мужчина заставляет ее чувствовать себя женщиной! В ней пробудился животный инстинкт, и она непроизвольно протянула руку к его лицу.
      Рэнсом сжал ей кисть и, поцеловав ее пальцы, склонил голову в легком поклоне. Корделия сообразила, что танец уже закончился, и, густо покраснев, промямлила:
      – Пожалуйста, не сердитесь, я сама не понимаю, что на меня вдруг нашло! Это какое-то дьявольское наваждение!
      Они оба понимали, что она лукавит, однако Рэнсом не придал этому значения.
      – Вы запыхались? – участливо спросил он. – Не желаете ли присесть и отдохнуть?
      – Лучше выйти на свежий воздух, – ответила она. – Здесь душно.
      – Тогда давайте подойдем к окну! – предложил он. Легонько поддерживая ее рукой за талию, Рэнсом подвел Корделию к приоткрытому окну, и они встали возле него, укрывшись за шторой от любопытных взглядов.
      Корделия раскрыла веер и принялась обмахиваться им, мысленно укоряя себя за несдержанность. Нельзя демонстрировать ему свои чувства! Куда подевалось ее благоразумие? Какая же она дура! Ведь Джулиан предупреждала ее, что тело женщины может внезапно выйти из-под контроля рассудка, если соприкоснется с телом импонирующего ей мужчины.
      Она задумчиво уставилась в окно, за которым темнела аллея парка, и поджала губы, чтобы снова не ляпнуть какую-нибудь глупость.
      Молчание становилось невыносимым. Что подумает о ней Рэнсом, привыкший к общению с раскрепощенными столичными кокетками и многоопытными светскими львицами? От страха и стыда она готова была расплакаться. Не лучше ли ей убежать из зала и укрыться в карете Марианны? Она заморгала, но так и не смогла удержать предательскую слезу, скатившуюся по щеке.
      – Вам все еще нездоровится? – участливо спросил Рэнсом. – Может быть, позвать леди Гиллингэм или служанку?
      – Нет! Не надо! Умоляю, простите меня за мое неразумное поведение! – пылко воскликнула она.
      Рэнсом склонил голову и с улыбкой промолвил:
      – Но я не усматриваю в вашем поведении ничего глупого, это у вас от волнения, это пройдет.
      В следующий момент он страстно поцеловал ее в губы. Обняв Рэнсома за плечи, Корделия с жаром ответила на его поцелуй. Они выпустили друг друга из объятий, только когда у них обоих перехватило дыхание.
      – Нас могут увидеть, мисс Эпплгейт, – отдышавшись, произнес он. – За нами наверняка уже наблюдают излишне любопытные матроны. Как бы маркиз снова не вызвал меня на дуэль!
      – О нет! Только не это! – воскликнула Корделия.
      – Будем надеяться, что до кровопролития дело не дойдет, – с улыбкой произнес Рэнсом. – На всякий случай нам лучше вернуться к танцующим. И рекомендую вам следующий танец станцевать с другим кавалером.
      Корделия, вынужденная признать разумность его совета, неохотно кивнула, хотя ей и хотелось презреть мнение света и, повиснув на шее у этого необыкновенного мужчины, повалить его на пол, чтобы выяснить, насколько он отличается от дикого зверя.
      Боже, что за странные идеи порой приходят ей в голову! Какие темные силы взяли верх над ее рассудком? Определенно ей следовало бы разузнать побольше об отношениях между женщиной и мужчиной у своих замужних сестер.
      Рэнсом отвел ее к Офелии, успевшей потанцевать с молодым франтом, большим любителем порассуждать о моде и похвастать своими нарядами, и удалился. К сестрам мгновенно подошли новые кавалеры.
      В процессе завязавшейся между ними светской беседы один из молодых людей промолвил:
      – Вы, наверное, слышали, что в новом спектакле театра на Мэлори-роуд будет играть девица благородного происхождения? Нет? Все только об этом сейчас и говорят! Я побился об заклад, что эта экзальтированная особа – вторая дочь герцога Бейнбриджа. От безделья она готова на все! Я купил отдельную ложу, если пожелаете, можете присоединиться ко мне вместе со своей очаровательной сестрой и маркизой.
      Корделия словно бы случайно наступила ему на ногу и воскликнула:
      – Ах, простите! Я сегодня такая рассеянная! Почему бы нам не потанцевать?
      – С удовольствием, – ответил молодой человек и, с трудом поклонившись из-за мешающего ему тесного стоячего воротничка, взял ее за руку и закружил в танце.
      – Так вы пойдете на этот новый спектакль? – спросил он, выдержав паузу.
      – Благодарю вас за любезное приглашение, – ответила она, – но у меня, к сожалению, другие планы на всю следующую неделю.
      – Очень жаль, – огорченно сказал ее кавалер.
      Краем глаза Корделия заметила, что Офелия уже танцует с другим партнером, весьма привлекательным молодым мужчиной, о котором Марианна говорила, что он носит титул баронета. Вот кто мог бы стать достойным супругом ее сестры, но уж никак не викарий. Насколько же глубоки ее чувства к Джайлзу? Неужели она всерьез надеется стать его женой и посвятить свою жизнь домашним делам и благотворительности? А как же тогда она осуществит свое заветное желание стать актрисой? Нет, скорее всего, Офелия пока вообще не думает о замужестве, ее голова целиком занята ролью и сочинением собственных пьес. А с баронетом она любезничает просто из вежливости, соблюдая правила этикета.
      После танца Корделия, улучив удобный момент, отвела Офелию в угол зала и рассказала ей все, что она узнала от своего кавалера.
      – Здесь все только об этом и говорят, – с грустным вздохом промолвила сестра. – Но пока еще никто не упомянул моего имени. И Марианна тоже помалкивает.
      – Это только начало! – предостерегла ее сестра. – Тебя пока еще плохо знают в высшем обществе. Не пора ли тебе одуматься и отказаться от роли?
      Но Офелия и думать об этом не желала.
      Когда все три дамы после бала возвращались домой в карете, Марианна поинтересовалась у девушек, хорошо ли они провели время.
      – Прекрасно! – разом ответили близнецы. – Все было просто чудесно.
      Офелия зевнула, и маркиза рассмеялась.
      Дома их ожидало письмо из Йоркшира. Вручая его Корделии, дворецкий пояснил, что сначала оно пришло на адрес викария, но тот переслал его сюда. Офелия оцепенела. Корделия вскрыла письмо и, пробежав его, воскликнула:
      – Это от Лорин! Заболел ее муж Роберт, а местный врач не может ему помочь. Кровопускание не принесло желаемых результатов. Лорин просит нас купить в Лондоне кое-какие лекарства, которых нет в деревенской аптеке. Доктор полагает, что они ему помогут.
      – Разумеется, – сказала Марианна и, взяв у нее листок, вручила его дворецкому со словами: – Немедленно перешли это, голубчик, нашему аптекарю! Лекарство надо срочно: отправить с посыльным в Йоркшир. Мисс Эпплгейт даст тебе адрес.
      – Благодарю вас, Марианна! – воскликнула Корделия и порывисто обняла маркизу.
      Офелия же так расчувствовалась, что даже расплакалась.
      – Не нужно благодарить меня, – сказала маркиза. – Помочь своему больному родственнику – мой святой долг. Ступайте к себе, юные леди, я знаю, что там нужно отдохнуть и написать ответное письмо своей сестре, прежде чем лечь спать.
      – Вы совершенно правы, – сказала Корделия и, взяв Офелию за руку, увлекла ее к лестнице.
      Поднимаясь по ступенькам, Офелия снова зевнула во весь рот. Корделия тяжело вздохнула и, войдя в спальню, сама быстренько сочинила письмо своей сестре в Йоркшире, в котором заверила ее, что лекарства вскоре будет ей отправлены.
      Похоже было, что маркизу ничуть не заботило то, что аптекарь уже спит в этот поздний час. Очевидно, узнав имя заказчицы, он безропотно выполнит ее заказу рассчитывая не без основания на щедрое вознаграждение.
      Пока Корделия писала письмо, Офелия, сидевшая в кресле, промолвила:
      – Сообщи ей, что премьера спектакля состоится уже на следующей неделе. И пусть передаст от нас Роберту горячий привет и пожелания скорейшего выздоровления. Пусть она сделает ему припарки с гусиным жиром по бабушкиному рецепту, Да, и не забудь объяснить ей, почему мы живем у маркиза. Пусть впредь пишет нам на новый адрес и не беспокоит больше викария.
      – Все это я ей уже объяснила, – проворчала Корделия. – Что же до гусиного жира, то в данном случае он вряд ли поможет: больной жалуется на боли в боку, а не в груди.
      – Очень жаль, других снадобий я не знаю, – ответила с тяжелым вздохом Офелия.
      Сестры подписали письмо, потом Офелия пошла в свою спальню, а Корделия спустилась на первый этаж и отдала письмо дворецкому, наказав ему отправить его в Йоркшир вместе с лекарством.
      – Будет исполнено, мисс! – ответил он.
 
      На другое утро все отправились в церковь, где служил Джайлз. На этом настояла Офелия. Глядя на кафедру, с которой викарий произносил свою проникновенную проповедь, Офелия прониклась благоговением.
      Сидевшая рядом с ней на скамье для прихожан Корделия поразилась просветлевшему лицу своей сестры и прикусила губу. Получалось, что Офелия действительно питает к викарию сильные чувства. Но разделяет ли их Джайлз? Неужели они в конце концов поженятся?
      Проповедь закончилась, все стали петь псалом. Глубокий, звучный баритон маркиза вывел Корделию из размышлений. Прежние опасения вновь охватили ее. Скоро должна была состояться премьера спектакля, в котором играла, пусть и в полумаске, неразумная Офелия. Требовалось что-то срочно предпринять, пока зрители ее не узнали.
 
      – Возможно, мы слишком долго держали его взаперти, – сказал Джайлз. – А здорового молодого мужчину нельзя держать в клетке, он может озвереть.
      – Ничего, пусть немного помучается, зато сохранит на плечах свою пустую голову, – ответил Рэнсом, едва сдерживая рвущийся наружу гнев.
      – Почему бы тебе время от времени не брать его с собой в клуб? – спросил викарий, мягко улыбнувшись. – Там он будет и среди приличных людей, и под твоим присмотром!
      Рэнсом согласился с этим доводом и в пятницу вечером сказал Эвери, что они отправляются в клуб «Уайтс». Юноша так обрадовался, что принялся горячо благодарить кузена за несколько предоставленных ему часов относительной свободы.
      Эвери быстренько облачился в модный вечерний костюм, и кузены поехали в наемном экипаже в «Уайтс». Свой личный экипаж Рэнсом оставил в усадьбе, а содержать двух лошадей, конюха и карету викарию было не по карману, он довольствовался двуколкой и одной плохонькой кобылой.
      Прибыв в клуб, Рэнсом оставил ненадолго Эвери одного, с тем чтобы тот осмотрелся, а сам пошел здороваться со своими приятелями. Но едва только они пригласили его присесть за их стол и сыграть с ними в карты, как он увидел, что к Эвери подошел один из лакеев и что-то ему сказал. Рэнсом тотчас же вскочил и быстро подошел к своему озадаченному кузену и спросил у него, почему он переменился в лице.
      – Кто-то оставил здесь для меня записку! Вот, взгляни сам! – Эвери протянул ему сложенный вдвое листок бумаги.
      – Что? Но ты же не член этого клуба? – воскликнул Рэнсом и, обернувшись, спросил у лакея: – Как все это понимать? Кто оставил здесь записку моему брату?
      – Этот человек даже не представился, сэр. Он просто дал мне чаевые за услугу и попросил отдать письмо мистеру Эвери, когда тот сюда придет. Вспомните, сэр, ведь вы уже приводили его сюда однажды, примерно месяц назад! Вот я и подумал, что ваш брат когда-нибудь заглянет к нам еще разок. Согласитесь, здесь можно славно развлечься!
      – Вы можете описать внешность этого человека?
      Лакей наморщил лоб.
      – Он ниже вас ростом, сэр, немного потолще и… Нет, пожалуй, это все, что мне запомнилось.
      – Хорошо, спасибо и на этом. Ступай, принеси нам вина, – с легкой досадой сказал Рэнсом и дал лакею монетку.
      В записке, адресованной Эвери, говорилось следующее:
 
      « Если вы хотите получить назад письмо, находившееся в табакерке, то приготовьте за него выкуп в размере десяти тысяч фунтов стерлингов к следующей неделе. Иначе письмо окажется в руках наследного принца и его палача. О точном времени и месте нашей взаимовыгодной сделки вы будете извещены отдельной запиской».
 
      Написано все это было печатными буквами, видимо, из предосторожности.
      – Кто, по-твоему, мог это мне прислать? – спросил Эвери.
      – Да тот же, кому ты продул эту табакерку в карты, болван! Мистер Неттлс, будь он проклят! Он и ниже меня ростом, и чуточку полнее, – сказал Рэнсом. – Если только он сразу же не продал кому-то эту вещицу, даже не заглянув внутрь.
      – Это вполне возможно, он дьявольски жаден до денег, – сказал Эвери.
      – Нужно срочно найти табакерку и убедиться, что письмо все еще находится внутри ее, – озабоченно произнес Рэнсом и, скомкав записку, швырнул ее в камин. Листок мгновенно сгорел.
      Кузены помолчали, и Эвери изрек:
      – У меня нет такой огромной суммы!
      – Я мог бы ее собрать, продав часть своих акций или маленькое имение в…
      – Нет! – недослушав его, воскликнул Эвери. – Я не хочу, чтобы ты разорился из-за моей глупости. Шантажист не получит от нас и пенса.
      – Да, эту гадину следует раздавить, – мрачно сказал Рэнсом. – Нам придется выкрасть твое письмо, пока его не использовали тебе во вред. А для этого надо тайно проникнуть в апартаменты Неттлса.
 
      В понедельник сестры почувствовали, что атмосфера в театре накаляется. Во вторник должна была состояться генеральная репетиция, а уже в среду – премьера. Ведущая актриса, мадам Татина, исполняющая главную роль в спектакле, запретила Офелии вносить в текст пьесы новые дополнения.
      – Не стану спорить, обновленные тобой диалоги звучат значительно острее и смешнее, – сказала она с легким итальянским акцентом, вперив в Офелию парализующий взгляд карих глаз. – Но пора остановиться! Во всем следует знать меру! Я и так уже утомилась, переучивая слова своей роли. Мой мозг не выдержит перенапряжения! Ты ведь не хочешь, чтобы я умерла на сцене, деточка? Поэтому уйми свой творческий пыл и пощади свои и мои нервы. Ведь впереди у нас еще длинный театральный сезон и множество других ролей. Ну, договорились?
      Офелия кивнула в знак согласия. Она и сама уже устала заучивать новые варианты текста и поэтому спорить с дивой не стала, желая сберечь остатки сил для премьеры.
      У Корделии тоже работы было по горло: все актеры, словно сговорившись, требовали, чтобы она немедленно починила их сценические костюмы.
      – Но почему вы не принесли мне их на прошлой неделе? – возмущалась Корделия. – Как вы умудрились порвать их именно сегодня, за день до премьеры?
      Рабочие сцены тренировались в быстрой смене декораций и носились как угорелые за кулисами и по сцене с различными задниками, поднимая при этом клубы пыли. Артисты то и дело с опаской поглядывали на позолоченную колесницу Зевса, подвешенную на тросах под потолком, опасаясь, что она рухнет им на головы. От волнения Офелия готова была сама, без всяких приспособлений, взмыть к нарисованным облакам или же провалиться в один из люков в трюм. Всеобщее возбуждение передалось и Корделии, мешая ей работать.
      К концу дня в дверях ее каморки возник Рэнсом Шеффилд.
      Она обрадованно взглянула на него, но тотчас же насторожилась, заметив на его лице необычную озабоченность.
      – Мы сделаем это в день премьеры, – прошептал он.
      – Что именно? – спросила она и покраснела, сообразив, что он подразумевает вовсе не то, что она подумала.
      – Мы проникнем в апартаменты Неттлса, – еще тише сказал Рэнсом, воровато оглянувшись по сторонам. – Я найду табакерку, достану из нее письмо и уничтожу его. А ты постоишь у лестницы в коридоре на карауле, пока Друид будет вскрывать замок. Потом я один войду в жилые комнаты и обыщу их.
      – А как же твоя роль? – спросила Корделия.
      – Я сделаю все быстро и успею вернуться на сцену в нужный момент, – заверил ее Рэнсом. – Мой выход только во втором акте.
      – Удивительно, что тебя еще не выгнали, – сказала Корделия. – Особым талантом как актер ты не блещешь.
      – Зато я регулярно даю небольшие взятки режиссеру, – с лукавой улыбкой ответил хитрец. – Он думает, что я фанатик, помешавшийся на театре, и смотрит на мою посредственную игру сквозь пальцы.
      – Ты обещаешь, что позволишь фокуснику уйти, как только он выполнит свою работу? – строго спросила Корделия.
      – Но ведь я уже дал тебе слово, не так ли? Я всегда выполняю свои обещания, мисс Эпплгейт!
      Она вздохнула с облегчением и кивнула. Он пожал ей руку.
      – Я позабочусь о вашей безопасности. Хотя вы с сестрой сами ведете себя весьма неосторожно и нарываетесь на скандал в высшем обществе. Ты знаешь, что в свете уже ходят слухи о том, что в этом спектакле участвует девушка благородного происхождения?
      Корделия вздохнула и рассказала ему, что в этом повинен мистер Неттлс, распространивший интригующие афиши по всему Лондону.
      Рэнсом пробормотал проклятие и пробурчал:
      – Что ж, и за это он тоже поплатится!
      – Но Офелия уверена, что оснований для того, чтобы опасаться разоблачения, пока нет, – сказала Корделия.
      – Ты тоже так считаешь? – прищурившись, спросил Рэнсом.
      – Я за нее волнуюсь, ведь она не понимает, что серьезно рискует…
      – А тебе не приходило в голову, что ты рискуешь испортить свою репутацию в не меньшей мере, чем твоя сестра-близнец? Ведь вы с ней похожи как две капли воды! На тебя тоже все начнут указывать пальцем, восклицая: «Глядите, эта же та самая бесстыдница, которая участвовала в экстравагантном представлении и выше всех задирала в танце ноги».
      – О Боже! – Корделия закрыла лицо ладонями. – Об этом я не подумала! Нет, определенно я круглая дура.
      – А разве я не призывал тебя позаботиться наконец о себе? – спросил Рэнсом. – Ну, мне, пожалуй, пора идти. Сейчас начнется репетиция мужского танца, в котором я тоже участвую. Конечно, танцор из меня никудышный, но ничего не поделаешь, раз уж я ввязался в эту скверную историю, надо довести дело до конца.
      Она вяло улыбнулась, и Рэнсом ушел. Корделия снова взялась за шитье, не обращая внимания на шум, доносящийся со сцены, и снующих по коридору актеров. Она думала только об одном – чтобы премьера и авантюра Рэнсома, намеченная им на тот же вечер, закончились удачно. Как примет публика игру Офелии? Не распознают ли в ней девушку из аристократической семьи? Что скажет их отец, если разразится громкий скандал? Не выставит ли их тогда за порог маркиз? И как они сами перенесут свое разоблачение? Ведь, как верно подметил Рэнсом, позор падет на них обеих, коль скоро они похожи как две капли воды.
      А еще Корделия думала о том, когда же он снова ее поцелует.
      Может быть, ей действительно пора перестать тревожиться за Офелию и хорошенько подумать о собственном будущем?
 
      Вечером, когда сестры и Марианна сидели за столом и ужинали, маркиза озабоченно посмотрела на них и сказала:
      – Сегодня я обедала со своими друзьями. Вам известно, что в свете ходят слухи об участии в спектакле девушки благородного происхождения?
      Сестры тревожно переглянулись, и Офелия выпалила:
      – Не обращайте на это внимания, Марианна! Мое подлинное имя публике неизвестно, я выступаю под псевдонимом и в полумаске. Поэтому не стоит волноваться по пустякам.
      – Боюсь, что вы недооцениваете ситуацию, девушки, – возразила многоопытная маркиза. – Тем не менее вряд ли вас теперь что-то остановит, разве что табун диких лошадей. Очевидно, вы все равно выйдете на сцену в эту среду, Офелия, даже если я запру вас в спальне. – Она рассмеялась, увидев, как вытянулось у Офелии лицо, и добавила: – Это шутка, разумеется. Как говорится, фигура речи.
      К дамам присоединился маркиз, и Марианна сменила тему.
      Близнецы вздохнули с облегчением. В этот вечер спать они легли раньше, чем обычно.
 
      И вот наступил день генеральной репетиции. Сестры страшно нервничали, входя в театр. Привратник Нобби встретил их подчеркнуто любезно, в связи с чем Рэнсом предположил, что кто-то подарил ему бутылку джина.
      Перед генеральной репетицией в театре устроили основательную уборку. Полы были вымыты и вычищены до блеска, ковровые дорожки вытрясены, позолота на перилах лож ослепительно сверкала, и даже скамьи в партере казались более чистыми, чем обычно.
      За кулисами сновали возбужденные актрисы и актеры с деревянными мечами в руках. Настроена вся труппа была оптимистично, однако в ходе репетиции все пошло наперекосяк. Сперва разбились в щепки два меча во время жаркой схватки переусердствовавших мужчин. Затем во время важной сцены с участием мадам Татины едва не вспыхнула перебранка между дивой и режиссером, осмелившимся дважды прервать ее и попросить произносить слова потише. И наконец, лопнул трос, на котором держалась колесница Зевса, и она с грохотом рухнула на сцену, только чудом не раздавив диву в лепешку.
      За кулисам поднялся жуткий визг. Насмерть перепуганная актриса забилась в истерике.
      – Меня хотели убить! – стонала она. – Меня, исполнительницу главной роли!
      – Успокойтесь, моя дорогая, ведь все обошлось, – произнес мистер Неттлс, похлопав актрису по плечу.
      – Не прикасайтесь ко мне своими грязными лапами! – заорала мадам Татина. – Я подам на вас в суд!
      – Может быть, желаете хлебнуть глоточек джина с толикой рома? – с ухмылкой спросил Неттлс.
      – Что? Я не стану травиться каким-то вонючим пойлом! Да за кого вы меня принимаете? За уличную девку? – возмутилась актриса.
      – Я оговорился, мадам! И немедленно лично принесу вам бутылку своего лучшего вина из кабинета!
      Управляющий театром удалился и вскоре принес хрустальный бокал и бутылку отменного вина.
      Опустошив ее наполовину, мадам Татина немного успокоилась, подозвала затаившуюся в кулисах Корделию и надменно произнесла, задрав свой прямой нос, словно бы она была потомком Цезаря, а не дочерью лондонского мясника и итальянской швеи:
      – Сейчас же зашей мою юбку! Она треснула по швам.
      Зная по горькому опыту, что возражать ей бессмысленно, Корделия покорно сказала:
      – Хорошо, мадам.
      Ведущая актриса скинула на глазах у всех присутствующих цветастую юбку и, оставшись в нижнем белье, величественно удалилась с бокалом и бутылкой в руках за кулисы.
      Управляющий громко хлопнул в ладоши и гаркнул:
      – Репетиция продолжается! Прошу девушек на сцену!
      Корделия подняла с подмостков юбку и пошла в свою каморку. Офелия ободряюще подмигнула ей, дескать, не падай духом, шоу продолжается. И Корделия широко улыбнулась.
      Актеры, словно сговорившись, начали приносить ей свои костюмы, требующие срочной штопки. Корделия работала проворно и сумела залатать все прорехи к завершению репетиции. Судя по отзвукам выволочки, которую устроил в зале всем недотепам Неттлс, он был недоволен жалкими потугами труппы.
      – Это доброе предзнаменование! – заявила Офелия, когда они возвращались домой в наемном экипаже. Я уверена, что премьера будет иметь у зрителей грандиозный успех. Боже, как же я устала! Ужасно хочется спать. Надеюсь, что к нам сегодня не пожалуют на ужин незваные гости.
      Но опасения ее оказались напрасными, Марианна все предусмотрела, за столом в этот вечер они сидели только вчетвером. Поужинав, девушки пожелали доброй ночи маркизу и Маркизе и ушли к себе.
      Примерно час Офелия повторяла вслух строки своей роли, потом по настоянию Корделии выпила стакан теплого молока и пошла спать.
      И наконец наступил долгожданный день премьеры. Для Офелии это был день ее дебюта на сцене, для Корделии же еще и день развязки истории с покаянным письмом Эвери, спрятанным в табакерке. Удастся ли Рэнсому похитить эту улику, таящую в себе смертельную угрозу для его брата? Сорвет ли Офелия аплодисменты капризной публики? Распознает ли кто-то из аристократов под маской и шляпой актрисы девушку благородного происхождения?
      Корделия встала с постели рано, быстро совершила туалет и сбежала по лестнице на первый этаж. Сестра, к ее удивлению, уже поджидала ее за столом, с отвращением посматривая на блюдо с вареными яйцами и ломтями ростбифа.
      – Я не смогла долго валяться в постели в День своего дебюта, – заявила она вошедшей в столовую Корделии. – Ты даже не представляешь, как я волнуюсь.
      – После завтрака тебе непременно надо прогуляться, – сказала Корделия. – Свежий воздух поможет тебе успокоиться.
      – Нет! Я должна обязательно еще раз прочитать тебе наизусть слова своей роли! – возразила Офелия.
      – Хорошо, пусть будет по-твоему, – согласилась Корделия. – А теперь тебе необходимо плотно позавтракать, чтобы набраться сил на весь день. Иначе ты рискуешь упасть в голодный обморок во время спектакля.
      Когда к завтраку спустилась Марианна, сестры уже допивали чай. Хозяйка села за стол и завела разговор на посторонние темы. Корделия мысленно поблагодарила ее за проявленную тактичность. Но присоединившийся к ним вскоре маркиз, возле ног которого сновал его неугомонный песик, нарушил идиллию.
      – Сегодня важный день! – воскликнул он, плюхнувшись на стул и пододвинув к себе блюдо с закусками.
      Офелия издала тоскливый стон и поставила чашку на стол с такой силой, что даже пролила чай на скатерть. Лицо ее побледнело. Марианна метнула в сторону мужа сердитый взгляд.
      Он виновато захлопал глазами и пробормотал:
      – Юная леди немного нервничает, как я вижу. И напрасно! Все будет прекрасно! Я заказал в театре отдельную ложу и подкупил несколько прохвостов, которые обеспечат бурные аплодисменты и завалят сцену букетами, даже если спектакль провалится. Впрочем, это не важно. Все и так закончится хорошо. Если только не повторится та же история, которая случилась с нами однажды в Индии! Ты помнишь, душа моя, тот удивительный спектакль в маленьком провинциальном театре, в котором роли Ромео и Джульетты, как, впрочем, и все остальные, исполняли бородатые мужчины. В последнем акте рухнул балкон, и мы лишь чудом остались живы! Вот была потеха!
      – Конечно же помню, милый! Актеры тщетно пытались скрыть свои бороды под вуалью. Хорошо, что я вовремя заметила, как начинает потрескивать и разваливаться балкон прямо над нашими головами! Едва мы успели убежать, как он рухнул на первые ряды партера вместе со зрителями. – Она звонко рассмеялась, а ее супруг разразился демоническим хохотом, побагровев от натуги.
      Офелия и Корделия живо представили себе эту забавную сценку и тоже прыснули со смеху. Щеки дебютантки порозовели, глаза заблестели, она повеселела.
      После завтрака сестры поднялись в гостиную, где Офелия стала репетировать свою роль. Наконец настало время ехать в театр. Девушки спустились в холл и, попрощавшись с дворецким, вышли на улицу и сели в экипаж.
      – Вот увидишь, ты выступишь успешно, – в сотый раз повторила Корделия, желая подбодрить сестру. – Ты выучила свою роль назубок, прекрасно подготовилась к дебюту во всех отношениях. Поэтому не волнуйся. Я верю, что публика встретит тебя доброжелательно. Офелия закусила нижнюю губу и молча кивнула. За кулисами шли последние приготовления, работа кипела. В артистической уборной ощущалась особенно напряженная атмосфера. Все актеры нервничали. Их нервозность передалась Офелии и наполнила ее сердце тревожным предчувствием.
      Корделия помогла ей надеть сценический костюм, напудриться, подвести тушью брови и накрасить алой помадой губы. Затем Офелия надела маску и широкополую шляпу, почти полностью скрывающую ее каштановые волосы.
      – Ты смотришься великолепно! – сказала Корделия, окинув сестру придирчивым взглядом. – Ты прекрасно исполнила свою роль на последней репетиции, тщательно подготовилась и наверняка не ударишь в грязь лицом перед публикой.
      Офелия поправила маску и недовольно заявила, что она почти ничего в ней не видит.
      – Это не должно тебя обескураживать, – сказала Корделия, привыкшая к ее брюзжанию. – Ты сможешь сыграть свою роль и с завязанными глазами.
      Одна из актрис подбежала к кулисам и, украдкой выглянув из-за них, поспешила сообщить всей труппе, что зрительный зал уже полон.
      – У нас в театре еще никогда не было столько народу в начале сезона! Если только мы не опозоримся, то нас ожидает фурор!
      – Не беспокойся, Офелия, – похлопав сестру ладонью по плечу, сказала Корделия. – Ты не осрамишься. Ну, а если даже ты и допустишь крохотную оплошность, то сумеешь ее скрыть или обернуть в свою пользу. Это у тебя прекрасно получается!
      Офелия переменилась в лице, но бодро кивнула. А Корделии вдруг почему-то снова вспомнились интригующие афиши, расклеенные по всему Лондону алчным и беспринципным мистером Неттлсом, которые немедленно вызвали пересуды в свете. Но с этим уже ничего нельзя было поделать, а поэтому и волноваться ей не следовало.
      Зазвучала мелодия, предваряющая первые музыкальные номера. Мимо гримерной быстро прошел фокусник Друид. Не изменил ли снова управляющий порядок действия? Не нарушит ли это план Рэнсома? Удастся ли ему проникнуть в апартаменты Неттлса? Корделия не виделась с Рэнсомом с того момента, как они вместе вошли в театр. Очевидно, ей пора было занять свой пост у лестницы в конце коридора. Она закусила губу и встала со стула, чтобы сходить проверить, поднялись ли уже Друид и Рэнсом наверх. Но Офелия с мольбой во взгляде воскликнула:
      – Только не оставляй меня сейчас одну!
      – Я тебя не оставлю, – сказала Корделия скрепя сердце.
      Нервы ее были натянуты до предела. Рука Офелии, сжимавшая ее предплечье, стала холодной как лед. К счастью, в этот момент фокусник снова прошел мимо открытых дверей гримерной, уже в обратном направлении. Корделия окликнула его, но он даже не обернулся, видимо, не услышав ее из-за шума.