Дилижанс, доставивший в Лондон пассажиров с севера Англии, прибыл в конечный пункт своего маршрута с двухчасовым опозданием. Когда многоместная карета наконец-то замерла посередине постоялого двора, сидевшая в ее дальнем правом углу пожилая дама вздохнула с облегчением: фальшивая бородавка на ее носу уже готова была отклеиться.
      Встряхнув седыми буклями, эта одетая во все черное путешественница решительно отодвинула длинным крючковатым пальцем задвижку и протянула руку служанке, чтобы та помогла ей встать и выбраться наружу, ее ноги затекли от долгого сидения в неудобной позе в ограниченном пространстве. Живым и бодрым оставался, пожалуй, лишь ее взгляд, которым она с подозрением окинула окружающих из-под полей поношенной шляпки, прежде чем ступить на пыльную землю. Опершись на трость, согбенная старуха нетерпеливо оглянулась и велела замешкавшейся служанке поторапливаться.
      Почтовая станция, на которой завершилась их продолжительная утомительная поездка, ничем не отличалась от других подобных заведений. Из окон трактира пахло печеным хлебом и жареной бараниной, терпкий запах эля смешался с менее приятными ароматами конюшни, что, однако, не убавило аппетита у проголодавшейся путешественницы. Мучивший ее голод не заглушила даже боль в пояснице. Она потерла ее костяшками пальцев, проглотила слюну и нетерпеливо оглянулась на свою спутницу.
      Служанка наконец тоже вылезла из дилижанса и тотчас же тихонько взвизгнула, вытаращив глаза: толстячок в жилете брусничного цвета, заигрывавший с ней на протяжении всего вояжа; ущипнул ее за ягодицу и заржал как жеребец.
      Седоволосая дама прищурилась и смерила нахала уничижительным взглядом. Она прекрасно изучила самоуверенных ухажеров такого сорта пока жила в Йоркшире, – они возомнили себя джентльменами, перед которыми не может устоять ни одна служанка. Судя по неопрятному виду и помятой физиономии этого ловеласа, он, очевидно, несколько перебрал рому из серебряной фляжки, к которой прикладывался в течение всей поездки. Воображение наверняка уже рисовало ему продолжение его флирта с доверчивой провинциалкой в трактире.
      Однако хозяйка служанки решила его отрезвить.
      Старуха угрожающе подняла трость и, подойдя к незадачливому господину, так огрела ею его по спине, что бедняга подпрыгнул и завопил:
      – Довольно, успокойтесь, мадам! Это всего лишь служанка!
      – Я научу тебя уважать леди! – крикнула ему в ответ подозрительно молодым голосом старуха. – Следи за своими руками, распутник, и не смей больше прикасаться к этой славной невинной девушке! Лучше убирайся восвояси, пока я не вышла из себя! – При этом она расправила плечи и выпрямила спину, чем вызвала немалое удивление как назойливого приставалы, так и других пассажиров, а также кучера и лакеев..
      Спохватившись, старуха вновь ссутулилась, опустила трость, и скрипучим голосом произнесла:
      – Доктор прописал мне просто волшебный настой от ревматизма, он творит настоящие, чудеса.
      – Я бы назвал это лекарство дьявольским зельем, – пробормотал у нее за спиной мальчишка с конюшни. – Я наслышан о ведьмах, обитающих на севере Англии. В последнее время они почему-то зачастили в Лондон.
      Одна из служанок нервно, перекрестилась. Остальные же свидетели поразительной сценки продолжали стоять, раскрыв рты и вытаращив глаза. С недопустимой для девицы ее сословия непосредственностью служанка старухи взяла ее под руку и увлекла прочь, шепча на ходу:
      – Ты перегнула палку, Офелия! Теперь нам придется искать для ночлега другую гостиницу. Зачем нам лишние хлопоты?
      С досадой тряхнув седыми буклями, Офелия Эпплгейт наморщила нос, с кончика которого грозилась упасть фальшивая бородавка, и натянула шляпку пониже на лоб, чтобы зеваки не запомнили ее лица. Корделия, ее сестра-близнец, разумеется, была права: после такого скандала пораженная публика наверняка начала бы уделять им повышенное внимание, что было не в их интересах.
      Офелия молча засеменила рядом со своей мудрой сестрой, несущей саквояж, по одной из узких лондонских улочек, опираясь на трость и украдкой улыбаясь. Как ни странно, настроение после случившегося на постоялом дворе у нее поднялось, она бы с удовольствием еще разок проучила того нахала и взглянула в его испуганные похотливые глазки. Жаль только, что она вышла из образа, ей следует глубже вжиться в роль и не допускать подобных обидных оплошностей. Но в целом она осталась довольна собой.
      Однако где же теперь они проведут свою первую ночь в Лондоне?
      То же самое заботило и ее сестру.
      – Это опасный город, – произнесла Корделия, с тревогой озираясь по сторонам. – Не нравится мне этот район.
      – Все не так уж и страшно, – подбодрила ее Офелия, окинув взглядом ветхие здания по обеим сторонам переулка. Но неуверенность, ощущавшаяся в ее голосе, говорила о том, что она просто следует своей привычке ни в чем не соглашаться с сестрой. Привыкшая к этому скверному свойству ее характера Корделия пропустила замечание Офелии мимо ушей и обратила все свое внимание на конские лепешки, которыми была щедро усыпана едва ли не вся мостовая.
      – Постой! – сказала Офелия. – Мне надо вынуть из туфель эти проклятые камушки, пока нас никто не видит. Иначе они изуродуют мне ноги.
      Гальку она насыпала в обувь для того, чтобы ковылять, как больная артритом старуха, но теперь ее терпение иссякло.
      – Разве я не говорила тебе, что это дурацкая затея? Так нет же, ты настояла на своем, возомнив себя будущей столичной знаменитостью, – проворчала Корделия, однако же остановилась и позволила сестре снять туфли и вытрясти из них мелкие камни.
      Обувшись, Офелия сказала:
      – Ты вполне могла бы остаться дома, милочка! Никто же не тянул тебя в Лондон на аркане! Так что оставь свои колкости при себе и не хнычь, я знаю, какого ты мнения о моем плане.
      – Так я и отпустила тебя одну в этот жуткий город, кишащий разбойниками и прохвостами всех мастей! – огрызнулась Корделия, вскинув тонкие брови.
      Сестры были похожи как две капли воды: обе – шатенки с выразительными большими карими глазами и приятными чертами лица. Молодые люди, ухаживавшие за ними, называли их красавицами, однако частенько путали одну с другой. Ни один из кавалеров, к сожалению, так и не затронул сердце Офелии и не стал героем ее девичьих грез.
      Ее заветной мечтой было играть на театральной сцене и покорить своим талантом не только столицу, но и всю Англию. Разумеется, этой тайной она не осмелилась поделиться с отцом, не говоря уже о старших сестрах, зная наперед, что они поднимут ее на смех и не позволят ей уехать в Лондон. Более того, они стали бы возмущаться ее непозволительными фантазиями и убеждать в том, что леди не следует пренебрегать законами высшего общества и становиться белой вороной. Выйдя на театральные подмостки, Офелия опозорила бы своим поступком родственников и была бы с позором изгнана из семьи. Хотя, разумеется, ее сестры и продолжали бы ее любить. Подумав о грозящей ей участи, она захлопала ресницами, сдерживая навернувшиеся на глаза слезы. Что ж, придется утешаться тайной перепиской с ними, с грустью подумала она, ведь отец будет вынужден выгнать ее из родного дома. Тем не менее, она решила все стерпеть и добиться своей цели любой ценой, даже ценой разлуки с обожаемым папочкой.
      Наградой же за все муки, перенесенные ею на тернистом пути к славе, которой она, безусловно, быстро добьется, ей станут огромные гонорары и великолепные апартаменты в самом престижном и комфортабельном районе Лондона – Мейфэре. Естественно, о ней напишут в газетах, а возле ее дома будут постоянно толпиться поклонники.
      Размечтавшись, Офелия споткнулась о булыжник и, вскрикнув от боли в стопе, остановилась, Сестры огляделись и обнаружили, к своему огорчению, что забрели в какое-то глухое место, застроенное лачугами, и никакой гостиницы поблизости не видно. Чертыхнувшись, Офелия наклонилась и потерла кулачком ушибленные пальцы. Легче ей от этого, однако, не стало.
      Но долго озираться по сторонам не имело смысла, и сестры продолжили свое опасное путешествие по кривым улочкам незнакомого города. После утомительного блуждания по проулкам они вышли наконец на широкую улицу, где было довольно многолюдно и не так страшно, и остановили наемный экипаж.
      – Офелия! – с раздражением прошипела ее сестра. – Мы не настолько богаты, чтобы позволить себе разъезжать по городу в экипаже.
      – Ничего страшного, милочка! – заявила Офелия, залезая в карету. – Доставьте нас побыстрее на Мэлори-роуд, прямо к театру! – крикнула она кучеру.
      Балаган, в который она намеревалась попасть, не мог, естественно, сравниться с Королевским оперным театром «Ковент-Гарден» или же с музыкальным театром «Друри-Лейн», однако вполне подходил для пробы сил дебютантки. Представляя себя выступающей на лондонской сцене, Офелия не обращала внимания ни на роскошные магазины, мимо которых проезжал их экипаж, ни на шикарные дома знати по обеим сторонам улицы, ни тем более на пешеходов на тротуарах. Осмотреться и купить себе модные наряды она рассчитывала позже, когда обретет славу и разбогатеет. К нарядам, разумеется, потребуются драгоценные украшения, но ими ее станут одаривать кавалеры и поклонники, выстроившись в очередь у двери ее гримерной, заваленной букетами цветов.
      Настроенная менее оптимистично, сидевшая рядом с ней Корделия молча глядела в окошко на здания, мимо которых они проезжали, и все крепче сжимала пальцами саквояж. Наконец экипаж остановился напротив театра. Офелия расплатилась с кучером, и сестры выбрались из кареты на тротуар.
      Улица в этот час была заполнена разнообразными повозками и разношерстной публикой. Дамы и господа в вечерних нарядах с важным видом входили в театр. Услужливые лакеи распахивали перед ними двери, а шустрые мальчишки с метлами, совками и вениками подметали улицу, убирая с глаз благородной публики горячие конские лепешки и оберегая их штиблеты от дурно пахнущей субстанции, мало подходящей для атмосферы зрительного зала.
      Торговцы громко выкрикивали:
      – Покупайте горячие пирожки, уважаемые господа и дамы! Кому печеных каштанов, с пылу с жару!
      В животе у Офелии снова забурчало от дразнящих ароматов, и она вспомнила, что они с сестрой так и не поужинали.
      Но какое значение имело назойливое бурчание в их пустой утробе в сравнении с возможностью наконец-то осуществить мечту всей своей жизни? Нужно было только убедить администратора театра в том, что перед ним будущая великая актриса, которой он просто обязан предоставить шанс продемонстрировать свое дарование. Сердце в груди Офелии заколотилось быстрее, она сказала:
      – Корделия! Нам надо купить билеты. Я встречусь с управляющими…
      – Этому не бывать! – отрезала сестра. – Мы должны теперь экономить каждое пенни. – Она вскинула подбородок, стиснув зубы.
      – Но как же так, Корделия?! – воскликнула Офелия, ошарашенная решительным отказом сестры, который означал крушение всех ее надежд. – Мне просто необходимо попасть в этот театр!
      – Мы и без того потратились на прогулку по городу в наемном экипаже по твоей милости! – нахмурившись, возразила Корделия. – В Лондоне все безумно дорого. Ты же не хочешь, чтобы мы с тобой остались на улице без гроша в кармане! Поэтому нам придется на всем экономить. Ведь здесь у нас нет ни родственников, ни знакомых, которые могли бы нам помочь.
      – Мне надо поговорить с управляющим театром, – стояла на своем Офелия.
      – Разве для этого обязательно покупать билеты?
      Офелия закусила губу. Как правило, ей легко удавалось убедить в своей правоте любого. Например, она без особого труда уговорила свекра их средней сестры отпустить их с Корделией на ярмарку в соседний городок. Впрочем, подумалось ей, теперь, после их побега, он уже не будет таким доверчивым и покладистым. Корделию же обмануть ей никогда не удавалось, она знала все ее хитрости и уловки.
      Не легче было и вызвать к себе симпатию совершенно незнакомого ей управляющего театром, на это требовалось время. Наверняка она не первая девушка, мечтающая об артистической карьере, которая обратится к нему с просьбой принять ее в труппу актеров. Следовательно, ей необходимо продемонстрировать ему свои способности, обворожить его своими женскими чарами, а опыта в подобных делах у нее, к сожалению, не было. Вдобавок сейчас, в облике старой клячи, она выглядела совсем непривлекательно. Ей надо было переодеться, умыться и предстать перед управляющим в лучшем виде.
      Впрочем, почему бы ей не воспользоваться сложившейся ситуацией и не попытаться убедить его в своем актерском даровании, изобразив старую вдову? Не исключено, что это поможет ей быстрее добиться своей цели.
      В детстве она участвовала в домашних любительских спектаклях, исполняя второстепенные роли, но ни разу не выступала на сцене перед большой зрительской аудиторией. По неписаным законам леди не следовало кривляться перед публикой, поэтому никаких шансов стать актрисой в провинции у нее и не было. Возможность влиться в театральную труппу в Йоркшире исключалась, оставалось одно – попытать удачи в Лондоне. И теперь, когда до осуществления ее заветной мечты оставался всего один шаг, отступать она не собиралась.
      Офелия так разволновалась, что встряхнула головой, обильно обсыпанной пудрой, и громко чихнула.
      Сестра брезгливо наморщила носик и промолвила, разгоняя облако пудры рукой:
      – Следи за тем, что ты делаешь! Иначе от седины в твоих волосах не останется и следа, все твои усилия пойдут насмарку.
      – Да что ты понимаешь в гриме! – сердито пробурчала Офелия и решительно направилась к театру.
      – Желаете приобрести билетик, мадам? – спросил у нее мужчина, стоявший у входной двери. – Сегодня последний спектакль. С вас всего два шиллинга.
      – Мне надо поговорить с управляющим, – сказала Офелия.
      – К сожалению, он занят, мадам. Если не желаете купить билет, прошу вас отойти от двери! – Он кашлянул.
      – Но мне очень надо!
      – Мадам, пожалуйста, не мешайте проходу зрителей! – строго повторил привратник. Кто-то бесцеремонно толкнул ее в спину, и она отлетела от двери на несколько ярдов.
      Раздосадованная, Офелия вернулась к сестре и сказала:
      – Надо попытаться проникнуть внутрь со служебного входа.
      Сестры обогнули толпу нарядно одетой публики, завернули за угол строения и постучались в дверь. Когда она распахнулась, Офелия сказала стоявшему на пороге человеку, что ей надо встретиться с управляющим. Тот взглянул через ее плечо на Корделию и с ухмылкой спросил у нее:
      – Сколько ты берешь за свои услуги, красотка?
      – Вы меня неправильно поняли, – ответила за сестру Офелия. – Это мне надо встретиться с управляющим и переговорить с ним о работе.
      – Нам не требуются старые клячи, мадам! – рявкнул незнакомец. – Лучше продолжай выступать в роли сводницы. – Он грубо оттолкнул Офелию и захлопнул дверь у нее перед носом.
      – Наглец! – возмущенно воскликнула она.
      – По-моему, костюм покойной жены сквайра произвел на него должное впечатление, – рассмеявшись, сказала Корделия. – Не зря, выходит, ты целый день рылась в ее старых вещах на чердаке. Советую тебе прийти сюда завтра в нормальной одежде и без этого жуткого грима на лице.
      – Да, пожалуй, ты права, – неохотно согласилась Офелия, расстроенная своим поражением. – Но где мы переночуем? У нас осталось так мало денег!
      Обернувшись, она увидела бродячего шелудивого пса, роющегося в горке старых афиш и мусора, а затем нечто такое, что повергло ее в оцепенение.
      – Боже, Корделия! Посмотри-ка туда! – прошептала она.
      Обернувшись, сестра воскликнула, вытаращив глаза:
      – Черт побери, Офелия! Кто-то пытается тайком проникнуть в театр. По-моему, это вор!
      Офелия ахнула: казалось, что все это невероятно, однако же прямо на их глазах какой-то злоумышленник лез во флигель позади главного здания театра. В лучах закатного солнца, закрытого крышей дома, можно было отчетливо разглядеть фигуру человека, пытающегося пролезть в одно из верхних окон. Глубоко вздохнув, Офелия закричала:
      – Вор! Грабитель! Хватайте его, люди!
      Но в безлюдном переулке никто не услышал ее воплей. Тогда она выбежала на угол и снова крикнула:
      – Караул! Грабят! Помогите!
      Кто-то в толпе подхватил ее призыв, и вскоре к ней подбежало на помощь несколько крепких мужчин. Из окон соседнего дома стали выглядывать зеваки.
      Злодей, напуганный шумом, спрыгнул на землю и мгновенно исчез в кустах.
      – Пошли отсюда, на нас смотрят, – шепнула Корделия сестре.
      – А что плохого мы сделали? – возмутилась Офелия. – Мы спасли театр от ограбления и заслуживаем хотя бы благодарности!
      Она по своей наивности надеялась, что их пригласят в кабинет управляющего, где не только поблагодарят за проявленную бдительность, но и предложат ей продемонстрировать свои артистические способности. Ее мечты развеялись, едва лишь из служебной двери вышел на крыльцо крепкий мужчина в темном костюме и сердито уставился на сестер.
      Офелия невольно попятилась под его недобрым взглядом.
      – Наверное, он принял нас за сообщниц этого вора, – прошептала Корделия.
      – Нет, я так не думаю, – возразила Офелия. – Будь мы пособницами сбежавшего злодея, мы бы тоже здесь не задержались. – Тем не менее объясняться перед незнакомцем в темном костюме ей не хотелось, внутренний голос подсказывал ей, что это сам управляющий. Проклятие! Теперь все существенно усложнилось.
      Она вдруг ощутила смертельную усталость. Сумерки быстро сгущались, а ночлега у них пока не было. В груди Офелии шевельнулась тревога. Где они проведут эту ночь? В ее первоначальном великолепном плане возникли прорехи, похоже было, что они поступили легкомысленно, отправившись почти без денег в незнакомый большой город. Фортуна повернулась к ним спиной.
      Сестры уныло понурились и побрели по пустынному переулку. Здания, тянувшиеся вдоль него, выглядели убого и не радовали взор. Прохожие были одеты в поношенную грязную одежду и посматривали в их сторону далеко не дружелюбно.
      – Не оглядывайся, Офелия, – тихо сказала Корделия. – Мне кажется, что нас преследует какой-то мужчина в потертом пальто.
      По спине Офелии пробежал холодок. Внезапно путь им преградил незнакомец в потрепанной куртке и мятой коричневой шляпе. Он злодейски ухмыльнулся и спросил:
      – Дамы нуждаются в ночлеге? Я готов показать вам уютное местечко.
      – Вы чрезвычайно любезны, сэр, – сказала Корделия, видя, что Офелия от страха проглотила язык, – но моя госпожа сегодня намерена переночевать у своих родственников.
      – Да, именно так, – подтвердила Офелия дрожащим голосом. – Извините, но мы торопимся.
      Однако не успела она сделать и шагу, как кто-то схватил ее сзади за руку. Офелия попыталась было высвободиться, но незнакомец лишь крепче сжал ее запястье.
      – Ты уже старовата для работы, – хрипло произнес злодей. – Но твоя служанка настоящая милашка, за нее мне наверняка удастся выручить несколько монет. – Он гнусно расхохотался.
      Корделия резко ударила его каблуком по голени, он охнул и отпустил Офелию. Сестра тотчас же двинула ему коленом в пах. Негодяй согнулся в три погибели и застонал. Офелия, осмелев, огрела другого хулигана тростью по голове и влепила ему левой рукой оплеуху. Он пошатнулся и попятился. Внезапно из темноты возник очнувшийся первый злоумышленник – худой и жилистый, одетый в лохмотья, он сильно ударил Офелию по уху и вместе со своим очухавшимся сообщником поволок Корделию в конец проулка. Офелия пришла в себя после удара и закричала:
      – Люди! Помогите! Убивают!
      Тем временем злодеи исчезли во мраке ночи.
      На крики Офелии никто не отозвался.
      Ее охватил ужас.

      Казалось, что ни одна живая душа не видела, как злодеи похитили несчастную Корделию, и не слышала отчаянных воплей Офелии. Проулок опустел. Откуда-то из подворотни доносились слабые крики Корделии. Но никто не спешил высвободить ее из грязных лап похитителей. Очевидно, им с сестрой оставалось рассчитывать исключительно на собственные силы.
      И дернул же их черт отправиться в Лондон на свой страх и риск! Корделия в отчаянии лягнула одного из злодеев и снова попыталась вырваться и убежать. Однако мерзавцы только посмеивались и продолжали куда-то ее тащить. Увидит ли она рассвет? Или же ее растерзанный насильниками труп обнаружат в Темзе рыбаки? А может быть, ее поместят в бордель и подвергнут там унижению, эксплуатируя ее тело?
      Собравшись с духом, Корделия внезапно ударила одного из негодяев в пах ногой, а другому вцепилась ногтями в лицо. Однако жилистый мерзавец больно стиснул ее руки и вывернул их ей за спину, бормоча грязные угрозы.
      – На помощь! – закричала она. – Спасите!
      Из темноты появилась Офелия и бросилась ей на выручку.
      Один из похитителей Корделии оттолкнул ее, а второй ударил в живот. В глазах у нее потемнело, она без чувств рухнула на землю.
      Корделию охватило отчаяние. Негодяи оказались очень ловкими и проворными, справиться с ними в одиночку ей было не по силам. Несмотря на все сопротивление, они сумели утащить ее в конец темного проулка. Офелия осталась лежать в грязи совершенно одна, абсолютно беспомощная.
      – Упрямая нам попалась на этот раз стерва! За такую норовистую кошечку полагается дополнительное вознаграждение, – пробормотал один из похитителей Корделии.
      – Скажи это мадам Нелл! – с усмешкой отозвался другой негодяй. – Наверняка она будет удивлена.
      Корделия оцепенела от страха. Злоумышленники потащили ее в другой переулок, еще более узкий, извилистый и темный. Корделия обмякла и закрыла глаза, поняв, что сопротивление бесполезно.
      – Похоже, эта стерва отрубилась, – пробормотал один из мерзавцев. – Очевидно, ее покинули силы. Бери ее за ноги, а я подхвачу под мышки.
      Как только один из злодеев наклонился, Корделия из последних сил ударила его ногой в живот, воскликнув:
      – Это тебе за Офелию!
      Тот, что держал ее за верхнюю половину туловища, усилил хватку. Второй похититель оправился от удара и схватил ее за лодыжки. Жилистый хулиган достал из-под сюртука дубинку и стал угрожающе ею помахивать, приговаривая:
      – Не в моих правилах портить товар, крошка, но тебя я, пожалуй, хорошенько отделаю этой штуковиной, раз ты брыкаешься. Верно, Динти?
      – Только не убивай ее, старина! – пробурчал тот. – Я хочу получить за свои синяки вознаграждение.
      Первый злодей замахнулся дубинкой на Корделию, и она зажмурилась от ужаса. Неожиданно негодяй завопил и рухнул на мостовую. Открыв глаза, Корделия увидела, что какой-то мужчина пришел ей на помощь. Вырвав дубинку из рук похитителя, он ловко стал охаживать ею обоих мерзавцев.
      – Я забью тебя, как свинью! – завизжал тот из них, что был пониже ростом, и выхватил из-под полы нож. В темноте сверкнуло длинное лезвие. Глаза Корделии расширились от ужаса.
      – Лучше остынь и отпусти леди, придурок! – холодно бросил ему незнакомец, одетый, как успела рассмотреть Корделия, в дорогой вечерний костюм.
      – Может быть, мне еще отвесить тебе поклон и убежать, поджав со страху хвост? – прохрипел в ответ вооруженный ножом негодяй.
      Прилично одетый незнакомец взмахнул тростью и, зацепив ее набалдашником из слоновой кости нож, рывком вырвал его из руки злоумышленника. Злодей выругался, отпустил Корделию и толкнул ее на джентльмена с тростью. Тот отступил в сторону и, к изумлению злодея, вытянул, словно из ножен, из трости острую рапиру. Увидев это грозное оружие, оба похитителя разом произнесли проклятие и бросились бежать прочь по переулку. Корделия перевела дух. Ее пошатывало.
      Неизвестный спаситель убрал рапиру в полую трость и любезно поддержал Корделию под локоть, обняв другой рукой за талию. Ей стало гораздо спокойнее. Впрочем, Корделия понимала, что ей все еще следовало оставаться начеку, а не млеть от исходящей от него мужской силы и уверенности в себе. Однако коленки у нее предательски задрожали и ослабли, и она была вынуждена вцепиться пальцами в лацканы его фрака.
      – Успокойтесь, опасность миновала, – прошептал ей на ухо незнакомец. – Дышите глубже! Все в порядке.
      Корделия покорно кивнула и прильнула к незнакомцу, словно к своему отцу. Однако почему-то не ощутила того же чувства, которое испытывала в детстве, сидя у папочки на коленях. От этого мужчины приятно пахло дорогим мылом, чистым бельем и чем-то еще, что вызывало у нее мурашки. Она внезапно покраснела и потупилась. Ее вдруг осенило: ведь это он пытался проникнуть через окно в пристройку к театру!
      – Это были вы! – воскликнула она, распрямилась и отпрянула от незнакомца, потрясенная своим открытием. – Зачем вы хотели залезть в театр? Неужели вы вор? Мне в это не верится!
      Он вскинул густые темные брови и промолвил:
      – А вы, значит, та самая паникерша, которая своими воплями собрала толпу зевак? Они наверняка вызвали бы стражников и попытались бы схватить меня и отправить в тюрьму. Меня бы осудили, конфисковали бы все мое имущество и повесили. Вам не стыдно? – Он укоризненно покачал головой.
      – Но я только… – пролепетала Корделия, пытаясь оправдаться, как это ни странно.
      – Вам не кажется, что с моей стороны было очень благородно вступиться после всего этого за вас и спасти вашу честь и жизнь? – спросил незнакомец, сверля ее холодным взглядом.
      Он дотронулся пальцами до ее шеи, как раз под подбородком, и она затрепетала от его прикосновения.
      От пальцев незнакомца исходило волшебное тепло, которое быстро распространилось по всему ее телу. Мужчина улыбнулся, в его глазах заплясали смешинки. Нет, он определенно не походил на вора, тем не менее именно его она и видела, когда он лез в окно флигеля. Да он и сам этого не отрицал! Но что же все это значило?
      С одной стороны, приличной девушке не следовало продолжать знакомство с преступником. С другой – он спас ее от похитителей, намеревавшихся продать ее в дешевый бордель, и за это она была ему благодарна. Покраснев еще гуще, она пролепетала:
      – Я вам чрезвычайно признательна, сэр, за своевременную помощь, вы поступили благородно, вырвав меня из рук налетчиков. Честно говоря, мы с сестрой оказались в этом ужасном квартале случайно, потому что моей сестре вздумалось стать актрисой. Боже, я совершенно о ней забыла! Надо бежать ей на выручку!
      Офелию они обнаружили сидящей у стены дома. Она стонала, держась руками за живот, и совершенно не походила на будущую лондонскую знаменитость. Корделия помогла сестре встать и спросила, как она себя чувствует.
      – Эти жуткие мужчины… – хрипло произнесла Офелия. – Эти негодяи… Где они? Что они с тобой сделали? По-моему, их кто-то спугнул, я слышала, как они убежали…
      – Мне помог этот джентльмен, – сказала Корделия. – Извините, сэр, но я не знаю вашего имени…
      Судя по выражению лица Офелии, она даже не пыталась хорошенько разглядеть их спасителя, все еще не оправившись от потрясения. К тому же было очень темно. В других, фешенебельных районах Лондона, имелось, как было известно Корделии, газовое освещение. Здесь же, в бедном квартале, горело только несколько старых масляных ламп, но рассмотреть в их тусклом свете что-либо подробно было невозможно.
      – Нам лучше побыстрее покинуть этот опасный переулок, леди, – сказал незнакомец. – Здесь всякое случается по ночам. На нас может напасть целая шайка разбойников. У вас есть в Лондоне знакомые или родственники?
      Девушки переглянулись, но ничего не ответили.
      – Вы и в самом деле рассчитывали сразу же получить роль в театре и там же переночевать? Невероятное легкомыслие!
      – К вашему сведению, сэр, я прекрасная актриса! – самоуверенно заявила Офелия, расправив плечи.
      – Неужели? И в каких же театрах вы уже играли, моя дорогая? – насмешливо поинтересовался незнакомец, всматриваясь в ее загримированное лицо и посыпанные пудрой букли.
      «Он раскусил ее!» – подумала Корделия.
      Офелия медлила с ответом. Ее сестра закусила губу.
      – Так я и думал! – сказал мужчина. – Быть актрисой далеко не просто, моя милая провинциалка. И если вы и впредь будете вести себя столь же неосмотрительно, вам не миновать беды. Управляющий театром в Мэлори-роуд господин Неттлс сожрет вас на обед вместе с потрохами. Его подозревают в торговле живым товаром, он отправляет наивных девушек в бордель, а не выпестовывает их талант для своей сцены. Имейте это в виду!
      Офелия вздрогнула, словно от удара, и с пафосом воскликнула:
      – Этому не бывать!
      – Да, несомненно! – поддержала ее сестра, хотя и менее драматическим голосом. – Мы не станем девицами полусвета.
      – Вы в этом уверены? – язвительно спросил их спаситель. – Что ж, ваша приверженность добродетельности похвальна, вот только как быть с пустыми животиками? Боюсь, что они придерживаются иного мнения. Следуйте за мной, если не хотите снова попасть в переделку.
      Сестры покорно побрели за ним по темному переулку, держась поближе к стенам домов. Под редкими фонарями клубился сырой туман, дышать с каждой минутой становилось все труднее.
      Куда же ведет их этот таинственный незнакомец? В свою квартиру? Но как же они, девушки благородного происхождения, останутся наедине с незнакомцем, к тому же вором? Нет, это невозможно. Так что же им делать? Станет ли им спокойнее, если они поселятся в гостинице? Да и денег у них для этого не было. И зачем только они потратились на экипаж! Что за блажь втемяшилась в голову Офелии? Ведь они и без того заплатили уйму денег за путешествие до Лондона в дилижансе. И в дорожных трактирах они тоже изрядно потратились. Лучше бы они ехали голодными, а не ели жирное жаркое из баранины и рагу из жилистого петуха.
      Вспомнив о еде, Корделия сглотнула слюнки. В этих трактирах путешественников бесстыдно обдирали, но на голодный желудок продолжать долгое путешествие было просто невозможно. Корделия тяжело вздохнула, и в животе у нее забурчало от голода.
      Нахмурившись, она стала обдумывать сложившуюся ситуацию. На крайний случай у нее был припасен один вариант – обратиться за помощью к лорду Гейбриелу Синклеру, их сводному брату, который в данный момент должен был находиться в Лондоне. Они с ним были едва знакомы, но он наверняка ссудил бы им денег на билеты до Йоркшира. В конце концов, Офелия должна понять, что нельзя обрекать из-за своих нелепых амбиций себя и спою сестру на голодную смерть на улицах Лондона. Раз ее попытка попасть в театральную труппу провалилась, пора начать мыслить здраво, а не продолжать витать в облаках своих детских грез! Они и так уже достаточно здесь натерпелись.
      Однако куда же ведет их незнакомец? И как долго они еще будут идти по этому темному переулку?
      – Желаете развлечься, господин? – спросил из мрака нахальный женский голос.
      Корделия вздрогнула. На пороге дома стояла освещенная тусклым желтым светом фонаря девица с подрумяненными щечками и глубоким декольте, род ее занятий не вызывал у прохожих никаких сомнений.
      Офелию бросило в дрожь. Неужели это одна из тех обездоленных, кого голод выгнал на панель? Бедняжка! Но ведь и с ними самими чуть было не произошло непоправимое несчастье в эту ночь!
      – Нет, благодарю вас, – вежливо произнес их спаситель.
      – Это ясно, вы уже подцепили двух птичек, как я вижу, – насмешливо промолвила девица легкого поведения. – Сколько же таких милашек вам надо на ночь, сэр? Может быть, и меня с собой прихватите? – Она гнусно рассмеялась.
      – Вы даже не представляете, какими возможностями я обладаю, – в тон ей сказал незнакомец.
      Вскоре смех дешевой проститутки стих. Корделия сжала кулаки. Может быть, он собрался продать их в рабство? Судя по шумному дыханию Офелии, она тоже разволновалась. Куда их ведут?
      – У нас в Лондоне есть кровный брат, он лорд, – сдавленно произнесла Корделия.
      – А я – состоятельный джентльмен, – парировал их спутник весьма язвительно. – Но сегодня я не стану приглашать вас двоих к себе, чтобы не вызвать пересудов. Вы переночуете в одном вполне безопасном месте.
      Им не оставалось ничего другого, как поверить ему на слово.
      В конце концов, он спас их от злодеев. Однако не исключено, что он сделал это ради каких-то своих корыстных целей. Ведь он же вор! И не отрицает этого. А в случае их исчезновения их даже никто не хватится…
      – Что будем делать? – прошептала Офелия.
      – Понятия не имею! – ответила Корделия. – Не ночевать же нам на улице! Это все твои сумасбродные планы! И зачем только я пошла у тебя на поводу! – Они прошли еще несколько шагов в полной темноте.
      Луна скрылась за тучами.
      Офелия сжала сестре руку и прошептала:
      – Бежим!
      И они очертя голову побежали прочь от незнакомца по окутанному мглой и туманом переулку.

      Крепко сжимая руку сестры, Корделия стремглав бежала по мостовой, прижав другой рукой к боку увесистый саквояж. С каждой минутой они все дальше удалялись от своего спасителя, предпочтя покров ночи его назойливой опеке.
      Запыхавшись и выбившись из сил, сестры наконец остановились и, припав друг к другу спинами, перевели дух, втайне надеясь, что незнакомец остался далеко позади. Сердца девушек колотились так, словно бы готовы были выскочить из груди. Никаких подозрительных звуков вокруг не было слышно, их никто не преследовал.
      – Послушай, Офелия, – сказала Корделия, – какого дьявола мы от него убежали? Где мы теперь будем ночевать?
      – Разве не ты выразила сомнение в благородстве намерений этого доброго самаритянина? – возразила сестра. – Он в равной мере мог оказаться как благородным рыцарем в сверкающих доспехах, так и волком в овечьей шкуре. А на улице ночевать нам не придется.
      – Это почему же?
      – Не перебивай меня, пожалуйста. Мы переночуем в церкви. Она находится неподалеку, постучимся в домик священника, там не откажут нам в помощи. В крайнем случае мы как-нибудь сами проникнем в храм.
      С облегчением вздохнув, Корделия кивнула. Им было лучше положиться на собственные силы, чем на сомнительную опеку человека, которому они не доверяли.
      – Хорошо, – прошептала она, – по крайней мере, у нас имеется хоть какой-то план. Только не шуми, не дай Бог, он нас услышит.
      Офелия кивнула, хотя вовсе не была уверена в том, что незнакомец их разыскивает. Скорее всего, подумала она, он обиделся и махнул на них рукой. Но в любом случае им следовало оставаться начеку.
      Сестры прислушались. Вокруг было подозрительно тихо. Где-то вдалеке проехала карета, но в окружавших их домах жизнь словно бы замерла. От густого тумана, пропитанного смрадными запахами, у девушек першило в горле. Темнота сгущалась, предательница луна то и дело скрывалась за тучами, что затрудняло поиски пути к храму.
      Но близнецы не падали духом. Они терпеливо ждали, когда небо прояснится и можно будет тронуться с места. То и дело поглядывая на мглистое небо, Корделия пыталась убедить себя, что их спаситель, даже не соизволивший представиться, не возникнет внезапно из мрака и не схватит их за руки.
      Пронизывающий ветер, проникавший под их одежду, вызывал у девушек озноб. Они плотнее запахнули полы плащей и постарались не стучать зубами. Но побороть холод и страх оказалось не так-то просто, особенно для Офелии, которая уже была на грани паники. Корделия крепилась из последних сил.
      – Где ты видела шпиль церкви? – спросила она у сестры.
      – Кажется, вон там, – ответила Офелия, ткнув пальцем в туман. Палец у нее при этом дрожал.
      – Тогда пошли в этом направлении, – сказала Корделия.
      Взявшись за руки, сестры медленно побрели по улице, предпочтя действие бездействию. Клубы тумана крутились возле них, словно привидения, пытающиеся помешать им добраться до церкви, где темные силы потеряют свою власть над ними. Коварная луна все не появлялась на темном небосводе, и у Корделии возникло опасение, что они идут в неверном направлении. Однако выразить свои сомнения вслух она не решалась, боясь усилить нервозность сестры.
      Словно бы угадав ее мысли, Офелия промолвила:
      – Церковь где-то поблизости. Возможно, мы уже ее прошли.
      Корделия судорожно сглотнула и остановилась.
      – И что же нам в этом случае делать?
      К счастью, наконец-то луна выглянула из-за облаков. Корделия обернулась и стала вглядываться в темноту. Ей повезло – она увидела пронзающий мглистое небо шпиль и воскликнула:
      – Вот он! – И тотчас же зажала рот ладошкой, вспомнив, что на крик может прийти таинственный незнакомец, в благих намерениях которого она уже окончательно разуверилась: порядочный человек не станет бродить по городу ночью. – Пошли же скорее, Офелия, – сказала она, толкнув сестру локтем в бок. – Иначе заблудимся.
      Сестры быстро пошли вдоль кромки мостовой, но уже спустя две минуты луна вновь спряталась за тучу и стало темно. Тем не менее девушки продолжали идти вперед, уверенные, что выбрали правильное направление. Внезапно Корделия, шедшая впереди, споткнулась о камень и упала на колени.
      – Ты не больно ушиблась? – спросила Офелия.
      Корделия тихонько застонала в ответ от боли. На глаза у нее навернулись слезы. Сделав глубокий вдох, она наконец промолвила:
      – Ушиблась, но не сильно. Лишь бы ботинок не порвался. Нет, кажется, все нормально. – Она потерла ушибленное место рукой и воскликнула: – Пошли дальше, я вижу поленницу, это добрый знак.
      Как только они подошли к поленнице, где-то рядом зарычала сторожевая собака. Девушки испуганно вскрикнули, пес злобно залаял. Корделия замерла, опасаясь, что он не привязан и может их покусать. Офелия же вцепилась ей в руку и жалобно проскулила:
      – Ой, Корделия, этот кобель порвет нас на куски. Я с детства до смерти боюсь этих тварей. Посмотри, какой он громадный! Что же нам делать?
      – Замолчи и замри! – приказала ей сестра, сама дрожащая как осиновый лист. – Главное, чтобы пес был на цепи, тогда все обойдется. Если, конечно, он с цепи не сорвется.
      Собака продолжала лаять, однако не приближалась, из чего Корделия заключила, что она либо на цепи, либо за высоким забором.
      Из-за туч выглянула бледная луна. Корделия огляделась вокруг, однако собаки не увидела.
      – Давай обойдем вокруг дома, – предложила она Офелии. – Возможно, тогда мы увидим церковь и домик священника.
      Взявшись за руки, сестры перешагнули через низкую каменную стенку и стали крадучись огибать дом. Под их ногами скрипел гравий, луна снова спряталась за тучами, воцарился мрак.
      Сестры замерли. Передними была сотканная из темноты стена. Мысленно помолившись, девушки пошли вперед, надеясь, что им повезет и они не собьются с пути. Корделия шла впереди, следом, подобрав подол юбки, – Офелия, со страху проглотившая язык. Наконец они увидели в полумраке какой-то большой предмет и замерли. Корделия ощупала предмет.
      – Это надгробный камень! – прошептала она. – Неужели мы очутились на кладбище?
      – Здесь могут бродить привидения! – испуганно отозвалась Офелия. – Боже, я так боюсь покойников! – Она расхныкалась.
      Корделия тяжело вздохнула: они очутились в западне, между злой сторожевой собакой и мертвецами. Веселенькая же выдалась ночка! Сперва их едва не обесчестили и не продали в бордель, потом их пытался заманить куда-то вор в обличье джентльмена, и вот теперь злой рок привел их на погост.
      – Любопытно, кто здесь захоронен? – прошептала Офелия. – Надеюсь, что не одна из доверчивых невинных девушек, поверивших незнакомцу, который вызвался ей помочь…
      – Офелия! – одернула сестру Корделия. – Сейчас не время давать волю своим фантазиям. Церковь где-то поблизости. Остается только найти ее и не заблудиться среди надгробий. Как правило, погост устраивают за храмом. Значит, нам надо идти вот в этом направлении. Держись за меня крепче и не отставай! Вперед!
      Сделав пару десятков шагов, девушки наткнулись на колючий розовый куст, обогнули его, немного исколов себе руки, прошли еще с десяток ярдов, не встречая препятствий, и, споткнувшись обо что-то, упали на груду шлака.
      – Представляю, какие мы теперь грязные и чумазые, – воскликнула Корделия, вставшая с кучи первой.
      – Можно подумать, что до этого мы выглядели безупречно, – сказала Офелия. – Зато теперь нас уже точно никто не узнает.
      Корделия нервно хихикнула.
      – Это правда! Где-то рядом должна быть кухня.
      – И домик священника! – подхватила сестра.
      В нескольких шагах от них возник на земле круг света – он падал от лампы, которую держал в руке человек, стоявший в дверях дома.
      – Кто это бродит там в потемках? – крикнул он.
      Только теперь Корделия сообразила, что они, утратив бдительность, разговаривали и хихикали чересчур громко. А вдруг это тот самый таинственный незнакомец, который пытался их куда-то завести? Однако мужчина, стоящий в дверях дома, хоть и был выше и шире того человека в плечах, голос имел значительно более мягкий.
      – Мы ищем церковь, сэр! Нам нужна помощь! – ответила Корделия. – Мы приезжие, заблудились в Лондоне. Нам негде переночевать.
      – И вдобавок мы дьявольски проголодались, – осмелев, добавила Офелия. – Помогите нам, пожалуйста! В этом городе у нас нет ни родственников, ни знакомых. Любой хулиган может нас обидеть. Нам страшно, мы продрогли.
      – Так заходите же скорее в дом, бедняжки! – сказал мужчина. – Здесь вы найдете и кров, и стол, и утешение. Я местный священник, Джайлз Шеффилд, и не оставлю в беде двух заблудших овечек.
      Наконец-то они спасены! От радости девушки едва не запрыгали на месте, захлопав в ладоши.
      Они прошли по дорожке к черному ходу дома викария, по пути рассказывая ему о своих злоключениях, и очутились в его скромном и уютном жилище, где их встретила экономка миссис Мадиган. Она тотчас же принялась хлопотать вокруг ночных гостий: не расспрашивая их о свалившихся на них напастях, предложила им горячей воды, мыло и полотенце, а потом побежала готовить угощение и чай. Когда девушки привели себя, насколько это представлялось возможным, в порядок, хозяин дома повел их по коридору в гостиную.
      – У меня сейчас гостит мой кузен, – сказал он, – но это не должно вас смущать. Здесь вы в полной безопасности в отличие от ночных лондонских улиц, таящих опасность для доверчивых юных провинциалок. Вам повезло!
      – Вы чрезвычайно добры к нам! – взволнованно воскликнула Корделия. – Нам уже довелось хлебнуть сегодня лиха.
      – Вы наш ангел-хранитель! – добавила с пафосом Офелия. – Я до смерти напугана всем случившимся с нами.
      Викарий с доброй улыбкой распахнул дверь гостиной. Посередине большой и просторной комнаты стоял стол, в камине горел огонь. Перед ним в стареньком кресле сидел джентльмен с темными волосами, спиной к вошедшим. Заслышав их шаги, он встал и обернулся. Гостьи обмерли.
      Это был их спаситель.

      – Это вы! – воскликнула Корделия, вытаращив глаза.
      – Вы знакомы с моим кузеном? – удивленно спросил викарий.
      Корделия обожгла вора презрительным взглядом, но тот невозмутимо улыбнулся ей в ответ.
      – Так вы хотели привести нас к церкви? – спросила Корделия, обескураженная его невозмутимостью.
      – А чем вам не нравятся церкви? Разве я не говорил, что приведу вас в надежное место? Где еще может быть так же спокойно, как в доме викария? – сказал импозантный брюнет.
      – Нет, отчего же, мне нравятся и церковь, и домик священника, но вы же не уточнили, куда именно ведете нас по темным переулкам. Вот мы и запаниковали, – ответила Корделия, покраснев.
      – Вы бы мне все равно не поверили! – парировал их спаситель.
      В этом он был, безусловно, прав, и она была готова это признать. Однако ее бесило, что он преспокойно сидел у камина, пока они с сестрой пробирались в темноте и тумане по узким проулкам и едва не погибли, упав ничком на груду шлака.
      – Вы даже не попытались нас разыскать! – с укором воскликнула она.
      – Но я подумал, что мое общество вас не устраивает! – резонно возразил он. – Вы убежали, даже не попрощавшись! Воспитанные молодые леди так не поступают. Впрочем, если бы вы в скором времени не объявились, то я бы все-таки отправился на ваши поиски, как истинный христианин. Кстати, позвольте представиться: Рэнсом Шеффилд, кузен по отцовской линии преподобного Джайлза Шеффилда.
      Он прислонился к стене, и тень, упавшая на половину его лица, сделала его похожим на зловещее изваяние горгульи.
      По спине Корделии пробежал холодок. Однако она тотчас же внушила себе, что это всего лишь игра ее больного воображения. Пусть Офелия и позволяет себе глупые фантазии в силу своего актерского склада ума и привычки все излишне драматизировать, она, Корделия, всегда стремилась быть рассудительной и придерживалась трезвого взгляда на жизнь. Вот и теперь ей следует взять себя в руки и не паниковать.
      Тем не менее основания для опасений у нее оставались. Рэнсом оставил без ответа немало возникших у нее вопросов. Например, не объяснил, почему он пытался проникнуть через окно в пристройку к театру. Любопытно, известно ли это его преподобию?
      – Джайлз нередко приводит в свой дом страждущих и заблудших, – промолвил Рэнсом. – Вот я и подумал, что и вам он тоже будет рад. Однако вы до сих пор не представились…
      – Послушай, Рэнсом, так нельзя разговаривать с дамами, – встрял в разговор викарий. – Это дурной тон.
      – Меня зовут Корделия Эпплгейт, – с дрожью в голосе произнесла Корделия, потупив взор. – А это моя сестра-близнец Офелия Эпплгейт. Наш отец горячий поклонник Шекспира, как вы уже, наверное, догадались.
      Джайлз с удивлением взглянул на загримированную под старуху Офелию в ее дурацкой старушечьей одежде, с трудом сдержал усмешку и спокойно произнес:
      – У вашего батюшки отменный вкус! Но почему он не сопровождает вас в этом путешествии?
      – Наш отец инвалид, он остался дома, в Йоркшире, – сказала, метнув многозначительный взгляд в сторону сестры, Корделия.
      – Но вы, по-моему, упоминали какого-то своего знакомого или родственника, с которым вы должны были встретиться в Лондоне. С ним тоже что-то случилось?
      Офелия повернулась лицом к камину и протянула руки к огню, притворившись, что не расслышала вопроса.
      – Да, у нас здесь есть брат, у него собственный дом в Лондоне, – запинаясь, ответила Корделия. – Но сейчас он, к сожалению, уехал по делам. Вот так мы и оказались на улице, где подверглись дерзкому нападению шайки негодяев. Только благодаря заступничеству вашего кузена мы остались целы и невредимы. В некотором смысле мы у него в долгу. Он поступил как истинный джентльмен. Если бы не он, нас бы продали в бордель мадам Нелл.
      Рэнсом кивнул:
      – Да, пожалуй, это были торговцы живым товаром, охотящиеся за наивными юными провинциалками, которых они подкарауливают возле театра на Мэлори-роуд.
      – И куда только смотрит полиция! – возмущенно воскликнул викарий. – Какое безобразие! По ночам в Лондоне бесчинствуют слуги дьявола! Я буду молиться за спасение душ их невинных жертв.
      Он горестно пожевал губами и покачал головой.
      Корделия охнула: значит, этот город действительно опасен для приезжих! И зачем только они с сестрой убежали из спокойного Йоркшира! Непростительная самонадеянность! Здесь их уже в день приезда едва не обесчестили и не похитили. Что же станет с ними дальше? Ведь утром им придется покинуть этот гостеприимный дом и вновь окунуться в мир зла, обмана и насилия!
      Офелия сняла свою старомодную помятую шляпку и встряхнула спутанными волосами. Клубы пудры наполнили помещение. Викарий чихнул и замахал руками. Его кузен улыбнулся. Увидев девушку в нормальном виде, священник растерянно захлопал глазами.
      – Не судите строго мою сестру, – сказала Офелия. – Это я втянула ее в эту авантюру. – На ее карие глаза навернулись слезы.
      Корделия же усмехнулась, зная, что ее сестра-близнец просто играет. Офелия пылко воскликнула:
      – Меня еще в раннем детстве обуяла любовь к театру, и я решила непременно стать знаменитой актрисой вопреки общепринятому мнению, что леди не подобает забавлять со сцены публику. Я ничего не могла с собой поделать, и вот, как видите, я здесь, в Лондоне. На время путешествия я переоделась в старушечье платье и напудрила волосы, а на кончик носа прилепила фальшивую бородавку. Все это я сделала для того, чтобы меня случайно не узнал кто-то из наших знакомых. Моя сестра отважилась на эту авантюру только ради меня, зная, что я зачахну, если не осуществлю свою заветную мечту. К тому же она боялась отпускать меня одну в незнакомый город. Я позволила ей сопровождать меня и теперь сожалею об этом. Нельзя быть такой эгоисткой и подвергать опасности своих близких. Я искренне раскаиваюсь в содеянном.
      По щеке ее скатилась слеза, и викарий сочувственно пожал ей руку, что нисколько не удивило Корделию.
      – Успокойтесь, деточка, вы еще так молоды! Я уверен, что в ваши годы все люди впадают в заблуждения подобного рода. Это не такой уж и большой грех. Я буду за вас молиться, дитя мое!
      Корделия с трудом сдержала улыбку: ведь самому викарию было не более тридцати пяти лет, и его отеческое сочувствие выглядело несколько нелепо, хотя сам он этого явно не понимал и считал свое поведение естественным для духовного наставника и пастыря. Ему и в голову не приходило, насколько глубоко погрязла в грехах его кающаяся собеседница, в действительности всего лишь играющая очередную роль.
      – Мы непременно свяжемся с вашими родственниками в Лондоне, – сказал он, – и позаботимся о том, чтобы вы благополучно вернулись в Йоркшир. А пока отдохните в моем доме, экономка, добрейшая женщина, уже готовит для вас с сестрой комнату. Надеюсь, что вы извлекли полезный урок из случившегося с вами этой ночью в Лондоне и не повторите своих ошибок. На этот раз провидению было угодно послать вам на помощь моего кузена, однако впредь остерегайтесь ночных прогулок без сопровождения. Этот город опасен для юных леди.
      Продолжая наставлять Офелию, он подвел ее к стулу напротив камина и усадил на него, после чего сам сел с ней рядом и с воодушевлением стал развивать свою проповедь, не замечая, что все еще держит девушку за руку.
      – Ваша сестра всегда так завораживающе воздействует на мужчин? – тихо спросил кузен викария у Корделии, насмешливо поглядывая на парочку возле камина.
      – Да, – ответила Корделия, стараясь не выдать нарастающего в ее сердце возмущения поведением сестры. Все-таки на этот раз жертвой ее коварного притворства стал священник! Хорошо, что викарию из прихода в Йоркшире перевалило за девяносто. Да и он порой благодушно похлопывал Офелию по руке и подолгу беседовал с ней.
      – С бородавкой на носу она немного перестаралась, – заметил не без иронии Рэнсом Шеффилд. – Без грима она выглядит значительно симпатичнее. Вам так не кажется?
      Он выразительно взглянул на Корделию, и она густо покраснела и неожиданно для самой себя без обиняков спросила:
      – Зачем вы лезли в окно пристройки к театру?
      Он усмехнулся и ничего не ответил, продолжая смотреть на нее своими холодными серыми глазами.
      – Вы не похожи на вора, – продолжала она, осмелев. – Во всяком случае, я не думаю, что вы частенько проникаете тайком в чужие дома.
      – А почему вы так считаете? – спросил он. – За кого вообще вы меня принимаете?
      – За джентльмена, разумеется! – ответила Корделия. – Об этом говорят и ваши манеры, и стать, и одежда. Я уже не говорю о том, что вы не колеблясь заступились за нас и не испугались шайки негодяев. Рапира же, спрятанная в полой трости, наводит меня на мысль, что вы человек военный.
      О том, что ее смущала его осведомленность о преступном мире Лондона и способность легко ориентироваться в нем, она благоразумно, промолчала, хотя этот вопрос и готов был сорваться с языка.
      – Вы переоцениваете меня, – промолвил Рэнсом, полуприкрыв серые глаза густыми длинными ресницами. – Должен заметить, что добротный костюм и свежая сорочка еще не доказывают добропорядочность мужчины. Откуда вам знать, что эту одежду я не украл у кого-нибудь? Это не так уж и трудно сделать.
      – Похоже, что вы бы предпочли, чтобы вас принимали за вора, – пробормотала Корделия немного растерянно. – А вашему кузену викарию это известно? Может быть, стоит открыть ему глаза на то, чем вы действительно занимаетесь?
      – Стоит ли волновать утомленного викария? – тихо спросил Рэнсом Шеффилд, невинно хлопая ресницами. – У него в приходе достаточно своих заблудших овечек. Давайте не будем обременять его новыми хлопотами, ведь они все равно останутся втуне.
      – Поскольку вы трудновоспитуемы? – предположила Корделия.
      – Боюсь, что так, – с обворожительной улыбкой ответил Рэнсом, но Корделия нашла ее больше похожей па хищный оскал и насторожилась, смекнув, что с этим человеком шутки плохи. В сложившихся обстоятельствах разумнее было забрать Офелию из-под опеки викария и увести ее в спальню, где хорошенько отдохнуть, а утром на свежую голову все тщательно обдумать.
      – По-моему, я столь же склонен безропотно соблюдать правила приличия, как и ваша сестра, способная служить образцом скромности, покорности и благонамеренности, – саркастически добавил Рэнсом Шеффилд, бесстыдно поедая Корделию взглядом.
      – Не смейте оскорблять мою сестру! – воскликнула она.
      Он недоуменно вскинул брови.
      Корделия зарделась и обернулась: к счастью, викарий и Офелия не слышали их пикировки.
      Дверь отворилась, и в гостиную вошла экономка, неся поднос с закусками и посудой для чаепития.
      – Я принесла вам чаю и сандвичей, ваше преподобие, – сказала она. – Комната для леди готова.
      – Благодарю вас, Мадиган, – сказал молодой священник.
      Обернувшись, он взглянул на своего кузена и Корделию, и те, поняв его без слов, уселись за стол.
      Корделия почувствовала, что она зверски голодна и готова съесть все сандвичи одна. Несомненно, именно это и стало причиной ее чрезмерной нервозности во время разговора с Рэнсомом, а вовсе не его вызывающая аморальность. Стараясь не смотреть на него и не замечать его как бы случайных прикосновений, она сосредоточилась на еде. Но специфический мужской запах назойливо дразнил ее ноздри и вынуждал ерзать на стуле, а сердце то и дело замирало.
      Немного успокоили ее только чудесные пирожки, которые таяли во рту, когда она запивала их крепким горячим чаем, любезно налитым в ее чашку экономкой. Несколько смягчили ее гнев на соседа по столу и волны теплого воздуха, исходящие от камина, спиной к которому она сидела, уплетая один сандвич за другим и краем уха слушая беседу викария с Офелией. Похоже было, что хитрая сестричка уже уговорила мягкосердечного пастыря благословить ее на пробы в театре. О своем покаянии она, разумеется, уже забыла.
      Корделия знала, что Офелия никогда не отступится от поставленной цели стать знаменитой актрисой. И пока сестра морочила голову молодому священнику, она за обе щеки уплетала толстенные бутерброды с ветчиной и жареной курятиной, рассудив, что на пустой желудок в голову не полезут никакие проповеди. Офелия же каким-то необъяснимым образом умудрялась не отставать от нее, хотя говорила без умолку.
      Заморив червячка, сестры Эпплгейт пожелали всем спокойной ночи и удалились в свою спальню. После их ухода Рэнсом Шеффилд еще долго сидел у камина, глядя на языки пламени, погруженный в глубокие раздумья.
      Викарий сопроводил девушек в комнату, скудно обставленную, но безукоризненно чистую, поставил на пол в углу их саквояж и ушел, пожелав гостьям хороших снов.
      Корделия тяжело вздохнула, ощутив чудовищную усталость.
      Долгая поездка в дилижансе из Йоркшира в Лондон, опасная ночная прогулка по ночному городу, едва не стоившая ей жизни, но завершившаяся чудесным спасением, и, наконец, ниспосланные им небом ужин и ночлег в доме викария – все это наполнило ее тело свинцовой тяжестью, и веки не стали исключением.
      Готовая завалиться в кровать не раздеваясь, она широко зевнула и потерла глаза пальцами. В комнате было прохладно. Она все-таки разделась, надела ночную сорочку и умылась теплой водой, принесенной в кувшине экономкой. И только вытершись льняным полотенцем, она залезла наконец под одеяло.
      Пока Офелия умывалась, Корделия закрыла глаза и стала вспоминать события этой ночи: внезапное нападение на них с сестрой злоумышленников в темном проулке, их искаженные злобой лица, свое чудесное спасение. Нес эти видения слились в пеструю мозаику в ее воспаленном мозгу и вопреки ее ожиданию мешали ей быстро заснуть.
      Успокоилась она, только когда в постель улеглась Офелия и прижалась к ней спиной. Приятное тепло, растекшееся по телу Корделии, воскресило перед ее мысленным взором образ возмутительного Рэнсома Шеффилда, притворщика и вора. Но рассудок ее упорно отказывался поверить в это, он все-таки больше походил на джентльмена и доводился кузеном священнику. Как они могли мирно уживаться, если занимались абсолютно противоположными по своей сути делами – один творил добро, другой множил зло. Уж не оба ли они на самом-то деле отпетые мошенники и негодяи?
      Как ни тревожны были терзающие Корделию сомнения, колесики в ее голове вертелись с каждой минутой все медленнее. Она слишком устала, чтобы мыслить здраво. За окном, где-то в одном из кривых переулков, пронзительно замяукала кошка. Ей ответил сердитым лаем бродячий лес. В жаровне затрещали уголья, посыпались рубиновые искры, по стене заплясали причудливые тени и отблески огня. Поежившись от мысли, что они с сестрой сейчас вполне могли бы находиться в компании уличных псов и котов возле помойки, Корделия глубоко залезла под одеяло и вскоре уснула.
      Разбудил ее только яркий солнечный свет, бьющий ей в глаза. Боже правый, с ужасом подумала она, который же теперь час? В постели она лежала одна. Оглянувшись, Корделия не обнаружила рядом с собой сестры и, встревоженная не на шутку, оглядела комнату. Но ее взору предстали только комод, бельевой шкаф, стул с прямой спинкой и столик. Офелии же нигде не было видно. Куда же она подевалась? Неужели отважилась на очередную авантюру?
      Откинув одеяло, Корделия вскочила с кровати и начала быстро одеваться. Слава Богу, на этот раз ей не требовалось изображать из себя служанку старой дамы. Она надела поношенное муслиновое платье, которое трудно было назвать роскошным, не без труда застегнулась на все крючки и пуговицы, и не прошло и пяти минут, как она уже спускалась на первый этаж по деревянной лестнице.
      К ее величайшему облегчению, в столовой Офелия пила чай с гренками и мирно беседовала с викарием.
      – Но вы же не будете опровергать то, что Господь призывает нас использовать свои дарования! – говорила в этот момент ее сестра-близнец.
      – Это прекрасный довод, – с чуть заметной улыбкой отвечал ей святой отец. – Однако в оригинале текста подразумевались монеты – таланты, а вовсе не дарование, как это было превратно истолковано переводчиками.
      – Пусть так! – не унималась Офелия. Она откусила кусочек от гренка, сделала глоток чаю и добавила: – Все равно грешно зарывать свой талант, будь то в прямом или в переносном смысле этого слова.
      – Вы, безусловно, правы. Но разве вам не известно, что леди не подобает играть на сцене? – возразил викарий.
      – Меня призвал к этой миссии Господь! – с пафосом ответила Офелия, сделав строгое лицо. – Разумеется, профессию актера нельзя сравнить с вашим благородным занятием, святой отец. Но после долгих многолетних размышлений о своем призвании я пришла к убеждению, что обязана хотя бы попытаться стать актрисой. Было бы непростительной ошибкой, даже преступлением, остановиться теперь, когда я зашла так далеко…
      Своей болтовней она способна была вывести из терпения даже священника. Корделия улыбнулась, вдруг подумав, что замолчать сестру мог бы заставить только кусок хлеба, застрявший у нее в горле.
      – Ты решила вернуться в театр?! – воскликнула Корделия, прервав монолог Офелии.
      – Разве ты не слышала, что я сказала? – сердито спросила, в свою очередь, сестра.
      – Конечно, конечно! Это был голос с небес. Я все понимаю, моя дорогая, но кто тянул тебя ночью на лондонские улицы? Тоже таинственный голос? Может, это провидению было угодно, чтобы твою сестру украли злодеи, чтобы продать ее в бордель мадам Нелл?
      – Ты ведь знаешь, что все это случилось в силу стечения неблагоприятных обстоятельств, – покраснев, сказала Офелия. – Но коль скоро мы здесь, было бы грешно не довести дело до конца.
      Корделия молча пододвинула к себе поближе блюдо с ростбифом и вареными яйцами, взяла гренок и принялась есть, мысленно благодаря приходскую повариху. Викарий лично налил ей чаю в чашку.
      – Благодарю вас, святой отец, – сказала Корделия.
      – Приятного аппетита, – отозвался молодой викарий.
      – Все очень вкусно.
      – Кушайте на здоровье.
      На некоторое время в столовой воцарилась тишина. Офелия села рядом со своей сестрой и уставилась ей в рот.
      Корделия, знавшая все ее трюки, не поддалась на эту уловку.
      – Было очень мило с твоей стороны, Корделия, приехать в Лондон вместе со мной, – паточным голоском промолвила Офелия. – Ты даже отважилась вступить в схватку с бандитами. В целом мире не сыскать другой такой преданной сестры. Даже не представляю себе, что бы я без тебя делала!
      Все это, разумеется, говорилось для викария. Но Корделии не составило особого труда смекнуть, что своей похвалой сестра стремится отрезать ей путь к отступлению. Начни она теперь возражать против планов Офелии, она бы тем самым развенчала себя и лишилась бы титула самой благородной и самоотверженной сестры в мире. Что ж, подумалось Корделии, она с легкостью пойдет на это.
      Однако ход ее размышлений прервало появление в столовой Рэнсома Шеффилда. Он застыл в дверях, вперив в нее холодный взгляд и растянув губы в полуулыбке, от которой у нее по спине побежали мурашки.
      И вновь все замолчали.
      Воспользовавшись этим, викарий сказал:
      – Сестринская преданность – чрезвычайно похвальное качество вашей натуры. Тем не менее вам следует помнить, что благородные дамы не должны! вступать в актерские труппы. Другое дело – играть для гостей в домашнем театре, это забавно и приятно.
      – У нас в Йоркшире мы водили знакомство с одним джентльменом, чья мать была актрисой, – ответила на это Офелия. – Она зарабатывала своей игрой на сцене деньги, чтобы содержать свою семью после смерти мужа.
      – Но пожилая вдова вынуждена была пойти на этот крайний шаг! – воскликнул викарий. – Вы же еще молоды, у вас все еще впереди, не портите себе жизнь необдуманным шагом!
      Офелия пропустила слова священника мимо ушей.
      – Я сегодня же вернусь в театр, – заявила она. – Если и на этот раз я потерплю неудачу, тогда мы возвратимся в Йоркшир.
      Она взмахнула длинными ресницами и одарила викария лучезарной улыбкой, после чего он уже не стал ее переубеждать, а только вздохнул.
      Корделия принялась энергично отрезать себе новый ломоть ростбифа, кипя от злости.
      Рэнсом Шеффилд сел за стол рядом с ней и сказал, подавая ей маленький, но острый столовый нож:
      – Это на случай если ваше негодование потребует более эффективных мер для успокоения.
      Потрясенная таким цинизмом, она промолвила:
      – Но я не стала бы резать…
      – Ростбиф? – перебил он ее с невинной улыбкой. У Корделии отлегло от сердца, и она тоже улыбнулась.
      – Да, признаться, резание ростбифа порой меня раздражает, – сказала она, – особенного холодного. Для этого требуется острый нож.
      – Вы абсолютно правы, ростбиф немного жестковат, – сказал Рэнсом и отправил кусок мяса в рот.
      Служанка, вошедшая в столовую с новой порцией свежеприготовленных гренок, удивленно посмотрела на него. Корделия прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
      – Признаться, в годы моей юности в нашей большой семье все разногласия разрешались нередко при помощи кулаков. У меня ведь несколько братьев, и каждый привык высказываться откровенно, – проглотив кусок, сказал Рэнсом.
      – Жаль, что эта славная традиция не прижилась в моей семье, – сказала Корделия.
      Некоторое время они оба сосредоточенно пережевывали ростбиф.
      Офелия встала из-за стола и заявила, что она отправляется в театр. Естественно, Корделия не могла допустить, чтобы сестра пошла туда одна, и вызвалась ее сопровождать. Рэнсом Шеффилд тотчас же сказал, что он будет их охранять. Тронутая такой заботой, Корделия даже слегка покраснела.
      – Сегодня мне предстоит проведать несколько моих больных прихожан, – сказал викарий, надевая шляпу. – Поэтому составить вам компанию я, к своему величайшему сожалению, не смогу.
      – Разумеется, прежде всего вы должны исполнить свой долг, – сказала Офелия.
      Однако Корделия заподозрила, что сестре просто не хочется, чтобы викарий стал свидетелем ее флирта с управляющим театром. Ей в голову пришло и другое предположение: не хочет ли кузен священника проникнуть в театр из каких-то своих, преступных соображений?
      Исключать эту версию было нельзя.
      Так или иначе, но он оказался полезен девушкам уже хотя бы тем, что поймал для них наемный экипаж. На этот раз Корделия рассматривала улицы Лондона с живым интересом. Зная, что кров и стол им на какое-то время обеспечены, она изучала город без паники и со свойственным ей любопытством.
      Когда же они добрались до театра на Мэлори-роуд, вокруг которого в этот ранний утренний час не было никакого ажиотажа, Рэнсом провел их в здание через служебный вход, где никто не воспрепятствовал их проходу. Получив от Рэнсома несколько монет, привратник любезно распахнул перед девушками дверь, и они с радостными улыбками проскользнули внутрь помещения.
      Офелия торжествовала, вероятно, уже рисуя в своем воображении гримерную и сценические костюмы. Но Корделия сильно сомневалась в удачном исходе этой авантюры. Ее сомнения усилились, когда они заметили возле сцены группу девушек не старше двадцати пяти лет, стоящих в очереди на испытание. Офелия оторопела, увидев столько конкуренток.
      Сопровождавший их бородатый привратник лукаво ухмыльнулся и, пожелав ей успеха, удалился на свой пост.
      Девушки заучивали по бумажке текст, бормоча его себе под нос. Офелия тоже взяла такой же лист бумаги и, пробежав написанное на нем, разочарованно покачала головой, недовольная содержанием.
      Корделия тем временем отошла в сторонку, подальше от будущих актрис, раздражавших ее одним своим видом, и прислонилась спиной к груде декораций. Спустя минуту к ней подошел Рэнсом Шеффилд.
      – Насколько я понял, вы в отличие от своей сестры не мечтаете о сценической карьере? – вежливо спросил он.
      – Нет, – холодно ответила она. – Должен же кто-то из нас оставаться благоразумным.
      – Наверное, скучно быть рассудительной девушкой, – иронически промолвил ее собеседник.
      – Вы предпочли бы, чтобы я тоже подобно Офелии гонялась за неосуществимой мечтой? – вскинув брови, строго спросила она, уже начиная нервничать.
      – Но ведь и у вас наверняка есть мечта, не так ли?
      Рэнсом не шутил на этот раз, и Корделия немного успокоилась. Но ответить ему он не успела, потому что со сцены донесся чей-то звонкий голос. Корделия прислушалась.
      Какая-то худосочная девица с бледной кожей и темными волосами скороговоркой читала по бумажке без интонации и пауз:
      – Нетмилордонможетполучитьтолькомоюрукуноне-сердцепотомучтооноотданодругому…
      – Довольно! – прервал ее хриплый мужской голос. – Пожалуйста, повторите все еще раз помедленнее!
      Девица снова выпалила ту же фразу на одном дыхании.
      – Стоп! – воскликнул стоявший у сцены коренастый мужчина. – Вы свободны. Следующая!
      – Будем надеяться, что эта претендентка окажется лучше первой, – прошептала Корделия.
      Рэнсом только пожал плечами.
      Поднимавшаяся на сцену девица жизнерадостно улыбалась. Она продекламировала текст медленно, едва ли не нараспев, улыбка при этом не сходила с ее сияющего лица.
      – Можно подумать, что она говорит не о любви, а об удачной покупке круга сыра, – насмешливо прокомментировал это выступление Рэнсом.
      Корделия прыснула со смеху.
      – Что ж, неплохо, – сказал режиссер. – Мы с вами свяжемся. До свидания.
      Разочарованная девица нехотя покинула сцену.
      Пробный отрывок прочли еще две претендентки, потом – еще одна, так тихо, что ее почти не было слышно. Следующая девушка скорее не произносила, а хрипло выкрикивала слова, за что Рэнсом Шеффилд сравнил ее чтение с карканьем вороны.
      Корделия захихикала.
      Наконец настал черед Офелии. Корделия затаила дыхание.
      Выйдя на сцену, ее сестра улыбнулась стоящему внизу крепышу и произнесла:
      – Я не могу отдать ему свою руку, милорд!
      Голос ее звучал величественно и грустно, как голос подлинной принцессы, она даже прикрыла лицо рукой, подчеркивая, что очень расстроена. Однако продолжать почему-то не стала.
      – Может быть, вы прочтете текст по бумаге? – раздраженно спросил из зала режиссер. – Надеюсь, читать вы умеете? Неграмотных мы не берем.
      – Читать я умею, сэр, но этот текст не имеет смысла! – невозмутимо возразила ему Офелия. – Ведь жениху нет дела до ее сердца, ему важно овладеть ее телом. Поэтому-то она и должна отказать ему именно в руке. Разве не ясно, что он мужлан и негодяй?
      – Пожалуй, вы правы, – согласился режиссер.
      – В ответ он, естественно, начнет ее оскорблять и запугивать, – с воодушевлением продолжала Офелия, – и симпатии публики моментально окажутся на ее стороне. От этого вся пьеса только выиграет и вызовет дополнительное напряжение в зале. Я предлагаю внести в текст некоторые изменения. Вот взгляните-ка!
      Она подошла к краю сцены и протянула листок со своими поправками, сделанными карандашом, режиссеру. Тот явно заинтересовался ими.
      Корделия тяжело вздохнула: чего-то подобного она и ожидала от своей сестренки.
      – Только не говорите, что она все-таки получит роль в этом нелепом фарсе! – в сердцах воскликнул Рэнсом.
      Корделия только пожала плечами.
      – Я беру свои слова обратно, – сказал Рэнсом. – Теперь я вижу, как вам трудно уживаться со своей сестрой. Вы достойны высших похвал за одно свое терпение.
      Он взял Корделию за руку, наклонился и поцеловал ей пальцы. Это повергло ее в шок. Тепло его губ мгновенно распространилось по всему ее телу. У нее перехватило дыхание, а колени предательски задрожали. Сжав ей руку, он придвинулся еще ближе, намереваясь запечатлеть поцелуй на ее губах, Корделия оцепенела. Она ведь почти совсем не знала этого мужчину! Впрочем, разве это имело какое-то значение?
      Вопреки ее ожиданиям он только коснулся ее губ указательным пальцем. Рот ее непроизвольно раскрылся. Она густо покраснела от волнения. В ушах у нее возник звон. Он улыбнулся, повернулся и быстро отошел от нее. Впав в транс, она заморгала, ровным счетом ничего не понимая.
      Может быть, он загипнотизировал ее?
      Ее покачивало, словно бы она стояла на палубе судна, бороздящего морские просторы. Все вертелось и кружилось у нее перед глазами. Сделав глубокий вдох, она припала спиной к стене и попыталась собраться е мыслями. Что он теперь о ней подумает? Боже, какой позор!
      А где же Офелия? Корделия огляделась по сторонам и, к своему величайшему облегчению, увидела, что сестра все еще разговаривает с режиссером, к которому присоединился и управляющий театром, тот самый мужчина, которого они мельком видели накануне. Наконец Офелия сбежала со сцены и, подойдя к сестре, радостно сообщила ей, что получила роль.
      – Поздравляю! – воскликнула Корделия и обняла сестру. – Наконец-то сбылась твоя мечта. Нам надо подыскать себе квартиру. Неудобно обременять викария. И сколько тебе будут платить?
      Офелия смущенно потупилась и произнесла:
      – Почему бы нам и не погостить у викария еще немного? По-моему, он не станет возражать, с нами ему будет даже веселее.
      – Офелия! Тебе буду платить за твою роль или нет? – спросила Корделия.
      – Да, конечно. Со временем…
      – Сколько? Отвечай!
      – Двадцать шиллингов. Но это только для начала…
      – Мы не сможем просуществовать в Лондоне на эту мизерную сумму! – воскликнула Корделия. – Придется вернуться домой.
      – Вот потому-то я и говорю, что нам лучше задержаться у викария, – сказала Офелия, направляясь к двери.
      Сестры вышли из театра, даже не спохватившись, что их спутник куда-то пропал. Но Рэнсом Шеффилд поджидал их за углом здания, рядом с нанятым экипажем. Всю дорогу Офелия делилась с ним своими впечатлениями от разговора с режиссером и управляющим театром. Вернувшись в дом викария, они подкрепились бутербродами с сыром и печеными яблоками. После этого Рэнсом ошарашил девушек, сообщив им, что он тоже получил в этом театре для себя маленькую роль.
      – Как? Так вы актер? – поборов оторопь, спросила Корделия.
      – Неужели вы, мисс Эпплгейт, считаете меня настолько неуклюжим и глупым, что мне нельзя доверить даже второстепенную роль? – с обидой воскликнул Рэнсом. – Вам так трудно представить меня на сцене?
      – Вовсе нет! – сказала она, вздернув подбородок. – Пожалуй, вы талантливый актер.
      – По-моему, из вас получится прекрасный начальник стражи, – весело воскликнула Офелия, которую совершенно не заботило, кто кузен викария в действительности – вор, джентльмен или актер. – Пожалуй, я допишу для вас еще несколько строк. У меня уже родилась идея, как улучшить эту пьесу.
      – Благородной даме не подобает заниматься подобными сомнительными делами! – воскликнул викарий, не ожидавший, что ее примут в труппу, и ошеломленный стремительным развитием событий.
      – Не беспокойтесь за меня, святой отец, – сказала Офелия, слизнув с пальца яблочное пюре. – Я уже придумала, как сделать так, чтобы зрители меня не узнали. Я немного изменю текст и буду играть в маске. Это внесет в пьесу дополнительную интригу, публика будет в восторге, уверяю вас.
      – И управляющий театром согласился на это? – с сомнением спросил Рэнсом Шеффилд.
      – Пока нет, но я сумею его убедить, – уверенно заявила Офелия и принялась рассказывать в подробностях о своих замыслах викарию.
      Рэнсом Шеффилд наклонился к Корделии и прошептал:
      – Мне думается, что я должен держать вашу сестру под контролем, чтобы она еще не наломала дров и не разозлила режиссера. Я сильно сомневаюсь, что, надев маску, она защитит свою репутацию. Да и норов управляющего очень суровый, он не позволит начинающей актрисе своевольничать.
      – Тогда и я должна за ней приглядывать, – заявила Корделия.
      – По-моему, она уже позаботилась о том, чтобы вы постоянно находились рядом с ней в театре, – сказал Рэнсом.
      – Офелия! – обратилась Корделия к сестре. – Ты, случайно, не сказала управляющему, что я тоже мечтаю играть на сцене?
      – Разумеется, нет. Ведь ты меня об этом не просила. Однако я все-таки уговорила его взять тебя в театр как костюмершу. Управляющий обещал платить тебе несколько шиллингов в неделю за твои услуги. Ну, ты рада?
      – По-моему, больше всех радуешься сегодня ты, – сказала Корделия, уязвленная отведенной ей позорной ролью служанки.
      Офелия мило улыбнулась, Корделия ответила ей паточной улыбочкой, сама же готова была задушить сестру, как только они останутся одни.
      Желая скрыть свои подлинные чувства, она повернулась лицом к Рэнсому и, к своему удивлению, заметила, что его глаза потемнели от гнева. Что же могло так резко изменить его настроение всего за одну минуту? Корделия подумала, что ей не хотелось бы оказаться на месте человека, разозлившего кузена викария до такой степени, и притворилась, что ничего не заметила.

      Вечером того же дня, плотно поужинав, все четверо перешли из столовой в гостиную, где гостеприимный хозяин дома после непродолжительной беседы с дамами на общие темы внезапно сказал:
      – А почему бы вам не написать письма своим родным в Йоркшир? Они будут рады узнать, что у вас все в порядке. В моем кабинете тепло, там имеются все необходимые письменные принадлежности, воск и печать. Я же не стану вас стеснять своим присутствием и поговорю пока с кузеном.
      – Вообще-то мы хотели пораньше лечь спать, – сказала Корделия.
      – Ничего подобного! – заявила Офелия. – Мне хотелось бы поиграть в карты или шарады. Но коль скоро вы сделали нам такое любезное предложение, мы с удовольствием им воспользуемся. Не правда ли, Корделия?
      – Да, разумеется, – покраснев, ответила та. – Наши родственники наверняка уже беспокоятся и обрадуются нашим письмам.
      Викарий проводил девушек в свой уютный кабинет, снабдил всем необходимым и оставил их одних. Когда Джайлз Шеффилд плотно затворил за собой дверь, близнецы переглянулись.
      – Похоже, что они даже ни о чем не догадываются! – воскликнула Офелия.
      – Я в этом не уверена, – произнесла Корделия. – Не заблуждайся на их счет, они далеко не дураки. Им вполне могло каким-то образом стать известно, что нас разыскивают.
      – Но ты ведь сказала Мэдлин, что мы намерены погостить у Лорин в поместье сквайра. А я заверила сквайра, что мы поедем домой. Так что причин для тревоги я не вижу.
      – Тем не менее Лорин могла написать Мэдлин письмо, и наши родственники, сопоставив факты, могли сообразить, что близнецы Эпплгейт исчезли, – возразила Корделия сестре и с опаской посмотрела на дверь. Та выглядела массивной и толстой, и она немного успокоилась. Добросердечному викарию вовсе не обязательно знать, что его гостьи не только не имеют защитников в Лондоне, но и сбежали, не поставив в известность о своем отъезде родственников. Поведение же Офелии, бесстыдно заигрывавшей с симпатичным священником, вызывало у нее возмущение. Сестра зашла чересчур далеко.
      Корделия выдержала паузу и заявила, глядя сестре в глаза:
      – Офелия! Нас вполне могли уже хватиться. Мы должны написать в Йоркшир, что у нас все хорошо.
      – А зачем ты сказала викарию, что у нас есть отец инвалид? Надо было сказать, что мы бедные сиротки, одни в целом мире…
      – Лгать пастору грешно! Мы и так уже наплели массу небылиц. Так что прошу тебя прекратить фантазировать. Напиши нашему отцу покаянное письмо, сообщи ему, что мы сожалеем о своем поступке, что мы в безопасности и живем пока у одного лондонского викария, но скоро непременно вернемся домой.
      – Дудки! – воскликнула Офелия. – Я не вернусь в Йоркшир до конца театрального сезона. Почему бы тебе самой не написать письмо отцу? Лично я ни о чем не сожалею и врать ему не хочу.
      – Но ты же мастерица на всякие выдумки! – возразила Корделия. – Я лучше напишу нашему сводному брату лорду Гейбриелу Синклеру, чтобы он не забывал о моем существовании. Ведь мы с ним виделись всего один раз.
      – Нет, отцу я писать не стану, – твердо сказала Офелия. – А уж лорду Синклеру тем более. Я произвела на него дурное впечатление на свадьбе Джулианы.
      – Ну и что из того, что ты случайно пролила ему на брюки вино из бокала? Это со всяким может случиться. Он наверняка давно забыл об этом недоразумении.
      – Видела бы ты, как он тогда на меня посмотрел! Я едва не сгорела от стыда под его укоризненным взглядом. Мне еще никогда не было так стыдно с тех пор, как я подвернула лодыжку на балу в Баттерфорде в Михайлов день и продемонстрировала всем прореху в своей нижней юбке. – Офелия содрогнулась от этих воспоминаний и закатила глаза к потолку. – Пожалуй, я лучше сочиню письмо отцу.
      Сестры взяли в руки перья.
      Корделия наморщила лоб, размышляя, что ей лучше сообщить добрейшему лорду Гейбриелу Синклеру. Он так радушно принял у себя в свое время их сестру Джулиану! И устроил для нее роскошную свадьбу. Напрасно они с Офелией не уведомили его заранее о своем намерении приехать в Лондон. Корделия вздохнула и аккуратно вывела на листе бумаги: «Дорогой лорд Синклер!» На большее у нее не хватало фантазии.
      Как же, черт побери, ей лучше поставить своего дальнего родственника в известность об их с сестрой внезапном приезде в Лондон? И как объяснить ему цель их путешествия? Не дай Бог, он подумает, что они легкомысленные девицы, ищущие в Лондоне богатых покровителей. Но обрадует ли его известие о том, что Офелия будет играть на сцене театра? А вдруг он, узнав об этом безнравственном поступке, не захочет больше с ними общаться?
      Отчаявшись подобрать нужные слова, она сочинила какую-то сумбурную нелепицу, смешав воедино правду и вымысел, и поспешно запечатала письмо, зная, что если она прочтет его, то наверняка швырнет в огонь.
      – Лучше бы викарий не выказывал нам такую чрезмерную предупредительность, – произнесла Офелия, орошая свое покаянное послание отцу фальшивыми слезами.
      – Довольно лицемерить! – в сердцах воскликнула Корделия. – Слезы могли навернуться на твоих бесстыжих глазах, пожалуй, только если бы ты случайно порезала себе пальчик ножом для заточки перьев. Ты почему-то не сетовала на чрезмерную любезность викария, когда принимала приглашение немного погостить у него.
      – Прикуси свой ядовитый язык, гарпия! – огрызнулась сестра. – Хотя ты и права, – со вздохом добавила она.
      Девушки покинули кабинет и, вручив письма викарию, поблагодарили его за содействие в их отправке.
      – Леди, наверное, утомились и желают отдохнуть, – с деланной заботой произнес стоявший у него за спиной Рэнсом Шеффилд.
      В его серых глазах Корделия заметила смешинки.
      – Разумеется, – согласился с ним хозяин дома. – Не стану вас задерживать, леди.
      Поборов желание сказать его кузену какую-нибудь колкость, Корделия пожелала обоим мужчинам спокойной ночи.
      Офелия же не могла не воспользоваться случаем и, не ограничившись вежливым поклоном, эффектно протянула викарию руку на прощание. Тот ответил ей рукопожатием, а его дерзкий кузен даже коснулся губами кончиков ее пальцев.
      К собственному удивлению, Корделия почувствовали ревность, но виду не подала, не желая потворствовать злорадству насмешника.
      Сестры поднялись по лестнице и вошли в свою спальню.
      Быстро совершив вечерний туалет, Корделия улеглась в постель, накрылась одеялом и притворилась спящей. Однако Офелия ничего в связи с этим ей не сказала, очевидно, слишком устав, чтобы разговаривать.
      Сквозь дрему Корделия слышала доносившиеся снаружи приглушенные звуки: цоканье лошадиных подков по мостовой, перестук колес повозок, людские голоса, смех уличных проституток, лай собак. Беспокойно спала и Офелия: она то и дело переворачивалась с боку на бок и постанывала во сне. Лишь когда занялся рассвет, окрасивший мглистый небосвод в пурпурный цвет, Корделия накрыла голову подушкой и тотчас же уснула.
      Разбудил ее настойчивый стук в дверь.
      – Войдите! – сонно произнесла она, пытаясь открыть глаза.
      Худощавая служанка внесла в комнату чайный поднос.
      – Хозяин говорит, что вам следует поторопиться, если не хотите опоздать на репетицию. А мистер Рэнсом сказал, что он едет через десять минут и ждать вас не намерен, – ворчливо произнесла она.
      – Хорошо, спасибо, – ответила Корделия и, приподнявшись, взглянула в окно. Судя по всему, шел одиннадцатый час. Пора было вставать и будить сестру.
      – Офелия! Просыпайся! – сказала Корделия. – Иначе ты опоздаешь в театр.
      Из-под одеяла появилась всклокоченная голова.
      – Боже, мне всю ночь снились кошмары! – простонала сестра, моргая. – Вот уж не думала, что Лондон такой шумный и беспокойный город. Очевидно, здесь не принято спать по ночам.
      Выпив чаю с булочками, девушки быстренько умылись, причесались и оделись, после чего сбежали по лестнице и увидели Рэнсома Шеффилда, стоящего возле входной двери. Он окинул их насмешливым взглядом и произнес:
      – Оказывается, вы способны действовать быстро, если это необходимо. Доброе утро, леди! Вам хорошо спалось?
      – Доброе утро, мистер Шеффилд, – с медовой улыбкой промолвила Офелия. – Было чрезвычайно любезно с вашей стороны вызваться сопровождать нас в театр.
      Корделия нарочито вежливо поприветствовала его, хотя и менее сердечно, поскольку все еще подозревала, что кузен викария задумал обворовать управляющего театром. Она даже подумывала, не предупредить ли ей господина Неттлса о грозящей ему опасности. Но терять в лице Рэнсома покровителя ей тоже не хотелось. Хотя, с другой стороны, много ли проку от покровителя-вора?
      Рэнсом остановил для них экипаж, и вскоре они снова очутились на Мэлори-роуд и вошли в театр через служебный вход. Привратник узнал сестер и пропустил без лишних слов, очевидно, считая их полноправными актерами.
      С сияющими улыбками на лицах близняшки пошли искать гримерную. По коридорам сновали другие актрисы, жалуясь друг другу на плохое освещение в раздевалке и костюмерной и беспорядок, царящий в этом заведении.
      Какая-то светловолосая молодая женщина с большими голубыми глазами, подведенными черной тушью, и большим бюстом вздохнула и промолвила:
      – От меня воняет, как от свечной мастерской.
      – Не волнуйся по пустякам, милочка, – подбодрил ее худосочный парень, несший по коридору обтянутый холстом задник. – Даже если бы от тебя воняло, как от коровы, на это никто бы не обратил внимания. С твоей-то фигурой тебе нечего стесняться. – Он выразительно посмотрел на ее глубокое декольте и ухмыльнулся.
      Но не успела Корделия поразиться грубому жесту, которым ответила ему актриса, как увидела прямо перед собой пышнотелую миловидную брюнетку. Окинув Корделию надменным взглядом, она спросила:
      – Неттлс нанял тебя в качестве костюмерши или второстепенной актрисы? Что тебе нужно возле гримерной? Вот, возьми мой плащ и быстренько его почини! Я ведущая актриса мадам Татина, к твоему сведению, так что займись моим костюмом безотлагательно.
      – Уверяю вас, мадам Татина, я приведу его в порядок очень быстро, – сказала Корделия, пряча улыбку.
      – Не разочаровывай меня! – горделиво вздернув подбородок, произнесла актриса громоподобным голосом и, виляя бедрами, удалилась.
      – Неплохо было бы еще узнать, где моя швейная мастерская, – сказала негромко Корделия.
      Найти мастерскую ей помогли актеры. Она представляла собой темную каморку размером с чулан, в углу которой Корделия обнаружила корзину с одеждой, требующей починки. Рядом стояли табурет и столик со швейными принадлежностями. Корделия поставила табурет поближе к дверному проходу, где было светлее, взяла подушечку с иглами, нитки и принялась штопать бархатный плащ примадонны.
      Спустя полчаса, когда работа уже подходила к концу, в каморку заглянула Офелия. Она была одета в недопустимо короткое красное платье с большим вырезом на груди, ажурные черные чулки и шелковые туфли.
      – Как можно в таком вульгарном виде выйти на сцену? – воскликнула Корделия, вытаращив на сестру удивленные глаза.
      – Легко и просто, – беззаботно ответила бесстыдница. – Это всего лишь мой сценический образ.
      – Но зачем ты напялила это немыслимое платье на репетицию?
      – Мне надо к нему привыкнуть, вжиться в роль. Думаю, что господину Неттлсу это понравится.
      Корделия покачала головой: дескать, ну и нравы царят в этом балагане! Спорить с сестрой она не стала, понимая бессмысленность этой затеи. Офелия была слишком возбуждена первым близким знакомством с атмосферой закулисной жизни, чтобы внять ее предупреждениям.
      – Послушай, Корделия, сделай мне, пожалуйста, маску из шелка, – сказала она.
      – Ах да, – пробормотала сестра, – ты ведь выдумала гениальный план, как остаться неузнанной. – Она откусила зубами нитку и расправила плащ на коленях. – А мистеру Неттлсу уже известно об этом?
      – Пока нет, однако я уверена, что возражать он не станет, – самонадеянно заявила Офелия.
      – Сомневаюсь, что его заботит твоя репутация, – сказала Корделия.
      Но сестра уже ушла. Моля Бога, чтобы он не допустил ее позора, Корделия взяла шелковый лоскут и стала ножницами вырезать из него маску. Для подкладки требовалась более плотная ткань, и Корделия стала рыться в корзинке с обрезками материи. В это время в каморку снова заглянула Офелия, пребывающая в прекрасном расположении духа.
      – Маска почти готова, как я вижу, – сказала она. – Мне потребуется еще одна, на всякий случай. У тебя божий дар к рукоделию, сестричка. Я тебе даже завидую.
      Корделия выпрямилась и пробурчала:
      – Если тебе нужна вторая маска, то помоги мне. Ты тоже совсем неплохо шьешь.
      – Ладно, – неохотно сказала сестра и, сев на свободный табурет, ловко просунула нитку в игольное ушко. Работа закипела. Корделия шила сосредоточенно и молча, Офелия же не умолкала.
      – Все девицы, бывшие вместе со мной вчера на пробах, в основном местные, из Лондона, – рассказывала она о своих новых товарках. – Например, Венеция родом из района Уайтчепел. У нее тринадцать сестер и братьев, и все они живут в одной комнате без отопления. Вот что такое настоящая нищета! А мы-то с тобой еще жаловались на свою бедность. Отчим нередко колотил бедняжку, и в двенадцать лет она сбежала из дома вместе с одной из своих сестер. Им чудом удалось выжить.
      – Какая печальная история, – сказала Корделия. – Офелия, подумай хорошенько, стоит ли тебе дружить с людьми такого сорта.
      – Долго ты еще собираешься поучать меня, Корделия? Пусть этим занимается Мэдлин, давно пытающаяся заменить нам мать. Или ты считаешь, что раз мыс тобой девушки благородного происхождения, то нам не подобает даже говорить о бедняжках, подобных Венеции? Кстати, это всего лишь ее сценический псевдоним. Но она совсем недурной человек, к твоему сведению, у нее добрая душа. – Глаза Офелии сверкнули.
      Корделии стало стыдно.
      – Ты неправильно меня поняла, – сказала она. – Я пекусь о твоей репутации. Наш отец вряд ли бы одобрил твое нынешнее поведение.
      – Плевать мне на свою репутацию! – воскликнула Офелия. – Будь проклято это лицемерное высшее общество!
      Корделия остолбенела. Таких слов от своей сестры она не ожидала. Хорошо, что их не слышала Мэдлин. Некоторое время девушки шили молча. Когда маски были готовы, Офелия поблагодарила сестру и ушла. Корделия стала чинить другие костюмы, а когда решила передохнуть, то вновь увидела в дверях каморки Офелию. На этот раз она была в своем муслиновом платье и держала в руке кусок теплого сочного мясного пирога.
      – Это для тебя, – сказала она. – Замори червячка.
      – Спасибо, – обрадованно сказала Корделия, изрядно проголодавшаяся к тому времени. – Кстати, господин Неттлс кормит своих артистов и работников? – Она откусила кусочек от пирога, стараясь не уронить при этом жирные крошки на фартук.
      – Он удавится за фартинг! – презрительно фыркнув, ответила Офелия. – Нет, пирог мне купил актер, мистер Фармер, когда я сказала, что вот-вот упаду в голодный обморок.
      Едва не поперхнувшись, Корделия вскричала:
      – Ты не должна была принимать от него такой подарок! Разве ты не понимаешь, что он может потребовать от тебя взамен?
      – Возможно, поцелуй, – с лукавой улыбкой сказала Офелия. – Но разве это означает, что он его получит? Корделия, мужчины повсюду одинаковые, что в Йоркшире, что в Лондоне. Не думай, что я настолько наивна, что не разбираюсь в них.
      Корделия доела пирог, вытерла платком руки и произнесла, наморщив лоб:
      – Тогда не позволяй ему затащить тебя в темный уголок!
      – Послушай, Корделия, – со вздохом промолвила сестра, – Венеция дала мне вот этот кинжал. – Она достала из сумочки маленький острый нож. – Тебе тоже не помешает оружие, нужно его раздобыть. Венеция утверждает, что без него нам не обойтись. Но не следует показывать его мужчинам, использовать его нужно только в крайнем случае, если, например, хулиганы нападут на тебя в темном переулке. – Она обернулась и, понизив голос, добавила: – Как я уже говорила, у Венеции есть младшая сестра. Она живет при театре и питается здесь же. Мистер Неттлс настаивает, чтобы она играла на сцене, в противном случае он грозится снять ее с довольствия. Бедная Венеция вынуждена работать сверхурочно, чтобы содержать свою сестру.
      – Какой ужас! – прошептала Корделия. – Боюсь, что тебе не удастся выкроить из своего жалованья денег на помощь нашим йоркширским родственникам. Ведь здесь нам платят сущие гроши! Даже ведущая актриса вынуждена донашивать платье, которое ей давно стало мало. Ну и скупец же этот мистер Неттлс! Кстати, а чем сейчас занимается мистер Рэнсом? Он обещал присматривать за нами.
      – Я понятия не имею, куда он запропастился, – сказала Офелия. – Не приглядывать же ему за каждым нашим шагом!
      Корделия наморщила лоб, размышляя над тем, чем в действительности занят сейчас их покровитель – заучивает ли он строки своей маленькой роли капитана стражников или же пытается проникнуть тайком в кабинет управляющего.
      Внезапно в каморку заглянул рыжеволосый тщедушный помощник Неттлса и сказал:
      – Хозяин просит вас вернуться на сцену.
      – Я уже бегу туда, – сказала Офелия и, отложив в сторону маску, величественно удалилась.
      Корделия, еще не видевшая, как репетирует свою роль ее сестра, крадучись последовала за ней. По пути она столкнулась с Рэнсомом Шеффилдом, на голове которого сверкал бутафорский шлем. Вид у него был сердитый.
      – Где вы пропадали? – выпалила Корделия, сама того не желая.
      – Репетировал на улице, – ответил он. – Ну и жалкая же команда мне досталась, скажу я вам. Пришлось не поскупиться на крепкие словечки, чтобы вразумить этих болванов, не способных владеть даже деревянными мечами и не знающих, какая нога у них левая, а какая правая. Никто из них на военной службе не был, поэтому какой с них спрос! – Он махнул рукой.
      – А чем они занимались? – спросила Корделия. – Неужели все они профессиональные актеры?
      Рэнсом брезгливо поморщился.
      – Один из них подрабатывал в трактире, но был изгнан оттуда за нерасторопность, а двое других вообще безработные. Эти неумехи едва не переломали мне ребра своими мечами и не повыкалывали глаза. Я весь в ушибах и синяках. Вдобавок тот из этих горе-актеров, который должен сражаться со мной на дуэли, не может долго держаться прямо и постоянно сутулится, настолько он ослаб от голода.
      Он скорчил жалостливую гримасу, и Корделия прыснула со смеху.
      – Заткнитесь вы, там! – крикнул им кто-то из-за кулис.
      – Тихо! – приложив палец к губам, сказала Корделия и, взяв Рэнсома под руку, увлекла его за один из парусиновых задников, – спрятавшись за ним, она рассчитывала посмотреть на игру Офелии.
      Ее спутник встал рядом с ней и сделал серьезную мину. К его обычному запаху мыла и свежего белья примешался легкий запашок пота и, учуяв эту гремучую смесь мужских ароматов, Корделия почему-то ощутила странное волнение.
      Она прикусила губу и постаралась думать исключительно о сестре, готовящейся осуществить свои детские амбиции.
      Офелия королевской походкой вышла на середину сцены, ничем не выдавая волнения, расправила плечи и, задрав нос, заявила мистеру Неттлсу, что выучила текст и готова это продемонстрировать.
      – Прекрасно, – хрипло произнес он. – Тогда начинайте с десятой страницы сценария.
      – Я никогда не брошу своего престарелого отца, лорд Топлофти! – приложив руку ко лбу, мелодично и прочувствованно произнесла она. – Даже не просите меня об этом! Я должна оберегать его…
      – Стоп! – прервал ее монолог управляющий. – Этого в тексте нет.
      – Ну и что из того! Я переписала слова, героине требуется как-то объяснить свой поступок.
      – Зачем вы постоянно все переиначиваете? Но к этому мы еще вернемся. И говорите громче, чтобы вас услышали зрители на последних рядах.
      – Да, он прав, – подтвердил режиссер Джутс. – Произносите слова более отчетливо и громко, а не шепчите.
      – Но я же не шептала! – возмутилась Офелия.
      – Это вы так считаете, – снисходительно улыбнувшись, сказал режиссер. – На сцене следует произносить слова громче, чем вы привыкли, и как можно более отчетливо. Попробуйте еще разок.
      Обескураженная Офелия тем не менее повернулась к залу лицом и, приняв величественную позу, произнесла:
      – Лорд Топлофти! Я никогда не брошу…
      Режиссер схватил деревянную дубинку, забытую кем-то из стражников, и легонько ткнул ею актрису в солнечное сплетение.
      Офелия охнула и согнулась пополам. Корделия возмущенно вскрикнула и подалась вперед. Но Рэнсом удержал ее за руку.
      – Отпустите меня! – взвизгнула Корделия. – Они избивают мою сестру!
      – Это не избиение, а специальный прием для выработки у нее правильного дыхания, – объяснил ей Рэнсом. – Успокойтесь и не вмешивайтесь, иначе вас обеих вышвырнут на улицу. И не спорьте со мной! Позвольте своей сестре использовать выпавший шанс.
      Корделия поджала губы и стала смотреть на сцену.
      Бледная как мел Офелия выпрямилась.
      – Вот откуда должен идти звук! – наставительно сказал режиссер. – Вы должны как бы выплевывать каждое слово.
      Офелия кивнула и сглотнула.
      Корделия утешилась мыслью, что сестру не вырвало после такого удара прямо на сцене. Веселенький же вышел у нее дебют!
      Но Офелия была не из слабаков. Сделав глубокий вдох, она громко и отчетливо еще раз произнесла слова своей роли, хотя и менее патетически:
      – Лорд Топлофти! Я никогда не брошу своего престарелого отца.
      – Вот теперь уже чуточку лучше, вы усвоили урок, – похвалил ее мистер Неттлс, сидевший в первом ряду. – Кричать не нужно, достаточно напрячь голосовые связки. И еще: нужно научиться правильно дышать. Представьте, что вы вдыхаете пальцами ног. Голос должен исходить снизу, иначе вы его сорвете. Ну а теперь повторите свои слова.
      Офелия набрала полные легкие воздуха и звучно произнесла ту же фразу. На этот раз у нее получилось значительно лучше.
      – Молодец! – прошептала Корделия, преисполнившись гордости за свою сестру, не дрогнувшую перед лицом угрозы быть изгнанной из театра и стойко вынесшую трудное испытание.
      Рэнсом тоже одобрительно кивнул. Корделия обернулась и сказала:
      – Мне надо вернуться в свою каморку, там гора костюмов, нуждающихся в штопке.
      Рэнсом удивленно вскинул темные брови.
      Не глядя на него, она прошмыгнула в коридор и, вернувшись в швейную мастерскую, снова взялась за работу. Однако воспоминания о мгновениях, проведенных рядом с кузеном, викария, мешали Корделии сосредоточиться на шитье. Она даже уколола себе палец иглой, размышляя о том, почему он так странно воздействует на нее и где он теперь.
      Рэнсом так и не объяснил ей, зачем он пытался влезть в окно кабинета управляющего театром. Теперь же он беспрепятственно проникает в это здание благодаря их с сестрой содействию. А вдруг именно этого он и добивался, маскируя свои истинные намерения благородным желанием защитить их от всяческих напастей. Какие же они с Офелией наивные и доверчивые! Не поделиться ли ей своими подозрениями с управляющим, пока не поздно? Впрочем, мистер Неттлс тоже не святой.
      Посасывая уколотый иглой палец, Корделия задумалась, не зная, как ей лучше поступить в этих обстоятельствах. Никому нельзя было доверять, они с сестрой были в этом городе совсем одни и могли рассчитывать только на самих себя.
      Надо потребовать у Рэнсома Шеффилда объяснений! Пусть он сам внесет полную ясность в эту непонятную ситуацию. Может быть, тогда у нее ослабнет странное желание почаще находиться рядом с ним и ощущать во всем теле трепет и подозрительное томление. Впрочем, нет, это не главная причина ее желания внести во все ясность. И сладостное чувство, которое он вызывает у нее, вовсе не свидетельствует о его порядочности.
      Корделия убрала шитье в корзиночку и встала. В каморку вошла Офелия.
      – Репетиция закончилась? – спросила сестра.
      – Да, им хотелось только посмотреть, как я говорю и двигаюсь по сцене. – Офелия плюхнулась на табурет. – Я жутко волновалась. Что же со мной будет, когда я выйду к зрителям?
      – Мне надо еще сделать одно важное дело, – сказала Корделия. – А чем ты намерена заняться?
      – Хочу уединиться где-нибудь и внести изменения в текст, – сказала Офелия. – Ты не станешь возражать, если я побуду здесь? В гримерной шумно и душно, туда постоянно кто-то заходит, все громко разговаривают…
      – Оставайся, конечно. А я пойду поищу мистера Шеффилда. Хочу добиться от него правдивого объяснения его попытки влезть через окно в кабинет управляющего театром.
      – Хорошо, ступай. Я подожду тебя здесь. Если сюда кто-нибудь внезапно войдет, я прикрою сценарий шалью, – сказала Офелия. – Меня наверняка примут за тебя и не заставят практиковаться в этом дурацком майском танце, который мы должны исполнить в финале.
      Корделия сдержала улыбку и спросила:
      – Ты уверена, что тебя не станут разыскивать по всему театру? Ты не боишься возможных неприятностей?
      – Ничего страшного не случится, – отмахнулась Офелия. – Постарайся не задерживаться, возвращайся скорее.
      – Я надеюсь уложиться в час!
      Сестра кивнула, и Корделия вышла из мастерской.
      На сцене Рэнсома не оказалось, зато две молодые грудастые блондинки фальшиво распевали веселенькую песню. Не оказалось его и в гримерной. По просьбе Корделии молодой человек, одетый в костюм стражника, сбегал на улицу, но Рэнсома не нашел. Тогда Корделия зашла и глубь здания и, обнаружив шаткую лестницу, спустилась по ней в подвал. Но и там ее ожидало разочарование: в темноте она не разглядела ни одного живого существа, кроме огромных крыс по углам.
      Она поспешно вернулась в коридор и собралась уже было пойти в свою каморку, но внезапно услышала чьи-то шаги. Корделия замерла, прижавшись к стене спиной, и вгляделась в полумрак. Глаза ее округлились от того, что она увидела.
      Рэнсом Шеффилд, склонившись над дверью кабинета управляющего, колдовал с замком, явно пытаясь его взломать.
      Значит, все-таки она права – он действительно вор!

      Как же ей поступить? Пусть мистер Неттлс хам и грубиян, мужлан и сутенер вдобавок, однако же он совладелец этого театра и его главный администратор. Не может же она Молча наблюдать, как его грабят!
      Ей следовало убежать отсюда и позвать кого-нибудь на помощь. Но она не могла сдвинуться с места, ей казалось, что ее ноги вросли в пол.
      Что ж, тогда надо кричать, и как можно громче, подумала Корделия, так громко, чтобы на ее пронзительные вопли сбежался бы весь дом. Ведь закричали же они с сестрой тогда, когда этот же вор пытался залезть в комнату администратора в первый раз. Она раскрыла было рот, чтобы крикнуть: «Помогите, грабят!»
      Но из ее груди вырвался только едва слышный писк.
      Что же с ней случилось, черт побери?
      Склонившийся над замком человек резко обернулся и, подбежав к ней, встряхнул ее за плечи.
      Корделия со страху громко охнула.
      – Тише, замолчите! Не поднимайте шума, это вовсе не то, что вы думаете, – прошипел он.
      – А что же еще? – шепотом спросила она.
      Похоже было, что от испуга голос у нее пропал надолго.
      Мало того, ее жутко трясло с головы до ног, то ли с перепугу, то ли по какой-то другой причине.
      Рэнсом Шеффилд продолжал крепко держать ее за плечи, так что вырваться ей бы не удалось, даже если бы она этого очень захотела. Разумеется, она не пришла в восторг от подобного грубого обращения с ней этого мужчины. Но ее словно пригвоздил к месту его пристальный лихорадочный взгляд из-под кустистых темных бровей. Тем не менее, по всему его поведению было нетрудно догадаться, что самообладания он не потерял.
      Очевидно, он привык не терять головы ни при каких обстоятельствах. Любопытно, задалась вопросом Корделия, в каком он чине? Капитан или майор? Вероятно, ему не раз приходилось вести в атаку своих солдат, глядя смерти в лицо таким же холодным взглядом. Она бы тоже пошла за ним и в огонь, и в воду, подумала Корделия, уверенная, что он защитил бы ее от любой беды.
      Неожиданно она почувствовала, что Рэнсом замер. И в следующее мгновение поняла почему: на лестнице грохотали чьи-то тяжелые и торопливые шаги. Черт побери, кто же это мог быть?
      – Проклятие! – тихо выругался Рэнсом. Корделия со страхом озиралась по сторонам.
      Чуть впереди них по коридору имелась еще одна дверь. Заметив ее, Корделия раскрыла было рот, чтобы предложить Рэнсому укрыться за ней. Но он покачал головой и прошептал:
      – Она заперта, я проверил.
      – Что же с нами будет? – прошептала Корделия, дрожа, как кролик, очутившийся на лугу без единой норки, над которым парит ястреб. – Мы в ловушке.
      Шеффилд мрачно ухмыльнулся. Отзвуки шагов становились все громче. А вдруг это сам управляющий? Корделии было страшно даже подумать о том, что он скажет, увидев их здесь. Как же им лучше оправдаться? Чем объяснить свое появление возле двери его апартаментов?
      Неожиданно Рэнсом наклонился и крепко поцеловал ее в губы. Все смешалось в голове Корделии, она оцепенела и затаила дыхание, чувствуя странное волнение во всем теле.
      Хотя дома, в Йоркшире, о них с сестрой и ходило множество скандальных слухов, до этого мгновения ее не целовал ни один мужчина. Правда, Офелия не отличалась такой скромностью и даже частенько рассказывала, какие неумелые и неловкие ее ухажеры. Но застенчивая и скромная от рождения Корделия никогда не позволяла себе подобного бахвальства и не одобряла вызывающего поведения своей сестренки.
      И вот теперь ее внезапно поцеловал мужчина, не испросив на это у нее разрешения. Нет, он определенно не джентльмен! Как это ни странно, его бесцеремонные манеры доставили Корделии удовольствие. По спине ее побежали, мурашки, по бедрам растеклось тепло, а соски грудей набухли. Но больше всего ее поразило то, что она с жаром ответила на поцелуй Рэнсома. Почувствовав это, он крепче прижал ее к себе. Сопротивляться Корделия не стала.
      Его сильные руки нежно поглаживали ее по спине, язык проник ей в рот, а грудь уперлась ей в бюст. Офелия сочла бы такое ее поведение неприличным, но сама Корделия не чувствовала уколов совести.
      Почему-то Рэнсом не спешил прервать поцелуй, да и она тоже не торопилась отпрянуть. Более того, ей хотелось еще плотнее прижаться к нему и бесконечно наслаждаться тем, что он бесцеремонно делал с ней, дурманя ей голову легким запахом красного вина. Ее щеки стали пунцовыми. Она тоже просунула ему в рот свой язычок и…
      – Какого дьявола вы здесь делаете? – рявкнул кто-то ей в самое ухо.
      Она подпрыгнула от испуга. Рэнсом выпустил ее из объятий и отпрянул. Только тогда она вспомнила, что разъяренный человек, испепеляющий ее взглядом, – управляющий театром. И растерянно захлопала глазами. Красный от ярости, господин Неттлс продолжал:
      – Нет, я вижу, чем именно вы тут занимаетесь. Но позвольте узнать, почему вы делаете это возле моих апартаментов? Разве внизу мало укромных уголков?
      – Нам было необходимо кое-что обсудить, сэр, вот мы и поднялись сюда, надеясь, что уж здесь-то нам точно никто не помешает, – ответил за Корделию Рэнсом Шеффилд, проявив редкую находчивость и прекрасное актерское мастерство.
      Корделия потупилась, Рэнсом взял ее за руку и увел к лестнице, не произнося больше ни слова. Молчала и Корделия, хотя и была готова впасть в истерику. Неужели Рэнсом ее поцеловал ради того, чтобы избежать объяснений с Неттлсом? Если так, то как она должна отреагировать на его поступок – разрыдаться или расхохотаться?
      Корделия попыталась собраться с духом и мыслями, лишь когда очутилась наконец за кулисами и услышала гул голосов актеров. Нельзя было допустить, чтобы Рэнсом видел, насколько сильно она потрясена и взволнована всем случившимся с ними. И продемонстрировать ему, что она сохранила толику гордости.
      Он явно был не новичок в общении с женщинами и поцеловал ее самым нахальным образом только в силу необходимости, что само по себе свидетельствовало не в его пользу. И как только Рэнсом повернулся к ней лицом, Корделия заявила:
      – Это вы ловко придумали, мистер Шеффилд. У вас, очевидно, большой опыт в таких делах. Разве не так?
      – Возможно, так оно и было поначалу, – ответил он, даже глазом не моргнув. – Однако же вы не только не стали сопротивляться, мисс Эпплгейт, но даже сами пылко ответили на мой поцелуй. Поэтому мы квиты.
      – Я поступила так, чтобы вы не думали, что в нашей семье только одна моя сестра наделена актерским даром, – ответила она, глядя ему в глаза. Но ее колени предательски дрожали.
      Рэнсом подался вперед и, прижав ее рукой к стене, прошептал ей на ухо:
      – Вашей сестре до вас далеко, мисс Эпплгейт. Ваше актерское дарование так велико, что я чуть было не забыл о цели своей миссии.
      Корделия раскрыла было рот, чтобы спросить, какова же истинная цель его миссии, но Рэнсом повернулся и пошел прочь. Она схватила его за рукав. Он обернулся и взглянул на нее с удивлением.
      – Раз уж вы бессовестно использовали меня в своих интересах, мистер Шеффилд, – сказала Корделия, – тогда позвольте и мне поинтересоваться, зачем вы пытались проникнуть в апартаменты Неттлса.
      Он вскинул одну бровь и невозмутимо ответил:
      – А разве это не понятно? Я хотел облегчить его кошелек. Или вам в это не верится?
      Его серые глаза лукаво заблестели, но Корделии показалось, что он подтрунивает над ней.
      – Вы крепкий орешек, Рэнсом, – сказала она. – Придется все объяснить вам честно. Вот уже во второй раз я застаю вас на месте преступления. Как прикажете это понимать? По-моему, я заслужила объяснения.
      – Да, на этот раз у вас хватило ума не орать в полный голос, – кивнув, сказал Рэнсом. – Поэтому вы действительно заслужили внятного объяснения. Так вот, у мистера Неттлса хранится нечто такое, что представляет большую ценность для нашей семьи. И я намерен вернуть эту вещь.
      Озадаченная столь странным ответом, Корделия наморщила лоб и пытливо уставилась на Рэнсома. Его лицо стало холодным и отчужденным, словно бы между ними ничего особенного и не случилось. Воспользовавшись ее замешательством и молчанием, Рэнсом мгновенно ретировался.
      В следующий миг двое рабочих сцены, громко разговаривая, принялись менять декорации.
      Корделия ушла подальше от них, борясь с желанием догнать Рэнсома Шеффилда и потребовать от него более подробных объяснений. Ее губы дрожали от обиды, она поджала их и вернулась в свою крохотную швейную мастерскую. Там ее поджидала сестра.
      – Наконец-то ты пришла! – воскликнула Офелия. – Мне надо сходить узнать, будем ли мы репетировать майский танец. Кстати, Бесси просила тебя заштопать ее джемпер.
      Она убрала свои записи в карман и закупорила пробкой пузырек с чернилами.
      Корделия взяла у нее джемпер и рассеянно кивнула. Мысли о загадочном Рэнсоме Шеффилде мешали ей сосредоточиться на работе, вместо ткани она то и дело колола себе иглой палец. Зачем Рэнсом упорно пытается проникнуть в апартаменты Неттлса? И почему ее сердце начинает бешено колотиться, когда она видит этого заурядного воришку? Как он мог так опуститься? Неужели у него нет ни совести, ни силы воли?
      И как она сама пала настолько низко, что позволила ему поцеловать ее? Да еще на глазах у Неттлса? Не потеряют ли теперь они с сестрой работу? Корделия прекратила шить и сокрушенно покачала головой.
      Уже только одно то, что они устроились на работу в театр, могло бы стать предметом бесконечных пересудов в их родном городке. Актрис там считали едва ли не публичными девками, заслуживающими порицания. Корделия закусила губу и тяжело вздохнула. Не дай Бог, подумалось ей, кто-то узнает под маской Офелию! Тогда позора не оберешься, тем более что этот балаган можно назвать театром лишь с большой натяжкой.
      Со стороны сцены послышалась танцевальная музыка, исполняемая кем-то на стареньком фортепиано: мистер Неттлс экономил на оркестрантах и не оплачивал им репетиции. Четыре актрисы, исполняющие майский танец, запели что-то напоминающее хор дворовых кошек. Сокрушенно вздохнув, Корделия вновь взялась за шитье.
      Но мысли вскоре вернулись к волновавшему ее вопросу: что за фамильную ценность он так упорно пытается выкрасть из апартаментов управляющего театром?
      В этот день Неттлс отпустил актеров позже, чем обычно.
      На улице накрапывал дождь. Не имея денег на экипаж, сестры вынуждены были возвращаться домой пешком в толпе усталых трудяг, уныло бредущих по лондонским улицам после тяжелого рабочего дня. Девушек сопровождал Рэнсом Шеффилд.
      – Как-то странно ощущать себя одной из наемных рабочих, – сказала Корделия.
      – А мне кажется, что такой опыт еще пригодится нам в жизни. Именно так ведь и закаляется характер, – возразила Офелия, жизнерадостно поглядывая на изможденную женщину, ведущую куда-то своих шестерых детей и то и дело призывающую их не отставать. – Не так уж и часто женщина получает возможность самостоятельно зарабатывать себе на пропитание.
      – Ты, наверное, подразумеваешь дам благородного происхождения, – сказала Корделия. – А женщинам из низшего сословия поневоле приходится много работать, чтобы не умереть с голоду. Они шьют, пекут хлеб, трудятся в мастерских, на фабриках. Вместе с ними работают нередко и дети – об этом нам рассказывал вчера викарий. Бывает, что бедняжки даже торгуют свои телом.
      Она вспомнила, как два злодея пытались похитить их с сестрой и продать в бордель в день их приезда в Лондон, и зябко поежилась.
      – Какой ужас! – воскликнула Офелия.
      – Случается, что женщины вынуждены заниматься и куда более опасными делами, чем работа на фабрике, где легко стать калекой, если зазеваешься, – сказал Рэнсом.
      – Боже мой! – воскликнула Офелия. – Выходит, что нам еще повезло: в театре мне, во всяком случае, не отрежут палец, если я забуду какую-нибудь фразу.
      Ей было немного странно слышать такие слова от циничного кузена викария. Откуда ему было знать что-то о тяжелой жизни рабочего класса?
      – Осторожно, глядите себе под ноги! – воскликнул он, обходя дымящуюся кучку конских лепешек.
      До дома священника, где проголодавшихся девушек ожидал горячий ужин, оставалось всего несколько кварталов.
      – К тому же на фабрике не станешь лондонской знаменитостью, – язвительно сказала Корделия, когда они переходили улицу.
      С тех пор как Офелия получила роль, о чем она давно мечтала, разговора о грядущей славе между сестрами поубавилось. Видимо, столкнувшись с реальной закулисной жизнью, она пересмотрела свои амбиции. Однако же необходимость делить гримерную с малообразованными девицами, от которых воняло требухой и луком, ее совершенно не удручала.
      Корделия надеялась, что их авантюра вскоре благополучно завершится. Они еще поработают какое-то время в этом балагане, где Офелия будет выступать под псевдонимом и в полумаске, а потом вернутся домой в Йоркшир. Жаль, конечно, что им придется расстаться с викарием и его кузеном подумала Корделия, взглянув на Рэнсома, но, возможно, это будет даже к лучшему: зачем ей забивать себе голову мыслями о мужчине, отличающемся странными манерами и подозрительным поведением? Ведь он не потрудился даже объяснить ей толком, зачем ему нужно тайком пробраться в апартаменты управляющего театром.
      Она отвела в сторону взгляд, стремясь не выдать охватившие ее внезапно чувства. Даже своей сестре Корделия не желала признаться, что целовалась с Рэнсомом Шеффилдом и едва не упала в обморок при этом. Обычно же они с Офелией поверяли друг другу все свои тайны.
      Впереди появилась церковь. Обогнав девушек, Рэнсом Шеффилд любезно отворил чугунную калитку и пропустил своих спутниц вперед.
      – Наконец-то мы добрались! – сказала Офелия с облегченным вздохом. – Я едва держусь на ногах от усталости.
      Они вошли через черный ход в дом викария и тотчас же почувствовали аппетитный запах готовящейся на кухне пищи, от которого у них забурчало в животах. Корделия, сняла мокрый плащ, повесила его и шляпку на вешалку в коридоре и вместе с Офелией поднялась в их комнату, чтобы умыться перед ужином.
      Викарий встретил сестер в столовой, как всегда, любезно.
      Ужин был незатейлив, но вкусен и сытен.
      Корделия испытывала легкие угрызения совести в связи с тем, что их пребывание в этом доме затягивалось. Но викарий, услышав ее извинения, замахал руками:
      – Вы можете спокойно оставаться у меня до тех пор, пока в Лондон не возвратится ваш брат. Как вы могли подумать, душа моя, что я выгоню вас на улицу?
      Корделия смущенно потупилась. Она сомневалась, что лорд Гейбриел вскоре вернется в город. Любезность же добросердечного викария не знала границ: он распорядился, чтобы экономка отвела для сестер еще одну комнату, и они действительно чувствовали себя у него как дома.
      Голубые глаза их благодетеля вспыхивали каждый раз, когда он видел Офелию. Она тоже расцветала в его обществе. Поэтому Корделия хотела побыстрее увести свою сестру отсюда, чтобы добропорядочный священник обрел наконец душевный покой, а не остался с разбитым сердцем из-за этой неисправимой кокетки, подобно многим йоркширским юношам.
      После ужина Офелия заявила, что ей нужно поработать над перепиской нескольких страниц пьесы, и удалилась в свою спальню. Викарий был явно огорчен ее ранним уходом, но со свойственной ему вежливостью пожелал ей доброй ночи. Корделия тоже пожелала хозяину дома приятных снов и, взяв у него книгу, отправилась в комнату сестры.
      Девушки помогли друг другу раздеться, надели ночные сорочки и распрощались до утра. Офелия уселась за сценарий. Корделия же ушла к себе и легла с книгой в постель.
      Однако мысли о беспутном кузене викария не желали оставить ее в покое. Любопытно, подумалось ей, чем он сейчас занимается?
 
      Между тем тот, о ком она вспоминала, беседовал в столовой со своим кузеном. Рэнсом был явно раздосадован новостью, которую сообщил ему викарий, когда они остались одни.
      – Какого дьявола ты позволил Эвери уйти в город? – в сердцах воскликнул он, от волнения выплеснув немного вина на стол, – Мы же договорились, что он не будет появляться на людях! Какая черная неблагодарность! Он совсем потерял голову!
      Терпеливый Джайлз взглянул на стол, с которого убрали скатерть, и укоризненно покачал головой.
      – Моя экономка была бы очень огорчена, если бы ты испортил скатерть, – промолвил он.
      – Не увиливай от серьезного разговора! – воскликнул Рэнсом. – Его необдуманные поступки могут стоить ему жизни. Впрочем, возможно, ты прав: льняные скатерти, вероятно, стоят дороже.
      – Я понимаю, что ты огорчен его поведением, Рэнсом! – сказал викарий. – Ему следовало вести себя более осмотрительно. Но он ведь обещал вернуться до рассвета. Его тоже можно понять, он устал сидеть в четырех стенах, не видя белого света.
      – Зря я не остался дома! – воскликнул Рэнсом. – Уж я бы не допустил, чтобы он отсюда вышел. Я бы привязал его к спинке кровати!
      Огорченный такими его словами, Джайлз сказал:
      – Это верно. Разумеется, мне не следовало его отпускать!
      – Ради Бога, не вини во всем только одного себя! В конце концов, я тоже далеко не ангел и занимаюсь рискованными делами. – Рэнсом перевел дух и добавил: – Что ж, пожалуй, мне следует выбраться в город и поискать его в злачных заведениях.
      – Я готов тебя сопровождать, – вызвался Джайлз.
      – Нет! Об этом не может быть и речи, – сказал Рэнсом. – Тебе следует остаться дома на случай, если кому-то понадобится срочная помощь!
      С этими словами он встал из-за стола и покинул столовую.
      Ночь выдалась сырой и холодной. Лето было на излете, приближалась осень. По вечерам ее дыхание уже ощущалось, хотя днем все еще было тепло и солнечно. Надев поверх костюма плащ, Рэнсом немного прогулялся по улице и сел в наемный экипаж, договорившись с кучером, что тот подождет его возле входа в клуб с тем, чтобы потом отправиться в другое место.
      Проклиная беспутного Эвери, Рэнсом заехал сперва в клуб «Уайте», потом еще в два увеселительных заведения, но так и не обнаружил там своего младшего братца, рассудив, что тот, очевидно, предпочел провести время в каком-нибудь игорном притоне, и отправился на том же экипаже в один из них. Пока он оглядывал зал с карточными столиками, его окликнула рыжеволосая красотка в оранжевом платье с глубоким декольте.
      – Не желаешь ли хорошо провести время, красавчик? – спросила она низким голосом. – Можем посидеть в баре или сразу подняться в номера.
      Он с многозначительной улыбкой взглянул на утомленную жизнью красотку с довольно миловидным лицом и большим бюстом, уже несколько обвисшим, и спросил, не видела ли она, случайно, здесь одного молодого человека по имени Эвери: Выслушав описание внешности его младшего брата, проститутка покачала головой:
      – Нет, лично я такого здесь не встречала. А зачем он тебе потребовался?
      Сообразив, что она лжет просто в силу профессиональной привычки, Рэнсом смерил ее холодным взглядом и презрительно поджал губы. Не хватало ему только объяснять что-то дешевой публичной девке, от которой воняет потом и приторными духами. Наверняка она вдобавок еще больна дурной болезнью.
      – Не смей так смотреть на меня! – возмущенно воскликнула девица. – Я просто зарабатываю себе на жизнь.
      – В этом я не сомневаюсь, – уже мягче сказал Рэнсом. Проститутка смерила его ненавидящим взглядом. Рэнсом еще раз осмотрел зал и вернулся в ожидавший его экипаж.
      До утра он успел объехать еще несколько борделей, таверн и игорных домов, однако его поиски закончились безрезультатно.
      В эту ночь Корделия долго не могла уснуть и читала книгу, пока у нее не отяжелели веки.
      Проведенный в театре трудный день обессилил ее, и теперь, очутившись в уютном и спокойном доме викария, она почувствовала себя как в раю. Здесь она могла расслабиться и все хорошенько обдумать. Она уже собралась захлопнуть книгу и затушить свечи, как вдруг услыхала подозрительный скрип, исходивший откуда-то из стены.
      Корделия насторожилась.
      По спине у нее побежали мурашки при мысли, что в доме викария обитают привидения или не нашедшие покоя души умерших.
      Разумеется, она тотчас же предположила, что это скрипят стены старого строения из-за резкого перепада температуры воздуха в течение суток. Тем не менее спать ей расхотелось, равно как и тушить свечи. Книга тоже вдруг перестала ее интересовать. Она заложила страницы закладкой из кусочка ткани, закрыла книгу и, положив ее на столик рядом с кроватью, внимательно оглядела комнату. По стенам плясали уродливые тени, отбрасываемые мигающими огоньками свечей. Корделия затаила дыхание.
      Это всего лишь нелепые предположения, убеждала себя она, глупые предрассудки, сущая ерунда.
      В стене раздался новый громкий скрип. Корделия вздрогнула и натянула одеяло до подбородка. Не лучше ли позвать кого-нибудь на помощь? Но что она скажет сбежавшимся на ее крики людям? Они наверняка подумают, что ей что-то почудилось, и поднимут ее на смех.
      Может, пойти в комнату Офелии и посидеть с ней, пока не успокоятся расшатавшиеся нервы? Она уже было собралась вскочить с кровати, как внезапно раздался громкий удар, затем – противный скрежет, такой, словно бы кто-то вытягивал из стенной панели ржавый болт. Панель упала на пол, и из мрака в комнату проник страшный человек огромного роста.

      Корделия попыталась закричать, но от страха у нее перехватило горло. На мгновение ей показалось, что она, подобно жене библейского Лота, превратилась в соляной столб. В ее помутившейся голове промелькнула мысль, что ей пора брать уроки актерского мастерства и научиться правильно дышать и говорить.
      – Привет! – произнес незнакомец.
      Это фамильярное приветствие, очертания его фигуры, показавшиеся ей знакомыми, а главное – то, что он оказался вовсе не гигантом, а нормальным молодым человеком, подействовали на Корделию благотворно: ей перестало чудиться, что ее грудь скована железными обручами.
      Пока она переводила дух, незнакомец окинул ее нахальным взглядом и заявил:
      – Я не предполагал, что в этой комнате кто-то есть. Вообще-то раньше здесь жил я. Так что вы спите на моей кровати. Извините меня, если я вас напугал. Послушайте, не вы ли та самая актриса? – Он подошел к ней поближе.
      Корделия вытаращила глаза. Незнакомец, как она смогла разглядеть при свете свечей, был довольно юн – страстный шатен с приятной внешностью, который чем-то походил на одного ее знакомого…
      Тут ход ее мыслей кардинально изменился, и она снова запаниковала. И не без причины.
      Ночной гость абсолютно спокойно откинул одеяло и улегся рядом с ней, сказав при этом будничным тоном:
      – В этом чертовом потайном ходу дьявольски холодно. У меня закоченели руки и ноги. Вдобавок я целую вечность не видел такой симпатичной девушки. Вы не станете возражать, если я проведу эту ночь с вами в одной постели? Мы славно покувыркаемся!
      Корделия вцепилась в одеяло и натянула его до самой шеи, с ужасом вспомнив, что она в одной тонкой сорочке.
      – Наглец! – взвизгнула она. – Да что вы себе позволяете? Немедленно встаньте с моей кровати, иначе я закричу!
      В подтверждение своей угрозы она пронзительно завизжала. Слава Богу, ее голос наконец-то прорезался.
      Глаза молодого вертопраха округлились, он мгновенно соскользнул с кровати и, пребольно треснувшись спиной об пол вскрикнул:
      – Ой! Только не шумите! Сбегутся слуги, а Джайлз прочтет нам проповедь. Удивительно, что до сих пор он закрывает глаза на шалости Рэнсома. А Рэнсом, скажу я вам, большой проказник! – Он залился тихим смехом и без труда встал.
      – У меня кинжал под подушкой, – пронзительно вскричала Корделия. – Если вы приблизитесь ко мне, я не колеблясь проткну вас насквозь! Я добропорядочная девушка из благородной семьи и сумею защитить свою честь. Мужчинам не место в моей постели.
      – Ах, простите! Это недоразумение! Я принял вас за девицу другого сорта и несколько погорячился, – покраснев, воскликнул юноша.
      Корделия смягчилась, но простить ему его дерзкий поступок она все равно не могла. В конце концов, у него уже выросли, пусть и жиденькие, но усы, и ему давно пора было обучиться хорошим манерам. Сначала по-хозяйски забрался к ней под одеяло, напугав ее до полусмерти, а теперь вот зарделся, как зеленый подросток, и готов сквозь землю провалиться. Корделия едва не рассмеялась.
      – Если вы не актриса, – промямлил юноша, – тогда кто же вы?
      – Далеко не все актрисы ветрены и легко доступны! – воскликнула Корделия, сделав строгое лицо. – Уж раз вам так интересно, то актриса, за которую вы меня приняли, моя сестра-близнец.
      Юноша изумленно захлопал глазами.
      – У вас там все в порядке, мисс Эпплгейт? – раздался из-за двери встревоженный голос викария.
      – Боже, это Джайлз! Все, мне конец! Я допрыгался, – пробормотал молодой человек. – С вашего позволения, мисс, я тихонько исчезну, воспользовавшись потайным ходом.
      – Не двигайтесь, иначе я закричу! – предупредила Корделия шепотом, накинула на плечи шаль и сказала: – Можете войти, святой отец!
      Дверь распахнулась, вошел викарий, хмурый, в халате и шлепанцах, а следом – его кузен, выражение лица которого не сулило ничего хорошего. Он смерил юношу ледяным взглядом и, стремительно подойдя к нему, ухватил его за шиворот.
      – Я как дурак объездил все злачные заведения Лондона, продрог до мозга костей, а ты тем временем, оказывается, досаждаешь нашей гостье, негодяй! – прорычал он. – Да как ты посмел проникнуть в ее спальню ночью? Что молчишь, язык проглотил?
      – Отвечай! – мрачно промолвил викарий.
      – Дело в том, что я не знал… Это недоразумение! – пролепетал молодой человек, смертельно побледнев.
      – Недоумок! Тебе мало других своих неприятностей? Когда же ты хоть чуть-чуть поумнеешь? – спросил Рэнсом, тряся его за грудки, словно грушу. – Когда ты угомонишься?
      – Любопытно, в этом доме во все комнаты можно попасть, воспользовавшись потайным ходом? – без обиняков поинтересовалась Корделия, потеряв терпение.
      – Приношу вам, мисс Эпплгейт, свои глубочайшие извинения за дерзкий поступок этого неразумного юноши. Надеюсь, что он вас не слишком сильно напугал, – промолвил викарий. – Мне даже в голову не приходило, что он воспользуется потайным ходом! Ему было бы лучше войти в дом через черный ход. – Он укоризненно посмотрел на потупившегося юношу, помолчал и добавил: – Так или иначе, я рад, кузен, что сегодня ночью в городе для тебя все обошлось благополучно. Все-таки немного мозгов у тебя осталось.
      Самый молодой из Шеффилдов горделиво вздернул подбородок. И как же только она сама об этом не догадалась? Ведь он так похож осанкой и чертами лица на своих родственников! Правда, отличается цветом волос.
      Корделия глубоко вздохнула и ощутила сильный запах алкоголя, исходивший от молодого повесы. Он был пьян!
      – Я хотел попасть в дом незаметно, как вы мне сами рекомендовали, – жалостливо проскулил Эвери Шеффилд, – Я не хотел никого пугать.
      – Тебе было велено сидеть дома, болван! – воскликнул Рэнсом. – А ты шляешься по ночам по городу, напиваешься в дешевых притонах, играешь в карты со всякими подонками. Гляди, ты снова допрыгаешься! – Он вновь схватил Эвери за шиворот и стал его трясти, как напроказившего щенка.
      – Потише, Рэнсом! Порвешь мне пальто! Я еще не расплатился за него, оно обошлось мне в уйму денег! – вскричал Эвери. – А если ты не раздобудешь в ближайшее время эту проклятую табакерку, тогда мне вообще конец.
      – Если я не раздобуду табакерку, тогда тебе вообще не придется заботиться об оплате своих долгов, – холодно произнес Рэнсом. – А теперь пошел вон! Нашей гостье пора спать. Мисс Эпплгейт, я распоряжусь, чтобы лаз в потайной ход завтра же крепко-накрепко заколотили. Он сделан еще во времена гражданской войны, тогда он спас жизнь многим людям. Приношу вам свои извинения за беспокойство.
      Поклонившись Корделии, все трое степенно удалились. Правда, Эвери слегка пошатывался, так что Рэнсому пришлось поддержать его за спину и просто выпихнуть в коридор.
      Захлопнув дверь, разгневанная Корделия придавила панель утюгом, надеясь, что других нежданных гостей в эту ночь уже не будет, затем она забралась в постель, села, поджав колени к подбородку, и задумалась.
      Определенно, решила она, Рэнсом Шеффилд озабочен чем-то скверным, случившимся с Эвери. Маска спокойствия, которую он надел, и его холодный тон так и не смогли скрыть его волнение. Почему же старшие братья Эвери настаивают, чтобы он даже носу не высовывал из дому? Тревога сквозила и в стальных глазах Рэнсома, и в голубых – викария. Значит, встревожены они оба не на шутку.
      И что это за табакерка такая, из-за которой Эвери грозят большие неприятности? Уж не ради ли нее пытался Рэнсом залезть в апартаменты господина Неттлса?
      Эти тревожные мысли еще долго мешали Корделии погрузиться в желанный сон, хотя она и чувствовала смертельную усталость. Задремала она только далеко за полночь.
      Утром Корделию разбудил невыносимый шум за окном, отличавшийся от обычного шума лондонских улиц, к которому она привыкла, – громкое мычание коров.
      Она зевнула, потерла глаза и решила, что ей приснился скотный двор в Йоркшире. Но шум возобновился, более того, она ощутила явственный запах навоза.
      Откинув одеяло, Корделия подошла к приоткрытому окну и не поверила своим глазам. Вся улица, на которую выходили окна дома викария, была запружена коровами, а несколько пастухов безуспешно пытались кнутами и дубинками принудить стадо двигаться быстрее вперед. Испуганные животные мычали и бодались.
      Корделия снова потерла глаза и тряхнула головой. Но странное видение не исчезло. Тогда она отпрянула от окна, захлопнула его, наморщив носик, и пошла умываться и одеваться.
      Вскоре в спальню зашла молодая горничная, чтобы помочь ей застегнуть крючки и пуговицы платья на спине.
      – Что за стадо мычит на улице? – спросила у нее Корделия.
      – Это случается каждую неделю, мисс. Коров гонят на продажу в Хеймаркет. Мы давно уже к этому привыкли. Лондонцам ведь требуется свежее мясо, не так ли?
      – Понятно, – сказала Корделия, размышляя о том, как же теперь она доберется до театра. – Моя сестра уже встала?
      – Она уже ушла, мисс. Сказала, что ей нужно поговорить о чем-то с управляющим театром до начала репетиции.
      – Что? – встревоженно вскричала Корделия, охваченная дурным предчувствием. – А мистер Шеффилд ушел вместе с ней?
      – Нет, мисс! – Горничная покачала головой.
      Корделия поджала губы, чтобы не разразиться возмущенной тирадой. Почему Офелия не посоветовалась предварительно с ней? Она бы воспротивилась этому необдуманному шагу. Однажды подобное легкомыслие едва не закончилось для них большой бедой. Улицы Лондона таят множество опасностей для беззащитных девушек. Но горбатого только могила исправит.
      – Где же мистер Рэнсом? Он уже встал? – спросила Корделия.
      – О да, мисс, уже давно. И тоже куда-то ушел, вскоре после мисс Офелии, – ответила служанка.
      Спускаясь по лестнице в столовую, Корделия пыталась утешиться надеждой, что Рэнсом уже догнал ее сестру и поэтому ей можно не беспокоиться. Позавтракав чаем и бутербродом с ветчиной, она отправилась обходными путями в театр, рассчитывая найти там свою сестру живой и невредимой, крепко обнять ее и задать ей выволочку.
 
      Восход еще не позолотил первыми лучами темное небо над Лондоном, а Офелия уже вскочила с кровати, предвкушая радость встречи с бодрящей свежестью раннего утра.
      Накинув на плечи шаль, она подошла к окну и взглянула на крыши соседних домов. На востоке занималась.
      Но любовалась она розоватыми отблесками рассвета недолго: ей пора было отправляться на встречу с мистером Неттлсом, который почему-то попросил ее прийти сегодня в театр пораньше. Что же он задумал? Неужели он хочет расширить ее роль в пьесе? Оценил по достоинству ее актерские способности и теперь собирается дать ей возможность в полной мере проявить свой талант на сцене?
      Наскоро позавтракав, она помчалась по переулкам в театр, не обращая внимания ни на странные звуки, доносящиеся со стороны церкви, ни на легкую вибрацию мостовой. Благополучно добравшись до театра, Офелия стала колотить кулаком в дверь, зная, что старый привратник Нобби глуховат. Наконец дверь распахнулась, и заспанный старик, удивленно взглянув на нее, пробормотал:
      – Однако, мисс, вы сегодня пришли рановато! Я даже не успел съесть свою овсянку.
      – Мистер Неттлс назначил мне встречу, – жизнерадостно проворковала Офелия.
      Она забежала в гримерную, поправила перед зеркалом прическу и платье и кокетливо улыбнулась своему отражению. Воображение мгновенно нарисовало ей симпатичного молодого лорда, сраженного ее блестящей актерской игрой, букеты роз и хризантем, визитные карточки с приглашением на ужин в роскошном ресторане, роскошные экипажи…
      Офелия подкрасила губы, облизнула их и побежала по коридору в кабинет управляющего. Он отозвался на ее робкий стук грозным рыком:
      – Входи же! Не тарабань попусту в дверь.
      Она открыла дверь и вошла. Мистер Неттлс вальяжно сидел за столом, заваленным бумагами, пустыми бутылками и грязной посудой. Глаза у него были красные, ворот рубашки расстегнут, сюртук висел на спинке кресла. Пахло в комнате дурно.
      Офелия наморщила носик, переступила с ноги на ногу и произнесла:
      – Вы просили меня прийти сегодня пораньше, мистер Неттлс. О чем вы хотели поговорить со мной? О сценарии?
      – Вернее, о спектакле, – ответил управляющий. – Хочу поручить тебе важное дело – распространение рекламных афишек на улице. Вот, возьми эту пачку и сейчас же приступай к исполнению моего поручения.
      Офелия похлопала глазами и переспросила:
      – Вы уверены, сэр, что не собирались обсудить со мной нечто более важное, например, мою роль? Если вы помните, я предложила вам добавить несколько новых строк во втором акте…
      – В самом деле? Забавно! – Управляющий достал из кармана серебряную флягу, сделал из нее глоток, крякнул и пробурчал: – Поговорим об этом позже. А сейчас нам надо привлечь в театр как можно больше публики. Разве я не прав?
      – Но с этим поручением вполне могли бы справиться уличные мальчишки!
      – Верно: Однако зрителям больше нравятся такие милашки, как ты, мой персик. Ну, ступай. И смотри не опоздай на репетицию!
      Офелия забрала кипу афишек и вышла из кабинета.
      – Постарайся распространить их все до последней! – крикнул ей вслед управляющий. – Поброди по близлежащим улочкам и переулкам!
      Офелия захлопнула за собой дверь, более не в силах терпеть запах перегара и пота. Как же ей лучше поступить? Не нанять ли для этой идиотской работы какого-нибудь мальчишку? Нет, это рискованно, тотчас же подумала она. Если мистер Неттлс узнает об этом, он выгонит ее из театра.
      Забежав в гримерную, она взяла там свою полумаску, положила в сумочку и прочла афишу. Набранный черными заглавными буквами текст гласил:
 
      « Спешите увидеть новую занимательную комедию, имевшую грандиозный успех у зрителей во многих провинциальных театрах. Сегодня на Мэлори-роуд состоится премьера!»
 
      В списке актеров значилось и ее имя. Офелия повеселела, сунула одну их афишек в сумочку, положила остальные в корзинку и бодро вышла на улицу.
      Не успела она сделать и несколько шагов, как почувствовала, что земля дрожит у нее под ногами. Она обернулась и застыла на месте, раскрыв от удивления рот. Ее изумленному взору предстало невероятное зрелище.

      Шумно фыркая и мотая рогатыми головами, по улице прямо на нее мчались коровы, причем такой плотной массой, что казалось, укрыться от них нет никакой возможности. Окажись она под их копытами, наверняка была бы затоптана насмерть.
      Откуда же взялось это обезумевшее стадо в центре Лондона? Офелия зажмурилась, тряхнула головой, открыла глаза и убедилась, что видит все это наяву. Караул!
      Мостовая вибрировала под копытами коров, воздух пропитался их запахом. Кричать и звать на помощь было бессмысленно, ее все равно никто бы не услышал. Казалось, что все пути к спасению отрезаны.
      Офелия подобрала юбки и побежала, но коровы ее быстро догоняли. Они были уже совсем близко. Все гуще становился их запах, все громче топот и мычание. Волосы на затылке у Офелии встали дыбом.
      Она побежала быстрее, споткнулась о булыжник и едва не упала. Чудом устояв на ногах, она живо представила свое распластанное тело, втоптанное копытами в булыжники, и стремглав побежала по улице дальше.
      Выросшая в деревне, Офелия привыкла к домашним животным и прежде никогда не испытывала перед ними панического страха. Она, как и Корделия, умела доить коров, собирала из-под несушек яйца, кормила цыплят, бывала в конюшне и в стойле, пусть и гораздо реже, чем остальные ее сестры. Разве могла она подумать, что когда-нибудь будет убегать от стада, несущегося за ней по пятам по улице Лондона? Такое не могло присниться ей даже в кошмарном сне.
      Офелия начала задыхаться и уставать. Но вот наконец впереди она заметила переулок и, сделав рывок, свернула в него, уверенная, что там ее ждет спасение.
      Однако не только ей одной хотелось спастись от неминуемой гибели. Три коровы, движимые инстинктом, тоже устремились в переулок в отчаянной надежде избежать бойни. Одна молодая телка вырвалась вперед и обогнала бегущую Офелию, порвав рогом рукав ее платья и помахав у нее хвостом перед носом. Слыша у себя за спиной топот копыт ее подружек по несчастью, Офелия из последних сил в два прыжка догнала корову и вцепилась одной рукой ей в ухо, а другой в холку.
      Телка принялась отчаянно мотать головой, стремясь сбросить с себя обузу. Но Офелия вцепилась в нее мертвой хваткой и держалась до тех пор, пока животное не прижало свою пассажирку спиной к кирпичной стене дома.
      – Чтоб ты сдохла! – вскричала Офелия и случайно попала ногой в выбоину в стене. Рукой же она умудрилась ухватиться за выступающий кирпич. Волшебным образом удержавшись на мгновение в таком положении, она перекинула ногу через спину коровы и прочно уселась на ней верхом. Юбка при этом с треском порвалась на ней сразу в нескольких местах.
      Вцепившись пальцами в рога, Офелия, к своему удивлению, обнаружила, что не потеряла корзинку. Афиши высыпались из нее на мостовую, под копыта животных. Что бы, любопытно, сказал об этом мистер Неттлс?
      Из окна дома высунул голову какой-то вихрастый мальчишка.
      – Мама! – крикнул он. – Посмотри! Там женщина скачет верхом на корове. Она, вероятно, из цирка! Да иди же сюда быстрее, мама, иначе пропустишь редкое представление.
      Одно за другим начали открываться и другие окна домов вдоль улицы. Офелия поймала себя на мысли, что ее дебют происходит при каких-то фантасмагорических обстоятельствах.
      – Помогите! – закричала она. – Спасите!
      Но зрители только дружно рассмеялись в ответ.
      Она являла собой в этот момент поразительное зрелище: юбка порвалась в лоскуты, оголив ее ноги, из корзинки вылетали афишки, люди подхватывали их в воздухе, читали и качали головами: дескать, вот так реклама! Вспомнив о маске в сумочке, Офелия одной рукой достала ее и умудрилась надеть, не желая прославиться в качестве лихой коровьей наездницы на весь Лондон. Переведя дух, она стала сама раскидывать афишки и кричать:
      – Спешите купить билеты на премьеру!
      – А. ты будешь скакать верхом на корове на сцене? – крикнула ей в ответ из окна какая-то розовощекая толстуха.
      Но Офелия не удостоила ее ответом, а только истерически рассмеялась.

* * *

      Пробираясь в театр окольными путями Корделия отметила, что даже переулки, параллельные главной улице, ведущей в Хеймаркет, запружены тележками торговцев. Бывалые лондонцы знали о предстоящем перегоне скота и предпочли подстраховаться. Идти быстро было трудно, однако Корделия не собиралась опаздывать и шла не останавливаясь, ловко лавируя между повозками.
      На одном из перекрестков она замедлила шаг, обратив внимание на толпу детворы, окружившую смешного худого человека, одетого в линялую голубую куртку с большими карманами и жонглирующего тремя разноцветными шариками.
      – А вот этот шарик собирается укатиться, чтобы наесться до отвала вкусными пирожками и стать румяным и пригожим, как вон та маленькая мисс в кружевном головном платочке! – громко говорил он при этом.
      Стоявшая на краю толпы зрителей малышка радостно рассмеялась, довольная, что привлекла к себе всеобщее внимание. Она явно была любительницей выпечки.
      – А голубой шарик, очевидно, мечтает, как и мальчик в голубой курточке, о морском путешествии, – продолжал фокусник и как бы ненароком уронил шарик на мостовую.
      Мальчишки принялись его ловить, соревнуясь в прыти, силе и ловкости. Победитель, издав вопль восторга, с улыбкой запрыгал на месте, поднял свой трофей высоко над головой и кинул фокуснику. Тот поймал его шляпой и поклонился публике. Наблюдавшие эту сценку взрослые стали бросать ему в шляпу монетки. Дети захлопали в ладоши и весело засмеялись. Фокусник продолжал отвешивать поклоны.
      Взлохмаченные волосы трюкача торчали в разные стороны, на макушке же у него сверкала залысина. Корделия подумала, что он чем-то похож на мокрого журавля, и не смогла сдержать улыбки.
      – Пожалуйста, покажите нам еще какой-нибудь фокус! – попросила пухлощекая девочка в кружевном головном платке. – С белой мышкой!
      Ее отец, стоявший с ней рядом, швырнул в шляпу монетку в два пенса.
      Корделия решила задержаться еще на минутку, она сама обожала смотреть всяческие трюки и фокусы, потому что в том глухом уголке Йоркшира, где она жила, подобное зрелище было редкостью.
      Циркач необъяснимым образом извлек прямо из воздуха несколько разноцветных шарфов, предваряя этим свой главный трюк – с белой мышкой. Детвора запрыгала на месте и радостно захихикала. Мысли же Корделии вдруг перенеслись в театр. Пришла ли уже туда Офелия? Догнал ли ее Рэнсом Шеффилд? Она рассеянно окинула взглядом толпу и увидела, что один из маленьких оборванцев присел и, пока всеобщее внимание было обращено на фокусника, потянулся своей маленькой грязной ручонкой к шляпе с монетками.
      – Ваша шляпа, сэр! Ваши деньги! – закричала Корделия.
      Воришка схватил мелочь из шляпы и стремглав побежал прочь.
      – Лови вора! – громко закричал циркач. – Держите его!
      – Мы его поймаем, сэр! – закричали мальчишки и побежали догонять юного преступника, уже исчезнувшего в толпе прохожих.
      – Он украл все мои деньги! Теперь мне будет нечего есть и негде ночевать! – сокрушенно качая взлохмаченной головой, восклицал незадачливый фокусник. Он похлопал себя по карманам куртки и простонал: – Вдобавок он похитил Милли! Или она испугалась и сбежала. О горе мне, о горе!
      – Где полицейские, хотелось бы мне знать? – возмущенно пробурчал отец девочки, просившей показать ей фокус с мышью. Он взял свою дочь за руку и увел ее домой, явно не желая снова бросать монетки в пустую шляпу фокусника.
      – А кто такая Милли? – спросила Корделия.
      – Моя белая мышь, естественно, – ответил трюкач. – Я столько времени потратил на ее дрессировку! Куда же она подевалась?
      Мужчина ощупал себя с ног до головы, но, так и не обнаружив мышку, тяжело вздохнул.
      – Я вам искренне сочувствую, мистер… – сказала Корделия.
      – Друид, – ответил фокусник.
      – Друид? – удивленно переспросила Корделия.
      – Это мой псевдоним, – пояснил с улыбкой мужчина. – Моя настоящая фамилия Смит. Но разве она привлечет внимание публики?
      – Понимаю, – кивнув, сказала Корделия. – Видите ли, мистер Друид, я сейчас работаю в одном маленьком, театре. Если хотите, я могу представить вас его управляющему. Вы могли бы развлекать зрителей в перерывах между действиями спектакля.
      – Великолепно! – обрадовался фокусник. – Я вам очень благодарен! Вы мой ангел-спаситель!
      – Но я ничего вам не обещаю, я только проведу вас в театр.
      – Этого вполне достаточно, я уверен, что сумею заинтересовать управляющего. В Бирмингеме мои выступления пользовались колоссальным успехом, а в Лидсе для меня даже организовали дополнительное шоу!
      Он перечислял свои достижения на протяжении всего их путешествия.
      – Вся Европа знает о моих опытах с гипнозом и вторым зрением, ими интересовались даже коронованные особы…
      Корделия подумала, что он по крайней мере способен уболтать любого до транса.
      Утешаясь мыслью, что мистер Друид при всей его разговорчивости все-таки исполнил роль ее сопровождающего, Корделия привела его к зданию театра на Мэлори-роуд и, вздохнув с облегчением, постучалась в дверь служебного входа.
      Привратник пропустил их без лишних вопросов, как своих, и вскоре Корделия уже представляла своего нового знакомого мистеру Неттлсу.
      – Мистер Друид исполняет различные забавные трюки и фокусы, – сказала она управляющему. – Он также владеет искусством магнетизма. Публика придет от него в восторг. Он хочет предложить вам свои услуги.
      – Надеюсь, что все афишки ты распространила? – бесцеремонно спросил у нее мистер Неттлс. – Если да, тогда ступай в костюмерную, переоденься и выходи репетировать танец.
      Корделия похлопала глазами и молча ушла. Управляющий все еще не научился различать их с Офелией. Неужели он отправил сестру на улицу распространять афишки? Разве нельзя было поручить это какому-нибудь мальчишке? Но вот взяла она с собой кого-нибудь еще?
      Встревоженная мыслями о сестре, Корделия направилась в швейную мастерскую. Возле ее двери стоял Рэнсом Шеффилд с мрачным лицом и унылым взглядом.
      – Вам не удалось ее разыскать? – дрогнувшим голосом спросила Корделия.
      – Я побывал на всех улочках, прилегающих к театру, но Офелии нигде не нашел. Проклятые коровы! Это все наверняка произошло из-за них! – воскликнул Рэнсом. – Ума не приложу, куда она запропастилась.
      К ним подошла подруга Офелии, Венеция, эффектная блондинка с утомленным взглядом, и окликнула Корделию.
      – Это ты, Лили?
      Лили был сценический псевдоним ее сестры. Корделия покачала головой.
      – А где же Офелия? Неттлс сказал, что он выгонит ее пинком под зад, если она пропустит еще одну репетицию. Так что тебе придется заменить ее на сцене. Пошли, у нас мало времени! Я вынесу тебе из раздевалки ее костюм.
      Она повернулась и быстро пошла по коридору в сторону гримерных, активно виляя крутыми бедрами.
      Но Корделию в данный момент беспокоила проблема значительно более серьезная, чем опасность лишиться работы. Подойдя к Рэнсому вплотную, она положила руку ему на грудь и спросила без обиняков:
      – Ради Бога, признайтесь, что вы думаете об исчезновении Офелии! Не попала ли она в беду?
      Он пристально взглянул ей в глаза, накрыл ее руку своей ладонью и сказал:
      – Не надо паниковать, Корделия! Офелия умудрялась выпутываться из самых невероятных ситуаций. Я снова отправлюсь на ее поиски…
      У Корделии словно бы камень упал с души. Что бы она только делала без такого помощника в Лондоне? Сердце ее заколотилось быстрее, она покачнулась и припала щекой к груди Рэнсома, шепча:
      – Только бы с ней ничего не случилось!
      И словно бы по волшебству, в коридоре появилась Офелия. Корделия впервые видела свою сестру в таком растерзанном виде. Одежда на ней походила на лохмотья, волосы рассыпались по плечам космами, она вся была в пыли, на щеках виднелись следы слез. И только кожа вокруг глаз, прикрытая маской, оставалась чистой.
      – На тебя снова напали негодяи? – спросила Корделия, обняв сестру, которая едва держалась на ногах.
      – Снаружи стоит наемный экипаж, на котором я сюда приехала. Не мог бы кто-то из вас расплатиться с кучером? – чуть слышно промолвила Офелия. – Мне пришлось добираться сюда с другого конца города. Ты не поверишь, Корделия, но сегодня я скакала верхом на корове. Это кошмар!
      Она прижалась лбом к плечу своей сестры и разрыдалась.
      Ошеломленная услышанным, Корделия крепче обняла ее и спросила:
      – Это мистер Неттлс заставил тебя скакать на корове верхом? Ради привлечения в театр зрителей?
      – Я вызову этого мерзавца на дуэль! – вскричал Рэнсом.
      – Нет, это вышло случайно, – глухо ответила Офелия. – Но я дьявольски испугалась и страшно устала.
      – Ты не ушиблась? Тебе, наверное, нужно показаться врачу, – сказала Корделия, поглаживая ее ладонью по спине.
      – Я схожу расплачусь с кучером и вернусь, – сказал Рэнсом Шеффилд и быстро ушел.
      Корделия мысленно поблагодарила Бога за то, что тот послал им друга с тугим кошельком.
      Со стороны сцены послышалась музыка. Офелия встрепенулась и воскликнула:
      – Мне нельзя пропускать репетицию! Мистер Неттлс пригрозил мне увольнением. Но как же я стану танцевать, если с трудом держусь на ногах? Послушай, Корделия, выручи меня! Замени меня на сцене, он все еще нас не различает. Только поторопись!
      – Но ведь я не знаю ни одного па! Как же я стану исполнять майский танец?
      – Это ерунда. Главное – выйди на сцену!
      Офелия выглядела такой напуганной, что спорить с ней Корделия не решилась. Текст роли она знала наизусть, потому что сестра каждый вечер зубрила его вслух в доме викария. Но вот с танцем дело обстояло гораздо хуже…
      Однако она немного успокоилась, когда поняла, что майский танец, по сути, обыкновенный контрданс, плясать который ей доводилось еще в юности. Режиссер-постановщик придумал несколько дополнительных па, позволяющих танцовщицам продемонстрировать публике свои ножки. Задрать юбку и поднять ногу – дело вовсе не хитрое, решила Корделия и стала с усердием повторять движения других актрис.
      В конце репетиции мистер Неттлс удостоил ее похвалы.
      – Совсем недурно, – пробормотал он, попыхивая сигарой. – Только поднимай ножку повыше, крошка! – Он ухмыльнулся, взмахнул тростью и шлепнул ее по ягодице. – И не отставай!
      Корделия взвизгнула и подпрыгнула от боли, пробормотав себе под нос слова, которые прежде никогда не употребляла. Остальные танцовщицы прыснули со смеху. А Корделия покраснела, подумав, что викарий пришел бы в ужас, если бы услышал ее брань.
      Прошмыгнув в раздевалку мимо завсегдатая закулисной половины театра – полнеющего баронета, норовящего ущипнуть за мягкое местечко приглянувшуюся ему девицу из кордебалета, Корделия скинула туфли, повесила костюм сестры в шкаф и, выждав, пока опустел коридор, поспешила в швейную мастерскую.
      К её возвращению Офелия привела себя в порядок – умылась и сняла порванное платье – и теперь пила с Рэнсомом Шеффилдом чай, рассказывая ему о своих злоключениях в мельчайших деталях.
      – До сих пор не могу взять в толк, как я умудрилась усесться корове на спину, – говорила она, закатывая глаза к потолку. – Очевидно, это случилось в порыве отчаяния, ведь, упади я тогда на мостовую, коровы просто затоптали бы меня. Я доехала верхом на обезумевшем животном до делового квартала, и только там люди помогли мне спешиться. Теперь у меня ужасно болит и ноет все тело, мне даже сидеть трудно.
      Корделия порывисто обняла сестру, все еще не веря, что ей пришлось пройти через такое тяжелое испытание.
      – Ты ведь могла погибнуть, бедняжка! Из-за каких-то дурацких афишек! Какой же наш управляющий все-таки негодяй!
      – Ах, право же, довольно говорить об этом. Все уже позади, – сказала Офелия. – Спасибо тебе за то, что заменила меня на репетиции. Иначе мистер Неттлс наверняка выгнал бы меня из театра. Слава Богу, все обошлось.
      – Это пустяки, – сказала Корделия. – Во всяком случае, по сравнению с ездой верхом на корове. Такого номера лондонцы никогда еще не видели.
      Офелия от души рассмеялась. Корделия тоже прыснула се смеху.
      – Вы любопытная парочка близнецов, – промолвил Рэнсом Шеффилд, вскинув брови. История, рассказанная. Офелией, его явно позабавила. – Я схожу поищу наемный экипаж. Вряд ли наша лихая наездница сможет дойти до дома пешком.
      Сев в карету, сестры обнялись и мгновенно уснули.
      Офелия выбралась из экипажа только с помощью обоих своих спутников, боль в мышцах у нее заметно усилилась, что не могло не вызвать озабоченность у Корделии.
      – Мы попросим экономку сделать ей горчичные припарки, – негромко сказал ей Рэнсом. – А после этого ей следует принять горячую ванну. Если желаете, мой кузен вызовет для нее доктора.
      Корделия кивнула. Все вошли в дом. Ожидавшая их там новость, однако, заставила сестер забыть о недуге Офелии.
      – Мисс Эпплгейт! Хочу вас обрадовать, – с улыбкой промолвила экономка. – Вам прислали письма из Йоркшира. Наконец-то!

      Офелия ахнула и открыла рот, словно бы получила удар в солнечное сплетение. Корделия побледнела как мел.
      – Письма? – прошептала она.
      – Из Йоркшира? – переспросила Офелия.
      – Да, мисс, – подтвердила служанка, глядя на них как на умалишенных.
      Офелия пришла в себя и сказала, беря письма у служанки:
      – Благодарю вас, Бесс, Мы прочтем их в спальне.
      Экономка поклонилась и ушла. Девушки поднялись по лестнице на второй, этаж, гадая, что написал им отец, оскорбленный их коварным исчезновением. Они нарушили все правила приличного поведения, не только обманув своего папочку, но вдобавок переодевшись в дорожное платье и устроив настоящий маскарад. Где это видано, чтобы благородная юная леди изображала старушку с бородавкой на носу?
      Закрывшись в одной из отведенных им комнат, девушки вскрыли печать на первом письме, развернули его и стали читать. Письмо было написано Мэдлин и адресовалось им обеим, Корделии Антонии и Офелии Куинси Эпплгейт.
      – Прочти его вслух ты, – сказала сестре Офелия. – У меня совершенно нет сил. Уже только одно официальное обращение к нам в самом его начале не предвещает ничего хорошего.
      – Да уж, – согласилась с ней Корделия и начала читать.
 
      « Я не могу назвать вас своими сестрами, потому что вы лишились права называться ими, совершив неслыханный поступок. Более того, я даже не уверена, что буду когда-нибудь вновь испытывать к вам сестринскую привязанность».
 
      Голос Корделии дрогнул.
      Офелия ахнула, на глаза у нее навернулись слезы.
      Корделия сделал глубокий вдох и продолжала:
 
      « Как вы посмели так напугать нашего бедного папочку! Как смогли решиться на подобный шаг! Когда, получив письмо от Лорин, я не нашла в нем даже упоминания о вас, то подумала, что вы ее чем-то рассердили, чего и следовало, впрочем, ожидать. Она в подробностях рассказывала, как сушила и засаливала фасоль и горох, как делала припасы на зиму из плодов деревьев в своем саду, но ни словечком не обмолвилась о вас. Отец, встревожившийся не менее, чем я, отправил сквайру письмо, а получив от него ответ, упал в кресло и закатил к потолку глаза. Я решила, что он скончался, и сама едва не умерла от разрыва сердца. Если бы только вы знали, негодницы, какие ужасные мысли промелькнули в тот момент в моей голове! Мне представилось, что, осиротев, мы лишимся крова и будем нищенствовать до конца своих дней. Вас же обвинят в отцеубийстве и перестанут произносить вслух ваши имена. Всем нам придется носить траур до самой смерти. А если мне доведется случайно увидеть вас, то я своими руками повыдергиваю все волосы на ваших головах!»
 
      Корделия сделала паузу, чтобы перевести дух. Глаза ее готовы были вылезти из орбит. Офелия содрогнулась и прикрыла ладонью лицо. Да поможет им Бог! Мэдлин была не просто разъярена, она была доведена до белого каления.
      Скорчив болезненную гримасу, Корделия с мрачным видом и загробным голосом продолжала читать:
 
      « Я велела служанке подать ароматическую соль, но она, не обнаружив ее нигде, запалила куриное перо и сунула его папочке под нос. Он тотчас же пришел в чувство, рассердился, выгнал нас обеих вон и велел Томасу запрягать лошадь. Он был полон решимости лично отправиться в Лондон и разыскать вас там, хотя такое утомительное путешествие наверняка убило бы его. Офелия, это твоя затея, только такой коварной эгоистке, как ты, могла прийти в голову идея тайком сбежать в Лондон…»
 
      Корделия умолкла и сочувственно посмотрела на сестру.
      Офелия сглотнула ком, подкативший к горлу, но только пожала плечами, вынужденная признать себя виновницей всех бед своих родственников. Это действительно была ее идея, венчавшая давно вынашиваемый ею план стать столичной знаменитостью и блистать на лондонской театральной сцене.
      « В случае безвременной кончины нашего дорогого отца вся вина за это падет на тебя, Офелия! Я отправила Томаса на двуколке за доктором с надеждой, что тот отговорит отца от его безумной затеи отправиться на поиски своих беспутных дочерей в Лондон. К счастью, пока мы спорили, доставили ваши письма».
 
      Офелия зажмурилась, представив, что могло бы произойти, если бы они с сестрой не вняли уговорам викария и не послали своим родным весточку. Как эгоистично и легкомысленно она себя вела! Отчего она не дала себе труда хорошенько задуматься о возможных последствиях своего безумного побега в Лондон? Почему не предвидела, что родственники быстро хватятся их?
      Корделия пробежала текст до конца и сказала:
      – Дальше все примерно в этом духе. Разве что она все-таки упомянула о том, что отец выздоравливает. И на том спасибо! Так что я, пожалуй, лучше прочту, что пишет нам отец.
      Она вскрыла второе письмо. Внутри сложенного вчетверо листа бумаги находились еще две записки. Одна из них адресовалась Офелии, вторая. – Корделии.
      Дрожащими руками Офелия взяла у сестры отцовское послание и начала его читать. Там говорилось:
 
      « Моя дорогая дочь!
       Я потрясен и опечален твоим небрежением своим дочерним долгом и внезапным бегством из дома, от своих близких, которые окружил и тебя искренней любовью и сердечной заботой. Ты поступила в отношении их неблагородно и коварно. Будь жива твоя мать, она бы огорчилась, узнав, что ты не следуешь моим указаниям и не прислушиваешься к моим наставлениям, предпочитая игнорировать все мои предостережения относительно опасностей, грозящих девушке в чужом большом городе, где она лишена опеки и защиты. Мое сердце обливается кровью при мысли, какому риску ты себя подвергаешь, находясь в Лондоне, этом средоточии греха и порока. Но еще больнее меня уязвляет осознание того, что я был недостаточно внимателен и заботлив в отношении тебя и не сумел вырастить такую дочь, которая бы во всем слушалась своего отца».
 
      И он еще корит себя за недостаточное внимание к ней?
      Слезы ручьями хлынули из глаз Офелии. Ей живо представилось, как их калеку отца выносят на носилках из дома, и усаживают в экипаж, с тем чтобы бедняга отправился в долгое и мучительное для него путешествие. Как же она могла позволить себе быть такой безмозглой, эгоистичной, бессердечной, слепой и бездушной?! Да, ее старшая сестра права, обвиняя ее в чрезмерном себялюбии и порочности. Офелия выронила письмо отца и разрыдалась, закрыв обеими руками лицо, мокрое от слез.
      Корделия обняла ее за плечи и стала утешать.
      Ее лицо тоже было влажным, в руке она сжимала мокрый носовой платок.
      – Папа никогда не простит нас, – срывающимся голосом промолвила Офелия.
      – Нет, простит, я в этом уверена, – сказала Корделия.
      – Но Мэдлин уж точно нас не простит, – сказала Офелия.
      Корделия помолчала и сказала:
      – И она нас простит, но со временем.
      Сестры обнялись. Офелия вздохнула и вдруг вскочила с кровати, намереваясь выйти из комнаты; Корделия спросила:
      – Куда ты? Что ты задумала?
      – Пойду расскажу викарию всю правду! О том, что мы с тобой тайком сбежали из дому и все это-время пользовались его доверчивостью и добросердечием. Я больше не стану лгать никому!
      – Боже, но он ведь может разгневаться и выставить нас за порог! Что тогда мы будем делать?! – воскликнула Корделия.
      – Если такое случится, то и поделом нам! Другого мы не заслуживаем, вернее, я не заслуживаю. Я попрошу его пощадить тебя и не выгонять на улицу.
      Корделия похлопала глазами, усомнившись в разумности такого плана, однако спорить с сестрой не стала.
      Офелия потерла ладонью щеку и, собравшись окончательно с духом, сбежала по лестнице вниз, где спросила у перепуганной ее видом экономки:
      – Как мне найти викария?
      – Он в саду, мисс, – ответила служанка.
      Молодой священник действительно находился в саду, где приводил в порядок цветочную клумбу. Завидев Офелию, он встал, отряхнул с колен землю и спросил:
      – Что с вами стряслось, мисс Эпплгейт?
      – Я хочу вам покаяться кое в чем, святой отец!
      – Хорошо, я с радостью вам помогу. Вы желаете соблюсти все формальности? Тогда я готов совершить обряд по всем правилам англиканской церкви. Пройдемте в исповедальню, там я вас и выслушаю, правда, ее давно не убирали, там пыльно, вы можете расчихаться. Вас это не смущает?
      Охваченная сомнениями, Офелия ответила ему не сразу. Конечно, церемония покаяния казалась ей весьма привлекательной. Однако в исповедальне она лишилась бы возможности видеть добрые глаза викария, светящиеся теплотой и пониманием. Как же ей лучше поступить?
      Видя, что она колеблется, викарий пришел ей на помощь:
      – Может быть, вы бы предпочли поговорить со мной как со своим другом? Тогда давайте присядем вон на ту каменную скамейку, и вы поделитесь со мной всем, что вас тревожит. Я же дам вам добрый совет, если смогу, и отпущу вам грехи.
      – Ах, как это мило с вашей стороны! – воскликнула Офелия, надеясь, что викарий будет и впредь относиться к ней по-дружески, даже услышав ее покаяние.
      – Так в каких же смертных грехах вы намерены покаяться, мисс Эпплгейт? – угадав ее мысли, спросил викарий.
      Она заметила смешинки в его глазах и выпалила:
      – Я солгала своему отцу и вам, святой отец. Я убежала в Лондон из дому, не предупредив папу о своем намерении. Умоляю вас, пощадите мою сестру! Она ни в чем не виновата, разве только в том, что пошла у меня на поводу…
      Лицо викария стало серьезным.
      – Это тяжелое прегрешение, мисс Эпплгейт, – промолвил он. – Разве вам не приходило в голову, что ваш поступок может иметь печальные последствия? Как для вас самой, так и для ваших родственников.
      – Теперь я все осознала, – прошептала грешница, кусая губы и пряча глаза.
      – Как сказал мне мой кузен, вы чуть было не… – Священник осекся. – Благодарите Бога за то, что он спас вам жизнь и честь. Нельзя же быть такой безрассудной!
      Вспомнив, что похитители тащили в бордель не ее, а Корделию, Офелия едва не разрыдалась. Сделав судорожный вздох, она торопливо сказала:
      – Мы бесконечно признательны вашему кузену за его своевременную помощь! Я смею заверить вас, что после того случая, поселившись в вашем гостеприимном доме, мы ведем себя благочестиво и осмотрительно. Причина всех наших с Корделией злоключений в том, что я с детства мечтала стать известной актрисой и эта мечта затмила на какое-то время мой разум.
      Выражение лица викария смягчилось, он взглянул на нее с неподдельным сочувствием и сказал:
      – К сожалению, многие находят профессию актера постыдной и непристойной, особенно для молодой леди из благородной семьи.
      – Это вздор! – в сердцах воскликнула Офелия, позабыв на мгновение, что ей следует продолжать играть роль кроткой овечки. Но, тотчас же спохватившись, она вновь скромно потупилась. Изобразить кротость оказалось не так просто, как она думала. – Правда, кое в чем, возможно, осуждающие актрис люди и правы. Взять, к примеру, мою нынешнюю роль. Уже сам костюм, в котором я появлюсь перед зрителями, может кое-кому показаться вызывающим. Так, в первом действии на мне надето платье с глубоким декольте и коротковатой юбкой. Вот такое! – Она подобрала подол юбки, надетой на ней, и продемонстрировала викарию свои икры. – Но ведь это не так уж и чудовищно, не правда ли?
      Викарий внезапно встал и отошел от скамейки на несколько шагов, глядя в сторону и сложив руки за спиной.
      – Простите, ради Бога, святой отец, я слишком вошла в роль! – опустив задранный подол, пролепетала виновато Офелия. – Я не хотела вас оскорбить, просто я пыталась доказать, что…
      – Послушайте, мисс Эпплгейт, я на вас не сержусь. Однако…
      – Я вас внимательно слушаю, – сказала она, пристально глядя на него. Он повернулся к ней лицом, его голубые глаза сверкали.
      – Вам необходимо помнить одно: будь я викарием или же просто вашим другом, я все равно остаюсь мужчиной. Поэтому не надо демонстрировать мне свои очаровательные стройные ножки, пожалуйста. – Он умолк, вскинув брови, и укоризненно покачал головой.
      Офелия невольно отметила, то он очень похож на своего распутного кузена Рэнсома, и густо покраснела. Что она могла ответить ему на его упрек? Он был прав, она забыла, что он еще молодой мужчина, а не дряхлый старик, как их приходской священник в Йоркшире, давно уже не обремененный плотскими соблазнами. Но пока Офелия лихорадочно соображала, что ей лучше сказать викарию в свое оправдание, он поклонился ей и молча ушел.
      Офелия вскочила и побежала к дому. Она не пошла в гостиную, а стремительно поднялась по лестнице на второй этаж и, распахнув в коридоре окно, выходившее в сад, стала наблюдать за Джайлзом Шеффилдом.
      Он миновал клумбу, подошел к поленнице, снял сюртук и, взяв в руки топор, принялся рубить дубовые поленья с таким воодушевлением, словно бы им грозила арктическая стужа.
      Под его мощными ударами поленья с громким треском расщеплялись на несколько тонких деревяшек. Викарий ловко складывал их в штабель и раскалывал другой кусок распиленного бревна. Он был гибок, жилист и прекрасно сложен, и Офелия невольно залюбовалась его руками и торсом.
      – Ну и что он сказал? – спросила у нее Корделия, подойдя к ней сзади. – Ты слышишь меня? Я спрашиваю, что тебе сказал викарий! Ты покаялась ему в том, что мы сбежали из дому, не получив отцовского разрешения?
      – Он сказал, что это была дурацкая затея, достойная порицания, – не оборачиваясь, ответила Офелия.
      – Он прочитал тебе проповедь?
      Отвечать сестре Офелии не хотелось. На землю спустились сумерки. Приближалось время ужина, за которым ей снова предстояло встретиться с Джайлзом Шеффилдом. Сможет ли она смотреть ему в глаза? Свыкнется ли с мыслью, что он, священнослужитель, еще и мужчина? Забавно, что до сегодняшнего дня она не задумывалась об этом! Станет ли он рисовать в своем воображении ее лодыжки, сидя за столом? И будет ли она представлять себе его мускулистые руки и гибкий торс?
      Интересно, что бы она почувствовала, если бы они потанцевали? Офелия мечтательно вздохнула.
      – Так он не грозился выгнать нас из дому? – спросила Корделия.
      – Нет, – ответила Офелия, обернувшись. – Он принялся колоть дрова.
      Сестра смерила ее странным взглядом. Но Офелия ничего объяснять ей не стала.

* * *

      Ужин прошел в молчании. Но Офелию это не огорчило, она наслаждалась присутствием за столом симпатичного викария и сравнивала его с другими Шеффилдами. Всех их отличали горделивая осанка, широкие плечи, живость движений, выразительный взгляд. Разумеется, наиболее привлекательным ей казался Джайлз, голубоглазый блондин с кротким лицом и стройной фигурой. Будь Офелия одной из его прихожанок, она бы вряд ли сумела спокойно внимать его проповедям и думать о спасении души, глядя на такого ангела во плоти.
      Она покраснела и не осмелилась поднять глаза, когда хозяин дома вежливо предложил ей отведать еще подливы к брюссельской капусте, а только кивнула. В эту ночь ей не спалось, ей мешали уснуть воспоминания о письмах из Йоркшира и боль в мышцах после лихой скачки верхом на корове по городу. Она сочинила своим родным жалостливые письма, в которых выражала сожаление о своем поступке и умоляла простить ее. Корделия тоже написала отцу покаянное письмо. Сестры искренне надеялись получить от самых близких им людей прощение.
      Тем не менее Офелия не обещала, что в скором времени вернется в родной дом. Она намеревалась продолжить свою театральную карьеру в Лондоне и попытать удачи на других сценах. Не теряла она надежды и на то, что когда-нибудь отец смирится с ее выбором профессии. Пока же она сообщила отцу, что не может подвести управляющего театром, предоставившего ей возможность проявить свое дарование в новом спектакле. Она также заверила папочку, что в доме викария они с сестрой в полной безопасности, а кузен священника даже присматривает за ними в театре, куда отвозит их ежедневно в экипаже. Завершив письмо просьбой к отцу проявить снисходительность и терпение к своим недостойным дочерям, Офелия запечатала его и на другое утро отдала служанке для скорейшей отправки.
      В столовой, куда она спустилась, охваченная трепетом перед встречей с викарием, Офелия застала только Рэнсома Шеффилда и Корделию, которые пили чай с гренками.
      – Доброе утро! – пролепетала Офелия, положила себе на тарелку кусок ростбифа и гренок и спросила у служанки: – А разве святой отец еще не встал?
      – Он ранняя пташка, мисс! И уже давно на ногах, – с любезной улыбкой ответила девушка. – Он пошел проведать одну свою прихожанку, страдающую водянкой. Бедняжка долго не протянет. Не желаете ли чашку чаю, мисс?
      Офелия кивнула, устыдившись своих суетных мыслей. Разумеется, викарий исполнял свою миссию. Тем не менее ей было досадно видеть его стул во главе стола пустым. Чай она пила без всякого удовольствия, размышляя над тем, как глупо с ее стороны было не видеть разницы между Джайлзом Шеффилдом и милым, но старым, немощным приходским священником в Йоркшире.
      После завтрака сестры вместе с Рэнсомом отправились в наемном экипаже в театр. Привратник Нобби как-то странно взглянул на них, когда они проходили мимо него через служебный вход, отвесил поклон и хрипло произнес:
      – Доброе утро, барышни!
      – Доброе утро, Нобби! – разом воскликнули девушки.
      – Сегодня у тебя светятся глаза, – заметил с ухмылкой Рэнсом Шеффилд. – Наверное, вчера удачно сыграл в кости?
      – С чего это вы решили, что я заядлый игрок? – нахохлившись, спросил у него, в свою очередь, привратник.
      – Я пошутил, старина, – успокоил его Рэнсом и кинул ему монетку.
      Нобби ловко поймал ее на лету и сунул в карман.
      Когда сестры разошлись по своим рабочим местам, Рэнсом Шеффилд решил воспользоваться удачным моментом и попытаться проникнуть в апартаменты мистера Неттлса. Сам управляющий выслушивал жалобу ведущей актрисы в своем кабинете. Она громко возмущалась по поводу недостатка в сценическом платье, ее звучный голос разносился эхом по всему зданию. Рассудив, что раньше чем через полчаса она не умолкнет, Рэнсом поднялся на второй этаж и в очередной раз попробовал вскрыть замок. Но тот опять не поддался. Сожалея, что у него маловато практики в таком нелегком деле, как взлом замков, Рэнсом на цыпочках спустился на первый этаж и поразился воцарившейся в театре тишине.
      Вопреки его ожиданиям сцена оказалась пустой. Рэнсом заглянул в раздевалку для молоденьких актрис и, к своему величайшему удивлению, застал там двух девиц, оживленно обсуждающих костюм, в котором выходит на сцену Офелия.
      – Оставьте платье мисс Лили в покое, – сказал им он, входя в комнату. – Иначе она задаст вам трепку.
      – Вряд ли они с сестрой скоро сюда вернутся, – с ухмылкой ответила одна из актрис.
      – Это почему же? – с тревогой поинтересовался Рэнсом.
      Вторая актриса убрала с нарумяненной щечки локон белокурых волос и произнесла с легкой хрипотцой:
      – А разве ты сам не знаешь, красавчик? Она тебе ничего не сказала? Очень жаль. Что ж, готова побиться об заклад, что теперь у нее появится шанс подцепить более состоятельного покровителя.
      Девицы прыснули со смеху. Рэнсом вышел из раздевалки, охваченный недобрым предчувствием. Куда же подевалась Офелия? И почему она не предупредила его о своем внезапном уходе из театра?
      В коридоре он столкнулся со светловолосой подружкой Офелии по имени Венеция.
      – Где же вы были?! – вскричала она, – Сестер увез маркиз!
      – Что? – прорычал Рэнсом. – Какой такой маркиз?
      – Высокий и солидный. Он дождался мисс Лили у раздевалки, окинул ее оценивающим взглядом, схватил за руку и куда-то увез вместе с ее сестрой. Возможно, он один из тех извращенцев, которым нравится развлекаться сразу с двумя красотками. Они упирались, но он уволок их силой. Бедняжки! Вы должны им помочь. Мистер Неттлс даже не вступился за них.
      – Иного от него и не следовало ожидать, – сказал Рэнсом. – А как зовут этого человека? Ну, того, что забрал сестер?
      – Маркиз Уортигтон или как-то вроде этого. – Венеция чихнула и приложила к глазам носовой платок. – Старый развратник он, вот и все!
      Фамилия Уортигтон ни о чем Рэнсому не говорила. Он почувствовал приступ ужаса, но поборол его. Разговаривать с управляющим театром было бессмысленно, он наверняка притворится ничего не знающим. Куда же мог отвезти этот маркиз девушек? И дернул же его черт оставить их на полчаса без присмотра!
      Рэнсом побежал к служебному входу. Старый привратник Нобби сидел, как обычно, на шатком стуле; прислонившись спиной к стене. Рэнсом схватил его за грудки, рывком поставил на ноги и грозно спросил:
      – Ты почему позволил ему увезти близняшек?
      Лицо привратника стало синеть. Он хватал ртом воздух и тряс головой. Рэнсом опомнился и посадил старика на стул. Нобби перевел дух и произнес:
      – Но я не заметил ничего необычного в их поведении!
      – Ты знаешь, как зовут их похитителя? – спросил Рэнсом.
      – Я впервые его увидел сегодня! Клянусь! – ответил Нобби.
      Рэнсом чертыхнулся, пинком открыл дверь и вышел наружу. Смеркалось. Где же, черт побери, ему искать сестер? Переулок был пуст. Внезапно он услышал у себя за спиной звук чьих-то шагов и, обернувшись, увидел идущего к нему тщедушного фокусника. Он выглядел удрученным.
      – Я слышал, что с Лили и ее сестрой стряслась беда, – сказал он, подойдя к Рэнсому. – Может быть, я смогу вам помочь их разыскать.
      – Это как же? – спросил Рэнсом.
      – Я знаю многих уличных мальчишек, мистер Шеффилд. Они могут знать что-то об экипаже, в котором прикатил в театр тот господин, – сказал Друид.
      В душе Рэнсома шевельнулась надежда.
      – Что ж, да поможет нам Бог! – воскликнул он. – Действуй.
      Фокусник немедленно устроил на улице маленькое представление, и вскоре его окружила толпа сорванцов и зевак.
      – Привет, Джемми! – обратился к одному из них Друид, ловко жонглируя мячиками. – Ты, случайно, не видел возле театра чью-то роскошную карету недавно? Нет? А ты, Коротышка? Тоже нет?
      Наконец один из бродяжек – паренек в голубой курточке и со шрамом на щеке – воскликнул:
      – Я видел эту карету. Она была с латунными фонарями, сверкающими, как солнце, и запряжена парой роскошных лошадей, стоящих целое состояние. На них можно было бы смело поставить крупную сумму на скачках и сорвать хороший куш. Беспроигрышный вариант, скажу я вам.
      – Понятно, – произнес фокусник и подбросил высоко в воздух один из своих разноцветных мячиков.
      Детвора с восторженными воплями бросилась его ловить.
      Когда Друид получил мячик назад и возобновил выступление, он безмятежно спросил:
      – И куда же, любопытно, поехала та роскошная карета?
      – В направлении западной части Лондона, разумеется! – ответил паренек в голубой куртке. – Туда, где живут все знатные люди. В один из тех красивых больших домов. Кстати, на дверце кареты имелся герб. Сколько вы мне заплатите, если я вам его опишу?
      – Два пенса, – сказал Друид.
      – Маловато, – сказал нахальный пострел.
      Рэнсом сжал кулаки, готовый схватить мальчишку за шиворот и вытрясти из него нужные сведения. Но тот мог с испугу проглотить язык. Поэтому Рэнсом стал терпеливо ждать, пока фокусник и парнишка договорятся. Они сошлись на половине шиллинга. И мальчишка подробно описал герб, который он видел на той карете. Рэнсом рассчитался с ним и даже добавил несколько монет в качестве поощрения. Довольный и удивленный, паренек сжал монетки в кулаке и стремглав умчался прочь.
      Фокусник убрал мячики в карман.
      – Ты молодец! – похвалил его Рэнсом.
      – Надеюсь, что вам удастся их разыскать, сэр, – сказал Друид. – Они славные девушки, помогли мне в трудную минуту. Но я боюсь, что… – Он умолк, достал носовой платок и стал вытирать им вспотевшее лицо.
      Рэнсом заметил, что у него дрожат губы. Что ж, подумал он, нельзя тратить ни минуты. Он попрощался с Друидом, сел в наемный экипаж и велел кучеру ехать в западную часть города. Там он надеялся найти дом с таким же гербом, какой был на увезшей девушек карете. Всю дорогу Рэнсом молился, чтобы ему повезло.

      Расставшись в театре с Рэнсомом и Корделией. Офелия пошла в раздевалку. Проходя по коридору, она обратила внимание на то, что личная гримерная мадам Татины заперта, и подумала, что она принимает кого-то из своих состоятельных поклонников. Однако спустя мгновение звучный голос примадонны донесся до Офелии со стороны кабинета мистера Неттлса. Ведущая актриса устраивала управляющему очередной скандал. Офелия улыбнулась и вошла в раздевалку. Другие актрисы уже были одеты для репетиции и теперь подрумянивали щеки и подкрашивали брови. Офелию несколько удивило, что сегодня они не хохочут и не делятся последними закулисными сплетнями. Причина необычной тишины тотчас же выяснилась.
      На одном из стульев сидел незнакомец.
      Он был внушительного телосложения, широкоплеч и крепок. Одет он был с иголочки, но не в английский костюм. В одной руке этот господин держал широкополую шляпу, тоже иностранную, другой похлопывал себя по колену.
      Заинтригованная импозантной внешностью мужчины, Офелия предположила, что он один из тех богатых обожателей молоденьких актрис, которые частенько наведываются за кулисы, чтобы выразить приглянувшейся им девице свое восхищение и пригласить на ужин в клуб. Однако новую пьесу еще не показывали публике, так откуда же было взяться поклоннику? И кого он здесь ждет? Актрисы бросали на странного посетителя обеспокоенные взгляды. Он же сидел с невозмутимым видом и не обращал на них ни малейшего внимания.
      Внезапно мужчина обернулся и взглянул на Офелию.
      Она оцепенела. Лицо незнакомца было покрыто оспинками, давно побледневшими, но все еще заметными. Карие глаза его светились мудростью и жизненным опытом. Офелия чуть было не попятилась к двери, однако поборола тревогу и, поклонившись незнакомцу, вежливо спросила:
      – Что вам угодно, сэр?
      Венеция толкнула ее в бок и прошептала:
      – Он маркиз!
      – Извините, ваша светлость! – поспешила исправить свою ошибку Офелия. Ей никогда прежде не доводилось разговаривать с титулованной особой, занимающей в табели о рангах престижную позицию между титулами графа и герцога. – Чем я могу быть вам полезна?
      Маркиз неожиданно улыбнулся, отвесил ей поклон и представился:
      – Джон Синклер, маркиз Гиллингэм. Но для вас я просто Джон, поскольку мы с вами не чужие люди…
      Покраснев от смущения, Офелия промолвила:
      – Позволю себе заметить, что это весьма спорно… – Она прикусила язык, сообразив, что рассуждать в присутствии посторонних о степени их родства неблагоразумно. Джон Синклер был для нее совершенно чужим человеком, а вот его младший брат Гейбриел являлся незаконнорожденным сыном ее папочки, плодом его давнего тайного романа с матерью Гейбриела.
      Джон Синклер едва заметно кивнул, давая ей знать, что он все прекрасно понял, и сказал:
      – Ваш уважаемый отец отправил срочное письмо моему брату Гейбриелу по его лондонскому адресу, а также другое, для подстраховки, в его имение в Кенте. К сожалению, мой брат в данный момент отдыхает на юге Франции вместе со своей не совсем здоровой супругой и серьезно больной сестрой, недавно переболевшей корью. Тем не менее слуги в его особняке направили посыльного ко мне, и я немедленно принял надлежащие меры.
      Офелия ахнула, пораженная услышанным.
      – Моя сестра недавно родила еще одного младенца, и мы с моей женой Марианной как раз гостили в ее усадьбе, когда посыльный доставил туда письмо вашего отца. Я счел своим долгом заменить своего отсутствующего младшего брата и, выполняя просьбу вашего отца, тотчас же отправился за вами в Лондон, – пояснил маркиз.
      Офелия почувствовала легкое головокружение. Над ее сценической карьерой нависла серьезная угроза. Она принялась лихорадочно соображать, какие доводы в защиту своих планов ей лучше привести. Но Джон Синклер не дал ей произнести ни слова, он настоятельно предложил ей взять его под руку и немедленно покинуть душную раздевалку.
      Офелия опомнилась и, отшатнувшись, воскликнула:
      – Нет, ваша светлость! Это невозможно! Я должна…
      В этот миг она почувствовала, что какое-то крохотное пушистое существо снует вокруг ее ног, и со страху подпрыгнула. Существо тявкнуло, она посмотрела на него и увидела, что это маленький спаниель. Откуда взялась здесь эта собачонка?
      – К ноге, Рант! – скомандовал песику маркиз. Спаниель послушно улегся у ног своего хозяина.
      Маркиз решительно шагнул к Офелии, прижал ее руку локтем к своему боку и вывел из гримерной в коридор, не дав ей опомниться.
      Актрисы проводили ее такими завистливыми взглядами, что она не сочла нужным попрощаться с ними. Одна только Венеция выглядела встревоженной, но что она могла поделать?
      – Как я все это объясню мистеру Неттлсу? – пролепетала, очутившись в коридоре, Офелия. – Я не могу его подвести!
      – Не волнуйтесь, милочка, я предложу владельцу театра щедрую компенсацию, – сказал Джон Синклер, увлекая ее к выходу из здания. – Кстати, где ваша сестра-близнец?
      Противостоять мощному натиску Джона Офелия не могла, он был подобен огромному девятому валу в океане. Тем не менее, она снова робко выразила ему свой протест. Разумеется, он пропустил его мимо ушей. Тогда она промолчала в ответ на его вопрос о местонахождении Корделии. Но он легко нашел ее сам в швейной мастерской, подкупив привратника. Увидев их на пороге своей каморки, Корделия раскрыла от изумления рот.
      – Доброе утро, милейшая мисс Эпплгейт! – радушно приветствовал ее маркиз, не выпуская руки Офелии. – Меня зовут Джон Синклер, я маркиз Гиллингэм и в некотором смысле ваш родственник. Сейчас я исполняю поручение вашего отца моему младшему брату Гейбриелу, которого задержали во Франции семейные обстоятельства. Ваш отец просил помочь вам, своим любимым дочерям, очутившимся в неприятной ситуации. Я намерен оградить вас от опасностей и окружить вас заботой.
      – Нам ничто не угрожает! – пропищала Офелия. – За нами присматривает один джентльмен, мы живем в доме его брата викария.
      – Неужели? – с оттенком сомнения вежливо спросил Джон.
      – Чистая правда! – подтвердила Офелия, мысленно проклиная запропастившегося где-то опекуна.
      Судя по испуганному виду Корделии, она уже готова была закричать и позвать на помощь. Но тогда маркиз принял бы их за истеричных дурочек, а все актрисы подняли бы их на смех.
      – Не будете ли вы настолько любезны, чтобы поехать вместе с нами в моей карете в мой лондонский дом? – обратился Джон к Корделии, затравленно озирающейся по сторонам. – Там мы спокойно обсудим ваши проблемы в более приятной обстановке. Признаюсь, это заведение – не место для девушек из благородной семьи.
      Офелия стала подавать сестре тайком знаки отвергнуть это предложение. Но Корделия только молча смотрела изумленными глазами настоящего перед ней крупного и прекрасно одетого мужчину с властными повадками и ничего не говорила.
      – Так вы согласны? – переспросил он. Корделия кивнула, побледнев как мел. Зато Офелия вскричала:
      – Нет! Никуда мы не поедем! В этом нет никакой необходимости. Правда, Корделия?
      – Боюсь, что она есть, – твердо ответил маркиз за нее и решительно вывел Офелию из каморки.
      Ей казалось, что все это происходит с ней не наяву, а в кошмарном сне. Она совершенно не могла сопротивляться, только оглядывалась по сторонам в надежде, что откуда-то появится и спасет ее Рэнсом Шеффилд. И хотя она понимала, что маркиз выполняет просьбу их отца, мысль о том, что она навсегда потеряет шанс стать актрисой, была невыносима.
      Слезы готовы были хлынуть у нее из глаз. Однако волей-неволей она приближалась к выходу из театра. За ними молча плелась Корделия, очевидно, смирившись со своей горькой участью, как агнец, которого ведут на заклание. Все происходило стремительно. Вокруг них суетились люди, все они оборачивались и с изумлением глядели на монументальную фигуру Джона, не обращая никакого внимания на двух сестер, понуро идущих с ним рядом.
      Разумеется, их в первую очередь привлекала царственная осанка и шикарная одежда маркиза, на фоне которого близняшки, одетые скромно и бедно, блекли. Корделия даже не успела снять выцветший фартук, который надевала, чтобы защитить от пыли свое муслиновое платье во время починки театральных костюмов.
      Не оправдалась и последняя надежда Офелии, которую она возлагала на привратника. Нобби не только не преградил путь маркизу, а даже с заискивающей улыбкой распахнул перед ним входную дверь, за что получил еще одну монетку. Сжав ее в кулаке, он с ухмылкой пробурчал:
      – Забираете обеих крошек, сэр? Что ж, у большого человека большой аппетит.
      Джон и бровью не повел, зато его собачонка злобно тявкнула на старика и зарычала: дескать, держи язык за зубами, болван.
      На улице девушек ожидала невообразимо элегантная карета с гербом на лакированной двери и латунными фонарями. Джон помог сестрам забраться в нее, сел на сиденье напротив них и дал команду кучеру трогать. Экипаж направился в фешенебельный район города.
      – Вся наша одежда осталась в доме викария, – робко произнесла Офелия. – И нам обязательно надо с ним попрощаться, он был так добр к нам!
      – Вы напишете ему письмо, сударыня, – сказал маркиз. – А ваши вещи заберет мой лакей. Викарий обрадуется, узнав, что вас приютили ваши родственники, вернувшиеся в Лондон.
      В западной части города Офелии бывать еще не доводилось. В иных обстоятельствах роскошные дома и широкие улицы наверняка привели бы ее в неописуемый восторг, не говоря уже о зеленых парках, красивых площадях и чугунных оградах.
      Но сейчас она не проявляла к живописному ландшафту никакого интереса, опустошенная и оглушенная стремительными переменами в своей жизни. Ее сценическая карьера резко оборвалась, так и не начавшись. И она исчезла из дома викария, даже не попрощавшись с ним.
      Особняк, напротив которого остановилась карета маркиза, оказался огромным и величественным. В другой ситуации Офелия, безусловно, обрадовалась бы тому, что станет гостьей влиятельного и богатого аристократа.
      Его родственницей она себя не ощущала. Но отдавала должное уважение проявленному им чувству братского долга и солидарности с Гейбриелом. Несомненно, благородные леди должны были проникнуться благодарностью к пунктуальному маркизу. Офелия понимала это.
      Но в данный момент она желала ему сгореть в аду.
      Сестры переглянулись, как бы выражая друг другу сочувствие. Вид у обеих был удрученный. Тем не менее Офелия, подобно выловленной из реки водяной крысе, предпочла бы нырнуть в ледяную воду, а не воспользоваться назойливым гостеприимством маркиза.
      Джон Синклер, обладавший поразительной проницательностью, не сводил с близняшек внимательных глаз. По прибытии в свой особняк он с важным видом ввел их в просторный вестибюль высотой в два этажа и представил своим лакеям в ливреях. Винтовая мраморная лестница вела в жилые помещения. Девушек сначала проводили в спальню, чтобы они привели себя в порядок после путешествия, а потом пригласили их в гостиную.
      Интерьер этой комнаты поразил Офелию не меньше, чем большой вестибюль и представительный дворецкий. Подобной роскоши она никогда еще не видела. Рот ее то и дело непроизвольно открывался от восхищения, а глаза округлялись. То же происходило и с Корделией.
      – Я готова выполнить все ваши желания, мисс Эпплгейт, – сказала, обращаясь к Офелии, высокомерная горничная. – Ваши вещи, оставшиеся в доме викария, будут вскоре забраны оттуда. А пока вы можете просить все, что вам угодно, как сказал наш хозяин.
      – Мне бы хотелось остаться одной, – ответила Офелия и молча вышла в холл.
      Служанка последовала за ней, держась на некотором расстоянии. Офелия вошла в спальню и заперлась изнутри на ключ.
      – Имею же я право собраться с мыслями! – воскликнула она при этом.
      Походив взад-вперед по комнате, она остановилась напротив зеркала над туалетным столиком и нахмурилась. Хитрый маркиз, похоже, приказал своей прислуге наблюдать за ними. Никаких плодотворных идей в голове Офелии не возникло. Она оглядела спальню, вдвое превышающую своими размерами ее комнатку в доме викария. Убранство нынешней опочивальни было куда более роскошным, чем скромная обстановка ее первого пристанища в Лондоне. Но она предпочла бы вернулся к Джайлзу. Ей страшно не хватало как ставшего привычным интерьера, так и самого викария. За что же так жестоко наказал ее злой рок, разлучивший их именно в тот момент, когда она стала воспринимать его не только как милосердного служителя церкви, но и как личность, мужчину с выдающимися качествами, подобных которому она еще не встречала.
      Издав тоскливый вздох, Офелия подумала, что ей нужно обязательно написать викарию благодарственное письмо. Он подобрал их с лондонской улицы, голодных, испуганных и продрогших, и проявил к ним необычайную доброту.
      Как же ей доходчиво объяснить причину их стремительного исчезновения? Если сказать без обиняков, что их фактически похитили, повергнув в замешательство, он обеспокоится и огорчится. Однако же нельзя было допустить и того, чтобы Джайлз заподозрил ее в добровольном бегстве из его скромной обители ради больших удобств и благ в роскошном доме маркиза?
      И хотя викарий был и сам отчасти повинен в случившемся, поскольку вынудил их с сестрой написать своему отцу покаянные письма, Офелия не только не сердилась на него за это, но даже была ему признательна. Ведь иначе их больной отец наверняка сам приехал бы из Йоркшира в Лондон и стал разыскивать их по всему городу, терпя страдания и неудобства. Вполне возможно, что он бы не вынес тягот многотрудного путешествия и скоропостижно скончался. Тогда Офелия до конца своих дней корила бы себя за это. Нет, определенно Джайлз поступил верно и мудро. Она вела себя как себялюбивая дура, не соблаговолив задаться вопросом, какие печальные последствия будет иметь ее бегство из дома как для нее самой, так и для ее родных.
      Она вздохнула и, сев в обитое плюшем кресло, попыталась обдумать ситуацию. Да, решила она, стиснув пальцы в кулак, ее планы рухнули. Что же ей теперь делать? Терпеливо ожидать в этой золотой клетке, пока маркиз не отправит их с Корделией обратно в Йоркшир?
      На глаза навернулись крупные слезы. Офелия потерла ладонями щеки и огляделась. Ее внимание привлекла ваза со свежесрезанными красными розами, стоявшая на столике возле кресла. Отчего-то вид цветов окончательно расстроил ее, и Офелия разрыдалась. Абсолютно машинально она вытянула из вазы одну розу и вскрикнула от резкой боли, уколов шипом палец. Из ранки выступила алая капелька крови. Туман в голове мгновенно рассеялся.
      Боль пошла Офелии на пользу. У нее родилась занимательная мысль о том, что судьба сполна отплатила ей за все ее дерзкие вызовы. Но обычно схватки дуэлянтов продолжаются только до первой крови. Не следует ли из этого, что отныне все у нее пойдет к лучшему?
      Ход ее мыслей прервал тихий стук в дверь.
      – Открой, Офелия! Это я, Корделия! – послышался сдавленный шепот сестры.
      – Минуточку! – Офелия вскочила с кресла, подбежала к двери, повернула ключ в замке и впустила Корделию в спальню.
      Близнецы обнялись.
      – Я не смогла отделаться от своей служанки! – посетовала Корделия. – Она сначала угощала меня чаем со сладостями, потом долго расчесывала мне волосы. И наконец предложила примерить ее красивые платья. А как ты умудрилась избавиться от своей надменной горничной? Ты так быстро исчезла!
      – Я просто обманула ее, – сказала Офелия. – Она дура.
      Сестра прыснула со смеху.
      – Ну и что мы теперь станем делать? – спросила Офелия.
      – Не знаю, – вздохнув, ответила Корделия. – Мне очень недостает общества Рэнсома Шеффилда. Ты не поверишь, но мы с ним уже целовались!
      – Неужели? Ну и как тебе это понравилось? – вытаращив глаза, спросила Офелия.
      – Словами это не описать! – воскликнула Корделия, и глаза ее засверкали.
      Офелия погрустнела и призналась, что она скучает по викарию. «Но ведь с ним нельзя целоваться», – с тоской добавила она. А после нескольких случайных поцелуев с соседскими парнями в Йоркшире она ровным счетом ничего особенного не почувствовала.
      – Как я тебе завидую, сестренка! – призналась она.
      – Офелия, довольно тосковать, нужно что-то срочно предпринять, – решительно заявила Корделия. – Может быть, свяжем несколько скрученных в жгут простыней и спустимся по ним с твоего балкона?
      – Маркиз быстро найдет нас в театре на Мэлори-роуд, – возразила Офелия. – А если не ходить туда, тогда какой резон в побеге?
      – Может быть, откажемся от еды и питья в знак протеста? – предложила Корделия, вращая глазами, как умалишенная.
      – Ты полагаешь, что тогда маркиз разрешит нам вернуться в театр? – спросила Офелия, приятно удивленная самоотверженностью сестры.
      – Если честно, то я так не думаю, – сказала Корделия, присев на край кровати. – По-моему, он скорее станет кормить нас насильно, прикажет слугам запихивать еду нам в глотку, как откармливаемому рождественскому гусю. Мистер Неттлс быстро найдет тебе замену. А что подумают о нас братья Шеффилд, мне страшно, даже представить. Мы в ловушке Офелия!
      – Боже, это невыносимо! – простонала Офелия. Она готова была рвать волосы на голове от охватившего ее отчаяния.
      Неожиданно кто-то постучал в дверь.
      – Кто там? – разом спросили двойняшки.
      – Простите, мисс, но через полчаса подадут ужин. Вам помочь переодеться? – спросила служанка.
      – Переодеться? Но во что? – язвительно спросила Офелия.
      – Маркиз уже забрал ваши вещи у викария. Если вы соблаговолите открыть мне дверь, я отдам вам вашу одежду.
      – Как? Так быстро? – изумленно спросила Корделия.
      – Проклятие! Я ведь еще не написала письмо Джайлзу! – в сердцах воскликнула Офелия.
      – Что же подумал обо мне Рэнсом? Я ведь с ним даже не попрощалась! – Корделия принялась кусать костяшки пальцев.
      – Что нам делать? – спросила Офелия у сестры, зажмурившись. Все мысли перемешались в ее голове, а в груди образовалась пустота.
      – Не знаю, – прошептала Корделия, беря ее за руку. Сестры сжали друг другу холодные пальцы и переглянулись. – Нужно срочно что-то предпринять! Для начала я в знак протеста не стану переодеваться к ужину!
      – И я тоже! – сказала Офелия, скорчив свирепую гримасу.
      И хотя им обеим и было известно, что их гардероб весьма скуден, свое решение бросить дерзкий вызов властному маркизу они сочли началом бескомпромиссной борьбы за свои права. Тем не менее они все-таки умылись и причесались, перед тем как спуститься в столовую и предстать перед маркизом в скромных темных муслиновых платьях. А Корделия наконец сняла свой рабочий фартук. В комнату они вошли, взявшись за руки.
      Столовая была отделана белыми и голубыми панелями, окаймленными на французский манер позолотой, высокие потолки были расписаны сюжетами из древнегреческой мифологии. Стол буквально ломился от всяческих яств, выложенных на серебряных блюдах. От яркого света множества свечей в подсвечниках и канделябрах у Офелии зарябило в глазах. Отражаясь в огромных настенных зеркалах, это свет ослеплял.
      Сестры почувствовали себя как бедные крестьянские девушки, очутившиеся в гостях у короля. Но это не поколебало их решимости сопротивляться.
      – Пожалуйста, не осуждайте эту несколько излишне пышную сервировку, леди, – произнес маркиз, отвесив им поклон. – Но слуги так обрадовались нашему возвращению в Лондон, что немного переусердствовали, накрывая на стол.
      «А где же маркиза?» – подумала Офелия, вспомнив, что хозяин дома говорил, что он вернулся домой вместе со своей женой.
      И тотчас же в столовую величественно вошла красивая высокая молодая дама с гладкими каштановыми волосами и умными голубыми глазами. Она была одета в светло-голубое платье, пошитое, несомненно, мастером своего дела, на плечи накинута шелковая шаль.
      – Позвольте мне представить вам свою супругу леди Гиллингэм, – напыщенно произнес маркиз. – Дорогая, у нас в гостях мисс Корделия Эпплгейт и мисс Офелия Эпплгейт.
      – Называйте меня просто Марианна, – проворковала маркиза. – Я рада, что мы вам помогли. Муж сказал мне, что вы волей судьбы очутились в стесненных обстоятельствах. Это верно?
      Сестры переглянулись, кивнули и молча сели за большой стол. Им было несколько странно слышать, что свои бесцеремонные действия маркиз счел едва ли не благодеянием. Откуда ему было знать, что они предпочли бы такой навязчивой благотворительности похищение их разбойниками с большой дороги? Очевидно, его не волновало их мнение о его возмутительном поступке. Он считал их неразумными детьми, которых надлежало направить на путь истины. Так или иначе, они чувствовали себя в его доме пленницами.
      – Его светлость оказал нам большую любезность, – промолвила наконец Офелия, сделав для храбрости глоток вина.
      Ужин тянулся мучительно долго. Маркиза начала вспоминать забавные происшествия, которые случились во время их путешествия. Офелия притворилась, что с интересом слушает ее. Хозяйка рассказала также гостьям кое-что о своей сестре и ее муже, проживающих в Бате.
      – Недавно она родила седьмого ребенка! Роды, к счастью, прошли удачно благодаря помощи опытной повивальной бабки. Малыш здоров, у его родителей все чудесно. Правда, моя сестра иногда жалуется, что он похож больше на отца, чем на нее, особенно подбородком и крупным носом.
      Офелия натянуто улыбнулась, не зная, что следует на это ответить, и в столовой повисла тишина. Офелия стала ковырять вилкой в овощном гарнире, не испытывая ни малейшего желания отведать какого-нибудь изысканного мясного блюда, приготовленного опытным поваром маркиза. Аппетит у нее вдруг совершенно пропал, равно как и желание соблюдать правила приличия, предписывающие расхваливать все яства и хотя бы делать вид, что ты их с удовольствием ешь.
      Когда терпение Офелии было готово лопнуть, леди Гиллингэм наконец встала из-за стола и, выразительно взглянув на сестер, произнесла обращаясь к супругу:
      – А теперь, милый, мы с юными леди перейдем в гостиную, оставив тебя здесь одного с бокалом портвейна и сигарой.
      Офелия и Корделия прошли в гостиную, находившуюся на втором этаже дома, просторную и великолепно обставленную, с паркетным полом, устланным ворсистым восточным ковром. Опустившись на диванчик, Марианна указала девушкам на стоявшие рядом кресла и, когда они сели, спросила:
      – А теперь расскажите мне откровенно, что происходит.
      Переглянувшись, сестры молча уставились на нее.
      Не могли же они сказать этой рафинированной светской даме, что маркиз фактически похитил их! Тем более что он выполнял волю их отца. Нет, определенно жаловаться было бессмысленно. Сестры снова обменялись многозначительными взглядами. Это не укрылось от внимания проницательной маркизы.
      – Так дело не пойдет! – заявила она. – Вы ведете безмолвный диалог подобно двум арабским джиннам, выпущенным из бутылей. Но я тоже хочу участвовать в вашей молчаливой беседе.
      Обескураженные ее словами, близнецы снова переглянулись.
      – Мы не хотели покидать дом викария, – воскликнула Корделия. – Там нам было спокойно и уютно.
      – Со стороны святого отца было очень благородно приютить вас у себя, – сказала маркиза. – Но в этом не возникло бы необходимости, если бы вы предварительно выяснили, где находится Гейбриел, в Лондоне либо в отъезде.
      В этом она была, безусловно, права. Выдержав паузу, маркиза продолжала:
      – Но вы, разумеется, не станете злоупотреблять его гостеприимством и продолжать обременять его своим присутствием. Ведь теперь вы можете погостить у родственников! Здесь вам будет не менее комфортно и спокойно.
      Она так мило улыбнулась, что Офелия почти уверовала в то, что они с сестрой – настоящий подарок для них с мужем. А их с сестрой грубоватые провинциальные манеры и непокорный норов – забавные пустяки, неспособные отравить хозяевам их праздник.
      – Я не уверена, что викарий тяготился нашим проживанием в его доме, – сказала Офелия, не решившись заметить, что их родство с маркизом весьма сомнительно.
      – За ужином мой супруг сказал, что вас нужно как можно скорее отправить обратно в Йоркшир, чтобы успокоить вашего больного отца, – промолвила маркиза. – Но я с ним не согласна. По-моему, в этом нет особой необходимости.
      – Вы так считаете? – разом спросили двойняшки, не ожидавшие, что найдется человек, способный перечить лорду Гиллингэму.
      – Вы проделали такой большой путь, – продолжала маркиза, – наверняка ваш отец не станет возражать против того, чтобы его любимые дочери познакомились с лондонским высшим светом. Естественно, под надлежащим присмотром. – Марианна улыбнулась и стала обмахиваться шелковым веером. – Мы напишем ему письмо с просьбой позволить вам остаться у нас еще на некоторое время. Скажем, на месяц или два. Сезон заканчивается, но можно посещать театр, совершать прогулки по парку, даже иногда бывать на званых ужинах и балах. Ну разве это не увлекательно?
      Стоило только ей упомянуть театр, как Офелия побледнела и вскочила с кресла. Корделия же выпалила:
      – Нет, это невозможно! Мы не осмелимся выйти в свет. Мы к этому не готовы. К тому же у нас нет достойных нарядов…
      – Это пустяки! – махнула на нее веером маркиза. – После продолжительного отсутствия в Англии мне необходимо обновить свой гардероб. За границей сейчас абсолютно другая мода. И я с превеликим удовольствием пройдусь по модным салонам вместе с вами, дорогие мои! Мне доставит огромную радость увидеть вас в роскошных нарядах. К тому же из путешествия по Европе я привезла множество подарков для своих бесчисленных родственников, сестер, племянников и племянниц. Для вас найдутся и роскошные шали, и шикарные отрезы шелка. Предлагаю вам вместе со мной разобрать мои дорожные сундуки и чемоданы. Это будет забавно.
      – Вы чрезвычайно добры, – промямлила Корделия.
      Офелия ограничилась вежливым кивком, хотя при иных обстоятельствах радости ее не было бы предела.
      – Неужели вас не радует возможность обзавестись новыми туалетами и отправиться в них на светский бал? – спросила маркиза. – Так в чем же дело? Уж не влюблены ли вы?
      – Нет, никаких любовных интрижек мы не заводили, – сказала Офелия, не желая, чтобы эта мысль укоренилась в голове их проницательной собеседницы. И как только ей удается видеть их с сестрой насквозь! – Дело в том, что я приехала в Лондон, чтобы осуществить здесь свою заветную мечту – стать актрисой. Но теперь меня лишили ее, поэтому мне совершенно не до веселья. Мне известно, что девушке из благородной семьи не подобает играть на сцене. Но я грезила театральной карьерой с детства и была так близка к воплощению своих грез в реальность! Меня приняли в труппу актеров, спектакль должен состояться уже через несколько дней. И если я не появлюсь на репетиции, то меня заменят другой актрисой. – Она замолчала и захлопала глазами, сдерживая слезы.
      В гостиной воцарилась тишина. Корделия пододвинулась поближе к сестре и пожала ей руку. Внезапно Марианна вкрадчиво произнесла:
      – Я разделяю ваше отчаяние, дорогая, потому что знаю, что такое неосуществленное заветное желание.
      – Что вы имеете в виду? – спросила Офелия, не ожидавшая услышать ничего подобного от маркизы.
      – Я всегда грезила путешествиями, мечтала увидеть другие страны. Но прозябала в четырех стенах и страшно переживала в связи с этим. А потом я влюбилась в Джона, который выбрался из своего имения в Лондон только потому, что решил жениться.
      – Он выбрал в жены вас?
      – Все было совсем не просто, – с улыбкой ответила Марианна. – Так или иначе, я знаю, как горько порой бывает женщине, столкнувшейся с ограничениями и запретами, налагаемыми на нее законами высшего общества, Я слышала о леди, бросивших вызов этим неписаным правилам и ставших актрисами. Мать одного из членов кабинета министров играла на сцене. Но к этому ее вынудила нужда, она рано овдовела и бедствовала, а ей нужно было кормить своих детей. Вы же молодая и незамужняя леди.
      – Но я намеревалась выступить на сцене в полумаске и под вымышленным именем! – воскликнула Офелия, воодушевленная неожиданной поддержкой. – Я выбрала псевдоним Лили Делак. Не правда ли, он звучит очень мило.
      Корделия закатила к потолку глаза. Марианна поджала губы и кивнула.
      – Разумная предосторожность, – сказала она. – Но публика быстро раскусила бы вас, несмотря на полумаску.
      – Но не раньше чем к концу сезона. Я же собиралась вернуться вскоре после дебюта в Йоркшир. – Офелия взглянула на маркизу с мольбой.
      – Я считаю, что вы имеете право воспользоваться своим шансом, дорогая, – подумав, промолвила маркиза. – Тем более что вы так рисковали и предприняли некоторые меры предосторожности, чтобы скрыть свое настоящее имя.
      Офелию окатила волна восторга. Но внезапно послышавшиеся шаги несколько остудили ее пыл. Обернувшись, она увидела входящего в гостиную маркиза и его спаниеля, виляющего хвостиком у ног своего хозяина.
      – О чем вы здесь секретничаете, дорогая? – спросил Джон.
      Маркиза протянула ему руку, он наклонился и поцеловал ее пальцы.
      – Мы говорили о дебюте мисс Эпплгейт на сцене, – сказала Марианна, когда супруг сел рядом с ней.
      – Об этой досадной оплошности теперь уже можно забыть, – промолвил лорд Гиллингэм беспрекословным тоном. – Я своевременно уберег ее от дальнейших необдуманных шагов.
      – А вот я думаю иначе, – спокойно сказала маркиза.
      – Но, Марианна! – взволнованно воскликнул маркиз. – Ее отец…
      Офелия затаила дыхание. Корделия оцепенела. Они молча переглянулись.
      – И что же именно говорит ее отец? – невозмутимо спросила маркиза.
      – Он написал Гейбриелу, что его дочери нуждаются в защите и опеке. Но поскольку Гейбриел в отъезде, эту просьбу выполнил я. – Маркиз взъерошил пальцами волосы и хмуро уставился на сестер.
      – Выходит, что теперь, когда ты выполнил его пожелание и привез девушек к нам, их отец может успокоиться, – сказала Марианна.
      – Как же я могу позволить им вернуться в театр?! – воскликнул маркиз. – Как известно, это сомнительное заведение работает без лицензии! Ты предлагаешь мне рисковать их безопасностью?
      – Но там нам ничто не угрожало, – вставила Офелия, однако маркиз продолжал негодовать, не обращая на нее внимания.
      – А также их репутацией! – пророкотал он.
      – Не волнуйся, дорогой, мы предпримем в связи с этим должные меры безопасности, – сказала маркиза. – Офелия долгое время мечтала стать актрисой. Теперь у нее появилась возможность попробовать свои силы на сцене. Это вовсе не минутный каприз! По-моему, жестоко лишать ее шанса осуществить свою заветную мечту. – В ее голосе ощущалась твердость алмаза, она спокойно вынесла тяжелый взгляд супруга и даже бровью не повела.
      Офелия на всякий случай прикусила язык, с замиранием сердца ожидая, что сейчас маркиз решительно заявит о своем главенствующем положении в этом доме и ответит жене отказом. Но этого не произошло. Маркиз стушевался и спросил:
      – Но что же мы сообщим ее бедному отцу? Ведь очевидно, что просто неприлично позволять девушкам благородного происхождения выступать в представлениях второразрядного мюзик-холла!
      – Бытует мнение, дорогой, что и молодой вдове не следует путешествовать одной по всему миру, – с улыбкой проворковала леди Гиллингэм, и ее глаза лукаво заблестели.
      Маркиз тотчас же смягчился и даже похорошел.
      Смущенная этой интимной сценой, Офелия отвернулась. Глядя на огонь в камине, она внезапно ощутила зависть к этим людям, влюбленным друг в друга. Доведется ли ей самой когда-нибудь испытать такую же сильную любовь? Вспыхнут ли и в ее груди подобные пылкие чувства к мужчине?
      Марианна бодро продолжила:
      – Итак, мы примем все необходимые меры предосторожности. Мисс Эпплгейт уже сделала в этом направлении некоторые верные шаги. Она будет выступать в полумаске.
      Выслушав ее доводы, маркиз попытался было возразить, но супруга снова взяла верх в их споре. Офелия и Корделия молчали, пораженные способностью Марианны укрощать своего грозного и могущественного супруга с помощью логики и женских чар. Офелии все еще не верилось, что ей позволят вернуться в театр. Корделия умоляла ее взглядом терпеливо дождаться исхода разговора супругов Гиллингэм. Офелия поджала губы и сцепила пальцы рук у себя на коленях.
      – В какое время в театре проводятся репетиции? – спросила у нее маркиза.
      – Обычно они начинаются в десять утра и продолжаются до пяти часов вечера, – чуть слышно ответила Офелия.
      – Тогда я не усматриваю никаких препятствий для твоего возвращения в театр! – сказала хозяйка дома. – Нам придется встретиться с модисткой пораньше, но это можно будет легко уладить. Когда начнутся спектакли, дело несколько осложнится. Но ведь немного опоздать на светскую вечеринку не такой уж и великий грех! – Она улыбнулась.
      – Разумеется, миледи, – покорно промолвила Офелия.
      – Я уверена, что в конце концов ты поймешь, что оказаться принятой лондонским благородным обществом для тебя гораздо важнее, чем пробовать свои силы на сцене, – добавила Марианна, выразительно посмотрев на нее.
      Офелия вежливо улыбнулась и покосилась на сестру. Корделия сидела с мечтательным видом, очевидно, предвкушая скорую встречу с Рэнсомом. Вот только станет ли он опекать ее, узнав, что они обрели могущественного покровителя в лице маркиза? Или же отвернется от нее? Если это случится, ее сердце будет разбито.
      Но так или иначе, уже завтра утром она, Офелия, вернется в театр и вновь приступит к репетициям. Если только мистер Неттлс уже не подыскал ей замену. А после репетиции ей необходимо проведать викария и все ему объяснить.
      Из размышлений Офелию вывел подозрительный шум, донесшийся снизу.
      – Что там происходит? – воскликнул маркиз и, встав с кресла, направился к дверям гостиной.
      На лестнице раздались торопливые шаги. Бесцеремонный посетитель не стал ожидать, пока его представит дворецкий, и сам ворвался в комнату. Это был, разумеется, Рэнсом Шеффилд. Застыв в дверях, он спросил громоподобным голосом:
      – Куда вы подевали сестер Эпплгейт, маркиз?

      Его серые глаза сверкали гневом, на лице читалась решительность, в руке он сжимал рукоять пистолета. Его разбойничий облик не вписывался в окружающее благолепие, выдержанное в золотистом и коралловом тонах. Все замерли, вытаращив на незваного гостя изумленные глаза.
      За спиной у Рэнсома появился дворецкий, сжимающий в руке канделябр. Его парик сдвинулся набекрень, очевидно, в результате короткой схватки с нарушителем порядка.
      – Я не смог остановить его, ваша светлость! – воскликнул он, размахивая канделябром. – Прикажете кликнуть на помощь лакеев? Они мигом выставят этого наглеца за дверь и передадут его в руки полиции.
      Рэнсом с ухмылкой покачал пистолетом в воздухе. Ни один мускул не дрогнул на его мужественном лице. Офелии подумалось, что эту сцену было бы неплохо включить в сценарий спектакля. Корделия же залилась румянцем и не сводила с Рэнсома восхищенных сверкающих глаз.
      – Как вы посмели ворваться в мой дом с оружием в руках? – пророкотал маркиз. – Я вызываю вас на дуэль! – Он шагнул вперед.
      – В любое время, милорд, – ответил Рэнсом. – Но сначала я хочу сопроводить юных леди в безопасное место.
      – Джон! – окликнула мужа Марианна. – Не горячись.
      – Не торопитесь, Рэнсом! – воскликнула Корделия.
      Но это не оказало на обоих мужчин ни малейшего воздействия. Они будто бы не слышали призывов женщин угомониться.
      – Леди уже находятся в безопасном месте, сэр! – заявил маркиз. – Как видите, они всем вполне довольны. Спросите об этом у них самих. А потом я убью вас!
      – Попробуйте! – холодно ответил Рэнсом.
      – Нет! – Корделия быстро поднялась с кресла и встала между мужчинами.
      – Все! Довольно! – решительно сказала леди Гиллингэм. – Я не желаю слышать ничего об убийстве. Мы культурные люди, давайте же поговорим спокойно и рассудительно.
      Рэнсом смерил ее удивленным взглядом и спросил:
      – Сколько же красавиц вам потребуется, милорд?
      Маркиз издал разъяренный рык, но его прервала маркиза, сочтя необходимым вновь вмешаться в мужской разговор:
      – Вам обоим лучше помолчать, господа! Корделия, будь добра, представь нам этого джентльмена. Пора перевести нашу затянувшуюся перебранку в русло светской беседы.
      Офелия посмотрела на сестру.
      – Лорд и леди Гиллингэм! Позвольте мне представить вам мистера Рэнсома Шеффилда. Это его кузен приютил нас с Офелией в своем доме. Сам же мистер Рэнсом любезно сопровождает нас в театр и опекает нас там в течение всего дня. Мистер Шеффилд, к вашему сведению, маркиз и его супруга доводятся нам дальними родственниками.
      – Так вы его жена? – удивленно глядя на Марианну, спросил Рэнсом.
      – Да, – с улыбкой ответила Марианна. – Не изволите ли присесть, мистер Шеффилд? Я распоряжусь, чтобы вам подали чаю!
      Она позвонила в колокольчик, в чем не было нужды, потому что дворецкий все еще стоял в дверях, ошарашенный неожиданным поворотом событий. Он недовольно закряхтел и ушел отдавать распоряжения служанке.
      Рэнсом убрал пистолет в карман, сел на стул и покосился на маркиза. Тот уселся в кресло и положил руки, сжатые в кулаки, на колени. Супруга многозначительно взглянула на него, и он неохотно разжал пальцы.
      – Коль скоро выяснилось, что произошло недоразумение, у вас отпала причина драться на дуэли, – сказала маркиза.
      Джон кивнул, и Рэнсом тоже.
      – Чудесно, – сказала Марианна. – Насколько я понимаю, вы встревожились, обнаружив, что кто-то увез этих девушек из театра, мистер Рэнсом?
      – Именно так, – подтвердил он и посмотрел на Корделию.
      Та покраснела от смущения и потупилась, сжав кулаки.
      – Они не оставили мне даже записки, – сказал Рэнсом. – И я подумал, что с ними приключилась беда.
      – Понимаю, – сказала Марианна. – Уверена, что сестры Эпплгейт рады, что у них есть столько заботливых друзей и родственников. Вы можете в любое время проведывать их в нашем доме.
      Корделия заметила лукавые искорки в ее глазах и покраснела еще гуще, предположив, что маркиза догадалась об их с Рэнсомом особых отношениях. Но это не омрачило ее радости от встречи с ним. Лицо ее сияло. Офелия вспомнила о Джайлзе и завистливо вздохнула.
      Служанка подала всем чаю и сладостей. Рэнсом сел за маленький столик вместе с сестрами и спросил:
      – Как вам удалось уговорить могущественного маркиза разрешить работать в театре?
      – Это я объясню вам позже, – прошептала Офелия. – Надеюсь, что и вы тоже будете там иногда появляться?
      Она спросила Рэнсома об этом ради Корделии, и та ответила сестре благодарной улыбкой.
      – Поскольку маркиз вряд ли станет регулярно сидеть по полдня в театре, тем более второразрядном, то мне придется делать это регулярно, – сказал Рэнсом, пряча улыбку. – Тем более что там у меня есть одно незавершенное дельце.
      – Вот и чудесно, – сказала Офелия. – Тогда мы спокойны. Пожалуйста, передайте своему брату викарию нашу глубочайшую признательность и сердечную благодарность. И объясните ему, что мы так стремительно исчезли не по своей воле.
      – Я непременно скажу ему все это сегодня же, – с важной миной ответил Рэнсом.
      На этом их короткий разговор закончился.

* * *

      На следующее утро Корделия и Офелия прикатили к театру в роскошной карете маркиза. На будущее он обещал арендовать для них более скромный экипаж, чтобы сестры не привлекали к себе излишнего внимания. Корделия искренне радовалась, что ей больше не придется пользоваться услугами наемных экипажей или ходить в театр пешком.
      Выйдя с помощью кучера из кареты, сестры постучались в дверь служебного входа. Привратник Нобби был очень удивлен, вновь увидев их на пороге театра.
      – Как? Вы уже вернулись? – спросил он.
      – Я не могу позволить себе пропустить репетицию, – бодро ответила Офелия.
      – А как же ваш богатый покровитель? Он уже устал от вас?
      – У нас с ним совершенно другие отношения, Нобби! Не такие, как ты думаешь, – сказала Офелия с упреком.
      – Он женат, – добавила Корделия. – И жена живет с ним в одном доме.
      – У него еще и жена есть? Можно только позавидовать такому бычьему здоровью! – Нобби расхохотался.
      Сестры негодующе фыркнули и проскользнули мимо него в коридор. Актрисы встретили в гримерной Офелию удивленными возгласами и пошлыми шуточками. Они тоже не ожидали, что она вернется в театр. Вскоре Офелия заглянула в мастерскую Корделии. В руках у нее был ворох одежды, нуждающейся в ремонте.
      – Эти стервы уже поделили между собой мои костюмы! – с хмурой миной сказала она. – Но я все у них отобрала. Теперь одежду надо подлатать и погладить. Ну, что скажешь?
      – Ты сильно переменилась с тех пор, как мы начали здесь работать, – задумчиво глядя на нее, – промолвила Корделия.
      – Это в каком же смысле? В том, что я стала грубее и упрямее? Только не надо учить меня хорошим манерам, Корделия! Просто кое-кто из актрис иногда чересчур наглеет, и мне волей-неволей приходится ставить их на место. Я не позволю, чтобы мной помыкали.
      – Разумеется, – согласилась с ней Корделия, пряча улыбку.
      – Подшей мне вот эту юбку в талии, а вот здесь чуточку подштопай. И пришей на место бант, одна дура умудрилась его оторвать, пока примеряла.
      – Я все быстро сделаю, – заверила ее Корделия.
      Внимание девушек привлек громкий топот ног на сцене и стук деревянных мечей. Это актеры, играющие стражников, репетировали схватку. За ними следовал женский танцевально-музыкальный номер. Офелия оставила одежду сестре и убежала.
      Корделия отложила в сторонку шитье и вышла в коридор. Через несколько минут по нему стали возвращаться в свою раздевалку вспотевшие и усталые мужчины в старинных доспехах. Первым шел, конечно же, Рэнсом Шеффилд. Корделия просияла.
      – Маркиз действительно ваш родственник? – без обиняков спросил он, подойдя к ней.
      – Да, хотя и седьмая вода на киселе, – ответила она. Он нахмурился. Она вздохнула и указала ему на табурет.
      – Разве кузен не говорил вам, что у нас в Лондоне есть дальний родственник? – спросила она, когда Рэнсом сел.
      – Викарий умеет хранить чужие тайны, этого у него не отнимешь, – ответил Рэнсом.
      – Надеюсь, что и вы будете держать рот на замке, – сказала Корделия, многозначительно взглянув на Рэнсома.
      – Вы можете полностью на меня положиться, – сказал он, задетый за живое ее недоверием.
      Корделия вкратце поведала ему историю их с Офелией бегства в Лондон из Йоркшира и объяснила, почему они фактически не знают своего сводного брата лорда Гейбриела Синклера.
      – Отец написал ему письмо с просьбой разыскать нас в Лондоне и вернуть домой, – завершила она свое печальное повествование, тяжело вздохнув.
      Рэнсом усмехнулся, окинул ироническим взглядом каморку и сказал:
      – Слава Богу, что ваш отец не видел, чем занимаются теперь его дочери. Одна латает ветхие костюмы, пригодные разве что для огородного пугала, другая задирает на сцене ноги и распевает пошлые песенки на потеху публике. Так почему же все-таки за вами приехал не ваш кровный брат, а маркиз Гиллингэм?
      – Он его старший брат. А сам Гейбриел сейчас отдыхает со своей семьей на юге Франции, – пояснила Корделия.
      – Теперь мне все ясно, – сказал Рэнсом.
      Корделия положила на колени шитье и промолвила, теребя пальцами ткань:
      – Когда вчера маркиз объявился в театре, чтобы забрать нас отсюда, мы с Офелией сильно перепугались. Она даже разрыдалась, бедняжка, подумав, что никогда больше уже сюда не вернется. А ведь она так давно мечтала стать актрисой! Однако, к нашему безграничному удивлению, леди Гиллингэм встала на нашу сторону и уговорила маркиза разрешить нам и дальше здесь работать. И еще она обещала ввести нас в лондонское высшее общество. У меня даже мурашки начинают бежать по коже, стоит лишь подумать об этом.
      Она нагнула голову и перекусила нитку, пытаясь не думать о том, как их встретят светские львицы, с каким высокомерием будут следить за каждым их шагом лондонские матроны, предвкушая удовольствие в том случае, если провинциалки допустят какой-нибудь нелепый промах.
      – Не волнуйтесь, все будет хорошо, – успокоил ее Рэнсом. – Вам пора начать получать удовольствие от вашего рискованного путешествия.
      – Но мы уже получаем его, – сказала Корделия. – Офелия просто на седьмом небе от счастья!
      – С ней все ясно, – сказал Рэнсом. – Она получит свою долю счастья, выйдя на сцену и заслужив аплодисменты публики. А что насчет вас, дорогая мисс Корделия Эпгшгейт? Неужели вас радует эта вонючая тесная каморка? Не пора ли вам подумать о себе?
      Он наклонился, и ей почудилось, что между ними вспыхнули искры. Она шумно и часто задышала, ощутив желание упасть в его объятия. Но тотчас же опомнилась и, отведя взгляд, тихо сказала:
      – Конечно, вы правы. Но я же не могла бросить Офелию! Эта работа меня не утомляет, а к игре на театральной сцене у меня никогда не было влечения. Я хочу сказать, что…
      – Не огорчайтесь, – сказал Рэнсом и встал. – К сожалению, мне надо идти. Если мне так и не удастся вскрыть этот проклятый замок в двери апартаментов управляющего…
      У него за спиной раздался какой-то слабый звук. Он резко обернулся. Сердце Корделии бешено заколотилось: неужели их разговор кто-то случайно подслушал?
      Но тут к ее ногам подкатился выцветший мячик.
      – Мистер Друид! – облегченно вздохнув, воскликнула она.
      Однако Рэнсом с хмурым видом схватил щуплого фокусника за руку и, подтянув его к себе, строго спросил:
      – Ты подслушивал? Смотри у меня, уши оборву!
      – Нет, я всего лишь искал уголок, чтобы потренироваться в своих трюках, – спрятав остальные мячики в карман, сказал циркач. – Девушки меня прогнали, а мужчины стали швырять в меня свои деревянные мечи, крича, что я действую им на нервы. Вот я и пришел сюда, здесь тихо и спокойно. – От волнения на лбу у него даже выступила испарина. – Послушайте, – внезапно сказал фокусник, – если надо открыть какую-нибудь запертую дверь, я вам помогу. Я могу легко вскрыть любой замок.
      – Где же ты научился этому искусству, приятель? – вскинув бровь, спросил у него Рэнсом Шеффилд. – Или это тоже входит в твои трюки?
      – В некотором смысле да, – застенчиво опустив глаза, ответил фокусник. – В жизни все может пригодиться. Замки я научился вскрывать еще в детстве. Ведь я рос на улице, был карманным воришкой. Но меня схватили за руку и отправили в исправительный дом. – Ресницы мистера Друида задрожали, он тяжело вздохнул от неприятных воспоминаний. – Не очень-то уютное местечко, должен я вам сказать. Там надо мной издевались и стражник, и заключенные.
      – А вот подробности можешь опустить, – сказал Рэнсом.
      – Не хотелось бы мне снова там очутиться, – сказал Друид. – Но в тюрьме я познакомился с фокусником, оказавшимся там, как он утверждал, по недоразумению. Он смешил всех своими трюками, мне тоже хотелось, чтобы люди смеялись, а не орали на меня. И я уговорил его обучить меня своему искусству. Он многому научил меня, я стал практиковаться, времени для этого у меня было достаточно. Выйдя на свободу, я перестал лазить по карманам, взял себе псевдоним и начал ездить по разным городам и выступать на улице перед прохожими. И вот теперь я в этом театре.
      – Но тогда тебе нельзя рисковать своей карьерой! – встревоженно сказала Корделия.
      – Один раз можно и рискнуть ради благого дела, – пробормотал Рэнсом. – Он только вскроет замок, остальное доделаю я сам. Но сделать это надо непременно. – Он помрачнел.
      – Я вскрою для вас замок, – сказал трюкач. – Я обязан вам этой работой. – Он благодарно взглянул на Корделию. – Вы помогли мне, когда у меня в кармане не осталось ни пенни.
      – Но только с условием, что ты, Рэнсом, не подвергнешь его большому риску, – строго сказала Корделия.
      Рэнсом ответил ей ледяным взглядом.
      – Мы еще вернемся к этому вопросу позже, Друид, – сказал он. – Только никому не говори об этом!
      – Ну что вы! Я буду нем как рыба! Ну, а пока я, пожалуй, вернусь в гримерную и немного попрактикуюсь там, воспользовавшись тем, что актрисы ушли на сцену. – Он кивнул Рэнеому и Корделии и исчез.
      Когда он ушел, Корделия набросилась на Рэнсома с упреками.
      – Как же ты посмел подвергнуть этого бедолагу риску?
      – Он всего лишь поможет мне проникнуть в апартаменты Неттлса, – пожав плечами, сказал Рэнсом. – Потом он уйдет, и я сам пороюсь в вещах управляющего. Мне позарез нужна эта проклятая табакерка.
      – Почему она так важна для тебя? – спросила Корделия.
      – Это не моя тайна, – насупив брови, ответил он.
      – А откуда мне знать, что ты не обыкновенный воришка? – прищурившись, спросила Корделия.
      – Думай что хочешь, – холодно ответил он, повернулся к ней спиной и ушел.
      Корделия от огорчения уколола себе иглой палец, но закусила губу и стала шить, стараясь не думать о ссоре с Рэнсомом. Ей не хотелось верить, что он обыкновенный вор. Но упорство, с которым он пытался проникнуть в жилые комнаты Неттлса, не могло не насторожить ее. Неужели маленькая табакерка стоит того, чтобы рисковать из-за нее свободой?
      Рэнсом спас их от уличных негодяев, сопровождал в театр – в общем, вел себя благородно. Нет, определенно воры так себя не ведут! Следовательно, у него имеется какая-то веская причина, чтобы нарушить закон. Он сказал, что это не его тайна. Тогда чья же? Уж не его ли младшего брата, залезшего ночью к ней в постель? Неужели он рискует ради этого придурка? Но что общего может быть между управляющим театром и Эвери Шеффилдом? Все эти вопросы пока оставались без ответа.
      Корделия вспомнила, что обещала сестре починить ее костюм, и выловила ее платье из корзинки, чтобы тотчас же взяться за работу. Но даже во время шитья она продолжала размышлять над множеством возникших у нее вопросов.
      К концу репетиции работа была закончена. Корделия взяла костюм с собой домой, чтобы постирать и выгладить.
      У входа в театр их ожидала роскошная карета маркиза. Окинув насмешливым взглядом запыленное простенькое платье Корделии, кучер подчеркнуто любезно подал ей руку и помог сесть в экипаж. Следом туда самостоятельно залезла и Офелия.
      Входя в двойные двери шикарного особняка маркиза, Корделия поймала себя на мысли, что она бы с радостью вернулась в скромный домик викария. По выражению лица Офелии она догадалась, что и сестра думает о том же.
      На лестничной площадке их встретила хозяйка дома.
      – Наконец-то вы вернулись, – сказала она. – В ваше отсутствие я позволила себе посетить несколько магазинов. Если что-то из купленного вам не понравится, я верну отрезы продавцу. Утром придет модистка, чтобы снять с вас мерки.
      Не ожидав от маркизы такой прыти, сестры остолбенели.
      Маркиза сопроводила их в гостиную, где на диване лежала груда рулонов и отрезов ткани – тончайшего шелка и великолепного атласа разных расцветок. Рядом красовались кружева, пуговицы, броши и прочие аксессуары. Глаза Офелии округлились, а у Корделии они едва не вылезли из орбит.
      – Это чересчур щедро с вашей стороны, миледи, – сказала Корделия.
      – Ерунда! – сказала маркиза. – У юных леди должен быть большой гардероб. Светское общество очень придирчиво к новичкам, учтите это! Ну, выбирайте себе ткань для своих нарядов, красавицы! – Она улыбнулась.
      Корделия робко протянула руку к штуке шелка цвета морской волны. Ткань оказалась приятной на ощупь. Корделия дотронулась до нее только одним пальцем и тотчас же отдернула руку, боясь испачкать дорогую материю.
      – Либо мы попали в рай, – прошептала Офелия, – либо я сплю и вижу чудесный сон.
      – Я рада, что вам все понравилось! – рассмеявшись, сказала Марианна. – В четверг я даю званый ужин для близких знакомых. Почему бы вам не пригласить на него викария и его кузена в знак благодарности за их заботу о вас?
      – Прекрасная мысль, – сказала Офелия не раздумывая. – Мы у вас в вечном долгу, Марианна. Вряд ли мы сможем когда-нибудь вас отблагодарить.
      – Мне и не надо никакой благодарности от вас, – с хитрой улыбкой сказала она. – Вы избавили меня от скуки! И от выслушивания брюзжания моего супруга, который ненавидит городской шум, смог и толчею на улице. Он заметно повеселел с вашим появлением в нашем доме, уже не скучает по усадьбе.
      В правдивости последнего утверждения Корделия усомнилась, но благоразумно промолчала. Однако ей хотелось задать маркизе другой важный вопрос. Выдержав паузу, она сказала:
      – В доме викария живет еще один его кузен, Эвери. Могу ли я пригласить его на ужин? Если это вас не обременит, разумеется.
      – Конечно, можете, моя дорогая! Это нас ничуть не затруднит! – воскликнула маркиза, умело скрыв любопытство, промелькнувшее в ее глазах.
      Офелия удивленно покосилась на Корделию, но та предупредила ее вопрос выразительным взглядом: дескать, я объясню тебе все позже. Офелия похлопала глазами и принялась осматривать рулоны материи.
      Перед тем как лечь спать, Офелия зашла к сестре.
      – Зачем ты хочешь пригласить сюда Эвери? – спросила она.
      – Чтобы выяснить, какое он имеет отношение к табакерке, которую безуспешно пытается выкрасть из комнаты Неттлса Рэнсом, – ответила Корделия, наморщив лоб.
      – Этот сюжет надо непременно обыграть в моей пьесе, – заявила Офелия, просияв.
      – Даже не думай! – вскричала Корделия. – Ведь я пока еще ни в чем не уверена. Просто мне пришло в голову попытать удачи, воспользовавшись удобным случаем.
      – Прекрасная идея, – сказала Офелия. – Ее я непременно использую в своей следующей пьесе. Ты же не станешь возражать, дорогая? – Она рассмеялась, звонко и громко, как ребенок. – Если хочешь, я прочту тебе несколько строк. Не дуйся на меня! Лучше послушай.
      Офелия продекламировала строки, которые она сочинила и добавила к тексту пьесы. Корделия сказала:
      – Не надо слишком часто вносить в текст дополнения и менять уже написанное. Ты и так уже путаешь слова. Остановись наконец на каком-то одном варианте и выучи его назубок.
      – Пожалуй, ты права, – согласилась Офелия. – Но разве сделанные мной изменения не улучшили пьесу?
      – Разумеется, улучшили! В этом нет никаких сомнений, – сказала Корделия и широко улыбнулась.
      Офелия порывисто обняла ее и ушла в свою комнату.
      На следующее утро, точно в назначенное время, приехала модистка, чтоб снять с девушек мерки. Но семья все еще сидела в столовой за столом и доедала яичницу с ветчиной. Мысль о нарядах из тончайших цветных тканей только прибавила сестрам аппетита. Они за обе щеки уплетали завтрак, позабыв обо всех проблемах.
      Представляя себя в новом красивом платье, Корделия вспоминала Рэнсома Шеффилда, которого она собиралась пригласить в четверг на званый ужин. Любопытно, думала она, вытянется ли у него от удивления лицо или же оно останется бесстрастным? Взглянет ли он на нее с восхищением или же насмешливо смерит циничным взглядом своих серых глаз? От волнения сердце у, нее в груди застучало быстрее, а ноздри чувственно затрепетали.
      После снятия мерок двойняшки накинули на плечи шали и отправились в театр в нанятом специально для них приличном экипаже. Холодный ветер гнал по мглистому небу темные тучи. Но пасмурная погода ничуть не омрачила Офелии настроение. Она была бодра и весела.
      – Я взяла из дома выстиранные и выглаженные сценические костюмы, – хлопнув по узелку у нее на коленях, сказала она сестре. – Если только кто-то еще раз к ним хотя бы прикоснется, я повыдергиваю нахалке все волосы.
      Корделия улыбнулась.
      В театре сестры расстались. Корделия отправилась в свою каморку штопать костюмы актеров, Офелия же пошла в гримерную. Надев передник, Корделия с головой ушла в работу. По коридору мимо швейной мастерской несколько раз прошел Рэнсом. Но он только поприветствовал ее издали кивком и не проронил ни слова.
      Корделия притворилась, что это ее совершенно не задело, хотя внутри у нее все кипело от досады. Время тянулось томительно медленно, и, как ни убеждала она себя, что странная молчаливость Рэнсома ее не волнует, ее возмущение его нарочито бесстрастным поведением нарастало. В этот день он так и не зашел к ней.
      На следующий день история повторилась. Вдобавок сестры терзались сомнениями, что их платья будут готовы к званому ужину. Но оказалось, что волновались они напрасно, в ателье модистки работало много портних, и они уложились в срок. Когда в четверг Офелия и Корделия, возвратившись из театра домой, вошли в вестибюль, то первым делом спросили у дворецкого, доставлены ли уже их наряды.
      – Да, – ответил он, подумав. – Посылки ожидают вас наверху, в ваших спальнях.
      Офелия даже взвизгнула от радости, готовая расцеловать дворецкого.
      Корделия же едва не бросилась ему на шею.
      Очевидно, почувствовав это, он отошел от них на пару шагов. Тогда сестры взялись за руки и закружились по холлу, пол которого был покрыт черно-белой мраморной плиткой.
      – Давай же наконец посмотрим на обновки! – воскликнула Корделия и увлекла ее за собой вверх по винтовой лестнице.
      Наверху они разошлись по своим комнатам. Оказалось, что служанка уже вскрыла посылки и выложила платья на кровати.
      Корделия ахнула от восторга, увидев свою первую обновку за несколько лет.
      Пошитое из тончайшего шелка цвета морской волны, платье было отделано белым кружевом у выреза на шее и шелковыми розочками по кромке подола. Ничего более прекрасного Корделия в жизни не видела.
      Раздавшиеся из коридора ликующие вопли сестры подтвердили, что модистка угодила и ей. Корделия же надолго онемела от восторга и только спустя несколько минут осмелилась погладить юбку ладонью, представляя, какие ощущения вызовет у нее соприкосновение гладкой материи с ее нежной кожей.
      В комнату влетела Офелия, держа в руках золотистое платье, отделанное роскошным кружевом того же цвета. Оно выгодно подчеркивало красоту ее глаз и волос.
      – Восхитительная вещица! – сказала Корделия. – Тебе это платье будет к лицу.
      – Как и твое – тебе, – сказала сестра. – Не могу дождаться вечера! Как ты думаешь, кузены придут?
      – Марианна и Джон отправили им приглашения, – сказала Корделия. – Нам пора начать готовиться.
      – Да! – согласилась Офелия. – Нужно быстренько привести себя в порядок.
      Она убежала, прижимая новое платье к груди, и в дверях комнаты Корделии вскоре появилась служанка, неся таз с горячей водой.
      Вымывшись с лавандовым мылом, Корделия уселась напротив камина и стала расчесывать влажные волосы, наслаждаясь теплом и покоем. Ей почему-то вспомнился лорд Гейбриел Синклер, ее сводный брат, который еще в юности неожиданно покинул дом маркиза и отправился путешествовать по свету. С тех пор он вел самостоятельную жизнь. Интересно, подумала Корделия, как он теперь выглядит?
      Старшая сестра Корделии, Джулиан, которая первой из всех сестер Эпплгейт приехала в Лондон, утверждала, что ему пришлось хлебнуть лиха. В отличие от лорда Гиллингэма Гейбриел хорошо знал, что такое бедность. А вот супруга маркиза не всегда купалась в роскоши. Как и Марианна. Теперь сладость богатства вкусили и они с Офелией. Разумеется, благодаря щедрости добросердечной хозяйки дома. Какая же она, однако, удивительная женщина!
      Взгляд Корделии случайно упал на циферблат каминных часов, и она спохватилась, что слишком размечталась.
      В дверь постучали. Корделия вскочила со стула.
      Вошла Офелия, одетая в халат и с новым платьем, перекинутым через руку, и спросила, не нуждается ли сестра в ее помощи.
      С детства привыкшие расчесывать друг другу волосы и помогать– одеваться, близнецы и теперь сами умылись и оделись. Офелия тараторила без умолку. Корделия же хранила молчание. Офелия надела коралловые бусы, Корделия нефритовые подвески. Когда в спальню вошла Марианна, она с улыбкой воскликнула:
      – Вы обе выглядите прекрасно, милочки!
      – Это все только благодаря вашим щедрым подаркам, – сказала Корделия.
      – Вы так добры к нам, – промолвила Офелия, обнажив в улыбке свои ровные жемчужно-белые зубы.
      – Мне приятно видеть вас такими нарядными и красивыми, – сказала Марианна, улыбнувшись ей в ответ. – Нам пора спуститься в гостиную, по-моему, уже прибыли первые гости.
      У Корделии екнуло сердце, она покосилась на Офелию, как бы спрашивая у нее взглядом, одобрят ли Шеффилды их новые наряды. Офелия широко улыбнулась и, кивнув, последовала за Марианной по коридору и вниз по лестнице в гостиную.
      – Если только Джайлз не выразит восхищение моим платьем, – прошептала Офелия, – он очень пожалеет об этом. Я заставлю его вспомнить, что он в первую очередь мужчина, а уже потом – викарий.
      Корделия хихикнула, зная, что у сестры это получится.
      Первыми гостями, о прибытии которых торжественно объявил дворецкий, оказались друзья Синклеров. За ними приехали граф и графиня. Сестры начали волноваться, но виду не подавали, улыбались и жизнерадостно разговаривали с важными персонами, которым их представляли.
      Наконец в дверях возникли знакомые фигуры кузенов. Первым в гостиную вошел Рэнсом Шеффилд, его братья – следом. Одетый в смокинг, Рэнсом выглядел безупречно. Однако лицо и глаза оставались холодными и непроницаемыми. Тем не менее Корделия обрадовалась его приезду.
      Он поклонился маркизу и его супруге и подошел к Офелии и Корделии.
      – Добрый вечер, мистер Шеффилд, – пролепетала она, побледнев от волнения, и взглянула ему в глаза. Они потеплели.
      Офелия нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, ожидая встречи с Джайлзом. Рэнсом, поклонившись Корделии, подошел к ее сестре и поприветствовал ее. Корделия же обменялась любезностями с Джайлзом и Эвери. Молодой человек подмигнул ей и лукаво ухмыльнулся. Иного от него она, впрочем, и не ожидала.
      Сев за стол, Корделия обнаружила, что рядом с ней сидит Рэнсом Шеффилд. Ее сердце затрепетало. Боже, что же теперь будет! Все поплыло у нее перед глазами, она оцепенела. Словно сквозь вату она слышала, как сидевший напротив нее щеголеватый молодой человек рассуждает о новых веяниях мужской моды. Когда он стал говорить о головных уборах, Корделия, сама того не желая, вдруг вставила:
      – По-моему, особым шиком будут считаться шляпы ярко-желтого цвета. Кстати, черепаховый суп просто объедение, будет жаль, если он у вас остынет.
      Модник спохватился и, умолкнув, поднес ложку ко рту. Рэнсом Шеффилд сардонически ухмыльнулся.
      – Я рада, что вы удосужились почтить нас своим присутствием, – сказала Корделия приторным голоском.
      – Мне тоже чрезвычайно приятно снова видеть вас, – ответил он. – Я вижу, вы здесь неплохо устроились. Купаетесь в роскоши! – Он окинул многозначительным взглядом роскошное помещение с высоким потолком и причмокнул губами. – Здесь просторно, как в церкви.
      – Мы с Офелией готовы в любую минуту вернуться в дом викария, – прошептала Корделия в ответ на это. – Роскошь нас абсолютно не привлекает, хотя мы и благодарны хозяевам этого дома за их гостеприимство. Однако это вовсе не означает, что мы забыли своих старых друзей. Особенно того из них, кто спас нас от беды на лондонских улицах в день нашего приезда в этот город.
      – Я не напрашиваюсь на вашу очередную благодарность, – сказал Рэнсом. – Но меня глубоко поразило, что вы с сестрой вернулись в театр. Зачем вам работать там, коль скоро вы уже ни в чем не нуждаетесь? Какая надобность ежедневно ездить в этот балаган?
      – Я полагала, что вы знаете, насколько важно для Офелии попробовать свои силы на сцене! – воскликнула Корделия.
      – Ее чрезмерные амбиции мне хорошо известны. Но что движет вами? Почему вы, мисс Эпплгейт, прозябаете в каморке, штопая одежду актеров? Какое вы находите в этом удовольствие? – Он прищурился и пронзил ее испытующим взглядом, от которого по спине у нее побежали мурашки.
      – Вам, очевидно, чуждо понятие альтруизма, мистер Шеффилд, – сказала Корделия, зачерпнув десертной ложечкой немного воздушного пудинга и сдерживая желание швырнуть им Рэнсому в лицо. – Вы, конечно же, снова станете убеждать меня в необходимости больше заботиться о себе. Но по-моему, в театре есть нечто такое, что влечет меня к нему так же сильно, как и Офелию.
      Выпалив все это, она уткнулась в тарелку и краем глаза увидела, что дородная дама, сидящая рядом с Рэнсомом по его другую руку, энергично обмахивается веером и подает ему знаки поговорить с ней. Пока он любезно беседовал о чем-то с этой матроной, Корделия сосредоточилась на угощении, приготовленном первоклассным поваром маркиза. Но процессу поглощения всех этих лакомств мешала болтовня молодого человека, сидевшего напротив нее: он принялся расхваливать достоинства своего портного и хвастать своим роскошным гардеробом. Время от времени Корделия рассеянно кивала, имитируя свое участие в этом пустом разговоре. Юного франта, однако, это вполне устраивало.
      С огромным сожалением Корделия встала наконец из-за стола и вместе с остальными дамами перешла в другую комнату, оставив Рэисома в мужском обществе. Поговорить толком им за ужином так и не удалось, хотя она и успела сказать ему перед уходом пару слов.
      Офелия сияла от счастья, за столом она не теряла времени даром и вволю наговорилась с Джайлзом. Подсев к сестре, она прошептала:
      – Он признался, что скучает по мне! И сказал, что в этом платье я напоминаю ему нежную астру в пору осеннего листопада. Ах, как я рада, как я рада!
      Корделия снисходительно улыбнулась и постаралась не омрачать сестре ее приподнятое настроение остаток вечера.
      Но это за нее сделала одна из молодых леди, мисс Харди, которая внезапно завела разговор о театре.
      – Вы слышали, что в театре на Мэлори-роуд ставят новую пьесу? – обмахиваясь веером, спросила она.
      Офелия выпрямилась, собираясь ответить ей, но Корделия упредила ее и вежливо поинтересовалась:
      – И что же это за пьеса?
      – Она ничего особенного сама по себе не представляет, обыкновенное увеселительное представление для тех, кто не может позволить себе посещать королевский театр «Друри-Лейн», – сказала мисс Харди. – Интрига не в этом! Угадайте, кто будет играть одну из вторых ролей?
      – Обезьяна-людоед! – предположила одна из дам.
      – Розовый слон! – воскликнула другая шутница.
      – А вот и нет! Вы никогда не угадаете сами! На следующей неделе состоится премьера. И в ней будет дебютировать леди благородного происхождения! Вы представляете, какой разразится скандал в высшем свете?
      Корделия оцепенела. Офелия раскрыла рот.

      Все тело Корделии охватило тревожной дрожью. Офелия вытаращила на мисс Харди глаза. Надеясь, что их собеседницы истолкуют ее странную реакцию как удивление, Корделия сказала:
      – Этого не может быть! Кто вам это сказал? Нет, определенно это просто очередная нелепая сплетня.
      – Я сейчас точно не помню, кто сообщил мне эту потрясающую новость, однако обязательно схожу на спектакль. Говорят, что все билеты на премьеру уже распроданы, а цена мест в ложе взлетела до небес, – сказала мисс Харди.
      Дамы принялись оживленно обсуждать невероятную новость. Бледная как мел Офелия помалкивала. Как и ее сестра.
      Когда к дамам присоединились джентльмены, Корделия отвела Офелию в сторонку и шепотом спросила:
      – Что же нам теперь делать? Тебе придется отказаться от участия в спектакле.
      – Нет! Ни за что! – ответила Офелия едва слышно.
      – Но что же нам делать с просочившимися из стен театра слухами? Ты не можешь рисковать своей репутацией! Представляешь, что случится, если тебя узнают?
      – Но пока еще мое имя сплетникам неизвестно! – возразила Офелия. – А в программке я буду указана под псевдонимом.
      – Право же, Офелия, по-моему ты заблуждаешься.
      – Тише!
      Офелия заметила приближающуюся к ним группу мужчин.
      Корделия натянуто улыбнулась им и быстро поменяла тему, решив поговорить всерьез с сестрой позже, когда им никто не будет мешать.
      Заинтересовавшись симпатичными двойняшками, джентльмены, проходившие мимо, стали делать им пошлые комплименты, смаковать их внешнюю схожесть и шутить по поводу их одежды: дескать, только благодаря ей девушек и можно отличить друг от друга.
      Пока Офелия парировала их язвительные замечания, отвечая с завидной находчивостью колкостью на колкость, Корделии вдруг вспомнилось, что Рэнсом Шеффилд их с сестрой почему-то ни разу не перепутал. Как же ему это удавалось?
      Быть может, он уловил какую-то ее особенность, лучше понял ее натуру?
      Офелия наконец отбилась от ловеласов и направилась к викарию, стоявшему рядом с маркизой в дальнем конце комнаты. Следом пошла и Корделия, сильно огорчив своих поклонников. Один из них заметил в связи с этим:
      – С вашим уходом звезды на небосклоне померкнут! И нам останется только выть от отчаяния на луну и проклинать свою жалкую участь. Вернитесь же к нам скорее, несравненная Венера! – Он отвесил ей шутовской поклон.
      Корделия чуть заметно улыбнулась, отметив, что до Шекспира ему далеко, и замедлила шаг. Ей в голову пришла мысль воспользоваться удобным случаем и поговорить. с глазу на глаз с самым молодым из трех кузенов Шеффилд – Эвери.
      Он разговаривал о чем-то с какой-то привлекательной дамой в розовом платье. Корделия подошла к ним и мило улыбнулась игривому юноше. Тот мгновенно переключил на нее все свое внимание. Его румянощекая собеседница наморщила носик, усыпанный веснушками, и отправилась на поиски другого кавалера.
      – С вашей стороны было чертовски любезно пригласить и меня на эту славную вечеринку, – сказал со свойственной ему непосредственностью Эвери. – Не отпирайтесь, это была ваша инициатива. Вы даже представить себе не можете, как я вам благодарен. Мне осточертело сидеть днями и ночами на чердаке. А мой братец не позволял мне даже сходить в игорное заведение или в бар и немного там развлечься.
      – Я вам искренне сочувствую, – сказала Корделия, – вы, наверное, умирали от одиночества и скуки. И как долго еще вам придется вести такой унылый образ жизни?
      – Почем же мне знать? Рэнсом до сих пор не нашел ту проклятую безделицу. Каким же я был глупым бараном! Я сам все себе испортил! – воскликнул молодой человек.
      – Так вы потеряли эту табакерку? – с невинным видом поинтересовалась Корделия. – Но что же в ней такого необыкновенного? Почему вы терпите из-за нее такие лишения?
      – Вы знаете о табакерке! А Рэнсом постоянно внушает мне, что нужно держать язык за зубами и никому о ней не рассказывать. А сам, оказывается, уже поделился этим секретом с вами. Да, вернуть эту вещицу оказалось гораздо сложнее, чем мы поначалу предполагали. Ах, какой же я дурак!
      – Но при каких обстоятельствах вы ее потеряли? – спросила Корделия тоном участливой старшей сестры.
      Очевидно, это подействовало на юношу, уставшего сидеть взаперти, и он излил ей душу.
      – Все началось с одной моей интрижки с дочерью хозяина трактира в Оксфорде. Она закончилась не очень красиво, поэтому я бы предпочел опустить детали той истории, – выпалил молодой вертопрах. – Вы не возражаете?
      – Если вам это неприятно, можете не углубляться в подробности, – сказала Корделия.
      Эвери с облегчением вздохнул и продолжал исповедоваться:
      – Короче говоря, меня посадили под домашний арест и запретили шляться по злачным заведениям. Рэнсом решил направить меня на истинный путь и заставил исполнять разную физическую работу в доме викария и в саду. Это стало своеобразным наказанием мне за мои прегрешения. Постепенно я подружился с другими работниками и от них узнал жуткие вещи о том, что сейчас творится на фабриках. Оказывается, там используется детский труд!
      – Да, я тоже кое-что слышала об этих безобразиях, – сказала Корделия.
      – И вот недавно я случайно узнал, что лидеры движения в защиту прав трудящихся хотят организовать марш протеста. Эта идея мне понравилась, и я решил примкнуть к этому шествию, хотя сам никогда не работал на фабрике.
      – И вы вместе с рабочими вышли на демонстрацию? – спросила Корделия.
      – Да, конечно! Хотя, честно говоря, там было больше тех, кто остался без работы, получив увечье или же будучи уволенным из-за того, что на его место взяли ребенка. Видели бы вы, какие у них страшные шрамы на руках и лицах! Так вот, нам тогда не повезло: хотя все началось мирно и спокойно, потом все вышло из-под контроля, некоторые из участников марша, вероятно, пьяные, стали швыряться камнями. Как на грех из Уайтхолла выехал в карете наследный принц. Один из камней угодил в его экипаж. Возник переполох… Набежали стражники!
      – Боже, какой ужас! – воскликнула Корделия.
      – Нападение на принца считается тяжким государственным преступлением, – помрачнев, добавил молодой человек. – Камнем было разбито стекло кареты будущего монарха. Демонстрантов арестовали, в их числе и меня.
      – Вы тоже швыряли камни в карету наследного принца? – вытаращив глаза, спросила Корделия.
      – Разумеется, нет! Уж не настолько я глуп! Но на суде один мельник, чтоб ему пусто было, дал ради спасения своей подлой шкуры против меня ложные показания. Ему это, правда, не помогло, его все равно повесили. – Эвери тяжело вздохнул.
      – Разве нельзя было убежать, воспользовавшись суматохой, когда стражники стали разгонять толпу? – спросила Корделия.
      – С какой стати мне было бежать? Я же ни в чем не виновен! Шеффилды не убегают перед лицом угрозы, – вздернув подбородок, ответил Эвери.
      – Значит, вы остались там стоять и дождались, пока вас арестовали, – покачав головой, промолвила Корделия.
      – Меня обвинили во множестве преступлений, – нахмурившись, произнес юноша. – Я пытался растолковать этим тупицам, что ни в чем не виновен, однако они и слушать меня не стали. Вот так я и очутился в темнице.
      Он взял у лакея с подноса бокал вина и сделал большой глоток. Его примеру Корделия следовать не стала.
      – Ну и что же случилось дальше? – вкрадчиво спросила она.
      – Тюрьма, скажу я вам, отвратительное место, – продолжал рассказывать молодой человек. – Хотя меня и поместили в отдельную камеру, я едва там не умер от скверной пищи и вони. И вот, уже ощущая холодное дыхание смерти, я решил написать письмо принцу и принести ему свои извинения. Что я и сделал.
      – Понимаю, – промолвила со вздохом Корделия.
      – Написав его, я выпил вина и крепко уснул. Настолько крепко, что не проснулся даже, когда ко мне пришли стражники, чтобы сообщить мне, что дело против меня прекращено ввиду отсутствия доказательств моей вины.
      – О Боже! – вырвалось у Корделии. – И они увидели ваше покаянное письмо на столе?
      – Слава Богу, нет! Его спрятал в ту проклятую табакерку, мой лакей Хелборн, которого впустили ко мне ввиду моей болезни. Иначе бы меня тотчас же отправили на виселицу. Он свернул письмо таким образом, что оно поместилось в табакерку, подаренную мне моим дедушкой. Я всегда носил ее в кармане. Когда стражники сказали что я свободен, лакей волоком вытащил меня на волю.
      – Какой он, однако, молодец! – сказала Корделия.
      – Старина Хелборн пытался связаться с моим братом и привести меня в чувство, но я спал как убитый. А когда проснулся, то на радостях тотчас же отправился в кабак, где вдребезги напился и потерял табакерку. Вернее будет сказать, мисс, я продул ее в карты мистеру Неттлсу. – Эвери горестно покачал головой.
      Корделия всплеснула руками.
      – Да, мисс Эпплгейт, я понимаю, что допустил непростительную ошибку. Но откуда же мне было знать, что в табакерке спрятано компрометирующее меня письмо? Теперь Рэнсом ежедневно выговаривает мне за эту глупость и не выпускает меня из дома, опасаясь, что меня случайно схватят стражники. Только после моих долгих уговоров он сегодня смягчился и позволил мне поехать на этот званый ужин. Надеюсь, что в доме маркиза меня не арестуют. – Эвери глупо улыбнулся.
      Корделия смотрела на него с плохо скрываемым ужасом. Как он мог спокойно спать после всего случившегося с ним? Теперь ей стало ясно, почему Рэнсом не хотел раскрывать эту тайну. Понизив голос, она сказала:
      – Ради Бога, Эвери, никому не рассказывайте эту жуткую историю!
      – Но вам-то она уже известна, – сказал он, ухмыльнувшись.
      – Я буду помалкивать. И вы тоже держите рот на замке! – прошептала Корделия.
      – Разумеется! Давайте-ка послушаем, как вон та симпатичная девушка играет на фортепиано! С вами мне флиртовать запрещено, а у нее такие игривые глазки! – воскликнул Эвери.
      Вместе с облегчившим душу молодым ловеласом Корделия подошла поближе к музыкальному инструменту, на котором играла миловидная юная особа, и стала слушать, как она поет балладу.
      Но думала Корделия при этом о стоявшем рядом молодом повесе Рэнсоме. Почему он запретил Эвери ухаживать за ней? Потому что тот не привык задумываться об опасных последствиях своих поступков? Да, разумеется. А может быть, Рэнсом питает к ней нежные чувства? Она обернулась и увидела, что он пристально смотрит на нее. Уж не угадал ли он ее мысли на расстоянии? Корделия покраснела и притворилась, что внимательно слушает пение девушки, играющей на фортепиано.
      Когда девушка закончила петь, Корделия оставила Эвери наедине с исполнительницей баллад и подошла к Рэнсому. Он с негодованием воскликнул:
      – Слава Богу, вы наконец-то избавились от этого идиота! Он лишь чудом избежал виселицы, но угроза все еще висит над его пустой головой. Он продолжает вести себя безрассудно! Если его письмо окажется в руках властей, то его непременно повесят в назидание другим смутьянам и безобразникам.
      Они подошли к огромному камину, и Рэнсом, положив на него одну руку, другой обнял свою милую собеседницу за талию. Занятая тревожными мыслями об Эвери, она не придала этому значения и серьезно сказала:
      – Надо во что бы то ни стало раздобыть табакерку и уничтожить письмо. Я попрошу Друида помочь вам вскрыть замок в двери апартаментов управляющего театром. Но только, пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы фокусника не арестовали. Мне бы не хотелось, чтобы бедняга очутился за решеткой.
      – И мне тоже, – сказал Рэнсом. – Он славный малый. Да и самому мне вовсе не хочется попадать в тюрьму. Говорят, что это очень скверное местечко, вредное как для телесного, так и для духовного здоровья. – Он сардонически ухмыльнулся и пристально посмотрел на Корделию.
      Лишь теперь она обратила внимание на то, что они стоят непозволительно близко друг к другу, и покраснела. К счастью, никто из гостей не заметил, их фривольного поведения. Офелия, весело болтавшая о чем-то с Джайлзом Шеффилдом, поймала встревоженный взгляд сестры и ободряюще улыбнулась ей. Остальные гости продолжали разговаривать о чем-то своем. Молодые люди громко смеялись. Солидные дамы обсуждали последние веяния моды. Джентльмены спорили о политике и спорте. И конечно же, никто из присутствующих в этой роскошной гостиной не вынашивал плана тайного проникновения в чужое жилище.
      За исключением Корделии и Рэнсома Шеффилда. Обговаривая с ним шепотом детали ограбления управляющего театром, Корделия втайне молилась, чтобы это преступление не стало предметом пересудов на следующем званом ужине в доме маркиза.
      Вскоре гости начали прощаться с хозяевами и разъезжаться по домам. Ушли и кузены Шеффилд. Перед тем как подняться в спальню, Офелия пожала руку Марианны и пылко воскликнула:
      – Огромное вам спасибо за чудесный вечер, Марианна! Мы рады, что у нас такие замечательные родственники.
      – Позвольте и мне тоже от всей души поблагодарить вас, – сказала Корделия. – Вы были так добры!
      – Не надо меня благодарить, мои дорогие! – мелодично произнесла маркиза. – Вечер удался во многом благодаря вам. Ведь это же вы пригласили таких замечательных гостей, как кузены Шеффилд! Они внесли в атмосферу этой вечеринки существенное оживление.
      Офелия улыбнулась, Корделия же смущенно потупилась.
      Маркиза была права, их добрые знакомые действительно внесли дополнительную живость в это мероприятие. Не говоря уже о том, что тайна табакерки, так долго мучившая ее, наконец-то раскрылась. Теперь, окончательно поняв сложившуюся ситуацию, она могла действовать спокойно, не терзаясь сомнениями.
 
      На другой день, пришивая кружевную тесьму к полумаске Офелии, Корделия твердо заявила:
      – Обещай мне, что откажешься участвовать в представлении, если мистер Неттлс запретит тебе играть в ней.
      – Я уверена, что этого не случится, – сказала Офелия. – Маска стала неотъемлемой частью моей роли. В любом случае без нее роль утратит всякий смысл. Поэтому…
      – Короче говоря, не открывай своего лица перед публикой ни при каких обстоятельствах, – сказала Корделия. – Готово! Держи! А я, пожалуй, немного отдохну, эта груда одежды подождет.
      Она отставила в сторону корзину, наполненную требующими срочного ремонта костюмами, и пошла разыскивать Друида.
      Фокусник оттачивал один из своих коронных трюков с двумя веревками и тремя золочеными кольцами, укрывшись от посторонних взглядов за кулисами. Поздоровавшись с ним, Корделия изложила ему свою просьбу и заверила его, что Рэнсом будет действовать очень осторожно.
      – Как только он проникнет в апартаменты управляющего, ты сразу же возвратишься в служебное помещение и окажешься вне подозрения. Никто не стал бы толкать тебя на столь рискованное дело, если бы от его исхода не зависела жизнь родственника Шеффилда. Ради его спасения Рэнсом готов пойти на любой риск. Ты все понял?
      – Да, конечно, – сказал фокусник. – Я буду осторожен. Но ведь опасности подвергаюсь не только я один, мисс Эпплгейт. Вам известно, что мистер Неттлс уже расклеил по всему городу афиши, в которых говорится, что в спектакле, премьера которого состоится на следующей неделе, играет благородная дама?
      – Так это он распространяет по Лондону эти слухи?! – воскликнула Корделия.
      – Я собственными глазами видел, как мальчишки приклеивали к стене дома такие афиши. Они подарили мне одну из них по старой дружбе. Вот прочтите! – Он извлек из внутреннего кармана пиджака свернутую в несколько раз афишу, развернул ее и отдал Корделии.
      Она прочла следующее:
 
      « Театр на Мэлори-роуд представляет зрителям новый музыкальный спектакль с хитроумным и смешным сюжетом. Впервые публику порадует своей игрой талантливая дебютантка благородного происхождения. Только на сцене нашего театра вы сможете увидеть аристократку!»
 
      – Вонючая крыса! – вскричала Корделия, не дочитав текст до конца. – Зачем он это сделал? Ну конечно же, ради привлечения большей зрительской аудитории. Для него нет ничего святого, этот дьявол заботится только о своей выгоде!
      – Потеряв бдительность, любой из нас может пасть жертвой мамоны, – заметил мудрый Друид. – Избавь нас Бог от корыстолюбия! Иначе гореть нам в адском пламени.
      Корделия сделала глубокий вдох и сказала:
      – Большущее тебе спасибо, ты настоящий друг! Только не рассказывай пока об этом Офелии, пожалуйста. Я сама с ней поговорю дома вечером, чтобы она не устроила громкого скандала Неттлсу в его кабинете.
      – Хорошо! Ну пока! – сказал фокусник и пошел продолжать оттачивать свой трюк.
      Она же вернулась в свою каморку и, сев там на табурет, молча уставилась на паутину в углу. Внезапно в дверях появилась Венеция. Она спросила:
      – Ты подшила мою нижнюю юбку?
      – Да, еще вчера. – Корделия порылась в груде тряпья и выудила из нее нужную вещь. – Вот возьми! А кто это с тобой? Твоя младшая сестренка? – Она кивнула на девочку лет десяти, стоявшую у актрисы за спиной. Малышка была одета в простенькое ситцевое платье, волосы ее были гладко зачесаны назад. Она робко переминалась с ноги на ногу и помалкивала.
      – Да, – сказала Венеция, кивнув. – Она не любит оставаться дома одна. Мне, конечно, не нравится, как поглядывает на нее мистер Неттлс, и ей вообще рановато выступать на сцене. Тем не менее лучше ей находиться под моим присмотром.
      – Разумеется! – согласилась Корделия. – А разве за ней больше некому присмотреть, пока ты на работе?
      – У нас была тетя, но на прошлой неделе она умерла от чахотки. Отмучилась, бедняжка!
      Девочка всхлипнула и расплакалась.
      – Прими мои соболезнования, Венеция! – сказала Корделия. – А как зовут твою сестру?
      – Ее зовут Сэл. Ну мы, пожалуй, пойдем.
      – Если ее будет не с кем оставить, пусть посидит у меня, пока ты будешь репетировать!
      – Спасибо. Поблагодари тетю, Сэл!
      Девочка сделала реверанс, но рта так и не раскрыла.
      Улыбнувшись ей на прощание, Корделия снова задумалась об опасности, нависшей над Офелией. Что еще мог вытворить коварный управляющий? Какие новые сюрпризы он им готовит? От этого негодяя можно было всего ожидать.
      По дороге домой Корделия рассказала о подлом поступке Неттлса Офелии. Но та наотрез отказалась уйти из театра, пока еще не стало поздно.
      – Меня никто не узнает в маске! И никакого скандала в лондонском благородном обществе не будет.
      – Подумай сама, Офелия! Тебя может узнать абсолютно случайно кто-то из знакомых Марианны. Ведь она собирается ввести нас в высшее общество. Наверняка кто-нибудь из лондонских аристократов посещает театр на Мэлори-роуд. Маска скроет только половину твоего лица, рот, нос, подбородок, волосы все равно останутся открытыми и выдадут тебя. Пойдут сплетни. Лучше откажись от роли, пока не разразился скандал.
      – Нет, Корделия! – Офелия сердито притопнула ножкой. – Этого шанса я ждала всю жизнь! И ничто не омрачит мой долгожданный дебют на театральных подмостках. Мне наплевать на козни мистера Неттлса, пусть он даже наймет глашатая, чтобы тот выкрикивал мое имя с башни лондонского Тауэра. Я в любом случае исполню свою роль в новом спектакле, меня ничто уже не остановит.
      Корделия сжала пальцы в кулак, с трудом сдерживая желание ударить неуступчивую сестру. Кричать на Офелию и топать ногами она тоже не стала. Их экипаж уже подкатил к дому маркиза, и они выбрались из кареты.
      На удачу близнецов, Марианна их не встречала. Девушки проскользнули в дом и разошлись по своим спальням. Офелия так громко хлопнула при этом дверью, что задрожали стены комнаты Корделии. Сама же она затворила свою дверь тихонько и, припав к ней спиной, сжала руками голову.
      Какая же все-таки ее сестра упрямая ослица!
      Если в лондонском аристократическом обществе разразится скандал, его отголоски докатятся до Йоркшира. И тогда репутация Офелии будет навсегда испорчена. Приличные люди перестанут с ней здороваться и пускать ее на порог своего дома. Это теперь она хорохорится, но очень скоро горько пожалеет о своей самонадеянности.
      Корделия бросилась ничком на кровать и расплакалась.

      Вступив благодаря хлопотам маркиза и маркизы, устроивших у себя званый ужин, в узкий круг избранных, симпатичные и прекрасно одетые близняшки получили доступ и к увеселительным мероприятиям для сливок общества. На них тотчас же обрушилась лавина приглашений.
      За завтраком, когда девушки с аппетитом ели пышный омлет, Марианна вскрыла одно из писем и, прочитав его, промолвила:
      – В эту субботу леди Роберсон устраивает небольшой прием. Она просит уведомить ее заранее о нашем согласии присутствовать на нем. И полагаю, что вам там понравится.
      Сестры обменялись встревоженными взглядами. Как им совместить свое участие в жизни высшего общества с анонимными выступлениями Офелии на театральной сцене? Девушки были на грани отчаяния, не находя решения этой дилеммы.
      Словно бы прочитав мысли Корделии, Офелия вежливо промолвила:
      – Если вы желаете, чтобы мы туда поехали, то мы, конечно же, так и поступим.
      Не уловив особого восторга в ее голосе, маркиза покачала головой и сказала:
      – Таких удивительных девушек, как вы, юные леди, я еще никогда не встречала. Я все понимаю! Ваша пьеса имеет для вас главенствующее значение. Не стану вас осуждать за это, ведь и сама я в свое время тоже не стремилась походить на молодую высокосветскую львицу, которая думает только о нарядах. Однако я полагаю, что вам необходимо почувствовать вкус к светской жизни, это вам очень пригодится в будущем. Итак, я напишу Анджеле, что мы к ней приедем. Кстати, этот званый ужин не единственное развлечение, которое ожидает вас на следующей неделе.
      Корделия чуть было не подавилась куском омлета и отложила в сторону вилку. Аппетит у нее внезапно пропал. На следующей неделе должна была состояться премьера спектакля с участием Офелии. После этого их жизнь существенно усложнится и превратится в настоящий фарс, запутанная интрига которого окажется, пожалуй, посложнее сюжета любой трагикомедии. По дороге в театр Корделия попыталась было убедить свою сестру в необходимости носить маску, которая закрывала бы ей все лицо.
      Офелия наотрез отказалась, заявив, что ей и в полумаске трудно отчетливо произносить слова и хорошо видеть все происходящее на сцене.
      Корделия была вынуждена с ней согласиться, но тотчас же выдвинула новое предложение – надеть парик.
      – Ты хочешь сделать из меня посмешище? – возмутилась Офелия. – А вдруг он свалится у меня с головы во время танца?
      Этот довод тоже показался Корделии резонным: некоторые актеры уже оконфузились подобным образом. Сестры сошлись на широкополой шляпе. И Корделия немедленно приступила к ее изготовлению. Офелия же отправилась на репетицию. День прошел спокойно, обошлось даже без ссоры с мистером Неттлсом. Офелия так вошла в роль, что забыла о собственных обидах и тревогах. Корделия была поражена ее терпением и сдержанностью.
      В субботу вечером, вернувшись после репетиции домой, девушки быстренько умылись, переоделись в нарядные платья и вместе с Марианной отправились на бал. Маркиз уклонился от этого развлечения, поскольку большим любителем танцев не являлся.
      Огромный дом устроительницы танцевального вечера был полон вальяжной публики в роскошных атласных и шелковых нарядах. Гул голосов стоял на всех этажах, освещенных сотнями свечей. Девушки и маркиза вместе с несколькими другими опоздавшими задержались у дверей бального зала, чтобы дворецкий объявил об их прибытии. На них тотчас же устремились любопытные взоры.
      Хозяйка дома, миловидная пухленькая дама, одарила близнецов ослепительной улыбкой и, взяв под руку Марианну, проворковала:
      – Ах, как я рада, что вы приехали, маркиза! Давайте для начала присядем и выпьем шампанского! Дворецкий заверил меня, что оно отменного качества.
      Марианна улыбнулась сестрам и сказала:
      – А вам, девушки, очевидно, не терпится пуститься в пляс. Уверена, что кавалеры не оставят вас без внимания. Увидимся позже! – И она позволила Анджеле увлечь ее в буфет.
      Оставшись одни, двойняшки растерянно переглянулись.
      – Лучше бы я осталась дома и выучила несколько новых строк своей роли, – пробурчала Офелия.
      – Не надо было придумывать очередное дополнение к тексту, – заметила Корделия. – И прекрати говорить здесь об этом, нас могут случайно услышать! Взгляни-ка вон туда! Это же мистер Шеффилд! Он идет к нам! Любопытно, как он здесь очутился?
      Обернувшись, Офелия с удивлением увидела приближающегося к ним Рэнсома и побледнела.
      – Я вижу, вы не ожидали встретить меня здесь, – промолвил он кланяясь. – Тогда кто же прислал мне приглашение на этот бал?
      – Возможно, сама леди Роберсон, ведь она была на званом ужине у маркизы в прошлый четверг и видела там вас. Может быть, Марианна. В любом случае мы рады снова видеть знакомое лицо. Не правда ли, сестра?
      – Да, конечно! Вы здесь все втроем?
      – Нет, приглашение получили, к счастью, только мы с Джайлзом. Но в самый последний момент брату стало известно, что одну из его прихожанок, бедную многодетную вдову, домовладелец выгнал на улицу за неуплату. Джайлз забрал у меня все мои карманные деньги и помчался выручать бедняжку. Так что домой сегодня мне придется возвращаться пешком.
      – Ах, как это благородно со стороны викария! – восторженно воскликнула Корделия.
      Офелия же только огорченно вздохнула.
      Негромкая мелодичная музыка в зале стихла. Музыканты решили сделать паузу перед началом бала. Воспользовавшись временным затишьем, Рэнсом поклонился Корделии и спросил:
      – Вы позволите мне пригласить вас на танец?
      Корделия посмотрела на сестру, та кивнула. Рэнсом предложил своей партнерше взять его под руку. Она сделала это не колеблясь. Двое молодых джентльменов уже направлялись к Офелии, так что одиночество в этот вечер ей не угрожало. Корделия наслаждалась моментом, впитывая в себя силу и энергию Рэнсома, которые, как ей казалось, переполняли этого необыкновенного мужчину.
      Теперь ей стало понятно, почему Джулиан и ее новый муж привезли из своего свадебного путешествия по Африке и Азии несколько экзотических зверей. Их, очевидно, тоже привлекала скрытая сила этих заморских тварей и заинтриговывала таинственная натура необычных животных.
      В определенном смысле Рэнсом Шеффилд тоже был опасен. Его глаза могли внезапно стать из ледяных и равнодушных пламенными и страстными. Он легко мог воздвигнуть между ними невидимую стену отчуждения и тотчас же заключить ее в свои жаркие объятия. Другого такого мужчину она еще никогда не встречала и не допускала даже мысли о том, что они когда-нибудь навеки разлучатся.
      Но вот снова заиграл оркестр, и они были вынуждены на время разойтись и занять свои позиции в соответствующих шеренгах, мужской и дамской. Он отвесил ей поклон, она сделала реверанс, и танец начался.
      Все его па были хорошо знакомы Корделии еще, в Йоркшире, где иногда тоже устраивались танцевальные вечера. Старшие сестры позволяли близняшкам надевать их праздничные платья, чтобы девочки могли чуточку повеселиться и научиться танцевать. Лорин рано вышла замуж и ходила на вечеринки с мужем. А Джулиан вообще всех переплюнула, уехала в Лондон и там нашла себе мужа. Одна только Мэдлин, самая старшая из всех сестер Эпплгейт, поклялась посвятить себя уходу за больным отцом и стала фактически хозяйкой в их доме. На танцы Мэдди никогда не ходила. И теперь Корделия чувствовала себя виноватой перед ней.
      Корделия и Рэнсом шагнули навстречу друг другу, он взял ее за руку, и ее словно бы ударило молнией. Его мощная мужская энергия передалась ей даже сквозь ткань перчатки и растеклась приятным теплом по груди и животу. Выполнив незамысловатую фигуру, они вновь разошлись. У Корделии перехватило дыхание, когда она выпустила его руку и заняла исходную позицию. Внутри у нее все вибрировало. Он действительно был опасным хищником!
      Стараясь не смотреть на Рэнсома, Корделия стала убеждать себя в том, что она танцует не со зверем, а с галантным мужчиной, почти ничем не отличающимся от других кавалеров, выстроившихся в ряд напротив прекрасных дам.
      Джентльмены и леди снова сошлись, и опять она затрепетала, почувствовав прикосновение его сильных рук. Нет, подумалось ей, это особенный человек, не такой, как все!
      Корделия не осмеливалась посмотреть ему в глаза. Но чувствовала щекой его учащенное горячее дыхание. Неужели он тоже взволнован легким соприкосновением их тел в танце?
      Взбудораженная своей догадкой, она все-таки отважилась взглянуть на него. И мгновенно оказалась в плену его бездонных серых глаз. Ком подступил у нее к горлу, колени ее задрожали, а сердце заколотилось в груди, словно птичка, попавшая в силок. Боже правый, промелькнуло у нее в голове, этот необыкновенный мужчина заставляет ее чувствовать себя женщиной! В ней пробудился животный инстинкт, и она непроизвольно протянула руку к его лицу.
      Рэнсом сжал ей кисть и, поцеловав ее пальцы, склонил голову в легком поклоне. Корделия сообразила, что танец уже закончился, и, густо покраснев, промямлила:
      – Пожалуйста, не сердитесь, я сама не понимаю, что на меня вдруг нашло! Это какое-то дьявольское наваждение!
      Они оба понимали, что она лукавит, однако Рэнсом не придал этому значения.
      – Вы запыхались? – участливо спросил он. – Не желаете ли присесть и отдохнуть?
      – Лучше выйти на свежий воздух, – ответила она. – Здесь душно.
      – Тогда давайте подойдем к окну! – предложил он. Легонько поддерживая ее рукой за талию, Рэнсом подвел Корделию к приоткрытому окну, и они встали возле него, укрывшись за шторой от любопытных взглядов.
      Корделия раскрыла веер и принялась обмахиваться им, мысленно укоряя себя за несдержанность. Нельзя демонстрировать ему свои чувства! Куда подевалось ее благоразумие? Какая же она дура! Ведь Джулиан предупреждала ее, что тело женщины может внезапно выйти из-под контроля рассудка, если соприкоснется с телом импонирующего ей мужчины.
      Она задумчиво уставилась в окно, за которым темнела аллея парка, и поджала губы, чтобы снова не ляпнуть какую-нибудь глупость.
      Молчание становилось невыносимым. Что подумает о ней Рэнсом, привыкший к общению с раскрепощенными столичными кокетками и многоопытными светскими львицами? От страха и стыда она готова была расплакаться. Не лучше ли ей убежать из зала и укрыться в карете Марианны? Она заморгала, но так и не смогла удержать предательскую слезу, скатившуюся по щеке.
      – Вам все еще нездоровится? – участливо спросил Рэнсом. – Может быть, позвать леди Гиллингэм или служанку?
      – Нет! Не надо! Умоляю, простите меня за мое неразумное поведение! – пылко воскликнула она.
      Рэнсом склонил голову и с улыбкой промолвил:
      – Но я не усматриваю в вашем поведении ничего глупого, это у вас от волнения, это пройдет.
      В следующий момент он страстно поцеловал ее в губы. Обняв Рэнсома за плечи, Корделия с жаром ответила на его поцелуй. Они выпустили друг друга из объятий, только когда у них обоих перехватило дыхание.
      – Нас могут увидеть, мисс Эпплгейт, – отдышавшись, произнес он. – За нами наверняка уже наблюдают излишне любопытные матроны. Как бы маркиз снова не вызвал меня на дуэль!
      – О нет! Только не это! – воскликнула Корделия.
      – Будем надеяться, что до кровопролития дело не дойдет, – с улыбкой произнес Рэнсом. – На всякий случай нам лучше вернуться к танцующим. И рекомендую вам следующий танец станцевать с другим кавалером.
      Корделия, вынужденная признать разумность его совета, неохотно кивнула, хотя ей и хотелось презреть мнение света и, повиснув на шее у этого необыкновенного мужчины, повалить его на пол, чтобы выяснить, насколько он отличается от дикого зверя.
      Боже, что за странные идеи порой приходят ей в голову! Какие темные силы взяли верх над ее рассудком? Определенно ей следовало бы разузнать побольше об отношениях между женщиной и мужчиной у своих замужних сестер.
      Рэнсом отвел ее к Офелии, успевшей потанцевать с молодым франтом, большим любителем порассуждать о моде и похвастать своими нарядами, и удалился. К сестрам мгновенно подошли новые кавалеры.
      В процессе завязавшейся между ними светской беседы один из молодых людей промолвил:
      – Вы, наверное, слышали, что в новом спектакле театра на Мэлори-роуд будет играть девица благородного происхождения? Нет? Все только об этом сейчас и говорят! Я побился об заклад, что эта экзальтированная особа – вторая дочь герцога Бейнбриджа. От безделья она готова на все! Я купил отдельную ложу, если пожелаете, можете присоединиться ко мне вместе со своей очаровательной сестрой и маркизой.
      Корделия словно бы случайно наступила ему на ногу и воскликнула:
      – Ах, простите! Я сегодня такая рассеянная! Почему бы нам не потанцевать?
      – С удовольствием, – ответил молодой человек и, с трудом поклонившись из-за мешающего ему тесного стоячего воротничка, взял ее за руку и закружил в танце.
      – Так вы пойдете на этот новый спектакль? – спросил он, выдержав паузу.
      – Благодарю вас за любезное приглашение, – ответила она, – но у меня, к сожалению, другие планы на всю следующую неделю.
      – Очень жаль, – огорченно сказал ее кавалер.
      Краем глаза Корделия заметила, что Офелия уже танцует с другим партнером, весьма привлекательным молодым мужчиной, о котором Марианна говорила, что он носит титул баронета. Вот кто мог бы стать достойным супругом ее сестры, но уж никак не викарий. Насколько же глубоки ее чувства к Джайлзу? Неужели она всерьез надеется стать его женой и посвятить свою жизнь домашним делам и благотворительности? А как же тогда она осуществит свое заветное желание стать актрисой? Нет, скорее всего, Офелия пока вообще не думает о замужестве, ее голова целиком занята ролью и сочинением собственных пьес. А с баронетом она любезничает просто из вежливости, соблюдая правила этикета.
      После танца Корделия, улучив удобный момент, отвела Офелию в угол зала и рассказала ей все, что она узнала от своего кавалера.
      – Здесь все только об этом и говорят, – с грустным вздохом промолвила сестра. – Но пока еще никто не упомянул моего имени. И Марианна тоже помалкивает.
      – Это только начало! – предостерегла ее сестра. – Тебя пока еще плохо знают в высшем обществе. Не пора ли тебе одуматься и отказаться от роли?
      Но Офелия и думать об этом не желала.
      Когда все три дамы после бала возвращались домой в карете, Марианна поинтересовалась у девушек, хорошо ли они провели время.
      – Прекрасно! – разом ответили близнецы. – Все было просто чудесно.
      Офелия зевнула, и маркиза рассмеялась.
      Дома их ожидало письмо из Йоркшира. Вручая его Корделии, дворецкий пояснил, что сначала оно пришло на адрес викария, но тот переслал его сюда. Офелия оцепенела. Корделия вскрыла письмо и, пробежав его, воскликнула:
      – Это от Лорин! Заболел ее муж Роберт, а местный врач не может ему помочь. Кровопускание не принесло желаемых результатов. Лорин просит нас купить в Лондоне кое-какие лекарства, которых нет в деревенской аптеке. Доктор полагает, что они ему помогут.
      – Разумеется, – сказала Марианна и, взяв у нее листок, вручила его дворецкому со словами: – Немедленно перешли это, голубчик, нашему аптекарю! Лекарство надо срочно: отправить с посыльным в Йоркшир. Мисс Эпплгейт даст тебе адрес.
      – Благодарю вас, Марианна! – воскликнула Корделия и порывисто обняла маркизу.
      Офелия же так расчувствовалась, что даже расплакалась.
      – Не нужно благодарить меня, – сказала маркиза. – Помочь своему больному родственнику – мой святой долг. Ступайте к себе, юные леди, я знаю, что там нужно отдохнуть и написать ответное письмо своей сестре, прежде чем лечь спать.
      – Вы совершенно правы, – сказала Корделия и, взяв Офелию за руку, увлекла ее к лестнице.
      Поднимаясь по ступенькам, Офелия снова зевнула во весь рот. Корделия тяжело вздохнула и, войдя в спальню, сама быстренько сочинила письмо своей сестре в Йоркшире, в котором заверила ее, что лекарства вскоре будет ей отправлены.
      Похоже было, что маркизу ничуть не заботило то, что аптекарь уже спит в этот поздний час. Очевидно, узнав имя заказчицы, он безропотно выполнит ее заказу рассчитывая не без основания на щедрое вознаграждение.
      Пока Корделия писала письмо, Офелия, сидевшая в кресле, промолвила:
      – Сообщи ей, что премьера спектакля состоится уже на следующей неделе. И пусть передаст от нас Роберту горячий привет и пожелания скорейшего выздоровления. Пусть она сделает ему припарки с гусиным жиром по бабушкиному рецепту, Да, и не забудь объяснить ей, почему мы живем у маркиза. Пусть впредь пишет нам на новый адрес и не беспокоит больше викария.
      – Все это я ей уже объяснила, – проворчала Корделия. – Что же до гусиного жира, то в данном случае он вряд ли поможет: больной жалуется на боли в боку, а не в груди.
      – Очень жаль, других снадобий я не знаю, – ответила с тяжелым вздохом Офелия.
      Сестры подписали письмо, потом Офелия пошла в свою спальню, а Корделия спустилась на первый этаж и отдала письмо дворецкому, наказав ему отправить его в Йоркшир вместе с лекарством.
      – Будет исполнено, мисс! – ответил он.
 
      На другое утро все отправились в церковь, где служил Джайлз. На этом настояла Офелия. Глядя на кафедру, с которой викарий произносил свою проникновенную проповедь, Офелия прониклась благоговением.
      Сидевшая рядом с ней на скамье для прихожан Корделия поразилась просветлевшему лицу своей сестры и прикусила губу. Получалось, что Офелия действительно питает к викарию сильные чувства. Но разделяет ли их Джайлз? Неужели они в конце концов поженятся?
      Проповедь закончилась, все стали петь псалом. Глубокий, звучный баритон маркиза вывел Корделию из размышлений. Прежние опасения вновь охватили ее. Скоро должна была состояться премьера спектакля, в котором играла, пусть и в полумаске, неразумная Офелия. Требовалось что-то срочно предпринять, пока зрители ее не узнали.
 
      – Возможно, мы слишком долго держали его взаперти, – сказал Джайлз. – А здорового молодого мужчину нельзя держать в клетке, он может озвереть.
      – Ничего, пусть немного помучается, зато сохранит на плечах свою пустую голову, – ответил Рэнсом, едва сдерживая рвущийся наружу гнев.
      – Почему бы тебе время от времени не брать его с собой в клуб? – спросил викарий, мягко улыбнувшись. – Там он будет и среди приличных людей, и под твоим присмотром!
      Рэнсом согласился с этим доводом и в пятницу вечером сказал Эвери, что они отправляются в клуб «Уайтс». Юноша так обрадовался, что принялся горячо благодарить кузена за несколько предоставленных ему часов относительной свободы.
      Эвери быстренько облачился в модный вечерний костюм, и кузены поехали в наемном экипаже в «Уайтс». Свой личный экипаж Рэнсом оставил в усадьбе, а содержать двух лошадей, конюха и карету викарию было не по карману, он довольствовался двуколкой и одной плохонькой кобылой.
      Прибыв в клуб, Рэнсом оставил ненадолго Эвери одного, с тем чтобы тот осмотрелся, а сам пошел здороваться со своими приятелями. Но едва только они пригласили его присесть за их стол и сыграть с ними в карты, как он увидел, что к Эвери подошел один из лакеев и что-то ему сказал. Рэнсом тотчас же вскочил и быстро подошел к своему озадаченному кузену и спросил у него, почему он переменился в лице.
      – Кто-то оставил здесь для меня записку! Вот, взгляни сам! – Эвери протянул ему сложенный вдвое листок бумаги.
      – Что? Но ты же не член этого клуба? – воскликнул Рэнсом и, обернувшись, спросил у лакея: – Как все это понимать? Кто оставил здесь записку моему брату?
      – Этот человек даже не представился, сэр. Он просто дал мне чаевые за услугу и попросил отдать письмо мистеру Эвери, когда тот сюда придет. Вспомните, сэр, ведь вы уже приводили его сюда однажды, примерно месяц назад! Вот я и подумал, что ваш брат когда-нибудь заглянет к нам еще разок. Согласитесь, здесь можно славно развлечься!
      – Вы можете описать внешность этого человека?
      Лакей наморщил лоб.
      – Он ниже вас ростом, сэр, немного потолще и… Нет, пожалуй, это все, что мне запомнилось.
      – Хорошо, спасибо и на этом. Ступай, принеси нам вина, – с легкой досадой сказал Рэнсом и дал лакею монетку.
      В записке, адресованной Эвери, говорилось следующее:
 
      « Если вы хотите получить назад письмо, находившееся в табакерке, то приготовьте за него выкуп в размере десяти тысяч фунтов стерлингов к следующей неделе. Иначе письмо окажется в руках наследного принца и его палача. О точном времени и месте нашей взаимовыгодной сделки вы будете извещены отдельной запиской».
 
      Написано все это было печатными буквами, видимо, из предосторожности.
      – Кто, по-твоему, мог это мне прислать? – спросил Эвери.
      – Да тот же, кому ты продул эту табакерку в карты, болван! Мистер Неттлс, будь он проклят! Он и ниже меня ростом, и чуточку полнее, – сказал Рэнсом. – Если только он сразу же не продал кому-то эту вещицу, даже не заглянув внутрь.
      – Это вполне возможно, он дьявольски жаден до денег, – сказал Эвери.
      – Нужно срочно найти табакерку и убедиться, что письмо все еще находится внутри ее, – озабоченно произнес Рэнсом и, скомкав записку, швырнул ее в камин. Листок мгновенно сгорел.
      Кузены помолчали, и Эвери изрек:
      – У меня нет такой огромной суммы!
      – Я мог бы ее собрать, продав часть своих акций или маленькое имение в…
      – Нет! – недослушав его, воскликнул Эвери. – Я не хочу, чтобы ты разорился из-за моей глупости. Шантажист не получит от нас и пенса.
      – Да, эту гадину следует раздавить, – мрачно сказал Рэнсом. – Нам придется выкрасть твое письмо, пока его не использовали тебе во вред. А для этого надо тайно проникнуть в апартаменты Неттлса.
 
      В понедельник сестры почувствовали, что атмосфера в театре накаляется. Во вторник должна была состояться генеральная репетиция, а уже в среду – премьера. Ведущая актриса, мадам Татина, исполняющая главную роль в спектакле, запретила Офелии вносить в текст пьесы новые дополнения.
      – Не стану спорить, обновленные тобой диалоги звучат значительно острее и смешнее, – сказала она с легким итальянским акцентом, вперив в Офелию парализующий взгляд карих глаз. – Но пора остановиться! Во всем следует знать меру! Я и так уже утомилась, переучивая слова своей роли. Мой мозг не выдержит перенапряжения! Ты ведь не хочешь, чтобы я умерла на сцене, деточка? Поэтому уйми свой творческий пыл и пощади свои и мои нервы. Ведь впереди у нас еще длинный театральный сезон и множество других ролей. Ну, договорились?
      Офелия кивнула в знак согласия. Она и сама уже устала заучивать новые варианты текста и поэтому спорить с дивой не стала, желая сберечь остатки сил для премьеры.
      У Корделии тоже работы было по горло: все актеры, словно сговорившись, требовали, чтобы она немедленно починила их сценические костюмы.
      – Но почему вы не принесли мне их на прошлой неделе? – возмущалась Корделия. – Как вы умудрились порвать их именно сегодня, за день до премьеры?
      Рабочие сцены тренировались в быстрой смене декораций и носились как угорелые за кулисами и по сцене с различными задниками, поднимая при этом клубы пыли. Артисты то и дело с опаской поглядывали на позолоченную колесницу Зевса, подвешенную на тросах под потолком, опасаясь, что она рухнет им на головы. От волнения Офелия готова была сама, без всяких приспособлений, взмыть к нарисованным облакам или же провалиться в один из люков в трюм. Всеобщее возбуждение передалось и Корделии, мешая ей работать.
      К концу дня в дверях ее каморки возник Рэнсом Шеффилд.
      Она обрадованно взглянула на него, но тотчас же насторожилась, заметив на его лице необычную озабоченность.
      – Мы сделаем это в день премьеры, – прошептал он.
      – Что именно? – спросила она и покраснела, сообразив, что он подразумевает вовсе не то, что она подумала.
      – Мы проникнем в апартаменты Неттлса, – еще тише сказал Рэнсом, воровато оглянувшись по сторонам. – Я найду табакерку, достану из нее письмо и уничтожу его. А ты постоишь у лестницы в коридоре на карауле, пока Друид будет вскрывать замок. Потом я один войду в жилые комнаты и обыщу их.
      – А как же твоя роль? – спросила Корделия.
      – Я сделаю все быстро и успею вернуться на сцену в нужный момент, – заверил ее Рэнсом. – Мой выход только во втором акте.
      – Удивительно, что тебя еще не выгнали, – сказала Корделия. – Особым талантом как актер ты не блещешь.
      – Зато я регулярно даю небольшие взятки режиссеру, – с лукавой улыбкой ответил хитрец. – Он думает, что я фанатик, помешавшийся на театре, и смотрит на мою посредственную игру сквозь пальцы.
      – Ты обещаешь, что позволишь фокуснику уйти, как только он выполнит свою работу? – строго спросила Корделия.
      – Но ведь я уже дал тебе слово, не так ли? Я всегда выполняю свои обещания, мисс Эпплгейт!
      Она вздохнула с облегчением и кивнула. Он пожал ей руку.
      – Я позабочусь о вашей безопасности. Хотя вы с сестрой сами ведете себя весьма неосторожно и нарываетесь на скандал в высшем обществе. Ты знаешь, что в свете уже ходят слухи о том, что в этом спектакле участвует девушка благородного происхождения?
      Корделия вздохнула и рассказала ему, что в этом повинен мистер Неттлс, распространивший интригующие афиши по всему Лондону.
      Рэнсом пробормотал проклятие и пробурчал:
      – Что ж, и за это он тоже поплатится!
      – Но Офелия уверена, что оснований для того, чтобы опасаться разоблачения, пока нет, – сказала Корделия.
      – Ты тоже так считаешь? – прищурившись, спросил Рэнсом.
      – Я за нее волнуюсь, ведь она не понимает, что серьезно рискует…
      – А тебе не приходило в голову, что ты рискуешь испортить свою репутацию в не меньшей мере, чем твоя сестра-близнец? Ведь вы с ней похожи как две капли воды! На тебя тоже все начнут указывать пальцем, восклицая: «Глядите, эта же та самая бесстыдница, которая участвовала в экстравагантном представлении и выше всех задирала в танце ноги».
      – О Боже! – Корделия закрыла лицо ладонями. – Об этом я не подумала! Нет, определенно я круглая дура.
      – А разве я не призывал тебя позаботиться наконец о себе? – спросил Рэнсом. – Ну, мне, пожалуй, пора идти. Сейчас начнется репетиция мужского танца, в котором я тоже участвую. Конечно, танцор из меня никудышный, но ничего не поделаешь, раз уж я ввязался в эту скверную историю, надо довести дело до конца.
      Она вяло улыбнулась, и Рэнсом ушел. Корделия снова взялась за шитье, не обращая внимания на шум, доносящийся со сцены, и снующих по коридору актеров. Она думала только об одном – чтобы премьера и авантюра Рэнсома, намеченная им на тот же вечер, закончились удачно. Как примет публика игру Офелии? Не распознают ли в ней девушку из аристократической семьи? Что скажет их отец, если разразится громкий скандал? Не выставит ли их тогда за порог маркиз? И как они сами перенесут свое разоблачение? Ведь, как верно подметил Рэнсом, позор падет на них обеих, коль скоро они похожи как две капли воды.
      А еще Корделия думала о том, когда же он снова ее поцелует.
      Может быть, ей действительно пора перестать тревожиться за Офелию и хорошенько подумать о собственном будущем?
 
      Вечером, когда сестры и Марианна сидели за столом и ужинали, маркиза озабоченно посмотрела на них и сказала:
      – Сегодня я обедала со своими друзьями. Вам известно, что в свете ходят слухи об участии в спектакле девушки благородного происхождения?
      Сестры тревожно переглянулись, и Офелия выпалила:
      – Не обращайте на это внимания, Марианна! Мое подлинное имя публике неизвестно, я выступаю под псевдонимом и в полумаске. Поэтому не стоит волноваться по пустякам.
      – Боюсь, что вы недооцениваете ситуацию, девушки, – возразила многоопытная маркиза. – Тем не менее вряд ли вас теперь что-то остановит, разве что табун диких лошадей. Очевидно, вы все равно выйдете на сцену в эту среду, Офелия, даже если я запру вас в спальне. – Она рассмеялась, увидев, как вытянулось у Офелии лицо, и добавила: – Это шутка, разумеется. Как говорится, фигура речи.
      К дамам присоединился маркиз, и Марианна сменила тему.
      Близнецы вздохнули с облегчением. В этот вечер спать они легли раньше, чем обычно.
 
      И вот наступил день генеральной репетиции. Сестры страшно нервничали, входя в театр. Привратник Нобби встретил их подчеркнуто любезно, в связи с чем Рэнсом предположил, что кто-то подарил ему бутылку джина.
      Перед генеральной репетицией в театре устроили основательную уборку. Полы были вымыты и вычищены до блеска, ковровые дорожки вытрясены, позолота на перилах лож ослепительно сверкала, и даже скамьи в партере казались более чистыми, чем обычно.
      За кулисами сновали возбужденные актрисы и актеры с деревянными мечами в руках. Настроена вся труппа была оптимистично, однако в ходе репетиции все пошло наперекосяк. Сперва разбились в щепки два меча во время жаркой схватки переусердствовавших мужчин. Затем во время важной сцены с участием мадам Татины едва не вспыхнула перебранка между дивой и режиссером, осмелившимся дважды прервать ее и попросить произносить слова потише. И наконец, лопнул трос, на котором держалась колесница Зевса, и она с грохотом рухнула на сцену, только чудом не раздавив диву в лепешку.
      За кулисам поднялся жуткий визг. Насмерть перепуганная актриса забилась в истерике.
      – Меня хотели убить! – стонала она. – Меня, исполнительницу главной роли!
      – Успокойтесь, моя дорогая, ведь все обошлось, – произнес мистер Неттлс, похлопав актрису по плечу.
      – Не прикасайтесь ко мне своими грязными лапами! – заорала мадам Татина. – Я подам на вас в суд!
      – Может быть, желаете хлебнуть глоточек джина с толикой рома? – с ухмылкой спросил Неттлс.
      – Что? Я не стану травиться каким-то вонючим пойлом! Да за кого вы меня принимаете? За уличную девку? – возмутилась актриса.
      – Я оговорился, мадам! И немедленно лично принесу вам бутылку своего лучшего вина из кабинета!
      Управляющий театром удалился и вскоре принес хрустальный бокал и бутылку отменного вина.
      Опустошив ее наполовину, мадам Татина немного успокоилась, подозвала затаившуюся в кулисах Корделию и надменно произнесла, задрав свой прямой нос, словно бы она была потомком Цезаря, а не дочерью лондонского мясника и итальянской швеи:
      – Сейчас же зашей мою юбку! Она треснула по швам.
      Зная по горькому опыту, что возражать ей бессмысленно, Корделия покорно сказала:
      – Хорошо, мадам.
      Ведущая актриса скинула на глазах у всех присутствующих цветастую юбку и, оставшись в нижнем белье, величественно удалилась с бокалом и бутылкой в руках за кулисы.
      Управляющий громко хлопнул в ладоши и гаркнул:
      – Репетиция продолжается! Прошу девушек на сцену!
      Корделия подняла с подмостков юбку и пошла в свою каморку. Офелия ободряюще подмигнула ей, дескать, не падай духом, шоу продолжается. И Корделия широко улыбнулась.
      Актеры, словно сговорившись, начали приносить ей свои костюмы, требующие срочной штопки. Корделия работала проворно и сумела залатать все прорехи к завершению репетиции. Судя по отзвукам выволочки, которую устроил в зале всем недотепам Неттлс, он был недоволен жалкими потугами труппы.
      – Это доброе предзнаменование! – заявила Офелия, когда они возвращались домой в наемном экипаже. Я уверена, что премьера будет иметь у зрителей грандиозный успех. Боже, как же я устала! Ужасно хочется спать. Надеюсь, что к нам сегодня не пожалуют на ужин незваные гости.
      Но опасения ее оказались напрасными, Марианна все предусмотрела, за столом в этот вечер они сидели только вчетвером. Поужинав, девушки пожелали доброй ночи маркизу и Маркизе и ушли к себе.
      Примерно час Офелия повторяла вслух строки своей роли, потом по настоянию Корделии выпила стакан теплого молока и пошла спать.
      И наконец наступил долгожданный день премьеры. Для Офелии это был день ее дебюта на сцене, для Корделии же еще и день развязки истории с покаянным письмом Эвери, спрятанным в табакерке. Удастся ли Рэнсому похитить эту улику, таящую в себе смертельную угрозу для его брата? Сорвет ли Офелия аплодисменты капризной публики? Распознает ли кто-то из аристократов под маской и шляпой актрисы девушку благородного происхождения?
      Корделия встала с постели рано, быстро совершила туалет и сбежала по лестнице на первый этаж. Сестра, к ее удивлению, уже поджидала ее за столом, с отвращением посматривая на блюдо с вареными яйцами и ломтями ростбифа.
      – Я не смогла долго валяться в постели в День своего дебюта, – заявила она вошедшей в столовую Корделии. – Ты даже не представляешь, как я волнуюсь.
      – После завтрака тебе непременно надо прогуляться, – сказала Корделия. – Свежий воздух поможет тебе успокоиться.
      – Нет! Я должна обязательно еще раз прочитать тебе наизусть слова своей роли! – возразила Офелия.
      – Хорошо, пусть будет по-твоему, – согласилась Корделия. – А теперь тебе необходимо плотно позавтракать, чтобы набраться сил на весь день. Иначе ты рискуешь упасть в голодный обморок во время спектакля.
      Когда к завтраку спустилась Марианна, сестры уже допивали чай. Хозяйка села за стол и завела разговор на посторонние темы. Корделия мысленно поблагодарила ее за проявленную тактичность. Но присоединившийся к ним вскоре маркиз, возле ног которого сновал его неугомонный песик, нарушил идиллию.
      – Сегодня важный день! – воскликнул он, плюхнувшись на стул и пододвинув к себе блюдо с закусками.
      Офелия издала тоскливый стон и поставила чашку на стол с такой силой, что даже пролила чай на скатерть. Лицо ее побледнело. Марианна метнула в сторону мужа сердитый взгляд.
      Он виновато захлопал глазами и пробормотал:
      – Юная леди немного нервничает, как я вижу. И напрасно! Все будет прекрасно! Я заказал в театре отдельную ложу и подкупил несколько прохвостов, которые обеспечат бурные аплодисменты и завалят сцену букетами, даже если спектакль провалится. Впрочем, это не важно. Все и так закончится хорошо. Если только не повторится та же история, которая случилась с нами однажды в Индии! Ты помнишь, душа моя, тот удивительный спектакль в маленьком провинциальном театре, в котором роли Ромео и Джульетты, как, впрочем, и все остальные, исполняли бородатые мужчины. В последнем акте рухнул балкон, и мы лишь чудом остались живы! Вот была потеха!
      – Конечно же помню, милый! Актеры тщетно пытались скрыть свои бороды под вуалью. Хорошо, что я вовремя заметила, как начинает потрескивать и разваливаться балкон прямо над нашими головами! Едва мы успели убежать, как он рухнул на первые ряды партера вместе со зрителями. – Она звонко рассмеялась, а ее супруг разразился демоническим хохотом, побагровев от натуги.
      Офелия и Корделия живо представили себе эту забавную сценку и тоже прыснули со смеху. Щеки дебютантки порозовели, глаза заблестели, она повеселела.
      После завтрака сестры поднялись в гостиную, где Офелия стала репетировать свою роль. Наконец настало время ехать в театр. Девушки спустились в холл и, попрощавшись с дворецким, вышли на улицу и сели в экипаж.
      – Вот увидишь, ты выступишь успешно, – в сотый раз повторила Корделия, желая подбодрить сестру. – Ты выучила свою роль назубок, прекрасно подготовилась к дебюту во всех отношениях. Поэтому не волнуйся. Я верю, что публика встретит тебя доброжелательно. Офелия закусила нижнюю губу и молча кивнула. За кулисами шли последние приготовления, работа кипела. В артистической уборной ощущалась особенно напряженная атмосфера. Все актеры нервничали. Их нервозность передалась Офелии и наполнила ее сердце тревожным предчувствием.
      Корделия помогла ей надеть сценический костюм, напудриться, подвести тушью брови и накрасить алой помадой губы. Затем Офелия надела маску и широкополую шляпу, почти полностью скрывающую ее каштановые волосы.
      – Ты смотришься великолепно! – сказала Корделия, окинув сестру придирчивым взглядом. – Ты прекрасно исполнила свою роль на последней репетиции, тщательно подготовилась и наверняка не ударишь в грязь лицом перед публикой.
      Офелия поправила маску и недовольно заявила, что она почти ничего в ней не видит.
      – Это не должно тебя обескураживать, – сказала Корделия, привыкшая к ее брюзжанию. – Ты сможешь сыграть свою роль и с завязанными глазами.
      Одна из актрис подбежала к кулисам и, украдкой выглянув из-за них, поспешила сообщить всей труппе, что зрительный зал уже полон.
      – У нас в театре еще никогда не было столько народу в начале сезона! Если только мы не опозоримся, то нас ожидает фурор!
      – Не беспокойся, Офелия, – похлопав сестру ладонью по плечу, сказала Корделия. – Ты не осрамишься. Ну, а если даже ты и допустишь крохотную оплошность, то сумеешь ее скрыть или обернуть в свою пользу. Это у тебя прекрасно получается!
      Офелия переменилась в лице, но бодро кивнула. А Корделии вдруг почему-то снова вспомнились интригующие афиши, расклеенные по всему Лондону алчным и беспринципным мистером Неттлсом, которые немедленно вызвали пересуды в свете. Но с этим уже ничего нельзя было поделать, а поэтому и волноваться ей не следовало.
      Зазвучала мелодия, предваряющая первые музыкальные номера. Мимо гримерной быстро прошел фокусник Друид. Не изменил ли снова управляющий порядок действия? Не нарушит ли это план Рэнсома? Удастся ли ему проникнуть в апартаменты Неттлса? Корделия не виделась с Рэнсомом с того момента, как они вместе вошли в театр. Очевидно, ей пора было занять свой пост у лестницы в конце коридора. Она закусила губу и встала со стула, чтобы сходить проверить, поднялись ли уже Друид и Рэнсом наверх. Но Офелия с мольбой во взгляде воскликнула:
      – Только не оставляй меня сейчас одну!
      – Я тебя не оставлю, – сказала Корделия скрепя сердце.
      Нервы ее были натянуты до предела. Рука Офелии, сжимавшая ее предплечье, стала холодной как лед. К счастью, в этот момент фокусник снова прошел мимо открытых дверей гримерной, уже в обратном направлении. Корделия окликнула его, но он даже не обернулся, видимо, не услышав ее из-за шума.
      – Проклятие! – пробормотала Корделия и, оглядевшись по сторонам, увидела в углу комнаты белокурую Венецию. Ее маленькая сестра помогала ей прихорашиваться и одеваться.
      – Подойди ко мне, пожалуйста, Венеция! – подозвала девушку Корделия. – Могу я попросить тебя об одном одолжении?
      Венеция кивнула. Корделия шепотом попросила ее сходить в конец коридора и сказать стоящему там Рэнсому Шеффилду, что та, которую он ждет, немного задержится, но все равно придет к нему. Заинтригованная таким поручением, Венеция кивнула и, велев сестренке не покидать комнату, побежала к лестнице.
      Настало время выхода Офелии на исходную позицию за кулисами. Очутившись на сцене, она погрузилась в роль с головой, оставив все свои прочие заботы за спиной.
      Корделия подкралась к занавесу, осторожно выглянула из-за него и окинула взглядом огни рампы, оркестр в яме под мерцающими огнями, партер и ложи вдоль стен. Сидевшие в них аристократы разглядывали сцену сквозь очки и лорнеты, сгорая от желания распознать в одной из актрис ту дерзкую девицу благородного происхождения, которая бросила вызов правилам хорошего тона и общественному мнению.
      Наконец актер, игравший юного возлюбленного Марабеллы, роль которой исполняла Офелия, произнес:
      – Кажется, сюда идет моя возлюбленная!
      Эта фраза служила сигналом к выходу дебютантки на сцену.
      Подкравшись к сестре, Корделия легонько подтолкнула ее в спину.
      Но вместо того чтобы плавно выйти из-за боковой кулисы и произнести свои первые слова, что она неоднократно проделывала на репетициях, Офелия повернулась и стремглав побежала обратно в гримерную.
      Наблюдавший все это из-за кулис мистер Неттлс чертыхнулся и бросился ее догонять, побагровев от злости.
      Но Корделия обогнала его и, первой вбежав в гримерную, воскликнула:
      – Что случилось, Офелия?
      В почти пустой артистической уборной зависла мертвая тишина. Две оцепеневшие актрисы и Сэл, младшая сестренка Венеции, пораскрывали от удивления и испуга рты. Сама же Офелия, глядевшая в настенное зеркало, надрывно простонала:
      – Я не смогу это сделать! Я не в силах выйти к зрителям! Меня обуял жуткий ужас при виде сотен пар глаз, устремленных на меня из зала. Я хочу умереть! Все слова вдруг повыскакивали у меня из головы! Нет, я этого точно не переживу! О горе мне, о горе!
      Она глухо разрыдалась.
      Корделия растерялась, не зная, что ей сказать. Офелия оказалась не способна внять ее увещеваниям, она впала в истерику. Дверь гримерной распахнулась, и в нее влетел мистер Неттлс.
      – Что ты вытворяешь, безмозглая курица! – заорал он. – Актеры вынуждены выдумывать какие-то дурацкие фразы, чтобы хоть как-то заполнить ими непредвиденную паузу в спектакле. Ты должна быть на сцене, а не проливать здесь слезы, идиотка! Так-то ты благодаришь меня за то, что я дал тебе возможность выступить перед зрителями?
      – Ах, простите меня, сэр! – воскликнула Офелия сквозь слезы. – Но я не могу выйти на сцену!
      – Нет, ты сможешь! Я тебя заставлю, тупая тварь! – прорычал управляющий театром и принялся трясти бедняжку за плечи. – Я вытряхну из тебя душу, раздену и голой выпихну на сцену! – кричал он. – Пусть публика убедится, что в этом спектакле участвует благородная девица, как было объявлено об этом в афишах. Пусть все тобой полюбуются нагой! Тогда тебе уже и слов никаких произносить не понадобится, успех спектаклю, будет обеспечен! Даю тебе последний шанс исправить свою ошибку! Глотни джина для храбрости и живо выходи на сцену. Иначе я вернусь и исполню свою угрозу. Терять из-за тебя уйму денег я не намерен.
      Он извлек из кармана плоскую фляжку и сунул ее Офелии в руки. Она уронила фляжку на пол и пролепетала:
      – Все, Корделия, прощай! Я умираю! Лучше смерть, чем позор.
      – Не умирай, пожалуйста! – воскликнула Корделия., – Раздевайся! И прекрати распускать нюни. На сцену выйду я! Безвыходных ситуаций не бывает.

      Эвери Шеффилд неторопливо двигался по комнате, держа в руках серебряный поднос, заставленный бокалами с портвейном. Вот уже третий день он исполнял в этом клубе роль лакея; подносящего напитки джентльменам, и делал это весьма успешно. Голова его под париком жутко чесалась, но снять эту непременную часть своего нового облика, он мог только на кухне. Нелегко было ему и сохранять невозмутимую мину на лице, даже если он спотыкался о вытянутые ноги кого-нибудь из постоянных клиентов, читающих газету.
      Вот и теперь Эвери едва не упал и не уронил поднос, зацепившись за ботинок развалившегося в кресле гостя. Хорошо еще, подумал он, с трудом сохранив равновесие, что поднос уже почти пуст. Иначе все бокалы наверняка бы разбились. Ему было дьявольски трудно научиться ходить с полным подносом по залу. Обретенный навык, с тайной ухмылкой подумал он, может пригодиться ему, когда он вернется в Оксфорд: там вряд ли кто-нибудь сумеет повторить на спор этот трюк. Раньше ему никогда и в голову не приходило, насколько это трудно.
      Идея прикинуться лакеем и тайно держать клуб «Уайтс» под наблюдением принадлежала самому Эвери. Он надеялся таким образом поймать человека, который доставит записку с указанием места, куда следует принести деньги для шантажиста. Рэнсом одобрил эту задумку, освобождавшую его от ежедневного сопровождения в клуб своего младшего брата, где тот мог находиться лишь на правах гостя.
      Но ликовал Эвери, только пока не понял, что ему придется работать по-настоящему. Труд лакея оказался совсем не легким.
      Тяжело вздохнув, Эвери побрел с пустым подносом на кухню. И, как выяснилось, вовремя: он успел увидеть, как другой лакей передает записку невысокому мужчине в зеленом пальто. Сердце Эвери екнуло: наконец-то! Он положил поднос на стул, подбежал к пухлому коротышке и, схватив его за плечо, воскликнул:
      – Попался, негодяй!
      – Ты что, рехнулся, болван?! – обернувшись, заорал на него незнакомец. – Да тебя сегодня же отсюда уволят!
      Пропустив эту угрозу мимо ушей, юноша выхватил у него из пальцев свернутый вдвое листок бумаги, поднес его к глазам, развернув, но, так и не сумев разобрать начертанные на нем каракули, спросил:
      – Что это за галиматья?
      – Это рецепт лечебного отвара, который дала мне моя жена, – гнусаво ответил коротышка. – Он помогает при простуде и головных болях. – Незнакомец чихнул Эвери прямо в лицо.
      Обтеревшись рукавом, незадачливый юноша молча вернул ему листок и, подняв голову, увидел в дверях еще одного подозрительного незнакомца – тот с тревогой наблюдал за ним, теребя в руках сложенный вчетверо лист бумаги.
      – Стой! – крикнул ему Эвери. – Замри и не двигайся!
      Но подозрительный субъект повернулся и выбежал на улицу через черный ход. Эвери помчался следом.
 
      Ошарашенная неожиданным предложением Корделии, Офелия перестала хныкать и воскликнула, вытаращив на сестру глаза:
      – Ты в своем уме? Ты же не знаешь толком слов.
      – Другого выхода у нас нет! Управляющий все равно нас не различает. Снимай костюм! Твою роль я успела выучить наизусть, а если что-то и забуду, сочиню что-нибудь на ходу. Неттлс не шутит, он исполнит свою угрозу! Вытолкает тебя на всеобщее посмешище без шляпки, маски и одежды. Так что поторапливайся!
      Быстро переодевшись в сценический костюм Офелии, Корделия выбежала из гримерной на сцену. Офелия разрыдалась, закрыв лицо руками. Сестра Венеции запрыгала от восторга на месте и захлопала в ладоши.
      Мимо Неттлса Корделия промчалась пулей, подобрав подол юбки, чтобы не споткнуться.
      – Наконец-то! – злобно прошипел он ей вслед.
      Добежав до рампы, Корделия резко остановилась и, сделав глубокий вдох, окинула взглядом сцену. Ее возлюбленный Марли громко произнес:
      – А вот и моя долгожданная Марабелла! Ах, как же я по тебе истосковался, любимая!
      По зрительному залу прокатился шепоток. Корделия кожей почувствовала напряженные взгляды, устремленные на нее со всех сторон. Ее ноги словно бы приросли к помосту, по спине поползли мурашки. Но Марли, вынужденный импровизировать в течение десяти минут, был не в силах промолвить больше ни слова. На лбу у него выступили капельки пота, в глазах читалась мольба.
      Собравшись с духом, Корделия выпрямилась и мелодично произнесла:
      – Ах, это ты, любимый! Ты пришел сюда, лелея в сердце надежду снова встретиться здесь со мной?
      – Да, милая! Именно эта мысль и привела меня сюда! Тебе ведь известно, что мое сердце принадлежит только Марабелле! Ах, как сладко звучит твое имя! Я готов повторять его бесконечно, и днем, и ночью! – подхватил актер.
      Вспомнив, что по сценарию ей надлежит еще и двигаться по сцене, Корделия сделала несколько шагов, посмотрела на зрителей и промолвила:
      – Пусть повторяет мое имя, сколько ему угодно, только бы рукам не давал волю.
      Зал взорвался хохотом. Ободренная первым успехом, Корделия почувствовала себя гораздо раскованнее и постаралась не думать ни о Рэнсоме, ни об Офелии. Все свое внимание она сосредоточила на роли Марабеллы. Нельзя было ошибиться ни в одной фразе. К счастью, ее сценический партнер оказался опытным актером и удачно ей подыграл. Это было не очень сложно, поскольку диалоги героев, исправленные Офелией, представляли собой обычный непринужденный разговор двух влюбленных молодых людей. Многие фазы были заимствованы ею у Шекспира.
      Произнося их, Корделия краем глаза наблюдала за ближайшей к ней ложей. Сидевшая в ней полная дама в бриллиантовой тиаре пристально вглядывалась в загадочную актрису через очки в золотой оправе, пытаясь получше запомнить черты ее лица. От этого взгляда сердце бедной Корделии забилось так, словно готово было лопнуть. «Скорее бы уже наступил финал», – подумала она, холодея от страха. Но до счастливой развязки пьесы, с весьма запутанным и забавным сюжетом было еще далеко.
 
      Рэнсом остался на карауле возле лестницы, а Друид принялся возиться с замком в двери комнаты Неттлса.
      – Замок не из дешевых, – пробормотал он. – Непростой замочек, доложу я вам, мистер Шеффилд. – Это я и сам уже понял, – шепотом отозвался Рэнсом, недоумевая, куда запропастилась Корделия.
      Опробовав несколько отмычек, фокусник наконец открыл дверь.
      – Готово! – с довольной ухмылкой воскликнул он, обернувшись к Рзнсому. – Ну, я побежал. В антракте после первого действия мне предстоит развлекать зрителей. Желаю вам удачи! Не увлекайтесь!
      – Спасибо, Друид, – сказал Рэнсом. – Мне надо найти здесь одну вещицу, принадлежащую нашей семье. Если мне улыбнется удача, Неттлс даже не заметит, что в его отсутствие кто-то рылся в его вещах.
      Не успели стихнуть отзвуки удаляющихся шагов фокусника в коридоре, как послышались приближающиеся шаги. Рэнсом оцепенел. Неужели это Корделия? Почему она задержалась?
      К его немалому удивлению, вместо Корделии к нему подошла ее белобрысая подруга Венеция. Она скороговоркой сообщила ему, что та, которую он ждет, задерживается в силу непредвиденных обстоятельств.
      – Послушай, Венеция! – сказал Рэнсом. – Постой, пожалуйста, немного внизу, возле лестницы. Если кто-нибудь появится в коридоре, предупреди меня тихим свистом.
      – Нет, я не смогу, через полчаса мой выход! – воскликнула девушка. – Мистер Нетглс уволит меня, если я вовремя не выйду на сцену.
      – Это не потребует столько времени! – настаивал Рэнсом. – Ты не опоздаешь. Постой там, пока не сосчитаешь до ста.
      – Но я не умею считать до ста, – растерянно пробормотала Венеция. – Я знаю счет только до двадцати.
      – Хорошо, тогда сосчитай до двадцати десять раз, – слукавил Рэнсом. – Но только считай медленно!
      С этими словами он завернул за угол и шмыгнул в дверь.
      Комнаты были хорошо обставлены, но сильно запущены, в них уже давно не убирались и не мыли полы. Не теряя времени, Рэнсом стал обыскивать спальню: сперва осмотрел все ящики комода, потом – кровать, заглянул под матрац и подушки, даже порылся в бельевом шкафу. Ничего там не обнаружив, он простукал пол и стены. Но тоже безрезультатно. Тяжело вздохнув, Рэнсом принялся ощупывать сюртуки, жакеты и фраки администратора, затем принялся за его обувь. Но ни в карманах, ни за подкладкой табакерки не оказалось. Судя по всему, и в штиблетах не было полых каблуков, куда ее можно было бы спрятать.
      Рэнсом перешел в гостиную, потом – в кабинет, где подверг скрупулезному осмотру каждый предмет обстановки и даже камин. Просмотрел он также на всякий случай кипу бумаг, но письма, написанного рукой Эвери, там не было.
      Наконец ему улыбнулась удача: в потайном ящичке письменного стола обнаружилась сама табакерка. Увидев ее, Рэнсом возликовал. Полюбовавшись усыпанной бриллиантами безделицей, она нажал на кнопку, открывающую секретное отделение, и медленно вздохнул…
 
      Погруженная в глубокие переживания, Офелия не замечала течения времени. Когда же она очнулась, то услышала чье-то рыдание. Обернувшись, она увидела, что это горько плачет Венеция. Белокурая девушка сидела перед зеркалом, обводя глаза сурьмой, и при этом плакала навзрыд, отчего на щеках у нее образовались темные потеки.
      – Что случилось, Венеция? – спросила Офелия, встав со стула и обняв бедняжку за плечи.
      – Он отправил мою сестру в «Рай»! – давясь слезами, ответила девушка. – Негодяй! Как же я его ненавижу!
      – Кто? И что он сделал с Сэл? Она ведь только что была здесь! Не убивайся так, твоя сестренка просто куда-то отлучилась. Она скоро вернется. – Офелия с удивлением осмотрелась по сторонам, но десятилетнего ребенка в гримерной не обнаружила.
      – Мистер Неттлс! Он так разозлился на меня за то, что я не позволила ему включить Сэл в труппу актеров, что отправил ее в «Рай»!
      – Отправил ее в рай? Ты хочешь сказать, что он ее убил? – вытаращив от ужаса глаза, переспросила Офелия.
      – Да нет же, «Рай» – это название одного из борделей в Уайтчепеле, – пояснила Венеция, глотая слезы.
      – Ребенка – в бордель? – Офелия содрогнулась и, покосившись на дверь, спросила: – Так он содержит, помимо театра, еще и бордели?
      – Да, – подтвердила Венеция. – Он и раньше угрожал мне, но я ему не поверила. А сегодня он осуществил свою угрозу, пока меня здесь не было.
      О Боже, подумала Офелия, так это из-за нее случилась такая трагедия! Если бы она не струсила и не убежала со сцены, Корделия не отправила бы Венецию вместо себя к Рэнсому! Именно из-за нее и пришел в ярость управляющий театром. А тут ему под горячую руку подвернулась девчонка. Но как этот мерзавец посмел отправить ее в публичный дом?
      – Я ее не уберегла! – шмыгнув носом, сказала Венеция. – Что же теперь будет? Однако мне пора выходить на сцену, – спохватилась она. – Мистер Неттлс меня уволит, если я опоздаю с выходом. И тогда уже никто не поможет бедняжке Сэл. Остается лишь уповать на Бога!
      – Объясни, как мне найти этот бордель! – решительно сказала Офелия. – Я сама отправлюсь туда и выручу малышку.
      – Тебя туда не пропустят, Лили! Лучше не ходи туда, не испытывай судьбу, как бы тебя саму не заставили заниматься там проституцией, – прошептала Венеция.
      – Со мной пойдет один надежный мужчина, – сказала Офелия.
      – Ты имеешь в виду мистера Рэнсома? Но он сейчас наверху. Только не говори, чем он там занимается, я не хочу этого знать!
      – Не волнуйся, Венеция! Просто скажи мне адрес этого заведения. Я знаю другого отважного человека, который защитит меня от подручных Неттлса.
      Венеция вздохнула и объяснила ей, как найти бордель, в котором силой удерживают ее младшую сестренку.
      – Обещай, что не скажешь об этом никому ни слова! – потребовала Офелия.
      – Клянусь, что буду держать язык за зубами, – сказала Венеция и, напудрив щеки, выбежала из артистической уборной.
      Оставшись в комнате одна, Офелия извлекла из тайника кошелек с несколькими шиллингами, которые она сумела скопить, положила его в карман, накинула на плечи шаль и побежала к служебному входу, лелея в сердце надежду, что Корделия справится с ее ролью.
      Переулок был запружен экипажами, разыскать среди них карету маркиза было невозможно. Офелия на миг остановилась и задумалась, как же, ей лучше поступить. Не обратиться ли ей за помощью к маркизу? Но в какой именно ложе его искать? И вдруг ее случайно увидит, там мистер Неттлс? Нет, решила она, разумнее не тратить попусту драгоценное время и сразу же поехать к Джайлзу!
      Она наняла экипаж и поехала в нем к викарию, уверенная, что уж он-то ей точно поможет. Добравшись до церкви, Офелия рассчиталась с кучером и побежала к дому Джайлза, молясь на ходу, чтобы он оказался на месте и никуда не отлучился. Дверь ей отворила пожилая экономка.
      – Мисс Эпплгейт! – удивленно воскликнула она. – У вас стряслась какая-то беда? Почему вы так громко стучали в дверь кулаком? Я ведь не глухая! Что же вас к Нам привело? Неужели ваши влиятельные родственники выставили вас с сестрой за порог?
      – Мне срочно требуется помощь викария! – ответила, переведя дух, Офелия. – Нужно выручить из беды одну маленькую девочку. Ей угрожает опасность! Святой отец дома?
      – Да, мисс, – ответила экономка. – Он в своем кабинете. Сейчас я позову его.
      – Благодарю вас, но я знаю туда дорогу, – сказала Офелия и, проскользнув мимо служанки, побежала по коридору.
      Влетев в кабинет, она увидела сидящего к ней спиной за письменным столом Джайлза и с облегчением воскликнула:
      – Слава Богу, я застала вас дома!
      Он обернулся и радостно улыбнулся. Но улыбка погасла на его благородном лице, едва лишь он заметил, что Офелия чем-то огорчена.
      – Что случилось, милейшая мисс Эпплгейт? – озабоченно спросил он. – У вас приключилась какая-то беда? Могу ли я вам чем-то помочь? Уж не заболела ли ваша сестра?
      – Ах, святой отец! Произошло нечто чудовищное! – воскликнула Офелия и поведала ему ужасную историю маленькой девочки, которую алчный управляющий театром отправил в публичный дом.
      – Нужно немедленно отправиться в этот вертеп и забрать бедняжку!
      Опечаленный услышанным, Джайлз задумчиво наморщил лоб, не торопясь с ответом. Наконец он тяжело вздохнул и промолвил:
      – Лондон – город пороков, любезная мисс Эпплгейт! Я неустанно молюсь за спасение заблудших грешников. Пытаться самим проникнуть в притон разврата – затея чрезвычайно опасная. Жаль, что Эвери сейчас нет дома, без него нам не следует подвергаться смертельному риску. Одну же вас я туда тем более не отпущу!
      – Но это дело не терпит промедления! Я должна спасти малышку! – воскликнула Офелия.
      Викарий снова тяжело вздохнул, встал и пошел за своей поношенной курткой, висевшей на крючке в коридоре, Затем он прошел через кухню во двор, где располагалась маленькая конюшня, и стал торопливо и со знанием дела запрягать свою старую кобылу в двуколку. Офелия, следовавшая за ним по пятам, не выдержала и спросила:
      – Так вы хотите поехать туда без меня? Но как же вы узнаете Сэл, если ни разу ее не видели?
      – Вы мне ее подробно опишите! – невозмутимо ответил Джайлз.
      – А вдруг она в бессознательном состоянии? Эти негодяи могли вколоть ей морфий или напоить ее вином! Запугать до полусмерти, в конце концов! – возразила Офелия, дав волю своему богатому воображению.
      – Я сделаю все, что смогу, – твердо ответил викарий. – Расскажите, какого цвета ее глаза и волосы, полна ли она или худа, высока ли ростом, во что была одета.
      Говоря все это, он сел в двуколку и взял в руки вожжи.
      – Нет, Джайлз, по словесному портрету вы ее не узнаете. В притоне ее могли изменить до неузнаваемости – покрасить ей волосы, сделать новую прическу, наложить вульгарный грим на ее невинное детское личико, надеть на нее открытое платье. Я обязательно должна поехать туда вместе с вами! – Офелия забралась в двуколку и уселась рядом с Джайлзом. – И не нужно меня переубеждать, святой отец! – добавила она, ударив лошадь кнутом по спине. – Я должна ее спасти, иначе мне уже никогда не будет покоя. Лучше давайте не будем тратить время на пустые споры и поспешим к ней на выручку.
      Их двуколка понеслась по узким кривым улочкам в Уайтчепел, район в восточной части Лондона, где ютилась в трущобах беднота. Между тем сумерки быстро сгущались.
      Офелия старалась не поддаваться страху, задавшись целью во что бы то ни стало освободить младшую сестру Венеции из грязных рук торговцев живым товаром. Джайлз Шеффилд всю дорогу хранил суровое молчание, но по выражению его лица Офелия догадывалась, что он сожалеет о том, что взял ее с собой в это рискованное путешествие.
      Наконец впереди показался полуразрушенный трактир, упомянутый Венецией, а чуть дальше, на углу дома, таверна. Миновав ее, викарий и его спутница увидели неказистое строение с алой дверью и красным фонарем над ней. Вывеска с надписью «Рай» не оставляла у них никаких сомнений в том, что это вход в бордель.
      Джайлз благоразумно проехал мимо вертепа, у двери которого стоял верзила со сломанным носом и золотой серьгой в ухе. Другое ухо у него отсутствовало. Как же им незаметно вывести из притона мимо него девчонку? Впрочем, подумала Офелия, сперва им надо проникнуть в это средоточие порока.
      Джайлз остановил двуколку на безопасном расстоянии от «Рая» и безапелляционно заявил, что Офелии нельзя идти с ним в это гнездо разврата.
      – Это не кончится добром! – воскликнул он.
      – По-вашему, здесь, на темной улице, я буду в безопасности? – язвительно парировала она.
      – В безопасности вы находились бы сейчас в моем доме! – наставительно произнес Джайлз. – Напрасно я позволил вам сопровождать меня. – Он внимательно взглянул в ее лицо и добавил: – Жаль, что при вас нет вашей полумаски. Она бы пригодилась вам сейчас.
      – Одолжите мне ваш шарф! – попросила Офелия не задумываясь.
      Джайлз усмехнулся:
      – Кажется, я догадываюсь, что вы задумали!
      Он развязал свой льняной белый шарф и отдал Офелии. Она ловко обмоталась им, скрыв половину лица, и стала похожа на скромную пуританку.
      – Умница! – похвалил ее викарий.
      Он развернул двуколку и подъехал к дверям «Рая».
      – Позаботься о моей старой кляче, приятель! – сказал он охраннику, кинув ему монетку. – Я скоро вернусь. Дама со мной!
      Он помог Офелии выбраться из коляски.
      – А зачем она вам? – с гнусной ухмылкой поинтересовался громила. – В нашем заведении достаточно и своих красоток на любой вкус.
      – У каждого из нас свои причуды, – уклончиво ответил Джайлз и, чинно поклонившись своей спутнице, пригласил ее первой переступить порог борделя.
      Оторопевший охранник проводил странную парочку недоуменным взглядом и почесал в затылке: таких извращенцев ему видеть еще не доводилось.
      Из розовой гостиной доносились пьяные женские голоса, смех и визг. Кто-то из клиентов неумело бренчал на расстроенном фортепиано.
      – Вам лучше держаться за моей спиной, – шепнул Офелии викарий и, подойдя, к открытым дверям комнаты, заглянул в нее. Несколько подвыпивших гостей приветствовали его радостными возгласами. Но он покачал головой и отступил в коридор.
      – Надо взглянуть, что находится наверху! – сказал он Офелии и первым начал быстро подниматься по грязной лестнице. Она осторожно пошла следом, держась от него на некотором расстоянии. На втором этаже Джайлза встретила хозяйка заведения.
      – Вы, наверное, желаете чего-то пикантного, милейший? – сахарным голосом спросила она. – Матушка Нелл к вашим услугам!
      – Вы чрезвычайно любезны! – ответил Джайлз. – Я бы хотел позабавиться с какой-нибудь юной шалуньей. Говорят, у вас недавно появились новенькие, еще совсем не испорченные милашки.
      Мадам хихикнула и воскликнула:
      – У нас всегда есть свежий товар! Не угодно ли опробовать девственницу? Очаровательное создание, настоящий ангелочек! Но разумеется, эта птичка обойдется вам гораздо дороже, чем зрелая красотка.
      – Если пташка того стоит, за деньгами дело не станет, – ответил Джайлз и нарочито громко расхохотался.
      – Какой же вы, однако, проказник! – воскликнула мадам. – Следуйте за мной. У нас есть одна прелестная рыженькая крошка и одна миленькая брюнеточка.
      – А белокурой, случайно, нет? – спросил Джайлз, идя за ней по коридору.
      – Есть, но один наш постоянный клиент уже заказал ее на эту ночь, – ответила матушка Нелл.
      Когда шаги мадам и Джайлза в коридоре стихли, Офелия взбежала на лестничную площадку и, на цыпочках подкравшись к углу прохода, осторожно выглянула из-за него. Рыжеволосая неопрятная женщина, шедшая впереди Джайлза, бросила на ходу мимолетный взгляд на одну из запертых дверей и пошла дальше. Джайлз последовал за ней. Но Офелия, выждав минуту, подкралась к этой двери и припала к ней ухом. Из номера доносились отзвуки рыдания. Не долго думая Офелия повернула дверную ручку и вошла в комнату.
      Какой-то плешивый толстяк, одетый только в рубаху и жилет, раздраженно говорил плачущей навзрыд девочке:
      – Не нужно шуметь! И перестань ломаться! Я заплатил за тебя мадам уйму денег! Будь паинькой и не брыкайся! Не бойся, глупышка, это совсем не больно…
      В забившейся в угол девочке, одетой в разорванную ночную сорочку, Офелия стразу же узнала Сэл.
      – Слава Богу, мы не опоздали! – воскликнула она. – Джайлз! Идите скорее сюда! Бедняжка Сэл здесь!
      – А вы кто такая? Убирайтесь! Я заплатил за девчонку сполна! Перестаньте скандалить! – заорал на нее толстяк.
      Увидев знакомое лицо, Сэл обрадовалась и, перестав плакать, бросилась в объятия Офелии. Та обняла ее хрупкое детское тельце и по-матерински прижала малышку к себе.
      – Как же вам не стыдно! – крикнула она побагровевшему от ярости сластолюбцу. – Она ведь еще ребенок!
      – Да как вы смеете так разговаривать со мной? – прорычал тот. – Я прикажу вас выпороть!
      – А как еще прикажете ей с вами разговаривать в такой ситуации, сэр Джеффри? – саркастически спросил у него появившийся в дверях Джайлз. – Что, по-вашему, сказали бы сейчас ваша супруга и соседи, окажись они здесь?
      – Викарий? – Блудливый аристократ побледнел, потрясенный неожиданной встречей со священником в борделе. – Что вы-то здесь делаете? – Он опомнился и, прикрыв срам руками, присел на корточки за кроватью и стал натягивать штаны. Но Офелия успела отметить, что его мужское достоинство не соответствует своими более чем скромными размерами его объемистой фигуре.
      Педофил наконец пришел в себя от потрясения и решил перейти из обороны в нападение. Прочистив горло, он хрипло сказал:
      – Вы сами, святой отец, далеко не ангел, коль скоро очутились здесь. Решили немного пошалить тайком с этой красоткой? Мы с вами оба грешники. Поэтому давайте лучше не ссориться. Верните мне девчонку и уходите с миром. Этот разговор останется между нами, обещаю!
      – Да как вы смеете! – вскричала Офелия, но Джайлз подал ей рукой знак умолкнуть и сказал:
      – Я здесь только для того, чтобы спасти эту беззащитную малышку, которую похитили и продали мадам Нелл, а вовсе не для плотских утех. Призываю вас оказать нам помощь в этом богоугодном деле. Отец небесный воздаст вам за это.
      – Да что вы такое несете? – прищурившись, спросил охотник до невинных юных созданий. – О какой такой похищенной малышке идет речь?
      – Вот об этой! – Викарий кивнул на дрожащую Сэл, которую заботливо укутала в свою шаль Офелия. – По-вашему, она очутилась здесь по своей воле? Как вы думаете, сколько ей лет?
      – Вы настоящее чудовище! – гневно вскричала Офелия. – Исчадие ада! Да провалитесь вы в тартарары! Да чтоб вам гореть вечно в геенне огненной! Чтоб вам корчиться у черта на сковородке! Да как вы посмели совратить это невинное создание?
      – Замолчите! – рявкнул сэр Джеффри. – Я не позволю какой-то шлюхе читать мне проповеди в публичном доме. Вам-то какое до всего этого дело? Да кто вы такая? Вон отсюда!
      К полному изумлению Офелии, всегда тихий и спокойный викарий решительно шагнул вперед и двинул кулаком по квадратному подбородку Джеффри с такой силой, что тот рухнул без чувств на кровать, вдобавок стукнувшись при этом затылком об стенку.
      Офелия удовлетворенно улыбнулась.
      Сэл запрыгала на месте и захлопала в ладоши.
      – Нам лучше убраться отсюда побыстрее, – потирая ладонью левой руки костяшки пальцев правой, негромко произнес викарий.
      – А как же нам быть с другими двумя маленькими девочками? – с волнением спросила Офелия. – Надо забрать их с собой! Нельзя же оставлять их здесь на растерзание мерзким сластолюбцам!
      – Конечно, дорогая Офелия! – воскликнул викарий. – Мадам Нелл показала мне номера, в которых они находятся. Надо немедленно забрать их и уносить отсюда ноги, пока здесь не поднялся переполох.
      Он выглянул за дверь и, убедившись, что коридор пуст, быстро пошел по нему к нужной комнате.
      – Только не шуми! – шепнула Офелия Сэл, беря ее за руку.
      Девочка понимающе кивнула и прижалась к своей спасительнице. Они осторожно последовали за Джайлзом. Он вошел в номер.
      Две совсем юные девочки лежали рядышком на одной кровати, на краю которой сидела, спиной к двери, полуобнаженная грудастая проститутка со всклокоченными грязными каштановыми волосами.
      Увидев ее, Офелия замерла на пороге номера. Позволит ли им эта падшая женщина уйти отсюда с миром, забрав девочек с собой?
      Внезапно грешница обернулась и спросила:
      – Кто вы? Что вам надо?
      – Мы хотим увести отсюда детей, – ответила Офелия. – Вот эту малышку зовут Сэл, я хорошо знаю ее старшую сестру. Она в отчаянии. Умоляю вас, не поднимайте шума, позвольте нам спасти от поругания эти невинные создания.
      – Сдается мне, что вы не местная, скорее всего из джентри, – сказала проницательная женщина. – А кто ваш спутник?
      – Он священник, очень добрый человек. Мы позаботимся об этих детях, уверяю вас! – воскликнула Офелия.
      – Мы постараемся увести их отсюда и окружим их заботой, – добавил Джайлз. – Даю вам слово викария!
      Распутница снова окинула его оценивающим взглядом и кивнула в знак согласия.
      – Забирайте их и поторапливайтесь! – сказала она. – Советую вам подняться на третий этаж, выбраться через чердачное окошко на крышу и спуститься с нее по пожарной лестнице в переулок.
      – Огромное вам спасибо! – сказала Офелия. – Может быть, и вы пойдете с нами?
      – Слишком поздно! – Женщина тяжело вздохнула. – А вы не теряйте зря времени, уходите, пока мадам Нелл не кликнула Брута. Тогда вам точно не поздоровится!
      Офелия достала из своего кошелька два шиллинга и протянула их блуднице со словами:
      – Вот возьмите. Это вам за вашу доброту!
      Джайлз взял малышек на руки. Одна из них сунула в ротик большой палец и стала его сосать. Другая продолжала дремать.
      Офелия крепче сжала руку Сэл и следом за викарием покинула комнату. На их удачу в коридоре и на лестнице им никто не встретился. Они благополучно поднялись на третий этаж и выбрались на крышу. Из чердачного люка уже донеслись пронзительные вопли хозяйки этого сомнительного заведения. Очевидно, она обнаружила пропажу девочек и подняла тревогу.
      Малышки крепче прильнули к Джайлзу, а Сэл со страху задрожала. Беглецы стали осторожно пробираться к пожарной лестнице. Черепичная крыша оказалась скользкой, в темноте легко можно было сорваться с нее и сломать себе шею, упав на мостовую. Молодая луна трусливо пряталась за тучами. Наконец Джайлз разглядел во мраке деревянные перекладины стремянки, приколоченной к стене металлическими крюками.
      Офелия ахнула. Неужели это и есть та самая пожарная лестница? Джайлз усадил девочек в нескольких шагах от края крыши и наклонился над лестницей, чтобы проверить ее прочность. Но стоило только ему взяться рукой за перекладину, как та с треском сломалась. Он пошатнулся и едва не упал головой вниз с огромной высоты.
      Но Офелия вовремя бросилась к нему на помощь и обхватила руками его ноги. Сдавленно чертыхнувшись, Джайлз выпрямился, медленно отступил на безопасное место и, переведя дух, сел на скользкие черепицы.
      – Вы спасли мне жизнь, мисс Эпплгейт. Я ваш вечный должник, – тихо сказал он.
      Она заморгала, сдерживая навернувшиеся на глаза слезы. Джайлз действительно очутился на волосок от гибели. Но она не могла позволить себе дать волю чувствам, опасаясь испугать детей. Их требовалось спасти! Вот только как? Она с опаской покосилась на чердачное окошко.
      Перехватив ее встревоженный взгляд, Джайлз произнес:
      – Нам лучше спрятаться. И коль скоро нам вряд ли удастся воспользоваться этой лестницей, то почему бы нам не попытаться перепрыгнуть на соседнюю крышу? Дома здесь стоят почти вплотную один к другому.
      У Офелии перехватило дух. Падение с такой высоты неминуемо повлекло бы за собой ужасную смерть. Вдобавок им нужно было прыгать с девочками на руках, ведь сами они на это наверняка бы не отважились. Да и силенок у них еще было маловато.
      Однако Джайлз придерживался на этот счет иного мнения. Он подошел к Сэл и, наклонившись к ней, спросил:
      – Ты сможешь перепрыгнуть на соседнюю крышу? Расстояние до нее не так уж и велико. Просто не смотри вниз, чтобы голова не закружилась. Нам надо убежать от плохих дядей!
      Девчонка смерила взглядом расстояние до другой крыши и сказала:
      – Я прекрасная прыгунья.
      Офелия немного успокоилась, услышав эти слова.
      – А двух других малышек я возьму на руки, – сказал Джайлз. – У них пока еще слишком маленькие ножки для таких рискованных прыжков.
      – Я прыгну первой, – заявила Офелия, собравшись с духом.
      – Хорошо. Только подожди минуточку! – сказал Джайлз.
      Он наклонился над зонтиком печной трубы, зачерпнул пригоршню золы и посыпал ею край крыши.
      – Чтобы было не так скользко, – пояснил он Офелии свои таинственные действия. – Ну а теперь можешь прыгать! – с обаятельной улыбкой добавил он, отряхнув ладони.
      Согретая его улыбкой, Офелия улыбнулась ему в ответ, подобрала подол юбки, глубоко вздохнула и, разбежавшись, прыгнула.
      Коснувшись ступнями соседней крыши, она ахнула и упала, едва не разбив при этом себе лицо о черепицу. В ушах у нее зазвенело. Отдышавшись, она отползла подальше от края крыши, потерла ушибленные ладони и села. Кричать Джайлзу, что с ней все в порядке, она не стала, а только помахала ему рукой.
      Он кивнул и помахал ей рукой в ответ.
      Настала очередь прыгать Сэл.
      От волнения сердце Офелии забилось быстрее. Сложив на груди ладони, она стала молиться за удачный прыжок отважной девочки. Сэл разбежалась и прыгнула, словно маленькая кошка. Но ее ножка только коснулась самого края крыши. Офелия порывисто подалась ей навстречу и, успев схватить ее за руку, дернула на себя. Упав ничком на черепицу, малышка ушиблась и расхныкалась. Ныла рука и у Офелии. Она обняла девочку и вместе с ней откатилась подальше от края. Сэл расплакалась еще сильнее.
      – Не плачь, глупышка! – говорила ей Офелия, поглаживая ее ладонью по спине. – Главное, ты жива и в безопасности. Молодец, что не струсила!
      Тем временем Джайлз, прижав к себе руками двух девочек, разбежался и прыгнул. Сердце Офелии замерло. Но бесстрашный викарий благополучно пролетел над пустым черным пространством и коснулся черепицы обеими ногами в двух шагах от нее.
      – Мы спасены! – воскликнула Офелия.
      Но радость ее оказалась преждевременной. Не выдержав мощного удара, гнилые стропила с треском сломались. И крыша под беглецами провалилась.

      Они стремительно полетели вниз вместе с обломками гнилых досок, осколками грязной черепицы и мелкими кусочками угля. Получив удар балкой по макушке, Офелия пронзительно вскрикнула. И тотчас же острые черепки порезали ей руки и ноги. Раненные на лету деревяшками и плитками, девочки тоже расхныкались.
      Спустя несколько мгновений Офелия уже очутилась на голом холодном полу под грудой строительного мусора. Рядом с ней плакала одна из девочек. Через зияющее неровное отверстие в крыше в темное помещение проникал тусклый лунный свет. Но где же Джайлз?
      Офелия хрипло окликнула его, но ответа не последовало. Неужели он погиб? Судорожно вздохнув, она снова позвала его по имени, мысленно моля Бога, чтобы викарий оказался жив. Но викарий не отзывался.
      – Сэл, ты где? – шепотом спросила она.
      – Я здесь, мисс, рядом с вами, – отозвалась девочка.
      – А где две другие малышки?
      – И они здесь!
      Офелия пошарила руками в темноте и нащупала обеих беглянок. Одна из них постанывала, другая плакала. Офелия погладила ее по голове и спросила:
      – Ты сильно ушиблась? Тебе очень больно?
      – Нет, мисс! – ответила девочка. – Не больнее, чем после трепки, которую мне частенько задавала моя старая тетушка. А царапины совсем неглубокие, они скоро заживут.
      – Тогда почему же ты плачешь?
      – От страха, мисс. Но и он уже почти прошел! – бодро воскликнула воспрянувшая духом девочка.
      – Лежите смирно, дети! – строго сказала Офелия, опасаясь, как бы не провалился под ними пол. Судя по запаху тления и плесени, помещение давно пустовало и скорее всего снаружи было заколочено досками. Следовательно, подумала Офелия, здесь искать их не станут.
      – Джайлз, ты жив? – тихо спросила она.
      – Жив! – отозвался он из мрака. – Я лежу под грудой обломков почти рядом с тобой, но не могу пошевелить ни ногой, ни рукой.
      Офелия ощупала ладонями окружающее пространство и наконец ухватилась за его ботинок. Не сломал ли он себе чего в результате падения? Она осторожно провела рукой по его ноге, но признаков перелома не обнаружила и с облегчением вздохнула, надеясь, что другая его нога тоже не повреждена.
      – Офелия! – прошептал он. – Девочки не ушиблись?
      – Нет, слава Богу, все обошлось, – ответила она.
      – А ты ничего себе не повредила?
      – Нет, со мной тоже все в порядке. Почему ты так тяжело дышишь, Джайлз?
      – Меня чем-то сильно ударило по голове, но в остальном все нормально. Если не считать нескольких ссадин. Ты можешь встать?
      – Честно говоря, Джайлз, на левом бедре у меня глубокий порез, – призналась Офелия, – И он сильно кровоточит.
      – Нужно срочно перевязать рану! Сейчас я тебе помогу, – встревоженно сказал викарий и принял сидячее положение.
      Он ощупал ее муслиновую юбку и с досадой сказал:
      – Дело нешуточное. Кажется, ты истекаешь кровью. Сними нижнюю юбку, мы разорвем ее на полосы и перебинтуем тебе ногу.
      – Хорошо, Джайлз! – сказала она и осторожно сняла нижнюю юбку.
      – Ты сможешь сама наложить повязку на рану? Я ничего не вижу, – сказал Джайлз. – У меня кружится голова.
      – Не беспокойся, я справлюсь сама, – сказала Офелия и, сложив вчетверо окровавленную юбку, перевязала ею бедро.
      – Подсаживайся поближе ко мне, – сказал Джайлз. – Малышки, и вы подползайте к нам! Только осторожно, чтобы не пораниться осколками черепицы.
      Девочки окружили их и свернулись калачиком, пытаясь согреться. Но их все равно била нервная дрожь.
      – Как ты думаешь, кто-нибудь знает, что мы здесь? – спросил Джайлз. – Я мгновенно потерял сознание, когда упал.
      – Пока вокруг все тихо, – ответила Офелия.
      – Что ж, будем надеяться, что нашего падения с крыши никто не заметил, – сказал Джайлз.
      – Но как же мы выберемся отсюда?
      – Придется дождаться рассвета. В темноте опасно передвигаться по заброшенному строению. Да и по городу тоже! Нас, наверное, уже разыскивают по всем соседним улицам.
      Офелия живо представила себе отвратительные физиономии охранников и нервно поежилась. Прекратят ли подручные хозяйки борделя свои поиски утром? Не подкараулят ли их эти головорезы в одном из узких переулков?
      Она прогнала неприятные мысли и прислушалась.
      Девочки притихли и дышали ровно, очевидно, уснув.
      «Любопытно, – подумала Офелия, – что им снится?»
      Сэл пошевелилась и вздохнула.
      – Тебе не спится? – тихо спросила Офелия. – Что тебя тревожит? Тот гадкий толстый дядя не сделал тебе больно?
      – Нет, – ответила девочка. – Он только громко на меня кричал и порвал на мне рубашку! Но я отказалась делать то, чего он добивался. Тогда он снял штаны и начал трясти у меня перед носом своим противным стручком. Я расплакалась и забилась в угол кровати. И тут подоспели вы!
      – Бог его накажет за все его грехи, – сказала Офелия. – А платье мы тебе купим новое. Так что не думай больше об этом нехорошем дяде.
      – Пусть его сожрет большая злая собака, – сказала Сэл.
      – Он это заслужил, – сказала Офелия, живо представив себе старого развратника без штанов.
      Джайлз тихо рассмеялся в темноте.
      Сэл вскоре уснула, склонив головку на плечо Офелии.
      – Тебе не тяжело быть подушкой для трех малышей? – спросил Джайлз.
      – Откуда ты знаешь? – удивилась Офелия. – Ты видишь в темноте?
      – Нет, просто я чувствую на расстоянии, – ответил он, обнимая ее рукой за плечи. – Постарайся уснуть. Нога еще болит?
      – Немножко. Но уже почти не кровоточит. – Офелия прижалась к его сильному телу. – Хорошо, что ты поехал вместе со мной в это ужасное место. Даже не представляю, что бы я без тебя стала делать.
      – А вот я до сих пор не могу себе простить, что позволил тебе сопровождать меня в этот вертеп! – сказал Джайлз. – Лучше бы ты подождала у меня дома.
      – Да я бы просто извелась, волнуясь за тебя и за Сэл! – воскликнула Офелия, – Нет, Джайлз, я была тебе нужна во время твоей опасной миссии. И ты это знаешь!
      – Да, пожалуй, ты права, – сказал викарий.
      Офелия улыбнулась и крепче прижалась к нему в темноте. Ей еще не доводилось лежать рядом с мужчиной ночью, и она купалась в новых для нее ощущениях, наслаждалась приятным тембром голоса Джайлза, млела от исходящего от него тепла.
      – Я должна была поехать сюда с тобой! – повторила она. – Ты еще не знаешь, что произошло сегодня в театре! Я испытала невероятный приступ страха и не решилась выйти на сцену во время спектакля. А ведь это был мой дебют, о котором я мечтала всю жизнь! И вдруг в самый ответственный момент я запаниковала. Меня ждал полный зрительный зал, а я всех подвела, поставила спектакль на грань провала…
      Она умолкла, боясь расплакаться.
      – Не убивайся, Офелия! Такое случалось со многими актерами, – попытался успокоить ее Джайлз.
      – Но со мной этого не должно было произойти! – возразила она. – Я приехала в Лондон только ради того, чтобы стать драматической актрисой. Ради своей мечты я сбежала из дома, огорчив родственников и шокировав соседей. Впрочем, мы с Корделией и прежде не отличались примерным поведением. Нас даже прозвали ужасными близнецами Эпплгейт. Хотя заводилой в наших детских шалостях всегда была я. Корделия же поехала со мной в Лондон только для того, чтобы уберечь меня от других необдуманных шагов. Но ведь это никому не известно! Какая я скверная девчонка!
      Джайлз слушал ее, молчал и не перебивал. Она совершенно осмелела и продолжала исповедоваться:
      – Корделия первой появилась на свет, это, наверное, и определило все ее дальнейшее поведение. Считая себя старшей сестрой, она чувствует себя ответственной за мое благополучие. Я же всю жизнь приношу своим родным лишние хлопоты и огорчения, впутываюсь в опасные ситуации, витаю в облаках, не задумываясь о последствиях своего безрассудства. Мне больше нравится фантазировать, чем совершать реальные практичные шаги.
      – Но почему так, Офелия? – спросил Джайлз, сжав ей руку.
      – Потому что реальная жизнь меня пугает, – прошептала она. – Ведь, как ты знаешь, наша мама умерла после родов. Она перенапряглась, рожая нас с сестрой. И это стало для меня первым страшным потрясением…
      – Я искренне сожалею об этом, – сказал Джайлз.
      – Лишенная материнской заботы и ласки, я начала с детства выдумывать всякие истории…
      Он погладил ее ладонью по щеке. Она затаила дыхание. На глаза у нее навернулись слезы. Джайлз потер ей пальцами виски, желая смягчить ее головную боль, и она, судорожно вздохнув, прильнула головой к его плечу, мгновенно согрелась, успокоилась и уснула.
 
      Раньше, когда Корделия наблюдала игру актеров из-за кулис, ей казалось, что действие пьесы развивается очень быстро. Но теперь, очутившись на сцене вместо Офелии, она не могла дождаться завершения своей роли во втором акте спектакля. Только благодаря поддержке Марли, который то и дело подмигивал ей и ободряюще улыбался, она сумела кое-как произнести свои слова.
      Случалось, что она их забывала и тогда сама придумывала что-нибудь забавное. Аплодисменты и смех, которыми награждали ее зрители, вселяли, однако, в нее надежду на то, что ее сценический дебют не завершится позорным провалом.
      Бедная Офелия! Как, должно быть, она страдает, проливая горькие слезы в актерской уборной вместо того, чтобы поражать публику своей блистательной игрой!
      Вернувшись в гримерную, Корделия, к своему немалому удивлению там сестру не обнаружила, но не придала этому поначалу никакого значения, предположив, что Офелия вышла в туалет. Ее всегда подводил живот, когда она нервничала. Корделия собралась уже было проведать ее в нужнике, но в этот момент в комнату влетел мистер Неттлс и стал орать, чтобы актрисы готовились к музыкальному номеру.
      – Боже! Что же теперь будет? – пробормотала Корделия. – Я ведь всего один раз участвовала в репетиции танца!
      – Не бойся, – взяв ее за руку, прошептала заплаканная Венеция. Встань у меня за спиной и повторяй все мои движения.
      Обрадовавшись неожиданной помощи, Корделия кивнула. Но оказалось, что исполнить танцевальный номер куда сложнее, чем сыграть роль, слова которой она знала наизусть. Прячась за спинами других актрис, она старательно повторяла их телодвижения и молча открывала рот, поскольку не знала слов песни. К счастью, этого никто не заметил, и с грехом пополам она дотянула до конца номера.
      Дождавшись, пока упал занавес и прозвучали зрительские аплодисменты, Корделия стянула постылую маску на подбородок и пошла разыскивать Офелию. Однако ни в гримерной, ни в туалете ее не оказалось. Тогда Корделия отвела в сторонку Венецию и шепотом спросила, не знает ли она, куда подевалась ее сестра.
      Опасливо оглянувшись по сторонам, белокурая актриса прошептала:
      – Она поехала выручать из беды Сэл, мою младшую сестру.
      Корделия нахмурилась, смекнув, что произошло нечто серьезное, и прошептала:
      – Не выходи без меня из театра. Я провожу тебя домой.
      Венеция кивнула.
      В этот момент в дверях возникла фигура Рэнсома Шеффилда. Лицо его было хмурым. Встревоженная этим, Корделия подбежала к нему и спросила:
      – Тебя застали на месте преступления в комнатах мистера Неттлса? А где же Друид?
      – Не волнуйся, все обошлось, – сказал Рэнсом. – Я нашел табакерку, но оставил ее там же, где она лежала, – в тайнике, устроенном в письменном столе управляющего театром. Забирать ее оттуда не имело смысла, письма в ней не было.
      – Куда же оно подевалось? – с изумлением спросила Корделия.
      – Очевидно, Неттлс обнаружил в табакерке потайную полость и перепрятал письмо, чтобы потом шантажировать им Эвери. Я обыскал все его комнаты, но проклятого письма так и не нашел.
      – Может быть, у мистера Неттлса есть и другие тайники? – спросила Корделия.
      – Вряд ли, – сказал Рэнсом. – Я самым тщательнейшим образом обыскал все помещения и осмотрел всю мебель, простукал даже пол и стены. Увы, безрезультатно! Вероятно, этот мерзавец держит письмо при себе. Сейчас он принимает поздравления и потирает руки, прикидывая, какие получит барыши.
      – Подожди меня, – сказала Корделия. – Я быстренько переоденусь.
      Она вернулась в гримерную и начала уже было расстегивать крючки на корсаже, когда в комнату бесцеремонно ввалились два светских щеголя.
      – Вот она! – воскликнул один из них. – Наша очаровательная таинственная леди в маске! Твоя тайна раскрыта, птичка!
      Корделия поспешно сдвинула маску с подбородка на глаза, потуже затянула на затылке концы прорезиненных тесемок и возмущенно вскричала:
      – Да как вы посмели ворваться сюда без моего разрешения!
      Молодые люди громко рассмеялись, и один из них, упав перед ней на колено, снял с головы шляпу и шутовским голосом произнес:
      – Станьте моей возлюбленной, прекрасная таинственная леди! Утешьте мое разбитое сердце! Согрейте своим телом мою холодную постель! Подарите мне ночь сладострастия!
      – Даже не мечтайте об этом! – резко сказала Корделия. – И не стройте из себя клоуна. Встаньте и покиньте помещение!
      – О Боже! Я отвергнут! Быть может, тебе повезет больше, чем мне, Адольфус? – даже не сдвинувшись с места, произнес паяц.
      Очевидно, незадачливые ухажеры были уверены, что сумеют добиться благосклонности своими пошлыми шуточками.
      К ужасу Корделии, в артистическую уборную вошли еще трое игриво настроенных кавалеров. Она попыталась было проскользнуть между ними в дверь, но юнцы окружили ее плотным кольцом и продолжали ерничать и потешаться.
      Каждый из них нес несусветную чушь и норовил произносить свои глупые комплименты громче, чем другие. Остальные актрисы, находившиеся в гримерной, не вмешивались в их веселье и не пытались ей помочь. Напротив, они посматривали на нее с завистью и нарочито громко хихикали, тщетно пытаясь привлечь внимание ловеласов к себе. Корделию охватило отчаяние.
      К счастью, ей на выручку пришел Рэнсом. Он решительно растолкал молодых людей, держась уверенно, как закаленный в боях суровый воин среди не нюхавших пороху новобранцев.
      – Ах, вот ты где, дорогая! – воскликнул он. – Мой экипаж ожидает нас у входа в театр.
      Он накинул ей на плечи длинный темный плащ, позаимствованный в гардеробе в костюмерной, взял ее под руку и чинно провел между расступившимися сластолюбцами, обескураженными его бравым поведением.
      Они почти бегом миновали длинный коридор и вышли на улицу. Рэнсом шепнул ей на ухо, что их ожидают в своей карете маркиз и его супруга.
      – Я в общих чертах обрисовал им ситуацию, и они вызвались нам помочь, – добавил он.
      – Слава Богу! – с облегчением воскликнула Корделия. – Но мы должны взять с собой в карету Венецию! Она ждет меня у служебного входа.
      Рэнсом кивнул, они вернулись в театр и вскоре покинули его, никем не замеченные, через служебный вход. Вместе с поджидавшей Корделию в переулке Венецией они наконец подошли к роскошному экипажу маркиза и перевели дух.
      Прощаясь с Корделией, Рэнсом с хитрой улыбкой произнес:
      – До скорой встречи! Маркиза пригласила меня к себе на ужин.
      – Замечательно! – воскликнула Корделия. – Но все же позволь мне уже сейчас поблагодарить тебя за помощь.
      – Я всего лишь исполнил свой долг твоего опекуна, – сказал он и помог ей и Венеции забраться в карету.
 
      Марианна встретила Корделию радостным возгласом:
      – Слава Богу, на премьере все обошлось! Но где же Офелия?
      – Позвольте представить вам ее близкую подругу Венецию, – торопливо промолвила Корделия. – Она тоже участвовала в сегодняшнем спектакле и очень мне помогла.
      – Рада с вами познакомиться, – смущенно потупившись, пролепетала Венеция, никогда не видевшая такой роскошной кареты. От волнения она даже задрожала.
      – Успокойся и расскажи нам, что случилось с твоей младшей сестрой и куда подевалась Офелия, – сказала Корделия.
      – Я точно не знаю, где она сейчас, – ответила Венеция, – она сказала только, что знает одного надежного человека, который поможет ей спасти мою бедную сестру. Мистер Неттлс отправил ее в бордель в Уайтчепеле, и я не сумела этому помешать. Простите, мадам, что я рассказываю вам о таких неприятных вещах, но иначе вы не поняли бы, насколько велико мое отчаяние и какая опасность нависла над Сэл.
      Венеция прикусила губу и сцепила пальцы на коленях.
      – Не надо извиняться, моя дорогая, я все понимаю, – помрачнев, сказала маркиза.
      Маркиз насупил брови и молча кивнул.
      – Какой кошмар! – воскликнула Корделия, всплеснув руками. – Сэл еще ребенок! Ей только десять лет! Да как этот подлец Неттлс только посмел отдать ее в публичный дом! Это омерзительно!
      – Неслыханное безобразие! – сказала Марианна. – Джон! Надо срочно что-то предпринять!
      – Разумеется, моя дорогая, – пробасил маркиз, суровое выражение лица которого не сулило Неттлсу ничего хорошего.
      – Но где же Офелия? – с тревогой спросила маркиза.
      – Я думаю, что она отправилась к викарию, – сказала Корделия, наморщив лоб. – Кроме него, ей больше некому помочь.
      – В таком случае нам следует немедленно отправиться туда же и выяснить, сопутствовал ли им успех, – сказала Марианна.
      Маркиз постучал кулаком в переднюю стенку кареты и отдал кучеру соответствующие распоряжения. Экипаж рванулся с места. Все замолчали, погрузившись в невеселые размышления.
      Но вот наконец Корделия увидела в окошко шпиль церкви и крышу домика викария. На сердце у нее тотчас же полегчало. Даст Бог, они застанут Джайлза, Офелию и Сэл за чаепитием, отдыхающими в спокойной домашней обстановке после удачного рискованного предприятия. Они заберут всех троих с собой и все обсудят за ужином в доме маркиза.
      Однако светлым надеждам Корделии было не суждено сбыться. Дверь ей отворила не Офелия, а экономка викария. Внутри у Корделии все похолодело.
      – Святой отец еще не вернулся, мисс, – промолвила экономка. – Не желаете ли поговорить с мистером Рэнсомом? Он сейчас в своей комнате, переодевается. Я сбегаю и позову его, а вы подождите пока в гостиной.
      Войдя в скромно обставленную комнату, маркиз и маркиза ничуть не смутились и повели себя так просто и естественно, будто они всю свою жизнь ютились в маленьком домике и обходились без прислуги. Марианна сняла плащ и села на стул. А ее супруг присел на корточках у камина и стал подбрасывать в очаг поленья.
      Корделия решила, что они привыкли обслуживать себя сами во время своих путешествий по свету, и немного успокоилась. Однако сердце ее тотчас же вновь наполнилось тревогой за Офелию. Удалось ли сестре и Джайлзу спасти малышку Сэл из ада? Что там с ними могло приключиться? Почему они до сих пор не вернулись домой?
      Быстрый перестук каблуков мужских башмаков на лестнице отозвался в груди Корделии учащенным сердцебиением. Спустя считанные мгновения в гостиную вбежал Рэнсом Шеффилд.
      – Рад приветствовать вас в этом доме, милорд и миледи! – поклонившись гостям, произнес он. – К сожалению, викарий куда-то отлучился и поэтому не сможет лично выразить вам свое почтение. Полагаю, он отправился к кому-то из своих обездоленных прихожан.
      – Это вполне может быть связано с младшей сестренкой Венеции, – сказала Корделия, перехватив его взгляд. – Бедняжка попала в беду.
      Выслушав печальную историю похищения десятилетней девочки мистером Неттлсом, Рэнсом помрачнел и, дернув за шнур звонка, вызвал с кухни экономку.
      – Миссис Мадиган, – обратился он к ней. – Джайлз не сказал вам, куда он поедет?
      – К сожалению, нет, – ответила экономка. – Вы же знаете, что он имеет обыкновение уезжать из дома по своим благотворительным делам в любое время суток, ничего не объясняя мне при этом.
      – Он ушел пешком? – спросил Рэнсом, прищурившись.
      – Нет, сэр, он уехал на двуколке, – невозмутимо ответила служанка.
      – Следовательно, он предполагал отправиться в путешествие на значительное расстояние, не так ли? – задал ей наводящий вопрос Рэнсом.
      – Почем же мне знать? Может быть, ему просто захотелось прогуляться в коляске с очаровательной юной леди, – ответила служанка, не отличавшаяся большим умом.
      – О какой юной леди вы говорите, миссис Мадиган? Уж не о моей ли сестре? – вмешалась в разговор Корделия.
      В ответ экономка лишь пожала плечами: очевидно, лица привлекательной юной спутницы викария она толком не разглядела.
      Как на грех маркиз не сдержался и брякнул:
      – Я не допускаю даже мысли, что святой отец мог взять с собой в бордель благородную леди! Нет, это невозможно!
      – Вы плохо знаете мою сестру, – уныло сказала Корделия. – Она упряма как ослица и дьявольски настойчива. Мне страшно даже представить себе, что могло случиться с ней в этом «Раю»!
      – В раю? – переспросила маркиза. – Что вы подразумеваете под этим? Уж не этот ли грязный притон?
      – Именно так и называется это мерзкое заведение, – с тяжелым вздохом сказала Корделия. – «Рай».
      – Неслыханное святотатство! – воскликнул маркиз, багровея от праведного гнева. – Представляю, какие там порхают ангелочки!
      Корделия обменялась выразительными взглядами с маркизой и, почувствовав предательскую слабость в коленях, села на стул.
      – Миссис Мадиган, – вновь обратился к экономке Рэнсом. – Джайлз не оставил вам, случайно, для меня никакой записки?
      – Нет, сэр, не оставил, – ответила экономка.
      – Это точно? – Рэнсом пронзил ее испытующим взглядом.
      – Точно, сэр! – Миссис Мадиган кивнула, сделав обиженную мину.
      – Очень странно! – сказал Рэнсом. – И в его кабинете никакой записки для меня тоже нет.
      – Он оставил записку только для мистера Эвери, – бесстрастно произнесла служанка. – А вот для вас – нет!
      Все присутствующие в гостиной вытаращили на нее глаза.
      Корделия прикусила губу, чтобы не чертыхнуться. Рэнсом сделал глубокий вдох и сказал:
      – Очень хорошо, миссис Мадиган. И где же эта записка?
      – Вот она, сэр! – Служанка достала из кармана фартука сложенный вчетверо листок и помахала им в воздухе. – Но мне велено вручить ее не вам, а мистеру Эвери, когда тот вернется домой. Я ожидала его к ужину, но ведь вам известен его характер!
      – Да, миссис Мадиган, – едва сдерживая гнев, ответил Рэнсом. – Он вполне может вернуться только под утро, когда вы будете уже крепко спать. Почему бы вам не отдать записку мне? Я сам передам ее Эвери, чтобы не беспокоить вас лишний раз.
      – Как вам будет угодно, сэр. Что-нибудь еще?
      – Подайте дамам чаю, – сказал Рэнсом, забрав у нее листок.
      Как только экономка вышла из комнаты, он развернул письмо и, пробежав его, пробормотал:
      – Надеюсь, что Господь не оставит их без своей защиты.
      – Значит, они отправились-таки в этот бордель выручать девочку? – побледнев, спросила Корделия.
      Рэнсом поджал губы и кивнул. На щеках у него заиграли желваки. У Корделии сжалось от боли сердце, ей стало трудно дышать. В этом опасном районе восточного Лондона по ночам совершались жутчайшие преступления. На двуколку Джайлза и Офелии в темном переулке вполне могли напасть безжалостные разбойники, убийцы-маньяки, бессовестные торговцы живым товаром и даже хулиганы.
      Венеция глухо разрыдалась, очевидно, представив себе какую-нибудь аналогичную страшную картину.
      Марианна спокойно спросила у маркиза:
      – Джон! Что же мы предпримем?
      Маркиз решительно встал, прошелся туда-сюда по линялой коровой дорожке и, стукнув кулаком по ладони, воскликнул:
      – Венеция! Вам известно, где находится это проклятое заведение? Вы можете показать нам туда кратчайший путь?
      Венеция сглотнула слезы и кивнула.
      Маркиз отвел ее в сторону и стал о чем-то расспрашивать. Рэнсом присоединился к ним и стал сосредоточенно слушать их разговор. Когда Венеция умолкла, мужчины переглянулись и маркиз сказал:
      – По-моему, нам не удастся разыскать этот бордель ночью. К тому же охранники обратят на нас внимание, что не в наших интересах. Если в этом заведении поднимется переполох, то девочку могут спрятать, как и захваченных этими злодеями в плен викария и Офелию. Нет, нам нельзя рисковать, нужно дождаться восхода солнца.
      Корделия не решилась ему возражать: маркиз рассуждал разумно. И хотя она понимала это, ее сердце настойчиво звало ее в дорогу. Ведь над ее сестрой могли надругаться! Она такая отчаянная и безрассудная! Ненадолго оставили ее без присмотра, и она тут же попала в опасную историю, которая может стоить ей жизни.
      Корделия мысленно чертыхнулась. Пока она играла ее роль на сцене, спасая премьеру, Офелия умудрилась подвергнуть риску не только свою репутацию, но и невинность. Мало того, ей вполне могли свернуть шею! От этого предположения Корделия едва не разрыдалась.
      – Я полагаю, что нам пора выпить чаю! – промолвила, обняв ее за талию, маркиза. – Куда же запропастилась экономка?
      В следующий миг дверь гостиной открылась, и миссис Мадиган внесла чайный поднос. Марианна сама разлила чай по чашкам. Рэнсом и маркиз вежливо отказались от него и выпили по рюмке бренди.
      Рэнсом заметил, что Венеция бросает на бутылку завистливые взгляды, и, угадав ее желание, плеснул ей немного бренди прямо в чашку.
      – Пожалуй, нам пора уже ехать домой, – сказала маркиза, напившись чаю. – Надо отдать кое-какие распоряжения повару относительно ужина.
      – А мне нужно подготовиться к нашему завтрашнему путешествию в Уайтчепел, – сказал маркиз. – Мне понадобится ваша помощь, Шеффилд!
      Рэнсом кивнул.
      – Хорошо, ваша светлость, я поеду с вами, но сперва черкну записку Джайлзу на случай, если он все-таки вернется оттуда домой. Боже мой! И он еще утверждает, что ведет спокойную и уединенную жизнь! Вы когда-нибудь слышали, чтобы отшельники и святые отцы носились по ночному городу в двуколке в обществе юной леди и заявлялись с ней в дешевые бордели после полуночи?
      Венеция отвела Корделию в угол комнаты и стала упрашивать ее уговорить экономку позволить ей переночевать в этом доме, потому что в роскошном дворце маркиза ей будет неуютно. Корделия кивнула и без труда убедила экономку приютить бедняжку на эту ночь. Миссис. Мадиган обещала не только предоставить ей кровать, но и накормить ее вкусным ужином.
      Прощаясь, Корделия дала Венеции денег, чтобы она смогла утром нанять экипаж до театра, и сказала:
      – Клянусь, что свяжусь с тобой, как только узнаю что-то о твоей сестренке. Не падай духом и не теряй надежды и постарайся уснуть.
      – Благодарю тебя, Корделия! – сказала Венеция, с трудом сдерживая слезы. – Ты и Офелия так добры ко мне! Одного только я не могу взять в толк: зачем вам работать в театре, когда у вас есть богатые и заботливые родственники в Лондоне. Да и в этом доме вы всегда найдете и кров, и стол!
      – Порой я сама задаю себе этот же вопрос, – сказала Корделия без тени улыбки.
      И поклялась непременно образумить свою взбалмошную сестру, когда они снова встретятся.
 
      Открыв глаза, Офелия заметила, что окружающий ее мрак обретает серый оттенок. Сквозь пролом в крыше в помещение проникал тусклый свет. Девочки спали, но Джайлз бодрствовал.
      – Светает! – многозначительно промолвил он. – Пора произвести разведку!
      Она понимающе кивнула и отползла от него, чтобы не потревожить девочек. Рассвет быстро набирал силу. Джайлз пополз в дальний угол чердачного помещения.
      Судя по всему, это старое здание уже давно было покинуто его обитателями. Но где же окно? Ах, так вот же оно, закрыто куском жести! Джайлз раскидал всякий хлам, мешавший ему подобраться к окошку поближе, и наконец-то добрался до сереющего в стене квадрата. Рассвет властно вступал в свои права даже в этом забытом людьми и Богом уголке.
      – Что происходит снаружи? – шепотом спросила у Джайлза Офелия.
      – В проулке все тихо, не видно ни души, – выглянув в окошко, ответил Джайлз. – Нам лучше поторопиться, скоро проснутся местные жители.
      В душе Офелии шевельнулась слабая надежда, что им удастся благополучно скрыться из этого квартала, избежав неприятной встречи с охранниками борделя.
      Офелия растормошила девочек и сказала, не обращая внимания на их протесты, что им пора идти.
      – Только, пожалуйста, не шумите, ступайте тихо!
      – Я могу взять двух малышек на руки, – сказал Джайлз.
      – А вдруг ступеньки лестницы окажутся гнилыми? – возразила Офелия.
      – Резонно, – согласился Джайлз. – Лучше не рисковать.
      Они стали гуськом спускаться по шаткой скрипучей лестнице, первым шел, разумеется, Джайлз. Девочки хныкали, только рыженькая малышка помалкивала и сосала свой большой палец. У Офелии от жалости обливалось кровью сердце, но останавливаться было нельзя, надо было побыстрее выбраться из опасного места.
      Осторожно ступая и кашляя от пыли, беглецы наконец спустились на первый этаж и перевели дух. Джайлз огляделся по сторонам, убедился, что в доме, кроме них, нет ни одной живой души, и направился к двери. Но старинный замок не поддавался.
      После нескольких неудачных попыток открыть двери силой Джайлз покачал головой и сказал:
      – Нам придется выбираться через окно.
      Он подошел к одному из окон, смотрящих на стену пустого соседнего дома, без труда открыл его и выбрался наружу. Офелия стала передавать ему по очереди девочек, потом выбралась в пустой переулок и сама. Ей все еще не верилось, что они спаслись.
      – Ты знаешь, куда нужно идти? – шепотом спросила она у Джайлза.
      – Думаю, что знаю, – тихо ответил он. – До дальнего конца проулка. Только нужно не идти, а стремглав бежать, пока мы не выбьемся из сил, иначе…
      Договорить он однако, не успел.
      Офелия услышала у себя за спиной глухое злобное рычание, от которого зашевелились волосы у нее на затылке. Джайлз переменился в лице. Одна из девочек пронзительно вскрикнула и, даже не оглянувшись, Офелия поняла, что они попали в беду.

      В грязном тесном проулке стоял мерзкий бульдог с искалеченным ухом. Он угрожающе рычал и глядел на оцепеневших от страха людей так, словно бы выбирал, кто из них станет его первой жертвой. Рядом со злобно оскалившимся псом стоял, широко расставив ноги, тот самый жуткий громила, которого Офелия в последний раз видела у входа в бордель. Одетый в длинную ночную рубаху, поверх которой он накинул потертую шинель, абсолютно лысый и с большой золотой серьгой в единственном целом ухе, он являл собой завораживающее зрелище.
      Девочки испуганно жались к Офелии. Джайлз вышел вперед, бесстрашно закрыв их своей спиной.
      – Решил, что сумеешь всех перехитрить, приятель? – насмешливо спросил громила. – Одного ты не учел: что мой пес учует вас даже за милю! Если не хочешь сдохнуть, отдай мне без лишних разговоров этих сопливых девчонок, за которых мы заплатили уйму денег, и свою подружку в придачу в качестве компенсации за мои хлопоты. Тогда я, возможно, и не стану тебя убивать, а только слегка намну тебе бока, чтобы отбить у тебя охоту впредь безобразничать в приличном заведении.
      У Офелии пересохло во рту от волнения. Она успокаивающе похлопала девочек по спине и, незаметно высвободившись из их ручонок, передала их под опеку Сэл.
      Джайлз сделал еще шаг к ухмыляющемуся верзиле, смазанный жиром шишковатый череп которого блестел не менее ярко, чем золото в мочке его уха, и ровным голосом произнес:
      – Да простит вам Господь все ваши грехи. Но боюсь, что я не смогу выполнить ваши требования.
      Громила запрокинул голову и демонически расхохотался. Но его смех был прерван мощным ударом, нанесенным в его квадратный подбородок Джайлзом.
      Верзила пошатнулся, но, к огорчению Офелии, на ногах устоял. Бульдог залился пронзительным хриплым лаем. Охранник публичного дома сплюнул кровь вместе е выбитым зубом и прорычал:
      – Будь ты проклят! Ты выбил мне здоровый зуб!
      Он бросился на Джайлза, но тот ловко отступил в сторону и двинул верзиле кулаком в подреберье. Между мужчинами завязалась яростная кулачная схватка.
      Офелия крикнула Сэл:
      – Оставайся на месте и держи девочек покрепче!
      Громила размахнулся и хотел влепить Джайлзу оплеуху. Но викарий в последний миг сумел от нее уклониться и ответил охраннику сильнейшим ударом в солнечное сплетение. Его противник согнулся пополам, однако не упал.
      Не теряя времени, Офелия побежала к заброшенному строению, чтобы взять из груды хлама толстую палку и огреть ею, улучив удобный момент, верзилу по хребту.
      Драка между тем продолжалась. Вернувшись вооруженной увесистой деревяшкой, Офелия выждала, когда охранник повернулся к ней спиной, и, привстав на цыпочки, треснула его обломком бруса по голове. Но к ее досаде, подгнивший брусок не нанес верзиле заметного ущерба, а только еще пуще разъярил его.
      Он обернулся и, вытаращив на Офелию налившиеся кровью мутные глаза, рявкнул:
      – Совсем обнаглела, коварная стерва! Вот уж я тебе сейчас…
      Но закончить угрозу он не успел. Джайлз нанес ему левой рукой мощнейший хук в ухо с серьгой. На этот раз злой великан рухнул на грязную мостовую, словно вековой дуб от последнего удара топора умелого дровосека.
      Пес жалобно заскулил и принялся лизать небритую физиономию своего поверженного хозяина.
      Сообразив, что без его команды собака на них не набросится, Джайлз сказал Офелии:
      – Надо уносить отсюда ноги, пока он не очнулся.
      Но не успели беглецы сделать и трех шагов, как услышали за своей спиной топот ног. Обернувшись, они увидели новую опасность, нависшую над ними: группу преследующих их плохо одетых людей. Очевидно, охранник успел вызвать подкрепление, прежде чем покинуть свой пост у входа в бордель.
      – Боже! – испуганно воскликнула Офелия. – Что же нам делать? Их ведь не менее пяти человек! Нам с ними никак не справиться!
      Очнувшийся громила слегка приподнялся, упершись в булыжную мостовую локтем, и с угрозой произнес:
      – Вам не жить, жалкие недоноски!
      Внезапно он умолк и стал, настороженно прислушиваться к доносящимся со стороны публичного дома подозрительным звукам. Его мутные глаза округлились.
      Что же произошло? Офелия затаила дыхание и тоже навострила уши. Топот ног становился все громче. Неужели на подмогу их преследователям из борделя высыпала целая армия костоломов? Девочки испуганно вцепились в нее своими ручонками. Поборов желание прильнуть к Джайлзу, Офелия стала лихорадочно оглядываться по сторонам, высматривая какое-нибудь оружие для самообороны, более надежное, чем гнилая палка.
      Внезапно до нее донеслось цоканье лошадиных подков и характерный дребезжащий звук колес экипажа. Спустя мгновение ее изумленному взору предстала великолепная картина: карета маркиза, запряженная парой гнедых лошадей, и два вооруженных всадника, выскочивших следом из переулка. Это были маркиз и Рэнсом Шеффилд, возглавлявшие небольшой отряд суровых мужчин, спешивших беглецам на выручку.
      – Ура! Мы спасены! – воскликнула Офелия и, обессилев, рухнула без чувств на мостовую.
      Джайлз наклонился над ней и, легонько похлопав по щекам, помог ей встать. Спасательная экспедиция была уже совсем близко. Джайлз и Офелия отвели детей в сторонку, чтобы они не попали под копыта лошадей. Разгневанный маркиз повел свой отряд на штурм борделя, намереваясь, раз и навсегда положить конец творящимся там безобразиям.
      Вскоре мадам, лысый охранник и еще несколько работников этого заведения были сопровождены в местный суд, где им предстояло ответить за все свои преступления, включая похищение детей и вовлечение их в проституцию.
      – Уж я позабочусь о том, чтобы все они получили по заслугам, – угрюмо сказал Офелии маркиз, сев в карету.
      – А как насчет мистера Неттлса? – спросила она. – Ведь это же он отдал Сэл в бордель! Неужели это сойдет ему с рук?
      – Он тоже понесет наказание, но несколько позже. Сперва нам нужно уладить вопрос с письмом Эвери, – ответил Джон. – Это весьма щепетильное дельце, как вы сами понимаете. И торопиться в связи с этим нам не следует!
      – Но ведь он всполошится, узнав о случившемся здесь скандале! – воскликнула Офелия.
      – Безусловно, – кивнул маркиз. – Но останется в неведении относительно подоплеки сегодняшнего происшествия. Ведь переполох в борделе вполне могли поднять и родственники других похищенных этим негодяем маленьких девочек. – Он умолк и мрачно уставился в окно.
      Офелия вздохнула и стала успокаивать детей, сидящих вместе с ней в роскошной карете, мчавшейся во весь опор к дому викария.
      Солнце уже взошло, когда они добрались наконец до церкви. Там Офелия, Джайлз и девочки попрощались с маркизом и пошли пешком к скромной обители священнослужителя. Экипаж поехал дальше, к особняку Джона, где Марианна и Корделия с нетерпением ожидали известий об исходе трагических событий минувшей ночи.
      Венеция крепко спала, когда в ее спальню вошли Офелия, Сэл и две другие девочки, спасенные из «Рая». Проснувшись, Венеция долго хлопала глазами, не веря, что видит свою младшую сестру наяву. Когда же она убедилась, что перед ней стоит действительно Сэл, живая и невредимая, то вскочила с кровати и воскликнула, заключив девочку в объятия:
      – Ах, как же я рада снова тебя видеть, дорогая сестренка! Я безмерно благодарна тебе, Офелия, за ее спасение! Ты сущий ангел!
      – Благодарить нужно не столько меня, сколько мужчин, вовремя пришедших нам на помощь: Джайлза, мистера Шеффилда, маркиза и его слуг, – ответила, сдерживая слезы, Офелия. – Нам с тобой необходимо серьезно поговорить о дальнейшей судьбе Сэл. Одевайся и спускайся в столовую. А я тем временем покормлю детей.
      Экономка уже хлопотала на кухне, готовя для проголодавшихся девочек наваристый суп. И вскоре малышки уплетали его за обе щеки вместе с аппетитными ломтями ржаного хлеба. Пока они завтракали, Офелия и служанка приготовили для них горячую ванну.
      – Вам всем нужно хорошенько вымыться, девочки! – строго сказала малышкам Офелия, заметив на их чумазых личиках недовольную гримасу. – Вы похожи на трубочистов. А ну-ка быстренько раздевайтесь!
      Несмотря на протесты девочек, они были чисто вымыты и гладко причесаны. После этого их одели в свежие фланелевые ночные рубашки из запасов викария и отвели в спальню для гостей, чтобы они выспались.
      Венеция присела на край кровати, в которую уложили Сэл, и с грустным вздохом сказала:
      – Ума не приложу, как мне быть с ней! В театр ее взять с собой я не могу, мистер Неттлс придет в ярость и снова спровадит ее в какой-нибудь бордель, а меня поколотит. Да и у нас дома она тоже не будет в безопасности. Того и гляди ее обесчестит какой-нибудь хулиган, живущий в соседнем доме. Наш квартал кишит бродягами, ворами, пьяницами и сутенерами. От этого сброда всего можно ожидать.
      – Нет, этого допустить нельзя! – поежившись, сказала Офелия. – Так что же нам делать?
      – У меня есть предложение, – раздался у нее за спиной голос маркизы, вошедшей в комнату вместе с Корделией.
      Сестры обнялись. Глаза Офелии увлажнились. Корделия же сохранила подозрительное спокойствие и шепнула ей:
      – Поговорим позже!
      Офелия обернулась и спросила у маркизы:
      – Вы что-то хотели сказать?
      – Да. Моя невестка леди Гейбриел Синклер сейчас в отъезде, но я хорошо знаю служащих сиротского приюта, членом попечительского совета которого она является. Там довольно уютно и мило, девочки будут сыты и окружены заботой воспитателей. Они даже смогут получить образование и по окончании школы значительное денежное пособие, чтобы начать достойную самостоятельную жизнь. – Марианна с умилением погладила по головке одну из малышек, уже закрывшую свои карие глазки, и добавила: – Когда они немного успокоятся после пережитых потрясений, мы попытаемся узнать у них, как найти их родственников. Если, таковые имеются., тогда мы вернем их в семью, а в случае если дети окажутся сиротами, в приют. По-моему, Сэл тоже лучше будет пожить там вместе с ними, пока ее сестра работает. В приюте девочка будет учиться и находиться в полной безопасности. Венеция вправе навещать ее там в любое время. Ты согласна, Венеция?
      – Ах, миледи, разумеется, я согласна! – воскликнула актриса. – Как вы добры! Я стану за вас ежедневно молиться!
      – А меня не будут бить тростью в этом приюте? – спросила малышка.
      – Нет, конечно, – ответила Марианна. – Что ж, раз все согласны, тогда завтра же мы отправимся туда в нашем экипаже. А потом отвезем Венецию б театр.
      Офелия вздохнула с облегчением, радуясь, что все так благополучно завершилось. Но что же хотела сказать ей Корделия? О Боже! Ну конечно же, рассказать о своем выступлении на премьере!
      Она вывела сестру в коридор и шепотом спросила у нее:
      – Ты сумела справиться с ролью, надеюсь, что все обошлось?
      – Я доиграла роль до конца с грехом пополам, – ответила Корделия, передернув плечами. – Но уж сегодня-то, надеюсь, мне не придется тебя подменять? Ведь это ты, а не я всю жизнь грезила театром!
      – Нет, Корделия! – в ужасе воскликнула Офелия. – Я не смогу! Выйди, пожалуйста, вечером на сцену вместо меня в последний раз. Я все понимаю, я позор семьи, я негодница! Но я ничего не могу с собой поделать! К тому же я сейчас больше нужна детям. Вот устроим их в приют, и тогда, возможно, ко мне вернется мужество. Послушай, Корделия, может быть, лучше честно признаться мистеру Неттлсу, что я струсила? Пусть подыщет на мою роль другую актрису!
      Корделия тяжело вздохнула:
      – Знаешь, Офелия, когда я вспоминаю, через что нам с тобой пришлось пройти из-за твоего маниакального стремления стать театральной дивой, мне просто тошно становится.
      Офелия стыдливо потупилась.
      – Я все понимаю, я виновата. Мне стыдно! Но я была словно околдована атмосферой театра и витала в облаках вплоть до того рокового момента, когда, выглянув из-за кулис, увидела заполненный зрителями зал. – Она содрогнулась. – Умоляю тебя, сестра! Замени меня сегодня, ради Бога!
      Корделия облизнула губы, вздохнула и промолвила:
      – Ну хорошо. Я поговорю с управляющим. Полагаю, что после всей этой грязной истории в борделе он вряд ли будет сожалеть о том, что ты не станешь участвовать в спектакле.
      И только по дороге в театр она вспомнила, что не должна даже заикаться о том, что им с сестрой известно о преступлениях управляющего.
      Войдя в его кабинет, она с порога заявила, что отказывается от своей роли.
      – Как это понимать? – нахмурившись, спросил Неттлс. – Премьера пьесы имела у публики оглушительный успех. Вы умоляли меня дать вам шанс опробовать свои силы на сцене! Я дал вам этот шанс. И как же вы собираетесь отблагодарить меня за это, мисс Лили? Учтите, если вы не оправдаете моих надежд и сорвете все мои планы, я устрою так, что весь Лондон узнает, кто скрывает свое лицо под маской. Вы будете навсегда опозорены, мисс Эпплгейт! – Он умолк и злобно прищурил свои и без того узкие глазки.
      По спине Корделии пробежал холодок. Откуда ему стала известна их фамилия? Если он выполнит свою угрозу, то их с сестрой ожидает катастрофа.
      Заметив, что она побледнела, управляющий злорадно усмехнулся:
      – Не воображайте, что вам удастся что-то скрыть от Тома Неттлса! Вы будете играть свою роль в моем театре, пока это мне будет нужно. Ступайте в артистическую уборную, барышня, и приготовьтесь репетировать танцевальный номер, чтобы снова не оконфузиться на сегодняшнем представлении.
      Дрожа от негодования, Корделия лихорадочно соображала, каким образом Неттлс мог узнать их с сестрой секрет. Неужели кто-то из его помощников проследил за ними до особняка Синклеров и расспросил слуг о девушках, гостящих у маркиза? Как, оказывается, все просто! Грош цена всем их мерам предосторожности!
      В кабинет внезапно вошел привратник Нобби с листом бумаги в руке.
      – Прикажете отправить это печатнику, сэр? – спросил он. – Проверьте, все ли здесь в порядке.
      Неттлс взглянул на афишу, кивнул и сказал:
      – Да, все нормально. Можешь отнести это в типографию.
      Корделия собралась слухом и, выхватив из рук у Нобби афишу, заявила:
      – Минуточку! Необходимо внести сюда одно существенное дополнение!
      Она обмакнула перо в чернильницу и размашисто написала на афише: «Автор пьесы – Лили Делак».
      – Как это понимать? – рявкнул Неттлс.
      – А так, что я практически сочинила для вас новую пьесу, – невозмутимо ответила Корделия. – Поэтому я желаю получить за свою работу достойное вознаграждение. Вам придется доплачивать мне… – Она немного подумала и назвала первую пришедшую в голову сумму.
      – Хорошо, я согласен, – сказал, пожав плечами, Неттлс.
      – В неделю! – тотчас же поправилась Корделия, смекнув, что запросила слишком мало.
      – Какая неслыханная наглость! – взревел управляющий.
      – И первую выплату я желаю получить уже сегодня! – с медовой улыбкой добавила Корделия. – Нобби, можешь отнести афишу печатнику. А мне пора идти переодеваться.
      Она покинула кабинет, гордо вскинув подбородок. Но сердце ее бешено колотилось. Все скоро кончится, убеждала она себя. Как только им удастся найти письмо Эвери, Неттлса упрячут в тюрьму. Вот только как им заставить его держать язык за зубами?
      «Ничего, – подумала она, – какой-нибудь способ наверняка найдется! А пока не нужно забивать этим себе голову».
      Актерский костюм и полумаску Офелии она предусмотрительно забрала из гримерной домой, и теперь эти вещи лежали в ее сумке в карете, ожидавшей ее возле главного входа в театр. Забрав сумку, Корделия направилась в швейную мастерскую, намереваясь немного подшить подол юбки и кружевную тесьму на декольте. Там ее поджидала актриса, которой требовалось срочно отремонтировать нижнюю юбку. Приняв ее за Офелию, она огорченно спросила:
      – А где же твоя сестра, Лили?
      – Клара заболела, – слукавила Корделия. – Так что бери иголку и нитку и штопай свои тряпки сама. У меня и без тебя забот по горло!
      Она взяла корзиночку со швейными принадлежностями и пошла в гримерную. В коридоре ей встретился Рэнсом Шеффилд.
      – Почему ты до сих пор еще здесь? – нахмурившись, спросил он. – Ты разговаривала с Неттлсом?
      – Да. Судя по всему, мне придется и впредь замещать Офелию на сцене. Управляющий пригрозил мне, что опозорит меня на весь город, если я уволюсь, – сказала она.
      – Негодяй! – возмутился Рэнсом. – Будь он проклят!
      – Нужно срочно найти письмо Эвери, – шепотом сказала Корделия. – И потом, даже если мы и найдем его, все равно останется опасность того, что Неттлс предаст огласке нашу подлинную фамилию. Если же это произойдет, наша репутация будет погублена.
      Неужели ей до конца своих дней придется кривляться на подмостках второразрядного театра перед публикой? И против своей воли терпеть устремленные на нее любопытные взгляды матрон и ловеласов, рассматривающих ее в лорнет? Но ведь она никогда не мечтала стать актрисой! За какие же прегрешения ей суждено так страдать?
      От этих грустных мыслей у нее разболелась голова. Она потерла пальцами виски и подавила желание разрыдаться. Прочитав па ее лине неподдельное отчаяние. Рэнсом нежно погладил Корделию ладонью по щеке и ободряюще сказал:
      – Клянусь, я найду способ заткнуть Неттлсу рот! Успокойся, я не оставлю тебя в беде.
      Эти слова прозвучали так, словно это было признание в любви. Корделия зажмурилась и заставила себя поверить ему, совсем как героиня ее пьесы своему возлюбленному. Сладкая истома распространилась по всему ее трепещущему телу. Она пронзительно остро ощутила мужскую энергию, исходившую от Рэнсома Шеффилда, героя, спасшего этой ночью Офелию, сильного и смелого человека, на которого можно было положиться.
      Внезапно он убрал руку с ее лица и отступил от нее. Открыв глаза, Корделия увидела двух проходящих мимо по коридору рабочих сцены.
      – Мне надо немного подштопать свой костюм, – сказала она. – Благодарю тебя, Рэнсом! Я верю, что ты поможешь мне в трудную минуту.
      – Можешь в этом не сомневаться, – ответил он, лаская ее взглядом. – Ну, до скорой встречи!
      Когда Рэнсом ушел, Корделия вошла в гримерную и, еще раз просмотрев сценарий, занялась ремонтом своего сценического костюма и внесением в него дополнительных деталей, призванных прикрыть оголенные части ее тела.
      Ей приятно было представить себе, как разозлится Неттлс, когда увидит на ее платье кружева и накладки из вуали, скрывающие ее колени и бюст от зрительских бесстыдных взглядов.
      Актер Марли заглянул в комнату, желая убедиться, что его партнерша собирается выйти на сцену. После вчерашнего недоразумения Корделия не рассердилась на него за это. Внутренне она была вполне готова к выступлению. И хотя в груди у нее все еще ощущался холодок, Корделия смело появилась перед публикой в нужный момент и без запинки произнесла все фразы. Марли ободряюще улыбнулся ей, и она благополучно исполнила свою роль и в следующем акте.
      Не смутил ее даже трудный диалог с ее соперницей – мадам Татиной. Она не боялась, что дива затмит ее своей красотой и талантом, и держалась уверенно, словно бы сама была ведущей актрисой.
      Зрители наградили Корделию бурными аплодисментами.
      Мистер Неттлс должен был остаться сегодня доволен ее игрой. На лицах других актеров цвели радостные улыбки. Корделия возвращалась домой в экипаже со спокойной душой.
      Но настроение у нее упало, когда маркиза сказала за ужином, что Офелия осталась ночевать у викария.
      – Ей не хотелось огорчать детей, – пояснила Марианна. – Девочки еще не отошли от шока и нуждаются в ее поддержке и ласке. Завтра утром мы отвезем их в сиротский дом, где им станет гораздо спокойнее. Бедные крошки!
      У Корделии вдруг случился приступ мигрени, она извинилась перед маркизой и пошла делать себе холодную примочку на виски.
      Ночью ей снились кошмары, она металась в постели и громко стонала.
 
      На другое утро Марианна заехала к викарию за Офелией, Венецией и детьми, и все вместе они отправились в роскошном экипаже маркиза в сиротский дом. Как и говорила накануне маркиза, приют оказался благоустроенным, просторным и чистым. Сэл он понравился с первого же взгляда. Другие девочки немного покапризничали, не желая расставаться с Офелией, но потом прониклись симпатией к молодой улыбчивой воспитательнице и плакать перестали.
      На обратном пути экипаж сначала доставил домой Марианну, потом довез до театра Венецию и, наконец, остановился у домика викария, чтобы высадить Офелию. Ей хотелось еще раз повидаться с Джайлзом. Разумеется, спутницам она об этом не сказала и выдумала другую причину своего странного каприза: дескать, ей неудобно перед служанками, работающими у святого отца, за возникший накануне из-за детей беспорядок и она считает своим христианским долгом помочь им убраться в комнатах. Она пообещала маркизе, что к ужину непременно вернется.
      Выйдя из кареты, она велела кучеру заехать за ней в шесть часов вечера, взбежала на крыльцо и постучалась в дверь. К ее радости и удивлению, дверь отворил сам Джайлз.
      – Прошу вас! – вежливо сказал он, поклонившись.
      Обеспокоенная таким чопорным приемом, Офелия натянуто улыбнулась. К ее величайшему облегчению, Джайлз улыбнулся ей в ответ, но взгляд его остался непроницаемым. Может быть, ей не следовало сюда приезжать?
      Викарий сопроводил ее в гостиную и предложил присесть на стул возле камина. Сам же он продолжал стоять и как-то странно смотрел на нее.
      – Мисс Эпплгейт, – наконец произнес он.
      – Право же, Джайлз, – перебила его Офелия, – к чему этот официальный тон? После всех пережитых нами вместе перипетий ты мог бы обращаться ко мне по имени! Мы же уже перешли на ты во время наших злоключений!
      – Именно об этих скандальных приключениях я и собирался поговорить с вами, мисс Эпплгейт, – сказал викарий.
      – Сначала скажи, заживает ли твоя рана, – вновь перебила его она.
      – Кажется, заживает, – ответил Джайлз. – Передай, пожалуйста, мою благодарность маркизе! Присланный ею вчера лекарь наложил мне на рану повязку с целебной мазью. Теперь я совсем не чувствую боли.
      – Его повязка помогла и мне, – воскликнула Офелия, тоже воспользовавшаяся услугами врача.
      – Вот и чудесно, – сказал Джайлз, – тогда перейдем к главному. Офелия! Сегодня утром я получил особое разрешение епископа на наше срочное венчание. Я также написал твоему отцу письмо, в котором объяснил, почему нам с тобой следует обойтись без обычных в таких случаях формальностей.
      – Что? – Офелия захлопала глазами. – Но ведь между нами ничего особенного не произошло! Все было абсолютно невинно! Ты вел себя как истинный джентльмен.
      – Иначе и быть не могло, – строго сказал Джайлз. – Но я не могу допустить, чтобы твоя репутация оказалась подмоченной. В связи с этим я обязан сделать тебе предложение стать моей супругой.
      Офелия вытаращила на него испуганные глаза.
      – Ты предлагаешь мне стать женой викария? И только потому, что чрезвычайные обстоятельства вынудили нас провести ночь в одном помещении? Нет, Джайлз, это вздор! Извини, но я не могу принять твое предложение, – на одном дыхании выпалила она.
      Ни один мускул не дрогнул на его бесстрастном лице.
      – Понимаю, – негромко сказал он. – В таком случае продолжать этот разговор бессмысленно.
      Он отвесил ей поклон и быстро удалился. Офелия тряхнула головой: что это было? Явь или сон? Почему он так быстро ушел? И. вообще, все это так неожиданно для нее! Джайлз, конечно, славный парень, но стать женой викария?.. Вот если бы он не был священником, тогда… Боже, что же ей делать?
      Офелия встала со стула и принялась ходить взад и вперед по маленькой гостиной, грызя костяшки пальцев от волнения. Взгляд ее случайно упал на книжную полку, сплошь заставленную молитвенниками и другими богословскими книгами. Если кто и нуждался в проповедях, подумала Офелия, так это она, совершившая немало прегрешений за свою жизнь. Вот только своего мужа она не представляла себе в роли духовного наставника. Любопытно, подумала Офелия, если бы Джайлз все-таки женился на ней, стал бы он ежедневно указывать ей на ее недостатки?
      До сих пор он ее ни разу ни в чем не упрекнул. Впрочем, он не знает и половины ее изъянов! И когда он наконец осознает, насколько она порочна и далека от совершенства, ему расхочется брать ее в жены. Пожалуй, он даже поблагодарит ее за то, что она ему отказала.
      Офелия заметалась по комнате еще быстрее.
      Наконец до нее дошло, что она бегает по гостиной в полном одиночестве уже достаточно долгое время, хотя вполне могла бы и посидеть спокойно в кресле до ужина. Или же выпить чаю. Она дернула за шнурок звонка, однако к ней никто не пришел. Что за чертовщина? Где служанка? Неужели на кухне никого нет?
      Она отворила дверь и прислушалась. В пустом коридоре зависла тишина. Офелия на цыпочках прокралась к лестнице и спустилась в полуподвальный этаж.
      Картина, которую она увидела, застыв в дверях, заставила ее затаить дыханием нахмуриться. Экономка, сидевшая с горестным лицом за столом, вытирала носовым платком со щек слезы.
      – Что стряслось? – спросила Офелия. – Вы заболели?
      Экономка громко высморкалась в платок и ответила:
      – Хуже, мисс.
      Сидевшая напротив нее служанка всхлипнула.
      – Да что произошло? Что-то страшное? – Офелия отодвинула свободный стул от стола и села.
      – Преподобный отец Джайлз, лучший викарий во всей Англии, решил уйти в отставку. Сейчас он пишет прошение епископу.
      – Что? – Офелия вскочила со стула. – Этого не может быть! Он не должен этого делать!
      – Тем не менее именно этим он и занимается сейчас в своем кабинете, – со вздохом сказала экономка, а служанка разрыдалась в полный голос. – Я понятия не имею, что толкнуло его на этот шаг. Ведь он добрейший и порядочнейший человек, сделавший столько добра для своих прихожан! И вдруг – на тебе!
      – Нет, я в это не верю! – Позабыв о чае, Офелия метнулась к лестнице и, перепрыгивая через две ступеньки, взбежала наверх. Не потрудившись постучаться, она рывком распахнула дверь и воскликнула:
      – Что ты делаешь, Джайлз?
      Викарий сидел за письменным столом и что-то писал на листе бумаги. Лицо его было хмурым. Не дождавшись ответа, Офелия выпалила:
      – Экономка говорит, что ты…
      – Вам не следовало знать этого, – глухо произнес Джайлз.
      – Послушай, Джайлз! – пылко воскликнула Офелия. – Ты не можешь бросить свою паству, без твоей заботы эти заблудшие овечки погибнут. Ты вкладывал в свое служение всю душу! Одумайся, пока не поздно!
      – Теперь выслушай ты мои доводы, Офелия, – сказал Джайлз, тяжело вздохнув. – Рано или поздно Неттлс окажется в руках правосудия. И тогда подробности злоключений в борделе выплывут наружу. Твоя репутация будет навсегда погублена. Никто в свете не поверит, что мы с тобой мирно спали рядом, оставшись одни на чердаке заброшенного дома. Разве тебе самой это не понятно? Однако же ты не желаешь задуматься всерьез над этой проблемой и даже перед лицом нависшей над тобой угрозы опозориться не хочешь спокойно оценить мое предложение. Ты вправе не отвечать мне, дорогая! Коль скоро я кажусь тебе таким отвратительным и неприятным человеком, я не имею права оставаться священнослужителем. Поэтому я решил подать епископу прошение об отставке.
      Лицо его исказилось горестной гримасой.
      – Не надо делать необдуманных шагов, Джайлз! Ты нравишься мне таким, какой ты есть! И конечно же, ты мне вовсе не противен.
      Джайлз удивленно вскинул брови, но промолчал.
      – Ты самый отважный, самый добрый, самый удивительный мужчина в мире! – с жаром продолжала говорить Офелия. – Ты не задумываясь поспешил Сэл на выручку, спас не только ее, но и двух абсолютно чужих для тебя девочек, бесстрашно прыгал по крышам, дал отпор жутчайшему громиле, не испугался даже его злобного пса! Я была безумно рада тогда, что ты со мной рядом! С тобой мне было необыкновенно легко и спокойно. И вряд ли бы мы вели себя как невинные агнцы, если бы тогда рядом с нами не было маленьких детей.
      Выпалив все это, Офелия лукаво улыбнулась. Но Джайлз и бровью не повел. Офелия нахмурилась и добавила:
      – Однако при всем при том, я не создана для того, чтобы стать женой священника.
      Джайлз бросил на нее испытующий взгляд и спросил:
      – А какой, по-твоему, должна быть его жена?
      – Ну, добродетельной, благодушной, скромной… – ответила, подумав немного, Офелия. – Ты плохо меня знаешь. В Йоркшире я прослыла…
      – Ты мне уже рассказывала об этом, – перебил ее Джайлз. – Ты прослыла своенравной и взбалмошной девчонкой, едва ли не сорвиголовой.
      – Это верно, – подтвердила Офелия с толикой вызова.
      Однако во взгляде Джайлза читалось сомнение.
      – Вот что я вам скажу, дорогая мисс Эпплгейт, – положив на стол перо, сказал он. – Вы плутовка и обманщица.
      Она ахнула и выпалила:
      – Вот уж нет! Правда, я не сильна в тонкостях этикета и не всегда веду себя, как подобает леди. Пусть я и диковата немного, но не плутовка. Вы не вправе называть меня обманщицей!
      Все вышло именно так, как она и предполагала. Стать женой священника она просто не могла! Однако по какой-то непонятной причине, лишний раз убедившись в этом, Офелия почувствовала себя несчастнейшей девушкой на всем белом свете. Она встала и молча направилась к двери, надеясь, что покинет кабинет прежде, чем расплачется.
      Но Джайлз проявил удивительную прыть: он вскочил из-за стола и, обогнув его, в два прыжка добрался до двери первым и захлопнул ее у Офелии перед носом. Она почувствовала себя его пленницей и застыла на месте как вкопанная.
      Его глаза заблестели, как у хищного зверя, готового броситься на свою беззащитную жертву и растерзать ее. Таким свирепым она видела его впервые. Обжигая ее взглядом, он промолвил:
      – Я хотел сказать, что ты притворщица. Но дикаркой тебя не назовешь. Хотя ты и пытаешься произвести впечатление необузданной, испорченной девицы, в действительности ты простодушна и наивна, в твоем сердце нет ни коварства, ни злобы. Ты обыкновенная благовоспитанная провинциальная девушка из благородной семьи.
      – Вы заблуждаетесь, ваше преподобие! – возразила Офелия срывающимся голосом. – Спросите обо мне у моей сестры…
      – Вздор! – Воскликнул Джайлз и, протянув руку, сжал ей кисть. От его прикосновения, по спине у Офелии побежали мурашки. Джайлз поднес ее руку к своим губам и поцеловал кончики пальцев. Она затрепетала и почувствовала головокружение. Боже, что же этот удивительный человек с ней делает!
      – Вы даже не представляете себе, насколько я коварна и порочна! – пролепетала она. – Однажды мы с сестрой без спросу уехали кататься в ландо нашего свояка. Именно мне пришла в голову эта дерзкая идея…
      – Не усматриваю в этом ничего предосудительного, – возразил викарий. – Его лошадям было полезно размяться!
      – А в другой раз, – задыхаясь от внезапно нахлынувших на нее смешанных чувств, чуть слышно произнесла Офелия, – в другой раз мы с Корделией переоделись в платья служанок и пошли прогуляться в деревню, и там сыновья мельника стали приставать к нам и даже пытались поцеловать нас в саду. Тогда заводилой тоже была я…
      Его губы коснулись ее ладони, и у нее перехватило дыхание. Боже, ему не следовало делать этого!
      – И сколько же в ту пору вам было лет? – спросил Джайлз.
      – Двенадцать. Но мы уже знали, что целоваться нам нельзя.
      – Очевидно, ваши кавалеры целовались не слишком умело? – предположил Джайлз.
      – Да, – призналась Офелия, – они понятия не имели, как это следует делать. Только обслюнявили нас.
      Но где успел поднатореть в этом искусстве святой отец, подумалось ей, пока она млела от прикосновения его губ к ее коже. Колени Офелии вдруг стали словно ватные, а низ живота налился приятной тяжестью.
      – И все-таки, Джайлз, – в отчаянии воскликнула она, – я не могу выйти за вас замуж! Вы быстро разочаруетесь во мне и пожалеете о своем поступке, я же не перенесу этого…
      Он погладил ее по щеке, очень осторожно, как если бы дотрагивался до нежных лепестков розы, потом поцеловал в щеку, сжав лицо обеими ладонями, и порывисто поцеловал в губы.
      Ошеломленная дерзким поступком его преподобия, Офелия мгновенно сомлела и позволила его языку проникнуть ей в рот. Волшебные ощущения, охватившие ее при этом, не поддавались словесному описанию. Томление в ее трепещущем теле стремительно нарастало. И она прильнула к Джайлзу настолько плотно, что вскоре, как ей показалось, их горячие тела слились в одно целое.
      Внезапно он отпрянул от нее, шумно дыша.
      – Я сделала что-то не так? – нахмурившись, спросила она.
      Джайлз рассмеялся, распахнул дверь и, вытолкнув ее в коридор, сказал:
      – Нет, моя необузданная и скандальная мисс Эпплгейт, дело не в этом. Я хочу усадить вас в экипаж.
      – Но в шесть часов за мной приедет карета маркиза, – возразила она.
      – Моя дорогая Офелия! Если вы останетесь у меня до его прибытия, то вкусите сладость медового месяца еще до свадьбы. Моему долготерпению тоже есть предел!
      Он отвесил ей прощальный поклон, коснулся ее руки губами, и Офелия вдруг пронзительно ясно поняла, почему налился свинцовой тяжестью низ ее живота. Это вожделение! Неужели даже священники подвержены греховным соблазнам?
      Когда они вышли в коридор, Джайлз громким голосом позвал служанку. Когда она вышла из кухни, потирая пальцами покрасневшие припухшие глаза, викарий бодро сказал:
      – Я передумал выходить в отставку, Бесс.
      – Господь услышал мои молитвы! – пробормотала девушка.
      – Прошу вас поймать для мисс Эпплгейт экипаж! Она изъявила желание вернуться домой пораньше, – с невозмутимой миной распорядился Джайлз.
      Офелия поджала губы, чтобы не прыснуть со смеху. Когда служанка побежала выполнять распоряжение викария, Офелия все же спросила у него:
      – Вы не пожалеете потом о своем решении?
      – Будь вы самой порочной девушкой во всем Йоркшире, мисс Эпплгейт, и даже самой скандальной особой в Лондоне, соверши вы хоть все семь смертных гроехов то и тогда бы я…
      – Скажи честно! Джайлз, – перебила его Офелия. – Ты ведь хочешь жениться на мне не только ради спасения моей репутации?
      – Мне плевать на твою репутацию, – без обиняков ответил он и страстно поцеловал ее в губы. – Я хочу стать твоим мужем и ежедневно обладать тобой до самой смерти!
      Офелия залилась смехом и не смогла замолчать, даже когда вернувшаяся в дом Бесс сказала, что экипаж ожидает мисс Эпплгейт возле церкви.
 
      Корделия вернулась из театра домой в отвратительном настроении и не сразу заметила, что Офелия держится подозрительно отчужденно и словно бы не слышит ее.
      – Ты какая-то странная сегодня, – наконец сказала Корделия, с тревогой поглядывая на задумчивое лицо сестры.
      – Завтра в десять утра я выхожу замуж, – отрешенно промолвила Офелия. – Церемония нашего с Джайлзом бракосочетания состоится по настоянию епископа в соборе Святого Павла. Надень, пожалуйста, по такому случаю свое красивое золотистое шелковое, платье.
      – Что? – вскричала Корделия.
      Но Офелия, не удостоив ее объяснениями, ушла к Марианне обсуждать свой свадебный наряд.
      Корделия рухнула в кресло, чувствуя себя так, словно бы весь мир полетел вверх тормашками. Ни одна из дерзких проделок Офелии, никакая ее возмутительная выходка, включая даже побег из отчего дома, не была столь шокирующей, как эта! Да как она посмела принять брачное предложение, не посоветовавшись со своей сестрой-близнецом!
      Корделии казалось, что ее предали. Она с неимоверным трудом поборола желание лечь ничком на кровать и дать волю слезам. Да как не стыдно было Офелии щебетать со своим женихом о предстоящем венчании, в то время как она, Корделия, самоотверженно и бескорыстно подменяла ее на сцене театра, рискуя своей репутацией!
      Стиснув зубы, Корделия напомнила себе, что предаваться жалости бессмысленно, встала с кресла и пошла в комнату маркизы. Там она застала хозяйку дома и свою сестру за серьезным разговором, присутствовавшие при котором три служанки с благоговением внимали каждому их слову. Очевидно, Марианна уже давно узнала о предстоящем венчании. И только она, Корделия, до сих пор оставалась в блаженном неведении, так как была вынуждена находиться в проклятом театре в качестве заложницы мистера Неттлса.
      – Позвольте пройти, мисс! – услышала она голос лакея и, повернувшись, увидела, что руки слуги заняты объемистыми свертками. Она неохотно отступила в сторонку и позволила ему пройти.
      – Чудесно! – воскликнула Марианна. – Положи свертки, пожалуйста, вон туда, голубчик! Ступай, я позову тебя, если ты мне снова понадобишься. Я приготовила для тебя, дорогая Офелия, маленький сюрприз. Моя модистка сшила это платье для меня. Но сегодня, когда я узнала от тебя эту чудесную новость, я послала ей записку с просьбой перешить мое платье по твоим меркам, несколько изменив при этом его отделку. Все портнихи ее ателье отложили свою работу и дружно взялись за твой наряд. И вот он наконец-то здесь! У тебя будет роскошное свадебное платье.
      Офелия радостно взвизгнула и захлопала в ладоши. Одна из служанок осторожно развернула упаковочную бумагу и разложила платье на кровати.
      Белая юбка и корсаж были отделаны кружевом с золотой каймой. Шелковые аппликации в форме розочек на подоле придавали наряду особое изящество. Офелия взяла платье с кровати и приложила к себе, чтобы посмотреться в зеркало. При виде своего отражения она просияла, а на глазах у Корделии навернулись слезы. В юности они с сестрой мечтали, что выйдут замуж в один день, и поклялись друг другу не влюбляться поодиночке. Все это, разумеется, было наивно и глупо. Реальная жизнь не принимает в расчет детские фантазии.
      Когда Офелия наконец повернулась к ней лицом, сияющим от радости, Корделия нашла в себе силы улыбнуться и звонко произнести:
      – Ты потрясающе выглядишь в этом наряде!
      Марианна достала откуда-то бархатную коробочку и, когда Офелия обернулась, проворковала:
      – Это наш с Джоном маленький свадебный подарок!
      – Но вы и так излишне добры ко мне, – сказала Офелия, придя в неописуемый восторг. Открыв коробочку, она издала восторженный визг и продемонстрировала всем присутствующим изящный жемчужный браслет и серьги.
      – Благодарю вас от всей души, маркиза! – воскликнула она. – Эти украшения прекрасно сочетаются с белым платьем.
      – Я приобрела их во время нашего последнего путешествия по восточным странам, – сказала маркиза, довольная, что угодила невесте. – Корделия, душа моя, не торопись обручаться, дай мне время разыскать второй такой же комплект и для тебя.
      Корделия попыталась было рассмеяться, но ее смех получился похожим больше на кудахтанье.
      Дождавшись, пока разговор Офелии и маркизы не перешел на исключительно важную тему выбора белья, Корделия сказала, что она хочет принять горячую ванну перед ужином, и ушла.
      Спала она в эту ночь урывками, ворочаясь в постели и думая о том, что отныне ее жизнь уже не будет такой, как прежде. Офелия не вернется вместе с ней в Йоркшир, она останется с мужем в Лондоне, за сотни миль от их родного дома. Изредка навещая свою сестру, ставшую замужней леди, она будет спать в отдельной комнате, лишенная бесхитростной радости пихнуть Офелию во сне как бы случайно локтем в бок или перетянуть на себя одеяло.
      Они не разлучались с самого рождения, одновременно начали ходить и говорить, играли в одни игрушки, всегда делили поровну и радости, и печали.
      Корделия привыкла к тому, что Офелия всегда находится с ней рядом. А если сестра попадала в беду, то она первой спешила ей на выручку. Она до сих пор корила себя за то, что не уберегла Офелию от злоключений в Уайтчепеле, из-за которых сестра была вынуждена поспешно выйти замуж, чтобы спасти свою репутацию.
      Неужели Офелия делает это против своей воли?
      Потрясенная этой ужасной догадкой, Корделия села.
      Ну конечно, Офелия только притворилась счастливой и сделала вид, что пришла в неописуемый восторг от свадебных подарков маркиза и маркизы. В действительности же она наверняка страдает, размышляя о вероятных печальных последствиях своего поспешного замужества. Ну какая же из нее матушка? Викарий, безусловно, добропорядочный человек, но Офелия не создана для роли жены священника!
      И как бы горько ни жалела она потом о своем необдуманном шаге, будет уже невозможно что-либо изменить! Капкан захлопнется.
      Нельзя так торопиться оказаться в золотой клетке супружества! Это настоящее безумие! Ей следовало посоветоваться со своей сестрой, прежде чем дать согласие на брак. Необходимо завтра же серьезно поговорить с ней с глазу на глаз! И спокойно объяснить ей, что супружество обернется для нее мукой.
      Приняв это мудрое решение, Корделия снова легла и накрылась одеялом до подбородка. Но уснула она только под утро и проснулась поздно. Быстренько выпив чаю, который подала ей в постель служанка, Корделия торопливо оделась и пошла в спальню Офелии, чтобы попытаться ее образумить.
      Сестра уже была в свадебном платье и теперь смотрелась в зеркало, пока две служанки делали ей высокую прическу. В комнату то и дело заглядывала Марианна, поэтому поговорить с Офелией не представлялось возможным.
      – Ах, Офелия! Я так хотела поговорить с тобой с глазу на глаз! – огорченно промолвила Корделия.
      Офелия взглянула на сестру в зеркало и сказала:
      – Поговорим в карете. Ты непременно должна поехать вместе со мной и держать меня за руку. Я страшно нервничаю.
      Но и в карете поговорить им не удалось, потому что вместе с ними ехали Марианна и Джон, облаченные в безупречные праздничные костюмы, не улыбающиеся и чопорные. Корделия была вынуждена скрывать свои чувства и притворяться бодрой, хотя и балансировала на грани отчаяния. Офелия была белее мела – вероятно, осознала наконец весь ужас своего опрометчивого поступка.
      В голове Корделии возникали самые невероятные планы предотвращения ее самопожертвования в угоду лицемерному высшему обществу с его фальшивой моралью. Она была готова силой увести сестру прямо от алтаря и бежать с ней куда глаза глядят.
      Но реальные события развивались слишком быстро.
      Их экипаж уже подъехал к собору. Все чинно выбрались из кареты и вошли в огромный величественный собор. Во внутреннем притворе Марианна и Офелия задержались, чтобы поправить невесте платье. Затем маркиза вручила ей букет алых роз и, поцеловав ее в щеку, сказала:
      – Я пойду займу свое место в зале. Сейчас сюда придет Джон, он и Корделия поведут тебя по проходу к алтарю. Какие же вы обе прелестные, мои дорогие близнецы!
      С этими словами она удалилась, и сестры наконец-то остались наедине.
      Офелия была белее своего свадебного наряда.
      Корделия же от волнения раскраснелась, как алая роза. Собравшись с духом, она широко раскрыла рот, намереваясь удержать свою любимую сестру от ее пагубного легкомысленного шага.

      Но произнести нужные слова ей помешало неожиданное появление Рэнсома Шеффилда. Одетый в строгий смокинг, он выглядел дьявольски привлекательно.
      Обе девушки оторопело уставились на него. Он ухмыльнулся и произнес:
      – Милые леди! Не волнуйтесь. Торжественная церемония начнется с минуты на минуту. Маленькая заминка произошла из-за того, что почтенный епископ умудрился потерять свое разрешение на вашу с Джайлзом ускоренную свадебную церемонию. Жених сейчас в поисках затерявшейся лицензии у него в кабинете, а мне поручено успокоить невесту и ее прелестную копию. Я к вашим услугам, юные леди!
      Офелия нервно хихикнула. Корделия смерила ее строгим взглядом, приготовившись пресечь истерический приступ сестры еще в зародыше. Не хватало ей только скандала в соборе Святого Павла!
      К удивлению Корделии, Рэнсом выразил свою обеспокоенность состоянием здоровья ее самой.
      – Ты не собираешься упасть в обморок? – негромко спросил он. – У тебя подозрительный вид.
      – Я чувствую себя прекрасно, – резко ответила Корделия и нахмурилась. – С твоего позволения, мы с Офелией немного посекретничаем.
      В этот момент к ним подошел улыбающийся Джон Синклер. Он предложил невесте взять его под руку и стал с ней любезно беседовать.
      Рэнсом увлек Корделию к дальнему окну и произнес:
      – Тебе не помешало бы выпить сейчас бокал хереса. Мне хотелось бы знать, что тебя гложет.
      – Не надо мне никакого хереса, – огрызнулась Корделия, разозлившись на весь свет за то, что ей снова не дали поговорить с Офелией наедине.
      Но на Рэнсома ее слова не возымели никакого воздействия. Он взял из буфета графин с вином и наполнил им хрустальные бокалы – два для невесты и Джона и один для Корделии.
      – Это успокоит твои нервы, – промолвил он, подавая бокал. – Какая муха тебя сегодня укусила?
      Корделия заморгала, пытаясь удержать навернувшиеся на глаза жгучие слезы. Похоже было, что в последнее время глаза у нее постоянно были на мокром месте.
      – Я понимаю и разделяю твои чувства, Корделия, – произнес Рэнсом, кивая головой. – Наверное, тяжело видеть, как твоя сестра-близнец первой выходит замуж. Однако волнуешься ты напрасно, она по-прежнему останется самым близким для тебя человеком.
      – Дело вовсе не в этом! – воскликнула Корделия, пытаясь убедить себя в том, что ею движет не порочное себялюбие, а благородное и бескорыстное стремление уберечь свою заблудшую сестру от очередного глупого поступка. – Я хочу предотвратить неизбежное разочарование, которое Офелия наверняка испытает вскоре после свадьбы. Она не создана для почетной роли жены викария, у нее другой склад ума и трудный характер.
      – Ты слепа, моя дорогая! – с улыбкой сказал Рэнсом. – Взгляни, как светится от счастья ее лицо! Она же влюблена в моего кузена. И он тоже без ума от нее. Да лучшего мужа ей никогда не сыскать! Согласись, Джайлз – добрый и заботливый человек, имеющий к тому же приличное жалованье и дополнительный доход, что позволяет ему стать хорошим семьянином. Они будут счастливы в браке! Уверяю тебя, Офелия не будет тяготиться своим супружеством!
      Корделия посмотрела на Офелию и тотчас же поняла, что едва не совершила чудовищную ошибку. Ее впечатлительная сестра вполне могла бы прислушаться к ее предостережению и убежать из церкви. От огорчения Корделия даже громко чихнула и шмыгнула носом.
      Рэнсом услужливо предложил ей воспользоваться его свежим носовым платком, который он извлек из внутреннего кармана смокинга и протянул ей.
      – Благодарю, – пролепетала она. – Наверное, все уже на меня оборачиваются?
      – Это не страшно, – успокоил ее Рэнсом. – Женщины всегда плачут на свадьбах и похоронах, и никто не придает этому никакого значения.
      Корделия не смогла сдержать улыбку и, повеселев немного, выпила глоток хереса.
      К ним подошел слуга епископа и сказал, что потерявшийся документ наконец обнаружен и свадебная церемония вот-вот уже начнется. Услышав это, Офелия сначала густо покраснела, а потом снова побледнела.
      Рэнсом заговорщицки подмигнул Корделии и отошел от нее, чтобы встать рядом со своим кузеном.
      Корделия же приготовилась пойти впереди невесты и Джона по проходу между рядами к алтарю.
      – Как хорошо, что ты рядом со мной в самый ответственный момент моей жизни, – прошептала Офелия, когда сестра чмокнула ее в щеку. – Если бы тебя сейчас здесь не было, я бы не была так счастлива!
      Корделия улыбнулась и снова чуть было не прослезилась.
      И спустя несколько минут она окончательно убедилась, что жених и невеста любят друг друга. Взявшись за руки, они отчетливо произнесли слова супружеской клятвы:
      – И в радости, и в печали…
      Лица обоих при этом буквально светились от счастья.
      Как же она раньше этого не заметила? Уж не потому ли, что боялась признать, что другой человек стал для ее сестры самым дорогим и близким?
      Корделия заставила себя радостно улыбнуться, и деланная улыбка уже не сходила с ее лица до конца свадебной церемонии. И когда Рэнсом шепотом похвалил ее за проявленное долготерпение и мужество, улыбка получилась у нее более естественно.
      Жених и невеста укатили из собора на свадебный банкет у маркиза в новенькой карете, запряженной парой гнедых лошадей. Это был щедрый подарок им от Джона, призванный заменить собой ту жалкую двуколку, запряженную старой клячей, о которой после их злоключений в Уайтчепеле не было ни слуху ни духу.
      Корделия села в одну карету с Марианной и Джоном – взявшись за руки, они умиленно вспоминали свою собственную свадьбу. Сама же она всю дорогу просидела молча, тщетно пытаясь перестать глупо улыбаться.
      Ей подумалось, что другие их сестры сильно огорчатся в связи с тем, что они не присутствовали на венчании одной из близнецов, хотя, конечно, и обрадуются тому, что Офелия наконец-то угомонилась. И разумеется, они весьма удивятся, узнав о роде занятий ее избранника. Оставалось только надеяться, что Офелия знает, что делает.
      Корделия тоже припасла для сестры сюрприз. Взяв его из своей сумочки, она спустилась в столовую и в подходящий момент вручила его Офелии.
      – Вот взгляни-ка! Это новая афиша твоего спектакля.
      Прочитав текст, Офелия ахнула.
      – Как это тебе удалось?
      – Я разыграла перед мистером Неттлсом маленький спектакль, – с улыбкой ответила Корделия. – Разумеется, он был уверен, что разговаривает не со мной, а с тобой. Я не только вынудила его внести в афишу изменения, но и потребовала, чтобы он выплачивал мне еженедельно мой авторский гонорар. Аванс я уже получила. Вот держи! – Она вручила сестре увесистый кошелек. Глаза Офелии округлились. Она вскричала: – Это же мой первый в жизни гонорар за мои сочинения! Ура, Корделия! Какая же ты умница. Твой подарок для меня дороже и жемчуга, и всех других подарков маркизы, хотя, конечно, я и благодарна им за все.
      Сестры обнялись и расцеловались. Гонорар стал своеобразным вознаграждением им за все трудные испытания, через которые сестрам пришлось пройти после их бегства из Йоркшира. Наконец-то творческие фантазии Офелии воплотились в реальность! Наконец-то ее вздорное сочинительство принесло конкретные плоды!
      Офелия взяла у Корделии афишу и кошелек, положила их в укромное местечко и сказала, что она непременно покажет все это Джайлзу, когда они с ним останутся вдвоем.
      Едва лишь сестры вернулись в столовую, как дворецкий пригласил гостей к столу. Все начали поднимать бокалы и произносить тосты за здоровье и счастье молодых.
      Веселье затянулось почти до вечера. Но Корделия и Рэнсом ускользнули с банкета в театр пораньше. Им предстояло еще устроить там свое, особое шоу для Неттлса.
      В этот вечер спектакль прошел без каких-либо осложнений. И свою роль, и танцевальный номер Корделия исполнила успешно. Однако к финалу она едва волочила ноги. А ведь после спектакля ей еще предстояло отправиться на званый ужин к какой-то именитой особе.
      Вернувшись домой, она попыталась было отказаться от участия в этом увеселении. Но маркиза настояла на том, чтобы она непременно поехала на бал вместе с ней и маркизом.
      – Пойми же ты наконец, деточка, это отведет от тебя возможные подозрения, если кто-то попытается связать тебя с актрисой в маске, ставшей притчей во языцех, – строго промолвила Марианна.
      Корделия, конечно, понимала, что маркиза права, но все-таки предпочла бы принять горячую ванну и пораньше улечься спать, так как жутко устала после венчания и выступления в театре. Вместо этого ей пришлось-таки умыться, переодеться, уложить красиво волосы и вместе с Марианной и Джоном отправиться в карете на банкет, пусть и с большим опозданием.
      Едва лишь войдя в зал, Корделия тотчас же была ангажирована на танец. К счастью, его фигуры были ей знакомы, поэтому единственной ее заботой было не раззеваться во весь рот и поддерживать светский разговор.
      Ее партнер, веснушчатый розовощекий франт, одетый по последней моде, взахлеб рассказывал ей о том, какой ажиотаж поднялся в свете из-за актрисы, выступающей в театре на Мэлори-роуд: в полумаске и широкополой шляпе.
      – Я не пожалел десяти крон на пари со своими приятелями, – сообщил ей он. – Мой кузен Терренс предполагает, что под маской скрывает свое лицо его троюродная сестра, живущая в Суррее. Но я с ним не согласен, потому что у нее длинный нос.
      Договорить он не успел, поскольку танец закончился.
      Когда партнер, отвесив поклон, увел Корделию с танцевальной площадки в дальний угол зала, она обнаружила, что загадочную актрису обсуждают также стоящие рядом с ней молодые дамы и далеко не всеми из них двигало только обыкновенное любопытство, в голосе некоторых сплетниц явственно ощущалась зависть.
      Корделия навострила уши.
      – Признаться, я не понимаю, почему вокруг этой таинственной особы столько шума! – писклявым голоском произнесла прыщеватая невысокая девица. – Она ведь совсем не симпатичная! Если, конечно, можно вообще что-то разглядеть в ее внешности за шляпой и маской! Я уж ничего не говорю о ее вульгарном наряде!
      – Однако твой жених не ограничился одним спектаклем и собирается пойти еще! – колко заметила ее подружка, – Уж он-то наверняка разглядел ее как следует.
      – Не говори пошлостей! – огрызнулась прыщавая девица и стала энергично обмахиваться веером.
      Третья сплетница, которая была явно постарше двух первых, томно промолвила:
      – По-моему, роль внешности чрезмерно преувеличивается. Ах, если бы только джентльмены наконец научились ценить по достоинству умственные и духовные способности-женщин! Увы, их больше пока привлекают смазливые мордашки и стройные ножки.
      – Да, если бы джентльмены наконец прозрели, то старых дев, чахнущих в одиночестве, стало бы значительно меньше, – ехидно сказала другая дама. – А девицы в масках и с впечатляющими формами тогда перестали бы пользоваться успехом.
      – Агата! Следи за своим языком! – возмущенно воскликнула прыщавая леди. И так сильно сжала пальцами веер, что он треснул, издав характерный щелчок.
      – Кстати, твой супруг однажды высказал эту же мысль в еще более крепких выражениях, – парировала медовым голосом Агата.
      Корделия повернулась к пикирующимся дамам спиной и устремила взгляд в другой конец зала.
      К огромной радости, она увидела Рэнсома Шеффилда. Он заметил ее и, помахав ей рукой, стал протискиваться сквозь толпу гостей. Молодые дамы, стоявшие рядом с Корделией, замолчали, надеясь, что он пригласит одну из них на танец.
      Но к их глубочайшему разочарованию, Рэнсом пригласил на контрданс Корделию.
      – Все только и говорят, что об этом проклятом спектакле и загадочной актрисе в маске, – прошептала она, когда они отошли на безопасное расстояние. – Что же мне делать?
      – Почаще улыбаться, наслаждаться жизнью и танцевать! – с ободряющей улыбкой сказал Рэнсом. – А главное – не унывать.
      Воспрянув духом, Корделия взглянула в его серые глаза и немедленно ощутила хорошо знакомое ей томление в груди и нижней части живота. Рэнсом обнял ее одной рукой за талию, а другую положил ей на плечо. Ее тотчас же обдало жаром, а перед глазами у нее все поплыло. Когда же ее взгляд соскользнул ниже и застыл на его губах, то сердце ее забилось гораздо быстрее, а все танцевальные фигуры вдруг позабылись.
      С трудом устояв на ослабевших нотах, Корделия пробормотала извинения и густо покраснела. Но Рэнсома ее мимолетный конфуз не обескуражил, он уверенно поддержал Корделию и помог ей завершить танцевальное па, шепнув при этом на ухо, что никакой другой партнерши ему не надо.
      Корделия снова посмотрела ему в глаза и уже не первый раз; отметила, что он смотрит на нее вовсе не насмешливо, а с нежностью и теплотой. И сразу же вся ее тревога относительно пересудов в высшем свете притупилась, и она с наслаждением целиком отдалась танцу. В таком же чудесном расположении духа она оставалась до конца бала.
      Но стоило только ей вернуться домой, как ее вновь охватило беспокойство, отягощенное мыслью о том, что ее сестра-близнец сейчас вкушает сладость первой брачной ночи. Чтобы хоть немного успокоиться, Корделия стала вспоминать, как она целовалась с Рэнсомом Шеффилдом. Но это только еще больше возбудило ее. Тогда она сходила в библиотеку, взяла с полки томик сочинений самого занудного и скучного философа и легла с ним в постель.
      Однако сном она забылась только под утро.
 
      В этот вечер в доме викария ужинали рано. Под радостными и вместе с тем многозначительными взглядами служанок Офелия неоднократно краснела от смущения и слегка успокоилась, только когда улеглась в постель.
      Но разве можно уснуть, когда за окном еще светло? Тем более если только утром ты вышла замуж? Естественно, ей хотелось заняться чем-то более интересным, чем сочинение дополнительных строк для пьесы, внезапно ставшей самой популярной в Лондоне в этом театральном сезоне.
      Для начала Офелия встала с кровати и принялась осматривать опочивальню мужа. Его покои были значительно просторнее, чем ее спальня, в них даже имелась отдельная гардеробная, куда она и поместила один из своих саквояжей. Другие свои вещи ей еще только предстояло забрать из дома маркиза и перевезти их сюда. В этот же раз она прихватила с собой только все самое необходимое. К гардеробной примыкала туалетная комната. В ней Офелия, к своей радости, обнаружила бадью с горячей водой, предусмотрительно принесенную служанкой. Вымывшись и надев ночную сорочку, она повесила свадебное платье в шкаф, снова улеглась в постель и уставилась в потолок.
      Мысли метались в ее голове, словно всполошившиеся куры по курятнику, когда они почуют прячущуюся в кустах лису.
      Но чего же она боится? Ведь ее муж не хитрый лис, а добрый викарий, который, разумеется, не набросится на нее внезапно, как плотоядный хищник. И все-таки любопытно, как священники относятся к прелюбодеянию? В Библии сказано, что это грех. Однако коль скоро их с Джайлзом брак благословил сам епископ, значит, из этого правила бывают исключения. Вероятно, Джайлз удостоился такого исключения в награду за свое многолетнее пасторское служение. Как же он, однако, поведет себя в их первую брачную ночь? Неужели они будут до утра читать вслух псалтырь и молиться?
      Вчера он страстно поцеловал ее в своем кабинете и потом так распалился, что отправил от греха подальше домой. И все же…
      Сегодня утром, во время венчания, ее не оставляла мысль о том, что она, Офелия Эпплгейт, совершила едва ли не святотатство, осмелившись явиться под своды собора Святого Павла в свадебном платье и, встав рядом с викарием, повторять за епископом слова супружеской клятвы. Она чувствовала себя рядом со своим безгрешным женихом величайшей грешницей, не достойной стать женой уважаемого пастора. Вот и теперь ее вновь обуяли тяжкие сомнения…
      Дверь спальни внезапно распахнулась, и Офелия подпрыгнула с перепугу на кровати.
      Вошедший Джайлз тепло улыбнулся ей, и внутри у нее все словно бы перевернулось. Она мгновенно забыла все свои тревожные мысли.
      Он затворил за собой дверь, подошел к супружеской кровати и, наклонившись над Офелией, привлек ее к себе, чтобы поцеловать в губы.
      Она зажмурилась и замерла, предвкушая медовую сладость поцелуя.
      – Извини, дорогая! Одна моя прихожанка попросила меня причастить ее тяжело больного мужа, – сказал Джайлз. – Поэтому я задержался. Господь воздаст тебе за твое долготерпение.
      Он наконец поцеловал ее, но Офелия не отреагировала на его поцелуй с обычной страстностью. Он удивленно спросил:
      – Что с тобой, любимая? Уж не боишься ли ты; что мои пасторские обязанности будут слишком часто вынуждать меня отлучаться из дома? Обещаю постараться не злоупотреблять твоим терпением и не заставлять тебя скучать в одиночестве.
      – Дело вовсе не в этом, Джайлз. Не такая уж я законченная эгоистка. Меня тревожит совсем другое…
      Совершенно смутившись, Офелия села и спустила с кровати на пол ноги. Джайлз нахмурился и сел с ней рядом, даже не обняв за плечи, к огорчению Офелии.
      Она долго не могла подобрать нужные слова и молчала, пытаясь собраться с мыслями.
      Джайлз со свойственной ему деликатностью не торопил ее. Наконец она набралась смелости и выпалила:
      – Видишь ли, Джайлз, дело в том, что, когда ты меня целуешь, меня охватывают какие-то странные чувства! Ничего подобного я прежде никогда не испытывала. И это меня смущает…
      Его глаза вспыхнули, и Офелия, покраснела.
      – Интересное начало, – с напыщенным видом произнес он, однако взгляд его продолжал искриться.
      – Ты очень привлекательный мужчина, но при этом ты еще и викарий, – пролепетала Офелия. – И всякий раз, когда я вспоминаю об этом, я ощущаю себя грешницей и начинаю думать, что мне вовсе не следует позволять себе чувствовать то, что я чувствую, когда ты меня целуешь.
      – Понимаю, – тяжело вздохнув, сказал Джайлз. – Очень хорошо, что ты завела этот разговор. Нам следует безотлагательно во всем разобраться, иначе эта непростая проблема будет тяготить нас еще многие годы.
      Согласившись с ним, Офелия прикусила губу, совсем не уверенная, что им удастся разобраться в том, чего она пока совершенно не понимала. Наверняка знала она только одно – что в ее голове крепко засела мысль о предосудительности страстных лобзаний со священнослужителем. Это было, на ее взгляд, равноценно тому, как если бы она попыталась поцеловаться с кем-нибудь в церкви.
      – Любовь моя! – наконец вкрадчиво произнес Джайлз. – Я, как тебе хорошо известно, отношусь к своему церковному служению серьезно, а потому неустанно молюсь за то, чтобы всегда оставаться примерным христианином и лучшим викарием.
      – Это чистая правда, – сказала она, глядя ему в глаза.
      – Облачение, которое я надеваю на воскресную мессу и по случаю больших церковных праздников, хранится в моей личной гардеробной в церкви. Моя добрая экономка регулярно чистит ее и тщательно отглаживает. Однако, покидая церковь, я переодеваюсь в цивильный костюм, а сутану оставляю в закрытом платяном шкафу. Ты с этим согласна?
      – Да, – пролепетала Офелия, все еще не понимая, к чему он клонит.
      – Разумеется, мои пасторские обязанности не ограничиваются проведением различных церемоний и обрядов в стенах храма. Я регулярно навещаю свою паству, утешаю больных и страждущих, помогаю прихожанам, обращающимся ко мне за вспомоществованием, – конечно же, по мере своих сил и возможностей.
      Офелия поймала себя на том, что его голос убаюкивает ее, и тряхнула головой.
      – Тем не менее, когда я возвращаюсь домой и сажусь вместе с тобой за обеденный стол, – продолжал Джайлз, как-то особенно тепло посмотрев на нее, – а уж тем более когда я ложусь в одну с тобой постель, я становлюсь для тебя только супругом, не более того! И тогда моя единственная обязанность – супружеская, призванная сделать тебя счастливой. Я люблю тебя, Офелия!
      Она тихо охнула, не найдя слов, чтобы выразить свои чувства.
      – В Библии на этот случай имеются стихи. Конечно, я не стану их цитировать сейчас, но скажу, что Господь даровал нам чудесные природные инстинкты. И я, с твоего позволения, просвещу тебя относительно того, как нам им надлежит следовать. Ты хочешь, любовь моя, узнать, как обернуть этот бесценный Божий дар к своему удовольствию? Хочешь ли ты познать сладость запретного плода?
      Офелия чувственно вздохнула и затрепетала. Джайлз не стал больше утомлять ее философскими рассуждениями и риторическими вопросами и перешел от слов к делу.
      Он взял ее за руку и начал целовать ей пальцы. Прикосновение его губ к ее коже было необыкновенно нежным. Все ее глупые опасения растаяли, и она, совершенно раскрепостившись, с головой окунулась в пучину новых ярких ощущений.
      Джайлз принялся целовать Офелию в запястье и ладонь. По всему ее телу пробежала дрожь. Джайлз взял ее на руки и уложил на подушки. Офелия шумно задышала. Джайлз встал и начал раздеваться. Офелия с неподдельным интересом наблюдала за ним. Когда же пришла очередь снять брюки, Офелия зажмурилась и покраснела…
      О каких же, любопытно, природных инстинктах он говорил? Уж не из-за них ли она так дрожит и нервничает, когда он обнимает ее и целует? Ей хотелось прикрыть свое пылающее от стыда лицо, но при этом она чувствовала, что не променяет новые ощущения ни на какие сокровища.
      – Офелия! – вывел ее из размышлений голос мужа.
      – Что, любимый? – прошептала она, открыв глаза. Вместо ответа Джайлз наклонился и поцеловал ее в губы.
      Она обхватила руками его плечи и, подавшись вперед, жарко поцеловала мужа, чувствуя, как по ее груди и животу разливается приятное тепло.
      Джайлз продолжал ласкать ее, поглаживая руками по спине и голове. Их поцелуй затянулся на целую вечность. Наконец он выпустил ее из своих объятий и произнес:
      – Теперь твоя очередь раздеваться!
      Офелия растерянно захлопала глазами. Он улыбнулся и сам стянул с нее через голову ночную сорочку. Впервые в жизни она предстала обнаженной перед мужчиной.
      – Как же ты прекрасна, моя дорогая! – с улыбкой сказал он. – Я просто не верю своим глазам, глядя на тебя. Ничего более совершенного я никогда не видел. Ты божественно красива.
      Борясь с желанием укрыться под одеялом, Офелия судорожно вздохнула. Может быть, он был прав, когда говорил, что она вовсе не порочная женщина? Тогда ей придется очень постараться, чтобы убедить его в обратном!
      Джайлз наклонился над ней и поцеловал в шею, чуть пониже уха. Глаза Офелии округлились. По сравнению с ее прежними ощущениями от его поцелуев охвативший ее новый шквал чувств казался настоящим ураганом. Очевидно, ей все-таки стоило раздеться, хотя бы ради этого. Но что ожидает ее дальше?
      – Ты можешь поцеловать меня туда еще раз? – пролепетала она.
      – Я непременно сделаю это! – заверил он ее.
      Новый его нежный поцелуй в чувствительное местечко сопровождался легким покусыванием ее шеи. По спине Офелии пробежала дрожь, и она заерзала в постели от переполнивших ее непонятных эмоций, все еще немного стыдясь своей наготы.
      Джайлз принялся покрывать Офелию поцелуями с удвоенной страстностью, не забывая время от времени легонько покусывать ее. Она совершенно растерялась и утратила контроль над своим телом. Грудь ее набухла, на щеках алел румянец.
      Все нормально, уверяла себя Офелия, это Джайлз, ее муж! Какое же, однако, это приятное слово – муж! С ним можно полностью расслабиться и позволить ему ласкать ее самые потайные местечки. Его рука сжала ее правую грудь, а губы сомкнулись на соске левой.
      Офелия тихо застонала от неописуемо приятных ощущений. Думать же она была способна только об одном – лишь бы Джайлз не прерывал своих волшебных ласк! Каждое новое его прикосновение к ее соскам, каждое нежное поглаживание ее горячего тела повергало Офелию в такой бурный водоворот ощущений, что она готова была вскочить с кровати и сотворить нечто несусветное.
      Но Джайлз крепко удерживал ее, продолжая наполнять тело Офелии все новыми и новыми приятными ощущениями. Он целовал ей грудь и легонько пощипывал соски до тех пор, пока низ живота не налился нестерпимой тяжестью, от которой ей захотелось немедленно избавиться.
      Джайлз снова припал губами к соску и стал жадно его сосать.
      – Да, любимый! Продолжай! – неожиданно для самой себя воскликнула Офелия.
      Его ладонь скользнула к низу живота и ее ноги непроизвольно согнулись в коленях. Постанывая, она замотала головой. Пальцы Джайлза стали нежно ласкать преддверие ее лона. Офелия раздвинула ноги шире. Вся ее кожа покрылась мурашками. И внезапно – о Боже! – рука Джайлза начала творить такие чудеса, от которых Офелия не могла сдержать стон наслаждения. Она начала двигать бедрами и тазом. Едва лишь палец Джайлза коснулся ее заветного трепетного бутона, как все завертелось у нее перед глазами. Она обхватила его плечи руками и потянула на себя. Джайлз придавил Офелию к матрацу всей мощью своего мускулистого тела.
      – Ты можешь потрогать меня, – сказал он. – Если хочешь.
      Она робко провела ладонью по его волосатой груди, покрывшейся испариной, и потянулась другой рукой к его мужскому достоинству, окрепшему и раздувшемуся до пугающих размеров. Внушая себе, что потрогать мужское достоинство своего супруга вовсе не смертный грех, Офелия решительно сжала член в руке. Страх окончательно оставил ее, как, впрочем, и стыд.
      – Ну, и что же мы будем делать дальше? – спросила она.
      – Не торопись, – ответил Джайлз. – Сейчас узнаешь.
      Он встал на колени, пошире раздвинул ей ноги, чтобы облегчить проникновение в ее лоно, погладил ее по животу и бедрам и без предупреждения заполнил собой всю ее томительную внутреннюю пустоту.
      Офелия почувствовала неописуемый восторг. Какое-то время она наслаждалась непривычными ощущениями, а потом почувствовала нестерпимое желание начать двигаться под мужем, вынуждая его проникать в нее все глубже и глубже.
      Но Джайлз почему-то медлил. В чем же дело?
      Он поцеловал Офелию в лоб и сказал:
      – Возможно, тебе будет немного больно, любимая. Но ненадолго.
      Офелия замерла.
      Джайлз подался всем телом вперед – и лоно Офелии пронзило острой болью. Она тихонько вскрикнула – он вытянул наполовину свой любовный инструмент из ее лона и, не дав ей перевести дух, вновь качнулся вперед. На этот раз боль оказалась терпимой. Возликовав, Офелия стала вторить его телодвижениям, тихонько постанывая от переполнявших ее чувств. Шумно дыша, он ускорил темп. Вскоре и Офелия стала двигаться в одном ритме с Джайлзом, повинуясь своему природному инстинкту. Неплохо было бы научиться вот так же легко танцевать, подумала она, пока входила во вкус оригинального свадебного танца, которому, как это ни странно, никто ее не обучал.
      Все новые и новые волны райского удовольствия накатывались на Офелию. Она и не предполагала, что ее интимные части тела таят в себе столько приятных сюрпризов! Какой, однако, сказочный подарок ей подарил ее супруг в их первую брачную ночь!
      Между тем ритмичные движения Джайлза обрели невообразимую быстроту. Шквал удовольствия грозил увлечь их обоих в бездонную пучину. Но они почему-то не только не боялись погибнуть в ней, а, напротив, все больше проникались уверенностью в том, что их супружество будет всегда наполнено счастьем и радостью. Мощный поток страсти становился все стремительнее с каждым новым проникновением мужского естества Джайлза в нежное лоно Офелии. Ей казалось, что под кожей у нее вскипает неисчислимое множество крохотных воздушных пузырьков. Она ощущала страсть мужа всеми своими клеточками. И когда он достиг пика экстаза и взорвался внутри ее, Офелия тоже забилась в упоительном ликующем танце на кровати. Ее бедра заходили ходуном, голова заметалась по подушкам, сверкающие от счастья глаза округлились, а из широко раскрытого рта вырвался пронзительный вопль.
      Они крепко обнялись и, слившись в одно целое, замерли, млея от райского удовольствия. Раньше Офелия могла только догадываться о нем, читая лирические стихотворения. Теперь же, замерев от блаженства в объятиях супруга, она чувствовала его и душой, и сердцем, и всем телом.
      Охваченная умиротворением, она прижалась щекой к его влажной груди, биение сердца в которой постепенно становилось ровным и спокойным. Он обнял ее одной рукой за плечи, и ей захотелось свернуться калачиком и молча слушать, как он ровно дышит. Слова казались ей лишними после всего того, что уже сказали одно другому их тела.
      Она подумала было, что Джайлз задремал, и, подняв голову, посмотрела в его лицо. Он не спал и удивленно вскинул брови. Офелия сделала серьезную мину и спросила:
      – Мы будем делать это только время от времени или каждую ночь?
      – А как бы тебе хотелось? – спросил он.
      – Мне бы хотелось заниматься этим и днем, и ночью, – призналась она.
      Джайлз широко улыбнулся:
      – Я готов исполнить твое желание, дорогая!
      Она залилась счастливым смехом и, внезапно вспомнив кое о чем, вскочила с кровати и подбежала к комоду, в ящик которого она убрала афишу и кошелек со своим первым гонораром. Взяв все это, она вернулась к Джайлзу, положила афишу перед ним на кровать и с гордостью произнесла, ткнув указательным пальцем в свой псевдоним:
      – Это я автор пьесы! Ты только подумай, Джайлз: я сама написала сценарий и теперь буду регулярно получать за это вознаграждение. Вот взгляни! Это мой первый гонорар! – Офелия потрясла кошельком с монетами в воздухе. – Не могу сказать, что я равнодушна к деньгам, – продолжала она, так и не дождавшись похвалы от мужа, – но меня больше радует то, что мое творчество наконец-то признано публикой и обрело своих почитателей. Спектакль пользуется у лондонцев колоссальным успехом! Скажи честно, тебя не смущает, что твоя жена сочиняет комедии, и довольно-таки фривольные, следует признать. Вряд ли твои прихожане сочтут это занятие приличествующим супруге их пастора.
      Джайлз взъерошил пальцами волосы и вытаращил глаза.
      У Офелии пересохло во рту.
      Джайлз улыбнулся и произнес:
      – Моя дорогая Офелия! Если автор этой забавной пьески действительно ты, то она, безусловно, должна понравиться зрителям, даже если не лишена толики фривольности. Разве сам великий Шекспир не позволял себе пикантные вольности в своих творениях? Оставайся же и впредь сама собой и не зарывай в землю свой литературный талант. Что же касается моих прихожан, то со временем они свыкнутся с твоими милыми чудачествами.
      Успокоенная его словами, Офелия вздохнула и наклонилась, чтобы поцеловать любимого мужа.
 
      На другой день Корделия получила от сестры записку:
 
      « Дорогая Корделия! Я в полном восторге от своей супружеской жизни, хотя для меня пока остается загадкой, как это супруги вообще умудряются выбираться из постели. Но раз уж вставать мне все равно придется, то сегодня я намерена использовать свое свободное время с пользой и обсудить с экономкой рецепты приготовления любимых блюд Джайлза., Я уже написала Мэдди, чтобы она прислала мне рецепты любимых блюд нашей мамы.
       К счастью, прислуга в этом доме уже признала меня своей хозяйкой. Скоро мы с тобой встретимся и поговорим. Всегда твоя,
       Офелия».
 
      Прочитав записку, Корделия вздохнула и с грустью подумала, что, к сожалению, отныне она уже не является самым дорогим и близким для Офелии человеком. Конечно, она радовалась за свою сестру, но ее записка почему-то навеяла на нее тоску одиночества.
      За завтраком Марианна поинтересовалась, как чувствует себя ее сестра.
      – Прекрасно, – хрипловато ответила Корделия и, прокашлявшись, добавила: – Она вполне довольна своим браком. Правда, я не уверена, что ей стоит потчевать своего благоверного блюдами собственного приготовления. Даже терпение святого отца имеет свои пределы.
      – Ее энтузиазм быстро улетучится, как только она начнет возиться со сковородками и кастрюлями, – рассмеявшись, сказала Марианна. – И тогда она вернется к своему сочинительству, в чем она пока преуспела больше, чем в кулинарном искусстве.
      – Вы правы, маркиза, это было бы гораздо лучше для всех их домочадцев. Но мне, однако, пора идти. Сегодня мне нужно успеть встретиться с Шеффилдом и Друидом до начала вечернего спектакля и кое-что обсудить с ними, – сказала Корделия.
      Встреча должна была состояться в одной кофейне, где их доверительный разговор никто не мог подслушать. Им предстояло обсудить, как поскорее раздобыть исчезнувшее письмо. Но об этом она рассказывать не стала.
      Встретивший Корделию у входа в кофейню Рэнсом провел ее в отдельный кабинет, и официант подал туда угощение: кофе с сахаром и печенье.
      – Я перерыл все жилые комнаты мистера Неттлса, – сказал Рэнсом. – И мне не верится, что я мог что-то упустить. Спрашивается, где еще он мог спрятать это письмо? Ума не приложу!
      – Может быть, он хранит его в своем кабинете? – предположила Корделия.
      – Но там я уже побывал! – с досадой воскликнул Рэнсом. – Замок там попроще, и я без труда вскрыл его сам. Письма там тоже не оказалось.
      – Какая досада! – сказала Корделия.
      – Может быть, он спрятал письмо где-то в своем борделе в Уайтчепеле? – предположил Друид. – Однако же это не самое надежное место для хранения чего-либо ценного, там бывают порой весьма темные личности. Скорее всего, мистер Неттлс хранит письмо где-то под рукой. Например, в своем бумажнике или же под подкладкой шляпы. А может быть, и в нижнем белье. Не исключено, что он поместил его в один из полых каблуков своих башмаков. Если так, то мне не составит труда при случае незаметно извлечь письмо из тайника.
      – Действительно! Ты ведь когда-то был карманным вором, – сказала Корделия. – Что тебе стоит незаметно залезть к нему в карман? Ты мастер!
      – Будь я действительно мастером воровского дела, – со вздохом возразил ей фокусник, – я бы не попал в тюрьму.
      – Надо придумать способ вынудить его раздеться, – сказал Рэнсом. – Может быть, он любит посещать турецкие бани?
      Корделия брезгливо поморщилась.
      – По-моему, он вообще никогда не моется! Тебе хотя бы раз доводилось стоять с ним рядом? От него воняет, как от дворового пса.
      – Да, это я тоже почувствовал, – наморщив нос, подтвердил Рэнсом. – Предполагаю, что свои естественные потребности он удовлетворяет в принадлежащем ему борделе. Вряд ли нам удастся застать его голым.
      – А разве бордель не закрыли после того, как мадам Нелл попала в тюрьму? – с удивлением спросила Корделия.
      – К сожалению, в Лондоне это не единственное заведение такого рода, – сказал Рэнсом. – Понимаю, – кивнула Корделия и сделала глоток кофе. – Так что же нам теперь делать?
      – Надо найти какой-то способ убедить его добровольно отдать мне письмо, – угрюмо сказал Рэнсом.
      Поскольку это предложение представлялось всем аналогичным тому, чтобы попытаться заставить принца-регента проститься с его мечтой когда-нибудь занять трон, участники тайного совещания решили, что им пора ехать в театр.
      Пока они, покинув кофейню, пытались остановить свободный наемный экипаж, Рэнсом похвально отозвался о дерзкой попытке своего младшего брата задержать посыльного, принесшего в клуб вторую записку от шантажиста.
      – Он смело бросился за посыльным в погоню, – сказал Рэнсом, – но тому удалось ускользнуть. Сейчас Эвери продолжает караулить его в клубе, не теряя надежды, что все-таки поймает мерзавца. Что ж, некоторая польза от этого, по-моему, есть, он сможет стать хорошим лакеем.
      Друид рассмеялся, а Корделия укоризненно покачала головой, полагая, что шутки в данном случае неуместны.
      Остановив наконец экипаж, все трое отправились в нем на Мэлори-роуд. На их лицах читалось уныние. Утешало Корделию только то, что она сидела в карете рядом со своим возлюбленным.
      Почему-то она всегда чувствовала себя защищенной рядом с этим рослым мужчиной с порочным лицом и проницательным взглядом, который каким-то загадочным образом всегда угадывал, о чем она думает и какое у нее настроение. Какая все-таки удача, что он без колебаний тоже нанялся актером в актерскую труппу, чтобы заботиться об их с Офелией благополучии.
      Корделия попыталась выразить ему свою признательность за его заботу о ней. Но Рэнсом, как обычно, отказался принять ее благодарность.
      – Не надо меня благодарить, – заявил он. – Мне приятно быть вам полезным. Творить добро – долг любого христианина, тем более кузена викария. Навыки, которые я обрел в театре, наверняка помогут мне выиграть в карты уйму денег, когда у меня появится время наведаться в клуб.
      – Я в этом не сомневаюсь! – рассмеявшись, сказала Корделия. – Ведь в театре никто даже не заподозрил, что один из актеров – благородный джентльмен. Во всяком случае, в расклеенных по Лондону афишах об этом ничего не говорится. Однако же согласитесь, что это вопиющая несправедливость. Почему никому не интересно, участвует ли в спектакле мужчина аристократического происхождения? Почему ажиотаж поднялся только из-за таинственной благородной девицы в маске? Неужели ни одной зрительнице не любопытно узнать, на что способен актер-джентльмен?
      Выпалив все это, она сообразила, что некоторые ее риторические вопросы звучат весьма двусмысленно, и прикрыла рот ладошкой, едва не прыснув со смеху.
      – Что касается моего дарования, то я знаю нескольких прекрасных дам, имеющих о нем весьма высокое мнение, – наклонившись к ней, прошептал Рэнсом. – Впрочем, если вам угодно убедиться в этом лично, то я с удовольствием устрою специально для вас небольшое представление.
      Корделия покраснела и смущенно пробормотала:
      – Но я имела в виду совершенно другое!
      – Я понял, что вы имели в виду, – сказал он и незаметно погладил ее ладонью по плечу.
      Друид, погруженный в собственные мысли, не обратил на этот фривольный жест никакого внимания. В гувернеры он явно не годился.
      Или же, напротив, он мог бы стать идеальным воспитателем.
      Рэнсом улыбнулся и заглянул Корделии в глаза.
      – Я даже не предполагал, что вас интересует, насколько хорош я в деле, мисс Эпплгейт! – с порочной ухмылкой произнес он. – Но теперь, узнав об этом, я постараюсь не ударить в грязь лицом. Осмелюсь вас заверить в искреннем намерении представить вам свои таланты в наилучшем свете. Вы не будете разочарованы.
      Корделия чувствовала, что щеки ее пылают, как багровый закат. Однако она постаралась сохранить приличествующую зрелой леди невозмутимость и сказала:
      – А по-моему, вам просто нравится меня мучить!
      – Если бы только вы знали, что могло бы доставить мне подлинное удовольствие во время нашего общения, – промурлыкал он и погладил ее ладонью по щеке.
      И на этот раз Друид не обратил на его фамильярный жест никакого внимания.
      Корделия подскочила на сиденье, томно вздохнула и, не задумываясь над своим поступком, прижалась щекой к его ладони плотнее. Вдохновленный этим, Рэнсом принялся ласкать ей подбородок, губы и шею, с умилением глядя на нее своими изумительными завораживающими глазами.
      К величайшему огорчению Корделии, экипаж остановился напротив входа в театр.
      Когда они вошли в него, Корделия побежала в артистическую уборную переодеваться к спектаклю. Усевшись наконец на стул напротив настенного зеркала, она поразилась тому, насколько раскраснелось ее лицо. Почему этот мужчина так воздействует на нее? Почему ее сердце трепещет, когда он рядом?
      Ну что за дурацкие вопросы? Корделия показала язык своему отражению и стала пудрить нос.
      Все места в партере и ложах были заняты. Несомненно, пьеса в значительной степени была обязана своим успехом блестящей игре мадам Татины. Но не на диву были направлены театральные бинокли зрителей в этот вечер. И не ради нее свешивались с поручней рядов на балконе головы любопытных.
      Корделия еще раз проверила, хорошо ли затянуты концы резинки ее полумаски, и вышла из-за кулис на сцену.
      Если бы она мечтала стать знаменитой актрисой, своей мечты она бы наверняка добилась. Сегодня у нее имелись все основания для ликования: популярность спектакля стремительно росла. По иронии судьбы Корделия продолжала играть в нем вопреки своей воле.
      После окончания представления Марли похвально отозвался о ее сегодняшней игре.
      – Ты делаешь заметные успехи! – сказал он. – У тебя значительно улучшилась дикция, ты стала острее чувствовать партнера, без задержек произносить свои слова в нужный момент, научилась выдерживать паузу, когда зал взрывается смехом. Ты просто молодец. С тобой приятно работать.
      Снова вспомнив о комичности сложившейся ситуации, она сдержанно поблагодарила его за похвалу и пошла в гримерную, где ждала ее Венеция, втайне надеющаяся когда-нибудь получить ее роль. Корделия от чистого сердца желала ей успеха и всячески ей помогала. Она была немало удивлена, обнаружив, что неграмотная Венеция с помощью Офелии начала понемногу овладевать грамотой.
      – У меня пока еще плохо получаются заглавные буквы, – посетовала она в разговоре с Корделией. – Но Офелия заверила меня, что со временем у меня все наладится, я научусь читать и грамотно писать. И как только этот болван Неттлс взял меня на работу! Ловко же я его одурачила. Честно говоря, мне даже не верилось, что я стану актрисой.
      – Ты просто молодец! – похвалила ее Корделия, почему-то подумав, что Офелии поначалу тоже трудно было представить себя в роли жены викария.
      Возвращаться в дом маркиза Корделии не хотелось. Там снова царило веселье, а выслушивать новые сплетни о таинственной леди и танцевать с разными идиотами, несущими несусветный бред, ей было противно. Рэнсом же на этот танцевальный вечер идти не собирался.
      Поэтому Корделия отправила с кучером записку для Марианны, в которой извинилась перед маркизой за свое вынужденное отсутствие на балу по причине дополнительной поздней репетиции, неожиданно устроенной по требованию режиссера, и попросила ее все-таки еще раз послать в театр карету, но только двумя часами позже.
      Суета и мишурный блеск высшего света претили скромной натуре Корделии, выросшей в провинциальном захолустье, где жизнь текла тихо и спокойно. Вдобавок она договорилась встретиться с Друидом, заслужившим поощрение за то, что он, рискуя жизнью и свободой, вскрыл замок в двери жилых комнат Неттлса, чтобы Рэнсом смог в них проникнуть.
      Фокусник заглянул к ней в гримерную незадолго до начала спектакля и радостно воскликнул:
      – У меня наконец-то будет потрясающий новый трюк! Мы должны непременно встретиться после представления. Такое событие надо отпраздновать. Обещай, что ты примешь участие в моем маленьком торжестве.
      Исходивший от Друида легкий запах вина подсказал Корделии, что он уже навеселе. Обычно он редко выпивал, но сегодня у него, видимо, появился серьезный повод для этого.
      – Об этом трюке я узнал от одного из рабочих сцены. Он рассказал мне, что какой-то фокусник, похожий на индуса, выступает с оригинальным номером перед зеваками возле порта. Я отправился туда и увидел настоящего индийского факира в великолепном шелковом тюрбане. У него были огромная корзина и мальчик-ассистент. Так вот, этот щуплый мальчишка, тоже носящий индийский национальный головной убор, забирался в корзину, потом фокусник протыкал ее шпагами во многих местах. Но когда он извлекал их из нее, то оказывалось, что на мальчике, вылезшем из корзины, нет ни одной царапины! Восторженные зрители обсыпали его монетами. Это действительно эффектный номер. Я купил у него и корзину, и шпаги, только что все это доставили сюда, и я намерен попытаться самостоятельно повторить этот трюк. – Друид самоуверенно улыбнулся.
      – А раскрыл факир тебе секрет своего трюка? – осторожно спросила Корделия.
      – Нет, но я уверен, что мы с тобой его непременно раскроем! – с сияющим лицом заявил Друид. – Одна голова хорошо, а две – лучше! Почему бы тебе не стать моей ассистенткой? Должен же кто-то залезать в корзину! – Вид у него при этом был такой, словно бы он делал ей огромное одолжение. И Корделия не смогла его разочаровать, потому что чувствовала себя его должником.
      – Что ж, почему бы и не попробовать? – после долгого молчания не совсем уверенно произнесла она.
      Выждав, пока за кулисами не наступила полная тишина и все другие актрисы со своими богатыми поклонниками ушли из театра через служебный ход, Корделия отправилась в подсобное помещение, где поджидал ее Друид.
      К ее приходу он успел уже соорудить небольшую лесенку, по которой ей предстояло забраться в огромную корзину.
      – Пожалуй, тебе лучше снять с себя платье и надеть вместо него шаровары. Соль трюка, по-моему, заключается в том, чтобы постараться принять такую позу, в которой тебя не заденут шпаги. Ты меня понимаешь, Корделия? – сказал Друид.
      – Понимаю, – уныло ответила она, плохо представляя себе, как же нужно скрючиться, чтобы не оказаться пронизанной клинком.
      На крючках вешалки на стене висели костюмы, оставшиеся от старых постановок. Среди них Корделия нашла и шаровары, и блузу свободного покроя, потом зашла за фанерный щит и сменила свое муслиновое платье на этот причудливый наряд. Впрочем, ее странный внешний вид фокусника не беспокоил. Он полностью сосредоточился на совсем новом трюке.
      – Запомни мои слова, Корделия: публика придет от этого зрелища в неописуемый восторг! – с воодушевлением заявил он своей оробевшей партнерше. – Ну, полезай быстрее в корзину, приступим к репетиции.
      Вскарабкавшись по деревянным ступенькам, она перевалилась через обод горловины и спрыгнула на дно корзины, покрытое слоем пыли. Изнутри это плетеное вместилище не выглядело таким большим, как снаружи, к тому же в нем было трудно дышать из-за пыли. Корделия села, поджав к подбородку колени, и обхватила их руками. Друид накрыл сосуд крышкой.
      Как же она увидит в темноте клинок? Но не успела Корделия задать Друиду этот вопрос, как он сам на него ответил:
      – Первая шпага прошьет стенки корзины у тебя над головой слева. Сиди смирно!
      И тотчас же через щель между прутьями, сделанную специально заранее, вошла острая шпага. Поняв, что она не деревянная, а настоящая, стальная, Корделия до смерти испугалась. До этого момента она даже не сомневалась, что Друид воспользуется бутафорским оружием вроде сабель, покрашенных золотой краской, которыми размахивали стражники во втором акте спектакля, исполняя воинственную пляску. Издалека блестящие кривые мечи походили на настоящие. Так зачем же использовать в экзотическом номере боевые шпаги?
      На всякий случай Корделия пригнула голову пониже.
      – А теперь подожми под себя ноги, – приказал ей фокусник и проткнул шпагой нижнюю часть корзины. Клинок прошил воздух чересчур близко от ее коленей, порезав при этом ей край блузы. Боже, да она же была буквально на волосок от смерти! Друид сошел с ума, он же ее убьет!
      – Сейчас опять у тебя над головой, только справа! – крикнул он.
      Корделия качнулась влево и почти коснулась головой первого клинка. В следующий миг очередная шпага, воткнутая между прутьями вошедшим в раж трюкачом, едва не отрезала ей правое ухо. Корделия испуганно вскрикнула.
      – Не шевелись! – предупредил ее Друид и пронзил клинком мрак в дюйме от ее правого плеча.
      У Корделии затекла левая нога. Стоило ей только покачнуться, и лезвие сабли разрезало бы ее тело, как бритва.
      – Прекратите это немедленно, Друид! – закричала она. – Я так больше не могу! Это все равно что очутиться в корзине с ядовитыми змеями!
      – Не беспокойся, малышка, все будет хорошо! – отозвался Друид дрожащим от возбуждения голосом. – Мальчишка, выступавший вместе с индусом возле доков, выбрался из корзины целым и невредимым. Так что опасаться тебе нечего, замри и терпеливо дождись окончания номера. Мне предстоит еще проткнуть корзину дюжиной шпаг, прежде чем мы закончим. Потом я вытяну клинки один за другим и помогу тебе выбраться наружу. Нас ожидает небывалый успех! Зрители обрушат на тебя шквал аплодисментов.
      Он говорил так, словно бы уже выступал перед толпой зевак. Вот только вряд ли ей удастся выбраться из корзины живой, с ужасом подумала Корделия и сжалась в комок. Скорее Друиду придется вытаскивать ее окровавленный труп.
      – Прекрати сейчас же! – хрипло вскричала она.
      Но ее вопль только подхлестнул фокусника. Он стал пронзать шпагами корзину с пугающей быстротой, словно бы торопясь завершить номер, пока она окончательно не передумала участвовать в нем. Один из клинков порезал кожу у нее на боку. Следующее лезвие чуть было не лишило ее уха. Из ранки по щеке потекла кровь.
      – Остановись, Друид! Так ты меня зарежешь!
      На этот раз фокусник ничего ей не ответил. Она услышала только звук удара и глухой стук рухнувшего на пол тела.
      Неужели Друид упал и потерял сознание? Нет, только не это! Ведь самостоятельно она не сможет выбраться из корзины живой.
      Корделия оцепенела.

      Наконец кто-то снял с корзины крышку и посветил у Корделии над головой свечой. Пронзившие пространство вокруг нее клинки сверкнули в полумраке.
      – Только не шевелись! – крикнул ей Рэнсом Шеффилд.
      И хотя его предупреждение и было излишним, Корделия воспрянула духом, услышав его голос. Но расслабляться было пока рано.
      Он одну за другой проворно вытащил из корзины все шпаги. Корделия, затаившая дыхание во время этого процесса, наконец-то вздохнула свободно.
      Рэнсом протянул ей руку и помог выбраться наружу. Вернее, он практически выволок ее из пыльного и темного сосуда и, взяв на руки, спустился по лестнице на пол.
      – А где же Друид? – чуть слышно пролепетала Корделия.
      Рэнсом молча кивнул на угол комнаты, где лежал, закрыв глаза, на груде тряпья незадачливый трюкач, потерявший сознание после полученного мощного удара в подбородок.
      – У меня не было времени спорить с этим идиотом! – сказал Рэнсом, поставив Корделию на ноги. – Как ему удалось втянуть тебя в эту смертельно опасную затею? Впрочем, поговорим об этом позже, сейчас нужно срочно заняться твоими ранами.
      Корделия молча кивнула, не в силах раскрыть рот, и припала головой к груди своего спасителя.
      Ее нелепый псевдовосточный наряд свисал с нее лоскутами, испачканными кровью. Она зареклась впредь ассистировать этому самозваному факиру.
      Рэнсом отнес ее на руках в артистическую уборную и положил там на диванчик. Осмотрев ее многочисленные раны, он в сердцах чертыхнулся и воскликнул:
      – О чем он думал, идиот? Лежи спокойно, я сейчас вернусь.
      Вскоре он принес тазик с водой, чистую одежду и бутылочку вина. Сняв с Корделии лохмотья, в которые превратился ее незамысловатый наряд, он осторожно обработал порезы влажными тампонами, забинтовал глубокую рану на боку и помог ей надеть шелковый халат с причудливым золотисто-розовым узором, от которого исходил тонкий аромат лаванды.
      – Но ведь это халат нашей дивы! – сказала Корделия, узнав знакомый запах. – Если мадам Татина узнает, что я надевала его, нам обоим несдобровать.
      – Это верно, – сказал. Рэнсом. – Но мне, пришло в голову, что, побывав в лапах свихнувшегося фокусника, ты почувствуешь себя гораздо лучше в этом роскошном наряде. По-моему, после всего того, что ты пережила, пока сидела в корзине, тебе уже нечего бояться.
      – Ну и натерпелась же я там страху, – согласилась с ним Корделия, бесконечно благодарная Рэнсому за его заботу. Если бы не он, ее бы неминуемо постигла смерть.
      Он поставил тазик с водой на пол, разлил вино по бокалам и спросил:
      – Так как же все-таки ты позволила Друиду втянуть себя в его безумную затею?
      Корделия выпила глоток вина, надеясь, что оно поможет ей быстрее прийти в себя, облизнула губы и пролепетала:
      – Я чувствовала себя обязанной ему за то, что он помог тебе проникнуть в комнаты управляющего театром. Вот и поддалась на его уговоры. Ты же знаешь, что он совершенно помешан на своих трюках.
      – И ты выразила готовность стать подушечкой для иголок? – насмешливо воскликнул Рэнсом.
      – Но я же не думала, что он воспользуется настоящими шпагами! – сказала Корделия, нахмурившись.
      – Скажи на милость, почему ты задержалась в театре? – прищурившись, спросил Рэнсом. – Ты ведь была приглашена на танцевальный вечер. Маркиза может на тебя обидеться!
      – Честно говоря, мне просто не хотелось туда ехать, – ответила Корделия. – А маркизу я предупредила запиской. Мне надоели все эти бесконечные досужие домыслы и сплетни о скандальной леди в маске. Не говоря уже о глупых кавалерах, липнущих ко мне, как назойливые осы к вазочке с вареньем. К тому же мне было бы там одиноко без тебя.
      Она стыдливо потупилась, сообразив, что сболтнула лишнее, и поджала губы. Рэнсом промолчал, обескураженный ее внезапным признанием. Корделия вздохнула и, поднеся к губам бокал, залпом его опустошила. Вино прибавило ей решимости, и она, переведя дух, выпалила:
      – После женитьбы Офелии мне стало очень плохо. И порой мне в голову приходят довольно странные фантазии…
      Корделия умолкла, не решаясь спросить у Рэнсома прямо, почему он не поехал на танцевальный вечер. Может быть, у него пропало желание с ней танцевать? Словно бы прочитав ее мысли, Рэнсом сказал:
      – Я не поехал на этот вечер потому, что случайно узнал, что Неттлс собирается сегодня вечером отправиться в Уайтчепел. Вот я и решил еще раз обыскать его кабинет, воспользовавшись этим.
      – Ах, так вот в чем дело! – с облегченным вздохом воскликнула Корделия. – Ну и как, удалось тебе найти то письмо на этот раз?
      – Письма я, разумеется, там не нашел, однако заинтересовался его книгами. И когда пролистывал их, услышал доносившиеся из кладовой подозрительные звуки. Слава Богу, что я прибежал туда вовремя.
      – Я безмерно благодарна тебе за это! – воскликнула Корделия, содрогнувшись от воспоминаний о шпагах, едва не пронзивших ее насквозь.
      – Успокойся, Корделия, теперь все уже позади, – сказал Рэнсом.
      Но ее продолжало трясти.
      – Я ничего не могу с собой поделать! – стуча зубами, с трудом произнесла она. – Не понимаю, что вдруг на меня нашло!
      – Такое порой случается с солдатами после боя, – сказал Рэнсом. – Не волнуйся, скоро отпустит.
      Он обнял ее за плечи и прижал к себе, словно бы желая согреть теплом своего тела.
      – Расслабься, сейчас тебе полегчает, – шептал он ей на ухо, обнимая ее все крепче.
      От его объятий ей действительно стало немного легче и спокойнее. Она больше не чувствовала себя одинокой и незащищенной. Уже не в первый раз этот сильный, умный и отважный мужчина выручал ее из беды. Она склонила голову ему на плечо и всхлипнула, испытывая огромную потребность выплакать всю скопившуюся в душе горечь обиды на Офелию.
      Однако слезы почему-то не потекли у нее из глаз. И Корделии вдруг подумалось, что угнетавшее ее чувство одиночества вызвано не только разлукой с сестрой, была какая-то другая, не менее серьезная причина ее душевных страданий.
      Так почему же боль в ее груди стихает, как только Рэнсом оказывается с ней рядом? О романе с таким удивительным мужчиной она даже не смела мечтать. Однако то, как остро он реагировал на нее, свидетельствовало, что он тоже к ней далеко не равнодушен.
      Корделия перестала дрожать, но чувствовала, что ей не хочется высвобождаться из объятий Рэнсома. Может быть, он так нежно обнял ее только потому, что ей нездоровится? Решив немедленно это проверить, она спросила:
      – Можно мне тебя поцеловать?
      – Послушайте, мисс Эпплгейт! – строго сказал он. – В театре, кроме нас, сейчас никого нет. Нобби спит, напившись джина. Поэтому я призываю вас вести себя благоразумно…
      – Но я же не спрашиваю тебя, насколько благоразумно мое поведение! – воскликнула Корделия. – Мне хочется тебя поцеловать!
      Он взглянул ей в глаза и насмешливо спросил:
      – И после этого кто-то еще смеет утверждать, что из вас двоих только Офелия отличается необузданным норовом? Предупреждаю тебя, Корделия, в отличие от моего уравновешенного кузена я не могу за себя поручиться. И если ты немедленно не убежишь отсюда со всех ног, второго такого шанса у тебя уже не будет.
      Корделия улыбнулась и подставила для поцелуя губы.
      Рэнсом едва ли не впился в них ртом, Корделия же ответила ему с не меньшим пылом. И куда только подевалась ее слабость! Все ее тело внезапно наполнилось бодростью. Ничего подобного она прежде не испытывала и никогда не мечтала подобно Офелии о любовных приключениях. Но теперь она отчетливо поняла, что хочет стать возлюбленной Рэнсома, и немедленно, хотя имела весьма смутное представление об амурных утехах.
      Ей чертовски повезло, что она встретила такого мужчину, как он, и упускать свою удачу она не собиралась. А поэтому она крепко обняла его за шею и буквально присосалась к его губам.
      К своему огромному огорчению, она вскоре почувствовала, что задыхается, и была вынуждена перевести дух.
      – Выходит, недаром актеры говорят, что ты быстро всему учишься, – сказал Рэнсом, шумно дыша. – Рад убедиться в этом.
      Корделия рассмеялась, запрокинув голову.
      Рэнсом сделал глубокий вдох и стал покрывать поцелуями ее шею и лицо. Она затрепетала от удовольствия и перестала смеяться. Шелковый халат распахнулся, и пальцы Рэнсома стали нежно ласкать ее плечи и грудь.
      Дрожь вновь пробежала по спине Корделии, соски ее мгновенно набухли, дыхание стало учащенным. Она ахнула от нахлынувших на нее новых ощущений и сильнее выпятила полные груди. Рэнсом сжал их своими умелыми пальцами и принялся легонько пощипывать ее соски. Она судорожно втянула воздух и запрокинула голову, пронизанная множеством невидимых раскаленных иголочек.
      Легкое покалывание во всем теле переросло в тягостную боль внизу живота и сладкое томление в груди. Это смутило Корделию, однако она не стала просить Рэнсома отпустить ее. Напротив, повинуясь властному зову природы, Корделия крепче прильнула к нему и запечатлела на его губах жаркий поцелуй. Он слегка опешил и даже уронил руки. Не давая ему опомниться, Корделия стянула с него жакет и жилет, швырнула их на пол и стала жадно ощупывать его мускулистое тело.
      – Пожалуй, ты права, здесь слишком жарко, – промурлыкал он и, улучив момент, когда Корделия слегка ослабила свою мертвую хватку, быстро снял с себя все остальное, включая башмаки.
      Корделия с трудом подавила желание прыснуть со смеху.
      Но ей стало уже не до смеха, когда он повалил ее на диванчик. Она охнула, почувствовав прикосновение к своему животу его упругого амурного орудия. Он стал сосать ей грудь и поглаживать бедра. Охватившие Корделию при этом ощущения оказались настолько сильными, что она даже стала подпрыгивать на диванчике.
      – Расслабься и получай удовольствие, дорогая, – низким голосом произнес он, легонько придержав ее за плечи.
      Она обмякла и целиком отдалась на его волю.
      Рэнсом стал снова ласкать ее соски, поглаживая при этом внутреннюю сторону бедер. Неописуемое наслаждение горячими волнами растекалось по всему ее телу, вожделение стремительно нарастало. Казалось, что Корделия взмыла к облакам и парит над землей, словно птица.
      Но ей хотелось взлететь еще выше, в заоблачные выси, и устремиться к звездам.
      И, словно бы прочитав ее мысли, Рэнсом произнес:
      – Мне приятно чувствовать, что ты испытываешь удовольствие. Сейчас ты отправишься в еще более стремительный и головокружительный полет.
      Он стал ласкать ладонью ее лоно, до тех пор пока душа Корделии волшебным образом отделилась от тела и куда-то улетела и перед ее глазами засверкали словно бриллианты яркие звезды. Она чуть слышно застонала и непроизвольно задвигала бедрами, выкрикивая при этом:
      – Еще, Рэнсом! Еще!
      Корделия судорожно вздохнула от шквала обрушившихся на нее острых ощущений. Если дело так пойдет и дальше, подумала она, то она воспарит к небесам! Она обхватила руками его шею и прижалась к нему грудью, словно бы стремясь взять его с собой в полет.
      Рэнсом двигал внутри ее пальцами все быстрее и быстрее, наполняя ее тело волшебной энергией. Вожделение почти достигло своего пика. Из ее горла вырвались какие-то странные звуки, хрипы и стоны, глаза подернулись поволокой. Видя, что она уже изнемогает от неудовлетворенной страсти, Рэнсом снова пришел ей на помощь. Он широко раздвинул коленом ее ноги, лег поверх нее и прошептал:
      – Сейчас тебе будет совсем хорошо, любимая!
      И, как всегда, Корделия поверила ему и закинула ноги ему на спину, хотя никто ее этому не учил.
      В следующий миг он вошел в нее.
      Корделия охнула, ощутив внутри себя его мужское естество, которое мгновенно вытеснило из лона томительное ощущение пустоты.
      Рэнсом усилил свой натиск. В трепетном розовом бутоне Корделии внезапно возникла пульсация. Ручейки райского блаженства растеклись по всему телу Корделии, вынуждая ее извиваться и подпрыгивать на диванчике, пронзительно крича при этом:
      – Да, милый! Еще, еще! Боже, как же мне хорошо!
      Ей казалось, что она превратилась в большой хрустальный шар, который вот-вот разлетится на миллионы осколков. Корделия сомкнула веки и погрузилась в пучину блаженства.
      Их тела двигались в одном темпе, подчиняясь основному инстинкту. Корделия полностью раскрепостилась, забыв обо всех своих тревогах, и целиком доверилась Рэнсому, который стал для нее кем-то подобным Гераклу или даже Зевсу. Такому титану она готова была без колебаний доверить свою жизнь, а не только невинность.
      Рэнсом ускорил темп их стремительного совместного восхождения на вершину блаженства. Корделия, восторженно ахнув, до боли прикусила губу.
      – Не стесняйся своих эмоций, глупышка, – ласково промолвил он, продолжая мощно работать торсом. – Кричи хоть в полный голос, визжи, пока не зазвенит в ушах. Нас все равно никто не услышит.
      – А как же ты? – открыв глаза, изумленно спросила она.
      – Я ждал этого восхитительного момента с того самого дня, когда впервые тебя увидел, – сказал Рэнсом и широко улыбнулся.
      Корделия запрокинула голову и вцепилась в обшивку старенького дивана. Их жаркая амурная схватка оказалась чересчур яростной для тесного любовного ложа. Они так увлеклись ею, что даже не заметили, как оказались на полу.
      Очутившись в новом положении, Корделия замерла на мгновение, оценивая открывшиеся перед ней возможности, приняла более удобное положение и понеслась вскачь на бедрах Рэнсома, издавая победные возгласы. Их тела становились все горячее, боли в коленках Корделия не замечала. Стремительно нарастающее в ней чувство радости переливалось всеми цветами радуги. Восторг наездницы передавался скакуну. Слившись в одно целое, Корделия и Рэнсом неслись к пику своего блаженства с головокружительной скоростью, словно бы подбадривая другу друга криками и стонами.
      От этого дикарского танца у Корделии поплыли оранжевые круги перед глазами. Она стиснула коленями бедра Рэнсома и, вцепившись руками в его плечи, перевернулась вместе с ним на спину. Ошеломленный таким потрясающим кульбитом, Рэнсом принялся овладевать ею с удвоенным пылом.
      – Да, да, любимый! Продолжай! – выкрикнула Корделия.
      Несколько спазмов потрясли ее до основания и рассыпались крохотными шаровыми молниями по всем клеточкам. Оглохнув от серии мощных взрывов где-то внутри себя, Корделия обессиленная, но очень довольная замерла на груди Рэнсома.
      Он крепко обнял ее и тоже застыл, не произнося ни слова. Лишь спустя несколько минут, отдышавшись, Рэнсом поцеловал ее и встал с пола.
      Они нежно улыбнулись друг другу, все еще не веря, что свершили такое чудо.
      – Ты необыкновенный мужчина, – сказала Корделия.
      – А ты потрясающая женщина! – сказал Рэнсом. – Именно о такой я всегда и мечтал. Выходи за меня замуж, любимая! У меня покладистый характер, что может подтвердить Джайлз, солидное состояние, стабильный доход и прекрасные родственники. Клянусь, что обеспечу тебя надежной широкой кроватью, с которой мы не будем падать на пол во время наших ночных утех.
      – Ах, Рэнсом! – только и смогла промолвить Корделия.
      – Ты удивлена? Разве тебе не приходило в голову, что я устроился на работу в театр вовсе не ради того, чтобы размахивать на сцене дурацкой деревянной саблей, изображая бравого стражника?
      – Только не упоминай больше при мне о холодном оружии, пожалуйста! Но право же, Рэнсом, твое предложение стало для меня полной неожиданностью! Ты бы мог и раньше сделать мне маленький намек.
      – Раньше ты еще не была готова к такому серьезному предложению, Корделия. Твои мысли целиком занимала Офелия. Это легко понять, вы же близнецы, не-разлучавшиеся с раннего детства. Как старшая сестра, ты привыкла заботиться о ней. Но теперь настало время, чтобы о ней заботился ее супруг. Вот почему и тебе пора довериться другому человеку. Так позволь же мне стать этим счастливцем и заботиться о тебе до конца своих дней.
      Корделия почувствовала, что к горлу у нее подкатил ком. В ожидании ответа Рэнсом прищурился. Она глупо улыбнулась и, захлопав глазами, пролепетала:
      – Это мне посчастливилось с таким мужчиной, как ты, любимый.
      Он наклонился и, поцеловав ее, сказал:
      – Мы можем спорить о том, кому из нас повезло больше, бесконечно.
      – Ты прав, дорогой! Давай лучше поговорим о серьезном деле, – сказала Корделия. – Что мы будем делать с письмом Эвери? Надо найти его как можно скорее. Иначе ни он, ни я не будем чувствовать себя в безопасности. Неттлс не успокоится и будет продолжать нас шантажировать.
      – Ты права, о мудрейшая из женщин! – сказала Рэнсом. – И коль скоро ко всему уже перечисленному тобой прибавилась угроза и моим брачным обязанностям, я сделаю все, что в моих силах, чтобы разыскать это письмо. Ты уже подала мне одну идею, как можно быстрее добиться успеха. Слушай меня внимательно и не перебивай…
 
      Дождавшись, пока за Корделией прибыл экипаж маркиза, Рэнсом передал ее под опеку служанки и, поцеловав на прощание в щеку, отправился куда-то по своим делам.
      Всю дорогу до особняка Корделия размышляла над опасной ситуацией, в которой все они оказались из-за интриг Неттлса, Удастся ли им когда-нибудь избавиться от этого шантажиста? Этот мерзавец теперь стал единственным препятствием на ее пути к счастью. Из-за него могли рухнуть все ее светлые надежды и репутация и, что гораздо хуже, Эвери мог лишиться жизни. Корделия тяжело вздохнула и подумала, что уснуть ей в эту ночь вряд ли удастся.
      На другое утро, спустившись в столовую на завтрак, Офелия с удивлением узнала, что сестра прислала ей записку.
      Что же заставило Корделию проснуться так рано и послать ей весточку? Офелия поцеловала мужа, с аппетитом доедавшего яичницу с ветчиной, села за стол и развернула письмо. Пробежав первые строки, она громко вскрикнула, напугав служанку и Джайлза.
      – Дорогая, что тебя так удивило? – с тревогой спросил он, отодвинув пустую тарелку.
      Офелия ничего ему не ответила и молча дочитала письмо до конца. В нем говорилось следующее:
 
      « Дорогая Офелия!
       Я верю, что ты не осудишь меня за то, что я познала сладость супружества прежде, чем произнесла слова супружеской клятвы. Но мы с Рэнсомом скоро поженимся. Ты была права, говоря, что блаженство, которое ты испытала на супружеском ложе, ни с чем сравнить нельзя. Теперь и я убедилась в этом, хотя и на стареньком узком диванчике в гримерной. Рэнсом без ума от меня, я тоже давно в него влюблена. Но мою радость омрачают некоторые серьезные опасения, о которых я расскажу тебе при нашей встрече. А пока просто порадуйся за меня и пожелай мне удачи.
       Твоя любящая сестра
       Корделия».
 
      Дочитав письмо до конца, Офелия раскрыла рот и догадалась, что пора закрыть его, только когда Джайлз вновь спросил, что же повергло ее в изумление. Прокашлявшись, она ответила:
      – Корделия пишет, что они с Рэнсомом решили пожениться. Хотя пока и не официально. Думаю, что Рэнсом скоро поедет в Йоркшир, чтобы испросить благословения у нашего отца. Ах, как я за них рада!
      – Это приятная новость! – с улыбкой промолвил Джайлз. – Я давно подозревал, что мой кузен питает к твоей сестре нежные чувства. Я непременно его поздравлю, как только он здесь объявится.
      – Я сейчас же еду к сестре! – заявила Офелия и встала из-за стола, даже не притронувшись к завтраку.
 
      Вволю наговорившись с Офелией, Корделия поехала в театр, где ей предстояло встретиться до спектакля с Венецией и дать ей несколько дельных советов относительно ее будущей роли. Она старалась вести себя так, словно бы ее ничего не волновало.
      Друид поздоровался с ней с виноватой миной на физиономии, принес ей свои извинения и ни словом не обмолвился о трепке, которую задал ему Рэнсом.
      Корделия милостиво приняла его извинения, однако твердо заявила, что никогда больше не будет ему ассистировать.
      – Да, да, разумеется, я все понимаю! – промямлил фокусник. – И все же мне жаль, что нам не удастся поставить этот потрясающий номер. Он бы имел у публики фантастический успех!
      Корделия обожгла его испепеляющим взглядом и пошла в гримерную, чтобы предостеречь Венецию от какой-либо совместной работы с незадачливым трюкачом.
      Проходя по коридору, она случайно услышала разговор двух рабочих сцены, проклинавших ненадежный подъемный механизм колесницы Зевса.
      – Вот попомни мои слова, – в сердцах воскликнул один из них, – в один прекрасный день эта дьявольская повозка раздавит кого-нибудь в лепешку.
      При иных обстоятельствах Корделия наверняка бы перепугалась. Но сегодня, занятая своими собственными мыслями, она не придала этому предсказанию должного значения.
      Да и зачем ей было забивать себе голову лишними проблемами, раз уж она рассчитывала в скором времени навсегда распрощаться с этим театром?
      Однако ее радужные надежды поблекли, когда к ней подошел ее партнер Марли. Вид у него был очень встревоженный.
      – Отойдем в сторонку, – тихо сказал он. – Мне нужно кое-что сказать тебе по секрету.
      Они уединились в укромном уголке, где их разговор никто не мог подслушать, и Марли, избегая смотреть Корделии в глаза, смущенно промолвил:
      – Послушай, Клара, ты ведь знаешь, как я хорошо отношусь к тебе. Но мистер Неттлс пригрозил мне, что выгонит меня с работы, если я не выполню его поручение. Так что не обижайся.
      – И что же он велел тебе сделать? – спросила Корделия, почувствовав недоброе.
      – Он хочет, чтобы я сорвал с тебя маску, – упавшим голосом сказал актер.
      Корделия смертельно побледнела.

      Этого следовало ожидать, судорожно сглотнув, подумала она.
      – Неттлс уже распространил по всему Лондону слух, что со скандальной леди будет наконец сорвана маска, – добавил ее партнер. – В театре аншлаг. Цена билетов подскочила до небес.
      – И когда же я должна быть публично разоблачена? – спросила Корделия.
      – На завтрашнем представлении, перед концом второго акта.
      – Понятно. Что ж, я к этому подготовлюсь! – Она вздернула подбородок. – Сделай это, Марли. Я не стану сердиться на тебя. А теперь давай вернемся на сцену. Скоро наш выход.
      В антракте между первым и вторым действиями Корделия сообщила тревожное известие Рэнсому.
      Ее жених сорвал с себя картонный шлем и воскликнул, взмахнув бутафорской саблей:
      – Вот негодяй! Клянусь, он жестоко за все поплатится.
      – Однако нам нужно срочно что-то предпринять! – сказала Корделия. – Все наши планы могут оказаться под угрозой.
      – Надо его хорошенько припугнуть, – сказал Рэнсом.
      – Но это не помешает ему всем разболтать о моей тайне! И тогда моя репутация все равно погибнет. Я знаю, что ты по-прежнему будешь меня любить, однако… Полагаю, что высший свет отвергнет нас с Офелией. – Корделия понурилась.
      – Послушай, любимая, а не пора ли нам перехватить инициативу? – задумчиво глядя на нее, произнес Рэнсом. – По-моему, самое время устроить Неттлсу маленькое представление. И главную роль в нем исполнит Эвери! Довольно ему изображать из себя лакея в клубе.
      Догадавшись, что он имеет в виду, Корделия ахнула.
      – Прошу актеров, исполняющих танец с саблями, приготовиться! – объявил помощник режиссера.
      Рэнсом поцеловал Корделию и побежал на свою исходную позицию.
 
      В эту ночь и следующее утро заговорщикам предстояло выполнить огромную подготовительную работу, сохраняя при этом ее в глубокой тайне и привлекая в помощники исключительно проверенных людей. На тайный совет были приглашены Джайлз, Эвери, обе верные служанки викария, маркиз со своей супругой, а также вся их многочисленная прислуга.
      В ходе обсуждения задуманной ими секретной операции были досконально рассмотрены все мельчайшие детали, включая костюмы ее участников.
      Маркиз вручил своему лакею толстый кошелек и отправил его покупать билеты. Сумму, в которую ему должны были обойтись три ложи, Джайлз назвал неслыханной. Но Марианна заявила, что теперь не время экономить, потому что их благородная, цель в случае удачи оправдает средства, затраченные на ее достижение.
      – Скоро мистер Неттлс будет рвать на своей голове волосы, – зловеще предрекла она.
      Корделия надеялась, что так оно и случится.
      Когда совещание закончилось и все разошлись, она поднялась в свою спальню, однако быстро заснуть не смогла.
      Лежа на кровати, она рассеянно наблюдала игру теней на стене и полную луну на темном небе за окнами, думая о разном: спит ли сейчас Офелия, вспоминает ли о своей невесте Рэнсом, скоро ли состоится их свадьба, удастся ли им положить конец интригам Неттлса и завершится ли благополучно история с письмом Эвери. Все эти и другие тревожные мысли долго мешали ей уснуть. Только под утро, окончательно обессилев от бессонницы, она наконец угомонилась и задремала.
 
      Придя на другой день в театр после полудня, Корделия сразу же почувствовала, что атмосфера за кулисами пронизана непривычной напряженностью. Актеры нервничали сильнее, чем обычно, рабочие сцены громче проклинали колесницу Зевса, грозящую в любую минуту сорваться им на головы с крепежных лесов и тросов, а мистер Неттлс, зашедший ненадолго в артистическую уборную, поглядывал на нее со злорадным блеском в глазах.
      Судя по необычно громкому гулу голосов, доносившемуся из зрительного зала, публики на сегодняшний спектакль собралось гораздо больше, чем в предыдущие дни. И среди зрителей, конечно же, находились все близкие ей люди. Как оценит ее игру Офелия? Одобрит ли она ее?
      Однако ей пора было уже готовиться к выходу на сцену.
      Музыканты настраивали свои инструменты.
      Корделия сделала глубок вдох и пошла на исходную позицию за боковой кулисой.
      Краем глаза она увидела, как один из рабочих сцены передал мистеру Неттлсу записку точно в запланированное ими время.
      Пока все шло строго по их плану. Корделия зажмурилась и помолилась за его успешное осуществление, А когда она открыла глаза, то увидела, что управляющий театром куда-то уходит с озабоченным видом.
      Она облизнула губы и проверила, плотно ли завязаны тесемки полумаски на ее затылке. Так сильно, как в этот раз, она еще ни разу не волновалась перед своим выходом на сцену.
      Собравшись с духом, она вышла из-за кулис и произнесла свою первую фразу:
      – Неужели этой мой возлюбленный? Не меня ли ты поджидаешь, прогуливаясь по этой тропинке?
      Зрительный зал замер, взимая ее словам.
 
      Направляясь в подсобное помещение, мистер Неттлс проклинал последними словами Друида, тщетно пытаясь угадать, зачем он вдруг срочно понадобился этому глупому трюкачу. Пора было расстаться с этим идиотом раз и навсегда, все равно проку от него было мало: жиденькие аплодисменты и смех, которыми награждала его публика в антрактах, не стоили тех денег, которые фокусник получал за свои выступления. Мистер Неттлс решил уволить Друида в пятницу.
      Теперь же ему хотелось отвязаться от фокусника как можно скорее, чтобы не пропустить финал второго действия. Он обязательно должен был увидеть физиономию этой наглой стервы, когда с нее сорвут маску и весь зал ахнет. Будет знать, как задирать нос и требовать авторский гонорар! Другие актрисы почему-то более покладисты, она же всем своим высокомерным видом как бы заявляет, чтобы он даже не мечтал уложить ее на диванчик в гримерной. Пора ей наконец понять, что с Томом Неттлсом шутки плохи!
      Она надолго запомнит этот урок, подумал он и злорадно ухмыльнулся, прежде чем войти в подсобное помещение в конце длинного коридора. Но едва лишь он захлопнул за собой дверь, как ему на голову надели черный мешок и у него перехватило горло от удушающего запаха, Неттлс попытался было сопротивляться, но ему скрутили руки веревкой. Он покачнулся и рухнул без чувств на пол.
      Очнувшись, он понял, что ничего не видит, впал в панику и покрылся холодным потом. Кричать он не мог, потому что во рту у него был кляп. Вдобавок его еще и связали по рукам и ногам, прежде чем поместить в какую-то тесную емкость.
      Наверное, кто-то решил подшутить над ним таким образом, подумал Неттлс. Что ж, этот шутник дорого заплатит ему за такой розыгрыш! Если это очередной грязный трюк Друида, то он задушит мерзавца собственными руками. Изловчившись, Неттлс поднял связанные руки, потерся о них головой и слегка сдвинул с лица повязку.
      Этот первый успех окрылил его, и вскоре он умудрился не только освободиться от повязки, но и вытащить кляп изо рта. Поморгав, он понял, что сидит в огромной корзине.
      – Помогите! – прохрипел он. – Меня похитили! Эй, кто-нибудь! Да помогите же мне, черт бы вас всех побрал!
      Но никто не отозвался на его крик. Откуда-то издалека доносился приглушенный шум, в корзине пахло плесенью и было чертовски пыльно. В какой же части города он находится?
      – Помогите! – снова крикнул он.
      – Не кричи! – отозвался наконец кто-то холодным тоном. – Тебя здесь все равно никто не услышит. Это подвал заброшенного склада на берегу Темзы.
      Значит, он слышал шум волн, подумал Неттлс. Самое подходящее местечко, чтобы избавиться от трупа, сбросив его в воду. Его вновь прошиб пот.
      – Это ты, Друид? – крикнул он. – Что за скверные шуточки?
      – Фокусник мертв! – раздался тот же неприятный голос из темноты. – А ты заткнись и слушай. Нам нужен документ.
      – Какой такой документ? – заикаясь, спросил Неттлс.
      – Не прикидывайся простачком! Тот самый документ, которым ты пытался кое-кого шантажировать. Где письмо?
      – Нет у меня никакого письма!
      – Ты лжешь! Оно должно быть при тебе. Ни в твоем кабинете, ни в комнатах его нет. Не будь идиотом, лучше отдай нам это письмо по-хорошему.
      Звучавший из темноты голос стал не просто холодным, а ледяным. Неужели же эта бумажка представляет для его похитителей такую огромную ценность? Значит, решил Неттлс, его не убьют, пока не найдут ее.
      – Письма у меня нет, – упрямо повторил он.
      – Сейчас проверим! – сказал его невидимый мучитель.
      И тотчас же прутья корзины прошил острый клинок шпаги в дюйме над головой Неттлса.
      – Какого дьявола! – вскричал он.
      – Отдай письмо! – И новая шпага пронзила корзину рядом с его коленом, слегка порезав ему кожу.
      Неттлс затравленно огляделся. Угадать, с какой стороны в корзину воткнут очередной клинок, было невозможно. Да и вряд ли ему удастся от него увернуться при его-то солидном телосложении! Словно бы в подтверждение его опасений над его головой и рядом с ногами сверкнули еще два острых лезвия. Из пореза у него на лбу потекла кровь.
      – Прекратите! – завопил он. – Письмо спрятано в полом каблуке моего ботинка!
      – Так сними же его скорее и выброси из корзины! – равнодушно потребовал его похититель.
      Неттлс закряхтел и, косясь на острые шпаги, понатыканные со всех сторон, с горем пополам снял башмак и выбросил его из корзины. Послышался шлепок – очевидно, башмак упал на пол. Потом наступила томительная тишина. И наконец кто-то стал вытягивать шпаги из прутьев.
      – Я могу быть свободен? – спросил Неттлс спустя некоторое время.
      Однако ответа не последовало.
      Неттлс принялся раскачивать свою плетеную темницу, и вскоре она перевернулась. Он выбрался из корзины, дополз до двери, нащупал ручку и повернул ее. Дверь оказалась незапертой. Неттлс вздохнул с облегчением, но торопиться выходить наружу не стал.
      Ну и дураки, подумал он, переводя дух перед тем, как с опаской выглянуть за дверь. Лично он всегда приобретает самые дорогие и надежные замки, которые никто не вскроет. Наконец он набрался смелости и полностью рас-, пахнул дверь, надеясь, что сумеет выбраться из этого опасного места незамеченным.
      К своему удивлению, Неттлс обнаружил, что находится не в полуразвалившемся складе на самом берегу Темзы, а в своем театре на пороге подсобки. И приглушенные звуки, становящиеся то тише, то громче, вовсе не шум волн, ударяющихся о берег, а взрывы зрительского смеха, аплодисментов и одобрительных возгласов.
      Он добрел до мужской раздевалки, в которой переодевались два актера, и заорал на них:
      – Проклятые лицемеры! Гнусные обманщики!
      Актеры изумленно вытаращились на него и ничего не сказали, видимо, потрясенные его внешним видом. Том Неттлс взглянул на себя в зеркало и понял, что видок у него действительно аховый. Он зашел в гримерную, умылся и переоделся в чью-то чистую сорочку. Обретя после этого вполне сносный облик, Неттлс удовлетворенно ухмыльнулся, подумав, что он успеет еще сбегать в кабинет и надеть свой новый пиджак до конца второго отделения. И даже потер руки, представив, как эта маленькая стерва осрамится на глазах у шокированной ее публичным позором публики.
      Перед его мысленным взором возникла стройная актриса, произносящая ангельским голоском фразы из своей роли, и он сглотнул слюнки, которые текли у него всякий раз, когда он видел ее аппетитные ножки. Не будь она такой упрямой и надменной, вполне могла бы еще долго выступать на сцене его театра.
      Неттлс прогнал несвоевременные фантазии и занял удобное для наблюдения место за кулисами, предвкушая удовольствие, которое он получит, когда Марли сорвет с дерзкой девчонки маску.
      И вот настал момент истины: неуловимым движением Марли внезапно сорвал с актрисы маску.
      Лили – нет, мисс Офелия Эпплгейт – вскрикнула и закрыла лицо ладонями.
      Зрительный зал загудел, как растревоженный пчелиный рой.
      – Кто же она? – слышалось со всех сторон. – Вы видели ее лицо? Кто выиграл пари? Покажи нам свое личико, красавица!
      Но скандальная леди продолжала прикрывать лицо руками.
      Такое развитие событий не устраивало мистера Неттлса, эта сцена представлялась ему иначе. Потеряв терпение, он выбежал на сцену и, эффектно поклонившись публике, громко произнес:
      – Позвольте мне представить вам, уважаемые зрители, новую звезду театра на Мэлори-роуд, благородную леди мисс Офелию Эпплгейт!
      Поднявшийся было в зале гвалт перекрыл мощный мужской голос:
      – Прошу прощения, сэр! – воскликнул высокий стройный джентльмен в одной из лож. – Но думаю, что вам не сойдет с рук эта попытка опорочить доброе имя моей супруги. Будучи священником, я не могу вызвать вас на дуэль, однако я привлеку вас за клевету и оскорбление к суду. Моя жена рядом со мной, как все могут убедиться.
      Он протянул молодой женщине руку, и она встала.
      Зал притих, залюбовавшись ее красотой, элегантным платьем и модной прической. Неттлс раскрыл рот, узнав в женщине свою актрису, Офелию, Эпплгейт, выступавшую под псевдонимом Лили. Но как, черт побери, такое возможно?
      – Не морочь нам голову, Неттлс! – крикнул ему кто-то из зала.
      И тут его осенило: ну конечно же, это элементарная подмена! Ведь у Офелии есть сестра-близнец, с которой они похожи как две капли воды.
      – Не верьте им! – закричал он. – У мисс Эпплгейт есть сестра Корделия, точная ее копия! Они просто поменялись местами.
      – Вам лучше замолчать! – рявкнул из другой ложи высокий мужчина с острым взглядом, одетый во фрак. И его суровое лицо и ледяной голос показались Неттлсу знакомыми.
      – Я не позволю вам делать гнусные намеки в адрес моей невесты мисс Корделии Эпплгейт. К вашему сведению, я не священник и поэтому готов драться с вами на дуэли. Что вы предпочитаете, пистолеты или шпаги?
      Рядом с ним встала другая прекрасная юная леди. Она опустила веер, которым энергично обмахивалась, и показала всем свое лицо. Ее внешность была точной копией первой дамы, с той лишь разницей, что она была одета в платье другого цвета. Неужели сестры-близнецы действительно сидят в разных ложах? Но если так, тогда кто же сейчас стоит на сцене, прикрыв лицо руками?
      В третьей ложе тоже поднялся с места весьма представительный господин. Он смерил Неттлса властным взглядом и громовым басом объявил:
      – Я Джон Синклер, маркиз Гиллингэм! Эти молодые дамы – мои родственницы. Советую вам немедленно, прекратить чернить их доброе имя, иначе вы горько пожалеете о своем возмутительном поведении.
      Во рту у Неттлса пересохло, его уже в который раз за день прошиб холодный пот.
      Зал пришел в волнение. Кто-то бросил в Неттлса тухлым помидором. Другой разгневанный зритель швырнул в него гнилым лимоном. Его новый костюм был основательно испорчен.
      – Так кто же скрывается под маской? – кричали зрители. – Что за гнусный трюк ты задумал? Мы хотим знать, играет в твоем паршивом балагане благородная дама или нет?
      Неттлс подскочил к актрисе, закрывающей лицо ладонями, присел на корточки и заорал:
      – Немедленно покажи нам свою физиономию!
      В следующий миг Неттлс обомлел от ужаса.
      Ухмыляясь, на него смотрел человек, лицо которого было ему хорошо знакомо!
      Эвери Шеффилд, чьи тонкие щегольские усики уже не нуждались в том, чтобы их прятали под маской, отвесил публике глубокий театральный поклон, уронив при этом свой парик на подмостки.
      Зал ахнул и взорвался хохотом и возмущенными возгласами.
      Эвери быстро развязал узлы тесемок, на которых держался его наряд, скинул его с себя и громко произнес:
      – Леди и джентльмены, пари выиграл я! А всех вас я сердечно благодарю за дружную поддержку моего выступления.
      Неттлс окинул его полубезумным взглядом и заорал:
      – Решил надо мной поиздеваться? Да я тебе сейчас шею сверну! – Трясясь от злости, он подскочил к молодому человек, но запутался в женской одежде, сброшенной Эвери на сцену, и едва не упал. Грязно выругавшись, Неттлс с отвращением взял двумя пальцами длинную юбку и, отшвырнув ее подальше, закричал: – Твою голову принесут мне на блюде! А пока получи!
      Он хотел ударить Эвери, метя в лицо. Но ловкий молодой человек увернулся, вызвав шквал аплодисментов у зрителей, жаждущих продолжения зрелища.
      Внезапно в зале запахло паленым. Оказалось, что это вспыхнула юбка, которая упала на масляную лампу рампы. Пламя быстро подбиралось к деревянным подмосткам.
      – Пожар! – заорал кто-то в трюме.
      Сидевшие в первых рядах партера люди в испуге повскакивали с мест. Началась паника. Актеры побежали за ведрами, чтобы носить на сцену воду. Только Неттлс продолжал выкрикивать угрозы в адрес Эвери и махать кулаками.
      Но подмостки уже охватило пламя. Женщины завизжали. Из щелей сцены повалил едкий черный дым. Неттлс схватился за горло, увидев нависшую над ним колесницу Зевса, и побежал к лестнице.
      Обняв Корделию за талию, Рэнсом вместе с ней протискивался сквозь обезумевшую от страха толпу, энергично работая при этом локтем свободной руки. От густого дыма у Корделии запершило в горле и заслезились глаза. Какая-то почтенная дама споткнулась и упала ей под ноги. Рэнсом помог ей встать и, подхватив под руку, выволок обеих женщин через черный ход в переулок. Из-под крыши театра разлетались снопы искр.
      – Огонь охватил уже почти все здание! – воскликнула Корделия.
      – По-моему, этот театр закончил свое существование, – сказал Рэнсом. – Давайте отойдем от него на безопасное расстояние.
      Протиснувшись сквозь густую толпу взволнованных людей, они оставили пожилую леди на попечение ее близких, а сами направились к экипажу маркиза.
      Заметившая их еще издали Марианна помахала им рукой и, когда они подошли к карете, промолвила:
      – Слава Богу, вы спаслись из этой геенны огненной. Небеса покарали негодяя Неттлса! Джайлз и Офелия поехали домой на случай, если к ним обратятся за помощью пострадавшие на пожаре.
      – Я должен вернуться в здание и разыскать Эвери, – сказал Рэнсом. – А вы, милорд, позаботьтесь, пожалуйста, о наших дамах.
      – Я пойду вместе с вами! – сказал маркиз. – А дамы доберутся до дома сами. – Он выбрался из кареты.
      – Будь осторожен, Джон! – напутствовала мужа встревоженная Марианна.
      Он пожал ей руку и помог Корделии сесть на его место.
      Языки пламени уже лизали крышу. Рэнсом стремглав побежал к театру. Возле служебного входа он увидел толпу актеров. Актрисы бились в истерике, а Марли пытался их успокоить и отвести подальше от здания, пока не рухнула крыша.
      – Вы, случайно, не видели моего брата? – спросил у него Рэнсом.
      – Я здесь! – отозвался Эвери, такой чумазый, что его было трудно узнать под слоем копоти и сажи. – Я пытался затушить пламя водой, но справиться с разбушевавшимся огнем мне так и не удалось.
      – Слава Богу, ты жив, дурачок! – воскликнул Рэнсом и похлопал его по плечу. – А куда подевался Неттлс?
      – Понятия не имею! – похлопав глазами, ответил Эвери. – Последний раз я видел его, когда он пытался свернуть мне кулаком челюсть. Может быть, он решил остаться в своем театре до конца и погибнуть, как отважный капитан на мостике своего тонущего судна?
      – Не думаю, что у Неттлса осталась хоть капелька благородства, – сказал Рэнсом. – Давайте поищем его на всякий случай.
      Марли вызвался пойти вместе с кузенами, потому что он просто не мог стоять спокойно и наблюдать, как догорает театр вместе с заработком актеров за этот сезон.
      От дома исходил нестерпимый жар, и приблизиться к нему было невозможно. Но Рэнсом зачем-то направился мимо него к дальнему концу переулка, движимый каким-то смутным предчувствием.
      – Вот он! – вдруг завопил Эвери и указал рукой на чумазого толстяка, который, кашляя от дыма, тащил за собой колесницу Зевса. – Зачем ему эта повозка?
      – Да он просто-напросто сошел с ума! – вскликнул Марли. – Ему стало жаль бросать единственную вещь, оставшуюся от его сгоревшего балагана!
      – Давайте оставим его в покое, – предложил Эвери. – Он уже получил сполна за все свои прегрешения. Пусть мучается с этой дурацкой колесницей, пока не надорвется.
      – А по-моему, он тащит ее за собой неспроста, – ухмыльнувшись, промолвил Рэнсом. – Помните, как рабочие сцены сетовали на то, что колесница постоянно срывается с тросов? Мне кажется, что она служила Неттлсу тайником для монет, которые он недоплачивал актерам. Ну кому придет в голову, что над головой у него болтается большая копилка? Неттлс вел двойную бухгалтерию и обманывал всех, кто честно на него работал. Не пора ли нам восстановить справедливость?
      – Самое время! – воскликнул Марли и, подбежав к управляющему погорелым театром, двинул ему коленом в причинное место.
      Неттлс взвыл от боли и согнулся в три погибели.
      Марли взялся за изогнутые ручки тяжеленной колесницы и потащил ее к театру. Рэнсом и Эвери с мрачным видом подошли к Неттлсу, чтобы окончательно восстановить справедливость.
      Домой кузены вернулись, когда уже стемнело. К своему удивлению, они застали там не только викария с Офелией, но и Корделию, маркиза и маркизу. Все они были взволнованы.
      – Мы оказывали первую помощь всем пострадавшим во время пожара, – пояснила Корделия. – Сильнее всех пострадали актеры. Многие зрители получили легкие ожоги. Рассказывайте же скорее, что там происходило после нашего отъезда! Цела ли Венеция? Не пострадали ли другие актеры? Нашелся ли Неттлс?
      Рэнсом сел за стол, выпил бокал вина, прокашлялся и поведал всем любопытную историю, приключившуюся в переулке за театром.
      – Он один тянул такую тяжелую колесницу? – изумленно переспросила Корделия. – Поразительно!
      – Нужно вставить эту сценку в один из моих рассказов! – воскликнула Офелия, захлопав от восторга в ладоши.
      – Теперь ясно, почему я ничего не обнаружил в его кабинете, – сказал Рэнсом. – Этот хитрец прятал деньги в полости между стенками колесницы.
      – Актеры будут рады такому подарку! – сказала Корделия. – Интересно, захочет ли кто-нибудь построить на этом месте новый театр?
      – Дорогой, – сладким голоском обратилась к мужу Марианна. – У меня возникла одна идея.
      – Какая же, любимая? – спросил Джон.
      – Я чувствую неистребимое желание стать владелицей театра!
      Все рассмеялись.
      – Мне следовало этого ожидать, – с тяжелым вздохом произнес маркиз. – А как же твои хлопоты с организацией свадьбы Корделии и Рэнсома?
      – Одно другому не помеха, – ответила маркиза. – Завтра же утром я поеду по магазинам выбирать ткань.
      – Почему бы нам не провести свадебную церемонию в Йоркшире? – покраснев, спросила Корделия. – Мои сестры будут рады присутствовать на ней.
      – Конечно, милочка! – сказала Марианна, – Именно так мы и поступим! Я уверена, что Рэнсом не станет возражать.
      – Но ведь нам придется подождать официального объявления о нашей помолвке, – заметил Рэнсом, поглядывая на Корделию. – Джайлз и Офелия получили специальное разрешение от епископа. Может быть, и нам тоже его купить?
      – Если мои родственники не будут присутствовать хотя бы на моей свадьбе, они огорчатся и обидятся на меня, – со вздохом сказала Корделия. – Поэтому давай не будем торопиться! Пусть вся наша большая семья порадуется за нас!
      Рэнсом умиленно посмотрел на нее и нежно поцеловал.