- Лучше не бывает!
      - Так вернемся к вопросу о жульничестве, - предложил Циллер.
      - Ну давайте, - снова засмеялась она.
      - Все это место - жульничество.
      - Как так? - Она рискнула согнуть руку и перчаткой с когтями убрать с лица волосы, попадавшие в рот и мешавшие говорить. Кэйб сразу занервничал. Если бы он был ее возлюбленным, то наверняка разорвал бы в этот момент платок или сделал бы еще что-нибудь.
      - Вы смотритесь, как планета! - прокричал Циллер. - А ведь это не так!
      Кэйб же не участвовал в разговоре и продолжал смотреть на восходящее солнце. Теперь оно стало ярко-красным. Рассвет на Орбите, равно как и закат, длился гораздо дольше обыкновенного. Сначала светлело небо над головой, затем поднимающееся солнце, казалось, медлило и лишь спустя долгие минуты появлялся его краешек над дымчатой линией горизонта в дрожащем киноварью ореоле и начинал скользить вдоль нее, светя еще неверно и зыбко. Лишь постепенно оно выходило целиком и позволяло начаться дню. Кэйб всегда думал, что именно восходы и закаты и придают дням наибольшую красоту и завершенность.
      - Так как? - Фели справилась со своей задачей.
      - Ладно, незачем сейчас заниматься этими глупостями, - вдруг решил Циллер. - Просто плывите! Да не забудьте о безопасности! Не будет ли так меньше обмана?
      - Вопрос не в этом! Вопрос в том, не будет ли в этом меньше забавы?
      - И что, будет?
      - Абсолютно, черт возьми! - И волосы Фели, поднятые ветром, вдруг взметнулись над ее головой как языки черного пламени.
      - Так вы думаете, что это только забава, когда здесь явно присутствует реальная опасность?
      - Нет, забавы больше, - крикнула она. - Некоторые люди эти полеты считают основным своим развлечением, но делают это только в... - Голос вдруг пропал, за ревом налетевшего порыва ветра.
      - В чем?
      - Во снах! Есть такие пуристы, которые зареклись делать что-либо в реальности!
      - И вы презираете их? - потребовал Циллер.
      Женщина, кажется, удивилась, но снова быстро сняла перчатку с левой руки - действие, еще более опасное, чем первое, - порылась в ранце и что-то прицепила к ноздре. Потом снова сунула руку в перчатку и раскинулась на воздушном потоке. Когда она опять заговорила, голос ее звучал нормально, и обоим, благодаря кольцу в ноздре Кэйба и какому-то хитрому устройству, используемому Циллером, казалось, что она сидит рядом с ними в кабине.
      - Вы сказали "презираете"?
      - Да.
      - Но с чего бы я стала презирать их?
      - Они с минимальным усилием и при полном отсутствии риска достигают того, чего достигаете и вы, но рискуя жизнью.
      - Это их выбор. Я тоже могла бы так делать, если бы захотела. И в любом случае, это все даже не совсем одно и то же. - Она восторженно оглядела простирающееся вокруг пространство.
      - А точно ли так?
      - Точно. Ведь человек знает, что это лишь грезы, а не реальность.
      - Во все можно поверить. Фели вздохнула и скривила губы:
      - Извините, но мне пора лететь дальше, и я предпочла бы теперь остаться одна. Не обижайтесь. - Женщина снова с риском сняла перчатку, вытащила крошечный компьютер и убрала его в ранец, а потом с заметным усилием опять надела свою когтистую конечность. Кэйб подумал, что она, наверное, замерзла. Они уже находились на высоте более чем в полкилометра над грядой, и воздух, обдувавший самолет, леденил обшивку самолета. Их подъем приостановился. Волосы Фели теперь не путались больше вокруг головы, а черным крылом осеняли ее слева. - Еще увидимся! - крикнула она и позволила себе отдаться воздушному потоку воздуха.
      Женщина плыла, раскинув руки и ноги, и блестящие когти перчаток отражали оранжево-желтый рассвет. Скоро Фели была уже далеко.
      Циллер и Кэйб еще долго смотрели ей вслед, приостановив самолет, и видели, как она радостно махала руками и ногами, как пластались широкие крылья, превращая фигуру то в огромный факел, то в дивную сине-зеленую птицу. А Кэйб еще долго слышал ее победные крики. Женщина летела прямо на рассвет, но потом, вероятно, передумала, резко развернулась и пропала из виду. Неподалеку от места, над которым они зависли, Кэйбу были видны и другие летуны - крошечные точки и кувыркающиеся в небе фигурки в плащах из листьев деревьев блимп. Скоро, сделав круг, Фели снова показалась и начала делать крутой разворот, чтобы пролететь прямо под ними. Самолет тоже стал медленно разворачиваться, чтобы не потерять ее из виду. Она проплыла метрах в двадцати под ними и сделала спираль, улыбаясь всем лицом; потом резко взмыла и снова начала пике, сложив крылья. И вдруг оба увидели, что она так и продолжает камнем падать вниз.
      - О! - вырвалось у Кэйба.
      "Неужели она умерла?" В голове у него уже начали складываться строки, которые он отправит в Службу новостей Хомомдана. Такие иллюстрированные письма Кэйб посылал туда каждые шесть дней уже около девяти лет и приобрел себе небольшой, но преданный кружок слушателей. Но никогда ни в одном своем репортаже он не описывал смерти от несчастного случая и сейчас никак не смог бы отказаться от этого.
      Но тут сине-зеленые крылья снова расправились, вспыхнув на солнце, и Фели поднялась вверх уже далеко от них, окончательно скрывшись из глаз.
      - А наш ангел не бессмертен? - спросил Циллер.
      - Нет. - Кэйб не знал, что такое ангел, но спросить у Циллера или Хаба постеснялся. - Она настоящая.
      Фели Витрув принадлежала к той части летунов, у которых не существовало записей мозга для того, чтобы в случае несчастного случая можно было воссоздать их. При одной только мысли об этом Кэйбу стало не по себе.
      - Они называют себя одноразовыми, - вспомнил он. Циллер помолчал.
      - Странные люди, которым нравятся эпитеты, напоминающие им об их смертности. Некоторые даже играют этим. - Желто-оранжевый свет весело мерцал на хромированных поверхностях самолета. - У челгрианцев есть каста, которая называется Невидимые.
      - Я знаю.
      - Как твои штудии?
      - Ничего. У меня было, правда, только четыре дня, поскольку пришлось закончить много собственных дел. Тем не менее, я начал.
      - Муторное дело ты на себя взвалил, Кэйб. Я бы даже принес свои извинения за это, если бы не считал их излишними, поскольку речь, так или иначе, идет обо мне и моей работе.
      - О, да, - смутился Кэйб и еще больше смешался от собственного смущения.
      - И все-таки чертовски странное развлечение, - добавил Циллер, кивая в сторону кружащихся в ясном небе пятен. - Он откинулся на сиденье и достал из кармана трубку. - Посидим еще немного, полюбуемся восходом?
      - Да, хорошо.
      Сверху им была видна расстилающаяся на километры долина Фреттл. Солнце системы Лэйслер все еще поднималось, медленно приближаясь к зениту, раздвигая толщи воздуха и освещая раскинувшиеся вокруг земли до мельчайших подробностей. Впереди, за причудливо вьющейся широкой дорогой, под ярким светом, сверкавшим в небе подобно драгоценному браслету, постепенно бледнела линия горизонта и поднимались горы Тьюлир со снежными шапками на вершинах. Справа взгляд тонул в саваннах, теряющихся в дымке. Слева в отдалении, намеком, едва синели горы и было видно широкое устье Великой Реки, впадающей в море Фреттл.
      - А тебе не кажется, что я слишком извожу людей, а? - вдруг спросил Циллер, посасывая трубку и хмурясь.
      - Я думаю, они этому радуются.
      - Неужели? - голос Циллера прозвучал несколько разочарованно.
      - Мы помогаем им определиться. И это не может не нравиться.
      - Определиться? И все?
      - Я не думаю, конечно, что это единственная причина, по которой им нравится наше присутствие здесь, особенно, если говорить о вас. Но мы даем им некий новый стандарт, как взгляд на себя будто со стороны, позволяющий заново оценивать себя.
      - Звучит, конечно, получше, что простое указание на хорошее отношение к любимым домашним животным из высшей касты.
      - Но к вам это и вовсе не относится, дорогой Циллер. Они называют вас композитором, маэстро - странное обращение, никогда его раньше не слышал! Они действительно гордятся вашим пребыванием здесь. И Цивилизация, и Хаб, и уж народ Мэйсака точно.
      - Точно, - промурлыкал Циллер, отворачиваясь от так и не разгоревшейся трубки и глядя вниз на равнину.
      - Вы звезда для них.
      - Трофей.
      - В определенном смысле, но очень уважаемый трофей.
      - У них полно своих композиторов. - Циллер нахмурился и принялся постукивать по трубке указательным пальцем. - Компьютеры, всякие их машины, их Разум могут писать любую музыку.
      - Но это будет обман, - заметил Кэйб.
      Плечи челгрианца вздрогнули, и он издал некий лающий звук, который должен был обозначать смех.
      - Но обман убежать от их проклятого эмиссара они мне все-таки не позволят. - Он быстро глянул прямо в глаза хомомдану: Есть новости на этом фронте?
      Кэйб уже знал через Хаба, что Циллер начисто игнорирует какую-либо возможность сотрудничества с человеком, присланным прямо к нему домой по этому поводу.
      - Они отправили корабль, чтобы привезти его сюда. Словом, процесс пошел. И, кажется, они резко изменили свои планы насчет Чела.
      - Почему?
      - Как я понял, они сами не знают. Свидание было согласовано, но затем сроки перенесены самим Челом. Тут, кажется, что-то связано с каким-то поврежденным кораблем.
      - Что за поврежденный корабль?
      - А... Хм. Надо уточнить у Хаба. Вы слышите нас, Хаб? - Кэйб тронул носовое кольцо, но тут же вспомнил, что движение это совершенно излишне, и на мгновение почувствовал себя идиотом.
      - Хаб слушает, Кэйб. Чем могу помочь?
      - Это поврежденное судно, которое посетил представитель Чела...
      - И что?
      - У вас есть подробности?
      - О своей собственности на него заявил клан Айтаревайн. Это лоялистское судно было повреждено на последней стадии Кастовой войны. Обшивка его обнаружена неподалеку от звезды Решреф несколько недель назад. Судно называлось "Зимняя буря".
      Кэйб посмотрел на Циллера, который явно прислушивался к разговору, но тот только пожал плечами.
      - Никогда ни о чем подобном не слышал.
      - А есть ли еще какая-нибудь информация о личности посылаемого эмиссара? - уточнил Кэйб.
      - Немного. Нам до сих пор неизвестно его имя, но, кажется, он офицер высокого ранга, ставший позже исполнять и религиозные обязанности. Или, по крайней мере, он был офицером высокого ранга.
      Циллер презрительно фыркнул.
      - Каста? - веско бросил он.
      - Мы думаем, что он принадлежит к Данным из дома Айтаревайн. Должен, однако, заметить, что это мнение спорное. Чел не очень-то балует нас информацией.
      - Ах, не скажите, - вдруг брякнул Циллер, глядя на достигшее полного сияния и ставшее желто-белым солнце.
      - Когда же следует ожидать прибытия эмиссара? - не унимался Кэйб.
      - Приблизительно через тридцать семь дней.
      - Понял, спасибо.
      - Не за что. Я или Терсоно переговорим с вами позже, Кэйб. Оставляю вас наслаждаться рассветом.
      Циллер пробормотал что-то невразумительное в трубку.
      - А что, кастовый статус этого посланца что-то меняет? - спросил у него Кэйб.
      - Относительно. Меня, честно говоря, не волнует, кого или чего они там послали. Я просто не хочу с ними разговаривать. Правда, тот факт, что они прислали кого-то из военной клики, и к тому же еще святого отца, показывает, что они не очень-то намерены возиться со мной. Во всяком случае, я не знаю, принять это за оскорбление или за честь.
      - Может быть, он поклонник вашей музыки.
      - Конечно, может быть, ко всему прочему он еще и профессор музыкологии из какого-нибудь известного университета, - усмехнулся Циллер, снова принявшись посасывать трубочку, из которой, наконец, пошел дым.
      - Я хочу задать вам один вопрос, Циллер, - собрался с духом Кэйб. Челгрианец внимательно посмотрел на него, но промолчал. - То, над чем вы сейчас работаете... Будет ли это означать конец периода Новых Близнецов? И хомомдан невольно посмотрел в сторону ярко горящей Портиции.
      Циллер нехотя улыбнулся:
      - Между нами?
      - Разумеется. Даю слово, что никому...
      - Не надо. Да, это большая симфония, призванная обессмертить конец периода скорби. Она являет собой и медитацию об ужасах войны и празднование мира, который, не считая мелких неурядиц, воцарился теперь. Симфония будет исполняться на рассвете того дня, когда вспыхнет вторая новая звезда. Если я сумею исполнить все с должным расчетом и верно выберу время, то звезда вспыхнет как раз в начале финала. Хаб полагает, что можно присоединить к этому еще какое-нибудь световое шоу. Не уверен, что позволю это, но посмотрим.
      Кэйбу показалось, что челгрианец весьма доволен заданным ему вопросом, давшим возможность поговорить на приятную ему тему.
      - Ах, какая прекрасная новость, Циллер! - воскликнул хомомдан. (Симфония оказалась бы первой полностью законченной крупной работой Циллера во время его полудобровольной ссылки. Некоторые - в том числе и Кэйб очень боялись, что композитор так больше и не напишет ничего монументального, несмотря на то, что именно большие вещи были его коньком.) Я уже в предвкушении. Симфония закончена?
      - Почти. Я на стадии обработки, - Циллер тоже посмотрел в сторону новой Портиции. - Все идет отлично, - многозначительно добавил он. Материал замечательный. В него действительно стоит вонзить зубы. - Он улыбнулся Кэйбу, но не с симпатией, а совершенно холодно. - Даже катастрофы других Вовлеченных все же находятся на другом уровне элегантности и эстетики, который невозможно сравнить с этим. Здесь вполне будет выражено мое отвращение к страданию и смерти, причем отнюдь не в лубочной форме. Словом, вдохновением я обеспечен вполне.
      Кэйб помолчал немного.
      - Неужели вы так ненавидите свой народ, Циллер? Это грустно.
      - Да, грустно, - согласился композитор, глядя куда-то за Великую Реку. - Зато очень весело, что ненависть так вдохновляет меня на работу.
      - Я знаю, что вы никогда не вернетесь, Циллер, но увидеться с эмиссаром, наверное, все-таки нужно.
      - Да неужели?
      - Ваше нежелание будет расценено как страх перед их аргументами.
      - Ах вот как? Перед какими же это аргументами?
      - Я думаю, он просто-напросто заявит вам, что вы необходимы для них, тихо пояснил Кэйб.
      - Чтобы стать трофеем не Цивилизации, а их собственным.
      - Полагаю, что трофей - неверное слово. Лучше сказать - символ. Символы важны, они работают эффективно. А если символ воплощен в личности, то он становится... подвластным управлению. Символическая личность до определенной степени может изменить все направление жизни, влияя не только на частные судьбы, но и на судьбу всего общества. В любом случае, мне кажется, они будут доказывать, что ваше общество, вся ваша цивилизация нуждаются в мире с наиболее известными диссидентами, ибо только так они смогут жить в мире с самими собой и самовосстановиться.
      Циллер лениво посмотрел на него:
      - Они удачно тебя выбрали, а, посол?
      - Но совсем не в том смысле, как вы подумали. Я не сторонник, но и не противник подобных аргументов. Просто я думаю, что они непременно скажут нечто в таком духе. Даже если вы действительно об этом не думали и не пытались высчитать их возможные предложения, то все равно должны знать, что им нужно, и решить для себя.
      Циллер посмотрел на него в упор, и Кэйб вдруг понял, что выдержать тяжелый взгляд этих больших черных глаз не так уж и трудно, как он думал сначала. И все-таки за удовольствие счесть такой взгляд было нельзя.
      - Неужели ты считаешь, что я диссидент? - наконец спросил Циллер. - Я, скорее, привык думать о себе как о культурном беженце или личности, ищущей политического убежища. Это совершенно разные вещи.
      - Но ваши предыдущие замечания начисто опровергают это утверждение, Циллер. Как и все ваши действия, начиная с того, что вы вообще прибыли сюда; а потом вы остались уже после того, как стали известны последствия войны.
      - Последствия войны, мой милый хомомданский студиозус,- это три тысячи лет бесправия, угнетения, подавления культуры, экономической эксплуатации, систематических пыток, сексуальной тирании и культа жадности, возведенных в ранг необходимой генетической наследственности.
      - Это ужасно, мой дорогой Циллер. Никакому стороннему наблюдателю, конечно, не дано с такой горечью и безжалостностью перечислить болезни вашей недавней истории.
      - Ты называешь три тысячи лет недавней историей?
      - Вы уходите от разговора.
      - Да, я считаю смешным, что три тысячи лет для тебя - это недавно. И, согласись, поговорить на эту тему куда интересней, чем спорить о степени вины моих соотечественников, которые пришли к восхитительной идее кастовой системы.
      Кэйб вздохнул.
      - Мы долгожители, Циллер, и составляем часть галактического сообщества уже много тысячелетий. Три тысячи - это солидный срок, с нашей точки зрения, но с точки зрения разума и жизни разумных существ вообще, согласитесь, это немного.
      - Неужели тебя так волнуют все эти вещи, Кэйб?
      - Какие вещи, Циллер?
      Чубуком трубки челгрианец указал куда-то в сторону:
      - Ты переживаешь за эту человеческую женщину, ты боишься, что она готова врезаться в землю и разбрызгать по долине свои мозги. Ты чувствуешь себя неуютно из-за того, что, как ты заметил, я ненавижу собственный народ.
      - Увы, это так.
      - Неужели твое существование настолько зависит от твоих переживаний за других?
      Кэйб откинулся на сиденье и задумался:
      - Думаю, что так.
      - Следовательно, ты идентифицируешь себя с Цивилизацией.
      - Наверное.
      - И, значит, ты испытываешь, скажем так, замешательство и из-за Кастовой войны?
      - Даже имея в виду массу из тридцати одного триллиона населения Цивилизации, можно сказать, что да, я испытываю.
      Циллер тонко улыбнулся и посмотрел на зависшую в небе Орбиту. Далеко впереди разворачивалась яркая лента, уходящая в небо. Где-то там плескались океаны и возносили свои вершины снежные горы; поверхность вспыхивала зеленым и коричневым, голубым и белым на разбросанных островах Крайних морей. А здесь впереди тянулась Великая река, видимая на многие сотни километров. Над головами же дальняя сторона Орбиты казалась просто яркой линией, чьи географические подробности терялись в пылающем накале.
      Порой, если вы обладали прекрасным зрением и смотрели прямо на дальнюю сторону, можно было различить крошечное черное пятно Хаба, зависшее в открытом космосе на расстоянии в полмиллиона километров отсюда, в пустом центре браслета мировой бесконечности.
      - Да, населения действительно много, - вздохнул Циллер.
      - А запросто могло бы быть и еще больше. Просто выбрали стабильность, а не увеличение.
      - А ты знаешь, что есть люди, которые плавали по Великой реке еще до того, как была завершена Орбита?
      - И некоторые из них плывут сейчас по второму кругу. Они называют себя Путешественниками-во-Времени, потому что двигаются немного быстрей, чем остальные на Орбите и, таким образом, снижают относительное расширение времени, как бы ни были отрицательны последствия всего этого.
      Циллер кивнул, и его темные глаза заплыли, словно у пьяного:
      - Кто же рискнул пойти против течения?
      - Их немного. Но они есть всегда. Хотя ни один из них еще не совершил круга по всей Орбите - для этого нужно жить слишком долго. Их путь сложнее.
      Циллер наконец распрямил свою среднюю конечность и убрал трубку:
      - Вот так. - Он сделал движение ртом, желая изобразить улыбку. Возвращаемся в Акьюм? Пора работать.
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      ВЫЖЖЕННАЯ ЗЕМЛЯ
      - Неужели наши суда не настолько хороши?
      - У них суда быстрее.
      - До сих пор?
      - Боюсь, что да.
      - А я так ненавижу все эти пересадки и перескакивания. Сначала одно судно, потом другое, третье, четвертое... Я начинаю чувствовать себя багажом.
      - Но надо все же понимать, что это отнюдь не скрытая форма оскорбления или попытка задержать нас.
      - Это по поводу того, что нам не разрешают путешествовать на собственном корабле?
      - Да.
      - А я не думаю. Во всяком случае, это завуалированная попытка произвести на нас впечатление. Они говорят, что так заботятся об исправлении сделанных ошибок, что не хотят вырывать из привычного расписания никаких кораблей.
      - А четыре судна, которые надо состыковать во времени?
      - Я думаю, они таким образом собирают силы - первый корабль очень смахивал на военный - и держат их поближе к Челу на случай, если война снова разгорится. Конечно, определенную дистанцию держать надо, хотя бы для того, чтобы перевезти нас, но не больше. То, на чем мы летим сейчас вообще суперлайнер, сверхскоростной. Я тот, к которому сейчас приближаемся - судно Общей системы - род базы, материнское судно. У него на борту другие военные корабли, которые можно пустить в ход в любой момент, если ситуация выйдет из-под контроля. Эта база может патрулировать гораздо большее пространство, чем то, которое способны освоить простые военные корабли. И одновременно позволяет контролировать пространство вокруг Чела. Последнее же судно - старый демилитаризованный военно-грузовой корабль обычно используется в галактике как пикет.
      - Значит, это распространено по всей галактике. Странно, странно.
      - Да уж. Но они утверждают, что все делается исключительно ради нашей безопасности и спокойствия.
      - Если им верить, то это единственное, чем они озабочены.
      - И ты веришь им, майор?
      - Вроде, да. Я только не уверен, что моей веры в это вполне достаточно.
      - Да, черт побери.
      Первые три дня их путешествия прошли на борту судна класса "палач" Союза быстрого нападения, называвшегося "Цена досады". Это был массивный сложный объект, переплетение гигантских двигателей под прикрытием единственного бортового орудия и крошечной жилой каюты, которая казалась прилепленной к судну в последний момент.
      - Ну а кроме того, эти люди, вероятно, еще и декадентствующие эстеты, - заметил Хайлер, когда они во главе с чернокожим аватаром в сером костюме переходили с борта "Зимней бури" в крошечный шаттл.
      - Существует теория, утверждающая, что они просто стыдятся своего сооружения. До тех пор, пока оно столь неэлегантно, грубо и не соответствует лучшим представлениям, они могут делать вид, что оно принадлежит не им, не является частью их культуры или, по крайней мере, взято только на время, поскольку остальные их вещи удивительно рафинированы.
      - А, может быть, просто таковы его функции. Я, правда, никогда с таким не сталкивался. А кто из университетских высоколобых умников придумал эту теорию?
      - Я думаю, что вам будет приятно узнать, генерал, что в Морской разведке у нас теперь есть секция металогики Цивилизации.
      - Боюсь, что Мне придется изрядно попотеть с современной терминологией. Что означает мета-логика?
      - Это род психо-физио-философской логики.
      - Ах, да, конечно. Спасибо за информацию.
      - Это, кстати, термин Цивилизации.
      - Термин долбаной Цивилизации?
      - Именно, сэр.
      - Ясно. И какой хренотенью занимается эта секция?
      - Она пытается рассказать нам, как мыслят Вовлеченные.
      - Вовлеченные?
      - Это тоже их понятие. Оно означает всех космических существ, находящихся ниже определенного технологического уровня развития, но которые хотят и могут сотрудничать друг с другом.
      - Тоже ясно. Но когда кто-то начинает пользоваться терминами врага это плохой знак, сынок, ведь выводы при этом делаются иные.
      Квилан посмотрел на аватара, сидевшего на соседнем сиденье и как-то неуверенно улыбавшегося.
      - Я бы тоже согласился с вами, сэр. - И он снова посмотрел на военный корабль Цивилизации. Тот, несомненно, был уродлив. Но еще до того, как Хайлер озвучил свои соображения, майор уже подумал о том, насколько мощной должна быть эта махина. Как все-таки странно иметь в голове еще кого-то, кто смотрит на мир твоими глазами и видит то же самое, что и ты, но при этом, опираясь на иной опыт и эмоции, делает иные выводы.
      Корабль уже маячил во весь экран. Шаттл быстро приближался, хотя впереди, конечно, оставалось еще несколько сотен километров. Бегущая строка под экраном ничего не сообщала о мощностях и параметрах судна, но становилось абсолютно ясно, что перед ними огромная силища. Тут в мысли Квилана вновь ворвался Хайлер:
      - Что, твои слуги уже там?
      - У меня нет никаких слуг, сэр.
      - Как?
      - Я путешествую один, сэр. Не считая, конечно, вас.
      - Ты путешествуешь без слуг? Ты что, какой-то пария, майор? Надеюсь, ты не принадлежишь к этим Отрицателям каст?
      - Нет, сэр. Отчасти отсутствие слуг отражает некоторые изменения, произошедшие в обществе со времени вашей смерти. И это, несомненно, будет объяснено вам во время брифинга.
      - Ладно, так и быть. Разберемся, когда будет время. Только ты не очень-то верь всей той информации, которую они напихают в меня, когда ты будешь спать. Я им напомню, что и таким, как я, нужен сон, иначе пусть просто выбрасывают меня прочь. Но смотри, майор, что касается слуг... Я читал, что война кончилась, но теперь думаю, это лишь ловушка... Ах, дьявольщина, неужели мы проиграли?
      - Нет, сэр. Война закончилась компромиссом после интервенции Цивилизации.
      - Знаю, но разве компромисс уничтожил слуг?
      - Нет, сэр. Слуги по-прежнему имеются. У офицеров тоже есть шталмейстеры и управляющие. Тем не менее, мое задание исключает использование чьей-либо помощи.
      - Висквил говорил что-то на этот счет, будто ты монах или нечто-то в этом роде. Но я не думал, что уж настолько.
      - Есть и другие причины для одиночного путешествия, сэр. Как вы знаете, тот челгрианец, с которым мы должны встретиться, - Отрицатель.
      - Ах, да, этот Циллер! Этот одурманенный всяческими бреднями псевдолиберальный сопляк, который думает, что несет возложенную на него богом обязанность ныть за всех тех, кто занят чем-нибудь более интересным, чем он сам. Самое лучшее в общении с такими личностями - попинать их хорошенько. Эти говнюки не имеют ни малейшего представления ни об ответственности, ни о долге. Твоя каста - это твоя суть. И нам придется иметь дело с этим выродком!?
      - Он великий композитор, сэр. И мы не собираемся тащить его обратно: Циллер добровольно отправился в изгнание в Цивилизацию. Он заявил о своем статусе Данного и взял...
      - Подожди, дай отгадаю дальше. Он, конечно, заявил, что он Невидимый.
      - Да, сэр.
      - Жаль, что он не пошел до конца и не сделал себя еще и Кастратом.
      - Как бы то ни было, он плохо расположен к челгрианскому обществу. Короче, идея была такова, что без слуг и без всякого прочего нашего антуража я быстрее смогу расположить его к себе.
      - Мы не те существа, чтобы располагать к себе кого-то или приспосабливаться к чему-либо, майор. Тем более - к такому дерьму.
      - В нашем положении у нас нет выбора, сэр. Решение было принято на уровне кабинета - мы должны сделать все, чтобы убедить его вернуться. Я взялся исполнить это дело, как и вы. Мы не можем его заставить сделать это, но соблазнить обязаны.
      - И он станет нас слушать?
      - Понятия не имею, сэр. Я знал его, когда мы оба были еще детьми, я следил за его карьерой и радовался его музыке. Я даже изучал ее. Тем не менее, это все, чем я располагаю сейчас. Конечно, мою миссию могли бы взять на себя те, кто знает его лучше по родству или убеждениям, но оказалось, что никто из них не готов взяться за это. И я вынужден был принять как факт, что, несмотря на бесконечное собственное несовершенство, все же являюсь лучшим кандидатом на эту работу, - и согласился.
      - Звучит немного жалко, майор. Я беспокоюсь насчет твоей морали.
      - Мой дух, конечно, надломлен, сэр, но это лишь по причинам личного характера. Тем не менее мои убеждения и чувство ответственности тверды, и, что бы ни говорилось, приказ есть приказ.
      - А все ли этим сказано, майор?
      Команда "Цены досады" состояла из двадцати человек и горсточки маленьких дронов. Двое людей приветствовали Квилана прямо в низком ангаре для шаттлов, после чего показали ему его апартаменты, состоявшие из единственной каюты с низким потолком. Багаж и продукты находились уже там, предоставленные морским фрегатом, который отвозил его еще на "Зимнюю бурю".
      Каюта Квилана представляла собой нечто вроде рубки морского офицера. Для поручений ему выделили дрона, который объяснил, что внутри каюты все можно переделать по его вкусу вид. Квилан ответил, что его устраивает то, что есть, и что он будет счастлив остаться один, распаковать багаж и сам снять оставшиеся детали скафандра.
      - Неужели этот дрон пытается быть нашим слугой?
      - Сомневаюсь, сэр. Но он будет помогать нам, если мы очень его об этом попросим.
      - Хм.
      - Впрочем, они все кажутся вежливыми и сгорающими от желания быть полезными.
      - Точно. Что и подозрительно.
      Итак, Квилан остался с дроном, который оказался действительно весьма любезным слугой, действующим к тому же в абсолютном молчании. Он вычистил одежду, разобрал снаряжение и дал несколько необходимых советов относительно этикета, принятого на борту судна.
      После этого начался официальный праздничный ужин.
      - Что, у них так и нет формы? Это просто сборище каких-то диссидентов! Чего ж удивляться, что я их ненавижу!
      Команда встретила Квилана с почтением, за которым нельзя было прочесть ничего. Казалось, что большую часть времени они тратят на некую показуху и совсем не обращают внимания на него самого. Он даже подумал, что они и вообще хотели бы избежать общения с ним, но только не отваживаются это сделать.
      Короче, в конце концов Квилан был счастлив снова остаться один и пошел изучать архивы судна в корабельную библиотеку.
      У Хайдеша Хайлера на это время нашлось свое дело, заключавшееся в изучении исторических и информационных файлов, вмонтированных в Хранитель душ вместе с ним.
      Они договорились о некоем расписании, дающем Квилану возможность своего частного времяпрепровождения. При отсутствии чего-либо непредвиденного или важных обстоятельств имел четыре часа уединения перед сном и четыре после пробуждения.