- Нет. Моральная разумность, скорее, склонна трактовать страдание как зло до тех пор, пока не доказано обратное.
      - А-а-а, так вы признаете, что страдание может быть добром.
      - За некоторыми исключениями.
      - Ага.
      - Как мило!
      - Что?
      - А вы знаете, как это работает в некоторых языках?
      - Что? Что работает?
      - Терсоно, - обратился Циллер к дрону, опустившемуся до его плеча и приникавшему все ближе, словно он хотел привлечь внимание. Аура дрона потемнела до серо-голубого оттенка вежливо скрываемой фрустрации* [Фрустрация (от лат. frustratio - обман, неудача) - психологическое состояние, возникает в ситуации разочарования, неосуществления значимой для человека цели, потребности.]
      Махрай Циллер, композитор, наполовину изгнанник, наполовину бродяга, поднялся со своего места и, сделав из средней конечности подобие полки, поставил туда бокал, одновременно передними лапами пытаясь одернуть жилет и причесать брови.
      - Помоги-ка мне, - попросил он дрона. - У меня серьезные намерения, и так просто я ее сегодня не отпущу.
      - В таком случае, я думаю, что вам следует отложить это дело и поймать ее позже, когда она будет в менее упрямом и язвительном настроении. Вы знакомы с послом Кэйбом Ишлоером?
      - Знаком. Мы старые приятели.
      - Вы льстите мне, сэр, - вмешался хомомдан. - Я, скорее, только журналист.
      - Но все предпочитают называть вас послом, не так ли? Я уверен, что этим очень хотят вам польстить.
      - Без сомнения. И это у них получается.
      - Однако будет слишком много амбиций, - добавил Циллер, оборачиваясь к стоявшей рядом женщине. Та подняла бокал и слегка кивнула.
      - Когда вы оба прекратите критиковать своего щедрого хозяина? уточнил Терсоно.
      - Вы имеете в виду себя?
      - Именно. Простите слишком эксцентричного дрона.
      - Ладно.
      - Хорошо.
      И дрон направился мимо столов на корму. За ним последовал Циллер, который словно парил над полированной палубой, грациозно отталкиваясь единственной средней и двумя мощными задними лапами; в средней руке он продолжал держать нерасплескивающийся бокал. Кэйб заметил, что Циллер умудрился еще и помахать одной рукой паре людей, которые в ответ тоже кивнули, приветствуя его.
      В сравнении с композитором последовавший за ним Кэйб чувствовал себя очень тяжелым и неуклюжим. Он попытался вытянуться во весь рост, чтоб хотя бы немного смягчить свою тяжеловесность, но едва не налетел на старинный замысловатый светильник, свисавший с потолка.
      Наконец, все трое уселись на корме в небольшой каюте, выходящей иллюминаторами на чернильно-черную воду канала. Циллер согнулся над низким столиком, Кэйб уютно устроился на подушках, а Терсоно примостился на хрупком с виду и явно очень древнем деревянном кресле. Кэйб знал дрона Терсоно все десять лет своего пребывания на Орбите Мэйсак и давно заметил, что тот любит окружать себя антиквариатом, таким, например, как сама эта древняя баржа и та старинная мебель, которая ее наполняла.
      Даже внешность дрона напоминала об этой страсти. Вообще в этих краях существовало известное и вполне достоверное мнение, что чем крупнее дроны, тем старее цивилизация. Первые их экземпляры появились восемь-девять тысяч лет назад и по размерам напоминали массивного человека. Последующие модели постепенно уменьшались, и уменьшались до тех пор, пока удобным размером не оказался карманный. И сегодня, глядя на метровое тело Терсоно, можно было подумать, что его сделали миллион лет назад, хотя на самом деле ему было всего несколько сотен, и его величина была обусловлена слишком свободным расположением внутренних частей да стремлением конструкторов демонстрировать это через прозрачную керамическую оболочку.
      Циллер допил вино, вынул трубку и сосал ее все время, пока дрон обменивался любезностями с хомомданом. Композитор все еще старательно пускал колечки, когда Терсоно наконец обратился и к нему:
      - Что привело меня к мысли собрать здесь вас обоих?
      - И что же? - уточнил Циллер.
      - Мы ждем гостя, дорогой композитор.
      Циллер внимательно поглядел на дрона, осмотрел каюту и уставился на дверь:
      - Что, прямо здесь и сейчас? Кого?
      - Нет. Не здесь. И не сейчас. В течение тридцати или сорока дней. И боюсь, что в точности мы даже не знаем, кто он. Но это будет один из ваших, Циллер. Кто-то с Чела. Челгрианец.
      Шерсть на лице Циллера поднялась, и сквозь нее над орехово-серым голым носом сверкнули крупные полукруглые глаза. В них было выражение, до сих пор Кэйбом не виденное (хотя, если честно говорить, он и вообще виделся с челгрианцем очень редко; всего несколько раз случайно и только в последний год).
      - Он придет к нам? - ледяным тоном поинтересовался Циллер.
      - Разумеется. Сюда, на Орбиту и, возможно, в город.
      - Каста?
      Слово было скорее угадано, чем услышано.
      - Один из... Возможно, Данный, - тихо ответил Терсоно. - Ах, да, их кастовая система... То, почему Циллер теперь тут, а не там.
      Циллер снова затянулся, не сводя глаз с трубки.
      - Возможно, говоришь, Данный? - пробормотал он. - Ты, знаешь, Терсоно, я тебя уважаю и надеюсь, что в дальнейшем ты будешь лучше следовать этикету. Можешь начать прямо сейчас.
      - Мы предполагаем, что это лицо непременно явится сюда, чтобы увидеть вас, - продолжал дрон, вертясь в кресле и одновременно выставив манипуляционные поля, при помощи которых пытался с помощью золотых шнуров задернуть гардины на окнах, закрыв вид на спящий канал и сугробы.
      Циллер постучал по трубке, прочищая ее:
      - Неужели? Ну надо же. Какой стыд. В таком случае я подумаю о длительном круизе. В глубокий космос. Эдак на полгодика. А то и подольше. Да, я уже решил. А ты передашь мои извинения этому дипломату или просто дворянину, которого они соизволят послать. Я уверен, он поймет.
      - А я уверен, что нет, - тихо ответил дрон.
      - Ладно, я пошутил. Но насчет круиза - это серьезно.
      - Циллер, они непременно захотят встретиться с тобой, - спокойно сказал Терсоно. - Даже если ты действительно отправишься в круиз, они попытаются догнать тебя и встретиться прямо на корабле.
      - И ты, конечно, и не подумаешь их остановить?
      - Но как?
      - Мне кажется, они хотят моего возвращения, - задумчиво пососал он остывшую трубку. - А ты как думаешь?
      Аура дрона отразила недоумение:
      - Мы не знаем.
      - Неужели?
      - Я совершенно откровенен с вами, господин Циллер.
      - Тогда скажи, какими еще могут быть цели их визита?
      - Любыми, мой друг, любыми, и все маловероятны, кроме названной. Но, как я уже сказал, точно мы ничего не знаем. Однако, пожалуй, с вашей догадкой я вынужден согласиться. Ваше возвращение на Чел - вот их главная задача.
      Циллер пожевал мундштук, и Кэйб уже стал опасаться, что он его откусит:
      - Но вы не можете заставить меня вернуться.
      - Мой дорогой, не будем даже думать об этом. Они вам это предложат, но решение полностью зависит от вас. Вы наш уважаемый и высокочтимый гость, Циллер. Все население города единогласно примет любое ваше решение. Ваши поклонники, среди которых и моя скромная персона, давно считают вас своим, если только это не звучит навязчиво.
      Циллер задумчиво кивнул, а Кэйб мельком подумал, естественный ли это жест для челгрианца или просто заученный.
      - Прелестно, - пробормотал Циллер, и Кэйбу показалось, что композитор изо всех сил старается выглядеть как надо. - Но все же я пока еще челгрианец и не натурализовался.
      - Разумеется, ваше присутствие здесь - большая удача для нас. Если бы вы считали бы наш дом своим, это было бы...
      - Излишним, - резко закончил Циллер. Аура дрона стала грязно-кремовой, что свидетельствовало о замешательстве, в то время как несколько красных искр говорили об явном оскорблении.
      Кэйб откашлялся, и дрон обернулся к нему:
      - Терсоно, - сказал хомомдан, - я вообще-то не совсем понимаю, зачем я здесь, но могу ли из всего услышанного сделать вывод, что вы представитель контакта?
      - Можете. Да, я действительно выступаю от лица секции контактов. И в полном взаимодействии с Хабом.
      - Но и я не без друзей и поклонников, - вдруг брякнул Циллер, уставясь на дрона.
      - Не без?.. - переспросил Терсоно, меняя цвет ауры на ярко-оранжевый. - Но ведь вы изгнанник...
      - Я имею в виду здешнее население, Терсоно, дрон контактов! - холодно пояснил Циллер. Дрон зарокотал в ответ, но с места не сдвинулся. "Все это смахивает на мелодраму", - мелькнуло у Кэйба. Циллер продолжил: - И я запросто могу пригласить кого-нибудь из них сопровождать меня в круизе, обеспечив себе полное уединение. Такое, которое вашему эмиссару будет весьма трудно нарушить.
      Аура дрона стала почти пурпурной, и он беспокойно завертелся в своем старинном кресле:
      - Попробуйте, попробуйте, мой дорогой Циллер! Хотя это и может быть воспринято как чудовищное оскорбление.
      - И хрен с ним.
      - Ладно, хрен с ним. Но я говорю о нас. Оскорбление будет для нас. Настолько тяжкое, что при определенных обстоятельствах...
      - Помилосердствуйте! - насмешливо фыркнул Циллер и отвернулся.
      "Ах да, война и ответственность за нее, - подумал Кэйб. - Посольство так щепетильно".
      Дрон, весь малиновый, какое-то время сидел молча. Кэйб тоже молчал, раскинувшись на своих подушках.
      - Дело в том, что даже самое мощное судно может не отвечать требованиям, которые вы предъявляете, исходя из вашей цели, - неожиданно продолжил дрон. - Я вообще сомневаюсь, есть ли здесь что-нибудь подобное.
      Циллер еще немного пожевал трубку:
      - А это известно всем?
      Терсоно снова завертелся:
      - Давайте лучше скажем, что ветер носит...
      - Давайте. А заодно и то, что ваши суда никогда не лгут.
      - Да, они не лгут. Они притворяются, ускользают, меняются, смущаются, отталкивают, темнят, запутывают и создают полную иллюзию, что будут действовать так-то, в то время как на самом деле намерения у них совершенно противоположные. Но они не лгут. Они боятся даже мысли об этом.
      Тут Кэйб весьма порадовался, что взгляд огромных черных глаз Циллера обращен не на него. Дрон заметно нервничал.
      - Все ясно, - подытожил композитор. - В таком случае я могу остаться дома и просто отказываться покидать свои апартаменты.
      - Почему бы и нет? Это не очень-то вежливо, но ваше полное право...
      - Спасибо. Если не будет другого выбора... - он сунул нос в трубку.
      - Именно поэтому я и пригласил сюда Кэйба. - И дрон обратился к хомомдану: - Кэйб, мы были бы очень вам благодарны, если бы вы согласились сыграть роль хозяина для нашего челгрианского гостя, когда он или она появятся здесь. Вы будете действовать в паре со мной и при помощи Хаба, если получится. Мы еще не знаем, сколько это займет времени и как долго продлится визит, но так или иначе нужно сделать необходимые приготовления. - Тело дрона наклонилось на несколько градусов влево: - Не возьмете ли вы это на себя? Я знаю, что вопрос сложный, и потому не требую немедленного ответа. Обдумайте все хорошенько. И... решительно храня молчание об этом, вы окажете нам неоценимую услугу.
      Кэйб откинулся на подушки и несколько раз сморгнул:
      - Нет, отчего же, я могу ответить сразу. Буду счастлив помочь. - Он перевел взгляд на Циллера: - Но я совсем не хочу расстраивать Махрая Циллера...
      - Ничего, я совсем не расстроюсь, - бросил тот, - если вам удастся внушить отвращение этому эмиссару, то вы окажете неоценимую услугу и мне.
      Дрон издал звук, похожий на вздох, приподнялся и снова упал в кресло:
      - Итак, все завершилось... вполне удовлетворительно. Нам с вами надо будет переговорить подробнее завтра, Кэйб. В течение ближайших дней придется поработать. Ничего особо серьезного, но, учитывая несчастливые обстоятельства общения с челгрианцами в последние годы, мы никоим образом не должны допустить, чтобы вы попали впросак, если не будете знать их привычки и дела.
      Циллер откровенно фыркнул.
      - Конечно, я все понимаю, - согласился Кэйб и развел всеми тремя своими руками в трех направлениях: - И я в вашем распоряжении.
      - Премного благодарен, - дрон поднялся в воздух. - А теперь... Боюсь, я задержал вас болтовней так долго, что мы пропустили небольшую речь аватара Хаба* [Avatar (англ.) означает "ипостась, воплощение"; здесь имеется в виду Hub of the Universe - "пуп земли". (Прим. переводчика).], а если мы и сейчас не поспешим, то опоздаем и на главное событие вечера.
      - Уже столько времени? - удивился Кэйб, тоже вставая. Циллер захлопнул крышечку трубки и спрятал последнюю в жилет. Через пару минут все трое оказались снова в бальной зале, где уже были потушены огни, а крыша отодвинута и видно небо с бледными рваными облаками, множеством звезд и яркой полосой в дальней части Орбиты. На небольшой сцене на носу стоял, опустив голову, аватар Хаб, оказавшийся тощим человеком с серебристой кожей. Холодный воздух обдувал собравшихся, дружно смотревших на небо, кроме аватара. И Кэйб подумал, что сейчас вот так же смотрят вверх еще множество жителей города, и не только города, но и всей Орбиты, и всей стороны Великого Браслета. Он тоже задрал свою массивную голову, не совсем точно понимая, на что же именно надо смотреть.
      Наступила тишина.
      Потом несколько человек пробормотали что-то невнятное, и из разбросанных в пространстве персональных компьютеров послышался тоненький перезвон.
      На небе вспыхнула новая звезда. Поначалу она казалась лишь намеком на вспышку, потом робкое пятно света начало становиться все ярче, разгораясь, словно лампа с реостатом. Соседние звезды начали блекнуть, их слабое сияние поглощалось светом новой звезды. Спустя несколько мгновений новая звезда засияла ровным, почти не дрожащим серо-голубым светом, едва ли не затмевая всю дальнюю сторону Мэйсака.
      Кэйб услышал рядом с собой шумное дыхание, а чуть подальше сдавленные вскрики:
      - О!
      - Горе, - прошептала какая-то женщина. Неподалеку зарыдали.
      - Ничего хорошего, - пробормотал Циллер, но так тихо, что его услышали только дрон и Кэйб.
      Они посмотрели еще немного, и тут раздался голос сереброкожего, одетого в темное аватара:
      - Благодарю вас, - произнес он тем самым негромким, но глубоким и проникновенным голосом, который обычно предпочитал, и сошел со сцены.
      - Может быть, это вовсе и не аватар, а реальное лицо? - задумался Циллер и поглядел на Терсоно, который испустил легкую вспышку аквамариновой вежливости в ответ.
      Крыша вернулась назад, мягко качнув палубу под тремя ногами Кэйба, словно снова возродились старые двигатели баржи. Огни светили слабее, но им вторил мощный свет вновь вспыхнувшей звезды, широким потоком лившийся через иллюминаторы и отверстие в потолке. В зале стало темнее, но разглядеть друг друга можно было явственно.
      Кэйб подумал, что собравшиеся стали похожи на привидения. Многие еще смотрели на звезду, выходя на открытую палубу. Сложились новые компании и пары. Хомомдан никак не мог подумать, что появление новой звезды так сильно подействует на людей - он ожидал лишь смеха, не более. "Значит, я так и не понял их за все это время", - решил он.
      - Это патология, - пробурчал ему в ухо Циллер. - Я ухожу домой. У меня много работы. Не говоря уже о том, что последние известия меня отнюдь не вдохновляют.
      - О, простите грубого нетерпеливого дрона, но могу ли я узнать, над чем вы сейчас работаете, господин Циллер? - вступил в разговор Терсоно. Вы давно уже ничего не публиковали, а выглядите все время очень занятым.
      - У меня есть заказ, - широко улыбнулся Циллер.
      - От кого? - аура вспыхнула радугой удивления. Кэйб увидел как взгляд композитора метнулся к пустой сцене:
      - Всему свое время, Терсоно. Но это отличный заказ, о котором никто ничего не узнает вплоть до первого исполнения.
      - Ах, как таинственно!
      Циллер выпрямился, далеко отставил назад сильную пушистую ногу и весь напрягся:
      - Вот именно. И если я не начну работать сейчас же, то... могу не успеть. Так вы будете держать меня в курсе насчет этого окаянного эмиссара?
      - У вас будет доступ ко всей информации.
      - Отлично. Спокойной ночи, Терсоно. - Он поклонился дрону. - И вам, посол.
      Кэйб тоже поклонился в ответ. Дрон кивнул. И Циллер пошел к выходу, ловко лавируя в толпе.
      Кэйб снова посмотрел на новую звезду и задумался.
      Свет восьмисоттрехлетней давности уверенно лился на баржу.
      "Отсвет древних ошибок", - вспомнилось ему. Именно так назвал это Циллер в интервью сегодняшним утром. "Сегодня ночью вы будете танцевать в отсвете древних ошибок!" - так он и сказал и ошибся лишь в том, что никто не стал танцевать.
      Это было одним из последних крупных сражений Айдайранской войны - и одним из наиболее жестоких. Айдайраны тогда поставили на карту все, выплеснув свое негодование в адрес тех, кого прежде считали друзьями. Это вылилось в ряд отчаянных, разрушительных и зверских попыток изменить уже определившийся не в их пользу ход войны. За пятьдесят лет было уничтожено всего (если это слово можно употребить в подобном контексте!) шесть звезд. В битве же, длившейся менее ста дней, оказались взорваны целых два солнца Портиция и Джунс.
      Все эти события известны в истории как битва Новых Близнецов. Но то, что на самом деле произошло со взорванными солнцами, оказалось больше, чем простое появление на их месте суперновых светил.
      Звезд не стало вообще, миры погибли, все биосферы оказались напрочь размазанными, а миллиарды мыслящих существ в результате двойной катастрофы очутились в опасности и много страдали.
      Айдайраны совершили этот акт, величайший смертный грех, преступление против биосферы, своим чудовищным оружием, но все же Цивилизация должна была предусмотреть и предотвратить подобную возможность. Айдайраны несколько раз до того выходили с предложениями о мире, а Цивилизация продолжала настаивать на безусловной капитуляции, и потому война разгорелась с новой силой и два солнца погибли.
      Все это произошло давным-давно. Война закончилась восемьсот лет назад, и жизнь шла своим чередом. Но космический свет крался через пространство все эти столетия, и вот - звезды вспыхнули только теперь, и только теперь, в этот самый момент, миллиарды давным-давно погибших действительно умерли и для жителей Мэйсака. Разум, который заключался в Хабе Орбиты Мэйсак, имел собственные соображения по поводу того, чтобы обновить память о битве Новых Близнецов и попросить прощения у жителей, объявив, что между появлением первой новой звезды и второй будет период траура. Предполагалось, что в это время произойдет и еще одно событие, которое ознаменует собой полное окончание войны, но что конкретно это будет, пока не открывалось.
      Теперь Кэйб начинал подозревать, в чем именно будет заключаться это событие. Он бросал задумчивый взгляд то в направлении ушедшего Циллера, то туда, куда взглянул композитор при вопросе о заказчике, для которого он сейчас работает.
      Но "всему свое время", как сказал Циллер.
      На сегодня же, по всей видимости, Хабу достаточно лишь того, чтобы все люди посмотрели на внезапно возникший тихий свет и задумались; может быть, немного пожалели о чем-то. Кэйб был почти уверен, что местное население не придаст этому большого значения в череде ежедневных дел, но тем не менее желание Хаба оказалось исполненным.
      - Ужасно жаль, - проговорил рядом с Кэйбом дрон И. X. Терсоно и издал звук, означающий вздох, который прозвучал вполне искренно.
      - Спаси всех нас, - отозвался Кэйб, чьи далекие предки были учителями айдайранов и принимали участие в той древней войне на их стороне. И хомомдан чувствовал свою ответственность за случившееся ничуть не меньше, чем Цивилизация.
      - Мы пытаемся учиться, но все еще совершаем ошибки,- снова вздохнул дрон.
      Последнее явно относилось к Челу, челгрианцам и кастовой войне. Он отвернулся от дрона и стал глядеть на медленно движущуюся в призрачном свете толпу.
      - Всегда можно просто ничего не делать, - тихо заметил он. - Но обычно потом сожалеешь об этом.
      "Порой я как-то невоздержан на язык, - подумалось ему вдруг. - Я говорю им именно то, что они хотят услышать".
      Дрон чуть спустился, чтобы посмотреть на хомомдана снизу, но ничего не сказал.
      ГЛАВА ВТОРАЯ
      ЗИМНЯЯ БУРЯ
      Обшивка старого судна расползлась во все стороны, отрываясь и нависая над головой. Там, где раньше был потолок, обнаружился свет, мягко отражавшийся в отполированном полу. Блики сверкали и сами по себе, и отражая остатки оборудования, назначение которого определить было уже невозможно.
      Квилан попытался найти более или менее понятное место, отключил поля костюма и ступил ногой на поверхность. Пол, кажется, был стеклянный, хотя через подошву это чувствовалось плохо. Похоже, присутствовала и гравитация.
      Он еще раз осмотрелся. Все сильно повреждено, всюду зияли круглые и овальные дыры, все симметричные и с гладкими краями: нигде ничего рваного. Единственное отверстие, которое вело наружу, располагалось справа на носу, в семнадцати метрах от него и более или менее в центре вогнутого, как ложка, пола. Дыра в два метра была вырезана в обшивке пару недель назад, чтобы иметь доступ внутрь после того, как все будет осмотрено и опечатано. Через нее-то он и попал сюда.
      На поверхности, при свете заново установленного освещения, было видно много бесцветных полос, откуда-то свисали звенящие при касании трубки и проволочки. Он еще удивлялся, зачем так беспокоились об освещении, ведь все было вывезено, открыто космосу, и никто не решился бы прийти сюда без скафандра, внутреннее оснащение которого делает весь другой свет ненужным, бессмысленным. Он снова посмотрел на пол. Наверное, электротехники просто были людьми эмоциональными: ведь при свете место казалось не таким заброшенным и опустошенным.
      Квилан понимал, что у чувствительного человека такое хождение без оружия запросто может вызвать ужас. Они нашли многое из того, что надеялись найти, и вполне достаточно для их миссии, которая может спасти тысячи душ. Но этого казалось недостаточно, чтобы сбылись его надежды. Он еще раз огляделся. Видимо, все сенсорное и мониторинговое оборудование, использовавшееся для исследования разрушенной "Зимней бури", было убрано. Но вдруг началась легкая вибрация, и, глянув вправо, он увидел, что вырезанная дыра исчезла. Он оказался закрытым в этом корабле смерти.
      - Изоляция установлена, - прозвучало у него в голове, и компьютер в ранце скафандра слегка задрожал.
      - Близость систем скафандра мешает. Выключите компьютер. Прошу, снимите ранец.
      - И тогда мы сможем продолжить разговор?
      - Вы и я сможем говорить друг с другом.
      - Ладно, - вздохнул он, снимая ранец. - А огни не надо тушить?
      - Свет есть свет и ничего больше.
      - Куда же мне его положить... - Квилан огляделся в поисках подходящего места для ранца, но тот неожиданно стал совсем легким и выплыл из рук.
      - Вам необходимо знать, что здесь имеется сила собственных мотиваций, - сообщил голос в голове.
      - Ах, конечно, конечно! Тогда давайте побыстрее. Мы ограничены временем, поскольку рядом военный корабль Цивилизации, и пока мы тут болтаем, он уже подходит...
      - И что это меняет, майор?
      - Не знаю, но заодно будьте и повнимательней.
      - Квилан, полагаю, нам надо делать то, что мы делаем, но если вы действительно хотите...
      - Нет. Не хочу. Простите, не хочу.
      - Я знаю, что вам это тяжело, Квил. Я оставлю вас ненадолго с самим собой.
      - Благодарю.
      Голос Хайлера пропал. Пропал и свист, постоянно сопровождавший разговор.
      Какое-то время он рассматривал плавающего прямо перед ним навигационного дрона. Серебристая стальная машина напоминала ранец старинного скафандра. Она медленно проплывала неподалеку, держась в метре над полом, и, приблизившись к носу корабля, стала искать проход.
      Квилан подумал, что расспрашивать бесполезно. Шансов очень мало. И так произошло небольшое чудо, чудо, позволявшее рискнуть этими душами во второй раз. Просить о большем - наверное, бессмысленно, хотя и естественно.
      Что же остается делать разумному существу, наделенному чувствами и мудростью? Мы всегда желаем большего, мы всегда хотим, чтобы нам воздалось за наши прошлые успехи, и считаем их основой для будущих триумфов. Но на сердце универсума лежат не наши мечты и надежды, и представить себе, что на самом деле это не так, даже хотя бы мгновение, - совершить непоправимую ошибку.
      Надеяться, как надеялся он, вопреки очевидности, вопреки статистике, вопреки самому универсуму - это значит почти наверняка прийти к поражению. Но животное в нем рвалось к чему-то такому, что отвергал высший разум. Это было нечто непонятное, прожигавшее его раскаленным железом. Низший разум с почти химической примитивностью боролся с его сознанием, не желая осознавать реальность. Никто не мог победить, но никто и не собирался сдаваться. И жар этой битвы полыхал у него в мозгу.
      И он подумал: "А вдруг Хайлер, несмотря на свое последнее предложение оставить его в одиночестве, каким-то образом все же слышит хотя бы отголоски этой борьбы?.."
      - Все наши испытания подтверждают, что конструкция полностью восстановлена. Все ошибки исправлены. Теперь конструкция доступна для взаимодействия, - объявила техническая сестра в его голове. Казалось, она старается говорить таким механическим голосом, каким никогда не говорит даже машина.
      Квилан открыл глаза и поморгал. Уголком глаза он мог видеть край стеклянного щитка своего шлема. То, на чем теперь лежал Квилан, казалось жестким, но удобным. Он находился в госпитале корабля ордена Нищих сестер под названием "Пьета". Техническая сестра разговаривала с ним через ряды сверкающей, не имеющей ни единого пятна медицинской аппаратуры. Это была молодая девушка с серьезным лицом, темной пушистой шерстью и частично выбритой головой.
      - Сейчас я посажу ее, - продолжала она. - Хотите вступить во взаимодействие немедленно?
      - Да, хочу.
      - Минутку.
      - Подождите, есть ли у вас хотя бы какой-нибудь опыт?
      - Не беспокойтесь. Все в допустимых пределах.
      Сестра достала из шлема маленькую палочку и постучала ею по голове Квилана:
      - Слышите, он будет проявляться как ваш внутренний голос. Продолжать?
      - Да.
      Послышалось тихое шипенье и сонный низкий мужской голос произнес:
      - ... семь, восемь... девять... Привет? Что? Где это? Что это? Где... Что случилось?
      Голос словно очнулся от сна и внезапно сбился, запутался, но быстро пришел в себя и зазвучал гораздо моложе, чем вначале. Да и не из-за чего было ему быть старым.
      - Шоулан Хайдеш Хайлер, - спокойно произнес Квилан. - Я приветствую вас.
      - Кто это? Я не могу двигаться. - В голосе снова прозвучали нотки неуверенности и беспокойства. - Это не...
      - Я майор Квилан из Айтарвейна, призванный к оружию из Данных. Приношу свои извинения за то, что вы не можете двигаться, но не надо ни о чем беспокоиться. Ваша персональная конструкция временно находится внутри субстрата, куда вы были помещены первоначально в институте военных технологий в Кравайнире на Аорме. В настоящий момент этот субстрат помещен на борт корабля "Пьета". Судно находится на орбите луны планеты Решреф-4 в созвездии Лука вместе с останками звездного крейсера "Зимняя буря".
      - А, так это вы. Ага. Вы говорите, что у вас майорское звание. А я был генерал-адмирал. Получается, что я выше вас по чину.
      Теперь голос полностью контролировал себя, оставаясь по-прежнему глубоким, но каким-то резким. Голосом человека, привыкшего отдавать приказы.
      - Конечно, тот ранг, который вы имели в момент смерти, выше моего, сэр.
      Сестра повернула что-то на стоявшей перед ней консоли.
      - Чьи это руки? Выглядят как женские.
      - Они принадлежат технической сестре, которая приглядывает за вами, сэр. Вы видите все через ее шлем.
      - И она меня слышит?
      - Нет, сэр.
      - Попросите ее снять шлем и показать, как она выглядит.
      - Сэр, неужели вы...
      - Я приказываю, майор.
      Квилан невольно вздохнул, но попросил сестру выполнить просьбу Хайлера. Она сделала так, но скрывать своего возмущения не стала.
      - Честно говоря, не очень. В общем, не волнует. Так что же произошло, майор? Что я тут делаю?
      - Произошли великие дела, сэр. После нашего контакта вам дадут полную историческую справку.
      - Дата.
      - Девятое весны 3455.
      - Только восемьдесят шесть лет? Я думал, больше. Итак, майор, зачем меня восстановили?
      - Если сказать честно, сэр, я и сам этого не знаю.
      - В таком случае, откровенность за откровенность, майор, лучше вам побыстрей связать меня с тем, кто знает.
      - Была война, сэр.
      - Война? С кем?
      - Внутренняя война, сэр. Гражданская.
      - Что-то вроде столкновения каст?
      - Да, сэр.
      - Этого всегда можно ожидать. Так я вновь призван? Неужели и мертвых призывают как резервистов?
      - Нет, сэр. Война закончилась. Теперь снова наступил мир, хотя многое изменилось. Была попытка освободить вас, и других, и этот субстрат в Военном институте еще во время войны - попытка, в которой участвовал и я, но она удалась лишь частично. До последнего дня мы думали, что не удастся достигнуть и этих пустяков.
      - Так... Значит, я возрожден для того, чтобы отдавать новые приказы? Или переучиваться? Или быть наказанным за старые ошибки? Для чего?
      - Наши наставники полагают, что вы сможете быть полезны в решении задачи, стоящей теперь перед нами.
      - Перед "нами"? Ха-ха. Но какова же эта задача, майор?
      - Сейчас я не могу сказать вам этого, сэр.
      - Вы слишком легкомысленно относитесь к тому, кто напрягает сейчас все силы, майор.
      - Прошу прощения, сэр, но думаю, что отсутствие информации в данный момент только обеспечивает безопасность. Одно могу с уверенностью сказать: ваш опыт относительно Цивилизации сослужит нам хорошую службу.
      - Мои соображения относительно Цивилизации в мое время считались весьма непопулярными, майор. Это оказалось одной из причин, из-за которых я согласился на предложение: загреметь в хранилище на Аорме, вместо того чтобы просто банально умереть и отправиться на небеса или дать повесить свою голову на стене Комбинированных сил разведки. Неужели что-то изменилось с тех пор?